Глава 1

Легкий ветер пронесся по обширным плодородным лугам, раскинувшимся на полутора тысячах акров земель ранчо Колден, всколыхнул листья деревьев в садах, где созревали персики, фиги, миндаль и грецкий орех. Кукуруза сохла на корню в иссушающей жаре. Как и всегда, за последние два месяца не выпало ни капли дождя, и все в Кингмане молились, чтобы его не было еще несколько недель, пока не созреет хмель.

Хмель, основной продукт ранчо Колден, почти созрел. Сочные, мясистые гроздья, уже начавшие желтеть, тяжело свешивались с пятнадцатифутовых шестов. Через несколько недель сборщики оборвут лозу и хмель будет отправлен в печи для просушки.

Было раннее утро. Армия работников ранчо только-только встала и приступила к домашним делам. Однако солнце уже жгло нещадно, и вскоре работающим на полях не будет никакого спасения от его лучей. Больше повезет тем, кто будет трудиться в тенистых посадках хмеля, укрывающих людей от палящего солнца.

Через все ранчо тянулась нахоженная пыльная дорога, от нее в разные стороны разбегались другие, ведущие мимо вместительных амбаров, бараков для наемных рабочих и огромных печей, где сушили хмель.

Посреди ранчо, фасадом на север, стоял двухэтажный дом Колденов. Здание из обычного для этих мест красного кирпича украшали две белые крашеные веранды по бокам и балконы. Высокие пальмы и старая магнолия укрывали дом от солнечных лучей, даря комнатам прохладную тень.

На втором этаже дома, в спальне на западной стороне, еще спала Аманда Колден. Ее густые, орехового цвета волосы были заплетены в добропорядочную косу. Ночная рубашка сдержанного и невыразительного покроя застегнута до горла, манжеты туго охватывали запястья. Аманда лежала на спине, аккуратнейшим образом укрытая простыней по грудь, сцепив руки поверх покрывала. Постель была лишь слегка смята, словно ее только что расправили, но именно на ней провела ночь двадцатидвухлетняя девушка.

Комната не уступала кровати опрятностью. Если не считать неподвижно лежащей молодой женщины, в спальне почти не было признаков жизни. Дорогая добротная кровать под стать женщине, несколько стульев, пара столиков, стенной шкаф, три занавешенных окна. Никаких кружевных салфеточек на столах, ни одного приза, из тех что выигрывают на ярмарках поклонники, ни атласных бальных туфелек, сброшенных впопыхах под кровать. На туалетном столике — ни пудры, ни единой забытой шпильки для волос. В шкафу и в ящиках — идеальный порядок. В глубине шкафа — ни одного платья, из тех что покупаются по мгновенной прихоти и, ни разу не надетые, убираются с глаз долой. В шкафчике у окна — восемнадцать книг, все в кожаных переплетах и все высокоинтеллектуальные. Ни одного романа, в которых молодые красавцы обольщают юных невинных созданий.

По черной лестнице шумно поднялась, оправляя безупречное синее платье, миссис Ганстон. Перед дверью Аманды она выпрямилась, отдышалась, быстро и резко постучала и вошла в спальню.

— Доброе утро, — заявила она громким командирским тоном, означавшим: «А ну-ка вылезай из постели, некогда мне тут с тобой рассусоливать». Затем поспешила раздернуть шторы с такой яростью, словно те были ее злейшими врагами.

Аманда проснулась так же аккуратно, как до этого спала. Миг — и она еще спит, еще миг — она уже проснулась, еще секунда — и она уже стоит возле кровати, глядя на миссис Ганстон, женщину могучего телосложения, костистую, крупнолицую, с руками, точно грабли.

Миссис Ганстон, как обычно, нахмурилась, глядя на стройную, изящную Аманду. Было забавно осознавать, что они принадлежат к одному полу — насколько массивной была миссис Ганстон, настолько стройной и хрупкой — Аманда. Впрочем, женственность Аманды раздражала миссис Ганстон, поскольку казалась ей лишь признаком болезненности.

— Вот ваше расписание. — Миссис Ганстон припечатала листок бумаги к столику у западного окна. — Наденете, — из одного из многочисленных карманов платья появился еще один листок, — платье vieux rose с кружевной кокеткой. Знаете, которое?

— Да, — негромко ответила Аманда. — Знаю.

— Хорошо, — кратко ответствовала миссис Ганстон таким тоном, словно Аманда наконец-то начала соображать. — Завтрак ровно в восемь, мистер Дрисколл будет вас ждать. — С этими словами она вышла.

Как только затворилась дверь, Аманда зевнула, потянулась — и резко одернула себя с виноватым видом, как будто кто-то мог увидеть ее. Ни отец, ни ее жених, Тейлор Дрисколл, не одобряли зевания.

Но у Аманды не было времени обдумать, заслуживает ли зевок и потягивание неодобрения или нет — она не могла напрасно терять время.

С неосознанной грацией она поспешила к столу, чтобы взглянуть на расписание. Тейлор каждый вечер составлял для нее расписание занятий, поскольку был не просто ее будущим мужем, но и учителем. Отец нанял его давно, когда Аманде было всего четырнадцать, чтобы Тейлор сделал из Аманды леди. Когда Аманде исполнилось двадцать, и Тейлор решил, что она достойна называться «образованной женщиной», он попросил у ее отца разрешения жениться на ней, как только повысит ее образовательный уровень настолько, чтобы она могла стать его женой.

Отец Аманды, Джей Гаркер Колден, тут же с восторгом дал согласие за дочь. Ни один из них и не подумал спрашивать мнения Аманды по столь серьезному вопросу. Как-то вечером за ужином Тейлор прервал поучительную беседу о влиянии искусства барокко на современный мир и сообщил ей, что они поженятся. В первый момент Аманда не знала как реагировать. Тогда Джей Гаркер с ноткой пренебрежения сказал, что теперь она — невеста Тейлора. На что Тейлор с улыбкой заметил:

— Разумеется, если ты согласна. Джея Гаркера привела в ужас мысль о том, что женщина может высказывать свое мнение.

— Разумеется, он согласна, — рявкнул он. Аманда покраснела, стиснула руки и опустила глаза.

— Да, — выдавила она шепотом. «Выйти замуж за Тейлора». Эта мысль не давала ей покоя до самого конца ужина. Выйти замуж за этого высокого красавца, который знает все на свете, который учил и наставлял ее с самого детства! Да она никогда и подумать об этом не смела. После ужина, сославшись на головную боль, Аманда поднялась к себе в комнату. Она даже не слышала гневного ворчания отца: «Вылитая мать». Грейс Колден большую часть жизни провела на диване в своей маленькой комнате на верхнем этаже дома.

В ту ночь Аманда не могла заснуть, и потому позорно провалилась, отвечая о политике французского короля Карла I, так что Тейлор в тот день даже отменил занятия. Разумеется, он сурово выбранил ее, и Аманда поклялась оправдать столь высокую честь — называться его женой. Она будет учиться, выучит все, что в ее силах, и, может быть, когда-нибудь станет достойна Тейлора. Конечно, ей никогда не выучить и половины того, что знает он о жизни и о мире, но, в конце концов, женщине и не нужно знать столько же, сколько мужчине. Аманда хотела лишь удовлетворить Тейлора и стать самой лучшей женой, какой только сможет.

Она взяла расписание. И снова легкий озноб благодарности прошел по ее телу, когда она взглянула на листок, исписанный аккуратным, ровным, мелким почерком Тейлора. Каждый вечер он выкраивал время из собственных напряженных занятий по изучению управления поместьем, которое когда-нибудь станет его собственным, для того, чтобы составить расписание для нее. Аманда принялась заучивать расписание наизусть.

Наконец, одетая в элегантное платье, которое Тейлор выбрал из ее гардероба, составленного им же у портного Аманды, она вышла из спальни и направилась в ванную комнату в дальнем конце коридора. Глянув на часы, которые по настоянию Тейлора были развешаны по всему дому, Аманда убедилась, что делает все по расписанию. Время утреннего пребывания в ванной — четыре минуты. Тейлор однажды засек по часам, сколько она там находилась, затем отнял одну минуту, чтобы не рассиживалась. Она глянула в зеркало — проверить, не выбилась ли случайно прядка из прически. По мнению Тейлора, неубранные волосы — признак распутной женщины.

Выйдя из ванной, Аманда обнаружила, что опаздывает на добрых сорок пять секунд, и поспешила вниз по лестнице.

— Аманда!

Это был голос Тейлора, низкий, глубокий и неодобрительный. Он стоял в тени внизу, возле лестницы, держа в руке карманные часы и сурово сдвинув брови. Аманда моментально замедлила шаги, надеясь, что он не услышит бешеного биения ее сердца.

— Ты бежала, Аманда? — спросил он тем же тоном, каким обычно спрашивают: «Ты хотела отрезать кошечке хвост?» В голосе Тейлора смешались ужас и неверие.

У Аманды никогда и мысли не возникало солгать Тейлору.

— Да, я торопилась, — тихо ответила она. — Я прошу прощения.

— Хорошо. — Тейлор засунул часы в нагрудный карман темного пиджака. Весь его облик был неизменно безукоризнен: на одежде — ни пятнышка, ни складочки. Даже проехав несколько миль по пыльным дорогам на заднем сиденье открытого автомобиля, он вышел бы из него таким же чистым, каким и садился. Как бы ни было жарко, Тейлор никогда не потел. Точно так же он никогда не сутулился. Спину он всегда держал прямо, расправив грудь, точно солдат на параде. Тейлор был высок, очень худ (что, по его словам, свидетельствовало о способности контролировать одно из примитивных чувств человека — голод) и красив мрачноватой, почти отталкивающей красотой. Иногда он казался Аманде ожившей фотографией красивого мужчины.

Повернувшись к Аманде, Тейлор внимательно оглядел ее, убедился, что волосы аккуратно зачесаны назад, платье безукоризненно отглажено, швы на чулках прямые, туфли начищены. Обратив внимание на то, как прямо она стоит — женщина, которая должна стать его женой, не должна сутулиться, — он слегка нахмурился при взгляде на ее грудь. Когда Аманда стояла вот так, расправив плечи, она выглядела слишком… слишком женственно.

Развернувшись на каблуках, Тейлор направился в столовую, и Аманда испустила неслышный вздох облегчения. Проверку она прошла, и более того — Тейлор не рассердился на нее за то, что она бежала по лестнице, точно шкодливая девчонка. А ведь эта ее черта так ему не нравилась.

Тейлор любезно отодвинул для нее стул за обеденным столом, после чего сам занял место во главе. Мать Аманды, как обычно, завтракала в своей комнате, а отец уже поел. Порой у Аманды возникала мысль, что отец просто не хочет сидеть за столом с ней и с Тейлором — возможно, их просвещенные беседы ему неприятны. В конце концов, Джей Гаркер бросил школу в восьмом классе, когда поневоле стал кормильцем семьи. И именно поэтому он так настойчиво добивался, чтобы его дочь получила образование и вышла замуж за образованного человека.

Служанка поставила перед Амандой яйцо и кусочек сухого тоста. Аманда поняла, что от нее ждут начала разговора. Тейлору было приятно, что она заучивает наизусть распорядок, столь тщательно составленный им.

— Мне кажется, одним из основных пунктов тарифной реформы президента Вильсона была беспошлинная шерсть, то есть снятие налога на импортируемую необработанную шерсть.

Тейлор не ответил, но его кивок дал Аманде понять, что она права. Так нелегко запомнить все текущие проблемы.

— Кроме того, налог на товары, производимые из шерсти, снизился до тридцати пяти процентов. Это, разумеется, ложится тяжким бременем на американских фермеров-продавцов шерсти, но, с другой стороны, американские производители могут теперь покупать шерсть где угодно.

Тейлор кивнул:

— А сахар?

— Налог на ввозимый сахар защищает интересы производителей сахарного тростника в Луизиане и фермеров Запада, выращивающих сахарную свеклу.

Тейлор приподнял бровь:

— Это все, что ты знаешь про сахарный тариф?

Аманда лихорадочно порылась в памяти.

— Ах да, в течение трех лет сахарный тариф будет поднят. Фермеры, выращивающие сахарную свеклу, утверждают…

Они оба подняли глаза — в столовую ворвался Джей Гаркер. Этот плотный, приземистый, свирепого вида человек очень давно усвоил — если хочешь чего-то добиться, надо это просто брать. Он начал с нуля — и стал владельцем крупнейшей в мире плантации хмеля. Каждый шаг этого пути Гаркер брал с боем, даже если этого и не требовалось — и каждый полученный удар делал его еще злее.

— Взгляни-ка на это. — Гаркер протянул Тейлору какое-то письмо. Никаких пожеланий доброго утра, ни слова в сторону дочери — только рука с конвертом, протянутая к Тейлору, которого Гаркер всерьез считал умнейшим человеком на свете. Блестящее — хотя и безденежное — семейство, образованность, манеры, уверенное поведение Тейлора в обществе — все это повергало Джея Гаркера в священный трепет.

Аккуратно промокнув уголки рта салфеткой, Тейлор взял письмо и прочел его.

— Ну? — рявкнул Гаркер в своей обычной манере.

Тейлор аккуратно сложил письмо и не стал спешить с ответом. В письме губернатор Калифорнии выражал опасение, что в этом году с сезонными рабочими, подряжающимися на сбор хмеля, могут возникнуть проблемы. Деятели из профсоюза ОРМ — «Объединенные рабочие мира» — поговаривали о том, чтобы приехать в Кингман и попытаться настроить сборщиков против владельцев плантаций. А поскольку ранчо Колден — самая крупная цель, губернатор считал, что там все и начнется.

Не обращая внимания на пристальный взгляд Гаркера, Тейлор продолжал обдумывать прочитанное. В этом году цены на хмель неслыханно упали, и расходы придется урезать, чтобы свести концы с концами. А урезанные расходы, несомненно, повлекут за собой проблемы с этими сумасшедшими профсоюзными лидерами. Впрочем, справиться с этими людьми можно. В конце концов, Джей Гаркер достаточно поспособствовал процветанию Кингмана, чтобы обратиться за помощью к шерифу. Но профсоюзные лидеры — это полбеды.

Беспокоила Тейлора вторая часть письма губернатора, из-за которой, очевидно, так злился Джей Гаркер. Губернатор намеревался послать в Кингман какого-то университетского профессора, только что назначенного секретарем Совета по иммиграции и сезонным рабочим. По мнению губернатора, профессор, возможно, сумеет предотвратить беспорядки. И это бы ничего, окажись профессор болваном. Но это вряд ли. Докторская степень по экономике в Гейдельбергском университете в Германии. Вне всякого сомнения, последние сорок лет жизни этот тип провел за изучением проблем рабочего класса, удаляясь от университетского городка не больше чем на две мили. И уж наверняка он, до мозга костей пропитанный профсоюзными идеями, ни разу не задумался о проблемах владельцев ранчо. Ему и в голову не приходило, во что обходится выращивание хмеля — он просто ждал, что «богатый» владелец будет платить баснословные деньги «голодающим» сборщикам.

Тейлор поднял глаза на Джея Гаркера.

— Пригласите его сюда, — сказал он.

— Сюда? В Кингман? — Гаркер налился краской. Ему была ненавистна сама мысль о том, что правительство будет учить его управлять его собственным ранчо. Эта земля принадлежит ему, так ведь? А сборщики — свободные люди, разве нет? Если им не нравятся условия, они вольны уйти. И все же губернатор, очевидно, считает себя вправе указывать Джею Гаркеру, как вести дела.

— Нет, — ответил Тейлор. — Я говорю о том, чтобы пригласить его сюда, в ваш дом. — Прежде чем Гаркер успел возразить, Тейлор продолжил:

— Подумайте как следует. Нищий профессор из колледжа, зарабатывающий две с половиной, от силы три тысячи в год. Сомневаюсь, что он в жизни своей видел ранчо или дом, подобные этому. Пусть он приедет прямо сейчас, пока еще не приехали сборщики. Покажем, ему, что мы вовсе не чудовища, что… — он прервался, глянув на Аманду, которая как раз протянула руку к баночке с вареньем. — Нет, — только и произнес Тейлор, и девушка виновато отдернула руку.

— Профессор из колледжа? — повторил Гаркер. — Да кому этот старый дурень нужен? Жатва на носу, и у меня нет времени, так что ты должен…

— Аманда, — произнес Тейлор, и девушка вздрогнула.

Она слушала разговор вполуха, поскольку он не касался ее. И вот сейчас Тейлор уличил ее в рассеянности.

— Аманда займет его, — продолжал тот. — Она может обсудить с ним некоторые аспекты экономики, а если чего-то не будет знать, он с удовольствием объяснит ей. Кроме того, она может показать ему Кингман. Ты ведь справишься с этим, не правда ли, Аманда?

Оба — и Тейлор и отец — уставились на нее, точно голодные ястребы на кролика, бегущего по полю. Заслужить похвалу этих двух людей было для нее превыше всего, но с чужими она держится не слишком уверенно. Она встречалась с очень немногими людьми — пункт «встреча» редко появлялся в ее расписании, — а когда встречалась, то говорить было не о чем. Никого не интересовали причины разливов Нила. Все говорили о танцах (которые она никогда не посещала), об одежде (одежду для нее выбирал Тейлор), о кинокартинах (которых она ни разу не видела), о бейсболе (ни разу не побывав на игре, Аманда отлично знала правила — на экзамене она получила 98 баллов из 100) и об автомобилях (выезжала она редко, и то вместе с Тейлором и шофером, так что об автомобилях знала очень мало). Нет, перед чужими она ни разу не блеснула.

— Аманда? — громче повторил Тейлор.

— Да, я постараюсь, — честно сказала девушка. Может быть, с профессором из колледжа будет проще, чем с другими.

— Хорошо, — кивнул Тейлор, явно недовольный ее неуверенностью. Он посмотрел на высокие часы в дальнем углу столовой.

— Ты на три минуты выбилась из расписания. Иди и занимайся.

Аманда немедленно поднялась.

— Да, Тейлор.

Поглядев на отца, она негромко попрощалась с ним и вышла из комнаты.

Поднявшись к себе, Аманда села за маленький письменный стол и принялась за изучение французских не правильных глаголов. В десять утра она взялась за эссе по пуританской этике. Дважды она не правильно написала слово, так что пришлось все переписывать. Тейлор настаивал на том, чтобы ее работы были написаны без единой ошибки.

В одиннадцать утра миссис Ганстон ожидала ее в подвальном помещении. Аманда переоделась в синий спортивный костюм из плотной ткани, доходивший всего до середины икры. Тейлор сказал, что такой костюм необходим, но разработал платье, чтобы надевать поверх костюма для спуска по черной лестнице — ни в коем случае не по парадной, где Аманду могли заметить, — в подвал.

В течение тридцати минут под руководством миссис Ганстон Аманда выполняла комплекс упражнений с тяжелыми индейскими дубинками и грузами, подвешенными к стене.

В полдвенадцатого, когда Аманда шаталась от голода и усталости, ей было позволено провести семнадцать минут в ванне с холодной водой (Тейлор говорил, что горячая вода старит кожу). Согласно расписанию, она должна была одеться, начать подготовку к завтрашнему экзамену, и прибыть на обед ровно в час дня.

Но сегодня распорядок оказался нарушен.

Когда без четверти час миссис Ганстон внесла в комнату Аманды поднос с едой, девушка немедленно встревожилась.

— Что случилось с мистером Дрисколлом? — опасливо спросила она. Только смерть вынудила бы Тейлора нарушить режим.

— Он с вашим отцом, — ответила миссис Ганстон. — И он передал новый распорядок.

Широко раскрытыми глазами Аманда глядела на листок бумаги.

Аманда подняла глаза на миссис Ганстон.

— Шоколадный торт? — прошептала она. В комнату вошла служанка, положила на столик четыре книги и вышла. Миссис Ганстон взяла одну из книг.

— Этот человек, профессор Монтгомери, написал вот эту книгу, и он приедет сюда. Вам нужно кое-что узнать, чтобы было о чем с ним говорить. Так что бросьте-ка мечтать о шоколадном торте и принимайтесь за работу. — С этими словами она шумно развернулась и вышла из комнаты.

Аманда уселась на твердом маленьком стуле, выпрямила спину и принялась за чтение книги доктора Генри Райана Монтгомери. Сперва книга показалась ей настолько странной, что Аманда ничего в ней не поняла. Там говорилось о том, что забастовки рабочих на самом деле были вызваны действиями владельцев шахт, заводов и плантаций.

Аманда раньше никогда не задумывалась о тех, кто работает в полях. Иногда она поднимала глаза от книги и видела их вдалеке — двигающихся, точно заводные игрушки, под слепящим солнцем. Но она тут же опускала глаза в книгу и не отвлекалась на рабочих.

Она провела за чтением всю вторую половину дня, осилила две книги из списка, и к ужину чувствовала, что готова обсуждать проблемы организации труда с Тейлором.

Но к его ярости она не была готова. Судя по всему, она не правильно прочла эти книги. Ей нужно было прочесть их с точки зрения управляющего.

— Чему я тебя учил? — ледяным голосом поинтересовался Тейлор.

После чего Аманда отправилась в свою комнату без шоколадного торта и с заданием написать эссе о том, почему книги Монтгомери и других авторов не правильные.

В полночь Аманда все еще писала эссе, и в ней начала расти нелюбовь к самому имени этого профессора Монтгомери. Из-за него ее спокойный домашний мир перевернулся с ног на голову, из-за него Тейлор на нее рассердился, из-за него она проводит лишние часы за работой и — что самое ужасное — лишилась куска шоколадного торта. Если все это наделала книга, чего тогда ждать от ее автора?

Устало улыбнувшись, она упрекнула себя в излишней впечатлительности. Профессор Монтгомери — наверняка просто старый, бедный преподаватель из колледжа, знающий экономику лишь по учебникам и ни разу не сталкивавшийся с ней в реальной жизни. Она представила себе седого человека, сгорбившегося за столом в окружении пыльных фолиантов, и задумалась, бывал ли он хоть раз в жизни в синематографе. Может, если они вместе поедут в Кингман… Аманда отогнала от себя эту мысль. Тейлор говорил, что синематограф притупляет разум, а ходят туда только невежды из низшего сословия, так что профессор из колледжа наверняка не захочет идти в такое недостойное место. Она вернулась к эссе и продолжала писать о том, сколь ошибочна книга профессора Монтгомери.

Глава 2

Шел шестой день автогонки Гарримана «Лос-Анджелес — Феникс», и двое мужчин в кабине «Штуца» уже устали. Время, отведенное для отдыха, ушло на ремонт автомобиля, не выдержавшего пути. Утром они въехали в грязную лужу, и теперь красный гоночный автомобиль, как и его экипаж, был весь покрыт коркой засохшей земли. У мужчин остались чистыми только губы, которые они постоянно облизывали, да глаза под защитными очками.

Гонка оказалась очень тяжелой. Трасса не была отмечена, а жителей многих городков на пути следования не предупреждали о приближении гоночных машин. Впрочем, там, где предупреждали, было еще хуже — люди высыпали на середину дороги и ждали машины. Они никогда не видели машин, способных ехать со скоростью шестьдесят миль в час, и не представляли себе, насколько это быстро. Многим водителям приходилось выбирать: врезаться в дерево и погибнуть или врезаться в толпу, погубив себя и кучу зевак. Большинство предпочли дерево.

Иногда зрители в приступе злости на водителей или на машины швыряли в них камни. Иногда пытались одобрительно похлопать по спине. И то и другое грозило водителю смертью.

Хэнк Монтгомери, сидящий за рулем «Штуца», осторожно снизил скорость до сорока миль перед въездом в маленький скотоводческий городок на границе Аризоны. Сидящий рядом с ним механик Джо Фишер наклонился вперед, вглядываясь в дорогу. На ней не было заметно никакого движения, и, миновав первое строение городка, они поняли почему. Слева от них стоял «Метц» Барни Паркера, врезавшийся в стену здания. Пыль, поднятая при столкновении, еще не осела, а Барни, похоже, в обмороке, свесился с сиденья.

Хэнк нажал на тормоз и начал останавливать машину. В этот момент Джо вскрикнул и ткнул куда-то пальцем. К машине Барни приближалась толпа агрессивно настроенных горожан с дубинками, палками и камнями. Кое-кто был вооружен винтовками и ружьями. Но, заслышав звук мотора Хэнка, они повернули в сторону «Штуца».

— Поехали отсюда! — завопил Джо.

Спереди и сзади машину окружали разозленные люди, а по бокам стояли дома. Либо резко рвануть с места, выжать акселератор и врезаться в толпу, либо…

Мысли с необычайной быстротой пронеслись в голове Хэнка, и он неожиданно быстро повернул тяжелую баранку руля. Он свернул на улочку в тот самый момент, когда Джо завопил: «Не вздумай!» Если эта улочка — тупик, то им крышка. Они явно попали в один из сонных городишек, где никому не хочется менять привычный уклад, где автомобили недолюбливают за то, что те целыми днями носятся по улицам, калеча лошадей и угрожая жизни пешеходов на тротуарах. Если сейчас горожане доберутся до автомобиля, Хэнку вряд ли придется рассказывать внукам об этой гонке.

В конце улицы виднелся просвет. Она упиралась в огороженный двор, где женщина кормила кур. Впрочем, сейчас она стояла, позабыв о птицах, и остолбенело смотрела на грязный автомобиль, который на безумной скорости пробил ее изгородь.

Хэнк и Джо инстинктивно пригнулись, когда машина врезалась в изгородь. Как только они выпрямились, на них налетела стая квохчущих и хлопающих крыльями кур. Хэнк сбросил с коленей курицу, высунулся наружу, чтобы смахнуть с капота еще парочку. Джо поднял одну из птиц с пола и выкинул из машины.

Очутившись, наконец, по ту сторону ограды, Хэнк притормозил и оглянулся назад. Фермерша грозила им кулаком, повсюду суетились куры, а позади приближались не на шутку разъяренные горожане.

— Ты что, спятил? — заорал Джо, перекрывая рев мотора, когда Хэнк начал разворачиваться обратно. — Давай уносить отсюда ноги!

— Попытаюсь вытащить Барни, — прокричал в ответ Хэнк.

— Нет, ты… — Джо не закончил фразу и откинулся на сиденье, когда Хэнк рванул вперед. Кто он такой, чтобы спорить? Всего лишь механик, а машина как-никак принадлежит Хэнку. И кому какое дело, что голова у Джо одна? Хэнк поступает так, как ему вздумается.

Джо наклонился к борту, когда Хэнк разогнал машину до сорока, пятидесяти, шестидесяти миль. Вот и поворот, за которым та улица, где разбилась машина Барни. Джо взмолился к небесам, чтобы Хэнк не вздумал свернуть при…

И понял, что постарел по меньшей мере на двадцать лет, когда Хэнк свернул при семидесяти милях в час, чуть не врезавшись в тротуар на противоположной стороне. Почувствовав запах паленой резины, Джо выругался. Приблизившись к машине Барни, Хэнк нажал на тормоз.

— Оружие! — рявкнул Хэнк.

Джо потянулся к пистолету Хэнка, притороченному к полу, хотя и был уверен, что не сможет им воспользоваться — так сильно тряслись руки.

Барни вяло выбирался из машины, возле него осталось всего трое горожан. Механик покинул его пару дней назад. Барни был изрядно оглушен ударом, но, увидев машину Хэнка и Джо, а следом за ними — разъяренную толпу, показавшуюся из-за угла, быстро смекнул что к чему. Даже не обернувшись к своей разбитой машине, он прыгнул прямо на колени Джо, и Хэнк снова нажал на газ.

Оказалось крайне затруднительным миновать в объезд этот маленький городок, петляя между нор койотов, высоченных кактусов, то и дело останавливаясь, чтобы открывать и закрывать ворота частных владений. Джо страдал под тяжелой тушей Барни, а тот бахвалился, что непременно обставил бы их в гонке, да свернул, чтобы не переехать собаку, и врезался в стену.

Джо начал думать, что Барни на самом деле не так уж и плох.

— Эти чертовы собачьи кости — просто смерть для шин, — заявил Барни.

Джо и Хэнк переглянулись. Через час, милях в шести от очередного маленького городка, Хэнк остановил машину и велел Барни выметаться.

— Вы не можете бросить меня здесь! — возмутился Барни. — Я умру от жажды.

— Не умрешь, если ходить не разучился, — отрезал Хэнк и рванул вперед.

Джо со вздохом откинулся на сиденье.

— Никогда не испытывал такого облегчения. Куда теперь, босс?

— К финишу!

Хэнк Монтгомери выиграл гонку. Отряхиваясь от грязи, он поднялся на платформу и получил из рук мэра Феникса серебряный приз высотой в три фута.

Джо поджидал его внизу, возле лестницы. Они провели в гонке восемь дней, практически не сомкнув глаз, и все, о чем мечтал сейчас Джо — ванна и кровать.

— Ты заказал нам номер? — устало поинтересовался он у Хэнка, когда толпа обступила их с поздравлениями.

— Номер для тебя и верхний этаж гостиницы для меня, — усмехнулся Хэнк.

— Верхний?.. — Джо осекся. Временами он забывал, что у Хэнка полно денег. «Впрочем, — подумал он, — эту забывчивость можно счесть и комплиментом». Хэнк не был похож на богача, как не был похож и на профессора колледжа.

— Ну ладно, я пошел спать. Ты как?

— Я скоро, — ответил Хэнк, снимая кожаный шлем и пытаясь пригладить волосы — темно-русые, если смыть с них пять с лишним фунтов грязи.