Вся правда о неправде. Почему и как мы обманываем

Дэн Ариели

Вся правда о неправде. Почему и как мы обманываем

Моим учителям, соратникам и студентам, позволившим сделать процесс исследований занимательным и волнующим.

Спасибо всем людям, принимавшим участие в наших экспериментах в течение многих лет.

Вы представляете собой движущую силу исследований, и я глубоко благодарен вам за помощь.

Предисловие к российскому изданию

Дорогие читатели!

Эта книга посвящена изучению нечестности. Вы, возможно, сочтете, что в ней написано о нечестности среди американцев, так как большинство участников наших экспериментов проживает в США. И это, может быть, заставит вас предположить, что ваша собственная честность или уровень честности в вашей стране сильно отличаются (в ту или иную сторону) от того, что в Америке. Что вы думаете? Считаете ли вы жителей своей страны более или менее честными по сравнению с американцами?

Какой бы ответ вы ни дали, могу вас удивить: в ходе экспериментов, которые я провел вместе с коллегами, принадлежащими к различным этносам и культурам, мы смогли выявить лишь незначительные различия, обусловленные национальными или государственными традициями. Я буду много говорить об этом в заключении к книге, но пока важно отметить, что проводимые нами тесты не зависят от культурного контекста, то есть связанное с ними поведение не определяется какими-либо элементами стиля жизни, присущего той или иной культуре. Это означает, что наши тесты позволяют изучать общую склонность людей к нечестному поведению, то есть то, как и в какой мере они способны преступать правила или переосмысливать происходящее так, чтобы вести себя нечестно, но при этом без угрызений совести в отношении своего поведения.

Разумеется, нам удалось выявить определенные культурные различия в поведении. К примеру, как-то раз мы с моим коллегой проводили эксперимент по изучению поведения людей в группах, в частности у стойки бара при заказе напитков. В течение нескольких дней мы работали в баре в городе Чэпел-Хилл, предлагали посетителям на выбор один из четырех сортов пива, а затем принимали у них заказ. Иногда мы просили их громко произнести свой заказ, и, таким образом, о выборе клиента знали все сидящие за его столом. В других же случаях мы просили написать заказ на листе бумаги, то есть об их выборе больше никто не знал. После того как человек получал заказ, мы спрашивали, насколько ему понравилось пиво и не сожалеет ли он о сделанном выборе.

Оказалось, что когда люди громко делали заказ, то значительно чаще заказывали не то пиво, которое хотели, и затем сожалели о своем выборе. Единственным исключением стал первый участник группы, который был одинаково доволен своим выбором вне зависимости от того, каким образом он его сделал. В сущности, люди, объявляющие вслух свой заказ, слушали тех, кто сделал заказ раньше, и если «первые» «перехватывали» любимый сорт пива «вторых», те зачастую заказывали другой, менее предпочтительный вариант и, понятное дело, испытывали после его употребления меньшее удовольствие.

Мы также обнаружили корреляцию между склонностью людей заказывать не то, что они хотят, и тенденцией, которую можно назвать «потребностью в уникальности». Люди хотели выглядеть уникальными, и эта потребность была значительно сильнее, чем желание выпить пиво любимого сорта. Иными словами, люди были готовы обменять удовольствие от пива на определенный образ в глазах остальных.

Проведя этот же эксперимент в Гонконге, мы обнаружили сходную тенденцию, но с обратным знаком. Посетители бара в Гонконге также принимали во внимание, что было заказано перед ними, и жертвовали удовольствием от пива во имя формирования определенного образа – и точно так же сожалели о своем выборе. Однако в Гонконге люди заказывали не самый любимый из сортов пива не для того, чтобы подчеркнуть свою уникальность, а для того, чтобы соответствовать нормам: то есть они заказывали то же самое, что и другие участники, сделавшие заказ до них. Ошибка была аналогичной (они жертвовали своими желаниями ради имиджа), и появлялось такое же сожаление от сделанного выбора, однако они хотели сформировать совершенно иной образ (основанный на сходстве, а не уникальности) в глазах других людей, сидящих с ними за одним столом.

Подобные искажения поведения встречаются довольно часто. Однако, как и в описанном выше случае, несмотря на различия самого поведения, его причина обычно остается прежней вне зависимости от культурного контекста. Я приглашаю вас в процессе чтения этой книги подумать о проведенных нами экспериментах, их результатах и выводах, а также о том, в какой степени они применимы в различных аспектах жизни в вашей стране. Подумайте о том, где, когда и при каких обстоятельствах люди более склонны к логическому обоснованию своего нечестного поведения. Но в первую очередь помните, что вы сами, как и тысячи участников наших экспериментов, будете, скорее всего, следовать тем же тенденциям.

Искренне ваш,Дэн Ариели

Введение

Почему изучать нечестность так интересно?

Есть только один способ выяснить, честный ли человек. Спросите его об этом. Если он ответит «да», то он точно мошенник.

Комик Гручо Маркс

Впервые мой интерес к исследованию мошенничества появился в 2002 году, всего через несколько месяцев после краха компании Enron. В то время я был на одной технологической конференции и как-то вечером в баре познакомился с Джоном Перри Барлоу. Я знал Джона как бывшего автора текстов песен группы Grateful Dead, однако во время нашего разговора я выяснил, что он как консультант работал с несколькими компаниями, в том числе и с Enron.

На случай если вы не обратили внимания на это событие в 2001 году, уточню: история падения бывшего любимчика Уолл-стрит выглядит так. С помощью ряда креативных бухгалтерских трюков (проведенных при молчаливом содействии консультантов, рейтинговых агентств, правления компании и ныне уже не существующей бухгалтерской компании Arthur Andersen) Enron поднялась до невероятных финансовых высот, но лишь затем, чтобы рухнуть, когда ее махинации стало невозможно скрывать. Акционеры потеряли инвестиции, пенсионные планы канули в Лету, тысячи сотрудников остались без работы, а компания оказалась банкротом.

Разговаривая с Джоном, я особенно интересовался тем, как он описывает собственное добровольное заблуждение. Он сказал мне, что, хоть и занимался консультированием Enron в то самое время, когда компания начинала терять контроль, он не мог заметить совершенно ничего предосудительного. Фактически он был полностью уверен в том, что Enron была инновационным лидером новой экономики, вплоть до момента, когда история оказалась на первых страницах газет. По его словам, еще более удивительно то, что, как только распространилась негативная информация, он не мог поверить, что был настолько слеп и не замечал самых очевидных сигналов. Перед тем как разговаривать с Джоном, я предполагал, что проблема Enron была вызвана тремя зловредными руководителями – Джеффри Скиллингом, Кеннетом Леем и Эндрю Фастоу, – которые совместно спланировали и исполнили широкомасштабную бухгалтерскую махинацию. Однако передо мной сидел человек, который мне нравился и которого я уважал. У него была непростая история взаимоотношений с Enron, связанная с добросовестной слепотой, а не с преднамеренной нечестностью.

Разумеется, существовала вероятность того, что Джон и все остальные, вовлеченные в дело Enron, были глубоко коррумпированы, но я начал размышлять о том, что в данном случае мы имеем дело с другим видом нечестности – связанным с искренней слепотой людей типа Джона, меня и вас. Я задался вопросом о том, не является ли нечестность чем-то более глубоким, чем действия «паршивых овец», и не присуща ли подобная слепота деятельности других компаний[1]. Мне стало интересно, повели бы себя таким же образом и мы с друзьями, если бы нам довелось консультировать Enron.

Я был очарован темой мошенничества и нечестности. Где кроются их корни? На что способен человек с точки зрения честности и нечестности? И (возможно, самое важное) склонны ли к нечестности лишь немногие «паршивые овцы», или же проблема носит более широкий характер? Я понял, что ответ на последний вопрос может изменить наше отношение к нечестности как факту: если основную часть мошеннических действий в мире совершают немногочисленные «паршивые овцы», то мы можем достаточно легко справиться с этой проблемой. Отделы по работе с кадрами компаний смогут отслеживать потенциально опасных кандидатов во время приема на работу или же выработать процедуры, позволяющие со временем избавиться от людей, склонных к нечестному поведению. Однако если проблема не ограничивается несколькими «отщепенцами», то это означает, что нечестные поступки дома и на работе может совершить каждый, в том числе вы и я. И если потенциально каждый из нас может стать преступником, то становится критически важным понять, как проявляется нечестность, а затем вычислить, каким образом следует ограничивать и контролировать это аспект человеческой натуры.

Что мы знаем о причинах нечестности? С точки зрения рациональной экономики преобладающая точка зрения была высказана экономистом из Чикагского университета и нобелевским лауреатом Гэри Беккером, который предположил, что люди совершают преступления, основываясь на рациональном анализе каждой ситуации. Как указывает Тим Харфорд в книге «Логика жизни»[2], рождение этой теории было связано с довольно обыденной проблемой. Как-то раз Беккер опаздывал на встречу и из-за нехватки мест для разрешенной парковки решил оставить машину в неположенном месте, рискуя получить штраф. Беккер проанализировал свои мысли в этой ситуации и отметил, что его решение возникло в результате сопоставления затрат – штрафа и возможной эвакуации автомобиля на штрафстоянку – и преимуществ, связанных со своевременным приходом на встречу. Он также отметил, что, сопоставляя затраты и преимущества, он совершенно не думал о том, насколько решение правильно или неправильно. Речь шла исключительно о сравнении возможных позитивных и негативных исходов.

Так и родилась модель SMORC[3], простая модель рациональных преступлений. Согласно ей, мы все думаем и ведем себя примерно так же, как повел себя Беккер. Как и любой средний грабитель, мы все пытаемся найти для себя преимущества в ходе движения по жизни. С точки зрения рационального расчета плюсов и минусов совершенно неважно, чем именно мы занимаемся – грабим ли банки или пишем книги. По логике Беккера, если нам не хватает денег и мы проезжаем мимо магазина, то быстро прикидываем, сколько есть денег в кассе, оцениваем шансы того, что нас поймают, и представляем себе, какое нас может ждать наказание за преступление (самые умные успевают еще просчитать, как быстро они смогут выйти из тюрьмы досрочно за примерное поведение). Основываясь на этом расчете рисков и результатов (выгоды), мы принимаем решение о том, стоит грабить магазин или нет. По своей сути, теория Беккера говорит о том, что решения относительно честности, как и большинство других решений, основаны на анализе рисков и результатов.

SMORC – крайне прямолинейная модель нечестности, однако не вполне понятно, насколько точно она описывает поведение людей в реальном мире. Если точно, то у общества есть два конкретных способа борьбы с нечестностью. Первый заключается в повышении вероятности быть пойманным (например, за счет увеличения штатов полиции или установки дополнительных камер наблюдения). Второй состоит в усилении санкций (например, повышении сроков приговоров или размера штрафов). Вот что представляет собой, друзья мои, модель SMORC, достаточно широко описывающая вопросы деятельности правоохранительных органов, наказания за преступления или нечестности в целом.

Но что если точка зрения SMORC на нечестность недостаточно точна или полна? Если это так, то стандартные подходы к борьбе с нечестностью будут неэффективными и недостаточными. Если SMORC – неидеальная модель для описания причин нечестности, то нам нужно сначала определить, что же заставляет людей мошенничать, а затем применить свое понимание для противостояния нечестности. Именно этому вопросу и посвящена моя книга[4].

Жизнь в мире SMORC

Перед тем как мы займемся изучением сил, влияющих на нашу честность и нечестность, давайте проделаем быстрый мысленный эксперимент. Как выглядела бы наша жизнь, если бы мы четко придерживались логики SMORC и оценивали свои действия только с точки зрения возможных плюсов и минусов?

Если бы мы жили в мире, действующем по правилам SMORC, то занимались бы сравнением рисков и результатов для каждого своего решения и делали то, что считаем наиболее рациональным. Мы не принимали бы решения, основываясь на эмоциях или доверии, поэтому запирали бы свои кошельки в сейф каждый раз, когда выходили из офиса на пару минут. Мы держали бы деньги под матрасом. Мы не просили бы соседей заносить нам домой почту из ящика во время нашего отсутствия, ведь мы боялись бы, что они украдут наши вещи. Мы пристально следили бы за коллегами. Рукопожатия как форма согласия потеряли бы всякий смысл. Практически для любого действия требовалось бы заключение контракта, а это означает, что мы проводили бы значительную часть жизни в судебных баталиях. Мы наверняка приняли бы решение не заводить детей, потому что они (когда вырастут) тоже захотят украсть все, что у нас есть, – а жизнь в нашем доме даст им для этого массу возможностей.

Разумеется, мы не святые. Мы далеки от совершенства. Однако если вы согласитесь с тем, что мир SMORC рисует не вполне точную картину наших мыслей и действий, а также не совсем корректно описывает нашу повседневную жизнь, то этот эксперимент предполагает, что мы не мошенничаем и не крадем так часто, как могли бы, если были совершенно рациональными и действовали исключительно в собственных интересах.

Общий сбор для любителей искусства

В апреле 2011 года в шоу Айры Гласса под названием «Эта американская жизнь»[5] прозвучала история Дэна Вайсса, молодого студента колледжа, работавшего в Центре исполнительских искусств имени Джона Кеннеди в Вашингтоне. Его работа состояла в том, чтобы контролировать складские запасы сувенирных магазинов центра, продавцами в которых было около 300 добровольцев с хорошими намерениями – в основном пенсионеров, любивших театр и музыку.

Магазины управлялись, как лотки с прохладительными напитками. В них не было кассовых аппаратов, а деньги складывали в обычные коробки. Бизнес шел отлично, его оборот составлял свыше 400 000 долларов в год. Однако имелась и одна большая проблема: из этой суммы ежегодно куда-то пропадало около 150 000 долларов.

Получив пост менеджера, Дэн решил поймать вора. Он начал подозревать еще одного молодого сотрудника, относившего деньги в банк. Дэн связался с детективным агентством и разработал с ним целую операцию. Одним февральским вечером они устроили засаду. Дэн пометил купюры в коробке и вышел из офиса. Затем он вместе с детективом устроился в кустах неподалеку и принялся поджидать подозреваемого. Когда молодой человек вышел из офиса, они набросились на него и нашли в его карманах несколько меченых купюр. Дело закрыто, да?

Оказалось, что нет. Молодой человек тем вечером украл всего 60 долларов, но деньги продолжали пропадать и дальше. Следующий шаг Дэна состоял в том, чтобы создать систему учета заказов с прейскурантами и записями о каждой продаже. Он приказал пенсионерам записывать каждую продажу и полученную сумму, и (вы наверняка уже догадались) пропажи прекратились. Проблема заключалась не в одном воришке, а в действиях огромного количества добропорядочных старых любителей искусства, которые просто не могли устоять перед искушением, когда вокруг них лежали товары и деньги.

Мораль этой истории сложно назвать вдохновляющей. Говоря словами самого Дэна, «если нам представляется возможность, мы готовы взять вещи, принадлежащие другим… Для того чтобы люди вели себя правильно, необходимо, чтобы их кто-то контролировал».

Основная цель этой книги состоит в том, чтобы исследовать рациональные силы, связанные с рисками и результатами, которые вроде бы должны руководить нашим нечестным поведением, но на самом деле (как вы увидите далее) часто этого не делают. Мы поговорим и об иррациональных силах, которые представляются нам неважными, но на самом деле играют значительную роль. Нам кажется вполне нормальным считать, что в случае пропажи большой суммы в этом виноват один-единственный хладнокровный преступник. Однако, как показала история любителей искусства, мошенничество не всегда есть результат рационального анализа одного человека, крадущего значительную сумму. Напротив, часто это следствие поведения многих людей, каждый из которых оправдывает в собственных глазах то, что берет немного чужих денег или какую-то мелкую вещь. Мы исследуем силы, заставляющие нас мошенничать, и внимательно изучим то, что делает нас честными. Мы обсудим, что именно заставляет нечестность поднимать свою уродливую голову и каким образом мы мошенничаем в своих интересах, в то же время думая о себе хорошо и тем самым провоцируя всё новые нечестные действия.

Изучив основные тенденции, лежащие в основе нечестности, мы обратимся к нескольким экспериментам, которые помогут нам разобраться с психологическими и другими силами, повышающими степень честности в нашей повседневной жизни, в том числе с конфликтами интересов, подделками, креативностью и простой усталостью. Мы исследуем и социальные аспекты нечестности, поговорим о том, как другие люди влияют на наше определение правильного и неправильного, и о нашей предрасположенности к мошенничеству в ситуациях, когда от нашей нечестности могут выиграть и другие люди. Мы попытаемся понять, как работает нечестность, насколько она зависит от структуры нашей повседневной среды и при каких условиях мы можем быть более или менее нечестными.

Одно из основных преимуществ подхода поведенческой эконо-мики (помимо исследования сил, определяющих степень нечестности) состоит в том, что он показывает нам различные факторы влияния на поведение – как внутренние, так и определяемые внешней средой. Стоит нам более четко понять, что именно руководит нами, и мы сразу почувствуем себя не беззащитными перед лицом своих человеческих слабостей (в том числе и нечестности), а способными изменить среду и прийти к более правильному поведению.

Я надеюсь, что исследование, о котором я буду рассказывать в следующих главах, поможет всем нам понять, чем вызывается наше нечестное поведение, и указать целый ряд интересных способов справиться с ним и ограничить его.

А теперь пришла пора начать наше путешествие…

Глава 1

Тестирование простой модели рационального преступления (SMORC)

Позвольте мне сказать прямо: все лгут. Порой лжете и обманываете вы. Время от времени вру и я. Будучи преподавателем колледжа, я люблю поддерживать интерес к моему предмету у студентов с помощью необычных вещей. Так, время от времени я приглашаю в класс необычных гостей (что также помогает мне сэкономить немного времени на подготовку к занятиям).

В сущности, эта ситуация оказывается выигрышной для всех – и для гостя, и для студентов, и, разумеется, для меня.

Для одной из таких лекций я пригласил на занятие по поведенческой экономике необычного гостя. Этот умный и состоявшийся человек обладал интересной особенностью: перед тем как стать легендарным бизнес-консультантом ряда ведущих банков и компаний, он получил степень доктора юридических наук, а перед этим – степень бакалавра в Принстоне. «За последние несколько лет, – сказал я классу, – наш уважаемый гость помогал представителям элиты бизнеса превращать мечты в реальность!»

После этого мой гость поднялся на сцену и сразу же приступил к делу.

– Сегодня я собираюсь помочь вам достичь ваших желаний. Вы мечтаете о деньгах? – триумфально и громко воскликнул он. – Вы хотите заработать ДЕНЕГ?

Собравшиеся начали со смехом кивать, оценив его прямой и откровенный подход.

– Здесь есть кто-нибудь, считающий себя богатым? – спросил мой гость. – Я знаю, что я богат, но вы, студенты… Нет! Вы все бедны! Но это изменится благодаря великой силе МОШЕННИЧЕСТВА! Вперед!

Затем он перечислил некоторые имена печально известных обманщиков, начиная с Чингисхана и заканчивая антигероями наших дней, в том числе несколькими десятками руководителей компаний (Алексом Родригесом, Берни Мэдоффом, Мартой Стюарт и другими).

– Вы все хотите быть такими, как они, – призвал он. – Вы хотите иметь власть и деньги! И все это вы можете получить благодаря мошенничеству. Слушайте внимательно, и я поделюсь с вами секретом!

После столь вдохновляющего вступления пришло время группового упражнения. Он попросил студентов закрыть глаза и несколько раз глубоко вдохнуть.

– Представьте себе, что вы кого-то обманули и заработали свои первые десять миллионов долларов, – сказал он. – Что вы сделаете с этой суммой? Вы! В бирюзовой рубашке!

– Я куплю дом, – застенчиво ответил студент.

– Дом? Мы, богатые люди, называем это особняк. Вы? – сказал он, указывая на другого студента.

– Устрою себе хороший отпуск.

– На принадлежащем вам острове? Отлично! Когда вы зарабатываете столько денег, сколько великие обманщики, это меняет всю вашу жизнь. Здесь есть любители хорошо покушать?

Несколько студентов подняли руки.

– Как насчет ужина, приготовленного лично великим поваром Жаком Пепином? Дегустации вин в Шатонеф-дю-Пап? Получая достаточно много денег, вы можете жить невероятно широко. Спросите хотя бы Дональда Трампа! Слушайте, мы же все знаем, что за десять миллионов долларов вы задавите машиной лучшего друга или любимую. Я здесь, чтобы сказать вам, что это нормально. Я хочу отпустить ваши тормоза!

К тому времени большинство студентов уже начали понимать, что этот человек не совсем тот, за кого себя выдает. Однако, проведя последние десять минут в мыслях о массе прекрасных вещей, которые можно было бы сделать с первыми десятью миллионами долларов, они разрывались между желанием быть богатыми и признанием того факта, что мошенничество – неправильная вещь с моральной точки зрения.

– Я чувствую вашу нерешительность, – сказал лектор. – Вы не должны позволять эмоциям руководить вашими действиями. Вы должны противостоять своим страхам с помощью анализа плюсов и минусов. Что хорошего в том, чтобы разбогатеть с помощью мошенничества?

– Вы становитесь богатым! – ответили студенты.

– Правильно. А в чем состоят недостатки?

– Вас ловят!

– Ага, – сказал лектор. – Есть шансы, что вас поймают. Но послушайте мой секрет! Пойманный мошенник и наказанный мошенник – это не одно и то же. Взгляните на Берни Эбберса, бывшего CEO[6] компании WorldCom. Его адвокат смог убедить всех в том, что Эбберс просто не до конца понимал, что происходит. А Джефф Скиллинг, бывший CEO Enron, написал печально известное письмо со словами «Уничтожьте документы, эти ребята скоро за нами придут». Позднее Скиллинг доказал, что его слова представляли собой «сарказм»! А даже если такая линия защиты не сработает, вы всегда можете улизнуть в страну, которая не выдает беглых преступников!

Медленно, но верно мой приглашенный гость – которым в реальной жизни был комик Джефф Крейслер, автор сатирической книги Get Rich Cheating, – эффективно убеждал собравшихся в том, что к финансовым решениям следует подходить, руководствуясь экономической выгодой, и не обращать никакого внимания на соображения морали.

Слушая лекцию Джеффа, студенты понимали, что с сугубо рациональной точки зрения он был абсолютно прав. Однако в то же время они не могли не напрягаться из-за того, что он признавал мошенничество лучшим путем к успеху.

В конце занятия я попросил студентов подумать о том, в какой степени их собственное поведение соответствовало SMORC. «Как часто у вас появляется возможность смошенничать без негативных последствий в течение обычного дня? – спросил я. – Как часто вы используете эти возможности? Насколько много обмана наблюдали бы мы вокруг себя, если бы каждый взял на вооружение подход Джеффа, основанный на чисто экономической выгоде?»

Подготовка тестирования

Подходы Беккера и Джеффа к вопросу нечестности состоят из трех основных элементов: 1) результата, которое получает субъект от совершения преступления; 2) вероятности быть схваченным; 3) ожидаемого наказания в случае поимки. Сравнивая первый компонент (результат) с двумя остальными (рисками), рациональный человек способен понять, стоит ли ему совершать то или иное преступление.

Можно было бы предположить, что SMORC достаточно точно описывает, каким образом люди принимают решения, связанные с честностью и мошенничеством, но тот факт, что идея SMORC вызвала множество вопросов и сомнений и у моих студентов, и у меня самого, предполагает, что нам нужно копнуть поглубже, чтобы понять суть происходящего. (На следующих страницах будет рассказано, каким образом мы оцениваем уровень мошенничества в рамках этой книги, так что будьте внимательны.)

Мы вместе с Ниной Мазар (преподавателем Торонтского университета) и Оном Амиром (преподавателем Калифорнийского университета в Сан-Диего) решили повнимательнее посмотреть на то, как и почему люди мошенничают. Мы разместили объявления по всей территории Массачусетского технологического института (МТИ) (где я в то время преподавал), предлагая студентам заработать до десяти долларов примерно за десять минут[7]. В назначенное время участники вошли в комнату и сели в кресла, к которым были прикреплены небольшие столики (как обычно во время экзаменов). Затем каждый участник получил лист бумаги с серией из двадцати различных матриц (напоминающих матрицу, изображенную на следующей странице). Ему говорилось, что задача заключается в поиске в каждой из этих матриц пары чисел, составляющих в сумме десять (эту задачу мы называем «матричной» и часто будем возвращаться к ней в этой книге). Экспериментаторы сообщали участникам, что у тех есть пять минут на то, чтобы найти решение для максимального количества матриц, и что за каждый правильный ответ они смогут получить по 50 центов (в различных экспериментах сумма варьировалась).

Как только экспериментатор командовал «Начали!», участники переворачивали страницу и начинали решать эти довольно простые математические задания с максимально возможной скоростью.

Ниже приведен образец листа бумаги, который получили участники, – одна из матриц дана в увеличенном виде. Насколько быстро вы сможете найти пару чисел, составляющих в сумме десять?

^{Рис. 1. Задача с матрицами}

Именно так начинался эксперимент для всех участников, однако в зависимости от того или иного условия различалось происходившее в течение последних пяти минут.

Представьте себе, что ваши результаты контролируются и вы торопитесь максимально быстро решить все двадцать матриц.

После первой минуты вы смогли решить лишь одну. Прошло еще две минуты, и вы покончили с тремя. Затем время выходит, и у вас остается всего четыре решенные матрицы. Вы заработали 2 доллара. Вы подходите к столу, за которым сидит экспериментатор, и вручаете ему свои решения. После проверки ответов экспериментатор довольно улыбается. «Четыре решенные матрицы», – говорит он и вручает вам ваши деньги (результаты этого контролируемого условия позволили нам задать отправную точку, или средний показатель выполнения задания).

Теперь представьте себе, что вы находитесь в иных условиях (которые мы назвали «экспериментом с уничтожением») и у вас есть возможность смошенничать. Это похоже на условия с контролем выполнения заданий – с единственным исключением. По истечении пяти минут экспериментатор говорит вам: «После того как вы закончите, подсчитайте количество правильных ответов, затем уничтожьте свой листок с помощью шредера, стоящего в дальнем углу комнаты, а потом подойдите ко мне и скажите, для скольких матриц вы нашли правильное решение». Выполнив все, вы можете получить деньги и уйти восвояси.

Что бы вы сделали, будь участником в этих условиях? Захотели бы вы обмануть экспериментатора? И если да, то на какую сумму?

Получив результаты обоих экспериментов, мы могли сравнить результаты в условиях контролируемого эксперимента, в котором мошенничество было невозможным, с результатами эксперимента с уничтожением, вполне допускавшим нечестное поведение. Если бы результаты были одинаковыми, мы могли бы заключить, что в данном случае мошенничество не возникло. Однако если мы видели, что со статистической точки зрения участники показывали более высокие результаты в эксперименте с уничтожением, то могли сделать вывод, что наши участники завысили свои результаты, то есть смошенничали, когда у них была возможность уничтожить улики. Степень мошенничества представляла собой разницу между количеством матриц, которые, по словам участников, были решены правильно, и количеством матриц, по которым были даны правильные ответы в рамках контролируемого эксперимента.

Возможно, не было ничего удивительного в том, что при наличии возможности участники пытались сфальсифицировать свои результаты. В рамках контролируемого эксперимента участники решили в среднем по четыре из двадцати матриц. Участники эксперимента с уничтожением заявили, что решили в среднем по шесть матриц, то есть на две выше, чем в контролируемых условиях. И это увеличение было связано не с действиями отдельных участников, заявивших о нереально высоких результатах, а с действиями огромного количества участников, каждый из которых обманул экспериментатора совсем чуть-чуть.

Чем больше денег, тем больше мошенничества?

Вооружившись показателем среднего уровня мошенничества, мы с Ниной и Оном приступили к изучению того, какие силы мотивируют людей мошенничать больше или меньше. SMORC утверждает, что люди склонны мошенничать больше, когда у них появляется шанс получить больше денег без риска быть пойманным или наказанным.

Эта мысль показалась нам достаточно простой и интуитивно привлекательной, поэтому мы решили ее протестировать. Мы создали другую версию матричного эксперимента, но в этот раз принялись варьировать сумму, которую мог получить участник за правильное решение каждой матрицы. Некоторым участникам было обещано по 25 центов; другим – по 50 центов, 1, 2 или 5 долларов. Максимум, который мы предлагали участникам за правильный ответ, составлял 10 долларов. Что, по-вашему, случилось дальше? Изменялась ли степень мошенничества в зависимости от предлагавшейся суммы?

Перед тем как я поделюсь с вами ответом, хочу рассказать о другом эксперименте, связанном с этим. На этот раз, вместо того чтобы проводить матричный тест, мы просили другую группу участников оценить, о каком количестве правильных ответов заявляли участники эксперимента с уничтожением при различных уровнях оплаты. Они предположили, что чем выше будет вознаграждение, тем о большем количестве правильно решенных матриц станут говорить участники. По сути, их интуитивная теория основывалась на той же логике, что и SMORC. Однако они ошиблись. Когда мы изучили степень мошенничества, оказалось, что наши участники добавили в среднем по две лишние матрицы, вне зависимости от денежной выплаты, которую они могли получить за каждую решенную матрицу. В действительности уровень мошенничества оказывался немного ниже, когда мы пообещали участникам максимальную сумму (по 10 долларов) за каждый правильный ответ.

Почему же уровень мошенничества не повышался в зависимости от предлагавшейся суммы? Почему уровень мошенничества оказался немного ниже при самом высоком уровне оплаты? Подобная нечувствительность к сумме вознаграждения дает основания предполагать, что нечестность – не единственно возможный выход при анализе затрат и преимуществ. Если бы это было так, то повышение величины преимуществ (предложенной суммы) вело бы к росту мошенничества. Почему уровень мошенничества был самым низким при самой высокой оплате? Подозреваю, что, когда сумма, которую можно было заработать за вопрос, составляла 10 долларов, участникам было сложнее мошенничать и при этом сохранять ощущение собственной «целостности» (далее мы еще поговорим об этом). Получить 10 долларов путем обмана – это не то же самое, что забрать из офиса домой карандаш. Скорее, это можно было бы сравнить с ситуацией, когда вы тащите из офиса несколько коробок с ручками, степлер и пару пачек бумаги – такое действие сложно игнорировать или найти для него рациональное оправдание.

Поймать вора

В ходе следующего эксперимента мы изучали, что может произойти, если участникам казалось, что в случае попытки смошенничать их поймают с достаточно большой вероятностью. В сущности, мы добавили своего рода эквивалент камеры слежения.

Мы попросили одну группу участников уничтожить половину своего листа с ответами – иными словами, это позволяло нам найти подтверждение в случае их мошеннических действий. Вторую группу мы попросили уничтожить весь лист с ответами, что означало полное уничтожение возможных улик. И, наконец, мы попросили третью группу уничтожить лист с ответами, покинуть комнату, в которой проводилось тестирование, а затем самостоятельно взять себе вознаграждение из большой коробки, в которой лежали мелкие купюры и монеты на сумму свыше 100 долларов. При этом последнем условии участники могли не только смошенничать и уйти безнаказанными, но и взять больше денег, чем им причиталось.

И вновь мы попросили другую независимую группу предсказать, о каком количестве решенных матриц заявят участники. Наши эксперты вновь предсказали, что склонность к нечестным поступкам будет следовать теории SMORC и что участники заявят, что решили больше матриц, чем на самом деле, ведь вероятность попасться для них снизилась.

Что же мы обнаружили в реальности? Как и прежде, множество людей решило смошенничать, однако ненамного, и уровень мошенничества оказался одинаковым при всех трех условиях (уничтожение половины листа, уничтожение всего листа и уничтожение всего листа с самостоятельной выплатой себе вознаграждения).

Возможно, вы задаетесь вопросом, действительно ли участники верили, что в условиях нашего эксперимента они смогут смошенничать и при этом избежать наказания. Для того чтобы убедиться в этом, мы с Рашель Баркан (преподавателем Университета имени Давида Бен-Гуриона в Негеве), Эйнав Махарабани (учащейся магистратуры, работавшей с Рашель) провели еще одно исследование. В роли экспериментаторов выступили сама Эйнав и еще одна наша ассистентка, Тали. Эйнав и Тали во многом похожи, однако Эйнав незрячая (и это сразу же заметно) – иными словами, ее проще обмануть. Когда для участников наступало время взять деньги из кучи, лежавшей на столе перед экспериментатором, участники могли взять столько денег, сколько хотели, и Эйнав не могла видеть, что именно они делают.

Итак, стали ли участники обманывать Эйнав? Они взяли чуть больше денег, чем заслуживали, но ничуть не больше, чем когда экспериментом руководила Тали.

Эти результаты показывают, что вероятность попасться не оказывает значительного влияния на масштаб мошенничества. Разумеется, я не хочу сказать, что на действия людей вообще не влияет вероятность быть пойманным, – в конце концов, никто не собирается угонять машину, когда рядом с ней стоит полицейский, – однако результаты говорят о том, что вероятность быть пойманным мало влияет на наши ожидания (и совершенно не играет никакой роли в наших экспериментах).

Не исключено, что участники нашего эксперимента следовали примерно такой логике: «Если я смошенничаю при ответе всего на несколько вопросов, то меня никто не станет подозревать. Однако если я смошенничаю по-крупному, то это может вызвать подозрение и кто-то может начать задавать мне вопросы».

Мы протестировали эту идею в следующем эксперименте. На этот раз мы сказали, что половина участников эксперимента решает обычно около четырех матриц (что было истинной правдой). Другой половине мы сообщили, что средний студент находит решение для восьми матриц. Для чего мы это сделали? Если бы уровень мошенничества был связан с желанием не особенно выделяться, то наши участники приписывали бы себе чуть больше матриц, чем среднее количество (по их мнению). Иными словами, если бы они думали, что среднее количество составляло четыре, то заявляли бы о шести, а если бы думали, что среднее значение равно восьми, то заявляли бы о десяти.

Так как же начали вести себя наши участники? Оказалось, что знание о результатах других участников практически не влияло на их действия. Они приписывали себе два лишних ответа (решив четыре матрицы, они заявляли о том, что решили шесть) вне зависимости от того, решали ли остальные в среднем по четыре или восемь матриц.

Этот результат дает основания предполагать, что мошенничество не связано с опасением слишком сильно выделиться. Скорее, он показывает, что ощущение моральности наших действий связано с объемом мошенничества, который мы считаем комфортным. По сути, мы мошенничаем лишь до того уровня, который позволяет нам сохранять мнение о себе как о сравнительно честных людях.

В реальных условиях…

Вооружившись этими свидетельствами против SMORC, мы с Рашель решили выбраться из лаборатории и посмотреть, что происходит в условиях реальной жизни. Мы захотели воссоздать ситуацию, с которой каждый человек может столкнуться в любой день. Кроме того, мы хотели изучить поведение «реальных людей», а не только студентов (хотя, как показала практика, студентам не нравится, когда их противопоставляют «реальным людям»). Кроме того, у наших лабораторных исследований был и еще один недостаток: лучшее, что могли сделать наши участники, – это воздержаться от мошенничества. Однако во многих ситуациях в реальной жизни люди могут не только демонстрировать нейтральное поведение, но и вести себя благородно, щедро. С учетом этого дополнительного нюанса мы захотели найти ситуации, в которых могли бы протестировать как светлые, так и темные стороны человеческой природы.

Представьте себе огромный фермерский рынок, тянущийся по всей длине улицы города Беэр-Шева в Южном Израиле. Торговцы, невзирая на жару, разложили товары перед магазинами. Вы чувствуете запахи свежих трав и маринадов, только что испеченного хлеба и спелой клубники. Ваши глаза блуждают от блюд с оливками к тарелкам с сырами. Повсюду слышны крики торговцев: Rak ha yom! («Только сегодня!»), Matok! («Сладость!»), Bezol! («Недорого!»).

Придя на рынок, Эйнав и Тали разошлись в разных направлениях, причем Эйнав шла с белой тростью, позволявшей ей ориентироваться на рынке. Каждая из них подходила к торговцам овощами и просила их взвесить и упаковать два килограмма помидоров, пока они сами будут ходить за другими покупками. После этого наши экспериментаторы уходили на десять минут, затем возвращались, чтобы забрать помидоры, расплачивались и уходили. Они относили помидоры другому торговцу, который соглашался оценить качество каждой покупки. Сравнивая качество помидоров, купленных Эйнав и Тали, мы могли сравнить действия каждого их контрагента.

Каковы были результаты покупок Эйнав? Очевидно, что с рациональной точки зрения торговцам имело смысл выбирать для нее самые непривлекательные томаты. В любом случае она не могла получить эстетического удовольствия от их лицезрения. Традиционный экономист (скажем, из Чикагского университета) мог бы даже сказать, что продавец, ставящий себе целью максимизировать общий уровень социального благосостояния всех участников процесса (продавца, Эйнав и других клиентов), должен был продать ей самые некрасивые помидоры, оставляя хорошие для людей, способных оценить визуальный аспект товара. Оказалось, что визуальные качества помидоров, отобранных для Эйнав, на самом деле оказались даже лучше, чем у помидоров, проданных Тали. В сущности, продавцы пошли по необычному пути, который даже приносил убытки их бизнесу, и предпочли отдать более качественный продукт слепой покупательнице.

Получив столь оптимистичные результаты, мы обратились к другой профессии, к представителям которой часто относятся с подозрением, – водителям такси. В мире такси широко распространен прием, при котором пассажиров, не знающих дороги, возят окольными путями, что приводит к значительному повышению платы за проезд. Например, исследование водителей такси в Лас-Вегасе показало, что некоторые из них могут везти пассажиров из международного аэропорта Маккаран до бульвара Стрип через туннель Интерстейт-215. В итоге пассажир платил за трехкилометровую поездку до 92 долларов[8].

С учетом такой репутации таксистов мы решили выяснить, действительно ли они мошенничают всегда либо же только в случаях, когда их мошенничество не может быть выявлено.

В рамках следующего эксперимента мы попросили Эйнав и Тали двадцать раз проехать на такси между железнодорожным вокзалом и Университетом имени Давида Бен-Гуриона в Негеве. Обычно если вы просите водителя включить счетчик, то тариф составляет около 25 шекелей (примерно 7 долларов). Однако в случае если счетчик не включается, клиенты должны платить фиксированную сумму в размере 20 шекелей (около 5,5 доллара). В рамках нашего эксперимента и Эйнав, и Тали всегда просили включить счетчик. Иногда водители говорили «неопытным пассажирам», что при выключенном счетчике дорога обойдется дешевле, но тем не менее оба экспериментатора настаивали на включении счетчика. В конце поездки Эйнав и Тали спрашивали у водителя, сколько они им должны, платили, выходили из такси и ждали несколько минут перед тем, как взять еще одно такси и поехать в обратном направлении.

Сравнив результаты, мы обнаружили, что Эйнав заплатила меньше Тали, несмотря на то что обе они настаивали на том, чтобы заплатить по счетчику. Как такое могло случиться? Например, водители могли везти Эйнав самым коротким путем, а Тали – по более длинной дороге. Иными словами, они не мошенничали по отношению к Эйнав и в какой-то степени мошенничали по отношению к Тали. Однако у Эйнав сложилось об этом иное мнение. «Я слышала, как водители включали счетчики, когда я просила их об этом, – сказала она нам, – но потом слышала, как они выключали счетчик еще до того, как мы приезжали на конечную точку». «Такое со мной не происходило ни разу, – сказала Тали. – Они никогда не выключали счетчик, и мне всегда приходилось платить около 25 шекелей».

У этих результатов есть два важных аспекта. Прежде всего очевидно, что водители не проводили анализа рисков и результатов для оптимизации своих доходов. Если бы это было так, они мошенничали бы по отношению к Эйнав – например, сказав ей, что счетчик показал сумму большую, чем на самом деле, или немного возя ее по городу вместо того, чтобы ехать самой короткой дорогой. Во-вторых, водители не просто не занимались мошенничеством – они принимали во внимание состояние Эйнав и жертвовали частью своего дохода для ее пользы.

Как возникает вранье

Очевидно, что ситуация выглядит несколько сложнее, чем нас хотят убедить Беккер и традиционная экономика. Для начала, поняв, что уровень нечестности не зависит в сколь-либо значительной степени (а в нашем эксперименте вообще ни в какой степени) от суммы, получаемой от нечестного поведения, мы можем предположить, что нечестность – это нечто большее, чем простое сравнение рисков и результатов определенного поведения. Более того, исследования показывают, что уровень нечестности не меняется в зависимости от вероятности быть пойманным, – так что нам еще сложнее поверить в то, что корни нечестности кроются в анализе рисков и преимуществ, или выгоды. И, наконец, тот факт, что многие люди мошенничают лишь понемногу и когда у них появляется для этого возможность, дает основания предполагать, что силы, определяющие нечестное поведение, куда более сложны (и интересны для анализа), чем показывает SMORC.

Так что же происходит в реальности? Я бы хотел предложить теорию, изучению которой и посвящена эта книга. Основной тезис этой теории гласит, что наше поведение определяется двумя разнонаправленными видами мотивации. С одной стороны, мы хотим воспринимать себя как честных и уважаемых людей. Мы хотим смотреть на себя в зеркало и чувствовать, что нравимся себе (психологи называют это «мотивацией эго»). С другой стороны, мы хотим получить выгоду от мошенничества и заполучить как можно больше денег (это обычная финансовая мотивация). Очевидно, что эти два направления мотивации конфликтуют. Каким образом нам удается обеспечить себе все необходимые преимущества, связанные с мошенничеством, и в то же время воспринимать себя как прекрасных и непорочных людей?

И здесь в игру вступает наша потрясающая мыслительная гибкость. Благодаря этом навыку мы, совершая мелкие мошеннические действия, одновременно и получаем их плоды, и продолжаем считать себя хорошими. Подобная балансировка представляет собой частный случай рационализации и является основой того, что я называю «теорией фактора вранья» (fudge factor).

Для того чтобы лучше понять суть этой теории, вспомните, как вы в последний раз заполняли налоговую декларацию. Каким образом вы справлялись с непростыми и неочевидными решениями? Хотели бы вы записать часть расходов по обслуживанию своей машины как расходы на ведение бизнеса? Если так, то какие объемы мошенничества были бы комфортными для вас? А что если бы у вас была вторая машина? В данном случае я не говорю о том, как оправдать такое решение в глазах вашей внутренней налоговой службы. Речь идет о том, что мы способны оправдать в своих глазах списание лишних расходов.

Или давайте предположим, что вы идете в ресторан с друзьями и они просят вас объяснить суть проекта, над которым вы много работаете в последнее время. Являются ли расходы, связанные с этим ужином, деловыми расходами? Вряд ли. Но что если эта встреча произошла во время вашей командировки или вы надеетесь, что один из ваших собеседников может в будущем стать вашим клиентом? Делая допущения такого рода, вы играете с подвижными границами своей этики. Короче говоря, я верю, что все из нас постоянно пытаются выявить ту черту, не переходя которую мы можем получить пользу от нечестности, не разрушая при этом положительного восприятия самого себя. Как однажды написал Оскар Уайльд, «мораль, как и искусство, предполагает, что где-то должна быть проведена черта». Единственный вопрос – где?

Думается, что Джером К. Джером совершенно точно подметил это в своей книге «Трое в лодке, не считая собаки», где рассказывает историю о самом популярном предмете лжи в мире – о рыбалке. Вот что он писал:

Знавал я одного юношу. Это был честнейший паренек: пристрастившись к рыбной ловле, он взял себе за правило никогда не преувеличивать свой улов больше, чем на двадцать пять процентов.

– Когда я поймаю сорок штук, – говорил он, – я буду всем рассказывать, что поймал пятьдесят, и так далее. Но сверх того, – говорил он, – я лгать не стану, потому что лгать грешно.

Хотя мало кто из нас может на самом деле определить степень допустимости лжи (и еще меньше людей способны об этом сказать), такой подход кажется мне достаточно точным. У каждого из нас есть рамки, в пределах которых мы можем обманывать, пока это не станет абсолютным «грехом».

Итак, задача состоит в том, чтобы выявить внутренние механизмы работы фактора вранья, то есть определить почти незаметный баланс между противоречивыми желаниями поддержать позитивную самооценку и получением благ от мошенничества.

Глава 2

Веселые игры с фактором вранья

Начнем с маленькой шутки. Восьмилетний Джимми приходит домой из школы с запиской от учителя, в которой говорится: «Джимми украл карандаш у соседа по парте». Прочитав ее, отец Джимми приходит в негодование. Он начинает читать нотации сыну, говорит ему о своем расстройстве и разочаровании и наказывает его. «Подожди еще. Что скажет мама, когда вернется домой!» – зловеще говорит он. А затем заключает: «Как бы то ни было, Джимми, если тебе так был нужен карандаш, то почему ты ничего не сказал? Почему ты просто не попросил? Ты отлично знаешь, что я могу принести тебе с работы десяток карандашей».

Эта шутка кажется нам смешной, потому что мы признаём всю сложность проблемы нечестности, присущей всем нам. Мы понимаем, что мальчик, крадущий карандаш у одноклассника, заслуживает наказания, но при этом мы готовы забирать с работы сразу несколько карандашей, особенно об этом не задумываясь.

Для меня, Нины и Она эта шутка дала основания предположить, что определенные виды деятельности могут с легкостью ослабить наши моральные стандарты. Возможно, размышляли мы, в случае если мы увеличим психологическую дистанцию между нечестным действием и его последствиями, повысится и фактор вранья и наши участники станут мошенничать больше. Разумеется, мы не хотели побуждать людей к мошенничеству. Однако для целей изучения и понимания мошенничества как явления мы хотели увидеть, какие типы ситуаций и виды вмешательств могут ослабить человеческие моральные стандарты.

Для тестирования этой идеи мы попробовали для начала инсценировать в университете анекдот про карандаш. Как-то раз я прокрался в общежитие МТИ и положил в общие холодильники две крайне привлекательные приманки. В половину холодильников я положил упаковки кока-колы, а в другие поставил бумажные тарелки с шестьюдолларовыми банкнотами. Затем время от времени я возвращался и изучал, что происходит с деньгами и банками с напитками, – мы хотели придать этому эксперименту научный характер, поэтому назвали мои действия «наблюдением за периодом полураспада».

Каждый, кому довелось жить в общежитии, может догадаться, что случилось в ходе эксперимента: в течение 72 часов все банки с колой исчезли, но особенно интересным было то, что никто при этом не коснулся купюр. Ничто не мешало студентам взять долларовую банкноту, подойти к стоявшему рядом автомату по продаже напитков и получить колу и сдачу, но этого никто не сделал.

Должен признаться, что это нельзя назвать великим научным экспериментом, так как студенты часто видят банки с кока-колой в своих холодильниках, а увидеть в холодильнике тарелку с купюрами – это несколько необычно. Но этот маленький эксперимент показывает, что мы, человеческие существа, готовы и желаем украсть что-то, не обязательно имеющее явную денежную ценность, то есть не обязательно содержащее на лицевой стороне изображение мертвого президента. Однако мы стесняемся взять реальные деньги и ведем себя при этом так, что это заставляет гордиться самого благочестивого учителя воскресной школы. Аналогичным образом мы можем взять с работы стопку бумаги для использования в своем домашнем принтере, но маловероятно, что мы возьмем из кассы компании хотя бы три-четыре доллара и используем эти деньги для покупки того же количества бумаги.

Для того чтобы изучить дистанцию между деньгами и их влиянием на нечестность в рамках контролируемого эксперимента, мы создали другую версию эксперимента с матрицей, на этот раз включив в нее условие, при котором мошенничество находилось на расстоянии одного лишнего шага от денег. Как и прежде, участники эксперимента с уничтожением имели возможность смошенничать – уничтожить листы для записей и солгать относительно количества матриц, для которых было найдено правильное решение. Закончив работу над задачей, участники уничтожали листы, подходили к экспериментатору и говорили: «Я решил X[9] матриц, дайте мне X долларов».

Новым в этом эксперименте было «введение жетонов». Все было так же, как в предыдущем эксперименте, однако участники получали в награду не доллары, а пластиковые жетоны. По условиям этого эксперимента, после того как участники уничтожали свои листы с ответами, они подходили к экспериментатору и говорили: «Я решил X матриц, дайте мне X жетонов». Получив жетоны, они направлялись к расположенному неподалеку столу, где обменивали их на реальные деньги.

Как оказалось, те, кто в прежнем эксперименте с «живыми» деньгами мошенничал, в рамках нового эксперимента начинали делать это в два раза сильнее. Должен признаться, что, хотя я и подозревал, что участники эксперимента с жетонами будут обманывать больше, я был удивлен ростом мошенничества, связанным с возникновением дополнительного шага, отдалявшего участников от денег. Оказалось, что люди гораздо сильнее предрасположены к нечестным действиям при наличии неденежных объектов – карандашей и жетонов, чем реальных денег.

За последние годы я провел довольно много экспериментов, и больше всего меня беспокоит то, что чем меньше в нашем обществе циркулируют реальные деньги, тем сильнее ошибается наш моральный компас. И если один небольшой шаг, отдаляющий нас от реальных денег, может так сильно повысить уровень мошенничества, то представьте себе, что произойдет в обществе, полностью лишенном расчетов наличными! Может ли оказаться так, что с моральной точки зрения человеку будет проще украсть данные кредитной карты, чем бумажник из чужого кармана? Разумеется, цифровые деньги (такие, как дебетовые или кредитные карты) имеют множество преимуществ, но следует помнить, что они несколько отдаляют наши действия от реальности. Если один шаг в сторону от денег освобождает людей от моральных ограничений, то что произойдет, когда банковская деятельность полностью переместится в онлайн? Что случится с нашей личной и социальной моралью по мере того, как финансовые продукты станут все более загадочными и все менее привязанными к реальным деньгам (подумайте, к примеру, о фондовых опционах, деривативах и кредитных дефолтных свопах)?

Некоторые компании уже об этом знают!

Мы как ученые внимательно относимся к тому, чтобы тщательно документировать, измерять и изучать влияние той или иной степени отстраненности от денег. Однако я подозреваю, что некоторые компании интуитивно понимают этот принцип и используют его в своих интересах. К примеру, посмотрите на письмо, которое я получил от одного молодого консультанта:

Уважаемый доктор Ариели,

Несколько лет назад я успешно завершил учебу в престижном колледже, где получил степень бакалавра в области экономики. После этого я поступил на работу в консультационную фирму, оказывающую услуги юридическим компаниям.

Причина, по которой я решил написать вам это письмо, связана с тем, что в течение некоторого периода я участвовал в действиях по приписыванию часов работы консультантов в счетах для клиентов. Не хочу стесняться в выражениях: я считаю это мошенничеством. Структура стимулирования консультантов, начиная с высших руководителей и заканчивая обычными аналитиками, побуждает людей идти на обман. Никто не проверяет правильность расценок, которые мы выставляем за то или иное задание. У нас нет четких указаний о том, что считать приемлемым. Если размер выставленных нами счетов ниже, чем у других аналитиков, мы подвергаемся санкциям. Все эти факторы в совокупности создают идеальную среду для совершенно необузданного мошенничества.

Наши юристы, взаимодействующие с клиентами, получают немалую долю с платежей за каждый выставленный нами в счете час работы, поэтому их совершенно не беспокоит, если для завершения проекта нам требуется больше времени. Они вынуждены несколько снижать расходы (чтобы не злить клиентов), однако многие из проводимых нами видов анализа сложно объективно оценить с точки зрения необходимого времени.

Юристы знают об этом и хотят использовать этот факт в своих интересах. В сущности, мы занимаемся мошенничеством от их имени. Мы хотим остаться на своих местах, а они хотят заработать побольше денег.

Вот лишь несколько конкретных примеров того, как происходит мошенничество в моей компании.

• Приближался срок сдачи проекта, и мы постоянно перерабатывали. Казалось, что у проекта имеется неограниченный бюджет, и, когда я спросил, сколько часов работы мне необходимо включить в счет, мой начальник (руководитель проекта) приказал мне взять весь объем времени, проведенного в офисе, за вычетом двух часов – на обед и на ужин. Я сообщил, что в моей работе были и другие перерывы, например, время, в течение которого сервер производил поиск и переработку информации. А он ответил, что это время можно считать временем продуктивного отдыха, помогающего повысить производительность.

• Мой друг отказался выставлять завышенные расценки, вследствие чего его показатели оказались ниже среднего примерно на 20 процентов. Я был восхищен его честностью, но, когда настало время увольнений, он пострадал от этой процедуры первым. Какое сообщение это несет для всех оставшихся?

• Один сотрудник включает в счета время, которое он проводит за изучением электронных писем по проекту, вне зависимости от того, возникает ли при этом у него новое задание по проекту или нет. По его словам, он тратит это время на то, чтобы «быть в курсе».

• Еще один сотрудник часто работает дома и выставляет счета на большие суммы, однако, когда он находится в офисе, создается впечатление, что работы над проектами у него нет.

Такие примеры могут продолжаться до бесконечности. Нет сомнений в том, что я являюсь соучастником этого неправомерного поведения, однако я хочу четко разобраться в происходящем и решить проблему. Можете ли вы мне что-нибудь посоветовать? Что бы вы сделали в моей ситуации?

С уважением,

Иона.

К сожалению, проблемы, о которых пишет Иона, встречаются довольно часто. Они являются прямым следствием того, что мы думаем о собственной морали. На это можно посмотреть и под другим углом. Как-то утром я обнаружил, что неизвестный злоумышленник разбил стекло моей машины и украл систему GPS-навигации. Разумеется, я был расстроен, но с точки зрения экономического влияния на мое финансовое будущее эффект этого преступления был крайне незначительным. С другой стороны, подумайте о том, насколько много забирают у меня (и у вас) юристы, фондовые брокеры, управляющие взаимных фондов и страховые агенты, выставляя нам чуть завышенные счета, добавляя к ним скрытые комиссии и так далее. Каждое из этих действий, взятое само по себе, кажется незначительным с финансовой точки зрения, но все вместе они забирают у меня куда больше денег, чем могут стоить даже несколько навигационных систем. При этом я подозреваю, что, в отличие от автомобильного вора, все эти люди в костюмах, сидящие в красивых офисах, считают себя высокоморальными людьми, так как их действия не только незначительны, но и никак не связаны с физическим залезанием в мой карман.

Хорошо в этой ситуации то, что, как только мы поймем, насколько повышается степень нашей нечестности в случаях отдаления от реальных денег, мы сможем разобраться с происходящим и выстроить четкую связь между нашими действиями и людьми, на которых они могут повлиять. В то же время мы можем попытаться сократить дистанцию между нашими действиями и деньгами. Тем самым мы станем лучше понимать последствия своих действий, а значит, повысим степень своей честности.

Уроки слесарей

Не так давно мой студент по имени Питер рассказал историю, хорошо показывающую, насколько неправильно мы пытаемся решать проблему снижения нечестности.

Как-то раз Питер захлопнул дверь дома, забыв ключи внутри, поэтому он принялся искать слесаря. Через некоторое время ему удалось найти слесаря, имевшего от городских властей официальное разрешение на открытие дверных замков. В данном случае открывание замка в доме Питера заняло примерно минуту.

«Я был поражен тем, как быстро и легко этот парень смог открыть дверь», – сказал мне Питер. А затем он поделился со мной небольшим уроком морали, который получил в тот день от слесаря.

В разговоре с Питером слесарь сказал, что замки на дверях служат лишь для того, чтобы помогать честным людям оставаться честными. «Один процент людей всегда будет честным и никогда не украдет, – заявил слесарь. – Еще один процент будет вести себя нечестно всегда и попытается взломать замок и украсть ваш телевизор. Остальные же будут вести себя правильно только до тех пор, пока им позволяют обстоятельства, но, если искушение будет слишком сильным, они начнут вести себя нечестным образом. Замки не помогут вам уберечься от воров. Если они захотят, то всегда смогут проникнуть в ваш дом. Замки защищают вас от честных, на первый взгляд, людей, которые не могут справиться с искушением проникнуть за незакрытую дверь».

Поразмыслив над этими словами, я подумал, что слесарь, скорее всего, прав. Дело заключается не в том, что 98 процентов людей аморальны или будут обманывать при первой же представившейся возможности. Скорее, это связано с тем, что большинство из нас нуждается в небольших напоминаниях, позволяющих оставаться на верном пути.

Как сделать, чтобы люди обманывали меньше

После того как мы поняли, каким образом работает фактор вранья и как его развить, мы решили разобраться с тем, в наших ли силах сделать так, чтобы люди обманывали меньше. Эту идею можно проиллюстрировать небольшим анекдотом.

Расстроенный человек приходит к раввину и говорит: «Рабби, вы не поверите, что со мной случилось! На прошлой неделе кто-то украл мой велосипед от синагоги!» Поначалу раввин огорчается от этой новости, а затем, немного поразмыслив, предлагает решение: «Приходите на службу на следующей неделе, сядьте в первом ряду и, когда я начну перечислять десять заповедей, повернитесь и посмотрите на людей, сидящих за вами. Когда мы дойдем до заповеди “не укради”, обратите внимание на человека, не способного посмотреть вам в глаза, – это и будет нужный вам парень». И раввину, и его собеседнику очень понравилось это решение.

Раввину было интересно проверить, сработает ли его метод. После службы он встретил своего собеседника у дверей синагоги и спросил: «Ну что, сработало?» – «Все прошло как надо! – ответил человек. – В тот момент, когда вы произнесли “не прелюбодействуй!”, я вспомнил, где оставил велосипед».

Этот анекдот предполагает, что наша память и знание о некоем моральном кодексе (как десять заповедей) могут довольно сильно влиять на нашу оценку собственного поведения.

Вдохновившись глубокой мыслью в основе этого анекдота, мы с Ниной и Оном провели эксперимент в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе (UCLA). Взяв 450 участников, мы разделили их на две группы. Затем мы попросили половину из них вспомнить десять заповедей, после чего попытались заставить их смошенничать в нашей задаче с матрицей. Другую половину мы попросили попытаться вспомнить любые десять книг, прочитанных в школе, после чего дали им точно такую же возможность для мошенничества. Среди группы, вспомнившей десять книг, был замечен обычный, довольно умеренный уровень мошенничества. С другой стороны, в группе, вспоминавшей десять заповедей, мошенничество отсутствовало как таковое (несмотря на то что никто в этой группе не смог вспомнить все десять).

Результаты показались нам крайне интересными. Казалось, что самого факта напоминания о моральных стандартах достаточно для улучшения морального поведения. Мы попытались протестировать этот эффект еще раз. Для этого мы попросили поклясться на Библии группу людей, заявивших о своем атеизме, а затем дали им возможность немного смошенничать в матричной задаче. Что же произошло с атеистами? Они точно так же умудрились не свернуть на скользкую дорожку.

Кража бумаги

Несколько лет назад я получил письмо от женщины по имени Ронда, учившейся в Калифорнийском университете в Беркли. Она рассказала мне об одной бытовой проблеме и о том, как смогла решить ее с помощью небольших этических напоминаний.

Она жила неподалеку от кампуса в одной квартире с несколькими людьми, которые не были знакомы друг с другом. Уборщики, приходившие в квартиру по выходным, оставляли несколько рулонов туалетной бумаги в каждой из двух ванных комнат. Однако уже к понедельнику туалетная бумага исчезала. Ситуация была классической: люди стремились к накоплению личных запасов выше разумного предела, при этом уничтожая возможность эксплуатировать ресурсы общего пользования.

После того как Ронда прочитала о моем эксперименте с десятью заповедями, она повесила в одной из ванных записку с просьбой к жильцам не забирать туалетную бумагу, так как ею пользуются все. К ее большой радости, один рулон вернулся в ванную уже через несколько часов, а второй – на следующий день. В другой ванной (где не было записки) туалетная бумага так и не появилась до следующих выходных, то есть до следующего визита уборщиков. Этот эксперимент показывает, каким образом даже небольшие напоминания могут помочь нам поддерживать этические стандарты (в данном случае – сохранять комфорт при пользовании ванной).

Подобные эксперименты с моральными напоминаниями дают основания предполагать, что наша готовность и склонность мошенничать может хотя бы отчасти снизиться, если нам напоминают об этических стандартах. Но хотя нам и могло бы помочь использование десяти заповедей или Библии как механизмов стимулирования честности, внедрение религиозных принципов как средства снижения уровня мошенничества вряд ли можно считать практичным (не говоря уже о том, что это нарушит принцип разделения церкви и государства). Поэтому мы начали размышлять о более общих, практически применимых способах снижения роли фактора вранья, что заставило нас протестировать кодексы чести, используемые многими университетами.

Для того чтобы разобраться, работают ли кодексы чести, мы попросили группу студентов МТИ и Йельского университета подписать кодекс, а затем дать половине этой группы шанс смошенничать при решении матричной задачи.

Студенты подписывали заявление со следующими словами: «Я понимаю, что этот эксперимент проводится в соответствии с правилами кодекса чести МТИ/Йельского университета». Студенты, которых не просили ставить подпись, мошенничали лишь немного, но студенты, подписавшие заявление, не мошенничали вообще. При этом следует ответить, что ни у одного из учебных заведений не было кодекса чести (чем-то это напоминает эффект, который произвела клятва на Библии у атеистов).

Мы обнаружили, что упоминание кодекса чести работало в университетах, не имевших его в реальной жизни, но как обстояли дела в учебных заведениях, имевших такой формальный кодекс чести? Мошенничают ли их студенты меньше в любых обстоятельствах? Или же они мошенничают меньше только после подписания этого кодекса? К счастью, в то время, когда я задался этим вопросом, я провел некоторое время в Институте перспективных исследований (Institute for Advanced Study) Принстонского университета, отличной «чашке Петри» для тестирования идей.

Принстонский университет имеет кодекс чести с 1893 года. Все вновь поступающие студенты получают копию кодекса чести и письмо о принципах его применения от комитета по этике. Они обязаны подписать это письмо перед началом занятий. Кроме того, они в течение первой недели учебы посещают обязательный семинар, посвященный важности кодекса чести, а после этого обсуждают его положения со своими административными наставниками. И, словно всего этого недостаточно, одна из организованных в кампусе музыкальных групп (Triangle Club) исполняет для первокурсников свою песню, которая так и называется «Песня кодекса чести». Студенту напоминают о кодексе чести все время учебы в Принстоне. Он подписывает согласие с ним в конце каждой сдаваемой курсовой работы («Эта работа составлена в соответствии с принятыми в университете правилами»). Он подписывает специальный документ после каждого теста, экзамена или опроса («Настоящим подтверждаю, что в ходе экзамена не нарушил положений кодекса чести»), а также раз в два года получает по электронной почте специальное напоминание от комитета по этике.

Для того чтобы проверить, какие долгосрочные последствия может иметь подобная массированная моральная бомбардировка, я подождал две недели после того, как первокурсники завершили тренинг по вопросам этики, а затем попытался соблазнить их на обман, предоставив им для этого те же возможности, что и студентам МТИ и Йельского университета (у которых нет формальных кодексов и которые не проходят семинары по вопросам честности). Итак, оказались ли студенты из Принстона, только что погрузившиеся в изучение кодекса чести, более честными при решении матричной задачи?

К большому сожалению, нет. Когда студентов из Принстона попросили подписать кодекс чести, они вообще отказались от обмана (в отличие от студентов МТИ и Йельского университета). Однако когда их не просили этого делать, они мошенничали точно в такой же степени, что и их коллеги из других высших учебных заведений. Судя по всему, любые усилия университета, включая и кодекс чести, не оказывали длительного влияния на моральные основы представителей Принстона.

Эти результаты, с одной стороны, расстраивают, а с другой – вселяют надежду. Печально то, что нам крайне сложно изменить свое поведение и вести себя более этичным образом, и для этого недостаточно никакого формального обучения (я подозреваю, что подобная неэффективность присуща также и множеству тренингов по вопросам этики, проходящих в компаниях, университетах и бизнес-школах).

Говоря более общим языком, результаты дают основания предполагать, что в отношении этических вопросов человечеству довольно сложно произвести долгосрочные культурные изменения.

Позитивная сторона ситуации состоит в том, что мы склонны вести себя более честно после того, как нам напоминают об этических стандартах. Более того, мы обнаружили, что просьба подписать «кодекс чести» работает и в случаях, когда за его нарушение могут последовать суровые санкции (в случае Принстона – вплоть до исключения), и когда таких санкций нет (как в случае МТИ и Йельского университета). Хорошая новость состоит в том, что люди стремятся вести себя честно. Это дает нам основания предполагать, что было бы неплохо применять моральные напоминания в ситуациях, которые подталкивают нас к нечестным действиям[10].

Один преподаватель Университета штата Теннесси настолько устал от мошенничества среди студентов программы MBA, что решил взять на вооружение более жесткий кодекс чести. Вдохновившись нашим экспериментом с десятью заповедями и их влиянием на степень честности, Томас Танг попросил своих студентов подписать кодекс чести, в котором говорилось, что они не будут мошенничать во время сдачи экзамена. Также в кодексе говорилось, что мошенники «будут сожалеть о том, что сделали, до конца своих дней, а потом отправятся прямиком в ад».

Студенты, не верившие в существование ада и не готовые туда отправиться, впали в ярость. Заявление вызвало массу споров, заставивших Танга выслушать немало неприятных слов (а потом и перейти к смягченной версии текста без упоминания адовых мук).

Тем не менее мне думается, что даже за короткий срок жизни жесткого варианта кодекса он смог произвести на студентов определенное впечатление. Думаю также, что ярость студентов была каким-то образом связана с эффективностью подобного рода шагов. Будущие бизнесмены наверняка почувствовали, насколько высоки ставки, и это не оставило их равнодушными. Поставьте себя на их место. Насколько комфортно было бы подписать такой документ для вас? Повлияло бы это на ваше поведение? А что если бы вам пришлось подписывать его перед сдачей налоговой декларации?

Религиозные напоминания

Возможность использования религиозных символов как способа повышения честности не ускользнула из поля зрения религиозных ученых. В Талмуде приводится история об одном религиозном человеке, который жаждет секса и поэтому отправляется к проститутке. Разумеется, его религия не оправдывает такие шаги, однако он чувствует, что не в силах справиться со своим желанием. Оказавшись наедине с проституткой, он начинает раздеваться. Снимая рубашку, он замечает цицит – предмет нательного белья с четырьмя кусочками бахромы, завязанной в узел. Это заставляет его вспомнить о заповедях (религиозных обязательствах), и он быстро уходит из комнаты, не нарушив установленных религией правил.

Приключения с IRS

(Службой внутренних доходов США)

Использование кодекса чести для обуздания мошенничества в университете – это один вопрос. Второй вопрос состоит в том, способны ли аналогичные моральные напоминания так же действовать и в отношении других типов мошенничества в неакадемической среде. Могут ли они помочь в предотвращении мошенничества при подаче налоговых деклараций или заявлений о наступлении страховых случаев? Именно это решили выяснить мы вместе с Лизой Шу (получавшей в то время степень PhD в Гарварде), Ниной Мазар, Франческой Джино (преподавателем Гарвардского университета) и Максом Базерманом (также преподававшим в Гарварде).

Мы начали с того, что сделали свой стандартный матричный эксперимент несколько похожим на налоговую декларацию. После того как участники завершили решение матриц и уничтожили листы с записями, мы попросили их указать количество правильных ответов в специальной форме, за основу дизайна которой была взята стандартная форма налоговой декларации IRS 1040EZ. Для того чтобы создать у участников ощущение того, что они работают с настоящей декларацией, на ней было четко указано, что доходы от участия будут облагаться налогом по ставке 20 процентов. В первом разделе формы участников просили указать размер своего «дохода» (то есть количество матриц, для которых было найдено правильное решение). Затем в форме имелся раздел, связанный с командировочными расходами. Участники могли получать компенсацию в размере 10 долларов за каждую минуту времени поездки (до трех часов или 12 долларов), а также за прямые расходы по переезду (еще на 12 долларов). Эта часть оплаты выводилась из-под налогообложения (подобно обычным деловым издержкам). Затем участников просили сложить все цифры и рассчитать финальную чистую сумму оплаты.

В эксперименте имелось два варианта условий: некоторые из участников заполняли полную форму, а затем подписывали ее в нижней части, как обычно делается с официальными бумагами. В этом случае подпись выступала в качестве подтверждения правильности указанной в форме информации. Во втором варианте участники сначала подписывали форму, а затем заполняли ее своими данными. Это и было нашим условием, связанным с «моральным напоминанием».

Что же мы выяснили? Участники первой группы (подпись в конце формы) мошенничали, добавив к своему реальному значению по четыре матрицы. А что было с теми, кто подписался вверху листа? В случаях когда подпись выступала в роли морального напоминания, участники приписывали себе всего по одной матрице. Я не уверен, что вы думаете «всего» об одной добавленной матрице – в конце концов, это все равно мошенничество, – но с учетом того, что единственная разница между двумя формами заключалась лишь в месте расположения поля для подписи, я считаю, что это отличный способ снизить уровень нечестного поведения.

Наша версия налоговой декларации позволила также изу-чить данные о транспортных расходах. Мы не знали, сколько времени на самом деле участники провели в дороге, но, если предположить, что средняя продолжительность времени путешествия была примерно одинаковой в обоих вариантах, мы могли увидеть, при каком условии участники заявляли о более высоких расходах. Мы заметили, что сумма заявок на возмещение транспортных расходов шла по тому же пути: те, кто подписывал форму внизу, заявили о причитающихся им 9,62 доллара (в среднем), а участники эксперимента с моральным напоминанием (подпись вверху) заявили, что их транспортные расходы составили в среднем 5,27 доллара.

Вооружившись доказательствами того, что, когда люди подписывают обязательство того или иного рода, это принуждает их к более честному поведению (как минимум временно), мы обратились к IRS, посчитав, что Дядя Сэм может с радостью услышать о том, как резко поднять величину налоговых поступлений. Общение с представителями IRS шло примерно так:

Я: К тому моменту, когда налогоплательщики завершают заполнение декларации, становится уже поздно. Мошенничество уже свершилось, и никто не скажет: «Ой, мне нужно подписать это заявление, так что позвольте мне начать сначала и дать вам честные ответы». Понимаете? Если люди ставят подпись перед тем, как вводят в форму какие-либо данные, они мошенничают меньше. Все, что вам нужно, – это расположить место для подписи в верхней части формы, которая напомнит каждому заполняющему, что от него ожидается предоставление правдивых данных.

IRS: Да, это интересно. Однако будет незаконным просить людей подписываться в верхней части формы. Подпись должна заверять точность предоставленной информации.

Я: Как насчет того, чтобы просить людей поставить подпись дважды, вверху и внизу страницы? Таким образом, подпись вверху представляет собой форму обязательства – напоминания людям об их патриотизме, моральном долге, матери, флаге, домашнем яблочном пироге, – а подпись внизу будет использоваться в качестве знака подтверждения.

IRS: Это может смутить людей, заполняющих декларацию.

Я: Доводилось ли вам самим в последнее время смотреть на налоговую декларацию?

IRS: [молчание]

Я: Как насчет другого варианта? Что если первая подпись на налоговой декларации будет означать согласие налогоплательщика пожертвовать 25 долларов на работу специального подразделения по борьбе с коррупцией? Вне зависимости от конкретного ответа этот вопрос заставит людей задуматься о своей честности и ее важности для всего общества! И если налогоплательщик жертвует деньги на нужды этого подразделения, то он не просто заявляет о своем мнении, а подкрепляет его деньгами и, скорее всего, будет действовать именно так, как заявляет.

IRS: [напряженное молчание]

Я: У этого подхода есть и еще одно интересное преимущество: с его помощью вы могли бы намекнуть налогоплательщикам, желающим отказаться от жертвования в пользу этого подразделения, что им стоит ждать визита аудиторов!

IRS: Вы действительно хотите поговорить об аудиторах?[11]

Несмотря на реакцию со стороны IRS, мы не разочаровались и продолжили искать другие возможности для тестирования нашей идеи с подписью в начале листа. Мы достигли умеренного успеха, когда в конце концов обратились к крупной страховой компании. Она подтвердила нашу уже сформировавшуюся теорию о том, что большинство людей мошенничает, но лишь в незначительной степени. Компания сообщила нам, что подозревает сравнительно небольшое количество людей в сознательном обмане (поджоге, имитации ограбления и так далее), однако, по ее данным, довольно много людей, действительно утративших свою собственность, без зазрения совести преувеличивали потери на 10–15 процентов. Диагональ телевизора превращается из 32 в 40 дюймов, а стоимость ожерелья – из 18 в 22 тысячи долларов и так далее.

Я отправился в штаб-квартиру компании и провел день с ее руководителями в разговорах о том, каким образом можно было бы снизить уровень нечестности при заполнении заявлений о страховых возмещениях. Мы обсудили множество идей. Например, что если бы люди должны были заявлять о своих потерях вполне конкретными словами и давать больше деталей (например, где и когда они купили ту или иную утраченную вещь), чтобы хоть немного снизить степень моральной гибкости? А в случаях утраты совместной собственности (например, дома при наводнении) семейная пара должна прийти к согласию о том, что именно было потеряно (хотя, как мы увидим в главе 8 «Мошенничество как инфекция» и главе 9 «Обман при сотрудничестве», именно эта идея может привести к непредсказуемым и негативным последствиям). Что если мы будем проигрывать религиозные гимны, пока люди ждут на телефоне ответа определенного сотрудника? Разумеется, мы не могли пройти и мимо вопроса о том, могут ли клиенты подписываться в начале формы, а затем и рядом с описанием каждого из утраченных, по их словам, предметов.

Как это обычно бывает в случае крупных компаний, мои собеседники решили обсудить наши идеи с корпоративными юристами. Мы прождали шесть месяцев, а затем услышали мнение юристов: те сказали, что не могут позволить нам воспользоваться каким-либо из этих подходов.

Несколько дней спустя мой собеседник из страховой компании позвонил мне и извинился за то, что мы не смогли протестировать свои идеи. Он также сообщил мне, что у компании имеется одна сравнительно неважная форма для автомобильного страхования, которую мы могли бы использовать для экспериментов. Клиенты должны были заполнять эту форму данными спидометра, чтобы страховая компания могла рассчитать, сколько миль те проехали в предыдущем году. Очевидно, что люди, которые хотят, чтобы их страховой платеж был меньше (а я могу вспомнить многих), могут подвергнуться искушению солгать и сообщить о меньшем пробеге автомобиля.

Страховая компания выделила нам двадцать тысяч форм, которые мы использовали для тестирования нашей идеи с размещением подписи вверху или внизу листа. Для половины форм мы оставили текст «Подтверждаю, что предоставляемая мной информация правдива» и место для подписи в нижней части страницы. Для другой половины мы переместили текст заявления и место для подписи вверх. Во всем остальном две формы были полностью идентичны. Мы отправили формы по почте двадцати тысячам клиентов, а когда получили их обратно, смогли сравнить показатели для обоих типов. Что же мы обнаружили в итоге?

При оценке километража оказалось, что люди, подписавшие первый вариант формы, проехали в среднем по 26 100 миль, а те, кто подписывал форму в нижней части, проехали в среднем по 23 700 миль, то есть разница составила около 2400 миль. Мы не знаем, сколько проехали в реальности люди, подписавшие форму в верхней части, поэтому не уверены, были ли они идеально честными, но мы знаем, что они мошенничали в значительно меньшей степени. Также интересно отметить, что такой показатель снижения степени мошенничества (около 15 процентов от общего объема километража в отчетах) был почти идентичен показателям уровня нечестности, выявленным в ходе других экспериментов.

Взятые вместе, все эти результаты экспериментов показывают, что, даже когда мы думаем о том, что наша подпись используется в качестве подтверждения точности введенной информации (и, разумеется, это ее качество очень полезно), подпись, поставленная в верхней части формы, может также служить средством моральной профилактики.

Компании всегда рациональны!

Многим людям свойственно верить, что, в отличие от отдельных индивидуумов (которые порой ведут себя иррационально), крупные коммерческие компании, управляемые профессионалами из совета директоров и инвесторами, всегда будут рациональны. Я никогда в это не верил, и чем больше я взаимодействую с компаниями, тем чаще чувствую, что они ведут себя рационально куда реже, чем отдельно взятые люди (более того, я убежден: если вы считаете, что компании рациональны, то вы никогда не были на заседаниях советов директоров).

Как вы думаете, что произошло после того, как мы продемонстрировали страховой компании, что можем значительно увеличить долю честных ответов о пробеге автомобилей с помощью минимальной корректировки бланка? Решила ли компания использовать наше открытие в работе? Нет! Просил ли (или даже умолял ли) кто-то из руководителей компании, чтобы мы изучили значительно более важную проблему, связанную с заявленным размером потерь (проблему, которая, по их собственным расчетам, обходится страховой отрасли в 24 миллиарда долларов в год)? Да, вы ответили правильно: нам так никто и не позвонил.

Некоторые уроки

Когда я спрашиваю людей, каким образом мы могли бы снизить уровень преступности в обществе, они обычно предлагают вывести на улицы больше полицейских и ужесточить наказание для правонарушителей. Когда я спрашиваю CEO крупных компаний, каким образом те решают проблемы внутреннего воровства, мошенничества, приписок к командировочным отчетам или саботажа (при котором сотрудники делают вещи, неприятные для работодателя, но без выгоды для самих себя), они обычно рекомендуют усилить системы контроля и ввести жесткую политику обязательного наказания за подобные нарушения. Когда правительства пытаются снизить уровень коррупции или создать правила для честного поведения, они часто говорят о прозрачности как лекарстве от всех болезней общества. Разумеется, есть крайне мало свидетельств тому, что эти решения работают.

Напротив, описанные здесь эксперименты показывают, что даже такая простая вещь, как напоминание о моральных стандартах в момент искушения, может чудесным образом снизить уровень нечестного поведения, а то и вынуждает отказаться от него полностью. Этот подход применим даже тогда, когда определенные моральные кодексы не являются частью нашей личной системы убеждений. На самом деле ясно, что моральные напоминания – это довольно простой способ сделать поведение людей более честным как минимум на какое-то короткое время. Если бы ваш бухгалтер попросил вас подписать кодекс чести перед началом заполнения налоговой декларации или страховой агент заставил вас поклясться в том, что вы говорите полную правду о размере своего ущерба, то велики шансы, что случаи уклонения от выплаты налогов или мошенничества со страховками происходили бы куда реже[12].

Какие выводы мы можем сделать из описанного выше? Прежде всего нам необходимо признать, что нечестность во многом вызывается фактором вранья конкретной личности, а не SMORC. Наличие фактора вранья дает основания предполагать, что если мы хотим снизить уровень преступности, то нужно каким-то образом изменить свое отношение к рационализации наших действий. Когда наша способность рационализировать свои эгоистичные желания повышается, повышается и роль фактора вранья, в результате чего мы начинаем испытывать больший комфорт даже при неправильном поведении, а то и при прямом мошенничестве. Справедливо и обратное. Когда наша способность к рационализации собственных действий снижается, уменьшается и роль фактора вранья, и неправомерное поведение начинает вызывать у нас чувство дискомфорта. И если вы рассматриваете с этой позиции большое количество примеров нежелательного поведения: и махинации в банках, и выдачу фондовых опционов задним числом, и объявление о дефолте по займам и ипотекам, и мошенничество, связанное с налогами, – то рассуждаете о понятиях честности и нечестности, а не занимаетесь рациональными расчетами.

Разумеется, это означает, что механизмы, определяющие степень нечестности, значительно сложнее, чем нам кажется, и что борьба с нечестностью – совсем не простая задача. Но также это означает, что раскрытие сути сложных связей между честностью и нечестностью, или правдой и неправдой, может стать для нас настоящим увлекательным приключением.

Глава 2Б

Гольф

Подоходный налог превратил в лгунов куда больше американцев, чем гольф.

Уилл Роджерс

В фильме «Легенда Багера Ванса» герой Мэтта Дэймона по имени Раннульф Джуну пытается восстановить свои прежние навыки в гольфе, однако допускает серьезную ошибку и его мяч улетает в лес. Найдя мяч, он пытается раздвинуть клюшкой ветки, чтобы освободить пространство для полета мяча после очередного удара. При этом он случайно касается мяча, и тот немного откатывается в сторону. По правилам, такое действие должно быть засчитано как удар. Ситуация в ходе игры складывается так, что если Джуну проигнорирует правило, то сможет выиграть, вернуть себе былую славу и изменить свою жизнь. Его молодой ассистент умоляет Джуну не обращать внимания на то, что мяч сдвинулся с прежнего места. «Это произошло случайно, – говорит он, – и в любом случае это было дурацкое правило. А кроме того, об этом никто не узнает». Джуну поворачивается к нему и стоически произносит: «Об этом буду знать я. И будешь знать ты».

Даже соперники Джуну говорят ему, что мяч, скорее всего, сдвинулся случайно и что его достаточно просто вернуть на прежнее место. Кто-то даже пытается убедить его, что это ему показалось из-за неправильного освещения. Однако Джуну настаивает, что мяч действительно откатился, и предпочитает с честью проиграть.

Эта сцена была вдохновлена реальными событиями, произошедшими во время чемпионата U. S. Open в 1925 году. Гольфист Бобби Джонс заметил, что перед нанесением сложного удара его мяч немного сдвинулся с места. Этого никто не видел, никто об этом не знал, однако он записал себе удар, вследствие чего проиграл матч. Когда об этом стало известно, репортеры принялись осаждать Джонса расспросами, и тот ответил им фразой, впоследствии ставшей знаменитой: «Точно так же вы можете хвалить меня за то, что я не граблю банки». Этот легендарный момент благородства и честности до сих пор вызывает уважение среди любителей игры, и для этого есть вполне весомые причины.

Я думаю, что эта сцена – как в кино, так и в реальной жизни – связана с большой романтической идеей. Она показывает картину отношений человека с самим собой, своими навыками и достоинством. Возможно, именно эти присущие гольфу характеристики – самостоятельность, самоконтроль и высокие моральные стандарты – служат отличной метафорой при обсуждении вопросов бизнес-этики (не стоит при этом забывать и о том, что многие бизнесмены проводят кучу времени за изу-чением тонкостей этой игры). В отличие от других видов спорта, в гольфе нет судей, контролирующих исполнение правил или разрешающих спорные ситуации. Игрок в гольф (как и бизнесмен) должен принять самостоятельное решение о том, что допустимо, а что нет. Игроки и бизнесмены должны сами понять, чего они хотят, а чего нет, так как в большинстве случаев вокруг них нет никого, способного контролировать их действия или проверять их результаты. В сущности, у гольфа есть три основополагающих правила: не менять расположения мяча перед ударом; играть вне зависимости от того, в каких условиях вы оказываетесь; а если выполнению этих двух правил что-то мешает – вести себя предельно честно. Однако понятию «честности» в данном случае сложно дать однозначное определение. В конечном счете многие люди посчитали бы «честным» не обращать внимания на случайное и не имеющее значимых последствий движение мяча после непреднамеренного соприкосновения с клюшкой. Возможно, действительно было бы несправедливым подвергать игрока наказанию за то, что он в определенной ситуации совершенно неосознанно коснулся мяча.

Несмотря на все благородное наследие гольфа, кажется, что многие люди разделяют в отношении этой игры точку зрения Уилла Роджерса: им кажется, что обманщика можно сделать из любого человека. И это мнение не должно нас особенно удивлять. Игроки в гольф должны перебросить крошечный мячик на огромное расстояние и преодолеть массу препятствий, прежде чем попасть им в маленькую лунку. Иными словами, это очень сложно и нервозатратно. И когда нам самим приходится оценивать собственные результаты, мы можем проявить по отношению к себе чрезмерную снисходительность.

Для того чтобы получше разобраться с сутью нечестности, мы обратились к игрокам в гольф. В 2009 году мы со Скоттом Маккензи (учившимся в то время в Университете Дьюка) провели исследование, в ходе которого задали тысяче игроков в гольф несколько вопросов о том, как они играют и каким образом мошенничают в ходе игры. Мы попросили их представить себе ситуации, в которых их никто не видел (как это часто бывает в гольфе) и они могли бы самостоятельно принять решение о том, следовать правилам или нет (без каких-либо негативных последствий). С помощью компании, организующей занятия по гольфу, мы отправили электронные письма игрокам из всех штатов Америки и попросили их принять участие в опросе на тему гольфа в обмен на шансы выиграть различные высококачественные элементы профессионального снаряжения. На наш призыв отозвалось около двенадцати тысяч игроков, и вот что нам удалось выяснить.

Перемещение мяча

«Представьте себе, – попросили мы участников, – что обычный игрок подходит к своему мячу и понимает, что, если передвинет его в сторону всего на пять сантиметров, это позволит ему получить весомые преимущества в соревновании. Насколько велика, с вашей точки зрения, вероятность того, что игрок передвинет мяч на эти пять сантиметров?»

Этот вопрос присутствовал в трех различных версиях, каждая из которых описывала различные подходы к улучшению неудачного положения мяча (по забавному совпадению, на жаргоне гольфистов расположение мяча описывается словом lie, которое также переводится как «ложь»). Мы спрашивали участников, насколько комфортным будет для обычного игрока передвинуть мяч на пять сантиметров в сторону: 1) с помощью клюшки; 2) с помощью ботинка; 3) взяв его в руку и переложив на более удобное место?

Вопросы с «движением мяча» использовались для того, чтобы (как и в наших предыдущих экспериментах) выяснить, в какой степени тенденция к аморальному поведению зависит от дистанции, отдаляющей человека от нечестного действия. Если бы дистанция имела такое же значение, что и в эксперименте с жетонами, о котором мы рассказывали выше (см. главу 2 «Веселые игры с фактором вранья»), то самый низкий уровень обмана наблюдался бы в случаях, когда для переноса мяча надо было бы взять его в руки. Чуть более высокий уровень обмана был бы заметен при перемещении мяча с помощью ботинка. А самый высокий уровень отмечался бы в случаях, когда для этого использовался бы инструмент (клюшка для гольфа), позволявший игроку не вступать в непосредственный контакт с мячом.

Наши результаты показали, что на степень нечестности в гольфе, как и в других экспериментах, влияет психологическая дистанция, то есть удаление от действия. Мошенничество становится куда более простым делом, когда между нами и нечестным действием возникает несколько дополнительных шагов. Респонденты чувствовали, что сдвинуть мяч с помощью клюшки проще всего и, по их мнению, обычный игрок мог совершить подобное действие в 23 процентах случаев. Далее наступал черед ботинка (14 процентов случаев). И, наконец, самым сложным с моральной точки зрения было взять мяч в руку и переложить его в нужное место (10 процентов случаев).

Эти результаты дают основания предположить, что если мы возьмем мяч и перенесем его в другое место, то у нас не останется возможности игнорировать целенаправленность и сознательный характер действия; соответственно, мы понимаем, что совершаем нечто неэтичное. Передвигая мяч с помощью ботинка, мы немного дистанцируемся от этого действия, но все равно именно мы совершаем прикосновение. Однако когда мяча касается клюшка (а особенно когда мы касаемся мяча так, чтобы он просто покатился в нужном направлении), мы можем достаточно просто оправдать свои действия. Мы можем даже сказать себе: «В конечном счете здесь есть и элемент удачи: мяч мог бы докатиться и до другой, менее удобной точки». И в этом случае мы прощаем себя почти полностью.

Что делать с «маллиганами»

Согласно легенде, в 1920-е годы канадский игрок в гольф Дэвид Маллиган играл на поле в Монреале. Как-то раз он нанес по мячу крайне неловкий удар, поэтому вернул мяч на исходную позицию и попытался ударить по нему еще раз. Легенда гласит, что он назвал произошедшее «корректирующим ударом», однако его партнеры посчитали, что для этого действия куда лучше подойдет слово «маллиган», после чего термин начал использоваться в официальном языке для обозначения «второй попытки» в гольфе.

В наши дни в случае невероятно плохого удара игрок может заявить о том, что это был «маллиган», поставить мяч на место и не отмечать неудачный удар в своих карточках (одна из моих подруг называет этим словом первую жену своего нынешнего мужа). С формальной точки зрения «маллиганы» не разрешены, но игроки иногда заранее договариваются о том, что могут допускать это условие в ходе игры. Разумеется, они допускают «маллиганы» даже тогда, когда это напрямую запрещено, а также при отсутствии особых договоренностей. Таким совершенно незаконным «маллиганам» был посвящен второй набор наших вопросов.

Мы спросили участников о том, с какой вероятностью игроки будут производить «маллиганы» в случае, если этого ни при каких условиях не заметят их соперники. В одной из версий этого вопроса мы попытались узнать у них о вероятности незаконного «маллигана» на первой лунке. В другой версии вопроса – о вероятности аналогичного незаконного действия, но на девятой лунке.

Если говорить совсем точно, правила не проводят разницы между этими двумя действиями: оба они запрещены. В то же время кажется, что нам значительно проще дать рациональное объяснение для возможности второй попытки на первой лунке, чем на девятой. Находясь на первой лунке и нанеся неудачный удар, вы можете притвориться и сказать себе: «Вот теперь я по-настоящему начинаю игру и с этого момента каждый мой удар будет считаться». Когда же вы оказываетесь на девятой лунке, у вас просто нет возможности притвориться, что игра еще не началась. Это означает, что, соглашаясь на «маллиган», вы должны признаться себе, что попросту не засчитываете удар.

Из данных о степени самооправдания из наших предыдущих экспериментов мы знали, что результаты будут отличаться. Наши участники посчитали, что не менее 40 процентов игроков решило бы воспользоваться «маллиганом» после первого удара, но на девятой лунке к нему могло бы прибегнуть (всего лишь?) 15 процентов игроков.

Нечеткая реальность

В третьем наборе вопросов мы попросили гольфистов представить себе, что им понадобилось шесть ударов для того, чтобы пройти расстояние от одной лунки до другой, которое хорошие игроки проходят всего за пять. В одной версии мы спросили, насколько было бы вероятным, что средний игрок в гольф мог написать в таком случае в своей карточке «5» вместо «6». Во второй версии этого вопроса – насколько вероятна ситуация, при которой игрок правильно укажет количество ударов, однако при подведении итогов по всей игре добавит к счету не шесть, а пять ударов (получая, в сущности, такой же результат, как при первом варианте).

Мы хотели увидеть, действительно ли людям проще оправдать свое нечестное поведение тем, что они неправильно написали первую цифру, чем неправильным подсчетом уже написанной цифры (по аналогии с перемещением мяча с помощью руки). В итоге неправильное суммирование представляет собой явно выраженный и преднамеренный акт мошенничества, которому практически невозможно дать рациональное объяснение. Так и оказалось. Наши участники предсказали, что не менее 15 процентов напишут меньшее количество ударов на лунке, а значительно меньшее количество (5 процентов) укажет неправильную сумму по итогам всей игры.

Великий игрок в гольф Арнольд Палмер как-то сказал: «У меня есть отличный инструмент, позволяющий улучшить игру любого гольфиста как минимум на пять ударов. Он называется ластиком». Однако, судя по всему, подавляющее большинство игроков не хочет идти по этому пути или как минимум делать это столь откровенным образом. Поэтому они постоянно находятся перед дилеммой: если игрок проходит дистанцию между лунками не за пять, а за шесть ударов, его счет еще не записан и его никто не видит, то чему равен его счет – шести или пяти?

Подобный тип ситуации имеет много общего с классическим мыслительным экспериментом под названием «Кот Шрёдингера». Эрвин Шрёдингер, австрийский физик, придумал в 1935 году следующий сценарий. Представьте себе, что некий кот наглухо закрыт в ящике вместе с радиоактивным изотопом, который может либо распадаться, либо нет. В случае распада возникает целая цепочка событий, которые в итоге приведут к смерти кота. В противном случае кот будет жить и дальше. С точки зрения Шрёдингера, до тех пор пока ящик закрыт, кот находится в состоянии между жизнью и смертью. Его нельзя однозначно описать ни как живого, ни как мертвого. Придуманный Шрёдингером сценарий противостоял мнению критиков, считавших, что квантовая механика (оперировавшая в терминах вероятности) не вполне четко описывает объективную реальность. Но если оставить философские аспекты физики в стороне, мы можем понять, что история с котом Шрёдингера способна отлично помочь нам в размышлениях о гольфе. Количество ударов в данном случае напоминает «живого-мертвого» кота Шрёдингера: до тех пор пока вы не записали количество ударов на бумаге, оно не существует в «объективной реальности».

Возможно, вы удивляетесь, почему мы спрашивали участников о «среднем гольфисте», а не об их поведении на поле. Мы ожидали, что игроки в гольф, как и большинство людей, предпочтут солгать в ответ на прямой вопрос об их склонности вести себя неэтичным образом. Спрашивая их о поведении кого-то еще, мы ожидали, что они станут более охотно говорить правду, не чувствуя при этом, что каким-то образом признаются в собственном неправомерном поведении[13].

Тем не менее мы также хотели изучить, в какой степени игроки с неэтичным поведением были бы готовы в этом признаться. Мы обнаружили, что, хотя многие «другие гольфисты» мошенничают, сами участники нашего исследования считали себя ангелами: когда их спрашивали о поведении, они признавались, что двигали мяч с целью улучшить результат лишь в 8 процентах случаев. Еще реже они подталкивали мяч ногой (только в 4 процентах), а брали мяч в руки и переносили его в нужное место всего-навсего в 2,5 процента случаев. Конечно, показатели 8,4 и 2,5 процента кажутся довольно большими (особенно с учетом того, что обычное поле для гольфа состоит из 18 лунок, а количество способов смошенничать достаточно велико), но они меркнут в сравнении с тем, что делают «другие гольфисты».

Аналогичные расхождения проявились и в ответах о «маллиганах», и в расчете количества ударов. Участники сообщили, что сами были бы готовы воспользоваться «маллиганом» на первой лунке лишь в 18 процентах случаев, а на девятой – только в 4 процентах. Они также заявили, что готовы были бы написать меньшее количество ударов в 4 процентах случаев, а менее 1 процента способно было пойти на такой вопиющий обман, как сознательный неправильный подсчет количества ударов.

Итак, вот сводка наших результатов:

Я не уверен, каким образом эти различия интерпретировали бы вы, но лично мне кажется, что игроки обманывают не только в гольфе – они еще и лгут, рассуждая об обмане.

Итак, что же мы выяснили в ходе смелого проекта? Судя по всему, мошенничество в гольфе имеет множество нюансов, сходных с теми, что мы обнаружили при исследовании мошенничества в лабораторных экспериментах. Когда наши действия отдалены от непосредственного исполнения нечестного акта, когда они отложены во времени или когда мы можем дать им рациональное объяснение, то игроки – как и любые другие жители планеты – находят нечестное поведение более приемлемым. При этом мне представляется, что игроки, как и все остальные, могут совершать нечестные поступки, в то же время думая о себе как о честных людях. Что же мы смогли понять о мошенничестве в мире бизнеса? Когда правила в той или иной степени подвержены разным трактовкам, когда существуют «серые зоны» или люди должны самостоятельно оценивать результаты своей работы, нечестность может возникнуть даже в таких уважаемых занятиях, как гольф.

Глава 3

Ослепленные собственной мотивацией

Представьте себе ваш очередной визит к дантисту. Вы входите, обмениваетесь любезностями с девушкой за стойкой, после чего принимаетесь листать старые журналы в ожидании, когда вас позовут.

Теперь давайте представим, что с момента вашего последнего посещения стоматолог купил новое дорогостоящее профессиональное оборудование под названием CAD/CAM (сокращение для computer-aided design / computer-aided manufacturing, то есть «дизайн и производство с помощью компьютера»). Это современное устройство используется для упрощения работы с такими приспособлениями, как коронки и мосты. Его работа состоит из двух этапов: на первом компьютер создает трехмерный образ зубов и десен пациента, что позволяет дантисту сделать коронку более подходящей формы и сопоставить ее параметры с моделью. На втором этапе происходит создание керамической коронки или моста в соответствии с заданными дантистом параметрами. Понятно, что столь мощное оборудование обходится врачу довольно дорого.

Но давайте вернемся вам, сидящему в ожидании приглашения. Не успели вы закончить чтение статьи о любовных похождениях какого-то политика на стороне, как девушка за стойкой говорит вам: «Второй кабинет налево». Вы располагаетесь в кресле дантиста и обмениваетесь парой слов с гигиенистом, который осматривает и промывает вашу ротовую полость. Вскоре в комнату входит дантист. Он повторяет ту же процедуру осмотра, а затем просит гигиениста указать в вашей карточке, что зубы 3 и 4 требуют дальнейшего наблюдения, а на зубе 7 заметны трещины.

«Фто? Какие тфефины?» – булькаете вы с широко открытым ртом и торчащим из него слюноотсосом.

Стоматолог останавливает работу, вытаскивает у вас изо рта инструменты, аккуратно кладет их на поднос, откидывается на стуле и начинает объяснять ситуацию: «Трещины часто возникают на зубной эмали. Однако вы можете не беспокоиться – у нас есть отличный прибор под названием CAD/CAM, позволяющий идеально подогнать к вашему зубу нужную коронку. Как насчет такого варианта?» – спрашивает он.

Вы немного колеблетесь, однако, получив от него заверения в том, что это совсем не больно, соглашаетесь. В конце концов, вы уже много лет знаете этого дантиста и, несмотря на некоторые болезненные процедуры, верите в то, что он делает все правильно.

Теперь я должен отметить (потому что этого не сказал ваш дантист), что трещины достаточно часто бывают на зубной эмали и обычно не связаны с какими-то серьезными симптомами, из-за которых вам стоит беспокоиться. Поэтому в большинстве случаев в исправлении этот дефект не нуждается.

Позвольте мне рассказать вам историю из жизни, которую я узнал от моего друга Джима, бывшего вице-президента крупной стоматологической компании. На протяжении многих лет Джим собирал большую коллекцию странных случаев из профессиональной практики, но история про CAD/CAM показалась мне совершенно ужасной.

Через несколько лет после того, как оборудование CAD/CAM появилось на рынке, один стоматолог из Миссури купил его и почему-то начал после этого по-новому относиться к трещинам на зубах. «Он хотел ставить коронки на что попало, – рассказывал Джим. – Он был воодушевлен и взволнован и начал советовать многим из своих пациентов улучшить вид их улыбки. Разумеется, с помощью шедеврального CAD/CAM».

Одним из его пациентов была молодая студентка юридического факультета, которой он порекомендовал поставить коронки, невзирая на то что трещинки были совсем крошечными. Молодая женщина согласилась, потому что привыкла следовать советам своего дантиста, но знаете, что случилось дальше? Коронка привела к тому, что у нее погиб один, а затем и второй зубной канал. В результате ей не оставалось ничего иного, как пройти сложную и болезненную хирургическую операцию. Иными словами, то, что началось как лечение вполне безопасных трещинок, завершилось страданиями и огромными финансовыми затратами для пациентки.

Примечания

1

На этот вопрос дал четкий ответ целый ряд корпоративных скандалов, разразившихся с того времени.

2

Детальное указание на материалы, использованные в каждой главе, а также список дополнительной литературы приведены в разделе «Библиография и дополнительные источники» в конце книги.

3

Simple Model of Rational Crime.

4

Помимо исследования темы нечестности, эта книга, в сущности, посвящена темам рациональности и иррациональности. Хотя тема нечестности привлекательна и значима сама по себе, важно помнить, что это всего лишь один из компонентов интересной и занимательной человеческой натуры.

5

Ira Glass, “See No Evil”, This American Life, National Public Radio, 1 апреля 2011 г.

6

Chief Executive Officer (англ.) – высшая исполнительная должность в компании. В принятой в России иерархии аналог генерального директора. Прим. ред.

7

Те из вас, кто читал книгу «Поведенческая экономика. Почему люди ведут себя иррационально и как заработать на этом», уже знакомы с историями, которые я рассказываю здесь и в главе 2 «Веселые игры с фактором вранья».

8

“Las Vegas Cab Drivers Say They’re Driven to Cheat”, Las Vegas Sun, 31 января 2011 г., www.lasvegassun.com/news/2011/jan/31/driven-cheat.

9

X означает количество вопросов, на которые, по утверждению участников, был получен верный ответ.

10

В том, что касается моральных напоминаний, со временем люди привыкают к подписанию кодексов чести и напоминания теряют свою былую эффективность. Вот почему я думаю, что правильный подход состоит в том, чтобы просить людей написать собственную версию кодекса чести – ее будет куда сложнее подписывать, не думая при этом о морали и не ведя себя более этичным образом.

11

Несколькими годами позднее я и сам подвергся аудиту со стороны IRS, и это был долгий, болезненный, но очень интересный опыт. Надеюсь, что это никак не было связано с описанной выше встречей.

12

Я подозреваю, что подобные случаи все равно будут происходить, особенно когда речь идет о людях, активно не любящих правительство или страховые компании, но даже тогда они будут встречаться реже или не принимать прежнего размаха (однако это предмет будущих исследований).

13

Вспомните хотя бы случаи, когда кто-то спрашивает у профессионала совета в постыдных ситуациях – не для себя, а для «друга».

Комментарии

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.