Все дело не задержало прусскую пехоту даже и на 5 минут. Следовавшие затем атаки 1-го, 3-го и 4-го африканских и 6-го конно-егерского полков также не привели ни к чему, хотя были произведены с блестящей храбростью и необыкновенным упорством. Пруссаки подпускали их шагов на 180 и затем сметали залпом, так что французы не подходили ближе 60 шагов. Это была совершенно бесцельная бойня, и притом без всякого успеха. Весь холм был буквально покрыт телами людей и их маленьких белых арабских коней. Эти пять полков обеих бригад потеряли, наверное, не менее 350 человек убитыми, не считая раненых и пленных. Генерал Шеридан говорил мне, что люди вели себя безукоризненно и по сигналу немедленно возобновляли атаку.
      Они были до последней минуты укрыты от неприятельского огня и очень искусно и храбро ведены. Протяжение атаки было не более 500 шагов, и все-таки она окончилась совершенным уничтожением конницы без всякого успеха. Один из моих друзей, с которым я десять лет тому назад познакомился в Африке и который в чине майора командовал двумя эскадронами одного из атаковавших полков, показывал мне список своих людей с отметкой против имени каждого человека. Оказалось, что из 216 человек, пошедших в бой, вернулись 58; при этом части находились в огне менее четверти часа.
      После Седана война свелась почти исключительно к осадам Парижа и Меца, причем на долю конницы выпало прикрытие операции и коммуникационных линий. Конечно, бывали и еще примеры удачных действий конницы в различных частях Франции, но все в мелком масштабе: так, при Амьене несколько немецких эскадронов изрубили морской батальон и взяли несколько орудий; при Орлеане 4-й гусарский полк, а при Суаньи 11-й уланский захватили орудия. Но все эти мелкие успехи ничто в сравнении с тем, что могло бы быть достигнуто массой конницы, выставленной немцами, - 70 000 коней.
      Французы вскоре после начала обложения Парижа приступили к формированию маленьких партизанских отрядов, получивших название франтирьеров, или вольных стрелков. По мере увеличения числа этих отрядов прусским уланам становилось все труднее и труднее удаляться на значительное расстояние от главных сил и действовать самостоятельно; им начали придавать пехоту, которая и очищала деревни, леса и вообще закрытые места от храбро сражавшихся вольных стрелков. Это обстоятельство доказывает, что значительные успехи прусской конницы в первую половину кампании должны быть приписаны скорее бездействию французов, чем какому-либо превосходству в организации или вооружении знаменитых улан.
      Придача пехоты совершенно лишила конницу подвижности. С той минуты как конница поступила под защиту пехоты, исчезли ее главные, присущие ей одной качества.
      Более серьезное изучение американской войны показало бы немцам, что если бы их всадники были вооружены винтовками или карабинами{122}, то они сделали бы так же хорошо, если не лучше, то, что выпало на их долю в первой половине кампании, и вместе с тем они были бы в состоянии с полным успехом бороться с вольными стрелками.
      В Америке конные стрелки брали штурмом города и деревни, даже если они были заняты пехотой и артиллерией. Местные милиции (home guards), войска того же рода, как и франтиреры, никогда не были в состоянии воспрепятствовать движению конницы южан, и эти последние, наверное, ответили бы смехом на предложение связать себя придачей пехоты при рейдах и поисках. В этом отношении опыт войны 1870 г. очень поучителен: блестящие успехи немецкой конницы в первую половину кампании давали право предполагать, что она ни в каком случае не позволит себя остановить недисциплинированным иррегулярным войскам. Это самое поучительное указание для каждого кавалерийского офицера из войны после Седана; немного нужно труда, чтобы увидеть, где слабая сторона и как ее исправить.
      Война 1870-1871 гг. была последней, из которой мы можем извлечь указания для будущего. Пока эта книга писалась, загорелась война между Турцией и Сербией, о которой до сих пор нет точных сведений, так что в данную минуту не представляется возможности сказать, принесет ли эта война что-либо поучительное. Но, кажется, можно утверждать, что конница в ней пока не играет роли, и, следовательно, для кавалерийского офицера кампания эта особенного интереса представить не может.
      Следующая выписка из газеты заслуживает, однако, упоминания, потому что говорит в пользу револьвера и, следовательно, может иметь значение при решении вопроса о пользе этого оружия.
      В сражении при Зайчаре сербский офицер капитан Фрасанович оказал следующий подвиг: взяв саблю в зубы и держа револьвер в руке, он бросился в турецкий полубатальон, прорвался через него до знамени, которое схватил и благополучно принес к своим, оставляя каждым выстрелом убитого или раненого турка за собой .
      Здесь мы закончим наш очерк о коннице и ее службе. Мы проследили судьбу этого рода оружия от седой старины до последнего времени и надеемся, что нам удалось представить читателю ясную картину постепенного ее развития. Теперь нам остается еще, пользуясь указаниями прошедшего, выразить наше мнение о наилучшей системе организации, вооружения и употребления конницы в будущем.
      Период VI.
      Организация, вооружение и употребление конницы
      в настоящее время
      Глава I.
      Характеристика конницы
      От самых древних времен, когда лошадь служила только средством передвижения знатных воинов, и до новейшего времени кавалерийская служба имела свои особенности, отличающие ее от других родов оружия.
      Быстрота движения на Лошади и дух смелости, вырабатываемый во всаднике верховой ездой, были причинами того, что конная служба окружалась всегда ореолом предприимчивости и рыцарского духа. Пехота и артиллерия должны были отличаться преимущественно гражданскими доблестями - стойкостью и упорством, а конница - более дворянскими отличительными качествами - смелостью и живостью.
      Вначале пользовались быстротой лошади только для передвижений, для боя же воины спешивались; но затем возникла мысль пользоваться всадником и лошадью для удара и как бы бросать их полным ходом на неприятеля. Подобный образ действий держался очень долгое время, и очевидно, что при нем конница могла действовать исключительно наступательно. Результатом этого было то, что пехота могла действовать на всякой местности и притом как наступательно, так и оборонительно; для конницы же нужна была ровная, горизонтальная, открытая местность, и вместе с тем конница не могла ни атаковать защищенные какими-либо закрытиями позиции, ни встречать неприятельской атаки, стоя на месте.
      Обстоятельства эти повлекли за собой сильное увеличение пехоты в составе армий, когда огнестрельное оружие и пики дали ей возможность защищаться от налета всадников.
      Но польза конницы при несении сторожевой и разведывательной службы, благодаря ее подвижности и быстроте, поддерживала ее значение и вызывала необходимость ее существования в значительном числе во всех армиях. В этой службе она всегда была наиболее пригодна вне зависимости от ее вооружения и рода противника.
      Легкие всадники греков, персов, римлян, вообще всякая хорошая легкая конница была и будет всегда для этой службы совершенно необходима, независимо от времени и обстоятельств, начиная с той минуты, как ассирийские воины, сражавшиеся на колесницах, сели в первый раз на своих упряжных лошадей, и до того времени, когда прусские уланы распространяли страх и ужас по всей Франции.
      В разъездах, набегах, преследовании отступающего врага, прикрытии движения и т.п. конница всегда занимала первое место и не имела соперников. Напротив того, относительно важности на поле сражения всегда велась постоянная борьба между различными родами оружия, и трудно надеяться, чтобы вопрос мог окончательно выясниться в пользу той или другой стороны. На изложенных ваше страницах нам выпала задача представить постоянно изменяющиеся условия, которые при беспристрастном отношении к делу заставляли отдавать преимущества на поле сражения то коннице, то пехоте.
      В древнейшие времена пехота была единственным родом оружия. Скоро появились воины на колесницах, которые начали составлять важную часть армии. Затем появилась конница в ее истинном значении, примененная Александром Македонским по новому способу, - атаки быстрым аллюром, и скоро она своими успехами завоевала себе на некоторое время преобладающее влияние.
      У римлян, напротив того, пехота занимала первое место до тех пор, пока действия Ганнибала не дали опять перевеса коннице. При Юлии Цезаре благодаря сделанным им улучшениям в пехоте для противодействия всадникам Помпея пехота взяла верх. Но ослабление в ней дисциплины и упадок доблести во времена императоров сделали ее легкой добычей всадников варварских народов, и это обстоятельство опять воскресило веру в непобедимость конницы на поле сражения.
      Введение ленной системы и появление рыцарства подняли еще более значение кавалерии и низвели пехоту до нуля, пока английские лучники и швейцарские пикинеры не нашли средства для удачной борьбы с всадниками - в пиках, луках, а затем в огнестрельном оружии.
      Всадники, однако, оправились от этого удара и изобрели средство вернуть себе на время независимое положение. Заметив, что им не пробить сомкнутых масс пехоты с торчащими пиками, за которыми спокойно стреляли аркебузиры; они, с одной стороны, усилили предохранительное вооружение, с другой воспользовались новым оружием в виде аркебуз или петронелей, причем подскакивали совсем близко к густым массам пехоты и стреляли по плохо снаряженным пехотинцам, будучи сами обеспечены предохранительным вооружением от их огня.
      Этим путем коннице удалось сохранить свое превосходство до тех пор, пока улучшения в огнестрельном оружии не дали возможности пробивать всякое предохранительное вооружение. Тогда последнее было опять облегчено, и всадники, подскакивая к противнику, открывали огонь из пистолетов, которыми и пробивали себе отверстия для прорыва пехотных масс. Тем не менее положение пехоты стало более выгодным и продолжало быть таковым, пока она в преувеличенной надежде на свой огонь не отбросила пику и не заменила ее штыком. При этом следует заметить, что штык сам по себе не представляет достаточного оружия против конной атаки и что никакая пехотная часть не остановит такой атаки одними штыками, без огня.
      В таком положении было дело при появлении Фридриха Великого. Все сложилось так, что хорошая конница могла достигнуть больших успехов. Пехота была хорошо обучена, но привыкла действовать только по ровной гладкой местности; способ ее действия ' был построен на предположении медленной тяжелой атаки конницы, и она неминуемо должна была потерпеть поражение при лихой быстрой атаке хорошо обученных масс конницы. Вследствие этого во всех кампаниях Фридриха прусская конница при-. обрела большую славу, которая скоро перешла на конницу вообще, и так как пехота не изменила своего образа действий и не нашла нового оружия для восстановления утраченного первенства, то и во время наполеоновских войн существовало убеждение в важной роли конницы на поле сражения.
      Так продолжалось до изобретения нарезного, а затем и заряжаемого с казны оружия, дальнобойного, меткого и скорострельного. Оно восстановило значение пехоты, и напрасно конница будет обращаться к прошедшему, чтобы вывести заключение, что она и теперь должна иметь успех, так как она имела таковой прежде. Следует окончательно бросить попытки примирить старый образ действий с новыми требованиями и обстоятельствами.
      Мы видим, что в XVI столетии, когда изобретение пороха дало сильное оружие пехоте, конница прибегла к двум средствам для восстановления своего значения: первое средство заключалось в возвращении к древнему употреблению лошади как средства передвижения, причем воины для боя спешивались, - отсюда явилась мысль о драгунах; другое средство заключалось в подскакивании на близкое расстояние к пехоте и стрельбе из пистолетов. При обсуждении желательной организации конницы в настоящее время рассмотрим подробно, какие нужны изменения, чтобы кавалерии воспользоваться новым способом ведения боя.
      Что касается вообще особенностей боя конницы против конницы, то прежде всего бросается в глаза, что большей частью та сторона одерживает верх, у которой сохранился последний резерв. Отсюда вытекает важная необходимость для конницы иметь всегда резерв; нет более опасного времени для нее, как минута после атаки, даже успешной. Люди и лошади запыхались, линии пришли в беспорядок, всюду суета, приказания не слышат или не слушают, и всякая атака свежей части в эту минуту хаоса будет, наверное, удачна.
      Затем конница находится в полной зависимости от состояния лошадей. Если они не втянуты, если пока не в надлежащей исправности, если не приняты все меры против набивок спины, то лошади скоро гибнут, и тогда конница перестает существовать.
      Далее конница никогда не смеет сдаваться, по крайней мере пока она действует на открытой местности. Это должно быть аксиомой, правилом, которого никогда не следует забывать. Она должна пробиться, а если это невозможно, то рассыпаться поодиночке и этим путем ускользнуть от преследования. В этом отношении кавалерия находится в исключительно благоприятных условиях. Конница есть род оружия, управление которым очень трудно; она очень легко выходит из рук, и затем ее очень трудно опять прибрать. Верхом она может действовать только на удобной для того местности; она не может вести оборонительного боя, а должна встречать атаку атакой же.
      Кавалерия не должна смущаться неудачей. Было много случаев, когда опрокинутая конница вновь собиралась и атаковала с большим успехом.
      Конница одинаково необходима как для прикрытия отступления потерпевшей поражение армии, так и для преследования разбитого противника. Атака конницы должна быть произведена быстро, энергично, решительно; раз дано приказание об атаке, осторожность уступает место беззаветной смелости.
      Люди в коннице должны быть толковые и лучше обучены, чем в других родах оружия. На передовых постах и в разъездах они часто совершенно предоставлены самим себе и должны руководствоваться только собственным разумением. Подобные случаи встречаются в пехоте и артиллерии далеко не столь часто и не имеют такой важности.
      Глава II.
      Организация конницы и разделение ее на роды
      1. Тяжелая или линейная конница
      Всякий, кто внимательно наблюдал за развитием военного искусства в последние двадцать лет, не мог не заметить, что значительные улучшения в огнестрельном оружии повлекли за собой перемены в условиях ведения войны и что, между прочим, деятельность конницы на поле сражения сильно сузилась и уменьшилась возможность достижения ею какого-нибудь успеха. Система Фридриха сделала свое дело; теперь пора осмотреться и принять новую систему, подходящую к новым потребностям.
      Опыт франко-германской войны, как кажется, твердо установил некоторые положения. Прежде всего сделалось очевидным, что храбрейшая энергичная конница не может рассчитывать на успех при атаке на пехоту благодаря меткому и действенному огню заряжающихся с казны винтовок. Прусская пехота встречала атаки в том строю, в котором находилась, и отражала их одним огнем.
      При Верте, Марс-Ла-Туре, Седане результат был всегда один и тот же - почти полное уничтожение конницы. При Верте французские кирасиры были почти истреблены, но атака их не была бесполезна, так как она приостановила, хоть и на короткое время, наступление немцев и тем облегчила французам отступление. При Вионвиле атака кирасир и улан Бредова, хотя и сопряженная с огромными потерями, все-таки не может считаться неуспешной, так как остановила удар, который, по всем вероятиям, должен был привести к поражению немецкой армии, и тем способствовала дальнейшей победе. Принесена была тяжелая жертва, но результат оказался важнее потерь.
      Эти атаки и были единственными, которые можно считать до известной степени успешными; число же тех, которые остались совершенно безрезультатными, очень велико. Так, при Вионвиле, 16 августа, днем, генерал дю Прейль получил от генерала Фроссара приказание немедленно атаковать пруссаков, так как иначе могло бы пропасть все. Атака была произведена блестящим образом построенными в две линии кирасирами. Они смело бросились на противника, но были встречены таким смертоносным огнем, что вынуждены были повернуть назад; в несколько минут они потеряли убитыми и ранеными 22 офицера, 208 нижних чинов и 243 лошади; прусская же пехота не потеряла от атаки ни одного человека.
      То же показывают и атаки при Седане: тяжкие потери конницы и никакого результата. Таким образом, вывод из уроков кампаний 1870 г. может быть сделан следующий: есть возможность ценой огромных потерь и почти полного уничтожения пожертвованной для того конницы при известных обстоятельствах выиграть время в критическую минуту, остановить наступление неприятеля и даже склонить колеблющуюся победу на свою сторону, причем во всех этих случаях принесенные жертвы с лихвой окупаются приобретенным результатом. Но обстоятельства в нынешнее время складываются крайне редко таким образом, чтобы явилась возможность не к совершенно напрасному принесению этих жертв, вследствие чего деятельность конницы, примененной старым способом на поле сражения, не могла не потерпеть значительного ограничения.
      Тем не менее, так как, несомненно, и в будущем будут встречаться случаи, когда конница окажется необходимой для действия против того или другого рода оружия, то в составе каждой армии часть конницы должна быть организована, снаряжена, вооружена и обучена сообразно с этой целью. Такой конницы должно быть приблизительно четверть ее состава.
      Остановимся теперь на ее организации и вооружении.
      Здесь прежде всего является вопрос: нельзя ли извлечь известную долю пользы из новейшего огнестрельного оружия? Всадники уже однажды прибегали к этому средству, и хотя впоследствии опять вернулись к образу действий Александра Македонского, но все же это еще не служит доказательством, что рыцари, воспользовавшись петронелями, не сделали .самого лучшего, что только было возможно в их положении.
      Первая мысль, которая при этом приходит, - это дать коннице те же винтовки, которыми вооружена пехота; но так как винтовка требует тщательной прицелки и спокойной стрельбы, то она для действия на поле совершенно непригодна, тем более что всадник представляет большую цель, а своего пешего врага он почти не видит и, следовательно, не может в него попасть.
      Поэтому стрельба с коня из винтовок не должна допускаться ни при каких обстоятельствах ни против пехоты, ни против конницы. Таким образом, выходит, что конница при атаке не может извлечь никакой пользы из самой усовершенствованной винтовки.
      Есть другое средство - револьвер; здесь положение конницы является несколько более выгодным, поэтому мы на нем и остановимся.
      Изобретение револьвера дало коннице оружие, которое стоит к пистолету в том же отношении, как заряжаемая с казны винтовка к мушкету. Револьвер есть самое смертоносное оружие из всех когда-либо изобретенных. Ни меч, ни копье, ни карабин, ни даже винтовка или пушка не имеют такого страшного действия. Причин тому много. Прежде всего он употребляется исключительно на самом близком расстоянии, когда люди ведут рукопашный бой, причем большая часть выстрелов попадает{123}. Затем стрельба из револьвера не требует продолжительного и тщательного прицеливания. Человеку достаточно бросить взгляд на предмет и затем нажать на спуск, и симпатическая связь между рукой и глазом вернее приведет пулю прямо в цель, чем старание достичь механической и математической точности прицеливания во время стрельбы, когда люди не имеют необходимого спокойствия и времени, чтобы точно схватить прицельную линию. С другой стороны, пуля не может быть отбита подобно удару или уколу холодного оружия, и раз она попадает, то наносит тяжелую рану. Револьвер не требует быстроты или силы, разбега лошади, подобно пике{124}, ни тонкой выездки лошади, которая совершенно необходима для удачного действия саблей. Вместе с тем пуля поражает на более далеком расстоянии, чтобы воспользоваться своим холодным оружием.
      Опыт прошедших лет показал, что конница, вооруженная пистолетом, будет неминуема опрокинута атакой конницы холодным оружием, что и вполне понятно. Кремниевый пистолет бил недалеко и был очень несовершенным оружием; он, можно сказать, не имел никакого значения, так как при движении лошади порох мог очень легко ссыпаться с полки, или кремень не давал искры, или огонь не сообщался заряду, или пуля выпадала из ствола раньше выстрела. Наконец, никогда нельзя было быть уверенным в направлении, по которому пуля вылетит из ствола. Вполне понятно, что тогда полагавшиеся исключительно на такое оружие были постоянно разбиваемы.
      Но теперь, с введением револьвера, все изменилось. Дальность значительно увеличилась и дошла до 250-300 шагов; на 100-124 шага можно дать очень верный выстрел; а в рукопашном бою действие его просто ужасное. Очевидно, что все, что было справедливо относительно гладкого кремниевого пистолета, совершенно неверно для револьвера.
      С другой стороны, холодное оружие за 20 столетий нисколько не улучшилось, и потому понятно, что отношение между ним и пистолетом, при столь значительном улучшении последнего, существенно изменилось в его пользу{125}. В американской междоусобной войне револьвер часто действовал против сабли, карабина и ружья; несколько примеров оттуда могут подтвердить, что в будущем револьвер будет служить коннице сильным вспомогательным средством.
      В ноябре 1864 г. произошли в Вирджинии стычки между эскадроном майора Ричарда из партизанского отряда Мосби и эскадроном северян капитана Блазера. После горячего рукопашного боя, в котором южане действовали исключительно револьвером, северяне дотерпели полное поражение; потери были: первых -1 убитый и несколько раненых; вторых - 24 убитых, 12 раненых и 62 пленных{126}. Таким образом, убитых и раненых вместе было 36 на 100, т.е. несколько более одной трети, а вся потеря почти равнялась численности всего эскадрона.
      Нельзя не обратить внимания при этом на большое число убитых сравнительно с ранеными, что прямо указывает на смертоносное действие револьвера.
      Как противоположный пример приведем дело при Эгмон-оп-Зее 2 октября 1799 г. между английскими драгунами и французской конницей. Два полуэскадрона драгун атаковали около 500 победоносных французских всадников и после горячей схватки опрокинули их. Затем французы собрались, и уже сами перешли в наступление против англичан, которые между тем были подкреплены еще полуэскадроном. Произошла вторая схватка холодным оружием, и все-таки общая потеря англичан в обеих схватках простиралась только до 3 убитых и 9 раненых; результат был бы совсем другой, если бы обе стороны действовали из револьверов.
      В деле при Гейльсберге 18 июня 1806 г. между французской кирасирской дивизией и прусской конной бригадой один французский офицер получил 52 раны, а прусский - 20. Человек получил 52 укола и удара пикой и саблей и не только остался жив, но даже не потерял ни одного члена. А много ли нужно огнестрельных ран, чтобы вывести человека из строя?
      Обратимся опять к американской войне. Генерал Дюк говорит следующее об атаке конницы Моргана на пехотный полк северян в сражении при Шайло в 1862 г.: Мы подскочили к федералистам совсем близко, прежде чем они успели выстрелить. Они дали поспешный залп; дым окутал нас совершенно, и звук оглушил нас, подобно грому. В следующую секунду мы уже насели на них, причем некоторые из наших людей рубили их саблями, но из этого ничего не выходило, другие же делали настоящее дело винтовками и револьверами{127}. Это - замечательное показание о значении револьвера, которое также указывает на ту особенность американской конницы, что она сочетала атаку карьером с употреблением огнестрельного оружия, так как, по-видимому, люди Моргана действовали револьвером, не убавляя для этого аллюра.
      Генерал Стефан Д. Ли, опытный офицер, выражается очень определенно : Сабля потеряла большую часть своего значения с изобретением револьвера, с которым кавалеристы будут производить лихие атаки с большей уверенностью. Я убедился, что всадник, вооруженный саблей, не может долго держаться против вооруженного револьвером и при первом удобном случае старается заменить первую вторым... Я всегда замечал, что револьвер в противоположность сабле поднимает дух человека, вооруженного им. В рукопашном бою, который, впрочем, будет встречаться редко благодаря улучшенному огнестрельному оружию, дело будет решено силой удара или лихостью{128} прежде, чем будут выпущены 18 выстрелов; а сила удара будет у хорошей конницы совершенно одинакова, вооружена ли она револьвером или саблей. По моим наблюдениям, сабля всегда теряет против револьвера. Револьвер есть самое лучшее оружие для всадника при движении и составляет необходимую принадлежность его вооружения.
      Это свидетельство высокоопытного офицера заслуживает полного внимания, между прочим, также и потому, что он вполне рекомендует сочетать действие из револьвера с силой удара конницы. Конница должна быть и теперь употребляема совершенно так, как это делали Александр и Ганнибал, с той только разницей, что в револьвере она получила вполне действенное и улучшенное оружие.
      Полковник Гилмор, один из храбрейших офицеров-южан, совершенно того же мнения. При описании в своем сочинении Четыре года в седле одного боя, в котором он с успехом действовал саблей, он замечает: Если бы я захватил револьвер вместо сабли, то было бы много пострадавших, так как бой был рукопашный.
      В другом месте он приводит еще следующий пример: Мы почти все прошли уже через изгородь, когда я увидел, что Кемп дерется со здоровым малым, который наступал на него с поднятой саблей. У Кемпа было всегда при себе два револьвера; в одном из них оставался один заряд, который он и выпустил по противнику, но промахнулся; тогда он бросил в него револьвер и попал ему в грудь. Но тот наскочил на Кемпа раньше, чем он успел выхватить другой револьвер, схватил его за волосы, стараясь стащить с лошади, и ударил саблей по плечу. Кемп только наклонил голову и все пытался вытащить револьвер. В это время я успел пробиться до него и уже поднял саблю, как Кемпу удалось вытащить револьвер и одним выстрелом он отделался от врага{129}.
      Описывая другой рукопашный бой, он говорит: Револьверами действовали мало, иначе наши потери были бы, наверное, вдвое больше.
      Также и в книге майора Скотта Партизанская жизнь с Мосби мы находим много такого же рода примеров. Так он описывает стычку между сотней южан, действовавших револьверами, и почти таким же числом северян, в которой вторые потеряли 36 человек убитыми и ранеными, 54 пленными{130} и 80 лошадей, между тем как первые не имели никакой потери. Аналогичный пример представляет случай с одним поручиком-федералистом. Он ехал только с одним ординарцем и был атакован несколькими всадниками Мосби. Выстрелами из револьвера от уложил четверых и прогнал остальных. Скотт говорит по этому поводу: В скором времени этот храбрый офицер остался победителем; верная смерть угрожала тому, кто попадался под его не дававший промаха револьвер.
      Мы несколько подробно остановились на американской войне, так как это единственный пример, где револьвер получил обширное применение у обеих враждующих сторон. Притом мы хотели собрать возможно полный материал для доказательства необходимости вооружения конницы этим смертоносным оружием.
      Франко-германская война, с другой стороны, представляет разительный пример малой действенности холодного оружия. Германское медицинское управление опубликовало недавно отчет, в котором все потери германцами определены сообразно с оружием, нанесшим рану. Общая потеря убитыми и ранеными доходит до 65 160 человек{131}. Из всего этого числа только 218 человек было убито или ранено ударами сабли или приклада; к сожалению, эти две категории не разделены, так что нельзя точно определить, сколько именно потерь было от сабельных ударов; впрочем, даже и все число в своем роде замечательно. В коннице приходится 138 человек, убитых или раненных саблей, на общую потерю в 2236 человек. Всего же любопытнее незначительное число убитых сабельными ударами - всего-навсего 6 человек на 212 раненых. Таким образом, во всех кавалерийских боях при Верте, Вионвиле, Седане, на Луаре и в северных провинциях, во всех аванпостных стычках 40 000 всадников в течение 6-месячной кампании потеряли от сабли всего 6 человек убитыми{132}, между тем как в вышеприведенных примерах из американской войны в одном бою из 100 человек было убито 12 и ранено 24, а в другом из такого же числа - 26.
      Автору приходилось слышать ироничное замечание, что американская конница не была в состоянии произвести атаку холодным оружием и что причина этого лежит в боязни, которую ей внушала холодная сталь. Вместо ответа мы просто спросим читателя, какой образ действий более опасен и требует более мужества: тот ли, при котором в незначительной стычке в течение нескольких минут выбывает 24 человека из 100, или тот, при котором 60-тысячная конница теряет от сабельных ударов в течение шестимесячной кампании по одному человеку в месяц?
      Сообразно со всем вышеизложенным мы считаем себя вправе утверждать, что конница должна быть вооружена саблей и револьвером. В настоящее время конница будет атаковать пехоту, и только когда эта последняя расстроена, приведена в беспорядок. При этом, если судить по опытам франко-германской войны, пехота встретит атаку или в развернутом строю, или в рассыпном, причем от дельные стрелки, может быть, соберутся в кучки; во всяком случае она откроет живой огонь и будет поддерживать его до последней минуты. Огонь этот нанесет такие потери коннице и приведет ее ряды в такой беспорядок, что лошади будут обходить кучки и будут стараться проскочить в интервалы между ними, находясь все время под огнем при наступлении и отступлении. Поэтому можно, кажется, с уверенностью сказать, что большая часть кучек останется целой и невредимой, а если некоторые и будут прорваны, то понесенные при этом потери будут самые незначительные. Следовательно, все шансы будут на стороне пехоты. Казалось бы, что сомкнутая атака, произведенная в полном порядке, смело и энергично, подобно атакам конницы Фридриха, и теперь может иметь успех, но обстоятельства сильно изменились.