Глава четырнадцатая

В ратуше телефоны бургомистра звонили беспрерывно: «Час тридцать девять. Флораштрассе. Фугасные. Пятнадцать раненых, двое убитых. Подземные магистрали не повреждены. Улица завалена». Телефонистка прикусила губу, когда добавила эту телефонограмму к множеству других, нанизанных на канцелярскую наколку. Телефонистка жила на Флораштрассе. «Час сорок одна. Больница Святого Антония. Фугасные. Число пострадавших не известно. Подземные магистрали не повреждены. Улица завалена».

Бомбы с самолета Мунро попали прямо на парадные ступеньки неоклассического фасада больницы Святого Антония. Рухнули стройные колонны и большой фронтон, за ними некоторые балочные фермы. В передней части здания, к счастью, находились главным образом служебные кабинеты, главная лестница, лифт, справочное бюро и склады. Сильно пострадал один из операционных залов. Швейцару оторвало ногу, дежурный врач получил сильные ожоги паром из поврежденной системы центрального отопления. Двух операционных сестер пришлось выводить из шокового состояния, а также перевязывать им много-. численные легкие ранения. Четверо больных получили порезы от разлетевшихся осколков стекол. После взрыва бомб все считали чудом, что причиненный ущерб пока невелик. Однако налет, по существу, только начался.

Наклонных скатов и большого, предназначенного для кроватей лифта больше не существовало, так что эвакуация людей с верхних этажей стала невозможной. Вспышки взрывов бомб и зенитных снарядов ярко освещали лица перепуганных, попавших в ловушку больных в палатах.

Узнав, что в месте соединения водопроводных труб в районе Постгассе упали мощные двухтысячефунтовые бомбы, бургомистр отдал категорическое распоряжение бросить все силы на ремонт труб. Этими работами следовало заняться в первую очередь. Инженеры и техники прибыли к месту повреждения буквально через четыре минуты. Они поддерживали слабый поток воды в трубах до того момента, когда бомба, упавшая на площадь Либефрау, сильно повредила еще одно соединение труб. Несмотря на это, инженеры продолжали ремонт. Они работали в глубокой яме по четыре человека поочередно: прорыли траншею под треснувшей трубой, подвели под нее подпорки, подняли ее до нормального положения, а затем обмотали клейкой прорезиненной лентой. Поскольку во время работ из трубы все время шла вода, в яме собралось много жидкой грязи. Работавший здесь Герд Белль увяз в грязи до подмышек, и только благодаря расторопности и находчивости оператора стоявшей рядом на грузовике лебедки его удалось вытащить.

Вскоре в ратушу прибыл подросток из гитлерюгенда и доложил, что повреждение главной водопроводной магистрали ликвидировано. Теперь бургомистру предстояло принять решение, к которому он никогда не готовился. Ров, снабжавший город водой, проходил мимо водоочистительной станции, затем поворачивал в обратном направлении и шел через старый город. Если преднамеренно направить основной поток воды из городской водопроводной системы в ров, то все, кто борется сейчас с пожарами в самом центре старого города, где огонь бушевал с наибольшей силой, получат воду.

Бургомистр посмотрел на план города. Пожары охватили церковь Либефрау, дома возле газового завода, школу, Нерингштрассе, старый рынок, новые здания около больницы. Большинство этих объектов только выиграет от направления основного потока воды в ров.

Если же принять другое решение и направить основной поток воды в городскую водопроводную систему, воду получит та часть города, где расположены больничные здания. Вместе с тем если направить основной поток воды в городские водопроводные трубы, то придется немедленно приказать всю пищевую воду перед использованием обязательно кипятить. Это, конечно, создаст большие затруднения для больницы, кухонь и вообще для каждого человека в Альтгартене. Бургомистр провел пальцами вдоль направления основного потока воды. Однако если пламя пожара перескочит на старые здания, тогда больница Святого Антония окажется в огне, а ведь она забита людьми, которым трудно передвигаться.

Электрический ток пока имелся во всех наиболее важных районах города. Пока в главных линиях электропередачи будет ток, будет работать и телефон, а значит, будет шанс, что город выживет.

Бургомистр повернулся к телефонистке.

— Пустить основной поток воды в городскую водопроводную систему! — приказал он. — Откачивать с водоочистительной станции, чтобы поддерживать необходимое давление.

На водоочистительной станции находились инженеры, и бургомистр был уверен, что они справятся.

В течение почти целой минуты пожарники испытывали удовлетворение от сильно бьющей струя воды, которая долетала до самых дальних очагов огня в здании учебного центра Красного Креста. Пожарники и полицейские успели даже несколько раз прокричать негромкое «ура». Однако радость быстро сменилась разочарованием. Бургомистр не знал, что двухтысячефунтовая бомба, упавшая рядом с домом Фосса, вызвала сотрясение водопроводных магистралей на протяжении всей Мёнхенштрассе. Водопроводные трубы под землей дали течь в семи местах — там, где они соединялись друг с другом при помощи уплотнительных колец. Под напором направленного в водопровод основного водного потока эти трещины теперь увеличились, и драгоценная альтгартенская вода, попадая в канализационную магистраль, уходила, не принося никакой пользы. Пожарные шланги сначала обмякли, а затем и совсем лишились воды.

Когда напор воды в трубах, несмотря на дополнительный источник их питания, неотвратимо ослабевал, а пожарник бежал к насосам, чтобы остановить их, подростки уже наклеивали на фонарные столбы предостережения: гражданам во избежание заболевания тифом предписывалось кипятить водопроводную воду.

К этому времени на потеплевших улицах города впервые появился сладковатый трупный запах, исходивший от недавно убитых людей. Мало кто из альтгартенских жителей понимал это, а некоторые даже думали, что так пахнет, вероятно, какой-нибудь новый дезинфекционный химикат. Только бывалые солдаты мрачно поглядывали друг на друга, готовя к использованию хлорную известь.

Альтгартен теперь представлял собой внушающее благоговейный страх зрелище, которое летчики могли видеть, находясь за сотню миль от города. С большой высоты все пожары в городе казались вытянутыми неконтрастными красными каплями. Они казались такими из-за высокой скорости бомбардировщиков, сбрасывающих сотни кассет с зажигательными бомбами, которые вспыхивали и горели, пока все вокруг не воспламенялось. В один из моментов сверху можно было увидеть огромную розовато-лиловую вспышку: это накоротко замкнулась линия электропередачи.

Настала очередь «ланкастера» капитана Суита.

— Левее, левее! Так держать!

Суит сунул голову в прозрачный блистер, чтобы увидеть землю под самолетом.

— Я хочу положить их вон на то темное пятно на западной окраине, — сказал он своему бомбардиру. — Давай встряхнем их пожарников. Знаешь, как на учении…

— Хорошо, сэр, — торопливо ответил Пип Спик. — Помоему, мы еще успеем сбросить туда. Правильно?

— Подожди, не торопись. Зайдем снова. К чему весь этот длинный путь? Давай уж отбомбимся по всем правилам. Ясно?

Суит начал крутой разворот.

— И чтобы никакого нытья и жалоб! — продолжал он после некоторой паузы. — Надо выполнить задачу как следует, тогда можно и домой. И не придется прилетать сюда еще раз. — Суит продолжал медленно разворачивать самолет над сельской местностью к югу от пожарищ.

— Литавры! Литавры! — сообщил Гиммель. Он занял очень хорошую позицию. Офицер на командно-диспетчерском пункте, внимательно наблюдая за самолетом Суита, разгадал, что тот делает повторный заход для бомбардировку.

Стрелок в хвостовой турели на самолете Суита успел израсходовать только сто сорок шесть патронов до того, как подача анергии на его турель прекратилась. И сам стрелок стал первой жертвой на самолете.

Посланные Гиммелем пушечные снаряды попали также во внешний левый двигатель, и его жидкий хладагент воспламенился. Суит резко двинул рычаг управления двигателем вперед, затем рванул его до отказа назад.

— Перекрой подачу горючего к левому внешнему, — приказал он Мерфи.

— Готово, — доложил Мерфи.

Суит отдал штурвал вперед, чтобы не снижалась скорость полета, но самолет никак не отреагировал. Суит нажал на кнопку флюгирования и закрыл радиатор. Они подождали, когда винт перестанет вращаться. Свет от воспламенившегося двигателя позволял хорошо видеть винт.

Элероны были во многих местах повреждены, из-за чего самолет накренился градусов на пятнадцать, а погнутый руль направления разворачивал его влево. Суит напряженно манипулировал рулями. Все это время самолет ужасно вибрировал, угрожая развалиться на части. Суит поманипулировал каждым из рычагов управления двигателем и убедился, что вибрация ослабевает в зависимости от изменения режима работы правого внешнего двигателя.

— Перекрой подачу горючего к правому внешнему, — приказал он.

— Кран правого внешнего закрыт, — доложил Мерфи.

— Лопасти винта не стали во флюгерное положение, и я не могу выровнять крен.

— У нас вытекает горючее из левых баков, и это нарушает устойчивость, — сказал Мерфи. — Сломанная лопасть вызывает вибрацию.

Оба они одновременно перевели взгляд на пламя. Пока горела только струя бензина, вытекающего из поврежденного бака. Суит нажал на кнопку, приводящую в действие огнетушители, но это не дало видимого эффекта.

Суит всем своим весом навалился на штурвал, и нос самолета медленно пошел вниз.

— Не пикируй, командир, — предостерег Мерфи.

Но это не остановило Суита. Слишком много он слышал хвастливых рассказов летчиков о том, как они сбивали пламя с двигателя пикированием. Однако многие летчики убедились в обратном: увеличение скорости лишь раздувало пламя, в результате чего начинал гореть сам металл. К сожалению, эти летчики не возвращались, чтобы поделиться своим опытом.

Мики Мерфи со страхом и тревогой смотрел на пылающий двигатель. Ему приходилось видеть горящий сплав, и теперь он пристально наблюдал за белым, ослепительно ярким свечением, предвещавшим такое загорание. Носком ботинка Мерфи предусмотрительно придвинул поближе к себе парашют.

Это было крутое пикирование: стрелка указателя скорости резко подскочила до трехсот девяноста миль в час. Суит покрутил штурвальчик триммера высоты назад и потянул на себя штурвал, но тот поддался лишь после того, как Суиту помог своим весом Мерфи. Самолет медленно вышел из пикирования, а затем даже немного набрал высоту. Стрелка указателя скорости начала возвращаться назад, дошла до опасно малой цифры — сто миль в час, а потом заколебалась между цифрами восемьдесят и сто двадцать.

Суиту удалось перевести самолет в горизонтальный полет, но на меньшей скорости вибрация усилилась. Обтекатель двигателя накалился до матово-красного цвета. Сваренный сплавом шов на одном из зажимов разошелся, и обтекатель под действием спутной струи начал угрожающе дрожать и подскакивать. При каждом таком подскоке под обтекателем обнаруживалось ярко-желтое раскаленное горнило. В трещине развился сверхскоростной поток воздуха, который раздувал пламя добела, пока не разошелся второй сварной шов зажима. Какие-то доли секунды обтекатель трепетал над горящим двигателем, словно светящиеся красные крылья хищной птицы, потом загнулся назад, три раза ударился о переднюю кромку крыла и, оторвавшись, слегка подскочил вверх, а затем плавно отлетел прочь, пройдя над хвостовым оперением.

— Кусок крыла! Отлетел кусок крыла! Он только что пролетел мимо меня! — крикнул радист.

— Спокойно, спокойно! — властно приказал Суит. — Самолет управляем. Обтекатели — это твоя забота, инженер, — обратился он к Мерфи. — Ты осматривал этот перед взлетом?

Мерфи бросил на него удивленный взгляд. Кабина летчика была залита ярко-желтым светом, и Мерфи хорошо видел блестевшее от пота лицо Суита, который напряженно манипулировал рукоятками управления.

— Обтекатель был в полном порядке, сэр, — ответил Мерфи, — к тому же тогда не горел левый внешний двигатель.

— Подавись ты своим дьявольским сарказмом! — рявкнул Суит. Он обеими ногами давил на педали управления рулем направления, пытаясь предотвратить рыскание самолета.

— Пламя на задней кромке крыла весьма опасно, мистер Суит! — взволнованно сказал Мерфи. — Могут взорваться топливные баки.

— Наука утверждает, что это невозможно, инженер, — ответил Суит, улыбнувшись. — Даже в пустом баке топливно-воздушная смесь слишком богатая, чтобы воспламениться.

— Мне случалось видеть, как она воспламенялась, — настойчиво возразил Мерфи.

Суит посмотрел через плечо на пламя и успокаивающе кивнул Мерфи. Самолет пока подчинялся ему, и, хотя пламя было действительно угрожающим, оно, по крайней мере, не увеличивалось.

— Сейчас будем бомбить, — сказал Суит. — Открыть створки бомболюка!

— Ты, сумасшедший идиот! — крикнул стрелок верхней средней турели Кит Пеппер. — Разве ты еще не сбросил эти проклятые яйца?

— Бомбы сброшены, — доложил Спик, и самолет резко тряхнуло в подтверждение его слов.

— Эй ты, дурак, — возмутился Суит, — кто приказал тебе сбрасывать?

Мерфи наблюдал, как остановился поставленный во флюгерное положение винт.

— Зажигание левого внешнего выключено, сэр.

— Этот вылет тебе засчитан не будет, — официальным товом заявил бомбардиру Суит. — Сбрасывание бомб не по цели равнозначно невыполнению полета.

— Я сбросил бомбы по цели, — проговорил бомбардир. извиняющимся тоном.

— Лжец! — рявкнул Суит. — До цели еще несколько миль. — Бомбардир молчал. — Это называется саботажем, и я привлеку тебя и ответственности, когда мы вернемся.

— Если мы действительно вернемся, — мрачно возразил Спик. — Привлекайте, я не боюсь.

— Закрыть створки бомболюка! — приказал Суит. — Штурман, дай мне курс на Уорли-Фен. Раз вы все наложили в штаны и перепугались, вы не можете действовать как полагается! Мы летим домой.

— Курс двести восемьдесят три, сэр, — сказал штурман.

— Компас не работает, сэр, — доложил Мики Мерфи.

— Тогда я поведу по звездам, — ответил Суит и наклонился вперед, чтобы лучше увидеть бомбардира. — Что это ты там делаешь, черт тебя возьми? — с угрозой в голосе спросил он.

— Хочу выброситься, — спокойно ответил Спик, изо всех сил стараясь открыть носовой аварийный люк. — Пусть они награждают «Крестом Виктории» летчиков, которые продолжают полет на горящем «ланкастере», но не бомбардиров. Бомбардиров они все равно не наградят.

— Ты предстанешь перед военным судом!

— А ты будешь убит, — сказал Спик. Наконец он открыл люк и, словно опасаясь, что Суит может подняться со своего места и схватить его, нырнул в него головой вперед. Когда его ноги стукнулись о кромку люка, раздался глухой удар. Один летный ботинок Спика остался в носу самолета.

В хвостовой части «ланкастера» радист и Кит Пеппер тщетно пытались открыть входную дверь. Один из пушечных снарядов Гиммеля погнул замок. Пришлось несколько раз стукнуть по нему пожарным топориком. Дверь слегка подалась. Суит, почувствовав перемещение веса двух человек в хвостовую часть, покрутил штурвальчик балансировочного триммера и выровнял самолет. Он разгадал их намерение.

— Никому не покидать самолет. Это приказ! — властно произнес он.

— О'кей, командир, — отозвался Кит Пеппер, не прекращая, однако, попыток открыть дверь в фюзеляже. Кит жестами дал понять радисту, что хочет пролезть через узкую щель слегка приоткрытой погнутой двери. Тот кивнул ему в знак согласия.

— Мы долетим, ребята, — проговорил Суит. Из левого внешнего двигателя в этот момент вылетели искры. — Я держу самолет на курсе двести восемьдесят три.

— Компас не работает! — возмущенно крикнул Мерфи. — Мы идем по кругу. Слева опять появляется цель. Рули деформированы. Самолет горит. Вы что, не видите, что ли?

Высота полета теперь уменьшилась, и пожары в Альтгартене стали казаться еще больше и интенсивнее. Большинство горящих объектов были лимонного и светло-красного цвета, но вот начали появляться и темно-красные пятна — видимо, там, где огонь совершенно вышел из-под контроля.

Гиммель развернулся еще для одного захода. Разрывы пушечных снарядов отзывались внутри металлического фюзеляжа «ланкастера», как удары крикетного мяча по жестяной коробке из-под галет. Мерфи слышал, как кто-то неистово завопил. В воздухе вокруг них засвистели металлические осколки. Он постучал по указателям температуры масла — восемьдесят девять градусов. Не так уж плохо! Давление — семьдесят фунтов на квадратный дюйм. Это и вовсе нормально. Последовало еще несколько ударов от разрыва снарядов. Мерфи чувствовал, как каждый из них сотрясал металлический пол в самолете. Он понимал, что положение безнадежное, но, как и всегда, цепенел от страха при одной мысли о прыжке с парашютом.

Когда Гиммель вновь заходил на цель — так же устойчиво, как грузовой состав по рельсам, — он наблюдал, как «ланкастер» становился все крупнее и крупнее в его пушечном прицеле. Бах! Бах! Бах! В течение четырех секунд из его пушек вылетело сорок семь фунтов стали и бризантного взрывчатого вещества, и большая их часть попала в «ланкастер» Суита.

Находившиеся у выходного люка бортрадист и стрелок видели, как «юнкерс» Гиммеля сближался с «ланкастером» во время третьего захода сзади слева. Кит включил микрофон, чтобы предостеречь Суита, но в следующее мгновение издал пронзительный вопль. Снаряд ударил ему в живот и разметал в стороны ноги и верхнюю часть тела. Кровью забрызгало все внутренние стены фюзеляжа до самого заднего лонжерона. Бортрадист, который находился рядом с Китом, на мгновение пришел в себя, лишь когда уже висел в воздухе под куполом раскрывшегося парашюта. Он чувствовал озноб, и ему хотелось спать. Его бедренная артерия была перебита, и он терял кровь с такой скоростью, с какой бешено бьющееся сердце способно было выталкивать ее в ночной воздух. Он умер на высоте четыре тысячи футов над Альтгартеном.

«Ланкастер» круто накренился. До этого момента штурман Билли Пэйс не испытывал страха, но, оставшись живым после третьего захода Гиммеля, он отчаянно захотел почувствовать под ногами твердую почву, какуюнибудь крепко сколоченную ровную и нешатающуюся платформу. Пэйс предпринял попытку выбраться из самолета через аварийный люк в потолке над главным лонжероном. Он прикрепил парашют к металлическим кольцам подвесной системы, но не смог пролезть через маленький люк. Пэйс терпеливо втащил плечи назад в самолет, отстегнул парашют и начал выбираться через люк, держа парашют в руке. Воздушный поток ударил его, как кувалдой. Хлестанув по лицу и груди со скоростью двести тридцать миль в час, он намертво прижал ноги Пэйса к кромке люка. Дюйм за дюймом вытягивал Пэйс свое тело из люка, подставляя его бешеной силе потока. Удары воздуха мешали нормальному дыханию. Неожиданно воздушный поток преодолел силу его рук и припечатал верхнюю часть тела к фюзеляжу, перекрутив при этом ноги в коленях. Затем поток выдернул его из люка.

Пламя на левом внешнем двигателе позволяло видеть все, как днем. Пэйс хотел уцепиться за что-нибудь рукой, но ничего не нашел. Спутная струя потащила его по шероховатой поверхности и метнула вверх. Парашют он крепко держал рукой.

Пэйс падал, все более и более отчаиваясь. Он видел, как над ним прошел самолет, потом появилась луна. Хвостовое колесо пронеслось буквально в ярде от его лица, и оттого, что в какое-то мгновение его скорость была почти такой же, как и скорость самолета, Пэйсу показалось, что тот движется очень медленно. Пейс понимал, что парашют не спасет, если его не пристегнуть к подвесной системе, и вдруг расплакался от отчаяния и гнева, так как никак не мог нащупать металлические кольца. Он уже находился на высоте четыре тысячи пятьсот футов. Неожиданно ему в голову пришла мысль, что он может посмотреть вниз на руки и тогда ему будет легче найти кольца. Он без особого труда пристегнул один карабин, но с другим это ему не удавалось. Тогда он решил, что будет держать второй строп рукой, и дернул за вытяжной трос парашюта, надеясь, что опустится на одном кольце. Его сильно рвануло в сторону, и он повис на одном стропе. Купол открылся с громким хлопком, и Билли Пэйс целым и невредимым начал медленно спускаться в прозрачном воздухе над Альтгартеном.

Теперь живыми в самолете остались только Суит и Мерфи.

— Выбрасывайся! — приказал Суит. Мики Мерфи кивнул.

— Иди к носовому люку и жди моей команды, — добавил Суит.

Мерфи взял кислородный баллон и стал пробираться вперед. Он схватился за нижнюю кромку приборной панели летчика и нырнул под нее ногами вперед. Сначала он встал на ступеньку, а потом, широко раздвинув ноги, — у открытого люка. Включившись в переговорное устройство, Мерфи доложил:

— Готов прыгать, сэр.

Суит проворчал что-то себе под нос.

— А вы не собираетесь прыгать, сэр? — спросил Мерфи.

— Я поднял самолет, я его и посажу.

— Одному вам не сделать этого.

Суит усмехнулся:

— Ты можешь пригодиться, пожалуй.

Мерфи боялся прыгать через люк. И хотя самолет горел, но он был почти домом для него. Мерфи повернулся и подошел к ступеньке. Воздушный поток подтолкнул его к месту бортинженера. Мерфи ухватился рукой за металлическую балку.

— Пользуйтесь ручной балансировкой, — посоветовал он.

— Я как раз собирался это сделать, — сказал Суит.

— И увеличьте число оборотов. Топливо экономить незачем. Нас осталось только двое.

— А как насчет ночного истребителя? — нервно спросил Суит.

— Э-э, я и забыл о нем, — сухо ответил Мерфи. Да, пожалуй, нас трое.

Гиммель подошел к ним совсем близко, со страхом и зачарованностью наблюдая за пылающим бомбардировщиком.

— Бедные ребята, — заметил наблюдатель.

— Они сжигают наши города и заживо хоронят под обломками наших людей, — возразил Гиммель. Он выбрал позицию для coup de grace. [последний удар — франц.] В этот момент возле правого крыла «ланкастера» взорвался зенитный снаряд. Оба самолета сильно тряхануло.

— Зенитные снаряды прикончат его, — сказал наблюдатель.

— Они могут прикончить и нас, — проворчал Гиммель, но пока не открывал огня по пылающему «ланкастеру». Гиммель убрал газ и неожиданно увидел яркие сине-желтые вспышки из выхлопных патрубков своего двигателя.

Даже еще не взглянув на прибор, Гиммель понял, что число оборотов падает. Проклятый двигатель! Если бы механик сменил его, вместо того чтобы в целях экономии средств подсовывать ему новый комплект поршневых колец, то он наверняка сбил бы еще одного англичанина.

— Затяни потуже ремни, — сказал он наблюдателю и резко наклонил нос «юнкерса» вниз, ибо теперь нужно было выжать из него максимально возможную скорость, чтобы успеть посадить истребитель на землю. Горящий «ланкастер» над ними медленно выровнялся и вновь летел по прямой.

Глава пятнадцатая

— Налет кончился, — сказала телефонистка бургомистру. — Бомбардировщики улетели. — Она записала в журнал телефонограмму с наблюдательного поста на шоссе Фенло. Сообщения, поступившие от других наблюдателей, также подтверждали окончание налета.

Не совсем еще веря всем этим сообщениям, бургомистр медленно, как-то сразу, за одну ночь, состарившись, поднимался по ступенькам лестницы командно-диспетчерского поста гражданской обороны. За ним поднялись и все остальные. Когда Они миновали обложенный мешками с песком вход в убежище, ослепительное зарево от пожарищ заставило их прищуриться. Слабый ветерок медленно разгонял разогретый пожарами воздух по. всей равнинной местности Альтгартена и его окрестностей. Чем больше кислорода поглощали пожары в нижних слоях атмосферы, тем выше поднималось их пламя.

Захватывало дух от вида полыхающего газопровода. Наиболее интенсивное и высокое пламя стояло над зданием учебного центра медицинских сестер. Людей из него, к счастью, удалось эвакуировать без жертв. В воздухе ощущался жар от полыхающих зданий, слышался гул бушующего огня, но рев моторов над Альтгартеном уже прекратился. Неожиданно из района церкви Либефрау донесся оглушительный треск и грохот. В небо взвился гигантский огненный язык, на крыши соседних домов брызнули раскаленные добела искры.

Пожарники знали, что это произойдет с секунды на секунду. Неполная кассета зажигательных бомб сделала свое дело. Расплавленный свинец капал в течение нескольких минут. Люди на крыше церкви, увидев, что стропильные фермы начали прогибаться, поспешно спустились на землю. Вскоре после этого с оглушительным гулом рухнули колокола. Каменная кладка наружных стен под аккомпанемент каких-то невероятно гневных стонов начала вздуваться, а затем лопалась с оглушительным треском. Корабль церкви был охвачен пламенем, а ее огромные окна из цветного стекла никогда раньше не светились так красиво, как в эти предсмертные минуты. Контрфорс рухнул с ужасным грохотом. Каменные стены продолжали вспухать и трескаться и наконец гулко рухнули. Лишенная опоры крыша скрылась в бушующем пламени внутри церкви. Искры взметнулись на высоту тысячи футов, а окна вспыхнули кроваво-красным светом.