Некоторое время Аликс сидела, раскинув руки, не зная, вернется ли к ним осязание. Когда эта способность все-таки вернулась и осталась только боль к мышцах, Аликс погрузила в холодные чистые воды ручья руки, не завернув рукава.
Через несколько минут она с глубоким вздохом взглянула на груду оружия. Пожалуй, ни одной женщине не приходится чистить так много посуды. А во — обще, какая разница между мытьем тарелок и мытьем брони? Еще раз вздохнув, она взяла тряпки и стала стирать наслоения грязи, пота, ржавчины и какой-то липкой мерзости.
Через час ей удалось немного отчистить оружие, но сама вся испачкалась. Еще ни разу в жизни она так не потела, и каждая капля пота оставляла липкий след. Сняв дублет, Аликс мокрой тряпкой почистила его, как могла, и повесила сушиться на камни, а сама тем временем вымыла лицо и руки.
Покончив с умыванием, она потянулась за сухой тряпкой, но кто-то вдруг подал ее Аликс. Быстро вытерев лицо, она вытаращила глаза и увидела удивительного красавца. Темные волнистые волосы обрамляли совершенной формы лицо с высокими скулами. Из-под длинных густых ресниц горели черные глаза. Аликс дважды моргнула, чтобы убедиться в реальности этого темного ангела, и, онемев от неожиданности, не заметила меча, нацеленного прямо ей в живот.
ГЛАВА 4
Кто то вы? — Мужчина был слишком красив, чтобы отнестись к нему как к живому существу, тем более задавать ему вопросы. Не привыкшая к опасностям, Аликс не обратила особого внимания на меч, зато сразу услышала музыку в голосе незнакомца. Она уже чувствовала, что Рейн, с его звучным голосом, мог бы запеть, если бы хотел, а вот этот человек умел петь наверняка.
— Я новый оруженосец Рейна, — тихо сказала Аликс, используя свои голосовые возможности и опыт многолетнего обучения, чтобы понизить регистр.
Озадаченно и молча мужчина некоторое время внимательно разглядывал ее, потом медленно отвел меч, не спуская с Аликс глаз.
— У тебя какой-то необычный голос. Ты никогда не пел?
— Немного, — ответила она, и глаза у нее засмеялись, но в лаконичном утверждении прозвучала ее уверенность в себе.
Все так же молча он полез в колчан со стрелами, висевший у него за спиной, вытащил оттуда флейту и начал наигрывать простенький распространенный мотив, который Аликс хорошо знала. На мгновение она закрыла глаза, давая музыке овладеть ею. С того дня, как десять лет назад Аликс взяла в руки лютню трубадура, она никогда не оставалась без музыки так долго, как за последние несколько дней. И когда все существо Аликс наполнилось музыкой, а легкие — воздухом, она запела.
После четырех нот молодой человек перестал играть, недоверчиво разинув рот и вытаращив глаза. Аликс усмехнулась. Продолжая петь, она подала ему знак, чтобы он вторил.
Бросив благодарный взгляд в небеса и рассмеявшись от чистейшей радости, молодой человек снова поднес к губам флейту.
Аликс довольно шла за мотивом, но тяга к творчеству оказалась сильнее. Рядом с ней был человек, умеющий играть, и ей стало любопытно, что он еще умеет. Оглядевшись вокруг в поисках какого-либо предмета, усиливающего звук, Аликс заметила около себя колоду. Схватив панцирь Рейна, она пристроила его рядом с колодой. Две ветки мгновенно превратились в барабанные палочки. Не переставая петь, Аликс схватила панцирь, стальную пластину для защиты спины, набедренник и поставила их рядом с колодой. Убедившись в хорошем звучании, она с закрытым ртом стала напевать одну из мелодий, зародившихся в голове.
Молодой человек восхищенно наблюдал за ней, и, когда она запела, на этот раз новую песню, он стал подыгрывать ей на флейте, стараясь уловить мелодию и ритм. Он перешел на свою собственную вариацию, Аликс рассмеялась и с легкостью последовала за ним, и это превратилось в своеобразное состязание, когда Аликс исполняла одно, а молодой человек — другое, и в то же время оба дополняли друг друга, как бы испытывая искусство другого.
А когда молодой человек, отбросив флейту на землю, стал вторить Аликс сильным, чистым голосом, настал ее черед на мгновение застыть в изумлении, почему она сбилась с ритма, что, судя по выражению лица молодого человека, очень его обрадовало. Схватившись за руки и опустившись на колени лицом друг к другу, они слили свои голоса, воздавая хвалу небесам.
Наконец они замолчали, а Вокруг стояла такая тишина, словно и ветер, и птицы угомонились, прислушиваясь к их великолепному пению. Не разнимая рук, они сидели неподвижно, глядя друг на друга с любовью, благоговением, восторгом, ощущая родство душ.
— Джослин Лэнг, — наконец представился прекрасный молодой человек, нарушив молчание.
— Аликс… андер Блэкитт, — ответила она, запнувшись на мужском имени.
Джослин вздернул красивую бровь и уже хотел что-то ответить, однако его остановил голос Рейна:
— Я вижу, Джос, ты уже познакомился с моим новым оруженосцем.
Чуть ли не виновато Аликс выпустила руки Джослина и встала, но левая больная нога подвернулась.
Рейн рывком схватил ее за руку:
— Если вы перестали развлекаться, то можете отнести мою броню назад и соскрести ржавчину. Джос, как охота?
На щеках у Джослина выступили красные пятна. Он стоял перед Рейном лицо к лицу, и его стройная широкоплечая фигура казалась хрупкой по сравнению с массивным Рейном.
— Мне удалось подстрелить четырех кроликов у ручья.
— Кроликов! — проворчал Рейн. — Нужно идти самому и завалить оленя или двух, но это потом, а сейчас, мальчик, ступай в лагерь и дай-ка осмотреть твою ногу. От калеки мне проку никакого.
Аликс покорно собрала оружие и доспехи, Джослин положил их ей на руку вместе с еще влажным дублетом, и она побрела за Рейном к лагерю, пытаясь догадаться, долго ли Рейн слушал их пение. Однако слушал он или нет, но, войдя в шатер, Рейн никак не отозвался об их дуэте и лишь показал Аликс пальцем, куда положить оружие.
— А теперь снимай штаны-чулки. Я взгляну на твою ногу.
— Моя нога прекрасно заживает, — заявила она, не трогаясь с места.
Сощурившись, он подошел поближе.
— Ты бы должен уже понять, что каждый человек в этом лагере оправдывает свое существование посильным трудом. У нас нет времени возиться с больными. Раздевайся, а я позову Розамунду, — приказал он, натягивая на себя рубашку и дублет, собираясь идти.
Как только Рейн ушел, Аликс быстро сняла тугие штаны-чулки, схватила тряпку и повязала ее вокруг талии, связав концы так, что получилась набедренная повязка, скрывавшая львиный пояс. При этом бок и значительная часть бедра оголились, и когда она взглянула на них, подумав о том, что они не так уж плохо смотрятся, то поняла, что теперь ее непременно разоблачат как женщину. «Ну и пусть, — вздохнула Аликс, — все-таки приятно осознавать, что какая-то часть тела, пусть не лицо, настолько привлекательна, что может принадлежать только женщине».
Какой-то звук у входа в шатер заставил ее поднять глаза, и Аликс увидела в профиль лицо одной из самых красивых женщин на свете. Ее ресницы, обрамлявшие великолепные зеленые глаза, были настолько длинны, что казались сверхъестественными. Совершенный формы нос и рот, уголки которого слегка загибались книзу, казались высеченными самым искусным резцом. Это была классическая красота, о которой мечтает каждая женщина. А позади нее стоял Рейн. «Не удивительно, что ему не до оруженосца! — подумала Аликс. — Если рядом такая женщина, с какой стати он станет смотреть на неказистую простушку вроде меня».
— Это наша целительница Розамунда, — сказал Рейн, и голос его прозвучал так мягко, что Аликс удивленно взглянула на него. Вот было бы славно, если бы он так разговаривал и с ней!
Но в следующую минуту Розамунда повернулась, и у Аликс захватило дух: по всей левой стороне лица Розамунды расползалось красное родимое пятно — печать дьявола. Рука Аликс непроизвольно поднялась, чтобы сотворить крестное знамение, оградив себя от нечистой силы, но взгляд был прикован к Рейну, а его голубые глаза пристально смотрели на нее — то ли предостерегая, то ли с угрозой.
— Если вы не желаете, чтобы я к вам прикасалась… — начала Розамунда, и по голосу стало сразу понятно, насколько она привыкла к испытываемому перед ней отвращению.
— Да нет, конечно нет, — неуверенно ответила Аликс, но затем к ней вернулось самообладание. — С моей ногой ничего плохого. Только этот мужчина, похожий на большую лошадь, считает по-другому.
Розамунда удивленно взглянула на Рейна, но тот только фыркнул в ответ.
— У мальчишки плохие манеры… пока что… — добавил он, и в его словах прозвучала угроза, но он, по-видимому, был удовлетворен тем, что Аликс отнеслась к Розамунде уважительно, и отвернулся от них. Аликс стало досадно, что он больше ни разу не взглянул на ее ноги.
Розамунда ласково взяла ногу Аликс, приподняла ее, повертела туда и сюда, однако никаких внешних признаков неблагополучия не заметила.
— Меня зовут Рейн Монтгомери, — сказал он, повернувшись к ним спиной. — И я предпочитаю, чтобы меня называли по имени… а не обзывали каким-нибудь животным.
— А мне нужно имя предварять обращением «ваше величество»? Или сойдет «ваша светлость»? — Аликс понимала, что с ее стороны это отчаянный поступок. Она еще не испытала его ярости. Однако Аликс гневалась на Рейна за то, что он заставил ее остаться в лагере.
— Меня вполне устроит просто «Рейн», — сказал Он, оглянувшись, и улыбнулся. — Я понимаю, что правила этикета здесь бесполезны. А как прикажешь называть тебя?
Аликс уже открыла рот, но как раз в эту минуту Розпмунда так дернула ее за ногу, что Аликс невольно вскрикнула от боли и вскочила с места. Стараясь не заплакать, она процедила сквозь зубы:
— Аликсандер Блэкитт.
— Так что там с мальчишкой? — спросил Рейн.
— Растяжение. Но достаточно только забинтовать ногу, и все пройдет. Никаких зелий не надо. Можно сегодня на ночь сделать припарку, но больше ничего не требуется.
Рейн, оставив без внимания взгляд Аликс, в котором читалось: «А я что говорила?!» — откинул для Розамунды клапан шатра и посмотрел ей вслед. Пока Рейн стоял к ней спиной, Аликс в считанные секунды снова оделась, а затем, стараясь не выдать того, как ей интересно, что ответит Рейн, попыталась сказать небрежным тоном:
— Красивая женщина.
— Она так не думает, — ответил он. — Но мой опыт общения с женщинами говорит, что они должны поверить в свою красоту и тогда станут красивыми.
— У вас наверняка очень большой опыт по этой части.
Он вскинул темную бровь и улыбнулся:
— Поднимай свой тощий зад и пойдем работать. Стараясь не обижаться на слишком нелестный отзыв. о фигуре, Аликс последовала за ним. Его большие шаги буквально пожирали пространство, и Аликс с трудом поспевала за ним. Не останавливаясь, Рейн схватил большой каравай черного хлеба с самодельного кирпичного очага, разорвал хлеб надвое и протянул кусок Аликс. Она посмотрела на каравай в некотором испуге: столько хлеба ей хватало на весь день, Рейн, энергично расправляясь с огромным куском, вел ее через лагерь разбойников. Все убежища были временные, уже ветхие, и из них ужасно пахло. С правилами гигиены здесь, видимо, не считались, — не то что в ее чистеньком городке, окруженном стеной.
— Не слишком приятно, правда? — спросил Рейн, следя за выражением ее лица. — Чему можно научить людей, которые ночную посуду опорожняют у себя на пороге?
— Кто они, эти люди? — спросила Аликс, с отвращением глядя на грязных, усталых женщин, занятых домашней работой, в то время как мужчины сидели и отплевывались, время от времени бросая на Рейна и Аликс наглые взгляды. Не отдавая себе в этом отчета, Аликс подошла к Рейну поближе.
— Посмотри туда, — сказал он, указывая пальцем. — Этот человек убил четырех женщин. — В голосе Рейна звучало омерзение. — Держись от него подальше. Он любит нападать на тех, кто меньше и слабее его. А-вот тот, с повязкой на глазу, — Черный Беглец. Он бывший палач и так прославился своим ремеслом, что пришлось ему оборвать свою карьеру в самом разгаре, — добавил Рейн ядовито.
— А вот те? Люди, сгрудившиеся у костра? Рейн немного нахмурился:
— Это страдальцы. Бывшие арендаторы, которых Закон об огораживании общинных земель превратил в бродяг. Они ничего не знают, кроме сельскохозяйственного труда, насколько я понимаю, и не желают учиться ничему другому.
— Закон об огораживании! — воскликнула Аликс. — Неудивительно, что они вас ненавидят.
— Меня? — переспросил он с искренним удивлением. — А почему они должны ненавидеть меня?
— Вы отобрали у них фермы, огородили их земли И устроили на них пастбища для своих паршивых овец, — выпалила она, давая понять, что не каждый человек неблагородного происхождения так же необразован, как эта деревенщина.
— Это я-то отобрал? — переспросил Рейн уже не улыбаясь, но глубокая ямочка на щеке выдавала веселое настроение. — Ты всегда судишь целое сословие по действиям одного из принадлежащих к нему? А в твоем городке разве нет негодяев? А если такой мерзавец очистит мой карман, то, значит, я дол-ясен во имя справедливости вздернуть всех остальных горожан?
— Нет… наверное, нет, — неохотно согласилась Аликс.
— Вот, съешь-ка, — сказал Рейн, подавая ей крутое яйцо, и, взяв у нее остатки ломтя, стал его доедать. — Ты никогда не подрастешь, если не будешь есть. А теперь надо бы поразвить твои мышцы. — И с этими словами Рейн повел ее через заросли деревьев туда, откуда доносились звуки, которые она слышала с тех самых пор, как прибыла в лагерь.
Они вышли на большую расчищенную площадку, и Аликс, широко открыв глаза, застыла перед открывшейся взгляду картиной. Казалось, мужчины — много мужчин! — пытались убить друг друга, лошадей или самих себя. Они орудовали мечами, кололи копьями набитые чучела или, нагрузив себя камнями, делали физические упражнения.
— Что это? — растерянно прошептала она.
— Если человек хочет остаться живым, он должен уметь драться, — ответил Рейн, глядя на двух дерущихся мужчин. — Эй, вы двое! — заревел он так, что Аликс вздрогнула. В два прыжка Рейн оказался рядом с двумя бродягами, которые, побросав мечи, пустили в ход кулаки. Рейн схватил их за лохмотья, встряхнул, как собак, и отбросил в разные стороны. — Люди чести на кулаках не дерутся! — зарычал он. — И раз вы у меня под началом, деритесь как порядочные люди, а не как отбросы общества, каковыми вы и являетесь. Если еще раз нарушите мои правила, то будете наказаны. А теперь — опять за дело!
Молча и даже благоговея перед яростью Рейна, Аликс стояла, словно окаменев, пока он снова не подошел к ней. Оказывается, его голос мог меняться от сладкоречия, когда он разговаривал с Розамундой, до этого ужасающего рыка.
— А сейчас, — сказал Рейн невозмутимо, как всегда разговаривал с ней, — давай проверим твои силенки. Ложись лицом вниз и отжимайся на руках.
Аликс понятия не имела, о чем это он говорит, и, поймав ее вопросительный взгляд, Рейн вздохнул, словно на него взвалили огромное бремя, стянул с себя дублет и рубашку, бросился животом на землю и несколько раз приподнялся на руках. На вид это было совершенно не трудно, и Аликс заняла ту же позицию. С первой попытки она смогла лишь оторваться от земли до пояса, во время второй едва оторвала от земли локти — и тут же рухнула вниз.
— Слишком много сидишь! — заявил Рейн и, схватив Аликс за штаны на заду, приподнял самую весомую часть ее тела. — А теперь отталкивайся! Действуй своими хилыми ручонками!
Услышав такое оскорбление, Аликс откатилась от него и села.
— Это не так легко, как кажется, — возразила она, потирая трясущиеся руки.
— Еще как легко! — фыркнул он, падая животом вниз. — Садись верхом.
Аликс не сразу поняла, чего он хочет. Забраться на это огромное, голое, потное бронзово-золотистое пространство?
Рейн сделал нетерпеливый жест, и Аликс, отжимаясь одной рукой, оседлала его. Он стал подниматься и опускаться, а она сидела на нем верхом. Однако демонстрация его силы ей была интересна меньше всего. Еще никогда она не испытывала такой близости к мужскому телу, особенно между ног. Его пот увлажнял ее бедра, и она сама вспотела. Когда Рейн на одной руке поднимал свое тяжелое тело с Аликс впридачу, его напряженные мускулы касались ее ног изнутри, и во всем теле Аликс ощущала теплую волну. Ее руки, касаясь его горячей кожи, как будто ожили и обрели сверхъестественную чуткость. Все его тело, казалось, звучало музыкой, а она была только инструментом. Но вот и в ее теле возникла мелодия, которой она прежде не знала.
— Ну вот! — сказал Рейн, перекатываясь на бок и опрокидывая ее на землю. — Когда-нибудь ты станешь мужчиной и сам сможешь проделывать все эти штуки.
Глядя на Рейна снизу вверх, любуясь великолепной кожей и ощущая непреходящее возбуждение во всем теле, Аликс подумала, что меньше всего хотела бы стать мужчиной.
Из-за спины Рейна показался Джослин. При виде Аликс его прекрасные глаза сверкнули. Казалось, он догадывается, о чем она думает, и Аликс смущенно отвернулась.
— Вы, наверное, довели своего оруженосца до потери речи, — сказал он Рейну. — Вы забываете, что людям нашего сословия трудно представить, насколько вы сильны и выносливы.
— Ну да, вы слишком заняты подсчитыванием денег, поэтому и ведете сидячий образ жизни, — совершенно серьезно ответил Рейн. — Почему ты такой веселый сегодня? Мало работы?
Джос не обратил внимания на подковырку.
— Просто любопытно, вот и все. Я собирался потренироваться в стрельбе из лука. — И с этими словами он направился к мишеням в дальнем конце длинного поля.
— Уж не собираешься ли ты пустить корни? — спросил Рейн, глядя на Аликс сверху вниз. Когда она поднялась, он взял длинный меч у проходившего мимо мужчины и подал ей. — Возьми эфес двумя руками и нападай на меня.
— Но я никому не хочу причинять боли, — тотчас отговорилась она. — Я не хотел даже Пагнелу делать больно, когда…
— А что, если бы я был Пагнелом? — лукаво спросил Рейн. — Нападай на меня, или я тебя атакую.
Острая боль воспоминаний о недавних событиях доставила ее взять тяжелый меч и сделать выпад в сторону Рейна. Когда острие меча почти коснулось его живота, тот, отпрыгнув в сторону, уклонился от удара. Аликс снова сделала выпад, потом еще и еще. Но так и не смогла коснуться его мечом. Аликс целила и один бок, но по ходу дела меняла направление удара, метя в другой, однако все было напрасно, достать его никак не удавалось.
Задыхаясь от усталости, Аликс остановилась и воткнула меч в землю. Руки болели и мелко дрожали, а улыбающийся, самоуверенный Рейн только скалил зубы, и ей ужасно захотелось воткнуть в него стальной клинок.
— Даю тебе еще один шанс. Замахивайся, а я буду стоять совсем неподвижно.
— Это какой-нибудь фокус, — сказала она так обреченно, что Рейн расхохотался.
— Никакого фокуса нет, просто нужно поднять меч над головой и опустить его прямо. Если ты справишься с этим, то поразишь меня.
— Но я никому не смогу причинить зла. Пролить кровь…
Всем своим видом Рейн выражал уверенность в ее умении владеть мечом.
— Думай обо всех моих овцах, о крестьянах, которых я оставил без куска хлеба из-за жадности. Думай о…
Аликс ретиво подняла меч, намереваясь опустить его на голову Рейна, но в тот самый момент, когда она им взмахнула, проклятый, непослушный меч своей тяжестью заставил ее откинуться назад. Уставшие и ослабевшие руки Аликс не могли удержать его. Борьба продолжалась несколько секунд, и победителем оказался проклятый кусок стали.
Самодовольная улыбка Рейна, пока она стояла с длинным мечом, конец которого вонзился у нее между пятками, разъярила Аликс.
— Таких слабых мальчишек я еще в жизни не видел. Чем ты занимался прежде?
Аликс наотрез отказалась отвечать, но с усилием переместила меч прямо перед собой.
— Подними его до головы, затем слегка опусти и повторяй этот прием пока я не вернусь. Если я замечу, что ты лодырничаешь, то будешь заниматься этим в два раза дольше, — сказал Рейн и ушел.
Вверх — вниз, снова и снова Аликс поднимала меч, и руки ее, казалось, криком кричали от натуги.
— Научишься! — раздался голос за спиной, и, повернувшись, Аликс увидела мужчину со шрамом, брата того человека, который привез ее сюда.
— А ваш брат уже уехал? Я хотел поблагодарить его, но, по-моему, такая жизнь не лучше того, что могло со мной случиться.
— Ему не нужно никаких благодарностей, — хрипло ответил старый солдат, — а тебе лучше не останавливаться, потому что лорд Рейн смотрит сюда.
Трясущимися руками Аликс возобновила занятие. Прошло несколько минут, и Рейн вернулся, чтобы показать ей, как надо держать меч в вытянутой руке, по очереди то левой то правой, методично поднимая и опуская лезвие.
Казалось, прошла целая вечность, когда Рейн наконец отобрал у нее меч и опять направился в лагерь. Аликс молча брела за ним, и руки и ноги у нее болели, как после пытки на дыбе.
— Бланш, неси еду, — бросил Рейн через плечо, подходи к шатру.
С радостью Аликс опустилась на табурет. Рейн сел рядом и принялся точить лезвие длинного копья. Прислонившись затылком к стенке шатра, Аликс стала засыпать, когда вошла Бланш с глиняными мисками в руках, полными тушеного мяса, сыра, простокваши, чечевицы, а также грубого черного хлеба. В кубках плескалось горячее вино с пряностями.
Едва Аликс взялась за деревянную ложку, как руки начали судорожно подергиваться, словно протестуя против насилия, которое она учинила над ними.
— Слишком уж ты слабосильный, — проворчал Рейн с набитым ртом. — Потребуется не один месяц, чтобы закалить тебя.
В полном молчании Аликс размышляла о том, что умрет, если сегодняшняя пытка продлится хотя бы неделю. Она старалась есть, слишком усталая, чтобы обращать внимание на вкус еды, и стала уже засыпать, когда Рейн, схватив Аликс за руку, заставил ее подняться.
— День еще в разгаре, — заявил он, откровенно потешаясь над ее изнеможением. — В лагере не хватает провианта, и мы должны добыть его.
— Провианта? — простонала она. — Да пусть наступит голод, только дай мне поспать.
— Голод! — фыркнул он. — Да они все поубивают друг друга из-за куска хлеба, выживут только самые сильные. А ты, — добавил он, сжимая ее руки, — ты не продержишься и часа. Так что надо идти на охоту, чтобы и ты остался в живых, и все остальные.
Она выдернула руку и отстранилась. «Глупец, — подумала Аликс, — неужели он не понимает, что я — женщина?»
Больше ничего не сказав, Рейн вышел из шатра, и Аликс бежала за ним до самого конца лагеря, где паслись лошади. По дороге Аликс видела, что лагерные люди отдыхают, переваривая пищу, и никто больше не работает, кроме Рейна.
— Может такое статься, что ты умеешь ездить верхом? — спросил он, и в его голосе прозвучала полная безнадежность.
— Нет, — прошептала она.
— Так чем ты все-таки занимался всю жизнь? — вновь потребовал он ответа. — Никогда не видел мальчишек, которые не умели бы ездить на лошади.
— А я никогда не встречал человека, который так плохо знал бы людей за пределами своего собственного мира. Или вы провели всю свою жизнь на троне, украшенном драгоценностями, только орудуя мечом и гарцуя на жеребцах?
Набрасывая па спину лошади увесистое, на деревянной основе седло, Рейн ответил:
— Язык у тебя, конечно, острый. Однако, если бы рыцари не умели сражаться, кто бы защитил тебя в случае войны?
— Король, конечно, — находчиво ответила она.
— Генрих! — удивленно воскликнул Рейн, засовывая ногу в стремя. — А кто, по-твоему, защищает Генриха? К кому обращается он в случае нападения, как не к своим дворянам? Дай руку, — сказал Рейн и легко поднял ее одним махом на твердый лошадиный крестец позади себя. Аликс не успела и слова сказать, как они уже пустились в галоп, который заставлял ее выбивать зубную дробь.
ГЛАВА 5
Аликс крепко вцепилась в край седла, у нее даже побелели костяшки пальцев. После многочасовой, как ей показалось, тряски, Рейн так внезапно осадил коня, что Аликс чуть не полетела через его хвост назад.
— Держись! — зарычал он и ухватил ее за самое близкое, что подвернулось под руку, — натертое бедро.
Она вскрикнула от боли.
— Тише! — приказал Рейн. — Они там, среди деревьев, видишь?
Вытирая рукавом слезы, выступившие от боли, Аликс наконец разглядела семейство диких кабанов, копошащихся в подлеске. Животные насторожились, свирепо уставившись на них своими подслеповатыми, маленькими глазками, и похрюкивали, выставив длинные острые клыки.
— Держись за меня! — крикнул Рейн за секунду до того, как пустить лошадь вперед, и погнался за самым большим кабаном, нацелив на него копье. — Крепче обхвати коленями круп, — добавил он, когда Аликс, увидев, что кабан приготовился к отпору, широко открыла рот от страха, затаив дыхание. Животное казалось просто огромным, а у лошади были такие тонкие ноги!
Неожиданно Рейн уклонился в сторону, нагнувшись почти параллельно земле. Так как Аликс крепко держалась за него, ей тоже пришлось наклониться.
Теряя равновесие, почти падая, она изо всех сил цеплялась за Рейна, метнувшего копье в спину рассвирепевшего кабана. Раздался ужасный предсмертный рев, и Аликс уткнулась в широкую спину Рейна.
— Отцепись! — крикнул он, вытаскивая копье из спины животного и отдирая пальцы Аликс от своей груди. — Ты едва не опрокинул нас. А теперь крепко держись за седло. — Отдав приказ, он снова пришпорил лошадь.
Они погнались за другим кабаном, продираясь сквозь чащу и уворачиваясь от ветвей над головами. Уложив еще двух кабанов так же ловко, как первого, Рейн остановил лошадь и опять вынужден был отдирать пальцы Аликс — на этот раз от своего живота. Она даже не заметила, когда именно успела ухватиться за него, и радовалась, что он оставил без внимания ее трусость.
Освободившийся от ее хватки, Рейн спешился, достал из седельной сумки несколько кожаных ремней и, осторожно приблизившись к животным, связал им ноги.
— Слезай, — сказал он и стал терпеливо ждать, пока она подчинится.
Ноги Аликс, не привыкшие к подобным упражнениям, сами собой подогнулись, и ей пришлось схватиться за седло, чтобы не упасть.
Не обращая на нее никакого внимания, Рейн перекинул убитых кабанов через спину коня и тут же поспешил успокоить его, так как, почуяв запах крови, тот пытался встать на дыбы.
— Возьми коня под уздцы и следуй за мной, — приказал Рейн, поворачиваясь спиной к Аликс, и пошел вперед.
Испуганно взглянув на жеребца, который стоял, прижав уши, кося диким взглядом и весь взмокший после погони, Аликс, подавив ужас, потянула за поводья. Жеребец, словно танцуя, отступил в сторону, и Аликс отпрыгнула, бросив взгляд вслед Рейну, фигура которого мелькала между деревьями.
— Ну же, лошадка, — прошептала она, медленно Приближаясь к животному, однако оно снова отступило от Аликс.
Растерявшись, она стояла, не двигаясь, пристально глядя в глаза жеребцу, а затем стала тихо напевать, перебирая разные ноты и темпы, и вдруг поняла, что жеребцу по нраву один очень старый и простой напев. Ей показалось, что животное успокоилось, она взяла поводья, и, по мере того как росла ее уверенность, голос тоже крепчал.
Через несколько минут, преисполненная гордостью победы, Аликс вышла на небольшую просеку, где ее нетерпеливо поджидал Рейн с тушей третьего кабана.
— Хорошо, что у меня повсюду расставлены сторожевые посты, — сказал Рейн, забрасывая связанную тушу на спину жеребцу. — Потому что любой посторонний человек может за милю услышать, как ты шумишь.
Аликс была потрясена и заметно приуныла. С десятилетнего возраста она слышала только щедрые похвалы своему музыкальному дару, и вдруг ей говорят, что она «шумит». Она молча позволила Рейну подтянуть себя в седло впереди, и они поехали к лагерю, причем ее спина ударялась о его грудь.
В лагере Рейн спешился, не обращая внимания па Аликс, развязал кабанов и сбросил у бивачного костра. Появился Джослин, и Рейн велел ему взять поводья.
— Научи мальчишку, как надо чистить лошадь, — сказал он.
Ободряюще улыбнувшись Аликс, Джос повел жеребца на просеку, где паслись остальные лошади.
— Мальчишка!.. — бормотала Аликс, держась за седло. — Мальчик, делай это! Мальчишка, сделай то… Это все, что от него можно услышать!
Когда Джос ослабил подпругу, Аликс, ухватившаяся за нее, потянула седло и тут же свалилась мешком, а на нее тяжелое седло.
Едва удерживаясь от смеха, Джослин убрал его, и Аликс принялась потирать ушибленное место на подбородке.
— Неужели Рейн так плохо с тобой обошелся?
— Он пытается это сделать, — ответила Аликс, забирая у Джоса седло. После третьей попытки ей удалось наконец водрузить его на верх какого-то деревянного строения. — О Джос! — воскликнула она. — Я так устал. Сегодня утром он заставил меня чистить доспехи. Затем много часов я упражнялся с тяжелым мечом. Теперь — охота и уход за этой огромной бестией.
Словно поняв последние слова, жеребец выпучил глаза и принялся скакать. Почти бессознательно Аликс пропела наугад шесть нот, и животное успокоилось.
Джос едва удержался, чтобы не выказать удивление при виде того, как она безотчетно пустила в ход свои вокальные способности. Потом он сказал:
— Рейну приходится заботиться о многих.
— Ты хочешь сказать — о многих людях, перед которыми он разыгрывает из себя господина, — огрызнулась Аликс, вытирая и чистя лошадь, как указал ей Джос.
— Возможно. И вполне вероятно, что такой человек, как Рейн, настолько привык брать на себя ответственность, что делает это не задумываясь.
— Что касается меня, то я предпочел бы поменьше приказаний, — сказала она. — По какому праву он всеми командует? Почему он считает, что может властвовать над любым из нас? Почему он не позволяет никому отдохнуть?
— Отдохнуть! — повторил Джос, стоя с другого бока лошади. — Ты бы видел это место за несколько недель до его приезда. Оно напоминало самые худшие трущобы Лондона. Люди могли перерезать друг другу глотки из-за нескольких пенсов, и воровство было такое, что ночи напролет приходилось сторожить свои пожитки. Согнанные с земли крестьяне находились в полной зависимости от убийц, а…