История конницы

      Этот блестящий подвиг дал французам победу. Австрийцы отошли в Александрию. На следующий день было заключено перемирие, по которому Пьемонт и Милан достались французам, а австрийцам было разрешено уйти за Минчио. Таким образом, одно сражение дало Наполеону 12 крепостей с 1500 пушек, и все это было результатом стойкости пехоты Дезе и блестящей атаки конницы Келлермана.
      Кампания 1805 г. началась делом при Вертингене 8 октября между 8000 французской конницы Мюрата и 12 батальонами австрийских гренадер с 4 эскадронами кирасир генерала Ауфемберга. Австрийцы, считавшие себя в полной безопасности, были неожиданно окружены на марше значительным числом французских всадников. Ауфемберг немедленно построил свою дивизию в одно большое каре с кирасирами по углам и ожидал нападения. Французские драгуны быстрым натиском смели слабую австрийскую конницу, но, несмотря на все усилия, не могли прорвать каре. Попытки тяжелой конницы Нансути его прорвать оказались также неудачными. Дело очень долго колебалось, пока не подошел наконец Удино со своими гренадерами и артиллерией, которая огнем проложила дорогу коннице; каре было прорвано, причем взято 3000 пленных и вся австрийская артиллерия.
      Этот бой придал французской коннице большую самоуверенность на всю кампанию и тем дал ей возможность достигнуть еще больших успехов. В первый период кампании конница неоднократно употреблялась для преследования разбитого врага. Целым рядом в высшей степени искусных маневров Наполеону удалось встать на сообщения австрийской армии и запереть ее в Ульме. Поняв безвыходность своего положения, главнокомандующий Мак решил послать эрцгерцога Фердинанда со всей конницей и легкой пехотой, чтобы попытаться прорваться и уйти в Богемию. Колонны эти вышли 15 октября по двум дорогам как раз во время самого разгара Эльхингенского боя; одной колонной командовал сам эрцгерцог, другой - генерал Вернек. Мюрат при первом известии о выступлении австрийцев получил приказание преследовать их; к вечеру следующего дня он настиг их арьергард при Неренштеттене и взял 2000 пленных. На другой день при Нересгейме он взял еще больше пленных; наконец, на следующий день он в третий раз насел на утомленных австрийцев и, окружив их, принудил генерала Вернека сдаться ему с 8000 человек. Затем неутомимый Мюрат продолжал преследование по дороге на Гундгаузен и Нюрнберг, где шла конница эрцгерцога. В следующую же ночь были захвачены большой артиллерийский и продовольственный парк, вся артиллерия и казна. Все 19-е число продолжалось преследование, и 20-го Мюрат вынудил австрийцев к принятию боя. После нескольких атак последние были рассеяны и большое число их взято в плен. Эрцгерцогу Фердинанду только с большим трудом удалось уйти с 3000 всадников -единственные остатки выступившего за несколько дней до того из Ульма сильного отряда!
      При этом преследовании, продолжавшемся 4 дня, Мюрат делал ежедневно 50-60 верст и захватил в плен 17 генералов, 200 офицеров, 12 000 нижних чинов, 11 знамен, 120 орудий и 500 повозок. Кавалерия действительно много способствовала успеху этой кампании. Ее преследование может быть поставлено рядом с погоней Карла XII за саксонцами, когда он преследовал последних в течение 9 дней, не расседлывая коней.
      Это был первый пример подобного рода употребления конницы при Наполеоне, но позже мы встречаем таких примеров еще несколько. Уже при последовавшем после капитуляции Ульма движении на Вену конница Мюрата опять идет впереди, постоянно наседая на отступающего противника.
      При Аустерлице Наполеон пустил свою конницу в дело на той части поля сражения, которая по свойствам местности представляла наиболее к тому благоприятные условия. Между конницами обеих сторон произошел целый ряд схваток с переменным успехом. В одной из них австрийские кирасиры опрокинули конницу Келлермана и промчались вслед за ней через первую и даже вторую французские линии; но затем были встречены резервной конницей Мюрата, в свою очередь опрокинуты и прогнаны назад, причем им пришлось отходить под сильнейшим огнем французской пехоты, положившим более половины их. Так как немедленно по окончании сражения было заключено перемирие, то случая для преследования здесь не представилось.
      В следующей кампании, 1806 г., мы встречаем дальнейшие примеры употребления конницы как в сражении, так и после него при преследовании.
      Наполеон со свойственным ему искусством поставил свою армию в такое выгодное стратегическое положение, что она охватила пруссаков с фланга и с тыла ранее, чем они успели собраться и приготовиться к отпору. Решительно сражение произошло при Йене 14 октября 1806 г. Дело было начато Неем: его кирасиры захватили лихой атакой батарею в 13 орудий, стоявшую на небольшом возвышении. В свою очередь, прусская конница храбро атаковала пехоту Нея; но последняя, построив каре, отбила все атаки, пока наконец присланная Наполеоном конница не освободила ее окончательно. После того бой разгорелся по всей линии; превосходство французов в силах дало им возможность оттеснить пруссаков, захватить занятые этими последними деревни и принудить их к отступлению, которое пруссаки и начали в полном порядке. Настала минута для действия конницы. Наполеон послал Мюрата с 12 000 всадников атаковать отступающего врага. Успех был полный. Ничто не могло остановить их удара. Напрасно уже утомленная прусская конница бросилась на выручку своей пехоты и артиллерии: она была опрокинута и сметена с поля сражения, все орудия захвачены и пехота изрублена. Главнокомандующий прусской армии, князь Гогенлоэ, в своем приказании подошедшему с резервами генералу Рюхелю дает нам понятие о впечатлении, произведенном на него этой атакой Мюрата; приказав Рюхелю открыть в своих линиях отверстия для прохода отступающих, он продолжает: Будьте готовы встретить атаку неприятельской конницы, которая налетает самым бешеным образом, опрокидывает и рубит бегущих и уже смешала окончательно пехоту, конницу и артиллерию.
      Победа французов была тем более полной, что в тот же день Даву нанес при Ауерштедте не менее тяжкое поражение другой части прусской армии. Беглецы обеих армий направлялись в Веймар, и Наполеон сделал все распоряжения для их преследования. Энергия, с которой было ведено это преследование, способствовала довершению полного успеха; французская кавалерия при этом действовала образцово.
      Мюрат занял Веймар по пятам беглецов; часть его всадников вышла из города, а другая обошла его кругом и заняла все выходы из него, причем все еще не успевшие выйти пруссаки в числе 15 000 человек и 200 орудий попали в руки французов. На следующий день Мюрат, имея за собой пехоту Нея, подошел к Эрфурту, который немедленно сдался; это дало французам 14 000 пленных, 120 орудий и большие запасы. Остатки пруссаков потянулись к Магдебургу, и Мюрат пошел за ними, гоня перед собой всех беглецов, зная, что скоро они будут его пленниками. Оттуда он двинулся к Шпандау, который сдался по первому его требованию в тот же день, как Даву занял Берлин. Гогенлоэ, отрезанный, таким образом, от столицы, повернул через Гранзее и Цеденик на Штеттин, но и сюда неутомимый Мюрат поспел даже раньше авангардной прусской конницы, так что уже у Цеденика 26 октября гусары Ласалля и драгуны Груши внезапно атаковали пруссаков и отбросили их с потерей в 1000 человек. В следующие затем дни произошло еще несколько боев, в одном из которых прусские гвардейские жандармы были окружены на совершенно открытой местности французскими всадниками и вынуждены к сдаче.
      Гогенлоэ, отрезанный от прямого пути в Штеттин, надеялся достигнуть этого города кружным путем через Пренцлау, но Мюрат, получив известие о новом направлении, взятом пруссаками, тотчас разгадал намерения Гогенлоэ, перевел ночью усиленным маршем по полям свой отряд с одной дороги на другую и утром 28 октября опять атаковал пруссаков с фронта и с фланга. Утомленная и деморализованная прусская конница была сразу опрокинута и отброшена на свои главные силы; как раз в это время подошла и пехота Ланна, которая шла всю ночь с примерной неутомимостью, и теперь появилась против правого фланга пруссаков. После короткого, но упорного боя пруссаки сдались, причем французы взяли в плен 16 000 пехоты и 6 полков конницы, 45 знамен и штандартов и 64 орудия. Почти в то же время Мило захватил с отрядом легкой конницы при Пасевальке 6000 человек, в том числе 2000 конницы.
      На следующий день, 29 октября, Ласалль подошел с бригадой гусар к Штеттину и потребовал сдачи; после вторичного требования крепость со 160 орудиями и гарнизоном в 6000 человек сдалась на капитуляцию без единого выстрела.
      Тотчас же после этого Мюрат повернул на запад и пошел за войсками, отошедшими под командой Блюхера к Любеку. 30 октября у Анклама был взят в плен генерал Била с 4000 человек; 1 ноября арьергард Блюхера потерпел поражение у Носсентина с потерей 500 человек; 4 ноября он был разбит вторично у Висмара. 6 ноября Любек был взят штурмом, прусская пехота перебита или захвачена в плен, а 7 ноября после боя при Швартау Блюхер был вынужден сдаться у Раткау на капитуляцию; французы захватили 4000 человек пехоты, 3700 конницы и 40 орудий.
      Вся кампания длилась около месяца. Два кавалерийских дела, у Шлейца 9 октября и у Заалфельда 10 октября, послужили прологом к двойной битве у Йены и Ауерштедта 14 октября. Одержанная здесь победа была столь решительна, а преследование столь живо и энергично, что непосредственным следствием их было уничтожение военного могущества Пруссии. Следующая кампания Наполеона, бывшая следствием только что описанной, была ведена в Польше и Восточной Пруссии, куда он сейчас же выступил против сильной русской армии, шедшей на помощь пруссакам. Военные действия начались занятием Варшавы французами 30 ноября; затем последовали битвы при Пултуске и Голымине 26 декабря, в первой из которых Беннигсен очень искусно образовал завесу из своих казаков и за нею скрытно выполнил все подготовительные операции.
      Сражение при Эйлау 8 февраля 1807 г. было одним из наиболее кровопролитных и упорных; обе стороны приписывают себе победу. Конница оказала огромные услуги и той и другой стороне. Сражение началось атакой корпусов Ожеро и Сульта, поддержанных 150 орудиями, на правый фланг русских. Как только Ожеро подошел на 100 шагов, русские открыли по нему страшный огонь из 200 орудий, причинивший ему тяжкие потери. Как раз в это время началась сильнейшая снежная вьюга, которой русские поспешили воспользоваться и атаковали один фланг французских дивизий пехотой Тучкова, а другой - сильным конным отрядом. Вьюга не позволяла ничего видеть, и казаки налетели на неприятельские колонны раньше, чем те успели их заметить, а не только приготовиться для встречи. Корпус Ожеро, атакованный одновременно с обоих флангов конницей и пехотой, был прорван и почти совершенно уничтожен; из 16 000 человек спаслись не более 1500. Поражению корпуса способствовало еще и то обстоятельство, что благодаря сырой погоде ружья отказывались действовать. Эта неудача отразилась на всем боевом порядке Наполеона: русский правый фланг и центр продвинулись сильно вперед, легкие войска заняли Эйлау, а одна колонна подошла совсем близко к холму, на котором находился Наполеон, и чуть не захватила его в плен.
      Наполеон принял немедленно же с полным спокойствием все меры, чтобы остановить наступление русских: старой гвардии он приказал атаковать одно их крыло, коннице Мюрата - другое. Русские, увлеченные успехом, наступали в беспорядке и не успели опомниться, как французы уже на них насели. Началась ожесточенная резня. Русская колонна почти целиком легла на месте. Это несколько восстановило для французов ход боя в центре, но потребовалось еще самое энергичное вмешательство Наполеона на правом фланге для той же цели.
      Атака была произведена корпусом Даву, поддержанным всей конницей; в первом было 25 000 человек и 200 орудий, во второй -14 000 коней.
      Поднявшаяся опять вьюга на этот раз помогла французам: Мюрат со своими 70 эскадронами подошел почти вплотную к русским линиям прежде, чем его приближение было замечено. Удар был неотразим. Первая линия русских была прорвана, кавалерия отогнана, и начался упорный бой. Русские батальоны, не думая ни об отступлении, ни о сдаче, продолжали обороняться маленькими кучками с геройской стойкостью. Часть французских всадников доскакала до русских резервов, но была здесь встречена донскими казаками Платова и почти совершенно уничтожена; длинные пики казаков, их ловкость, свежесть их лошадей давали им полное преимущество в одиночном бою перед тяжелыми неповоротливыми кирасирами на утомленных запыхавшихся лошадях.
      Затем Беннигсен выслал к деревне Серпаллен свою конницу для атаки во фланге пехоты Морана, которая и была действительно вынуждена отойти шагов на 400. Сражение кончилось около 10 часов вечера и осталось нерешенным. Скорее всего можно сказать, что обе стороны были побеждены, так как Беннигсен отступил, а Наполеон заметил это только настолько вовремя, чтобы не сделать того же самому; но через несколько дней он все-таки вынужден был отойти назад.
      Сражение при Эйлау приводится многими писателями как пример вероятности такого случая, когда пехота, не имея возможности вследствие дождя или снега действовать из своих ружей, окажется совершенно беззащитной перед конницей. В настоящее время, однако, с введением заряжающихся с казны винтовок подобные случаи уже невозможны. Особенностью этого сражения представляется образ действий русской пехоты, которая, по словам Тьера, не имея возможности остановить атаку французских всадников, бросилась на землю, пропустила их через себя, затем поднялась и открыла огонь им в тыл.
      После битвы при Эйлау русская конница оказала важные услуги. Мюрат попробовал с 12 кирасирскими полками преследовать Беннигсена по дороге на Кенигсберг, но после горячего боя был отброшен с потерей 400 убитых и 300 пленных.
      В этом походе Наполеону впервые пришлось встретиться с трудностями вести войну против войска, имеющего такую деятельную конницу, как казаки.
      Это превосходство русской иррегулярной конницы сделалось еще более заметным в походах 1812, 1813, 1814 гг. и повлекло за собой много неудач и потерь для французов.
      После описанного выше поражения кирасир Мюрата казаки стали еще смелее и предприимчивее; они постоянно наседали на французов, не прекращая своей деятельности даже ночью; они отрезали фуражиров, перехватывали ординарцев, тревожили биваки. Дошло, наконец, до того, что французы были лишены всякой возможности делать какие-либо реквизиции, и продовольствие их армии встречало большие затруднения. Через 10 дней Наполеону пришлось отвести зимние квартиры более назад; за это время он потерял больше 1500 пленных кавалеристов, захваченных неутомимыми казаками.
      Достойно замечания, что этот поход был первым, в котором успехи Наполеона не могли быть доведены до конца. Это должно быть приписано в значительной степени русской коннице, и мы скоро увидим, как деятельность ее иррегулярных всадников стала одним из наиболее важных факторов в деле разрушения гигантского военного могущества Наполеона.
      В сражении при Экмюле 22 апреля 1809 г. произошло несколько кавалерийских схваток, причем баварские кирасиры захватили 16-орудийную явстрийскую батарею. При отступлении австрийцев к Регенсбургу они развернули впереди Эглофгейма своих кирасир и гусар, чтобы прикрыть пехоту и артиллерию. Французские колонны были вынуждены приостановиться до прибытия их конницы. Австрийцы атаковали первые; кирасиры Нансути и Сен-Сюльписа встретили их залпом из карабинов (неуместное употребление огнестрельного оружия), затем двинулись галопом и опрокинули их. Австрийские резервы вмешались в дело, и началась общая рукопашная свалка, которая продолжалась еще и при лунном освещении. Австрийские кирасиры, имевшие только грудные кирасы, находились поэтому в невыгодном положении относительно французских кирасир, имевших кирасы двойные, и после упорного сопротивления вынуждены были отступить, чем еще раз подтвердилось превосходство кавалерии Наполеона.
      При Ваграме конницами обеих сторон было произведено много атак. Так, австрийские кирасиры очень удачно ударили во фланг пехоты Массены как раз в ту минуту, как она завладела деревней Адерклау и находилась в некотором беспорядке; атака эта расстроила почти весь корпус Массены, и дело было поправлено только личным вмешательством Наполеона с поддержкой значительных подкреплений. Кирасиры Сен-Сюльписа произвели повторные атаки на одну из австрийских колонн, наиболее угрожавшую французам, и тем дали время своей пехоте оправиться.
      Много кавалерийских схваток произошло также на правом французском крыле, с которым Даву обошел левое австрийское, но эти стычки не представляют особенного интереса. В них только проявилась вполне вся важность резерва в кавалерийском бою. Вначале Груши опрокинул конницу Розенберга и погнал ее перед собой; затем подошли кирасиры Гогенлоэ и, в свою очередь, опрокинули Груши; но к последнему подоспел на помощь Монбрен, и дело решилось в пользу австрийцев.
      На левом крыле французская конница понесла такие тяжкие потери от неприятельского артиллерийского огня, что, обессилев от этих потерь и утомившись от продолжительного боя, она не могла уже энергично преследовать отступавших австрийцев; в результате было захвачено очень мало пленных и ни одного орудия. Наполеон был этим очень недоволен и сделал строгий выговор своим кавалерийским генералам. Видано ли когда-нибудь что-либо подобное, сказал он им, - ни пленных, ни орудий. Этот день останется без всяких последствий.
      В сражении при Дрездене в 1813 Г. Мюрат под прикрытием тумана обошел левый фланг союзников и построил свою конницу перпендикулярно к неприятельским линиям и близко от них, не будучи, однако, замеченным. Пока союзники вели ожесточенную борьбу с французской пехотой с фронта, эти 12 000 всадников неожиданно атаковали их с фланга и тыла; линия союзников была прорвана, и большая часть левого крыла перебита или взята в плен. Атака Мюрата решила сражение в пользу Наполеона.
      Также и в последних кампаниях Наполеона мы встречаем много примеров удачного употребления конницы, например, при Лейпциге, Фер-Шампенуазе, Ватерлоо; но так как к тому времени конница прочих государств уже многому научилась от Наполеона и мы о ней будем говорить позже, то здесь не будем входить в дальнейшее описание этих сражений.
      Приведенных примеров, впрочем, достаточно, чтобы дать читателю ясное представление об образе действий конницы Наполеона и о достигнутых ею успехах. Наполеон очень высоко ценил легкую конницу, благодаря которой получал сведения о движениях и намерениях противника. Его письма и мемуары дают ясное понятие о той заботливости, с которой он относился к этому делу. Способностью разгадывать намерения противника сам он обладал в высшей степени и очень ценил эту способность у своих кавалерийских офицеров. Его слова о генерале Штенгеле, убитом в первую итальянскую кампанию, показывают то высокое мнение, которое он имел об этом офицере, и вместе с тем представляют образец его требований от легкокавалерийского генерала.
      Генерал Штенгель, эльзасец родом, был отличным гусарским офицером; он служил на севере под начальством Дюмурье; был ловок, умен и бдителен. Он сочетал качества юности с качествами зрелого возраста и был отличным начальником передовых постов. За два или три дня до смерти он первым занял Леценьо. Французский генерал вошел туда несколькими часами позже и нашел уже все сделанным: дефиле и броды были обрекогносцированы, проводники приготовлены, священник и почтмейстер допрошены, завязаны сношения с местными жителями, шпионы высланы по разным направлениям, письма на почте задержаны и те, в которых заключались какие-либо военные сведения, переведены и разобраны; наконец, приняты были меры для устройства продовольственных магазинов.
      Взгляды Наполеона на различные способы добывания сведений так поучительны, что должны быть известны в полной подробности каждому кавалерийскому офицеру. Их можно, между прочим, найти в одном письме к брату Иосифу, королю испанскому. Мы не имеем никаких сведений о противнике; это объясняют тем, что таковых нельзя было добыть, как будто это было что-нибудь чрезвычайное, никогда ни в одной армии не имевшее место, как будто шпионы являются сами собой. Вы должны поступать в Испании так, как поступают в других местах. Высылайте разъезды. Прикажите задерживать алькадов, настоятелей монастырей, почтмейстеров и прежде всего письма. Запирайте этих людей, пока они не заговорят; спрашивайте их два раза в день; держите их как заложников. Заставляйте их посылать людей, которых должно обязать во что бы то ни стало доставлять сведения. Если принять решительные, а в случае необходимости и насильственные меры, то всегда можно добыть известия. Все почты должны быть заняты; письма задержаны. Единственная цель добыть сведения оправдывает посылку отряда в 4-5 тысяч человек, который занимает какой-либо большой город, берет письма с почты, задерживает наиболее состоятельных жителей с их письмами, бумагами, газетами и т.п. Представляется совершенно несомненным, что даже внутри французских линий жители очень хорошо знают, что делается у неприятеля; очевидно, что вне этих линий они знают это еще лучше; что же вам препятствует арестовать людей выдающегося общественного положения? Затем вы можете отсылать их обратно, причем во время их ареста следует обращаться с ними вполне хорошо. Можно признать за положительный факт, что если война ведется не в пустыне, а в населенной стране, то генерал, не умеющий добыть нужные ему сведения, не понимает своего дела. Местные жители будут оказывать содействие неприятельскому генералу не по доброй воле и даже не из-за денег; самое верное для этого средство - обеспечить их жизнь, имущество, города, монастыри охранительной стражей или каким-либо другим способом.
      Наполеон так же хорошо умел пользоваться конницей и для сокрытия своих движений, и результатом этого был почти постоянный успех его блестящих стратегических планов. Его способность скрывать свои намерения была не меньше способности угадывать неприятельские.
      Экспедиция в Египте была, в сущности, нечаянным нападением; его возвращение оттуда вряд ли окончилось бы столь удачно, если бы не глубокая тайна, его окружавшая. Маренгский поход был столь успешен благодаря искусству, с которым он скрыл от всего света избранный им путь. Марш его на Ульме в 1805 г. был совершенно скрыт от австрийского главнокомандующего конницей Мюрата, пока правый его фланг не был обойден, сообщения отрезаны, армия заперта в крепости и остался только один исход -капитуляция. Конница Наполеона играла действительно в эту кампанию роль завесы, через которую Мак ничего не мог видеть и благодаря которой удалась одна из наиболее блестящих стратегических комбинаций.
      Мы видели, как в 1806 г. Наполеон застал пруссаков врасплох, что опять-таки должно быть в значительной степени приписано искусному употреблению конницы для сокрытия своих движений. В Испании маршалы пользовались драгунами совершенно в духе Наполеона. Здесь, однако, французам приходилось действовать при особенно неблагоприятных условиях, так как все население было настроено крайне враждебно и народная война была в полном разгаре. Тем не менее французские драгуны заслужили себе здесь громкую славу и оказались наиболее подходящим родом войск для борьбы с гверильясами.
      Непир рассказывает, что в операциях в Португалии, предшествовавших битве при Вимейро в 1808 г. конница Жюно, многочисленная и деятельная, совершенно скрывала действия его от английского главнокомандующего, и британские войска были ею совершенно окружены, так что не знали ничего, происходящего вне их линий.
      После сражения при Валенсии Сюше послал для преследования испанцев драгун, за каждым из которых было посажено по пехотинцу. Эти части быстротой своего движения помешали войскам противника собраться и рассеяли их окончательно. В испанских войнах случалось неоднократно, что драгуны спешивались и сражались в пешем строю.
      Наполеоновские продолжительные войны дали несколько хороших кавалерийских генералов, хотя ни один из них не может быть поставлен наравне с Зейдлицем или Цитеном. Многие из них обладали бешеной дерзостью и смелостью, но при этом им недоставало разумной предусмотрительности - совершенно необходимого качества для кавалерийского вождя. Точно так же ни одни из них не может быть сравнен с Оливером Кромвелем.
      Наиболее выдающимся кавалерийским генералом был, бесспорно, Мюрат. Его смелость, энергия, рыцарское обращение, мужественная красота делали его идолом всадников. Блестящая одежда, красивая посадка, богато изукрашенная лошадь сразу выделяли его и бросались в глаза. Он обязан был своей славой необыкновенной храбрости и постоянной неутомимости; но ему недоставало ума и рассудительности. Никто не понимал этого лучше Наполеона, который выразился о нем так: Это был рыцарь в поле, но без всякого мнения и решительности в совете; он любил, я могу даже сказать, обожал меня; он был моей правой рукой, но без меня он ничего не значил. В бою он был, может быть, храбрейшим воином в свете; предоставленный самому себе, это был глупец без всякого рассудка .
      Приведем случай из жизни Мюрата, где особенно резко выразились его энергия и неутомимость. При вторжении в Россию в 1812 г. он командовал конницей авангарда. С 24 июня (день перехода через Неман) по 14 сентября французская армия все продвигалась вперед в постоянных стычках с русским арьергардом. Мюрат шел постоянно в голове авангарда; ежедневно с утра до вечера шли эскадроны под палящими лучами солнца, в облаках пыли, хотя лошади постоянно падали от усталости. Но труды, усталость - все было забыто при виде Москвы, которая всем солдатам представлялась конечной целью их усилий, местом полного отдохновения и наградой за перенесенные труды и лишения.
      После 60 боев, после трехмесячных маршей подошел наконец Мюрат к Москве, которую русские очистили. Он вошел в город и не нашел там никого; не задумываясь ни минуты, он двинулся дальше, вышел из Москвы через другие ворота и продолжал преследование русских, имея перед собой необъятное пространство восточной России и затем Азии. Этот образчик неутомимой энергии дает более ясное представление о характере Мюрата, нежели какой-либо другой факт из его жизни.
      Из других кавалерийских генералов Наполеона Келлерман отличился атакой при Маренго и еще в других случаях. По мнению маршала Мармона, Келлерман, Монбрен и Ласалль были единственными хорошими кавалерийскими генералами за все 20 лет наполеоновских войн. Бесьер, командир гвардейской кавалерии, был также хорошим кавалеристом; Штенгель, отзыв Наполеона о котором мы приводили уже, был убит раньше, чем имел возможность вполне выказать себя.
      Глава VI.
      Конница времен Наполеона (продолжение)
      1. Русская конница при Александре I{96}
      Насколько войны Наполеона выработали во Франции хорошую кавалерию, одинаково пригодную на поле сражения и к малой войне, настолько они же способствовали применению в России бесчисленных полчищ иррегулярной конницы.
      Высокое честолюбие, неутомимая энергия и воинственный характер Наполеона вовлекли его в военные предприятия во всех климатах, от знойных пустынь Египта до снежных полей России. Вряд ли какой-либо другой генерал мог обладать такой широкой и многосторонней опытностью, как он. Он воевал и против отлично обученных и дисциплинированных солдат Пруссии и Австрии, и против беспорядочного необученного народного ополчения в Испании. В 1812 г. ему пришлось вести войну с народом, главная сила которого состояла в массе иррегулярных всадников, - противник, сходный с тем, который был столь пагубен для Красса и его легионов и поставил парфян единственным соперником Рима.
      Действия русской конницы, и особенно казаков, в 1812-1813 гг. заслуживают особенного внимания, так как они во многом способствовали низвержению самой могущественной военной державы, когда-либо существовавшей до времен Рима. Конница Александра I состояла в 1810 г. из регулярных полков: 6 кирасирских, 36 драгунских, 11 гусарских и 5 уланских; кроме того, гвардейских: 2 кирасирских, 1 драгунского, 1 гусарского и уланского и 1 казачьего полка и уральской сотни. Армейские, гусарские и уланские полки имели по 10 эскадронов; гвардейский казачий - 3; все прочие полки, как гвардейские, так и армейские 5. В каждом эскадроне было коней: в гвардии - 159, в армии - 151. В 1811 г. было сформировано еще 2 кирасирских полка, и вся конница сведена в 11 дивизий, из них 1 гвардейская и 2 кирасирские. В каждой из последних было по 5 полков (в том числе в первой 2 гвардейских); прочие дивизии состояли каждая из 4 драгунских и 2 гусарских или уланских полков; 4-я дивизия имела еще лишний гусарский полк, а 8-я состояла всего из 3 драгунских и 1 гусарского полков.
      Впрочем, главную силу русской конницы составляли не эти регулярные части, а казаки, которые при объявлении войны призывались в огромном числе под знамена и действительно оказали выдающиеся услуги. Почти все донские казаки собрались под начальством Платова, и их неутомимой деятельности во многом обязаны русские успехами в конце кампании 1812г. Казаки, занимающиеся дома хлебопашеством и скотоводством, с детства приучаются ездить верхом и дают такую неутомимую, выносливую конницу, какой нельзя встретить ни в какой другой стране Европы.
      Казаки вначале были вооружены пиками, составлявшими их главное оружие, шашками и пистолетами. Лошади их малого роста, но быстрые, выносливые и неприхотливые.
      Способность их к быстрым движениям допускала совершение усиленных маршей с чрезвычайной легкостью в короткое время, и в этом отношении никто в Европе не мог с ними соперничать.
      Пистолеты носились на поясном ремне, а не на седле. Казаки не имеют шпор, а вместо того нагайку. Их умение ездить верхом, управлять лошадью и владеть оружием позволяло им не бояться и не избегать рукопашного боя.
      В начале войны они не умели делать сомкнутых атак подобно прочим конницам; они атаковали обыкновенно в разомкнутом строю, или лавой, с громким криком, причем каждый намечал себе заранее противника.
      Позднее, в течение кампании, они прониклись большей дисциплиной и порядком и научились сомкнутым атакам, которые производились ими очень смело и нередко с успехом против французской регулярной конницы и даже против пехотных каре.