Зазвенел таймер духовки, и Марион сказала:
      - Давай-ка поедим, пока окончательно не напились.
      Они вместе порезали салат и положили себе по порции дымящегося кушанья.
      - Вкусно, - сказала Кэйт. - Похоже на то, что мама обычно готовила на ужин. Она боялась и думать о том, что бы сказал Джулио, если бы мог это попробовать.
      - Сегодня оно даже вкуснее, чем вчера. Я кинула туда все, что было у меня в холодильнике.
      - На прошлой неделе, - сказала Кэйт, - я познакомилась с семьей фотографов. Они оба работают - причем очень успешно - но это не мешает им воспитывать двоих умных и ласковых детей.
      - Может быть, ты расскажешь мне, как им удается уделять внимание детям, вести хозяйство, если они оба заняты полный рабочий день? Им нужно об этом написать книгу - они бы сделали на этом целое состояние.
      - Их тайное оружие - миссис Винг, няня, которая занимается с детьми, она же кухарка и домработница. А что плохого в домработнице? Мы только и можем что таскать детей с собой на работу или запихнуть их в детский сад, других возможностей у нас нет.
      - Не знаю. Им здорово повезло, что они смогли раздобыть такую миссис Винг, и им хватает денег, чтобы платить.
      - А без миссис Винг они бы не смогли заработать деньги на то, чтобы ее нанять. Так что получается какой-то замкнутый круг.
      Марион резко взглянула на нее.
      - Кэйт, что это мы заговорили ни с того, ни с сего о какой-то миссис Винг и о том, как некоторые устраиваются с детьми?
      Кэйт сжала салфетку, лежащую у нее на коленях.
      - Рик и Полли заставили меня почувствовать, как сильно мне хочется иметь своих детей.., может быть, не сейчас, потом когда-нибудь, - скороговоркой проговорила она. - Джулио - их крестный, они его просто обожают.
      Марион рассмеялась.
      - Можешь мне не говорить, я и так знаю, о чем ты думаешь - о том, какой из него, выйдет прекрасный отец. Кэйт, а ты часом не торопишься?
      - Понимаю, что все это звучит глупо. И к тому же мы так поругались сегодня. Как бы мне хотелось заглянуть в будущее. Мне кажется, я поняла, чего опасаюсь.., понимаешь, вдруг я перееду к Джулио, и мы будем счастливо жить вместе, но не будем заводить детей, потому что мы не женаты, а потом лет через пять все кончится. Что со мной будет? Опять начинать жить заново? А в тридцать пять поздновато искать мужа и рожать детей.
      - Во-первых, ты не будешь дряхлой развалиной. А во-вторых, давай посмотрим правде в глаза - удачного возраста для того, чтобы найти себе мужа, просто нет. Мы уже в том возрасте, когда самые лучшие уже женаты, а когда они начинают разводиться, то ищут молодых девочек. Вот тебе Закон Марион: "У тебя всегда будет не тот возраст".
      - Боюсь, ты права.
      - Ну, хорошо, а если ты завтра выйдешь за него замуж, заведешь детей, а через пять лет ваш брак распадется? Что тогда?
      Кэйт не знала, что ответить, пораженная ее словами.
      - Будь реалисткой, Кэйт, такие вещи случаются. И нет никаких гарантий оттого, что вы обменялись клятвами.
      - Мне ли не знать?
      - Так используй эту возможность. Переезжай к нему и посмотри, что из этого получится. Сделай так, чтобы все было как нельзя лучше. Из того, что ты мне о нем рассказала, я поняла, что он не меньше тебя хочет иметь детей. Ты говоришь, он итальянец?
      - Наполовину. Он как-то попросил меня показать ему, как ловить рыбу на удочку, чтобы когда-нибудь научить этому своих сыновей.
      - Ну, вот видишь! Не так уж много вокруг мужчин вроде твоего Джулио. Хватай его, пока не поздно!
      Еще долго после ухода Марион Кэйт сидела у телефона, не зная, нужно ли позвонить Джулио. Наконец она решила, что проявит твердость и не позволит, чтобы ею командовали. Она хотела быть с ним, но не за счет перемены собственной жизни. Если он действительно любит ее так сильно, как говорит, то должен найти какой-то выход, устраивающий их обоих.
      Она взяла трубку, но тут сообразила, что не знает номера его телефона. Из-под рисовального столика она вытащила огромный том телефонного справочника Манхэттена. Была масса Фрэзеров - от Алисы до Уильяма, но ни одного Яна или Джулиано. Никто из них не жил на Одиннадцатой улице. Она должна была бы догадаться, что его фамилии нет в справочнике. Ей придется подождать и позвонить ему завтра на работу.
      Она положила справочник опять под стол и повернулась к окну полюбоваться ночным небом. Оно сверкало золотым и розовым, отражая огни города. Внизу несколько человек прогуливали перед сном своих собак.
      И тут она увидела Джулио. Он стоял под фонарем и смотрел вверх, очевидно пытаясь найти ее окна.
      - Дорогой, я здесь, - прошептала она. Наконец он увидел ее и неуверенно махнул ей рукой. Она молча кивнула: "Иди сюда, ну скорее же, иди ко мне!"
      Он постоял еще несколько томительных минут внизу, засунув руки в карманы плаща, с развевающимися на ветру волосами. Затем быстро пошел в сторону подъезда.
      Глава 11
      Кэйт заговорила первой. Но Джулио так крепко прижал ее к себе, что она обращалась в основном к лацканам его плаща:
      - Ты простишь меня за то, что я была такой ДУРОЙ?
      Джулио еще сильнее сжал ее в объятиях.
      - Если только ты простишь меня за то, что я такой самовлюбленный осел.
      - Нам действительно надо поговорить. Черная бровь насмешливо взметнулась вверх.
      - Может быть, не стоит. Чем меньше мы разговариваем, тем лучше. - В уголках его рта пряталась озорная усмешка.
      - Я хочу, чтобы ты отнесся к этому серьезно, милый, и дай мне свой плащ.
      - Хорошо, дорогая, - сказал он с притворной покорностью, позволяя Кэйт отвести себя в комнату и усадить на диван.
      - Джулио, почему ты в смокинге?
      - Потому что мы идем на прием. Не успела она и рта раскрыть, как он снова схватил ее в свои объятия. Губы его были настойчивы, язык требовательным, как будто они расстались не несколько часов, а несколько лет тому назад. Он целовал ее с жадностью путешественника, много лет проведшего в плаваниях и наконец вернувшегося домой. Затем слегка отстранился и посмотрел ей прямо в глаза.
      - Может быть, хочешь что-нибудь выпить, Джулио?
      - Нет, я хочу тебя. Иди ко мне, мне нужно тебе кое-что сказать. - Он взял ее руку, подтянул к дивану и посадил к себе на колени. - Вот это я и называю уютом, - сказал он, ласково прижимая ее к себе. - Кэйт, я был не прав сегодня, когда стал уговаривать тебя переехать к себе. Я слишком поторопился. Боюсь, что у меня появились симптомы излишнего пыла, свойственного немолодым мужчинам.
      - Какой же ты немолодой мужчина?!
      - Ну, просто в последнее время я стал болезненнее ощущать быстротечность времени. Я хочу жить с тобой...
      - Но я...
      - Тихо, - сказал он, прикладывая палец к ее губам, - дай мне закончить. Не имеет значения, что ты сейчас не хочешь переехать ко мне. Я готов ждать, пока ты сама не решишь сделать это. Может быть, ты подумаешь над этим?
      - Целый день я не могу думать ни о чем другом. Мне бы хотелось подождать, Джулио, пока мы не узнаем друг друга получше. Ведь в сущности мы совсем...
      Его губы коснулись уголка ее рта.
      - Я бы этого не сказал.
      - Ты понимаешь, что я имею в виду. Он поцеловал кончик ее носа.
      - По крайней мере ты знаешь, что у меня нет другой женщины.
      - Это правда. Только скажи мне...
      - М-м-м? - Он слегка прикусил мочку ее уха.
      - Зачем тебе так много запасных зубных щеток?
      Он весело расхохотался.
      - Я их купил по дешевке у Маккея - шесть штук за шесть пятьдесят. А ты ревнючка! - Он прижал ее к себе. - После того как ты сбежала от меня сегодня, официантка, принеся мне счет, сказала:
      - Вы, наверное, ужасно вели себя, если такая милая девушка ушла от вас вся в слезах. Пойдите за ней и извинитесь.
      - И что ты ответил?
      - Ничего не ответил. Я чувствовал себя ужасно глупо. Затем она швырнула мне сдачу со словами: "Все вы, мужики, одинаковы!"
      - Бедняжка. А я думала, что англичане все такие сдержанные. Больше никогда в жизни не будем так ссориться. Мне было плохо весь день.
      - А куда ты делась. Я не смог тебя найти, когда пошел за тобой.
      - Прошлась по Мэдисон-авеню, пока немного не остыла, а потом домой. Моя подруга Марион принесла мне рагу, мы с ней поужинали вместе и немного поболтали. Я много думала о Мелиссе и Саймоне.
      - И что это было за рагу?
      - Если они смогли решить все свои проблемы, то почему это не можем сделать и мы?
      - Так что это было за рагу?
      - Ну, там было всего намешано - сельдерей, лук, брюссельская капуста, потом, по-моему, сладкий перец, морковь, горошек, вермишель, пара банок грибного супа, а сверху - жареная картошка.
      Он содрогнулся.
      - Звучит ужасно.
      - Так и знала, что ты это скажешь.
      - Прости за грубость. Я уверен, что все это было необыкновенно вкусно.
      - Вообще-то, какая-то клейкая гадость, - призналась она, чувствуя себя предательницей.
      - Ага! Я тебя уже понемногу начинаю обращать в свою веру.
      - Да, хотя я еще и проявляю осторожность.
      - Ты не слишком осторожна, чтобы не поужинать со мной?
      - Нет, если готовить будешь ты.
      - Ну, а может быть, пойдем на прием?
      - Но сейчас уже одиннадцатый час, а завтра у меня полно работы. Может быть, лучше нам остаться здесь? - Она погладила его растрепавшиеся волосы.
      - Мне надо туда пойти, - сказал он, беря ее за руки и прижимая их к груди. - Ты знаешь Дона Риччи, театрального художника? Мы вместе учились в школе. Сегодня у него премьера "Бута", и я обещал, что появлюсь в "Сарди" на банкете, где будет вся труппа.
      - О, Джулио, как здорово! Никогда не была на банкете по случаю премьеры. А что мне надеть?
      - На банкет по случаю премьеры можно надеть все что угодно, - это не имеет значения.
      - Так почему же ты надел черный галстук. - Кэйт покачала головой. - Все вы мужики, одинаковы. Налей себе что-нибудь выпить, - сказала она, скрываясь в ванной. - Я буду готова тук? через полчаса.
      Ее самое нарядное платье было не черным и не темным, а мягкого зеленого цвета из шелкового трикотажа. Цвет его очень гармонировал с цветом ее глаз. Спереди оно было ей под горло, зато спина вся открыта. V-образный вырез доходил почти до талии. Она надела жемчужные серьги и опрыскала себя самыми лучшими своими духами. Ее вечерний плащ из тафты был более темного оттенка, чем платье, с подкладкой из японского шелка цвета морской волны.
      Увидя ее, Джулио тут же встал. Она подала ему свой плащ и немного покрутилась перед ним.
      - Кэйт.., о, Кэйт, - выдавил он, глаза его светились от восхищения. Давай забудем про банкет.
      Он бросил плащ на диван и подошел к ней ближе. Его руки скользнули по обтянутым шелком бедрам.
      - Давай останемся здесь.
      - Ни за что на свете, - засмеялась она, выскользнув из его рук. - Ни за что на свете не пропущу такое событие.
      Джулио назвал свое имя у столика администратора и отнес плащ Кэйт в раздевалку.
      - Зал "Беласко" - за баром, - сказал он, показывая рукой налево, где на небольшом пятачке сгрудилась масса народу. - Я буду прокладывать дорогу - дай мне руку.
      Когда они протискивались через толпу, она чуть не столкнулась с женщиной, показавшейся ей удивительно знакомой - у нее были фиалковые глаза и такое количество бриллиантов, что ими можно было бы осветить весь Бродвей. Она весело смеялась над тем, что рассказывал ей стоявший рядом с ней мужчина. Его глаза за очками в роговой оправе щурились от смеха, а улыбка была такой широкой, словно он хотел проглотить земной шар.
      - Джулио, - шепнула она, когда они обогнули эту пару, - это не?..
      - Да, - сказал он, - она самая. Они свернули к стойке, где подавали коктейли, но здесь им преградила путь группа людей. Дама с серебристыми кудряшками серого пуделя беседовала с молодым человеком с ангельской внешностью.
      - Я только что разговаривала с Джин.
      - Можете не продолжать, я все знаю. Ей страшно не понравилось, - сказал он.
      - Она считает, что по сравнению с лондонской постановкой эта выглядит весьма жалко.
      - Ничего не хочу и слышать об этом. Я проплакал весь второй акт. Как вы думаете, осталось хоть что-нибудь поесть. - Голос его звучал жалобно. - Ну почему еда всегда кончается, когда приходят актеры?
      Джулио сильнее сжал руку Кэйт и втащил ее в нарядную комнату, отделанную сверху донизу темными панелями, в которой собрались члены труппы и их друзья. Одни сидели за столами, другие стояли небольшими группками, некоторые ждали своей очереди у буфетной стойки. Джулио был прав. Туалеты были самые разнообразные - от элегантных вечерних платьев и смокингов до джинсов и водолазок. Одна молодая женщина, казалось, вся была обернута шалями. Вытянувшись на цыпочках и откинув назад голову, она жадно слушала невероятно высокого и худого человека в белом костюме.
      Кэйт ожидала увидеть взволнованных, встревоженных артистов, с нетерпением и страхом ожидающих первых отзывов, во все здесь смеялись и болтали с самым беззаботным видом. Вот это и есть, подумала она, настоящая актерская игра.
      Многие лица были ей знакомы - она видела их на сценах Бродвея или на экране. Она дернула Джулио за рукав.
      - Вон Розалинд Кузине, - сказала она, не отводя от нее глаз.
      В жизни та была красивее, чем на сцене, что казалось Кэйт совершенно невероятным. У нее были светло-русые волосы с медным отливом, уложенные крупными локонами, и огромные карие, известные всей стране глаза. На ней был фиолетовый муаровый шелковый жакет, юбка более темного оттенка и такого же цвета туфли. Шею украшал прекрасной работы кулон из аметиста, в ушах сверкали бриллиантовые серьги. Она слушала темноволосого человека, что-то нашептывающего ей на ухо, с легкой насмешливой улыбкой.
      - Хочешь с ней познакомиться? - спросил Джулио.
      - Познакомиться? Ты хочешь сказать, что знаешь ее?
      - Достаточно хорошо, чтобы представить тебя. Пошли, не стесняйся. Кэйт отпрянула.
      - Джулио, я не могу так. - Можешь, можешь. Не веди себя, как ребенок.
      Джулио и Розалинд поцеловали воздух у щек друг друга, темноволосый мужчина извинился и отошел. Розалинд повернулась к Кэйт, и ее светло-карие глаза расширились еще больше.
      - Джулио! - воскликнула она. - Представь меня. Ты нашел Загадочную Мими, Безумного Картографа.
      - Насколько мне известно, это Кэйт Эллиот, Кэйт, это Роз...
      - И где вы живете? - спросила Розалинд.
      - На Пятьдесят шестой улице, - сказала Кэйт. - Мой дом недалеко от вашего. Глаза Розалинд недоверчиво сузились.
      - Если я не ошибаюсь, ваша квартира как раз напротив моей.
      - Да, - призналась Кэйт.
      - Как здорово наконец с вами познакомиться. Джулио, мы ведь старые знакомые. Мы машем друг другу уже...
      - Четыре года, - вставила Кэйт.
      - Неужели так давно? А вы сегодня были на спектакле? Я вас что-то не видела. Я оказывала моральную поддержку режиссеру - мы, англичане, должны держаться вместе, - хотя я не думаю, что ему стоило беспокоиться, мне кажется, спектакль просто великолепный.
      - Нет, - сказал Джулио. - На спектакль попасть не удалось. - Он ласково положил руку Кэйт на плечо.
      - А вы за кого болеете?
      - За Дона Риччи.
      - Он сделал прекрасные декорации, просто дух захватывает. Осветители допустили одну накладку во втором действии, только не говорите ему, что я заметила. А теперь, - сказала она, беря Кэйт за руку, - пойдемте сядем где-нибудь, и вы мне расскажете, чем вы занимаетесь. Я иногда наблюдаю за вами, признаюсь, я ужасно любопытная. И что вы там все время делаете? Джулио, эта девушка работает, как одержимая и днем и ночью. Она полностью отдается своему делу, как монахиня.
      - Она совсем не монахиня, - ответил Джулио, преувеличенно страстно поглаживая ее обнаженную спину своей горячей ладонью.
      Кэйт очень аккуратно наступила каблучком на его лакированную туфлю.
      - Джулио, дорогой, - воскликнула Розалинд, - тебе не больно? Принес бы ты нам что-нибудь выпить и заодно попроси бармена дать тебе немного соды.
      - Хочу сказать вам, - сказала Кэйт, чувствуя себя как восторженная школьница, - что считаю вас великолепной актрисой.
      - Спасибо, - ответила Розалинд очень серьезно.
      - Я видела все ваши спектакли до одного, как только стала жить в Нью-Йорке.
      - Правда? И что вам понравилось больше всего?
      - Все, - выпалила Кэйт. Но это действительно было так - ей нравилось все.
      - Вот спасибо, дорогая. В таком случае, поскольку мы вроде бы даже знакомы и приветствуем друг друга, почему вы никогда не приходили ко мне за кулисы?
      - Я думала об этом, но мне было как-то неудобно.
      - Застенчивая монахиня. А теперь скажите мне, чем это вы занимаетесь целыми днями и частично ночью. По-моему, вы художница или что-то в этом роде?
      - Да, я делаю иллюстрации к книгам, оформляю обложки, брошюры и все такое, - стушевалась она. - Я - свободный художник.
      - Свободный художник - свободный охотник. Значит как будто вы в "Аиде" идете с копьем за верблюдами, что, наверное, лучше, чем идти за слонами. А я могла видеть где-нибудь ватой работы?
      Кэйт назвала несколько книг, вышедших за последний год.
      - Значит, я видела некоторые из них. Мне они очень понравились.
      Вернулся Джулио с тремя бокалами шампанского.
      - Джулио, она просто великолепна, - сказала Розалинд.
      - Можешь мне этого не говорить, - ответил он, самодовольно улыбаясь.
      - Я имею в виду ее как художницу, негодник!
      - Можешь мне и этого не говорить. Это я пригласил ее на работу.
      - В качестве вольного художника?
      - Очень вольного, - сказал он, подмигивая и опять поглаживая ее спину. - А что это ты там говорила про какую-то Загадочную Мими?
      Розалинд смущенно улыбнулась.
      - Признаюсь, моя восхитительная Кэйт, я придумала про вас множество всяких историй. Когда вы работаете, я могу видеть только ваш профиль. Никогда - ни разу в жизни - я не видела, что именно вы делаете. В то лето, когда вы переехали, вы неделями сидели с тонюсеньким карандашом в руках, и я решила, что вы чертите карты. Отсюда и появилось прозвище Загадочная Мими, Безумный Картограф.
      Кэйт засмеялась, а Джулио нежно приобнял ее.
      - Я делала рисунки на медицинскую тему для фармацевтической компании. Джулио спросил:
      - Вы хотите сказать, что в течение четырех лет приветствовали друг друга на расстоянии и ни разу не попытались познакомиться?
      Обе покачали головами.
      - Вообще-то глупо, что мы этого не сделали, - сказала Розалинд, допивая шампанское. - Джулио, будь ангелом, принеси мне еще, - попросила она. Как только он отошел, она повернулась к Кэйт и, понижая голос до драматического шепота, спросила:
      - Что вы сделали с Диким Фрэзером - грозой матерей всех молодых девушек, впервые выходящих в свет, погибелью актрис и балерин...
      - Да, я...
      - Кэйт, он кроток, как ягненок. Я все время наблюдаю за ним - он просто глаз с вас не сводит.., да и рук тоже. Он безумно влюблен, это очевидно.
      - Он мне очень дорог. - Кэйт почувствовала, как пылают ее щеки.
      Розалинд хихикнула и пододвинулась поближе.
      - Говорят, он бесподобно готовит. Это правда?
      - Вот, пожалуйста, - сказал Джулио, протягивая бокал с шампанским Розалинд.
      - Что-то слишком быстро, - сказала Розалинд ворчливо, подмигивая Кэйт.
      Кэйт тоже подмигнула ей.
      - Можно задать один личный вопрос? Актриса потягивала шампанское.
      - Как зовут вашего кота? Розалинд Кузине рассмеялась своим знаменитым смехом.
      - Вальтер. Его зовут Вальтер. - Она продолжала смеяться. - Вот уж не ожидала такого вопроса. Вы любите кошек? Хотели бы с ним познакомиться? Знаете, он следит за вами.
      - Я бы с удовольствием с ним познакомилась, - сказала Кэйт.
      - Тогда вы должны как-нибудь прийти к чаю.
      Вернулся темноволосый мужчина и опять начал что-то шептать на ухо Розалинд.
      - Извините меня, лапочки, мне надо бежать. Не забудьте, восхитительная Кэйт, вы приглашены к чаю. - И она скрылась в толпе у выхода.
      - Никогда не понимал женщин, - удивленно фыркнул Джулио. - Разве можно представить, чтобы двое мужчин махали друг другу через дорогу в течение четырех лет? Это было бы ужасно смешно. И если бы я обнаружил, что живу напротив артиста, который мне нравится, я бы устроил так, чтобы встретиться с ним и сказать ему об этом.
      - Мне кажется, женщины больше боятся нарушить чужое уединение.
      - Это как раз то, что нам сейчас необходимо, дорогая. - Он легко коснулся пальцем ее губ. - Уединимся. Пойдем?
      - Ну еще так рано - мы ведь не слышали официальных отзывов о спектакле.
      Человек с полной тарелкой спросил, может ли он сесть на свободное место за столиком, который они только что заняли. Он представился, но Кэйт, продолжая думать о Розалинд, не расслышала его имени. Хотя это был высокий мужчина с гордым орлиным носом и гнусавым выговором выходца из Новой Англии, его висячие усы делали его похожим на добродушного дядюшку Панчо Вилья.
      - Не знаю, зачем я хожу на эти мероприятия, - сказал он. - Но эти премьерные банкеты имеют особое очарование, когда поднимаешь бокал вместе со ждущими своего приговора, глаза их расширены от ужаса, уши напряжены в ожидании шума колес по булыжникам Сорок четвертой улицы. - Он с удовольствием уплетал куриную ножку.
      - А вы не актер? - спросила его Кэйт. Нога Джулио под столом прижалась к ее ноге. Она улыбнулась.
      - Нет, дорогая. Мой печальный облик когда-то отбрасывал свою мрачную тень на Бродвее, но это уже позади. Теперь я не тружусь в виноградниках, дающих густое и ароматное театральное бургундское, но возделываю свою лозу на менее солнечных и плодородных склонах и произвожу не благородные, а обычные вина американской жизни. Короче говоря, пишу мыльные оперы.
      - И какую написали? - спросила Кэйт. Нога Джулио прижалась к ней еще сильнее, и она почувствовала, как дрожь пробежала по ее бедру.
      - "Сын каждой матери".
      - Правда? - сказала Кэйт. - Я часто слушаю мыльные оперы, когда работаю, хотя смотреть их особенно не могу. Зачем же вы убили Эмили? Это так неожиданно. Мне действительно нравилось ее ненавидеть.
      - Да, да. Бедняжка Эмили. У Агнес Калдер, игравшей эту роль, началось какое-то заболевание вестибулярного аппарата, и она двигалась по съемочной площадке, как пьяный моряк, налетая на столы и опрокидывая стулья. Ей пришлось лечь в клинику. Мы не смогли найти ей замену, поэтому я утопил ее в бассейне спортивного клуба. Мне показалось, что это самый подходящий для нее конец смерть в воде. Извините, пойду возьму еще порцию цыпленка.
      - Мне действительно кажется, что пора... - сказал Джулио.
      Неожиданно в зале стало очень тихо, и все лица обратились к дверям. На стул взобрался какой-то человек, размахивающий руками, в которых были какие-то листки.
      - Мы победили! - закричал он. - Здесь у меня телевизионные отзывы. Сигал, Линдстром и Лайонз - всем им понравилось. Через полчаса принесут утренние газеты.
      Все закричали, захлопали и стали целоваться.
      Джулио поцеловал ее страстным долгим поцелуем.
      - Ну, а теперь, Кэйт?
      - Но ведь принесли еще не все отзывы. "Тайме" и...
      - Если мы сейчас же не уедем, то я просто затащу тебя под стол и овладею тобой там, а он пусть ест своего цыпленка над нашими головами.
      - Ну если вопрос ставится таким образом...
      Но мне интересно, что случилось с твоим приятелем Доном?
      Когда они с Джулио пробирались к выходу, то у раздевалки встретили Дона Ричи. Быстренько познакомив их, Джулио спросил:
      - Где ты был, Дон? Ты слышал телевизионные отзывы? Просто блеск.
      - Да, слышал. Я был в театре - разбирался с осветителями. Представляешь, что они сделали во втором действии? Эти мерзавцы забыли сменить светофильтр, и все было в зеленом свете!
      Зеленом! О Боже, какой кошмар!
      - Да ладно, критики ничего не заметили, - попытался успокоить его Джулио.
      - Ну что они понимают? - в отчаянии причитал Риччи.
      - Я вас поздравляю, - робко вставила Кэйт.
      - Да, спасибо, - пробормотал он.
      Вскоре они оказались на улице одни, и Кэйт обняла Джулио со словами:
      - Как отблагодарить тебя за то, что ты привел меня на такой чудесный прием?
      - У меня есть несколько мыслей на этот счет. - И я намерен предложить тебе их все. Куда направимся - ко мне или к тебе?
      - Ко мне, дурачок. Не хочу видеть выражение лица швейцара, когда я явлюсь домой в семь утра в вечернем платье.
      - Неужели тебя волнует, что думает о тебе швейцар?
      - Тебе этого не понять. Все вы, мужики, одинаковы.
      Глава 12
      Кэйт снился сон; они с Джулио устроили в лесу пикник. Он спал, пока она дремала в его объятиях и не могла понять, почему они не промокли, если идет дождь. Она уже хотела было проснуться и спросить его, что он думает об этом, но тут услышала кошачий вопль. Эти кошмарные звуки, проникающие прямо в душу, в то же время были полны невероятной радости жизни. Она резко села в кровати, сердце ее колотилось, и она пыталась окончательно прийти в себя, моргая изо всех сил.
      Джулио пел в ванной. Он пел "Сердце красавицы" в полный голос. Он старался изо всех сил, украшая пение то нежно-вкрадчивыми, то энергично-жизнерадостными руладами и при этом безбожно врал. Кэйт зарылась лицом в подушку, чтобы заглушить смех, она даже прикусила запястье, но и это не помогло. Когда он вышел из ванной, все еще напевая, она каталась по кровати, держась за живот, слезы ручьем текли по лицу.
      - Очевидно, ты и есть то самое исключение, которое подтверждает правило, дорогой, - сказала она со смехом.
      - И что это за правило, позвольте узнать? - спросил он надменно. Подняв голову, он высокомерно взглянул на нее сверху вниз.
      Кэйт вытерла слезы.
      - Есть одна старая норвежская поговорка:
      "С деньгами в кармане ты умен, ты красив и ты прекрасный певец", сымпровизировала она.
      Он откашлялся и сказал с достоинством:
      - Если я вас правильно понял, мое пение вам не очень-то понравилось.
      Это вызвало у нее новый приступ смеха. Еле отдышавшись, она спросила:
      - Ах ты, мой миленький. Неужели ты и вправду итальянец?
      - Си!
      Она снова вытерла слезы и отдышалась.
      - Иди оденься, а я приготовлю кофе - уж какой есть.
      - Нет времени, любовь моя. У меня утром назначена встреча.
      - Тебе не кажется, что в черном галстуке у тебя слишком торжественный вид для утренней встречи.
      - У меня на работе есть другая одежда, я переоденусь. А теперь поцелуй меня на прощанье. Увидимся вечером. - С этими словами он исчез.
      Выйдя на кухню, она нашла записку, прислоненную к кофейнику: "Марпл, не забудь - в восемь у меня. Я люблю тебя". - Кэйт расплылась в улыбке. Записка была подписана:
      "Бонд".
      Она налила себе кофе, прошла с кружкой в комнату и, усевшись на диван, открыла записную книжку и принялась делать утренние звонки. В Калифорнию она решила позвонить в последнюю очередь из-за разницы во времени. Она придумала новую этикетку для вина для небольшой винодельни Джима Беннета в Сономе. Беннет звонил ей накануне вечером и оставил на автоответчике запись с просьбой связаться с ним как можно скорее. Как только она потянулась к трубке, раздался звонок.
      Это был Нил, и он сразу же начал упрекать ее.
      - Ты не реагируешь ни на один мой звонок.
      - Нет.
      - Что все это значит?
      - Я очень занята.
      - Я очень скучаю по тебе, Кэйт. Когда мы сможем увидеться?
      - Не думаю, что нам стоит это делать, Нил.
      По-моему, я достаточно понятно тебе это объяснила, прежде чем ты уехал в Олбани. Нил, у нас с тобой нет будущего, если только ты не согласен просто на дружеские отношения, и точка.
      - Честно говоря, я не думал, что ты это всерьез.
      - Вот именно, всерьез, запомни это.
      - Ты с кем-нибудь встречаешься?
      - Да, Нил. Мне очень жаль, но я уже давно пытаюсь тебе объяснить, что мы не подходим друг другу.
      - Может быть, ты хоть поужинаешь со мной? - Она представила, как дрожит его подбородок.
      - Нил, мы с тобой столько проговорили обо всем этом. Ты очень хороший человек. И я всегда буду к тебе прекрасно относиться, но не более того. - Так может продолжаться все утро, если она не покончит с этим сразу же. - Я очень тороплюсь, мне надо дозвониться в Калифорнию. - И, поспешно простившись, она повесила трубку.
      Кэйт набрала номер.
      - Мистер Беннет? Это Кэйт Эллиот, вы просили позвонить.
      - Я хотел сказать вам, что мне понравилась этикетка, - сказал он, - и моей жене тоже.
      - Тогда в чем дело? - По его тону она поняла, что что-то его беспокоит.
      - Мы нашли нового коммерческого директора, и ему кажется, что она простовата.
      - Понятно.
      - Он принес бутылку "Гутен Либфраумилх". Он говорит, что нам нужна этикетка в таком же духе. А вы знаете, что "Гутен" очень хорошо продается, хотя вино паршивое. Наше намного лучше.
      - Здесь дело не в этикетке, мистер Беннет. Просто была устроена грандиозная рекламная кампания по радио. Они потратили на это целое состояние. Вы разве не помните - очень забавная реклама?
      - Да, вы правы.
      - Если мы на ваши бутылки приклеим такого же типа этикетку, то никто не обратит на них внимание - они не будут отличаться от других. Это все равно что спрятать или замаскировать их.
      - Да, вы правы, вы абсолютно правы!
      - Вот именно за это вы мне и платите, мистер Беннет.
      Сделав еще несколько звонков, Кэйт налила себе еще кофе, и тут позвонила Анджела.
      Она говорила торопливо, в голосе явно слышалось нетерпение.
      - Кэйт, ты когда-нибудь делала пресс-чеки?
      - Конечно!
      - Сколько? И каких?
      - Да, наверное, десятки. Какие угодно от одноцветных до пятицветных оттисков на мелованной бумаге. А в чем дело?
      - Ты не могла бы взять несколько образцов книг, которые ты оформляла, и пачку самых удачных обложек и принести их сюда?