Фрэнсис ДЭВИС
      ВКУС ЛЮБВИ
      Анонс
      Никогда не заводить романа с человеком, на которого работаешь, - таково было правило Кэйт Эллиот. Независимая по натуре, творчески одаренная, она избрала карьеру свободного художника-иллюстратора. Но нет правил без исключения.
      Однажды ее работы привлекли внимание Яна Джулиано Фрэзера, самого Великого Фрэзера - одного из богов в издательском мире...
      Для широкого круга читателей.
      Глава 1
      - Только самые одаренные шеф-повара понимают, какой соблазнительной и привлекательной должна быть пища на вид. Вы очень умная женщина, мисс Эллиот.
      - Я не готовлю, мистер Фрэзер, я иллюстрирую, - сказала Кэйт.
      Полузакрыв глаза, Ян Фрэзер изучал ее рисунки.
      - Я словно ощущаю свежесть винограда и маслянистую гладкость сыра бри.
      Он языком облизнул верхнюю губу, словно смакуя иллюзию.
      - Вы, должно быть, прекрасно готовите.
      - Честно говоря, вовсе нет, - запротестовала Кэйт, - думаю, что родилась с серебряным консервным ножом в руке. Но ем я с удовольствием.
      - В самом деле? - Он посмотрел на нее с нескрываемым интересом. - Таких женщин, как вы, мало в наши дни. - Его голос звучал почти тоскливо. - Похоже, что большинство сидит на зернах и травах.
      - Травах?
      Растопырив все десять пальцев, он изобразил растение. план. Даже его кресло. Оно было из мореного темного дуба и так изобретательно изогнуто, что спинка и подлокотники казались корнями и ветвями, вырастающими из его основы. Он словно князь Дремучего леса, восседающий на своем блистательном троне, подумала Кэйт. Его глаза были подобны темным лесным озерцам... Нет, он решительно не походил на того человека, которого она ожидала встретить.
      Кэйт моргнула и встряхнулась. Держи себя в руках, девочка! Ты проиллюстрировала достаточно много детских книг, чтобы поддаться иллюзиям. Действительно, князь!
      - А вы совсем не похожи на того, кого я ждал, мисс Эллиот, - заметил субъект ее собственных, весьма схожих мыслей.
      Кэйт подняла голову от своего кожаного портфеля.
      - В самом деле? - Она вежливо улыбнулась.
      - Исходя из ваших работ, которые я видел до того, как вы вошли сюда сегодня утром, я был уверен, что вы очень высокая и очень.., хм... - Он подергал себя за мочку уха, очевидно, подбирая нужное слово, - энергичная, неубедительно завершил он, видимо, так и оставив безуспешные поиски.
      - Агрессивная? Вы искали именно это слово?
      - Да, мне кажется, так.
      - Вряд ли справедливо заранее судить о ком-то. - Кэйт изобразила нечто, что, как она полагала, могло сойти за обезоруживающую улыбку.
      Он хмыкнул, его глаза смеялись.
      - Конечно, несправедливо, но такое предубеждение всегда каким-то образом возникает, разве не так? Ваши работы такие сильные, в них
      Глава 6
      Столько жизни, что я просто не могу поверить, что они ваши. Я никак не ожидал увидеть вас такой маленькой рыженькой, ненамного больше, чем ваш портфель.
      Неспособная придумать вежливый ответ и ощущая вину за свои собственные фантазии, Кэйт сменила тему разговора.
      - Боюсь, что у меня нет с собой этого журнала, мистер Фрэзер. Но что именно вы ищете?
      - Я ищу именно вас. - Он усмехнулся. - Могу я называть вас Кэйт? И, пожалуйста, зовите меня Джулио.
      - Джулио? Не Ян? Я думала...
      - Мое второе имя - Джулиано, - произнес он с улыбкой. - Моя мать итальянка. Друзья называют меня Джулио. - Он откинулся на спинку кресла. Здесь, у "Тальбот и Бич", я уверен, что вы знаете это, мы специализируемся на издании богато иллюстрированных книг о путешествиях, искусстве, внутреннем убранстве, кулинарии и других, требующих красивых фотографий и рисунков.
      - У мена есть ваша книга о Королевском Балете, я очень дорожу ею.
      - Она хороша, не так ли? - согласился он, просияв.
      Кэйт уже не раз при случае приходилось говорить об особенностях строения человеческого тела, но Фрэзер подбирал слова так чувственно, с таким вожделением, что она не была бы удивлена, услышав стук копыт сатира под его столом.
      - То, что я хочу предложить вам, своего рода отдаленный отзвук "Королевского Балета". Наш отдел маркетинга в своей безграничной мудрости решил, что мы должны издать книгу упражнений для женщин. Я хочу, чтобы вы сделали к ней рисунки.
      Кэйт испустила долгий вздох.
      - Рисунки? Но почему вы не хотите использовать фотографии для книги такого рода?
      - Конечно, будут и фотографии. Автор сама намерена стать для нас моделью. Это не манекенщица, у которой одни ребра, никаких бедер и талия двенадцатилетней девочки, она - физиотерапевт с роскошным телом. Сейчас, убежден, большинство людей пугаются совершенных фигур. Вы не согласны?
      Он наклонился вперед, его черные глаза обозрели сидящую перед ним Кэйт от серег до колен, так что она ощутила под его взглядом себя совершенно обнаженной. Она вздрогнула.
      - Так вы согласны? - повторил он.
      - О, да, конечно, - ответила Кэйт с жаром. С того времени, как она была подростком, она каждую ночь молилась, чтобы вырасти высокой. Но когда ей исполнилось двадцать, в ней было по-прежнему всего лишь пять футов три дюйма. Теперь же она размышляла, как выглядит Фрэзер под своей шелковой рубашкой.
      - Я всегда считала, что рисунки люди воспринимают легче, - сказала она, отводя глаза от его сильной шеи.
      - Точно. То же самое говорит и автор, и она права. Я верю, что если вы зрительно можете представить, как работают ваши мышцы, это поможет вам почувствовать их. Но когда вы видите фотографию совершенного торса в трико, торс вам нравится, но вы не можете сказать, как работают при этом мускулы живота. А именно это нам и нужно.
      - Объяснить мускулы под трико.
      - Правильно.
      - И сколько рисунков потребуется?
      - Примерно от двухсот до двухсот двадцати пяти.
      Блеск! - мелькнуло у нее в голове. Эта работа позволит купить загородный домик.
      - С чего я должна начать работу?
      - С фотографирования модели. Вы и дизайнер книги будете художественными руководителями съемок. Он и редактор будут выбирать нужные позы, но вам решать, как поставить свет, чтобы получить эффект, который нужен для рисунков. Ну, что вы скажете? Вас это заинтересовало?
      Кэйт начала лихорадочно подсчитывать в уме, сколько времени придется потратить на завершение работы...
      - Мистер Фрэзер, извините, Джулио, мне потребуется от шести до девяти месяцев, чтобы сделать такое количество рисунков. И это еще зависит от того, насколько сложными они будут. Где-то здесь должна быть ловушка. Ни один художественный директор не допустит, чтобы его редактор платил гонорар свободному художнику, когда он располагает превосходным отделом оформления прямо за дверью рядом.
      - Да, Кэйт, я тоже думаю, что на это потребуется по крайней мере девять месяцев. Итак, мне бы хотелось, чтобы вы присоединились к "Тальботу и Бичу" и работали в моем отделе оформления.
      Вот она, ловушка, подумала Кэйт. В таком случае, она в последний раз улыбнется Яну Джулиано Фрэзеру. Чем больше она думала о его предложении, тем в большую ярость впадала.
      Она потратила два часа, показывая свои работы, чтобы ничего не получить взамен, кроме этого идиотского предложения.
      - Вы хотите, чтобы я бросила все, чего сумела добиться, и пришла к вам работать? Я не могу пойти на это! Это совершенно безответственно. Я горжусь тем, чего достигла. И, если честно, поражена вашим предложением.
      - Ваши дела действительно так хороши? - Казалось, он был неподдельно удивлен страстностью ее отказа. - Все другие свободные художники, которых я знаю, говорили, что дела у них идут неважно. - Его голос звучал мягко и заботливо. - Как долго вы работаете на себя? - Он сказал это так, словно она была бездомным котенком, нуждающимся в защите.
      - Шесть лет. И мне нравится быть хозяйкой самой себе. Это так просто.
      Он задумчиво разглядывал ее.
      - Сомневаюсь, что это так просто. Должен сказать, не ожидал, что мое предложение будет отвергнуто.
      Одного взгляда на него было для Кэйт достаточно, чтобы убедиться в истинности его заявления. Два часа в его присутствии убедили ее, что Джулио Фрэзер не тот человек, который привык получать отказы. И все же, так тому и быть, подумала Кэйт. Прощайте, двести с чем-то рисунков. Прощай, уютное пристанище в Вудстоке.
      - Послушайте, сейчас уже час дня, - сказал он. - Почему бы нам не пообедать и не поговорить об этом еще?
      - Не думаю, что меня можно переубедить с помощью обеда, - предупредила Кэйт.
      - Возможно, я придумаю что-то, что соблазнит вас. Пойдемте, - настаивал он.
      Не будь дурочкой, слабо пискнул внутренний голос. Она знала дизайнеров, которые пошли бы на все ради встречи с Фрэзером Великим. Она должна быть вежливой и пообедать с ним, это ничему не повредит. Кроме того, она просто умирала от желания узнать, что или кого едят сатиры за обедом.
      - Благодарю вас, с удовольствием пообедаю с вами. Могу я воспользоваться вашим телефоном? Я должна прослушать сообщения на моем автоответчике.
      - Пожалуйста. - Он встал, жестом показал ей на свое кресло и вышел из кабинета.
      Она посмотрела ему вслед, снова удивляясь тому, какое впечатление оказало на нее его телосложение, затем достала свой фонбипер <Портативный прибор, позволяющий его владельцу с любого аппарата прослушать сообщения с собственного автоответчика.> и забралась в кресло Фрэзера. От него исходил слабый запах лимонного масла. Она набрала номер и удобно положила руки на подлокотники, ожидая услышать свой собственный, записанный на магнитофон голос. Дерево было теплым и гладким, как шелк. Услышав себя, она на полуфразе включила фонбипер, и лента донесла до нее предназначенные ей сообщения:
      "Кэйт, это Анджела Роджерс из "Хилл Пресс". Ты можешь прийти к нам не сегодня, а завтра, в три часа? Если это тебе не подходит, перезвони. До встречи".
      "О, Кэйт, я скучаю по тебе..."
      Кэйт оторвала трубку от уха:
      - Не могу сказать тебе того же, Нил. "...Вернусь в город завтра утром. Мое дело наконец передано в жюри, и теперь уже ждать осталось недолго. Нервы моего клиента совершенно расстроены, но я уверен в успехе".
      Держу пари, что так оно и есть. Извини, Нил, подумала она, но ты действуешь мне на нервы. С ним было приятно сходить в кино или поужинать от случая к случаю, но его бесконечные разговоры о гражданских и судебных повестках надоели ей до предела, а его слепая уверенность в том, что они что-то значат друг для друга, свела на нет ее дружеское расположение к нему. "Позвоню, когда приеду". "Привет, Кэйт, это Бетти из "Тайпсеттинг, Инк". Я знаю, что мы обещали тебе сделать пробные оттиски к пяти часам, но компьютер опять забарахлил. Сейчас над этим работаем".
      Больше никаких сообщений не было. Кэйт опустила трубку.
      Упираясь ногами в пол, она развернулась в кресле Фрэзера и оглядела его кабинет. Кэйт старалась запечатлеть в памяти каждую деталь, потому что не так уж много дизайнеров когда-либо переступало порог кабинета Фрэзера. Как она и ожидала, здесь были длинные столы и огромная картотека. Стеллаж с книгами достигал потолка. Каждое доступное пространство было завалено обложками, оттисками, набросками, теперь тут были и ее собственные работы. Это был знакомый творческий хаос, который она с готовностью принимала.
      Она развернула кресло, чтобы взглянуть на большую карту, которую видела издали за спиной Фрэзера. Это была единственная стена в комнате, на которую можно было ее повесить: обширная, тщательно проработанная во всех деталях, вычерченная вручную, где цветные схемы показывали успешное распространение по миру книг "Талбот и Бич". Названия были перечислены на левом поле, сроки прохождения книг в производстве - в центре, даты выхода в свет - справа. Прочитав столбик названий, Кэйт нашла строчку: "Книга о теле". Автор Гунилла Гундерсон, редактор Элизабет Мэдден, дизайнер Джеффри Стюарт, художник Кэйт Эллиот".
      - Так-так! А вы весьма самоуверенны, мистер Фрэзер, - пробормотала она. Был ли он в самом деле настолько уверен, что она согласится на его предложение, или, возможно, был готов к тому, чтобы немного по-старомодному поторговаться прежде, чем в конце концов нанять ее в качестве свободного художника? Или он просто играет? Да, но для игры требуются двое - что ж, она готова!
      А каково это, представила она, в какой-нибудь прекрасный день очутиться в этом кресле в качестве художественного редактора, иметь под рукой целый штат дизайнеров, фотографов, художников, готовых подхватить и воплотить в жизнь ее идеи. Первое, с чего она начнет, хихикнув, решила Кэйт, это добавит скамеечку для ног. Ее мечтания были прерваны стуком в дверь.
      - Войдите, - отозвалась она высокомерным тоном художественного руководителя и, тут же вспыхнув от смущения, соскочила с огромного кресла, как раз в тот момент, когда в кабинет вошел Фрэзер, обнимая за плечи, как показалось Кэйт, упитанного медведя-коалу.
      Этот добродушный человек был на добрые десять лет старше Фрэзера что-нибудь за пятьдесят. Макушка его блестящей, розовой головы едва достигала плеча Фрэзера. Соломенного цвета волосы бахромой окружали лысину, брови были такими густыми, что она не могла разглядеть его яркие глаза-пуговки, пока он не приподнял голову. Один из обитателей княжеского леса, решила она.
      - Кэйт, это Джеффри Стюарт. Джефф, это Кэйт Эллиот. Джеффри будет дизайнером нашей книги. Я думаю, вам обоим есть о чем поговорить.
      "Медвежонок-коала" взял ладонь Кэйт своими пухлыми лапами.
      - Счастлив встретить вас. Я восхищен вашими работами и предвижу большой успех от нашего сотрудничества.
      - Спасибо, но я еще не дала согласия работать над этой книгой.
      - Вы еще не согласились? - Две лохматые брови изумленно взметнулись вверх.
      - Это не помешает нам поговорить, - вмешался Фрэзер, подмигнув ей своим черным глазом. - Отведи Кэйт в наше место за углом, - велел он Джеффри, - а я прихвачу Лиз, и мы присоединимся к вам.
      Глава 2
      Запах корицы. Это было первым, что почувствовала Кэйт, когда они вошли в дверь ресторана. Затем на нее обрушилась такая смесь запахов, что она уже была не в состоянии выделить из нее какой-нибудь один. Каскад индийской музыки окропил ее каплями серебряных звуков.
      Перед ними вырос метрдотель в тюрбане.
      - Столик мистера Фрэзера? - промурлыкал он, обращаясь к Джеффри.
      - Да, спасибо, мистер Мохан. Нас будет четверо.
      - Пожалуйте сюда.
      Когда они усаживались, Джеффри повернулся к Кэйт и ответил на ее вопрос раньше, чем она успела его задать.
      - Знаете, как Джулио любит работать? Блистательно, по-сумасшедшему, весело и до полного изнеможения.
      - Могу этому поверить, - ответила она.
      - Работая с ним, вы многому научитесь. Если только захотите научиться. Он признает только совершенство и абсолютно безжалостен в достижении того, чего хочет. Если вы чувствительный цветок, он перешагнет через вас, если вы так же выносливы, как он, все будет в порядке.
      - Я начинаю это подозревать, - сказала она задумчиво.
      - Надеюсь, вы решитесь взяться за эту книгу. Я знаю, что для меня будет одно удовольствие работать с вами.
      - Благодарю вас. Возможно, Фрэзер и я окажемся в состоянии прийти к соглашению.
      В конце концов, ее имя уже было нанесено на его карту. Почему бы и нет? Она может попробовать поработать, если условия окажутся приемлемыми. Заказ от Фрэзера может послужить сильнейшим толчком для ее дальнейшей карьеры.
      Она подняла глаза и увидела этого человека, направляющегося к ним. Каким ярким выглядел он рядом с бледной, элегантной женщиной, опирающейся на его руку. На женщине был белый полотняный костюм в светло-голубую крапинку, белокурые волосы каскадом падали на ее плечи. Она была такой тонкой, что казалась хрупкой, особенно когда осторожно переставляла ноги с изяществом цапли.
      - Лиз, - сказал Фрэзер, - позволь представить тебе Кэтрин Эллиот. Кэйт, это Элизабет Мэдден. Лиз - редактор "Книги тела". Мы пока назвали ее так, за неимением ничего лучшего.
      - Здравствуйте, мисс Мэдден, - сказала Кэйт, встав и протянув ей руку. Мисс Мэдден вяло коснулась тремя холодными пальцами теплой ладони Кэйт и быстро отдернула их.
      - Называйте меня Лиз, - сказала она, внимательно взглянув на Кэйт широко раскрывшимися серыми глазами. - Джулио рассказал мне, что вы автор семислойного сандвича для рекламной кампании "Нью Коунтри Бред". Прошлой осенью я видела его на всех автобусах. Из-за него вся моя диета пошла прахом.
      - Весьма сожалею, - ответила Кэйт, про себя изумившись, как может такое тоненькое существо нуждаться в какой-то диете. Лиз вполне можно было продеть в игольное ушко.
      - Я выдерживала ее три недели, а потом купила целый батон хлеба и соорудила самый огромный бутерброд в моей жизни, и даже положила на него анчоусы, хотя вовсе не схожу по ним с ума. Потом села и съела все это за ужином. Это было чудесно! - Ее глаза зажглись при этом воспоминании. - Потом я постилась четыре дня, правда, дорогой? - Она повернулась к Фрэзеру за подтверждением.
      - Лиз коллекционирует диеты, - объяснил Фрэзер, - так, как другие редкие издания или устричные раковины. - Он обнял Лиз жестом такой интимности, что Кэйт почувствовала связывающие их нити. Странно, но от этого ей вдруг стало грустно.
      Лиз добродушно рассмеялась.
      - Самой ужасной оказалась одна норвежская...
      - Диета Намсоса, - закончил за нее Фрэзер.
      - Одна рыба и этот странный бурый сыр, по вкусу похожий на Фелс-Напта.
      - Джетост? - предположила Кэйт.
      - Он самый, - с улыбкой подтвердила Лиз.
      - Я припоминаю, - сказал Джеффри, - что одно время Джулио говорил, что самая скверная диета - это "Великая свекольная".
      - Так было, - согласился Фрэзер, - так и остается. Отварная свекла, салат из свеклы, суп из свеклы - Лиз от этого становилась день ото дня все более розовой - свекла ломтиками, холодная свекла... Через месяц ее пупок выглядел, как ягода малины.
      - Помню, как я разволновалась, когда удалила лак с ногтей, а они остались красными. Сегодня у меня день салата, дорогой. Так что возьми мне маринованные огурцы и мятный чай.
      - Надеюсь, вам нравится индийская кухня, - сказал Фрэзер, обращаясь к Кэйт.
      - Я ее по-настоящему не знаю, - ответила она. То, что проносили мимо официанты ни по виду, ни по запаху ничуть не походило на ту курицу с карри, которую готовила по средам или воскресеньям ее приятельница Марион. Раскрыв меню, она растерялась. Карри занимал целую страницу, а за ним следовали названия блюд, которых она никогда даже не слышала. Кормас? Бирианис? Пилаус, должно быть, означает плов, решила она. Кебаб она знала, но что такое нан? Здесь была тьма блюд из экзотических овощей и шесть сортов дала. Дал?
      - Могу я сделать заказ за вас? - спросил Фрэзер, глядя ей прямо в глаза.
      - Да, пожалуйста, - ответила она с огромным облегчением.
      Пока он заказывал, Кэйт обернулась к Джеффри, который описывал Лиз, как он провел уик-энд.
      - А в воскресенье, - говорил он, - я пошел на великолепный концерт. Тридцать две мандолины в Карнеги-Холл.
      Кэйт засмеялась, но Лиз выглядела страдающей.
      - Да-да. Это был очень серьезный концерт. - Он произнес это со смешным высокомерием. - Они исполняли Моцарта, Телеманна, Кабалевского и...
      Теперь уже рассмеялся Фрэзер.
      - Ты нашел какие-нибудь "русские горки" на это лето, Джеффри? - Он перевел свой сверкающий черный взгляд на Кэйт. - Вы, должно быть, изумитесь, если узнаете, что этот дизайнер самых элегантных и изысканных книг в мире имеет одну непреходящую страсть: он выискивает самые ужасные "русские горки", какие только существуют в мире.
      Кэйт с трудом попыталась представить, как "медвежонок-коала" Джеффри катается на "русских горках", но так и не смогла.
      - Одни новые соорудили возле Чикаго, - с энтузиазмом откликнулся Джеффри. - Там три полных петли. Я поеду туда на уик-энд в следующем месяце. - Его глаза-пуговки блестели от предвкушения путешествия. - А как вы провели выходные, Лиз? Отправились с Джулио за город к Лену Гуттеру?
      - Я нашла это место очень успокаивающим, - отозвалась Лиз. - Мари и я бездельничали два дня на террасе и играли в карты, пока Лен и Джулио мужественно бродили по лесу. И каждый раз, когда возвращались, от них несло потом и они раздувались от самодовольства, и все потому, что срубили несколько веточек для костра.
      - Мы сделали гораздо больше, - запротестовал Фрэзер, - раздобыли две дюжины розовых кустов и рябиновое дерево.
      Кэйт поймала себя на том, что прислушивалась к этим поддразниваниям со смешанным чувством любопытства и уныния. Но вскоре ее внимание переключилось на другое. Появилась вереница официантов с накрытыми подносами, а когда они сняли с них серебряные крышки, стол превратился в рай красок. На блестящем латунном блюде шипели красные ломтики курятины, серебрились устрицы, желтым светились дольки лимона. Здесь были ярко-зеленые бобы, маленькие коричневые катыши из мяса в золотистом соусе, горки белоснежного риса с вкраплениями красного перца, горошек и поджаренные орешки. В глубокой миске содержалось темно-оранжевое пюре, в плетеной корзинке, застланной красной салфеткой, лежали куски пышного круглого хлеба. Нарезанные фрукты, рядком выложенные в серебряной чаше, образовывали цветовую гамму от ярко-красного и зеленого к белоснежному кокосу.
      Кэйт изумленно покачала головой. Но не в ее натуре было предаваться философским размышлениям.
      - Это великолепно, - только и сказала она. Фрэзер широко улыбнулся и подмигнул ей.
      - Для глаз изголодавшихся художников. Затем он положил на ее тарелку понемногу с каждого блюда, с любовью рассказывая о каждом из них. Пюре и было далом, оно приготовлялось из различных сортов размолотого гороха и специй. Бобы были очищены и обварены, рис... Кэйт пыталась запомнить все это, а тем временем пробовала курицу. Она была снаружи хрустящей и острой, но удивительно нежной внутри, так и таяла во рту. Бобы были тоже нежными и пахли имбирем.
      - Окуните кусочек хлеба - он называется парота - в дал, - посоветовал Фрэзер, - давайте, давайте.
      Хлеб оказался легким и пористым, как паутина. Она опустила ломтик в дал и попробовала. Тончайшая радуга вкусовых ощущений и запахов заполнила ее рот корица и гвоздика, тмин и кориандр. Остальные специи были так перемешаны, что их ароматы остались для нее загадкой. Затем она зачерпнула что-то похожее на мяту, очаровательного зеленого цвета, когда она откусила кусочек, на глазах у нее выступили слезы.
      - О, это не просто мята, это обжигает! - вскричала она и схватила свой бокал с холодным пивом. - Что это? - спросила она, когда смогла перевести дыхание.
      - Мята и зеленый чилийский перец, - сказал Джулио. - Вам понравилось? спросил он заботливо.
      - Чудесно! - ответила она, в то время, как слезы все еще текли по ее щекам. Джеффри засмеялся.
      - Джулио, я думаю, что тебе следует заказать что-то другое.
      - Мне хотелось бы еще чаю, дорогой, - спокойно вмешалась Лиз.
      Джулио заказал чай для Лиз и снова наполнил тарелку Кэйт. Она с удовольствием справилась со всем.
      - От десерта откажитесь, Кэйт, - предупредила Лиз. - Он здесь пахнет, как дешевая парфюмерия.
      - Я уже столько всего съела, что все равно больше уже ничего не смогу, ответила Кэйт, - иначе у меня полезет из ушей.
      Снова сидя в его кабинете, Кэйт осознала, что начала думать о нем скорее как о Джулио, чем как о Фрэзере. Она уже больше не страшилась этого человека, но предостерегала себя, что следует соблюдать осторожность. Она должна сделать так, чтобы он уговаривал ее.
      - Я бы хотел, чтобы вы очень серьезно рассмотрели мое предложение, сказал он мягким тоном. - Приходите работать ко мне.
      - Я уже сказала, что не могу.
      - Мне в самом деле хочется, чтобы вы были здесь и работали над этой книгой. Подумайте только, насколько все для вас будет проще, когда вы приступите к работе - к нашему общему облегчению.
      Он взглянул на ее рот.
      - Это несущественно. - Она непроизвольно облизнула губы.
      Он наклонился к ней.
      - Мне нравятся некоторые идеи относительно фотографий, съемкой которых вы будете руководить. У меня есть другой проект...
      Его голос звучал все тише и тише, и Кэйт была вынуждена наклониться к нему, чтобы разобрать его последние слова.
      Если он так будет и дальше продолжать, он загипнотизирует ее, неожиданно осознала она и решила, что надо было бы принять закон, запрещающий кому бы то ни было иметь такие большие и такие черные глаза. Почему он так неотрывно смотрит на ее рот? Кэйт резко выпрямилась - она почти потеряла нить разговора.
      - ..Так что я думаю, мы можем вместе прекрасно работать. Приходите ко мне. Она сделала глубокий вдох.
      - Я не могу. Мне кажется, я это ясно объяснила еще перед тем, как мы пошли обедать. Если я откажу сейчас моим нынешним клиентам, что я буду делать, когда закончу вашу роботу? Я должна буду все начать с начала. Не думаю, что вы можете понять меня. Но даже если отвлечься от моих обязательств перед заказчиками, то я, честно, очень ценю свою независимость.
      - Вы уверены, что независимость, которую вы цените столь высоко, не есть всего лишь предлог, чтобы отказаться принять на себя большую ответственность?
      - Конечно, уверена.
      - А не создали ли вы для себя маленькую уютную нишу, где вы бы могли спрятаться от вызова, который бросает вам судьба? Как долго вы пребываете свободной художницей? Шесть лет? Вам, должно быть, двадцать восемь. Это время, когда надо принимать настоящие вызовы.
      Взгляд, который он устремил на нее, беспокоил ее как вызов иного рода, нежели как вызов художнице, и она боролась с собой, чтобы вернуть свои мысли обратно, на профессиональный уровень.
      - Мистер Фрэзер, работа, которую я выполняю, уже вызов. Она отличается от вашей. И да, моя ниша уютная. Я создала ее собственными усилиями и наслаждаюсь комфортом. Большое вам спасибо. И мне, между прочим, двадцать девять.
      Он откинулся в своем кресле, скрестив руки на груди, лицо его представляло непроницаемую маску. Но глаза снова вернулись к ее рту. Если он не сдвинется со своей позиции, она тоже не уступит.
      - Лучше я соберу свои работы, - сказала Кэйт наконец. Он встал.
      - Вы упрямы, Эллиот. Вы упрямы, но вы также и талантливы. Может быть, мы сможем прийти к компромиссу.
      Кэйт не ответила, она терпеливо ждала. Пусть он выложит свои карты, чтобы она могла определить - компромисс это или простая уловка.
      - Скажем так, мы выплатим вам разом определенную сумму - меньшую, чем ваша ставка свободной художницы, но зато вы получите гонорар с каждого экземпляра книги.
      - Плюс моя фамилия крупно на титульном листе.
      - Подождите...
      - И еще раз на суперобложке, размером не меньше, чем в двадцать четыре пункта, - словно выстрелила она.
      - Уж не выставляете ли вы эти требования, дабы найти предлог, чтобы улизнуть? - Он со всей очевидностью загорелся желанием начать сражение.
      - Нет, - ответила она с ударением.
      - Двадцать четыре пункта - это слишком крупно. Шестнадцать или ничего.
      - Двадцать!
      - Восемнадцать!
      - Согласна! - проговорила она с облегчением.
      - Однако, - сказал он, пристально глядя на нее, - вы должны выполнить всю работу за девять месяцев.
      - Девять месяцев?
      - И чтобы никакого прокола. Как вы справитесь с вашими другими заказами, это ваши проблемы. Что вы на это скажете? Обдумайте все и позвоните мне завтра. Тем временем я поговорю с финансистами относительно размера вашего гонорара.
      Итак, гонорар с каждого экземпляра - вот, что было его козырной картой, подумала Кэйт. А есть ли возможность принять его крайние сроки и в то же время сделать другие работы? Если она была упряма, то он, как и говорил Джеффри, безжалостен. А если она согласится сделать рисунки за меньшую сумму и книга не разойдется? А вдруг она пойдет нарасхват? А если...
      - Что вы скажете? - повторил он.
      - Я подумаю об этом.
      Неожиданно он весь расплылся в улыбке.
      - Блестяще! А теперь позвольте мне помочь вам упаковать все в этот чудовищный портфель.
      Кэйт стояла на повороте, ловя такси и пытаясь примирить в своем уме вежливого, внимательного человека, угостившего ее обедом, с целенаправленным торговцем, который хотел, чтобы она бросила свою работу, чтобы добиться своего. Он и в самом деле способен довести до бешенства человека, подумала она, открывая дверцу такси, запихивая внутрь портфель и опускаясь на продавленное заднее сиденье.
      - Шестьдесят шестая улица, - сказала она, - между Восьмой и Девятой авеню.
      - Привет, - сказал водитель, поймав ее взгляд в зеркале заднего обзора. И как это может такая маленькая леди, как вы, таскать такой огромный портфель?
      - Он легкий, - солгала она.
      - Мм... Я уже неделю вожу такси, чтобы помочь мужу моей сестры. Он делал левый поворот к Парку, когда его подрезала другая машина. Ну, он и взбесился, а кто бы нет? В общем они оба попались на светофоре - мой зять справа, а тот другой - этот сопляк - слева. Ну, и мой зять показал ему, ну, этот жест пальцем... Понимаете?
      - Да, могу представить.
      - И вдруг с заднего сиденья этого другого такси выскакивает фантастическая шлюха, именно фантастическая - на каблуках футов шести и с такой штукой из меха вокруг шеи. Выскакивает, словно молния, хватает палец моего зятя, а он все еще держал руку наружу, и, крак, выворачивает его с хрустом! Потом снова впрыгивает в машину, и они смываются! Такая шикарная снаружи, а внутри, словно из железа. Прямо невероятно!
      - Ну почему же! Мне кажется, я только что обедала с ее братом-близнецом.
      Медленно, с непередаваемым наслаждением Кэйт сняла туфли. Господи, подумала она, Господи. Едва она успела поставить чайник на плиту, как позвонила Марион. Марион далеко ушла со времен первых лет пребывания Кэйт в Нью-Йорке, когда они втроем с Пегги делили крохотную квартирку и складывали в общий котел свои скудные заработки. Пегги вышла замуж за телевизионного продюсера, Марион работала административным помощником директора благотворительной компании.
      - Где тебя носило? - требовательно спросила она. - Я звоню тебе целый день. Ну, что там с Фрэзером? Чего он хотел? На что похож этот великий человек?
      - Это самый напористый, самый упрямый и самый волевой человек, которого я когда-либо встречала. Можешь себе представить, он внес мое имя в перечень своих публикаций даже до того, как встретился со мной? Ну, не наглость?
      - Значит, ты действительно нужна ему. Но для чего?
      - Двести с чем-то рисунков.
      - Ух, ты! И что дальше? Что ты сказала?
      - Вначале он пытался уговорить меня прийти к нему работать, но я отказалась наотрез.
      - Ну и ну... Продолжай.
      - Кроме того, я уверена, что никогда не смогу по-настоящему тесно работать с этим человеком. Очень может быть, что он величайший дизайнер нашего времени, и все такое, но есть в нем что-то, я не уверена, но...
      - Намек на какой-то животный интерес?
      - Нет!
      - На кого он похож?
      - На князя Дремучего леса.
      - О! Расскажи подробнее.
      - В этом мужчине есть что-то беспокоящее, физически угнетающее. Не шевельнув пальцем, он заставляет тебя повиноваться.
      - Мне кажется, это звучит очень сексуально.
      - Если честно, то да, но я не из тех, кто готов подчиниться.
      - Значит, ты ему отказала?
      - Не совсем. В конце концов, он предложил компромисс.
      - Ты не могла заниматься целый день спорами.
      - Нет, он пригласил меня, дизайнера книги Джеффри Стюарта и Элизабет Мэдден, редактора, на потрясающий обед в индийском ресторане. Стюарт очаровательный дядька, похожий на медведика из детской книжки. Но Мэдден уж точно из книги для взрослых - тощая, как привидение, и улыбка на тридцать два зуба...
      - Мне кажется, я ее уже ненавижу. Во что она была одета?
      - В роскошный белый полотняный костюм от Милли Джусте, я полагаю, с бледными голубыми крапинками и тоненькой голубой горизонтальной полоской. Она похожа на кредитную карточку, если повернется боком, ты увидишь ее край. Думаю, у них с Фрэзером связь.
      - Вот стыдоба!
      - Мне кажется, я шокировала ее тем, что на ее глазах все съела.
      - Расскажи еще о Фрэзере.
      - Ладно, моя мать назвала бы его впечатляющим зверем.
      - А как бы ты охарактеризовала его?
      - Упрямый, с железной волей...
      - Ты все это уже говорила.
      - Сластолюбивый.
      С кухни донесся пронзительный, выматывающий душу свист.
      - Чайник закипел. Я позвоню тебе завтра и скажу, что решила.
      Когда Кэйт вечером ложилась спать, она все еще не знала, что ей делать. Она лежала, глядя в потолок, и спорила сама с собой. То, что предложил Джулио, было совсем не плохим компромиссом, но как она сможет спокойно работать рядом с человеком, который непрерывно раздевает ее глазами? С другой стороны, ей платят не за то, чтобы она чувствовала себя спокойно и уютно. Она взбила подушку и повернулась на бок. Джеффри будет дизайнером книги, так что, возможно, ей не придется часто сталкиваться с Джулио. Но почему он так упорно смотрел на ее рот? Кэйт перевернулась на живот. Но как это будет прекрасно купить себе маленький загородный домик. И это станет колоссальным вызовом, сделать такую книгу.., и если вызов делает мужчину, то что делает женщину? И это вовсе не означает, что она не сможет контролировать ситуацию, если пойдет работать к Фрэзеру. Она почти готова взяться за эту работу, хотя бы для того, чтобы доказать ему, что может выполнить ее меньше, чем за девять месяцев. Просто для того, чтобы увидеть, какое у него при этом будет выражение лица. И как только у кого-то могут быть такие черные глаза...
      Глава 3
      Высоко над ее головой, на макушках деревьев, где ветви улавливали последние лучи солнца, пели птицы. Становилось прохладно. Скоро стемнеет. Кэйт покрутилась на месте, но не смогла разглядеть тропу сквозь разросшиеся папоротники. Ее руки и ноги были покрыты царапинами, к юбке пристали колючки. Она устала и была напугана. Неожиданно она услышала, что ее окликает Нил, она не могла видеть его, но голос слышала отчетливо.
      - Эй! - кричал он. - Эй! Я опаздываю в суд!
      - Где ты? - закричала она, когда смолкло эхо его голоса, но ответа не последовало.
      Прекрасная белая птица села к ее ногам, вздернула свою изящную головку и сказала:
      - Не ешь эти ягоды, дорогая. У них вкус дешевой парфюмерии.
      Но вот в лесу послышался треск, и перед ней возник Фрэзер. В его волосы были вплетены листья, и он был похож на Бахуса, бога вина. Высоко над головой он держал огромную гроздь винограда, как будто выполняя какой-то древний ритуал.
      - Вы не голодны? Я принес вам кое-что поесть.
      Его голос звучал соблазняюще, глаза горели. Он прижал пурпурную гроздь к ее губам, и сочная опьяняющая жидкость, по вкусу не похожая ни на что, что она когда-нибудь пробовала, наполнила ее рот.
      - О! - воскликнула она в изумлении и восторге.
      Неожиданно его губы охватили ее губы, а язык словно стал жадно искать капли оставшейся чудесной жидкости в ее рту.
      Кэйт проснулась, дрожа, ее ночная рубашка взмокла.
      - Как могло мне сниться подобное? - бормотала она полугневно, полуизумленно. - Как я могла?
      Она отбросила одеяло, быстро прошла на кухню и поставила на плиту кофейник.
      Разглядывая свое отражение в зеркале ванной, она с досадой потрясла зубной щеткой женщине в зеркале:
      - Ты не сможешь укротить это чудовище, которого боишься, пока не встретишься с ним лицом к лицу. Поэтому держи себя в форме! - Она энергично чистила зубы, когда зазвонил телефон.
      - Марф? - спросила она, глотая пахнущую мятой слюну.
      - Доброе утро. Это Джулио Фрэзер. Я не разбудил вас?
      - Конечно, нет, - ответила она с негодованием. - Пока преднамеренно не вторглись в мои сны, - добавила про себя.
      - Я только что разговаривал с ребятами, которые держат в руках финансовые вожжи, и они согласны дать вам пару пунктов гонорара. Что вы на это скажете, согласны?
      У Кэйт перехватило дыхание.
      - Я скажу "да", Джулио Фрэзер. Да.
      - Замечательно! Будьте здесь утром в среду в девять часов для встречи с Лиз и Джеффри, - приказал он. - В кабинете Лиз. Если меня не окажется, ваш контракт будет у нее. В полночь в среду вы начнете снимать модель. Лиз все объяснит, так что оставьте четверг свободным.
      Вы уже завтракали?
      - Еще нет, - ответила она машинально. - Обычно в это время я обхожусь только кофе с тостом.
      - Ешьте фрукты, - скомандовал он.
      - Что?
      - Я сказал, съешьте немного фруктов, это полезно для вас. - И он повесил трубку.
      Какое же он чудовище, возмутилась она, ни с того ни с сего советовать девушкам есть фрукты? Потом она вспомнила пурпурный виноград и, вспыхнув так сильно, что жаром обдало даже подошвы ног, заставила себя принять холодный, пронизывающий до костей душ.
      Как она привыкла это делать по утрам в уик-энд, Кэйт провела час у телефона. Забравшись в угол кушетки, подобрав под себя ноги, держа в руке вторую с утра чашку кофе и раскрытую телефонную книжку с дневником на коленях, она ответила на все записанные на автоответчике сообщения, сделала несколько звонков и распутала скрутившиеся провода.
      Покончив со звонками, она кратко подытожила, сколько радости доставила ей работа в одиночестве, в уютном мирке собственного творчества, свободного от ежедневных требований ее прошлого стиля жизни. Она рассмотрела как монотонность, так и разнообразие каждодневных задач, которые подкидывала ей жизнь. Одни посыльные доставляли ей пакеты от поставщиков и клиентов, другие уносили завершенные работы.
      Поднявшись с кушетки, она перешла к своему рабочему столу рядом с окном, высоко расположенным над улицей. Она оглядела небо и ощутила себя смотрителем маяка, увидевшим, как с запада наползают грозовые тучи. Она была также и секретным наблюдателем жизни в доме напротив. Старый и почтенный, он нес свою древнюю копоть с достоинством бабушки, кутающейся в уютную шаль.
      В полдень пришел черед окна Актрисы. Оно было поднято. Рыжий кот сидел и с дьявольской ухмылкой следил за голубем, клюющим крошки.
      Мытье окна было первым делом, которым занялась Кэйт, когда въехала в эту квартиру в западной части Манхэттена, в равной степени удаленной как от района театров, так и шумного района деловых офисов. Она стояла на подоконнике внутри комнаты, терла стекло, сколько могла достать с наружной стороны, когда увидела, как женщина из квартиры напротив открыла окно в кухне и высыпала на подоконник хлебные крошки. Ей-Богу, сказала она себе, это.., это... Она знала, что это была знаменитая актриса, но никак не могла вспомнить ее имя. Так она и стояла, ощущая себя дурочкой, прилипшей к стеклу и отчаянно пытающейся вспомнить фамилию, когда актриса подняла голову и увидела ее. Она улыбнулась ей своей знаменитой улыбкой, и Кэйт слабо улыбнулась в ответ, смущенная, что ее застали вот так глазеющей. Розалинд Кузине! Это была Розалинд Кузине, вспомнила она наконец. Но даже спустя четыре года она мысленно продолжала называть ее Актрисой.
      Точно в двенадцать тридцать Актриса открыла свое окно, чтобы, как всегда, высыпать горсть крошек. Как всегда, она подняла голову и увидела Кэйт за рабочей доской. Кэйт улыбнулась и помахала рукой. Актриса, как всегда, ответила тем же.
      В два тридцать Кэйт сложила макеты суперобложек для "Хилл Пресс". Они хорошо платили, и Кэйт работала на них уже шесть лет.
      - Тебе понравилась эта книга? - спросила Анджела Роджерс, художественный редактор "Хилл Пресс".
      Кэйт гордилась тем, что никогда не делала обложек к книгам, которые не прочитала.
      - Очень, - ответила она.
      Это была история молодой женщины, которая одновременно оставила и мужа и любовника и укрылась от них обоих в Амстердаме, чтобы разобраться в своей жизни. Кэйт нашла, что это трогающая сердце история одиночества и отчаяния. Она плакала, когда читала гранки.
      - Я принесла тебе слайды, - заявила Кэйт, - давай сюда проектор.
      Рисунок представлял каменную террасу. На ней в беспорядке стояли металлические столики и стулья, словно люди торопливо покинули ее из-за внезапно начавшегося дождя. В лужицах воды отражалась брошенная мебель. Деревья на заднем плане гляделись зеленой дымкой только что проклюнувших листьев. Они обещали приход весны, но небо было темным от дождевых облаков, воздух пронизан туманом. Жизнь, казалось, была где-то далеко, все было полно ощущением безнадежности и печали.
      - Великолепно, - сказала Анджела. - Где ты нашла этом место?
      - Это терраса Стеделиджк-Музея в Амстердаме. Я провела там.., несколько лет назад.., свой медовый месяц.
      - О, Кэйт, я никогда не знала, что ты была замужем.
      - Мое замужество оказалось милосердно кратким. - На мгновение она вспомнила Амстердам и медовый месяц, который стал для нее несбывшимся обещанием. Она мысленно одернула себя и деловито повернулась к Анджеле.
      - Заголовок можно дать на фоне неба, как я показала на наброске. Могу послать это на цветоделение, как только ты получишь одобрение своего отдела маркетинга. Я должна завершить обложку. У тебя есть фотография автора?
      - Да, где-то здесь, - подтвердила Анджела, роясь в конверте из манильской бумаги. - Значит, ты была замужем.., и скрывала это... - Анджела довольно долго вопрошающе глядела на нее, потом вдруг прервала молчание и сказала заговорщицким тоном. - Могу я сказать тебе кое-что по секрету?
      - Конечно, но ты уверена, что тебе этого хочется?
      - Я ухожу из "Хилл Пресс" через восемь месяцев - в декабре.
      - Ты уходишь? К какому издателю?
      - Я не ухожу к другому издателю. Я выхожу замуж, Кэйт, и увольняюсь. - Ее глаза горели, щеки раскраснелись.
      - Это чудесно, Анджела. Я очень рада за тебя. Но почему ты увольняешься?
      - Если быть совершенно честной, у меня есть ощущение, что я рискую. Но это так чудесно, снова зависеть от кого-то. Ричард не касается моей работы, но я полагаю, что замужество - это дело, которое должно занимать все время. Я убеждена, что из-за этого распались оба моих предыдущих брака. Я не была женой все свое время. На этот раз я хочу создать для моего мужа настоящий дом. Ты ведь была замужем, разве ты не согласна со мной, что это единственный путь?
      - Но не для меня. Мне этого недостаточно.
      - Ладно, но этого будет достаточно для такой девочки, как я. Не знаю, как ты, но я никогда не собиралась работать всю свою жизнь. - Она улыбнулась и мечтательно взглянула на блестящее обручальное кольцо. - Моя оставшаяся жизнь принадлежит Ричарду.
      Ох, Анджела, подумала Кэйт, ты совершаешь ошибку. Какие страхи довели эту достигшую успеха, невозмутимую самостоятельную женщину до состояния поглупевшего, растекшегося, как желе, существа? Сердце Кэйт обливалось слезами за нее, но она попыталась отбросить скептицизм: может быть, такая жизнь будет хороша для Анджелы, даже если совершенно не подходит для меня.
      - Никто пока не знает, что я ухожу, кроме издателя и главного редактора. Через пару месяцев мы начнем подыскивать нового художественного редактора. Я бы охотно рекомендовала тебя на эту должность. Тебя это может заинтересовать?
      - Меня? Ты сума сошла, Анджела. Я никогда не была художественным редактором.
      - Когда-нибудь нужно начинать. Не можешь же ты и дальше оставаться свободным художником.
      - Почему?
      Анджела проигнорировала этот вопрос.
      - Если не считать некоторых процедурных моментов, в моей работе нет ничего такого, чего бы ты не знала. Можешь не давать ответа на этой неделе и даже через месяц, но обещай, что подумаешь над этим предложением. Я впишу твое имя в список кандидатов под первым номером.
      Анджела была вторым человеком за последние два дня, который пытался заставить ее порвать с положением свободного художника. Предложение Анджелы отличалось от предложения Джулио: она не будет еще одним членом огромного отдела, а художественным редактором. "Хилл Пресс" - очень маленькая компания, с малочисленным штатом дизайнеров, но все же... Нет, сказала она себе, Анджела была в теннетах. Кэйт Эллиот это не подходит. Она не хочет быть связанной по рукам и ногам. И определенно она не для того провела целый день, споря с Джулио Фрэзером, чтобы поддаться Анджеле.
      - Это очень великодушное предложение с твоей стороны, - сказала она, - я подумаю о нем.
      У нее достаточно времени впереди, чтобы сообщить Анджеле, что она не примет ее предложение. Роман Анджелы с очевидностью лишил ее возможности судить о всех путях в жизни, кроме единственного.
      Глава 4
      Когда Кэйт в назначенный день пришла в кабинет Лиз Мэдден, там уже находился Джеффри Стюарт.
      - Джулио предупредил вас о предстоящем фотомарафоне? - спросил он. - Он начнется в помещении "Аптаун Хелф Клаб" в полночь. Нам придется снимать двенадцать часов подряд. Мы можем занимать гимнастический зал только до полудня.
      - А ваша модель не выдохнется через пару часов? - спросила Кэйт. Лиз рассмеялась:
      - Только не наша Гунилла. Вы ее не видели?
      - А кто фотограф? - поинтересовалась Кэйт.
      - Мелисса Эдварде, - сказал Джеффри.
      - Но ведь это одно из самых крупных имен в мире моды! - запротестовала Кэйт. - Не слишком ли это - делать снимки, которые потом станут подготовительным материалом для моих рисунков?
      - Ну, вы знаете, несколько фотографий будут включены в книгу, отмахнулась Лиз. - И, конечно, понадобится фотография для обложки. Нам повезло, что Мелисса - старый друг Джулио, и у нее нашлась "дырка" в расписании. Я думаю, мы должны обсудить, во что Гунилла должна быть одета. Что вы предложите, Кэйт? - и она протянула ей несколько снимков, сделанных поляроидом.
      - Вряд ли они будут очень полезны, - извиняющимся тоном произнес Джеффри.
      Снимки изображали великолепно сложенную женщину в черном обтягивающем трико танцовщицы. Этот костюм ничего не показывал, кроме прекрасного силуэта Гуниллы.
      - Вы правы, - согласилась Кэйт, - они ничего не дают. Мне нужно, чтобы было видно как можно больше мышц. Что, если бикини?
      - Не годится, - возразила Лиз.
      - Ну что ж, - начала Кэйт. Оба они смотрели на нее, явно ожидая предложения. - Почему бы тогда ей не надеть облегающее трико телесного цвета и не намочить ткань водой или глицерином так, чтобы она фактически прилипала к коже. А тепло от юпитеров не даст ей замерзнуть.
      Лиз и Джеффри кивнули в знак одобрения. Последующие несколько часов они провели, обсуждая требуемые позы по рабочей тетради Лиз. Джеффри спорил по каждой мелочи.
      Наступил полдень, когда Кэйт покинула здание. Служащие офисов потоком устремились через холл на мягкое майское солнце. Кэйт подхватила толпа, и, подталкиваемая сзади, она, словно пробка из бутылки, была выброшена из дверей прямо в чьи-то руки.
      - Очень сожалею, - сказала она, ткнувшись лицом в мужскую рубашку.
      - А я нет, - услышала она в ответ спокойный голос Джулио. Он не спешил освободить ее. Наоборот, улыбаясь, еще теснее прижал ее к себе, оберегая от натиска толпы. - Приглашаю пообедать со мной, крошка Эллиот. - Голос его звучал тепло, глаза смотрели в глаза.
      Толпа вокруг них рассеялась, куда-то исчез гомон человеческих голосов, шум уличного движения. Кэйт слышала его голос, чувствовала только его руки. От их прикосновения по ее телу словно пробегали электрические заряды. Это безумие, сказала она сама себе.
      - Вы уже обедали? - спросил он.
      - Нет, я...
      - Идемте со мной. - Он твердо взял ее под руку и, прижав к себе, повел вниз по улице.
      Ресторан оказался маленьким и заполненным посетителями. Ряды столиков были заняты японскими бизнесменами в черных костюмах, которые поедали крохотные порции риса с такой яростью, с какой три официанта успевали подавать блюда.
      Джулио представил ее владельцу, который быстро нашел для них тихое место вдали от входа.
      - Что вы предпочитаете, - спросил Джулио, - суси или сашими?
      - Почему бы вам не заказать за нас обоих, - предложила Кэйт, которая ничего из того, что он назвал, никогда не пробовала.
      Официант поставил между ними бамбуковое блюдо с горячими влажными полотенцами.
      - Вы всегда выбираете национальные рестораны? - спросила она, с удовольствием обтирая руки.
      - Это идет от моей семьи. Моя мама - великолепный повар, она научила и меня готовить. Можно сказать, что поиски новых ресторанов всегда было своего рода фамильным хобби. Самые волнующие открытия - это маленькие семейные заведения, такие, как у Мохана, где секреты приготовления блюд передаются по наследству, их готовят без отступлений от рецепта и предлагают с гордостью. Его глаза горели энтузиазмом. - Как вы думаете, где находится самое лучшее и наименее претенциозное заведение, где можно отведать американские блюда разных регионов?
      - Сдаюсь, где?
      - При церквях! - воскликнул он с благоговением в голосе. - Вы когда-нибудь бывали на пикниках, которые устраивает Греческая Православная церковь, на которых зажаривают целиком ягненка на вертеле?
      Кэйт покачала головой. Она никогда не слышала, чтобы кто-нибудь в Миннеаполисе жарил ягненка на вертеле.
      - Я знаю одну баптистскую церковь, - прошептал он тихо, словно сообщая ей страшную государственную тайну, - где в первое воскресенье августа жена священника готовит самую лучшую жаренную по-южному курицу, какую только можно сыскать во всем свете.
      - Если вы сейчас не остановитесь, я примусь есть это полотенце! воскликнула Кэйт.
      - А вы хорошо готовите? - требовательно спросил он.
      - Полагаю, мне следует объясниться. Я вообще не умею готовить. Я занимаюсь этим только, чтобы не умереть с голоду. Думаю, что моя готовка похожа на самозащиту. - Кэйт сама изумилась, как извиняюще прозвучали у нее эти слова. Ну почему она должна оправдываться перед этим человеком, словно это большой грех - есть консервы?
      Тем временем вышколенный официант поставил перед ними изысканно выглядящее блюдо.
      - Объясните, пожалуйста, что это, - попросила Кэйт, что Джулио и сделал.
      Маленькие пирамидки из риса были выложены на красном лакированном подносе. Отдельные рисинки блестели и были полупрозрачными, словно жемчужины. Одни пирамидки венчали кусочки овощей, другие - рыбы. Иногда рис окружал тонкие, как спички, ломтики огурца или раннего лука, и все это было обернуто в разные листья и разрезано на дольки. Другие рисовые горки были завернуты в тонкие кусочки омлета. Блюдо украшали цветы, сделанные из наструганного розового имбиря. Маленькие холмики из тертой редьки возвышались над дарами моря. Миниатюрные белые лепестки лотоса окаймляли бледно-зеленую сладкую редьку и темные озерца соуса из острого перца.
      Кэйт перегнулась через стол.
      - Я должна брать это палочками? Но я никогда ими не пользовалась.
      - Нет. Взгляните на этих мужчин напротив. Большинство из них пользуется собственными пальцами.
      - Почему рыба сверху холодная?
      - Хм.., в конце концов, рис тоже холодный, так что нет смысла подавать рыбу горячей. Вам не нравится?
      - Нет, я полагаю, это очень вкусно, и запах такой приятный. - Она попробовала один кусочек. - Это заставляет меня вспомнить морской воздух, сверкающие волны и блестящие анемоны.
      Джулио рассмеялся и взглянул на нее с нескрываемым удовольствием.
      - Возможно, вы не прирожденный повар, но, я думаю, вы прирожденный едок. Его улыбка постепенно исчезла, и он спросил:
      - Лиз дала вам контракт на подпись?
      Она молча кивнула с набитым рисом ртом.
      - Сожалею, что вы не приняли мое первое предложение, - сказал он тихо. Представьте, вы каждый день находились бы в кабинете рядом. А обеды, которые мы могли иметь, - он сказал это так многозначительно, что она не поверила, что он говорит только о еде.
      - То пусто, то густо.
      - Что вы имеете в виду?
      - Я не могу сказать кто, но еще на прошлой неделе меня пытались уговорить покончить с работой свободного художника - на этот раз стать художественным редактором.
      - В издательстве?
      - Да.
      - Это хорошо. Примите это предложение. - Он наклонился к ней, сейчас он выглядел искренним, не давил на нее, как при их первой встрече. - Вы попали в западню, Кэйт. Это не ваша личная вина, в нее попадают многие талантливые свободные художники. Вы нуждаетесь в чем-то или в ком-то, кто бы помог вам выбраться из нее.
      - Я не чувствую себя в ловушке.
      - Потому что угодили в ее невидимую часть. Самый большой заказ, который вы можете получить в течение года, может быть чем-то вроде моего, или, возможно от "Мегабакс, лимитед" для ежегодного отчета.
      - Это не мелочь.
      - Знаю, но разве "Мегабакс" пригласит вас, когда захочет пересмотреть имидж своей корпорации? Нет. Для этого они обратятся к Чермаеву. Почему же тогда они позвали вас, чтобы оформить свой ежегодный отчет? Потому что их третий вице-президент видел, что вы сделали для "Порридж Консил оф Америка", и у него хватило здравого смысла оценить это, и теперь он хочет того же для "Мегабакс". Я прав?
      - Да, - призналась она неохотно. - Правы.
      - Кэйт, карьера сама собой не дается никому. Вы не можете погрузиться в нее, как в теплую ванну. Вы должны ее планировать, "выращивать", работать на себя и смотреть далеко вперед. Сейчас вам следует доказать, что вы можете справиться с большими делами, что можете решать проблемы глубоко и компетентно. Время, потраченное на демонстрацию этого на рынке, является инвестицией в ваше будущее. Если вы вложите пять лет или около того в работу художественным редактором в действительно хорошем издательстве, то потом сможете вернуться к своей деятельности свободного художника с таким списком клиентов, который вам не приснится в самом фантастическом сне.
      - Я никогда об этом так не думала.
      - Сейчас самое время подумать.
      Поднос был уже пуст.
      - Хотите еще?
      - Не думаю, что я способна...
      - Допустим, я закажу еще шесть - по три каждому...
      - Тогда, может быть, что-нибудь с этой чудесной темной рыбой сверху? Кстати, что это?
      - Это тунец. Не правда ли, совсем другой вкус, чем у вонючей дряни из консервных банок? - произнес он, улыбаясь.
      Когда появился второй, гораздо меньший поднос с суси, Джулио быстро спросил:
      - Ваша встреча с Джеффри и Лиз прошла нормально? Какие-нибудь проблемы?
      - Нет, все было хорошо.
      - Я ожидаю, что ваши рисунки будут сильными - это ваш стиль, но вы не должны опасаться, если немного пережмете. Я хочу видеть на них женщину, ликующую в своей женственности, в физическом совершенстве, здоровье. Некоторая чувственность будет тоже хороша. В конце концов, здоровая женщина сексуальна: соски выделяются, пупок наоборот.
      - В самом деле? - рассмеялась Кэйт, слегка возбужденная привычным графическим переосмыслением услышанного. - Вы намерены съесть этот последний кусочек? - спросила она, чтобы отвести разговор в сторону.
      - Нет, возьмите. - Широко улыбаясь, он откинулся в кресле. - Не могу передать вам, какое удовольствие разделять еду с женщиной, которая по-настоящему наслаждается пищей. - Он разглядывал ее, полузакрыв глаза.
      И снова она почувствовала, как его взгляд прошелся по всему ее телу и снова вернулся ко рту. У Кэйт перехватило дыхание. Никогда она не видела в глазах мужчины столь откровенного желания или, во всяком случае, не ощущала столь сильного физического воздействия. Неожиданно ей стало жарко.
      - Не поужинаете ли вы сегодня со мной вечером? Я знаю одно маленькое сербское заведение...
      - Я не могу, Джулио. У меня много работы, которую я должна сегодня завершить...
      Он положил свою ладонь на ее руку, и какое-то покалывание, начавшееся в кончиках пальцев, пробежало по ее руке и потом вниз, по спине.
      - Мамаша Радикевич готовит такие кебаб-чичи и бурек, что можно прослезиться...
      - И мне нужно немного вздремнуть прежде, чем мы приступим к ночным съемкам...
      - А ее сарма...
      - Вы неисправимы! - расхохоталась Кэйт.
      - Тогда обещайте, что в следующий раз... Кэйт взглянула на его руку, по-прежнему лежащую на ее ладони. Рука была теплая, сухая и очень сильная.
      - Да, в следующий раз.
      С явной неохотой Джулио убрал руку, жестом спросил счет, расплатился и вывел Кэйт из ресторана на солнечную улицу.
      - Замечательный день, - вздохнула Кэйт. Солнце согревало ее плечи, а ее обостренные чувства улавливали тепло, исходящее от руки Джулио и распространяющееся по всему ее телу.
      Джулио безуспешно пытался подозвать такси.
      - Куда вы направляетесь? Могу я вас подвезти?
      - Нет, спасибо. Мне совсем рядом, до Восьмой авеню, а там недалеко.
      - В таком случае, - он крепко прижал к себе ее руку, - я пройдусь с вами, - заявил он с озорной улыбкой.
      - Наступает лето, - Кэйт сделала попытку завязать светский разговор. Она повела носом раз, другой. - Вы чувствуете запах лилий?
      - Это в центре-то Манхэттена?
      Кэйт снова принюхалась, но этот запах уже сменился другим - ароматом диких лесных роз, пряным и острым, как запах моря. Она медленно повернула голову этот запах, тонкий запах, исходил от Джулио.
      - Когда в последний раз вы позволяли себе просто так, черт возьми, устроить выходной после полудня?
      Она попыталась освободиться от него, чтобы взглянуть ему в глаза, но он так крепко держал ее руку, что она не смогла этого сделать.
      - Я не помню, - призналась она. Это прозвучало неубедительно, но это была правда.
      - Тогда пойдемте в Центральный парк.
      - Но...
      - И никаких но... - Он повлек ее сквозь пробку, устроенную таксистами на Пятьдесят шестой улице.
      - Подождите минуту, - начала она и тут снова уловила этот запах, он щекотал ее ноздри и волнами катился по всему телу, достигая самых потаенных уголков.
      - Х-м-м-м?
      - В парк, так в парк.
      - Не думаю, что кто-нибудь сегодня вернется на работу, - сказала Кэйт, когда они достигли своей цели. Все скамейки были заняты, аллеи полны прогуливающимися людьми, и бесстрашные парни с резиновыми бандажами на локтях и коленях отчаянно нарушали чинный порядок, гоняя на роликовых коньках.
      Джулио расстелил для нее свой пиджак под молодым кленом, и она села, прислонившись спиной к стволу, в то время как он улегся рядом, подперев рукой голову. Закрыв глаза, она подставила лицо солнечным лучам. В глазах появились желтые и оранжевые круги, и она чувствовала, как спадает напряжение во всем ее теле.
      - Хм... Очень приятно.
      Заслышав топот, производимый двумя бегунами в нескольких метрах от нее, Кэйт открыла глаза. По их рукам и ногам стекал пот, его капельки висели у них на кончиках носов. Один из бегунов был с ввалившимися щеками, костлявыми ногами и, к изумлению Кэйт, оказался женщиной. Мужчина был круглощекий, по-детски пухлый и блестел, словно смазанный маслом.
      - Ну-ну, Харви, - дыша с присвистом, говорила Костлявая, - ну как я могу сделать из тебя бегуна? - В ее голосе звучало отчаянье. - До марафона осталось всего шесть месяцев...
      Харви облизал губы и с мукой простонал:
      - Какое мне до этого дело? Через двадцать минут у меня отвалятся ноги.
      - Давай, Харви, - приказала Костлявая, заставляя его подняться, - ты должен стать здоровым, даже если это убьет тебя. - И она устремилась дальше по тропинке, волоча за собой хнычущего Харви.
      Джулио покачал головой.
      - Мне кажется, они обречены, что вы скажете?
      - А вам известно, как это, когда отваливаются ноги? Или спрашивать об этом невежливо?
      - Это когда здесь воспаляется сустав, - сказал Джулио, проводя большим пальцем по ее колену. Она невольно дернулась. - Но я думаю, вам не о чем беспокоиться. - Он снова дотронулся до нее, заботливо разглядывая ее ногу. - У вас великолепные конечности.
      По ее ноге, от бедра до кончиков пальцев, пробежала дрожь.
      - Вы облегчили мою душу, - она усмехнулась и нервно сжала колени. - Я запомню это, если решу присоединиться к этой голоногой и потной толпе.
      Рассмеявшись, он перекатился на спину так, что его голова очутилась на коленях Кэйт. Это случайное, но интимное прикосновение вызвало в ногах Кэйт новую волну дрожи. Джулио глубоко вздохнул и закрыл глаза.
      Что она делает, размышляла Кэйт, прохлаждается в середине дня в парке с этой.., этой назойливой итальянской головой на своих коленях. Ей следовало быть дома и работать. Ночью, помоги только Бог, ей предстоит заниматься съемкой. Так почему же она торчит здесь? Потому что Джулио Фрэзеру захотелось, чтобы сегодня днем кто-нибудь развлекал его, вот почему! И как только она позволила, чтобы ее втравили в это? Должно быть, она выжила из ума. В две минуты она должна очнуться и отправиться домой...
      Но теплое солнце размягчило ее, а мерное дыхание Джулио убаюкало. Трава была свежей, воздух насыщен запахом распустившихся почек, молодой зелени, пробудившейся жизни. В солнечном свете его темные волосы сохраняли глубокую черноту, словно бархат. Кэйт осторожно накрутила на палец черный завиток. Он был упругим, прочным, как водоросли, и возбуждающе пах морем. Как-то бессознательно она представила, что эти жесткие кудри прижимаются к ее груди.
      Он открыл полусонные глаза и так понимающе улыбнулся Кэйт, что она задрожала. Он прижал ухо к ее животу.
      - Я могу так слышать ваш обед.
      - Да? - Она навернула еще один завиток на палец.
      - Он очень вежливо мурлычет по-японски. Она услышала эту пару раньше, чем увидела: голос женщины был высокий и визгливый от гнева, мужской пронзительный от отчаяния. Легкий ветерок уносил слова в сторону, делая разговор неразборчивым гулом. Кэйт увидела их сидящими на скамье совсем рядом. Оба были белокурыми, со светлыми глазами и маленькими руками, она размахивала ими на уровне бедер, он своими охватил колени.
      - Должно быть, у них порядочная ссора, - привстав и глянув туда, сказал Джулио. - Как вы полагаете, о чем они спорят?
      - Думаю, что настоящий спор уже закончен, и они перешли к стадии умиротворения, но мужу вынесен суровый приговор.
      - Мужу? Не думаю, что они женаты. Они слишком, слишком осторожно обращаются друг с другом. Муж и жена уже десять раз могли бы разрезать друг друга на куски тупыми ножами.
      - Вы были женаты? - спросила она, размышляя о том, какая горечь прозвучала в его словах, словно провоцируя ее об этом спросить.
      - Нет, - ответил он, не сводя глаз с парочки за ветками, потом неожиданно взглянул на нее. - А вы не замужем, верно?
      - Нет, - ответила она поспешно, чтобы он не успел задать следующий вопрос. - Ладно, как бы то ни было, но они знают друг друга очень давно. Вы что, не видите, как он трогает ее руку? Он делает это не глядя, он знает, где ее рука находится. Это означает, что они живут вместе много лет. Они должны быть женаты. Если хотите знать, они даже немного похожи друг на друга, вы не находите? Та же структура лица, тот же цвет волос.
      - Нет, - с насмешкой возразил он. - Они вовсе не похожи. Посмотрите, какие различные у них выражения, и разный взгляд глаз... Определенно, они не женаты. Они любовники.
      - Хотите поспорить?
      - Принимаю! - сказал он, протягивая ей руку и помогая подняться на ноги.
      - Что вы собираетесь сделать?
      - Подслушать. Как бы случайно. Рука об руку они медленно обошли скамью и с тщательно рассчитанной беззаботностью уселись на пригорок над парочкой. Без предупреждения Джулио обнял Кэйт и привлек к себе.
      - Что вы делаете? - шепотом запротестовала Кэйт.
      - Шпионю. Представьте, что вы агент 007, - шепнул он ей на ухо.
      Кэйт захихикала:
      - Так что же вы делаете, сэр, посреди Центрального парка обнимая Джеймса Бонда? Может быть, вы Джеймс Бонд, а я мисс Марпл?
      - Ш-ш! - Он слегка куснул ее за мочку уха. - Делайте вид, что мы возлюбленные.
      Это оказалось легко и приятно. У нее не нашлось сил оторваться от него, в то время, как он продолжал покусывать ее ухо.
      Между тем женщина на скамье говорила:
      - Я думаю, она должна была выйти за него замуж. Я бы вышла хоть завтра, если бы он мне предложил.
      - Видите? - прошептал Джулио, стискивая ее плечо. - Они не женаты.
      - Ты опять в своем репертуаре, - ответил мужчина, - стоит тебя один раз поцеловать, и ты готова бежать за ним на край света. Ты не боец, Паула, ты слабак.
      - Вы правы, - прошептала Кэйт, - но в любом случае, разговаривают они не как любовники.
      - Ладно, - сказала женщина, - я думаю, Джил Клейбург определенно чудачка! Я бы не позволила Алану Бэйтсу уйти, даже если он художник! И только потому, что ты мой брат...
      - Нет! - простонал Джулио и с хохотом повалился на землю, увлекая за собой Кэйт.
      - Да! - хихикнула Кэйт, тыча его под ребра. - Они спорят о фильме! - Чтобы не смеяться слишком громко, она ткнулась лицом в его плечо. - Вы, Джеймс Бонд, нашли, что они совсем не похожи друг на друга.
      Его грудь сотрясалась от сдерживаемого смеха, безжалостно сдавливала ее ребра. Кэйт, чтобы не хохотать во все горло, вцепилась в узел его галстука. И чем крепче сжимал он ее, тем сильнее она содрогалась от беззвучного смеха, пока ее ребрам не стало по-настоящему больно, и она не начала задыхаться. И даже, когда она поняла, что в следующую секунду задохнется, они продолжали хохотать веселым, заразительным дуэтом в объятиях друг друга. Паула поднялась на ноги.
      - Посмотри! Посмотри - вскричал ее братец, гневно указывая на них. - Я тебе говорил, я тебе говорил. Этот город полон сумасшедших!
      И пара пошла наискосок через парк.
      Кэйт наконец села, грудь ее тяжело вздымалась, по щекам бежали слезы. Джулио лежал на спине, раскинув руки, тяжело хватая воздух ртом. Кэйт вытерла глаза и фыркнула, стараясь избежать еще одного приступа хохота.
      Раскрасневшись, Джулио сел.
      - Что вы с ним сделали? - спросил он, взявшись за перекрученную тряпку, которая была еще недавно галстуком.
      - Дайте его сюда, - сказала она, удерживаясь от смеха, - я выглажу его.
      Он распустил узел и снял галстук.
      - Можете взять его на память, мисс Марпл.
      - Я всегда буду хранить его как сокровище. - Она смахнула слезу. - Но теперь я должна лететь. Долг зовет.
      - Вы в самом деле должны, Марпл? - просяще спросил он, прижав руку к сердцу.
      - Я должна отправить брошюру еще до конца рабочего дня.
      - Забудьте об этом. - Его лицо потемнело, смеха как не было, глаза стали черными, непроницаемыми. - Я хочу, чтобы вы поужинали со мной.
      Кэйт покачала головой.
      - Я не могу. - Руки ее покрылись гусиной кожей. Под его ищущим взглядом она твердо добавила:
      - В самом деле.
      С отсутствующим видом он сунул галстук в карман. Кэйт попыталась прочитать что-нибудь в его глазах, но видела в них лишь свое отражение, удвоенное в черных зрачках.
      - Благодарю вас за обед, - сказала она и отвернулась от его сурового взгляда.
      - Удачных съемок! - крикнул он ей вслед. Когда она посмотрела через плечо, ей показалось, что глаза его смеются. Черт побери! Этот человек - сплошное противоречие!
      Кэйт только начала складывать двенадцатистраничную брошюру для туристического агентства, как позвонила Марион.
      - Как ты смотришь на запеченного тунца? Предполагалось, что это будет порция на одного, но у меня кое-что осталось с вечера, так что хватит на шестерых.
      - Я бы с удовольствием, Марион, но я только что решила довольствоваться разгрузочным ужином из яблока. У меня был невероятный обед. И, между прочим, огромное количество тунца. Джулио угостил меня обедом у Номуры.
      - Угостил обедом? - В голосе Марион прослушивалось подозрение. - И что ты ела?
      - Все виды суси и сашими. Все очень деликатесное. Боюсь, что я объедалась, как поросенок.
      - Кэйт Эллиот! Ты понимаешь, что эта рыба была сырой?
      - Ты шутишь.
      - Определенно не шучу. То, что лежало у тебя сверху на рисе, было сырой рыбой. Я читала об этом.
      - Ладно, меня это вовсе не расстраивает. Ничто, что имеет такой замечательный вкус, не может принести вред. Не хочу и думать об этом. Скажи лучше, как у тебя в фонде.
      - Дел, как всегда, невпроворот, даже больше. Босс улетает в Лос-Анджелес на конференцию. Я завалена грудами всяких отчетов. К тому времени, когда он вернется, я, может быть, снова увижу поверхность своего стола. В последний раз я видела ее в прошлое Рождество и даже забыла, она из дерева или пластика. Так ты точно не придешь?
      - Я действительно не могу.
      - Ты по-прежнему полагаешь, что Фрэзер самоуверенный, упрямый и все такое?
      - Я думаю, что несколько изменю свое мнение. Сегодня он был совсем другим - внимательным... - и в своем роде "забавным", это слово пришло ей на ум, но она не произнесла его. Как могла бы она объяснить их великолепный и нелепый день в парке? Этим невозможно было ни с кем поделиться, во всяком случае пока. - Возможно, еда смиряет дикого зверя, или что-то в этом роде. Я никогда не встречала ни мужчину, ни женщину, никого, кто бы с такой страстью относился к еде. И в то же время он обладает какой-то странной черточкой характера.
      - Почему странной?
      - Это так неожиданно, во всяком случае, я этого никак не ожидала. Такая своя черточка есть у каждого, но у него она с милю шириной и фут глубиной.
      - Чем вы там вдвоем занимались? - снова с тревогой в голосе спросила Марион. Кэйт засмеялась.
      - Просто дурачились.
      - Звучит так, словно Фрэзер начинает ухлестывать за тобой.
      - Не смеши...
      Глава 5
      Гимнастический зал выглядел громадным и пустынным. Снаряды недвижимо свисали с высокого потолка. Груды матов для упражнений были сложены тут и там на полу из твердой древесины. Три комплекса для упражнений, ярко сверкающих хромом и стальными блоками, угрожающе высились в одном конце зала, в то время как груды гирь пристроились неподалеку. Кэйт с изумлением увидела по всем стенам зеркала, висевшие с небольшими промежутками. Зал совсем не походил на балетную студию, свет был беспощадно яркий. Повернувшись спиной к бесчисленным светильникам, Джеффри, фотограф Мелисса Эдварде и ее ассистент, стоя у маленького столика, пили кофе.
      Кэйт всегда было любопытно наблюдать, как люди проявляют себя тем, что надевают, когда по-настоящему берутся за работу. В прошлом году она иллюстрировала детскую книжку для человека, который слыл безукоризненным щеголем в своем издательстве, но когда он сочинял, к ее ужасу, на нем не было ничего, кроме старого, затрепанного банного халата и трехдневной щетины.
      Познав много лет назад, что такого рода фотосъемки однозначно связаны для художественного редактора с жарой, потом и пылью, она надела джинсы, бледно-зеленую майку с короткими рукавами и бейсбольную шапочку, чтобы защитить глаза от яркого света. На Джеффри были мешковатые бордовые брюки и ворсистый желтый свитер. Мужчина, с которым он разговаривал, выглядел, как хорошо экспонированный отпечаток - все оттенки серого, вплоть до волос цвета соли с перцем. Рядом с ним стояла великолепная женщина, одетая, как и Кэйт, в джинсы и майку. Огромная связка оранжевого электрошнура свисала с ее плеча.
      - Привет, - сказала она, когда Кэйт присоединилась к ним. - Я - Мелисса Эдварде, а это Симон - мой муж, мой партнер, а сегодня и мой помощник. Оба наших ассистента сейчас в постели с простудой.
      - Так что я выступаю в роли мальчика на побегушках у Мелиссы, - заключил Симон. - Зарабатываю на пирожок.
      Значит, это и есть знаменитая команда "Эдварде и Эдварде", подумала Кэйт. Она восхищалась фотографиями Мелиссы из мира моды еще с дней пребывания в колледже. Симон, как она знала, специализировался на съемках для рекламы.
      - Ну, разве это не ужасное время для начала работы? - сказал Джеффри. Выпей кофе. Мы ждем Гуниллу.
      - Нет! - раздался зычный голос от дверей. - Гунилла здесь! Женщина-воительница, настоящий викинг в синем дорожном костюме быстро шла к ним. - Я тут принесла кое-что, чтобы было чем подкрепиться. - И земная богиня стала щедро осыпать их своими дарами: из громадных пакетов она стала выкладывать изюм, орехи, финики, инжир, цукаты, пакеты с йогуртом, дюжину апельсинов и множество яблок. - Мелиссу, Симона и Джеффри я знаю. Значит, вы должны быть Кэтрин, - сказала она, взирая на Кэйт с высоты своего роста, который Кэйт определила как полные шесть футов. - Какая вы маленькая и такая нежная, - обвиняющим тоном заявила она, едва не сплющив правую руку Кэйт. - Я готова. Начинаем?
      - Кэйт, именно вам придется работать с фотографиями, поэтому возлагаю все на вас с Мелиссой, - сказал Джеффри, - а я буду отмечать в журнале каждую позу, чтобы мы ничего не пропустили.
      - А как насчет обложки?
      - Если мне что-нибудь понравится, я сделаю несколько цветных снимков, ответила Мелисса.
      Джеффри, положив на колени блокнот и устроившись поудобнее, откусил от пирожка с вареньем.
      - Это отрава, - изрекла Гунилла, - то, что не достигает твоего сердца, откладывается на талии.
      Он облизнул пальцы, застенчиво улыбаясь.
      - Ладно, - решительно заявила Кэйт, - начинаем работать. Я хочу, чтобы вы начали с упражнений на полу, Гунилла. - Она выбрала местечко, устланное матами. - Симон, поставьте ваш фоновый экран здесь, пожалуйста, сразу по краю матов. Когда вы установите светильники, мы выключим эти флюоресцирующие лампы под потолком. Мелисса, что вы думаете об использовании ключевой точки, для того чтобы мускулатура выглядела наиболее рельефно?
      - Хорошо, - согласилась Мелисса, разматывая по полу еще один шнур.
      - Гунилла, займите ваше место.
      Наблюдая, как Гунилла раздевалась до своего облегающего трико, Кэйт убедилась, насколько был прав Джулио. Ее тело было настолько совершенно, что могло бы восхитить самого Микеланджело.
      - Мне бы хотелось смочить эту ткань, Гунилла, так, чтобы она по-настоящему прилипла к телу. Надеюсь, вы не возражаете, - сказала Кэйт.
      - Как скажете, - ответила Гунилла, подняв руки на уровень плеч, чтобы Симон мог бы ее облить. Он уже заготовил бутыль с аэрозольной смесью глицерина и воды. И все же, Гуниллы было так много, что процесс обрызгивания занял несколько минут.
      - Это щекотно, Симон, ух! - прогремела женщина-викинг и захихикала, когда Симон опрыскивал ее грудь.
      - Ты можешь завязать сзади свои волосы? - спросила Мелисса. - Они закрывают шею.
      Гунилла послушно порылась в одной из своих сумок, нашла там красный шнурок для обуви и перевязала им огромную гриву белокурых волос.
      Они работали час за часом. Единственными звуками были клацанье затвора камеры Мелиссы да легкий стук, когда Гунилла меняла позы. Время от времени Кэйт и Мелисса обсуждали, под каким углом ставить камеру, а Симон передвигал софиты, переставляя белые зонтики отражателей света, заменял лампы и перезаряжал вторую камеру, чтобы Мелисса могла снимать без пауз.
      Гунилла без особых усилий справлялась с этой рутиной, которая могла бы любую, более смертную женщину, по крайней мере, свалить с ног. Она выполняла свои упражнения с таким очевидным удовольствием, с такой гибкостью и силой, что уже через пятнадцать минут Кэйт преисполнилась к ней полным восхищением.
      В пять утра они сделали перерыв для отдыха. Симон заварил свежий кофе и открыл корзинку, полную сандвичей с ростбифом. Гунилла принялась жевать цукаты.
      Когда они возобновили работу, Мелисса сделала несколько цветных снимков, а потом снова вернулась к черно-белым. Позднее Кэйт неожиданно обнаружила, что в стороне от света ламп за стулом Джеффри стоит Джулио и наблюдает за ней. Как давно, подумала она, он находится здесь? Его незваное присутствие в равной степени взволновало и раздражило ее; она ощутила себя словно выставленной на обозрение.
      - Всем прерваться! - крикнула она. Ее майка насквозь промокла, и она видела, что с Гуниллы тоже стекает пот под воздействием как светильников, так и упражнений. Как только выключили свет, ей стало зябко. Кэйт забила дрожь, и она накинула на плечи жакет. Джулио немедленно передал ей чашку кофе.
      - А вы прекрасно знаете, что делаете, Марпл, - ухмыльнулся он.
      - Я просто обязана знать, - парировала она.
      Как покровительственно прозвучали его слова.
      Или он думает, что она - любитель?
      - Ладно, остыньте. Не будьте капризулей.
      Вы произвели на меня впечатление. Вы прекрасный художественный редактор.
      - Я вовсе не капризуля. И сожалею, что так резко ответила вам. Сегодня очень длинное утро, я устала, вспотела и...
      - Я скучал без вас вчера за ужином. Вы успели закончить вашу брошюру?
      - Еле-еле. Я должна была работать, как маньяк, чтобы успеть к началу съемок. Только раз сделала перерыв на пять минут, чтобы съесть яблоко.
      Джулио выглядел потрясенным.
      - Это был ваш ужин, одно яблоко? - Он положил руки ей на плечи и нежно встряхнул. - Как я должен обращаться с вами, Кэйт?
      - Принимать меня такой, какая я есть, сэр. - Она засмеялась.
      - О, я так и сделаю, так и сделаю. - Его глаза сверкнули черным огнем. Вы можете заняться этим же завтра? - неожиданно спросил он.
      - Но мы здесь почти закончили.
      - Нет, я имею в виду со мной. Симон будет снимать для меня завтра георгианское серебро, и я хочу, чтобы вы присутствовали. Или вы заняты?
      - Нет, на самом деле у меня теперь два свободных дня.
      - Великолепно, - сказал он, ухмыльнувшись. - Встретимся в студии Эдвардсов в девять часов. А когда вы закончите здесь, отправляйтесь поспать. Это приказ. И я не хочу, чтобы вы капризничали. - Он протянул руку и надвинул козырек шапочки ей на нос. - До завтра.
      Раньше, чем она успела что-либо ответить, он повернулся и, обняв Джеффри за плечи, смеясь на ходу, направился с ним к двери.
      - Он посмеивается над вами? - спросила Гунилла, жуя горсть орехов. - Мне кажется, здесь что-то большее. Да.
      - Я хочу, чтобы вы присутствовали... Это приказ... - Кэйт передразнила его. - Что он из себя воображает?
      - Он ваш босс, да?
      - Но не по книге о георгианском серебре. Я заключила контракт только на книгу с вами.
      Гунилла изогнула свою совершенную бровь золотистой дугой.
      - Тогда почему вы соглашаетесь с ним?
      - Если честно, я сама не понимаю. - Она допила кофе. - Ему очень трудно сказать "нет".
      Гунилла предложила ей несколько орешков и скептически взглянула на нее.
      - И он производит впечатление! Кэйт моргнула.
      - О'кэй, принимаемся за работу! - позвала она остальных. - Мы почти все сделали!
      Она так устала, что почувствовала себя выжатой и одеревенелой. Мелисса и Симон простонали. Вздохнув, Джеффри сгорбился над своим блокнотом. Гунилла, свежая как всегда, снова заняла свое место на матах и подняла гантели.
      Когда наконец все было закончено, Гунилла надела свой дорожный костюм, поцеловала всех на прощанье и удалилась. Кэйт помогла Мелиссе и Симону свернуть их ярко-оранжевые шнуры и уложить светильники.
      Когда они подошли к лифту, Джеффри тепло обнял Кэйт за плечи.
      - Это была чертовски хорошая съемка, дорогая. Джулио пригласил вас участвовать в съемках георгианского серебра, не так ли?
      Кэйт кивнула.
      - Хорошо. Если завтра все пройдет, как надо, он, возможно, предложит вам и эту книгу тоже. Я подозреваю, что он намерен сделать вас своей помощницей.
      - Но я уже говорила ему, что не заинтересована бросить все свои дела, чтобы работать на него. Кроме того, разве вы не хотите стать его ассистентом?
      - Никогда в жизни! - прогремел он. - Я дизайнер, и точка. Может быть, это удивит вас, дорогая, но внутри каждый дизайнер хочет остаться им и вовсе не намерен биться за должность художественного редактора. Однако в вас, именно в вас, он ищет его.
      - И что, этот великий человек никогда не ошибается?
      - Во всяком случае, на моей памяти такого еще не случалось, дорогая.
      Глава 6
      Студия Эдвардсов находилась в узком, трехэтажном кирпичном здании на Восточной восьмидесятой улице. Окна были высокие, но малочисленные, и дом совсем не походил на место, подходящее для коммерческой студии - такой удаленный, такой жилой, такой домашний, что Кэйт дважды проверила адрес, прежде чем позвонить. Симон отворил дверь почти тотчас же.
      - Проходите. - Он дружелюбно приветствовал ее и провел в глубь небольшого офиса. Она очутилась в мире света. Весь цокольный этаж был превращен в громадную, с высоким потолком студию. Задняя стена, выходящая в сад, была целиком из стекла. Передвижные прожекторы свисали с металлических конструкций с выкрашенного в черный цвет потолка. Дюжины ламп выстроились рядами по всем сторонам деревянного ящика, похожего на пчелиный улей, торчали рулоны цветной бумаги для задников.
      - Лаборатория у нас вон там, - указал он на маленькую комнату в глубине студии.
      - А кто живет наверху?
      - Мы живем. Там спальни, кухня внизу. Мы пожертвовали гостиной и столовой, чтобы устроить студию, но потеря невелика. Кухня достаточно большая, чтобы все могли там поместиться. - Взяв Кэйт под руку, он провел ее по периметру студии. - Ожидаю одобрения клиента, прежде чем я все это разорю, - сказал он, указав жестом на несколько предметов, расставленных для предстоящей съемки.
      Кэйт замерла в восхищении перед неглубокой керамической чашей на подставке из тикового дерева.
      - Это прекрасно, Симон. Династия Сунь?
      - Да, вы угадали. Двенадцатый век, Корея. Я полагаю, она пойдет на обложку почтовых отправлений галереи. Работа на галерею приносит немного денег, но согревает душу. Совсем не то, что промышленные краны или обои... Куда подевался Джулио, этот человек никогда не опаздывает.
      - А Мелисса?
      - Она скоро вернется. Наши близнецы наконец-то закончили макет из папье-маше острова Мон-Сен-Мишель в комплекте с бенедиктинским аббатством, и она повезла их в школу в фургоне вместе с работой в багажном отделении. Мы все вчетвером запихивали туда макет, - сказал он с улыбкой. - Вы еще увидите их, когда ребята вернутся из школы, они всегда присутствуют, когда мы работаем. Фанатики фотографии, - добавил он с гордостью, - Рик и Полли, двенадцати лет.
      Вдобавок, у них еще двое детей, подумала Кэйт. Мелисса определенно из тех женщин, которые способны соединять свой брак с успешной карьерой. Конечно, фотография была явно их семейным занятием. Такое взаимопонимание во многом и сделало все это возможным.
      Раздался заливистый смех Мелиссы, и она вместе с Джулио впорхнула в студию. Он бережно держал в руках сверток - что-то объемистое, завернутое в газету и помещенное в старую продовольственную сумку.
      - Скажи им, - хихикая, обратилась она к Джулио, - скажи им.
      Джулио протер глаза и изобразил на лице выражение полной серьезности. Потом прочистил горло и заговорщицки подмигнул Кэйт.
      - Сегодня утром я заехал на квартиру автора, чтобы забрать это, - он пошлепал по своему подозрительному свертку, - и тот стал настаивать, чтобы мы вместе поехали на съемку. Это отвратительный старый зануда, он довел бы нас до полного сумасшествия. Тогда я посмотрел ему прямо в глаза и сказал самым лицемерным голосом, каким только мог: "А у вас была свинка?" - "Нет, никогда", - ответил он, и глаза у него выпучились, как у испуганного кролика. "Тогда вы не должны приходить, - сказал я, - свинка, подхваченная после наступления половой зрелости, может сделать вас бесплодным. А у обоих близнецов Эдвардсов - свинка". Я оставил его в холле, он выглядел как человек, который чудом избежал смерти.
      - Вы ужасны! - хохоча, сказала Кэйт.
      - Джулио, это нечестно, - заливаясь смехом, заявил Симон, - абсолютно нечестно, но мне нравится. А это тот кофейник? В этом ужасном свертке?
      - Конечно. Мне сказали, что меня могут ограбить, если я повезу его в собственном футляре. Мне нужны нитяные перчатки, Симон.
      Он отбросил в сторону газеты, под которыми обнаружился аккуратно перевязанный сверток из белой бумаги. Затем Джулио натянул белые нитяные перчатки и, как фокусник, развернул голубую фланелевую ткань, перевязанную ленточками. Из нее он извлек серебряный кофейник с фасеточным, изогнутым, словно лебединая шея, носиком и темной ручкой из самшита.
      - Великолепно! - вскричали все хором. - Прекрасно! Чудесно! Восхитительно!
      - Да, - сказал Джулио. И слова восхищения замерли у всех на устах, когда он медленно стал поворачивать перед ними кофейник, чтобы его можно было рассмотреть со всех сторон. Он был элегантен и изящен. Его цилиндрический корпус изгибался к широкому литому основанию. Серебро отливало благородным тусклым блеском.
      - Я хочу, Симон, чтобы ты фотографировал его сначала на белом, а потом на черном фоне.
      Вдвоем Мелисса и Симон водрузили над столом белый тент так, чтобы Симон мог фотографировать кофейник без каких-либо мерцающих бликов, искажающих форму сияющей серебряной поверхности. Когда лампы были тщательно установлены, Джулио и Симон перешли к громоздкой студийной камере, линзы которой проступали сквозь дыру, прорезанную в белой бумаге.
      - Ну, что там видно? - спросил Джулио Симона.
      - Все, черт побери! Взгляни сам! Джулио притиснулся к нему возле камеры, пробормотав что-то, что Кэйт показалось старым итальянским проклятьем. Мелисса уловила ее взгляд, и они ухмыльнулись друг другу. Пока Джулио и Симон колдовали над камерой, Мелисса и Кэйт ползали в пространстве, высотой в два фута между дном тента и полом и переставляли лампы, как им указывали. Они двигали их взад и вперед, вправо и влево и обратно вправо.
      - Это ужасно! - сказал Джулио, уступая Симону его место.
      У Кэйт округлились глаза, а Мелисса шепнула:
      - Серебро всегда чертовски трудно снимать. Даже хуже, чем хрусталь.
      - Ручка нуждается в дополнительной подсветке, - заявил Симон, - и я потерял изгиб брюшка над основанием.
      - А я вижу пятно от лампы на носике, - завершил Джулио. - Следите теперь вы, двое, мы попробуем подвигать свет.
      Теперь уже Мелисса и Кэйт стояли, придвинув друг к другу головы, за камерой.
      - Прибавь немного света на основание, - сказала Мелисса.
      - И чуть меньше на крышку, - добавила Кэйт.
      Наконец Джулио, Мелисса и Кэйт сошлись во мнении, что кофейник выглядит, как надо.
      - Чувствую, что начинаю ненавидеть его.
      - Давай-ка сделаем снимок поляроидом, - сказал Джулио, - просто, чтобы увидеть, чего мы добились.
      Через несколько минут они сгрудились, рассматривая снимок.
      - Уже близко, - сказала Кэйт, надеясь, что ее голос не выдаст разочарования. Основание вышло слишком темным, а всей вещи не хватало блеска.
      - Ненавижу, - сморщился Симон, - выглядит как выброшенный солдатский котелок.
      - Бодритесь, ребята, - заявил Джулио, - теперь мы знаем, в какую сторону двигаться. А сейчас я собираюсь устроить перерыв, а потом опять вернемся к работе.
      Симон удалился в темную комнату, что-то недовольно бормоча себе под нос.
      - Не обращай внимания на Симона, - сказала Мелисса, - он всегда ворчит, когда работает. Он никогда не бывает удовлетворен. Джулио, конечно, тоже, так что они образуют великолепную пару.
      Кэйт помогла Мелиссе освободить верхнюю крышку низкого столика с ящиком. Изнутри его Мелисса достала тарелки, серебряные приборы и стаканы.
      - Мы всегда обедаем здесь, когда бываем завалены работой, и ужинаем тоже, а иногда и завтракаем. Это освобождает нас от необходимости спускаться в кухню. И я настояла на том, чтобы завести встроенный холодильник. Я знаю манекенщиц, которые поддерживают свои силы исключительно соком из сельдерея, деревенским сыром и воздухом.
      - А это действительно правда, что они удаляют коренные зубы, чтобы их щеки выглядели впалыми?
      - Некоторые по-прежнему делают это.
      Но, похоже, это выходит из моды, и те, кто родился с хорошими скулами, в этом не нуждаются.
      - Эй, дайте мне руку, Кэйт, - позвал из дверей Джулио и своим командным тоном предложил ей помочь распаковать сумки с продовольствием. - Симон, иди обедать! - закричал он.
      Он принес с собой салаты, несколько порций паштета, копченый итальянский сыр, два длинных французских батона, охлажденную бутылку орвето и несколько апельсинов.
      Наполнив тарелки, Симон и Мелисса удалились в офис в передней части дома, чтобы немного заняться деловыми бумагами. Джулио сначала положил на тарелку Кэйт деликатесы, потом себе - вдвое больше.
      Не успела она отправить в рот кусок сыра, как голос Джулио оторвал ее от еды.
      - Скажите, чем вы занимаетесь, когда не работаете?
      Она проглотила кусок, прежде чем ответить.
      - Рисую, как только выпадает немного свободного времени. Кажется, Гойя сказал, что если кто-нибудь выпадет из окна второго этажа, художник должен быть в состоянии запечатлеть его раньше, чем он грохнется на землю. Мне еще предстоит долгий путь, чтобы достичь такого профессионального уровня, но я работаю над этим. Когда хорошая погода, хожу рисовать в Центральный парк.
      - Вы говорите это серьезно, да? А что еще вы делаете? - настаивал он.
      - Пишу и иллюстрирую детскую книжку. Это очень забавная история, основанная более или менее на некоторых старых народных норвежских сказках, которые когда-то рассказывала мне моя бабушка. Можете положить мне еще немного этого салата? Там полно всяких чудовищ в жутких чащобах.
      Он вручил ей картонное корытце.
      - Но когда вы не оттачиваете свое мастерство или не работаете над книгой, что вы делаете, чтобы расслабиться? Вы встречаетесь с кем-нибудь? - спросил он прямо.
      - Нет, сейчас я ни с кем не встречаюсь, - ответила она нерешительно, подумав немного виновато о неисполненном желании Нила завязать с ней любовный роман.
      - Хм... Вы с ним недавно порвали? Почему? Она покачала головой. Это действительно было не его дело. Она определенно не собиралась обсуждать с ним безуспешные домогательства Нила по отношению к ней.
      - Скажите... - начала она.
      Но он оборвал, проигнорировав ее слова:
      - Почему? - настаивал он.
      Этот человек мог довести до белого каления.
      - Если хотите знать, я не порывала с Нилом, потому что там нечего было порывать. Он слишком похож на моего бывшего мужа...
      Джулио поперхнулся вином.
      - Бывший муж? - Он прокашлялся и с трудом выговорил:
      - Мне показалось, вы сказали...
      - Я сказала, что не замужем, но не говорила, что не была.
      - Вам надо было стать юристом... - Теперь была его очередь раскаляться добела. - А что с этим Нилом?
      - Нил - это друг, который хочет быть больше чем другом - возлюбленным, чего никогда не случится, только и всего.
      Джулио несколько оживился.
      - Хм... А почему?
      - Он одновременно и зависим и доминирует - это ужасно деструктивная комбинация.
      - Вы не считаете, что мужчина должен доминировать над своей женщиной?
      То было в равной степени и вопросом, и явным утверждением. Его глаза были абсолютно серьезны, но что-то в том, как он поджал губы, напомнило ей о бесшабашно веселом дне в парке. Она понимала, что должна узнать его много лучше, прежде чем сумеет с какой-то определенностью говорить, когда он серьезен, а когда просто играет с ней. В настоящий момент она чувствовала, что он делает и то и другое одновременно.
      "Вот в чем ключ: в его представлении его женщина, вроде как его кресло, его плед. Нет, это не те отношения, какие должны быть, по моему мнению". Она замотала головой и сердито стукнула по ручке кресла.
      - Это определенно не то, чего я хочу. Он ничего не ответил, но, вытянув свои длинные ноги, откинул назад свое кресло под опасным углом и, задумчиво теребя себя за мочку уха, внимательно рассматривал Кэйт, полузакрыв глаза.
      - А вы завелись, не так ли? У вас есть то, что мы называем temperamento.
      Он рассмеялся, потом неожиданно выпрямил кресло и медленно, с большим вниманием и тщательностью, чем того требовала задача, очистил от кожуры два апельсина, разделил на дольки и положил на тарелки.
      - Десерт, - произнес он, улыбнувшись. Прихватив с собой тарелку, Кэйт подошла к керамической чаше. Как она завидовала Симону и Мелиссе, работающим вместе, поддерживающим друг друга, создающим друг друга. Каким отличным должно быть их окружение, и как совершенно они подходят друг другу с их нежной взаимностью. Это то, чего бы и ей хотелось, размышляла она, - два человека, живущих одной жизнью, одной любовью, но духовно свободных, свободных в своем творчестве. Неужели возможно иметь одновременно любовь, защищенность и свободу? Мелисса и Симон определенно владели этим секретом. Она рассеянно подумала, есть ли у Симона брат, о котором он не упомянул.
      - Пенни в их пользу, - спокойно произнес Джулио. Ее даже напугало, когда она услышала, как он подошел к ней сзади.
      - Я сейчас подумала, какие совершенные отношения между Мелиссой и Симоном. - Она отказывалась признать, что он сумел так глубоко проникнуть в ее мысли.
      - Это только последние восемь лет, но я уверен, что так будет продолжаться и дальше. У них все очень прочно сейчас, но для их друзей не секрет, что в первые годы брака у них было много камней преткновения. Они не раз почти расходились.
      - Глядя на них сейчас, я не могу этому поверить.
      - Это правда. Мелисса успела сделать себе имя, как фотограф в мире моды, когда они решили пожениться, но Симон еще боролся за свое место. Для мужчины всегда тяжело смириться с тем, что его жена добилась больших успехов, чем он, даже когда они работают в разных областях, но в десять крат труднее, когда они соревнуются в одной и той же области. Но когда он открыл, что его талант лежит в сфере изящных искусств и промышленной рекламе, конфликт был преодолен. Двум конкурентам нельзя заключать брак - это отравляет отношения.
      - Да, я полагаю, что так. Неожиданно он усмехнулся.
      - Вспомните "Укрощение строптивой". В конце концов Катарина подчиняется Петруччио.
      - Вы так в самом деле думаете? Катарина просто очертила свои собственные границы, только и всего. Я всегда представляла, что эти двое, бесчинствуя, проходят по жизни вместе, окруженные стайкой хохочущих, шумных ребятишек.
      - Возможно, вы правы, Кэйт, возможно. - Его глаза снова потемнели и стали серьезными, но в уголках рта затаилась легкая улыбка.
      Глава 7
      Было уже далеко за полдень, когда все проблемы с освещением были разрешены, и Симон был достаточно удовлетворен, чтобы сделать серию снимков и тут же передать их своему лаборанту для проявления. Он как раз выходил из темной комнаты, когда в студию ввалились близнецы.
      - Привет, дядя Джулио! - Они кинулись к бумажному тенту и бросились на пол, чтобы подлезть под него.
      - Дядя Джулио? - спросила Кэйт.
      - Я их крестный, - сказал он, ухмыльнувшись.
      - Что за манеры! - осуждающе произнесла Мелисса низким голосом, и близнецы безропотно выскользнули из-под тента, чтобы быть представленными Кэйт. Они были так красивы, что дух захватывало, пользующиеся, как заметила Кэйт, благосклонностью своей матери, с иссиня-черными волосами, огромными глазами, с круглыми мордашками. На Рике была бейсбольная куртка цветов клуба "Янки", на Полли - жокейская курточка из малинового с белым клетчатого шелка.
      - Если эти кадры в порядке, Симон, - сказал Джулио, - я бы хотел те, что на черном фоне, получить уже сегодня к вечеру. Что скажешь?
      - Ты хозяин, - ответил Симон.
      - Тогда почему бы вам не остаться на ужин? - предложила Мелисса. - Эта ваша ерунда займет у лаборанта не более часа.
      - Мы не хотим причинять вам беспокойства, - сказала Кэйт.
      - Никакого беспокойства, поверьте. Я сейчас пойду к миссис Винг и распоряжусь, - заявила Мелиссса. - Вы любите острые блюда, Кэйт?
      - Если раньше и не любила, то теперь любит, - со смехом сказал Джулио. - Я угостил ее обедом у Мохана.
      - Миссис Винг готовит все, кроме завтрака, - пискнул Рик, - потому что утром любит поспать.
      - И она всюду убирает, - добавила Полли, - кроме наших постелей, которые мы должны застилать сами.
      - Понимаю, - сказала Кэйт.
      - Мама говорит, что миссис Винг - это сокровище, - продолжала Полли. Мама говорит, что женщина с детьми, мужем и карьерой...
      - Достаточно, Полли, - вмешался Симон.
      - Хотите посмотреть наши снимки, мисс Эллиот? - спросил Рик. - Пойдемте наверх. У нас много новых, дядя Джулио. - Подталкивая и принуждая, близнецы увлекли Кэйт и Джулио на лестницу.
      - А это наша студия, - гордо заявила Полли Кэйт, - папа даже соорудил нам темную комнату в стенном шкафу.
      В центре комнаты стоял двойной рабочий стол, низкие полки были заполнены в беспорядке камерами, объективами, сумками и светильниками. Две смежные стены были целиком увешаны отпечатками - одна стена Рики, другая - Полли.
      - Мы уже снимаем лучше, не так ли? - обратился к Джулио Рик.
      - Хм... - ответил тот, - дай взгляну. Рик отдавал предпочтение телам в движении: здесь были катающиеся на роликовых коньках в Центральном парке, вращающиеся на льду Рокфеллер-центр фигуристы, спортсмены, сгорбившиеся над рулем гоночного велосипеда, баскетболисты в момент прыжка, танцоры, исполняющие стремительные фигуры твиста. Джулио присвистнул.
      - Эй, это мне нравится, Рик, - искренне сказал он.
      Стенка Полли целиком была увешена снимками пожилых мужчин и женщин в момент отдыха и покоя. Она схватывала их греющимися лучами солнца, сидящими на ступеньках террасы, играющими в парке в шахматы, гуляющими, держа каждой рукой ручонку внука. Как трогательно, подумала Кэйт. В самом центре стены в окружении других фотографий был большой цветной снимок седоголовой спящей женщины.
      Возле нее свернулся калачиком мальчик, положив голову ей на колени. Перед тем как заснуть, они шелушили горох. В мальчике Кэйт сразу узнала Рика. Обе спящие фигуры были запечатлены в послеобеденное время в пятнисто-зеленой тени. Снимок так и дышал безмятежностью. Кэйт ощутила теплый воздух, тяжелый и ленивый. Она слышала квакание древесных жаб в лесу. В окружении других снимков образ этой старой женщины воспринимался как икона, как святыня. Кэйт странным образом была глубоко тронута и взглянула на стоящего за ней Джулио. Он, должно быть, ощутил ее состояние, и его рука коснулась ее руки и крепко сжала.
      - Это бабушка Эдварде, - наконец сказала Полли, - мама сфотографировала ее летом незадолго до ее смерти.
      - А это я, - заявил Рик. - С тех пор, как бабушка Эдварде умерла, Полли не снимает никого, кроме пожилых людей. Думаю, она пытается преодолеть это, не так ли?
      - Я не собираюсь преодолевать что-либо. Ты - простофиля! Пожилые люди куда интереснее, чем бездельники, катающиеся по парку.
      - Угомонитесь, ребята, - прервал их Джулио. - Полли, ты снимаешь все лучше и лучше.
      Вы оба работаете прекрасно.
      Рик первым усмирил свой характер.
      - Когда мы закончим школу, - сказал он, обращаясь к Кэйт, - то поменяем вывеску над входом. - Он взглянул на сестру, словно подав ей сигнал, и они хором закончили: "Эдварде и Эдварде, Эдварде и Эдварде".
      - Я собираюсь делать студийные портреты и, может быть, снимать моды, а Рик, естественно, спорт, - сказала Полли.
      - Ужин будет готов через двадцать минут, - крикнула снизу Мелисса, - идите мыть руки.
      Ребята выскочили из комнаты и скатились вниз по лестнице, как только в дверях появилась их мать.
      - А вы не спуститесь к нам, чтобы выпить чего-нибудь? Миссис Винг спрашивает тебя, Джулио.
      - Тогда мы тоже спустимся, - сказал он, медленно отпуская руку Кэйт. И они проследовали на кухню.
      Миссис Винг оказалась крохотной китаянкой с личиком, похожим на улыбающийся грецкий орех. Из пучка волос на ее затылке выбивались пряди седых волос, на лбу блестели капельки пота. Она встряхнула руку Кэйт и ехидно ухмыльнулась Джулио.
      - Ваша леди? - спросила она его прямо.
      - Моя коллега, миссис Винг, - поправил он.
      - Вы сегодня почетный гость, - сказала она, похлопывая Кэйт по руке, - вы должны сесть здесь, против Симона, мисс коллега. - Она снова ухмыльнулась Джулио, затем рассмеялась и повернулась к плите, чтобы наполнить последнее блюдо, прежде чем присоединиться к ним за большим круглым столом.
      Одно блюдо содержало нарезанные в форме полумесяца, запеченные яблоки, другое - сочные ломтики говядины, сдобренные луком и жгучим перцем, третье до краев было наполнено всяческой зеленью и размельченной курицей. У каждого прибора стояла чаша с рисом и еще одна с куриным бульоном и бобовым творогом.
      - Не стесняйтесь, Кэйт, - предложил Симон, - пробуйте.
      Кэйт присоединилась ко всей семье и, держа чашу с рисом в одной руке, отбирала кусочки из каждого блюда по очереди и ела их с рисом, как уж у нее получалось. Ее поразило, насколько дружественным был этот ужин, они ели, словно вели беседу, хотя на самом деле никто ничего не говорил.
      - Как чувствуют себя ваши ассистенты с их простудой? - спросил Джулио. Когда они выйдут на работу, как вы думаете?
      - Надеемся, что в понедельник, - ответила Мелисса.
      - Миссис Винг приготовила им куриный бульон, - сказал Рик, - мы с Полли отнесли его.
      - Миссис Винг говорит, что куриный суп - это китайский пенициллин, объявила Полли.
      Миссис Винг улыбнулась.
      - Можно нам быть свободными? - спросил Рик. Как все дети, они ели с невероятной скоростью, отметила про себя Кэйт.
      - А вы съели свой рис? - требовательно спросила Мелисса.
      - Да, - ответили они хором. Мелисса повернулась к Кэйт.
      - Когда я была маленькой, моя мама всегда говорила, что если я не буду съедать свой рис, то выйду замуж за урода, который будет меня бить. И, как видите, я не оставила ни зернышка. - Она с любовью улыбнулась Симону, который, в свою очередь, ласково потрепал ее по руке.
      - О'кей, - сказала Мелисса. - Теперь за уроки. И никакого телевизора, пока все не сделаете.
      - О, мам, - захныкали они в унисон.
      - Проваливайте, - сказал Симон.
      - Было очень приятно познакомиться с вами, мисс Эллиот, - по очереди произнес каждый близнец.
      - Спасибо, что показали ваши снимки, - с улыбкой ответила Кэйт.
      - Спокойной ночи, дядя Джулио, - сказали они по-итальянски.
      - Пока, ребята, - ответил он тоже по-итальянски, и все трое рассмеялись, видимо, это была их старая шутка.
      Когда все закончили есть, миссис Винг настояла, чтобы Кэйт расправилась с последней долькой запеченного яблока, а потом подала всем горячие влажные полотенца и чай. Джулио подшучивал над ней, говоря, что она лучший китайский повар в мире.
      - Вы - жемчужина Востока, - заявил он.
      Миссис Винг расплылась в улыбке и расцеловала его в обе щеки.
      Что за дружная семья, подумала Кэйт. Какая неистощимая доброжелательность. Как легко они нашли ей место за их столом и заставили чувствовать себя, как дома.
      Симон и Джулио извинились и поднялись по лестнице в студию. Миссис Винг собрала посуду со стола в моечную машину, стоявшую в чулане при кухне, а Мелисса тем временем налила им еще по чашке чая.
      - Я знаю, что это похоже на излияние чувств, - сказала Кэйт, - но это один из самых счастливых ужинов в моей жизни.
      Мелисса вздохнула.
      - Да, бывают счастливые семьи.
      - Я знаю многих женщин, которые многое бы дали, чтобы узнать, как вам это удается - совмещать замужество, детей и карьеру, и при этом все у вас получается.
      - У нас были чертовски неприятные несколько лет. И только Джулио вернул нас друг другу. Этот человек очень многое дает, Кэйт, он настоящий любящий друг. Когда мы только поженились, был период, когда мои дела шли все лучше и лучше, в то время, как у Симона складывалось все наоборот хуже и хуже. Мы оба начинали в мире моды, вам это известно?
      - Да, - сказала Кэйт.
      - Вы знаете не хуже, чем я, чтобы стать хорошим фотографом, надо знать, как смотреть. Каждый может научиться обращаться с камерой, объективами и дампами. Талант, или как там это назвать, заключается в том, что вы видите предмет не так, как человек, стоящий рядом с вами. А мода - очень специфическая область. Я вижу манекенщицу одним образом, Хире и Пенн - другим, хотя пользуемся одними и теми же камерами, одной и той же пленкой...
      - Но видение каждого уникально.
      - Вот именно.
      - То же самое с иллюстрированием или живописью, - заметила Кэйт.
      - Конечно. Понимаете, образы Симона никогда не были индивидуальными, они всегда были подражаниями кому-то другому. Он просто не обладал глазом, чтобы снимать моду, и потребовалось много и болезненно пережитого времени, прежде чем он наконец принял этот факт.
      Вот так мы и бились... Я летала в такие сумасшедшие места, как Маракеш, снимать демонстрации мод для разворотов в "Вог", а Симон - домашнюю одежду в Нью-Джерси. Это было ужасно. Потом я забеременела, а когда родились близнецы, то мой муж, который всегда говорил, как это чудесно - иметь детей, сделал вдруг полный поворот. Дети занимают слишком много моего времени и внимания, ему совсем не осталось места. А так как я некоторое время не могла выполнять никаких заказов, то чувствовала себя очень несчастной.
      - А как Джулио вмешался во все это?
      - Он пришел как-то вечером, а тут Симон и я затеяли одну из наших ужасных ссор. Джулио просто встал и велел нам замолчать. Он сказал Симону, что тот ведет себя словно ревнивый подросток, а мне, что я использую детей, чтобы избежать встречи лицом к лицу с моими чувствами к Симону и работе.
      - Я не уверена, что поняла, что вы имеете в виду.
      - Я любила Симона, по-настоящему любила. Мое сердце разрывалось, когда я видела, как он бьется о стену, и чем престижнее делались мои заказы, тем более виноватой я себя чувствовала, потому что у меня все получалось, а у него нет. Где-то глубоко внутри меня росло презрение за его упрямые попытки добиться чего-то в сфере, где каждому было очевидно, что у него никогда ничего не получится. И я ненавидела его за то, что он ревнует к тому времени и вниманию, что я отдаю моим детям, и я ненавидела себя за эту ненависть.
      - А вы не обиделись на Джулио, что он так резко все выложил вам?
      - Как ни странно, вовсе нет. Он сказал нам обоим вещи, в которых мы отчаянно нуждались, я так думаю. Мы должны были найти точку соприкосновения. А Симон просто нуждался в хорошем, сильном толчке в нужном направлении - ведь он блестяще делает то, чем сейчас занимается. В Нью-Йорке нет второго такого фотографа, который мог бы заставить тот серебряный кофейник выглядеть так, как это сделает Симон.
      - Он знает, как надо смотреть, чтобы это видеть, - сказала Кэйт.
      - Конечно. И это Джулио помог ему найти себя, получить его первые заказы на съемки предметов изящных искусств и промышленной рекламы. Он также настоял, чтобы я нашла время, чтобы стать настоящей домохозяйкой, живущей домом, готовкой, но умеющей и вернуться к работе, вместо того чтобы проводить время у окна в мечтаниях или переживать полученные царапины.
      - Рик и Полли не выглядят страдающими от того, что вы вернулись к работе, - сказала Кэйт, - они чудесные дети. Я думаю, что вы замечательно воспитали их, а Симон, совершенно очевидно, души в них не чает и вас тоже любит до безумия.
      - Я к нему испытываю то же самое. Мы предназначены друг для друга - просто временно сбились с пути. Мы будем благодарны Джулио всю оставшуюся жизнь за то, что он помог нам снова обрести друг друга. - Мелисса перевела дух. - Я наблюдала за ним, когда он смотрел на вас, Кэйт. Думаю, он видит в вас больше, чем только коллегу. А вы заинтересованы им?
      - Я не в его лиге, Мелисса. Может быть, вы считаете это глупым, но я знаю имя Фрэзера и восхищаюсь его работой с первого года обучения в классе дизайна, когда он был всего лишь одной из восходящих молодых звезд. Когда я начала работать в Нью-Йорке, он был уже одним из богов. А это чертовски трудно отделить человека от легенды. Даже как личность, он настолько значительнее, чем...
      - Почему-то у меня ощущение, что за тем, что вы говорите, стоит нечто большее? - пустила пробный шар Мелисса.
      Кэйт улыбнулась.
      - Ладно, Мелисса... Я никогда не позволю себе увлечься мужчиной, с которым работаю.
      - Но ведь вы же не в одном офисе, - запротестовала та.
      - Кроме того, я полагаю, что он увлечен Лиз Мэдден.
      - В самом деле? Я думала, что это кончилось много лет назад, - подумала она вслух. - Ладно, в любом случае, если вы дадите Джулио шанс, вы найдете, что он вполне такой, как все люди, только лучше.
      Симон распахнул дверь в кухню.
      - Ну, вы двое, сколько можно пить чай? Пошли, пора за работу. Джулио говорит, что снимки на белом в порядке, и мы готовы начать съемки с черным задником. Пока вы тут болтали и гоняли чаи, мы уже установили черный тент.
      Вчетвером они работали до полуночи, подбирая подсветку и делая пробные кадры. Было уже три часа утра, когда Джулио нашел негативы превосходными, а Симон допустил, что "они не так уж плохи".
      Кэйт зевнула. Обняв ее за плечи, Джулио сказал:
      - Я отвезу ее домой, пока она не свалилась с ног.
      Она чувствовала себя уютно, ощущая тепло и силу его руки, когда они прощались с Мелиссой и Симоном перед тем, как выйти на улицу.
      Джулио остановил такси, и скоро они были уже у дома Кэйт.
      - У вас найдется что-нибудь выпить? - спросил Джулио, когда она открывала дверь своей квартиры.
      - У меня есть немного виски. Но, странное дело, я снова хочу есть. Сейчас я открою жестянку с супом. Хотите немного?
      - Нет, но вы ешьте. А я приготовлю себе выпить, - сказал он, следуя за ней в крохотную кухоньку. Он раздавил хрупкие кубики льда в корытце и, держа его в руке, обернулся, ища куда бы его поставить. - Неудивительно, что вы не занимаетесь готовкой, - сказал он, ставя корытце в раковину. - Это все равно что готовить в почтовом ящике.
      - Она достаточно велика, - возразила Кэйт, срывая крышку с консервной банки с супом. - Это пюре из спаржи. Хотите? - Он стоял над ней с гримасой на лице, глядя на кастрюльку. Кэйт чувствовала на шее его теплое дыхание.
      - Нет, я оставляю это вам. - Он протиснулся в гостиную и стал разглядывать ее рисунки.
      - Вот это мне нравится, - сказал он, ткнув в работу еще ее студенческих лет. - Это очень хорошо.
      - Этих оливковых деревьев полно в Миннесоте, - сказала она.
      - Ведь вы оттуда родом? Из Миннеаполиса? - Он откинулся на кушетке, вытянув свои длинные ноги под кофейным столиком.
      Кэйт подошла с чашкой супа к креслу на другой стороне столика.
      - Да, мой отец все еще живет там. Он пекарь, моя мама умерла, когда я была в колледже.
      - А когда вы вышли замуж?
      - Хм... Я училась в последнем классе школы, а Джек начинал свою юридическую практику.
      - И?
      - И ничего. Ничего не получилось, только и всего.
      Он прихлебывал свою выпивку в задумчивом молчании, пока Кэйт не покончила с супом.
      - Вы были влюблены?
      Кэйт рассмеялась, что, похоже, удивило его.
      - О! Я была отчаянно влюблена - влюблена в мечту.
      Неожиданно для нее стало ужасно важно, чтобы Джулио понял. Но как он может - в высшей степени мужчина до мозга костей. Не было никакого шанса, что он способен постичь страстные надежды или мечты молоденькой девушки. Ему не приходилось бороться, чтобы не быть сломленным, бороться за свою независимость. Но как это было бы чудесно, если бы он вдруг понял?
      Он ободряюще нагнулся к ней.
      - Нас было трое с одинаковыми мечтами. Мы были Неустрашимым Трио и верили, что у нас будет все: романы, любовь, брак, карьера - и все сразу. Нэнси, Ребекка и я... Мы так верили, что можем добиться этого.
      Кэйт грустно покачала головой. Тонкий слой супа застывал в чашке, и она стала похожей на внутреннюю поверхность раковины.
      - И что произошло с вашим Неустрашимым Трио?
      - Нэнси уединилась на каком-то острове в Греции, чтобы закончить свой роман, а кончила тем, что вышла замуж за отдыхавшего там дерматолога. При случае пописывает в бюллетень Ассоциации родителей и учителей. Ребекка, Бекки, рисовала, как Боттичелли. Она замужем за инженером и подрабатывает, делая рекламу для магазина электротоваров, торгующего со скидкой в Ла Джолле. - Кэйт попыталась проглотить комок в горле, но оно слишком пересохло. - Сломленные мечтательницы, утраченные мечты. - Она горько усмехнулась. - Это могло бы стать названием песни, разве не так?
      - А что произошло с Кэйт? - Его голос прозвучал мягко, он осторожно вертел в пальцах стакан, словно это был нежный фрукт, который можно было легко раздавить.
      - Ни у кого из нас брак не сложился так, как мы мечтали, и только я сделала карьеру и осталась независимой.
      - А почему только вы, как вы полагаете?
      - Может быть, потому что только я верила в это достаточно сильно, чтобы за это бороться. В этом сказалось, без сомнения, влияние моей матери. Она была очень сильной женщиной, ее страстью было обучение игре на фортепьяно. Она всегда говорила: "Это грех против Бога, впустую растрачивать свой талант". Она действительно верила в это, и меня заставила поверить.
      - Ваша мать была права, Кэйт, - тихо прервал он.
      - Я знаю, - откликнулась Кэйт, - поэтому когда я вышла замуж за Джека, я знала наперед, какой должна быть наша жизнь. Юрист Джек должен был расти, как на дрожжах, в своей фирме, и в кратчайший срок стать в ней партнером. А дизайнер Кэйт обязана сделать блестящую карьеру в лучшей местной студии.
      - Но? - быстро подтолкнул Джулио.
      - Но Джек не желал, чтобы я работала после окончания школы. Он не хотел видеть, что мне это необходимо, что творческая, профессиональная работа важная часть моей жизни. Возможно, вы не представляете, какое это разочарование - обнаружить, что человек, которого вы любите, считает ваши амбиции тривиальностью. - Она почувствовала, как пульс ее стал биться сильнее от вызванного этими воспоминаниями волнения.
      - Мне кажется, вам нужно выпить, - сказал Джулио, вставая и направляясь со своим стаканом на кухню. - А чем вы должны были заниматься, полагал юрист Джек? - крикнул он оттуда.
      - Вести дом. Следить, чтобы пол на кухне был хорошо навощен. Рисовать цветочки на подносах... О, даже не знаю, что еще.
      Джулио вернулся с устрашающе выглядевшим бокалом виски с водой.
      - Выпейте, - скомандовал он, - я хочу услышать о вас побольше. Выпейте. И представьте, что вам море по колено.
      Кэйт улыбнулась. Питье отдавало жженым деревом, внутри ее обожгло, но когда жжение прекратилось, она почувствовала, как спадает напряжение.
      - Джек думал, что работающая жена - неприлично, это его словцо. Ни у одного юриста жены не работают. Что скажут партнеры, если его жена будет работать?
      - Возможно, они сказали бы, что Джек женился на очень талантливой и независимой женщине. Мужчина должен быть сильным и много дающим, чтобы любить сильную женщину.
      Она поглядела на него поверх края бокала и подышала на него. На стекле образовалась дымка тумана. Рассеянно она вывела на ней букву "Д" и тут же стерла ее пальцем.
      - Все это приходило мне в голову, когда одни наши друзья стали заниматься бизнесом, связанным с загородными участками. Я рисовала для них фирменный знак и бланки, затем сделала уличные указатели и раскраску фургонов. Я также начала сотрудничать с агентством, которое они выбрали для своей рекламы, и тут Джек предъявил ультиматум: "Моя жена никогда не будет работать!"
      - И как вы к этому отнеслись?
      - Я собрала все свое мужество и сказала Джеку, что мне плевать, что думают его партнеры, и что я нечто большее, чем удобная комбинация для сексуального удовлетворения и натирания полов, и что я решила начать деятельность свободной художницы. Если положение мужа не мешает быть юристом, то и дизайнер может стать хорошей женой. Я была обучена быть художницей, и, черт побери, я намерена быть ею.
      - И что он сказал?
      - Ничего, что вам было бы интересно услышать. У нас произошла ужасная ссора.
      Взволнованная и совершенно выжатая, Кэйт подошла к окну. Улица внизу была безлюдной, небо на севере размыто розовым и золотым от миллионов неоновых огней. Скоро наступит утро, растворяя пастельные тона серым светом перед восходом солнца.
      - Вскоре после этого я приехала в Нью-Йорк.
      Как я сказала? "Сломленные мечтательницы, утраченные мечты".
      Джулио откинулся назад, сцепив руки за головой.
      - Мечты не так-то просто убить, и вы потрясаете меня своим упорством.
      - Может быть, вы правы, - еле выговорила она, - наверняка правы. - Криво улыбаясь самой себе, она взяла свою суповую чашку с кофейного столика, вымыла ее под краном на кухне и оставила сохнуть. Напевая тихо под нос, она убрала расколотые кубики льда обратно в морозилку и вытерла все вокруг. Когда она вернулась в комнату, Джулио, вытянувшись на кушетке, спал.
      На цыпочках она прошла через комнату и вернулась с подушкой и одеялом со своей кровати. Осторожно сняла с него легкие мокасины, тихонько приподняла голову и подсунула под нее подушку, снова поразившись упругости его волос. Когда она подтыкала одеяло вокруг него, он простонал во сне. Голубые прожилки, тонкие словно в глубине фарфора, проступили на его веках. Она слегка откинула завитки волос с его лба и осторожно провела пальцами по его виску и щеке.
      Все еще улыбаясь, она выключила свет и тихонько прошла в спальню. Она оставила дверь распахнутой и, засыпая, слышала глубокое ритмичное дыхание Джулио. Оно напомнило ей море - медленные волны накатывались на далекий берег.
      Глава 8
      Кофе, подумала Кэйт. Она ощутила аромат кофе. Она повернулась на бок, обняв подушку. На кровать падали лучи солнца. Зажмурившись от их яркого света, она нащупала часы возле кровати. Десять тридцать! Закрыв глаза, она натянула простыню поверх головы. Медленно в памяти всплыла вечерняя съемка и утренний разговор с Джулио. Она застонала. И что это нашло на нее, так рассусоливать о Джеке, изумилась она. Видимо, утомление, предположила она.
      Кофе. Она по-прежнему чувствовала его аромат. Значит, Джулио все еще здесь! Натянув халат, она распахнула дверь.
      Очевидно, он только что принял душ. Полуголый, обернув бедра полотенцем, он осторожно очищал яблоко на ее крохотной кухоньке.
      Художник до мозга костей, Кэйт не могла не оценить, как свет с потолка подчеркивает мускулы его груди, она ощутила у довольствие, глядя на его великолепный торс и живот. А как женщина, она была взволнована великолепием завитков его черных волос, спускающихся от его груди к паху.
      Длинная, тонкая полоска яблочной кожуры красно-белой лентой спускалась с его ножа. Как загипнотизированная, Кэйт наблюдала, как удлиняется эта спираль, а сама непроизвольно представляла обнаженное, сильное тело Джулио, прижимающееся к ней, его руки, обнимающие ее, в то время как... У нее перехватило дыхание. Ей до боли захотелось прикоснуться к нему, скользнуть ищущими руками по рельефным буграм мышц...
      Он взглянул на нее, и она поняла, что он прочитал желание в ее глазах. В его ладони лежало влажное яблоко. Не отрывая взгляда от ее глаз, он сжал его в руке так, как если бы это была женская грудь. Словно завороженная, она смотрела, как он поднес яблоко к губам и слизнул выступивший сок.
      Она задохнулась, а он усмехнулся поверх яблока.
      - Доброе утро, - выдавила она, голос ее прозвучал нервно и октавой выше, чем обычно.
      - Чудесное утро! Быстренько в душ, Кэйт! Нельзя терять такой день.
      - Вы всегда такой оживленный и веселый с утра? Я серьезно рассчитывала поспать до полудня.
      - Ерунда. Сначала завтрак. Затем я веду вас за покупками.
      - Покупками? Какими покупками?
      - Для обеда. Я собираюсь приготовить обед, какого вы никогда раньше не ели.
      - Шутите.
      - Конечно, нет. Я - великолепный повар благодаря маме. А теперь собирайтесь.
      Стоя в душе под струящейся водой, Кэйт внушала себе: будь осторожна девочка, это не тот мужчина, которым можно увлечься.
      Несмотря на то, что говорила Мелисса, Кэйт не была уверена, что Джулио больше не связан с Лиз. У Мохана они вели себя достаточно откровенно. И от того, что прошедшей ночью он был мил и внимателен, вовсе не следовало забывать, каким властным и безжалостным может быть Великий Фрэзер. Но даже в своем одурманенном эмоциями состоянии Кэйт считала, что у нее должно хватить рассудительности избежать каких-либо отношений с ним. Даже не думай об этом, твердо велела она сама себе.
      Но, несмотря на это, она думала. Она снова намылилась, думая при этом о его руках, губах, голосе, о его запахе. Выйдя из-под душа, она решила: этот мужчина превращает меня в такую же сладострастную особу, каким является сам. Вытирая досуха волосы, она критически разглядывала себя в большом зеркале, вделанном в дверь ванной. Ее ноги были хороши, бедра красивы. Груди маленькие, но уверенно вздернутые. Ты неплохо выглядишь, Кэйт, подумала она и озорно подмигнула собственному отражению.
      Стоя перед гардеробом, она размышляла, будет ли у нее возможность вернуться и переодеться к обеду. Возможно, нет. Значит, нужно надеть что-то такое, что выглядело бы вполне буднично для похода по магазинам и достаточно элегантно для вечера. Она остановилась на светло-бежевой шелковой блузке, мягкой шерстяной юбке и жакете цвета свежего мха.
      Джулио был уже одет, когда она вошла в комнату. Сидя на кушетке, он делал записи в блокноте.
      - Я прикидываю меню и список наших покупок. Ваш кофе на плите, а в духовке горячие тосты. Будьте осторожны, когда станете намазывать на них масло - оно у вас пахнет луком. - И снова погрузился в свои записи.
      Кэйт жевала тост, думая, что он прав. Масло действительно имело привкус лука. Еще повезло, что он не был у нее в январе, тогда масло отдавало селедкой.
      - Можете сказать, что вы там запланировали или это сюрприз?
      - Сюрприз. Вы готовы? Первая остановка - Маленькая Италия, следующая Сохо. Затем отправляемся ко мне.
      Субботние покупатели заполонили тротуары и даже проезжую часть улиц. Двери всех магазинов были распахнуты настежь, а воздух напоен ароматом поджариваемого кофе и свежеиспеченного хлеба. Они проходили мимо рыбных магазинов, овощных и мясных базаров, пекарен и кафе. Отовсюду доносился гул голосов и смеха. Джулио подвел ее ко входу в магазин на Принс-стрит.
      Он выглядел так, словно все окрестные магазины были втиснуты в один. Полки были завалены всем, что только европейцы считали стоящим поставлять в Америку, с явным преобладанием итальянских продуктов. У Кэйт зарябило в глазах от одних только названий мест, красиво выложенных на прилавках: Эбели, Модена, Абруцци, Неаполь, Болонья. Она вздохнула. Дальше шли два громадных прилавка-холодильника, протянувшихся почти по всей длине магазина.
      - Смотрите, Джулио, перепелиные яйца!
      А рядом лежали сами перепелки и фазаны в оперении. В следующей витрине она насчитала четырнадцать видов копченой рыбы и дюжину сортов сушеных грибов из Франции и Италии.
      Здесь были также полки, заставленные кофейниками и кастрюлями всех размеров, кофейными мельницами, щетками, черпаками, лопаточками, шумовками, чайниками. Тут имелись крохотные мутовки размером с палец и мутовки с бейсбольную биту, сверкающие аппараты для приготовления загадочных итальянских блюд и сложные кофеварки. Все это венчал медный котел для варки рыбы в ярд диаметром.
      Кэйт обнаружила корзины свежих овощей, связанных в маленькие пучки и доставленных самолетом из Франции. Она увидела массу видов макарон из Италии и застряла в изумлении, разглядывая макаронники размером с оливку, начиненные свежей тыквой, когда Джулио прошептал ей на ухо:
      - Ваши глаза стали большими, как блюдца. Вы похожи на ребенка в дни Рождества.
      - Что за чудесное место. С чего мы начнем?
      - С сыров. Это здесь. - Повернувшись к продавцу за прилавком, он попросил горгонзолу. - Два фунта, пожалуйста, вот этот, кажется, хорош. - Он указал на пронизанное голубыми прожилками колесо цвета слоновой кости. - Фунт пармиджане реджиане и фунт нормандского масла. - Еще он выбрал свежей лапши и греческих оливок, после чего повел Кэйт к прилавку с кондитерскими изделиями.
      - Выбирайте, что вам понравится, Кэйт. Тут я полагаюсь на вас.
      Здесь были торты, похожие на произведения ювелира, печенья, шоколадные трюфели. Кэйт взглянула на Джулио. Он разглядывал невозмутимо что-то грандиозное с этикеткой "Ле Нуаж".
      - Что это? - беспомощно спросила она.
      - Это называется "Облако", - сказал он мечтательно. - Яблоки, пропитанные бренди, с кремом между тремя тончайшими листиками теста.
      - Давайте возьмем это, - сказала она, - у вас при виде сладкого прямо клыки вырастают.
      - Этот торт на целую семью, - сказал он спокойно.
      На овощном базаре Кэйт катила тележку по забитому людьми проходу, пока Джулио читал ей лекцию, как выбирать фрукты и овощи. Он объяснил, что предпочитает калифорнийские лимоны флоридским, потому что у них тоньше аромат и они не такие сладкие.
      Он остановился, чтобы купить три длинных, не толще запястья Кэйт, французских батона.
      Когда продавец в мясном отделе предложил ему что-то с прилавка, он покачал головой, и оба погрузились в оживленную дискуссию на итальянском. Потом мясник скрылся в своем закутке и вернулся с куском мяса такого цвета, что он походил на розовый жемчуг.
      - Что вы покупаете? - спросила Кэйт.
      - Молочную телятину.
      Кэйт осторожно несла коробку с десертом, а Джулио - все остальное. Он повернул на Западную одиннадцатую улицу, засаженную по сторонам деревьями, с домами девятнадцатого века, окруженными железной оградой, и остановился у двухэтажного особняка из красно-бурого кирпича.
      - Вот мой дом, - сказал он. Держа пакеты в руках, он откинул локтем край пиджака и выпятил обтянутое джинсами бедро. - Если вы залезете в мой карман, то найдете ключ.
      Кэйт заметила, что его джинсы очень плотно прилегают к телу. Она попыталась засунуть пальцы в карман, но легче было втиснуть их в створку раковины.
      - Попробуйте нагнуться, - сказала она, - и не дышите.
      Она с трудом извлекла ключ со дна его кармана. Когда она взглянула на него, он имел загадочный вид человека, производящего в уме сложные вычисления. Она глубоко вздохнула и быстро повторила таблицу умножения.
      Сияющая черная дверь была окружена маленькими стеклянными панелями, молоток и ручка были из старой полированной латуни, блестевшей под лучами солнца.
      - Какой чудесный дом, - выдохнула она.
      - Мой прадед купил его в 1872 году, а мой дед родился здесь через два года. Отец тоже родился здесь. Он был первым художником в длинной-длинной веренице банкиров. Сейчас он на пенсии, они с матерью живут в Италии, поэтому я не пользуюсь цокольным этажом.
      Когда они проходили к кухне через центральный холл, Кэйт успела заглянуть в раскрытые двери и заметить гостиную, библиотеку, столовую, спальню, кухню и всюду - камины.
      - Джулио, это огромный дом. Как вы с ним управляетесь?
      - Это заботы Серафины. Когда родители уехали в Италию, а я вернулся сюда, то унаследовал ее вместе с домом. На самом деле, она моя троюродная сестра или что-то в этом роде. Серафина чистит, пылесосит, полирует, следит за стиркой моих вещей, гладит мои простыни, пришивает пуговицы к моим рубашкам, делает покупки на неделю и время от времени готовит мне ужин. Она - моя миссис Винг.
      - И сколько лет этому образцу совершенства?
      - О... - он взглянул на нее дразнящим взглядом, - за шестьдесят. Она живет в нашей семье еще с тех пор, когда я был ребенком.
      - И что вы делаете со всем этим пространством?
      - Когда-нибудь оно будет заполнено, - заявил он. - Не хотите ли осмотреться, пока я буду распаковывать всю эту ерунду и готовить что-нибудь нам на обед?
      Кэйт прошлась по длинному холлу, тянущемуся по всей длине дома от двери до задней стены, вошла в библиотеку, заранее улыбаясь от предчувствия ее традиционности. Конечно же, длинный ряд портретов Фрэзеров-банкиров, переплеты из телячьей кожи с золотым тиснением, поблескивающие на полках из красного дерева, занимающих все стены. Массивный дубовый стол и виндзорские стулья в центре комнаты. Кожаный диван и два клубных кресла перед камином, на каминной доске портрет предка Фрэзера в шотландском кильте, сурово взирающего сверху вниз. Хотя его глаза были голубыми, как небо, а волосы представляли массу золотых кудрей, Кэйт показалось, что она видит в нем какое-то сходство с Джулио, - его взгляд и постановку челюсти.
      Из темной пышности библиотеки она перешла через холл в гостиную напротив. Бледный старинный китайский ковер устилал большую часть пола из светлого дуба. Стены были обтянуты шелковыми обоями цвета сжатой пшеницы, все деревянные предметы и потолок были цвета слоновой кости. Золотистый диван, два гармонирующих с ним кресла и китайский кофейный столик на изогнутых ножках были единственной мебелью, и, как и стены, казалось, были погружены в какую-то полутьму. Они, очевидно, существовали лишь для того, чтобы создавать фон для картин.
      Кэйт почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Не веря своим глазам, она подошла ближе к камину, чтобы лучше разглядеть картину над ним. Это был Боннар! Подлинник! Картина изображала блистательную жену художника, выходящую из ванны под знойные стрелы солнечных лучей. Кэйт обошла комнату по кругу, здесь были еще только две картины - очень большое полотно Моне - мерцающий свет и влажные гиацинты в его саду в Дживерни, и огромное, во всю стену полотно Ротко - туманные пятна сада, который никогда не существовал, медитация по поводу воображаемого пространства во времени, которого никогда не было. Кэйт застыла, охваченная восторгом.
      Она энергично распахнула двойные двери, ведущие в столовую, и увидела великолепную комнату восемнадцатого века, которой соответствовал полированный стол из красного дерева, чиппендейловские кресла, высокий комод и белые деревянные детали на фоне стен цвета бледного абрикоса.
      - Джулио! - воскликнула она, вернувшись в кухню, - Это настоящий замок сокровищ. Я нигде в жизни не ожидала увидеть такие картины, кроме как в музее. Я ошеломлена.
      Джулио усмехнулся.
      - Мой дед только раз в жизни совершил путешествие в Европу: он считал, что каникулы - это пустая трата времени и потому смертный грех. Работа и кирха были семейным девизом. Ему было пятьдесят четыре года, когда он впервые увидел полотна импрессионистов, и это произвело на него впечатление кирпича, упавшего на голову. Он вернулся из Парижа с этим Боннаром и этим Моне. Неплохой глаз для банкира.
      Кэйт покачала головой.
      - Прямо не верится.
      - Время обеда. Мне кажется, достаточно тепло, чтобы обедать в саду, вы не возражаете? Я понесу поднос, а вы попридержите дверь. Вот сюда... - указал он на лестницу в конце холла, который отделял кухню от спален напротив.
      Крыша дома была превращена в благоухающий зимний сад. Повсюду были кадки с декоративными деревцами и цветами. Ломонос и плющ вздымались вверх шпалерами, а вьющийся виноград целиком покрывал одну сторону. Рододендроны были в алых и оранжевых цветах. Примулы в низких ящиках образовывали колористический ряд от темно-багрового и фуксинового к розовому и белому. Здесь было множество азалий и горшков с кизилом. Около вьющегося винограда Джулио высадил массу пряных трав и подвязанных к колышкам томатов.
      - Это словно отдельный мирок, - пробормотала Кэйт, - такое впечатление, что город находится за тысячу миль отсюда.
      - Он требует массы времени, но того стоит. А теперь давайте есть. - Он поставил поднос на столик между двумя стульями.
      - Настоящий деревенский ленч в саду.
      Перед ними были нарезанные огурчики и весенний лук, политые оливковым маслом и уксусом, кубики пармезана и ломтики хрустящего батона, пикантные оливки, тарелка с дольками апельсинов, посыпанных сахарной пудрой, и бутылка белого вина.
      Когда они съели все, что было на подносе, Кэйт счастливо вздохнула и откинулась в своем шезлонге, закрыв глаза. Она подставила лицо солнцу, наслаждаясь его теплом, и томно вытянулась. У нее было ощущение, что она выбралась из тесной зимней раковины.
      На что это было бы похоже, размышляла она, жить в этом прекрасном доме с этим темпераментным человеком? Сколько еще противоречивых черт она обнаружит в нем? А в себе? Все, что он делал, он делал с одержимостью. Это, должно быть, опустошало всех, кто целый день находился бы рядом с ним... Но это так заразительно... А еще в нем столько нежности, подумала она, вспомнив, как он сжал ее руку, когда они разглядывали фотографию бабушки Полли.
      - Вы спите? - спросил он шепотом. Она раскрыла глаза:
      - Нет, бодрствую. - Но, должно быть, она все же отключилась на какое-то время, потому что он уже переоделся в широкие брюки и белый свитер, а поднос исчез.
      Он склонился над ней.
      - Я очень рад, что вы здесь. - Он взял ее за руку, чтобы помочь встать, но никто из них не сдвинулся с места. Ее глаза встретили его настолько пронзительный взгляд, что у нее перехватило дыхание. Словно жизненная энергия, поддерживающая ее существование, была вытянута из ее тела и перелилась из ее глаз в его. Но в следующее мгновение она ощутила, как эта энергия, усиленная во множество раз, вернулась к ней. Ее рука стиснула его руку. С бесконечной осторожностью, словно она была так же хрупка, как шейка стеклянной ложечки, его губы коснулись ее губ в поцелуе невообразимой нежности и продолжительности.
      Потом он чуть откинулся назад, взял ее лицо в ладони и, неотрывно глядя в ее глаза своими темными глазами, прошептал:
      - О, Кэйт! Хотите стать моей Кэйт?
      - Да, Джулио, - сказала она, целуя кончики его пальцев, когда они коснулись ее губ. - Да...
      Он привлек ее ближе к себе и погрузил свое лицо в ее волосы. Он ощутил запах сандалового дерева и папоротника. Она чувствовала, как напряглось его тело, отяжелело от желания, когда он прижался к ней. Его рот впитывал ненасытно ее губы, его язык проникал между ними.
      - Я так хочу тебя, Кэйт, - бормотал он, обнимая ее на узком шезлонге.
      - И я хочу.., хочу... - начала она.
      - Чего ты хочешь, моя Кэйт? Она была не в состоянии продолжать. Его пальцы нащупали пуговки ее блузки, а она погрузила свои руки в его вьющиеся черные волосы, прижимая его голову к своей груди, ощущая, как жесткие кудри щекочут ее соски.
      - О, Кэйт, - простонал он, его дыхание, казалось, клокотало в горле, - я обожаю тебя!
      Он сжимал ее бедра, и уже не было времени для нежных поцелуев и медленных ласк. Его жадные руки и алчущий рот обшаривали ее груди, погружая ее в неподконтрольный вихрь желания и страсти, заставляя ее тело трепетать. Она подалась к нему, она жаждала его рот, его руки, его прильнувшее к ней тело. Его рот обволакивал ее губы, язык требовательно и ищуще ласкал его изнутри. Он стянул с ее бедер колготки. Она рвала ремень его брюк, прижимая его сильные, мускулистые бедра к себе. Их тела мгновенно слились в одно, словно два пылающих солнца, излучая вырвавшуюся наружу страсть. Они соединились в диком объятии, сплавились воедино и замерли, задыхаясь.
      - Кэйт, дорогая, - наконец вымолвил он, - я не думал, что это случится так.
      Она нежно прижала его голову к ложбинке между грудей.
      - Мягкий полумрак и тихая музыка? Она обмотала прядь его волос вокруг пальца, как кольцо.
      - Что-то в этом роде. - Он сжал ладонью ее грудь.
      Словно яблоко, подумала она.
      - Я не захотела ждать, - заверила она его и поцеловала в макушку.
      - Я понял это сегодня утром, - признался он. Его большой палец нежно коснулся ее соска.
      - Это было так заметно?
      - Как флаги и знамена, Кэйт. Тебя видно насквозь. Твое простодушие дико возбуждает такого старого соблазнителя, как я.
      - Ты вовсе не старый, дорогой, а я совсем не так простодушна, как ты думаешь. А позднее у нас будет мягкий полумрак?
      - Хм... - произнес он, целуя ее грудь. - Я обещаю. Но теперь... - он сел, - ты поможешь мне готовить.
      - Сейчас?
      - Сейчас! - он поправил растерзанную одежду: сочно поцеловал ее в губы, помог подняться на ноги и повел вниз по лестнице.
      На кухне он протянул ей длинный белый фартук.
      - Закатай рукава, - сказал он, завязывая лямки фартука и целуя сзади ее в шею. - Для начала мы приготовим жаркое.
      - Не раньше, чем ты одаришь меня настоящим поцелуем, - запротестовала Кэйт, повернувшись в кольце его рук.
      - Это последний до ужина, - пригрозил он, - иначе мы никогда не поедим. Его губы были нежными и наполнили ее предвкушением блаженства. - А теперь, сказал он, отступив на шаг, - этот рецепт передавался в семье моей матери из поколения в поколение. Он не из поваренной книги, это фамильное блюдо никаких отвратительных соусов. Итальянская пища усугубляет жизнь, а не скрывает ее...
      - Дорогой, ты снова читаешь лекцию. И как мы сможем готовить, если ты не отрываешь от меня своих рук?
      - Не сможем, - признался он и вздохнул.
      Потом положил несколько розмариновых листочков в мраморную ступку. Разотри их, пока я накрошу чеснок.
      Когда обе задачи были выполнены, он сделал в куске телятины единственный разрез и раскрыл его, словно книгу.
      - Теперь тщательно посыпь его розмарином, - сказал он, целуя кончики ее пальцев, - а я добавлю сюда чеснок. Передай мне эту мельницу для перца.., я кручу ее.., завязываю, а теперь мне нужен один из твоих нежных пальчиков, чтобы сделать узелки, пожалуйста. Отлично! Это начало для арросто ди вителло. Можешь повторить!
      - Арросто, - начала Кэйт и запнулась.
      - Произнеси со вкусом. Ты должна прозвенеть "р" кончиком языка. Аррррррррр! ! Арррррр! Попробуй!
      - Арррросто! Арросто ди вителло!
      - Отлично! - Он быстро чмокнул ее, коснувшись кончиком языка ее губ.
      - А разве допускается, чтобы повар вмешивал в свое дело посудомойку? - Она поцеловала его в подбородок. - Я думала, что должна дожидаться конца обеда.
      - Ах, но это прерогатива повара. Кэйт почистила и нарезала картофель, а затем уселась на высокий табурет и стала наблюдать, как Джулио готовит лук и мясо. Он привносил в готовку ту же страстную энергию, что и в работу.
      Они вместе накрыли стол в столовой и поставили подносы и блюда нагреваться у пылающего очага. Потом они отдыхали на кухне, окруженные ароматами запекающейся телятины и медленно закипающего лука. Каждые несколько минут Джулио вскакивал, чтобы подрегулировать пламя, полить жиром телятину, помешать картофель. Он двигался по кухне так умело, так экономно тратя энергию, что Кэйт подумала, что он, должно быть, самый элегантный повар в мире.
      Он откупорил охлажденную бутылку граве.
      - Это для начала... - Потом он повернулся, чтобы снять жаркое с огня и поместить его в нагретую духовку, и поставил на плиту чайник с водой. - Ты проголодалась?
      - Умираю от голода. Когда я наблюдаю, как ты готовишь, у меня, кроме всего прочего, разыгрывается аппетит.
      - Вот это уже моя Кэйт! - Он снова торопливо чмокнул ее, прежде чем обратил свое внимание на кусок горгонзолы, который он в кастрюльке растер со сливками. - А теперь мы отправимся в столовую. Зажги свечи, я приду через минуту.
      Кэйт чинно уселась за длинный стол, накрытый сейчас только для них двоих. Как много поколений, размышляла она, сидели здесь при свете свечей? Если начинать от его прапрадеда, получается четыре, подсчитала она.
      Неожиданно рядом с нею очутился Джулио. Он поцеловал ее в голову и поставил перед ней тарелку с макаронами.
      - Это феттучине ал горгонзола, - сказал он, наливая в ее бокал вино и садясь напротив. - А теперь ешь.
      Она взяла вилку и попробовала. Свежесваренные макароны были политы острым соусом из сыра и сливок.
      - Нравится? - спросил он озабоченно.
      - Это божественно. Думаю, что могла бы есть их всю жизнь. Во всяком случае, все, что я попробовала, мне нравится. Сливки снимают остроту сыра, не так ли?
      Она закончила пробу в благоговейной тишине, а когда подняла взгляд, увидела, что он внимательно наблюдает за ней.
      - Возможно, ты никогда не научишься готовить, как итальянцы, но уж ешь ты точно по-итальянски.
      - А как едят итальянцы?
      - С удовольствием, с жаром, с любовью. Кон аморе.
      Он встал, чтобы убрать со стола, и положил руку на ее плечо, удерживая ее на месте.
      - Сиди. Я подам.
      Через несколько минут он вернулся с блюдом нарезанной ломтями телятины, маленькими кубиками поджаренного картофеля и миской кислосладкого лука.
      - В этом доме, - сказал он, - мы подаем посемейному.
      Он положил еду на ее тарелку и наполнил бокалы для них обоих.
      - Все очень вкусно, - сказала она, - это самая замечательная пища, которую я когда-либо ела, а ты еще и раньше угостил меня такими блюдами...
      Он счастливо улыбнулся.
      - Вкусно, не правда ли? Хочешь еще кусочек телятины?
      - О, я не в состоянии.
      - Съешь это сенса пане, - сказал он, накладывая ей еще понемногу с каждого блюда.
      - Что это означает?
      - Сенса пане - без хлеба. Когда твоя итальянская мама так говорит, это значит, что ты можешь всегда справиться с добавкой, если будешь есть без хлеба.
      Кэйт начала ощущать себя вовлеченной в какой-то древний ритуал, вкушая пищу, приготовленную с такой любовью этим феерическим человеком, который словно выложил перед ней все плоды земли. Казалось, он так свободно обращается с дарами всех времен года, словно пользуется покровительством матери-земли. И Кэйт даже почудилось, что они едят в фермерском доме.
      Когда он сменил тарелки и принес салат, ей показалось, что он прочитал ее мысли.
      - Теперь, когда мои родители живут в Италии, - сказал он, - моя мать получила возможность развести настоящий огород. Это именно то, по чему она остро скучала, после того как вышла замуж за моего отца и переехала в Нью-Йорк. Мой отец ухаживал за фруктовыми деревьями и, конечно, рисовал. Он тридцать лет преподавал здесь в "Лиге студентов искусства" рисунок. Через неделю после выхода на пенсию он купил у одной из кузин мамы крохотный фруктовый сад, а еще через два месяца они собрали вещи и переехали туда. Там очень красиво, вокруг живет еще много семей, так что они не одиноки.
      - Это звучит, словно мечта стала явью.
      - Так и есть. Мой отец всегда сохранял необычайно ясное представление о том, какой должна быть жизнь. А он очень настойчивый человек.
      - Я бы сказала, что его сын тоже.
      - Он встретил мою мать, когда занимался на каникулах живописью в Италии, а через неделю предложил ей выйти за него замуж. Он всегда утверждал, что сделал бы ей предложение еще раньше, но ему потребовалось так много времени, чтобы достаточно изучить итальянский, чтобы быть понятым. И, во всяком случае, он никогда не сомневался в своем отношении к работе. Я думаю, что этим он в чем-то похож на твою мать. Талант для него означал дар. Нужно обладать мужеством, чтобы следовать туда, куда он влечет тебя. Он всегда говорил: "Ты должен выхаживать свое предназначение так же, как ты заботишься о своей жене".
      - Очень здраво.
      - Я хочу когда-нибудь тоже обзавестись таким местечком, как они, - сказал он.
      - Я тоже. Когда продвинусь достаточно успешно вперед, то сделаю основной взнос на небольшое поместье в Вудстоке, которое присмотрела несколько лет назад. Но почему ты не купил себе загородное убежище?
      - Я не хочу убежища от мира, местечка, где можно забиться в норку и разыгрывать из себя отшельника. Мне нужно место, которое я смог бы когда-нибудь разделить со своей семьей.
      - Понимаю, - задумчиво протянула она. - А чего еще тебе бы хотелось?
      - Хочешь, я признаюсь тебе в самом большом моем секрете?
      - Хочу.
      - Мне бы хотелось уметь петь, - он залился хохотом, - но я не в состоянии и одну ноту взять правильно.
      - Я тоже.., так что могу составить тебе компанию.
      - Позволь, я принесу сыр. Я должен чуть-чуть подогреть его на плите.
      У горгонзолы был выдержанный и пикантный вкус. Они мазали ломти хрустящего хлеба сладким французским маслом, а сверху сыром.
      Когда они допили вино, он принес ей кусок чудесного торта.
      Она попробовала немного и зажмурила глаза, чтобы лучше ощутить вкус пропитанных бренди яблок, пышность крема, хрустящую нежность вафельных прокладок.
      - Должно быть, это то, что едят ангелы.
      - Теперь ты знаешь, почему путти, эти ангелочки на картинах Ренессанса, всегда улыбаются.
      - И все такие пухленькие. Не думаю, что я справлюсь с этим куском.
      - Моя дорогая, не переживай. Могу ручаться, что Злые ведьмы Запада не утащат тебя, если ты не подчистишь свою тарелку.
      Он принес поднос с кофейными чашками и маленький кофейник-эспрессе.
      - Кофе будем пить в библиотеке перед камином?
      - Хорошо. Я возьму поднос, - предложила Кэйт, - а ты разожги огонь.
      Вскоре они уже сидели на диване в библиотеке перед пылающим камином. Джулио обнял ее рукой, а она прислонилась головой к его плечу. Так они потягивали кофе и наблюдали за языками пламени.
      Он снова поцеловал ее в голову.
      - Расскажи, как ты видишь в своих мечтах этот загородный домик. На что он похож? И почему ты выбрала Вудсток?
      - У меня там друзья - супружеская пара. Этот старый, полуразрушенный фермерский дом - их собственность. Его можно видеть из их жилища на другой стороне холма. За ним небольшой лесок, а перед ним - лужайка. Они его используют временами для приема гостей, но надо приложить много сил, чтобы превратить его в настоящее жилище. В лесу бьет ключ, который изливается в маленькое озерцо, где много прекрасной, но очень юркой форели.
      - Только не говори мне, что ты рыбачишь, - сказал он, пощипывая ее за ухо.
      - Именно так, сэр. И тебе будет приятно это услышать, я умею готовить рыбу. Мой отец научил меня удить рыбу на мушек, когда я была моложе Полли. И мух ловить я тоже умею.
      - Разумеется. - Его пальцы играли с завитками волос на ее шее. - Ты и меня научишь?
      - Ловить рыбу?
      - А почему нет? Ты забываешь, что я городской парень, городом рожденный и вскормленный. А это как раз то, чего я всегда хотел делать.
      - Почему?
      - Чтобы я мог когда-нибудь научить этому моих сыновей.
      Он встал, чтобы подбросить еще одно полено в камин, и долго стоял перед ним, вглядываясь в языки пламени.
      Когда он снова сел и повернулся к ней, она увидела, как всполохи огня отражаются в его глазах.
      - Так ты научишь меня, Кэйт?
      - Да, Джулио, - сказала она, проведя пальцем по его щеке.
      Он дотронулся до ее лица, и это походило, как будто два человека встретились после долгой разлуки.
      Медленно, с любовной взвешенностью, без единого торопливого движения он снял с нее блузку. Он улыбался от предвкушения удовольствия, глаза светились восторгом.
      - Ты само совершенство, кара миа, само совершенство. - Его пальцы легко пробежали по ее плечам, потом ладони накрыли груди. - Ax, - сказал он, улыбаясь удовлетворенно ее грудям.
      Кэйт взглянула вниз. Ее соски поднялись от возбуждения, словно ягоды клубники, молящие, чтобы их поцеловали. Где-то в глубине себя она ощутила, как по ее телу пробегает огонь. Она попыталась прошептать его имя, но смогла издать только стон.
      С такой же неспешностью, как и он, Кэйт расстегнула его рубашку. Под ней была мускулистая грудь, покрытая завитками черных волос, сбегающих к низу его живота. Она задержала пальцы в этих завитках и подняла ему навстречу глаза с мольбой во взоре. Но он слегка отстранил ее от себя. Внутри нее разгорелся огонь, и эта пауза ввергла ее в безумие.
      Когда наконец он снял с нее последнюю одежду, быстро сбросил свою и медленно привлек к себе, когда наконец она ощутила его упругий торс своими трепещущими грудями, когда жар его тела встретился с разгорающимся огнем внутри нее, в ней запылала страсть, сильнее, чем когда-либо испытанная раньше. Она обхватила его шею, а когда его рот накрыл ее губы, она втянула в себя его язык. Она неистово хотела обладать им, и чтобы он обладал ею.
      Куда бы ни прикасался его рот, там тут же возникали сладостные ощущения и появлялось желание отвечать на его поцелуи. Его губы проследовали по изгибу ее шеи и оставили след пламени на ее горле. Когда он поочередно охватил ими оба ее соска, она вскричала от наслаждения. Она покоилась в его руках, пока он ласкал ее тело, словно творил, создавал, придавал ему форму из первозданного хаоса. Он покрывал поцелуями ее живот, в то время, как его руки разжигали пламя в ее чреслах. Он поцеловал ее под коленями, и она начала трепетать, словно язычок пламени желания, разгорающийся все сильнее и сильнее и неутоленнее. Когда она почувствовала, что больше не в силах выносить это, она стала снова и снова выкликать его имя и молить, пока он крепко не прижал ее к себе.
      Кэйт была взята им, как море своим богом. Ее конечности свело тяжестью волн, которые лишили ее сил сопротивляться. Шум волн врывался в ее уши, морская вода заливала глаза, попадала в каждую клеточку тела, увлекая ее все глубже и глубже, в темноту бушующих потоков. Сверкающие фосфоресцирующие струи взорвались под ее веками.
      Медленно, медленно.., она всплывала, вращаясь в центре водоворота, где поверхностные воды плескались томно о ее тело, а поразительные анемоны срывались с кончиков ее пальцев. Она лежала, не ощущая своего веса, превратившись в разлившееся, дающее жизнь море, подвластное луне, приливам и отливам, величественному богу, который, захватив ее, несет по водной глади, изменив ее навсегда.
      - Я люблю тебя, - прошептала она.
      - Я люблю тебя, кара миа, - прошептал он в ответ. Он встал над ней, его тело казалось бронзовым в отблесках умирающего пламени. Она окинула взглядом его тело и неожиданно задрожала трепетно, вспомнив и его силу, и его нежность.
      Нагнувшись, он легко поднял ее на руки и отнес в спальню. Она провела языком по его горлу, оно имело вкус моря.
      Его поцелуи теперь стали еще более жадными, руки откровеннее. Их тела снова соприкоснулись, словно следуя морскому приливу, он увлек ее дальше, в глубину, ввергая в неисследованные пучины, где светились отраженным светом кораллы и раковины-жемчужницы.
      И она снова медленно вверглась в водоворот...
      - Я люблю тебя... Я люблю тебя, - выдохнул он, а затем она словно погрузилась в небытие.
      Глава 9
      Кэйт томно потянулась. Голова была как в тумане, во всем теле чувствовалась слабость. Упершись пальцами ног в спинку кровати, она прогнулась и прикрыла рукой глаза от проникающего в комнату слепящего солнца. Она улыбнулась про себя: рука пахла Джулио и морем.
      - Доброе утро, дорогая, - прошептал Джулио, отводя ее руку и нежно целуя ей веки. - Я принес тебе завтрак. - Его губы пахли медом.
      Кэйт села, завернувшись в простыню. Джулио совершенно обнаженный, улыбаясь, стоял рядом с кроватью. Он поставил поднос с завтраком ей на колени и сел рядом.
      - Будь умницей, выпей апельсинового сока, - велел он - А потом можешь съесть тост с маслом и медом. - Он налил в две кружки кофе с молоком. - Я принес утренние газеты. Сейчас позавтракаем и вместе порешаем кроссворд, а потом...
      - Я не могу, дорогой, - сказала Кэйт.
      Он ласково погладил ее по щеке.
      - Если мы решим весь день провести здесь, то можем устроить пикник в саду...
      - Я не могу остаться. К завтрашнему утру мне необходимо закончить одну работу.
      - Или мы могли бы пойти на новый итальянский фильм в "Литтл Карнеги", а потом поужинать в мексиканском ресторанчике...
      - Ты же знаешь, я бы с удовольствием, но завтра я должна сдать работу, а я еще никогда в жизни не нарушала сроки. Ни на час.
      - Или же мы можем покататься на яхте. Ты бы хотела? Я знаю одного парня, который всегда ищет компанию.
      - Не представляю, как это можно сделать, учитывая мои обстоятельства.
      - Нет, я не хочу тебя ни с кем делить. Лучше давай поедем в романтическое путешествие в карете по Центральному парку?
      - У меня душа неспокойна, что я не занимаюсь делом. Еще только не хватает, чтобы...
      - Останься со мной, - прошептал он, поглаживая через простыню ее бедро.
      - Ну что ты делаешь, дорогой?
      - Искушаю тебя... Только подумай, какие радости ждут нас, если мы вместе проведем этот день.
      - Дело же не в том, что я этого не хочу, - сказала она, засмеявшись, и, схватив его за уши, привлекла к себе и поцеловала в губы долгим и вкусным поцелуем. Простыня слетела с нее, и он стал целовать ее грудь.
      - Джулио, - взмолилась она, - ты же прольешь кофе. Разве ты не хочешь, чтобы я добилась успеха? Чтобы все художественные редакторы бегали за мной по всему городу?
      - Только с девяти до пяти и никогда по выходным, - промычал он, забираясь к ней в постель и прижимаясь к ней. Он обхватил ее так, чтобы мог ласкать ее одной рукой, а другой - держать кружку с кофе. Он довольно вздохнул:
      - А теперь скажи мне, любовь моя, как бы ты хотела провести этот день? Он игриво сжал ее грудь. - Ведь ты сегодня - моя?
      - Я каждый день твоя, начиная с завтра. Весь завтрашний день - твой. Как только я закончу работу, мы компенсируем то, что не смогли сделать сего дня... - Она ласково поцеловала его. - Честное слово.
      Его рука на ее груди замерла, губы сжались.
      - Почему не сегодня?
      - Потому что меня ждет работа, любовь моя. Ну, поверь мне. Сроки есть сроки.
      - Ерунда. Все эти сроки, которые придумывают редакторы, не имеют никакого значения, никто на них и внимания не обращает.
      - Может быть, для тебя, но не для меня. Неужели мы не можем поужинать завтра?
      - Завтра я не могу.
      - Вот видишь, значит у тебя могут быть свои дела...
      - Это значит, что я смогу тебя увидеть завтра лишь на работе...
      - А сколько сейчас, между прочим, времени?
      - Часов двенадцать.
      - О Боже! Дай мне халат или что-нибудь прикрыться.
      - Халат? Зачем?
      - Скромность девушки с Запада. Она всегда на меня нападает по утрам. Ну, пожалуйста.
      Посмеиваясь, Джулио принес ей купальный халат, который был ей почти до пят.
      - Там в аптечке найдешь новую зубную щетку, - крикнул он ей вслед, когда она входила в ванную.
      Кэйт открыла аптечку и нашла целую пачку нераспечатанных зубных щеток. И для чего это ему целых пять новых щеток, удивилась она. Но думать об этом ей не хотелось. Когда она кончила чистить зубы, в дверь постучал Джулио.
      - Можно войти?
      - Да, - сказала она удивленно.
      - Ты уже приняла душ?
      - Нет, только почистила зубы.
      - Прекрасно! - воскликнул он, хватая ее и неся в душ.
      - Ну что за глупости, - попыталась вырваться она. - Здесь не хватит места для двоих.
      - Хватит, если мы прижмемся друг к другу, - сказал он, крепко держа ее за руку. - Горячий или средний?
      - Горячий, самый горячий, - сказала она уже с улыбкой. - Ой, Джулио, я чувствую себя так глупо.
      - Ерунда, радость моя, а то кто же помоет тебе как следует спинку? Ну-ка давай, забирайся.
      Кэйт, смеясь, подставила тело под горячие струи, пока Джулио намыливал ее с таким усердием и энергией, как будто имел дело с чумазым ребенком.
      - Знаешь, - смеясь, сказала Кэйт, - когда я в последний раз мылась в душе не одна, а это было в шестом классе гимназии, Куки Килер вела себя совсем не так, как ты.
      - Ну-ка, ополаскивайся, - приказал он ей. - Эй! Ты попала мылом мне в глаз, - завопил он.
      - На вот, - сказала она, протягивая ему полотенце. - Вытри скорее.
      - Ой-ой-ой, как больно!
      - Перестань тереть, будет только хуже. Ты просто как ребенок, - попыталась она его успокоить, обнимая его и целуя по очереди его глаза.
      В ответ он крепко обнял ее под потоками воды, поцелуи его становились все более страстными, объятия более пылкими. Она почувствовала, как его отросшая за ночь щетина покалывает ей горло.
      - Дорогой, - простонала она, - не здесь.
      - Почему? - засмеялся он, вода струилась по его лицу.
      - Во-первых, мы можем упасть.
      - Ничего подобного, я очень устойчивый, могу ногами вцепиться в пол, как лемур, - сказал он, поднимая ее и прижимая к себе.
      - Поставь меня на пол, дурачок ты этакий.
      - Ведь ты моя, Кэйт? - требовательно спросил он. - Моя?
      - Да, Джулио, - прошептала она, с недоумением отмечая сердитую нотку в его голосе.
      - Тогда перестань сопротивляться, - приказал он, страстно и нежно целуя ее.
      Кэйт насухо вытерлась и оставила Джулио в ванной бриться. Она вернулась в спальню и увидела, что кровать заправлена, и все ее вещи аккуратно разложены. Она улыбнулась про себя. Я влюблена в очень тактичного человека. Властного, требовательного, но тактичного.
      Она прошла по всем комнатам, окликая его, и увидела, что дверь, ведущая из холла в сад, открыта. Он был в обрезанных джинсах и возился с апельсиновым деревцем, растущим в кадке. Кэйт подкралась к нему сзади и, обхватив его руками, прильнула головой к обнаженной спине.
      Он обернулся и обнял ее.
      - Кэйт, ты не можешь вот так уехать. Нам необходимо поговорить.
      - Знаю, только не сегодня. Мне, действительно, надо закончить работу, и потом кое о чем подумать. А честно говоря, я не уверена, что мне удастся думать спокойно в твоем присутствии, уж по крайней мере не сегодня.
      - Пусть за тебя думает твое тело. Мне кажется, ты всю свою жизнь до вчерашнего дня держала свое тело как бы под арестом. Разве я не прав?
      Она взглянула в его черные глаза, думая увидеть там насмешку, но он смотрел серьезно. Нужно ли говорить, как сильно, как необратимо он изменил ее жизнь, стерев, как бы зачеркнув ее прошлое? Она стояла, прижавшись к нему, чувствуя, что он создал ее заново. Она была Афродитой, родившейся из морской пены. На мгновение она почувствовала, что ей хочется только одного - не расставаться с ним. Солнце, падающее на новую, возрожденную Кэйт, слепило глаза, и она не могла разглядеть свое будущее.
      - Так я прав? Скажи мне? - продолжал настаивать он.
      Она не могла говорить, боясь показать, какой беззащитной и уязвимой она себя чувствует, как, впрочем, и все новорожденные.
      - Кэйт?
      - Да, Джулио, ты прав.
      - Тогда останься со мной. - Он так сильно сжал ее, что ей стало трудно дышать. - Ну, побудь со мной еще немного. - Его губы прижались к ее губам, разжигая в ней огонь, который все еще тлел в ней.
      - Я не могу остаться, родной мой. Ты же знаешь, что я очень хочу этого, но не могу. Пожалуйста, отпусти меня.
      - Нельзя работать по ночам и по выходным. - Он продолжал прижимать ее к себе. - Ты должна быть со мной, в моих объятиях. - Он стал целовать ее в шею, и она почувствовала, как слабеют ее колени.
      - Пожалуйста, - шептала она. - Отпусти меня.
      Он неожиданно расжал объятия.
      - Сегодня вечером?
      - Завтра, - упрямо ответила она.
      Вернувшись домой, Кэйт весь день провела за работой. Руки ее двигались автоматически, а голова была занята только Джулио. И в какое положение она попала, спрашивала она себя. Она нарушила все свои принципы: влюбилась в человека, на которого работала, - ошибка номер один. Недаром говорят, что связь с начальством до добра не доводит. Хотя, конечно, то, что говорят все, еще не означает, что у нее не будет по-другому. Так что, черт с ней, с ошибкой номер один. Ошибка номер два - у него связь с Лиз.
      А ей приходится работать с этой женщиной, которая может превратить ее жизнь в ад. И Джулио может заставить ее забыть о всех своих благих намерениях и принципах всего одним лишь поцелуем, и он уже понял это - ошибка номер три.
      Как она могла провести с ним вчера целый день и всю ночь, да еще полдня сегодня и ни разу не вспомнить о Лиз? Как она могла позволить своим чувствам заслонить все остальное? Ведь он же не мог относиться к ней серьезно, если у него еще продолжается роман с Лиз. Да, конечно, вчера она просто размечталась о невозможном.
      Кэйт чувствовала себя, как часы, у которых слишком сильно закрутили пружину: все ее "шестеренки" сжались под натиском Джулио. Все то, что до встречи с ним, казалось, определило ее жизнь и имело четкие границы, в его объятиях стало как бы таять, расплываться, превращаться во что-то совершенно бесформенное. Сможет ли она противостоять его напору, или же он поглотит ее, заставив забыть о собственной личности?
      Он дал ей почувствовать себя пробудившейся к жизни, полной энергии; даже просто идя рядом с ним, она чувствовала, как ее шаг становится легче и свободнее, в груди ощущалась необыкновенная легкость, как будто там бился воздушный шарик, готовый взлететь... Может быть, расставшись со своим прошлым, одиноким и безрадостным существованием.., возможно, получив от него заряд энергии, она сможет начать новую жизнь? Ей казалось, что эта новая сила и радость жизни внутри нее сделают ее способной преодолеть все что угодно, и добиться многого.
      - Ах, черт подери? - сказала она вслух. Неважно, насколько хорошо она чувствовала себя благодаря ему, она понимала, что он принадлежит не ей, а кому-то другому, поэтому можно не бояться, что он ее поглотит.
      Завтра. Она увидит его завтра. Но что скажет? В два она должна будет встретиться с Джеффри и Лиз. Как она сможет посмотреть в глаза Лиз? И что скажет? Догадается ли та, что произошло?
      Тревожные мысли мешали сосредоточиться на работе. Кэйт накинула куртку и решила немного пройтись, чтобы успокоиться. Она направилась в парк, надеясь, что ранняя весенняя зелень поднимет ее настроение. Но все, кого она там встретила, ходили по двое. Обнявшиеся парочки заполнили все аллеи, загорали на газонах под лучами теплого солнышка, семейные устраивали пикники в тени деревьев, даже любители бега трусили парами. Она никогда в жизни не чувствовала себя такой одинокой. Через час она вернулась домой, чувствуя себя еще более несчастной.
      Она сделала себе бутерброд с сыром и ела его, стоя у кухонного стола, запивая молоком. Это было ужасно невкусно. Как ей нравилось серьезное отношение Джулио к еде - его глаза загорались, как у миссионера, пытающегося обратить в свою веру язычника, когда он старался приучить ее к блюдам, казавшимся ему вполне обычными, но совершенно непривычным для нее. И с какой настойчивостью и любовью он уговаривал ее попробовать вот этого, и еще вот того... Ей нравилось, что он разглядывал кудрявый пучок салата или кусочек сыра с той же внимательностью и серьезностью, как и рисунок или фотографию.
      Даже если не обращать внимания на то, что она на него работает, Кэйт просто не могла понять, как это ее угораздило связаться с человеком, у которого есть другая женщина. Просто потому, что она захотела этого! Вот почему, признала она не без горечи. Ему пришлось только подчиниться ей... Возможно, он сочтет это старомодным, но ему придется сделать выбор между ней и Лиз. Как на это ни взгляни, но ее отношения с Лиз станут просто невыносимыми. Но она уже решила, что их связь не будет одним из обычных, ни к чему не обязывающих романов, которые заканчиваются, как следует и не начавшись. Если ей это удастся, конечно... Лиз, возможно, знает его и дольше, но...
      Она взяла трубку и набрала номер Марион. Услышав спокойный голос подруги, она почувствовала, что у нее в горле застрял комок. Она с трудом сглотнула.
      - Марион, ты не могла бы прийти ко мне завтра вечером, поужинали бы вместе?
      - Кэйт, что случилось?
      - Н-ничего не случилось. Мне просто нужно поговорить.
      - Послушай, я тут вчера приготовила рагу, у меня осталась еще полная кастрюля. Я его принесу. А ты сделай салат. У тебя, правда, все в порядке?
      - В настоящий момент я не уверена ни в чем, кроме того, что с завтрашнего дня начну сражаться за человека, которого люблю, но не знаю, как начать.
      - Человека, которого любишь? Кэйт! Надеюсь, не этот хам Нил! - Марион никогда не считала, что Кэйт и Нил подходят друг другу.
      - Не говори глупостей. Это Джулио Фрэзер.
      - Фрэзер, твой художественный редактор?
      Ну ты даешь! А если ты его любишь, то за что тебе нужно сражаться?
      - У него роман с другой женщиной.
      - У-У-у! Ничего хорошего из этого не выйдет. Может быть, мне прийти прямо сейчас? Мне не нравится твой голос.
      - Да нет. Вообще-то ты права, но завтра уже все будет в порядке, так что приходи завтра.
      - Постарайся как следует выспаться. Не сиди полночи, думая о своих проблемах. Обещаешь?
      - Обещаю.
      Но она спала беспокойно, ее тревожили воспоминания и сны о море.
      Глава 10
      Кэйт стояла у окна и пила утренний кофе, сравнивая его с тем, что приготовил ей Джулио. Ее был совершенно безвкусный. Утреннее небо было занавешено темными тучами, обещающими дождь. Да, подумала она, денек сегодня будет не из самых веселых. Она пожалела, что у нее на завтрак лишь тосты с луковым маслом. Булочки или оладьи были бы уместнее. Она грустно дожевала свой тост и еще раз посмотрела на законченную накануне работу, проверяя, все ли сделано как следует, прежде чем вызвать курьера. Только она протянула руку к телефону, как он зазвонил.
      - Привет, дорогая, - сказал Джулио. - Ты пьешь чай с луковым тостом? - Он не стал дожидаться ее ответа. - Так ты закончила вчера работу? Я тебе звонил, но тебя не было, а автоответчик ты включить забыла, поэтому я не мог ничего передать. Ты придешь сегодня, чтобы встретиться с Джеффри и Лиз?
      - Да, в два.
      - Прекрасно, значит, я увижусь с тобой позднее. - Он повесил трубку.
      Раздосадованная на саму себя, Кэйт вспомнила, что произнесла лишь три слова. Он не сказал "я люблю тебя", но и она тоже. И кто он такой, что это он себе вообразил, звоня ей по телефону и издеваясь над ее завтраком? Даже если это действительно паршивый завтрак. Она почувствовала какое-то шуршание за окном. Начался дождь. Кэйт вызвала курьера и съела упаковку клубничного йогурта, не столько потому, что была голодна, сколько из-за того, что злилась, хотя и не понимала, на что. Она стояла у окна и смотрела на дождь, ожидая курьера.
      Зазвонил внутренний телефон, и снизу ее известили о приходе посыльного. Она еще раз убедилась, что рисунки хорошо упакованы и не пострадают от дождя.
      - Ну и денек, - проговорил курьер, входя в квартиру и оставляя мокрые следы в ее крохотной прихожей. - Распишитесь здесь. - Он запихнул ее пакет в большую папку и вытащил другой, который протянул ей.
      Кэйт потянула носом. Он необыкновенно вкусно пах - тушеным мясом и квашеной капустой. Курьер усмехнулся.
      - В пятницу мы все заказали из кафе солянку на обед, и моя сумка пахнет до сих пор.
      - А вы мне не принесете солянку? Из "Карнеги Дели"?
      - Сейчас? Мадам, но еще только девять утра.
      - Да, сейчас. - Она неожиданно почувствовала, что умирает от голода.
      - Как хотите, мадам.
      Вкусно пахнущий пакет был от Анджелы. Она одобрительно отзывалась о рисунке Амстердама и просила сделать наброски для суперобложки. Кэйт сразу принялась за эскизы. А когда вернулся курьер с пакетом, то она съела все до последней крошки и почувствовала, как у нее поднимается настроение.
      К полудню небо потемнело еще больше. Дождь, усиливаемый ветром, барабанил по стеклам окон. Она посмотрела на окна Актрисы напротив. У той был зажжен свет. Она уже встала, но день был неподходящим, чтобы кормить птиц. Интересно, подумала Кэйт, а она когда-нибудь имела романы с артистами, которые были ее партнерами. Наверное нет, для этого она слишком практична и рассудительна.
      Надев плащ, она обыскала весь шкаф в поисках зонтика, мысленно думая о том, что она скажет Джулио, но не находя нужных слов. Зонта она так и не нашла, поэтому накинула непромокаемый капюшон и выскочила из дома.
      Дождь все еще лил, и свободных такси не было. После десяти минут стояния с поднятой рукой ей все же удалось поймать машину, правда, после того, как та окатила ее водой до колен. Тем не менее она была рада, когда оказалась внутри.
      - Послушайте, мадам, - сказал шофер. - Нельзя так выскакивать на дорогу. Вы ведь пострадать можете. Только сегодня я видел, как одному парню сломали ногу, когда он пытался поймать такси.
      - Его сбило такси?
      - Нет, автобус.
      - Тогда поехали, - сказала она.
      Джеффри очистил два длинных стола и аккуратно разложил стопками фотографии Гуниллы, которые они сделали. Лиз нигде не было видно. Дверь кабинета Джулио тоже была закрыта.
      - Не знаю, что случилось с Лиз, - сказал Джеффри. - Ее до сих пор нет. Наверное, неплохо провела выходные в Хамптонсе. Кэйт стала перебирать фотографии.
      - Как ты думаешь, они подойдут для того, чтобы с них сделать рисунки? спросил Джеффри.
      - Они и сами могут быть использованы как иллюстрации, - сказала Кэйт. Они просто великолепны.
      - Привет! - послышался из дверей голос Лиз. - Простите, я опоздала.
      - Уж не знал, что и думать, - заворчал Джеффри.
      - Не так громко, Джей, дорогуша. Мамочка услышит.
      Кэйт была готова к бою.
      - Как я понимаю, ты прекрасно провела выходные, - сказал Джеффри.
      - Божественно! - лучезарно улыбаясь, выдохнула она. - А ты, Кэйт, тоже божественно провела уик-энд?
      - Да, спасибо, - пробормотала она, совершенно сбитая с толку. В Лиз не было ни холодности, ни враждебности. Кэйт также почувствовала, что она говорит совершенно искренне, без тени иронии, и вообще была намного приветливее обычного. Очевидно, она и представления не имела о том, как у Кэйт прошли выходные. Ну что ж, скоро она об этом узнает, только не от меня, решила Кэйт.
      Лиз открыла журнал иллюстраций, и они втроем начали делать пометки на фотографиях, пока Кэйт отмечала снимки, которые ей могут понадобиться для работы. Закончив, Лиз отнесла фотографии, чтобы их размножили, и Джеффри сказал:
      - Мы их тебе пришлем, когда все будет готово. Тебе предстоит немалая работа.
      - Совещание закончено? - спросил Джулио, выходя из своего кабинета.
      Кэйт хотела поговорить с ним наедине, но он был уже в пальто.
      - Кэйт, пора пить чай. Одевайся. Она стояла, съежившись, в подъезде, пока Джулио ловил такси. Дав шоферу адрес, он обнял ее и прижал к себе, и она вздрогнула, подумав о том, что ей предстоит сказать ему.
      - Милая, ты совсем замерзла, - заметил он. - Мы будем на месте через минуту. Ты сегодня обедала?
      - Да, только очень рано.
      - Тогда тебе нужен настоящий английский чай.
      Кэйт заметила маленький чайный салон в Ист-Сайде, когда они были еще в квартале от него. Он выглядел таким уютным и привлекательным со своими веселыми занавесочками в дождливом полумраке.
      Там было тепло и оживленно. Над кассой висел портрет благосклонно улыбающейся королевы в серебряной рамке. На посудной полке гордо красовались фарфоровые изделия марки "Споуд", "Краун Дерби" и "Ройал Вустер". На каждом столике стояла стафордширская вазочка с живыми цветами.
      Джулио заказал бутерброды - с огурцами для Кэйт и с паштетом "радость джентльмена" на поджаренном хлебе для себя, а также трубочки с клубничным джемом, два куска каштанового торта и чай.
      - Это еще одно твое тайное местечко? - спросила Кэйт.
      - Да. - Он так пристально смотрел на нее, что она почувствовала, что не в силах отвести глаза. Он взял ее за руку. - Я так скучал по тебе прошлой ночью, Кэйт, моя Кэйт.
      Ей показалось, что она просто утонет в его глазах. Волосы его были взъерошены ветром, в них еще поблескивали капли дождя. Она закрыла глаза и, глубоко вздохнув, произнесла:
      - А как Лиз?
      Он недоумевающе взглянул на нее.
      - А что с ней? При чем здесь Лиз?
      - Но разве вы оба.., разве она не?.. - Кэйт не знала, как произнести то, что ей хотелось сказать. Она уставилась в свою тарелку, пытаясь подобрать нужные слова.
      Когда она опять взглянула на него, Джулио сидел нахмурившись. Он молчал и не двигался. Когда он наконец заговорил, слова его были еле слышны.
      - Ты хочешь спросить, не любовники ли мы? Она кивнула.
      - Нет, Кэйт.
      - Но я думала - тогда, когда ты пригласил нас пообедать, я подумала...
      - Что мы вместе провели выходные! Это так и есть. У нас много общих друзей. Мы часто бываем вместе в одних и тех же компаниях. Я хочу быть с тобой предельно откровенным, мы были близки когда-то давно, несколько лет назад, и все, кто знаком с нами, знают об этом. Мы расстались друзьями и продолжаем ими оставаться.
      Она почувствовала, как на ее глазах навернулись слезы.
      - Милая моя, - произнес он, и в его голосе послышалась тревога, - а теперь что?
      Она почувствовала, как ее охватывает необыкновенная радость. Ей стало легко и весело.
      - Джудио, я такая дура. Все эти сутки я готовилась к сражению...
      - С другой женщиной?
      - В основном.
      - Неужели ты не понимаешь, что я люблю тебя? Ты самая прекрасная и интересная женщина из всех, кого я когда-либо знал.
      - И, наверное, самая глупая.
      - Ну и это тоже, - поддразнил он ее. - Вчера, пока ты страдала из-за Лиз, я много думал. Думал о нас. Я не хочу видеть тебя только тогда, когда ты можешь включить меня в свое расписание. Этого недостаточно. Ты согласна?
      - Да, дорогой, - сказала она, думая о том, что он собирается ей предложить.
      - Правильно. Поэтому единственным выходом будет, если ты переедешь ко мне.
      - Перееду?
      - Да. Мы должны жить вместе. Я хочу просыпаться по утрам и видеть тебя рядом с собой.
      - А где я буду работать?
      - Нет проблем. Маленькая спальня выходит на север, оттуда можно вынести все лишнее и сделать ее твоей студией.
      Кэйт почувствовала, что ее охватывает страх. Меньше всего она ожидала такого предложения.
      Жить вместе?
      - Или же, - продолжал он, - ты можешь оставить за собой свою квартиру в городе, если тебе так будет спокойнее. Но, мне кажется, будет лучше, если...
      - Я не могу так все бросить...
      - Почему? Что конкретно ты бросаешь? Крохотную квартирку с такой маленькой кухней, что и сковородку с омлетом поставить негде?
      - Неужели ты не понимаешь, я все брошу, а потом у меня возникнет чувство, что я тебе надоедаю...
      - Кэйт, я хочу быть с тобой двадцать четыре часа в сутки. Если ты будешь работать в моем доме - нашем доме, - тебе не надо будет метаться туда-сюда.
      - Не думаю, что тогда не будет конфликтов.
      - Тогда нужно так пересмотреть твое расписание, чтобы тебе не приходилось работать по вечерам.
      - За исключением тех вечеров, когда работаешь ты, но это ведь не имеет значения, - возмутилась она. - Неужели ты не видишь? Именно это я и имела в виду, когда говорила о конфликтах, Джулио, дорогой. Я очень люблю работать по вечерам. А день мне нужен для того, чтобы встретиться с заказчиками или пойти на выставку, или посидеть с этюдником в парке. Почему я должна подлаживаться под твое расписание? Почему ты не можешь подстроиться под мое? Может, мы оба уступим друг другу?
      - Послушай, ты не правильно меня поняла. Я совершенно не собираюсь мешать твоей работе, просто хочу, чтобы мы были вместе как можно больше. Почему ты считаешь, что я думаю только о себе?
      - Ты говоришь, как мой бывший муж. Это путы, представленные как узы любви и преданности.
      - То, что ты говоришь, ужасно, и я не хочу этого слышать. Все это становится похожим на старый фильм с Барбарой Стэнвик. У меня лицо уже потемнело от гнева? Думаю, моя следующая фраза должна быть: "Что ты со мной делаешь?" - Он наклонился к ней и взял ее руку, но когда она подняла голову, то увидела, что под маской насмешливости прячется настоящая злость.
      - Не люблю, когда надо мной смеются, - сказала она сквозь зубы. Она уставилась в окно, не в силах смотреть на него. По стеклам вовсю лупил дождь. Улица была забита автомобилями. Она слышала звон посуды, шум голосов в зале, высокий голос хозяйки чайной. Ее сердце говорило, что она любит его, но ей казалось, что все идет как-то не так. Затем она услышала голос Джулио, он звучал ласково, спокойно:
      - Ты жила с кем-нибудь после развода?
      - Нет, - прошептала она, почти не в состоянии говорить из-за навалившейся на нее печали.
      - Ты меня действительно любишь, Кэйт?
      - Ты же знаешь, что да.
      - Тогда я думаю, тебе пора вырасти и не изображать из себя девицу вроде персонажа Барбары.
      Она обернулась к нему, лицо ее вспыхнуло от негодования так, что ей показалось, что даже спина взмокла от пота.
      - А я думаю, что тебе пора прекратить опекать меня и говорить, что мне делать!
      Схватив пальто, она рванулась к двери. Слезы ярости смешались с каплями дождя, когда она выскочила на улицу. Она пробежала четыре квартала, прежде чем заметила, что забыла застегнуть пальто. Капюшон она продолжала держать в руке. Вода текла по лицу и шее, охлаждая ее гнев и затекая за ворот. Когда она дошла до Пятьдесят седьмой улицы, туфли ее промокли насквозь, а ни одного такси не было видно.
      Кэйт влезла в автобус. Когда он подъехал к Шестой улице, женщина, сидевшая рядом с ней, встала.
      Она дотронулась до руки Кэйт.
      - Мне кажется вам нужна помощь, - сказала она, протягивая Кэйт свернутую бумажку. Затем задняя дверь отворилась и женщина вышла.
      Кэйт прочитала рекламную листовку: "Гадалка Миссис Роза. Гадание по руке и на картах. Помогаю при решении многих проблем".
      Только не это, подумала Кэйт. После довольно неумелого рисунка ладони шли слова: "Специализируюсь на проблемах любви и разрыва. Также болезни, враги и работа". Далее был указан адрес и рабочий телефон миссис Розы. Кэйт показалось странным, что в листовке ничего не говорилось о предсказании будущего. Наверное, для нее оно так же туманно, как и для меня сейчас, подумала Кэйт.
      По дороге она купила зелени для салата и перебежала Девятую улицу, в сотый раз удивляясь, куда на время дождя девается та крупная регулировщица, которая обычно стоит на углу. Наверное, отправляется к миссис Розе.
      Дома она сразу же сбросила с себя промокшую одежду и приняла горячий душ, поскольку до прихода Марион было еще немного времени. Однако душ ее не согрел. Она продрогла до костей. Марион впорхнула, держа в руках пакет со своим рагу.
      - Держи, - сказала она, протягивая его Кэйт. - Поставь в духовку на двести градусов.
      Кастрюля была увесистая, и Кэйт подумала, что еды хватило бы, как библейских хлебов, на целую толпу народа.
      - Для сопрано погода просто убийственная, - сказала Марион, разматывая плотный шарф, защищавший ее горло. Хотя днем она работала заместителем начальника отдела, но по вечерам и в выходные дни брала уроки вокала, ходила на репетиции?, а также выступала с хором. - Вид у тебя ужасный, - - сказала она, наконец размотав шарф. - Что случилось?
      - Чувствую себя погано. Хочешь выпить?
      - Конечно, хочу. Это всегда полезно для горла. И у тебя такой виду что тебе это просто необходимо.
      - У меня есть только виски, Я забыла купить вина.
      Когда они уселись на диван, со стаканами в руках, Марион сказала:
      - А теперь выкладывай, что случилось. Начни с самого начала.
      - С самого начала я нарушила основное правило деловой женщины - влюбилась в человека, на которого работаю.
      - Фрэзера? Кэйт кивнула.
      - Это еще не так страшно. Расскажи мне о нем. Какой он? Сколько ему лет?
      - Около сорока, мне так кажется. Брюнет - не помню говорила я тебе или нет, что его мать была итальянка? Он очень красивый, но ужасно... - Кэйт замолчала, не зная, как лучше выразить свою мысль. - Непостоянный, как ртуть. То нежный и ласковый, а то властный, презрительный, самоуверенный и упрямый.
      - Похоже, ты его неплохо знаешь. Мне казалось, вы познакомились лишь пару недель назад.
      - Да, это так. Мы много времени проводили вместе, а потом в субботу он устроил ужин в мою честь и...
      - Он еще и готовит? Просто не мужчина, а мечта. Значит, вы вместе поужинали, и что потом?
      - Я осталась у него.
      - А теперь об этом сожалеешь.
      - Нет, собственно говоря, нет. Я люблю его. Он тоже говорит, что любит меня, и я верю ему.
      - Но вчера ты говорила, что...
      - Я думала, что у него кто-то есть. Теперь я знаю, что это не так. Я ошибалась.
      - Так в чем проблема?
      - Марион, он хочет, чтобы я к нему переехала.
      - Это уже серьезно. Ты готова к этому?
      - Просто не знаю. - Кэйт подошла к окну. Дождь прекратился. Кот Актрисы сидел на подоконнике и умывался. - Сегодня мы ужасно поссорились. Я понимаю, что хочу быть с ним больше всего на свете, но в то же время мне нужна независимость. Я боюсь, он меня просто раздавит. Он уже говорит о том, как мне надо изменить свою жизнь, чтобы подладиться под него.
      - Невозможно вести совместную жизнь, не идя на какие-то компромиссы. Ты и сама прекрасно знаешь.
      - Конечно, знаю, но сегодня он совершенно неожиданно заговорил, как мой бывший муж. Я не хочу быть женщиной Фрэзера. Я хочу быть сама собой и принадлежать только себе. Я без конца воевала с Джеком. И не хочу воевать с Джулио или отказываться от своей независимости. Ты меня понимаешь? Я требую не слишком многого?
      - Я тебя понимаю, и ты не слишком много требуешь. И мне хочется еще выпить, да и тебе тоже. Дай-ка я налью.
      Когда Марион вернулась с наполненными стаканами, она продолжила:
      - Как я понимаю, дни твои летят, как на крыльях любви и все такое прочее, но он так и не выкроил времени поговорить о женитьбе на тебе?
      - Нет. Он в шутку называет себя старым повесой, хотя это совсем не так. Она слегка улыбнулась. - Это часть его воображаемой жизни. Но думаю, что для нас обоих совместная жизнь окажется делом нелегким. И, по правде говоря, я хочу быть абсолютно уверенной, прежде чем... - Она взглянула на кота. Тот спал.
      Зазвенел таймер духовки, и Марион сказала:
      - Давай-ка поедим, пока окончательно не напились.
      Они вместе порезали салат и положили себе по порции дымящегося кушанья.
      - Вкусно, - сказала Кэйт. - Похоже на то, что мама обычно готовила на ужин. Она боялась и думать о том, что бы сказал Джулио, если бы мог это попробовать.
      - Сегодня оно даже вкуснее, чем вчера. Я кинула туда все, что было у меня в холодильнике.
      - На прошлой неделе, - сказала Кэйт, - я познакомилась с семьей фотографов. Они оба работают - причем очень успешно - но это не мешает им воспитывать двоих умных и ласковых детей.
      - Может быть, ты расскажешь мне, как им удается уделять внимание детям, вести хозяйство, если они оба заняты полный рабочий день? Им нужно об этом написать книгу - они бы сделали на этом целое состояние.
      - Их тайное оружие - миссис Винг, няня, которая занимается с детьми, она же кухарка и домработница. А что плохого в домработнице? Мы только и можем что таскать детей с собой на работу или запихнуть их в детский сад, других возможностей у нас нет.
      - Не знаю. Им здорово повезло, что они смогли раздобыть такую миссис Винг, и им хватает денег, чтобы платить.
      - А без миссис Винг они бы не смогли заработать деньги на то, чтобы ее нанять. Так что получается какой-то замкнутый круг.
      Марион резко взглянула на нее.
      - Кэйт, что это мы заговорили ни с того, ни с сего о какой-то миссис Винг и о том, как некоторые устраиваются с детьми?
      Кэйт сжала салфетку, лежащую у нее на коленях.
      - Рик и Полли заставили меня почувствовать, как сильно мне хочется иметь своих детей.., может быть, не сейчас, потом когда-нибудь, - скороговоркой проговорила она. - Джулио - их крестный, они его просто обожают.
      Марион рассмеялась.
      - Можешь мне не говорить, я и так знаю, о чем ты думаешь - о том, какой из него, выйдет прекрасный отец. Кэйт, а ты часом не торопишься?
      - Понимаю, что все это звучит глупо. И к тому же мы так поругались сегодня. Как бы мне хотелось заглянуть в будущее. Мне кажется, я поняла, чего опасаюсь.., понимаешь, вдруг я перееду к Джулио, и мы будем счастливо жить вместе, но не будем заводить детей, потому что мы не женаты, а потом лет через пять все кончится. Что со мной будет? Опять начинать жить заново? А в тридцать пять поздновато искать мужа и рожать детей.
      - Во-первых, ты не будешь дряхлой развалиной. А во-вторых, давай посмотрим правде в глаза - удачного возраста для того, чтобы найти себе мужа, просто нет. Мы уже в том возрасте, когда самые лучшие уже женаты, а когда они начинают разводиться, то ищут молодых девочек. Вот тебе Закон Марион: "У тебя всегда будет не тот возраст".
      - Боюсь, ты права.
      - Ну, хорошо, а если ты завтра выйдешь за него замуж, заведешь детей, а через пять лет ваш брак распадется? Что тогда?
      Кэйт не знала, что ответить, пораженная ее словами.
      - Будь реалисткой, Кэйт, такие вещи случаются. И нет никаких гарантий оттого, что вы обменялись клятвами.
      - Мне ли не знать?
      - Так используй эту возможность. Переезжай к нему и посмотри, что из этого получится. Сделай так, чтобы все было как нельзя лучше. Из того, что ты мне о нем рассказала, я поняла, что он не меньше тебя хочет иметь детей. Ты говоришь, он итальянец?
      - Наполовину. Он как-то попросил меня показать ему, как ловить рыбу на удочку, чтобы когда-нибудь научить этому своих сыновей.
      - Ну, вот видишь! Не так уж много вокруг мужчин вроде твоего Джулио. Хватай его, пока не поздно!
      Еще долго после ухода Марион Кэйт сидела у телефона, не зная, нужно ли позвонить Джулио. Наконец она решила, что проявит твердость и не позволит, чтобы ею командовали. Она хотела быть с ним, но не за счет перемены собственной жизни. Если он действительно любит ее так сильно, как говорит, то должен найти какой-то выход, устраивающий их обоих.
      Она взяла трубку, но тут сообразила, что не знает номера его телефона. Из-под рисовального столика она вытащила огромный том телефонного справочника Манхэттена. Была масса Фрэзеров - от Алисы до Уильяма, но ни одного Яна или Джулиано. Никто из них не жил на Одиннадцатой улице. Она должна была бы догадаться, что его фамилии нет в справочнике. Ей придется подождать и позвонить ему завтра на работу.
      Она положила справочник опять под стол и повернулась к окну полюбоваться ночным небом. Оно сверкало золотым и розовым, отражая огни города. Внизу несколько человек прогуливали перед сном своих собак.
      И тут она увидела Джулио. Он стоял под фонарем и смотрел вверх, очевидно пытаясь найти ее окна.
      - Дорогой, я здесь, - прошептала она. Наконец он увидел ее и неуверенно махнул ей рукой. Она молча кивнула: "Иди сюда, ну скорее же, иди ко мне!"
      Он постоял еще несколько томительных минут внизу, засунув руки в карманы плаща, с развевающимися на ветру волосами. Затем быстро пошел в сторону подъезда.
      Глава 11
      Кэйт заговорила первой. Но Джулио так крепко прижал ее к себе, что она обращалась в основном к лацканам его плаща:
      - Ты простишь меня за то, что я была такой ДУРОЙ?
      Джулио еще сильнее сжал ее в объятиях.
      - Если только ты простишь меня за то, что я такой самовлюбленный осел.
      - Нам действительно надо поговорить. Черная бровь насмешливо взметнулась вверх.
      - Может быть, не стоит. Чем меньше мы разговариваем, тем лучше. - В уголках его рта пряталась озорная усмешка.
      - Я хочу, чтобы ты отнесся к этому серьезно, милый, и дай мне свой плащ.
      - Хорошо, дорогая, - сказал он с притворной покорностью, позволяя Кэйт отвести себя в комнату и усадить на диван.
      - Джулио, почему ты в смокинге?
      - Потому что мы идем на прием. Не успела она и рта раскрыть, как он снова схватил ее в свои объятия. Губы его были настойчивы, язык требовательным, как будто они расстались не несколько часов, а несколько лет тому назад. Он целовал ее с жадностью путешественника, много лет проведшего в плаваниях и наконец вернувшегося домой. Затем слегка отстранился и посмотрел ей прямо в глаза.
      - Может быть, хочешь что-нибудь выпить, Джулио?
      - Нет, я хочу тебя. Иди ко мне, мне нужно тебе кое-что сказать. - Он взял ее руку, подтянул к дивану и посадил к себе на колени. - Вот это я и называю уютом, - сказал он, ласково прижимая ее к себе. - Кэйт, я был не прав сегодня, когда стал уговаривать тебя переехать к себе. Я слишком поторопился. Боюсь, что у меня появились симптомы излишнего пыла, свойственного немолодым мужчинам.
      - Какой же ты немолодой мужчина?!
      - Ну, просто в последнее время я стал болезненнее ощущать быстротечность времени. Я хочу жить с тобой...
      - Но я...
      - Тихо, - сказал он, прикладывая палец к ее губам, - дай мне закончить. Не имеет значения, что ты сейчас не хочешь переехать ко мне. Я готов ждать, пока ты сама не решишь сделать это. Может быть, ты подумаешь над этим?
      - Целый день я не могу думать ни о чем другом. Мне бы хотелось подождать, Джулио, пока мы не узнаем друг друга получше. Ведь в сущности мы совсем...
      Его губы коснулись уголка ее рта.
      - Я бы этого не сказал.
      - Ты понимаешь, что я имею в виду. Он поцеловал кончик ее носа.
      - По крайней мере ты знаешь, что у меня нет другой женщины.
      - Это правда. Только скажи мне...
      - М-м-м? - Он слегка прикусил мочку ее уха.
      - Зачем тебе так много запасных зубных щеток?
      Он весело расхохотался.
      - Я их купил по дешевке у Маккея - шесть штук за шесть пятьдесят. А ты ревнючка! - Он прижал ее к себе. - После того как ты сбежала от меня сегодня, официантка, принеся мне счет, сказала:
      - Вы, наверное, ужасно вели себя, если такая милая девушка ушла от вас вся в слезах. Пойдите за ней и извинитесь.
      - И что ты ответил?
      - Ничего не ответил. Я чувствовал себя ужасно глупо. Затем она швырнула мне сдачу со словами: "Все вы, мужики, одинаковы!"
      - Бедняжка. А я думала, что англичане все такие сдержанные. Больше никогда в жизни не будем так ссориться. Мне было плохо весь день.
      - А куда ты делась. Я не смог тебя найти, когда пошел за тобой.
      - Прошлась по Мэдисон-авеню, пока немного не остыла, а потом домой. Моя подруга Марион принесла мне рагу, мы с ней поужинали вместе и немного поболтали. Я много думала о Мелиссе и Саймоне.
      - И что это было за рагу?
      - Если они смогли решить все свои проблемы, то почему это не можем сделать и мы?
      - Так что это было за рагу?
      - Ну, там было всего намешано - сельдерей, лук, брюссельская капуста, потом, по-моему, сладкий перец, морковь, горошек, вермишель, пара банок грибного супа, а сверху - жареная картошка.
      Он содрогнулся.
      - Звучит ужасно.
      - Так и знала, что ты это скажешь.
      - Прости за грубость. Я уверен, что все это было необыкновенно вкусно.
      - Вообще-то, какая-то клейкая гадость, - призналась она, чувствуя себя предательницей.
      - Ага! Я тебя уже понемногу начинаю обращать в свою веру.
      - Да, хотя я еще и проявляю осторожность.
      - Ты не слишком осторожна, чтобы не поужинать со мной?
      - Нет, если готовить будешь ты.
      - Ну, а может быть, пойдем на прием?
      - Но сейчас уже одиннадцатый час, а завтра у меня полно работы. Может быть, лучше нам остаться здесь? - Она погладила его растрепавшиеся волосы.
      - Мне надо туда пойти, - сказал он, беря ее за руки и прижимая их к груди. - Ты знаешь Дона Риччи, театрального художника? Мы вместе учились в школе. Сегодня у него премьера "Бута", и я обещал, что появлюсь в "Сарди" на банкете, где будет вся труппа.
      - О, Джулио, как здорово! Никогда не была на банкете по случаю премьеры. А что мне надеть?
      - На банкет по случаю премьеры можно надеть все что угодно, - это не имеет значения.
      - Так почему же ты надел черный галстук. - Кэйт покачала головой. - Все вы мужики, одинаковы. Налей себе что-нибудь выпить, - сказала она, скрываясь в ванной. - Я буду готова тук? через полчаса.
      Ее самое нарядное платье было не черным и не темным, а мягкого зеленого цвета из шелкового трикотажа. Цвет его очень гармонировал с цветом ее глаз. Спереди оно было ей под горло, зато спина вся открыта. V-образный вырез доходил почти до талии. Она надела жемчужные серьги и опрыскала себя самыми лучшими своими духами. Ее вечерний плащ из тафты был более темного оттенка, чем платье, с подкладкой из японского шелка цвета морской волны.
      Увидя ее, Джулио тут же встал. Она подала ему свой плащ и немного покрутилась перед ним.
      - Кэйт.., о, Кэйт, - выдавил он, глаза его светились от восхищения. Давай забудем про банкет.
      Он бросил плащ на диван и подошел к ней ближе. Его руки скользнули по обтянутым шелком бедрам.
      - Давай останемся здесь.
      - Ни за что на свете, - засмеялась она, выскользнув из его рук. - Ни за что на свете не пропущу такое событие.
      Джулио назвал свое имя у столика администратора и отнес плащ Кэйт в раздевалку.
      - Зал "Беласко" - за баром, - сказал он, показывая рукой налево, где на небольшом пятачке сгрудилась масса народу. - Я буду прокладывать дорогу - дай мне руку.
      Когда они протискивались через толпу, она чуть не столкнулась с женщиной, показавшейся ей удивительно знакомой - у нее были фиалковые глаза и такое количество бриллиантов, что ими можно было бы осветить весь Бродвей. Она весело смеялась над тем, что рассказывал ей стоявший рядом с ней мужчина. Его глаза за очками в роговой оправе щурились от смеха, а улыбка была такой широкой, словно он хотел проглотить земной шар.
      - Джулио, - шепнула она, когда они обогнули эту пару, - это не?..
      - Да, - сказал он, - она самая. Они свернули к стойке, где подавали коктейли, но здесь им преградила путь группа людей. Дама с серебристыми кудряшками серого пуделя беседовала с молодым человеком с ангельской внешностью.
      - Я только что разговаривала с Джин.
      - Можете не продолжать, я все знаю. Ей страшно не понравилось, - сказал он.
      - Она считает, что по сравнению с лондонской постановкой эта выглядит весьма жалко.
      - Ничего не хочу и слышать об этом. Я проплакал весь второй акт. Как вы думаете, осталось хоть что-нибудь поесть. - Голос его звучал жалобно. - Ну почему еда всегда кончается, когда приходят актеры?
      Джулио сильнее сжал руку Кэйт и втащил ее в нарядную комнату, отделанную сверху донизу темными панелями, в которой собрались члены труппы и их друзья. Одни сидели за столами, другие стояли небольшими группками, некоторые ждали своей очереди у буфетной стойки. Джулио был прав. Туалеты были самые разнообразные - от элегантных вечерних платьев и смокингов до джинсов и водолазок. Одна молодая женщина, казалось, вся была обернута шалями. Вытянувшись на цыпочках и откинув назад голову, она жадно слушала невероятно высокого и худого человека в белом костюме.
      Кэйт ожидала увидеть взволнованных, встревоженных артистов, с нетерпением и страхом ожидающих первых отзывов, во все здесь смеялись и болтали с самым беззаботным видом. Вот это и есть, подумала она, настоящая актерская игра.
      Многие лица были ей знакомы - она видела их на сценах Бродвея или на экране. Она дернула Джулио за рукав.
      - Вон Розалинд Кузине, - сказала она, не отводя от нее глаз.
      В жизни та была красивее, чем на сцене, что казалось Кэйт совершенно невероятным. У нее были светло-русые волосы с медным отливом, уложенные крупными локонами, и огромные карие, известные всей стране глаза. На ней был фиолетовый муаровый шелковый жакет, юбка более темного оттенка и такого же цвета туфли. Шею украшал прекрасной работы кулон из аметиста, в ушах сверкали бриллиантовые серьги. Она слушала темноволосого человека, что-то нашептывающего ей на ухо, с легкой насмешливой улыбкой.
      - Хочешь с ней познакомиться? - спросил Джулио.
      - Познакомиться? Ты хочешь сказать, что знаешь ее?
      - Достаточно хорошо, чтобы представить тебя. Пошли, не стесняйся. Кэйт отпрянула.
      - Джулио, я не могу так. - Можешь, можешь. Не веди себя, как ребенок.
      Джулио и Розалинд поцеловали воздух у щек друг друга, темноволосый мужчина извинился и отошел. Розалинд повернулась к Кэйт, и ее светло-карие глаза расширились еще больше.
      - Джулио! - воскликнула она. - Представь меня. Ты нашел Загадочную Мими, Безумного Картографа.
      - Насколько мне известно, это Кэйт Эллиот, Кэйт, это Роз...
      - И где вы живете? - спросила Розалинд.
      - На Пятьдесят шестой улице, - сказала Кэйт. - Мой дом недалеко от вашего. Глаза Розалинд недоверчиво сузились.
      - Если я не ошибаюсь, ваша квартира как раз напротив моей.
      - Да, - призналась Кэйт.
      - Как здорово наконец с вами познакомиться. Джулио, мы ведь старые знакомые. Мы машем друг другу уже...
      - Четыре года, - вставила Кэйт.
      - Неужели так давно? А вы сегодня были на спектакле? Я вас что-то не видела. Я оказывала моральную поддержку режиссеру - мы, англичане, должны держаться вместе, - хотя я не думаю, что ему стоило беспокоиться, мне кажется, спектакль просто великолепный.
      - Нет, - сказал Джулио. - На спектакль попасть не удалось. - Он ласково положил руку Кэйт на плечо.
      - А вы за кого болеете?
      - За Дона Риччи.
      - Он сделал прекрасные декорации, просто дух захватывает. Осветители допустили одну накладку во втором действии, только не говорите ему, что я заметила. А теперь, - сказала она, беря Кэйт за руку, - пойдемте сядем где-нибудь, и вы мне расскажете, чем вы занимаетесь. Я иногда наблюдаю за вами, признаюсь, я ужасно любопытная. И что вы там все время делаете? Джулио, эта девушка работает, как одержимая и днем и ночью. Она полностью отдается своему делу, как монахиня.
      - Она совсем не монахиня, - ответил Джулио, преувеличенно страстно поглаживая ее обнаженную спину своей горячей ладонью.
      Кэйт очень аккуратно наступила каблучком на его лакированную туфлю.
      - Джулио, дорогой, - воскликнула Розалинд, - тебе не больно? Принес бы ты нам что-нибудь выпить и заодно попроси бармена дать тебе немного соды.
      - Хочу сказать вам, - сказала Кэйт, чувствуя себя как восторженная школьница, - что считаю вас великолепной актрисой.
      - Спасибо, - ответила Розалинд очень серьезно.
      - Я видела все ваши спектакли до одного, как только стала жить в Нью-Йорке.
      - Правда? И что вам понравилось больше всего?
      - Все, - выпалила Кэйт. Но это действительно было так - ей нравилось все.
      - Вот спасибо, дорогая. В таком случае, поскольку мы вроде бы даже знакомы и приветствуем друг друга, почему вы никогда не приходили ко мне за кулисы?
      - Я думала об этом, но мне было как-то неудобно.
      - Застенчивая монахиня. А теперь скажите мне, чем это вы занимаетесь целыми днями и частично ночью. По-моему, вы художница или что-то в этом роде?
      - Да, я делаю иллюстрации к книгам, оформляю обложки, брошюры и все такое, - стушевалась она. - Я - свободный художник.
      - Свободный художник - свободный охотник. Значит как будто вы в "Аиде" идете с копьем за верблюдами, что, наверное, лучше, чем идти за слонами. А я могла видеть где-нибудь ватой работы?
      Кэйт назвала несколько книг, вышедших за последний год.
      - Значит, я видела некоторые из них. Мне они очень понравились.
      Вернулся Джулио с тремя бокалами шампанского.
      - Джулио, она просто великолепна, - сказала Розалинд.
      - Можешь мне этого не говорить, - ответил он, самодовольно улыбаясь.
      - Я имею в виду ее как художницу, негодник!
      - Можешь мне и этого не говорить. Это я пригласил ее на работу.
      - В качестве вольного художника?
      - Очень вольного, - сказал он, подмигивая и опять поглаживая ее спину. - А что это ты там говорила про какую-то Загадочную Мими?
      Розалинд смущенно улыбнулась.
      - Признаюсь, моя восхитительная Кэйт, я придумала про вас множество всяких историй. Когда вы работаете, я могу видеть только ваш профиль. Никогда - ни разу в жизни - я не видела, что именно вы делаете. В то лето, когда вы переехали, вы неделями сидели с тонюсеньким карандашом в руках, и я решила, что вы чертите карты. Отсюда и появилось прозвище Загадочная Мими, Безумный Картограф.
      Кэйт засмеялась, а Джулио нежно приобнял ее.
      - Я делала рисунки на медицинскую тему для фармацевтической компании. Джулио спросил:
      - Вы хотите сказать, что в течение четырех лет приветствовали друг друга на расстоянии и ни разу не попытались познакомиться?
      Обе покачали головами.
      - Вообще-то глупо, что мы этого не сделали, - сказала Розалинд, допивая шампанское. - Джулио, будь ангелом, принеси мне еще, - попросила она. Как только он отошел, она повернулась к Кэйт и, понижая голос до драматического шепота, спросила:
      - Что вы сделали с Диким Фрэзером - грозой матерей всех молодых девушек, впервые выходящих в свет, погибелью актрис и балерин...
      - Да, я...
      - Кэйт, он кроток, как ягненок. Я все время наблюдаю за ним - он просто глаз с вас не сводит.., да и рук тоже. Он безумно влюблен, это очевидно.
      - Он мне очень дорог. - Кэйт почувствовала, как пылают ее щеки.
      Розалинд хихикнула и пододвинулась поближе.
      - Говорят, он бесподобно готовит. Это правда?
      - Вот, пожалуйста, - сказал Джулио, протягивая бокал с шампанским Розалинд.
      - Что-то слишком быстро, - сказала Розалинд ворчливо, подмигивая Кэйт.
      Кэйт тоже подмигнула ей.
      - Можно задать один личный вопрос? Актриса потягивала шампанское.
      - Как зовут вашего кота? Розалинд Кузине рассмеялась своим знаменитым смехом.
      - Вальтер. Его зовут Вальтер. - Она продолжала смеяться. - Вот уж не ожидала такого вопроса. Вы любите кошек? Хотели бы с ним познакомиться? Знаете, он следит за вами.
      - Я бы с удовольствием с ним познакомилась, - сказала Кэйт.
      - Тогда вы должны как-нибудь прийти к чаю.
      Вернулся темноволосый мужчина и опять начал что-то шептать на ухо Розалинд.
      - Извините меня, лапочки, мне надо бежать. Не забудьте, восхитительная Кэйт, вы приглашены к чаю. - И она скрылась в толпе у выхода.
      - Никогда не понимал женщин, - удивленно фыркнул Джулио. - Разве можно представить, чтобы двое мужчин махали друг другу через дорогу в течение четырех лет? Это было бы ужасно смешно. И если бы я обнаружил, что живу напротив артиста, который мне нравится, я бы устроил так, чтобы встретиться с ним и сказать ему об этом.
      - Мне кажется, женщины больше боятся нарушить чужое уединение.
      - Это как раз то, что нам сейчас необходимо, дорогая. - Он легко коснулся пальцем ее губ. - Уединимся. Пойдем?
      - Ну еще так рано - мы ведь не слышали официальных отзывов о спектакле.
      Человек с полной тарелкой спросил, может ли он сесть на свободное место за столиком, который они только что заняли. Он представился, но Кэйт, продолжая думать о Розалинд, не расслышала его имени. Хотя это был высокий мужчина с гордым орлиным носом и гнусавым выговором выходца из Новой Англии, его висячие усы делали его похожим на добродушного дядюшку Панчо Вилья.
      - Не знаю, зачем я хожу на эти мероприятия, - сказал он. - Но эти премьерные банкеты имеют особое очарование, когда поднимаешь бокал вместе со ждущими своего приговора, глаза их расширены от ужаса, уши напряжены в ожидании шума колес по булыжникам Сорок четвертой улицы. - Он с удовольствием уплетал куриную ножку.
      - А вы не актер? - спросила его Кэйт. Нога Джулио под столом прижалась к ее ноге. Она улыбнулась.
      - Нет, дорогая. Мой печальный облик когда-то отбрасывал свою мрачную тень на Бродвее, но это уже позади. Теперь я не тружусь в виноградниках, дающих густое и ароматное театральное бургундское, но возделываю свою лозу на менее солнечных и плодородных склонах и произвожу не благородные, а обычные вина американской жизни. Короче говоря, пишу мыльные оперы.
      - И какую написали? - спросила Кэйт. Нога Джулио прижалась к ней еще сильнее, и она почувствовала, как дрожь пробежала по ее бедру.
      - "Сын каждой матери".
      - Правда? - сказала Кэйт. - Я часто слушаю мыльные оперы, когда работаю, хотя смотреть их особенно не могу. Зачем же вы убили Эмили? Это так неожиданно. Мне действительно нравилось ее ненавидеть.
      - Да, да. Бедняжка Эмили. У Агнес Калдер, игравшей эту роль, началось какое-то заболевание вестибулярного аппарата, и она двигалась по съемочной площадке, как пьяный моряк, налетая на столы и опрокидывая стулья. Ей пришлось лечь в клинику. Мы не смогли найти ей замену, поэтому я утопил ее в бассейне спортивного клуба. Мне показалось, что это самый подходящий для нее конец смерть в воде. Извините, пойду возьму еще порцию цыпленка.
      - Мне действительно кажется, что пора... - сказал Джулио.
      Неожиданно в зале стало очень тихо, и все лица обратились к дверям. На стул взобрался какой-то человек, размахивающий руками, в которых были какие-то листки.
      - Мы победили! - закричал он. - Здесь у меня телевизионные отзывы. Сигал, Линдстром и Лайонз - всем им понравилось. Через полчаса принесут утренние газеты.
      Все закричали, захлопали и стали целоваться.
      Джулио поцеловал ее страстным долгим поцелуем.
      - Ну, а теперь, Кэйт?
      - Но ведь принесли еще не все отзывы. "Тайме" и...
      - Если мы сейчас же не уедем, то я просто затащу тебя под стол и овладею тобой там, а он пусть ест своего цыпленка над нашими головами.
      - Ну если вопрос ставится таким образом...
      Но мне интересно, что случилось с твоим приятелем Доном?
      Когда они с Джулио пробирались к выходу, то у раздевалки встретили Дона Ричи. Быстренько познакомив их, Джулио спросил:
      - Где ты был, Дон? Ты слышал телевизионные отзывы? Просто блеск.
      - Да, слышал. Я был в театре - разбирался с осветителями. Представляешь, что они сделали во втором действии? Эти мерзавцы забыли сменить светофильтр, и все было в зеленом свете!
      Зеленом! О Боже, какой кошмар!
      - Да ладно, критики ничего не заметили, - попытался успокоить его Джулио.
      - Ну что они понимают? - в отчаянии причитал Риччи.
      - Я вас поздравляю, - робко вставила Кэйт.
      - Да, спасибо, - пробормотал он.
      Вскоре они оказались на улице одни, и Кэйт обняла Джулио со словами:
      - Как отблагодарить тебя за то, что ты привел меня на такой чудесный прием?
      - У меня есть несколько мыслей на этот счет. - И я намерен предложить тебе их все. Куда направимся - ко мне или к тебе?
      - Ко мне, дурачок. Не хочу видеть выражение лица швейцара, когда я явлюсь домой в семь утра в вечернем платье.
      - Неужели тебя волнует, что думает о тебе швейцар?
      - Тебе этого не понять. Все вы, мужики, одинаковы.
      Глава 12
      Кэйт снился сон; они с Джулио устроили в лесу пикник. Он спал, пока она дремала в его объятиях и не могла понять, почему они не промокли, если идет дождь. Она уже хотела было проснуться и спросить его, что он думает об этом, но тут услышала кошачий вопль. Эти кошмарные звуки, проникающие прямо в душу, в то же время были полны невероятной радости жизни. Она резко села в кровати, сердце ее колотилось, и она пыталась окончательно прийти в себя, моргая изо всех сил.
      Джулио пел в ванной. Он пел "Сердце красавицы" в полный голос. Он старался изо всех сил, украшая пение то нежно-вкрадчивыми, то энергично-жизнерадостными руладами и при этом безбожно врал. Кэйт зарылась лицом в подушку, чтобы заглушить смех, она даже прикусила запястье, но и это не помогло. Когда он вышел из ванной, все еще напевая, она каталась по кровати, держась за живот, слезы ручьем текли по лицу.
      - Очевидно, ты и есть то самое исключение, которое подтверждает правило, дорогой, - сказала она со смехом.
      - И что это за правило, позвольте узнать? - спросил он надменно. Подняв голову, он высокомерно взглянул на нее сверху вниз.
      Кэйт вытерла слезы.
      - Есть одна старая норвежская поговорка:
      "С деньгами в кармане ты умен, ты красив и ты прекрасный певец", сымпровизировала она.
      Он откашлялся и сказал с достоинством:
      - Если я вас правильно понял, мое пение вам не очень-то понравилось.
      Это вызвало у нее новый приступ смеха. Еле отдышавшись, она спросила:
      - Ах ты, мой миленький. Неужели ты и вправду итальянец?
      - Си!
      Она снова вытерла слезы и отдышалась.
      - Иди оденься, а я приготовлю кофе - уж какой есть.
      - Нет времени, любовь моя. У меня утром назначена встреча.
      - Тебе не кажется, что в черном галстуке у тебя слишком торжественный вид для утренней встречи.
      - У меня на работе есть другая одежда, я переоденусь. А теперь поцелуй меня на прощанье. Увидимся вечером. - С этими словами он исчез.
      Выйдя на кухню, она нашла записку, прислоненную к кофейнику: "Марпл, не забудь - в восемь у меня. Я люблю тебя". - Кэйт расплылась в улыбке. Записка была подписана:
      "Бонд".
      Она налила себе кофе, прошла с кружкой в комнату и, усевшись на диван, открыла записную книжку и принялась делать утренние звонки. В Калифорнию она решила позвонить в последнюю очередь из-за разницы во времени. Она придумала новую этикетку для вина для небольшой винодельни Джима Беннета в Сономе. Беннет звонил ей накануне вечером и оставил на автоответчике запись с просьбой связаться с ним как можно скорее. Как только она потянулась к трубке, раздался звонок.
      Это был Нил, и он сразу же начал упрекать ее.
      - Ты не реагируешь ни на один мой звонок.
      - Нет.
      - Что все это значит?
      - Я очень занята.
      - Я очень скучаю по тебе, Кэйт. Когда мы сможем увидеться?
      - Не думаю, что нам стоит это делать, Нил.
      По-моему, я достаточно понятно тебе это объяснила, прежде чем ты уехал в Олбани. Нил, у нас с тобой нет будущего, если только ты не согласен просто на дружеские отношения, и точка.
      - Честно говоря, я не думал, что ты это всерьез.
      - Вот именно, всерьез, запомни это.
      - Ты с кем-нибудь встречаешься?
      - Да, Нил. Мне очень жаль, но я уже давно пытаюсь тебе объяснить, что мы не подходим друг другу.
      - Может быть, ты хоть поужинаешь со мной? - Она представила, как дрожит его подбородок.
      - Нил, мы с тобой столько проговорили обо всем этом. Ты очень хороший человек. И я всегда буду к тебе прекрасно относиться, но не более того. - Так может продолжаться все утро, если она не покончит с этим сразу же. - Я очень тороплюсь, мне надо дозвониться в Калифорнию. - И, поспешно простившись, она повесила трубку.
      Кэйт набрала номер.
      - Мистер Беннет? Это Кэйт Эллиот, вы просили позвонить.
      - Я хотел сказать вам, что мне понравилась этикетка, - сказал он, - и моей жене тоже.
      - Тогда в чем дело? - По его тону она поняла, что что-то его беспокоит.
      - Мы нашли нового коммерческого директора, и ему кажется, что она простовата.
      - Понятно.
      - Он принес бутылку "Гутен Либфраумилх". Он говорит, что нам нужна этикетка в таком же духе. А вы знаете, что "Гутен" очень хорошо продается, хотя вино паршивое. Наше намного лучше.
      - Здесь дело не в этикетке, мистер Беннет. Просто была устроена грандиозная рекламная кампания по радио. Они потратили на это целое состояние. Вы разве не помните - очень забавная реклама?
      - Да, вы правы.
      - Если мы на ваши бутылки приклеим такого же типа этикетку, то никто не обратит на них внимание - они не будут отличаться от других. Это все равно что спрятать или замаскировать их.
      - Да, вы правы, вы абсолютно правы!
      - Вот именно за это вы мне и платите, мистер Беннет.
      Сделав еще несколько звонков, Кэйт налила себе еще кофе, и тут позвонила Анджела.
      Она говорила торопливо, в голосе явно слышалось нетерпение.
      - Кэйт, ты когда-нибудь делала пресс-чеки?
      - Конечно!
      - Сколько? И каких?
      - Да, наверное, десятки. Какие угодно от одноцветных до пятицветных оттисков на мелованной бумаге. А в чем дело?
      - Ты не могла бы взять несколько образцов книг, которые ты оформляла, и пачку самых удачных обложек и принести их сюда?
      - Конечно, могу, но в чем дело?
      - Расскажу, когда придешь.
      Срочно поменяв распорядок дня, Кэйт собрала материалы и кинулась в "Хилл Пресс", чтобы предстать в кабинете своей подруги.
      - Положи все сюда, - сказала Анджела. Она освободила длинный стол около своего рабочего. Кэйт выложила на него все из своей папки и обернулась к Анджеле. У той был усталый и замотанный вид. Вокруг глаз появились морщинки от недосыпания.
      Она налила Кэйт чашку чая из своего бездонного чайника.
      - Ты подумала о том предложении, которое я тебе сделала прошлый раз, когда сказала, что нам нужен художественный редактор? - Она продолжала, не дав Кэйт ответить. - Все меняется. Я ухожу не в конце года, а прямо сейчас.
      - Почему? Что случилось? Она не смотрела на Кэйт и перебирала бумаги на столе.
      - Я беременна.
      - И твой жених не...
      - Нет, нет, ничего подобного. Через три недели мы поженимся. А это значит, что я увольняюсь, как только найду кого-нибудь на свое место. Пока первым кандидатом у меня стоишь ты.
      - Анджела, я оформитель и иллюстратор, а не художественный редактор. Ян Фрэзер пытался уговорить меня пойти работать в его отдел, но я отказалась. Мне не хочется этим заниматься. Я хочу остаться свободным художником.
      - А Фрэзер предлагал тебе работу художественного редактора или иллюстратора?
      - Иллюстратора.
      - Но ведь это не одно и то же. Послушай, наш отдел не такой большой, как у него, и издательство гораздо меньше. Мои сотрудники занимаются оформлением книг, но все иллюстрации мы заказываем. Вместо того чтобы работать на кого-то, ты будешь сама себе хозяйка. В моей работе нет ничего такого, чем тебе не приходилось заниматься, и причем успешно. Разве это не так?
      - Да, пожалуй.
      - Когда я пришла сюда, я была иллюстратором. Фирма только образовалась, и я нахально пробивалась вперед. Напускала на себя умный вид, пока училась своему делу. Я почти не имела представления о том, что ты знаешь, как свои пять пальцев. Твой опыт и квалификация просто созданы для этой должности. Ты работала и с писателями, и с редакторами, ты - прекрасный шрифтовик и график, и уж ты-то сможешь правильно выбрать и рисунки, и фотографии. Я ничуть не сомневаюсь, что ты быстро сориентируешься в вопросах бюджета, а о цветной печати и пробных оттисках ты и так все знаешь. Кэйт, для тебя это просто великолепный шанс, и мне бы хотелось, чтобы ты им воспользовалась, как и я когда-то.
      - Анджела, просто не знаю, что сказать. Когда ты впервые предложила мне это место, я рассказала о нем Фрэзеру - только не упомянула издательство, - и он назвал мне тысячи причин, почему я должна согласиться.
      - Ну вот видишь! Подумай еще о следующем: ведь именно твое видение, твоя концепция будут определять основную линию, это будут твои идеи. Трудно поверить, но мне здесь предоставлена очень большая свобода. Да, конечно, я связана с бухгалтерией и отделом реализации, но они задают только один вопрос: "Книга будет продаваться?".
      - Вообще-то все звучит достаточно соблазнительно, и я могла бы согласиться начать в конце года, но сейчас у меня есть определенные обязательства. Я только подписала контракт с Фрэзером на двести рисунков.
      - Ты уже начала работать над ними?
      - Нет, мы только закончили разбирать фотографии.
      - Тогда скажи им, что хочешь разорвать контракт.
      - Я не могу сделать этого.
      - Почему? Такие вещи происходят постоянно. Может быть, по крайней мере поговоришь с моим боссом, прежде чем дашь окончательный ответ?
      - Да, но...
      Кэйт не успела договорить, как Анджела выскочила из кабинета. Она вернулась с двумя мужчинами так быстро, что Кэйт заподозрила, что они поджидали в приемной.
      Анджела представила их друг другу. Издатель - мистер Хилл был седовласым человеком с приятными манерами. Боб Рассел - начальник отдела реализации круглолицый, улыбчивый человек по возрасту, казалось, годился мистеру Хиллу во внуки. Они сразу же прошли к столу, на котором Кэйт разложила свои работы. В течение некоторого времени они рассматривали рисунки, вполголоса обмениваясь мнениями. Анджела куда-то потихоньку исчезла. Кэйт нервно потягивала чай. Мистер Хилл повернулся к ней.
      - Мисс Эллиот, вы не могли бы показать нам работы, которые сами считаете лучшими?
      Молодой человек присел на краешек стола, издатель устроился за столом Анджелы. Кэйт отобрала шесть вещей, которыми очень гордилась.
      - Ага, - сказал мистер Хилл.
      - Угу, - сказал Боб Рассел.
      - Договорились, Боб? - спросил мистер Хилл.
      - Безусловно, - ответил тот и, извинившись, вышел из кабинета.
      Мистер Хилл улыбнулся Кэйт и погладил себя по гладкому розовому подбородку.
      - И давно Анджела покупает ваши работы?
      - Шесть лет.
      - Мы с Бобом полностью согласны с Анджелой - вы нам подходите как нельзя лучше. Теперь об оплате...
      У Кэйт округлились глаза, когда он назвал сумму, которую ей будут платить, и стал рассказывать о дополнительных льготах. Он стал подробнейшим образом объяснять ей о пенсионном обеспечении работников фирмы, когда Кэйт наконец смогла заговорить:
      - Мистер Хилл, я никак не могу дать вам ответ сегодня. Мне необходимо немного подумать. И кроме того, я уже говорила Анджеле, у меня контракт с "Талбот и Бич", который я вряд ли смогу разорвать.
      - А вы пытались? - вежливо спросил он.
      - Нет. Никогда в жизни не делала ничего подобного.
      - А вы уже начали работу по контракту?
      - Лишь предварительную.
      - Понятно. Если вы откажетесь от нашего предложения, если останетесь свободным художником, то что с вами будет лет через десять? Вы задумывались когда-нибудь о будущем всерьез?
      - Честно говоря, нет. Я была всегда так занята тем, что делаю в настоящий момент, что просто не было времени подумать о завтрашнем дне. Но у меня уже неплохая репутация, и время от времени мои работы получают призы и премии.
      - Не нужно мне ничего доказывать, мисс Эллиот. Я на вашей стороне. Работа свободного художника прекрасна, когда вы только начинаете, когда вам нужно завоевать репутацию, но здесь кроется некоторая опасность, о которой мне бы хотелось вас предупредить. Если только вы не работаете с издательствами, которые все работы заказывают на стороне или если вы не являетесь сверхзвездой, ваши вещи - не все, конечно, но многие оказываются невостребованными. У других издательств хватает работы и для штатных художников. Кроме того, художественные редакторы, как и театральные режиссеры, определяют ваше амплуа. Они не дадут вам возможности проявить себя в каком-то другом жанре, показать, что вы можете сделать новое, напрячь свои творческие возможности. Они будут требовать, чтобы вы сделали то, что им понравилось в прошлый раз. Вы это понимаете?
      Кэйт с улыбкой кивнула. Он говорил совсем как Джулио.
      - Если вы будете работать на меня, то я вам гарантирую, что вы обнаружите в себе такие творческие возможности, о которых даже и не подозреваете. - Он встал и протянул ей руку. Рука у него была мягкая и теплая, глаза добрые. Подумайте, о чем я вам говорил, и если вас это заинтересует, постарайтесь расторгнуть контракт и позвоните мне во второй половине дня в пятницу.
      - Спасибо, мистер Хилл. Я подумаю и позвоню.
      Он вышел из кабинета. Анджела вернулась и водрузилась на свое прежнее место за столом. Они поменялись местами, как фигурки на швейцарских уличных часах.
      - Для этого человека одно удовольствие работать, - сказала Анджела.
      Кэйт начала убирать свои работы обратно в папку.
      - Я сказала, что позвоню ему в пятницу, но, Анджела, я правда не знаю, как смогу принять его предложение. Я даже еще не уверена, что хочу этого.
      - У тебя столько нераскрытых возможностей, Кэйт. Я это знаю - я просмотрела работы нью-йоркских оформителей, всех, кто умеет держать карандаш. Ты даже не представляешь, что мне приходилось видеть. Я понимаю, что это звучит банально, но это один шанс из тысячи. - Она взяла Кэйт за обе руки. Никто не может достичь слишком многого без чьей-то помощи. Я знаю, сколько ты работаешь, но ты не добьешься всего самостоятельно. Позволь мне помочь тебе.
      Кэйт поблагодарила Анджелу и вышла из здания. Она медленно шла по улице, погруженная в свои мысли, не обращая внимания на толпы людей. Конечно, если она согласится на эту работу, то сможет сделать больше в творческом плане, чем сейчас. В этом мистер Хилл был прав. Она также без труда представляла себя через десять лет все еще в поисках каких-то крох, падающих с широких столов художественных редакторов, выполняющей их заказы и время от времени гордящейся тем, что ей перепала какая-то премия. Кого она обманывает, спрашивала она себя. Ей будут платить вдвое больше, чем она получает сейчас. У нее будет достаточно времени и денег, чтобы потратить их на этот дом в Вудстоке.
      Как бы ей уговорить Джулио аннулировать этот контракт? Не будет ли это означать конец их отношений? А почему, собственно? Он очень понимающий человек. Говорит, что любит ее. Он не может не видеть, какие возможности открываются перед ней. Он не будет ей препятствовать, он не такой.
      И она решила про себя, что согласится на эту работу. Возможно, он даже поддержит меня, подумала она. Поцелует, обнимет и поведет куда-нибудь отметить это событие.
      Вся в счастливом ожидании, она остановила такси и до работы Джулио доехала на машине. Тогда она сможет по-настоящему отдохнуть во время отпуска. Они с Джулио поедут в Италию. Она представила себе, как они вдвоем сидят в каком-нибудь уличном кафе во Флоренции. Окружающая обстановка была несколько размыта, поскольку она никогда не была во Флоренции - "Фирренци", поправила она себя, но передний план с Джулио, с любовью и нежностью смотрящим на нее, был виден очень четко.
      Джулио встретил ее у дверей кабинета.
      - Что ты здесь делаешь, дорогая? Я думал, ты дома, надрываешься за работой. - Он поцеловал ее в щеку. - Садись и рассказывай, почему пришла.
      Она решила начать без обиняков.
      - Я решила обратиться к тебе за советом, - сказала она.
      - Каким советом?
      - Мне предложили работу Анджелы Роджер в "Хилл Пресс". - Она не спускала с него глаз.
      - Художественного редактора? И ты собираешься согласиться?
      - Да, если можно будет. Его глаза потеплели.
      - Молодец. Это надо отметить. А что ты имеешь в виду под "если можно будет"?
      - Мне нужно приступить почти сразу же. Анджела выходит замуж.
      - Но ты не можешь, тебе еще нужно закончить рисунки для меня, - его взгляд помрачнел.
      Она почувствовала, как в горле появился какой-то ком, и глубоко вздохнула.
      - Я знаю. Мне понадобится твоя помощь. Мне бы хотелось расторгнуть наш контракт.
      - Шутишь. - Лицо его окаменело, глаза смотрели холодно. - Я этого не сделаю. Просто не могу этого сделать - после всех моих стараний, после того как я уговорил финансистов согласиться на такой гонорар для тебя.
      - А что б ты сделал, если бы я не согласилась на эту работу? Наверняка у тебя был и запасной вариант.
      - Ты же подписала контракт, Кэйт. - В его голосе послышалась угроза.
      - Но ведь ты сможешь их уговорить расторгнуть его так же легко, как в свое время сумел уговорить их подписать.
      - Сомневаюсь. И даже если бы я смог это сделать, речь идет не об этом. Мне нужны твои рисунки, и ничьи больше. Я хочу, чтобы книга была оформлена как можно лучше, я за это отвечаю и не согласен на второсортную работу.
      - Ты преувеличиваешь, дорогой. Я же не единственный иллюстратор в Нью-Йорке. Здесь полно художников, которые бы смогли нарисовать Гуниллу.
      Он ничего не ответил. Лицо его ничего не выражало, но она видела, как на лбу бьется жилка. Ну почему он ничего не хочет понимать? Она старалась говорить спокойным и невозмутимым тоном.
      - Ну прояви же благоразумие. Фотографии уже сделаны, я все отобрала. За эту работу можете мне не платить. Постарайтесь договориться еще с кем-нибудь...
      Маска невозмутимости слетела. Лицо его потемнело от гнева.
      - Как ты можешь так поступить со мной?
      - Почему с тобой, а не с издательством? Джулио, здесь же нет личных отношений, и ты это прекрасно знаешь. Ты говоришь, как капризный ребенок.
      - Ребенок? Это я говорю, как ребенок?! Пора бы тебе вырасти. Мы живем в реальном мире, где полагается выполнять свои обязательства - в данном случае обязательства по отношению ко мне и обязательства по отношению к "Талбот и Бич". Пока ты этого не поймешь, ты никогда не станешь профессионалом.
      - А я9 А мои обязательства перед собой? Разве не ты мне все время говорил, что я должна дерзать, пробовать себя в новых областях. Разве не ты прочитал мне целую лекцию о Кэйт Эллиот, ее таланте и о том, как его поддерживать.
      - Никогда не думал, что ты будешь делать это за мой счет. - Он поднялся, глядя в окно.
      Почему он не смотрит на нее? Почему он не хочет помочь ей? Она не станет его упрашивать. Ведь должен же быть какой-то способ заставить его понять.
      - Джулио, я поверила во все то, что ты мне говорил, как добиваться успеха, что само собой ничего не случается. Это мой шанс. Неужели одна твоя книга для тебя важнее, чем вся моя жизнь? Почему для тебя она так много значит?
      - Потому что это моя работа, - резко ответил он. - Как же можно быть художественным редактором, если не знаешь своих обязанностей? А моими в данном случае является оформление книг. А то, что я настаивал, чтобы эту работу делала именно ты, вопрос художественного вкуса. Я знаю, какой желаю видеть эту книгу, и на меньшее не соглашусь.
      - Другими словами, ты не расторгнешь со мной контракт.
      Он повернул к ней лицо, в глазах его сверкали холодные огоньки. Он произнес тихо, без всякого выражения и отрывисто:
      - Нет. Не расторгну. Ничего не расторгну. Отправляйся домой. И приступай к работе.
      Комок в горле стал таким болезненным, что ей стало трудно дышать.
      - А я думала, что ты любишь меня, - с горечью сказала она.
      - Это работа, Кэйт. Любовь не должна мешать делу. И ты обязана это знать.
      Она встала, чтобы идти, но в дверях повернулась и произнесла:
      - Я знаю только одно, что ты - самонадеянный мерзавец!
      Глава 13
      - На этот раз я это сделала! - громко сказала Кэйт, швыряя папку в угол за входной дверью. Папка съехала по стене и шлепнулась на пол. Ну почему она позволила себе так не сдержаться? Теперь он уже никогда не изменит своего решения - после ее прощальных слов, уж наверняка. Какой же дурой она была, если подумала, что Фрэзер Великий будет защищать ее интересы, будет думать о ее успехах? Так тебе и надо со своими мечтами о романтическом путешествии во Флоренцию. Фирренци! Дура! Тебе еще повезет, если сможешь выбраться в Нью-Джерси.
      Какие бы сомнения Кэйт ни испытывала относительно работы художественного редактора, теперь все было забыто, похоронено под обидой и злостью. Она решила, что ей необходимо посоветоваться с юристом и набрала номер Нила.
      В его голосе послышались радостные нотки, и ей стало стыдно, что она возвращает ему его надежды.
      - Кэйт! Какая неожиданная радость!
      - Я звоню, чтобы получить бесплатную юридическую консультацию, Нил. У тебя есть немного времени?
      - Для тебя у меня всегда есть время, и ты это прекрасно знаешь. Она поморщилась.
      - Я тут подписала контракт с "Талбот и Бич" на несколько рисунков. По нему я должна получить определенный процент с прибыли. Могу ли я каким-либо образом расторгнуть его, и как можно скорее?
      - Ты же понимаешь, что я не могу дать квалифицированного совета, не прочитав контракта. Но если это стандартный контракт - обычный издательский договор, то нет. Ты связана по рукам и ногам, если только не захочешь начать весьма дорогостоящий судебный процесс. А почему ты хочешь его расторгнуть?
      - Это довольно сложно объяснить по телефону, но спасибо тебе.
      - Может быть, мне стоит прочитать твой контракт? Возможно, я смогу найти какую-нибудь зацепку. Почему бы нам сегодня не поужинать вместе и не обсудить все как следует?
      - Нет, Нил, спасибо.
      - Мне жаль, что я не смог помочь тебе.
      - Все равно спасибо.
      Кэйт продолжала трудиться до конца дня, больше думая не о работе, а о своих несостоявшихся мечтах и о Джулио. Его отношение граничило с мстительностью. Но почему? Может быть, он подумал, что она отказывается не от его контракта, а от него самого? Почему она все время пытается его оправдать? Если бы он действительно любил ее так, как любила его она, то он бы нашел какой-нибудь выход.
      Ее мрачные мысли были прерваны телефонным звонком. Она взглянула на часы: шесть. Может быть, он передумал? Она подошла к аппарату только после четвертого звонка.
      - Кэйт, это Джеффри. С тобой все в порядке? - В голосе слышалась озабоченность и какая-то неуверенность.
      - Да, все хорошо, - солгала она.
      - Что произошло? После того как ты, словно разъяренная валькирия, выскочила от нас, дымящийся от ярости Джулио выбежал из своего кабинета и стоял у меня за спиной, обжигая пламенным дыханием моих "Чудотворцев". Что ты ему наговорила?
      - Я сказала, что мне предложили место художественного редактора в "Хилл Пресс".
      - Но, Кэйт, это же прекрасно.
      - Не очень. Я получу эту работу, только если смогу приступить к ней в самое ближайшее время, а это значит, что я не буду делать рисунки для вас. Но Джулио не желает помочь мне расторгнуть контракт.
      - Понятно.
      - Я же знаю, вы бы смогли найти другого художника, но он и думать об этом не хочет.
      - Возможно, я смогу помочь тебе. Когда мы только обсуждали эту книгу о Гунилле, отдел реализации настаивал на том, чтобы в ней были не рисунки, а фотографии. Мне кажется, Джулио не столько убедил их в обратном, сколько замучил их своими долгими и громкими уговорами.
      - Да, это он умеет.
      - По-моему, фотографии Гуниллы, сделанные Мелиссой, просто превосходны, а тебе как кажется? - Он не стал дожидаться ее ответа. - Может так случиться, что в отделе реализации случайно увидят эти снимки, как ты понимаешь, совершенно нечаянно они им попадутся на глаза. Тогда они ринутся к Джулио и станут уговаривать его расторгнуть с тобой контракт и вместо этого использовать уже готовые фотографии. Ему никогда в жизни не удастся их переубедить.
      - Но, Джеффри, он же жутко разозлится на тебя. Я не хочу, чтобы ты так из-за меня рисковал. Из-за таких интриг ты можешь потерять работу.
      - Милое мое дитя, Джулио никогда в жизни не узнает, как мне удалось это устроить. Нет ничего проще. Мы разыграем такой спектакль!
      - Я буду очень тебе признательна, Джеффри. Но ты уверен, что у тебя не будет неприятностей? Мне нужно дать ответ Хиллу в пятницу.
      - Не волнуйся. Доверься мне. Я тебе позвоню.
      Кэйт провела за работой всю среду, старалась ни о чем не думать и ни на что не надеяться, но к четвергу самообладание покинуло ее. Почти весь день она бродила взад и вперед по своей квартирке от окна к двери и обратно. Она пересмотрела все дневные сериалы, включая "Сына каждой матери", и подумала об актрисе, у которой были проблемы с вестибулярным аппаратом: интересно, как она. "Звони! - приказала она телефону. - Ну почему ты не звонишь?" И вдруг он зазвонил.
      Она глубоко вздохнула, медленно выпустила воздух из легких и дрожащей рукой сняла трубку. Она почувствовала, как сжалось горло.
      - Алло? - сказала она, с трудом сглатывая.
      - Кэйт? Это Розалинд Кузине. У тебя все в порядке? Может быть, зайдешь ко мне на чашку чая?
      - О, мисс Кузине. - Кэйт поняла, что опять может спокойно дышать.
      - Может быть, я не вовремя позвонила? Или тебе не хочется?
      - Нет, я с удовольствием приду. - Она подумала, что ей будет полезно немного развеяться, а если позвонит Джеффри, то оставит запись на автоответчике.
      - Я все смотрела, как ты ходишь взад-вперед по комнате, как зверь в клетке, - сказала Розалинд, открывая дверь, - и подумала, что чашечка чая сможет немного помочь. Про ходи, познакомься с Вальтером. - Она подхватила рыжего кота на руки. - Вальтер, это Кэйт, твоя поклонница из дома напротив.
      Вальтер окинул ее критическим взором, но великодушно позволил почесать у себя за ушком и погладить по шерстке.
      - Мне кажется, он узнал тебя, но не может сообразить, почему ты здесь, а не там.
      С кухни послышался свисток закипевшего чайника.
      - Садись вот сюда, - сказала Розалинд. - Я принесу чай.
      Кэйт оказалась в уютной типично английской комнате, которая напомнила ей мастерские в Чикагском художественном институте, где царила атмосфера и обстановка "периода миниатюр". Здесь стоял стол в стиле королевы Анны и изящно инкрустированный столик. По желтому дивану и такого же цвета креслам с подголовником были разбросаны вышитые подушки. На стенах висели картины, в основном английские пейзажи в золоченых рамах. Кэйт было интересно, где Розалинд держит свои награды и призы, полученные за актерскую работу.
      Розалинд вернулась с подносом, на котором стояли тарелочки с печеньем, нарезанным тортом и колбасой.
      - Ты пьешь чай с молоком и сахаром или предпочитаешь с лимоном? - спросила Розалинд.
      - Лучше с молоком и сахаром. Моя мама всегда пила чай именно так, и я тоже.
      - Для меня такое облегчение, что ты живешь напротив все эти годы.
      - Правда? - удивилась Кэйт.
      - Как бы ни была я расстроена, я знаю, стоит только выглянуть из окна и посмотреть, как энергично ты работаешь, всегда подтянута, всегда за делом, и это меня подбадривает. Я говорила себе: "Не унывай! Если Мими продолжает чертить свои карты, то мир еще не рухнул. Хотя, моя дорогая, в последние два дня ты выглядишь ужасно расстроенной. Может быть, хочешь поделиться со мной, а если нет, то будем пить чай с печеньем, и я умолкну?
      Кэйт ожидала совсем не этого. Она представляла себе, что в течение часа ее будут развлекать театральными байками, с юмором представленными Примадонной.
      - Я бы могла обо всем рассказать, но просто не знаю, с чего начать.
      - Попробуй с начала. Не хочешь закурить?
      - Ужасно хочу, но я бросила.
      - Как я тебе завидую! Тоже мечтаю бросить. А теперь начинай, - сказала она, зажигая сигарету и пуская облачко дыма через нос.
      - Джулио Фрэзер нанял меня, чтобы я сделала иллюстрации для одной из книг.., ну и мы где-то в процессе сотрудничества влюбились друг в друга.
      - Примерно так я себе и представляла, - сказала Розалинд, протянув Кэйт кусочек колбасы.
      - Я всегда думала, что останусь свободным художником, но он долго убеждал меня, что для меня будет лучше, если я смогу найти себе работу художественного редактора. И мне представлялась такая возможность месяцев через девять. Однако все произошло намного быстрее. Мне ее предложили позавчера - во вторник.
      - Совершенно неожиданно, ведь так?
      - Да. У них уходит человек. Но я не могу поступить на это место, если Джулио не освободит меня от контракта. Я ужасно хочу там работать - для меня это великолепная возможность, и я думала, что он поймет меня. Но мы ужасно поссорились, и он сказал, что никогда этого не сделает.
      - Он действительно может быть невыносим.
      - Он бушевал, как людоед из сказки - огромный и сильный, не делая никакой попытки понять меня. Это работа, сказал он, и любовь к этому не имеет никакого отношения. Все было так ужасно. Его главный оформитель хочет потихоньку мне помочь, но так, чтобы Джулио ни о чем не догадался. Вот его-то звонка я и жду целый день. Завтра мне нужно дать ответ относительно нового места работы, а это бесконечное ожидание просто сводит меня с ума.
      - Сейчас ты так сердита на Джулио, что не вполне объективна.
      - Да, наверное, и он это знает. Я назвала его самонадеянным мерзавцем, если я не ошибаюсь.
      - Правда?
      - Просто не представляю, как я ухитрилась попасть в такое положение. У меня правило - никогда не заводить роман с тем, на кого работаю, стараться избежать подобных отношений. Однако ему удалось каким-то образом прорвать мою оборону.
      - Г-м-м, - сказала она, откусывая кусочек торта, - полагаю, это так же ужасно, как и влюбиться в режиссера. Это все ведет к беде, дорогая. Что бы там они ни твердили о своей любви, когда дело касается их пьесы, ты для него значишь не больше статиста, ты для него никакая не звезда.
      - То же самое и с Джулио - он думает исключительно о своей книге, о своих требованиях, только о своем! Кэйт Эллиот в его жизни занимает десятое место.
      - И насколько серьезно это было у вас?
      - Он хотел, чтобы я к нему переехала жить.
      - Правда? Ну и хитрюга! И что ты ответила?
      - Сказала, что подумаю.
      - Не думаю, чтобы он предлагал это кому-либо еще за свою жизнь.
      - Почему ты так полагаешь?
      - Потому что, как ты только что сама призналась, он всегда получает то, что хочет. И не забудь, я его давно знаю. Он достаточно известная и популярная фигура, о таких вечно сплетничают женщины и пишут в светских хрониках. Я бы обязательно знала бы об этом. - Она налила в чашки то, что осталось в чайнике, и дала Вальтеру последний кусок колбасы. - Кэйт, я не думаю, что ему стоит давать отставку. Если он предлагает жить вместе, то это серьезно.
      - Теперь это уже не имеет значения, - сказала она грустно. - В настоящий момент я даже не представляю, что могу простить его. Меньше всего на свете мне нужен властный и самодовольный тип, который будет требовать беспрекословного подчинения.
      Розалинд улыбнулась.
      - Я все понимаю, но скоро ты перестанешь на него сердиться.
      - Не думаю, - с сомнением в голосе сказала Кэйт.
      - Ты мне не позвонишь, когда у тебя что-нибудь прояснится? - Она написала на листке бумаги свой телефон и протянула его Кэйт.
      - Обязательно. Спасибо, что немного отвлекла и поддержала меня, - сказала Кэйт.
      - Чепуха. Мы, женщины, должны держаться вместе. Мужчины - такие негодяи, разве не так? Мы не можем жить с ними, но не можем и без них.
      - Не знаю. Сейчас я думаю, что готова стать "Рисующей монахиней". Когда поздно вечером в четверг зазвонил телефон, сердце Кэйт упало вниз и продолжало лежать там, в низу живота, холодное, как камень.
      - Кэйт, ты можешь принять их предложение! - прокричал в трубку Джеффри.
      Ее сердце подпрыгнуло, и она почувствовала страшное облегчение.
      - Что произошло?
      - Все было не так, как я планировал - у меня даже не было возможности исполнить свой номер. Явился начальник отдела реализации и сказал, что слышал, что у меня есть несколько прекрасных снимков Гуниллы. Я вытащил и показал. Затем он пошел в кабинет Джулио, пробыл там пару минут и ушел. Тогда мне позвонил Джулио и сказал, что отдел реализации победил и мы используем снимки Мелиссы, а не твои рисунки.
      - О, Джеффри, - сказала она, смеясь от радости, - ты спас мою жизнь.
      - Я всегда рад помочь, но в сущности я ничего не сделал. Удачи тебе, Кэйт. Позвони, когда устроишься у Хилла и сообщи, как идут дела. И если тебе потребуется моя помощь, не стесняйся.
      - Джеффри, ты просто ангел. Обязательно сообщу.
      Было уже слишком поздно, чтобы звонить мистеру Хиллу, это могло подождать до утра. Она набрала номер Марион, но той не оказалось дома. Розалинд в это время была в театре. Она села за свой рабочий столик и стала прикидывать, кому из заказчиков должна будет сдать готовую работу в ближайшее время.
      К тому времени, как она легла спать, вся ее радость, вызванная звонком Джеффри, испарилась. Она смотрела в потолок и думала, почему все произошло именно таким образом. Почему у нее было чувство, что она обменяла Джулио на медное колечко?
      На следующее утро в восемь часов утра курьер принес ей большой конверт с фирменным знаком "Талбот и Бич" в углу. Там находился их экземпляр контракта. На голубой обложке было написано от руки: "Из тебя выйдет прекрасный Х.Р. Дж."
      У нее защипало глаза. Я выиграла, подумала она, но я и проиграла.
      Глава 14
      В течение своей первой недели в "Хилл Пресс" Кэйт сидела рядом с Анджелой, думая, что она никогда в жизни не сможет постичь всей этой премудрости. К середине следующей недели она почувствовала, что уже может предугадать действия Анджелы. Свой третий понедельник на новом месте она начала самостоятельно и уже вполне уверенно провела утром совещание работников своего отдела.
      Во второй половине дня редакторы представляли недавно приобретенные рукописи книг и обсуждали с Бобом Расселом из отдела реализации и Кэйт свои соображения относительно оформления книг. Все, казалось, шло гладко до тех пор, пока не подошла очередь Гинни Шоу с последней книгой из списка.
      - Когда Мартин Доне перестала работать моделью, - начала Гинни, - а она была самой высокооплачиваемой манекенщицей в то время, как, возможно, вы уже знаете, она сразу же открыла свой собственный салон, и он имеет огромный успех. Это ее автобиография, пересказанная Стефену Гульду, разумеется.
      - Разумеется, - произнес Джей Бриггс - редактор художественной литературы.
      Гинни демонстративно проигнорировала его замечание.
      - У нее есть масса фотографий, которые можно использовать. Думаю, нужно будет сделать вставку из шестнадцати страниц с уже имеющимися снимками и оставить еще восемь страниц для снимков, которые надо доснять дополнительно дома, в ее салоне, в рабочем кабинете и все такое прочее. Очень жизнеутверждающая история о женщине, которая не захотела отправиться на свалку. Она станет неплохой поддержкой для работающих женщин, которых волнует вопрос возраста. Доне откровенно рассказывает о депрессии, которую пережила, когда рассталась с профессией манекенщицы, и как, открыв свое собственное дело, нашла способ продолжить работу, которой занималась всю жизнь, только в другом качестве.
      - Звучит неплохо, - сказал Боб. - Двадцать четыре страницы снимков - это отлично и на обложке тоже поместим ее фотографию, как вы думаете, Кэйт?
      - Да, отлично, - согласилась Кэйт. - Я знаю, что Мелисса Эдварде много работала для "Вог" и "Эль". Она лучше всех сделает снимки и для обложки, и те, что мы поместим на вставке в книге.
      Гинни была против, хотя Кэйт не могла понять почему.
      - Может быть, кто-нибудь другой справится с этой работой не хуже, сказала она.
      - Ну кто может быть лучше? И кроме того, ей принадлежат и многие из тех прежних фотографий, которые мы собираемся использовать.
      - Да, конечно, - согласился Боб. Но Гинни все еще колебалась.
      - Во всяком случае мы еще можем подождать и не принимать решения сегодня?
      - Да, но тянуть с этим тоже нельзя, - сказала Кэйт, - у Мелиссы расписан каждый день, и ей трудно будет выкроить для нас время.
      На следующее утро пришел молодой человек, которого рекомендовала Гинни, и показал свои работы - в основном фотографии моделей. Кэйт очень внимательно просмотрела его альбом, не оставляя без внимания ни одну фотографию. Все они были технически безупречны, но лишены оригинальности. Она подумала, что, очевидно, так выглядели работы для журнала мод Симона. Кэйт поблагодарила молодого человека за то, что пришел, затем позвонила Гинни, не понимая, зачем ей нужно снижать качество книги.
      - Гинни, я только что ознакомилась с работами твоего протеже. Они вполне профессиональны, однако в них нет ничего нового - все это уже было. Я думаю, что у Мелиссы работы будут гораздо лучше.
      - Но он намного дешевле, - возразила Гинни.
      - Мелисса не выбьет нас из бюджетных рамок. Я не менее тебя стремлюсь к тому, чтобы книга была оформлена как можно лучше. И ты не хуже меня знаешь, что Мелисса Эдварде столь же известна, как Эвердон или Пенн, или Хиро, и уж никак не хуже их. Ее работы на несколько порядков выше, чем снимки симпатичного молодого человека, который только что вышел от меня. Я не вижу причин выбирать подешевле, но похуже.
      - Ладно, ладно, - сказала Гинни. - Я просто думала, что можно немного поддержать этого парнишку. Он приятель моих знакомых.
      - Мы будем иметь его в виду на будущее - это тебя устроит?
      - Спасибо, Кэйт.
      - О, Боже, - пробормотала про себя Кэйт. - Я говорю совсем, как Джулио. Она защищала свою территорию, волновалась из-за того, что Гинни может сделать с ее книгой, с книгой Кэйт, и настаивала на Мелиссе, потому что ей нужно все самое лучшее. Она говорила и думала, как художественный редактор. Ей действительно надо бы извиниться перед ним за то, что она назвала его мерзавцем, когда он просто делал свою работу, а она попыталась нарушить его планы.
      Ну и пусть! Не только она была не права. Где же его любовь и понимание, равноправие, о которых он так много ей твердил? Куда делось его беспокойство о ее жизни и карьере? Но почему же она все равно так сильно скучает по нему? Она покачала головой и расправила плечи, но все равно работа, лежащая перед ней, казалось, расплывалась перед глазами.
      В полдень Кэйт вышла из здания и пошла в парк с небольшим блокнотом под мышкой. Был ясный июньский день. Она нашла освещенную солнцем скамейку, раскрыла блокнот и стала делать набросок с натуры - двух молодых людей, завтракающих на траве. И сразу же почувствовала, как ее покидает тревога и беспокойство, по мере того как она все больше увлекалась рисованием.
      Рядом что-то щелкнуло, она обернулась и увидела близнецов Эдварде, приветливо ей улыбающихся.
      - Я вас сфотографировала, - сказала Полли. - Вы не возражаете?
      - Нет, конечно, - заверила Кэйт.
      - А вы рисуете этих ребят? - спросил Рик, указывая на молодых людей. Кэйт показала им рисунок.
      - Здорово, - торжественно заявил Рик.
      - А меня вы не нарисуете? - спросила Полли.
      - Садись на край скамейки, - велела ей Кэйт, переворачивая страницу. Она быстро сделала набросок - одна нога стоит на скамейке, подбородок лежит на колене, на шее висит фотоаппарат, глаза смотрят серьезно и выжидающе. Кэйт вырвала страницу и протянула ее девочке.
      - Быстро же вы, - сказал Рик с восторгом.
      - Ну это моя профессия - рисовать быстро, - с улыбкой сказала Кэйт.
      - Можно мне это оставить у себя? - сказала Полли, не отрывая глаз от рисунка.
      Кэйт кивнула.
      - А вы придете к нам на день рождения? - спросил Рик. - Это будет в пятницу через неделю.
      - Ну, пожалуйста, приходите, - попросила Полли, наконец-то поднимая голову. - В половине восьмого.
      - С удовольствием приду, - сказала Кэйт.
      - Здорово! - обрадовалась Полли. - Будет достаточно просто, так что можете надеть, что хотите, - предупредила она тоном хозяйки салона.
      - Спасибо, я запомню.
      - Теперь нам надо идти, - сказал Рик. - Мы должны встретиться с папой на фотовыставке у "Леска". - С криками "до свиданья" ребята побежали по дорожке к выходу из парка.
      Кэйт смотрела им вслед, пока они не исчезли из виду. В глазах ее стояли слезы, и она поняла, что вся накопившаяся в ней злость куда-то испарилась. Остались только сожаление и гнетущее чувство утраты. Это был один из тех снов, которые никогда не сбываются, вот и все, сказала она себе. Но она даже не могла себе представить то чувство необыкновенной близости, которое она испытывала по отношению к Джулио. Слезы так и брызнули из ее глаз.
      В подавленном настроении она вернулась в свой кабинет, думая о том, что бы ей подарить близнецам на день рождения. Она же не могла пойти туда с пустыми руками, и только тут до нее дошло, что там наверняка будет и Джулио. В конце концов он - их крестный отец. Она вздохнула. Придется ей перед ним извиниться, и на этом все кончится.
      На рабочем столе она нашла целую стопку розовых листочков с телефонами, по которым ее просили позвонить. Два из них были от Джеффри Стюарта.
      Она сразу же набрала его номер. Голос Стюарта звучал радостно и взволнованно.
      - Как идут дела на новом месте, Кэйт?
      - Как хорошо, что ты позвонил, Джеффри. Все хорошо. Первые две недели пришлось нелегко, но мне нравятся люди, с которыми я работаю - мне не пришлось наследовать негодное старье - здесь со всеми интересно и легко. Могу ли я чем-нибудь быть тебе полезной?
      - Дорогая моя, это я могу быть тебе полезным. Час назад мы прекрасно пообедали вдвоем с Эвелин из отдела реализации.
      В голосе Кэйт послышалось явное недоверие.
      - Ты обедал с работником отдела реализации?
      - Проводил небольшую разведку. Пытался узнать, каким образом они узнали о снимках, прежде чем увидели их. После двух мартини, крабового салата и полбутылки "Пуильи-Фюсс" она призналась мне при условии, что я не скажу об этом ни единой душе в "Талбот и Бич", но поскольку ты уже здесь не работаешь, то я свое слово не нарушаю...
      - Так что она сказала?
      - Она сказала, что в тот день, когда ты отсюда выскочила, к ним пришел Джулио и сказал ее начальнику, что он, Джулио, был не прав, и что будет намного лучше использовать фотографии, чем рисунки, и что Мелисса уже сделала снимки, и они действительно великолепны.
      - Он сказал, что был не прав?
      - И не только это. Они с начальником отдела реализации договорились о том, чтобы тот, как бы случайно, зашел к нам и попросил бы разрешения взглянуть на снимки. Но - и в этом самое забавное - Джулио попросил его никому не говорить об этом, чтобы все выглядело так, будто это решение отдела реализации и чтобы, цитирую: "он бы не выглядел в собственном отделе круглым идиотом". Другими словами, он не хотел, чтобы об этом знал я, поскольку он скорей всего предполагал, что я тебе обо всем расскажу. Ну, как тебе это нравится? Он, оказывается, старался для тебе вовсю.
      - Но почему же он не хотел, чтобы я об этом узнала?
      - Представления не имею, дорогая моя. Это тебе надо спросить у него.
      - Спасибо, Джеффри. Я в долгу не останусь.
      Кэйт еще долго сидела, не опуская трубку, пытаясь привести свои мысли в порядок, затем позвонила Джулио.
      Кэйт заказала "перьер" с лимонным соком и стала ждать. Она перебирала соленые орешки на тарелочке, время от времени выбирая то один, то другой, когда неожиданно перед ней появился Джулио.
      - Привет, Кэйт, - сказал он тихо, кладя руки на стол, разделяющий их.
      Она закрыла глаза и сразу же представила эти руки, ласкающие ее грудь, поглаживающие ее бедра. Она сделала ошибку, обо всем можно было сказать ему по телефону. Зачем она придумала себе такое испытание?
      - Как идет работа? - спросил он. - Она тебе, по-настоящему, так нравится, как ты и предполагала?
      - Все хорошо. Я многому уже научилась.
      - Может быть, выпьешь еще? Она кивнула. Его глаза не выражали ничего. Голос звучал суховато, держался он тоже очень сдержанно.
      Когда принесли бокалы, он спросил:
      - Почему ты хотела меня видеть? Несмотря на его леденящую душу вежливость, Кэйт догадалась, что он с трудом сдерживает свои чувства. Она видела себя охотником, осторожно пробирающимся сквозь заросли слов, опасаясь засады и ища хоть малейшие признаки того - в его голосе, глазах, губах, что его любовь еще жива, что она просто запрятана где-то глубоко под его ледяным спокойствием. Сможет ли она найти обратный путь к покою и счастью. Когда они оба находили убежище в своей любви?
      - Я должна перед тобой извиниться... - начала она.
      - Ничего подобного...
      - Я даже дважды виновата перед тобой. Он откинулся, скрестив руки на груди и вытянув под столом длинные ноги.
      С тех пор как Кэйт начала работать на новом месте, она знала, что стала лучше владеть собой, лучше контролировать свое поведение и поступки, чем прежде. Но тем не менее, хотя больше всего на свете ей хотелось разбить возникший между ними ледок отчуждения, она не могла найти в себе силы сделать это. Вместо этого она сказала:
      - Я не так давно на этом месте, но тем не менее моя работа заставила меня в какой-то степени изменить свое отношение к некоторым вопросам. Сегодня я высказалась в пользу Мелиссы, когда возник вопрос, чьи фотографии использовать для книги, и выдвинула те же аргументы, что ты предъявлял мне. Ты был прав, а я - нет, и хотела сказать тебе об этом. Ты вел себя как истинный профессионал.
      - Рано или поздно ты бы поняла это.
      - Это не единственное, что я узнала сегодня.
      - Да? - вопросительно поднял он одну бровь.
      - Ведь это ты сделал так, что я смогла расторгнуть контракт?
      Он заерзал в кресле.
      - Почему это ты вдруг решила?..
      - Я все знаю, Джулио.
      Он сунул руку в карман и вытащил бумажник.
      - Пойдем отсюда.
      - Но я хочу поговорить с тобой.
      - Я тоже. Мы сможем сделать и то и другое. - Он бросил на стол несколько купюр и направился к двери.
      Кэйт догнала его уже на улице и схватила за руку, чтобы принудить его идти помедленнее.
      - Почему ты не сказал мне, что сделал это? - Она почувствовала, как напряглись мускулы его руки.
      - Не знаю. - Он взглянул ей в глаза и сразу же отвел взгляд. - Я понимал, как для тебя важно чувствовать себя независимой, и не мог винить тебя за то, что ты боролась за это, - на твоем месте я бы делал то же самое.
      Кэйт дернула его за руку, заставляя остановиться и посмотреть ей в лицо. Ты бы сделал то же самое?
      - Да, ты права, черт возьми! И тебе потребовалось немало мужества, чтобы вот так защищать свои интересы. Ты просто молодец, Кэйт.
      - Дорогой мой! Я подумала, что ты меня совсем бросил. - Она обхватила его за шею руками и привстала на цыпочки, прижимаясь к нему. Его чуть отросшая за день щетина щекотала ее лицо, и она опять почувствовала, как будто по ее спине пробежал электрический заряд.
      - Кэйт, дорогая, - сказал он наконец, - моя любовь действительно как-то переплелась с этим контрактом. Где-то в глубине души я думал, что когда-нибудь мы станем работать вместе.., и жить вместе...
      - Джулио, пожалуйста...
      - Но когда ты решила принять это предложение и работать у Хилла, я подумал, что теряю тебя.
      - Ну, как ты мог? Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. - Она коснулась его щеки, и он быстро повернул голову и поцеловал ее ладонь.
      - Честно говоря, я не был ни в чем уверен, - признался он. - В конце концов стремление к независимости всегда было очень сильно в тебе. Я просто не знал, что делать. Если бы я настаивал на выполнении контракта, то мог бы потерять тебя. Если бы отпустил, то тоже мог потерять. Я терял тебя в обоих случаях.
      - Но ты не мог потерять меня, родной.
      Он взял ее руки в свои.
      - Это все слишком серьезно, чтобы обсуждать на улице. Пойдем ко мне на работу - это всего в пяти минутах ходьбы отсюда. - Он поцеловал ее руки. - Ну, пожалуйста.
      - Хорошо, - сказала Кэйт тихо.
      Джулио буквально тащил ее, и они дошли даже за три минуты.
      - Ни с кем меня не соединяй, - сказал он секретарше, когда они входили в кабинет. Запыхавшись, Кэйт прислонилась к закрытой двери.
      До нее донесся шум приглушенных голосов, отдаленный стук машинки, смех Джеффри. Затем Джулио подошел к ней, и она услышала, как щелкнул замок позади нее, этот звук показался ей громче выстрела.
      - Джулио, нам надо поговорить... - начала она, но его губы закрыли ей рот, его страстные изголодавшиеся поцелуи зажгли в ней огонь.
      - Я люблю тебя, Кэйт, - шептал он. - Ты нужна мне. - Его руки гладили ее грудь.
      - Что ты делаешь? - ахнула она, пораженная его напором. - Это же твой рабочий кабинет!
      - Да, - прошептал он, расстегивая ее блузку. - Это мой рабочий кабинет, моя восхитительная Кэйт. Я хочу любить тебя, Кэйт.
      - Только не здесь! - запротестовала она. - И потом нам надо так много обсудить с тобой - это правда необходимо... - Но бурное и необузданное проявление его страсти не могло оставить ее спокойной, она все сильнее хотела его ласковых рук, легких прикосновений пальцев, его губ, то нежно податливых, то требовательных, его агрессивного языка. Она застонала, когда почувствовала, как его губы касаются ее груди.
      - Шш! - предупреждающе шепнул он, но звук, казалось, застрял у него в горле.
      Стук в дверь раздался, как взрыв бомбы, прямо у нее под ухом.
      - Кто-то стучится! - прошептала она, в ужасе отстраняясь от него.
      - Черт бы их всех побрал!
      - Джулио, у тебя не найдется свободная минутка? - раздался голос Джеффри.
      Кэйт торопливо привела в порядок свою одежду и бросилась в кресло.
      - Да? - отрывисто спросил Джулио, открывая дверь.
      В комнату влетел Джеффри с охапкой пробных отпечатков.
      - У меня здесь подборка цветных иллюстраций. Привет, Кэйт! Ты выглядишь прекрасно - такая оживленная и бодрая. Очевидно, новая работа идет тебе на пользу. - Он свалил отпечатки на стол Джулио. - Оставляю весь этот мусор у тебя.
      Джулио закрыл дверь и рухнул в кресло.
      - Прости, - сказал он, вцепившись в волосы. - Как только дело доходит до моих чувств к тебе, я забываю обо всем на свете.
      - Боюсь, и я тоже...
      - Я совершенно потерял самообладание. Наверное, потому что я слишком люблю тебя. Именно поэтому я тогда пошел в отдел реализации. Прежде, до того, как я тебя встретил, я никогда не делал ничего подобного. Я и сейчас не могу поверить, что сделал это.
      - Что ты хочешь сказать? - спросила она осторожно, и нехорошее предчувствие зародилось у нее в груди.
      - Я позволил своим эмоциям повлиять на профессиональные обязанности. Я вмешался по сугубо личным мотивам, - объяснил он ей взволнованно.
      Она возмущенно вскочила со стула и уставилась на него.
      - Не могу поверить тому, что ты говоришь.
      Ты хочешь сказать, что пошел ради меня на предательство?
      - По-моему, я так не говорил.
      - А мог бы. Предать - очень подходящее слово. Так ты считаешь, что пошел на предательство?
      Он скрестил руки и стал изучать свои запястья.
      - Да, думаю, что именно так, и мне нелегко принять это. Но я так поступил не только ради тебя. Я бы просто не мог жить дальше, если бы заставил тебя выполнять условия контракта. Вот поэтому я и не звонил тебе - хотел сам во всем разобраться. - Он обошел вокруг стола и попытался взять ее за руки, но она спрятала их в карманы.
      - В чем разобраться? В том, что ты испачкал свой белоснежный образ? И кто ты такой - падший ангел в твидовом пиджаке? Ну что ж, приветствуем вас среди простых смертных, мистер Великий и могущественный Фрэзер. Здесь, на земле, мы довольно часто оказываем друг другу различные услуги.
      - Я так и знал, что ты не поймешь меня.
      - Ты прав. Не понимаю. Как ты можешь стоять, здесь передо мной, кутаясь в плащ своей непогрешимости, и переживать из-за своего поступка? Ты вмешался, потому что любишь меня.
      Что в этом ужасного?
      Он положил руки ей на плечи.
      - Я хочу, чтобы ты опять стала моей, Кэйт.
      - Я люблю тебя, Джулио. И, наверное, всегда буду любить. Но мы не можем начать все сначала, если ты будешь видеть во мне злого гения, ради которого ты пожертвовал своей священной честью. Ты не Ланселот, а я - не Гинерва. Мне не нужен рыцарь в сверкающих доспехах. Мне нужен мужчина! Мужчина, полный жизни и огня, который любит так, как не может любить никто другой, который может превратить кусок телятины в мгновенье ока в пищу богов и который покупает шесть зубных щеток за один присест.
      Он смотрел на нее с каменным выражением лица.
      Она прижала руки к его груди и оттолкнулась от него.
      - Позвони мне, когда будешь готов повесить на гвоздь свои доспехи.
      Глава 15
      День обещает быть великолепным, подумала Кэйт, просто идеальным для поездки в город. Она, позевывая, потянулась и подошла с кружкой утреннего кофе к окну в гостиной. На подоконнике напротив сидел Вальтер и щурился на солнце. Зазвенел внутренний телефон, и она взглянула на часы. Кто это заявился в семь утра да еще в субботу?
      - Тут внизу курьер с пакетом, - прохрипел швейцар.
      - Ко мне? В субботу?
      - Он так говорит. Послать к вам?
      - Да, пожалуйста. - Она уже разделалась со всеми своими обязательствами свободного художника. Возможно, это какой-нибудь рассеянный наборщик со срочным заказом, забывший, что она передала все свои прежние работы другим.
      - Простите, что я принес это так рано, - сказал курьер, передавая ей небольшую коробочку, - но заказчик просил ее передать не позднее семи. Распишитесь здесь.
      - От кого это?
      - Я не знаю.
      Кэйт закрыла дверь и стала изучать посылочку. Это не от наборщика, решила она. Форма была бы другой. Белая картонная коробка, не более двадцати сантиметров шириной, заклеенная скотчем. Ее имя и адрес написаны огромными черными печатными буквами. Обратного адреса не было. Кэйт потрясла ее у уха, внутри забухало что-то тяжелое. Может быть, кто-то просто пошутил, подумала она, поддевая скотч ногтем. Внутри была еще одна коробочка светло-голубого цвета со словами "Тиффани и К°" на крышке.
      - Нет, - пробормотала она, - это не шутка. - Она глубоко вздохнула и села на диван.
      На дне коробочки среди шуршащей упаковочной бумаги лежал черный замшевый мешочек, стянутый шнурком. Она попыталась развязать шнурок, но руки ее так дрожали, что она не смогла сделать этого. Она стала искать визитную карточку, вытащила всю оберточную бумагу, но карточки не было. Наконец ей удалось ослабить узелок, и в руке ее оказалось серебряное изображение рыцаря в сверкающих доспехах.
      - О, Джулио, - сказала она вслух, и сердце ее заныло от любви и нежности. Несмотря на все то, что она наговорила ему, она чувствовала себя Гиневрой.
      Ровно в четверть восьмого зазвенел телефон. Кэйт вытерла слезы и заговорила первой.
      - Он такой красивый, Джулио. Я просто не знаю, что сказать.
      - Я хочу начать все сначала, Кэйт. - Голос его звучал хрипловато, казалось, ему трудно говорить. - Как ты думаешь, мы могли бы вернуться к нашей первой встрече?
      - Нет, не к началу. Давай лучше с сегодняшнего дня... С тобой все в порядке? Голос у тебя звучит ужасно - как будто горло забито битым льдом.
      - С того самого дня, как ты ушла от меня во вторник я не спал.
      - Так это целых три ночи!
      - Я знаю, - произнес печально он.
      - Ты бы хотел поехать сегодня со мной в Вудсток? Я как раз собираюсь туда?
      - Остановишься у своих друзей? - В его голосе явно не слышалось восторга.
      Кэйт засмеялась, почувствовав, как ему не хочется, чтобы их уединение нарушали посторонние.
      - Нет, мы будем одни. Я наконец-то решила купить эту развалюху.
      - Прекрасно. А как мы туда доберемся?
      - Я возьму напрокат машину.
      - Это просто идеально. Заезжай за мной через полтора часа.
      Когда Кэйт подъехала, Джулио ждал ее у дверей. Его окружали корзинки и сумки.
      - Это еще что такое? - спросила она с недоумением, открывая багажник.
      - Продукты. Чем ты собираешься питаться там?
      - Мы бы заехали в магазин по дороге и купили бы антрекотов или готовых котлет.
      - Так я и думал, - сказал он, укладывая корзины в багажник. - А эту надо поставить на заднее сиденье. Хочешь, чтобы я сел за руль?
      Она с радостью отдала ему ключи. За ними на узенькой улочке выстроились уже четыре машины, нетерпеливо сигналя.
      - Ты не против, если мы поедем не через туннель? - спросила она. Ненавижу туннели.
      Теперь, когда они были вдвоем, Кэйт почему-то чувствовала себя страшно скованно. Джулио был невероятно вежлив и предупредителен. Они выехали из города по мосту Джорджа Вашингтона, затем свернули на север и поехали по Пэлисейдз Паркуей.
      - Я тебя даже как следует не поблагодарила за прекрасного серебряного рыцаря.
      - Я хотел, чтобы он символизировал что-то вроде обещания.
      - Я поняла. - Кэйт ужасно хотелось дотронуться до него, нарушить эту скованность. Но он так крепко держал руль, что даже пальцы его побелели. Кэйт проковыряла пальцем небольшую дырочку на своих белых джинсах.
      - Может быть, открыть окно? - спросил он, глядя прямо перед собой.
      - Да, это было бы неплохо.
      Он опустил стекло.
      - Не сильно дует?
      - Нет, хорошо. Ты не будешь возражать, если я включу радио?
      - Нет, нет, Она повернула ручку, и та осталась у нее в руке.
      - Ну, вечно так с этими автомобилями, - сказала она. - Надо купить себе машину - пусть подержанную, не слишком шикарную, лишь бы была достаточно надежна и могла бы возить меня в Вудсток и обратно. Только я ничего не понимаю в машинах.
      - Если хочешь, я помогу тебе? Я тоже, конечно, не специалист, однако воздушный фильтр от насоса отличу. И какую машину ты бы хотела?
      - Красную.
      Он засмеялся, и напряженность, существовавшая между ними, чуть-чуть ослабла.
      Дырка на ее джинсах была уже размером с десятицентовую монету.
      - Джулио, я больше так не могу! Мы ведем себя, как пара дикобразов.
      - Дикобразов?
      - Ну да, дикобразов. Ты разве не знаешь, как они занимаются любовью?
      - Нет, - сказал он, уже улыбаясь. - Так как дикобразы занимаются любовью?
      - Очень-очень-очень осторожно. Он так и фыркнул и сразу же свернул на обочину, где и остановил машину.
      - Кэйт, родная моя, - сказал он, обнимая ее. - Ну, как тебе удается всегда сказать то, что нужно, когда я веду себя, как последний дурак?
      - Наверное, женская интуиция.., а, может быть, любовь.
      - Я люблю тебя, - прошептал он, нежно прижимая ее к себе и зарываясь лицом в ее волосы. Они прильнули друг к другу, как люди, благодарные судьбе за спасение после ужасной катастрофы, уже в безопасности, в объятиях друг друга.
      Постепенно она почувствовала, как их идиллию нарушает какой-то резкий прерывистый звук. Где-то в глубине сознания возникло предположение: дятел? Нет, это был не дятел, скорее, кто-то стучал по стеклу машины. Она отодвинулась от Джулио и посмотрела через его плечо.
      В открытое окно машины просунул голову полицейский. Его широченные плечи закрывали свет. Кэйт увидела в его зеркальных очках свое с Джулио отражение.
      - Эй, приятель, здесь не аллея влюбленных. - Голос полицейского был похож на шуршание гравия под колесами.
      - Да я знаю, командир... - начал было Джулио.
      - Сейчас вы у меня заплатите штраф за то, что остановились в неположенном месте.
      - Это я виновата, сержант... Фринци, - сказала Кэйт, взглянув на его бляху, приколотую над карманом. - Я.., м-м-м.., только что сказала моему мужу, мистеру Бонду, что у нас будет ребенок, и он.., немного отвлекся, - Она почувствовала, что, говоря эти слова, начинает краснеть до корней волос. Стараясь сохранить серьезность, она бросила взгляд на Джулио. У него был такой вид, как будто его оглушили дубиной.
      - О, прекрасно! - сказал сержант Фринци.
      Выкручивая свои мощные плечи обратно из окна, он протянул Кэйт руку. Поздравляю, юная леди!
      Кэйт поморщилась, когда его массивная пряжка царапнула по дверце машины, и она с грустью подумала, что агентство по прокату машин сдерет с нее за эту царапину примерно столько же, во сколько бы обошелся штраф.
      Фринци наконец удалось выбраться из окна, и он начал трясти руку Джулио.
      - Будьте осторожнее на дорогах, - сказал он, расплываясь в широченной улыбке. - Желаю хорошо провести время!
      Джулио повернулся к ней с расширенными от удивления глазами.
      - Кэйт, ты не...
      - Конечно, нет, дорогой.
      Он так долго выпускал сдерживаемый в груди воздух, что, казалось, он не дышал все это время. Она так и не поняла, это был вздох облегчения или сожаления. Несколько секунд он молчал. Затем, вливаясь в поток машин, спросил:
      - И что это вдруг ты решила сказать такое?
      - Мне не хотелось, чтобы ты платил штраф. Это первое, что пришло мне в голову.
      - Понятно, - пробормотал он. Она примостилась к нему, прижимаясь щекой к его плечу.
      - Ты сменил лосьон? Пахнешь так вкусно, как копченая корейка.
      - Так и знал, что тебе понравится, - сказал он, его голос опять звучал спокойно и беззаботно. - Он называется "Эссенс де Ленч".
      - Восхитительно, - сказала она и принюхалась. - Именно это и лежит в твоей корзине на заднем сиденье?
      Он кивнул.
      - Мне надо предупредить тебя, когда я путешествую, на меня всегда нападает голод. Как только я сажусь в машину и проезжаю миль пять, так начинаю умирать от голода. - Она потянулась за корзинкой и поставила ее у себя в ногах. Думаю, что это как-то связано с моими норвежскими предками-кочевниками, которые бродили по глухой замерзшей и покрытой снегами тундре в поисках северных оленей.
      - Здесь только яичный салат, бутерброды с корейкой и кофе.
      - И он еще говорит "только", - Она с удовольствием вонзила зубы в бутерброд и передала еще один Джулио.
      - А ты помнишь, - спросил он, - тот первый день, когда мы вместе обедали?
      - Я помню каждый кусочек, каждую крошечку.
      - А я запомнил, как ты уплетала вторую порцию дала.
      - М-м-м-м. Это было восхитительно.
      - У тебя на подбородке осталась капелька соуса, и я чуть с ума не сошел мне так хотелось наклониться к тебе и слизнуть ее.
      - Не правда.
      - Нет, правда. И потом, когда ты вернулась на работу, я не мог думать ни о чем другом, кроме как о том, насколько сочными и вкусными выглядели твои губы.
      - Милый, а тебе не кажется, что ты - сексуальный маньяк.
      - И чем больше ты вещала о своей независимости, тем больше я желал тебя.
      - Ты хочешь сказать, что даже не слушал меня?
      - Нет, слушал. Слушал и говорил себе:
      "Джулио, эта женщина предназначена для тебя. У нее есть темперамент, она прекрасна и ест как настоящая итальянка".
      - Я ни о чем не догадывалась. Мне казалось, что с тобой не так уж просто вести дела.
      - И это все? Разве ты не ощущала волн магнетизма, которые я излучал в твою сторону? Соус был вот здесь. - Он нагнул голову и лизнул кончик ее подбородка.
      - Милый, смотри на дорогу. - Она поцеловала его в уголок рта и уютно прижалась к его плечу.
      Они долго ехали в молчании, и им было хорошо, затем машина свернула с Пайн Лайн и поехала по ухабистому проселку, извивавшемуся мимо некошеных лугов, на которых росли дикий тимьян, горчица и ромашки.
      - Как же здесь можно будет проехать после дождя? - проворчал Джулио, ловко объезжая выбоину на дороге.
      - Ужасно грязно. Делл и Ходж говорят, что мне нужно заказать машину гравия, чтобы как-то сделать ее проходимой.
      - А кто такие Делл и Ходж?
      - Мои друзья, у которых я покупаю дом. Они живут через лес.
      Они втащили свои корзины внутрь дома.
      - Как видишь, - сказала Кэйт, - это совсем маленький домик.
      На первом этаже было всего две комнаты и лестница, ведущая наверх, где находились две спальни. Обшарпанная гостиная могла вместить лишь продавленный диван, стоящий напротив камина, два таких же продавленных кресла, две настольные лампы с пожелтевшими картонными абажурами и старый стол, около которого стоял единственный стул.
      - Кухня здесь неплохая, - сказал Джулио.
      Она была большой и просторной, достаточно светлой. Посередине стоял стол, за которым могло разместиться человек восемь, и деревянный буфет. Три окна смотрели на три разные стороны, Делл и Ходж провели еще водопровод, устроили душ, поставили старую плиту и холодильник.
      Джулио осмотрел весь дом, заглядывая в каждый угол и каждый чулан и выстукивая балки.
      - Это крепкий старый дом, но чтобы привести его в порядок, придется немало потрудиться, - сказал он.
      - Мне ли не знать! Первым делом займусь полами. Под этой ужасной коричневой краской - великолепные сосновые доски.
      - А что под ними?
      - Подпол.
      - Знаешь, если здесь устроить хорошую вентиляцию, то получится прекрасный винный подвал.
      - Правда?
      - И потом можно будет с северной стороны пристроить еще столовую внизу и еще одну спальню наверху, - увлеченно продолжал он.
      - Но мне вполне нравится есть на кухне и совсем не нужны дополнительные спальни. Так что успокойся, Бонд, - она поймала его взгляд и увидела, как его лицо расплылось в веселой улыбке.
      - Разумеется, вы правы, Марпл. Иногда меня заносит. Вы должны меня останавливать.
      - Обязательно, Бонд, обязательно. - Она засмеялась и взяла его за руку. Пошли на улицу, я покажу тебе мой ручей. Если только ты не будешь пытаться перестроить и его, - поддразнила она.
      Узенькая тропинка вела через благоухающий цветами луг прямо в лес. Джулио оглядел березы, темные ели, клены и дубы.
      - Вот этот надо бы срубить, - сказал он, указывая на пораженный какой-то болезнью вяз, затем виновато взглянул на нее.
      Она засмеялась.
      - На этот раз ты прав.
      Рука об руку они прошли мимо камыша и папоротника, болотных ноготков и дикой петрушки, растущих по берегам ручейка, журчащего по камешкам и бурлящего в небольших омутах.
      - Ты слышишь? - спросила Кэйт. Он склонил голову набок, непонимающе глядя на нее.
      - Это мой водопадик. Там всего чуть больше полуметра высоты, но все же это самый настоящий водопад. - Они пригнулись, проходя под плакучей ивой, и вышли к небольшому пруду, не больше двух с половиной метров в диаметре.
      - Так это здесь прячется твоя форель? В этом крошечном омуте? - Голос его звучал недоверчиво.
      - Но это же не акулы, - возразила она, смеясь и потянув его за собой на землю. Она легла на спину, глядя сквозь заросли дикой сирени на ветки деревьев там, наверху. - Правда здесь здорово? - спросила она, блаженно вздыхая.
      Джулио перевернулся на живот и начал рассматривать траву и мох, с таким сосредоточенным вниманием перебирая каждую травинку, как будто искал бриллианты. Затем он откашлялся.
      - И в каком возрасте ребята могут научиться ловить рыбу так, как ты?
      - Ловить рыбу? Девочки могут научиться и в одиннадцать, по крайней мере, мне было столько, а у мальчиков в этом возрасте неважная координация, так что они - лет в тринадцать.
      - Такие взрослые? Было так тихо, что она слышала его дыхание.
      - Кэйт, ты помнишь тот вечер, когда мы пошли на банкет, посвященный премьере, когда я сказал тебе, что мне все равно, будешь ли ты жить со мной? Я лгал сам себе - для меня это действительно очень важно. Важнее всего на свете. Ты нужна мне, Кэйт. - Но глаза его смотрели на нее не умоляюще, а с гордостью. - Мне кажется, я люблю тебя больше жизни.
      - Милый, может быть, меня немного и пугает такая перспектива, но я бы переехала к тебе хоть завтра, если бы мы смогли найти в воскресенье транспорт и рабочих.
      - О, Кэйт, - воскликнул он, сгребая ее в охапку. - Ты увидишь, как все будет здорово. И тебе больше никогда в жизни не придется есть рагу из консервированного тунца - уж это я тебе обещаю. Нет, если ты действительно так уж любишь тунца, я приготовлю тебе вителло томато, о, Кэйт?
      - М-м-м-м?
      - А ты не боишься меня? Не боишься, что я стану подавлять тебя?
      - Нет, больше не боюсь. Может быть, это звучит и странно, но в спорах с тобой я нашла в себе силы по-настоящему любить тебя - перестать бояться потерять свою индивидуальность, свою силу. Я сама решаю, как мне распорядиться собой, и чем добровольнее я отдаю себя тебе, тем сильнее становлюсь.
      - Я обещаю тебе, что ты всегда будешь свободна, - сказал он, щекоча ее губы мимолетными поцелуями. - Даже если бы я не хотел этого, ты бы все равно не согласилась бы на другое. Ты сильнее, чем сама думаешь. Ты всегда была такой - просто раньше сама этого не знала.
      - Так мне однажды говорил один художественный редактор, - пробормотала она, - который назвал меня упрямой и настырной и...
      Его поцелуй прервал ее обличительную речь, губы его лишь коснулись ее рта, легко и бережно, как в первый раз, но она вздрогнула, чувствуя таящуюся под этой ласковой нежностью страсть. Тоскливые дни и безрадостные ночи стали отдаленным и грустным воспоминанием и сделали этот момент еще более прекрасным, радость более сильной, а ее желание быть с ним все более невыносимым. Она забыла обо всем на свете и прижалась к нему своим томящимся телом, чувствуя его каждой своей клеточкой. Она раскрыла губы, и их языки сплелись, пробуждая пламя в самой глубине их тел.
      Он просунул руку ей под блузку.
      - У тебя там ничего нет, - сказал он с явным удовольствием.
      - У тебя тоже, - сказала она, кладя под рубашкой ладонь на его обнаженную грудь.
      - Ты когда-нибудь занималась любовью в лесу? - Он расстегнул ее блузку и, стянув ее с плеч, начал целовать по очереди ее груди.
      - Никогда в жизни. Я чувствую себя лесной нимфой.
      Сломив веточку сирени, он стал легко поглаживать ее кистью бледных цветочков, как будто ее ласкали тысячи нежных поцелуев.
      - Ты, действительно, похожа на лесную нимфу, - сказал он, обрывая цветочки с ветки, чтобы они водопадом падали на ее грудь. - Ты прекрасна, как сама заря. - Он стал целовать ее сквозь цветы, слегка покусывая соски.
      Мучительно медленно он стянул с нее остальную одежду, ласкающими, поглаживающими движениями. Губы его повторяли движения рук, как бы играя в догонялки с ними, пробуждая в ней огонь в каждой клеточке, в каждой жилке. Она обвила руками его плечи и провела ими по его гладкой мускулистой спине, по круглым и крепким ягодицам. Он глухо застонал и чуть выпрямился, чтобы было легче освободиться от одежды. Затем он привлек ее к себе, приподнимая ее бедра, чтобы проникнуть в ее лоно. Их губы опять слились - они стали единым существом, наполненным любовью и желанием.
      Он снова и снова повторял ее имя, тихо, ритмично, в одном темпе с движениями своего горячего тела, пока в самый блаженный миг из его горла не вырвался счастливо восторженный возглас. Кэйт услышала, как с близстоящих деревьев вспорхнули испуганные птицы и затем его крик, эхом прокатившийся по лесу:
      - Я люблю тебя.., люблю тебя.., тебя.., тебя.. тебя.., тебя...
      - Затем она опять услышала журчанье водопадика и щебет возвратившихся на свои ветки птиц.
      - Я люблю тебя, - в ответ прошептала она. - Мы больше никогда не расстанемся.
      Воздух был тихим и теплым, в ранних сумерках начали перекликаться птицы, и солнце еще не коснулось холмов. Кэйт хотела, чтобы это мгновенье длилось вечно, так наполнено оно было любовью, обещанием счастья и радостного будущего. В тихом воздухе носились птицы, и на потемневшем небе стали видны яркие остроконечные звездочки.
      Он нежно и страстно поцеловал ее, и она вздрогнула от охватившего ее желания.
      - Тебе не холодно? - спросил он. - Может быть, вернемся в дом?
      - Нет, мне тепло, дорогой. Не шевелись. Мне бы хотелось остаться вот так навсегда. Мне никогда не было так хорошо - как в сказке. - Она не могла сказать, где кончается ее любовь и начинается его. Она не знала, где кончается его тело и начинается ее. Мы поднимемся на небо, подумала она. Мы рассыплемся на тысячу сверкающих кусочков в ночном небе и станем созвездием - путеводным созвездием для влюбленных.
      - Скажи мне, - прошептал он. - Что ты слышишь?
      Кэйт прислушалась: крики ночных птиц, жужжание насекомых, стрекот кузнечиков, знаменующих конец дня.
      - Я слышу сумерки, - сказала она наконец.
      - Ты знаешь, чего здесь не хватает? - спросил он. - Чего ты не слышишь?
      - М-м-м-м?
      - Детского смеха... Кэйт, дорогая, выходи за меня замуж.
      - Да, милый мой, конечно.
      К их сиреневом укрытии стало совсем темно, тяжелые гроздья цветов слегка колыхались в последних лучах заходящего солнца.
      - Мы начнем с сегодняшнего дня, - сказала она.
      Их любовь в этом напоенном лесными ароматами уголке, под ленивым вечерним солнцем, тягучим и светлым, как сироп с комочками попавших в него пчел, была блаженством.
      - С этого мгновения, - сказал он, и прежде чем она успела ответить, почувствовала его губы на своих, и он взял ее под водопадом сыпавшихся на них цветов сирени.