Все число сражений, данных Александром I Наполеону, очень велико, и в большей части русская конница оказалась на высоте своего назначения. Так, в сражении при Аустерлице 2000 русских гвардейских кирасир под личным начальством великого князя Константина Павловича ударили во фланг французской пехоте Вандамма, сражавшейся с резервной пехотой великого князя. Атака была выполнена в совершенном порядке и с полным мужеством; французы были рассеяны и потеряли одного орла. Наполеон, видевший это дело, выслал против русских свою гвардейскую пехоту под начальством Бессьера и Раппа. Русские, потерявшие порядок после первой атаки, были отброшены, но скоро собрались и атаковали вторично; завязалась отчаянная свалка, в которой обе стороны соперничали мужеством; наконец русские были вынуждены отойти к Аустерлицу. Влияние этой схватки отразилось на исходе сражения.
      О блестящих подвигах русской конницы при Эйлау, где казаки Платова с успехом атаковали всадников Мюрата, было уже говорено выше.
      В1807 г. Беннигсен выступает из занятой им позиции у Гейльсберга с целью атаковать Нея, но быстрое сосредоточение французских войск вынудило его возвратиться в укрепленный лагерь у этого города. Арьергард Багратиона должен был при этом прикрыть переправу через Алле (по четырем мостам) орудий и повозок. Багратион остановил свои войска (5000 пехоты и 2000 конницы) у Глоттау, выслал конницу навстречу французам, чтобы по возможности их задержать, и построил пехоту в несколько каре, с целью остановить, таким образом, следовавшего по пятам Мюрата с 12 000 всадников. Русская конница выказала при этом действительно изумительную храбрость. Превосходство неприятеля в силах было подавляющее, но русские сражались столь стойко и мужественно, что ни одно каре не было прорвано и ни один эскадрон не был опрокинут. После кровопролитного и нерешительного боя, когда артиллерия и обоз переправились, Багратион снялся с позиции и медленно в полном порядке отошел за Алле, без особенно значительных потерь. Образ действий русской конницы в этом сражении делает ей честь в полном смысле этого слова.
      При движении Наполеона к Москве в 1812 г. русская конница не замедлила прибавить к прежним лаврам новые. Первые стычки произошли между казаками и польскими всадниками 9 и 10 июня; оба раза последние потерпели полное поражение.
      Мы остановимся теперь на одном деле, которое произошло при Красном между отрядом Неверовского (6000 пехоты и 1200 коней) и войсками Нея и Мюрата. Неверовский был неожиданно окружен и атакован 18 000 неприятельских всадников, но решил не сдаваться, а сопротивляться до последней крайности. Построив свои войска в два каре, затем сведенные в одно, он начал отводить их медленно назад, останавливаясь для отпора французов, которые сделали в этот день более сорока атак. Последним удавалось иногда врываться в русские ряды, убивать офицеров среди каре, но русские сейчас же опять смыкались и продолжали огонь. К ночи они дошли до Корытни, потеряв 1000 человек и 5 орудий. Этот бой представляет замечательный пример сопротивления пехоты превосходной в силах коннице на совершенно ровной местности{97}.
      При Бородино была произведена блестящая атака генералом Уваровым с первым кавалерийским корпусом и несколькими казачьими полками на левый фланг итальянского вице-короля Евгения. Уваров, перешедши Колочу, отбросил прежде всего кавалерийскую бригаду Орнано; итальянская дивизия Дельзона избежала той же участи только благодаря быстрому построению каре. Обоз и муниционные колонны обратились в беспорядочное бегство; сам вице-король с трудом избежал плена, бросившись в одно из каре. Наполеон, увидев, что беспорядок распространяется все далее и далее, счел нападение Уварова за серьезное и поскакал туда с гвардейской конницей и артиллерией. Между тем Уваров при приближении превосходных французских сил отошел обратно за реку, достигнув вполне своей цели - оттянуть часть неприятельских резервов от решительного пункта боя. Эта демонстрация повлекла, таким образом, за собой значительное замедление исхода боя.
      В том же сражении произошло еще другое лихое кавалерийское дело - взятие большого редута (батареи Раевского) французской конницей. Пока Наполеон делал подготовления и распоряжения к решительной атаке, которая должна была быть произведена значительными пехотными массами, поддержанными 200 орудиями, он выдвинул вперед свою конницу с тем, чтобы прорвать ею неприятельские линии и взять редут с тыла. Дело было поручено кирасирам Монбреня под начальством Коленкура. Алисой описывает эту атаку следующим образом:Вы увидите меня победителем или мертвым, - сказал Коленкур, становясь во главе своих кирасир; затем он повел их вперед большим галопом, и они скоро исчезли в облаках пыли и дыма. Русские поддержали редут войсками Остермана, за которым в резерве были гвардейские полки - Преображенский и Семеновский. Между тем Коленкур, опрокинув высланную ему навстречу конницу, продолжал движение под градом пуль с редута. Следом за ним шла пехота Евгения, которая подошла почти к самому редуту, как вдруг в нем показались французские всадники. Огонь с редута прекратился, и на высших его точках заблистали каски кирасир.
      Груши, следовавший для поддержки этой атаки, повернул против Остермана, но, встреченный двумя гвардейскими кавалерийскими полками, был опрокинут с большими потерями.
      В бою при Кацбахе 26 августа 1813 г. союзники обязаны успехом преимущественно русской коннице корпуса Сакена под начальством Васильчикова. Эти храбрые всадники атаковали кирасир Себастиани, когда они выходили из дефиле, что привело в беспорядок все левое французское крыло и вынудило его к отступлению. Затем и сам Макдональд должен был отступить, причем во время преследования союзники взяли у него много пленных и трофеев.
      В сражении при Кульме 30 августа 1813 г. союзники имели 10 000 отличной конницы, между тем как у Вандамма ее было всего 3000. Союзники сосредоточили всю конницу на своем правом фланге, где ровная открытая местность представляла все удобства для ее действия. Дело началось энергичной атакой союзной конницы на левое крыло французов, которое с первого же удара было опрокинуто на центр и правое крыло, что угрожало Вандамму потерей сообщений с Пирной. Боясь этого, он выслал на помощь левому крылу свежую бригаду, но она также была опрокинута и только увеличила общее смятение. Вследствие этого французы были вынуждены к отступлению; между тем прусский корпус Клейста отрезал им путь и Бандами с большей частью армии был взят в плен; но при этом французская конница Корбино дала блестящий пример того, как вообще следует коннице действовать при подобных обстоятельствах. Имея путь отступления отрезанным и будучи окружен превосходным неприятелем, Корбино все-таки решил пробиться. Встав во главе своих всадников, он бросился в крутое, труднодоступное дефиле, наполненное к тому же толпами пруссаков, прорвал их, перерубил прислугу при орудиях, захватил сами орудия, но, конечно, не мог их увезти и благополучно избежал плена. Этот пример может служить подтверждением правила, что конница в поле никогда не должна сдаваться.
      16 октября 1813 г. началось при Лейпциге величайшее из сражений нового времени, и началось оно блестящей атакой двух русских кирасирских полков под командой Левашева против правого французского крыла. Вслед за тем Наполеон приказал своей коннице в значительных силах атаковать центр и левый фланг союзников. Келлерман во главе 6 тысяч всадников опрокинул Левашева и продвигался далее, когда, в свою очередь, его ударили во фланг только что.перешедшие Плейсу 6 австрийских кирасирских полков графа Ностица. Келлерман был опрокинут и ушел за свою пехоту и артиллерию, где опять привел в порядок свои части. Эта решительная атака австрийцев спасла центр союзников от поражения.
      Несколько позднее этого дела конницей Мюрата и Латур-Мобура была произведена отчаянная попытка прорвать расположение союзников у Ваха. 4000-5000 кирасир, построенные в одну линию, без резерва, бросились с фланга на пехоту принца Евгения Вюртембергского, привели его в совершенный беспорядок, опрокинули десять эскадронов русской гвардии и захватили несколько орудий. Центр союзников был прорван. Император Александр и король Прусский должны были отъехать назад, чтобы не попасть в плен, и катастрофа казалась неминуемой. Но Александр I, сохранивший поразительное хладнокровие, направил на французских кирасир с фланга красных гвардейских казаков Орлова-Денисова, а с фронта - Барклая с резервной конницей. Эти распоряжения спасли союзников. Казаки ударили во фланг французов как раз в то время, когда они, лишенные предводителя (Латур-Мобур был тяжело ранен) и на запыхавшихся лошадях, пришли в некоторое расстройство. Кирасиры были с первого же удара опрокинуты и с большими потерями отброшены назад; 24 орудия взяты обратно. Таким образом, в одном сражении мы видим, что в течение каких-нибудь нескольких минут две кавалерийские атаки, сначала победоносные, оканчиваются полным поражением вследствие неимения резерва.
      И в следующих сражениях этой кампании было несколько кавалерийских дел, но приводить их всех нет ни возможности, ни цели. Остановимся только на одном из этих сражений, интересном потому, что в нем 22 000 союзной конницы со 128 орудиями действовали против французского отряда почти той же силы, но состоявшего из 17 000 пехоты и 5000 конницы.
      Сражение это произошло 25 марта 1814 г. при Фер-Шампенуазе и было начато русским авангардом из кавалергардов и кирасир.
      Этот последний решительно атаковал французов, которые, построенные в несколько каре, отходили под прикрытием своей конницы и артиллерии. Между тем подошла вся союзная конница, бывшая под начальством великого князя Константина Павловича и графа Ностица, опрокинула французских драгун и захватила 44 орудия.
      Внезапная паника охватила французскую пехоту, лишенную возможности вследствие сильного ливня действовать из своих ружей и к тому же лишенную поддержки артиллерии; она бросилась в беспорядке через Фер-Шампенуаз. Только геройское самопожертвование полка тяжелой конницы под командой генерала Леклерка, бросившегося вперед для прикрытия этого поспешного отступления, и наступившая ночь дали маршалам возможность восстановить некоторый порядок в своих частях.
      Между тем на другом конце поля сражения император Александр I, сопровождаемый королем прусским и сильным конным отрядом, наткнулся на французскую дивизию Пакто, сопровождавшую большой артиллерийский парк и продовольственный транспорт и уже с большим мужеством выдержавшую несколько атак генералов Корфа и Васильчикова.
      Сэр Арчибальд Алисон дает в своей .Истории Европы очень живое описание последовавшего за прибытием императора Александра блестящего дела.
      Как только Александр I убедился, что это отряд противника, он поспешно принял меры, чтобы окружить его со всех сторон и уничтожить. Русские и прусские гвардейские кирасиры построились вправо, гусары Корфа - с фронта и драгуны Васильчикова -слева. Таким образом, 9000 всадников, поддержанные 70 орудиями, готовились атаковать 6000 пехоты со всего 16 орудиями. Когда неприятель был со всех сторон окружен, император, чтобы избежать напрасного кровопролития, послал французскому генералу предложение сдаться. Пакто, отлично сознававший невозможность спастись, тем не менее геройски отклонил это предложение и в краткой речи напомнил своим людям об их обязанности - умереть за родину; в ответ раздались громкие крики, и французы открыли огонь. Построенные в каре, имея артиллерию и повозки в середине их, они продолжали отступление на Фер-Шампенуазе, храбро отбивая атаки конницы, пока не были поведены ближе батареи, управление одной из которых было поручено Александром лорду Каткарту. Убийственный огонь их прорвал ряды одного каре, после чего конница ворвалась в него и все перерубила или захватила в плен. Между тем по русским полкам пронесся слух, что государь в опасности. Все устремилось вперед: гусары, драгуны, уланы, кирасиры поскакали к полю сражения, на котором, наконец, собралось около 13 000 всадников. Тем не менее второе французское каре все еще отказывалось сдаться; оно даже стреляло в адъютанта императора - Рапателя, которого он взял на службу по предсмертной просьбе генерала Моро. Наконец, Александр I дал приказание об атаке. Во главе своих кавалергардов он сам бросился на одно из каре и ворвался в него через одно из сделанных артиллерийским огнем прорывов. Гвардейцы, воспламененные присутствием любимого царя и опасностью, которой он себя подвергал, с неудержимой силой бросились в каре и ворвались в него со всех сторон. Французы все еще отказывались сдаться и продолжали поистине геройское сопротивление, пока не исстреляли всех патронов. Пакто передал свою шпагу лично государю. В этом деле пало около 3000 французов, в числе которых было много национальных гвардейцев{98}.
      Приведенных примеров совершенно достаточно, чтобы дать читателю ясное представление об образе действий конницы во времена Наполеона. Но легкая конница союзных войск, и особенно казаки, имели такое решительное влияние на исход всех операций, что действия их не могут быть обойдены молчанием.
      При описании тактики Фридриха Великого мы упоминали уже о том затруднительном положении, в которое он часто попадал благодаря австрийской легкой коннице, которая не могла противостоять коннице Фридриха в бою, но превосходила ее в искусстве нести сторожевую и разведывательную службу. Так же точно и Наполеон испытал первую неудачу благодаря превосходству противника в легкой, способной к партизанской войне коннице.
      Мы уже обращали внимание читателя на этот факт в предыдущей главе при описании Эйлауского сражения. Это был первый случай в жизни Наполеона, когда он был вынужден отступить после генерального сражения. Хотя по техническим и тактическим причинам дело при Эйлау окончилось победой для французов, но в действительности это было сражение нерешительное, которое, однако, если бы в нем не принимали участие казаки, могло бы сделаться и бесспорной победой для французов.
      С этого времени мы можем проследить шаг за шагом влияние, которое имели казаки на судьбу Наполеона до самого его отречения. Особенно важны их действия в 1812 г., причем они стали наиболее чувствительны для французов по вступлении их в Москву. Тут настало как бы перемирие между главными силами обеих сторон, и как раз в это время начались партизанские действия на флангах и в тылу Наполеона. Подвижные, внезапно появляющиеся и неуловимые партизаны захватывали все отдельные команды и, заняв все дороги в Москву, прекратили подвозы туда и держали армию Наполеона как бы в блокаде. Следствием этого явился недостаток продовольствия и фуража в Москве; драгуны должны были предпринимать очень отдаленные фуражировки, чтобы добывать продовольствие, причем они очень часто попадали в руки шнырявших везде кругом казаков. Таким образом, в течение трех недель октября французская армия, не дав ни одного сражения, потеряла 4180 человек. Мюрат в то же время доносил, что в ежедневных аванпостных стычках погибла половина французской конницы, достигнувшей Москвы. Такое уменьшение численности французской конницы имело очень печальные результаты и сделало действия казаков, вследствие их превосходства, еще более решительными.
      18 октября русские открыли военные действия нападением на Мюрата при Винкове, причем конница Орлова-Денисова, остановившая с тыла левое его крыло, привела французов в расстройство и вынудила Мюрата к отступлению с потерей 1500 человек пленными, 38 орудий и всего обоза.
      Немедленно после этого Наполеон двинулся на Калугу, но был остановлен при Малоярославце, причем не попал сам в плен. 25 октября утром он выехал, чтобы осмотреть место бывшего накануне сражения, и двигался среди своей армии, считая себя в полной безопасности, как вдруг раздался крик солдат: Это Плато! Их 10 000! Наполеон сначала не поверил и попал поэтому в величайшую опасность; его адъютант, генерал Рапп, был сброшен с лошади, и только необычайное мужество его конвоя и прибытие гвардейских конных гренадер и драгун спасло Наполеона от плена.
      В действительности это неожиданное нападение было произведено Платовым с 20-м егерским и 10-м казачьим полками с целью отбить артиллерийский парк; орудия были взяты, но вследствие недостатка в лошадях и приближения неприятельской гвардейской конницы могло быть увезено только 11.
      Это дело имело весьма важное влияние на исход кампании. Оно подействовало угнетающим образом на дух Наполеона, убедило его в превосходстве легкой конницы противника и в слабости его собственной как раз в ту минуту, когда многое зависело от смелости и решительности его действий. В ту же ночь был собран военный совет, и на нем возбужден и горячо обсуждался вопрос: следует ли сделать попытку проложить себе дорогу на Медынь или же лучше произвести отступление по той самой дороге, по которой шли на Москву.
      Мюрат решительным образом настаивал на более смелом плане, но все другие генералы были противного мнения, и, как говорят, полученное как раз в это время известие о новом горячем бое с казаками у Боровска в тылу армии побудило Наполеона решиться на отступление, которое стало для него столь пагубным. В то время, как он начинал это отступление, Кутузов также собирался отойти на Калугу, следовательно, на этот раз совет Мюрата был наилучший и, вероятно, привел бы к хорошему результату.
      Итак, началось знаменитое отступление, продолжавшееся с 26 октября по 13 декабря. За это время не проходило почти ни одного дня без того, чтобы казаки не оказали какой-нибудь важной услуги, так как Платов постоянно наседал на неприятельский арьергард. Скоро среди отступающих появился недостаток в продовольствии, что имело следствием самые страшные беспорядки. На каждом шагу вынуждены были бросать повозки, так как лошади падали с голоду. Люди начали разбегаться по окрестностям в поисках продовольствия; лошадей, которые нужны были для других целей, убивали и съедали.
      2 ноября произошло горячее дело при Вязьме, где французский арьергард, почти отрезанный генералом Васильчиковым, пробился только с большим трудом и с потерей 6000 человек.
      Казаки ни на минуту не упускали отступавших из виду, и французам оставалось одно из двух: или оставаться в рядах и умереть с голоду, или отделиться в сторону за продовольствием и быть убитыми крестьянами или взятыми в плен казаками. Ко всему этому прибавился еще и сильный мороз, все обстоятельства сложились так, чтобы сделать из этого отступления одну из самых страшных катастроф, какие только встречаются в военной истории.
      Обыкновенно говорят, что суровая зима была главной причиной неудачи похода Наполеона в России; но если рассмотреть дело в подробностях, то нельзя не вывести заключения, что истинной причиной было превосходство русских в легкой коннице. Огромное расстояние, на которое Наполеон отдалился от своей базы и магазинов, сделало правильное продовольствие войск крайне трудным, тем более что армия была очень многочисленна. Как только выказалось превосходство казаков в малой войне, фуражировкам был положен конец, и скоро, под влиянием голода и лишений, во французской армии ослабла дисциплина и упал дух. Эти обстоятельства более холода способствовали уничтожению ее.
      Алисон говорит, что война была бы для французов одинаково пагубна, если бы Москва не была сожжена и зима не была холодна.
      Если армия бросается зря в середину скифской конницы, не имея возможности получать из своей страны продовольствие и фураж, то она неминуемо погибнет. Александр Великий благополучно избежал этой опасности, удовольствовавшись бесплодным поражением скифов на берегах Оксуса и не идя далее в глубь страны. Дарий же, вторгнувшийся в пределы страны со всеми персидскими силами, нашел там погибель. Легионы Марка Антония и Красса были уничтожены беспрерывными нападениями парфян; гения Юлиана было недостаточно для борьбы с ними, и точно так же геройство Ричарда Львиное Сердце разбилось о многочисленную конницу Саладина. Уже одно то огромное количество повозок, которое должна иметь европейская армия, вторгающаяся в азиатскую страну, губит ее, потому что увеличивает ее балласт и ускоряет минуту, когда армия, окруженная неприятельскими всадниками, должна погибнуть он недостатка продовольствия. Поэтому поход Наполеона против России был неправилен в самом своем основании по той самой причине, по которой все попытки цивилизованных народов вторгнуться в пустыни Востока оканчивались неудачами{99}.
      Поход 1812 г. дал толчок началу партизанских действий. Полковник Давыдов, писавший о них, предложил их и сам же привел свое предложение в исполнение, производя беспрестанные нападения на пункты коммуникационной линии французов. Много отдельных отрядов было захвачено подобными смелыми и неутомимыми партизанами. Так, авангард генерала Бараге д'Илье под командой Ожеро, силой в 2000 человек, должен был при Ляхове сдаться графу Орлову-Денисову, соединившемуся для этого предприятия с Давыдовым, Сеславиным и Фигнером. Депо из 1300 французов было неожиданно атаковано при Клементьеве полковником Бистромом с отрядом из двух гвардейских егерских батальонов, эскадрона кирасир и сотни казаков и целиком взято в плен.
      В русской коннице того времени было много выдающихся кавалерийских вождей, во главе которых нужно поставить Платова, затем идут: Уваров, Пален, Орлов-Денисов, Давыдов, Чернышев, Сеславин и Фигнер. В кампаниях 1813-1814 гг. великий князь Константин Павлович выказал качества храброго и блестящего генерала.
      В войну 1813 г. партизанские действия в тылу французской армии были еще распространеннее и смелее; в этих предприятиях особенно выдавались русские всадники и их предводители.
      Первым выдающимся делом этой кампании было взятие Гамбурга Теттенборном, деятельным и энергичным офицером, с отрядом из 3000 пехотинцев и 3000 казаков. Несколько времени спустя Чернышев, Бенкендорф и Дорнберг со своими отрядами, сделав в сутки 50 английских миль, разбили у Люнебурга генерала Морана, потерявшего 1000 человек убитыми и ранеными и сдавшегося с остальными 2000 в плен, и освободили жителей названного города. Эти успехи имели очень важное значение, так как они подняли дух народа и восстание скоро распространилось по всей Германии.
      Позже, после победы Наполеона при Люцене и Бауцене, партизаны не переставали тревожить его тыл и причиняли ему много забот, тем более что воспоминание об отступлении из Москвы было еще очень живо в его памяти. 27 мая, несколько дней после Бауценского сражения, партизанский отряд захватил значительный артиллерийский парк, и в то же время конница Воронцова напала при Дессау на сильный конный французский отряд и разбила его, взяв 500 пленных.
      Два дня спустя, 29 мая, находившийся близ Магдебурга генерал Чернышев получил известие о прибытии в Гальберштадт вестфальского генерала Окса с артиллерийским парком и решил напасть на него. Выступив в тот же день с гусарами и казаками, он безостановочно шел целый день и целую ночь и, сделав, таким образом, около 90 верст, приблизился к неприятелю на следующий день в 5 часов утра. Генерал Оке был застигнут совершенно врасплох, и весь его отряд в 1200 человек был перебит или взят в плен со всеми орудиями.
      Затем Чернышев ушел обратно за Эльбу и остановился у Бернбурга, где начал делать приготовления к совместному нападению с Воронцовым на генерала Арриги, прикрывавшего с 5-тысячным отрядом значительные магазины в Лейпциге. Сделав в один день около 60 верст, Чернышев соединился с Воронцовым, и затем они бросились на Арриги, который совершенно не ожидал нападения. Как раз в ту минуту, как победа склонялась на сторону смелых партизан, пришло известие о заключенном между Наполеоном и союзниками перемирии.
      По возобновлении военных действий Чернышев продолжал свои набеги. Он принимал участие в поражении Удино при Гросберге и затем перенес свои действия в тыл французам, в Вестфальское королевство. С отрядом из 3000 всадников при 4 орудиях он переправился чрез Эльбу у Дессау и с быстротой молнии пошел на Кассель, куда и прибыл 30 сентября. Его смелый марш и решительное поведение вселили во французов большое смущение. Иероним Бонапарт, король вестфальский, должен был покинуть свою столицу без единого выстрела, и Чернышев при громких, радостных криках населения вступил в Кассель и провозгласил уничтожение Вестфальского королевства. Целую неделю пробыл Чернышев в Касселе и затем вышел из него, не потеряв ни одного человека и захватив с собой все запасы из арсенала, королевских лошадей и экипажи и огромную добычу.
      Моральное впечатление этого набега было сильнее производимого выигранным сражением. Он показал непрочность положения Наполеона в образованных им военных королевствах, и убеждение в этом распространилось по всей Германии.
      Казаки, сражавшиеся сначала исключительно в разомкнутом строю, скоро научились маневрировать и в сомкнутом и тогда, благодаря быстроте движений и подвижности, получили решительное преимущество над французскими кирасирами, которые благодаря своему тяжелому вооружению утомлялись несравненно скорее в беспрерывных стычках.
      Один или два примера, заимствованные из Истории и тактики конницы Нолана, дадут ясное представление об образе действий казаков и их превосходстве в малой войне.
      19 августа 1813 года, по окончании перемирия, союзники начали теснить французов на Берлин и Потсдам. Полковник Быхалов получил приказание произвести с донским казачьим полком рекогносцировку по направлению на Люкенвальде. Он стоял биваком на Треббинской дороге и двинулся через Шарфенбрик и Вальтерсдорф. Французские пикеты начали отходить при его приближении, и мы получили возможность вполне ясно видеть поля, лежащие к северу и востоку от Люкенвальда. Как раз в это время сильный отряд конницы поспешно двигался из города прямо на нас и, подойдя, построился в сомкнутую эскадронную колонну; фланкеры пристроились к флангам. Затем французы двинулись рысью, плотно сомкнувшись, чтобы не дать русским возможности прорваться в интервалы, прямо на наш центр, который немедленно раздался, и казаки бросились на тыл и фланг колонны. Французы, не встречая с фронта никакого сопротивления, остановились, а.их мучители начали колоть фланговые ряды и стрелять в густую массу, где скоро возник совершенный беспорядок, лишивший возможности сделать какое-либо перестроение. Казаки даже и не пытались произвести общую атаку и продолжали колоть и стрелять, производя частные нападения, где представлялась к тому возможность. Между тем фланговые ряды французов повернули кнаружи, так что получилось нечто вроде каре, и открыли стрельбу из карабинов, продолжавшуюся около получаса{100}. Наконец появились головы французских пехотных колонн, и, как только артиллерия их открыла огонь, конница была освобождена из тяжелого положения. Полковник Быхалов отошел по дороге на Шарфенбрик, никем не преследуемый{101}.
      18 сентября 1813 г. произошло близ Мюльберга другое дело между 1200 казаков генерала Иловайского и 2000 французских драгун. Нолан со слов капитана Ганцауге сообщает следующие подробности о нем:
      Французы окончили перестроения, пока казаки развертывались; они построились в одну линию en muraille, с небольшим резервом. Казаки бросились, были встречены огнем из карабинов и повернули назад; французы совсем не обнажали сабель. Они заехали в колонну, взяли полные интервалы и вторичным заездом построились во фронт. Мы каждую минуту ожидали атаки, но, как кажется, намерение их состояло просто в удлинении протяжения фронта, чтобы не подвергнуться охвату - обыкновенному образу действия казаков.
      После того, как обе стороны окончили почти одновременно приготовления к бою, казакам было строго приказано не поворачивать назад перед огнем неприятеля, а офицерам - рубить первого, кто повернет. Несколько сотен получили приказание атаковать противника во время боя с тыла и флангов. Все эти приказания были исполнены в точности. Казаки наскочили на французов и окружили их; я видел при этом собственными глазами, что многие из драгун, выстрелив, не успели вынуть сабли, как были зарублены или заколоты. Французы сначала сопротивлялись упорно, насколько это возможно для стоящей на месте конницы, против такого деятельного противника, наседающего со всех сторон; затем некоторые одиночные люди повернули назад, их примеру скоро последовали прочие. Резерв, вместо того чтобы восстановить бой, также обратился в бегство: все скакало по направлению к Якобсталю, и вся равнина была покрыта бегущими всадниками. Не было ни одного взвода, отступавшего в порядке; это была настоящая охота; многие падали с лошадей и затем захватывались в плен. Наконец, мы наскочили на линию кирасир, выходивших из леса, и ее сомкнутость остановила нас без всякой команды. Мы, впрочем, были довольны одержанной нами победой и ушли назад в Мюльберг{102}.
      Генерал де Брак говорит следующее о казаках: Казаки были родом войск, делавшим войну в высшей степени опасной, в особенности для тех наших офицеров, которые посылались на рекогносцировку. Многие из них, особенно генерального штаба, выбранные начальником его для этого назначения, предпочитали привозить известия, собираемые у местных жителей, чем удаляться на значительное расстояние вперед и подвергнуться нападению казаков. Император не был, таким образом, в состоянии судить об обстановке. Трудно придумать большую похвалу этим легким всадникам, чем вышеприведенные слова.
      Приведем еще мнение о казаках другого французского генерала - Морана. Он говорит: Этим диким всадникам совершенно неизвестны наши подразделения, наше правильное равнение, наша сомкнутость, которым мы придаем такое значение. Они крепко держат лошадь ногами и упираются в широкие стремена, которые служат им точкой опоры при действии оружием. Они умеют с места мчаться карьером и на карьере круто останавливаться; лошади кажутся одним телом с ними. Люди всегда бдительны, поворотливы. Нетребовательны и исполнены военного честолюбия. Какой прекрасный вид представляла французская конница, когда она стояла на берегах Немана, освещенная лучами июньского солнца, блестя золотом и сталью и полная мужества! Какое глубокое прискорбие возбуждает воспоминание о маневрах, которые ее напрасно утомляли в борьбе с казаками, ранее презираемыми, сделавшими для спасения России больше, чем все ее регулярные армии! Каждый день они появлялись на горизонте длинными линиями, а их смелые наездники подъезжали к самым нашим рядам. Мы строились и шли этим линиям навстречу; в ту минуту, как мы к ним подходили, они пропадали и перед нами оказывались только сосны и березы; но час спустя, когда мы кормили лошадей, нападение возобновлялось и опять появлялись эти черные линии, повторялись те же маневры и с теми же результатами.