ГЛАВА 7

Изображая холодное безразличие, Джоселин подвела Молли к ступенькам и села в двух шагах от Такера. Она была вся на эмоциях. Ей было грустно, но Джоселин не знала почему. Однако точно знала – вся эта неразбериха в мыслях и чувствах никак не была связана со страхом быть узнанной. Причина была в Такере и в тех слегка разгоряченных словах, которыми они обменялись после того, как он отказался от доктора.

Скажите на милость, ну почему ее волнует, пойдет Такер к доктору или нет? Какая ей разница? Она даже не знала этого человека раньше. Джоселин могла судить о нем только по его колонкам. Ну, хорошо, этим утром она узнала, что у него есть чувство юмора, что он приятный в общений и мудрый. И что?

В этом-то и заключалась проблема. Такер принадлежал к тому типу мужчин, которые нравились Джоселин. «Признайся, – ругала она себя, – он тебе нравится; более того, тебя к нему влечет, а ты не хочешь, чтобы так было, потому что это напрасно».

Когда Такер узнает, что она президентская дочь, его отношение к ней тут же переменится, и Джоселин знала это. Он посмотрит на нее иначе, ослепленный ее предполагаемым положением в обществе. Она перестанет быть для него обычным человеком. Такое уже случалось с ней время от времени с разными людьми.

Джоселин считала это нормальной реакцией. Такова человеческая натура. Она сама испытала это, когда впервые вошла в Овальный кабинет и увидела отца, сидящего за столом. У нее по телу побежали мурашки. На секунду она увидела не отца, а именно Генри Уэйкфилда, президента Соединенных Штатов. И уставилась на него с каким-то трепетом.

И, несмотря на все это понимание, Джоселин очень не нравилось быть объектом пристального внимания. Положение президентской дочки вовсе не единица измерения ее достоинств; это – случайность, воля судьбы.

Но сможет ли Такер правильно взглянуть на это? Она боялась, что ее очень сильно ранит, если он не сможет.

Этот день должен был быть веселым и беззаботным. Злясь, что все вышло иначе, Джоселин подняла вверх голову и уставилась на яркое утреннее солнце и на белый шпиль мемориала Вашингтона.

– Знаете… – Его голос зазвенел у нее в ушах. Она мельком взглянула на него. Такер задумчиво хмурился. – Мне всегда было интересно, думали ли наши отцы-основатели о том, чтобы взимать налоги с тех, кто любуется Капитолием?

Это замечание настолько было в духе его остроумных высказываний в газете, что Джоселин улыбнулась. И подумала, что Такер именно этого добивался.

– Интересно, не так ли? – спросил он, щупая пальцами поцарапанную ладонь. Теперь он заговорил о монументе Вашингтона. – А вы знаете, что если провести прямую линию от Капитолия к монументу Вашингтона, а затем через реку Потомак, то она приведет прямо в Арлингтон, в поместье Кастис, принадлежавшее семье генерала Роберта Эдуарда Ли. Мне всегда казалось иронией судьбы, что мемориал Линкольна и дом Ли расположены строго друг против друга, разделенные рекой. И ирония судьбы в том, что дом Ли смотрит прямо в сторону нашего национального кладбища. Вам так не кажется?

– Пожалуй, да. – Джоселин чесала Молли за ухом, усиленно стараясь сохранять надменность и безразличие к его совершенно невинному разговорному приему.

– Мне кажется, что нас с вами тоже разделяет река, – продолжил Такер, и Джоселин мгновенно насторожилась. Она не знала, что именно он имеет в виду. – Мой дедушка говорил, что когда один человек начинает ссориться из-за чепухи, то другой делает то же самое. Сейчас я чувствую себя полным дураком, что был так резок с вами, когда мы говорили о докторе. Простите.

– Извинение принимается, – отозвалась Джоселин, не переставая гладить собаку.

– Хорошо.

Краем глаза она увидела, как Такер решительно кивнул головой.

Замученная угрызениями совести, Джоселин была вынуждена сказать:

– Обедиа прав. Если вы не хотите идти к доктору – это ваше личное дело.

– Спасибо.

– Пожалуйста, – ответила она рассеянно.

– Посмотрите, – проворчал он с досадой в голосе. – Я запачкал кровью пиджак.

– Не вините в этом Молли. – Джоселин снова начала раздражаться.

– Я не виню в этом Молли… Может, я делал это сначала, – неохотно признал Такер, шаря в своих карманах. – Но тогда я был зол. Интересно, где мой носовой платок?

– А почему вы злились? Потому что упали? Это не повод злиться на людей.

– Да, не повод, – согласился он. – Я злился, потому что вы из Айовы.

Ошарашенная, Джоселин развернулась к нему и пристально посмотрела ему в лицо:

– Но почему вас это разозлило?

– Потому что рано или поздно вы уедете в Айову. – Наконец, отыскав носовой платок, Такер приложил его к поцарапанной ладони, стирая капли свежей крови. – А шансы увидеть вас снова равнялись нулю. И это не укладывалось у меня в голове.

Джоселин была уверена, что она никогда в жизни не краснела. Но сейчас ее лицо так запылало и покраснело, что она почувствовал себя раскаленным железом.

– Смешно, – заявила она, пытаясь скрыть свое странное смущение. – Почему это вас волнует? Мы даже не знаем друг друга.

– Вот и я о том же, – объяснил Такер. – Вы хотели уйти, не дав мне возможности узнать вас лучше. Мой дедушка сказал мне много лет назад, что если я встречу «свою» женщину, то я сразу ее узнаю. – Он криво улыбнулся. – Внутри должно что-то кольнуть.

Джоселин встала, готовая удрать от него и от всего этого разговора. Нелепая ситуация. Совершенно нелепая.

– Только не убегайте снова. – Такер дотронулся до ее спины, побуждая сесть. – Я буду выглядеть очень глупо, если погонюсь за вами с этой ободранной коленкой.

И он действительно за ней погнался бы. Джоселин была в этом уверена, как уверена в том, что завтра снова взойдет солнце. Она представила себе эту сцену. По берегу Зеркального бассейна разгуливал полицейский. Если бы он увидел бегущего за ней Такера, то, можно поклясться, примчался бы к ней на помощь. И до того, как ситуация была бы улажена, попросил бы предъявить документы, что для Джоселин, понятное дело, было совершенно нежелательно.

Джоселин снова села и вся напряглась.

– Расслабьтесь, – посоветовал ей Такер. – Знаете, мой дедушка говорил мне кое-что еще. Например, что когда муж бранится с женой, то сначала он должен полностью убедиться в своей правоте, а затем прекратить спор.

– Ваш дедушка очень мудрый, – проворчала Джоселин.

– Да, мудрый, – согласился Такер. – К сожалению, я забыл этот совет и пытался переспорить вас из-за того, что мне было больно. Просто все это потому, что я вас только встретил, а вы уже собирались назад в Айову.

– Сумасшедший, – сказала Джоселин, пытаясь убедить в этом себя.

– Мне такое уже говорили.

– Но вы же не знаете кто я к что из себя представляю, – запротестовала она.

– Это правда. – Такер подумал секунду. – Исходя из того, что я о вас знаю, вы можете быть воровкой. Ну конечно, если бы на самом деле воровка, то у вас на это должны быть веские причины.

– Не могу поверить, что все это слышу! – Джоселин уставилась на полицейского, мечтая, чтобы тот покинул территорию. Или еще лучше – чтобы вернулся Обедиа с такси.

– Какая музыка вам нравится? – совершенно неожиданно поинтересовался Такер. – Мне, например, нравится музыка в стиле кантри: Уэйлон Дженнингс, Джордж Стрейт, Гарт Брукс и Хэнк Юниор. А больше всего я люблю техасский свинг, особенно в исполнении Боба Уиллса.

– А мне нравится джаз, – поделилась Джоселин. – Все – от Фатса Уоллера и Луи Армстронга до Майлса Дэвиса и Диззи Джиллеспи, хотя никто не сравнится с бесподобной Билли Холидей.

Такер хмыкнул, затем задал следующий вопрос:

– А как на счет еды? Какую кухню вы предпочитаете?

– Итальянскую.

– Пицца? – спросил он с надеждой.

Она отрицательно покачала головой.

– Макароны. Всех видов.

Он с сожалением вздохнул:

– А я люблю мексиканскую. Чем острее, тем лучше.

– Что до меня, то я не очень жалую острые блюда.

– А как вы относитесь к спорту? – Такер вздернул голову вверх, с любопытством глядя на Джоселин.

– Я неизменная поклонница «Redskins», – призналась Джоселин, не подумав.

– Правда? – удивился Такер. – Если учесть, что вы из Айовы, то можно было подумать, что вы поддерживаете «Packers» или «Kansas City Chiefs»… – Пока Такер это говорил, Джоселин придумывала, как ей оправдать свой опрометчивый выбор команды. Но он избавил ее от этих объяснений. – А я люблю баскетбол. Может быть, потому, что сам в него играл. Однажды я даже забил решающий гол во время каких-то школьных соревнований. Хотя чемпионами мы не стали. Нас разгромила команда из старших классов. Их центральный нападающий был ростом почти в два метра. И руки у него, казалось, были такой же длины… – Такер с любопытством посмотрел на Джоселин. – Вы демократка или республиканка?

Этот вопрос вызвал у нее панику, но она быстро пришла в себя.

– Это имеет значение? – спросила она с вызовом. – Разве не ясно, что наши с вами предпочтения не сходятся? Если вас будет все это так заботить, то у нас останется очень мало общего. – Джоселин испытала странное разочарование и сама этому удивилась.

– К тому все и идет, – согласился Такер. – Но это означает, что мы друг с другом не заскучаем. Жизнь интересна, если она непредсказуема!

– Почему вы так говорите?

– Потому что так оно и есть на самом деле, – ответил он спокойно. – Мой дедушка говорил, что лучший брак – это когда сходятся две противоположности. Один супруг дополняет другого.

– Никогда не слышала более глупого изречения. – Джоселин была потрясена. – А вы представляете, как много конфликтов у них возникнет?

– Только если вы попытаетесь изменить другого человека, – заключил он.

Джоселин раздраженно усмехнулась:

– Интересно узнать, а что думала обо всем этом ваша бабушка?

Такер улыбнулся. При этом его глаза засияли настоящей теплотой и нежностью.

– Моя бабушка об этом не думала. Она была слишком занята, просто наслаждаясь жизнью. Думать входило в обязанности дедушки.

– Чье это мнение? Ваше или вашей бабушки? – бросила злобно Джоселин. – Видимо, в симпатичной маленькой голове вашей бабушки совсем не было мозгов.

– Это неправда. – Такер грустно вздохнул. – Моя бабушка была яркой, образованной личностью, а дедушка – первый, кто вам об этом сказал бы. По природе своей она была мягкой, жизнерадостной, смешливой. Никогда не сидела на месте и умела удивляться сияющей утренней росе, которая покрывала акры пшеничного поля, словно настоящими бриллиантами. Дедушка никогда такого не заметил бы, если бы она не хватала его за руку и не тащила из дома посмотреть на это поле. Более того, бабушка умела выводить его из спокойной задумчивости и заставляла смеяться. Он знал наизусть Библию, но именно бабушка указывала ему на чудеса. И все это значит, что они дополняли друг друга, – объяснил Такер. – Каждый из них мог дать другому что-то, чего у того не было.

– Замечательно! – Джоселин подумала, что она никогда не рассматривала отношения между людьми с такой точки зрения. Но затем добавила: – К сожалению, мы недостаточно терпимы друг к другу.

– Это глобальная проблема человечества, не так ли? – с грустью отметил Такер. – Мы считаем, что другие люди должны разделять с нами наши мысли, взгляды, интересы и чувства. И если не разделяют, значит, они не правы. Тогда мы пытаемся склонять их к своей точке зрения.

– И из этого ничего не выходит, – подытожила Джоселин, присмиренная серьезным поворотом разговора.

– Я надеюсь, никогда и не получится. – Такер искоса посмотрел на нее. – Вы только представьте, каким скучным стал бы мир, если бы все говорили об одних и тех же вещах, думали об одном и том же, видели одно и то же. Это так же плохо, как если бы на земле остался всего один человек. – Он посмотрел вдаль. – А вон и Обедиа возвращается с такси. – Такер попытался встать, опираясь на правую ногу, но снова сел и нахмурился. – А зачем он поймал две машины?

Когда Джоселин тоже увидела, что одно за другим остановились два такси, она, как и Такер, очень удивилась.

– Может быть, одно такси привезло пассажира?

Но Обедиа Мельхиор оказался единственным человеком, который вышел из машины. Он что-то сказал одному таксисту, затем другому, показывая им жестом, чтобы они подождали здесь.

– Зачем нам две машины? – спросил Такер, когда Обедиа подошел к ним.

– Первый таксист отказался везти собаку. – Обедиа подставил Такеру свое плечо, чтобы тот мог на него опереться. – Он утверждает, что у него на собак аллергия.

– Аллергия? – проворчал Такер и зашагал хромающей походкой, опираясь на плечо старого джентльмена. Джоселин шла следом, ведя на поводке Молли. – Скорее всего, он просто не захотел, чтобы Молли валялась на сиденье его машины. Ну и ладно. Мы поедем на другой.

– Могу я кое-что сказать? – начал Обедиа, не дожидаясь ответа. – Я предполагаю, что вам обоим понадобится помощь, чтобы залезть в такси и вылезти из него тоже. Я знаю, что ваше колено потеряло гибкость. Поэтому я буду счастлив сопроводить вас до дома. Однако возникает другая сложность: нам троим и Молли в одной машине будет неудобно. Молли, конечно, очень хорошая и благородная собака, но иногда она немного нерасторопная и шумливая. И хотя она вряд ли захочет причинить вам боль, риск все же велик.

Еще до того, как Обедиа подвел Такера к такси, Джоселин уже знала, что означают эти две машины. Она поняла, что затеял Обедиа, и машинально замедлила ход, сопротивляясь этой идее, в то время как Молли тянула поводок в нетерпении догнать хозяина.

– Вот почему я решил поймать два такси. – Крепко поддерживая Такера, пытающегося сохранять равновесие, Обедиа открыл заднюю дверцу автомобиля. – Одно для вас, другое – для Молли. Таким образом, вы поедете вместе с мисс Джонс, а я – с Молли.

Ухватившись рукой за открытую дверцу автомобиля, Такер через плечо посмотрел на Джоселин.

– Мисс Джонс может не согласиться на это предложение. – Его взгляд выражал одновременно и вопрос, и надежду на то, что она все-таки согласится.

– Я уверен, мисс Джонс не будет возражать, – заявил Обедиа, удивленный, что на этот счет есть какое-то сомнение.

– Решайтесь, наконец, – возмутился водитель. – Счетчик работает. Или вы едете, или платите и отпускаете.

Такер не двигался, пристально глядя в глаза Джоселин:

– Ну, Линн… я…

Джоселин все еще злилась из-за того, что она попалась в ловушку и что расстроились все ее планы. Она проворчала:

– Не смотрите на меня, залезайте в машину и ничего не говорите.

Решив, что она полная дура, Джоселин передала поводок Обедиа, доверив Молли его заботе.

После нескольких неуклюжих маневров, во время которых Такер был вынужден прыгать на одной ноге, согнуться пополам и удариться головой о дверцу, он, наконец, уселся на заднее сиденье и вытянул вдоль него левую ногу. Джоселин удалось проскользнуть в салон с другой стороны машины, задев его раненую ногу только однажды.

Получив адрес Такера, водитель уверенно завел мотор и отъехал от тротуара. Джоселин оглянулась, чтобы убедиться, что Обедиа и Молли следуют за ними в другом такси, затем снова уставилась перед собой, усиленно избегая смотреть на Такера.

Возникло неловкое молчание. Наконец, Такер его нарушил:

– Спасибо, что согласились поехать. Я думал, вы откажетесь.

– Я тоже так думала, – сухо буркнула Джоселин.

– Наверно, я испортил вам планы на выходной. – В его голосе чувствовалось сожаление.

– Вы не знаете и половины. – Джоселин осознала, что бесценные минуты ее свободного дня исчезают одна за другой. А хуже всего то, что она еще не успела сделать ничего из того, что хотела.

– Правильно; вы столько хотели сделать, столько увидеть, – вспомнил Такер ее слова. – Я так понимаю, что должен перед вами извиниться, но так сложно, потому что я очень рад, что вы здесь.

– Мило, что хоть кто-то из нас этому рад, – проворчала Джоселин.

– Погодите минутку. Но ведь никто не приставлял к вашему виску пистолета и не заставлял вас садиться в это такси, – напомнил ей Такер, весело усмехнувшись. – Вы здесь по собственному желанию.

Она тяжело вздохнула:

– Может быть, это и так. Но выглядит все совсем по-другому. В этот самый момент я должна была подниматься на мемориал Вашингтона, сейчас он только что открылся. А когда я сюда вернусь, мне придется простоять в очереди целый час. Может, и больше.

– Лучше всего это делать ночью, – посоветовал Такер. – Это чудесное зрелище: когда освещены все памятники, Капитолий и Белый дом сияют огнями, уличные фонари расходятся во всех направлениях, мерцают неоновые вывески на зданиях, мчатся автомобили с включенными фарами.

Слушая его, Джоселин вспомнила все знакомые ей достопримечательности, названные Такером, и легко представила их ночью, вплоть до навигационных лодочных огней на реке Потомак. И, несмотря на свое раздражение, улыбнулась.

– Вы говорите об этом с таким вдохновением, словно вид ночного Вашингтона так же прекрасен, как и пшеничное поле вашей бабушки, покрытое росой, будто бриллиантами.

– Я не думал над этим, но полагаю, что это городская версия. – Нагнувшись вперед, Такер обратился к водителю: – Вон то второе здание за углом, из ужасного старого кирпича.

Это оказался один из тех темных и угрюмых домов в викторианском стиле с угловой башенкой и незаметным крыльцом, что лишены воздушной легкости и грации более узорчатого стиля времен королевы Анны. Возле входной двери висело четыре металлических почтовых ящика.

Как только Такер смог вылезти на дорожку, Джоселин подняла голову и посмотрела на крышу трехэтажного здания.

– Могу я узнать, на каком этаже вы живете? – поинтересовалась она, покосившись на Такера.

– Нет, – ответил он, пытаясь идти ровно. – Мне кажется, вы уже догадались. Я живу на третьем этаже.

– Конечно, догадалась.

У тротуара резко затормозило второе такси. Молли приветствовала их радостным лаем, пытаясь выпрыгнуть в окно, чтобы поскорей к ним присоединиться. Но Обедиа как-то смог уговорить ее этого не делать.

– Мы подождем их? – спросила Джоселин.

Такер поднял брови:

– И дадим Молли еще один шанс сбросить меня с лестницы? Нет уж, спасибо. – Он крепко сжал плечи Джоселин и подтолкнул ее вперед: – Идемте. Если нам повезет, мы поднимемся первыми.

Они успели дойти до входной двери, прежде чем Обедиа и Молли вылезли из такси.

– Мне интересно, – проговорила Джоселин, глядя на эту парочку и открывая Такеру дверь, – как ваша хозяйка позволила вам держать собаку?

– Это просто. Она слепая.

– О, простите! – Джоселин проследовала за ним в темный холл, не уверенная, говорит ли он правду или это просто метафора.

– Она слепая. Но у нее видящая собака. – Такер проковылял к лестнице. – Ее зовут Джейк.

– Хозяйку?

– Нет, ее собаку. Джейк и Молли хорошие друзья. – Он ухватился за деревянные перила и посмотрел вверх на лестницу. – Это будет интересно.

– Позвольте, я вам помогу. – И снова она подставила ему свое плечо, и Такер запрыгал на одной ноге с одной ступеньки на другую.

В пролете между вторым и третьим этажом он остановился, чтобы собраться с силами для последнего рывка. Джоселин видела, что на его лице выступил пот. Это означало, что ему действительно было тяжело двигаться.

– Как бы вы поднялись по лестнице, не будь здесь меня? – тихо спросила она.

– Возможно, как и тогда, когда, будучи ребенком, я сломал ногу, а моя спальня находилась наверху. Надо сесть на ступеньки и задом ползти наверх.

Снизу послышался звук открываемой входное двери и шарканье лап по полу.

– О, это Молли идет! Нам лучше поскорее подняться. – И, крепко держа Джоселин за плечи, Такер стал преодолевать последнюю часть лестницы с гораздо большей скоростью, чем до этого. Даже немного запыхался. – Так, конечно, лучше, чем карабкаться по ступенькам задом. У меня есть повод держать вас за плечи.

– Пожалуйста, не говорите такие вещи, – запротестовала Джоселин, но не так рьяно, как ей хотелось бы. Может быть, потому, что ей было приятно ощущать на себе его руку.

– А что прикажете мне делать? Ждать, пока вы уедете в Айову? – спросил он, подозрительно вздернув бровь. По лестнице грохотали лапы Молли, слышалось ее частое дыхание. Добравшись до последней ступеньки, Такер остановился. – Все в порядке, Обедиа! Можете отпускать Молли. Мы поднялись. И, повернувшись к Джоселин, пробормотал: – Это лучше, чем позволить Молли тащить его всю дорогу. Иначе она доведет его до сердечного приступа.

Они услышали, как Молли бежит вверх по лестнице, громко гремя лапами. Такер добрался до своей двери, затем одной рукой пощупал левый карман, а другой, уверенно опустив в правый карман брюк, вытащил ключ.

Удивившись и склонив набок голову, Джоселин спросила:

– Зачем вы это сделали?

– Что сделал? – Он отомкнул дверь и толкнул ее.

– Прощупали карман, как будто хотели что-то найти. Вы ведь безошибочно знали, где лежит ключ.

– Привычка, наверное. – Такер пожал плечами и положил ключ обратно в соответствующий карман. – Люди считают меня рассеянным. И мне кажется, я оправдываю это определение. – Он прошел внутрь. – Это мой дом. Такой, какой он есть.

Джоселин не намеревалась туда заходить, но Молли просто смела ее с пути, протолкнув в комнату.

Она не представляла, как должна выглядеть квартира Такера, но не сомневалась, что там должен быть беспорядок и какие-нибудь признаки того, что в ней живет одинокий мужчина. Однако комната оказалась привлекательной – минимум вещей, уютная и милая.

На старом зеленом диване аккуратно лежало покрывало ручной работы, с зигзагообразными узорами: это были широкие ярко-зеленые полоски и узкие ярко-красные, кремовые. Рядом стояли старое кресло-качалка, торшер и стол. На столе лежала коробка для сигар и подставка с тремя сигарами. Угол комнаты был приспособлен под мини-офис: там стоял компьютер.

Полностью поглощенная осмотром комнаты, Джоселин не сразу заметила, что Такер и Молли исчезли. Откуда-то справа до нее донеслись громкие глухие звуки, сопровождаемые тяжелым дыханием и ругательствами. Когти Молли шаркали по линолеуму.

– Что вы там делаете теперь? – спросила она и пошла на разведку.

Она нашла Такера в маленькой кухне. Он пытался засунуть раненую ногу в раковину. Молли у противоположной стены лакала воду из миски.

Джоселин уставилась на Такера:

– Скажите на милость, что вы делаете?

– А на что это похоже? Я пытаюсь засунуть ногу в раковину, чтобы смыть под краном кровь и грязь с коленки.

– Но кто же так делает! Уйдите отсюда и сядьте! – Джоселин указала ему на дубовый стул и успокоилась только тогда, когда Такер опустил раненую ногу на пол и сделал шаг к стулу. – Все, что нужно, – это мыльная вода и какая-нибудь чистая материя, чтобы промыть рану.

Не долго думая, Джоселин принялась открывать дверцы шкафа и тумбочки, чтобы найти какую-нибудь подходящую миску. Такер прошел мимо стула. Джоселин нашла нужную миску и только тут увидела, что Такер уже в дверном проеме.

– Ну, куда вы теперь идете? – крикнула она озабоченно. Миска была у нее в руке.

– Переодеться, конечно, – бросил Такер через плечо и направился в маленькую спальню.

– Переодеться? Зачем? – Она стояла в дверном проеме, хмурясь от удивления.

После долгой паузы Такер пояснил:

– Но вы же не сможете хорошо промыть мою рану через дыру на брюках. Я понял это, когда меня осенила хорошая идея помыть колено под краном.

– Я знаю, но… – Тут Джоселин увидела Обедиа, входившего в квартиру. Старик держал в руках шляпу и выглядел немного запыхавшимся от долгого подъема.

Но Такер не видел, как он вошел.

– Джонс, вы же не думаете, что я совсем сниму брюки? – спросил он, немного шокированный. – Мы же еще не женаты.

От слов «еще» и «женаты» Джоселин потеряла дар речи, застыдившись своего зардевшегося лица. Она перевела взгляд на Обедиа. Старик удивленно смотрел на нее черными глазами. Пока Такер переодевался в соседней комнате, совершенно спокойный и беззаботный, Обедиа, сильно понизив голос, поинтересовался:

– Вы помолвлены?

– Боже мой! Нет! – неистово возразила Джоселин, чувствуя, что краснеет еще сильнее. – Я никогда не встречала Такера до сегодняшнего утра. Он говорит безумные вещи.

– В самом деле? А мне показалось, что он говорит серьезно, – задумчиво произнес старик, следуя за Джоселин, которая резко повернулась и направилась обратно в кухню.

– Он просто неудачно пошутил. – Она обошла Молли, которая побежала к своему хозяину, оставляя за собой следы от воды, капающей с ее морды.

– Пошутил? – повторил заинтересованно Обедиа.

Послышался поворот дверной ручки откуда-то из комнаты.

До кухни донесся голос Такера:

– Решила присоединиться ко мне, Молли? Давай входи. – И дверь снова закрылась.

– Да, просто пошутил. – Джоселин подошла к раковине и включила горячую воду. – Именно этим Такер зарабатывает себе на жизнь – он шутит.

Обедиа удивился:

– Я думал, что вы действительно не встречали его раньше.

– Не встречала, – подтвердила она. – Но я знала его. Как и все в Вашингтоне.

– Правда? – Казалось, эта информация заинтриговала Обедиа. – И он шутит? Он юморист?

– Политический юморист. ~ Джоселин включила холодную воду. – Он очень знаменит. И его колонка пользуется большим спросом. Она называется «Мнение Такера».

– Мне кажется, вы ему понравились. – Глаза Обедиа сверкнули.

Она скова разозлилась:

– Не напоминайте мне об этом.

Джоселин положила в миску немного мыла и стала наполнять ее водой. Когда появился первый мыльный пузырь, она отдернула руку и с ужасом уставилась на старика.

– Я не смогу это сделать, – призналась она.

– Что сделать?

– Промыть его содранную коленку. Если я окуну руки в мыльную воду, то смою с них весь макияж.

– Вот незадача. – Обедиа положил шляпу и трость на кухонный стол и подошел к раковине. – Может быть, у него есть резиновые перчатки?

– Откуда у холостяка резиновые перчатки? – скептически заметила Джоселин.

– Да, это маловероятно, я знаю. Но он кажется таким домашним. Надо посмотреть под раковиной. – Он нагнулся, и Джоселин отошла, уступив ему дорогу. Вдруг Обедиа воскликнул: – Ага! Я так и знал! – И протянул ей пару желтых перчаток из латекса. – Это поможет нам легко решить проблему.

– Надеюсь, – пролепетала Джоселин, хотя не была так уверена, как Обедиа.

ГЛАВА 8

Как только дверь в спальню захлопнулась, всю преувеличенную хромоту Такера словно рукой сняло, к кровати он подошел практически ровной походкой. Скидывая с себя фланелевую полосатую куртку, бросил взгляд на Молли:

– Ну, Молли, разве я не молодец? Джонези так заботится о моей коленке! Поверила, как наивный ребенок. – Он усмехнулся и повесил куртку на спинку кровати.

Молли равнодушно фыркнула.

– Я знаю. – Такер поднял руку в знак протеста и принялся расстегивать брюки. – Я знаю, что это обман. Но в любви и на войне все средства хороши. Она собиралась осматривать достопримечательности, а я должен был что-то придумать, чтобы ее остановить. – Он стянул брюки, немного поморщившись, когда вынужден был согнуть левую ногу, чтобы вылезти из них. – Но я же действительно поранил ногу, поэтому это не такая уж абсолютная ложь.