Монтгомери - Желание

Нэлли вошла в маленькую гостиную. Гость стоял спиной, глядя в окно, и она моментально определила, что это не старый человек.

— Мистер Монтгомери, — сказала она, идя ему навстречу.

Мужчина обернулся, и Нэлли от изумления потеряла дар речи. Это был красивый молодой человек. Очень красивый: высокий, мускулистый, темноволосый, с карими глазами. Терел была бы приятно удивлена, если бы увидела его.

— Простите, что заставила вас ждать. Я…

— Не удивляйтесь, пожалуйста. Я поступил крайне невежливо, явившись так рано, и я… — Он опустил взгляд на свои руки.

Нэлли взглянула на гостя и подумала:

«Он одинок». Этот очень красивый человек был действительно одинок. Красавец, заговоривший с Нэлли, привел бы ее в смятение, но одинокий мужчина, будь он красивый или нет, молодой или не очень, — совсем другое дело, с ними она умела обращаться. Нэлли даже забыла о своем старом платье.

— Мы рады вам, когда бы вы ни пришли, — сказала она и улыбнулась гостю. Улыбка озарила ее лицо и сделала его прекрасным.

Мистер Монтгомери смотрел на нее с восхищением. Но она ни о чем не догадалась: красивое мужчины обращали внимание на Терел, а не на нее.

Нэлли все еще улыбалась.

— У нас чудесный сад, и там немного прохладнее. Может, вы хотите посмотреть его?

Он в ответ улыбнулся ей, и на его правой щеке появилась ямочка.

Нэлли повела гостя через гостиную, холл и боковую дверь в сад за домом. Сад был одним из самых главных развлечений Нэлли. Отец считал легкомысленным использовать любое место для цветов, но она настояла на своем. Позднее осеннее солнце окутало сад золотистой дымкой, и это было удивительное зрелище. Между высокой кукурузой росли ноготки, а рядом с капустой — хризантемы. Вдоль задней ограды сада виднелись маки, а напротив — ароматные травки, которые Нэлли использовала в кулинарии.

— Красиво! — сказал гость, и Нэлли расплылась в улыбке от удовольствия.

— Дважды в неделю мальчик приходит помогать в прополке, но в основном я ухаживаю за садом сама.

— Он так же хорош, как и его хозяйка, — сказал мистер Монтгомери, глядя на девушку.

Нэлли почувствовала, что вот-вот зальется краской от смущения, но подумала, что он был просто-напросто вежлив, не больше.

— Хотите присесть? — спросила она, указав на маленькие качели в беседке, увитой виноградной лозой, и поспешила убрать волокнистую фасоль, которую чистила, когда Терел позвала ее помочь разобраться со шляпами.

— Да, благодарю вас. Гость взял миску из ее рук.

— Если вы не возражаете, я помогу вам, хорошо? Так я почувствую себя совсем как дома.

— Конечно.

Нэлли поставила пустые миски — одну для отходов, другую для очищенной фасоли — ему на колени и себе в подол.

— А где ваш дом? — спросила она.

— В Вобруке, штат Мэн, — ответил он и, начав говорить, уже не мог остановиться.

«Он так же одинок, как и я» — подумала Нэлли, но затем одернула себя: как она может быть одинокой, у нее есть сестра и отец.

Гость рассказал о своей жизни, о детстве, проведенном на берегу океана, и о том, что большую часть жизни он делил между сушей и водой: ходил на парусной шлюпке.

— Мне было двадцать пять, когда я встретил Джулию.

Нэлли подняла голову и увидела печаль в его глазах. Она вспомнила, отец говорил, что мистер Монтгомери вдовец.

— Это ваша жена?

— Да, — сказал он тихо. — Она умерла от родов четыре года назад. Я потерял ее и ребенка за два дня до своего тридцатилетия.

Нэлли протянула руку над мисками с фасолью и слегка дотронулась до его руки.

С минуту он сидел молча, потом улыбнулся.

— Мисс Грэйсон, уверен, вы околдовали меня. Я не говорил о Джулии с тех пор, как она…

— Это все фасоль, — пошутила Нэлли, стараясь отвлечь собеседника от грустных мыслей. — Заколдованная фасоль, Именно из этой фасоли Джек выращивал рассаду.

— Нет, — ответил он, глядя на нее пристально. — Уверен, это вы околдовали меня.

Нэлли вся зарделась от смущения.

— Мистер Монтгомери, вы хитрец и издеваетесь над старой девой.

— Кто вам сказал, что вы старая дева? — серьезно спросил он, Нэлли очень смутилась и не знала, что ответить. Никогда такой красивый джентльмен не уделял ей столько внимания. «Подожди, пока он встретит Терел, — подумала Нэлли. — Никто не устоит перед ней, когда она наденет свое вечернее платье».

— О Боже, мистер Монтгомери! — спохватилась девушка. — Смотрите, сколько уже времени! Мне нужно кончить приготовления к обеду, отец скоро будет дома, сестра сейчас спустится сюда, и я должна переодеться и…

— Прекрасно! — рассмеялся гость. — Я знаю, когда меня вежливо выпроваживают! — Он взял обе миски с фасолью и загородил ей дорогу. — Скажите мне, мисс Грэйсон, вы, наверное, очень умелая повариха?

Нэлли почувствовала, что ее лицо стало пунцовым.

— Какой же вы любитель пофлиртовать! Вы введете в смущение половину женского населения Чандлера.

Монтгомери серьезно посмотрел на нее.

— Я совсем не флиртую. После смерти Джулии я действительно не обращал внимания ни на одну женщину.

Нэлли лишилась дара речи. Одно дело, что такой красивый джентльмен, способный зажечь огонь в сердце любой девушки, обратил внимание на нее, толстую старую деву, но совсем другое, что он ведет себя так, словно она единственная женщина, на которую он посмотрел. — Милый мистер Монтгомери, — прошептала она, — вы попусту тратите ласковые слова на меня. Вам следовало бы попытаться соблазнить кого-нибудь помоложе и поглупее меня.

Нэлли хотела осадить его, но в ответ он только улыбнулся, показав свою единственную ямочку на щеке.

— Приятно слышать, что я соблазнитель. — Его темные глаза заблестели. Нэлли снова зарделась и, отвернувшись, поспешила к дому. Мистер Монтгомери пошел следом за ней.

В доме царила сумятица. Отец вернулся, и, вопреки ожиданиям, дом оказался пустым. Анна, как всегда, исчезла, нигде не было ни Терел, ни Нэлли, ни уважаемого гостя. И вдруг, о ужас! Нэлли, похожая на прислугу, вошла в дом, за ней шел мистер Монтгомери с мисками фасоли в руках, а Терел спустилась в гостиную не в вечернем наряде, как того ожидал отец, а в простом домашнем платье.

Чарльз Грэйсон рассердился не на шутку.

— Посмотрите-ка обе на себя, доченьки! На кого вы похожи! Я бы выгнал прислугу, если бы она была так скверно одета! И почему в руках нашего гостя я вижу миски с фасолью?

Прежде чем Нэлли успела ответить, мистер Монтгомери вмешался в разговор.

— Это я допустил оплошность: пришел слишком рано на обед, и мисс Грэйсон любезно согласилась посидеть со мной.

Отец не успел что-либо ответить: появилась Терел. Ее глаза заблестели при виде красивого джентльмена.

— Что здесь за шум? — спросила она низким грудным голосом, каким обычно разговаривала при посторонних.

— Пожалуйста, простите нас, сэр, — обратилась она к гостю с наигранной скромностью, глядя на него сквозь опущенные ресницы. — Обычно мы бываем более гостеприимными. — Не сводя глаз с его лица, она продолжала:

— Нэлли, как тебе не стыдно, никому не сообщить, что пришел мистер Монтгомери! Если бы я знала об этом, поспешила бы домой, бросив свои благотворительные дела. Так случилось, что у меня даже не было времени переодеться. Могу ли я взять их? — Терел взяла миски из рук гостя, передала их сестре и толкнула Нэлли. — Почему ты не сказала, что он молод и красив? — прошипела она.

Все поспешили в столовую, а Нэлли покорно отправилась на кухню. И хотя она говорила себе, что произошло то, чего и следовало ожидать, Нэлли внезапно почувствовала такой голод, как никогда прежде. На серванте стоял пудинг с вареньем, который она сделала на десерт. Нэлли даже не подумала, что делает, не удосужилась взять другую тарелку. Моментально пудинг оказался перед ней, и она тут же съела его, а потом уставилась на пустую тарелку, словно удивляясь чему-то.

На кухню прибежала Анна, которую с трудом нашел мистер Грэйсон. Она перевела взгляд с пустой тарелки на измазанный вареньем рот Нэлли и усмехнулась.

— Вы опять съели весь десерт?

Нэлли отвела глаза. Она не будет плакать.

— Сходи в кондитерскую, — сказала она, стараясь сдержать слезы стыда.

— Она закрыта. — В голосе Анны звучало неприкрытое злорадство.

— Зайди к ним с черного хода. Скажи, что у нас срочная необходимость.

— Как в прошлый раз?

— Ну, иди же! — сказала Нэлли, почти умоляя. Она не хотела слышать напоминаний о тех случаях, когда были съедены десерты, приготовленные для семьи.

Сгорая от стыда, Нэлли сидела с опущенной головой. Анна угрюмо накрывала обеденный стол, в то время как Чарлз и Терел продолжали беседу с мистером Монтгомери. Нэлли не вмешивалась в разговор, с ужасом ожидая, когда обнаружится ее проступок. Отец сам попросил испечь сегодня пудинг с вареньем. Она знала, что он рассердится, если не получит десерта и моментально догадается, что произошло. Нэлли вспоминала каждое его слово, произнесенное по этому поводу в течение многих лет. Во время продолжительного обеда она молилась, чтобы отец ничего не сказал в присутствии мистера Монтгомери.

Вскоре Анна принесла из кондитерской угощение. Отец и Терел хранили молчание, а Нэлли еще ниже опустила голову.

— Это опять повторилось? — спросил Чарлз Грэйсон.

Нэлли глубоко вздохнула, и опять никто не проронил ни слова.

— Анна, — сказал Чарлз, — вы поставите пудинг на стол, но я уверен, что моя старшая дочь уже сыта.

— У Нэлли проблема, — зашептала Терел мистеру Монтгомери. — Она часто съедает целые торты и пирожные. Однажды она…

— Извините меня, пожалуйста, — сказала Нэлли и, бросив салфетку на стол, выбежала из комнаты. Она остановилась только в саду, постояла немного, стараясь утихомирить сильно бьющееся сердце и давая себе привычные обещания.

Она клялась, что в будущем будет контролировать свой аппетит и похудеет. Нэлли повторила про себя все обещания, которые многократно давала отцу во время бесед в его кабинете.

«Почему ты приводишь меня и сестру в замешательство? — говорил он сотни раз; — Почему ты не можешь стать предметом нашей гордости? Мы боимся идти с тобой куда-либо. Мы боимся, что ты в присутствии всех съешь полдюжины пирожных. Мы…»

— Привет, — услышала знакомый голос Нэлли и вздрогнула от неожиданности.

— Ох, мистер Монтгомери! Я не видела вас. Вы ищете Терел?

— Нет, я искал вас. Вообще-то ваша семья не знает, где я. Я сказал им, что должен уйти. Вышел из парадной двери и вернулся через черный ход.

Нэлли было невыносимо тяжело смотреть на мистера Монтгомери в лунном свете. Он был так мил и обаятелен, а она никогда в жизни не чувствовала себя такой неуклюжей толстухой.

— Обед был очень вкусный, — сказал гость.

— Спасибо, — только и смогла пробормотать она. — Мне нужно пойти в дом. Вы хотели бы видеть Терел?

— Нет, я хочу видеть вас! Подождите!

Не уходите, Нэлли, пожалуйста, посидите немного со мной.

Она бросила быстрый взгляд на него — он впервые назвал ее по имени.

— Хорошо, мистер Монтгомери, я посижу с вами.

Нэлли села на качели, на которых они так мило беседовали сегодня чуть раньше, однако не проронила ни слова.

— Чем же можно заняться здесь, в Чандлере? — спросил он.

Нэлли вздохнула.

— Церковные собрания и мероприятия, гуляние в парке, верховая езда. Наш городок маленький и скучный. Терел здесь знает всех, поэтому может представить вас.

— Пойдете ли вы со мной на бал урожая у Таггертов через две недели?

Нэлли внимательно посмотрела на него.

— Каких Таггертов?.. — спросила она, оттягивая время.

— Кейн и его жены Хьюстон, — ответил мистер Монтгомери, словно в городе были другие Таггерты.

Нэлли не знала, что и говорить. Кейн Таггерт, один из богатейших людей Америки, жил в великолепном доме на холме, возвышающемся над Чандлером. Его жена, красавица Хьюстон, устраивала приемы для своих друзей и раз в году пышный бал. Год назад Нэлли и Терел были приглашены к Таггертам. Терел пошла, а Нэлли осталась дома, но что-то случилось, она не помнила что, и в этом году, к большому огорчению Терел, им не прислали приглашений.

— Терел с удовольствием пошла бы. Она с радостью…

— Я приглашаю вас, а не вашу сестру Нэлли вспомнила: когда ей было двадцать, ей присылали приглашения, но она редко могла ими воспользоваться, ведь ей приходилось заботиться об отце и двенадцатилетней сестре. Кроме того, отец не любил, когда обед задерживался.

— Мистер Монтгомери, я…

— Джейс…

— Простите, пожалуйста, — Меня зовут Джейс.

— Мистер Монтгомери, вряд ли я смогу называть вас христианским именем. Я ведь только что встретила вас.

— Вот пойдемте со мной на бал, узнаете меня получше.

— Вряд ли это возможно. Я должна… — Она не могла придумать ни одной причины отказа, но знала, что для нее пойти на бал без Терел было невозможно.

— Я соглашусь на работу, которую ваш отец предлагает мне, только в том случае, если вы пойдете со мной на бал.

— И если будете называть меня Джейсом, — засмеялся мистер Монтгомери.

— Я… Я не знаю, мистер Монтгомери. Не знаю, сможет ли папа обойтись без меня. И Терел нуждается…

— Эта юная леди нуждается в… — Он замолчал, не договорив. — Я не буду работать у вашего отца до тех пор, пока вы, Нэлли, не согласитесь пойти со мной. Один вечер — это все, что я прошу у вас. — Теперь он говорил серьезно.

Нэлли представила себя входящей под руку с таким красавцем в большой белый дом на холме, и, неожиданно для себя, ей очень захотелось пойти. Просто хоть раз провести вечер вне дома.

— Я согласна, — прошептала Нэлли. Мистер Монтгомери улыбнулся, и даже в темноте она увидела ямочки на его щеках.

— Хорошо. Я очень рад. Буду ждать встречи.

— Я тоже буду ждать этого вечера. Он ушел, а Нэлли продолжала сидеть на качелях. «Какой удивительный, добрый, красивый», — думала она. Нэлли откинулась назад на качелях, вдыхая сладкий аромат цветов. Она пойдет с ним на бал! Не с толстяком, сыном мясника, о котором всегда говорила Терел, или с семнадцатилетним сыном бакалейщика, иногда поглядывавшим на нее, и не с тем противным стариком, которого однажды ей представил отец. И не…

— Нэлли, где ты была? — раздался недовольный голос Терел. — Мы везде тебя искали. Анна моет кухню, и папа хочет, чтобы ты присмотрела за ней, а мне ты нужна расшнуровать платье. Мы страдаем, а ты сидишь здесь и мечтаешь неизвестно о чем. Нэлли, иногда мне кажется, что ты ни о ком, кроме себя, не думаешь.

— Ох, извини меня, Терел. Я сейчас побегу на кухню.

Она покинула сад и из мира грез вернулась в обыденную жизнь.

Только спустя несколько часов, наведя порядок на кухне и выслушав очередную нотацию отца за съеденный пудинг, она наконец добралась до комнаты Терел.

— Анна помогла мне расшнуровать корсет, — ворчала Терел, сидя перед зеркалом в ночной рубашке и халате и расчесывая волосы.

Нэлли молча убирала платье Терел. Она очень устала и мечтала поскорее лечь в постель.

— Он божественный, не так ли? — сказала Терел.

— Кто?

— Мистер Монтгомери, конечно. О, Нэлли, неужели ты не видишь, что происходит вокруг?

— Да, он был очень мил.

— Мил?! Это не то слово! Более чем мил. Никогда в жизни не видела более красивого джентльмена, за исключением, может быть, доктора Вестфилда. Но он уже не в счет. Папа думает, что он из зажиточной семьи.

— Я думаю, что мистер Вестфилд — довольно приличный человек, — устало ответила Нэлли.

— Не доктор Вестфилд! Нэлли, почему ты не слушаешь, что тебе говорят? Папа говорит, что мистер Монтгомери имеет деньги. Не могу понять, почему он согласился работать с отцом, если у него есть капитал, разве только…

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, хорошо… Я сама терпеть не могу говорить об этом, но ты видела, как он смотрел на меня во время обеда?

Нэлли наклонила голову, чтобы сестра не могла видеть ее счастливое лицо.

— Но, Терел, ты, должно быть, привыкла к восхищенным взглядам.

— Да, — тихо ответила Терел, глядя на себя в зеркало. Мистер Монтгомери действительно смотрел на нее, но не так, как ей хотелось бы. Она подумала с досадой:

«Я все равно завоюю его!»

— Интересно, какое у него имя? — пробормотала она.

— Джейс, — сказала Нэлли, не подумав.

Терел взглянула на сестру в зеркало. Нэлли стояла так, что над маленькой ширмой около умывальника было видно только ее лицо. В мерцающем свете свечи оно было прекрасно: безупречно чистая кожа, длинные ресницы и полные губы. Глядя на свое отражение в зеркале, Терел подумала, что она и вполовину не так хороша, как сестра. По сравнению с Нэлли ее лицо было слишком удлиненным, нос слишком коротким, а кожа далеко не такая гладкая. Терел выдвинула ящик своего туалетного столика, вынула маленький пакетик карамели и протянула его Нэлли.

— Очень жаль, что отец был так разъярен за обедом. Конечно, не нужно было говорить мистеру Монтгомери о том, что ты съела весь десерт. Надо было видеть выражение лица нашего гостя. Извини, Нэлли! Я не хотела обидеть тебя! Думала, что ты оценишь весь юмор ситуации. Это же смешно, что девушка может съесть целый пудинг.

— А мне не совсем смешно, — холодно сказала Нэлли.

— Хорошо, я не буду смеяться, если ты не хочешь. Но право, Нэлли, если бы ты научилась хоть иногда смеяться, тебе было бы легче жить. Ты еще сердишься?

— Нет, совсем нет.

— Да, ты сердишься, я вижу. Ты сердишься на меня из-за того, что сказал папа. В этом нет ничего хорошего. Я никогда не говорила гостю, что моя сестра может съесть целый пудинг.

Нэлли почувствовала голод.

— У меня есть кое-что для тебя. — Терел протянула сестре пакетик карамели. Нэлли не хотела конфет, но теперь, при мысли о том, что этот красивый мистер Монтгомери узнал правду о ней, муки голода одолевали ее.

— Спасибо, — пробормотала она, взяла конфеты и, прежде чем дошла до своей комнаты, съела половину карамели.

Кухня

Сгустившийся туман накрыл сцену, и Полин вернулась к Берни.

— Это и есть мое задание? — задумчиво спросила Берни. — Думаю, что смогу его выполнить. Что за тип этот Монтгомери? Есть ли у него деньги? Прекрасно.

— Ваше задание — Нэлли.

— Он мог бы купить ей особняк или, еще лучше, построить для нее. Он мог бы… Что вы сказали?

— Ваша задание — помочь Нэлли. Берни недоуменно замолчала, затем продолжила:

— В какой помощи она нуждается? У нее есть все. Семья, которая любит ее…

— Вопрос в том, любит ли ее семья?

— Должна любить. Отец и Терел терпеливо сносят ее выходки. Вы видели, как она ела этот пудинг. Отвратительное зрелище! Я бы не смогла жить с человеком, похожим на нее.

— Даже если этот человек готовит обед для вас, убирает ваш дом и собирает с пола вашу одежду?

— Понятно. Вы хотите, чтобы я посочувствовала этой толстухе? Никто силой не заставлял ее есть этот десерт. Целыми днями она жует конфеты. — От волнения Берни вскочила с банкетки. — Вам просто нравятся живущие на земле люди с кровоточащими сердцами, вечно болтающие о проблемах питания и своей беспомощности. Вы полагаете, я всю жизнь оставалась стройной, потому что от природы такая? Нет. Я стройная, потому что голодала, была на диете. Каждый день я питалась по схеме и, если прибавляла в весе хоть бы двести граммов, весь день голодала. Вот как человек борется с полнотой! Дисциплина!

— Не думаю, что Нэлли такая же сильная, как вы. Некоторые, подобно вам, могут всю жизнь быть на диете, а другие, как Нэлли, нуждаются в помощи.

— Но ей помогают. У нее семья, которая мирится с ее недостатками. И вот, пожалуйста, перед вами толстая старая дева и отец, поддерживающий ее:

— Несомненно, он намерен разбогатеть.

Берни пристально посмотрела на Полин.

— Вы думаете, что знаете эту толстуху. Но это не так. Я-то знаю, какие эти толстяки на самом деле. Нэлли кажется образцовой дочерью, заботящейся об отце и сестре. Она неохотно соглашается пойти на прогулку с великолепным джентльменом. Она может выглядеть совершенным ангелом, но под слоем жира бьется сердце, полное ненависти. Я знаю это.

— Вы так хорошо знаете Нэлли? — удивилась Полин.

— Я знаю женщин, подобных ей. Моя сестра-толстуха ненавидела меня.:; Она сгорала от ненависти, когда мальчики приглашали меня на прогулку, когда все смотрели на меня, а не на нее. Более того, скажу я вам, если вы сможете разглядеть сущность Нэлли, то увидите не маленькую кроткую и земную маму, а демона.

— В это трудно поверить.

— Я знаю, что говорю. Каждая толстая девушка, которая когда-либо видела меня, мечтала выглядеть как я. И все они ненавидели меня, так как ревновали, как Нэлли ревнует эту милую Терел.

— Вы уверены, что Нэлли на самом деле ненавидит сестру?

— Да, конечно. Если бы Нэлли дали то, что она в действительности хочет, у Терел, наверно, опустились бы руки. Она бы… — Берни замолчала, затем спросила:

— Что мне делать, чтобы помочь Нэлли?

— Все зависит от вас. Я уже говорила, что вы можете получить магическую силу, а нам отдать мудрость.

— Мудрость, — повторила Берни, улыбаясь. — Не знаю, кто выбирает для нас задания, но на этот раз он попал пальцем в небо. Не Нэлли, а Терел нуждается в помощи, и я могла бы это доказать, если бы имела возможность дать Нэлли то, что она на самом деле хочет.

— Вы можете это сделать. Берни задумалась.

— Хорошо, я дам ей три желания. Не такие пустяковые, вроде «хочу, чтобы посуда была вымыта», а искренние, сокровенные. Необязательно, чтобы Нэлли говорила о них вслух, просто она втайне мечтает об этом. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Да. Вы полагаете, что между напускными и истинными желаниями Нэлли есть разница?

— Разница? Вы дурачите меня? Толстуха Нэлли спит и видит, чтобы этот тип принадлежал ей, а Терел поскорее сошла в могилу. Запомните мои слова. Я вернусь, и Терел будет старательно мыть полы. Кроме того, Нэлли, наверно, хочет отправить отца в богадельню.

— Вернусь? — переспросила Полин. — Вы хотите дать ей три желания и уйти? Вы не собираетесь остаться и посмотреть, что случится дальше?

— Мне нравится Терел. Она мне напоминает меня, и мне невыносимо трудно наблюдать, что собирается с ней сделать Нэлли.

— Вы уверены, что сердце Нэлли полно ненависти?

— Больше чем уверена. Я знаю этих толстух. А что я должна теперь сделать, чтобы подарить ей три желания?

Полин вздохнула.

— Объявить их, и больше ничего.

— Итак, толстуха, ты получишь три сокровенных, искренних желания. Терел, прости! — помахала ей рукой Берни, повернувшись лицом к экрану. — Теперь, — обратилась она к Полин, — какие еще комнаты есть в этом городе? Как насчет «комнаты роскоши»?

Оглянувшись на экран, Полин вздохнула и повела Берни через арку вперед, к залу.

Глава 3

Чандлер, Колорадо, 1896 год

Джейс Монтгомери спешился, бросил поводья мальчику, поджидавшему его у особняка Таггертов, и вошел в дом. Дворецкий даже не встал с кресла. Не прерывая чтения газеты, он только мельком взглянул на Джейса и кивнул ему.

— В офисе? — спросил Джейс.

Дворецкий снова кивнул и продолжил чтение. Для него существовали гости и родственники. Джейс знал, что в глазах дворецкого он был, несомненно, родственником.

В просторном доме звучали голоса, которые заставили Джейса улыбнуться. Этот шум был так похож на его родной дом в Мэне. В большом, очень старом и растянутом в длину отцовском доме, в двух шагах от океана в Ворбурке, штат Мэн, всегда эхом отдавались голоса родственников Таггертов и Монтгомери, а в дальних комнатах матери звучала музыка. После смерти жены Джейс не мог видеть благополучие и счастье других людей. Ему невыносимо больно было слышать смех детей или видеть влюбленные парочки. Спустя месяц после похорон Джулии и сына, прожившего всего три дня, он сел на поезд и отправился путешествовать. Джеймс мало с кем встречался и сторонился людей. Полгода тому назад он начал приходить в себя и был уже способен думать о чем-либо другом, кроме своей беды. Он навестил в Калифорнии родителей матери и провел некоторое время со старыми горцами, жившими на ранчо дедушки Джеффа. Именно тогда тетушка Ардис в ворчливых письмах стала настоятельно рекомендовать ему посетить кузенов Таггертов в Колорадо. Джейс уступил ее просьбам и узнал, что кузен Таггерт с женой намереваются побывать в Сан-Франциско. Джейс на поезде приехал на юг и познакомился с ними. Оказалось, что, так же как и Таггерты, Кейн говорит хрипловатым голосом, всегда весел и добродушен. Они быстро подружились. Джейс почти влюбился в красавицу Хьюстон, жену Кейна. Затем Таггерты вернулись в Колорадо, а Джейс снова уехал на север, чтобы провести еще несколько недель с бабушкой и дедушкой. После этого началось его путешествие по Колорадо. На одной из остановок поезда произошла его встреча с Чарлзом Грэйсоном. Однажды ночью, изнывая от бессонницы, Джейс из окна вагона увидел двух бандитов, которые пытались ограбить какого-то человека. В считанные минуты он выскочил на перрон, и два-три удара кулаком разогнали негодяев. Чарлз был очень признателен за спасение и тотчас в поезде заговорил о том, как нужен ему работник, подобный Джейсу. Джейс не сказал, что не нуждается в работе, он только слушал, как Чарлз рассказывал о себе и о своей красивой дочери. Узнав, что Чарлз живет в Чандлере, он решил нанести визит семье Грэйсонов и поэтому принял приглашение на обед. Однажды, уже находясь в Чандлере, Джейс вдруг очень затосковал по дому и, зная о том, что Чарлз был в своей конторе, пришел в дом Грэйсонов на час раньше назначенного времени. Ему захотелось увидеть дочь Чарлза, о которой тот говорил с такой гордостью.

Десять минут встречи с Нэлли убедили Джейса в правильности слов Чарлза. Она была ласкова, добра и забавна, и впервые за четыре года он заговорил о смерти жены. Было так приятно сидеть с ней в саду и чистить фасоль. Она не заигрывала с ним, как многие женщины. Напротив, она краснела, как школьница, а ее красота заворожила его. Каково же было его недоумение, когда Чарлз Грэйсон, вернувшись домой, отругал Нэлли. Это так ошеломило Джейса, что с минуту он сидел в полной расстерянности. В поезде Чарлз только и говорил о своей любимой дочери, а теперь вел себя так, словно стыдился ее.

В замешательстве Джейс сидел весь долгий и скучный обед, во время которого Нэлли не проронила ни слова, в то время как ее сестра болтала без умолку. Понадобилось некоторое время, чтобы Джейс понял, что в своих разговорах Чарлз имел в виду младшую дочь. Насколько Джейс мог вспомнить, Чарлз ни разу не сказал, что у него две дочери.

Обед уже подходил к концу, когда Джейс начал понимать, что происходит. Очевидно, Чарлз и младшая дочь считали Нэлли дурнушкой. Было видно, что Терел интересовалась только собой и была уверена, что для всех представляет исключительный интерес.

Обед, казалось, никогда не кончится, и Джейсу не терпелось уйти от Чарлза и его глупой, самовлюбленной дочери. При первой же возможности он откланялся. Джейс догадался, что Нэлли, вероятно, будет в саду. Он вспомнил, как хорошо было наедине с ней. Не отдавая себе отчета в том, что делает, он согласился на предложение Чарлза.

Теперь улыбнувшись своим мыслям, Джейс вошел в кабинет Кейна.

Кейн нагнулся над большим письменным столом. С ним был Эдан Найланд, друг и партнер, высокий, как и Кейн, но в отличие от Кейна — блондин. Рядом, на полу, кувыркаясь, как щенки, играли трое детей в возрасте от трех до пяти лет. Шум от них был не меньше, чем от паровой машины. Двое ребятишек были темноволосые, а третий — белокурый, так что Джейс предположил, что двое были детьми Кейна, а блондин — Эдана, но не смог определить, кто это были: девочки или мальчики.

— Привет! — Джейс попытался перекричать этот гвалт.

Кейн взглянул на него.

— Что привело тебя сюда?

— Приехал, чтобы сбежать с твоей женой. — Джейс кивнул Эдану в знак приветствия.

— Согласен. Но будь уверен, она возьмет с собой этих чертовых детишек. Ну-ка, угомонитесь все! — закричал Кейн, но дети не обратили никакого внимания на его слова.

Спустя минуту все трое затихли, и Джейс увидел стоящую в дверях Хьюстон: красавицу и невозмутимую, какую он помнил.

— Дети, оставьте папу одного. Поищите дядю Яна.

Дети послушно вышли из комнаты, самый старший вел за руку самого младшею.

— Теперь, — сказала Хьюстон, улыбаясь, — чем мы можем быть полезным тебе, Джоселин?

Джейс вздрогнул, а Кейн позади него фыркнул. Только мать звала его так, и за всю свою жизнь Джейс расквасил немало носов тем, кто, кроме матери, называл его Джоселином. Но Хьюстон называла его так с тех пор, как они встретились, и он не возражал, когда они были наедине.

— Я просто приехал навестить вас, — сказал он, но Хьюстон продолжала внимательно смотреть на него. Хотя Джейс был намного старше ее, тем не менее она могла заставить его почувствовать себя ребенком. Он откашлялся.

— Ты вполне можешь рассказать ей, — усмехнулся Кейн. — Если она говорит, что ты приехал сюда по какой-то причине, значит, так и есть.

Джейс улыбнулся.

— Хорошо. Я попался. Хьюстон, я могу поговорить с тобой наедине? — Он посмотрел на Кейна. — У меня есть предложение для тебя.

— Она довольно часто получает от меня предложения наполнить этот дом ребятишками, — сказал Кейн. В его голосе звучало самодовольство.

Хьюстон сделала вид, будто не поняла грубоватую шутку мужа, но слегка покраснела.

— Пойдем со мной, — обратилась она к Джейсу и повела его в маленькую, прелестную, тихую гостиную.

— Как твой визит в Чандлер? — спросила она, когда они оба сели. — Встретил кого-нибудь, кто заинтересовал бы тебя?

Джейс засмеялся.

— Надеюсь, это не так очевидно для каждого?

— В Сан-Франциско ты был таким несчастным, даже кожа приобрела сероватый оттенок. А теперь в твоих глазах искрится веселье и, если я не ошибаюсь, ты выглядишь так, словно что-то задумал.