Франсуаза с силой поставила стакан на стол и, к своему разочарованию, обнаружила, что стекло слишком толстое и прочное, чтобы разбиться.
      – Это все из-за нее, – ругнулась она.
      Позади раздался мужской голос, заставивший Франсуазу подпрыгнуть. Она обернулась и увидела Лего – высокого, худощавого, гибкого. Он имел обыкновение появляться и исчезать без звука. Сейчас он стоял, покручивая усы.
      – Опять о ней?
      Не потрудившись ответить, Франсуаза встала и подошла к окну. Ставни были закрыты, тяжелые плюшевые шторы задернуты. Никто не должен ее видеть, она прячется в этой комнате уже неделю. Члены ее шайки находятся кто в тюрьме, кто в больнице. Медведи, которых заманила в каньон эта женщина, создали такую панику, что одного из мужчин чуть не затоптала лошадь. Двое были застрелены, а нога еще у одного – изуродована разозленным зверем. К тому времени когда люди шерифа разобрали завал, бандиты умоляли арестовать их.
      И все это из-за одной женщины.
      – Я не могу не вспоминать о ней, – злобно сказала Франсуаза.
      Больше всего ее приводило в ярость сознание того, что ее выставили дурой. Это сборище идиотов даже не сумело найти ее, хотя она находилась у них под носом.
      За эту, неделю Франсуаза имела время, чтобы вспомнить все происшедшее в мельчайших подробностях. И теперь ей было понятно, как эта женщина использовала ее. Она поняла, что Блейр только притворялась рассерженной на своего красивого мужа, только сделала вид, что усыпила его, и не случайно «забыла» на столе нож, чтобы помочь Франсуазе бежать.
      – Надеюсь, ты не считаешь виновным доктора? – с усмешкой спросил Лего. – Виновата только женщина.
      – Это все она подстроила, – дернулась Франсуаза. – Как бы я хотела с ней поквитаться.
      – А я бы хотел поквитаться с Вестфилдом, – сказал Лего.
      – А что он тебе сделал?
      Лего потер запястья. Он старательно прятал рубцы – следы железных манжет, которые он носил в тюрьме, куда засадил его Вестфилд.
      – Скажем, у меня есть достаточно оснований хотеть этого, – он помолчал. – Сегодня вечером я жду новостей. Надеюсь, я узнаю день отправки груза.
      – Я тоже очень на это надеюсь, – с чувством сказала Франсуаза. – Как только дело будет сделано, я отправляюсь на Восток, в Техас.
      – И бросишь свою дорогую, преданную тебе банду? – с издевкой спросил Лего.
      – Идиоты! Им будем полезно посидеть в тюрьме несколько лет. Насчет сегодняшнего вечера: я могу поехать с тобой? Я бы все отдала, чтобы хоть ненадолго выйти отсюда.
      – Все?
      – Все, что не помешает нашему сотрудничеству, – сказала она с улыбкой, думая о том, что скорее прыгнет в яму с гремучими змеями, чем переспит с Лего. – Ночью меня никто не увидит. Я хочу подышать свежим воздухом и развеяться – ожидание сводит меня с ума.
      – Конечно. Почему нет? Я встречаюсь с этим человеком далеко за городом, на горе позади шахты «Маленькая Памела». Но если тебя кто-нибудь узнает, не жди, что я брошусь к тебе на защиту. За мной сейчас ничего нет, и я не хочу менять это положение.
      – За меня не волнуйся. Волнуйся о том, как вывезти добычу из Чандлера. Я-то в укрытии, а ты на виду.
      – Не переживай. Я что-нибудь придумаю, – сказал он уже у двери. – Я приду за тобой в полночь.
      Через несколько часов они выехали из города, избегая не только света, льющегося из окон домов, но даже фонариков на экипажах. Франсуаза надвинула шляпу на глаза и закуталась в толстую куртку, а вместо юбки на ней были брюки, так что никто, пожалуй, не принял бы ее за женщину.
      Они встретились с посланцем, и новости их порадовали. Улыбаясь, они спустились с горы к тому месту, где спрятали лошадей.
      – Тихо! Какой-то шум, – сказал Лего и одним прыжком спрятался за валун.
      Франсуаза тоже спряталась, и они увидели, как из-за деревьев вышли двое мужчин. Их было хорошо видно в ярком лунном свете. Один – невысокий и полноватый – нервничал, а второй – высокий, стройный, с пистолетом, блеснувшим в лунных лучах, – был спокоен, но держался осторожно. Он подождал, пока его низенький спутник заберется в экипаж, спрятанный за пиниями, росшими тесной группой. Оглядевшись, он чиркнул спичкой и закурил сигару.
      – Вестфилд! – изумилась Франсуаза, Лего шикнул на нее.
      Они проследили, как высокий мужчина – Лиандер – тронул экипаж с места, но второго человека рядом с ним не было.
      – Куда он делся? – спросила Франсуаза, когда экипаж уехал.
      – Спрятался, – задумчиво произнес Лего. – Почему, интересно, такой правильный, такой добропорядочный врач прячет у себя в экипаже человека, да еще посреди ночи?
      – А там внизу не шахта?
      – Конечно, но какое это имеет значение? Думаешь, он собирается похитить пару тонн угля?
      – Он и его потаскушка где-то стащили динамит, возможно на шахте.
      Лего теребил кончики усов.
      – Он очень хорошо знаком с угольными шахтами.
      – Ты можешь сидеть и думать хоть всю ночь, но для меня тут слишком холодно. Нам еще многое надо продумать, а времени на это почти нет.
      Лего молча шел за Франсуазой к лошадям.
      – Эта женщина, на которой женился Вестфилд, – сказал он, берясь за луку седла, – она ведь Чандлер?
      – Да, и город так называется.
      – Верно. Самое уважаемое здесь имя.
      – Что ты задумал?
      – Ты видела Вестфилда и его жену вместе. Как ты думаешь, на что она пойдет ради него?
      – На что? – Франсуаза вспомнила, какими глазами смотрела та женщина на врача – словно боялась, что он может исчезнуть, а если бы он начал таять в воздухе, схватилась бы за полы его одежды. – Уверена, ради него она пойдет на все.
      Лего улыбнулся, показав великолепные, крепкие белые зубы.. – Не знаю, что мы тут сегодня видели, но я собираюсь это выяснить. А когда выясню, то подумаю, как это использовать. Нам нужно вывезти наш груз из Чандлера.
      Франсуаза тоже начала улыбаться.
      – А кто сделает это лучше, чем Чандлер?
 

***

 
      Лиандер и Блейр не выходили из будущей клиники три дня подряд, руководя несколькими бригадами рабочих. Наконец все было готово. На третий день вечером Ли взобрался по лестнице и прибил большую вывеску: «Женская клиника Вестфилдов».
      Спустившись на землю, он увидел на лице Блейр выражение, какое бывает у ребенка, который впервые попробовал мороженое.
      – Пойдем внутрь, – сказал он. – Я кое-что приготовил, чтобы отпраздновать это событие.
      Блейр не двинулась, тогда он взял ее за руку и втащил в помещение.
      Под дубовой крышкой в оцинкованной раковине были спрятаны две бутылки шампанского во льду.
      Блейр попятилась:
      – Ли, ты знаешь, как на меня действует шампанское.
      – И не собираюсь забывать, – сказал он, вынимая пробку. Потом наполнил хрустальный бокал и протянул ей.
      Блейр сделала маленький глоток, посмотрела на Ли поверх края бокала, затем осушила его и протянула за новой порцией.
      – Не очень расстраиваешься из-за больницы св. Иосифа? Ты ведь могла там работать.
      Она не отводила взгляд от вина, льющегося в ее бокал.
      – И не работать с любимым человеком? Эй! – вскрикнула она, потому что Ли перелил шампанское через край.
      Она подняла глаза и встретилась с его пылающим взором.
      – Как долго? – прошептал он. Блейр постаралась казаться равнодушной, но слова вылетели сами по себе:
      – Может быть, всегда. Может быть, я полюбила тебя с первого взгляда. Может быть, я перепробовала все, чтобы возненавидеть тебя из-за того, что Хьюстон первая заявила на тебя права, но, похоже, мне это не удалось. Что бы я ни придумывала, ты выходил победителем.
      Ли и так стоял близко, но огонь в его глазах заставил ее сделать еще шаг.
      – Значит, я прошел твои испытания? Как Геракл с его подвигами?
      – Но ведь это было не настолько трудно.
      – Да? Меня до сих пор спрашивают, не хочу ли я принять участие в соревнованиях по гребле. А подмена у алтаря в последнюю минуту – все хотят знать, знаю ли я, на ком из близнецов женат?
      – Но ведь в твоей коробке для завтраков больше нет змей, – мрачно сказала она.
      Лиандер поставил свой, потом ее бокал на край раковины и подошел к ней:
      – Тебе придется многое делать для меня.
      – Я всегда буду содержать твои инструменты в порядке, – сказала она, отступая на шаг.
      Лиандер просто стоял и молча смотрел на нее. На улице уже совсем стемнело, – и тени в операционной сгустились. Не отводя от Блейр взгляда, Ли начал раздеваться, дюйм за дюймом обнажая смуглую кожу и движение крепких мускулов.
      Блейр стояла как загипнотизированная и следила за его пальцами, переходящими от одной пуговицы к другой и открывающими ей его великолепное тело. Дыхание ее участилось, в горле пересохло, когда она увидела его во всем великолепии наготы и недвусмысленного желания.
      По-прежнему не сводя с нее глаз, Ли сел на широкую, низкую скамью, готовый принять Блейр.
      – Иди ко мне, – прошептал он.
      Блейр не стала снимать одежду, а лишь ослабила завязки панталон – они упали, и она переступила через них. Она легко соединилась с Ли, и ее широкая плотная юбка накрыла их.
      Блейр начала двигаться, сначала медленно, следя за Ли. По мере того как по его телу растекалось наслаждение, лицо его разглаживалось, становилось отрешенным, ангелоподобным. Тогда она немного изменила положение. Руки Ли скользнули под юбку, обхватили ее бедра, помогая ей передвинуться.
      Ли закрыл на секунду глаза, открыл, потом откинул голову и осторожно лег на скамью. Блейр обняла его за шею, движения ее участились, мышцы напряглись.
      В момент окончательного экстаза она застыла, до боли выгнувшись дугой. Ли поддержал ее, не дав упасть. По его телу волной прошла судорога наслаждения.
      С минуту Блейр не могла понять, где она находится, потом прильнула к Ли. Он улыбнулся ей:
      – Как приятно иметь общие интересы!
      – Хелло. Есть здесь кто-нибудь?
      – Это твой отец, – в ужасе прошептала Блейр.
      Ли поставил Блейр на пол:
      – Иди туда и отвлеки его, пока я оденусь.
      – Но я не могу… – начала она, понимая, что по ее виду Рид сразу поймет, чем они тут занимались.
      – Иди! – громко скомандовал Ли и подтолкнул ее к дверям.
      – Вот ты где, – приветствовал ее Рид, затем пригляделся к разрумянившемся лицу Блейр и улыбнулся:
      – Полагаю, и Ли здесь.
      – Да, – ответила она срывающимся голосом. – Он.., сейчас придет. Хотите выпить?
      Она замолчала, вспомнив, что, кроме шампанского, у них ничего нет.
      Глаза Рида искрились.
      – Выйдем на улицу. Я кое-что хочу тебе показать. Бросив взгляд назад и увидев, что Ли еще не готов, Блейр последовала за Ридом. Перед клиникой стоял хорошенький маленький экипаж черного цвета, с обитыми черной кожей сиденьями, с черным ящиком для необходимых мелочей. Блейр потрогала медные прутья, поддерживающие навес.
      – Какая прелесть!
      «Странно, – подумала она, – что Рид купил себе такой экипаж, он очень похож на женский».
      – Осмотри его, – сказал Рид, его маленькие некрасивые бульдожьи глазки продолжали улыбаться ей.
      Она оглянулась и увидела выходящего из дверей Лиандера. Он тоже с недоумением взирал на экипаж.
      Блейр наклонилась и увидела под сиденьем табличку, гласившую: «Д-р Блейр Чандлер Вестфилд».
      Блейр все поняла.
      – Это мне? Это мой экипаж?
      – Я не могу позволить, чтобы моя новая дочь передвигалась по улицам Чандлера пешком, а мой сын, насколько я его знаю, ни за что на свете не расстанется со своим старым экипажем, поэтому я решил, что ты должна иметь свой собственный. Он тебе нравится?
      Блейр отступила и оглядела экипаж. Именно его ей не хватало, чтобы окончательно почувствовать себя врачом.
      – Да! – воскликнула она. – О да!
      Она подбежала к Риду, поцеловала его в щеку и, прежде чем он смог смутиться, забралась в экипаж, осматривая каждый его уголок. Она подняла сиденье.
      – Ли, здесь совсем не так много места, как в твоем экипаже. Может, его можно расширить. Уверена, мне понадобится много места, я собираюсь перевозить уйму всяких вещей.
      – Винтовки, например? Между прочим, если ты думаешь, что я позволю тебе разъезжать по всей округе одной в твоем новом экипаже, ты глубоко ошибаешься. Тебе, отец, следовало посоветоваться со мной. Дать ей свободу, – значит, выпустить на волю саморазрушающийся ураган. Она кончит тем, что угробит себя.
      – Можно подумать, что ты ведешь себя намного лучше, – отпарировала она, глядя на него с высоты сиденья в экипаже. – Ты ввязываешься в перестрелки. Я, по крайней мере, попадаю в подобные ситуации по неведению.
      – Что еще хуже, – сказал Ли. – Любому человеку достаточно сказать, что он нуждается в помощи, и ты срываешься с места. Ты совершенно не думаешь о себе. Вспомни о похищении. Ты села к человеку на лошадь и даже не спросила, куда он тебя везет.
      – Минутку, – смеясь, вмешался Рид. – Я действительно об этом не подумал. Ли, ты ведь сам приучил меня не вмешиваться в твои действия. Возможно, Блейр в этом похожа на тебя.
      – Она не имеет представления о том, что опасно, а что – нет, – сердито сказал Ли.
      – А ты имеешь? – глаза Рида встретились с глазами сына.
      Блейр смотрела на них, все больше убеждаясь, что Ли занимается чем-то опасным, но она так же была уверена, что делает он это ради других людей.
      Рид посмотрел на гнедую лошадь, впряженную в экипаж:
      – Я купил такую же лошадь, как у Ли, но она еще не прибыла. Я подумал, что ты захочешь, чтобы тебя тоже узнавали издалека.
      – Они будут узнавать ее, потому что рядом буду я, – решительно сказал Ли.
      Блейр не ответила, только подняла бровь и улыбнулась и тут же испугалась, что он сейчас запрыгнет к ней на сиденье. А что за этим последует – ей не хотелось об этом думать.
      Рид расхохотался и стукнул сына по плечу:
      – Надеюсь, она устроит тебе такую же жизнь, какую ты устроил нам с матерью. Может, тогда ты поймешь, через что нам пришлось пройти. – Он помог Блейр сойти на землю. – Я не рассказывал тебе, как Ли заменил крысиный яд на хлебные крошки? Пока мы поняли, в чем дело, к нам сбежались все окрестные крысы.
      – Нет, не рассказывали, – сказала она, когда они вошли в клинику. – И я с удовольствием послушаю вас.

      Не прошло и двух недель со дня свадьбы Блейр и Лиандера, как состоялось официальное открытие Клиники Вестфилдов. Правда, Блейр не закончила интернатуру, но оба они знали, что это всего лишь формальность. За плечами Блейр были годы работы в больницах.
      В день открытия Блейр так нервничала, что разлила свой кофе и уронила кукурузную оладью на пол гостиной. Она виновато подобрала оладью и бросила взгляд в сторону кухни.
      Ли накрыл ее руку своей:
      – Она не кусается, ты же знаешь.
      – Может быть, тебя она и не кусает, но насчет себя я не уверена.
      Экономка-повариха, нанятая для них Хьюстон, появилась в доме несколько дней назад и сразу же нагнала страху на Блейр: маленькая, седые волосы отливают стальным блеском, черные глаза смотрят сурово, а вместо рта узкая щелочка. Миссис Шейнес едва доходила Блейр до плеча, но, когда та входила в комнату, Блейр казалось, что она словно уменьшалась в размерах. Эта хрупкая женщина заставляла Блейр чувствовать себя неуклюжей и неуверенной в себе. В первый же день она произвела осмотр небольшого гардероба своей хозяйки, ограничившись кратким замечанием, что выясняет, не нуждается ли одежда в починке или чистке. Вздохнув, она унесла часть вещей Блейр, и в последующие несколько часов весь дом пропах химикалиями.
      В тот вечер, когда Блейр с мужем вернулись из клиники, миссис Шейнес отвела Ли в сторону для приватного разговора. Потом Ли с улыбкой поведал Блейр, что миссис Шейнес не считает гардероб Блейр соответствующим ее положению и что завтра же она должна поехать к портному Хьюстон.
      Блейр попыталась протестовать, но Ли ничего не хотел слышать. Волнуясь, что у него и так много долгов, она на следующий день ехала к портному с намерением заказать совсем-совсем немного, но оказалось, что Ли уже позвонил и заказал в два раза больше, чем, как считала она, ей понадобится за всю ее жизнь. Тем не менее она не могла устоять перед очарованием прекрасных тканей и, возвращаясь домой в новом экипаже, размышляла над тем, как отблагодарить Ли.
      Когда она вошла в гостиную. Ли был погружен в чтение письма. При виде Блейр он смял листок, чиркнул спичкой и сжег его в камине.
      Блейр не стала спрашивать о письме, потому что не хотела опять услышать, что она в этом ничего не понимает. Оживление, вызванное новой одеждой, покинуло ее, и она провела вечер в попытках подыскать разумное объяснение поведению Ли: он кому-то помогает; ему нужны деньги; он преступник; он работает на агентство Пинкертона.
      Той ночью они занимались любовью неторопливо. Крепко обняв Ли, Блейр думала о том, что ей все равно, что он делает. Он может втайне владеть хоть всеми игорными домами на Ривер-стрит, ей на это наплевать.
      В день официального открытия Клиники Вестфилдов Ли вызвали на шахту «Виндлас» – там завалило рабочих. Блейр хотела ехать с ним, но он отослал ее в клинику.
      Когда в восемь часов утра она вошла туда, там уже были медсестра миссис Креббс и три пациентки. Миссис Креббс, как обычно сдержанная, слегка кивнула Блейр и прошла в кабинет, чтобы проверить инструменты.
      – Сюда, пожалуйста, – сказала Блейр, проводя свою первую пациентку в кабинет.
      – А где доктор? – спросила женщина, прижимая к груди сумочку, словно боясь, что кто-то отберет ее.
      – Я – доктор. Ну а теперь, если вы присядете и расскажете мне, что вас беспокоит, я…
      – Мне нужен настоящий врач, – сказала женщина, пятясь к двери.
      – Уверяю вас, он дипломированный специалист. Если вы расскажете мне…
      – Я здесь не останусь. Я думала, что это настоящая больница с настоящими врачами.
      И не успела Блейр и рта раскрыть, как женщина заспешила к выходу. Блейр сдержала гнев и пригласила следующую пациентку.
      Вторая женщина флегматично сказала, что вряд ли Блейр сможет ей помочь, потому что она пришла сюда не по поводу беременности. Сначала Блейр ничего не могла понять, потом до нее дошло, что женщина принимает ее за акушерку.
      Она ушла прежде, чем Блейр смогла объясниться с ней. Третья удалилась, как только узнала, что очаровательный доктор Вестфилд, с которым она познакомилась прошлым летом в Денвере, не сможет ее осмотреть.
      В течение нескольких часов после ухода третьей пациентки в клинику никто не заглядывал. Блейр представила, как от сплетен и слухов раскаляются и воспламеняются телефоны. В четыре часа зашел торговец и попытался навязать розовую жидкость от всех «женских болезней». Блейр выпроводила "его вежливо, но решительно. Она вернулась и поправила полотенца, и без того лежавшие в идеальном порядке.
      – Им нужен мужчина, – сказала миссис Креббс. – Им нужен опытный врач, как доктор Лиандер.
      – Я опытный врач, – процедила сквозь зубы Блейр.
      Миссис Креббс фыркнула и ушла в другую комнату.
      В шесть часов Блейр заперла клинику и пошла домой.
      Она не рассказала Ли об отсутствии пациентов.
      У него и так столько забот и расходов с этой клиникой, что не стоит беспокоить его еще и этим.
      Она наполнила для него ванну и собралась уходить, едва он начал раздеваться.
      – Не уходи. Останься, поговорим.
      Сначала она почувствовала легкое смущение, наблюдая, как он снимает одежду и садится в ванну. Почему-то этот процесс показался ей более интимным, чем занятие любовью.
      Лиандер вытянулся в ванне и, глядя куда-то вдаль, принялся рассказывать, как провел день. Он сказал, что вытащил из завала два тела, что одному шахтеру пришлось ампутировать ногу на месте, потому что ее зажало намертво. Она слушала, не перебивая, и он стал описывать свои ощущения от спуска под землю: давящая толща над головой, недостаток свежего воздуха, кромешная тьма, невозможно ни выпрямиться, ни сделать шага в нужном направлении.
      – Я не понимаю, как они это выдерживают, как спускаются туда изо дня в день. В любой момент крепь может обрушиться. Каждый день они тысячу раз заглядывают смерти в лицо.
      Намыливая его ногу, Блейр сказала:
      – Хьюстон говорит, что шахтерам нужно объединиться в профсоюз, тогда они смогут чего-то добиться.
      – Откуда Хьюстон знает об этом? – резко бросил Ли.
      – Она живет здесь, – с удивлением ответила Блейр. – И у нее есть уши. Она сказала, что кто-то проводит в поселки агитаторов и скоро будет революция. И…
      Ли вырвал у нее из рук полотенце.
      – Надеюсь, ты не слушаешь эту болтовню. Никому – ни шахтерам, ни хозяевам – война не нужна. Я уверен, что всего можно добиться миром.
      – Хорошо бы. Не думала, что ты принимаешь положение шахтеров так близко к сердцу.
      – Если бы сегодня ты была со мной, то отнеслась бы к этому так же.
      – Я же хотела пойти с тобой. Может, в следующий раз…
      Лиандер наклонился и поцеловал ее.
      – Я не хотел тебя обидеть. Я не хочу, чтобы ты туда ездила, кроме того, у тебя много пациентов в клинике. Интересно, что наша милая маленькая экономка приготовила сегодня на ужин?
      Блейр улыбнулась:
      – Надеюсь, ты не считаешь, что у меня хватит смелости спросить? Я пойду с тобой в самую глубокую шахту и выдержу все обвалы, но уволь меня от посещений кухни, миссис Шейнес.
      – Обвалы? Ты мне напомнила: вы поладили с миссис Креббс?
      Блейр издала стон и, пока Ли одевался, пустилась в монолог о миссис Креббс.
      – Она, возможно, ангел в операционной, но в остальном – ведьма.
      К тому моменту, когда Ли оделся и приготовился спуститься в гостиную, он опять улыбался и шутливо защищал миссис Креббс, говоря, что ее хорошие качества перевешивают плохие.
      В ту ночь они заснули, тесно прижавшись друг к другу.
      Второй день в клинике оказался еще хуже: не пришел никто. А когда Блейр вернулась домой, раздался один из таинственных телефонных звонков для Лиандера. Он уехал и вернулся только к полуночи, повалился рядом с ней на постель, грязный, измученный, и она впервые вкусила всю прелесть мужского храпа. Пару раз она мягко тронула его за плечо, но это не помогло, тогда одним рывком она перевернула его на живот, и он затих.
 

***

 
      Сидя на третий день за безупречно аккуратным столом, Блейр услышала, как на входной двери звякнул колокольчик, и вышла из кабинета. В коридоре стояла ее подруга детства Тайе Мэнкин. Она мучилась непрерывным сухим кашлем.
      Блейр выслушала ее жалобы, прописала смягчающий сироп от кашля и широко улыбнулась, когда вошла следующая пациентка – еще одна подруга детства. В течение всего дня к ней шли ее подруги, невнятно жалуясь на разные недомогания, и Блейр не знала, плакать ей или смеяться. Ей было приятно, что эти молодые женщины все еще считают ее своей подругой, но ведь они были не настоящими больными.
      Ближе к вечеру в своей маленькой прелестной коляске к клинике подкатила Хьюстон. Она сказала Блейр, что, кажется, беременна, и попросила осмотреть ее. Хьюстон не была беременна, и после осмотра Блейр показала ей клинику. Миссис Креббс уже ушла домой, и близнецы остались одни.
      – Блейр, я так тобой восхищаюсь. Ты такая смелая.
      – Я? Смелая? Я совсем не смелая.
      – Посмотри вокруг. Все это случилось, потому что ты знала, чего хочешь, и добилась этого. Ты хотела стать врачом и устранила все препятствия на этом пути. У меня тоже были мечты, но я была слишком труслива, чтобы осуществить их.
      – Какие мечты? Я хочу сказать, кроме Лиандера? Хьюстон отмахнулась:
      – Думаю, я выбрала Ли потому, что он был весьма респектабельной мечтой. Он так нравился маме и мистеру Гейтсу, что понравился и мне. – Она замолчала и улыбнулась. – Мне кажется, что в глубине души я одобряла все твои проделки в отношении Ли.
      – Ты о них знала?
      – По большей части.. Потом я стала даже ждать их. И именно я намекнула Ли, что виноват во всем Джон Лечнер.
      – Джон всегда был хулиганом. И получил от Ли по заслугам. Хьюстон, я и подумать не могла, что ты считаешь себя трусихой. А я безумно хотела быть такой же совершенной, как ты.
      – Совершенной! Я просто боялась. Я боялась разочаровать маму, разозлить мистера Гейтса, боялась не соответствовать общим представлениям о семье Чандлер.
      – – А я только злила всех попытками исправиться. У тебя так много друзей, тебя все любят.
      – Конечно любят, – сердито сказала Хьюстон. – Они бы и тебя «любили», если бы ты столько для них делала. Один говорит: «Давайте устроим то-то и то-то», а другой подхватывает: «Давайте позовем Блейр Хьюстон, чтобы она все сделала». А я боялась сказать «нет». Я организовывала мероприятия, которые не посещала. Я спала и видела, как отказываю им. Я мечтала о том, как укладываю сумку, вылезаю из окна спальни, спускаюсь по дереву и убегаю из дома. Но я была слишком труслива. Ты сказала, что я вела бесполезную жизнь, и была права.