Хищное творчество: этические отношения искусства к действительности

Безосновательная вера в Бога, как и другой полюс — столь же безоговорочное, оголтелое отрицание Его существования (воинствующий атеизм), являются определённой патологией сознания, вызванной, в лучшем случае, инфантильностью, общей неразвитостью личности. Логически же совершенно ясно, что нельзя и верить, но нельзя и отрицать возможности существования чего-то такого-этакого. Неизвестно: то ли есть Что-то, то ли нет Его, «помрём — увидим».

Эта половинчатость, логически неопровержимая «неуверенность» называется светским мировоззрением. Выйти на уровень светского мировоззрения — это несомненное интеллектуально-духовное свершение. Человек как бы остаётся один на один с Бытием — непонятным, загадочным Сфинксом, ответить на все вопросы которого он не в состоянии, но тем не менее смело пользуется тем багажом знаний, который у него есть, и которому он доверяет, но и не отрицает возможности существования самой что ни на есть «невозможной» информации о Мире.

Как бы идёт по земле некий работящий мужичок, на все руки мастер, с котомочкой, в которой всё самое необходимое. Он себе на уме, и ему надо убедиться во всём собственными глазами. Он не поддаётся на уговоры лиходеев о шальной доле, добывает пропитание собственным честным трудом. Не верит он и россказням упитанных краснобаев о молочных реках и кисельных берегах, расположенных где-то на небесах, и чтобы попасть туда, нужно лишь верить в это и молиться, и, главное, не роптать на то, что плодами его труда всегда будет распоряжаться кто-то другой.

Но честно говоря, было бы как-то несерьёзно и несолидно для Вселенной, попросту смешно, если бы ничего Высшего в Ней действительно не существовало! За миллиарды и миллиарды лет — и ничего лучшего, нежели это мерзкое человечество, не создать! Глупость какая-то!

Кроме того, существует логически обоснованное утверждение о «выгодности морали», или «пари Паскаля». Блез Паскаль отметил, что вне зависимости от того, есть ли что-то на «том свете» или нет там ничего, тем не менее следует жить так, как будто там что-то есть, т.е. нравственно, ибо «выигрыш» в таком случае несравнимо выше, он перевешивает всё то, что можно урвать здесь, на месте, не веря ни во что и пускаясь во все тяжкие.

В то же время религии — и мировые, и большинство (не тоталитарных) сект — это величайшее достижение именно нехищных людей. Это исключительно их идеи — справедливость, воздаяние, некий Высший Смысл Мира. Это всё — следствие их «стадной», генетически обусловленной веры в справедливость Мира. Хищным гоминидам все эти слёзные причитания ни к чему. Но, конечно же, немедленно оседлали властные церковные структуры религий опять-таки хищные гоминиды.

Все плоды, взращённые нехищнымн людьми, в первую очередь пожираются хищными гоминидами — вот основной закон социологии.

Им и религия оказалась на руку: «Давайте-давайте, ребята, веруйте в любого Бога, всё правильно: вам всё воздастся на том свете. А пока терпи и не ропщи, хамское быдло!». Сами же они ни в Бога Всевышнего не верят, ни с Блезом Паскалем не согласны: их девиз: «здесь и сейчас, и всегда за чужой счёт!».

«Религия возникла, развивалась и имела смысл только как нравственный ограничитель властной вседозволенности, как СОВЕСТЬ нации, народа, общества. Вне этой схемы — религия аморальна и преступна, как бы она ни называлась и какими бы высокими идеалами ни прикрывалась» (Н.Н.Лунев).

Лишь где-то в глубинке, в среде народа у церковников сохраняется истинная вера. Так, Католическая Церковь подлинно идейно верующих отправляла куда-нибудь подальше, в опасные и трудные, героические миссии, а карьеристов, проходимцев и интриганов оставляла в Европе. Но благодаря этому масса индейцев уцелела лишь в «заповеднике» — иезуитском государстве в Парагвае, в полном подчинении у «святых отцов», но зато и в относительной безопасности от набегов бесчисленных хищников.

Или взять наших сельских попов, которые принесли спасительное для множества «инородцев» России православие. Да и вообще, будь бы здесь не «российские империалисты», а «либеральные» англичане или американцы, то от наших малочисленных народов и следа не осталось бы. А так, они хотя и приобрели русский душок, но зато все живы-здоровы, и все «моя твоя понимай», а не романы Фенимора Купера.

Религия — действительно опиум народа, психоделик нехищных людей: они верят искренне, они добрые, но это есть слабость в хищном мире, и им поэтому нужна поддержка духа. Все народы в обязательном порядке употребляют некий физиологический наркотик. Гашиш и сан, вино и чача, мухоморы и листья коки… — всего этого «добра» — «смолья» и «зелий» — и не перечислить. А религии и верования — это их «духовная» разновидность. Это всё — попытки человека уйти, отвлечься хоть на время от психической невыносимости, непонятности Мира. Даже созидательный труд и творчество несут в себе дополнительную функцию точно такого же отвлекающего свойства. Правда, труд, как «наркотик», — это единственный «препарат», который не имеет похмелья, горького осадка любого «кайфа».

Но существуют и хищные религиозные построения. Они всегда напрямую связаны с повышенным, «гордынным» самомнением и агрессивностью хищных гоминид. Таковы все тоталитарные и изуверские секты, ничем не отличающиеся от банд террористов. Примечателен недавний — совершенно справедливый — смертный приговор (через повешение), вынесенный одному из главарей японской секты «Аум синрикё».

Иногда это — хищная вера в своё сверхъестественное происхождение от богов или божественных героев. Например, все эти Зевсы, Гераклы, Антеи, Ахиллы и их древнегреческие потомки, занимавшиеся исключительно братоубийственными войнами, приведшими к тому, что вместо голубоглазых светловолосых эллинов Грецию теперь населяет волосатый чернявый — отдалённо грекоязычный — этнос. Примерно та же история (как и боги примерно те же) произошла и с Древним Римом. Преступные деяния бандитов «Коза Ностры» и «Коморры» пришли на смену благородству и самопожертвованию Катона и Сцеволы.

Либо это — параноидальная убеждённость в собственной исключительности, богоизбранности. Именно таков иудаизм, характеризующийся отношением к Богу, как к деспоту — Его нужно слушаться, иначе хуже будет. Только таким способом удалось «приручить к вере» древних «жестоковыйных» евреев-суггесторов. В итоге, Иегова стал имманентным тираном-паханом нации и натравил её на все остальные народы мира. Так, и только так поступают все деспоты.

Религия, принятая тем или иным обществом (народом, общностью, социальной группой или индивидом), в первую очередь, характеризует степень, меру его охищнения (общества ли, индивида ли). Выбор народом своей веры, её формы, в этом плане весьма показателен. Менталитет диффузного вида возможно определить именно таким «религиозным» способом. Можно даже выстроить сравнительную шкалу хищности религий и верований, и выставить им некие, хотя и весьма неточные, оценки хищности, скажем, по 10-балльной системе.

Туги (индийские душители, почитатели богини Кали), «люди-львы» (тайные общества африканских людоедов) [10] — колдовство (типа африканского культа Вуду) и прочие изуверские секты [9] — сатанизм [8] — иудаизм [7] — протестантизм [6] — ислам [5] — католицизм [4] — синтоизм [3] — конфуцианство [2] — православие [1] — буддизм [О]. Буддизм действительно как-то близок православию с его неагрессивностью, но разительно отличается фатализмом, якобы бесполезностью борьбы со злом, с чем православие так или иначе, но несогласно. Вспомним предание анафеме графа-"непротивленца" Льва Толстого, или нынешнюю практику освящения танков и боевых вертолётов.

Главная мысль предлагаемого всеобщего пересмотра состоит в том, что все приложения творческих сил человечества, с учётом хищного компонента, выстраиваются следующим образом. После позитивной (т.е. проповедующей добро, нравственность) религии, как венца нехищного человеческого творчества, следуют по нисходящей: философия =» наука и техника, включая сюда весь созидательный труд человека, называемый производством (от выращивания хлеба до запуска космических ракет) =» литература =» искусство =» криминал =» политика =» война, т.е. милитаризм как перманентное «усовершенствование» «ветхого» каннибализма эпохи палеоантропов.

Философия — некая интеллектуальная разновидность религии. Ну не верит в богов человек, ему интересно подумать самому — что это за место, где он вдруг оказался. В итоге, философия оказывается как бы неким авангардным, но партизанским, без должной дисциплины, отрядом науки. Она бессистемно разведывает окрестности, собирает и систематизирует информацию о «противнике». Большинство этих «партизанов» — нехищные люди. Хищные же философы создают теории, оправдывающие аморальность, вседозволенность, жестокость, беспринципность. Сюда же следует отнести и апологетику «чисто рыночных» экономических систем, бесплодные попытки создать пресловутую «этику бизнеса» — дымовую завесу для «тайной доктрины» существующего ныне фарисейского финансового миропорядка.

Особое место философии среди всех других областей человеческой деятельности объясняется и тем, что она имеет большое охранительное значение для уходящей в неё творческой личности. Отпадает необходимость каких-либо особых контактов с окружающими людьми, в то же время удовлетворяется потребность в творчестве как самореализации. Философия создаёт свою собственную среду. Неудивительно, что на протяжении тысячелетий величайшие умы человечества предпочитали уходить именно в философию. а не заниматься медициной, физикой, химией, механикой, техникой, — областями, в которых реализация интеллектуальных достижений в огромной мере зависит от окружающих, от их иногда доброй, а гораздо чаще злой воли.

Наука (всё множество естественных и гуманитарных дисциплин) уже допускает в свои чертоги и святая святых и хищных творцов. Они многое делают, но хищно, точнее, шакально, в основном приоритета и корысти ради. Здесь не так уж и сложно добиться быстрого успеха. Наполеон — математик и талантливый инженер. Множество «учёных» больше похожи на «карманников» и «домушников», чем на исследователей «тайн Природы». В общем и целом наука и изобретательство — уже разделены на сопоставимые, но далеко не равные части: нехищных учёных всё же намного больше.

В производстве хищных гоминид вряд ли часто встретишь среди шахтёров, сталеваров или землекопов, но где-нибудь в НИИ они обязательно крутятся, причём в гуманитарных учреждениях они заводятся в гораздо большем количестве (тут «вода более мутная»). Понятно, что искать их следует как можно ближе к начальственным кабинетам и властным коридорам. Но встречаются они и в стратегических областях науки. Виктор Шкловский в своих воспоминаниях пишет о том, как он однажды в начале 1950-х годов побывал на вечеринке виднейших советских физиков-атомщиков. Что больше всего ему запомнилось, так это — необычайный цинизм разговоров молодых «создателей атомного щита Родины». Он был буквально потрясён. Вот если бы они сами сделали ту бомбу, а не получили всю документацию от американцев (считается, что её выкрали наши разведчики, но это очень тёмная история), то, наверное, был бы «другой разговор».

В литературе примерно то же самое, но степень охищнения здесь всё же намного больше. Очень многие, если не большинство поэтов и писателей — сутгесторы. Они почти все хорошо говорят, а как отметил Гитлер, хороший оратор всегда может быть писателем, как и он сам, но вот обратной зависимости нет, многие писатели очень плохо говорят. Поэзия тоже солидный плацдарм суггесторов, умение складно говорить часто сопряжено у них с ритмикой, рифмовкой, мелодикой. Лишь по смыслу, по сути стихов, текстов их можно вычленить. Да и то не всегда.

Но всё же надо сказать, что сочинение стихов стоит особняком, поэзия необычайно многогранна и широкодиапазонна. По смыслу — от музыки и песни до мистики и философии, а по технике «исполнения» — от рифмоплётства, или «фабрикации» (буриме, И.Бродский, А.Вознесенский) до действительного крика надорванной души (С.Есенин, Н.Рубцов).

Илья Эренбург в повести «Время — вперёд!» описывает спор двух любителей искусства. Один из них говорит о трагической, по его мнению, ситуации. Некий композитор написал прекрасную мелодию, но её исполняет укравший эту музыку бездарный «лабух». Зал рукоплещет, а подлинный автор рыдает на галёрке от горя — осознания несостоявшейся для него славы, «жизнь прошла мимо». Его собеседник возражает: ведь та прекрасная музыка всё равно досталась людям, это же — счастье, и это его заслуга, подумаешь, слава — блажь какая-то! Очень убедительно. Но не рвал бы на себе патлы Илья Лохматый (кличка Эренбурга), если бы с его «шедеврами» разъезжал бы по миру какой-нибудь напыщенный Сидорчук. а сам он творил бы себе скромненько для души да для блага человечества в «невыездном режиме», да и ещё б где-нибудь в тиши хорошо охраняемого помещения, довольствуясь скромным пайком. А ведь именно так, кстати, работали в бериевских «шарашках» многие видные советские учёные. Как уже говорилось, для нехищных людей творчество самодостаточно.

В одном из рассказов Куприна описан подлинный случай. Некий одесский еврей математик-самоучка заново открывает дифференциальное исчисление, но узнав, что «поезд давно ушёл», он сходит с ума. Это — типичное поведение суггестора. Нехищный человек, сделавший подобное открытие, был бы несказанно рад (сначала, возможно, слегка и расстроившись) неожиданному доказательству, что это у него «не туфта», что и он тоже «могёт». У суггестора же и до этого присутствует сверхценная установка, убеждённость в собственной гениальности, и осознание того, что ему не удалось «победить», что очень крупная добыча упущена, иногда способно придавить его психически. Хотя в большинстве случаев они «держат удар», но только в тех случаях, если есть возможность немедленно переключиться на поиск новой «добычи».

В искусстве — уже полный разгул хищных гоминид. Ну прямо как на волю вырвались! В жизни такого не натворишь, что они там у себя на сцене устраивают, как выкаблучиваются и какие номера откалывают! Именно искусство, с его фиглярством наиболее ярко демонстрирует происхождение человека от обезьян, выделение его именно из животного мира. Если в реальной жизни зверские события касаются людей, допустим ориентировочно, в 10% времени (это — только в среднем!), то в искусстве изображение зла, именно зверства занимает 90% времени (экранного, сценического, страничного).

«Злое обеспечение» искусства можно вполне понять, если вспомнить его происхождение. Выросшее из ритуальных магических обрядов, предваряющих охоту на животных и людей, а также ведя свою родословную от одурелых, нетрезвых гульбищ после массовых убийств, искусство не потеряло своей связи с агрессивностью (в том числе и милитаризмом) до сих пор, несмотря на все попытки отмежеваться от этого постоянного своего спутника, компаньона, мецената (спонсора) и непосредственного исполнителя. Связь здесь нераздельна и неразрывна. Хищное искусство не просто провоцирующий аккомпаниатор милитаризма и агрессивности, они скорее как сиамские близнецы. Следствием именно общности корней своего происхождения является то, что тонкости и подробности кухни заплечных дел мастеров, кулинарные рецепты приготовления трупного яда и удобрений из пушечного мяса именуются «Военным Искусством».

Все эти три «занятия» — Искусство, Политика и Война — необычайно взаимосвязаны. Змеиный клубок всех родов войск этих «искусств» стал смертельно опасным для человечества. «Чистое искусство» (якобы «штатское») выполняет в этом генеральном наступлении на гуманность свой манёвр — роль агитатора, вербующего кандидатов на пушечное мясо. Такую же точно роль играет «рыжий бычок» на чикагских скотобойнях, заманивающий ревущих от предчувствия смерти коров в ворота личным «отважным» примером. Его же самого уводят «за кулисы» через боковую дверку к следующей партии скота.

В политике — ещё больше удовольствия, тут уже прямо как на охоте. Засады, выслеживание, манки, облавы, капканы, волчьи ямы… А каким при этом надо быть ещё и артистом, а не просто охотником! Потом пиры и злобно-сладостные воспоминания о том. кто как кого «завалил» (в частности, мемуары).

И, наконец, апофеоз Искусства Политики — Война, её могучие «иные средства». Развязывание войн, торговля оружием, получение наслаждения от созерцания предельного насилия, убийств. Иногда бывает достаточно и осознания причастности к массовому неоканнибализму. Верх блаженства, — возможность ощутить себя если не демиургом, то штатным работником, «вольным каменщиком» у самого Архитектора Вселенной — каннибалиссимуса, во власти которого жизни тысяч и миллионов людей. Да хотя бы взвод на смерть послать — и то уже удовольствие, «мелочь, а приятно»!

Злыдни человечества

То, что официальные религии устарели, намертво вросли в Прошлое — это и прискорбный, но и отрадный факт. Давно пришло время «непосредственной связи» с Высшими Силами Мира, без посредников, об этом говорят всё чаще и чаще. И такая возможность «связаться» с Ними есть, что легко доказать каждому, ибо это можно проверить самостоятельно. Достаточно обратиться к неким Высшим Силам с абсолютно честной просьбой ответить на этот насущный и важный вопрос: «Есть ли Что-то в этом Мире Высшее?», и Они ответят. Постучись в дверь, и тебе откроют. Сделайте это и посмотрите, что будет. Независимо от принадлежности к любой конфессии или даже при полном неверии. Главное — сделать это честно, предельно честно.

Через некоторое время — неделя, месяц, может больше, последует такой «сеанс связи», что все сомнения рассеются как дым. Произойдёт что-то типа Страшного Суда для одного участника — «человека вопрошающего». Все нравственные проступки, совершённые им в течение всей жизни, будут ему предъявлены, предельно объективно проанализированы и оценены по самой суровой шкале. Как-либо нечестно оправдаться — невозможно.

Вряд ли хищные гоминиды способны отважиться на подобное: они будут психически раздавлены предъявленным им этим — далеко не ресторанным — счётом. Даже отсутствие у них совести здесь им не поможет, ибо они сознают, что творили зло. Ведь вся их «совесть — это страх быть пойманным», а здесь они буквально как на духу. Они будут попросту раздавлены этим страхом неотвратимой ответственности.

В этом заключается главное преимущество нехищных людей — у них есть возможность установить непосредственный контакт с Высшими Силами и выдержать его. Им надо лишь связаться с Ними по «прямому проводу», без лгунов-посредников. Они могут посмотреть в лицо Господу, для хищных же гоминид это смертельно. А сейчас пришло именно такое время: церковники, теологи совершенно запутались, изолгались, вся их «творческая» энергия уходит в основном на совершенно абсурдную межконфессиональную борьбу.

Этот сверхъестественный феномен диалога с Высшими Силами Мира «с пристрастием» описан у контактёрши Валентины Лавровой («Ключи к тайнам жизни. Потусторонний мир», Таллинн, 1992). Мне самому довелось пережить подобное. Так что это у неё похоже на правду, но вот детальное описание структур Высшего и Низшего Миров, полученное якобы от тамошних жителей — весьма сомнительно в плане достоверности и живо напоминает неудачную фантастическую повесть. Ведь Высшим Силам незачем давать конкретные сведения о себе: людям они (пока?) ни к чему, к их услугам вся земная конкретика — вот тяжкий и одновременно счастливый удел человечества. Нам именно здесь надо что-то сделать!

Возможно, что этот сверхъестественный диалог есть лишь результат внутренней работы организма человека, выполнение некой подсознательной задачи — попытка сознания человека справиться с поставленным вопросом, включение некоего «автоответчика» — защитного нейропсихологического механизма, дающего посильный ответ самому себе с использованием всей информации, накопленной за всю жизнь. Даже если это и так, если это действительно выполнение некой внутренней программы человека как автономного организма, то всё равно эта программа великолепна! И есть все основания надеяться, что та мыслящая тростниковая дудочка, каковой является человек, когда-нибудь выдаст ещё ту мелодию! Её стоит послушать!

Эта связь с Высшими Силами Мира без посредников примечательна ещё и тем, что, если посмотреть на вещи внимательно, то видно, что всё социальное зло в мире происходит именно от разного рода посредников — паразитов. Деятельность посредников (как правило, суггесторов) противоестественна, ибо они действительно всамделишные паразиты, которые мешают естественным, здоровым социальным процессам, и всегда приводят общественные организмы к гибели.

Есть такое славянское поверье: если в доме заведутся злыдни (это такие уродливые карлики, скрывающиеся где-то в подполе), то на дом непременно обрушится нищета. И вот в общечеловеческом доме — на планете Земля — завелись именно эти самые существа. Злыдни человечества — это и есть посредники. Они губят любое благополучие ради своего жуткого «подпольного счастья».

Например, великолепная общественная структура Народной Монархии (в трактовке И.Л.Солоневича), в принципе очень подходящая для нехищных людей, губится на корню «средостением» между народом и монархом. Будь властитель и кристальной души человек, всё равно посредники — подлая свита и бюрократический аппарат — быстро погасят всё позитивное.

Чисто теоретически избавиться от посредников венценосцу можно. Монарх для этого должен быть никому не известен, постоянно проживать в гуще народа и время от времени отдавать тайные, беспрекословно исполняемые приказы по улучшению общественной жизни. Или же он должен иметь штат абсолютно честных информаторов-советников. Оба эти варианта одинаково фантастичны.

Между потенциальным производителем-тружеником и его делом стоят посредники — ростовщики и банкиры, ссужающие деньги в кредит. Между реальным, состоявшимся производителем и потребителем его товаров стоят хищные спекулянты-перекупщики. Правда, с этим в мире началась какая-то борьба. Например, практика низкопроцентных кредитов в Японии, полный запрет ссудного процента в исламских странах, а также торговля по непосредственным заказам у изготовителя или товарообмен, бартер (не зря столь хаемый монетаристами).

Предельно символично и показательно то, что в таком ракурсе и злонамеренный убийца точно так же является столь же противоестественным посредником — между человеком и его естественной смертью, дельцом получающим свой «навар» в «купюрах» жуткого некрофильского наслаждения.

Сверхзадача Искусства

Трудно отрицать пользу искусства, какая-нибудь простенькая щемящая, берущая за душу мелодия может запросто перечеркнуть все твои аргументы. Какой-нибудь сиротливый пейзаж навеет воспоминания, которые отобьют всякую охоту кого-то осуждать. Тем не менее это сделать необходимо. Этический вред от деятельности хищных гоминид в творческих сферах напрочь перечёркивает эфемерную пользу от эстетических и развлекательных достоинств их творений.

Как уже говорилось, сильные мира сего и чудовищные извращенцы не осмеливаются в открытую говорить о своих делах и «утехах». А в «чего-изволистом» искусстве — пожалте-с любоваться изготовленной лично для Вас красивостью! Так, недавно на художественной выставке в качестве несомненного «шедевра» некая именитая художница демонстрировала медицинские анализы собственного кала. Осчастливила же она своим «творением» галерею на Патриарших прудах — наверняка в её «творческий замысел» входило заодно и осквернение православия таким вот «по-большому» значимым образом.

Этот случаи приведён в качестве мерзостного примера (конечно же, Великое Искусство располагает и более впечатляющими образцами шедевров подобного рода) только потому, что при объективном взгляде на вещи именно так, как к упомянутому «фекальному перформансу», необходимо относиться ко многим произведениям искусства, созданным хищными авторами. Причём подобной оценки заслуживают не только откровенно мерзкие создания живописи, кино, литературы. Это всё же мелочи, — мерзкие, но не решающие.

Основные виновники всегда и везде занимают элитарные, главенствующие позиции, в том числе, и в искусстве. И у них гораздо более далеко идущие планы. Якобы «добрая» установка искусства — это лишь одна видимость. Его основное предназначение это — постоянно оказывать мощное суггестивное воздействие на диффузные массы, на это конформное большинство человечества с одной-единственной подспудной целью. Искусство призвано заставить этот наивный вид разумных существ (= народ) признать текущее положение дел в Мире, пусть далеко и не идеальным, но, в принципе, всё же допустимым и приемлемым. И в итоге — не приходить в ужас от того, что вытворяют с ними сильные мира сего, претворяя в жизнь свои жуткие идеалы.

Искусство, таким образом, закрывает глаза людям на страшные и насущные вещи, которыми бы им в первую очередь и стоило заняться. Истинные же, по идее. цели искусства — как развлекательная, так и катарсисная (очищающая) являются лишь побочными эффектами вышеозначенного основного его предназначения — «Сверхзадачи Искусства».

Давид Юм, как говорилось, считал оправдание зла средствами искусства откровенным проявлением безобразного. Но сейчас хищные творцы оказались вынуждены как-то сместить акценты, и тем самым создать некую ширму, «за которой дьявол переодевается, и затем уже выходит к зрителям приукрашенным». По нынешней «трактовке» хищных творцов — зло, конечно. это плохо, но показывать его надо как можно больше, чаще и страшнее. Главное же — навязать предельно возможную в данных условиях степень приемлемости существования зла в мире. Уже невозможно любоваться и наслаждаться среди бела дня на людях убийствами (хотя это возможно при развязывании войн). Так давайте изображать всё это, пусть глупые люди разглядывают страшные движущиеся цветные картинки, давайте рассказывать им страшные, леденящие кровь истории и заодно всяческую мерзость. А убивать будем по ночам, и тщательно заметать следы, аккуратно прятать трупы.

Искусство, находясь в руках хищных гоминид, тем самым является областью нечеловеческой, нелюдской деятельности. С помощью создания эмоционально окрашенных образов, этаким целенаправленным экспериментированием (без преувеличения, по типу концлагерной медицины) в области чувств и переживаний, деятели и функционеры искусства (эти цепные псы хищной власти) добиваются сильного воздействия на глубинные слои психики. Это нередко заканчивается её разрушением, достаточно упомянуть широко известную психиатрам и криминалистам бесчеловечность, бесчувственность меломанов (лишь наркоманы не уступают им в этих качествах).

Песнь песней о светлом будущем

Говорить о сопереживании в искусстве не приходится, пианисты во время игры закатывают глаза и закидывают назад голову лишь для создания «возвышенного образа» и заодно для разминки шейных и плечевых мышц, это действительно очень трудоёмкое занятие. То же самое относится и к драматическим актёрам, «входящим в образ», но это всё исключительно дело техники.

Великий английский актёр Давид Гарик, например, пьяной шутки ради, просовывал голову в створку дверей, и в течение четырёх секунд его лицо последовательно переходило от выражения безумной радости к радости тихой, от неё к спокойствию, от спокойствия к изумлению, от изумления к удивлению, от удивления к печали, от печали к унынию, от уныния к ужасу, от ужаса к отвращению, затем его лицо в обратной последовательности возвращалось к первоначальному состоянию.

Это может служить красочной иллюстрацией того, каким фальшивым изображением чувств является лицедейство Театра, до какой степени могут профанироваться человеческие переживания. И хотя некоторые актёры могут играть искренне, точно так же как и некоторые т.н. «самовозбуждающиеся» ораторы способны «захлёбчиво» выступать с трибун, тем не менее всё это является частным случаем более общего, отмеченного психиатрией, феномена патологической лживости, уже упоминавшегося ранее.

Обладающие этим свойством аферисты и интриганы искренне верят тому, что они говорят «на деле», даже самым немыслимым своим фантазиям, а шпионам удаётся убедить в своей честности даже детекторы лжи (полиграфы). Рудиментарным случаем этого феномена и является талантливое актёрское перевоплощение. В наибольшей степени патологическая лживость свойственна женщинам суггесторного вида, некоторые из них способны лгать даже под гипнозом. Здесь ощутимо проявляется и женственность искусства, и одновременно — его опосредованная хищность.

Великий Давид Гарик демонстрировал лишь очень высокую сценическую, лицедейскую технику, но деятели искусства способны и на совершенно иные уровни перевоплощения. Иосиф Кобзон, знаменитый и некогда всенародно любимый советский певец, а ныне — политик, депутат Госдумы, удачливый предприниматель, а по стойким слухам, и видный авторитет мафии. Но иногда Кобзон ещё поёт по старинке кое-что из своего репертуара, он действительно очень любит петь.

Как-то на одной из «творческих встреч с общественностью» его, быть может и с некой издёвкой, попросили спеть что-нибудь о Ленине. Но не исключено, что это был заказной трюк. Потому что Кобзон не только спел «заказанную» песню о Ленине (в которой Ильич «такой молодой, и юный Октябрь впереди»), но выдал весь экстракт-комплект своих самых известных советских песен, по куплету из каждой — этакую своеобразную «песнь песней». И пел он с таким же точно пафосом и воодушевлением, как и когда-то — лет 15-30 назад. Так же задорно, молодо и целеустремлённо, как говорилось некогда, «с горячей верой в дело борьбы за светлое будущее человечества».

Ужасное, жуткое зрелище. Что-то типа ожившего трупа. Вернее, как разоблачённый оборотень — убийца или диверсант — начинает ёрничать: вновь играть свою прежнюю роль простого доброго человека.

Любимые женщины Искусства

Есть ещё одна опасность, исходящая от искусства. Его специфика такова, что по большей части совершенно отсутствует объективность оценок художественного творчества. Отсюда его незаслуженно высокая престижность. Даже богемствующие бездарности легко заполучают некий творческий ореол, а кто понаглее и понахрапистее — то и ауру, правда, на непродолжительное время, как бы «переходящую» или «тающую». Это привлекает в среду искусства мало обременённых каким-либо серьёзным (самообразованием и не отличающихся какими-либо нравственными принципами индивидов. Вместо этого они зачастую имеют солидный негативный опыт любителей, а то и профессионалов «ловить рыбу в мутной воде». Всё это существенным образом сказывается на общем нравственном и интеллектуальном уровнях сфер искусства.