По-прежнему не глядя на него, Лиа сбросила лямки и отдала мешок Уэсли. Подъем давался ей нелегко, особенно из-за ее длинной юбки. Но каждый раз, когда ей приходилось трудно, Уэс сразу оказывался рядом: освобождал застрявший подол ее юбки, придерживал за талию, а один раз подтолкнул вверх, упираясь в ее ягодицы.

Добравшись до вершины, она не стала благодарить его, а остановилась на выступе скалы, прислонилась к каменной стене и вгляделась в пещеру, где царил мрак.

— Как ты думаешь, внутри есть медведи? — спросила она шепотом.

— Может быть, — ответил Уэс равнодушно и опустил оба мешка на землю. — Сейчас проверю.

— Будь… Будь осторожен, — прошептала Лиа.

— Что, беспокоишься за меня? Она посмотрела ему в глаза:

— Не хочу остаться здесь одна.

— Пожалуй, я это заслужил, — буркнул он и вынул из ножен тяжелый нож, а из мешка свечу.

— Не взять ли тебе ружье? — спросила она испуганно.

— При схватке на близком расстоянии от ружья нет толка. Может, ты меня поцелуешь перед тем, как я пойду в пещеру?

— Может быть, поблагодарить тебя за то, что ты привел нас неизвестно куда, прямо к медвежьей берлоге? А если внутри ждет целая семья медведей и мы оба погибнем?

Глаза Уэса блеснули:

— Если бы только я мог умереть с твоим поцелуем на устах…

— Иди! Надо с этим покончить. Лицо Уэсли стало серьезным, когда он направился к пещере.

— Она больше, чем я думал. — Его голос звучал как из бочки.

— Здесь на стенах рисунки индейцев и следы костров.

Она слышала, как Уэс ходит по пещере, и когда он опять заговорил, то голос его слышался издалека:

— Не похоже, чтобы здесь жили медведи. Немного костей есть. Думаю, здесь жило немало людей.

Несколько минут он молчал, и напряжение немного отпустило Лию. Она приблизилась к входу в пещеру. До нее доносились звуки его шагов и иногда мелькал огонек свечи.

— Здесь безопасно? — крикнула она.

— Вполне. Здесь все спокойно.

И тут началось. Сначала Уэсли сказал: «Эге», потом закричал:

«Беги, Лиа! Прячься!»

Этот крик поднял в Лие волну ужаса, и она, окаменев, замерла прямо перед широким входом в пещеру.

Мелькнула бахрома на одежде, когда Уэсли выскочил из пещеры, а по пятам за ним гнался старый черный медведь, его жирная шкура колыхалась на бегу.

Медведь промчался мимо Лии так близко, что она ощутила его запах. Но она не пошевельнулась.

Медведь даже не заметил ее, а погнался за Уэсом. Лишь ее глаза следили за происходящим; Уэс пробирался вниз по склону сквозь заросли.

— Лиа, лезь на дерево! — крикнул он на бегу.

«Дерево, — пронеслось у Лии в мозгу. — Что это дерево? На что оно похоже?»

Пока она раздумывала, слева донесся шум упавшего в воду тела.

«Шевелись, Лиа, — приказала она себе, но не шелохнулась. — Шевелись!»

Наконец она опомнилась. Не обратив внимания на приказ Уэса влезть на дерево, она бросилась в ту сторону, откуда донесся шум. Тяжело дыша, она остановилась около небольшого водоема, окруженного камнями. Стояла полная тишина, не было видно ни Уэсли, ни медведя. Только слышалось пение птиц, сияло предвечернее солнце и пахло разными травами.

Внезапно ее схватили за щиколотки и потянули вниз. Инстинктивно она стала отбиваться.

— Прекрати — прошипел Уэс. Больше Лиа никого не видела. Когда она перестала сопротивляться, Уэс потянул ее в воду.

— Что?.. — выдохнула она, но тотчас же Уэс положил руку ей на голову и толкнул под воду.

Возмутившись, она задержала дыхание и сквозь прозрачную воду увидела, как сам он нырнул.

Он указал ей рукой, и она повернула голову. Прямо над ними стоял медведь. Он принюхивался. Уэс жестом показал, чтобы Лиа следовала за ним, и она поплыла.

Он подплыл к противоположному берегу водоема и вынырнул, скрываясь за нависшим над берегом кустарником. Тяжело дыша, Лиа тоже вынырнула, и Уэс поднес палец к губам.

Скосив глаза, Лиа увидела, что медведь по-прежнему стоит на месте. Отплыв подальше от него, она оказалась рядом с Уэсли. Он раскрыл свои объятия и притянул ее к себе, прижав спиной к своей груди. Она не сопротивлялась, потому что медведь мог ее услышать.

Уэсли прихватил зубами мочку ее уха и начал покусывать. Она попыталась вырваться. Он выпустил ее ухо и многозначительно кивнул в сторону медведя.

Взглядом Лиа пыталась показать ему, что скорее готова попасть медведю на съедение, но Уэс не давал ей пошевелиться.

Он начал ласкать ее шею губами, подбираясь выше, к волосам.

Нагретая солнцем за день вода была теплой и успокаивала утомленные мышцы Лии. Уэс продолжал ласкать ее шею и щеку, и Лиа откинулась на него, повернула голову и подставила ему щеку.

— Медведь ушел, — прошептал он.

— М-м-м? — промычала Лиа, не открывая глаз. Уэсли провел зубами по чувствительному месту у нее на шее. Лиа слегка наклонила голову. Казалось, ее тело стало таким же мягким и подвижным, как окружающая вода.

— Медведь ушел, — повторил Уэс и коснулся мочки ее уха кончиком языка. — А не закончить ли нам это дело на берегу? Конечно, мы могли бы продолжить и в воде. Мне бы этого хотелось.

Она резко повернулась, всколыхнув воду:

— Да как ты смеешь'….

— Да как я смею! — Он засмеялся. — Зачем ты продолжаешь себя обманывать? Стоит мне только прикоснуться к тебе, и ты моя. Не уходи. Давай останемся в воде. Я никогда…

Лиа, изо всех сил стараясь выбраться на берег, чтобы не казаться смешной, повернулась к нему; ее глаза метали молнии.

— Если ты собираешься рассказать мне о своих предыдущих победах, лучше помолчи. Меня не интересует, что ты делал или не делал. И должна тебе сказать, что отзываюсь на прикосновение каждого мужчины, как и на твое. Все мы, женщины Симмонс, рождены с этим. Я думала, тебе это известно. В конце концов, разве твой интерес ко мне объясняется не моей дурной славой?

— Будь ты проклята, Лиа! — прошипел Уэс, не отходя от нее. — Ну чего ради ты все время твердишь о себе такое? Я видел тебя с Джастином. Готов спорить, что он тебя даже не коснулся.

— И проспоришь свои деньги.

Подобрав юбку, она выбралась из воды на берег и стала отжимать намокшую одежду.

Уэсли остановился рядом с ней; мокрая оленья кожа облегала его могучее тело.

— Лиа, я получу от тебя то, что хочу.

Она не удостоила его взглядом, и он отступил в сторону. — Заночуем здесь, — заявил он.

Когда Уэсли ушел, плечи ее поникли. Не подобрав волочившуюся по земле юбку, она подошла к камню и села. Лиа не могла сдаться, не могла позволить себе этого. Сколько раз она уже теряла его? Они переспали, а он бросил ей деньги и ушел. Они поженились, а он оставил ее, избитую и беременную. Вернувшись же из Кентукки, он не желал ее видеть, твердил, что ему нужна Кимберли, и опять отшвырнул Лию.

«Три раза», — подумала Лиа. Трижды он бросал ее, а теперь она должна верить ему? Что значит это для него — играть с ней, наблюдать, как она устремляется к нему, а потом опять бросать ее? Зачем это ему? Чтобы потешить свое мужское самолюбие? Для него это означало удовольствие всего лишь на одну ночь. А ведь для Лии он был мечтой. Ведь она столько лет любила его всем сердцем! Когда отец избил ее, она лежала, страдая от боли, и думала о том, как однажды Уэсли Стэнфорд придет и спасет ее. Она плакала, потеряв их ребенка, но верила, что будут и другие дети — дети Уэсли. Но теперь, хорошо зная его, Лиа боялась, что он от нее откажется, как только она забеременеет: ведь тогда пользы от нее больше не будет.

А что произойдет, когда они выйдут из леса и поедут к нему в город Суитбрайар? Уэсли готов был признаться нескольким близким друзьям, что Лиа его жена, ну а если он не захочет объявить об этом перед жителями целого города? Как видно, она, Симмонс, должна прятаться в лесу, скрываться, ей не место в порядочном обществе.

Разумеется, Уэсли — мужчина, о чем он не уставал напоминать, а Лиа безнравственная женщина. Поэтому он увел ее в лес, чтобы издеваться над ней, предоставив на выбор либо свою постель, либо многие месяцы жизни в лесу. А что будет, когда она сдастся? Ну конечно, он вернется на свою чистенькую ферму, и ему ничего не стоит заявить, что она хитростью соблазнила его и вынудила жениться на ней, что она — беспутная женщина и что любой местный судья примет решение о расторжении брака. Уэс освободится, а Лиа останется…

Она глубоко вздохнула и поднялась с камня. Лиа же вновь останется с разбитым сердцем. А ведь так многое способно разбить женское сердце, однако вскоре его раны залечиваются. Если она опять увлечется Уэсли, а он оставит ее, сможет ли она собраться с силами в четвертый раз? Она должна противостоять ему. Она не позволит ему вновь отшвырнуть ее. За деревьями Лиа увидела отблески костра и поняла, что Уэсли разбил лагерь. Вздрогнув, она направилась к костру.

— Кофе будешь? — спросил Уэс и протянул ей дымящуюся кружку.

Она покачала головой и потянулась к сковородке, которую он держал в руке.

— Нет. — Он убрал руку. — Отдыхай, а я приготовлю ужин.

— Не смеши меня, — резко бросила она. — Мужчины готовить не умеют.

— Не умеют? Ладно, моя красивая женушка, посиди, и я докажу тебе, как ты ошибаешься.

Лиа села на землю, опустив глаза. Уэсли жарил грудинку, передвигая ее по сковородке, и следил за Лией.

— Я тебе когда-нибудь рассказывал про Париж?

— Про Париж? — Она подняла на него глаза. — Я никогда не слышала про город Париж в Виргинии. Уэсли улыбнулся ей. Мокрое платье облегло ее фигуру, но он знал, что когда оно высохнет, то станет просторным и свободным. Улыбаясь, он вспомнил платье с глубоким вырезом, которое она надела в гостинице вечером. В Париже она смотрелась бы хорошо, особенно в шляпке, оттеняющей ее темные волосы.

— Париж находится за океаном, в стране под названием Франция.

— Прости — я не получила такое образование, как ты. Мой отец не считал нужным посылать своих детей-рабов в школу.

Он не слушал ее.

— Как-то вечером мы впятером ужинали в отдельном кабинете. — Он умолк. — Нет, пожалуй, это я рассказывать не буду. — Он посмотрел на нее. — А может быть, тебе интересно узнать о том, как мой брат Тревис ухаживал за Риган?

— Да, конечно, — отозвалась Лиа. Она с радостью выслушает рассказ о своей подруге.

— Тогда иди и надень сухую одежду. За ужином я расскажу тебе эту историю.

Потом они ели бобы, грудинку, бисквиты с кофе, а тем временем Уэс с множеством, как показалось Лие, преувеличений рассказывал невероятную историю о том, каким образом Тревис добился возвращения своей жены. В рассказе упоминались сотни роз, несчетное количество записок с предложением выйти замуж и, наконец, цирк, где, по словам Тревиса, он рисковал жизнью и стал главным участником представления.

— Сколько роз? — спросила Лиа.

— Тревис говорит — тысячи, но Риган при этих словах всем своим видом дает понять, что это выдумка, так что точно никому не известно.

— Я никогда не видела слона.

— После этого Тревис привез домой целый фургон навоза и сказал, будто табак на нем вырастает вдвое выше.

— Это действительно так? — спросила Лиа, широко раскрыв глаза.

— Особой разницы я не заметил. Ну а теперь, когда ты выслушала сказку на ночь, пора ложиться.

Лиа поежилась, и по блеску глаз Уэса ей было ясно, что он это заметил.

— Я постелил тебе отдельно, — сказал он холодно. — Сам я лягу с противоположной стороны. Если тебе станет страшно, позови меня. У меня сон чуткий.

С этими словами он выплеснул из чашки остатки кофе и направился к стопке своих одеял.

Лиа молча пошла к своей постели, благодаря судьбу за то, что он не пытается залучить ее в свою постель.

Уэсли долго лежал без сна, глядя на звезды. Его оскорбляло то, что она вздрагивала каждый раз, когда он оказывался рядом. Его озадачило ее отношение. Ей же хотелось выйти за него замуж. Тревис считает, тогда она легла с ним, думая, что любит его. Теперь же, когда она его добилась и он решил остаться с ней, она ведет себя так, будто он заразный. Этого он понять не мог.

Конечно, сначала он, может быть, и был с ней резок. Но дело в том, что он пришел в ярость, потеряв Ким, а Лиа, как ему тогда казалось, была одной из тех женщин, которых он всегда презирал, которые ни в ком не нуждались. Но по пути в Кентукки он увидел, что Лиа сама нуждается в поддержке. Ей нужен человек, который защитит ее от того, кто попытается использовать ее в своих интересах. Ким заставила Лию обслуживать себя. Джастин рассчитывал, что Лиа им увлечется. Да и он взял себе за правило во всех делах полагаться на нее. Она постоянно безропотно выполняла всю работу, потому что слова «нет» не было в ее лексиконе. Можно подумать, будто она считает себя рабой всего человечества.

Сначала Уэс заметил Ким, что она взваливает на Лию слишком много дел. Ким тогда очень удивилась и ответила, что Лиа сама хотела выполнять всю работу. Уэс сразу понял, что говорить с Ким бесполезно. Именно тогда он и начал сознавать, что Ким не способна вести сколько-нибудь серьезный разговор. По вечерам он садился с ней, пытаясь рассказать ей о себе, и замечал, как глаза ее начинают блуждать по сторонам. Не раз в середине фразы она вдруг вскакивала на ноги. И тогда взгляд Уэсли устремлялся к Лие, которая сидела рядом с Джастином и внимательно выслушивала каждое его слово. И Уэсли часто думал:

«Ведь она моя жена!»

Когда Ким стала ему надоедать? Пожалуй, это началось в тот раз, когда она вопила так пронзительно, что все сбежались, думая, что ее укусила змея. Оказалось, ее ужалила в руку пчела. Лиа спокойно положила питьевую соду на место укуса, а Уэсли увел дрожащую и плачущую Ким в фургон, где она тут же легла спать. Позже Уэсли увидел, как Лиа пытается положить что-то себе на шею. Он не сразу уговорил ее показать, что это. Оказалось, она ненароком прислонилась к кустам дикой жимолости, и у нее на шее остались три следа от пчелиных укусов.

— И ты ничего не сказала? — спросил Уэсли.

— Это всего лишь пчелы, — ответил она, пожав плечами. Она не позволила ему наложить себе содовый компресс. После этого он стал еще чаще задумываться о ней.

И начал задаваться вопросами. Жизнь на ферме никогда не была легкой, и, вопреки представлениям знакомых, у него было не так много денег. Ему принадлежала половина плантации Стэнфордов, но ее богатство заключалось в земле. Только продав ее, Уэс мог бы иметь деньги. Тревис согласился заплатить ему столько, сколько сможет, и как бы Уэс ни ворчал на своего брата, он никогда не сомневался в честности Тревиса. Следовательно, если Уэс не был богат и не мог позволить себе иметь целую армию прислуги, что же делать с женой, впадавшей в истерику из-за укуса маленькой пчелы? Не придется ли ему пахать целый день, а потом, вернувшись домой, заниматься еще и хозяйственными делами? Не придется ли еще и завтрак приносить ей по утрам в постель?

В те времена, когда он еще жил под игом своего брата, он мечтал о женщине, которая сможет опереться на его руку. Ким же не опиралась, а большую часть времени лежала.

А что было, когда он целовал ее? Ким в этих случаях говорила: «Сегодня, Уэсли, я могу дать тебе два поцелуя». Она плотно сжимала губы и — «чмок, чмок», потом издавала хитрый смешок, будто совершила нечто непристойное и предосудительное, и удалялась.

Какое-то время эти чопорные поцелуи на ходу и многозначительный смешок волновали его. Он поверил в то, что она старалась внушить ему — когда она перестанет сдерживаться, ее темперамент проявится с большой силой. Но постепенно он перестал ей верить. Уэс уже подумывал, что, даже когда они поженятся, Ким будет по-прежнему говорить: «Сегодня, Уэсли, я дам тебе два поцелуя». А может быть, как муж он получит право и на три.

Как-то раз он попытался вызвать у нее страсть, но она в испуге отшатнулась и, обретя присутствие духа, отругала его как мальчишку, которого ей хотелось отшлепать.

После того случая он оставил свои попытки и перестал получать свою ежевечернюю порцию поцелуев, если это можно было так назвать.

Чем больше он отдалялся от Ким, тем больше задумывался о Лие. Он начал убеждаться в ее умении работать без лишних разговоров, в ее способности устранять напряженность, ведущую к конфликту. А ее широта души была просто невероятна. Ни одно дело не было для нее невозможным. Она редко просила о чем-либо, но сама отдавала очень многое.

Чем дольше тянулось их странствие, тем больше Уэс ценил ее. Он не помнил, когда точно решил не расставаться с ней (может быть, решение созрело постепенно); но он понял, что лучше быть мужем Лии, чем связать свою судьбу с Ким.

Однажды он хотел было сказать об этом Лие, но каким-то необъяснимым образом понял, что она едва ли примет его с распростертыми объятиями. Он не мог уяснить, почему она поведет себя именно таким образом? В конце концов он решил дать ей то, что она когда-то хотела; но кто может понять женскую душу?

И вот он после долгих раздумий решил создать для нее такие условия, когда она станет зависеть от него — если вообще такое возможно. Лиа обладала умением находить выход из самых сложных положений, что вызывало у Уэса раздражение, и он сомневался, удастся ли ему добиться ее зависимости.

Но вот когда они оказались вдвоем в луже, при этом воспоминании он улыбнулся, стала ясна ее боязнь остаться в лесу одной. Именно туда он и решил ее увести.

Как он и предвидел, основываясь на своем представлении о ходе мыслей у женщин, Лиа заупрямилась, когда он сказал, что она может остаться с ним. Дай женщине то, что она желает, и будь ты проклят, если ей не захочется что-то другое!

И вот теперь они остались вдвоем, и Лиа ведет себя так, будто едва терпит его. Проживи он и до ста лет, женщин он не поймет.

Но она отступит. Если понадобится, они проведут в лесу вдвоем многие месяцы; он будет ухаживать за ней, добиваться ее, завоевывать ее. Может быть, он добьется даже того, что она опять забеременеет. Эта мысль показалась ему удачной. Если бы это удалось, она перестала бы сопротивляться. Да, они вернутся в Суитбрайар и на его ферму, уже ожидая ребенка.

«Эх, Лиа, — подумал он, глядя на нее через затухающий огонь костра. — Ни одна женщина не могла противиться мужчине по фамилии Стэнфорд, коль скоро он вознамерился добиться ее».

Придя к этой мысли, он повернулся на бок и заснул.