ЖЕНЩИНЫ; ГИБРИДИЗАЦИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ВИДОВ

Cherchez la femme. (Французская поговорка)

Что до мужчины, то не только приматы — все млекопитающие готовы откликнуться на 'зов' самки. (Ян Линдблад) Женщина, или говоря строго научно, самка человеческая, представляет собой второй основной биологический компонент человечества, наряду с жизнеобеспечением — знаменитые «любовь и голод».

Чудовищные события, сопровождавшие процесс антропогенеза совершенно уникальны и не имеют никаких, даже самых отдаленных, аналогий в остальном мире животных. С одной стороны, происходило бурное развитие, становление человека разумного, т.е. диффузного, суггерендного вида. С другой, шло внедрение в возникающую человеческую популяцию потомков хищных адельфофагов. Это и ускоряло антропогенез, но и придавало ему жуткие, смертоубийственные формы. В результате этого, человечество явило собой некий парадоксальный микст (мешанина из чуждых компонентов) из симпатрических (совместно проживающих) видов.

Соответственно, парадоксальна и женщина. Хотя человечество, судя по генетическим анализам митохондрий яйцеклетки, и имеет общую прародительницу — первую мать, — но в дальнейшем, по мере внедрения хищного компонента в популяцию Homo presapiens, произошло и неминуемое видовое расщепление женщин: рождавшихся от хищных и нехищных мужчин, соответственно. Если исходить из того, что троглодиты, как и люди, наибольшее морфологическое сходство имеют с шимпанзе, и, значит, жили они в похожей «социальной системе» тасующихся групп, то понятно, что у биологических палеоантроповадельфафагов не могло быть своих постоянных женщин, и они «вынуждено обходились» суггерендными партнершами. Таким образом, можно считать, что видовое разделение женщин имеет вторичный, производный характер, основной же генотип хищности-нехищности несут в себе мужчины, и этот половой диморфизм — одна из основных характеристик рода человеческого.

Роль женщины в истории человеческих сообществ и в становлении цивилизации невероятно сложна и противоречива. Еще больше эта сложность возросла к настоящему времени, в особенности это касается тех стран, которые допустили у «себя в доме» процессы эмансипации женщин — этого «слабого и прекрасного пола». Этот рост имеет там чуть ли не лавинообразный характер по многим параметрам — преимущественно негативным…

За несколько десятков тысячелетий (где-то ориентировочно — в интервале от 40.000 до 25.000 лет тому назад), пропустив — в буквальном смысле — сквозь себя все человеческие виды, женщина снабдила способностью к рассудочному поведению даже потомков биологических палеоантропов — инициаторов адельфофагии в популяциях последних (палеоантроповых) гоминид. Женщина частично передала им наследственные морфологические изменения, произошедшие в префронтальном отделе коры головного мозга у суггерендного — диффузного вида. (Как это следует из предыдущего изложения, выделение неоантропов отдельный в вид достаточно условно, и во многом метафорично, — это как бы «первые среди равных»). Подобная, всего лишь частичная, передача этих «нейро-новаций» была обусловлена тем обстоятельством, что сама женщина могла иметь эти морфологические новшества в тот период видового становления лишь в редуцированной форме: из-за более простого строения своего собственного мозга. И эта простота у большинства женщин сохраняется, оставаясь неизменной до сих пор. Именно эта частичность, «мозговая недостаточность» и стала для человечества роковой: в результате этого хищные гоминиды оказались «лишенными морального сознания», не сумев преодолеть генетический барьер разумности, третьей сигнальной системы.

Более простой, или, если нашим прекрасным дамам так будет угодно, более изящный мозг женщин предполагает и гораздо большую значимость эмоциональных факторов в структуре женской личности, в первую очередь — фактора сексуального. Причем, во всем диапазоне либидоносной ориентации — от нимфомании и бисексуальности до фригидности — приоритет этого фактора не снижается, но лишь модулируется.

Предельный случай существования подобной зависимости (пределен он также и в плане иллюстративности) по линии «секс-мозг» наблюдается у некоторых насекомых, в частности, у богомолов. После того, как самка «ласково» откусывает своему партнеру голову, тот становится прямо-таки «сексуальным маньяком», не выпуская из объятий свою «пассию» ни на секунду — уже до самой своей смерти, т.е. пока его не доедят окончательно. Все это почти явным образом соотносится с человеческой способностью «потерять голову от любви». Оставляя в стороне анекдотичность, нужно отметить, что существуют и человеческие аналоги, чуть ли не буквально такого же «откусывания голов». Это — и Клеопатра, с ее знаменитыми «египетскими ночами», а также и другая ее «коллега» по власти и тоже жрица смертельной любви — грузинская царица Тамара, допускавшая к себе самых красивых, ею лично отобранных юношей, а затем — поутру, «на свежую голову» — прямиком из царской опочивальни, собственноручно вышвыривавшая их в Терек. Именно эта «мозговая редуцированность» объясняет присущий всем хищным, в том числе и хищным мужчинам, «женский потолок» в нравственности, о чем подробней будет сказано несколько далее.

Половой диморфизм у человека, затрагивающий и мозговые структуры, ( предопределяя основную функцию женщин — деторождение, предполагает и сексуальную доминанту в ее поведении, что особенно ярко и неистово может проявляться в случаях относительно комфортных жизненных условий (те же Клеопатра с Тамарой). Вот эти-то два взаимосвязанных фактора: сравнительная простота мозга (его изящество) и сексуальная детерминированность делают и более простой видовую идентификацию женщин (определение их видовой принадлежности).

Действительно, видовая принадлежность у женщин проявляется гораздо ярче, нежели у мужчин. Современная психология проводит отчетливое деление женщин на четыре типа. А в древнеиндийском эротическом трактате «Ветка персика» (нечто среднее между сексуальным самоучителем и справочным пособием для молодоженов, имеющих возможность вести праздную жизнь и желание заниматься исключительно сексом) различие между женщинами прослеживается вообще предельно элементарным образом: по запаху тела. Женщинам присущи четыре запаха: это запахи слона, козы, лотоса и молока. К сожалению, учитывая современную распространенность употребления (зачастую — непомерного) схожих косметических средств, практическое использование подобного критерия становится делом несколько затруднительным и хлопотным.

Среди женщин, в отличие от мужчин, хищные особи относительно более многочисленны, определенно существует заметный дисбаланс, «перекос» в эту сторону. Но особенно распространена (до некоторой степени благодаря именно этому «перекосу») хищная ориентированность женщин. Конечно же, как уже говорилось, женская хищность имеет несомненный опосредованный характер, по своему происхождению она является наследственно приобретенной (что-то наподобие врожденного сифилиса по структуре своего происхождения), всего лишь «неумышленной производной» от адельфофагических эксцессов. Но тем не менее, в своем внешнем оформлении женская хищность трансформировалась практически в те же самые формы, что и у мужчин: авторитарность, жестокость, алчность, коварство. Кроме того, отдельные существенные черты хищного поведения присущи и нехищным женщинам.

Неким «смягчающим вину обстоятельством» является то, что значительная часть хищной энергии женщин сублимировалась в русло материнского инстинкта, усилив функцию сбережения детей, в частности, продлив у всех женщин материнскую любовь до смертного часа… С той, правда, разницей, что хищные женщины могут и ненавидеть своих детей, и нередко — смертельно. Достаточно вспомнить недавнее «чисто американское убийство», когда некая заокеанская мамаша из-за боязни потерять любовника утопила вместе с застрахованным автомобилем своих малолетних детей, так же деловитопредусмотрительно застрахованных.

Необычайно существенно и еще одно отличие — именно в отношении жестокости. Женщины трех видов значительно уступают в этом качестве хищным мужчинам, хотя и превосходят в нем нехищных мужчин, а один вид — женщинысуггесторы превосходит (!) всех мужчин в жестокости. Кроме того, женщинам всех четырех видов в той или иной форме и степени присуща такая их знаменитая черта, как лживость, понимаемая женщинами как свойство несомненно позитивное. Кокетство, наигранная таинственность, «заинтриговывание» — самые безобидные ее проявления.

Таким же общим для всех женских видов свойством, помимо лживости, является их внушаемость. В этом своем качестве они тоже существенно превосходят мужчин, среди которых внушаем лишь диффузный вид, а у неоантропов внушаемость может проявляться в виде легковерия, вскорости корректируемого. Кстати, внушаемость женщин легко объясняет, с учетом отмеченной ранее церебрально-сексуальной «цепной передачи», и повышенную эрогенность у них такого органа чувств, как слух: «женщины любят ушами». Еще одна немаловажная видовая особенность женщин состоит в том, что различие между диффузницами и неоантропичками имеет у них разительный характер, в отличие от плавного смыкания нехищных мужчин. Это обстоятельство, собственно, и явилось основным доводом в пользу выделения неоантропического вида в самостоятельный, но правильнее, по-видимому, было бы считать его всего лишь подвидом (хотя и «авангардным») диффузного вида.

Два основных фактора и определяют видовую принадлежность женщин: степень (и форма) авторитарности и тип эрогенности.

Палеоантропический вид (ныне уже относительно малочисленный) — это авторитарные женщины с весьма активным (по терминологии сексопатологов «клиторальным») сексуальным поведением. Активны они также и в социальнобытовом плане. Сюда дополнительно входит садистская и активногомосексуальная прослойка женщин, являющаяся, как это будет разъяснено далее, гибридной, но по поведению она весьма схожа с «чистокровной» частью вида. По тем же поведенческим характеристикам сюда же следует включить также и тех женщин других видов (это уже — «случайный компонент»), чьи матери в пренатальный период (во время беременности) подвергались воздействию мужских гормонов.

Представительницы этого вида (так же, как и их «попутчицы») в детстве не играют в куклы, в дальнейшем проявляют интерес к чисто мужским профессиям и занятиям, к административной карьере. Зачастую они бывают грубыми и бесцеремонными, и, как правило, не подвержены женской стыдливости. Они похожи на тех женщин, которых Эверет Шостром [11] выделяет в самостоятельный тип: у него это женская разновидность Хулигана, ЖенщинаПила, а Отто Вейнингер [30] именует подобных особ «мегерами».

В России такие особи чаще всего встречались до самого недавнего времени, в «доперестроечный, застойный» период среди продавцов конфликтных отделов магазинов, таких, например, как приснопамятные винно-водочные. Но особенно много палеоантропичек насчитывалось в те времена среди начальства среднего (нижнего номенклатурного) звена — партийного, или же на уровне каких-либо мелких директоров: овощных баз или небольших предприятий невразумительных производств, выпускавших загадочную, ни к чему не пригодную, да и не используемую нигде продукцию, но зато — в больших количествах. После начала «перестройки» они почти исчезли с глаз долой, уйдя в политику (тут их иногда еще видно) и, по большей части, в /около/преступный бизнес.

В нашей стране, в сравнении с другими (европейскими) странами, таких женщин в относительном выражении больше. Повышенная численность в России женщинпалеоантропичек (но особенно — поведенчески им подобных) как бы компенсирует (ущербным, правда, образом) недостаток в ней суперанималовмужчин. И таким образом, к тому печальному, но своеобразному факту, что Россия — «страна дураков», добавляется и дополнительная ее характеристика, как страны «бабьей», или, другими словами, это — общество с феминной направленностью протекания в нем всех социальных процессов: от политических до бытовых. «Бабьи бунты» можно в общем считать российской спецификой: стихийные (т.е. без хищного начала и руководства) акции протеста здесь обычно начинают женщины.

[Прибавление. Вообще воспроизводство дураков у нас, и впрямь, поставлено на поток. Конечно, на этом сказалось подавляющее численное пnревалирование здесь диффузного вида. Но главную ответственность за интеллектуальную поляризованность русского общества, несет прежде всего язык. Русский народ почти так же, как в известном анекдоте про всемогущего Бога и «неподъемный» для него камень, создал непосильный для себя язык: предельно неупорядоченный, в котором на одно правило столько исключений, что невольно возникает вопрос, а есть ли правило. Поэтому многим он оказывается не под силу, что непосредственно и сказывается на уровне мышления. Как указывает Н.Н.Вашкевич [17], «Темный, неорганизованный, алогичный язык приводит к тому, что интеллект русского этноса поляризуется. В обществе становится много дураков, но и много умных. Беспорядочный и хаотичный, трудный и этимологически непрозрачный, он вносит такую же неорганизованность и в мышление. С другой стороны, лишенный жестких шаблонов он не навязывает своих шаблонов и на интеллектуальную деятельность, что обеспечивает широту и нестандартность мышления»].

Именно эти обстоятельства и определяют в значительной степени образ жизни населения: ленивый, но с уникальной способностью к трудовому подвигу, бездумный или же с заоблачными мечтаниями, нерасчетливый, но зато подчас — с интеллектуальными свершениями. И ко всему еще — склочный быт; причем склочность эта всегда проявляется не по существу дела (психологически это совпадает с распространенным явлением: «сгонять злость на посторонних»). А суррогатная женская компенсация привела к тому, что все здесь, в этом обществе, делается кое-как: «мы, русские, вообще, 'коекаки'». Фигурально выражаясь, русская женщина, будучи абсолютно не в состоянии заставить своего безынициативного, но и малоуправляемого мужчину (или же не имея даже и такого) сделать что-либо, берется за это дело сама. Конечно же, чаще всего это происходит опосредованно: она, скажем, нанимает для нужного дела негодного мастера, плохого специалиста (не понимая этого), ну и естественно, что результаты — если они и есть — не впечатляют. Очень похожая ситуация складывается в женских тюрьмах, когда за неимением мужчин некоторые женщины берут на себя их сексуальные функции, это всегда хищные женщины, чаще именно палеоантропички.

Второй хищный женский вид — суггесторный. Это численно весьма «представительный» вид; к тому же он является и авангардным, как бы «задает тон»: т.е. вырабатывает женский менталитет. Вкупе с ориентирующимися на него диффузными женщинами, этот хищный, суггесторный вид составляет количественное большинство во всех т.наз. цивилизованных странах, подвергшихся женской эмансипации. (Лишь Россия, понятно, и в этом плане составляет дежурное исключение — для себя естественное, привычное). Это тоже авторитарные женщины, но с выжидательной («вагинальной») сексуальностью. «Сила женщины — в ее слабости» — эти слова Карла Маркса целиком и полностью применимы именно к этим женщинам: представительницам хищного, суггесторного вида. Внешне — мягкие, женственные, чувственные, зачастую — хрупкие, все из себя чуть ли не воздушные, такие женщины способны на любое притворство, на какую угодно подлость и даже — на преступление (как, опять-таки Марксов, капитал при прибыли в 300%!), ради достижения своих целей — по преимуществу, весьма и весьма далеких от какой-либо нравственной коррелированности.

Всем этим «слабым» созданиям присуща врожденная артистичность (как правило, подсознательная). Она напрямую связана с широко описанной в психиатрии т.наз. «патологической лживостью», основной признак которой — это вера в собственную ложь, полная убежденность в своих «легендах», что позволяет достигать невероятных уровней естественности в изображении искренности, правдивости. Женщины-суггесторы проявляют себя как аферистки, интриганки, шантажистки и т.д. Многие из них становятся актрисами, всегда талантливыми. В молодости такие особы частенько бывают т.наз. «динамистками» — псевдодевственницами. Практически все они отличаются склонностью к изощренным сексуальным отправлениям, и вообще их «сексуальная» карьера имеет головокружительный характер. Среди них существует относительно малочисленный «авторитарно-анальный» подвид, легко идентифицируемый, распознаваемый по влажным, как бы с поволокой, и — если присмотреться — безжалостным глазам.

Потенциально, а при соответствующей жизненной ориентированности и в подходящих для этого условиях -то и в действительности, женщины-суггесторы реально превосходят в жестокости хищных мужчин, как суггесторов, так и суперанималов. Примерами могут послужить и незабвенная Салтычиха, и Софья Перовская, и Коллонтай с Землячкой. Можно также вспомнить и «ТонькуПулеметчицу» — разоблаченную под старость пособницу фашистских оккупантов; эта мерзавка расстреливала пленных большими группами из пулемета, за что и получила свое прозвище. Любила расстреливать людей и знаменитая испанская интернационалистка Долорес Ибаррури-Пассионария. Подальше от нас, в Южном Полушарии, но поближе к нам по времени, подобный же пример являет собой зулуска (?) Винни Мандела (бывшая жена нынешнего президента ЮАР), которая истязала похищаемых подростков, при этом весело распевая и приплясывая.

Но здесь — в вопросе жестокости, все же следует сделать оговорку, ибо всегда в любой области «личный рекорд» непременно принадлежит, так или иначе, мужчинам. «В общекомандном же зачете», наоборот, всегда имеют преимущество женщины — такова уж закономерность (мужчины — это «оперативная память» человечества, а женщины — «постоянная»). Точно так же и в этой «сфере деятельности»: еще большую жестокость, нежели отмеченные женщинысуггесторы, способны выказать и продемонстрировать хищные мужчиныгомосексуалисты, в частности, в своих любовных «разборках», в результате которых остаются, хорошо известные криминалистам, т.наз. «пакеты»: предельно жестоко и не менее изощренно изуродованные трупы — не то не поладивших между собою соперников, не то неверных, тоже однополых, любовников.

[Прибавление. В общем случае, в отношении мужской жестокости можно сказать, что суперанималы более «прямолинейны», орудуют проще, без тех выкрутасов, которые так свойственны суггесторам, с их тягой к изощренным пыткам и мучительству].

Женщины-суггесторы, как правило, в своих целях широко используют мужчин. Они часто входят в составы способных на все карьеристских «тандемов», в России мало распространенных в связи с бесперспективностью в этом плане русских мужчин (в подавляющем своем большинстве — совестливых). Но в случае образования здесь подобной «выдвиженческой» парочки, успех такой «русской двойке» обеспечен, в особенности — на высоких социальноадминистративных уровнях, то есть там, где хищному продвижению предоставлен «режим наибольшего благоприятствования», в дополнение к своей там естественности, а «конкурс» не такой высокий, как на том же прощелыжном Западе. Там подобная специфическая супружеская верность и взаимовыручка в деле являются обязательным «социальным минимумом». Всем хорошо известна та важная роль, которую играют в карьере западных политиков их жены. У нас же они только путаются у высокопоставленных мужей под ногами, если и не вредят, достаточно вспомнить чету Горбачевых, всенародную худую славу загребущей Раисы Максудовны (Максимовны?). Но бывают и удачные, спаянные, прямо-таки «лебединые» пары: например, столь же знаменитые, преступные супруги Щелоковы. Конечно же, большинство таких «дуэтов» малоизвестны, ибо орудуют на более мелких постах, не таких громких, и — без саморекламы.

На низких же уровнях социальности более вероятен уход в примитивную асоциальность, уголовщину, а не то — и в чудовищность. Можно вспомнить жуткий преступный тандем артистов Оренбургского Театра музыкальной комедии: убийцу-грабителя Ионесяна (с охотничье-туристическим топориком, по тогдашней цене 2 руб. 50 коп. вместе с чехольчиком, под видом работника Мосгаза длительное время в середине 1960-х годов терроризировавшего всю Москву и область, убивавшего всех подряд, даже детей) и его подругу (красавицу-танцовщицу, отмывавшую после «дел комедианта» этот самый туристический топорик).

Женщины-суггесторы не только могут быть в составах уголовных и террористических групп (напр., банда Мейсона в США), но нередко и возглавляют их, как, например, Ульрика Майнхоф в ФРГ 1970-х годов. Правда, чаще такие женщины идут по «религиозной линии» (как та же наша комсомолка Маша Цвигун из Белого Братства, которая Дэви-мол-Христос-Юсмалос) или по какойнибудь еще, не менее «экстрадуховной» (все эти Блаватские, Джуны-Глобы и т.п.). Но в основном — это многочисленные полуграмотные прорицательницы, ясновидящие, целительницы, гадалки, ворожеи…

Существует обширный свод исторической литературы, в которой доказывается, что истинными пружинами большинства крупных исторических событий, включая сюда и военные катаклизмы, являются якобы действия женщин, так или иначе приближенных к «сильным мира сего» мужчинам. Все такие книги считаются почему-то всего лишь занимательными, как бы отстаивающими несерьезную точку зрения. Но если отбросить этот покров несерьезности, и взглянуть на них, по возможности, объективно, то перед нами окажется ошеломляющее своей неумолимой логикой фактов доказательство конкретной (хотя и опосредованной т.е. орудованием чужими руками) ответственности женщин за возникновение войн во все исторические времена существования человечества (символически начиная с войны Троянской, возникшей, как известно, из-за Елены — Менелаевой жены). То есть, вопреки заверениям Светланы Алексиевич, у войны — лицо именно женское! Для полной же корректности этого доказательства следует лишь добавить, что неправомерно распространять эту ответственность на всех женщин, ибо на самом деле она полностью и безоговорочно ложится исключительно на хищный вид женщин-суггесторов. Это и есть тот самый «женский фермент» во всех социальных потрясениях, некогда выявленный все тем же Карлом нашим Марксом.

К слову сказать, совсем не случайно именно этому же виду женщинсуггесторов столь свойственна прямо-таки' неодолимая влюбляемость в мужчинубийц. (Достаточно будет вспомнить не столь давний «тюремный роман», когда следователь Наталья Воронцова влюбилась в своего подследственного — матерого убийцу-рецидивиста Сергея Мадуева — до такой степени безоглядно, что даже передала ему пистолет для совершения побега). Кроме того, им же присуща тяга к получению наслаждения от созерцания сцен жестокости и кровавого насилия (казней, пыток и т.п.). В частности, им необычайно нравится, когда мужчины дерутся и убивают друг друга именно из-за них. На этой их «слабинке» некогда базировались рыцарские турниры, большинство светских дуэлей. Правда, подобное качество свойственно женщинам вообще, этот кровавый шлейф «стратегии выбора возможного партнера» тянется за ними еще из животного мира, но все же подобная предпочтительность в выборе мужчин женщинами качественно различна для разных видов (хищных и нехищных). К тому же, уместно будет вспомнить, что у наших ближайших этологических, животных родственников — у шимпанзе — подобных поединков не существует, они мирно «тасуются себе и тасуются».

В Древней Греции и Риме существовали жесткие ограничения в доступе женщин к жестоким зрелищам, но в то же время с немалым успехом в цирках выступали женщиныгладиаторы (например, в том же Риме — при Нероне, Константине). Современный отголосок этого свинства — женский «бокс» и «борьба» на Западе (да уже и у нас). Для большей зрелищности (=похабности) подобные женские драки проводятся в налитом по щиколотку на ринге мазуте или же по колено в фекального цвета грязи.

Но все же настоящее время — это «тяжкие» условия для откровенного насилия: отсутствие публичных казней, точнее, их «нерегулярность», острая недостаточность в смертоубийственных поединках и т.п. «зрелищах». Правда, в значительной мере произошла сублимация насилия в издевательство над животными: все эти петушиные, собачьи, рыбьи и т.п. «бои». (Еще одной подобной «отдушиной» является «экранное» насилие). Поэтому присущая женщинамсуггесторам тяга к жестокости прорывается в самых что ни на есть неожиданных формах, по большей части — неявных, тоже сублимированных.