Они стояли, уставившись друг на друга.

– 3XX24J? – спросил директор Варне.

– Ник Эпплтон. 3XX24J – это номер квартиры, причем даже не моей. Был, во всяком случае. Ваши люди, вероятно, камня на камне там не оставили, разыскивая кордонитскую литературу. – Тут. он впервые вспомнил о Клео. – А где моя жена? – потребовал он ответа. – Может быть, она ранена или убита? Могу я увидеть ее? – «И моего сына, – подумал он. – Его в особенности».

Барнс повернул голову и через плечо произнес: – Проверьте 7Y3ZRR и убедитесь, все ли в порядке с женщиной. И с мальчиком тоже. Доложите мне немедленно. – Он вновь повернулся к Нику. – Вы ведь не имели в виду ту девушку, что была с вами в одной комнате в типографии на Шестнадцатой авеню? Вы имели в виду вашу законную жену.

– Я хочу знать о них обеих, – ответил Ник.

– Девушка, что была с вами в типографии, чувствует себя замечательно. – Он не стал уточнять, но достаточно было и этого: Чарли выжила. Ник поблагодарил за это Бога. – Нет ли у вас вопросов, которые вам хотелось бы задать, прежде чем мы встретимся с господином Председателем Совета?

– Мне нужен адвокат, – заявил Ник.

– Вы не можете воспользоваться услугами адвоката, поскольку принятое в прошлом году правовое законодательство запрещает законное представительство любого уже арестованного лица. Впрочем, вам в любом случае не помог бы адвокат – даже если бы вы увиделись с ним до ареста, – поскольку ваше преступление по своей природе чисто политическое.

– А в чем заключается мое преступление? – поинтересовался Ник.

– Ношение кордонитской литературы. Карается десятью годами лагерей для перемещенных. Пребывание в присутствии других – известных вам – кордонитов. Пять лет. Пребывание в здании, где нелегальная литература…

– Спасибо, достаточно, – прервал его Ник. – В общем, лет на сорок.

– Согласно букве закона. Впрочем, если вы окажетесь полезны мне и господину Председателю Совета, мы, возможно, могли бы добиться поглощения одним сроком других. Прошу входить. – Он жестом указал на открытую дверь, и Ник молча прошел вовнутрь, в превосходно отделанную канцелярию… впрочем, канцелярию ли? Полкомнаты занимала громадная кровать, и на этой кровати, опираясь на подушки, лежал Уиллис Грэм, верховный правитель всей планеты, а на животе у него покоился поднос с ленчем. По всей кровати была разбросана всевозможная печатная продукция; Ник различил цветовую маркировку доброго десятка правительственных ведомств. Было непохоже, что эти материалы кто-то читал – они выглядели слишком безупречными, новехонькими.

– Мисс Найт, – произнес Уиллис Грэм в лицевой микрофон, прикрепленный к отвислой нижней челюсти, – заберите, пожалуйста, этих цыплят а-ля королевское блюдо – я не голоден.

Стройная, почти безгрудая женщина вошла в комнату и подхватила поднос.

– Не желаете ли… – начала она, но Грэм, махнув рукой, оборвал ее. Она мгновенно умолкла и быстро вышла из комнаты с подносом.

– Знаете, откуда мне приносят еду? – спросил Уиллис Грэм у Ника. – Из местного кафетерия, вот откуда. Какого черта… – Теперь он обращался к Барнсу. – Какого черта я не соорудил специальную кухню для себя лично? Я наверняка сумасшедший. Думаю, я подам в отставку. Вы, Новые Люди, совершенно правы – мы, Аномалы, просто уроды. Мы не из того теста, чтобы править.

– Я мог бы, – сказал Ник, – взять такси до приличного ресторана вроде «Флоры» и прихватить там для вас…

– Нет-нет, – резко оборвал его Барнс.

Грэм повернулся и стал с любопытством разглядывать его.

– Этот человек находится здесь по весьма значительному поводу, – возбужденно проговорил Барнс. – Он не ваш домашний слуга. Если вам нужен ленч получше, пошлите за ним кого-нибудь из вашего персонала. А это – тот самый человек, о котором я вам говорил.

– Ах да, – кивнул Грэм. – Ну, валяйте, допрашивайте его.

Барнс уселся на высокий прямой стул середины 1820-х годов; вероятно, французский. Затем он вытащил диктофон и нажал на кнопку.

Садясь на стул напротив Барнса, Ник заметил:

– Я думал, меня привели сюда для встречи с господином Председателем Совета.

– Так и есть, – подтвердил Барнс. – Председатель Грэм будет время от времени вмешиваться, чтобы уточнить соответствующие детали… не так ли, господин Председатель Совета?

– Ага, – подтвердил Грэм, но мысли его были, казалось, где-то далеко. «Все они вымотались, – подумал Ник. – Даже Грэм. Особенно Грэм. Это все от ожидания – оно подорвало их силы. Теперь, когда «враг» здесь, они слишком обессилены, чтобы реагировать. Если не считать того, – вспомнил он, – что они действительно проделали славную работенку с типографией на Шестнадцатой авеню. Возможно, это уныние не распространилось на нижние уровни полицейской иерархии; возможно, оно охватило только верхушку, где знакомы с истинным положением дел…» – Он вдруг прервал свои размышления.

– Интереснейший материал циркулирует у вас в голове, – заметил Грэм, телепат.

– Да, верно, – ответил Ник. – Я совсем забыл.

– Вы совершенно правы, – сказал Грэм. – Я вымотался. Но я могу быть почти все время вымотанным; работа проводится главами ведомств, которым я полностью доверяю.

– Ваша идентификация, – повторил Барнс.

– 7Y3ZRR, но с недавних пор 3XX24J, – сдался наконец Ник.

– Сегодня вы были арестованы в кордонитской типографии. Вы Низший Человек?

– Да, – ответил Николас Эпплтон. На какое-то время все замолчали.

– Когда же, – спросил затем Барнс, – вы стали Низшим Человеком, последователем этого демагога Кордона с его лживыми публикациями, утверждающими, что…

– Я стал Низшим Человеком, – перебил Ник, – когда мы получили результаты тестирования нашего сына для Государственной гражданской службы. – «Когда я увидел, как они исхитрились протестировать его, на основе тех вопросов, которые он даже не сумел бы толком осмыслить, – когда я понял, что все годы моей веры в правительство пропали даром. Когда я вспомнил, как много людей пытались открыть мне глаза, но им это не удалось. Я был слеп, пока не пришли результаты тестирования, пока я не просмотрел ксерокопию теста и не понял, что у Бобби и не было никаких шансов. «Каковы компоненты, определяемые формулой Блэка, сочетание которых приводит к сетевому захвату в глубине поверхности отдельно взятой молекулы в случае, если первоначальные данности все еще оказывают свое воздействие – как живые, так и квазиживые – в эйгенвельтах, частично покрывающих только одну…» Формула Блэка. Доступная пониманию, лишь Новых Людей. И они требовали от ребенка, чтобы он сформулировал получающееся в результате pari passu, основанное на постулатах этой непредставимой системы».

– Ваши мысли по-прежнему интересны, – сказал Грэм. – Не скажете ли вы мне, кто проводил тестирование вашего сына?

– Норберт Вайсе, – ответил Ник. Не скоро же он забудет это имя. – А фамилия другого мужчины была в документе. Какой-то Джером. Пайк. Нет, Пайкман.

– Итак, – продолжил Варне, – воздействие на вас Эрла Дзеты дало свой результат только после того случая с вашим сыном. До этого все наставления Дзеты не имели никакого…

– Дзета ничего мне не говорил, – возразил Ник. – Все получилось из-за новостей о готовившейся казни Кордона; я увидел, как это подействовало на Дзету, и сразу понял, что… – Он погрузился в молчание. – Я должен был выразить протест, – сказал он затем. – Любым способом. Эрл Дзета открыл мне этот способ. Мы выпили… – Прервавшись, он потряс головой, пытаясь собраться с мыслями – успокоительный заряд все еще действовал на его организм.

– Спиртное? – спросил Барнс. Он сделал об этом голографическую отметку шариковой ручкой в записной книжке, близоруко поднеся ее к самому лицу.

– Да-а, – протянул Грэм. – «In vino veritas», как говорили древние римляне. Знаете, что это означает, мистер Эпплтон?

– Истина в вине.

– К этой поговорке есть добавление: «… сказала бутылка», – язвительно проговорил Барнс.

– Я верю в то, что «in vino veritas», – заявил Грэм и рыгнул. – Надо бы мне поесть, – пожаловался он. – Мисс Найт, – произнес он в лицевой микрофон, – пожалуйста, пошлите кого-нибудь в… как вы сказали, Эпплтон? Какой ресторан?

– «Флора», – сказал Ник. – Их запеченная лососина с Аляски – просто райское наслаждение.

– Откуда у вас столько юксов, чтобы посещать такие заведения, как «Флора»? – тут же спросил Барнс у Ника. – От вашего заработка нарезчика протектора?

– Мы были там однажды с Клео, – ответил Ник. – На первую годовщину нашей свадьбы. Это обошлось нам в недельный заработок, включая чаевые, но вечер того стоил. – Этого он никогда не забывал и никогда не забудет.

Сделав отрывистый жест, Барнс продолжил допрос:

– Итак, затаенное чувство обиды, которое могло бы никогда не достичь уровня поступка, – это чувство обиды выразилось в действии, когда Эрл Дзета предложил вам способ заявить о ваших чувствах, примкнув к движению. Если бы он не был Низшим Человеком, ваше чувство обиды могло бы так и не выплеснуться на поверхность.

– Что вы пытаетесь доказать? – раздраженно спросил Грэм.

– То, что теперь, стоит нам уничтожить нервные центры Низших Людей, стоит нам прибрать к рукам людей вроде Кордона…

– Кордона мы прибрали, – подчеркнул Грэм. – Вы знали об этом? – спросил он у Ника. – Что он умер от неизлечимого хронического заболевания печени, при котором невозможно было применить трансплантант? Вы слышали об этом по радио? Или по телевизору?

– Слышал, – ответил Ник. – Что он был застрелен наемным убийцей, подосланным в его камеру.

– Это неправда, – возразил Грэм. – Он умер вовсе не в своей камере, а на операционном столе тюремного госпиталя во время попытки пересадить ему искусственный орган. Мы сделали все возможное, чтобы спасти его.

«Нет, – подумал Ник. – Ты этого не сделал».

– Вы мне не верите? – спросил Грэм, прочитав его мысли, и повернулся к Барнсу. – Вот вам ваша статистика: он – само воплощение обычного человека из Старых Людей, – и он не верит, что Кордон умер естественной смертью. Можете ли вы из этого заключить, что такое же неверие будет и в масштабах всей планеты?

– Разумеется, – кивнул Барнс.

– Ладно, черт с ними, – махнул рукой Грэм. – Меня не волнует, во что они там верят; для них все кончено. Все они просто крысы, выглядывающие там и сям из канавы и ждущие, что мы переловим их одну за другой. Вы так не считаете, Эпплтон? Ведь у примкнувших, вроде вас, теперь уже нет места, куда бы пойти, и вождей, которых можно послушать. – Барнсу он сказал: – Так что, когда Провони приземлится, его некому будет приветствовать, не будет никаких толп верующих – все они улетучатся, как, например, сидящий здесь Эпплтон. Только вот он был пойман – так что ему полагается юго-восток штата Юта или Луна, если он ее предпочтет. Вы предпочитаете Луну, мистер Эпплтон? Мистер 3XX24J?

Тщательно подбирая слова, Ник произнес:

– Я слышал, что в лагеря для перемещенных иногда отправляли целыми семьями. Это правда?

– Вы хотите быть с вашей женой и сыном? Но ведь они ни в чем не обвиняются. – Барнс обнажил зазубренный клык, доводя свою мысль до завершения. – Мы могли бы обвинить их в…

– В нашей квартире вы найдете брошюру Кордона, – вырвалось у Ника. Как только он сказал это, ему тут же захотелось взять эти слова назад – Господи, как же ему этого захотелось! «Зачем я это сделал? – спросил он себя. – Но ведь мы должны быть вместе». А потом он подумал о маленькой хулиганке Чарли, с ее большими черными глазами и вздернутым носиком. О ее крепком, стройном, безгрудом теле… и о ее всегда радостной улыбке. «Как у персонажа Диккенса, – подумал он. – Трубочистка. Разбойница из Сохо. Ведущая по своему пути избавления от беды, уговаривающая кого-то о чем-то. Уговаривающая во что бы то ни стало. Всегда уговаривающая. И всегда со своей особенной светящейся улыбкой, словно весь мир – огромный лохматый пес, и ей не терпится его обнять. Мог бы я отправиться с ней? – задумался он. – Вместо Клео и Бобби. Вправе ли я с ней отправиться? Разрешено ли это законом?»

– Запрещено, – отозвался Грэм со своей чудовищных размеров кровати.

– Что запрещено? – спросил Барнс.

– Он хочет отправиться в лагерь с той девушкой, которую мы видели с ним в типографии на Шестнадцатой авеню, – неторопливо объяснил Грэм. – Вы помните ее?

– Та, что вас заинтересовала, – ответил Барнс.

Мурашки страха забегали у Ника по спине; сердце его вначале захолонуло, а затем бешено заколотилось, стремительно накачивая кровью конечности. «Значит, это правда, насчет Грэма, – подумал он. – То, что говорят о его распутстве. Значит, его брак…»

– Похож на ваш, – докончил за него Грэм.

– Вы правы, – немного погодя сказал Ник.

– Какая она из себя?

– Дикая и необузданная. – «Но мне совсем не обязательно говорить вслух», – дошло до него. Все, что от него требовалось, – это подумать о ней, представить ее, воскресить в памяти подробности их недолгой близости. А Грэм подобрал бы все это, как только бы Ник об этом подумал.

– С ней могли быть неприятности, – сказал Грэм. – А этот Дэнни, ее парень, похоже, психопат или что-то в этом роде. Если вы правильно вспоминаете, то все общение между ними какое-то нездоровое. Она нездоровая девушка.

– В здоровом окружении… – начал Ник, но Барнс перебил его:

– Могу ли я продолжить допрос?

– Разумеется, – ответил Грэм, угрюмо отстраняясь; Ник понял, что грузный пожилой мужчина сосредоточил внимание внутри себя, на собственных мыслях.

– Если бы вас освободили, – спросил Барнс, – то какой была бы ваша реакция… что бы вы сделали, если бы – я подчеркиваю: если бы – Торс Провони вернулся? И со своей чудовищной подмогой? Подмогой, предназначенной для порабощения Земли, поскольку…

– О Боже! – простонал Грэм.

– Что такое, господин Председатель Совета? – спросил Барнс.

– Ничего, – снова простонал Грэм. Он повернулся на бок, его седые волосы рассыпались по белоснежным подушкам. Обесцвечиваясь так, словно что-то избегавшее света проникло в них, показывая только свою волокнистую кожу.

– В каком из предлагаемых ниже вариантов выразилась бы ваша реакция? – продолжил Барнс. – Вариант первый: истерический восторг без всяких оговорок. Вариант второй: умеренное удовлетворение. Вариант третий: безразличное отношение. Вариант четвертый: некоторая тревога. Вариант пятый: вы вступили бы в ряды ПДР или военной организации, готовой сражаться с инопланетными агрессорами. Какая из этих альтернатив более всего подошла бы вам, если здесь вообще такая имеется?

– А нет ли чего-нибудь между «истерическим восторгом без всяких оговорок» и «умеренным удовлетворением»? – спросил Ник.

– Нет, – ответил Барнс.

– А почему?

– Мы хотим знать, кто наши враги. Если бы вы были в «истерическом восторге», то стали бы действовать. Чтобы помочь им. Но если бы вы испытывали только «умеренное удовлетворение», то вы, скорее всего, ничего бы не сделали. Именно это и выясняется с помощью предложенных альтернатив: станете ли вы действовать как явный враг государственных институтов, и если так, то в какой степени и в каком направлении.

Грэм, чей голос приглушали подушки, пробормотал:

– Он не знает. Боже мой, он ведь только сегодня утром стал Низшим Человеком! Так откуда же, черт побери, будет ему известно, как он себя поведет?

– Однако у него были целые годы, – указал Барнс, – чтобы подумать о возвращении Провони. Не забывайте об этом. Его реакция, какой бы она ни была, будет в значительной мере обусловлена. – Он обратился к Нику: – Выберите ответ.

После некоторой паузы Ник сказал:

– Это зависит от того, что вы сделаете с Чарли.

– Рассмотрите и экстраполируйте это, – сказал Грэм Барнсу и хихикнул. – А вам я могу сказать, что, по всей видимости, будет с Шарлоттой. Ее доставят сюда, где она будет в безопасности от этого слабоумного психопата – как его там, Дэнни или Бенни? Значит, вы сбросили с хвоста «Пурпурную морскую корову» – очень хорошо. Но Шарлотта вполне могла обманывать вас, когда говорила, что это еще никому не удавалось… вы ведь об этом не задумывались. Она обвела вас вокруг своей маленькой ложноножки, так ведь? И вы с бухты-барахты заявляете своей жене: «Если она уйдет, я тоже уйду». А ваша жена говорит: «Валяй». Что вы и сделали. И все это без всякого предупреждения. Вы привели Шарлотту в свою квартиру, сочинили басню о том, как вы с ней оказались вместе, а потом Клео нашла кордонитскую брошюру и стала обвинять, – все верно. Потому что она добивалась того, что женам больше всего по душе: ситуации, в которой ее муж должен выбрать из двух зол – сделать выбор, который ему заведомо не по вкусу. Жены это просто обожают. Когда вы оказываетесь в суде по делу о разводе, вам предлагается выбрать из двух возможностей: либо вернуться к жене, либо лишиться всего вашего состояния, всей собственности, нажитой еще со студенческих лет. Да, вот уж что действительно нравится женам. – Он еще глубже зарылся в подушки. – Интервью закончено, – сонно пробормотал он.

– Прошу выслушать мои выводы, – сказал Барнс.

– Давайте, – глухо буркнул Грэм.

– Этот человек, 3XX24J, – начал Барнс, указывая на Ника, – мыслит в схожей с вами манере. Главным образом он заботится о своей личной жизни, а не о каком-то деле. Если ему будет гарантировано обладание желанной для него женщиной – когда он окончательно на это решится, – то он останется в бездействии, когда прибудет Провони.

– И что вы из этого заключаете? – пробормотал Грэм.

Барнс оживленно объяснил:

– То, что мы сегодня же, теперь же объявляем о том, что все лагеря для перемещенных – как в штате Юта, так и на Луне – упраздняются, а все заключенные возвращаются домой, к своим семьям, или куда они сами пожелают. – Голос Барнса звучал предельно резко. – До того, как прибудет Провони, мы предоставим им то, чего хочет находящийся здесь 3XX24J: обустройство. Старые Люди живут на уровне личных потребностей; ими движет вовсе не дело, не идеология. Если они и отваживаются на какое-то дело, то лишь затем, чтобы вернуть что-то утраченное в их личной жизни – чувство собственного достоинства, например, или смысл существования. Или что-то вроде лучшего жилья, межрасовых браков… ну, вы понимаете.

Встряхнувшись как мокрая псина, Грэм сел на кровати и уставился на Барнса; челюсть его отвисла, глаза выпучились… «Словно, – подумал Ник, – вот-вот его кондрашка хватит».

– Отпустить их? – переспросил Грэм. – Их всех? И даже подобных тем, кого мы схватили сегодня: самых закоренелых, носивших униформу или что-то вроде военного обмундирования?

– Да, – подтвердил Барнс. – Это рискованное предприятие, но, исходя из того, что думал и говорил гражданин 3XX24J, для меня очевидно, что он не размышляет о том, – спасет ли Торс Провони Землю. Он думает: «Хорошо было бы еще раз встретиться с той упрямой сучкой».

– Старые Люди, – пробормотал Грэм. Лицо его успокоилось; кожа на нем теперь висела складками. – Если бы мы предоставили Эпплтону удачный выбор между обладанием Шарлоттой и лицезрением Провони, он бы действительно выбрал первое… – Но затем выражение его лица вдруг изменилось; оно сделалось вороватым, каким-то кошачьим. – Но он не может получить Шарлотту – она занята со мной. – Он сказал Нику: – Она тебе не достанется – поэтому возвращайся к Клео и Бобби. – Он ухмыльнулся. – Возвращайся туда – я так для тебя решил.

Явно недовольный ходом разговора, Варне поинтересовался у Ника:

– Какой была бы ваша реакция как Низшего Человека, если бы все лагеря для перемещенных – взглянем правде в глаза: концентрационные лагеря – были упразднены и все были бы отправлены по домам, предположительно – к их друзьям и семьям? Как бы вы к этому отнеслись, если бы то же самое было сделано и для вас?

– Я думаю, – ответил Ник, – что это самое целесообразное, человечное и разумное решение, какое только могло бы принять правительство. Поднялась бы целая волна облегчения и радости, которая охватила бы весь земной шар. – Он почувствовал, что выражает свои чувства неудачно, штампованными фразами, но ничего лучшего ему придумать не удалось. – А вы и в самом деле решились бы на это? – недоверчиво спросил он у Барнса. – Я не могу в это поверить. В этих лагерях содержатся миллионы людей. Это было бы одно из самых человечных решений в истории всех правительств; оно никогда не было бы забыто.

– Вот видите? – обратился к Грэму Барнс. – Ну, хорошо, 3XX24J; а если бы это было сделано, как бы вы встретили Провони?

Ник понял логику.

– Я… – Он заколебался. – Провони отправился за подмогой для свержения тирании. Но если вы освободите всех заключенных и, по-видимому, упраздните категорию «Низших Людей»… Кроме того, больше не будет арестов…

– Никаких арестов, – подтвердил Барнс. – Кордонитскую литературу можно будет распространять легально.

Встряхиваясь, Грэм прокатился по кровати, тяжело дыша и молотя кулаками, пристроившись наконец в сидячем положении.

– Они расценят это как проявление слабости. – Он погрозил пальцем вначале Нику, затем, более ожесточенно, Барнсу. – Они решат, что мы сделали это, осознав, что потерпим поражение. Влияние Провони усилится! – Он пристально смотрел на Барнса, обуреваемый противоречивыми чувствами; возбужденное и подвижное лицо его постоянно меняло выражение. – Знаете, что они сделают? Они вынудят нас устроить так, – он бросил несколько обеспокоенный взгляд на Ника, – чтобы экзамены для поступления на Государственную гражданскую службу проводились честно. Другими словами, мы утратим полный контроль над тем, кого ввести в правительственный аппарат, а кого удалить оттуда.

– Нам нужна мозговая поддержка, – заметил Барнс, покусывая гладкий кончик ручки.

– Вы имеете в виду еще партию двухпиковых суперменов вроде вас? – огрызнулся Грэм. – Чтобы взять надо мной верх? Тогда почему бы нам не созвать полномочное собрание Чрезвычайного Комитета Общественной Безопасности? По крайней мере там ваш вид и мой вид представлены в равной степени.

– Я бы хотел, чтобы к делу был привлечён Эймос Айлд, – задумчиво проговорил Барнс. – Чтобы узнать его мнение. Для созыва Комитета потребуются сутки; Айлд же может прибыть сюда через полчаса – как вам известно, он в Нью-Джерси, занимается Большим Ухом.

– Этот шизонутый ненавистник Аномалов! Еще почище вас. Куда почище вас! Да ни за что я не стану прислушиваться к мнению, исходящему из головы в форме горошины, набитой Бог знает какой трухой и опилками.

– На сегодня Айлд – самый мыслящий интеллектуал на всей планете, – заметил Барнс. – Все мы признаем это; по всей видимости, это признаете и вы.

Трясясь от возбуждения; Грэм заявил:

– Он хочет списать меня за ненужностью. Он старается разрушить систему двух сил, благодаря которой этот мир был превращен в настоящий рай для…

– Тогда я просто пойду напролом и сам открою лагеря, – перебил его Барнс. – Не слушая ничьих мнений – ни согласных, ни противоположных. – Он поднялся, убрал ручку с блокнотом и взял свой портфель.

– Разве это неправда? – спросил Грэм. – Разве он не пытается подкопаться под Аномалов? Разве не в этом истинное назначение Большого Уха?

– Эймос Айлд, – сказал Барнс, – один из тех немногих Новых Людей, кого хоть как-то заботят Старые. Большое Ухо даст им равные возможности – способности, аналогичные вашим; это откроет им доступ в правительственные структуры. Вот гражданин 3XX24J – его сын мог бы пройти тестирование способностей и поступить в Отдел особых достижений, который много лет назад привел в правительство вас самого. И смотрите, как высоко вы теперь поднялись. Послушайте меня, Уиллис, – Старым Людям должно быть возвращено право голоса, но нет никакого смысла делать это, если им просто не хватает – катастрофически, черт возьми, не хватает – навыков, знаний, способностей, которыми обладаем мы. Мы ведь в действительности не фальсифицируем результаты тестирования: то, что мы время от времени делаем, – это отбираем, как Пайкман и Вайсе поступили в случае с гражданином 3XX24J. Это зло, но зло не истинное. Истинное зло заключается в составлении теста, который доступен нам с вами, но недоступен ему. Мы спрашиваем с него не то, что может он, а то, что можем мы. И тогда он получает вопросы, основанные на теории апричинности Бернхада, которую ни один Старый Человек постичь не способен. Мы не можем увеличить объем коры его головного мозга – не можем дать ему мозг Нового Человека… но мы в силах наделить его некоторыми другими способностями, которые смогут возместить эту нехватку. Как в вашем случае. И как во всех случаях с Аномалами.

– Вы смотрите на меня свысока, – сказал Грэм. Барнс, все еще стоявший, вздохнул. И как-то осунулся.

– Ладно, все, что я мог сказать сейчас, я сказал. Тяжелый выдался денек. Я не стану консультироваться с Эймосом Айлдом; я просто пойду напролом и прикажу открыть лагеря. Пусть это будет мое решение, только мое.

– Разыщите Эймоса Айлда; подключите его к делу, – проскрежетал Грэм и так тяжело повернулся на своей кровати, что пол под ее ножками завибрировал.

Взглянув на часы, Барнс ответил:

– Да. В ближайшую пару дней непременно. Однако необходимо время, чтобы доставить его…

– Вы же сказали «за полчаса», – напомнил Грэм.

Барнс потянулся к одному из видеофонов на столе Грэма.

– Вы позволите?

– Разумеется, – смиренно ответил Грэм.

Пока Барнс звонил, Ник стоял, погруженный в свои мысли, разглядывая из необъятного окна комбинированной спальни-канцелярии окружавший его город – город, простиравшийся на целые мили – сотни миль.

– Вы прикидываете, – сказал Грэм, – как бы убедить меня в том, что вы имеете преимущественное право на эту девчонку Шарлотту.

Ник кивнул.

– Все верно, – продолжил Грэм. – Но это не имеет никакого значения, поскольку я – это я, а вы – это вы. Нарезчик протектора. Кстати говоря, я ввожу закон, запрещающий это занятие. Так что со следующего понедельника вы безработный.

– Спасибо, – поблагодарил Ник.

– Вы всегда чувствовали себя виноватым, занимаясь этим, – отметил Грэм. – Я зацепил в вашем сознании глубокое чувство вины. Вы беспокоились о людях, управлявших скибами с фальшивым протектором. Приземление. Особенно приземление. Тот первый удар о землю.

– Верно, – согласился Ник.

– Теперь вы снова думаете о Шарлотте, – сказал Грэм, – и изобретаете способ, как бы ее умыкнуть. А в то же время вы в миллионный раз спрашиваете себя, что для вас лучше с точки зрения морали… Вы можете прекратить это и вернуться домой к Клео и Бобби. И договориться, чтобы Бобби еще раз…

– Я снова увижусь с ней, – отрезал Ник.