Лэрри Киршбауму, другу, редактору и азартному партнеру

От автора

Что касается Центра по изучению болезней животных министерства сельского хозяйства США на острове Плам, то я допустил некоторый авторский вымысел. Эта вольность касается как описания самого острова, так и исследований, которые там проводятся.

Глава 1

Через бинокль просматривалась палуба современной яхты длиной футов в сорок, стоящей на якоре в нескольких сотнях ярдов от берега. Две пары лет тридцати развлекались как в старые добрые времена: нежились на солнышке, потягивали пиво... Женщины в миниатюрных девичьих трусиках и без лифчиков. Один из мужчин подошел к борту, сбросил с себя плавки, потянулся, прыгнул в воду и поплыл вокруг судна. Чудная страна. Я опустил бинокль и хлебнул "Будвайзера".

Стояло позднее лето, не просто август, а сентябрь, перед самым осенним равноденствием, начиналось бабье лето.

Я, Джон Кори, по профессии выздоравливающий полицейский, сижу на веранде дома моего дядюшки, развалясь в плетеном кресле и почти без всяких мыслей в голове.

Старомодная веранда тянется вдоль трех стен викторианского сельского дома девяностых годов прошлого века. С места, где я сижу, на юге просматривается зеленый склон лужайки, простирающейся до залива Грейт Пеконик. Солнце низко над горизонтом, там, где ему и положено быть в шесть сорок пять пополудни. Парень я городской, но мне действительно нравится на природе, небо и все такое...

На мне простая белая маечка и обрезанные по щиколотку джинсы, которые были мне впору до того, как я сильно похудел.

Я не любитель звуков природы, поэтому на столе у меня портативный магнитофон, в левой руке банка "Будвайзера", на коленях бинокль, а под правой рукой на полу мой неслужебный "смит-вессон" 38-го калибра. Но это так, к слову...

В две секунды тишины между песнями из магнитофона я услышал или почувствовал скрип старых половиц на веранде. Поскольку никого не ожидал, то правой рукой переложил 38-й на колени. Не подумайте, что я параноик. Дело в том, что я выздоравливаю от трех пулевых ранений. В меня вошли две девятимиллиметровые пули и одна из "магнума" 44-го калибра. Но дело не в калибре пуль, а в том, куда они попали. Как видим, попали они куда надо, иначе я бы не выздоравливал, а разлагался.

Посмотрел направо, туда, где веранда заворачивает за западную стену дома. Из-за угла появился человек и остановился футах в пятнадцати от меня, пытаясь стать так, чтобы солнце не слепило глаза. Его фигура бросала длинную тень, в которую попадал и я. Так что, пожалуй, увидеть меня он не мог. Но и мне мешало солнце, поэтому я не мог разглядеть лица или понять намерений визитера.

– Вам помочь?

Он повернул голову в мою сторону.

– О, привет, Джон. Я тебя и не углядел.

– Садись, начальник.

Я засунул револьвер за пояс под майкой и уменьшил звук магнитофона.

Сильвестр Максвелл, или просто Макс, представлял закон в этих краях. В голубом блейзере, белой рубашке, застегнутой на все пуговицы, светлых хлопчатобумажных брюках, прогулочных туфлях и без носков. Так что я и не понял – на службе он или нет. Он двинулся ко мне и разместился на перилах веранды.

– В холодильнике есть что попить.

– Спасибо.

Он наклонился и достал со льда "Будвайзер".

Потягивая пиво, наконец спросил:

– Ты владелец этого дома?

– Дом дядин. Он хочет мне его продать.

– Ничего не покупай. У меня такая философия: лучше арендуй все, что летает, плавает или трахается.

– Спасибо за совет.

– Сколько ты собираешься здесь пробыть?

– До тех пор пока ветер не перестанет свистеть в моих легких.

– Ну и как чувствуешь себя сейчас?

– Неплохо.

– Хочешь размять свои мозги?

Я промолчал. Зная Максвелла уже лет десять, виделся с ним изредка, поскольку не жил здесь постоянно. Тут я должен рассказать о себе. Я – полицейский из Нью-Йорка, детектив по расследованию убийств. Работал на Северном Манхэттене, пока меня не подстрелили. Случилось это двенадцатого апреля, и происшествие наделало много шума. До этого детективов по убийствам здесь не подстреливали лет двадцать. Месяц провел в пресветерианском госпитале "Коламбиа", потом несколько недель в своей квартире на Манхэттене, затем дядя Гарри предложил свой летний домик как подходящее место для героя. Почему бы и нет? Вот я и прибыл сюда в конце мая.

– Думаю, ты знал Тома и Джуди Гордон, – сказал Макс.

Я посмотрел на него. Наши взгляды встретились, и все стало понятно.

– Оба? – спросил я.

Он кивнул:

– Оба. – После минуты тишины, соответствующей моменту, он продолжил: – Хочу, чтобы ты осмотрел место.

– Почему я?

– А почему бы и нет? Окажи мне услугу. До того как кто-нибудь другой появится на этом месте. Да у меня и нет специалистов по "мокрым" делам.

Действительно, полицейский департамент городка Саутхолд не имел детективов по убийствам, поскольку здесь редко кого убивали. А когда такое случалось, то за дело брались полицейские из графства Суффолк, а Макс в этом не участвовал. Он не любил подобных дел.

Немного об этих местах. Это – северная часть острова Лонг-Айленд, штат Нью-Йорк. Городок Саутхолд, согласно указателю на шоссе, основан какими-то людьми из Нью-Хейвена, штат Коннектикут, где-то в тысяча шестьсот сороковых годах. На южной части Лонг-Айленда, которая по ту сторону залива Пеконик, обитают писатели, художники, актеры, издатели и другие подобные типажи. Здесь, на северной части, живут фермеры, рыбаки... И возможно, один убийца.

Итак, домик дяди Гарри, если быть совсем точным, расположен в поселке Маттитак, около сотни миль от Западной 102-й улицы Нью-Йорка, где два джентльмена, похожие на латиноамериканцев, выпалили четырнадцать или пятнадцать раз в вашего покорного слугу, три пули попали в двигающуюся мишень с расстояния двадцати-тридцати футов. Не очень приятная сценка, но я никого не виню и не жалуюсь.

Короче говоря, Саутхолд занимает почти всю северную часть Лонг-Айленда, включая восемь маленьких городков и один большой – Гринпорт. На всю эту местность приходится около сорока профессиональных полицейских, и Максвелл у них начальник.

– Ничего с тобой не случится, – замечает Максвелл.

– Как раз случится. А если меня под присягой заставят давать показания? За это мне никто не заплатит.

– Вообще-то, я позвонил в мэрию и получил добро нанять тебя официально как консультанта. Сто баксов в день.

– Ого. Звучит как работа, для которой меня берегли.

– Ха, это покроет твои расходы на бензин и телефон. Ты все равно ничего не делаешь, – позволил себе улыбнуться Макс.

– Почему же? Я стараюсь залечить дырку в моем правом легком.

– Большой работы тебе не предстоит.

– Откуда ты знаешь?

– У тебя есть шанс показать себя достойным гражданином Саутхолда.

– Я житель Нью-Йорка. И я не обязан быть достойным гражданином. Вообще.

– Ты хорошо знал семью Гордон? Вы были друзьями?

– Что-то вроде этого.

– Итак? Это должно заставить тебя согласиться. Давай, Джон. Вставай. Двинемся. Я буду тебе обязан. Соглашайся.

По правде говоря, мне здесь уже становилось скучно. Кроме того, Гордоны были хорошими людьми ... Я встал и допил пиво.

– Берусь за работу официально – за доллар в неделю.

– Здорово. Ты об этом не пожалеешь.

– Конечно пожалею.

Выключил музыку и спросил Макса, много ли там крови.

– Не много. Раны в голову.

– О'кей, поехали.

Мы обогнули дом и вышли к дороге, где Макс оставил свой белый джип "чероки" без полицейских опознавательных знаков, но с характерно торчащей полицейской радиоантенной. Я сел в кабину.

Теперь чуть-чуть о моей нетрудоспособности. Я имею право на пожизненную пенсию, которая составляет три четверти оклада, и без вычета налогов...

– Ты слышишь меня? – спрашивает Макс.

– Что?

– Я говорю, они были обнаружены в пять сорок пять вечера соседом...

– Я что, уже приступил?

– Конечно. Оба убиты выстрелами в голову. Сосед нашел их лежащими на лужайке у дома...

– Макс, я не хочу всего этого видеть. Лучше расскажи о соседе.

– Конечно. Его зовут Эдгар Мэрфи. Такой пожилой джентльмен. Он услышал приближение катера Гордонов около пяти тридцати, а через пятнадцать минут зашел к ним и увидел их убитыми. Выстрелов не слышал.

– Он что, глуховат?

– Нет. Я спрашивал его об этом. Эдгар сказал, что и жена хорошо слышит. Похоже, здесь не обошлось без глушителя. А может быть, они слышат хуже, чем сами думают?

– Однако они услышали шум катера. Эдгар уверен, что точно засек время?

– Он вполне уверен. Да и позвонил он нам в пять пятьдесят одну, так что, видимо, все точно.

Я посмотрел на свои часы. Было семь десять. Идея зайти за мной после посещения места убийства родилась у Макса довольно быстро. Я предположил, что детективы из Суффолка были уже там.

Мы двигались вдоль главной дороги восток-запад, по направлению к месту под названием Нассау-Пойнт. Там живут Гордоны, вернее, жили.

Местных в этих краях не много, тысяч двадцать. Однако в это время года здесь немало отпускников и выезжающих на уик-энд, да и новые винные подвальчики привлекают приезжающих всего на день.

Нассау-Пойнт стал летним курортом где-то с двадцатых годов этого столетия, и постройки здесь самые разные – от простых бунгало до солидных особняков. Отдыхал здесь и Альберт Эйнштейн. Кажется, в тридцать четвертом он написал Рузвельту знаменитое "Письмо из Нассау-Пойнт", убеждая президента поторопиться с созданием атомной бомбы. Все остальное, как говорится, история.

Интересно, что и сейчас Нассау-Пойнт остается пристанищем для многих ученых. Некоторые работают в тридцати пяти милях на запад в национальной лаборатории в Брукхейвене – что-то атомно-секретное, другие трудятся на острове Плам, в суперсекретном биологическом центре, который настолько страшен, что его разместили именно на острове. Остров Плам расположен в двух милях от мыса Ориент-Пойнт, последнего клочка суши на северной части Лонг-Айленда, следующая остановка – Европа.

Так что нет ничего случайного в том, что Том и Джуди Гордон были биологами и работали на острове Плам. Будьте уверены, что и Сильвестр Максвелл и Джон Кори думали об этом обстоятельстве.

– Вы пригласили кого-либо из федеральных ведомств? – спросил я Макса.

Он покачал головой.

– А почему нет?

– Убийство – преступление не федерального масштаба.

– Но ты ведь догадываешься, что я имею в виду, Макс.

Макс промолчал.

Глава 2

Мы приблизились к дому Гордонов, угнездившемуся на узкой полоске западного берега мыса. Это был фермерский дом, построенный в шестидесятых годах и обновленный по стандартам годов девяностых. Гордоны были выходцами откуда-то с Запада. Они не определились со своей карьерой и поэтому арендовали этот дом, не исключая в будущем его покупки, как они мне говорили. Да если бы я имел дело с тем материалом, с которым работали они, я бы тоже не строил каких-либо долгосрочных планов.

Перед домом были припаркованы три полицейских машины из Саутхолда и еще две без опознавательных знаков. Судебно-медицинский фургон блокировал въезд во двор. Это хорошая полицейская практика – не въезжать и не парковаться на месте преступления, чтобы не уничтожить вещественные доказательства.

На улице стояли также фургоны телевизионщиков. Многочисленные репортеры беседовали с соседями, суя микрофоны любому, кто открывал рот. Это еще не был репортерский цирк, но он состоится, как только остальные акулы пера унюхают связь происшедшего с островом Плам.

По гравийной дорожке мы прошли на задний дворик, который почти весь был покрыт кедровым настилом. Он имел много уровней и каскадом спускался от дома до залива, где расположился длинный причал. Около него стоял катер Гордонов.

Я оглядел обычный контингент судебно-медицинских экспертов, трех полицейских в форме из Саутхолда и женщину в легком костюмном пиджаке и юбке, белой блузке и повседневных туфлях. Поначалу подумал, что она может быть членом семьи, вызванным для опознания тел, но затем заметил блокнот и ручку в руках, отметил ее официальный вид.

Том и Джуди лежали на спине рядом друг с другом на серебристо-сером кедровом настиле.

Я стал рассматривать тела. Обоим немногим более тридцати. Выглядели они великолепно – даже мертвыми были удивительно очаровательной парой. Когда они обедали в хороших ресторанах, их даже принимали за каких-то знаменитостей.

Подозреваю, что Макс видел немного убитых, но он, вероятно, видел многих, умерших естественной смертью, самоубийц, жертв автокатастроф и тому подобного, так что он не позеленел при виде трупов. Выглядел он мрачным, озабоченным, печальным и деловым, продолжал рассматривать тела, как бы не веря в то, что это действительно жертвы убийства лежат на таком обычном настиле.

Что касается меня, то, работая в городе, где в год происходит тысяча пятьсот убийств, я видел немало. Конечно, я не видел все тысячу пятьсот смертей, но насмотрелся достаточно, так что не испытывал удивления: меня не мутило, я не был в шоке, не был даже опечален. И все же, когда подобное случается с теми, кого знал и кто тебе нравился, это совсем иное дело.

Я прошел по настилу и остановился около Тома. На переносице зияла пулевая рана. У Джуди рана была на левом виске. Если предположить, что убийца был один, то, скорее всего, Том, будучи крепким мужчиной, первым получил единственную пулю в голову. Затем Джуди, не веря в случившееся, повернулась к Тому, и следующая пуля преступника была ее. Обе пули, вероятно, прошли навылет и упали в залив. Не повезло баллистикам.

Оглядевшись вокруг, я не обнаружил подходящего места, где мог бы притаиться преступник. Раздвижная стеклянная дверь дома была открыта. Может быть, стрелок прятался за ней, но это на расстоянии двадцати футов от тел. И не так много людей могут попасть в голову из пистолета с такого расстояния. Я сам тому живое свидетельство. С двадцати футов обычно целятся в тело, а уж потом приближаются, чтобы прикончить выстрелом в голову. Таким образом, возникает два варианта: либо стрелок использовал винтовку, а не пистолет, либо ему удалось приблизиться к жертвам, не вызывая их подозрений. Это мог быть обыкновенно выглядевший человек, не вызывающий страха, и, может быть, он даже был знакомым. Гордоны покинули свой катер, вошли на помост, увидели кого-то и продолжали двигаться навстречу ему или ей. Он же поднял пистолет на расстоянии не более пяти футов и просверлил обоих.

– Что ты думаешь? – спросил Макс.

– Не знаю.

– Выходные отверстия большие, – информировал меня Макс – Задние части черепов снесены. Как видишь, и входные отверстия велики. Полагаю, это 45-й калибр. Мы пока не нашли пуль. Они, вероятно, в заливе.

Я промолчал.

Макс показал на стеклянную дверь.

– Раздвижная дверь, – продолжал он, – была взломана, и в доме все перерыто. Но крупные вещи – телевизор, компьютер, проигрыватель и все такое – на месте. Пропасть могли драгоценности, какие-либо мелочи.

Я на мгновение задумался. Гордоны, как и большинство яйцеголовых, живущих на государственную зарплату, не могли иметь много драгоценностей, предметов искусства и тому подобного. А грабитель схватил бы дорогостоящую электронику и унес ноги.

– Вот что я думаю, – сказал Макс. – Грабитель или грабители занимались своим делом. Он, она или они увидели приближающихся Гордонов через стеклянную дверь, он, она или они выскочили на помост, выстрелили и убежали. Правильно?

– Ну, если ты так считаешь.

– Я так считаю.

– Понятно. Звучит проще, чем ограбление дома ученых из суперсекретной лаборатории по работе с биологическим оружием, плюс убийство этих ученых.

– А что думаешь ты, Джон? Можешь восстановить картину происшедшего?

– Ну что ж. Ты, конечно, понимаешь, что преступник не мог стрелять из-за этой стеклянной двери. Он стоял лицом к лицу с жертвами. Дверь, которую ты обнаружил открытой, была закрыта, и Гордоны, приближаясь к дому, не заметили ничего необычного. Стрелок мог сидеть в одном из этих кресел, он мог подъехать на катере, чтобы никто не видел припаркованной машины. Кто-то мог подвезти его к дому. В любом случае Гордоны либо знали его, либо совсем не были встревожены его появлением на своем заднем дворике. Возможно, это была женщина, милая и хорошенькая, Гордоны двинулись к ней навстречу, а она к ним. Может быть, они обменялись парой слов, а затем очень скоро убийца вытащил пистолет и угробил Гордонов.

Макс кивнул.

– И еще, Макс, – продолжил я, – мне приходилось быть свидетелем, когда неопытные и подвыпившие грабители убивали хозяев, но ничего не уносили. Когда ребятишки под кайфом, о логике нет и речи.

Я опустился на колени перед телами, ближе к Джуди. Ее глаза были открыты, открыты широко, и в них застыло удивление. Глаза Тома тоже были открыты, но выглядел он не так настороженно, как жена. Мухи почувствовали кровь, я хотел их прогнать, но разве это имеет какое-либо значение...

Оглядел тела. Внимательно, но так, чтобы ничто не помешало работе медицинских экспертов. Осмотрел волосы, ногти, кожу, одежду, обувь. Закончив, погладил щеку Джуди и встал.

– Они были твоими хорошими друзьями? – спросил Макс.

– Недавними друзьями.

– И когда познакомились?

– Где-то в июне.

– Ты бывал в их доме?

– Да. Собираешься задать другие вопросы?

– Знаешь... Я должен спросить... Где ты был около пяти тридцати?

– Развлекался с твоей подружкой.

Он улыбнулся, но явно не развеселился.

– А ты хорошо знал их? – спросил я в свою очередь.

– Так, встречался только в свободное время, – ответил он после минуты колебания. – Моя подружка таскала меня на дегустации вин и все такое прочее.

– Вот как. А откуда ты узнал, что я с ними знаком?

– Они говорили, что встречались с полицейским из Нью-Йорка, который здесь долечивается. Я заметил, что знаком с тобой.

– Как тесен мир.

Он промолчал.

Я осмотрел двор. На восточной стороне расположился дом. На запад протянулась густая линия живой изгороди, за ней – дом Эдгара Мэрфи, который нашел тела. На север от дома протянулась на несколько сотен ярдов болотистая местность, следующий дом был едва виден. К западу настил спускался тремя уровнями до самого залива. На сотню ярдов в более глубокие воды протянулся причал. В конце причала – катер Гордонов – лощеный белый быстроход из фибергласа, кажется, это "Формула-3" или что-то подобное. Назвали катер "Спирохетой", которая, как мы знаем из начальной биологии, весьма противное существо, одаривающее сифилисом. Гордоны обладали чувством юмора.

– Эдгар Мэрфи рассказал, что Гордоны иногда использовали свой катер, добираясь до Плама. Паромом они пользовались в плохую погоду и в зимнее время.

Зная об этом, я ответил кивком.

– Хочу позвонить на остров и узнать, когда они его покинули, – продолжал Макс. – Море спокойное, прилив, ветер с востока, за какое же время они могли добраться сюда с острова?

– Я не моряк.

– Но я-то моряк. Они могли добраться с острова всего за час, хотя обычно это занимает часа полтора, а то и два. Мэрфи слышали катер Гордонов около пяти тридцати, и если мы узнаем, когда они отплыли от острова, то сможем с большей определенностью говорить, что около пяти тридцати Мэрфи слышали шум именно их катера.

Я продолжал оглядывать обычный дворик с летней мебелью – стол, кресла, бар на свежем воздухе, зонтики от солнца. Маленькие кустики и трава пробивались сквозь щели настила, но не было ничего такого, где бы кто-то мог спрятаться и напасть из засады.

– Так Что же ты еще обнаружил? – спросил я Макса.

– Когда я приехал сюда, моторы катера были теплыми, как и эти тела. И кое-что еще. Швартовые концы не были привязаны к кнехтам причала, их просто набросили вон на те высокие шесты, торчащие из воды. Мне кажется, что они снова собирались выйти в море.

– Хороший глаз.

– Ну и что? Какие у тебя по этому поводу идеи?

– Никаких.

Я взглянул на тела. Женщина в легком желтоватом костюме очерчивала фигуру Джуди мелом. То же самое делали в Нью-Йорке специалисты по "мокрым" делам, и я заключил, что если и стоит помогать Максу, то дело надо иметь именно с этой женщиной.

Когда я смотрю на тела убитых, то могу углядеть то, чего не заметят люди не моей профессии. Макс потрогал двигатели катера и тела, определил, что они еще теплые, разглядел, как пришвартован катер и дюжину других мелких деталей, которые не заметил бы простой смертный. Но Макс не был истинным детективом и действовал на более низком уровне, чем тот, который требуется для раскрытия убийства подобного рода. Макс знал об этом, поэтому и пригласил меня.

Случилось так, что я был знаком с жертвами, а это большой плюс для детектива, расследующего убийство. Например, я знал, что Гордоны обычно носят шорты, майки и пляжную обувь, когда отправляются на катере на остров. А уже там они облачаются в свою лабораторную одежонку и биозащитные, или как их там, костюмы. Итак, Том в черной рубашке не выглядел так, как обычно. Да и Джуди предпочитала более пастельные тона, насколько я могу припомнить. Я подумал, что они пытались изменить свой облик, а кроссовки надели для того, чтобы было удобнее быстро передвигаться. Итак, я начинал строить догадки. А это нужно делать очень осторожно.

Вдруг я заметил частички красной почвы в рисунке подошв их кроссовок. Откуда бы это? Явно не из лаборатории, не с дорожки от парома на Пламе, не из катера, не с причала и двора у дома. Пожалуй, сегодня они были где-то еще, и одеты не как всегда, и день, уж точно, закончился для них совсем не так... Происходило что-то необычное, не знаю что, но происходило.

Нельзя исключать, что они просто натолкнулись на грабителя. То есть случившееся никак не связано с их местом работы. Но Макс нервничал и был очень озабочен именно последним обстоятельством. Его беспокойство заразило и меня, простите за каламбур. Уже до полуночи сюда прибудут люди из ФБР, военной разведки и ЦРУ. Если, конечно, Макс не успеет изловить беглого грабителя.

– Извините меня.

Я повернулся на голос. Это была леди в желтоватом костюме.

– Да, конечно, – отозвался я.

– Извините, но что вы здесь делаете?

– Я здесь с группой.

– Вы офицер полиции?

Естественно, майка и шорты не делали меня похожим на официальное лицо.

– Я здесь с начальником полиции Максвеллом.

– Вижу. Но как вы попали сюда?

– Почему бы вам не проверить самой?

Я повернулся и направился на следующий уровень настила, обходя флажки полицейского ограждения. Она последовала за мной.

– Меня зовут детектив Пенроуз. Я из отдела по расследованию убийств полиции графства Суффолк.

– Поздравляю.

– И если вы не имеете отношения к следствию...

– Спросите начальника.

Я направился к причалу, где был пришвартован катер Гордонов.

Был большой прилив, и тридцатифутовый катер оказался почти на уровне причала. Я прыгнул на палубу.

– Что вы делаете? Это запрещено.

Она обладала очень приятной наружностью. Будь она страшненькая, я бы, конечно, вел себя вежливее. Одета была, как я сказал, довольно строго. Но тело под одеждой играло симфонию линий, а мелодия плоти так и рвалась наружу. Казалось, что под одеждой она припрятывает воздушные шарики. Второе, что я заметил, – отсутствие обручального кольца. Заполню анкету до конца: возраст – немного за тридцать, волосы – средней длины, рыжеватого цвета, глаза – голубые с зеленым, кожа – чистая, не так много загара для этого времени года, легкий макияж, пухлые губы, шрамов и подобного не заметно, без серег, без маникюра, отсутствующее выражение лица.

– Вы слышите меня?

Голос тоже приятный, несмотря на повелительный тон. Подозреваю, что при миленьком личике, прекрасной фигуре и мягком голосе детектива Пенроуз могли не воспринимать всерьез, и она пытается компенсировать свои недостатки грубоватой одеждой.

– Вы слышите меня?

– Слышу. А вы меня? Я же сказал: обращайтесь к шефу.

– Здесь командую я. В случае убийства, а полиция графства...

– О'кей. Мы вместе пойдем к начальнику. Подождите минутку.

Я окинул катер быстрым взглядом. Темнело, и мало что удалось заметить.

– Вам следует выставить здесь пост на всю ночь, – сказал я детективу Пенроуз.

– Благодарю за совет. Покиньте, пожалуйста, катер.

– У вас есть фонарик?

– Марш из лодки. Немедленно!

Я ступил на фальшборт, и, к моему удивлению, она подала мне руку. Кожа ее была прохладной. Она помогла взобраться на причал и тут же с быстротой кошки выхватила правой рукой из-под моей майки и пояса револьвер... Ух!..

– Стоять на месте, – сказала она, отступая на шаг и направив на меня мою же "пушку".

– Слушаюсь, мадам.

– Кто вы?

– Детектив Джон Кори, полицейский департамент Нью-Йорка, отдел по убийствам, мадам.

– Что делаете здесь?

– То же, что и вы.

– Дело веду я. А не вы.

– Да, мадам.

– У вас есть какой-либо официальный статус в этом деле?

– Да, мадам. Меня наняли консультантом.

– Консультантом? Никогда не слышала о таком статусе в делах по убийствам.

– Я тоже.

– Кто вас нанял?

– Ваш город.

– Идиотизм.

Видно, она не знала, что со мной делать дальше, поэтому, стараясь помочь, я предложил ей обыскать меня.

В свете луны мне показалось, что на ее губах промелькнула улыбка.

– Еще раз ваше имя, – повторила она.

– Джон Кори.

– О... Тот самый парень, – покопалась она в памяти.

– Это я. Счастливчик.

Она смягчилась и протянула мне мой 38-й рукояткой вперед. Повернулась и пошла по причалу в сторону дома.

Я последовал за ней.

Макс разговаривал с судебно-медицинской бригадой. Затем повернулся к нам.

– Вы уже познакомились? – спросил он меня и детектива Пенроуз.

– Почему этот человек здесь? – вопросом на вопрос ответила она.

– Хочу, чтобы он участвовал в деле.

– Не вам принимать такие решения.

– И не вам.

– Кстати, кто-нибудь забирал алюминиевый ящик с кормы катера? – обратился я к Максвеллу и Пенроуз.

– Какой алюминиевый ящик? – спросил Макс.

– У Гордонов был большой алюминиевый ящик для всяких мелочей, иногда его использовали как холодильник, набивая льдом и храня пиво и наживку.

– Где ящик?

– Это я тебя и спрашиваю.

– Я поищу его.

– Неплохая мысль.

Я повернулся и вышел на лужайку, где были припаркованы полицейские автомобили. Здесь собрались самые любопытные соседи, как только до них донесся слух о двойном убийстве.

Несколько телевизионных камер повернулись в мою сторону. Яркий свет софитов нестерпимо слепил глаза. Репортеры с криками кинулись ко мне. Все как в былые времена. Я откашлялся в кулак на тот случай, если репортаж увидят члены комиссии по нетрудоспособности, не говоря уже о моей бывшей жене.

Полицейский в гражданском потянул меня за рукав в сторону автомобиля с эмблемой местной полиции. Мы сели в машину и уехали.

– Что вы думаете, детектив? – спросил он меня, представившись Бобом Джонсоном.

– Они были убиты.

– О, без шуток. – Он поколебался и продолжил: – Имеет ли все это отношение к Пламу?

– Нет.

– Слушайте, я видел ограбления, но это не ограбление. Это пытались представить как ограбление. На самом деле был обыск, понимаете? Там что-то искали.

– Я не заглядывал в дом.

– Бактерии. – Он взглянул на меня. – Бактерии для биологической войны. Вот что я думаю. Правильно?

Я промолчал.

– Вот потому и пропал ящик-холодильник. Я слышал, вы о нем говорили, – продолжал Джонсон.

Я опять промолчал.

– В ящике хранились бутылочки. Или что-то подобное. Так? О Боже! Там было достаточно всякой дряни, чтобы уничтожить Лонг-Айленд, да и весь Нью-Йорк.

"Возможно, и планету", – подумал я. В зависимости от того, что за зараза была в том ящике и как быстро она успела размножиться.

Я наклонился к офицеру Джонсону и взял его за руку.

– Только никому ни слова об этом, – сказал я ему.

Он согласно кивнул.

В молчании мы подрулили к моему дому.

Глава 3

Когда я бываю в этих местах, люблю посидеть в заведении, которое называется "Олд-таун таверн". И вот я здесь. Сижу на стуле у стола высотой по грудь. Неподалеку от бара. Хорошо виден экран телевизора, а на столе моя любимая пища: чизбургер, чипсы, фаршированная картошка, острые мексиканские лепешки, жареные ребрышки и "Будвайзер".

Детектив Пенроуз внезапно возникла у меня из-за спины и в следующий момент уже сидела на стуле напротив меня, С пивом в руке и загораживая головой экран телевизора. Она оценила мой ужин, и ее брови поползли вверх.

– Макс сказал, что я могу встретить вас здесь, – сказал она, переводя взгляд со стола на меня.

– Хотите чипсов?

– Нет, спасибо. – Затем поколебавшись, добавила: – Думаю, зря мы там повздорили.

– Чепуха. Мне нравится, когда на меня направляют мой же револьвер.

– Слушайте, я поговорила с Максом и подумала, что если город хочет видеть вас консультантом, то я не против. И если вы хотите мне что-нибудь поведать полезное, с вашей точки зрения, пожалуйста, звоните.

Она протянула мне визитку. Я прочитал: "Детектив Элизабет Пенроуз". И ниже: "Отдел по расследованию убийств". Далее шел адрес офиса, номера факса и телефона и так далее. На левой стороне визитки был изображен герб графства Суффолк с бесстрашным быком и словами "Свободный и независимый".

– Этот ваш портрет не совсем удачен, – прокомментировал я.

Она уставилась на меня, челюсти сжались, а ноздри затрепыхали, как при глубоком вздохе. Она сдерживалась, что было восхитительно. Я могу раздразнить кого угодно.

Я наклонился к ней через стол, и наши лица сблизились. От нее исходил чистый и здоровый запах.

– Элизабет, кончайте валять дурака, – сказал я. – Вы знаете, что я знаком с Гордонами, бывал у них дома, катался на их катере, встречался с их друзьями и сослуживцами, и, может быть, они рассказали мне немного о своей работе, потому что я полицейский. И вероятно, знаю больше, чем вы вместе с Максом. Что ж, возможно вы и правы. Вы поняли, что допустили промашку при нашей первой встрече, и теперь пришли извиняться за это. И даже разрешаете позвонить вам и рассказать о том, что я знаю. Вот уж повезло так повезло! Однако, если я не позвоню вам день-другой, вы вызовете меня в свой офис для официальной дачи показаний. Так что давайте не будем притворяться, что я ваш консультант, ваш партнер, ваш приятель или добровольный информатор. Только скажите, где и когда вы хотите получить от меня информацию.

– Завтра в моем офисе, в девять утра, – проговорила детектив Пенроуз и после некоторого раздумья добавила: – Не опаздывайте. – Она встала, поставила свое пиво и ушла.

– Извините меня. – Прошло несколько минут, и она снова стояла передо мной.

– Присаживайтесь.

– Я вернулась. Меня попросили встретиться с каким-то человеком из министерства сельского хозяйства. Он приезжает с Манхэттена часов в одиннадцать. Хотите присутствовать?

– Нет ли у вас другого партнера, которого вы могли бы озадачить?

– Он в отпуске. Хватит ломаться, детектив, давайте начнем все сначала. – И она протянула мне руку.

– В прошлый раз я взял вашу руку и потерял револьвер и свое мужское достоинство.

– Ладно, давайте пожмем руки, – улыбнулась она.

Я пожал ее руку. Она была теплой. Мое сердце застучало. Может быть, от острых мексиканских лепешек? Трудно сказать отчего, когда тебе за сорок.

На мгновение задержал ее руку в своей, глядя на правильной формы личико. Наши глаза встретились, и плотские мысли пронеслись в голове каждого из нас...

– Я должна встретиться с этим человеком из министерства, – повторила она, взглянув на часы.

– Не заставляйте его ждать, – сказал я.

– Хотите присоединиться?

Я задумался. Дело в том, что лаборатория на Пламе официально принадлежит этому министерству и там работают с такими болезнями животных, как сибирская язва и прочие. Но, по слухам, там занимаются не только этим, и далеко не только этим.

Если согласиться, то можно глубоко увязнуть в этом деле, каким бы оно ни оказалось. С другой стороны, я любил раскрывать убийства. И Гордоны были мне симпатичны. За последние десять лет я засадил за решетку двадцать шесть убийц. В то же время дело было не совсем обычным, и играл бы я на "чужом" поле. Кроме того, этот тип из министерства, как и большинство государственных чиновников, не надрывался бы на работе по ночам. На самом деле он, скорее всего, был человеком из ЦРУ, ФБР или военной разведки. Неважно, откуда именно, но их людей должно прибыть немало в течение ночи или завтрашнего дня. Нет, я не хочу ввязываться в это дело ни за какие коврижки.

– Детектив, очнитесь.

Я бросил на нее взгляд. Ну как отказать такому совершенству?

– Хорошо. Я приду.

– Спасибо, увидимся.

И она ушла.

Подали очень острое "чили", и я с трудом одолел тарелку. Проглотил набор из двух таблеток от изжоги, хотя доктор и не рекомендовал принимать их в один прием.

По правде говоря, мое здоровье, когда-то очень крепкое, пошло на убыль после случившегося двенадцатого апреля. Я никогда не отличался правильным подходом к еде, выпивке и сну. А развод и работа также не прибавляли хорошего самочувствия.

Однако наблюдались и признаки выздоровления. Я стал замечать официантку с ее нордической попкой. А когда Элизабет Пенроуз пришла в бар, все мое мужское естество насторожилось и увеличилось в размере. Действительно, я поправлялся. И по крайней мере, был в лучшей форме, чем Гордоны.

Том и Джуди. Том был доктором наук, который не берег свои мозги от пива и вина, жарил на гриле хорошие отбивные. Он был простым парнем откуда-то из Индианы или Иллинойса и гнусавил на манер своих земляков. Не превозносил свою работу и шутил по поводу ее опасности. Так, на прошлой неделе, когда к нашим местам приближался ураган, он сказал:

– Если он трахнет по Пламу, назовите его "Сибирской язвой", и можете сказать "прощай" своим задницам.

Джуди, как и ее муж, была со Среднего Запада. Простая, крепкая, веселая, смешливая и хорошенькая. Джону Кори, как и другим мужикам, она нравилась.

Похоже, Джуди и Том за два года хорошо прижились в здешних местах. Им нравились прогулки на моторках. Они вступили в историческое общество Пеконика. Очарованные винными погребками, стали знатоками вин Лонг-Айленда. Подружились с некоторыми местными виноторговцами, в том числе и с Фредриком Тобином, который закатывал шикарные вечеринки на своей вилле. Гордоны как-то пригласили меня на одну из таких вечеринок.

Гордоны выглядели счастливой, любящей, заботливой парой, и я никогда не замечал их размолвок. Но это не значит, что они были само совершенство или идеальной парой.

Я задумался: что же могло послужить фатальной причиной для убийства. Наркотики? Не похоже. Неверность? Возможно, но маловероятно. Деньги? Они не могли зарабатывать очень много. Все опять возвращалось к работе. Стал размышлять. Представим, что Гордоны продавали какие-то супермикробы, что-то не заладилось, и они были накрыты. Если рассуждать в этом ключе, то стоит вспомнить, что самый большой страх, который помимо боязни подцепить заразу испытывал Том, была мысль, что их с Джуди когда-нибудь похитит какая-то подводная лодка и больше никто и никогда их не увидит. Мне это казалось слишком нереальным, но я не забывал, что Гордоны знали много такого, о чем некоторые хотели бы пронюхать. Так, может быть, их хотели похитить, но что-то не получилось и дело кончилось убийством? Если убийство связано с их работой, то какую роль играли Гордоны: невинных жертв или продавцов смерти в обмен на золото? Были они убиты иностранными агентами или кем-нибудь из своих?

Я задумался о немыслимом. Красивый, жизнерадостный Том и очаровательная, подвижная Джуди продают чумную заразу каким-то сумасшедшим. Зараженные водохранилища, а может быть, смертоносные облака над Нью-Йорком или Вашингтоном, миллионы больных, умирающих, покойников...

Не могу представить, чтобы Гордоны пошли на это. С другой стороны, все имеет свою цену. Ведь удивлялся же я, на какие деньги могли они арендовать дом у залива и купить такой дорогой катер. Теперь я, может быть, знал, как и для чего они приобрели скоростной катер и дом с собственным причалом.

Я хорошо дал на чай нордической попке и отправился на место преступления.

Глава 4

Я подъехал к дому Гордонов уже после одиннадцати. Светила почти полная луна, приятный бриз доносил запахи моря через открытое окно моего нового "гранд чероки лимитед" болотного цвета – удовольствие в 40 тысяч долларов, в котором не мог себе отказать едва не погибший Джон Кори.

Машин и людей на небольшой улочке уже было значительно меньше, и я понял, что тела убраны.

По сравнению с моим первым визитом прибавилось полиции.

– Есть ли здесь представитель из министерства сельского хозяйства? – спросил я полицейского в форме.

– Нет, – ответил он, даже не заглянув в блокнот, куда вносились присутствующие официальные лица.

Внизу у причала я заметил силуэт другого полицейского в форме и порадовался тому, что кто-то внял моему совету взять катер под охрану.

Больше никого вокруг не было, и я вошел в дом, попав в большую жилую комнату, объединенную со столовой.

Здесь суетились несколько судебных медиков. Я спросил миловидную специалистку по отпечаткам:

– А где начальник Максвелл?

– На кухне. Ничего не трогайте по дороге.

– О'кей, мадам.

Я на цыпочках пересек берберский ковер и "приземлился" в кухне, где шло совещание. Здесь уже были Макс, Элизабет Пенроуз, джентльмен в темном костюме, легко узнаваемый и без значка ФБР, и другой джентльмен, простецки одетый в хлопчатобумажный пиджак и джинсы, ярко-красную рубашку и горные ботинки – прямо пародия на бюрократа из министерства сельского хозяйства, собравшегося посетить ферму.

Обращаясь к двум последним, Макс произнес:

– Это детектив Джон Кори, отдел по расследованию убийств.

Указав на темный костюм, Макс представил:

– Джон, это Джордж Фостер, ФБР... а это – Тед Нэш, министерство сельского хозяйства.

Пенроуз, которая была ближе всех к включенному телевизору, что-то услышала и увеличила громкость. Все уставились на экран.

Женщина-репортер стояла перед домов Гордонов. Мы пропустили начало.

– Жертвы двойного убийства опознаны как ученые, работавшие в суперсекретной правительственной лаборатории болезней животных на острове Плам, в нескольких милях отсюда.

На экране появились кадры Плама, снятые с высоты нескольких тысяч футов. Пленка явно взята из архива – на экране был ясный день. С воздуха остров смотрелся как свиная отбивная. А если серьезно, то остров в длину достигает трех миль, а в самом широком месте – до мили. Удаляющийся голос репортера произнес:

– Вы видите остров Плам, каким он был заснят прошлым летом, когда наша станция готовила репортаж в связи с упорными слухами, что остров является центром испытаний биологического оружия.

Затем на экране появилась женщина-репортер – опять у входа в дом Гордонов.

– Никто не утверждает, что убийство Гордонов связано с их работой на острове Плам, но полиция ведет расследование.

Пенроуз уменьшила звук телевизора и спросила мистера Фостера:

– Желает ли ФБР обнародовать свое участие в расследовании?

– Не сейчас, – ответил он. – А то люди подумают, что действительно случилось что-то страшное.

Мистер Нэш заявил:

– Наше министерство не проявляет официального интереса к делу, поскольку нет никакой связи между убийством Гордонов и их работой. Мы не сделаем никакого официального заявления, кроме выражения соболезнования по поводу убийства двух уважаемых и преданных делу сотрудников.

– Кстати, – заметил я мистеру Нэшу, – вы забыли внести свою фамилию в число участников расследования.

Он посмотрел на меня немного удивленно и с большим раздражением ответил:

– Я... спасибо за напоминание.

"Всегда к Вашим услугам", – подумал я.

Обращаясь к Фостеру и Нэшу, Макс произнес:

– Детектив Кори знал погибших.

Господин ФБР немедленно заинтересовался и спросил меня:

– Как хорошо вы знали их?

Совсем не стоит сразу начинать отвечать на вопросы – подумают, что ты занимаешься этим с готовностью. Я не таков. Так что я промолчал.

Макс ответил за меня:

– Детектив Кори был знаком с ними около трех месяцев. Я вижусь с Джоном лет около десяти – периодически.

Фостер кивнул. Он явно хотел задать еще вопросы, и, пока он колебался, детектив Пенроуз произнесла:

– Детектив Кори готовит подробный отчет о его знакомстве с Гордонами, и я поделюсь этим отчетом со всеми заинтересованными ведомствами.

Это явилось для меня новостью.

Мистер Нэш глядел на меня, наклонившись над кухонным столиком. Мы вперились друг в друга, если хотите, как два самца. Без слов было ясно, что мы не терпим друг друга и что один должен уступить дорогу другому.

Я перевел свое внимание на Макса и Пенроуз и спросил:

– Вы уверены, что это больше, чем убийство? Не поэтому ли здесь представители федеральных властей?

Никто не ответил.

Я продолжил:

– Или вы только предполагаете, что это нечто большее? Или я что-то пропустил?

Мистер Тед Нэш ответил холодно:

– Мы стараемся быть осторожными, детектив. У нас нет конкретных доказательств того, что убийство связано с... хорошо, если говорить открыто, с вопросами национальной безопасности.

Я заметил:

– Никогда не думал, что министерство сельского хозяйства связано с национальной безопасностью. У вас есть коровы-агенты?

Господин Нэш одарил меня улыбкой типа "твою мать" и ответил:

– Мы имеем волков в овечьих шкурах.

Мистер Фостер вмешался до того, как дело дошло до прямой перебранки:

– Мы здесь из предосторожности, детектив. Стоит все проверить. Мы все надеемся, что убийство не имеет связи с Пламом.

Ко мне обратился Макс:

– Джон, мы до сих пор не нашли пули, но думаем, они в заливе. Завтра с утра мы начинаем их поиски на его дне.

– Кстати, – добавил он, – не найдены и гильзы.

Я кивнул. Автоматический пистолет выбросит гильзы, револьвер – нет. Если оружие было автоматическим, то убийца был достаточно спокоен и уверен, чтобы нагнуться и подобрать гильзы.

Итак, мы не имели ничего, кроме двух ранений в голову, нет ни пуль, ни гильз, никто не слышал выстрелов.

Я снова присмотрелся к мистеру Нэшу. Он выглядел озабоченным, и я был доволен, что, клеясь к Пенроуз, он думал о спасении планеты. Право, каждый, кто был на кухне, кажется, думал о таких вещах, как микробы, и как бы поутру не обнаружить на теле красной сыпи или тому подобного.

Я обратился к Максу:

– Давай продолжим.

Он продолжил:

– Мы осмотрели весь дом и не обнаружили чего-либо существенного или необычного. За исключением того, что половина ящиков были не тронуты, некоторые шкафы выглядели так, что в них вообще не заглядывали, книги на полках в неприкосновенности. Очень любительская работа, чтобы представить это как ограбление.

Все выглядели задумчивыми – хорошая мина, когда нет версий.

Поразительно в этом двойном убийстве то, что оно произошло снаружи дома, бах-бах прямо на лужайке и без видимой подготовки. Убийца ничего не хотел и не требовал от жертв, он только желал их смерти. Итак, или убийца взял из дома то, что хотел, или Гордоны несли то, за чем он охотился, – ящик для льда. Вот мы и возвращаемся к этой пропаже.

И убийца знал Гордонов, и они знали его. Я был в этом уверен.

Уверен и в другом: он обязательно пользовался глушителем. Ни один профессионал не выпалит два крупных калибра на открытом воздухе. И скорее всего, это был автоматический пистолет, поскольку глушитель плохо подходит к револьверам.

– Ты считаешь, что мы никогда не найдем этот ящик для льда? – спросил Макс.

Я кивнул.

Мистер Фостер выдал мне свое просвещенное мнение:

– Мы думаем, Гордоны несли ящик, а убийца или убийцы хотели завладеть его содержимым, вы знаете, о чем я говорю. Думаю, Гордоны продавали то, что было внутри, но сделка не состоялась.

Я оглядел присутствующих на заседании этого кухонного кабинета. Трудно читать мысли людей, чья работа заключается в чтении чужих мыслей. Однако я понял, что заявление Джорджа Фостера выражало общее мнение.

В первый раз Пенроуз обратилась непосредственно ко мне:

– Возможно, что убийца или убийцы прибыли морем. У меня такая версия.

Я ответил ей:

– Также возможно, Элизабет, что убийца или убийцы воспользовались одной из машин Гордонов, которую у них одолжили на время. Я действительно считаю, что они знали друг друга.

– Я думаю, это была лодка, детектив Кори, – проговорила она несколько отрывисто.

Макс вмешался в нашу дискуссию:

– Есть кое-что интересное, Джон. Как зафиксировала служба безопасности Плама, Гордоны покинули работу в полдень и отплыли на своем катере.

Заговорил Фостер:

– Мне пришла мысль, что Гордоны прятали что-то в заливе или в бухточке на острове. И катер они взяли, чтобы забрать это что-то. А может быть, они покинули лабораторию с этим ящиком, погрузили его на борт и уплыли. В обоих случаях они затем встретили покупателей в заливе и передали ящик с пузырьками. И когда они вернулись сюда, у них уже не было ящика, но были деньги. Они натолкнулись здесь на того, кто убил их и забрал деньги обратно.

Эту версию можно было бы принять, но возникает очень важный вопрос. Если купля-продажа произошла в море, то почему там же и не убили Гордонов? Ведь более замаскированного убийства, чем в море, трудно придумать. Судебным медикам там не найти улик, никто не услышит шума, нет свидетелей, а в большинстве случаев и тел. И если все сделано чисто, то может выглядеть как несчастный случай в море.

А эти пять с половиной часов между полуднем, когда Гордоны покинули остров, и пятью тридцатью, когда Мэрфи услышал их катер. Где все это время были Гордоны?

Я обратился к мистеру Нэшу:

– Полагаю, мне надо поговорить с людьми на Пламе.

– Да, возможность поговорить кое с кем, кто работает на острове, будет, но в интересах следствия я должен присутствовать на всех этих встречах.

– Расследуется убийство, а вы морочите мне голову, – резко заметил я в лучших традициях обитателя Нью-Йорка.

В кухне воцарилась напряженная тишина. Мне приходилось работать с парнями из ФБР и сотрудниками департамента по борьбе с наркотиками, и они были хорошими ребятами. Однако эти призраки – просто боль в заднице. Нэш даже не сказал, откуда он – из ЦРУ, разведки Пентагона, из военной разведки или из какого еще одиозного департамента. Я знал точно – он не из минсельхоза.

– Любая встреча, расследование, интервью, заседание, где будет присутствовать Тед, пройдет с участием ФБР, – заметил Джордж Фостер.

Он продолжил:

– Мое дело – внутренний терроризм. Забота Теда Нэша – терроризм международный. Вы, – он взглянул на меня, Макса и Пенроуз, – расследуете убийство по законам штата Нью-Йорк. И будет хорошо, если каждый не станет мешать другому. Я не хочу играть роль детектива по "мокрым" делам, а вы не занимайтесь делом защиты свободного мира.

Я посмотрел на Нэша и спросил напрямую:

– На кого вы работаете?

– Пока не имею права сказать. Не на минсельхоз.

– Детектив Кори, выйдем на пару слов, – предложила Пенроуз.

Я проигнорировал предложение и продолжал наседать на Нэша:

– Мы хотим посетить остров сегодня ночью.

– Сегодня? Паром не ходит...

– Мне не нужен регулярный паром, возьмем полицейский катер Макса.

– Отпадает, – отрезал Нэш.

– Почему?

– До острова слишком далеко.

– Разве вы не согласились только сейчас, что Максвелл, детектив Пенроуз и я ведем расследование убийства?

– Нет, только не на острове Плам.

– На Пламе сейчас есть охранники, и я хочу с ними поговорить. Причем немедленно.

– Утром и не на острове, – ответил Нэш.

– Сейчас и на острове, а то я разбужу судью и получу ордер на обыск.

Мистер Нэш уставился на меня и произнес:

– Маловероятно, что местный судья выдаст ордер на обыск на федеральной территории. Вам придется связаться с заместителем прокурора США и федеральным судьей. Полагаю, что если вы детектив по расследованию убийств, то вы также должны знать: ни прокурор страны, ни федеральный судья не будут испытывать охоты выдать такой ордер, если речь идет о национальной безопасности. Так что не блефуйте и не беситесь.

Видимо, мистер Нэш, сбрасывающий овечью шкуру, достал и Максвелла, который заметил:

– Остров Плам может быть федеральной территорией, но она – часть городка Саутхолд, графства Суффолк и штата Нью-Йорк. Мне нужно ваше разрешение на посещение острова завтра. Или мы обратимся к судье за ордером.

Мистер Нэш попытался быть вкрадчивым:

– Нет нужды ездить на остров, начальник Пенроуз была на моей стороне:

– Мы настаиваем, Тед.

Тед? Видимо, между ними произошло что-то важное до начала совещания, на которое я опоздал.

Эти заблудшие души обменялись красноречивыми взглядами. В ее взгляде легко улавливалось соперничество. В его – плохо скрываемая похоть.

Наконец, мистер Тед Нэш из Секретного Микробного Ведомства или откуда там еще промолвил:

– Хорошо... Я позвоню по этому поводу.

– Завтра утром. Не позже, – настаивал я.

Мистер Нэш обратился ко всем:

– Вы все знаете или читали, что США больше не занимаются разработками биологического оружия. Мы подписали на этот счет договор.

– За что я и люблю эту страну. У нас больше нет этих бомб с заразой, – вставил я.

– Правильно. Однако... есть определенные заболевания, исследования которых находятся на грани разрешенных биологических работ и разработки биологического оружия. Сибирская язва, как вы знаете, именно такое заболевание. – Он взглянул на Макса, Пенроуз и меня и добавил: – Всегда ходили слухи, что лаборатория на Пламе не просто центр исследований болезней животных, а нечто другое.

Все промолчали.

Он продолжал:

– На самом деле, это не центр по разработке биологического оружия. В США этим не занимаются. Однако, говоря по правде, иногда специалисты по биологическому оружию посещают Плам с целью получить информацию и доклады от специалистов лаборатории. Другими словами, изучение болезней животных и человека в лаборатории пересекается с проблемой биологического оружия и защитой от него.

"Удобный перекресток", – подумал я.

Тоном человека, который знает больше, чем его слушатели, мистер Нэш произнес:

– Да... существуют болезни, которые могут поразить и поражают животных, поэтому их изучение закономерно подпадает под юрисдикцию министерства сельского хозяйства. Министерство пытается найти способы борьбы с этими болезнями. Хотя они человеку, как правило, не передаются, все же был ряд случаев, когда такое происходит... Например, после случая коровьего бешенства в Британии есть кое-какие доказательства, что эту болезнь подхватывали и люди... Итак, – продолжал мистер Нэш мрачным тоном, – мы все озабочены тем, чтобы отыскать убийцу или убийц Гордонов, но мы еще более озабочены тем, чтобы выяснить, не вынесли ли Гордоны что-либо с острова и не передали ли кому не положено.

Наступило молчание. Его нарушила Элизабет:

– Можете ли вы... может ли кто-то на острове определить, чту могло действительно пропасть из лаборатории?

Тед Нэш поглядел на нее как на любимую ученицу, задавшую блестящий вопрос, и ответил своей новой протеже:

– Как вы понимаете, Бет, пропавшее можно и не обнаружить. Проблема в том, что микроорганизмы могут секретно культивироваться в каком-то из отделов лаборатории или в другом месте острова, а затем быть вывезены с него, и об этом никто не узнает. Это вам не химические или ядерные частицы, когда можно подсчитать каждый грамм. Бактерии и вирусы любят размножаться.

Я устал от всей этой научной ерунды и задал свой очередной вопрос мистеру Фостеру:

– Что делают ваши люди, чтобы избежать любой утечки чего-либо опасного с острова? В аэропортах, на дорогах и так далее?

Фостер ответил:

– Мы перекрыли все пути, чтобы подобного не случилось.

Я стал раздумывать о наркотиках, о "Формуле" Гордонов – катере длиной в тридцать футов, с большими, сильными моторами. Поскольку факты не вписывались в теорию о продаже Гордонами чумы для уничтожения нашего мира, может быть, факты вписываются в теорию продажи ими наркотиков? Может быть, я приближался к разгадке? Как только прокручу все это в уме, пожалуй, с кем-нибудь поделюсь. А может, и нет.

– Пойду подышать свежим воздухом, – сказал я.

Глава 5

На самом деле я направился в западное крыло дома, где Гордоны вместо спальни устроили кабинет.

За компьютером сидел человек. Я представился, представился и он – детектив Майк Ресник, криминалист, специалист по компьютерам из полицейского департамента графства.

Принтер стучал и выбрасывал распечатки на крышку стола.

– Ну и что мы имеем? – спросил я его.

– О, в основном письма... личные – друзьям и родственникам, некоторые служебные письма... некоторые...

– Есть упоминания об острове?

– Нет.

– Научные записи?..

– Нет. Я дам знать следователю, если найду что-то интересное.

– Есть ли что-либо о финансах: вклады, чековые книжки, домашний бюджет?

– Да. Это первое, что я выгрузил. Они выписывали чеки на компьютере. Есть распечатки всех чеков за последние два года – с тех пор как они открыли счет. – И он указал на кучу бумаг у принтера.

– Не против, если я взгляну?

– Пожалуйста. Только я должен все подколоть к своему отчету.

– Я буду в гостиной, там больше света.

По дороге я прошелся мимо книжных полок. На нижней стоял ряд изданий по мореплаванию, навигационные карты и тому подобное. Гордоны всерьез увлекались морскими прогулками. Это опять привело меня к мысли об их возможной причастности к перевозке наркотиков.

С этими мыслями я отложил компьютерные распечатки и, используя носовой платок, взял здоровенный атлас морских карт. Перелистывая страницы пальцем, завернутым в платок, я искал пометки о радиочастотах, номерах сотовых телефонов и тому подобное, что заносят в атласы наркодельцы.

Я уже хотел захлопнуть атлас, когда заметил, что из-под моего носового платка выглядывают какие-то цифры – внизу страницы, в водах южнее Плама, карандашом было написано: 44106818. Словно предвосхищая возникшие в моей голове сомнения, за ними следовал вопросительный знак.

Что за этим скрывалось – обычная восьмизначная сетка координат? Радиочастота? Номер телефона? Шифр? Что именно?

Браться за расследование убийства имеет смысл, если держишь в руках столько нитей, что трудно решиться, за какую потянуть. Напрашивается аналогия с обедом. Все для его приготовления под рукой, только нет рецепта, что и как делать. Если все сделать правильно, получится обед. Если нет, придется остаться ни с чем после долгой и бесполезной возни на кухне.

Прижав атлас носовым платком, я отнес его сонной даме, занимавшейся дактилоскопией.

– Вы не могли бы заняться этой книгой? – приятно улыбнувшись, спросил я.

Строго взглянув на меня, она взяла атлас рукой, обтянутой латексной перчаткой, и начала внимательно разглядывать.

– Бумага, на которой нанесены карты, вряд ли сохранила какие-либо отпечатки... а вот с этой обложкой из отличного глянцевого материала дела пойдут лучше... Сделаю все, что возможно. – Она добавила: – Придется отправить в лабораторию.

– Приятно говорить с женщиной, отлично знающей свое дело.

Сверкнув улыбкой, она поинтересовалась:

– Где можно найти больше всего отпечатков? В ФБР, ЦРУ или ЗЭП?

– Что такое ЗЭП? Может быть, это сокращение имеет отношение к охране окружающей среды?

– Нет, к заднице Элизабет Пенроуз. – Она рассмеялась. – Эта шутка бродит по всему департаменту. Вы ее не слышали?

– Кажется, нет.

Она протянула руку:

– Сэлли Хейнс.

– Джон Кори. – Я пожал руку в перчатке и заметил: – Как приятно ощущать прикосновение латекса. А вам приятно?

– Ответа не будет. – После небольшой паузы она спросила: – Вы не тот парень из департамента полиции Нью-Йорка, которого прислали помочь департаменту округа раскрыть это убийство?

– Тот самый.

– Забудьте ту шутку про Пенроуз.

– Обязательно забуду. Так чем мы располагаем, Сэлли?

– Видите ли, дом недавно убирали, поэтому мы располагаем хорошими чистыми поверхностями. Я еще вплотную не приступала к отпечаткам, однако бросается в глаза, что чаще всего встречаются две пары пальцев, вероятно, принадлежащих Гордонам. Иногда попадаются и другие отпечатки. Если хотите знать мое мнение, детектив, то убийца работал в перчатках. Но им был не наркоман, оставляющий четкие отпечатки пятерни на баре.

Я кивнул.

– Уж постарайтесь извлечь из этого атласа все, что можно.

– Я всегда стремлюсь к совершенству. А вы? – Она вытащила пластиковую сумку из ящика, опустила в нее атлас и добавила: – Мне понадобятся отпечатки ваших пальцев.

– Чтобы сличить их с отпечатками на заднице Пенроуз?

Она рассмеялась и приказала:

– Положите-ка руки на стекло этого кофейного столика.

Я сделал, как она велела, и поинтересовался:

– Вы взяли отпечатки пальцев у тех двоих ребят, которые были с начальником Максвеллом?

– Мне сказали, что ими займутся позднее.

– Вот как. Послушайте, Сэлли, многие, подобно тем ребятам на кухне, начнут хвастаться перед вами, что работают в разведывательном управлении. Вам же надлежит докладывать только в департамент округа по убийствам, желательно лично Пенроуз.

– Понимаю. – Она огляделась и спросила: – А с микробами как?

– Микробы здесь ни при чем. Так уж случилось, что жертвы работали на острове Плам, но это чистое совпадение.

– Да, ясно.

Я сгреб кипу компьютерных распечаток и направился к раздвижной стеклянной двери.

– Мне не нравится то, как производится осмотр места преступления, – прокричала мне вслед Сэлли.

Я не ответил.

Я спустился вниз к заливу, где у самой воды стояла уютная скамья. Бросил на нее похищенные бумаги и взглянул на водную гладь.

Подступавшая слабость напоминала, что я всего лишь простой смертный, а уже не тот супермен, каким был до того дня, когда в меня стреляли.

Я опустился на скамью, откинулся на спинку и некоторое время созерцал ночь. На небольшом клочке лужайки, слева от пристани Гордонов, стоял высокий белый флагшток с траверсой, именуемой нок-реей, с которой свисали две веревки, называемые фалами. Видите, я уже усвоил кое-что из морского жаргона. Короче говоря, Гордоны нашли в гаражном шкафчике полный комплект флагов и вымпелов и время от времени забавы ради вывешивали на нок-реях сигнальные вымпелы, оповещавшие, что пора подниматься на борт или что капитан сошел на берег.

Я заметил раньше, что на вершине мачты Гордоны вывесили "Веселого Роджера". "Какая ирония судьбы, – подумал я, – что в последний день их жизни на ветру развевался пиратский флаг с черепом и костями".

Я также заметил, что с каждого фала свисал сигнальный вымпел. В темноте они были едва различимы, что, впрочем, не имело никакого значения, поскольку я мало что соображал в морской сигнализации.

Слева на край скамьи села Бет Пенроуз. К моему огорчению, на ней была куртка. Она прижимала руки к своей груди, словно ей было холодно. Женщины всегда мерзнут. Ничего не говоря, Бет сбросила туфли, потерла стопы о траву, пошевелила пальцами ног. Женщины всегда носят неудобную обувь.

Прошло несколько минут в приятном, а может быть, прохладном молчании, и я решил, что пора завязать разговор:

– Наверное, ты права. Это, скорее всего, была лодка.

– Оружие при тебе?

– Нет.

– Замечательно. Тогда я собственноручно вышибу твои дурацкие мозги.

– Послушай, Бет...

– Я тебе, мужлан, не Бет, а детектив Пенроуз.

– Полегче.

– Почему ты так отвратительно вел себя с Тедом Нэшем?

– Это кто такой?

– Сам прекрасно знаешь. Так в чем же дело?

– Это мужское дело.

– Ты свалял дурака, все считают тебя спесивым идиотом и полным невеждой. Ты потерял мое уважение.

– В таком случае, думаю, о сексе нечего и заикаться.

– О сексе? С тобой даже одним воздухом дышать не желаю.

– Обидно это слышать, Бет.

– Не называй меня Бет.

– Тед Нэш называл тебя...

– Видишь ли, Кори, это дело мне досталось потому, что я уговорила шефа департамента по убийствам. Я получила свое первое настоящее дело. Раньше мне подсовывали всякое дерьмо – наркоманов, стреляющих друг в друга, мам и пап, улаживающих семейные скандалы с помощью кухонных ножей, и тому подобное.

– Мне жаль это слышать.

– Разумеется. Ты-то этим занимаешься все время, отсюда пресыщенность, цинизм и умничанье.

– Все же я бы не стал...

– Если ты пришел сюда смеяться надо мной, то проваливай.

Она встала. Я тоже поднялся.

– Подожди. Я пришел, чтобы помочь тебе.

– Тогда помоги.

– Хорошо. Послушай. Сначала дам один совет. Не разговаривай слишком много с Фостером или своим дружком, этим дерьмом Тедом.

– Знаю, и не говори так о Теде.

– Послушай... можно, я буду называть тебя Бет?

– Нет.

– Послушайте, детектив Пенроуз, вам кажется, что вы неотразимы и я заигрываю с вами... Вы полагаете, что оказались в неловком положении...

Она отвернулась и смотрела на залив.

Я продолжал:

– Мне очень трудно говорить, но... так и быть, вам нечего бояться этого... и меня...

Она обернулась и уставилась на меня.

Я прикрыл лицо правой рукой и потер лоб. Собравшись с духом, я продолжил:

– Видите ли... одна из пуль, угодивших в меня... О Боже, как мне объяснить?.. Ну, она попала в интересное место, понимаете? Теперь вы все знаете. Так что мы можем быть чем-то вроде... друзей, напарников... брата и сестры... Я хотел сказать, чем-то вроде сестер...

Я бросил взгляд на Бет и увидел, что она снова смотрит на море.

Наконец она нарушила молчание:

– Кажется, ты говорил, что пуля попала в живот.

– И туда тоже.

– Макс сказал, что у тебя серьезное ранение в легкое.

– Тоже верно.

– Мозг не пострадал?

– Вполне возможно, что пострадал.

– И ты хочешь, чтобы я сейчас поверила, что еще одна пуля сделала тебя кастратом.

– В такой ситуации мужчина не станет врать.

– Если твоя печь погасла, почему в глазах все еще горит огонь?

– Я вспоминаю прошлое, Бет... Можно звать тебя Бет? Я вспоминаю время, когда при помощи шеста мог перемахнуть через свою машину.

Она закрыла лицо рукой, и я не мог догадаться, плачет она или смеется.

Я умолял:

– Только, пожалуйста, не говори никому.

Наконец она овладела собой и ответила:

– Позабочусь, чтобы это не попало в газеты.

– Спасибо. – Немного помолчав, я спросил: – Ты живешь здесь поблизости?

– Нет, я живу на западе графства Суффолк.

– Далековато. Возвращаешься домой или ночуешь здесь?

– Мы все живем в мотеле "Саундвью" в Гринпорте.

– Кто "мы все"?

– Я, Джордж, Тед, ребята, присланные окружным прокурором, и те, кто были здесь раньше... люди из министерства сельского хозяйства. Нам всем полагается работать днем и ночью, круглые сутки, семь дней в неделю. Лакомый кусок для прессы и читателей... если все всплывет на поверхность. Видишь ли, если это как-то связано с болезнями...

– Ты хочешь сказать, что слух о чуме может вызвать массовую панику?

– Да что угодно может вызвать панику.

– Послушай, у меня есть хороший дом, и ты можешь жить в нем когда захочешь.

– Спасибо.

– Это большой викторианский особняк у моря.

– Мне все равно, где жить.

– Тебе там будет удобнее. Я не в счет, меня можно не опасаться. Только представь себе, в департаменте полиции Нью-Йорка поговаривают, что мне разрешено пользоваться дамским туалетом.

– Перестань.

– Серьезно, Бет. Тут у меня компьютерные распечатки – финансовые дела за два года. Мы можем поработать над ними вместе.

– Кто тебе разрешил забрать их?

– Ты. Разве не так?

Немного поколебавшись, она кивнула и заявила:

– Завтра утром вернешь мне прямо в руки.

– Что ж, придется сидеть всю ночь. Помоги мне.

Она, казалось, о чем-то задумалась.

– Оставь мне номер телефона и адрес.

Я стал рыться в карманах в поисках ручки и бумаги, но она уже достала свою маленькую записную книжку.

Я записал свои координаты, объяснив, как меня лучше найти.

– Я позвоню, если надумаю приехать, – сказала она.

– Хорошо.

Я опустился на скамью, она села на прежнее место, распечатки лежали между нами. Мы сидели молча и, мне казалось, думали, как продолжить разговор.

Наконец Бет заметила:

– Надеюсь, ты не так глуп, как выглядишь или говоришь.

– Лучше сформулируем так: начальник Максвелл совершил самый умный поступок за всю свою карьеру, когда пригласил меня принять участие в этом деле.

– Скромно.

– Скромность тут ни при чем. Я самый лучший. Недаром "Коламбиа бродкастинг корпорейшн" сейчас работает над телевизионной программой "Документы Кори".

– Не может быть!

– Могу подыскать тебе роль.

– Спасибо. Когда придумаешь, как мне отблагодарить тебя, дай знать.

– Нет лучше благодарности, чем твое участие в программе.

– Конечно. Послушай... Можно я буду обращаться к тебе по имени?

– Обязательно.

– Джон, что здесь происходит? Я говорю об этом деле. Ты что-то скрываешь.

– Каково твое нынешнее положение?

– Не поняла.

– Обручена, разведена, с мужем не живешь, увлечена кем-нибудь?

– Разведена. Что ты знаешь об этом деле? Кого подозреваешь? Что скрываешь?

– У тебя есть дружок?

– Нет ни дружка, ни детей, зато есть одиннадцать ухажеров, пятеро из них женаты, трое стоят на учете как извращенцы, двое ими скоро станут, один идиот.

– Я лезу в твою личную жизнь?

– Да.

– Окажись моим напарником мужчина и задай я ему те же вопросы, все было бы в порядке вещей.

– Ну... я не твой напарник.

– Хочешь сохранить свое нынешнее положение. Понятно.

– Послушай... Ладно, расскажи мне о себе. Только кратко.

– Хорошо. Разведен, детей нет, десятки поклонниц, но все так себе. – Я добавил: – Половых болезней нет.

– И половых органов тоже.

– Верно.

– Ладно, Джон, так что же с этим делом?

Я откинулся на спинку скамьи и ответил:

– Понимаешь, Бет, вся загвоздка в том, что лежащие на поверхности факты приводят к невероятным выводам, и все пытаются привести последние в согласие с первыми. Но из этого ничего не выходит, напарник.

Она кивнула, затем сказала:

– Ты намекаешь, что это дело никак не связано с тем, что мы думаем о нем.

– Мне начинает казаться, что здесь происходит нечто другое.

– Почему тебе так кажется?

– Ну... некоторые улики, похоже, трудно увязать.

– Может быть, все станет на свои места, когда получим результаты лабораторных анализов и допросов. Мы еще не говорили с работающими на острове Плам.

– Давай спустимся к пристани, – предложил я и поднялся.

Она надела туфли, и мы направились к пристани. Я сказал:

– В нескольких сотнях метров отсюда Альберт Эйнштейн ломал голову над трудной задачей – нравственно ли производить атомную бомбу или нет? И решил дать свое добро. У хороших ребят не было иного выбора, потому что плохие ребята, отбросив всякие моральные соображения, уже решили этот вопрос. – Я добавил: – Я знал Гордонов.

Она задумалась.

– Ты хочешь сказать, что Гордоны не могли продать смертельно опасные микроорганизмы из моральных соображений?

– Нет. Подобно ученым-атомщикам, они уважали силу джинна в бутылке. Понятия не имею, чем конкретно они занимались на острове Плам, и вероятно, мы никогда этого не узнаем, но полагаю, знал их достаточно хорошо, чтобы утверждать: Гордоны не стали бы продавать джинна в бутылке.

Она ничего не ответила.

Я продолжил:

– Помню, как Том однажды сказал, что у Джуди подавленное настроение. Теленка, к которому она привязалась, умышленно инфицировали чем-то, и он умирал. Гордоны не из тех, кто равнодушно смотрит, как от чумы умирают дети. Когда будут допрашивать их коллег на острове Плам, ты в этом сама убедишься.

– Возможно. Люди обычно двойственны.

– И намека не было на то, что Гордоны торгуют смертоносными микробами.

– Иногда люди пытаются найти рациональное объяснение своим поступкам. А как быть с теми американцами, которые выдали атомные секреты русским? Они же утверждали, что поступили так по убеждению. Значит, нельзя судить о людях по тому, что они говорят о себе.

Пока мы шли, я бросил взгляд в ее сторону и заметил, что она смотрит на меня. Не без удовольствия я обнаружил, что Бет Пенроуз способна мыслить глубже. Я знал, ей стало легче, когда она поняла, что я не такой уж идиот, каким ей казался.

– Что касается ученых-атомщиков, – заметил я, – то они жили в иное время и у них были другие секреты. Отбросим случайные обстоятельства и зададим вопрос: какой смысл Гордонам продавать бактерии и вирусы, способные уничтожить их самих и их семьи в Индиане и все живое в любом другом месте?

Немного поразмыслив, Бет Пенроуз ответила:

– Может быть, за это заплатили десять миллионов, деньги уже лежат в швейцарском банке, и у Гордонов появилась вилла, где полно шампанского и закуски. Оба пригласили туда друзей и родственников. Не знаю, Джон. Почему люди совершают безумные поступки? Они находят оправдание, уговаривают себя поступить именно так. Они недовольны чем-то или кем-то. Десять миллионов зеленых. Двадцать миллионов. Двести зеленых. Все имеет свою цену.

Мы подошли к пристани, где полицейский из Саутхолда в униформе сидел на дачном кресле. Детектив Пенроуз обратилась к нему:

– Пойди перекури.

Полицейский встал и направился к дому.

Мелкие волны набегали на корпус катера Гордонов. На его борту хорошо читалась надпись: "Форму-ла-303". По мнению Тома, это означало, что длина катера 30 футов и три дюйма.

– На книжной полке Гордонов стоял атлас морских навигационных карт, на одной из которых карандашом нанесена восьмизначная цифра. Я попросил, чтобы Сэлли Хейнс выяснила, чьи отпечатки пальцев остались на нем, и доложила тебе. Надо забрать этот атлас и хранить его в надежном месте. Нам обоим следует изучить его. В нем должны быть еще какие-нибудь пометки.

Бет смотрела на меня несколько секунд и выпалила:

– Хорошо, и что, по-твоему, это означает?

– Ну, если опуститься на нижние ступени шкалы моральных ценностей, то вместо торговли чумой получим торговлю наркотиками.

– Наркотиками?

– Да. Наркотики вызывают сомнения морального свойства, зато приносят большие деньги и не связаны ни с какими угрызениями совести. Что ты думаешь? Это наркотики?

Бет уставилась на мощный катер и кивнула:

– Наверное, этот остров вызывает у нас панические настроения.

– Похоже.

– Об этом следует поговорить с Максом и другими.

– Ни в коем случае.

– Почему?

– Потому что мы строим всего лишь догадки. Пусть они разрабатывают версию о чуме. Если наша версия верна, лучше о ней не распространяться.

– Хорошо, но это же не повод для того, чтобы не доверять Максу и другим.

– Доверяй мне.

– Не могу. Убеди меня.

– Я сам еще не убежден. Мы располагаем двумя достоверными версиями – микробы за деньги или наркотики за деньги. Давай посмотрим, придут ли Макс, Фостер и Нэш к собственным выводам и поделятся ли они с нами.

– Хорошо... Я буду играть на твоей стороне.

Я указал жестом на катер.

– Как ты думаешь, сколько он стоит?

Она пожала плечами.

– Не знаю ... "Формула" дорогая вещь... Прикинь, если дают три тысячи за один фут, то этот катер, совершенно новый, обойдется в сто тысяч долларов.

– А аренда этого дома? Тысячи две?

– Думаю, да. Еще включи сюда обслуживание. – Она добавила: – Все это мы выясним.

– А как же ежедневные поездки катером на работу и домой? Только в одну сторону на это уйдет почти два часа и горючего на целое состояние. Ведь так?

– Правильно.

– Наверное, полчаса требуется на то, чтобы добраться отсюда до государственного парома в Ориент-Пойнт. Сколько длится поездка на пароме? Может быть, минут двадцать благодаря заботам Дяди Сэма. Всего около часа от двери до двери, в то время как на катере понадобится около двух часов. Однако Гордоны добирались до острова Плам на катере, и я знаю, что бывали дни, когда из-за шторма они не могли вернуться назад. Тогда приходилось садиться на паром, затем добираться домой на попутной машине. Я в этом не видел никакой логики, но, признаюсь, раньше как-то не задумывался. А надо было. Теперь, возможно, логика обнаружится.

Я спрыгнул на катер и тяжело приземлился на палубе. Я протянул руки, и она спрыгнула, хватаясь за мои руки. Мы оба очутились на палубе, я на спине, а Бет Пенроуз на мне. Задержавшись в таком положении дольше, чем следовало, мы вскочили на ноги. Мы смущенно улыбались, как обычно улыбаются незнакомые люди противоположного пола, неожиданно сталкиваясь интимными частями своих тел.

– Ты не ушибся? – спросила она.

– Нет.

На самом деле из-за больного легкого я никак не мог отдышаться и думаю, она это заметила.

Наконец я отдышался и пошел к корме катера, где находилась скамейка. Я указал на палубу возле нее.

– Здесь всегда стоял ящик, – сказал я. – Большой, фута четыре длиной, фута три высотой и столько же шириной. Его объем составлял около тридцати кубических футов, он был покрыт алюминиевой фольгой. Иногда, сидя на этой скамье, я клал ноги на ящик и потягивал пиво.

– Ну и?..

– После работы в определенные дни и часы Гордоны покидали остров и стремительно выходили в море. Там, далеко в Атлантическом океане, они встречались с каким-нибудь кораблем, возможно, грузовым судном из Южной Америки, возможно, с гидропланом. Брали на борт около ста килограммов наркотиков из Колумбии и быстро возвращались к суше. Береговой охране они показались бы развлекающейся парочкой. Даже если бы катер остановили, они сверкнули бы опознавательными знаками острова Плам, после чего могли бы спеть и сплясать. На самом же деле ни один движущийся по воде объект не догнал бы их. Интересно, сколько катеров останавливают и обыскивают? На море тысячи прогулочных катеров и рыболовных судов. Если только береговую охрану или таможню заранее не предупредят или кто-то не поведет себя подозрительно, ни один катер не остановят для обыска. Правильно?

– Как правило, да. Таможня имеет право на обыск. Надо проверить, нет ли каких-нибудь донесений в береговой охране или на таможне относительно "Спирохеты".

– Отлично. – Я немного подумал и сказал: – Так вот, получив наркотики, Гордоны причаливают к берегу в каком-нибудь условленном месте или встречаются с маленькой лодкой и передают ящик местным оптовым торговцам, те возвращают Гордонам другой ящик с кипой зеленых. Оптовики отправляются на Манхэттен и, не платя пошлины, ввозят туда свой товар. Это продолжается изо дня в день. Вопрос в том, участвовали ли в этом Гордоны, и если да, не стало ли это причиной их смерти? Думаю, все так и было. Ибо другая версия бросает меня в дрожь, а я не из пугливых.

Она раздумывала над моими словами, оглядывая катер. Потом заключила:

– Правдоподобная версия. Однако возможно, что ты принимаешь желаемое за действительное.

Я промолчал.

Она продолжила:

– Если удастся доказать, что во всем виноваты наркотики, можно спать спокойнее. Но пока нам этого сделать не удалось, придется и дальше разрабатывать версию о чуме. Если она верна и мы не сумеем ее обосновать, нас следует считать покойниками.

Глава 6

Пошел третий час утра, и у меня двоилось в глазах от чтения компьютерных распечаток Гордонов. Я включил кофейник на большой старой кухне дяди Гарри и сел за круглый стол у восточного окна, откуда открывался вид на залив, чтобы встретить утреннее солнце.

Я помню, как мальчиком сидел за этим столом со своими двумя кузенами Гарри-младшим и Барбарой. Стояло волшебное лето, и казалось, в этом мире меня ничто не заботило.

Теперь, спустя несколько десятков лет, я сидел за тем же столом, и моя голова разрывалась от разных мыслей.

Я снова вернулся к приходам и расходам. Гордоны переводили свои зарплаты на счет в банке, их совместный доход за вычетом всех налогов составлял около девяноста тысяч. Неплохо, но и не так уж много для двух докторов наук, ломающих голову над опасными веществами. У Тома дела пошли бы гораздо лучше, играй он в низшей бейсбольной лиге, а Джуди могла бы с не меньшим успехом работать в каком-нибудь веселом баре на территории моего старого участка.

Короче говоря, я очень скоро выяснил, что расходы Гордонов значительно превышали доходы. На восточном побережье жизнь дорога, и нет сомнений, оба в этом скоро убедились. Им предстояло платить за две машины, аренду дома, страховки, обслуживание, пять кредитных карточек, крупные счета нефтяным компаниям, главным образом за катер, не говоря о ежедневных расходах. Еще в апреле позапрошлого года они внесли первый взнос в размере десяти тысяч долларов за "Формулу – 303".

К тому же Гордоны жертвовали деньги ряду благотворительных обществ, заставляя меня переживать чувство вины. Они также были членами клубов любителей книг и музыки, часто пользовались банкоматом, отправляли чеки племянницам и племянникам, были членами исторического общества Пеконика. Казалось, им не грозили серьезные неприятности, но беда уже стояла на пороге. Если они неплохо прирабатывали на торговле наркотиками, то умело прятали концы в воду и вели себя подобно всем энергичным американцам, не испытывающим страха перед налоговой инспекцией. Тогда возникал вопрос: где же эти деньги?

Я не ревизор, но достаточно долго занимался анализом финансовых дел, чтобы выявить как раз то, что следует проверять. И такая зацепка нашлась в распечатках платежей Гордонов за последние два года – чек на крупную сумму в 25 тысяч долларов, выписанный на имя Маргарет Уили. Чек заверен банком за десять долларов, и деньги на его покрытие сняты со счета Гордонов. Фактически все сбережения Гордонов. Чек помечен 7 марта этого года, но не было никакого указания, на какие цели пошли эти деньги. Кто же такая эта Маргарет Уили? Почему Гордоны направили ей заверенный банком чек о принятии к платежу 25 тысяч долларов? Я пил кофе и постукивал карандашом по столу в такт с тиканьем часов на дальней стене и пытался разобраться во всем этом.

Я подошел к кухонному шкафу рядом с висевшим на стене телефоном и среди кулинарных книг нашел телефонный справочник. Открыв его на букву У, нашел Маргарет Уили, которая жила на Лайтхаус-Роуд, недалеко от Саутхолда. Я знал, где это находится, поскольку речь шла, как подсказывало название, о дороге, ведущей к маяку, точнее, к маяку Хортон-Пойнт.

Мне захотелось тут же позвонить Маргарет, но это могло ей не понравиться. Можно подождать и до рассвета. Однако ждать не в моем характере. В самом деле, насколько я себя помню, природа обделила меня достоинствами. К тому же меня охватило ощущение, будто ФБР и ЦРУ в этот час тоже не дремлют и вот-вот опередят меня. И последнее, но не менее важное, заключалось в том, что это не обычное убийство. А пока я в нерешительности раздумываю, будить или не будить Маргарет Уили, возможно, пожирающая все живое чума уже ползет по стране. Нельзя допустить, чтобы такое случилось.

Я набрал номер. Включился автоответчик. Я повесил трубку и набрал номер еще раз. Наконец хозяйка дома проснулась и спросила:

– Алло?

– Маргарет Уили, пожалуйста.

– Я слушаю. Кто говорит? – раздался слабый старческий голос.

– Детектив Кори, мадам, из полиции.

Я помолчал секунды две, позволяя ей вообразить худшее. Обычно это помогает прийти в себя.

– Полиция? Что случилось?

– Миссис Уили, вы слышали сообщение об убийстве в Нассау-Пойнт?

– Да ... конечно. Как ужасно.

– Вы знали Гордонов?

Она откашлялась, пытаясь избавиться от хрипоты, и ответила:

– Нет... Я встречалась с ними однажды. Я продала им участок земли.

– В марте?

– Да.

– За двадцать пять тысяч долларов?

– Да... Но какое это имеет отношение к...

– Где находится эта земля, мадам?

– О... это симпатичный кусочек утеса, откуда виден залив.

– Понятно. Они не собирались там строить дом?

– Нет. Там запрещено строить. Я продала права на застройку графству.

– С какой целью?

– Цель... Это предусмотрено программой охраны природы. Продавая право на застройку земли, вы остаетесь ее собственником. Но ее нельзя застраивать. Ее можно использовать как сельскохозяйственное угодье.

– Понятно. Значит, Гордоны не имели права строить дом на том утесе?

– Господи, конечно, нет. Если бы эту землю можно было застраивать, то она стоила бы больше ста тысяч долларов. Графство мне заплатило за то, чтобы на ней ничего не строилось. Это ограничительное условие остается в силе при продаже земли.

– Но вы имеете право продавать эту землю?

– Да, и я продала ее. За двадцать пять тысяч долларов. – Она добавила: – Гордоны знали, что ее нельзя застраивать.

– А могли ли они выкупить у графства право на застройку?

– Нет, я продала это право навечно. В этом соль программы охраны природы.

Прекрасно... Кажется, я теперь догадался, что сделали Гордоны – они купили великолепный клочок земли с видом на залив потому, что его нельзя застраивать или продавать ниже рыночной цены. Но там можно было кое-что выращивать, и я сообразил, что пойти на этот шаг, ставший последним, Тома побудило восхищение местным виноградарством. Он хотел создать фирму "Виноградники Гордонов". Следовательно, связи между этой покупкой и убийством не было. Я сказал:

– Извините, миссис Уили, что разбудил вас. Спасибо за помощь.

– Не за что. Надеюсь, вы найдете того, кто сделал это.

– Уверен, что найдем.

Я повесил трубку, отошел от телефона, затем вернулся и позвонил снова. Она взяла трубку, и я сказал:

– Извините, еще один вопрос. Эта земля пригодна для винограда?

– Господи, нет. Она стоит прямо на воде, слишком открыта всем ветрам и слишком мала. Клочок всего в один акр, спускающийся на пятьдесят футов к пляжу. Он довольно симпатичный, но ничего, кроме кустарника, там не вырастишь.

– Понятно... Гордоны не говорили, зачем его покупают?

– Говорили... Они хотели приобрести свой собственный холм с видом на залив. Где можно было бы посидеть и полюбоваться морем. Они были такой приятной парой. Все так ужасно.

– Да, мадам. Спасибо. – Я повесил трубку.

Итак, им нужно было место, где отдохнуть и полюбоваться морем. За 25 тысяч зеленых они могли бы пять тысяч раз заплатить за парковку в государственном парке Ориент-Бич и любоваться морем каждый день восемь лет подряд, и еще бы остались деньги на хот-доги и пиво. Здесь что-то не так.

Я размышлял над этим. Думай, думай. А может быть, ничего особенного и нет. Оба были романтиками. Но 25 тысяч долларов? Это почти все, что у них было. И если бы их перевели на другую работу, как бы они сумели продать акр земли, на котором ничего нельзя строить и сеять? Где найти безумца, готового выложить 25 тысяч долларов за заложенную недвижимость?

Итак, возможно, это как-то связано с контрабандой наркотиков по морю. Так ближе к правде. Придется осмотреть этот клочок земли. Интересно, нашел ли кто-нибудь документ на приобретенную собственность среди бумаг Гордонов. Любопытно также, есть ли у Гордонов сейф в банке и что хранится в нем.

Я налил еще одну чашку кофе. Окна над раковиной были открыты, и я слышал, как ночные обитатели поют свои сентябрьские песни – саранча и древесные лягушки, сова, ухающая рядом, одинокая ночная птичка, издающая трели в тумане, надвигающемся с залива Биг-Пеконик.

Из-за огромных масс воды, сохраняющих летнее тепло до ноября, климат осенью здесь мягкий. Как раз то, что необходимо для разведения винограда. Изредка в сентябре, октябре или ноябре пронесется ураган или неожиданный норд-ост зимой. В общем климат благодатный, много маленьких бухточек, узких заливов, частые туманы и дымки – словом, идеальное место для торговцев спиртным, пиратов и появившихся в последнее время контрабандистов наркотиками.

Зазвонил телефон на стене, и мне показалось, что это может быть Маргарет. Потом я вспомнил, что должен был позвонить Макс по поводу поездки на остров Плам. Я взял трубку и сказал:

– Пиццерия.

После небольшой паузы раздался голос Бет:

– Привет...

– Привет.

– Я разбудила тебя?

– Ничего страшного, мне все равно пришлось бы встать, чтобы подойти к телефону.

– Очень старая шутка. Макс попросил меня позвонить. Мы собираемся отплыть восьмичасовым паромом.

– А нет парома, отплывающего пораньше?

– Есть, но ...

– Разве можно допустить, чтобы эта команда, заметающая следы, оказалась на острове раньше нас?

Она словно не слышала моих слов:

– Сопровождать нас будет шеф безопасности острова, некий мистер Пол Стивенс.

– Кто поедет на более раннем пароме?

– Не знаю... послушай, Джон, если они хотят что-то скрыть, то мы вряд ли сможем им помешать. Они на этом прокололись в прошлом, но сейчас хорошо знают, как делать свое дело. Ты увидишь лишь то, что они позволят тебе показать, услышишь лишь то, что они захотят, чтобы ты услышал, и поговоришь лишь с теми, с кем тебе разрешат. Не принимай эту поездку слишком серьезно.

– Кто поедет?

– Я, ты, Макс, Джордж Фостер и Тед Нэш. – Она спросила: – Ты знаешь, где находится паром?

– Я узнаю. Чем ты сейчас занята?

– Разговариваю с тобой.

– Приезжай-ка ко мне. Я рассматриваю образцы обоев. Хочу узнать твое мнение.

– Уже поздно.

К моему удивлению, это прозвучало почти как "да". Я продолжал наступать.

– Ты можешь поспать здесь, и мы вместе отправимся к парому.

– Весьма остроумно.

– Я бы это пережил.

– Я подумаю. Ты нашел что-нибудь в компьютерных распечатках?

– Приезжай, и я продемонстрирую тебе свой жесткий диск.

– Прекрати.

– Я заеду за тобой.

– Слишком поздно. Я устала. Я в... Я собираюсь лечь спать.

– Отлично. Мы могли бы поиграть в "бутылочку".

Я слышал, как она терпеливо вздохнула и произнесла:

– Мне кажется, что в финансовых записях может быть ключ к разгадке. Ты, наверное, не очень усердно ищешь. Может быть, ты не знаешь, что ищешь.

– Вероятно.

Она сказала:

– Кажется, мы договорились делиться информацией.

– Да, друг с другом. Но не со всем миром.

– Что?.. А... понятно.

Мы оба знали, что когда имеешь дело с людьми из государственной службы, то найдешь жучок у себя в телефоне через пять минут после того, как познакомишься с ними. Они даже на подслушивание друзей не запрашивают разрешения. Я уже пожалел о том, что звонил Маргарет Уили.

– Бет, а где Тед?

– Откуда мне знать?

– Держи свою дверь на задвижке. Его внешность совпадает с описанием убийцы-насильника, которого я разыскиваю.

– Давай отдохнем немного, Джон. – Она повесила трубку.

Я зевнул. Хотя отказ Пенроуз приехать и раздосадовал меня, я почувствовал некоторое облегчение. Мне действительно кажется, что медицинские сестры подсыпают в пищу пациентов селитру или что-нибудь в этом роде. Возможно, мне надо есть побольше мяса.

Я выключил кофейник, погасил свет и вышел из кухни. Я шел через большой одинокий неосвещенный дом, миновал обитый дубом вестибюль, поднялся наверх по винтовой скрипучей лестнице, пошел по длинному коридору к комнате с высоким потолком, где я спал в детстве.

Я разделся, мысленно возвращаясь к прошедшему дню, и попытался уяснить, действительно ли мне необходимо успеть на восьмичасовой паром.

В пользу этого, во-первых, говорило то обстоятельство, что я любил Макса и он просил меня об одолжении. Во-вторых, мне нравились Гордоны, и я хотел как-то отблагодарить их за прекрасное время, проведенное вместе в трудные для меня дни, за вино и бифштексы. В-третьих, я невзлюбил Теда Нэша, и у меня возникло по-детски наивное желание задать ему хорошего перцу. В-четвертых, мне очень нравилась Бет Пенроуз, и я не мог отделаться от возникшего у меня желания ее хорошо... сами понимаете. К тому же чувствовалась усталость ... Нет, дело, конечно, не в этом. Просто хотелось доказать, что я еще на что-то способен. Пока все шло хорошо. И наконец, последнее, но не менее важное обстоятельство – сказывалась такая мелочь, как чума, черная смерть, красная смерть, смутное предчувствие какой-то надвигающейся беды, вероятности, что мы наслаждаемся последним летом на этой земле.

Я понимал, что с учетом всех этих причин надо успеть на восьмичасовой паром, а не валяться в постели, укрывшись всеми одеялами, как бывало в детстве, когда мне хотелось избежать чего-то неприятного...

Я стоял раздетый у большого окна и смотрел, как туман, словно белый призрак в лунном свете, поднимался со стороны залива и полз к дому. Раньше я страшно боялся туманов. И сейчас боюсь. Я почувствовал, как мурашки поползли по моей коже.

Я механически положил руку на грудь, и мои пальцы нащупали то место, куда вошла первая пуля, рука опустилась к животу, где вторая, а может быть, третья пуля разорвала упругие мускулы, проскочила через внутренности и вышла сзади. Еще одна пуля прошла через левую икру, не причинив большого вреда. Хирург сказал, что мне повезло. Он был прав. Мы с партнером бросили монету, кому идти в закусочную покупать кофе и пончики, и он проиграл. Ему пришлось потратить четыре доллара. В тот день мне повезло.

Где-то в заливе послышалась сирена, подающая сигналы судам во время тумана. Хотелось узнать, кто же там бодрствует в столь ранний час.

Я отошел от окна и проверил, заведен ли будильник, затем убедился, что автоматический пистолет 45-го калибра, лежавший на моем ночном столике, заряжен.

Я бросился в постель и, так же как Бет Пенроуз, Сильвестр Максвелл, Тед Нэш, Джордж Фостер и многие другие, в ту ночь смотрел в потолок и думал об убийстве, смерти, острове Плам и чуме. Мысленно я видел ухмыляющийся белый череп на "Веселом Роджере", развевающемся в ночном небе.

Мне пришло в голову, что единственными, кто в эту ночь спал спокойно, были Том и Джуди.

Глава 7

Я встал в шесть, принял душ, надел шорты, тенниску и высокие ботинки. Удобная экипировка на тот случай, если придется срочно натягивать на себя биозащитный скафандр или что-нибудь в этом роде.

Я посмотрел на свою пушку, и возник гамлетовский вопрос: "Брать или не брать". В конце концов я решил взять. Никогда не знаешь, что сулит день грядущий. Вполне может подвернуться удобный случай, чтобы пустить кровь Теду Нэшу.

В 6.45 я направлялся к востоку по главной дороге, пролегавшей через район виноградников.

Пока я ехал, мне пришло в голову, что большинству местного населения нелегко прожить дарами земли и моря. Однако виноградники приносили удивительно хороший урожай. Слева от меня находились лучшие виноградники и винзавод, собственность Фредрика Тобина, с которым я однажды встречался. Он дружил с Гордонами. У меня возникло желание навестить этого джентльмена и выяснить, не может ли он пролить свет на убийство.

Солнце стояло справа от меня над деревьями, термометр на приборной доске показывал 16 градусов. Дорога слегка изгибалась. Виноградники смотрелись более живописно, чем картофельные поля, которые я видел здесь лет тридцать назад. Временами появлялись фруктовый сад или кукурузное поле, внося некоторое разнообразие в общую панораму. Большие птицы летали и парили в потоке восходящего теплого воздуха, маленькие птички пели в полях и на деревьях. В мире все шло своим чередом, за исключением того, что этим утром Том и Джуди лежали в морге. Весьма возможно, что в воздухе уже парили микробы грядущих болезней, поднимаясь и опускаясь в потоке теплого воздуха, разносились ветром над фермами и виноградниками, проникая в кровь людей и животных. И тем не менее никто, включая меня, видимо, не чувствовал ничего необычного.

Я настроил радио на канал новостей Нью-Йорка и некоторое время слушал обычную ерунду, надеясь, что последует сообщение о загадочной вспышке какой-нибудь эпидемии. Видимо, еще для этого не наступило время. Затем я настроился на единственную местную станцию, как раз когда стали передавать семичасовые новости. Диктор вещал: "Этим утром мы связались по телефону с начальником Максвеллом, и вот что он сообщил".

Из моего репродуктора раздался раздраженный голос Макса: "Что касается смерти жителей Нассау-Пойнта Тома и Джуди Гордонов, то мы считаем, что произошло двойное убийство и ограбление со взломом. Это никак не связано с работой жертв на острове Плам, и мы желаем положить конец подобным слухам. Призываем всех жителей быть бдительными, остерегаться незнакомых лиц и сообщать в местную полицию при обнаружении чего-либо подозрительного. Не следует впадать в панику, но поблизости бродит вооруженный человек, совершивший убийство и ограбление. Поэтому желательно принять меры предосторожности. Мы сотрудничаем с полицией графства и думаем, что напали на след преступника. Это все, что я могу сказать на данный момент. Дон, сегодня я встречусь с вами еще раз".

– Спасибо, начальник, – ответил Дон.

Вот за что я люблю эти края – за прямоту, откровенность, честность и уют. Я выключил радио. Лишь одно забыл упомянуть начальник Максвелл – он едет на остров Плам, который никак не связан с двойным убийством. Он также забыл упомянуть ФБР и ЦРУ. Я восхищен человеком, который знает, как и когда информировать общественность.

Несмотря на все это, было чудесное утро. Пока.

Селение за Пекоником называлось Саутхолд. Весь городок тоже называется этим именем. Здесь кончаются виноградники и начинается открытое и дикое пространство. Железнодорожные пути, ведущие от Манхэттена, некоторое время шли параллельно шоссе, затем пересеклись и снова разошлись.

Движения в этот час почти не было, если не считать нескольких уборочных машин. Мне пришло в голову, что если мои попутчики на остров Плам едут по этой дороге, то где-то я должен с ними встретиться.

Я заехал в Гринпорт-Виллидж, главный город Норт-Форка с населением, если верить вывеске, в 2 100 душ. Манхэттен, где я работал, жил и едва не погиб, меньше Норт-Форка, но населяют его два миллиона человек. Полиция, где я служу, насчитывает тридцать тысяч мужчин и женщин, что больше населения всего Саутхолда. В распоряжении Макса, как я уже говорил, около сорока офицеров, включая нас обоих.

Я проголодался. В городке не было закусочных, что придавало ему известное очарование, но причиняло головную боль. Зато имелось несколько кулинарий. Я остановился у одной на краю Гринпорта и купил кофе и завернутый в пластик сандвич с каким-то загадочным мясом и сыром. Клянусь, вы вполне можете съесть все это вместе с оберткой и не почувствуете никакой разницы. Я схватил бесплатный экземпляр газеты и позавтракал на сиденье машины. Оказалось, газета писала об острове Плам. Ничего удивительного в этом не было, поскольку местное население проявляет большой интерес к окутанному таинственностью острову. В течение многих лет я получал большую часть информации о Пламе из местных источников. Время от времени остров попадал в поле зрения средств информации, однако можно было смело утверждать, что девять из десяти американцев никогда не слышали о существовании этого места. Подобное положение очень скоро может измениться.

В статье, которую я читал, речь шла об оленьей болезни – еще одна навязчивая идея, которой страдали жители восточного Лонг-Айленда и близлежащего Коннектикута. Эта болезнь, передаваемая оленьими клещами, приобрела размеры чумы. Я знал людей, перенесших ее. Она редко приводит к смертельному исходу, но может года на два испортить вам жизнь. Словом, местные жители считали, что болезнь пришла с острова Плам, когда во время эксперимента, связанного с ведением биологической войны, по ошибке произошла утечка. Я бы не преувеличил, утверждая, что местные жители хотели бы увидеть, как остров Плам погружается на дно морское. В самом деле, мне представлялось, как происходит нечто сходное со сценой из Франкенштейна – освещая путь факелами, местные жители, с вилами и крюками в руках, ринулись на остров, крича: "К черту ваши человеконенавистнические эксперименты! Боже, сохрани нас! Требуем расследования!" Или нечто в этом роде. В конце концов я отложил газету и включил двигатель.

Следующей деревушкой был Ист-Мэрион. Земля сужалась до ширины небольшой дамбы, и по обе стороны дороги показалась вода. Слева от меня простирался залив Лонг-Айленд, справа – гавань Ориента. На воде плавали, а в небе летали утки, канадские гуси, белоснежные цапли и чайки. Вот почему я никогда не открываю люк в крыше машины. Дело в том, что эти птицы едят сливы и, словно пикирующие бомбардировщики, падают вниз именно в тот момент, когда люк открыт.

Дорога снова стала расширяться, я проехал мимо странной деревушки Ориент, и через десять минут показался Ориент-Пойнт.

Я миновал вход в государственный парк Ориент-Бич и сбавил скорость.

Впереди справа я увидел флагшток, на котором развевался приспущенный звездно-полосатый флаг. Я понял, что это связано с убийством Гордонов и, следовательно, флагшток находился на федеральной территории, точнее, на паромной пристани. Видите, как великолепно работает голова детектива даже в семь часов утра после бессонной ночи.

Я подъехал к краю дороги напротив пристани с рестораном и остановил машину. Достал бинокль из бардачка и направил его на большой черный знак рядом с флагштоком в тридцати ярдах от дороги. На нем значилось: "Центр исследования болезней животных на острове Плам". Там забыли написать: "Добро пожаловать" и "Паром", но вода находилась рядом. Вот почему я заключил, что это и есть паромная пристань. Честно говоря, по пути в Нью-Лондон я проезжал это место десятки раз. Хотя я серьезно не задумывался о таинственном острове, кажется, он никогда не выходил у меня из головы. Я не люблю тайн, поэтому стараюсь их разгадать. Меня бесит, когда есть вещи, о которых я ничего не знаю.

Справа от таблички и флагштока стояло одноэтажное кирпичное здание, очевидно, административный и приемный центр. За зданием находилась спускавшаяся к воде асфальтированная автостоянка, обнесенная высоким цепным забором с колючей проволокой поверху. У залива, там, где кончалась стоянка, расположились склады и навесы, примыкавшие к большим причалам. Несколько грузовиков стояли у погрузочных платформ. Я предположил, нет, сделал вывод, что именно отсюда животные отправляются на остров с билетом в один конец.

Стоянка тянулась вдоль залива добрых сто ярдов, а в самом дальнем конце у паромного причала я сквозь дымку разглядел штук тридцать легковых автомобилей. Но людей не было видно. Часы показывали 7.29.

Я приехал за полчаса до отплытия парома на остров, но как раз к прибытию предыдущего рейса. В этом и заключался мой замысел. Как говорил дядя Гарри, поднимая меня на рассвете с постели: "Кто рано встает, тому Бог дает".

Из дымки вынырнул бело-голубой паром и заскользил к причалу. Я снова взял бинокль. В носовой части парома виднелся какой-то государственный знак, возможно, министерства сельского хозяйства. Название парома – "Сливовый[1] контрабандист" – красноречиво говорило о том, что человек, придумавший его, обладал неплохим чувством юмора.

Надо было подъехать поближе. Цепные ворота справа были открыты, охраны поблизости не оказалось. Я включил мотор и въехал прямо на стоянку и направился к складам. Я остановился у грузовиков и контейнеров, надеясь, что моя машина затеряется среди них. Теперь я находился на расстоянии пятидесяти ярдов от двух паромных причалов и наблюдал через бинокль, как паром развернулся и кормой приближался к соседнему от меня причалу. "Сливовый контрабандист" казался довольно новым и элегантным, длиной порядка шестидесяти футов, с верхней палубой, на которой я разглядел стулья. Корма коснулась причала, капитан выключил двигатели, а его помощник, спрыгнув с парома, привязал тросы к кнехтам. На пристани по-прежнему было пусто.

Пока я наблюдал в бинокль, группа мужчин вышла из пассажирской каюты на кормовую палубу, откуда все спустились прямо на стоянку. Я насчитал десять человек, одетых в какую-то голубую униформу. Это были люди либо из министерства сельского хозяйства, посланные приветствовать меня, либо ночная охрана, смена которой отправилась на остров семичасовым паромом. Все носили портупеи, однако я не заметил, чтобы к ним были пристегнуты кобуры.

Следующим с парома сошел здоровенный парень в голубом блейзере и галстуке. Он разговаривал с десятью охранниками, словно знал их, и я подумал, что это, вероятно, Пол Стивенс, начальник охраны.

Затем на берег сошли четверо ребят в модных костюмах, и мне это показалось немного необычным. Сомнительно, чтобы эти пижоны ночевали на острове. Поэтому остается лишь предположить, что они попали туда семичасовым паромом. Но в таком случае в их распоряжении было бы всего несколько минут. Следовательно, они прибыли туда раньше либо специальным паромом, либо на катере, либо вертолетом. Наконец с парома неторопливо сошли Джордж Фостер и Тед Нэш, одетые в повседневную одежду, что меня нисколько не удивило. Вот оно что – кто рано ложится и рано встает, тот становится лукавым и лживым. Эти сукины дети... Я так и думал, что они меня проведут.

Я наблюдал. Нэш, Фостер и пижоны что-то с серьезным видом обсуждали, а парень в голубом блейзере почтительно стоял рядом. По телодвижениям я определил, что Тед Нэш – главный. Остальные четверо, вероятно, были из округа Колумбия. Кто же, черт возьми, прислал их сюда? На это трудно ответить, когда кругом околачивались люди из ФБР, ЦРУ, министерства сельского хозяйства и, несомненно, из армии и министерства обороны. Если хотите знать мое мнение, все они представляли государство, а я для них был чем-то вроде геморроя.

Я положил бинокль, взял пустой стаканчик и газету на случай, если мне придется закрывать лицо. Однако все эти шустрые ребята собрались здесь, нисколько не волнуясь, что за ними кто-то может наблюдать. Они полностью презирали занимающих скромное положение полицейских, и это бесило меня.

Парень в голубом блейзере что-то сказал охранникам, затем жестом отпустил их. Все десять расселись по машинам и проехали мимо меня. Парень в голубом блейзере направился к кормовой палубе и исчез в недрах парома.

Затем четыре пижона распрощались с Нэшем и Фостером, сели в черную машину и поехали в мою сторону. Поравнявшись со мной, машина замедлила ход, чуть не остановилась, затем покатила дальше и исчезла за воротами, через которые я въехал на стоянку.

В этот момент Нэш и Фостер заметили мою машину, поэтому ничего не оставалось, как включить сцепление и подъехать к парому, как будто я только что прибыл. Припарковавшись недалеко от пирса, я притворился, что пью кофе из пустого стакана и читаю, игнорируя господ Нэша и Фостера, стоявших возле парома.

Примерно без десяти восемь старый микроавтобус остановился рядом со мной, и из него вылез Макс в джинсах, ветровке и кепке рыбака, надвинутой на лоб. Я опустил стекло и спросил его:

– Это маскировка или ты одевался в темноте?

Он нахмурился.

– Нэш и Фостер хотели, чтобы никто не видел, как я отправляюсь на остров.

– Я слышал тебя по радио сегодня утром.

– Ну и как тебе?

– Совершенно неубедительно. Все утро люди на лодках, самолетах и машинах покидают Лонг-Айленд. Паника охватила все восточное побережье.

– Прекрати.

– Ладно.

Я выключил зажигание. Хотелось рассказать Максу, что я видел Нэша и Фостера сходящими с парома, прибывшего с острова, но поскольку Макс не потрудился приехать сюда пораньше или хотя бы попросить меня об этом, то и Бог с ним. Не хочет знать – и не надо.

За считанные минуты до того, как паром даст сигнал к отплытию, к пирсу одна за другой подъехали машины с теми, кто работал на острове постоянно. Видимо, они знали расписание назубок и рассчитали свое прибытие с точностью до секунды.

Тед Нэш крикнул Максу и мне:

– Эй вы, пора на борт!

Я оглянулся в поисках Бет Пенроуз, и отпустил ехидное замечание по поводу того, что женщины всегда опаздывают.

– Вот и она, – указывая в сторону идущей от "форда" Бет, сказал Макс.

Возможно, это была ее полицейская машина без опознавательных знаков, припаркованная еще до того, как я приехал. Неужели в мире есть люди умнее меня? Не похоже. Думаю, что именно я подал ей мысль приехать пораньше.

Мы с Максом двинулись через стоянку к пирсу, когда паром дал еще один гудок. Детектив Пенроуз присоединилась к Нэшу и Фостеру. Когда мы приблизились, Нэш поднял голову и нетерпеливым жестом пригласил нас поторопиться. Я мог бы убить и за меньшую наглость.

Не соизволив пожелать нам доброго утра, Нэш посмотрел на мои шорты и поинтересовался:

– Тебе не холодно, Джон?

Он произнес это покровительственным тоном, каким обычно начальники удостаивают подчиненных. Я отреагировал, взяв на мушку его идиотские розовые штаны для гольфа:

– Разве эти штаны надевают без щитков?

Джордж Фостер рассмеялся, и лицо Теда Нэша приобрело тот же цвет, что и его штаны. Макс сделал вид, что не слышал наш обмен любезностями, а Бет закатила глаза.

Фостер отреагировал с некоторым опозданием:

– Доброе утро. Вы готовы?

В этот момент к нам приблизился джентльмен в голубом блейзере.

– Доброе утро. Я Пол Стивенс, начальник службы безопасности острова Плам.

У него был голос как из компьютера.

Господин Розовые Штаны не замедлил представиться:

– Я Тед Нэш из министерства сельского хозяйства.

Хорош, нечего сказать! Все трое только что вместе вернулись с острова, а Нэш продолжал играть роль агронома.

Стивенс в руке держал блокнот. Он походил на тех, кто всюду ходят со свистками и блокнотами – этакий мастер на все руки, здоровый и аккуратный, одинаково готовый организовать спортивное соревнование или рассадить людей по автобусам.

Бет, между прочим, была одета так же, как и днем раньше. Видимо, всю ночь провела здесь ...

Стивенс, уткнувшись в свой блокнот, спросил Макса:

– А вы Джордж Фостер?

– Нет, я начальник Максвелл.

– Хорошо, – сказал Стивенс. – Добро пожаловать.

Я обратился к Стивенсу:

– Я Бет Пенроуз.

Он ответил:

– Нет, вы Джон Кори.

– Правильно. Можно мне теперь подняться на борт?

– Нет, сэр. Не раньше, чем нас всех запишут.

Он посмотрел на Бет:

– Доброе утро, детектив Пенроуз. – Затем он повернулся к Джорджу Фостеру: – Доброе утро, мистер Фостер. Вы из ФБР, верно?

– Верно.

– Поднимайтесь на борт. Следуйте за мной, пожалуйста.

Мы взошли на борт парома, который через минуту отдал швартовы, взяв курс к острову Плам, или, как его иногда называла бульварная пресса, "Таинственному острову", или даже "Чумному острову", что уж совсем безответственно.

Мы проследовали за Стивенсом в большую, уютную каюту, где около тридцати мужчин и женщин, расположившись на обитых, как в самолете, сиденьях, разговаривали, читали или дремали.

Мы не задержались в этой каюте, а спустились за Стивенсом вниз по лестнице в маленькое помещение, которое, вероятно, было офицерской кают-компанией. Посреди стоял круглый стол и кофеварка. Стивенс предложил нам сесть и выпить кофе, но никто не последовал его приглашению.

Стивенс извлек из своего блокнота какие-то бумаги и вручил каждому из нас по листку с прикрепленной к нему копией. Он объяснил:

– Это документ, который надлежит подписать, прежде чем вы сойдете на остров. Я знаю, что вы все блюстители закона, но порядок есть порядок. Прочтите, пожалуйста, и распишитесь.

Я взглянул на документ, озаглавленный "Правила для посетителей". Это был один из тех редких государственных документов, которые пишутся понятным английским языком. Всем предписывалось ходить в сопровождении служащего, держаться за руки и не отлучаться от группы. Я также давал согласие соблюдать все меры безопасности, избегать контактов по меньшей мере в течение семи дней с животными, после того как покину остров. В том числе не посещать зоопарка, держаться подальше от амбаров, скотных дворов, складов, ярмарок, где продаются животные. Ужас. В течение предстоящих семи дней моя общественная жизнь сильно ограничивалась.

Особенно интересен был последний абзац: "В случае чрезвычайных обстоятельств директор центра или офицер безопасности могут задержать любого посетителя острова Плам вплоть до проведения необходимых биологических мер предосторожности. Личная одежда и другие вещи могут быть временно оставлены на острове Плам для обеззараживания и заменены другой одеждой, с тем чтобы посетитель мог покинуть остров после обеззараживающего душа. Задержанная одежда будет возвращена владельцу в максимально короткие сроки".

Чтобы получить побольше удовольствия от своего визита, я соглашался на любой необходимый карантин или задержание. Я заметил Стивенсу:

– Полагаю, это не коннектикутский паром?

– Нет, сэр.

Аккуратный Стивенс раздал несколько казенных ручек, мы положили бумаги на стол и, стоя кто как мог, нацарапали на них свои имена. Стивенс собрал их и оставил нам копии на память.

Потом он раздал голубые пропуска, которые мы послушно прикрепили к своей одежде, и спросил:

– Кто-нибудь из вас взял с собой оружие?

Я ответил:

– Думаю, мы все вооружены, но советую вам не отбирать наши пушки.

Стивенс уставился на меня:

– Как раз это я и собирался сделать. Ношение огнестрельного оружия на острове категорически запрещено. – И добавил: – У меня есть запираемый ящик, где ваше оружие будет в безопасности.

– Мой пистолет в безопасности там, где он сейчас находится, – упорствовал я.

– Остров Плам находится под юрисдикцией Саутхолда. Я представляю закон на нем, – добавил Макс.

Стивенс долго колебался, затем пробормотал:

– Думаю, запрет не распространяется на стражей правопорядка.

Бет добавила:

– Можете в этом не сомневаться.

Стивенс, игре во власть которого был нанесен первый урон, попытался выдавить некое подобие улыбки. Она как бы говорила: "На этот раз победа осталась за вами, сэр, но уверяю вас, мы встречаемся не в последний раз".

Но пока Стивенс проявлял сдержанность.

– Почему бы нам не подняться на верхнюю палубу? – спросил он.

Мы с удовольствием последовали за ним на свежий воздух. На палубе не было ни души. Стивенс жестом пригласил нас сесть. Паром шел со скоростью около пятнадцати миль в час. Может быть, даже медленнее. Было ветрено, дымка рассеялась, и неожиданно выглянуло солнце.

Я сидел лицом к носу парома, Бет – справа, Макс – слева. Стивенс находился напротив меня, Нэш и Фостер расположились по обе стороны от него. Стивенс рассказывал:

– Ученые, занимающиеся биологическими исследованиями, всегда приезжают сюда в хорошую погоду. Знаете, они не видят солнца восемь – десять часов в день. – И добавил: – Я попросил, чтобы нам сегодня утром не мешали.

Слева от себя я увидел маяк Ориент-Пойнта. Это была не старомодная каменная башня, возведенная на мысе, а современное сооружение из стали, воздвигнутое на скалах. Маяк прозвали "кофейником", полагая, что он так и выглядит, в чем я сомневаюсь. Видите ли, моряки принимают моржей за русалок, дельфинов за морских змеев, облака за корабли-призраки и тому подобное. Наверное, когда проводишь много времени на море, становишься чудаковатым.

Я посмотрел на Стивенса, и наши взгляды встретились. У этого человека было одно из тех редких восковых лиц, которые не забываются, особенно глаза, впивавшиеся прямо в вас.

Пол Стивенс вновь обратился к гостям:

– Я знал Тома и Джуди Гордонов. На острове их все уважали: штатные сотрудники, ученые, животноводы и лаборанты, технический персонал, служба безопасности – все без исключения. Оба относились к своим коллегам учтиво и уважительно. – Его рот скривился в странной улыбке. – Нам их будет очень не хватать.

Мне неожиданно пришло в голову, что этот парень, возможно, нанятый правительством убийца. Да, а что, если именно правительство решило пришить Тома и Джуди? Боже, меня осенила неожиданная мысль, что Гордоны, вероятно, знали кое-что или что-то видели или собирались настучать на кого-либо... В таких случаях мой напарник Дом Фанелли обычно восклицал: "Мамма миа!" Это была совершенно новая версия. Я взглянул на Стивенса и попытался определить что-нибудь по его холодным глазам, но он еще на пристани продемонстрировал, что умеет хладнокровно играть свою роль.

Стивенс продолжал:

– Едва услышав об убийстве прошлой ночью, я вызвал сержанта из службы безопасности острова и попытался определить, не украдено ли что-нибудь из лабораторий. Отнюдь не потому, что я стал бы подозревать в этом Гордонов, однако то, как, по сообщению, было совершено убийство... Словом, у нас установлен четкий порядок действий в подобных случаях.

Я посмотрел на Бет, и наши взгляды встретились. Этим утром у меня не было возможности обмолвиться с ней словом, поэтому я подмигнул ей. Она, очевидно, не желала выдавать своих эмоций и отвернулась.

А Стивенс же вещал без умолку:

– Я дал распоряжение патрульному катеру отвезти меня на остров сегодня рано утром и провел предварительное расследование. На этот момент я располагаю данными, что не исчез ни один находящийся на консервации микроорганизм или образец ткани, крови, либо иной другой органический или биологический материал.

Это неуместное заявление звучало столь идиотски, что непонятно было, как на него реагировать. Через мгновение Макс все же покосился в мою сторону и потряс головой. Господа Нэш и Фостер, однако, кивали, словно принимали вздор Стивенса за чистую монету. Поощряемый таким образом и полагая, что его окружают друзья из государственной службы, Стивенс продолжал нести официальную чушь.

Я еще некоторое время слушал, как Стивенс объяснял, почему никто не смог вывести ни одного вируса или бактерии с острова, даже бактерии, вызывающей зуд в промежности.

Мы находились уже в четверти мили от острова, когда наше внимание привлек странный и в то же время знакомый звук. Вскоре красный вертолет береговой охраны пролетел над правым бортом парома. Он летел низко и медленно, Мы увидели, как из него высунулся человек в униформе, привязанный ремнями безопасности. На голове у него был радиофицированный шлем, в руках – винтовка.

Стивенс тут же прокомментировал:

– Олений патруль. – И пояснил: – Это – мера предосторожности, мы ведем поиск оленей, которые могут вплавь добраться до острова. Известны случаи, когда они добирались сюда с Ориента или даже острова Гардинер, что в семи милях от Плама. Мы не допускаем, чтобы олени приплывали на остров или оставались здесь.

– За исключением тех случаев, – вставил я, – когда они подписывают "Правила".

Стивенс снова улыбнулся. Я ему нравился. Гордоны ему тоже нравились, и видите, что с ними произошло.

Бет задала Стивенсу вопрос:

– Почему вы не разрешаете оленям плыть на остров?

– Дело в том, что... мы проводим "линию невозвращения". То есть все, что бы ни попало на остров, не может покинуть его, не будучи обеззараженным. Включая нас с вами. То, что не поддается обеззараживанию, например, легковые машины, грузовики, лабораторное оборудование, строительный мусор, пищевые отходы и тому подобное никогда не покинут острова.

Все промолчали.

Понимая, что он напугал нас, Стивенс добавил, пытаясь успокоить присутствующих:

– Я не утверждаю, что остров заражен.

– Меня надули, – заключил я.

– Должен объяснить, что на острове существуют пять уровней биологической опасности. Первый уровень или зона номер один – это окружающий воздух, пространство вокруг биологических лабораторий. Вторая зона – это пространство между душевыми, индивидуальными шкафчиками, лабораториями, а также некоторые рабочие места с низким уровнем заражения. Вы увидите все это позднее. К третьему уровню относятся биологические лаборатории, где работают с инфекционными болезнями. Четвертая зона находится внутри здания и состоит из загонов, где содержится инфицированный скот. Там же расположены печи для сжигания отходов и комнаты анатомирования. – Он оглядел каждого из нас, дабы убедиться, что мы внимательно слушаем, и продолжал: – Недавно прибавился пятый уровень. Он возник потому, что некоторые организмы, поступающие к нам из таких мест, как Африка и джунгли Амазонки, более опасны, чем предполагалось. – Он снова оглядел каждого из нас и добавил вполголоса: – Другими словами, мы получаем кровь и образцы органической ткани, инфицированные Эбола-лихорадкой.

Я вставил:

– Кажется, нам пора возвращаться.

Все улыбнулись, но не рассмеялись. Ха-ха. Не смешно.

Стивенс окончательно вошел в роль:

– Новая лаборатория представляет собой современное сооружение. Когда-то мы располагали лишь старым послевоенным зданием, к сожалению, не столь безопасным. Как раз тогда в целях предотвращения распространения инфекции на материк мы начали проводить "линию невозвращения". Официально она все еще остается в силе, однако соблюдается не столь строго. Все же мы не допускаем слишком свободного перемещения необеззараженных материалов и людей между островом и материком. Разумеется, олени не являются исключением.

Бет снова задала вопрос:

– Но почему?

– Почему? Потому что на острове они могут что-нибудь подхватить.

– Что, например? – спросил я. – Вирус скверного поведения?

Стивенс пошутил:

– Может быть, простуду.

Бет спросила:

– Вы убиваете оленей?

– Да.

Наступила долгая пауза, которую нарушил я:

– А с птицами как вы поступаете?

Стивенс кивнул:

– Птицы способны создавать трудности.

Я не мог оставаться в стороне от развернувшейся дискуссии:

– А комары?

– Да, конечно, и комары могут причинить неприятности. Но имейте в виду, что лабораторные животные содержатся взаперти, а все эксперименты в лабораториях проводятся при давлении воздуха ниже атмосферного. Любая утечка исключена.

Макс задал вопрос:

– Откуда вы это знаете?

– Но вы же все до сих пор живы.

Эта оптимистическая фраза раздалась из уст Стивенса как раз в тот момент, когда Сильвестр Максвелл представлял себя в роли канарейки, попавшей в угольную шахту.

Наставительным тоном Стивенс произнес:

– Когда мы сойдем на берег, все время держитесь рядом со мной.

"Эй, Пол, я и не подумал бы поступать иначе".

Глава 8

По мере того как мы приближались к острову, "Сливовый контрабандист" замедлял ход. Я встал, подошел к левому борту и облокотился о перила. Слева показался старый каменный маяк. Я его узнал потому, что он стал излюбленной темой здешних посредственных художников. Справа от маяка, внизу у берега, красовалась большая, величиной с рекламный щит, вывеска, на которой крупными буквами было выведено: "Осторожно! Вы пересекаете кабели! Не ловить рыбу! Не углублять дно!"

Значит, если террористам вздумается отключить электросеть и связь на острове, им недолго бы пришлось ломать голову. С другой стороны, я, собственно говоря, полагал, что остров на всякий пожарный случай имеет автономные генераторы, сотовые телефоны и радио.

Тем временем "Сливовый контрабандист" плавно миновал узкий канал и вошел в маленькую похожую на рукотворную бухточку, словно ее создал не Бог всемогущий, а армейская инженерная служба, стремившаяся последними мазками довести до совершенства произведение Творца.

Рядом с бухтой почти не было зданий, всего лишь несколько жестяных похожих на склады сооружений, оставшихся, вероятно, со времен войны.

Бет подошла ко мне и тихо прошептала:

– До того как ты сел на паром, я заметила ...

– Я там был и видел. Спасибо.

Паром развернулся на восемьдесят градусов и кормой причалил к пирсу.

Мои коллеги уже собрались возле перил.

– Подождем, пока сойдут сотрудники, – распорядился Стивенс.

Я спросил:

– Это искусственная гавань?

– Да. Военные соорудили ее еще до испано-американской войны, когда устанавливали здесь артиллерийские батареи.

– Может быть, стоит убрать предупреждение о том, что здесь проложены кабели? – сказал я.

Он ответил:

– У нас нет выбора. Суда необходимо предупреждать. Кабели все равно обозначены на мореходных картах.

– С таким же успехом можно было написать: "Труба подачи пресной воды". Зачем же всем об этом знать?

– Верно. – Он посмотрел на меня, словно собираясь что-то возразить, но промолчал. А может быть, он хотел мне предложить работу?

Последний из служащих покинул паром, мы спустились по лестнице и сошли на берег. И вот мы оказались на таинственном острове. На пристани было ветрено, солнечно и прохладно. По берегу вразвалку ходили утки, и я обрадовался, когда убедился, что у них не растут клыки, а глаза не сверкают красным огнем.

На пристани стоял один катер длиной около тридцати футов с каютой и прожектором. Он назывался "Чернослив". Кто-то получил огромное удовольствие, присваивая парому и катеру подобные имена. Но это явно был не Пол Стивенс, чувство юмора которого не простиралось дальше наблюдения за немецкими подводными лодками, торпедирующими госпитальные судна.

В поле моего зрения попала деревянная выцветшая на солнце доска с надписью: "Центр по изучению болезней животных на острове Плам". Позади доски возвышался флагшток, и я увидел, что и здесь американский флаг приспущен.

Сотрудники, недавно сошедшие с парома, сели в белый автобус, который тут же тронулся, паром просигналил, однако я не заметил, чтобы кто-то сел на него для обратной поездки в Ориент.

– Подождите здесь, пожалуйста, – сказал Стивенс. Он куда-то пошел, затем остановился, чтобы поговорить с человеком в оранжевом комбинезоне парашютиста.

Все эти люди в оранжевых комбинезонах парашютистов, голубых униформах, белые автобусы и команды "подождите здесь", "держитесь вместе" производили странное впечатление. Я находился на изолированном острове с этим похожим на эсэсовца блондином, над головой кружил военный вертолет, кругом стояла вооруженная охрана. Я чувствовал себя так, словно попал в фильм с Джеймсом Бондом, если не считать, что место действия было невыдуманным. Я обратился к Максу:

– Когда мы встретимся, доктор Нет?

Макс рассмеялся, даже Бет и господа Нэш и Фостер улыбнулись.

Бет спросила Макса:

– Как это получилось, что вы ни разу не встречались с Полом Стивенсом?

Макс ответил:

– Всякий раз, когда происходили общие собрания органов правопорядка, мы, соблюдая этикет, приглашали начальника службы безопасности острова. Но он так и не явился. Я один раз говорил со Стивенсом по телефону, но увидел его только сегодня утром.

– Кстати, детектив Кори, – ко мне обратился Тед Нэш, – я выяснил, что вы не работаете в графстве Суффолк.

– Я и не говорил, что работаю там.

– Да перестаньте, дорогой мой. Начальник Максвелл и Джордж дали мне понять, что вы как раз там работаете.

Макс пояснил:

– Детектива Кори нанял Саутхолд в качестве консультанта по этому делу.

– Правда? – Нэш взглянул на меня и заметил: – Вы детектив из департамента убийств Нью-Йорка, ранены во время несения службы двенадцатого апреля. В настоящее время находитесь здесь в лечебном отпуске.

– Кто вам поручил наводить справки обо мне?

Вмешался Фостер, игравший роль миротворца:

– Джон, это не имеет значения. Мы просто выясняем полномочия и права каждого.

Обращаясь к господам Нэшу и Фостеру, Бет сказала:

– Тогда нет проблем. Дело веду я, и у меня на это есть необходимые полномочия. Не имею никаких возражений против того, чтобы Кори находился здесь.

– Замечательно, – подытожил Фостер.

Нэш не поддержал его точку зрения, вселяя в меня подозрение, что у него возникли какие-то затруднения. Что тоже неплохо.

Бет взглянула на Теда Нэша и резко спросила:

– Теперь, когда мы знаем, где работает Джон Кори, объясните, где работаете Вы?

Нэш, немного подумав, произнес:

– В ЦРУ.

– Спасибо. – Она посмотрела на Джорджа Фостера, затем на Теда Нэша и сообщила им: – Если кто-либо из вас посетит место преступления, не уведомив меня об этом предварительно, я доложу окружному прокурору. Вам следует соблюдать все правила так же, как это делаем мы. Понятно?

Они кивнули. Разумеется, они не собирались выполнять ничего подобного.

Вернулся Пол Стивенс и объявил:

– Директор сейчас занят. Как я понял из сказанного начальником Максвеллом, вы хотите осмотреть остров. Мы можем отправиться в путь прямо сейчас. Пожалуйста, следуйте...

– Подождите, – прервал его я, показывая на "Чернослив". – Это ваш катер?

– Да, это патрульный катер.

– Но он не патрулирует.

– Сейчас патрульную службу несет другой катер.

– Не на этом ли месте стоял катер Гордонов?

– Да. Хорошо, следуйте за...

– Патрульные машины несут службу на острове? – спросил я.

Было видно, что он не любит, когда его допрашивают, но ответил:

– Да, машины патрулируют весь остров. – Он взглянул на меня и с раздражением в голосе спросил: – Еще вопросы будут, детектив?

– Да. У вас принято, чтобы сотрудники приезжали на работу на собственных катерах?

Он помедлил некоторое время и сказал:

– Когда строго соблюдалась линия "невозвращения", это было запрещено. Теперь введены послабления, и некоторые сотрудники добираются до острова на собственных катерах. В основном летом.

– Вы разрешили Гордонам ездить на работу на катере?

Он ответил:

– Гордоны были старшими штатными сотрудниками и серьезными учеными. Пока они проводили обеззараживание, соблюдали технику безопасности и установленные правила, у меня не было причин запрещать им поездки на собственном катере.

– Понятно. – Я тут же спросил: – Вам никогда не приходило в голову, что Гордоны могли использовать свой катер для вывоза смертоносных организмов?

Он раздумывал некоторое время и ушел от прямого ответа:

– Это учреждение, а не тюрьма. Я слежу главным образом за тем, чтобы на острове не появлялись посторонние люди. Своим людям мы доверяем. Разумеется, все они прошли проверку ФБР. – Стивенс посмотрел на часы и заметил: – У нас плотное расписание. Следуйте за мной.

Мы прошли за Стивенсом к белому микроавтобусу и сели в него. На водителе была такая же, как у охраны, светло-голубая униформа, а в кобуре он носил пистолет.

Я сел позади водителя и движением руки пригласил Бет сесть рядом со мной, она, должно быть, не заметила моего жеста, ибо заняла место наискосок. Макс устроился позади меня, а Нэш и Фостер порознь заняли места в конце микроавтобуса.

Стивенс, продолжая стоять, сказал:

– Перед тем как посетить главное здание, мы совершим небольшую экскурсию, так что у вас будет возможность почувствовать обстановку и убедиться в том, какие трудности возникают, когда приходится обеспечивать безопасность острова такого размера с десятимильным пляжем при отсутствии ограждений. – И добавил: – За всю историю острова не было ни одного случая нарушения его границ.

Я не удержался и задал вопрос Стивенсу:

– Какое оружие у вашей охраны?

– Автоматические армейские кольты сорок пятого калибра. А почему вы об этом спрашиваете?

– Нам кажется, что орудием убийства был пистолет сорок пятого калибра, – не преминул вставить Макс.

Бет заметила:

– Мне бы хотелось провести инвентаризацию всего имеющегося у вас оружия и его баллистический анализ.

Стивенса такая перспектива явно не прельщала.

А Бет не унималась:

– Сколько у вас здесь пистолетов сорок пятого калибра?

– Двадцать.

Макс поинтересовался:

– У вас пистолет при себе?

Стивенс похлопал по своему пиджаку и кивнул.

Бет полюбопытствовала:

– Вы всегда носите ту же пушку?

– Нет, – ответил он, – в рабочие дни я беру один из пистолетов в арсенале. – Он взглянул на Бет и добавил: – Похоже, меня допрашивают.

– Вовсе нет, – возразила Бет, – вам лишь задают вопросы как дружески расположенному свидетелю. Если бы это был допрос, вас бы известили об этом.

Позади раздался голос Нэша:

– Может быть, позволим Стивенсу действовать согласно программе? У нас еще будет время задать вопросы персоналу.

Никто не возразил на это замечание. Возникла пауза, которой воспользовался Стивенс:

– О'кей. Прежде чем мы тронемся с места, я произнесу одну из тех коротких речей, с какими выступаю перед приезжающими сюда учеными, почетными гостями и прессой. – Он заглянул в свой дурацкий блокнот и начал монотонным голосом: – Площадь острова Плам составляет восемьсот сорок акров и занята главным образом лесами, пастбищами и плацем, который мы потом увидим. Остров упоминается в голландских и английских судовых журналах. Сливы, растущие вдоль берега, подсказали голландцам название острова. Остров принадлежал индейскому племени монтаук. Некий парень по имени Сэмюель Уилис в тысяча шестьсот пятьдесят четвертом году купил этот остров у вождя индейцев. Уилис и поселенцы, прибывшие сюда после него, использовали остров как пастбище для овец и крупного рогатого скота. Звучит как ирония, когда знаешь, что происходит здесь сегодня.

Я зевнул.

– На этом острове не было постоянных поселений, – продолжал Стивенс. – Вы можете спросить, как же поселенцы пасли скот, если остров был необитаем. Как свидетельствует история, в семнадцатом и восемнадцатом веках узкий пролив между Ориентом и островом Плам был таким мелким, что скот мог его перейти во время отливов. В конце восемнадцатого века разрушительное действие ураганов углубило пролив, и остров перестали использовать в качестве пастбища. Однако после того как здесь появились англичане, сюда стали наведываться пираты и каперы[2], которым остров приглянулся.

Я почувствовал, как на меня накатывает страх. Я сижу в этом микроавтобусе, словно в ловушке, вместе с монотонно бубнящим, скучным идиотом, который, начав с Книги Бытия, добрался до 1700 года, а чертов автобус даже не тронулся с места, и выбраться из него можно, лишь стремительно бросившись к двери. Что я такого сделал, чтобы заслужить подобную участь? Тетя Джун смотрела на меня с небес и смеялась до слез. Я словно слышу ее слова: "Ну, Джонни, если припомнишь, что я говорила вчера об индейцах племени монтаук, куплю тебе мороженого". Нет, нет, нет! Довольно!

А Стивенс все говорил:

– Во время Войны за независимость остров служил американским патриотам из Коннектикута базой, откуда они совершали рейды на опорные пункты англичан в Саутхолде. Затем, когда Джордж Вашингтон, посетивший Норт-Форк...

Я закрыл уши руками, но до меня все равно доносился глухой гул.

Наконец я поднял руку и спросил:

– Вы член исторического общества Пеконика?

– Нет, но там мне помогли подготовить эту историческую справку.

– Разве нет чего-то вроде брошюры, которую мы могли прочитать позднее, а вы припасли бы свой рассказ для членов Конгресса?

Бет Пенроуз вставила:

– Я нахожу этот рассказ очаровательным.

Господа Нэш и Фостер одобрительно зашумели.

Макс рассмеялся:

– Вы в меньшинстве, Джон.

Стивенс снова улыбнулся мне. Не знаю почему, но при этом мне показалось, что ему не терпится вытащить свой сорок пятый калибр и выпустить в меня всю обойму.

– Будьте снисходительны ко мне, детектив, – деланно примирительным тоном заворковал Стивенс. – Нам, так или иначе, надо убить время. – Он продолжил свой рассказ, но говорить стал быстрее: – Итак, накануне испано-американской войны правительство купило сто тридцать акров острова для строительства береговых оборонительных сооружений. Так возник Форт-Терри. Мы потом увидим этот брошенный форт.

Я оглянулся на Бет и увидел, что она напряженно смотрит на Пола Стивенса, очевидно, увлекшись его рассказом. Пока я наблюдал за очарованной Стивенсом Бет, она повернулась ко мне, и наши взгляды встретились. Смутившись, Бет улыбнулась и снова повернулась к Стивенсу. Мое сердце остановилось. Я влюбился. Снова.

Стивенс входил во вкус:

– Следует сказать, что в здешней земле за триста лет накопились предметы материальной культуры, и если бы не ограниченный доступ, многие археологи производили бы раскопки. Мы ведем переговоры с историческим обществом Пеконика о проведении пробных раскопок. Гордоны были членами исторического общества Пеконика и выступали связующим звеном между министерством сельского хозяйства, историческим обществом и рядом археологов в университете штата Стони-Брук. Мы вместе с Гордонами обнаружили некоторые перспективные участки, раскопки на которых не нарушили бы безопасность на острове.

Неожиданно во мне проснулся интерес. Иногда в течение следствия всплывает какое-нибудь слово или название, дающие пищу для размышлений. Таким названием стало историческое общество Пеконика. Я вспомнил, что моя тетя была его членом. Везде видны рекламные листки и бюллетени общества, его члены устраивают коктейли, собирают деньги, читают лекции и все такое. Затем Гордоны, которые не способны отличить плимутские скалы от виски со льдом, вступают в общество, а теперь оберфюрер Стивенс использует этот факт в своей жалкой истории. Интересно.

Стивенс лопотал дальше:

– В тысяча девятьсот двадцать девятом году в Соединенных Штатах разразилась страшная эпидемия ящура, и министерство сельского хозяйства открыло свою станцию на острове. С этого и началась современная его история, если говорить о той миссии, которую остров выполняет сегодня. Вопросы будут?

У меня возникло несколько вопросов по поводу того, как Гордонам удавалось вести поиски на острове вдали от лаборатории, где им было положено работать. Я пришел к выводу, что оба были умными людьми. Скоростной катер, историческое общество Пеконика, затем ширма археологических раскопок, позволявшая произвести разведку острова. Вероятно, между этими фактами не было никакой связи и все просто совпадение. Но я не верю в совпадения. Как ученые Среднего Запада с весьма скромным доходом могли позволить себе дорогостоящие прогулки на катерах, увлечение археологией и историческими обществами? Этот и другие вопросы роились в моей голове, но я не мог задать их Стивенсу, не раскрывая своих карт.

Стивенс объявил:

– Хорошо, совершим небольшую поездку по острову.

Водитель проснулся и включил передачу. Я обратил внимание, что дорога хорошо асфальтирована, однако ни других средств транспорта, ни людей не было видно. Мы въехали на территорию, примыкавшую к огромному главному зданию. Стивенс обращал наше внимание на водонапорную башню, установку очищения сточных вод, электростанцию, механические мастерские, тепловые электростанции. Казалось, остров был замкнутым и независимым, вызывая в моем воображении сравнение с логовом злодея, в котором замышляется уничтожение всей планеты. В общем, здесь что-то происходило, а мы еще не видели главного исследовательского здания изнутри.

Время от времени мы проезжали мимо какого-нибудь сооружения, о котором Стивенс ничего не говорил. Если кто-то спрашивал его, он коротко отвечал: "Склад красок", "Склад фуража". Возможно, что он говорил правду, но этот человек не внушал доверия. Честно говоря, у меня возникло ощущение, что он наслаждается, играя в секретность и возбуждая наше любопытство.

Мы подъехали к группе бетонных зданий, сквозь бетонированный тротуар пробивалась трава. Стивенс сказал:

– Это здание называют "Двести пятьдесят семь". Этот номер присвоен ему в старые армейские времена. Несколько лет назад в нем размещалась главная лаборатория. После того как ее перевели в другое место, здание обработали отравляющим газом и опечатали навечно, опасаясь, что кое-что осталось неуничтоженным.

Какое-то время все молчали. Макс задал вопрос:

– Это не то место, где однажды произошла утечка?

– Это было до меня, – ответил Стивенс. Он взглянул на меня, и по его лицу скользнула мягкая улыбка. – Детектив, если у вас возникло желание заглянуть в здание, я могу достать ключ.

Я улыбнулся и спросил:

– Мне разрешается пойти туда одному?

– В "Двести пятьдесят семь" вы можете войти только один. С вами туда больше никто не пойдет.

Нэш и Фостер фыркнули от смеха. Здорово, мне еще не было так весело с тех пор, как я поскользнулся на каком-то липком дерьме и приземлился на труп десятидневной свежести. Я предложил:

– Хорошо, я пойду, Пол, но только вместе с вами.

– У меня нет особого желания расстаться с жизнью, – возразил Стивенс.

Когда автобус подъехал к зданию 257, я заметил, что кто-то нарисовал черной краской на бетоне огромный череп и кости. Мне пришло в голову, что этот череп подразумевает две вещи – "Веселого Роджера", пиратский флаг, красовавшийся на мачте Гордонов, и символ яда или заражения. Я уставился на черный череп и кости на фоне белой стены, когда отвел взгляд, они все еще стояли перед моими глазами, а когда я взглянул на Стивенса, вместо его лица на меня взирал череп и ухмылялся. Я тер глаза, пока оптическая иллюзия не исчезла. О Боже, если бы не ясный день и люди, меня бы бросило в дрожь.

Стивенс продолжал рассказывать:

– В тысяча девятьсот сорок шестом году Конгресс выделил деньги на строительство исследовательского центра. Закон запрещает изучение некоторых инфекционных заболеваний на материковой части Соединенных Штатов. Это было необходимо в то время, когда средства биологического сдерживания не получили еще должного развития. Итак, остров Плам, уже являвшийся собственностью государства и поделенный между министерством сельского хозяйства и армией, стал естественным местом для изучения экзотических болезней животных.

Я спросил:

– Вы хотите сказать, что здесь изучаются только болезни животных?

– Совершенно верно.

– Мистер Стивенс, мы бы очень расстроились, если бы оказалось, что Гордоны украли вирус ящура и все поголовье скота Соединенных Штатов, Канады и Мексики погибло бы. Но мы собрались здесь не по этой причине. Имеет ли лаборатория на острове Плам дело с болезнями, которыми могут заразиться люди?

Он посмотрел на меня и ответил:

– Вам придется задать этот вопрос директору Золлнеру.

– Я задаю его вам.

Немного подумав, Стивенс ответил:

– Вот что я скажу – некоторое время островом владело министерство сельского хозяйства совместно с армией, и это обстоятельство породило слухи, что создан центр подготовки к биологической войне. Думаю, вам всем это известно.

Макс громко сказал:

– Имеется достаточно фактов, подтверждающих, что армейская химическая служба в разгар "холодной войны" культивировала болезни, чтобы уничтожить весь животный мир Советского Союза. И даже мне известно, что сибирская язва и другие болезни животных могут быть использованы как биологическое оружие для уничтожения населения. И это вы тоже знаете.

Пол Стивенс откашлялся и пустился в объяснения:

– Я не собирался утверждать, что здесь не проводилось никаких исследований по ведению биологической войны. Конечно, они проводились в начале пятидесятых. Однако к тысяча девятьсот пятьдесят четвертому году была принята концепция о переходе от наступательной биологической войны к оборонительной. То есть изучались способы предотвращения инфицирования нашего скота противником. – Он добавил: – Я больше не буду отвечать на вопросы подобного рода ... отмечу лишь тот факт, что несколько лет назад русские прислали сюда группу специалистов по ведению биологической войны, однако у них не возникло никаких причин для беспокойства.

Мне всегда казалось, что добровольное согласие на подобные инспекции сродни ситуации, когда подозреваемый в убийстве показывает свой дом. "Детектив, в этом чулане нет ничего интересного. А сейчас позвольте мне показать вам мой внутренний дворик".

Автобус свернул на покрытую гравием дорогу, и Стивенс продолжал свою заранее подготовленную речь:

– Итак, с середины пятидесятых остров, несомненно, является ведущим центром изучения, лечения и профилактики заболеваний животных. – Он взглянул на меня и заметил: – Я ведь неплохо справился, детектив Кори?

– Я слышал выступления похуже.

– Хорошо. Оставим в покое историю и перейдем к осмотру. Прямо перед нами старый маяк, первый раз построенный по распоряжению Джорджа Вашингтона. Этот маяк возведен в середине пятидесятых годов девятнадцатого века. Он больше не используется по назначению и является историческим памятником.

Я смотрел через окно на каменное сооружение, стоявшее посреди заросшего травой поля. Маяк больше походил на двухэтажное здание, из крыши которого вырастает башня. Я поинтересовался:

– Разве вы не используете маяк в целях безопасности?

Он взглянул на меня:

– Вы все о работе? Ну, иногда, когда погода не очень благоприятствует катерам и вертолетам, я расставляю там людей с телескопом или прибором ночного видения. Маяк в таких случаях позволяет нам вести полный круговой обзор. Хотите еще задать вопросы о маяке?

– Нет, пока у меня все.

Автобус свернул на восток. Мы теперь ехали вдоль северного побережья острова. Слева тянулась береговая линия, справа росли искривленные деревья. Я обратил внимание на то, что пляж представляет собой приятное девственное пространство из песка и скал, и если бы не автобус и дорога, можно вообразить себя голландцем или англичанином XVI века, впервые ступившим на этот берег и обдумывающим, как обмануть индейцев и вытеснить их с острова.

Вдруг раздался резкий звук, который мы уже слышали и раньше. Что это? Иногда казалось, что он возникает произвольно.

Стивенс продолжал болтать об экологии и необходимости сохранить остров по мере возможности в первозданном виде. Пока он распространялся на эту тему, над нами пролетел вертолет, высматривая, как бы прикончить какого-нибудь оленя.

Дорога шла вдоль побережья, и смотреть было почти не на что, однако меня глубоко впечатлила заброшенность этого места. Казалось, здесь нет ни души и вы не встретите никого ни на пляже, но на дорогах, в самом существовании которых, очевидно, не было смысла, за исключением дороги, соединявшей главную лабораторию с пристанью.

Словно прочитав мои мысли, Стивенс сказал:

– Все эти дороги строила армия, чтобы связать Форт-Терри и береговые батареи. Оленьи патрули пользуются ими, больше по ним никто не ездит. – Он добавил: – Поскольку вся исследовательская работа сосредоточена в одном здании, большая часть острова пустует.

Мне пришло в голову, что оленьи патрули и патрули, обеспечивающие безопасность острова, – это одно и то же. Вертолеты и катера вполне могли вести наблюдение как за плавающими оленями, так и за террористами и другими злоумышленниками. У меня возникло тревожное ощущение, что проникнуть сюда легко. Но это уже не мое дело, и не ради этого я приехал сюда.

Пока что остров оказался не таким таинственным, как я ожидал. Я не знал, что от него на самом деле ждать, однако, подобно многим местам, чья зловещая слава выходит далеко за их пределы, после увиденного казалось, что здесь не так уж скверно.

Бет спросила Пола Стивенса:

– Как любители кататься на катерах узнают, что здесь причаливать запрещено?

– На всех картах нанесены предупредительные знаки, – ответил Стивенс. – Помимо этого вдоль всех пляжей развешаны предупреждения. К тому же патрули тут же займутся причалившими катерами.

Бет спросила:

– Как вы поступаете с нарушителями?

Стивенс ответил:

– Мы им наказываем больше не приближаться к острову. Вторично задержанных передают начальнику Максвеллу. – Он посмотрел в сторону Макса. – Я правильно говорю?

– Правильно. Таких у нас бывает не больше одного-двух в течение года.

Пол Стивенс пошутил:

– Только в оленей стреляют без предупреждения. – Он тут же стал серьезным и пояснил: – Случайный переход границ острова не является грубым нарушением. Как я уже говорил, мне не хочется внушить вам, что остров заражен. Этот автобус, например, биологически не заражен. Но из-за близости биологически зараженных районов мы предпочитаем не допускать на остров посторонних людей и любых животных.

Я не смог сдержаться:

– Из виденного я заключил, мистер Стивенс, что горстка не очень подготовленных террористов может однажды ночью высадиться на остров, уничтожить вашу охрану, похитить из лабораторий разные ужасные вещи или взорвать ее, выпуская смертоносные микробы в атмосферу. Кстати, когда залив покроется льдом, им даже катер не потребуется – сюда можно добраться пешком.

Стивенс ответил:

– На это я лишь замечу что остров охраняется гораздо лучше, чем вам могло показаться.

– Надеюсь, что так оно и есть.

– Поверьте мне на слово. – Он посмотрел на меня и спросил: – Почему бы вам не попытаться ночью проникнуть сюда?

Я люблю, когда мне бросают вызов:

– Спорю на сто зеленых, что я проберусь в ваш кабинет, сниму со стены ваш аттестат об окончании средней школы и на следующее утро повешу его у себя в конторе.

Стивенс упорно смотрел на меня, на его неподвижном восковом лице не дрогнул ни один мускул. Стало страшно.

Я сказал:

– Позвольте задать вам вопрос, на который все собравшиеся ждут ответа: не могли ли Том и Джуди Гордон вывезти микроорганизмы за пределы острова? Скажите нам правду.

Пол Стивенс ответил:

– Теоретически это возможно.

В автобусе наступила тишина, но я заметил, как водитель оглянулся, словно не веря своим ушам.

Стивенс спросил:

– Но ради чего?

– Ради денег, – ответил я.

– На них это не похоже, – сказал Стивенс. – Они любили животных. Зачем им уничтожать всех животных в мире?

– Может быть, они хотели уничтожить всех людей на земле, чтобы животные могли жить счастливой жизнью.

– Смешно, – сказал Стивенс. – Гордоны не вынесли отсюда ничего, что могло бы причинить зло хоть одному живому существу. Пусть меня уволят, если это не так.

– Вы уже поспорили. На собственную жизнь.

Мое внимание привлекло то, что Тед Нэш и Джордж Фостер не проронили ни слова, а я знал, что они прошли предварительный инструктаж и, скорее всего, не хотели показаться всезнающими людьми.

Стивенс повернулся к ветровому стеклу и объявил:

– Мы приближаемся к Форт-Терри. Здесь мы можем выйти и пройтись.

Автобус остановился, и все вышли.

Глава 9

Было чудесное утро, солнце поднялось уже достаточно высоко и грело сильнее. Пол Стивенс водил нас по Форт-Терри, который больше напоминал покинутый город. Зрелище было удивительно живописным – сохранились кирпичная тюрьма, старинная столовая, разбросанные двухэтажные казармы с верандой, дом коменданта, ряд других построек конца прошлого века. На холме стояла белая часовня.

Стивенс указал на еще одно каменное строение:

– Это единственное старое здание, которому нашлось применение сегодня – пожарное депо.

– Отсюда далековато до лаборатории, – заметил Макс.

– Да, – согласился Стивенс, – но новая лаборатория огнеупорна и располагает автономной внутренней противопожарной системой. Пожарные машины используются главным образом для тушения горящего кустарника и пожаров в биологически неизолированных зданиях.

Макс, который все время жил либо с наветренной, либо с подветренной стороны этого острова, не мог скрыть своей озабоченности:

– Но пожар или ураган уничтожат силовые установки, которые используются для фильтрования в биологически зараженных районах. Не так ли?

– Всякое возможно. Живут же люди рядом с ядерными реакторами. Современный мир – полон непредсказуемых ужасов. Химические, биологические и ядерные монстры ждут своего часа, чтобы полностью покончить с нынешним поколением и освободить место для эволюции новых видов.

Мне показалось, что у Стивенса поехала крыша.

Перед казармами простиралось поле со скошенной травой. Оно спускалось вниз к воде. По нему гогоча расхаживали стаи канадских гусей. Стивенс пояснил:

– Раньше здесь был плац. Мы постоянно косим траву, чтобы с самолета была видна надпись из бетонных букв: "Остров Плам – запретная зона". – Затем он пошутил: – Надпись отпугивает террористов.

Мы немного побродили кругом.

– До возведения главного здания многие административные учреждения размещались здесь в Форт-Терри. Сейчас практически все – лаборатории, охрана, склады, администрация, животные – находится под одной крышей, что очень удобно по соображениям безопасности, – рассказывал Стивенс. Затем он обратился ко мне: – Если бы кому-то удалось преодолеть внешнюю границу охраны, то в главное здание он все равно не пробрался бы.

– Вы меня вводите в соблазн, – отреагировал я.

Стивенс снова улыбнулся. Его улыбка приводила меня в восторг.

– К вашему сведению, я получил диплом колледжа штата Мичиган, он висит на стене за моим письменным столом, но вы его никогда не увидите, – с вызовом сказал он.

Я тоже улыбнулся. Как мне нравится выводить из равновесия людей, раздражающих меня. Мне нравился Макс, мне нравился Джордж Фостер, мне нравилась Бет, но я терпеть не мог Теда Нэша и Пола Стивенса. Не так уж плохо, когда нравятся трое из пяти, точнее, четверо из шести, если считать себя. Я становился все более нетерпим к лжецам, глупцам, хвастунам и тем, кто кичится своей властью. Кажется, я обладал большим терпением, до того как в меня стреляли. Надо будет поговорить об этом с Домом Фанелли.

Старый плац вдруг перешел в крутой обрыв над скалистым пляжем. Мы стояли на самом краю, откуда открылся прекрасный вид на море. Зрелище захватывало дух. Было видно, насколько это место пустынно, словно ты попал в иной мир. Подобное ощущение испытываешь часто, посещая острова, и особенно остров, подобный этому. Он, вероятно, был скучным форпостом, где делать было нечего, кроме как наблюдать за морем. Скорее всего, артиллеристы бы очень обрадовались, увидев приближение вражеских кораблей.

Стивенс сказал:

– Поздней осенью на этом пляже появляются тюлени.

Я спросил:

– Вы их отстреливаете?

– Ни в коем случае. До тех пор, пока они не заходят дальше пляжа.

Когда мы возвращались, Стивенс указал мне на большой валун в конце плаца. В одной из его трещин застряло заржавевшее пушечное ядро.

– Это со времен революции – британской или американской. Ядро откопали Гордоны.

– Где они его нашли?

– Кажется, прямо здесь. Они часто копали на тюленьем пляже и плацу.

– Правда?

– Вероятно, чутье подсказывало им, где следует копать. Они раскопали такое количество мушкетных пуль, что ими можно обеспечить целый полк.

– Что вы говорите? Продолжайте, мистер Стивенс.

– Для обнаружения металла они использовали детектор.

– Прекрасная мысль.

– Интересное увлечение.

– Верно. Моя бабушка очень любила копать. Я не знал, что Гордоны проявляли к этому интерес. Они мне так и не показали то, что нашли.

– Им пришлось оставить все на острове.

– Из-за заражения?

– Нет, потому что это федеральная земля.

Это было интересно, Нэш и Фостер начали прислушиваться. Я как раз не хотел этого, потому сменил тему, обращаясь к Стивенсу:

– Кажется, водитель автобуса пытается привлечь наше внимание.

Стивенс посмотрел в сторону автобуса, но водитель всего лишь разглядывал стаю гусей. Стивенс бросил взгляд на часы:

– Хорошо, давайте еще посмотрим остров, затем у нас встреча с доктором Золлнером.

Мы сели в автобус и двинулись дальше на восток, навстречу восходящему солнцу. Великолепный пляж тянулся мили две, на чистый песок, омываемый голубыми водами залива Лонг-Айленд, не ступала нога человека. Перед лицом этой грандиозной игры сил природы все молчали. Даже я.

Стивенс стоял и изредка поглядывал на меня, а я улыбался ему. Он тоже улыбался. Но это была не смешная улыбка.

Автобус остановился, и Стивенс сказал:

– Автобус дальше ехать не может. Придется идти пешком.

Все вышли из автобуса и оказались посреди удивительных старинных развалин. Куда бы я ни смотрел, везде виднелись массивные укрепления, заросшие виноградником и кустарником – долговременные огневые сооружения, бункера, пулеметные площадки, хранилища боеприпасов, туннели, кирпичные и бетонированные подходы и огромные, толщиной в три фута, стены с заржавевшими железными дверями.

Стивенс сказал:

– Один из этих подземных проходов ведет к секретной лаборатории, в которой до сих пор взятые в плен нацистские ученые разрабатывают самый совершенный неразрушимый вирус, способный истребить все земное население.

Для усиления впечатления он сделал паузу и продолжил:

– В другой подземной лаборатории покоятся законсервированные останки одного из четырех инопланетян, которые были обнаружены после катастрофы летающей тарелки в Росвилле, штат Нью-Мексико.

На несколько секунд воцарилась тишина. Ее нарушил я:

– Можно сначала посмотреть на нацистских ученых?

Все рассмеялись.

На лице Стивенса появилась очаровательная улыбка:

– Это два абсурдных мифа, связанных с островом. Рассказывают о странных самолетах, взлетавших с плаца после полуночи. Утверждают, что спид, как и оленья болезнь, тоже был изобретен на острове. – Он оглянулся и добавил: – Думаю, эти старые укрепления со всеми подземными проходами и комнатами способны возбудить богатое воображение. Убедитесь сами. Можете осмотреть все, что хотите. Если найдете инопланетян, дайте мне знать. – Его лицо озарила весьма странная улыбка, и мне показалось, что он и есть инопланетянин. – Стивенс добавил: – Разумеется, при этом всем надо дежаться вместе. Вы все время должны оставаться в поле моего зрения.

Это как-то не вязалось с его словами: "Можете осмотреть все, что хотите". Поэтому все мы вспомнили молодость – весело карабкались по руинам, поднимались по лестницам, брустверам. Но Стивенс не отставал. Какое-то время мы шли по кирпичной мостовой, которая спускалась вниз и упиралась в пару стальных дверей. Двери были полуоткрыты, и все вошли. Мы оказались в темном, прохладном, сыром помещении, кишевшем, наверное, разными тварями.

Стивенс вошел за нами и сказал:

– Отсюда можно попасть в огромный склад боеприпасов. – Его голос отдался глухим эхом. – По острову шла узкоколейка, по которой из гавани в эти подземные хранилища доставлялись боеприпасы и порох. Как видите, все давно заброшено. Здесь нет ничего секретного. Будь у меня фонарь, мы могли бы идти дальше, и вы убедились бы, что здесь никто не живет, не работает, не играет и не захоронен.

– Тогда где же нацисты и инопланетяне? – снова съязвил я.

– Я перевез их на маяк, – ответил Стивенс.

– Мы обеспокоены тем, что в подобном месте Гордоны вполне могли создать секретную лабораторию.

Стивенс возразил:

– Повторяю, я ни в чем не подозреваю Гордонов. Но поскольку такая мысль возникла, я велю своим людям обыскать весь этот комплекс. К тому же наверху расположено около девяноста заброшенных зданий. Нам придется проделать большую работу.

– Пошлите своего водителя за фонарями. Мне хотелось бы осмотреть это место, – сказал я.

В темноте стало тихо. Стивенс сказал:

– Если хотите, после встречи с Золлнером мы вернемся сюда и обследуем подземные проходы и помещения.

Мы вышли наружу.

– Двигайтесь за мной, – велел Стивенс.

Мы пошли за ним и оказались на узкой дорожке, ведшей к восточной оконечности острова.

Наконец мы добрались до оконечности острова-утеса, выступающего футов на сорок над усеянным скалами пляжем. Вода размыла бетонный бункер. Несколько кусков бетона лежали на утесе, некоторые обломки выступали из воды.

Отсюда открывался воистину замечательный вид. Слева едва заметно вырисовывалась прибрежная линия Коннектикута, а прямо впереди на расстоянии двух миль лежал кусок земли, известный под названием Большой остров чаек.

Стивенс показал на юг.

– Видите громаду скал? Это остров, где проводились пробные артиллерийские стрельбы и бомбометания. Если вы увлекаетесь морскими прогулками на катере, к нему лучше не приближаться – там осталось много неразорвавшихся снарядов и бомб. За грудой скал виден северный берег острова Гардинер, который, как это известно начальнику Максвеллу, – частная собственность клана Гардинеров. Публике туда вход заказан. Чуть дальше расположен остров Фишере, который в тысяча шестисотом году, подобно острову Плам, часто навещали пираты. Итак, с севера на юг тянется цепь островов – остров Пиратов, остров Чумы, остров Опасный и остров Частный. Он улыбнулся своему остроумию, точнее, на его лице появилось что-то вроде полуулыбки.

Вдруг мы увидели, как один из патрульных катеров вынырнул из-за мыса. Экипаж из трех человек заметил нас, и один из них поднял бинокль. Кажется, он узнал Пола Стивенса и помахал рукой, а Стивенс ему ответил. Я посмотрел вниз на пляж и заметил на песке горизонтальные красные полосы, вызвавшие ассоциацию с наполненным малиной белым слоем торта.

Позади раздался голос водителя, шедшего к нам по узкой дорожке. Стивенс сказал:

– Оставайтесь здесь, – и пошел навстречу водителю. Водитель передал ему сотовый телефон. Как раз в этом месте гид пропадает, автобус неожиданно уезжает, оставляя Бонда наедине с девушкой. Вот тогда-то из воды появляются водолазы с автоматами и открывают огонь, затем вертолет...

– Детектив Кори?

Я взглянул на Бет:

– Да?

– Что ты обо всем этом думаешь?

Краем глаза я уловил, что Макс, Нэш и Фостер увлеклись осмотром остатков укрепления.

Я был один на один с Бет и сказал:

– Ты выглядишь шикарно.

– Что ты думаешь о Поле Стивенсе?

– Псих.

– А какое у тебя сложилось впечатление об увиденном и услышанном?

– Групповой туризм. Но иногда что-то удается выведать.

Они кивнула:

– Что ты думаешь об этой археологической чепухе? Ты знал о ней?

– Нет. Я знал об историческом обществе Пеконика, но не слышал, чтобы здесь велись археологические раскопки. К тому же Гордоны никогда не упоминали о покупке акра бесполезной земли с видом на залив.

– Что это за бесполезный акр земли?

– Потом расскажу. Все эти обрывки информации указывают на перевозку наркотиков, но возможно, что это и не так. Здесь происходит нечто другое... У тебя в ушах не возникал резкий звук?

– Насколько помню, нет. А у тебя?

– Возникал. Похоже на акустический сигнал.

– Похоже, ты уже на три четверти нетрудоспособен.

– Нет, это звуковая волна. Она вырвалась на поверхность, натолкнулась на что-то и вернулась назад.

– В следующий раз, когда услышишь, подними руку.

– Хорошо. Мне положено соблюдать покой, а ты все расстраиваешь меня с тех самых пор, как я встретил тебя.

– Ты меня тоже. – Она сменила тему: – Знаешь, остров охраняется не так строго, как мне казалось, особенно если учесть то, что на нем делается. Будь это ядерный центр, охранников было бы гораздо больше.

– Да. Естественная граница острова охраняется из рук вон плохо, возможно, внутренняя охрана в лаборатории лучше. Вероятно, Стивенс не врет, утверждая, что охранников больше, чем видит глаз. У меня же сложилось такое впечатление, что Гордоны могли бы легко вынести отсюда все что угодно.

– Думаю, мы сегодня или завтра узнаем, если они что-то вынесли, и нам сообщат, что именно.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я.

– Потом скажу, – ответила она.

– Скажи мне за ужином.

– Наверное, придется.

– Увидишь, все будет хорошо.

– Мое шестое чувство подсказывает, что свидание будет неудачным.

– Свидания со мной приносят удачу. Во время свиданий я никогда не пускаю в ход оружие.

– Рыцарство еще не погибло.

Бет повернулась и отошла. Она остановилась у края утеса и посмотрела вниз на воду. Залив находился слева, Атлантический океан – справа, ветры и течения здесь смешивались. Казалось, чайки неподвижно парили в воздухе, а гребни волн, сталкиваясь, пенили воду. Стоявшая на ветру посреди голубого неба, белых облаков, чаек, моря и солнца Бет смотрелась великолепно. Я представил ее обнаженной в этой же самой позе.

Стивенс вернулся после переговоров по сотовому телефону и объявил:

– Можно возвращаться к автобусу.

Все пошли по дороге, тянувшейся впритык к утесу. Через несколько минут мы достигли района разрушенных артиллерийских укреплений.

Я обнаружил, что один из крутых подъемов, на котором строились укрепления, недавно подвергся воздействию человека – был заметен свежий слой земли. Верхний слой, как это и должно быть, представлял собой органический компост, а под ним лежал белый песок, что тоже не вызывало никаких подозрений. Но следующий слой напоминал красноватую полоску чего-то похожего на ржавчину, затем шел песок, и снова полоса красной ржавчины, точно такая как на пляже. Я обратился к Стивенсу:

– Извините, природа зовет. Я мигом вернусь.

– Не заблудитесь, – сказал Стивенс, отнюдь не шутя.

Я обошел основание холма, поднял кусок засохшего дерева и начал тыкать им в поверхность поросшего травой склона. Черный компост и трава поддались, и я увидел бело-красный слой. Я взял горсть красновато-коричневой почвы и увидел, что это глина, перемешанная с песком и, может быть, окисью железа. Очень похожа на ту, что была снаружи и внутри кроссовок Тома и Джуди. Интересно.

Я положил горсть почвы в карман, обернулся и увидел, что Стивенс наблюдает за мной.

– Кажется, я говорил о "линии невозвращения", – сказал он.

– Кажется, да.

– Что вы положили в карман?

– Свой член.

Мы стояли, уставившись друг на друга. Наконец он заявил:

– На этом острове, детектив Кори, я представляю закон. Не вы, не детектив Пенроуз и даже не начальник Максвелл и те два джентльмена. – Он сверлил меня своим ледяным взглядом. – Можно взглянуть на то, что вы засунули в карман?

– Можно, но затем мне придется вас убить. – Я улыбнулся.

Он некоторое время раздумывал, какое решение принять, затем сказал:

– Автобус отходит.

Я прошел мимо него, он пристроился за мной. Я уже ждал, что мне на шею накинут удавку, ударят по голове, всадят финку в спину, но Стивенс был не таков. Он, скорее всего, предложил бы мне чашку кофе, приправленного бациллой сибирской язвы.

Мы заняли прежние места, и автобус тронулся в путь. Автобус ехал на запад, назад к паромной пристани и главной лаборатории. В обратном направлении мимо нас проехал пикап с двумя вооруженными мужчинами в голубых униформах.

В общем, я узнал и увидел больше, чем ожидал, услышал достаточно, чтобы мое любопытство основательно проснулось. Я был уверен, что ответ на вопрос, почему убили Тома и Джуди, нужно искать на этом острове. И как я уже говорил, раз известна причина, преступника в конце концов найдут.

Джордж и Фостер, которые все это время молчали, спросили Стивенса:

– Вы уверены, что Гордоны вчера в полдень уехали отсюда на своем катере?

– Совершенно уверен. Согласно записи в журнале, утром они работали в биологически опасной секции, расписались об уходе, приняли душ, сели в такой же автобус, как этот, идущий на пристань. По крайней мере двое из моих людей видели, как они на своем катере помчались в сторону залива Плам.

Фостер спросил:

– Кто-нибудь с вертолета или патрульного катера заметил их в заливе?

Стивенс покачал головой:

– Нет. Я спрашивал.

Бет задала вопрос:

– Вдоль береговой линии есть такое место, где можно спрятать катер?

– Нет. Там нет ни одной глубокой бухты или узкого пролива. Это сплошной пляж, за исключением одной искусственной бухты, куда приходит паром.

Я спросил:

– Если бы ваши люди на патрульном катере обнаружили где-нибудь близ острова ставший на якорь катер Гордонов, они бы велели им убраться подальше?

– Нет. Гордоны иногда становились на якорь и ловили рыбу или плавали недалеко от острова. Патрули их хорошо знали.

Не думал, что Гордоны были такими страстными рыбаками.

– Ваши люди видели их когда-нибудь стоящими на якоре близ берега после наступления темноты или поздно ночью? – спросил я.

Немного подумав, Стивенс ответил:

– Я обратил внимание на это лишь однажды. Как-то в июле, около полуночи, катер Гордонов стоял на якоре близ южного берега. Выяснилось, что на катере никого нет, и мои люди направили свои прожекторы на берег. Гордоны были там ... – Он откашлялся, как бы давая понять, чем именно занимались Гордоны на пляже. Стивенс добавил: – Патруль оставил их в покое.

Я раздумывал над этим некоторое время. Том и Джуди казались мне парочкой, способной заниматься любовью в любом месте. В том, что они это проделывали на пустынном пляже, не было ничего необычного. Однако именно это обстоятельство меня крайне удивило и поставило ряд новых вопросов.

Автобус проехал паромную пристань, свернул на север, остановился на овальной площадке перед главной лабораторией. Мы вышли из автобуса.

– Надеюсь, вам понравилась поездка по острову, – сказал Пол Стивенс. Не дождавшись ответа, он взглянул на часы и произнес: – Прекрасно, можно входить. Следуйте за мной.

Глава 10

Полукруглый вестибюль лаборатории возвышался на два этажа, главную лестницу окружали антресоли. Было приятно находиться в этом светлом и просторном помещении. Обреченных коров, вероятно, держали где-то в глубине здания.

На стене слева, как и принято, высели портреты – президента, министра сельского хозяйства и Карла Золлнера. "В таком месте, как это, портретов могло быть и больше, – подумал я. – Смотря на них, невольно приходишь к выводу, что Золлнер скоро сядет в кресло Овального кабинета Белого дома".

Здесь даже был администратор, принимающий гостей; нам пришлось зарегистрироваться и обменять пристежные голубые пропуска на белые с пластиковой цепочкой, чтобы их можно было повесить на шею. "Неплохая мера безопасности, – подумал я. – Остров состоит из двух частей: этого здания и всего остального". А это здание разделено на зоны. Стивенса нельзя недооценивать.

Привлекательная молодая дама в юбке до колен спустилась по лестнице, прежде чем я успел разглядеть ее бедра. Она представилась как Донна Альба, ассистентка доктора Золлнера.

– Доктор Золлнер вас скоро примет. А тем временем я покажу вам здание, – улыбаясь, сказала она, обращаясь к нам.

– А я пока свяжусь со своим офисом и узнаю, нет ли какой-нибудь новой информации по нашему делу, – произнес, глядя на часы, Стивенс. – Донна Альба возьмет вас под свою опеку. – Бросив на меня быстрый взгляд, он добавил: – Пожалуйста, не отходите от мисс Альбы.

– А что, если мне захочется в туалет?

– Вы туда уже ходили. – Он уже поднимался по лестнице, чтобы первым зайти к Золлнеру и, разумеется, доложить о пяти непрошеных гостях.

Я разглядывал Донну Альбу. Брюнетка лет двадцати пяти, приятное лицо и тело, голубая юбка, белая блузка и кроссовки. Если учесть ежедневные переправы на пароме и возможные поездки по острову, ходить на высоких каблуках было бы непрактично.

Как бы то ни было, Донна была достаточно привлекательна, и я вспомнил, что сегодня утром видел ее на нашем пароме. Следовательно, она еще не успела познакомиться с господами и, скорее всего, ничего не знала о сговоре.

Донна попросила нас представиться, что мы и сделали, опустив такие ужасающие титулы, как "детектив по убийствам", ФБР или ЦРУ.

Она пожала руку каждому и одарила Нэша улыбкой. Женщины так плохо разбираются в мужчинах!

– Добро пожаловать в центр по исследованию болезней животных на острове Плам. Я знаю, Пол кратко проинформировал вас и устроил поездку по острову.

Она пыталась все время улыбаться, но я видел, что это ей удавалось с трудом. Она продолжала:

– Я очень ... то, что произошло, – ужасно. Я очень любила Гордонов. Их все любили. – Она оглянулась. – Я не должна обсуждать или комментировать... Но мне кажется, я не должна скрывать, какие чувства испытываю.

Бет бросила взгляд на меня и, заметив, вероятно, в обороне острова брешь, попыталась ее расширить:

– Джон и Макс были хорошими друзьями Тома и Джуди.

Я посмотрел Донне в глаза и произнес:

– Мы благодарны работникам острова за содействие и помощь.

Эта помощь свелась к тому, что Стивенс устроил нам турпоездку по развалинам и пустынным местам острова. Однако хотелось, чтобы Донна говорила без стеснения, конечно, не здесь и не сейчас, а дома, когда мы навестим ее.

– Я вам покажу здание. Следуйте за мной.

Донна обратила наше внимание на двери в конце вестибюля. Они были выкрашены в особый предупредительно-желтый цвет, схожий с цветом острова Плам на карте. Двери резко выделялись на сером фоне вестибюля. Табличка на левой двери гласила: "Женская раздевалка", на правой – "Мужская раздевалка", а поверх этих надписей – "Посторонним вход воспрещен".

Донна пояснила:

– Двери ведут в биологически опасные зоны. Этот вестибюль вместе с административными помещениями представляет собой отдельное строение, изолированное от биологически опасного здания, хотя с внешней стороны может показаться, что это один корпус. На самом же деле пройти отсюда в биологически опасную зону можно только через эти две раздевалки.

Макс поинтересовался:

– Имеются ли другие входы и выходы из биологически опасных зон?

– Войти можно через служебный вход. Через него доставляются животные, фураж, запасы и все остальное. Но выйти тем же путем невозможно. Каждый, кто выходит, должен пройти зону обеззараживания, где находятся душевые.

Фостер задал вопрос:

– Что происходит с анатомированными трупами, отходами и тому подобным?

– Они либо попадают в крематорий, либо через трубы – в водоочистители и обеззараживатели, – ответила Донна. – Вот и все. Эти две двери, как и служебный вход, ведут внутрь, дальше находятся трубы и крематории, на крыше – специальные воздушные фильтры, способные улавливать мельчайшие вирусы. Здание хорошо изолировано.

Все молчали, каждый думал о Гордонах и о том, как из лаборатории можно вынести различные вещества.

Донна продолжала:

– Раздевалки, как и этот вестибюль, входят в первую зону. Выйдя из раздевалок, вы попадаете во вторую зону и должны переодеться в специальную белую одежду. Прежде чем вернуться в первую зону из второй, третьей и четвертой, вы обязаны принять душ. Душ находится во второй зоне.

– Душ совместный? – спросил я.

Она рассмеялась:

– Нет, конечно. Насколько я знаю, у вас имеется допуск во вторую, третью и четвертую зоны. Можете воспользоваться им, если пожелаете.

– Вы нас туда будете сопровождать? – Когда Тед Нэш задал этот вопрос, на его лице блуждала глупая улыбка.

Она покачала головой:

– Мне за это не платят.

– Почему у нас нет допуска в пятую зону? – полюбопытствовал я.

Донна чуть удивленно взглянула на меня:

– Пятую? Зачем вам туда?

– Не знаю. Просто потому, что она есть.

– Человек десять имеют право входа в эту зону. Но чтобы войти туда, необходимо одевать такой космический скафандр...

– Гордонам разрешалось туда входить?

Она кивнула.

– Что происходит в пятой зоне?

– Вам следует задать этот вопрос доктору Золлнеру. – Она взглянула на часы. – Следуйте за мной.

– И держитесь вместе, – добавил я.

Все стали подниматься вверх по лестнице, а я плелся в хвосте, потому что моя больная нога заныла и потому что мне хотелось хорошо разглядеть ноги и попочку Донны. Я знаю, что я поросенок, мне легко подцепить свиную лихорадку.

Мы приступили к осмотру двух крыльев, прилегавших к вестибюлю. Я заметил, что все двери в длинных коридорах закрыты и пронумерованы, но ни на одной из них не было табличек с именами или с объяснением, для чего они предназначены, за исключением туалетов. "Здесь безопасность на высоте", – подумал я, снова восхищаясь параноидным умом Стивенса.

Мы вошли в помещение, в котором несколько яйцеголовых типов рылись в стеллажах или читали за столами.

– Это самая уникальная библиотека в мире, – пояснила Донна.

Я не думал, что в мире так уж много библиотек, посвященных болезням животных, но произнес:

– Поразительно!

Донна взяла с длинного стола кипу брошюр, пресс-релизов и раздала их нам. На сложенных втрое брошюрах были такие названия, как "Свиная холера", "Африканская свиная лихорадка", "Африканская лошадиная болезнь" и "Одутловатость кожи", которой, судя по страшным фотографиям, болела одна из моих подруг. Мне не терпелось поскорей отправиться домой и почитать эту макулатуру. Я попросил Донну:

– Можно мне взять еще две брошюры о чуме рогатого скота?

– Еще две? Конечно... – Донна действительно была очень добра. Затем она вручила каждому из нас ежемесячный журнал "Сельскохозяйственные исследования", на обложке которого рекламировалась захватывающая история "Половой аттрактант[3] как средство уничтожения фруктового червя". Я спросил Донну:

– Можно это завернуть в коричневую бумагу?

– А... вы, наверное, шутите. Ведь так?

Джордж Фостер сказал:

– Не принимайте его слишком серьезно.

– Как раз наоборот, мистер Фостер, вам следует относиться ко мне весьма серьезно. Но если вы принимаете мой глуповатый юмор за беспечность или невнимательность, тем лучше.

Наступила вторая часть нашего группового турпохода. Мы осмотрели аудиторию, столовую, уютную современную комнату с большими окнами, откуда были видны маяк, залив и Ориент-Пойнт. Донна предложила нам кофе, и мы сели за круглый стол в пустой столовой.

– Исследователи из биологически опасной зоны заказывают свои обеды по факсу, – пояснила Донна. – Это лучше, чем принимать душ. Тот, кто доставляет заказанные обеды во вторую зону, принимает душ. Ученые целиком отдаются работе, они трудятся в биологически опасной зоне по восемь-десять часов в день. Не знаю, как такое можно выдержать.

– Они заказывают гамбургеры? – спросил я.

– Простите?

– Эти ученые... заказывают говядину, ветчину, баранину?

– Думаю... я встречаюсь с одним исследователем. Он любит бифштексы.

– И он потрошит больных и вонючих коров?

– Да. Ко всему привыкаешь.

Я кивнул. Гордоны тоже занимались анатомированием и тоже любили бифштексы. Странно. Я же никак не мог привыкнуть к воняющим человеческим трупам. Может быть, с животными дело обстоит иначе. Разные породы и все такое.

Я почувствовал, что наступил единственный шанс отделиться от стада, поэтому взглянул на Макса, встал и спросил:

– А где тут у вас туалет?

– Вон там. – Донна указала на углубление в стене. – Только не выходите из столовой.

Я опустил руку на плечо Бет.

– Проследи, чтобы Стивенс, вернувшись, не подсыпал вирусы сибирской язвы в мой кофе.

Затем я вышел в холл, откуда двери вели в две комнаты отдыха. Макс присоединился ко мне, и мы остановились в коридоре, заканчивавшемся тупиком. Комнаты отдыха прослушиваются чаще, чем коридоры. Я сказал:

– Они будут утверждать, что оказали нам полное содействие, показали весь остров и исследовательский центр, за исключением пятой зоны. В действительности же на осмотр всего здания, включая подвальный этаж, ушло бы несколько дней, а опрос штата занял бы целую неделю.

Макс кивнул:

– Следует сделать вид, что нам, как и этим людям, очень хочется узнать, не исчезло ли что-нибудь из лаборатории. Давай хоть в этом поверим им.

На это я заметил:

– Даже когда они обнаружат, если уже не обнаружили, что именно вынесли Гордоны, нам они ничего не скажут. Они скажут Фостеру и Нэшу.

– Ну и что? Мы же расследуем убийство.

– Когда я узнаю, что и почему произошло, то скоро смогу назвать преступника.

– Обычно в делах, связанных с национальной безопасностью, можно считать себя счастливчиком, если хоть что-нибудь удается узнать. На этом острове нам нечего делать. Остров и рабочее место убитых у них под колпаком. Мы контролируем место преступления, дом убитых. Скорее всего, мы можем выгодно продать часть своей информации Фостеру и Нэшу. Но я не думаю, что их волнует, кто убил Гордонов. Они хотят удостовериться, что Гордоны не сделали ничего, что может впоследствии уничтожить всю страну. Понимаешь?

– Да, Макс, я знаю. Однако мой инстинкт полицейского подсказывает...

– А что, если мы поймаем убийцу и не сможем предать его суду по той простой причине, что в штате Нью-Йорк не окажется двенадцати человек, чтобы составить жюри?

– Кончай разводить мелодраму. И вообще. Возможно, тут нет никакой связи с вирусами. А что, если это наркотики?

– Очень возможно, кстати, какого ты мнения о Стивенсе?

Макс посмотрел поверх моего плеча и увидел в коридоре приближающегося к нам охранника в голубой униформе.

– Джентльмены, чем могу вам помочь?

Когда кого-нибудь посылают прервать частный разговор, это означает, что подслушать его не удалось.

Макс поблагодарил охранника, и мы присоединились к остальным.

Попив кофе и поболтав с нами, Донна снова взглянула на часы и объявила:

– Сейчас мы завершим осмотр крыла, после чего отправимся к Золлнеру.

– Вы это нам говорили полчаса назад, – тихо напомнил я Донне.

– Сегодня утром он очень занят, – ответила она. – Телефон звонит не переставая. Вашингтон, журналисты со всей страны. – На ее лице появились признаки удивления и скепсиса. – Я не верю тому, что они говорят о Гордонах. Абсолютно. Это исключено.

Все вышли из столовой и некоторое время блуждали по однообразным серым коридорам. В конце концов, когда я осматривал помещение с компьютерами, мое терпение лопнуло:

– Я бы хотел осмотреть лабораторию, в которой работали Гордоны.

– Это в биологически опасной зоне. Вероятно, вы сможете ее осмотреть позднее.

– Хорошо. А как насчет кабинета Тома и Джуди здесь, в административной зоне?

Мой вопрос смутил ее:

– Спросите доктора Золлнера. Он не велел мне показывать вам кабинет Гордонов.

Мне не хотелось быть грубым с Донной, поэтому я бросил в сторону Макса взгляд, понятный только полицейским, – мол, Макс, твоя очередь играть роль скверного мальчика.

Макс обратился к госпоже Альбе:

– Как начальник полиции Саутхолда, частью которого является этот остров, я требую, чтобы вы отвели нас в кабинет Тома и Джуди, дело об убийстве которых я расследую.

Неплохо, Макс.

Казалось, еще немного, и бедная Донна Альба упадет в обморок.

Бет решительно поддержала нас с Максом:

– Все верно. Поступайте так, как велит начальник Максвелл.

Теперь наступил черед Фостера и Нэша, хотя я уже и так знал, что они скажут. Роль козла отпущения досталась Джорджу Фостеру.

– Учитывая род деятельности Гордонов и вероятность, что в их кабинете хранятся бумаги и документы... – начал он.

– Имеющие отношение к национальной безопасности, – услужливо вставил я, – и так далее и тому подобное.

Однако это не смутило Фостера, который как ни в чем не бывало продолжал:

– У Гордонов был допуск к секретам, поэтому их бумаги считаются секретными.

– Чушь.

– Извините, детектив Кори, позвольте мне договорить. – При этом он одарил меня соответствующим взглядом. – Однако в интересах взаимного согласия и дабы избежать споров по юридическим вопросам, я сделаю один звонок, после которого, уверен, нам разрешат посетить кабинет Гордонов. – Он кинул взгляд в сторону меня, Макса и Бет. – Согласны?

Мы молча кивнули.

Само собой разумеется, кабинет Гордонов еще вчера или сегодня рано утром был перерыт сверху донизу и избавлен от всей не подлежащей оглашению информации. Как говорила Бет, нам покажут лишь то, что посчитают нужным. Я был уверен, что Джордж и Тед надумают устроить большую шумиху по этому поводу, словно мы действительно можем найти что-то интересное в кабинете Гордонов.

Донна Альба, казалось, вздохнула с облегчением и обратилась к Нэшу:

– Я позвоню доктору Золлнеру. – Она взяла телефонную трубку и нажала кнопку двусторонней оперативной связи. Тем временем Тед Нэш вытащил переносной телефон и, отойдя на некоторое расстояние от нас, стал разговаривать или делал вид, что разговаривает с Богами Национальной Безопасности в Великой Столице Империи Путаницы.

Завершив свои переговоры, он вернулся к нам, смертным. Донна тоже положила трубку и кивком головы дала нам знать, что все в порядке. Тед Нэш также кивнул.

– Пожалуйста, следуйте за мной, – сказала Донна.

Мы прошли за ней в коридор и направились к восточному крылу здания, мимо лестницы, по которой поднялись. Мы подошли к комнате номер 265, Донна отперла дверь универсальным ключом.

В кабинете находились два письменных стола, модем, полки и длинный рабочий стол, заваленный книгами и бумагами. Никакого лабораторного оборудования здесь не было, только обычные для кабинетов вещи, включая факс.

Некоторое время мы рылись в столах Гордонов, открывая ящики, осматривая бумаги, но, как я уже говорил, в этом кабинете уже навели идеальный порядок. В любом случае люди, вступившие в заговор, не оставляют пометок на календаре или компрометирующих их записок.

Однако никогда не знаешь, что найдешь. Я просмотрел их телефонную книгу и заметил, что у них во всем мире много знакомых, особенно, пожалуй, среди ученых. Я открыл страницу на Гордон и нашел имена родителей Тома и людей, которые, вероятнее всего, были его сестрой, братом и другими членами семьи. Все из Индианы. Я не знал девичьей фамилии Джуди.

Я открыл на Кори Джона и нашел свое имя, хотя не припомню, чтобы они мне звонили с работы. Я поискал Сильвестра Максвелла и нашел номера его рабочего и домашнего телефонов. Я поискал Маргарет Уили, но там было пусто, что меня не удивило. Тогда я поискал фамилию Мэрфи, соседа Гордонов, там было записано все семейство – Эдгар и Агнес, что логично. Я нашел Фредрика Тобина и вспомнил, что как-то мы с Гордонами пришли на его винзавод на дегустацию. Я поискал и нашел историческое общество Пеконика, а также телефон его президента, некой Эммы Уайтстоун.

Я искал "Сливового контрабандиста" и "колумбийский картель наркотиков", однако мне не повезло. Я попытался найти "террористов" и "арабских террористов", но и там было пусто. Я не нашел также Стивенса и Золлнера. Должно быть, на сотрудников острова существовал отдельный справочник, и я собирался поискать его.

Нэш возился с компьютером Тома, а Фостер забавлялся с компьютером Джуди. Видимо, это единственные вещи, которые они сегодня утром не успели выпотрошить.

Я заметил, что в кабинете не было ни личных вещей, ни фотографий, ни произведений искусства, ни даже письменных принадлежностей. Все казенное. Я спросил Донну об этом, и она сказала:

– В первой зоне нет запрета на личные вещи. Однако сотрудники обычно не берут с собой много вещей, за исключением, может быть, косметики, лекарств. Не знаю почему. Честно говоря, мы можем реквизировать все, что сочтем нужным, в пределах разумного, конечно. В этом смысле мы немного испорчены.

– Так вот куда уходят мои налоги.

Она улыбнулась:

– Нам нужна хоть какая-нибудь радость на этом сумасшедшем острове.

Я подошел к большой доске объявлений. Бет и Макс читали прикрепленные к ней обрывки бумажек. Я сказал так, чтобы федералы не могли расслышать:

– Здесь уже навели идеальный порядок.

Макс спросил:

– Кто это сделал?

Бет ответила:

– Мы с Джоном видели, как сегодня утром оба наших друга прибыли с острова паромом. Они уже побывали здесь до нас, встречались со Стивенсом и посетили этот кабинет.

Макс проворчал:

– Но это же нарушение закона.

На это я ему заметил:

– На твоем месте я бы оставил все как есть. Теперь ты понимаешь, почему я не в лучшем настроении.

– Не заметил этого, однако сейчас я возмущен.

Любезный голос Донны прервал нас:

– Мы немного выбиваемся из графика. Может быть, потом вернемся сюда еще раз?

– Я хочу лишь одного, – бросила ей Бет, – проследите, чтобы эта комната была заперта на висячий замок. Я пришлю сюда сотрудников полиции графства, они осмотрят помещение.

– Полагаю, под осмотром вы подразумеваете арест находящихся здесь вещей, – вмешался Нэш.

– Полагать так – ваше право.

Фостер заявил:

– Считаю, что нарушен федеральный закон, и я намерен получить всю необходимую информацию на территории федеральной собственности. Я предоставлю ее полиции графства Суффолк.

Бет возразила:

– Нет, Джордж. Я беру весь этот кабинет под арест и предоставлю вам необходимую информацию.

Донна, чувствуя, что ситуация накаляется, торопливо проговорила:

– Давайте осмотрим дежурное помещение. После этого встретимся с доктором Золлнером.

Мы вернулись в коридор и вместе дошли до двери с номером 237. Она набрала код на клавиатуре и открыла дверь в большую комнату без окон.

– Это дежурная комната, командный, контрольный и коммуникационный центр всего острова, – объяснила Донна.

Мы вошли. Спиной к нам сидел, разговаривая по телефону, молодой человек.

– Это Кеннет Гиббс, – представила его Донна, – помощник Пола Стивенса. Кеннет сегодня дежурный офицер.

Кеннет повернулся к нам и сделал приветственный жест рукой.

Я осмотрелся. На столах стояли три разных типа радиопередатчиков и радиоприемников, компьютерный терминал, телевизор, два факса, телефоны, сотовые телефоны, телетайп и несколько других электронных штуковин. Две телевизионные камеры под потолком просматривали комнату.

На стене висели всевозможные карты, радиочастоты, записки, журнал дежурств и тому подобное. Мы находились в центре оперативного управления и связи. Но я не видел двери, которая вела бы в личный кабинет Стивенса.

Донна продолжала объяснять:

– Отсюда мы поддерживаем связь с Вашингтоном и с исследовательскими центрами на территории Соединенных Штатов, Канады, Мексики и других стран мира. Мы также связаны с центрами по контролю за болезнями в Атланте. К тому же у нас прямая линия с пожарной службой и другими ключевыми точками на острове, а также с национальной метеослужбой и многими другими учреждениями и организациями, которые обслуживают остров Плам.

– Как, например, военные ведомства? – спросил я.

– Да. И особенно служба береговой охраны.

Гиббс положил трубку и присоединился к нам. Мы представились друг другу.

Гиббс был высоким парнем старше тридцати лет, голубоглазым, с короткими светлыми волосами, как и его начальник, с аккуратно выутюженными брюками и рубашкой, в голубом галстуке. На одном из стульев висел блейзер, тоже голубой. Я ничуть не сомневался, что Гиббс родился в здешней лаборатории, в результате клонирования члена Стивенса.

– Я готов ответить на ваши вопросы относительно этой комнаты, – сказал Гиббс.

– Вы не оставите нас на несколько минут наедине с мистером Гиббсом? – обратилась Бет к Донне.

Она посмотрела на Гиббса, тот кивнул.

Донна вышла в коридор.

Макс, единственный из нашей группы, живший по соседству с островом и не понаслышке знавший капризы местной погоды, спросил Гиббса:

– Как вы поступаете, когда приближается сильный норд-ост или ураган?

Гиббс ответил:

– В рабочее время мы эвакуируем персонал.

– Всех?

– Кому-то приходится оставаться, чтобы присмотреть за лавкой. Мне, например, или Стивенсу, а также другим из службы охраны, пожарной команды, одному-двум работникам технического обслуживания, следящим за тем, чтобы генераторы и фильтры продолжали работать, и может быть, паре ученых, наблюдающих за микробами. Думаю, доктор Золлнер скорее предпочтет пойти на дно вместе со своим кораблем, чем оставить его. – Он рассмеялся.

Наверное, я не такой, как другие, но мне не до шуток, когда речь идет о том, что смертоносные болезни могут вырваться на свободу.

Гиббс добавил:

– В нерабочее время, когда на острове почти никого нет, нам бы пришлось вызвать ключевых специалистов. Затем надо было бы переправить паромы и другие плавающие средства в укрытия для подводных лодок в Нью-Лондоне, где они в полной безопасности. Подводные лодки выходят в океан и погружаются глубоко под воду, где они в полной безопасности. Мы знаем, что необходимо делать. Мы готовы ко всяким неожиданностям.

– Если бы произошла биологическая утечка, вы бы известили меня? – поинтересовался Макс.

– Вы узнали бы об этом почти первым, – заверил его Гиббс.

Макс не удовлетворился ответом:

– Понятно. Но мне хотелось бы узнать об этом по телефону или радио, а не тогда, когда я начну харкать кровью.

Это немного смутило Гиббса, и он сказал:

– Служебное руководство предписывает мне, кому звонить и в каком порядке. Вы среди первых.

– Я просил установить здесь сирену тревоги, которая была бы слышна на материке.

– Если мы вам позвоним, вы можете сыграть, если хотите, роль такой сирены для гражданского населения. Я не ожидаю никаких утечек, так что вся эта проблема надуманна.

– Нет. Дело в том, что это место вселяет страх, и он не исчез после того, что я увидел здесь.

– Вам нечего бояться.

Мне было приятно слышать это. Тем не менее я спросил Гиббса:

– А что, если на остров высадятся вооруженные люди?

– Террористы?

– Да, террористы. Недовольные почтовые служащие могли бы причинить еще больше неприятностей.

Это его не рассмешило.

– Если наша охрана не справилась бы с ними, мы вызвали бы береговую охрану. Прямо отсюда. – Он указал пальцем на радио.

– Что, если это помещение уничтожат первым?

– В здании имеется второй такой центр.

– В подвальном помещении?

– Может быть. Мне кажется, вы расследуете убийство.

Мне нравятся полицейские, умеющие молчать.

– Верно. Где вы были вчера вечером в пять тридцать?

– Я?

– Вы.

– Дайте подумать...

– Где ваш автоматический пистолет сорок пятого калибра?

– Вон там, в ящике стола.

– Из него стреляли в последнее время?

– Нет... Ну, иногда я беру его с собой в тир...

– Когда вы в последний раз видели Гордонов?

– Дайте подумать...

– Как близко вы знали Гордонов?

– Не очень близко.

– Вы когда-нибудь выпивали вместе?

– Нет.

– Обедали? Ужинали?

– Нет. Я говорил...

– Вам когда-нибудь приходилось говорить с ними по службе?

– Нет... хотя...

– Хотя?

– Несколько раз. По поводу их катера. Им нравились пляжи острова. Они обычно приезжали сюда на катере по выходным, становились на якорь недалеко от пустынного пляжа на южной стороне острова, затем плыли к берегу, таща за собой резиновый плот. На плоту находилось все необходимое для пикника. В этом нет ничего необычного. Мы как-то устроили пикник для всех служащих и их семей в День независимости. Единственный раз, когда посторонним лицам разрешили побывать на острове, однако это пришлось прекратить по соображениям безопасности. Гордоны никого с собой не брали. Тем не менее их катер создавал проблемы.

– Какие проблемы?

– Днем он привлекал внимание других любителей морских прогулок, которым казалось, что им тоже позволено высаживаться на берег. После наступления темноты их катер представлял опасность для навигации. Я поговорил с ними об этом, и мы попытались найти решение.

– Какое же?

– Я предложил им входить в бухточку, а затем отправляться на дальний конец острова на одном из наших катеров. Стивенс не возражал, хотя это не согласовывалось с инструкцией. Однако Гордоны отказались использовать наш катер. Они по-прежнему отправлялись на катере к одному из пляжей, плавали и таскали за собой резиновый плот. "Так веселее, – говорили они. – Больше романтики и приключений".

– Кто же все-таки хозяин на острове? Стивенс, Золлнер или Гордоны?

– Нам приходится давать поблажки здешним ученым, иначе они обижаются. Сотрудники шутят, что если досаждать или спорить с учеными, то можете в конце концов слечь дня на три с каким-нибудь вирусом.

Все рассмеялись.

Кеннет Гиббс продолжал.

– Мы все же добились, чтобы они оставляли навигационные огни включенными, а я позаботился о том, чтобы вертолеты и катера береговой охраны опознавали их катер. Мы обязали Гордонов становиться на якорь только в том месте пляжа, где висел один из наших больших знаков "Вход воспрещен".

Я, немного подумав, спросил:

– У вас были подобного рода проблемы с другими сотрудниками?

– Конечно, нет. Большинству из них не разрешается приезжать и уезжать когда заблагорассудится. Те, у кого есть разрешение, либо не имеют катера, либо довольствуются бухточкой.

– Чем Гордоны занимались в свободное время на острове?

Гиббс пожал плечами:

– Совершали турпоходы. В выходные дни в их распоряжении было почти девятьсот заброшенных акров земли.

– Насколько я понимаю, они были археологами-любителями.

– Вы совершенно правы. Их часто можно было увидеть на развалинах. Оба собирали разные предметы для музея острова.

– Музея?

– Просто выставки. Кажется, она должна была открыться в вестибюле. Предметы для выставки находятся в подвальном помещении.

– Что это за предметы?

– В основном мушкетные пули и наконечники стрел. Колокольчик для коровы ... медная пуговица от униформы Континентальной армии, всякая всячина времен испано-американской войны... бутылка из-под виски... еще что-то. Словом, барахло. Все внесено в каталог и хранится в подвале. Можете взглянуть, если захотите.

Бет сказала:

– Может быть, позднее. Насколько я понимаю, Гордоны организовали официальные раскопки. Вам это известно?

– Да. Нам не нужно, чтобы толпы людей с материка рыскали по всему острову. Гордоны пытались отрегулировать этот вопрос с министерствами сельского хозяйства и внутренних дел. В вопросах археологических находок последнее слово остается за министерством внутренних дел.

Я поинтересовался у Гиббса:

– А вам не приходило в голову, что Гордоны что-то замышляют? Например, вынести что-нибудь из главного здания и спрятать во время так называемых археологических раскопок, затем забрать спрятанное и увезти на своем катере?

Кеннет Гиббс молчал, осмысливая сказанное мною.

Я решил помочь ему:

– Вам не приходило в голову, что пикники и археологические раскопки лишь прикрытие?

– Думаю... ретроспективно... собственно говоря, почему вы навалились на меня, словно я должен был что-то подозревать? Все забывают, что эта пара была исключением. Они могли делать все, что вздумается. Они не могли лишь ткнуть Золлнера лицом в дерьмо. И вообще. Я не нуждаюсь в ваших наставлениях. Я делал свою работу и только.

Возможно, что так оно и было. Его тираду прервал резкий звук.

Бет никак на него не отреагировала. Она обратилась с новым вопросом к Гиббсу:

– Видели ли вы или кто-нибудь из ваших людей катер Гордонов после того, как он покинул бухточку вчера в полдень?

– Нет. Я спрашивал об этом своих людей.

– Другими словами, вы уверены в том, что катер не стоял на якоре близ острова вчера в полдень?

– Нет, я в этом не уверен.

Макс спросил:

– Как часто ваши катера объезжают остров?

– Обычно мы используем один из двух катеров. Путь вокруг острова составляет восемь-девять миль, так что при скорости десять-двенадцать узлов катер совершит полный круг за сорок-пятьдесят минут, если не будет остановок в пути.

– Значит, если где-то в миле от острова находился катер, – продолжала рассуждать Бет, – и кто-то с него наблюдал в бинокль, ему был виден ваш патрульный катер – "Чернослив", кажется, он так называется?

– "Чернослив" и "Сливовый пудинг".

– Значит, он увидел бы один из этих патрульных катеров. А если этому "кто-то" известен режим патрулирования, то в его распоряжении сорок-пятьдесят минут, чтобы приблизиться к берегу, бросить якорь, добраться до берега на резиновом плоту, сделать там все необходимое и незамеченным вернуться на катер?

Гиббс откашлялся:

– Вполне возможно, но вы забываете вертолет и патрульные машины, объезжающие пляж. Ведь они могут появиться в любую минуту.

Бет кивнула и заметила:

– Мы только что совершили поездку по острову, и за два часа я лишь однажды видела вертолет и пикап и однажды патрульный катер.

– Как я уже сказал, они могут появляться неожиданно. Кроме того, время от времени сюда наведываются катера береговой охраны. Добавьте к этому наши электронные средства наблюдения, которые проделывают львиную долю охранной работы.

– А где находятся эти мониторы? – поинтересовался я.

– В подвале.

– И чем вы располагаете? Телекамерами? Сенсорными мониторами? Сенсорами, улавливающими шум?

– Не имею права раскрывать подобную информацию.

– Хорошо, – сказала Бет. – Назовите нам ваше имя, адрес и номер телефона. Вас пригласят на допрос.

Гиббс был раздосадован и в то же время обрадовался, что ему пока удалось избавиться от неприятностей. К тому же у меня были сильные подозрения, что Гиббс, Фостер и Нэш познакомились сегодня утром.

Я пошел посмотреть, что находится на стене рядом с радио. Там висела большая карта восточной части Лонг-Айленда, залива и южного Коннектикута. На ней был нанесен ряд концентрических кругов с Нью-Лондоном и Коннектикутом в центре. Все это походило на карту атомного взрыва, которая показывает, до какой степени поджарится ваша задница, если будете находиться на том или ином расстоянии от эпицентра. На этой карте я увидел, что остров Плам находится внутри последнего круга, что, по-моему, предвещало либо хорошее, либо плохое, в зависимости от того, какой цели служила карта.

– Что это такое? – обратился я к Гиббсу.

Он посмотрел туда, куда я указывал, и ответил:

– В Нью-Лондоне есть ядерный реактор. Эти круги обозначают различные зоны опасности в случае взрыва или разрушения реактора.

По иронии судьбы, ядерный реактор в Нью-Лондоне создавал угрозу острову Плам, в то время как сам остров, смотря по тому, куда дует ветер, создавал угрозу Нью-Лондону. Я спросил Гиббса:

– Как вы думаете, на атомном реакторе есть карта, показывающая, какую опасность для них представляет остров Плам в случае биологической утечки?

Даже откровенному Гиббсу пришлось улыбнуться, хотя и странной улыбкой. Вероятно, Гиббс и Стивенс отрабатывали эту улыбку друг на друге. Гиббс пояснил:

– На атомном реакторе в самом деле есть карта, о которой вы говорите. Иногда я задаю вопрос, что случится, если в результате землетрясения произойдут биологическая и радиационная утечки одновременно? Убьет ли радиация микробов? – Он снова странно улыбнулся и пришел к философскому выводу: – Наш мир полон непредсказуемых ужасов.

Эта фраза, наверное, стала своеобразным заклинанием на острове. Я услужливо подсказал ему выход:

– На вашем месте я бы дождался хорошего южного ветерка и выпустил бы сибирскую язву. Доберитесь до них раньше, чем они до вас. Кстати, а где находится кабинет Стивенса?

– В комнате номер двести пятьдесят.

Зажужжал сигнал оперативной связи, и раздался мужской голос: "Доктор Золлнер готов принять наших гостей".

Мы поблагодарили Гиббса за уделенное нам внимание, он поблагодарил нас за то, что мы пришли. При этом мы все говорили друг другу неправду. Бет напомнила, что ждет его появления в своем кабинете для допроса.

В коридоре нас встретила Донна, и, пока мы шли, я сказал ей:

– На этих дверях нет ни имен, ни номеров.

– Безопасность, – коротко прокомментировала она.

– Который кабинет Стивенса?

– Комната номер двести двадцать пять, – ответила она.

Ее слова подтверждали, что ложь – лучшая мера безопасности. Донна довела нас до конца коридора и открыла дверь с номером двести.

Глава 11

– Садитесь, пожалуйста, – пригласила Донна. – Джун, секретарь доктора Золлнера, будет через минуту.

Мы сели, а Донна продолжала стоя ждать Джун.

Через некоторое время женщина средних лет с непроницаемым лицом вышла из боковой двери. Донна обратилась к ней:

– Джун, это гости доктора Золлнера.

Джун едва кивнула и, не говоря ни слова, уселась за стол.

Донна распрощалась с нами и вышла. Я заметил, что нас ни на секунду не оставляют одних. Я большой любитель всяких мер безопасности, если только они не касаются меня.

Что же до комнаты номер двести пятьдесят, я точно знал, что в ней не было ни Пола Стивенса, ни его аттестата. Скорее всего, там находились двадцать бешеных собак, готовых наброситься на меня. А вот что находится в комнате номер двести пятнадцать, я не знал... На острове вам показывали одно, в действительности же это было нечто другое, и при этом все врали.

Я обратился к Джун:

– Позвоните доктору Золлнеру и передайте, что у него осталось десять секунд, чтобы явиться сюда, иначе мы потребуем ордер на его арест за обструкцию следствию. Осталось девять секунд.

Она нажала кнопку оперативной связи:

– Доктор Золлнер, пожалуйста, придите сюда. Срочно.

– Осталось пять секунд.

Дверь справа отворилась, и показался крупный, мускулистый, бородатый мужчина в белой рубашке и голубом галстуке.

– Да? В чем проблема? – спросил он.

Джун указала на меня:

– Это он.

Я встал. Остальные тоже встали. Я узнал Золлнера по фотографии в вестибюле.

– Мы пересекли море, – начал я, – и проехали много миль, доктор, преодолели массу препятствий, прежде чем нашли вас, а вы вынуждаете нас попусту тратить время.

– Извините. – Жестом он пригласил всех нас к себе.

Большой кабинет Золлнера находился в угловой комнате, мебель, стены и ковер были такими же, как и в других помещениях. Позади письменного стола на стене висел ряд производящих впечатление вещей в рамах.

Все еще стоя, мы представились доктору, на этот раз с упоминанием наших титулов и должностей. У меня снова возникло такое ощущение, что Золлнер уже встречался с Нэшом и Фостером.

– Я потрясен случившимся, – сказал доктор Золлнер, приглашая нас сесть. – Не спал всю прошлую ночь.

– Кто вам вчера сообщил эту новость? – задала вопрос Бет.

– Мистер Стивенс. Он сказал, что ему звонили из полиции. Гордоны были блестящими учеными, их уважал коллектив. Думаю, вы очень скоро распутаете это дело.

– Естественно, – заверила Бет.

Золлнер продолжал:

– Извините, что заставил вас ждать. Я все утро не отхожу от телефона.

Вмешался Нэш:

– Полагаю, вам советовали воздержаться от интервью.

Золлнер кивнул:

– Да, конечно. Я не сообщал никакой информации, я лишь зачитал подготовленное заявление. То, которое пришло из Вашингтона.

– Мы можем с ним ознакомиться? – спросил Фостер.

– Конечно, конечно. – Он порылся в столе, нашел лист бумаги, поправил очки и стал читать: – "Министр сельского хозяйства с прискорбием сообщает о трагической смерти Томаса и Джудит Гордон, сотрудников министерства. Не будем строить предположений касательно обстоятельств их смерти. Запросы относительно хода расследования гибели ученых следует направлять в местную полицию, которая может дать компетентные ответы".

Золлнер закончил читать.

Макс тут же обратился к нему:

– Пожалуйста, отправьте это заявление по факсу в полицию Саутхолда, чтобы мы могли зачитать его прессе, после того как ФБР будет заменено местной полицией.

Фостер немедленно отреагировал:

– ФБР не принимает участия в расследовании этого дела.

– Верно. Я забыл. ЦРУ тоже не участвует. – Макс посмотрел на Бет. – А как же полиция графства?

Бет ответила:

– Нам поручено расследовать убийство. – Затем она обратилась к Золлнеру: – Вы можете рассказать нам об обязанностях Гордонов?

– Да... В основном они занимались генетическими исследованиями. Производили изменения в генетике вирусов, чтобы сделать их неспособными вызывать болезни и способными стимулировать иммунную систему.

– Созданием вакцины?

– Да, вакцины нового типа, которая значительно безопаснее, чем введение ослабленного вируса.

– И по роду своей работы они имели доступ ко всем видам вирусов и бактерий?

– Да, конечно. В основном к вирусам.

Я смотрел на произведения абстрактного искусства, развешанные на боковых стенах, и заметил, что это не картины, а цветные фотографии... У меня возникло ощущение, будто это болезни – бактерии, заражающие кровь и клетки, сфотографированные под микроскопом. Странно. На самом деле они довольно симпатичны.

Золлнер перехватил мой взгляд и сказал:

– Даже организмы, вызывающие болезни, могут быть прекрасными.

– Совершенно верно, – согласился я. – У меня есть костюм с похожей расцветкой. Такой, как на тех волнистых зелено-красных изображениях.

– Да, это вирус, порождающий эболу. Окрашенный, разумеется. Эти маленькие организмы могут убить вас за два дня. Вылечить невозможно.

– И они находятся в этом здании?

– Возможно.

– Полицейские не любят этого слова. Да или нет?

– Да. Но они хранятся в надежном месте в замороженном виде и под замком. Мы здесь занимаемся не с человеческой, а обезьяньей эболой.

– Вы произвели инвентаризацию своих вирусов?

– Да. Честно говоря, невозможно дать отчет о каждом экземпляре. К тому же мы сталкиваемся с тем, что кто-то разводит определенные организмы не там, где это положено. Да, да, я знаю, к чему вы клоните. Вы считаете, что Гордоны забрали какое-то количество экзотичных и смертельных организмов и, вероятно, продали их... Ну, скажем, иностранной державе. Уверяю вас, они так не поступили бы.

– Почему же нет?

– Потому что такое даже страшно представить.

– Это успокаивает, – заключил я. – Ну что ж, теперь мы все можем отправляться по домам.

Доктор Золлнер посмотрел на меня. Видимо, он еще не привык к моему юмору. Он чем-то напоминал одного киногероя, и я обязательно возьму у него автограф.

В конце концов Золлнер наклонился ко мне через стол и сказал с еле заметным акцентом:

– Детектив Кори, если бы у вас были ключи от врат ада, вы бы открыли их? Если бы вы решились на такое, то должны быть хорошим бегуном.

– Если вероятность, что кто-то откроет врата ада, столь ничтожна, зачем вам тогда замок и ключи?

Он кивнул и ответил:

– Полагаю, чтобы защититься от сумасшедших. Разумеется, Гордоны таковыми не были. У меня есть другая версия, которой поделюсь с вами и которая, полагаю, подтвердится сегодня. Я убежден в своей правоте. Гордоны – прекрасные люди, но беспечные и расточительные, стащили одну из вакцин, над которой работали. Подозреваю, что они продвинулись в своем исследовании гораздо дальше, чем уверяли нас. К сожалению, в науке такое иногда случается. Они, вполне вероятно, вели отдельные записи и даже регистрировали последовательность гелей – так называются прозрачные пластины, на которых внедряемые в болезнетворный вирус генетические мутации выглядели как что-то, напоминающее бар-код.

Никто не проронил ни слова. Золлнер продолжал:

– Итак, предположим, что Гордоны открыли чудесную новую вакцину от ужасного болезнетворного вируса, держали это в тайне в течение многих месяцев, накапливали свои записи, генетические гели и саму вакцину в каком-нибудь потайном месте в самой лаборатории или в заброшенном здании на острове. Цель – продать все это иностранной фармацевтической фирме. Похоже, они намеревались уволиться, работать в частной фирме и сделать вид, что открытие было произведено именно там. Тогда их ждала бы многомиллионная премия. Авторский гонорар, в зависимости от эффективности вакцины, исчислялся бы десятками миллионов долларов.

Все молчали. Я взглянул на Бет. Как раз она-то и предсказала такой поворот, когда мы разговаривали, стоя на утесе.

Золлнер продолжал:

– Звучит правдоподобно. Не так ли? Люди, занимающиеся проблемами жизни и смерти, предпочтут продавать жизнь. Хотя бы по той простой причине, что это безопаснее и прибыльнее. Смерть недорого стоит. Убить можно сибирской язвой. Защитить и сохранить жизнь гораздо труднее. Итак, если причина смерти Гордонов как-то связана с их работой здесь, то ее надо искать, исходя из этой версии. Почему ваши мысли заняты болезнетворными вирусами и бактериями? Почему вы ищете в этом направлении? Говорят, что если единственное орудие молоток, тогда любая задача сводится к поиску гвоздя. Ведь так? Я вас не виню. Такова ваша работа.

Снова все промолчали.

Золлнер оглядел каждого из нас и проговорил:

– Если Гордоны так поступили, тогда они вели себя неэтично и нарушили закон. И кто бы ни был их агентом или посредником, он тоже поступал неэтично, из побуждений наживы, и может оказаться, что он и есть убийца.

По всей видимости, добрый доктор Золлнер хорошо продумал свою версию.

Он продолжал:

– Это не первый случай, когда ученые на государственной службе вступают в заговор с целью украсть собственное изобретение и стать миллионерами. Гении расстраиваются, видя, как другие собственным трудом зарабатывают миллионы. Ставки высоки. Если эту вакцину можно применять, например, к таким широко распространенным болезням, как спид, тогда речь идет о сотнях миллионов долларов. Даже миллиардах.

Мы переглянулись. Миллиарды.

– Вот так. Гордоны хотели разбогатеть, но, скорее всего, они жаждали славы. Им хотелось, чтобы их признали и назвали вакцину их именем. Здесь бы этого не произошло. Все, чем мы здесь занимаемся, держится в секрете. Гордоны были молоды, им нужны были материальные вещи. Они стремились осуществить американскую мечту и были уверены, что заслужили это. И знаете, они действительно заслужили. Блестящие ученые, они получали слишком мало. Поэтому они пытались исправить положение. Хотелось бы знать, что именно они открыли, но, боюсь, сделать это не удастся. Также хотелось бы знать, кто убил их, хотя, не представляю, по какой причине. Итак, что вы думаете? Вы согласны со мной?

Тед Нэш заговорил первым:

– Доктор, думаю, вы попали в самую точку.

Джордж Фостер кивнул:

– Наша версия была верна, мы ошиблись лишь в выборе вируса. Это была вакцина. Тут нет сомнений.

Макс тоже кивнул и добавил:

– Чувствуется железная логика. Я ощутил, что на душе у меня стало легче. Да.

Бет взяла слово:

– Мне все равно предстоит найти убийцу. Пожалуй, можно не гоняться за террористами и начать поиск в другом направлении.

Я посмотрел на Золлнера, он – на меня. Стекла его очков были толстые, однако за ними были видны бегающие голубые глаза.

– Детектив Кори, вы, конечно, не согласны со мной? – обратился он ко мне.

– Наоборот. В этом вопросе я на стороне большинства. Я знал Гордонов и вы, разумеется, тоже. Вы попали в цель. – Я посмотрел на коллег и добавил: – Как это мы сразу не подумали об этом. Не смерть, а жизнь. Не болезнь, а лечение.

– Вакцина, – сказал Золлнер. – Профилактика. Не лечение. Вакцина – это хорошие деньги. Возьмем, например, противогриппозную вакцину. Только в Соединенных Штатах она ежегодно расходится в сотнях миллионов доз. Гордоны успешно работали с вирусами и вакцинами.

– Верно, вакцина. – Я спросил доктора: – И вы считаете, что им пришлось прибегнуть к маскировке?

– Да, конечно. Как только Гордоны поняли, что нашли кое-что, они начали делать липовые записи с липовыми результатами и в то же время вели подлинные записи. Что-то вроде двойной бухгалтерии.

– И никто не знал, что происходит? Разве здесь нет никакого контроля?

– Есть, разумеется. Но Гордоны были научными партнерами, они были старше по положению. К тому же их область – вирусная генная инженерия – считается экзотической и трудно поддается проверке. И наконец, когда есть желание и умственный коэффициент гения, возможность всегда найдется.

Я кивнул.

– Невероятно. И как же им удалось вынести все это? Какого размера эта пластина?

– Ну... может быть, полтора фута шириной и два с половиной фута длиной.

– Как ее можно вынести из биологически опасной зоны?

– Не знаю.

– А записи?

– Факсом. Я покажу вам позже.

– А сама вакцина?

– Это легче. Анальным или вагинальным способом.

– Не хочется быть грубым, доктор, но, мне кажется, они не могли засунуть в задницу тридцатидюймовую пластину так, чтобы это никем не было замечено.

Доктор Золлнер откашлялся и сказал:

– Незачем выносить гелевые пластины, если можно воспользоваться миниатюрным фотоаппаратом.

– Невероятно, – Я вспомнил факс в кабинете Гордонов.

– Да. Хорошо, давайте посмотрим, сможем ли мы разгадать, что и как произошло. – Он встал. – Если кто-то не хочет идти в биологически опасную зону, может подождать в вестибюле или столовой. – Он посмотрел на нас, но все молчали. – Никто не боится. Тогда следуйте за мной, пожалуйста.

Все встали.

– И держитесь вместе, – добавил я.

Золлнер улыбнулся:

– Когда окажетесь в биологически опасной зоне, вам не захочется отходить от меня.

Мне пришла в голову мысль, что лучше было бы поехать полечиться на Карибском море.

Глава 12

Мы вернулись в вестибюль и остановились перед двумя желтыми дверями. Золлнер сказал Бет:

– Донна ждет вас в раздевалке. Следуйте ее указаниям. Ждем вас у задней двери женской раздевалки. – Золлнер проводил ее глазами до желтой двери. – Джентльмены, пожалуйста, идите за мной.

Мы вошли в мужскую раздевалку, отвратительное помещение оранжевого цвета. Служащий указал нам на открытые шкафчики и белые халаты. В пластиковом мешочке находились бумажное нижнее белье, носки и тапочки из хлопка.

– Пожалуйста, снимите с себя все, включая нижнее белье и драгоценности, – велел Золлнер.

Мы остались в чем мать родила, и мне было невтерпеж рассказать Бет, что Тед Нэш носил ствол тридцать восьмого калибра, который был длиннее его члена.

Увидев рану у меня на груди, Джордж Фостер заметил:

– Еще чуть-чуть и попало бы в самое сердце.

– У меня нет сердца. – Я защелкнул висячий замок на своем шкафчике и поправил нижнее белье.

Доктор Золлнер осмотрел нас и остался доволен:

– Вижу, все готовы. Тогда следуйте за мной, пожалуйста.

– Подождите, – сказал Макс, – разве не надо одевать маски и респираторы?

– Они понадобятся для второй зоны, мистер Максвелл. И возможно, для четвертой, если захотите зайти так далеко. Следуйте за мной.

Мы пошли к задней стенке раздевалки, и Золлнер открыл красную дверь со странным символом, предупреждающим о биологической опасности. Под символом шла надпись "Вторая зона". Я слышал, как вырывается струя воздуха, и Золлнер объясняет:

– Давление сбрасывается до уровня ниже атмосферного. Здесь внутри оно ниже атмосферного на один фунт на каждый квадратный дюйм, так что никакие патогены отсюда не вырвутся.

– Мне бы не хотелось, чтобы такое произошло.

– К тому же фильтры на крыше улавливают мельчайшие частицы из вытягиваемого отсюда воздуха.

Лицо Макса выражало упорный скептицизм, как у человека, который не желает, чтобы хорошие новости нарушали устоявшееся в его голове убеждение – остров Плам равнозначен Тримайлу и Чернобылю, вместе взятым.

Мы вошли в коридор бетонированного блока, Золлнер оглянулся и спросил:

– Где госпожа Пенроуз?

Я поинтересовался:

– Доктор, вы женаты?

– Понимаю. Конечно, ей требуется больше времени, чтобы переодеться.

Наконец из двери с надписью "Женская" вышла Бет, одетая в большой халат и тапочки. Тем не менее она выглядела привлекательно.

Она слышала, как вырывается воздух, и Золлнер объяснил все про давление, предупредив, чтобы все передвигались осторожно и не столкнулись с тележками и стеллажами, загруженными флаконами, бутылками со смертельными вирусами или химикатами.

Золлнер скомандовал:

– Ну что ж, следуйте за мной. Я познакомлю вас со здешним производством, и вы сможете передать друзьям и коллегам, что мы не производим бомбы, начиненные сибирской язвой. – Он рассмеялся. – Пятая зона запретная. Чтобы проникнуть туда, нужно пройти специальные вакцинации и поупражняться в одевании биозащитных костюмов и респираторов. Доступ в подвальный этаж также воспрещен.

– Почему? – спросил я.

– Потому что там мы прячем мертвых инопланетян и нацистских ученых. – Он снова рассмеялся.

Фостер попытался сострить:

– Я думал, что инопланетяне и нацисты находятся в подземных бункерах.

– Нет, мертвые инопланетяне лежат в маяке, – сказал Золлнер. – Мы переселили нацистов из бункеров, когда они начали жаловаться на вампиров.

Все рассмеялись. Юмор в биологически опасной зоне. Надо сочинить рассказ для "Ридерс дайджест".

Пока мы шли, Золлнер рассказывал:

– Появились новые вирусы, вызывающие болезни либо у животных, либо у людей, либо у тех и других. У нас и у животных высших видов нет иммунной реакции на многие из этих смертельных болезней. Сегодняшние антивирусные лекарства не очень эффективны, поэтому ключом к спасению будущих поколений от катастрофы являются вакцины, а ключ к новым вакцинам – генная инженерия.

– О какой катастрофе идет речь? – спросил Макс.

Золлнер продолжал бодро шагать и живо говорить, в то же время раздумывая, как ответить на вопрос.

– Что касается болезней животных, – сказал он, – то может вспыхнуть эпидемия ящура, который способен уничтожить наш скот и лишить миллионы людей средств к существованию. Тогда стоимость другого продовольствия, вероятно, возрастет в четыре раза. Вирус ящура, похоже, самый заразный и опасный, вот почему он привлекает внимание тех, кто занимается подготовкой биологической войны. Эти люди почувствуют себя на седьмом небе в тот день, когда их ученые сумеют генетически создать вирус ящура, заражающий людей. Хуже всего, что некоторые из этих вирусов изменяются без постороннего вмешательства и становятся опасными для человека.

Мы свернули в еще один из многочисленных и, казалось, бесконечных коридоров. Золлнер продолжал читать свою лекцию: – В тысяча девятьсот восемьдесят третьем году, например, в Ланкастере, что в штате Пенсильвания, вспыхнула очень заразная и смертельно опасная эпидемия гриппа. Она унесла семнадцать миллионов жизней. Я имею в виду цыплят. Домашнюю птицу. Но вы видите, куда я клоню. Последняя большая эпидемия гриппа, унесшая многие жизни, вспыхнула в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Во всем мире умерло около двадцати миллионов человек, из них пятьсот тысяч в Соединенных Штатах. Вы можете себе представить себе такое сегодня? А вирус восемнадцатого года был не особенно опасный, и, разумеется, люди тогда путешествовали медленнее и не так часто. Сегодня инфекционный вирус может распространиться по всему миру в считанные дни. Хорошая сторона самых опасных вирусов, как эбола, например, состоит в том, что они убивают так быстро, что не успевают вырваться из какой-нибудь африканской деревни, поскольку все живое там исчезает.

– Отсюда отходит паром в час дня? – спросил я.

Золлнер рассмеялся.

– Уже нервничаете? Бояться здесь нечего. Мы очень осторожны. С большим уважением относимся к маленьким вирусам, живущим в этом здании.

Золлнер любил говорить, мое дело – слушать, так что пока все шло прекрасно.

Мы вошли в комнату, которую Золлнер назвал рентгеноскопической лабораторией кристаллографии, и я не собирался спорить с ним.

Женщина склонилась над микроскопом, Золлнер представил ее как доктора Чен, коллегу и хорошего друга Тома и Джуди. Ей было лет тридцать, довольно привлекательна, на мой взгляд, с хвостом перехваченных сзади длинных черных волос. Веди себя хорошо, Кори. Она ученый и намного умнее тебя.

Доктор Чен поздоровалась с нами, оставаясь серьезной. Возможно, она была просто расстроена гибелью своих друзей.

Снова Бет позаботилась о том, чтобы все поняли, что я друг Гордонов и именно по этой причине зарабатываю один доллар в неделю. Люди не любят, когда толпа полицейских засыпает их вопросами, но если один из них общий друг усопших, тогда у вас есть небольшое преимущество. Во всяком случае, мы все были едины в том, что смерть Гордонов – это трагедия, и все говорили о них только хорошее.

Разговор перешел на работу Чен. Она изъяснялась доступным языком, так что мне удалось даже кое-что понять:

– Я облучаю рентгеном кристаллы вирусов, с тем чтобы нанести на карту их молекулярную структуру. Сделав это, можно попытаться изменить вирус так, чтобы он перестал быть болезнетворным, но если ввести этот измененный вирус в тело животного, оно может генерировать антитела, которые, как мы надеемся, будут способны воздействовать на настоящий, вызывающий заболевание, вирус.

– Этим и занимались Гордоны? – спросила Бет.

– Да.

– Над чем конкретно они работали? Над какими вирусами?

Чен покосилась на Золлнера. Я не люблю, когда свидетели так делают. Это все равно, как если бы тренер дал спортсмену сигнал бросать мяч. Золлнер, должно быть, просигнализировал быстро, так как Чен ответила откровенно:

– Над эболой.

Никто на это не прореагировал, но Золлнер добавил:

– Обезьяньей эболой, разумеется. – Затем он кивнул доктору Чен.

Чен продолжила:

– Гордоны пытались генетически изменить вирус обезьяньей эболы так, чтобы он перестал быть опасным и генерировал иммунную реакцию в организме животного. Существует много видов вируса эболы, и мы еще не представляем, какие из них склонны преодолевать видовой барьер...

– Вы хотите сказать, переходить от животных к людям? – спросил Макс.

– Да, заражать людей. Однако это первый важный шаг на пути к созданию вакцины для человека против эболы.

Золлнер дополнил:

– В большинстве случаев мы здесь работаем с животными, дающими нам молоко и кожу. Однако со временем определенные государственные учреждения начали поддерживать другие виды исследований.

Я спросил:

– Подобно военным ведомствам, занимающимся подготовкой к биологической войне?

Золлнер не ответил прямо:

– Этот остров уникален с точки зрения окружающей среды, изолирован, но близок к большим транспортным и коммуникационным центрам, а также к лучшим университетам страны, близок к множеству высокообразованных ученых. К тому же наш центр в техническом отношении ушел далеко вперед. Значит, помимо военных мы работаем с другими учреждениями, и здесь, и за рубежом, всегда, когда возникает что-либо очень необычное или потенциально... опасное для людей. Например, эбола.

– Другими словами, – заметил я, – вы как бы снимаете здесь комнаты?

– Это большой центр, – возразил он.

– Гордоны работали на американское министерство сельского хозяйства? – спросил я.

– Не имею права отвечать на этот вопрос.

– Кто им платил зарплату?

– Зарплату все получают от министерства сельского хозяйства.

– Но не каждый ученый, получающий зарплату от министерства, является его сотрудником? Я прав?

– Я не собираюсь вступать с вами в семантический диспут, мистер Кори. – Он посмотрел на Чен. – Продолжайте, пожалуйста.

– Здесь выполняется так много специфических заданий, – продолжала она, – что всего не знает никто, кроме руководителя проекта. Им был Том. Джуди работала его ассистенткой. Вдобавок они сами были отличными исследователями. Оглядываясь на прошлое, я понимаю, чем они занимались – побуждали нас проводить испытания в направлениях, которые поначалу, казалось, никуда не ведут. Иногда они передавали нам проект, с осуществлением которого зашли в тупик. Они строго контролировали текущие клинические тесты над обезьянами, а люди, ухаживающие за животными, знали не очень много. Том и Джуди единственные владели всей информацией. – Она ненадолго задумалась. – Я не считаю, что они начинали обманывать... Пожалуй, осознав, как близко подошли к эффективной вакцине против обезьяньей эболы, они стали взвешивать варианты передачи технологии в частную лабораторию, где следующим логическим шагом было бы создание вакцины для человека. Вероятно, они верили, что для человека ничего лучше нельзя сделать. Скорее всего, они полагали, что могут разработать эту вакцину быстрее и эффективнее за пределами центра, который, как большинство государственных учреждений, бюрократичен и медлителен.

Макс посоветовал:

– Давайте придерживаться версии наживы, доктор Чен. Интересы человечества не исключают ее.

Она пожала плечами.

Бет жестом показала на микроскоп:

– Можно посмотреть?

– Это мертвые вирусы эболы, – ответила Чен. – Живые вирусы имеются только в пятой зоне. Но вы без риска для себя можете рассмотреть их на видеокассете.

Она повернулась к телемонитору и нажала на кнопку кассетного видеомагнитофона. Экран засветился, и на нем появились четыре трехмерных, напоминающих призму, почти прозрачных кристалла, окрашенных в розовый цвет. Если они живы, то притворяются спящими.

Доктор Чен продолжала:

– Как я уже говорила, молекулярная структура наносится на карту для того, чтобы генные инженеры могли разрезать и сращивать тот или иной кусок, после чего трансформированный вирус размножается и вводится в тело обезьяны. Она реагирует трояко – либо заражается им и умирает, либо не заражается, но и не производит антитела, либо не заражается и производит антитела. Третий вариант и есть искомое наших поисков. Он означает, что получилась вакцина. Но она не обязательно безопасна или эффективна. Обезьяны могут заболеть эболой позднее, чаше всего после введения натурального вируса эболы антитела оказываются недостаточно стойкими, чтобы справиться с болезнью. Иммунная реакция слишком слаба. Или иммунная реакция не защищает от всех видов эболы. Эта работа приносит разочарование. Вирусы просты с генетической и молекулярной точек зрения, но с ними справиться труднее, чем с бактериями. Вирусы легко видоизменяются, их трудно понять и еще труднее уничтожить. Фактически вопрос состоит в следующем: действительно ли эти кристаллы живут в нашем понимании жизни. Взгляните на них. Они похожи на осколки льда.

Взгляды всех были прикованы к кристаллам на экране. Они были похожи на капли воска, упавшие на подсвечник. Трудно было поверить, что эти ребята вместе со своими кузенами и братьями причинили столько бед человечеству, не говоря уже о животных. Что-то пугающее таилось в организме, казавшемся мертвым, но оживавшим после того, как он вторгался в живые клетки и воспроизводил себя с такой скоростью, что мог убить за сорок восемь часов здорового мужчину весом в двести фунтов. О чем же думал Бог?

Чен выключила экран монитора.

Бет спросила Чен о том, как вели себя Гордоны вчера утром, и Чен ответила, что они ей показались охваченными беспокойством. Джуди жаловалась на мигрень, и оба решили пойти домой. Это никого не удивило.

Я спросил Чен напрямую:

– Как вы считаете, они вчера ничего не взяли с собой отсюда?

Она немного подумала:

– Не знаю. Откуда мне знать?

– Отсюда трудно вынести что-нибудь незаметно? – спросила Бет. – Как бы вы поступили, если бы хотели что-то вынести?

– Ну... я могла бы вынести любую пробирку или пузырек отсюда, или даже из другой лаборатории и пойти в туалет и спрятать их там. Никто бы не спохватился, особенно если пробирки не записаны в журнале и не идентифицированы. Затем бы я пошла в душевую, сбросила свою лабораторную одежду в корзину, приняла бы душ и пошла к своему шкафчику. На этой стадии я могла бы забрать пузырек из любого места и положить в свою сумочку. Затем я оделась бы, вышла через вестибюль, доехала на автобусе до парома и отправилась домой. Никто не наблюдает за вами, когда вы принимаете душ. Там нет телекамер. Уходя, вы сами в этом убедитесь.

Я спросил:

– А более крупные предметы. Предметы, которые слишком велики, чтобы...

– Все, что поместится под халат, можно донести до душевой. А там следует проявить изобретательность. Например, если выносить гель, его можно завернуть в полотенце.

– Его можно было бы спрятать в корзине с лабораторной одеждой, – заметила Бет.

– Нет, туда нельзя второй раз вернуться. Одежда заражена. Кстати, полотенце после использования необходимо положить в другую корзину. Как раз здесь любой наблюдающий за вами заметит, если вы несете что-нибудь. Но если принимать душ в рабочее время, никто не помешает.

Я пытался представить Тома и Джуди, выносящими вчера днем из здания Бог знает что, когда в душевой никого не бывает. Я спросил Чен:

– Если предположить, что здесь все в некоторой степени заражено, зачем вам класть пузырек куда-то?

– Сперва вы, конечно, предпринимаете меры предосторожности. Моете руки специальным мылом в комнатах отдыха, можете обернуть пузырек или флакон резиной или использовать стерильные перчатки или листы из латекса для более крупных предметов. Необходимо соблюдать осторожность и не быть параноиком. – Чен продолжила начатый рассказ: – Что касается компьютерной информации, она может передаваться из биологически опасной зоны в кабинеты административной зоны. Поэтому нет необходимости воровать дискеты или копии. Что же касается написанных рукой или отпечатанных на машинке заметок, графиков, карт и тому подобного, здесь принято отправлять все это в свой кабинет по факсу. Как видите, везде факсы, а в каждом кабинете за пределами биологически опасной зоны имеется личный факс. Только так отсюда можно вынести содержание записок. Много лет назад приходилось использовать специальную бумагу, промывать ее дезинфицирующей жидкостью, сушить и забирать на следующий день. Сегодня же вы найдете свои записки, когда вернетесь в собственный кабинет.

Бет посмотрела на Чен и прямо спросила:

– Как вы думаете, Гордоны вынесли отсюда что-нибудь опасное для жизни?

– Да нет же. Если они что-то и выносили, то это не было болезнетворным. В любом случае это было терапевтическим, полезным, противоядным, как бы мы это ни называли. Словом, что-то хорошее. Я бы отдала свою голову на отсечение, что все было именно так.

– Мы все на это очень надеемся, – сказала Бет.

Мы вышли из комнаты рентгеноскопии и продолжали обход.

Золлнер комментировал на ходу:

– Итак, как я уже говорил и с чем, по-видимому, согласна доктор Чен, если Гордоны и украли что-то, то это была генетически измененная вирусная вакцина. Скорее всего, вакцина от эболы, поскольку это было главным направлением их работы.

Я спросил:

– Доктор, чтобы проводить исследования, вам ведь приходится производить массу микроорганизмов. Верно?

– Да, но уверяю вас, мы не располагаем возможностью производить их в количествах, достаточных для ведения биологической войны. Вы ведь это имеете в виду?

– Я имею в виду случайные акты терроризма. Для этого у вас хватит микробов?

Он пожал плечами:

– Возможно.

– Опять это слово, доктор.

– Да, разумеется, для проведения террористического акта хватит.

– Верно ли, – спросил я, – что если наполнить банку из-под кофе сибирской язвой и распылить ее над Манхэттеном, то погибнет двести тысяч человек?

Он задумался:

– Может быть. Кто знает? Зависит от ветра. От времени года. От конкретного времени дня.

– Допустим, завтра вечером в час пик.

– Что ж... Двести тысяч. Триста тысяч. Миллион. Какое это имеет значение, все равно никто точно не скажет. И ни у кого нет банки из-под кофе, наполненной сибирской язвой. Это-то я точно знаю. По результатам инвентаризации.

– Замечательно. Но столь ли точна инвентаризация во всех отношениях?

– Я уже говорил вам, если чего-то не хватает, то это антивирусной вакцины. Ею и занимались Гордоны. Вы сами скоро убедитесь, проснувшись завтра живым. И послезавтра тоже, и после-послезавтра. Однако через шесть-семь месяцев какая-нибудь фармацевтическая фирма или иностранное государство объявит, что найдена вакцина от эболы, и Всемирная организация здравоохранения для начала закупит двести миллионов доз, и когда вы обнаружите, кто разбогатеет на этой вакцине, то найдете убийцу.

"Только странный тип может заняться подобной работой, – подумал я. – Гордоны, которых я считал нормальными людьми, воспринимались коллегами блестящими учеными". Я сказал об этом Золлнеру.

– Да, – ответил он, – мои ученые, как и большинство ученых, являются интровертами. Вы знаете, какая разница между биологом-интровертом и биологом-экстравертом?

– Нет.

– Экстраверт, разговаривая с вами, смотрит на ваши ботинки.

Золлнер громко расхохотался над своей шуткой, и даже я присоединился, хотя не люблю, когда меня обходят по части юмора. Но хозяином здесь был он.

Мы побывали в разных местах, где велась работа над проектом Гордонов, а также в их собственной лаборатории.

Когда мы оказались в маленькой лаборатории Гордонов, Золлнер сказал:

– Будучи руководителями проекта, Гордоны главным образом контролировали его выполнение, иногда работали сами.

Бет спросила:

– Больше никто не работал в этой лаборатории?

– Здесь трудились ассистенты. Но эта лаборатория – личное владение Гордонов. Я сегодня утром проверял, все ли здесь в порядке, но не нашел ничего подозрительного.

Я кивнул. Раньше здесь действительно могли находиться улики, но, если вчера Гордоны завершили секретную работу и в последний раз выносили что-то, у них было достаточно времени, чтобы уничтожить все следы. Но в таком случае я должен был принять за чистую монету басню о вакцине от эболы, но я мало верил в это.

Бет наказала Золлнеру:

– Вам не следует входить в рабочее помещение жертв убийства, осматривать его, передвигать вещи и трогать что-либо.

Золлнер пожал плечами, в этой ситуации ему больше ничего не оставалось делать.

– Откуда мне это было знать? – сказал он. – Вы что, разбираетесь в моей работе?

– Я всего лишь хотела, чтобы вы... – замялась Бет.

– Знал это в следующий раз? Хорошо, в следующий раз, когда убьют двух моих лучших ученых, я уж точно не войду в их лабораторию.

Бет Пенроуз хватило ума промолчать.

"Ясно, что госпожа Педант не совсем разобралась в уникальных обстоятельствах этого дела, – подумал я. – Однако надо отдать должное ее стремлению делать все как следует. Окажись она в команде "Титаника", всем пришлось бы расписаться за спасательные жилеты".

Мы осмотрели лабораторию, но там не хранилось ни записей или мензурок с надписью "Эврика", ни зашифрованных сообщений на доске объявлений, ни трупов в чулане, словом, ничего такого, что простой смертный мог бы понять. Если и было что-то, то оно исчезло, за что можно благодарить Гордонов или Золлнера или даже Нэша и Фостера, если они зашли так далеко во время своего утреннего визита.

Мы поговорили со многими учеными, которые работали вместе с Гордонами или выполняли их задания. Стало ясно, что (а) все любили Тома и Джуди; (б) Том и Джуди были гениальны; (в) Том и Джуди и мухи не обидели бы, если бы это способствовало делу науки и благу человека и животных; (г) Гордоны, хотя их любили и уважали, отличались от других; (д) Гордоны, несмотря на полную честность в личных отношениях, скорее всего, обманули бы правительство и украли бы вакцину за вознаграждение золотом, как кто-то выразился. Мне пришло в голову, что все заимствуют свои мысли из одного сценария.

Золлнер продолжал распространяться об осуществляемых в центре программах подготовки, о прибывающих сюда со всех концов света ученых, студентах и ветеринарах с целью обучаться и преподавать. Он также рассказал о программах сотрудничества центра, реализуемых в Израиле, Кении, Мексике, Канаде и Англии.

– Кстати, – заметил он, – примерно год назад Гордоны побывали в Англии. В лаборатории Пирбрайта к югу от Лондона. Там находится наш филиал.

Я спросил:

– У вас бывают посетители из армейской химической службы?

На это Золлнер язвительно заметил:

– А вы все о своем.

– Я жду ответа на свой вопрос.

– Я отвечу, что это не ваше дело, мистер Кори.

– Как раз наоборот, доктор. Если мы подозреваем Гордонов в краже организмов, которые могут быть использованы в биологической войне, и по этой причине они были убиты, тогда у нас есть право знать, существуют ли здесь такие организмы. Другими словами, работают ли в этом здании специалисты по биологической войне. Они работают здесь? Проводят эксперименты?

Золлнер покосился на господ Фостера и Нэша и сказал:

– Я был бы далек от истины, если бы утверждал, что сюда из армейской химической службы никто не приходит. Они крайне заинтересованы в вакцинах и противоядиях на случай биологической опасности... Правительство Соединенных Штатов не изучает, не поддерживает и не производит отравляющие вещества для ведения биологической войны. Однако не готовиться к обороне было бы равносильно государственному самоубийству. Значит, в один прекрасный день, когда какой-то плохой парень с банкой сибирской язвы отправится на своей байдарке в плавание вокруг Манхэттена, нам следует быть готовыми защищать население. Уверяю вас, Гордоны не имели дело с кем-либо из военного ведомства, не работали в этой сфере и фактически не пользовались правом доступа к чему-либо смертоносному...

– За исключением эболы.

– Вы очень внимательны. Мой штат тоже должен быть внимателен. Какой смысл беспокоиться об эболе? У нас есть сибирская язва. Усиливать эффект сибирской язвы, все равно что совершенствовать порох. Сибирскую язву легко размножать, она проста в обращении, легко распыляется в воздухе, действует достаточно медленно, так что зараженное население успевает распространить заразу, убивает не меньше людей, чем калечит, парализуя систему здравоохранения противника. Однако, по официальной версии, у нас нет ни бомб, ни артиллерийских снарядов с сибирской язвой. Дело в том, что, если бы Гордоны пытались разработать биологическое оружие с целью продажи иностранному государству, их бы не волновала эбола. Они не были дураками. Так что отбросим это подозрение.

– Мне стало гораздо легче. Да, кстати, когда Гордоны ездили в Англию?

– Дайте подумать... В мае прошлого года. Помню, как завидовал их поездке. Почему вы спрашиваете?

– Доктор, ученые знают, почему они все время задают вопросы?

– Не всегда.

– Полагаю, правительство оплатило Гордонам все расходы, связанные с поездкой в Лондон?

– Само собой разумеется. Это была служебная командировка. – Он задумался. – Да, они остались в Лондоне еще на неделю за свой счет.

Я кивнул. Но я не припомню, чтобы на кредитных карточках Гордонов в прошлом мае или июне значились счета на необычно крупные суммы. Интересно, где же они провели эту неделю. Только не в лондонской гостинице, если только они не удрали из нее, не заплатив за проживание. Не помню также, чтобы они снимали деньги со счета. Есть о чем подумать.

Задавать по-настоящему толковые вопросы в присутствии Фостера и Нэша было непросто, ибо они слышали ответы на них. Даже не зная, откуда исходят вопросы, им хватало ума, чтобы понять, что вопросы преследуют определенную цель.

Золлнер подошел к двери, окрашенной в светло-красный цвет. На ней были стандартные знаки, обозначающие биологическую опасность, радиоактивность, химические отходы, высокое напряжение, опасность отравления и, наконец, необработанные отходы жизнедеятельности человека. Он открыл дверь и объявил:

– Столовая.

В этой белой просторной комнате находились дюжина столов, раковина, холодильник, микроволновая печь, доски объявлений, оклеенные записками и сообщениями, охладитель воды, кофеварка, но не было никаких автоматов – дело в том, что никто не хотел приходить сюда, чтобы их обслуживать. На прилавке стоял факс, лежали меню, бумага и карандаш. Золлнер заявил:

– Обед за мой счет.

Он выписал себе большой заказ, включавший, как я заметил, дежурный суп с говядиной. Мне даже не хотелось думать, откуда могло взяться это мясо.

В первый раз с того времени, как я вышел из больницы, и впервые в своей жизни я отказался от мясных блюд.

Другие тоже, видимо, не проголодались и заказали салаты.

Минут пять мы говорили о том, о сем. Дверь открылась, и мужчина в белом халате втолкнул тележку из нержавеющей стали, отличавшуюся от любой другой тележки лишь тем, что на нее было наброшено пластиковое покрывало.

Золлнер снял покрывало и убрал его, затем, как настоящий хозяин, раздал нам наши заказы и отпустил человека с тележкой.

Макс поинтересовался:

– Теперь этому парню придется принять душ?

– Да. Тележку отправят в комнату обеззараживания.

Я спросил:

– А нельзя эту тележку использовать для вывоза отсюда крупных предметов?

Золлнер расставлял свой большой заказ на столе со знанием дела. Он оторвался от любимого занятия и сказал:

– Да. Тележка единственная вещь, регулярно курсирующая между административной и биологически опасными зонами. Чтобы использовать ее для вывоза чего-нибудь, в этом должны принять участие еще двое. Тот, кто привозит и увозит ее, тот, кто моет ее, и тот, кто отправляет ее на кухню. Вы очень умны, мистер Кори.

– У меня менталитет уголовника.

Он рассмеялся и черпнул из тарелки ложку супа.

Я разглядывал Золлнера. Мне нравился этот парень. Веселый, дружелюбный, гостеприимный и сообразительный. Конечно, врал бесстыдно, но он был вынужден так поступать. Вероятно, два шутника, сидящих по другую сторону стола, и Бог знает кто еще из Вашингтона инструктировали Золлнера по телефону все утро, пока мы бродили по руинам и запасались брошюрами о чуме рогатого скота. В свою очередь, Золлнер провел инструктаж с доктором Чен, которая немного перестаралась. Золлнер привел нас именно к ней, хотя она была лишь косвенно связана с тем, чем занимались Гордоны. Чен представили как хорошего друга Гордонов, что было неправдой. Не слышал, чтобы они упоминали ее имя. Затем были другие ученые, с которыми нам удалось немного поговорить, прежде чем Золлнер увлек нас дальше. Они также знали Гордонов не лучше Чен.

В этом месте много дыма и зеркал, думаю, так было всегда. Я обратился к Золлнеру:

– Не верю этой истории с вакциной против эболы. Я знаю, что вы пытаетесь скрыть.

Золлнер перестал жевать и уставился на меня.

Я продолжал:

– Это инопланетяне, не так ли? Гордоны собирались раскрыть этот секрет.

В комнате было тихо, даже некоторые другие ученые посмотрели в нашу сторону. Я улыбнулся и заключил:

– Вот это желе – мозги инопланетян. Я поедаю улики.

Все начали улыбаться и посмеиваться. Золлнер чуть не задохнулся от смеха. Я взглянул на своих попутчиков. Джордж Фостер немного заволновался, когда я сказал, что не верю истории с вакциной против эболы, сейчас он выглядел спокойным и ел брюссельскую капусту. Тед Нэш казался менее взволнованным, но более опасным. О чем бы здесь ни говорили, пока рано кричать, что все это чушь и вранье. Я встретился взглядом с Бет и, как всегда, не мог определить, смешу ли я ее или раздражаю. Найти путь к сердцу женщины легче, когда у нее веселый нрав. Женщины любят мужчин, которые их смешат. Мне так кажется.

Я взглянул на Макса, который выглядел не столь раздражительным в этой почти нормальной комнате. Он что-то искал в своем бобовом салате, блюде, которое не должно значиться в меню замкнутой среды.

Мы ковырялись в еде, и разговор вернулся к возможности украсть вакцину. Золлнер сказал:

– Кто-то недавно оценил эту вакцину на вес золота, что побудило меня кое-что вспомнить – некоторые вакцины, которые испытывали Гордоны, имели золотистый оттенок, и кажется, Гордоны однажды окрестили их жидким золотом. Мне это показалось странным, возможно, потому что здесь никогда не говорят о деньгах и прибылях...

– Конечно, нет, – сказал я. – Вы государственное учреждение. Деньги не ваши, и не надо гнаться за прибылью.

Золлнер улыбнулся:

– В вашем деле ведь то же самое, сэр.

– Вот именно. Как бы то ни было, мы теперь считаем, что Гордоны поумнели и, затаив недовольство работой ради науки за государственную зарплату, открыли капитализм и решили продаться за золото.

– Правильно. Вы говорили с их коллегами, видели, чем они здесь занимались, а теперь можете сделать всего лишь один вывод. Почему вы все еще сомневаетесь?

– Я не сомневаюсь, – соврал я. Понятно, я сомневался. Как житель Нью-Йорка и полицейский. Но мне не хотелось расстраивать Золлнера, Фостера или Нэша. – Я просто хочу убедиться, что факты вписываются в общую картину. Я все это представляю так. Либо убийство Гордонов не имеет ничего общего с их работой здесь, и тогда мы идем по ложному следу, либо убийство связано с их работой, тогда, вероятнее всего, его причиной стала кража антивирусной вакцины, которая стоит много миллионов. Жидкое золото. Может показаться, что Гордонов провели, либо же они сами пытались обмануть партнеров и поплатились жизнью... – Раздался пронзительный звук.

Боже! Снова этот звук. Что это такое?.. Откуда он взялся? Я не видел его источника, но слышал его эхо, чувствовал его присутствие. Какова его причина?

– Мистер Кори?

– Да?

Мигающие глаза Золлнера изучали меня через маленькие стекла очков в металлической оправе.

– У вас возникли подозрения? – спросил он.

– Нет. Конечно, возникли. Раз уж мне пришлось снять свои часы, почему вам позволено носить очки?

– Это единственное исключение. На выходе есть ванночка для промывания очков. Вероятно, это приведет еще к одной блестящей мысли или версии?

– Гелевые пластины, замаскированные под очки.

Он покачал головой.

– Глупо. Я думаю, гелевые пластины вывезли на тележке для обедов.

– Верно.

Золлнер посмотрел на настенные часы и спросил:

– Продолжим? – Мы вышли в коридор. – Сейчас мы войдем в третью зону. В этой зоне риск заразиться выше; если кто-то не желает туда идти, я распоряжусь, чтобы вас отвели в душевую.

Все, очевидно, хотели оказаться в самом пекле ада. Возможно, я преувеличиваю. Вскоре мы прошли через красную дверь с надписью "Третья зона". Здесь, как объяснил Золлнер, исследователи работали с живыми болезнетворными организмами – паразитами, вирусами, бактериями, грибками и другой нечистью. Он показал нам лабораторию, в которой женщина сидела на табуретке у какого-то углубления в стене. Ее лицо скрывала маска, руки обтягивали латексные перчатки. Лицо прикрывал пластиковый щит, что-то похожее на витрину для салатов, но женщина не готовила салат из шинкованной капусты. Золлнер сказал:

– В углублении, где находятся болезнетворные организмы, имеется вытяжка, значит, вероятность их попадания в воздух помещения незначительна.

– Почему, – спросил Макс, – у нее есть маска, а у нас нет?

– Хороший вопрос, – согласился я.

– Она гораздо ближе к организмам, – ответил Золлнер. – Если вы хотите подойти поближе, я достану вам маску.

– Я пас, – изрек я.

Остальные присоединились ко мне.

Золлнер подошел к женщине и сказал ей несколько слов, которые мы не расслышали. Затем вернулся к нам:

– Она работает над вирусом, который вызывает болезнь, именуемую "Синим языком". – Он задумался. – Возможно, я подошел слишком близко. – Он высунул язык, который действительно был ярко-синего цвета, и скосил глаза на него. – Боже ... или это голубичный пирог, который я съел за обедом? – Он рассмеялся. Мы рассмеялись. По правде говоря, мрачный юмор надоел даже мне, а я долго способен терпеть глупые шутки.

Мы вышли из комнаты.

Эта часть здания показалась менее населенной, чем вторая зона, и люди, которых я видел, не производили жизнерадостного впечатления.

С полчаса мы провели, заглядывая в разные углы и щели. По правде говоря, большая часть третьей зоны выглядела весьма однообразно – многочисленные комнаты, где мужчины и женщины смотрели в микроскопы, делали слайды слизи, крови, ткани живых и мертвых животных. Некоторые взяли с собой обеды и ели, в то же время забавляясь с отвратительной нечистью.

Мы разговаривали с десятками мужчин и женщин, которые знали Гордонов или работали вместе с ними, и, хотя мы лучше узнали, чем они здесь занимались, у нас не было ни малейшего понятия, о чем они думали.

В конце концов Золлнер произнес:

– Вот и вся третья зона. Сейчас я должен еще раз спросить, хотите ли вы продолжать осмотр. Четвертая зона самая зараженная, даже больше, чем пятая. В пятой зоне вы все время носите специальный костюм и респиратор. Там есть своя душевая. В четвертой зоне вы увидите загоны для животных, заболевших и умирающих, а также крематорий и комнаты для аутопсии. Если, конечно, захотите. Итак, хотя мы здесь имеем дело только с болезнями животных, в окружающем воздухе могут витать другие болезнетворные микроорганизмы. Это микробы.

– Нам дадут маски? – спросил Макс.

– Если захотите. – Он обвел нас взглядом. – Хорошо. Следуйте за мной.

Мы подошли к еще одной красной двери с надписью "Четвертая зона" и знаком, предупреждающим о биологической опасности. Какой-то шутник прилепил к двери переводную картинку с особенно жутким черепом и костями – череп надтреснул, и из него через пустую глазницу, извиваясь, выползала змея. Из ухмыляющегося рта выбирался паук. Золлнер пояснил:

– Кажется, это дело рук Тома. Гордоны придали этому месту некоторую легкомысленность.

Золлнер подвел нас к ближайшей двери и предупредил:

– Все эти комнаты – загоны для скота со смотровыми окнами. То, что вы увидите, может расстроить вас и испортить впечатление от обеда. Поэтому смотреть не обязательно. – Он взглянул на висевший на стене блокнот. – Африканская лошадиная лихорадка... – Он заглянул в смотровое окошко. – Этот парень не так плох. Он просто апатичен. Взгляните.

Мы по очереди смотрели на великолепную черную лошадь в изолированной, похожей на тюрьму, комнате. Правда, лошадь выглядела вполне нормальной, за исключением того, что время от времени она вздыхала, словно испытывала затруднения с дыханием.

Золлнер объяснил:

– Все животные здесь борются с каким-нибудь вирусом или бактерией.

– Борются? – переспросил я. – Означает ли это, что они инфицированы?

– Да, но мы говорим "борются".

– Что же происходит? Им становится хуже, затем не хватает воздуха?

– Совершенно верно. Они заболевают и умирают. Иногда мы все же жертвуем ими. Это означает, что мы убиваем их прежде, чем болезнь пройдет все стадии. Пожалуй, все работающие здесь любят животных, именно поэтому они и занимаются подобной работой. Никто не желает, чтобы эти создания страдали, но если вы когда-нибудь видели бы миллионы голов скота, зараженных ящуром, то поняли бы, почему необходимо принести в жертву несколько десятков животных.

Мы шли от загона к загону, где многие животные находились на различных стадиях умирания. Теперь, пожалуй, мы боролись умственно и физически, если воспользоваться выражением Золлнера. Другими словами, наше восприятие притупилось, и мы еле перебирали ногами. Что еще хуже, настроение окончательно испортилось, и, если бы у меня была душа, она бы испытала смятение.

Наконец Золлнер прекратил все это:

– Не знаю, как вы, но с меня довольно.

Все поддержали его.

Однако мне в голову пришла последняя глупая мысль:

– Можно посмотреть на то, чем занимались Гордоны? Я имею в виду обезьянью эболу.

Он покачал головой:

– Это в пятой зоне. Но я могу вам показать свинью, зараженную африканской свиной лихорадкой, которая, подобно эболе, приводит к лихорадке с кровотечением. Они очень похожи.

Золлнер повел нас по другому коридору к двери номер тысяча сто тридцать. Изучив карту на стене, он сказал:

– Животное находится на последней стадии ... стадии кровотечения... оно угаснет к утру... если умрет раньше, его положат в холодильник, утром анатомируют, потом сожгут. Это ужасная болезнь, истребившая почти все поголовье свиней в некоторых районах Африки. Пока от этой болезни нет ни вакцины, ни лечения. Как я говорил, она сродни эболе ... – Он посмотрел на меня и жестом пригласил к смотровому окошку. – Взгляните.

Я подошел и заглянул внутрь. Пол в помещении был красного цвета, что сначала удивило меня, однако потом я понял все. В середине на полу почти неподвижно лежала огромная свинья, кровь шла у нее изо рта, ноздрей и даже из ушей. Я заметил также блестящую красную лужу у ее задней части.

Золлнер, стоявший позади меня, сказал:

– Видите, как она истекает кровью? Кровоточащая лихорадка страшна. Внутренние органы превращаются в кашу ... Теперь-то вы понимаете, почему эбола вызывает такой страх.

Я заметил большую металлическую трубу посреди пола, кровь стекала в нее, и мои мысли невольно вернулись к сточной канаве Западной сто второй улицы. Моя жизнь вытекала в канализационную трубу, я видел это и понимал, что чувствует большая свинья, наблюдая, как из нее течет кровь, слыша отрывистый звук в ушах и биение в груди, давление крови падало, и сердце пыталось это компенсировать, все учащая и учащая свое биение, до тех пор, пока не остановится совсем.

Словно издалека я услышал голос Золлнера:

– Мистер Кори? Мистер Кори? Мистер Кори? Уже можно отойти от окошка. Пусть другие тоже посмотрят. Мистер Кори?

Глава 13

Мы последовали за Золлнером в душевую – я, Макс, Нэш и Фостер – и встали под душ, мыли волосы специальным шампунем, терли ногти щеткой и дезинфицирующим средством. Полоскали горло каким-то ужасным зубным эликсиром и выплевывали его. Я продолжал мылиться и полоскаться, пока Золлнеру наконец это не надоело:

– Достаточно. А то схватите воспаление легких и умрете. – Он рассмеялся.

Я вытерся полотенцем, бросил его в корзину, голым пошел к своему шкафчику, избавленный от бактерий и очень чистый, по крайней мере, с внешней стороны.

Кроме вошедших сюда, больше никого не было. Нас даже никто не сопровождал. Я уже мог представить, как лучше всего вынести большие вещи из лаборатории в раздевалку. Однако не думаю, что именно так и случилось, поэтому не имеет значения, возможно это или нет.

Золлнер исчез и вернулся с ключами от шкафчиков, которые раздал всем.

Я открыл свой шкафчик и начал одеваться. Какой-то предупредительный парень, вполне возможно, Стивенс, оказался столь любезен, что выстирал мои шорты и, занимаясь этим, неумышленно вымыл красную глину из моего кармана. Ну что ж, неплохо сработано, Кори.

Я осмотрел свой пистолет – с ним, похоже, все было в порядке, но никогда не знаешь, что какой-нибудь шутник способен натворить. Дома я решил проверить свою пушку и патроны.

Я подошел к двери раздевалки, где ждал Золлнер. Я сказал:

– Несмотря на свое плохое поведение, я потрясен увиденным и хочу поблагодарить вас за уделенное нам время.

– Мне было приятно ваше общество, мистер Кори. Жаль, что мы встретились при столь печальных обстоятельствах. – Золлнер посмотрел на часы. – При желании вы еще успеете на паром, отходящий в три сорок пять. Если у вас еще есть вопросы, мы можем пройти в мой кабинет.

Я был не прочь вернуться к артиллерийским батареям и обследовать подземные ходы, но понимал, что, если выскажу такое пожелание, все взбунтуются. К тому же, честно говоря, не хотелось совершать еще одно путешествие по острову.

– Мы подождем своего босса, – сказал я. – Не будем принимать серьезных решений без нее.

Золлнер кивнул и улыбнулся.

Мне показалось, Золлнера особо не волнует ни то, что подвергается сомнению его система безопасности или процедуры по сдерживанию распространения биологически опасных организмов, ни вероятность кражи его двумя учеными чего-то хорошего и ценного или чего-то плохого и смертельно опасного. Мне пришло в голову, что Золлнер так спокоен по одной простой причине – если доктор даже провалил все дело или нес ответственность за провалы других, худшее миновало, ибо он уже договорился с правительством о том, чтобы скрыть истинные причины убийства. Нельзя исключить возможности, хотя и весьма отдаленной, что Золлнер сам убил Гордонов или знал, кто это сделал. Что касается меня, то подозревать следовало всех, кто был близок к Гордонам.

Бет вышла из женской раздевалки и присоединилась к нам. Она хорошо постаралась, ее щеки горели, излучая какую-то свежесть.

Она обменяла пропуска, Золлнер рассказал ей о своих и наших предложениях.

Бет взглянула на нас.

– Я насмотрелась достаточно, если только вы не хотите посетить подземные бункеры или еще чего-нибудь.

Мы отрицательно покачали головой.

Она обратилась к Золлнеру:

– Мы оставляем за собой право посетить этот остров еще раз в любое время, пока идет расследование дела.

– Что касается меня, буду рад встретить вас в любое время. Однако не я принимаю решения.

Раздался звук клаксона, и я посмотрел через застекленные двери. На улице стоял белый автобус, в него садились сотрудники острова.

– Извините, что не провожаю вас до парома, – сказал Золлнер.

Он пожал руку каждому и любезно попрощался с нами, не подавая вида, что рад избавлению от нас. Настоящий джентльмен.

Мы вышли на солнечный свет и, перед тем как сесть в автобус, вдоволь подышали свежим воздухом. Водителем был другой охранник, и думаю, он выполнял обязанности сопровождающего.

В автобусе сидели всего шесть сотрудников острова, и я не помню, чтобы видел их во время посещения центра.

Автобус доехал до пристани за пять минут и остановился.

Мы вышли и направились к бело-голубому парому, "Сливовому контрабандисту". Мы вошли в большую каюту, прозвучал гудок, и паром отчалил.

Пятеро из нас стоя продолжали разговаривать. Подошел член команды парома, обветренный джентльмен, и забрал наши паспорта. Он спросил:

– Ну и как вам понравился этот остров доктора Моро?[4]

Это литературное сравнение, исходящее от старого моряка, застигло меня врасплох. Мы немного поболтали с парнем и узнали, что его зовут Пит. Он также сказал нам, что тяжело переживает смерть Гордонов. Он извинился и стал подниматься по лестнице, ведущей на верхнюю палубу и мостик. Я пошел за ним и, прежде чем он открыл дверь к мостику, спросил:

– У вас найдется минута?

– Конечно.

– Вы знали Гордонов?

– Конечно, знал. Мы два года плавали на этом пароме туда и обратно.

– Мне говорили, что они пользовались своим катером, чтобы ездить на работу.

– Иногда. Прекрасная новая "Формула-303". Пара моторов "мерседес". Адская скорость.

Пора брать быка за рога. Я спросил:

– А не могло случиться так, что они на этой штуке перевозили наркотики?

– Наркотики? Да нет, черт побери. Они острова не могли обнаружить, что и говорить о корабле.

– Откуда вы это знаете?

– Мы иногда разговаривали о катерах. Они совсем не умели вести катер по курсу. У них на борту не было даже навигационной системы. Вы знаете это?

– Верно. – После сказанного я вспомнил, что не видел на борту катера космического навигационного устройства. Если вы занимаетесь контрабандой наркотиков, необходимо спутниковое навигационное устройство. – Может быть, они водили вас за нос. Возможно, они были лучшими мореплавателями со времен Магеллана.

– Они?

– Почему вы уверены, что они не умели прокладывать курс?

– Видите ли, я пытался устроить их на курсы навигации. Они не проявили никакого интереса.

Пит оказался немного туповат. Я предпринял новую попытку:

– Может быть, они только притворялись, чтобы никто не заподозрил, что они занимаются контрабандой наркотиков?

– Да? – Он почесал в затылке. – Может быть. Но я так не думаю. Они не любили открытого моря. Когда оба находились на катере и видели паром, то держались подветренной стороны и шли за нами всю дорогу. Они боялись потерять землю из виду. Разве так ведут себя контрабандисты?

– Думаю, нет. Пит, так кто же убил их и за что?

Он сделал театральный жест, означавший полное недоумение и сказал:

– Откуда мне знать.

– Пит, вы же думали об этом. Кто и почему? Что вы сперва подумали? Что говорили люди?

Он колебался, затем сказал:

– Ну, мне кажется, Гордоны что-то украли из лаборатории. Понимаете? Такое, что может уничтожить весь мир. Они собирались продать это иностранцам. Понимаете? Сделка сорвалась, и их пришили.

– Но вы так больше не считаете?

– Ну, я слышал нечто другое.

– Что именно?

– Что они украли вакцину, стоящую миллионы. – Он посмотрел на меня. – Это правда?

– Вот именно.

– Им захотелось быстро разбогатеть, а вместо этого их срочно отправили на тот свет.

– За грех расплачиваются смертью.

– Да.

Пит извинился и вошел в рулевую рубку.

Интересно, подумал я, что Пит и, вероятно, все другие, включая вашего слугу, сначала именно так объясняли смерть Гордонов. Затем, хорошо помозговав, я придумал контрабанду наркотиков. Сейчас же мы добрались до вакцины. Однако иногда оказывается, что первая реакция и есть истина. По крайней мере, все три версии связывало одно общее – деньги.

Я стоял на верхней палубе и наблюдал, как вдалеке исчезает зеленый берег острова Плам. Солнце все еще стояло высоко на западе и приятно грело мою кожу. Я наслаждался поездкой, запахом моря и даже покачиваниями парома. Меня стала беспокоить мысль, не уподоблюсь ли я аборигенам. Вот-вот начну выковыривать моллюсков из ракушек.

Бет Пенроуз появилась на верхней палубе и стала разглядывать остающуюся позади кильватерную струю, затем обернулась, прислонилась спиной к перилам, подставляя лицо солнцу.

– Ты предвосхитила мысли Золлнера, – заметил я.

Она кивнула.

– Они логичны и соответствуют фактам, что опровергает наше предположение о краже Гордонами смертоносных организмов, а также нашу версию о контрабанде наркотиков. Гордоны украли нечто полезное. Нечто, приносящее богатство. Деньги. Мотив – это деньги. Золото, соблазняющее святого, как писал Шекспир.

– Кажется, в этом году я сыт Шекспиром. – Я задумался. – Не знаю, почему мне это никогда не приходило в голову. По-моему, мы так зациклились на чуме и тому подобном, что совсем упустили из виду противоядия – вакцины, антивирусные средства и так далее. Этим как раз и занимаются ученые на острове Плам, и как раз это и украли Гордоны. Фу ты, я начал тупеть.

Она улыбнулась:

– Честно говоря, я стала думать о вакцинах вчера вечером, когда Стивенс упомянул вакцину от ящура. Я знала, где этим занимаются.

– Верно. Теперь все могут спать спокойно. Никакой паники, никакой истерики, никаких чрезвычайных ситуаций в стране. Черт, я-то думал, что мы отдадим Богу душу ко Дню всех святых.

Мы посмотрели друг другу в глаза.

– Все это, конечно, ложь, – сказала Бет.

– Да. Это действительно красивая ложь. Она уводит в сторону от острова и федералов. Тем временем ФБР и ЦРУ могут без нас спокойно заниматься этим делом, не привлекая внимания прессы. Ты, Макс и я, на острове мы узнали лишь часть истины.

– Правильно. Нам придется распутывать это двойное убийство. Самостоятельно.

– Верно, – ответил я, – думаю, мне очень будет не хватать Теда Нэша.

Она улыбнулась и посмотрела на меня с серьезным выражением лица.

– Я бы не стала злить такого человека.

– Черт с ним.

– Ты крутой парень.

– Я получил десять пуль и выпил кофе, прежде чем лечь в больницу.

– Пуль было всего три, ты провел в больнице месяц и еще не полностью выздоровел.

– Ты обсуждаешь это с Максом. Как мило.

Она не ответила. Я заметил, что она редко попадается на удочку. Придется иметь это в виду.

Она спросила:

– Стивенс врет?

– Само собой разумеется.

– А Золлнер?

– Мне он нравится.

– Он врет?

– Не совсем, не так как Стивенс. Ему подсказали, что говорить. Прорепетировали.

Она кивнула:

– Он напуган?

– Нет.

– Почему?

– Ему нечего бояться. Все под контролем. Стивенс и Золлнер заключили сделку с правительством.

Она понимающе кивнула.

– У меня тоже сложилось такое впечатление. Сценарий был задуман, записан и разослан вчера вечером или сегодня утром. В Вашингтоне и на острове Плам всю ночь горел свет. А утром нам устроили спектакль.

– Ты попала в цель, – сказал я. – Я же говорил, что нельзя верить этим двум шутам.

Она снова кивнула.

– Не приходилось оказываться в положении, когда нельзя доверять людям, с которыми работаешь.

– Я оказывался. Это настоящая игра – необходимо следить за своими словами, прикрывать свою задницу, видеть затылком, предчувствовать неладное и улавливать недосказанные мысли.

Она взглянула на меня:

– Тебе было хорошо там на острове?

– Прекрасно.

– Тебе нужен отдых.

Я пропустил это мимо ушей и произнес:

– У Нэша малюсенький член.

– Спасибо, что сообщил.

– Я просто хотел, чтобы ты знала. Я заметил твой интерес к нему, и мне не хочется, чтобы ты попусту тратила свое время с человеком, у которого между ног болтается третий мизинец.

– Ты очень предупредителен. Почему ты лезешь не в свое дело?

– Ну ладно.

Посреди залива море стало неспокойным, и я прислонился к перилам. Я взглянул на Бет, она стояла с закрытыми глазами и, откинув голову, ловила ультрафиолетовые лучи. Я бы сказал, что у нее было лицо купидона, невинное и в то же время чувствительное. Ей, как я уже говорил, чуть за тридцать и, как она утверждала, один развод. Мне не терпелось узнать, был ли ее муж полицейским или он не вынес, что его жена полицейский. Люди ее возраста уже накопили кое-какой багаж, люди моего возраста накопили кучу больших квадратных чемоданов в своих чуланах.

Не открывая глаз, Бет спросила:

– Что бы ты сказал, если бы тебя уволили по нетрудоспособности?

– Не знаю. Макс бы нанял меня.

– Мне кажется, не стоит заниматься работой полицейского, если пенсия не составит три четверти зарплаты. Как ты думаешь?

– Думаю, не стоит. Не знаю, чем бы я занялся. Жизнь на Манхэттене не дешева. А я там живу. Пожалуй, мне бы пришлось переехать. Может быть, сюда.

– Что бы ты здесь делал?

– Выращивал виноград.

– Виноград? Выращивая виноград, надо делать вино.

– Верно.

Она открыла голубовато-зеленые глаза и посмотрела на меня. Наши взгляды встретились. Она снова закрыла глаза.

Мы оба молчали, затем она снова открыла глаза и спросила:

– Почему нельзя допустить, что Гордоны украли чудесную вакцину, чтобы сделать состояние?

– Потому что эта версия оставляет без ответа слишком много вопросов. Быстроходный катер – один из них. Когда создаешь одноразовую вакцину, какой смысл выбрасывать сто тысяч на катер. Ведь так?

– Возможно, они предполагали, что скоро украдут вакцину и, значит, в конце концов смогут купить катер. Эта мысль, наверное, забавляла их. Когда был приобретен катер?

– В апреле прошлого года, – ответил я. – Как раз перед началом сезона лодочных прогулок. Внесли десять тысяч предоплаты, остальное в рассрочку.

– Ладно. По какой еще причине мы не верим версии, изложенной нам на острове Плам?

– Зачем покупателям этой вакцины убивать двоих сразу? Особенно если тот или те, кто был на борту катера Гордонов, не могли знать, что находится у них в этом ящике.

Она сказала:

– Раз уж речь идет об убийствах, то мы оба знаем, что людей иногда убирают почти ни за что. А содержимое ящика... что, если у Гордонов на острове были сообщники, которые погрузили вакцину в катер? Кто-то на острове звонит тем, кто ждет Гордонов, и сообщает, что груз находится в пути. Представь сообщника на острове. Представь Стивенса. Или Золлнера. Или доктора Чен. Или Кеннета Гиббса. Да им мог быть кто угодно.

– Хорошо... пополним этим пакет наших версий.

– Что еще? – спросила она.

– Я не эксперт по геополитике, однако эбола встречается редко, и возможность того, что Всемирная организация здравоохранения или африканские государства, страдающие от этой болезни, начнут заказывать вакцину в больших количествах, маловероятна. В Африке люди умирают от разных излечимых болезней, таких как малярия, туберкулез, и никто не покупает для них двести миллионов доз чего бы то ни было.

– Правильно... Но нам неизвестны все тонкости торговли законными лекарствами. Их можно украсть, подделать, продавать на черном рынке...

– Хорошо, но согласись, версия о краже Гордонами вакцины звучит неправдоподобно.

– Нет, правдоподобно. Я только чувствую, что это ложь.

– Верно. Правдоподобная ложь.

– Огромная ложь.

– Огромная ложь, – согласился я. – И это меняет дело.

– Разумеется. Что еще?

– Есть еще атлас морских карт, – сказал я. – Там ничего особенного нет, но хотелось бы знать, что означает набор цифр: 44106818.

– А как насчет археологических раскопок на острове? – спросила она.

– Верно. Это было сюрпризом для меня и породило разные вопросы.

– Почему Пол Стивенс сообщил нам о раскопках?

– Потому что все это знают, и нам бы рано или поздно рассказали.

– Правильно. Что кроется за этими раскопками?

– Понятия не имею. Ясно, что они никак не связаны с наукой, именуемой археологией. Раскопки служили ширмой для чего-то, поводом для того, чтобы совершать далекие вылазки.

– Может быть, за этим ничего не стоит.

– Может быть. Потом эта красная глина, которую я обнаружил в кроссовках Гордонов, а затем увидел на острове. На всем пути из лаборатории до пристани нет такого места, где к подошвам могла бы прилипнуть мягкая красная глина.

Она кивнула.

– Ты, наверное, взял эту глину, когда ходил по делу?

Я улыбнулся:

– Честно говоря, я именно так и сделал. Но, одеваясь после душа, я обнаружил, что кто-то постирал мои шорты.

Она расхохоталась:

– Жаль, что они не выстирали мои шорты.

Мы оба улыбнулись.

– Я затребую образцы почвы, – сказала она. – Они начнут обеззараживать ее, если захотят соблюсти "линию невозвращения". Я вижу, ты предпочитаешь действовать напрямую. Стащил финансовые распечатки, украл комок государственной почвы и Бог знает что еще. Тебе следует учиться соблюдать приличия, детектив Кори. Тем более что это твое дело. Ты попадешь в беду, а я не собираюсь подставлять свою шею ради тебя.

– Конечно. Кстати, я хорошо разбираюсь в уликах, правах подозреваемых, в субординации и во многом другом, когда речь идет о рядовых убийствах. Это дело может преградить путь любой чуме. Поэтому я шел по кратчайшему пути. С учетом фактора времени, преследования по горячим следам и так далее. Если я спасу планету, то стану героем.

– Ты будешь играть по правилам и соблюдать установленные процедуры. Не делай ничего, что может поставить под сомнение обвинение в этом деле.

– У нас нет даже намека на подозреваемого, а ты уже говоришь так, словно находишься в суде.

– Таков мой стиль работы.

– Кажется, я здесь сделал все возможное. Ухожу с должности городского консультанта по убийствам.

– Перестань дуться. – Она не знала, что сказать дальше. – Хочу, чтобы ты остался. Я действительно смогу чему-то научиться у тебя.

Мы явно нравились друг другу, несмотря на ссоры и недоразумения, расхождение во взглядах, разные характеры, возрасты, происхождение и, вероятно, группы крови, музыкальные вкусы и Бог знает что еще. Действительно, если все это принять во внимание, то у нас не было ничего общего, кроме работы. Даже в работе у нас не было согласия. И к тому же я был влюблен. Точнее сказать, меня охватила страсть. Сильная страсть. И я с собой ничего не мог поделать.

Мы снова посмотрели друг на друга и снова улыбнулись. Глупо. В этом ощущалось что-то наркотическое. Я чувствовал себя идиотом. Она была такая изящная и красивая... Мне нравился ее голос, улыбка, блестевшие на солнце, словно медь, волосы, движения, руки. От нее после душа пахло мылом. Мне нравится этот запах. Запах мыла у меня ассоциируется с сексом. Впрочем, это долгая история.

Наконец она сказала:

– Что это за кусок бесполезной земли?.

– А?.. Да. Гордоны. – Я рассказал о чеке и телефонном разговоре с Маргарет Уили. – Я не садовод, но кажется, люди, у которых мало денег, не станут выбрасывать двадцать тысяч долларов ради удовольствия обнять несколько собственных деревьев.

– Странно, – согласилась она. – Но земля привлекает. Мой отец оказался одним из последних фермеров в западном Суффолке. Он любил свою землю, однако в сельскую местность пришли перемены – исчезли леса, реки, другие фермы. Он продал землю, но после этого, даже имея миллион долларов в банке, был сам не свой. – Она умолкла, затем добавила: – Думаю, надо поговорить с Маргарет Уили, осмотреть тот кусок земли, хотя вряд ли это прояснит дело.

– По-моему, то обстоятельство, что Гордоны ни словом не обмолвились о собственной земле, говорит о многом. Как и археологические раскопки. Вещи, кажущиеся нелогичными, требуют объяснения.

– Спасибо, детектив Кори.

– Не собираюсь читать тебе лекций, но я веду занятия в колледже Джона Джея и иногда против собственной воли произношу подобные сентенции.

Она бросила на меня взгляд и сказала:

– Никак не могу понять, говоришь ли ты серьезно или морочишь мне голову.

На самом деле я хотел заморочить ей голову.

– Я действительно преподаю в колледже.

Это один из лучших колледжей по уголовному правосудию на Манхэттене, и мне кажется, она не могла представить меня в роли преподавателя.

– Что ты преподаешь?

– Практику расследования убийств. Осмотр места преступления и тому подобное. Занятия в пятницу по вечерам. Можешь зайти как-нибудь, если, конечно, я туда вернусь. Может быть, в январе.

– Обязательно приду.

– Приходи пораньше. Класс всегда переполнен. Я очень интересно веду занятия.

– Не сомневаюсь.

И я не сомневался, что она наконец стала подумывать об этом. Подумывать, стоит ли переспать со мной.

– Приближаясь к пристани, паром замедлил ход.

– Ты разговаривала с семейством Мэрфи? – спросил я.

– Нет. Макс разговаривал. Сегодня я встречаюсь с ними.

– Хорошо. Я пойду с тобой.

– Ты же говорил, что прекращаешь участвовать в расследовании.

– Завтра.

Она вытащила из сумки записную книжку и начала листать страницы.

– Прекрасно... – Бет пробежала взглядом еще одну страницу. – Я позвоню в отделы дактилоскопии и судебной экспертизы. Я уже просила окружного прокурора затребовать телефонные разговоры Гордонов за последние два года.

– Хорошо. Запроси также список всех жителей Саутхолда, имеющих право на ношение оружия.

– Ты думаешь, орудием убийства стал зарегистрированный пистолет?

– Возможно.

– Почему ты так думаешь?

– Предчувствие. А пока надо искать пули на дне моря.

– Мы это делаем. Найти будет нелегко.

– Если найдете, позаботься, чтобы баллистической экспертизой занялась полиция графства, а не ФБР.

– Знаю.

Бет перечислила ряд других неотложных дел, и я убедился, что она любит аккуратность и порядок. Она была любознательна и обладала хорошей интуицией. Чтобы стать по-настоящему хорошим детективом, ей не хватало лишь опыта. Чтобы стать великим детективом, ей следует научиться вести себя раскованно, уметь заставить людей говорить свободно и больше, чем они хотят сказать. У нее был немного мрачноватый и строгий вид, и большинство свидетелей, не говоря о коллегах, это пугало.

– Расслабься.

– Извини, я не расслышала? – Она оторвалась от блокнота.

– Расслабься.

– Меня это дело очень беспокоит.

– Оно беспокоит всех. Расслабься.

Паром коснулся резиновых амортизаторов, и команда корабля выбросила два троса.

Бет говорила, словно размышляя вслух:

– Итак... к версии о вредных микробах и наркотиках прибавляется версия о полезных лекарствах. И не забудь, что Макс говорил по радио о двойном убийстве двух владельцев собственности на фоне обычной кражи со взломом. И знаешь что? Вполне вероятно, что это правда.

Я посмотрел на нее и заметил:

– Вот еще одна задача для тебя, и только тебя одной. Допустим, Гордоны знали то, что им не положено знать, или видели то, что им не положено видеть. Допустим, кто-то, например, Стивенс или твой друг Нэш, пришил их. Подумай об этом.

Она долго молчала.

– Похоже на скверный фильм. Но я подумаю.

С нижней палубы раздался голос Макса:

– Все на берег.

Бет направилась к трапу, затем остановилась и спросила:

– Какой у тебя номер сотового телефона?

Я назвал ей свой номер.

– Мы расстанемся на стоянке автомобилей, и я тебе позвоню через двадцать минут, – сказала она.

Мы присоединились к Максу, Нэшу и Фостеру и вместе с сотрудниками острова сошли на берег. На берегу паром ожидали всего три человека, и я снова ощутил, как изолирован этот остров.

На автомобильной стоянке начальник полицейского управления Саутхолда Сильвестр Максвелл обратился к нам:

– Я удовлетворен тем, что прояснилась самая неприятная часть этого происшествия. Меня ждут другие дела, поэтому я поручаю детективу Пенроуз расследовать убийство с этой точки зрения.

Тед Нэш из ЦРУ сказал:

– Я тоже удовлетворен, тем более что, кажется, не нарушены национальная безопасность или ее международный аспект. Я предложу, чтобы ЦРУ и меня освободило от этого дела.

Джордж Фостер из ФБР проговорил:

– Кажется, произошла кража государственной собственности, поэтому ФБР продолжит свое участие в этом деле. Я сегодня еду в Вашингтон для доклада. Местное отделение ФБР займется этим делом, и кто-нибудь будет поддерживать связь с вами, начальник. – Он посмотрел на Бет. – Или с вами или с вашим шефом.

Детектив Элизабет Пенроуз из полицейского управления графства Суффолк ответила:

– Ну что ж, похоже, мне водить. Благодарю всех за помощь.

Прощаясь, все пожимали друг другу руки, даже я, хотя, возможно, меня уже уволили. Произносились короткие слова прощания, никто никому не льстил и не обещал писать или встретиться еще раз, никто не целовался и не обнимался. Минуту спустя Макс, Бет, Нэш и Фостер уже уселись в свои машины и уехали. Лишь я один продолжал стоять. Странно. Вчера вечером все думали, что пришел конец света и бледный всадник с косой начал страшную жатву. А сейчас никто и ломаного гроша не дал бы за двух воров вакцины, лежавших в морге. Вот как.

Я пошел к машине. Кто участвовал в сговоре для сокрытия истины? Очевидно, Тед Нэш и его люди, а также Джордж Фостер, поскольку он ранним паромом вместе с Нэшем отправился на остров. Участвовали и четверо парней в костюмах, умчавшиеся на черном лимузине. Вероятнее всего, замешаны были также Пол Стивенс и доктор Золлнер.

Я не сомневался, что определенные государственные учреждения вступили в сговор, сценарий которого показался правдоподобным для средств массовой информации, страны и всего мира. Но он был неприемлем для детективов Джона Кори и Элизабет Пенроуз. Нет, их он совершенно не устраивал. Интересно, поверил ли ему Макс? Люди обычно верят хорошим новостям. Макс так помешался на микробах, что готов был поверить: остров Плам не выбрасывает в атмосферу ни антибиотики, ни вакцину. Может быть, потом следует поговорить с Максом.

И еще один вопрос – если все эти люди что-то скрывали, то что именно? Мне пришло в голову, что, вполне вероятно, они не знают, что скрывают. Им хотелось представить смертельную опасность простым воровством, и это надо было сделать как можно быстрее, чтобы выпустить пар. Теперь у них есть время, чтобы пошевелить мозгами и задаться вопросом, что же происходит на самом деле. Возможно, Нэш и Фостер не располагали никакими фактами, дающими ключ к разгадке причин убийства Гордонов.

Вторая версия – эти люди знали, кто и почему убил Гордонов, даже возможно, что убийцами были Нэш и Фостер. Я же толком не понимал, кого представляли эти шуты.

Размышляя об этом, я помнил, что сказала Бет о Нэше... "Я бы не стала злить такого человека".

Я остановился в двадцати ярдах от своего джипа и осмотрелся. На стоянке находилось около сотни машин сотрудников острова, но кругом не было ни души. Я встал позади фургона и вытащил клавиатуру дистанционного управления. В придачу за сорок тысяч долларов, потраченных на машину, мне вручили дистанционное зажигание. Я нажал на кнопку зажигания, два раза долго и один раз коротко, и ждал, когда раздастся взрыв. Взрыва не последовало. Мотор завелся. Я дал ему разогреться, подошел к машине и сел за руль.

Кто знает, может быть, я стал слишком осторожничать. Если бы машина взорвалась, ответ был бы отрицательным. Безопасность лучше, чем слезы. Пока не доберусь до убийцы или убийц, паранойя станет моей второй натурой.

Глава 14

Я ехал на запад по главной дороге, шум мотора едва слышен, радио настроено на легкую музыку, мимо проносились сельские пейзажи, голубое небо, чайки – лучшее, что может предложить третья планета, считая от солнца.

Зазвонил телефон.

– Да. Чем могу помочь?

– Встреть меня у Мэрфи, – послышался голос детектива Пенроуз.

– Вряд ли смогу, – отреагировал я. – Кажется, меня уволили. Если нет, то сам ухожу.

– Тебя наняли на неделю. Придется поработать до конца этого срока.

– Кто сказал?

– Встречаемся у Мэрфи. – Она повесила трубку.

Терпеть не могу властных женщин. Тем не менее я двадцать минут добирался до дома Мэрфи и увидел детектива Пенроуз, сидевшую в черном "форде", припаркованном перед домом. Я остановил свой джип на расстоянии нескольких домов, выключил мотор и вышел. Место преступления, находившееся справа от дома Мэрфи, было огорожено лентой. Фургон мобильного штаба полиции все еще стоял на лужайке.

Когда я подошел, Бет разговаривала по телефону. Увидев меня, она положила трубку и вышла.

– Я только что закончила длинный устный доклад моему боссу, – сказала она. – Все, кажется, довольны версией с эболой.

– Ты не намекнула своему боссу, что это мошенничество? – спросил я.

– Нет... давай оставим это. Лучше займемся двойным убийством.

Мы подошли к парадной двери дома Мэрфи и позвонили. Жилище представляло собой фермерский дом 1960 года постройки, довольно противный, но хорошо ухоженный.

Женщина лет семидесяти открыла дверь. Мы оба представились. Женщина улыбнулась Бет и провела нас в дом, крикнув в его глубину:

– Эд, снова полиция!

В гостиной она указала нам на диванчик. Сесть на него мы могли, лишь плотно прижавшись друг к другу.

Агнес Мэрфи спросила:

– Выпить хотите?

Я ответил:

– Нет, спасибо, мадам, я на службе.

Бет тоже отказалась.

Миссис Мэрфи опустилась не кресло-качалку напротив нас.

– Вам нравились Гордоны? – поинтересовался я.

Вопрос, как и следовало ожидать, смутил ее. Прежде чем ответить, она собиралась с мыслями:

– Мы их не слишком хорошо знали, но они жили очень тихо.

– Как, по-вашему, почему их убили?

– Откуда же я могу знать.

Мы переглянулись.

– Вероятно, это было как-то связано с их работой.

Вошел Эдгар Мэрфи, вытирая руки тряпкой. Он объяснил, что был в гараже и возился со своей газонокосилкой. Он выглядел на восемьдесят, и будь я на месте Бет Пенроуз, готовящей будущий судебный процесс, засомневался, сможет ли Эдгар выстоять, давая показания.

На нем был зеленый комбинезон и рабочие ботинки. Он был таким же бледным, как и его жена. Я встал и пожал ему руку. Я снова сел. Он же устроился в кресле с откидной спинкой, которую опустил так низко, что его взгляд упирался в потолок. Я пытался поймать его взгляд, но это было нелегко. Теперь мне стало понятно, почему я не навещаю своих родителей.

Эдгар Мэрфи сказал:

– Я уже говорил с начальником Максвеллом.

Бет отозвалась:

– Да, сэр. Я из отдела убийств.

– А он откуда?

– Я работаю у начальника Максвелла, – ответил я.

– Нет, вы там не работаете. Я знаю каждого полицейского из его управления.

Казалось, вот-вот произойдет тройное убийство. Я уставился в ту точку на потолке, к которой был прикован его взгляд, и говорил так, словно передавал сигналы на спутник:

– Я консультант. Послушайте, мистер Мэрфи...

Миссис Мэрфи прервала меня:

– Эд, сядь прямо. Так сидеть невежливо.

– Что за черт! Это мой дом. Он же слышит меня. Вы ведь слышите меня, не так ли?

– Да, сэр.

Бет сделала небольшое вступление, но умышленно путала время и детали. Мэрфи поправлял ее, демонстрируя хорошую оперативную память. Миссис Мэрфи также аккуратно изложила события предыдущего дня. Оба производили впечатление надежных свидетелей, и мне стало стыдно за свою нетерпеливость. Мне стало неловко от неизвестно откуда возникшего желания раздавить Эдгара в его кресле.

Из разговора с Эдгаром и Агнес стало ясно, что мы едва ли узнаем что-то новое. Голые факты были таковы – после обеда, в 5-30, Мэрфи сидели в комнате на солнечной стороне. Оба обедают приблизительно в четыре часа. Они смотрели телевизор, когда услышали, как приближается катер Гордонов, – они узнали его по шуму мощных двигателей. Миссис Мэрфи недоумевала:

– Зачем нужны такие большие громкие двигатели?

"Чтобы раздражать своих соседей, миссис Мэрфи", – подумал я и тут же задал обоим вопрос:

– Вы видели катер?

– Нет, – ответила миссис Мэрфи. – Мы не стали смотреть.

– Но вы увидели бы катер из комнаты на солнечной стороне?

– Да, вода оттуда видна. Но мы смотрели телевизор.

Я улыбнулся миссис Мэрфи:

– У вас прекрасный дом.

– Спасибо.

Бет взяла инициативу в свои руки:

– Вы уверены, что не слышали ничего похожего на выстрел?

– Нет, – ответил Эдгар Мэрфи. – У меня неплохой слух. Я же услышал, как Агнес позвала меня, а?

Бет сказала:

– Иногда выстрелы звучат не так, как они, по нашему мнению, должны звучать. Видите ли, по телевизору у них один звук, в реальной жизни он иногда похож на треск петард или чиханье выхлопной трубы. Вы слышали что-либо после того, как перестали работать двигатели?

– Нет.

Настала моя очередь:

– Итак, вы слышали, как остановились двигатели. Вы в это время продолжали смотреть телевизор?

– Да. Но телевизор работал не на полную громкость. Мы обычно сидим близко к нему.

– Спиной к окнам?

– Да.

– Вы продолжали смотреть телевизор еще десять минут. Что заставило вас встать?

– Шла одна из любимых передач Агнес. Какое-то глупое интервью.

– Поэтому вы пошли поболтать с Томом Гордоном.

– Мне надо было купить удлинитель. – Эдгар рассказал, как он пролез через щель в изгороди, ступил на деревянный настил, ведущий к дому Гордонов, и неожиданно наткнулся на Тома и Джуди, распростертых без каких-либо признаков жизни.

Бет спросила:

– На каком расстоянии от вас были тела?

– Менее двадцати футов.

– Вы уверены?

– Да. Я стоял у края настила, они лежали напротив раздвижной стеклянной двери. Двадцать футов.

– Хорошо. Как вы узнали, что это Гордоны?

– Я узнал не сразу. Я застыл и смотрел, затем догадался.

– Как вы поняли, что они мертвы?

– Сперва я так не думал. Но я заметил... ну, что-то вроде третьего глаза на лбу Тома. Понимаете? Они лежали без движения. Глаза открыты, не дышали, не стонали. Никаких признаков жизни.

Бет кивнула.

– Что вы делали после увиденного?

– Я в ужасе бежал оттуда.

Я снова спросил Эдгара:

– Как вам кажется, сколько времени вы там простояли?

– Не знаю.

– Полчаса?

– Да нет же. Секунд пятнадцать.

Я перешел от времени и сцены убийства к другим вопросам, спросив миссис Мэрфи:

– Гордоны часто принимали гостей?

– Довольно часто. Они нередко готовили на улице. И всегда приходило несколько гостей.

– Бывало, что они катались на катере допоздна? – спросила Эдгара Бет.

– Да. Звук моторов их катера трудно перепутать с другими. Иногда оба возвращались очень поздно.

– Что значит поздно?

– Ну, в два-три часа утра. Думаю, они ночью ловили рыбу.

Конечно можно ловить рыбу с "Формулы-303", как я делал несколько раз вместе с Гордонами, но это ведь не рыбацкая лодка. Думаю, Эдгар понимал это. Но Эдгар был человеком старой закалки и считал, что не следует говорить плохо об умерших, если к тому никто не принуждает.

Через несколько минут в разговор вступила миссис Мэрфи:

– Они были симпатичной парой.

Я подхватил намек и спросил:

– Думаете, у него была подруга?

– Нет, я не хотела...

– У нее был любовник?

– Ну...

– Когда Тома не было дома, к ней приходил мужчина. Я прав?

– Не могу утверждать, что это был любовник.

– Расскажите нам об этом.

Она рассказала, что однажды, в прошлом июне, когда Том был на работе, к Джуди приехал на белой спортивной машине неизвестной марки симпатичный, хорошо одетый, бородатый джентльмен и уехал спустя час. Интересно, но мало похоже на знойное приключение, приведшее к убийству из-за страсти. Затем, спустя несколько недель, к их дому подъехал мужчина на зеленом джипе, вошел в задний дворик, где миссис Гордон загорала в малюсеньком бикини, снял рубашку и некоторое время лежал рядом с ней. Миссис Мэрфи сказала:

– Я думаю, так поступать нехорошо, когда мужа нет дома. Понимаете, она была полуобнаженной, а этот парень снимает рубашку, ложится рядом с ней, и они болтают, затем он встает и уезжает до возвращения мужа. Что бы это все могло означать?

Я ответил:

– Тут не было ничего непристойного. Это я заехал, чтобы поговорить с Томом.

Миссис Мэрфи посмотрела на меня, я также почувствовал на себе взгляд Бет. Я сказал:

– Я был другом Гордонов.

– А...

Мистер Мэрфи захохотал, не отрывая взгляда от потолка:

– У моей жены в голове одни непристойности.

– В моей тоже. Вы были на вечеринках у Гордонов?

– Мы однажды пригласили их на обед, когда они впервые приехали сюда. Это было два года назад. После этого они пригласили нас на барбекю. С тех пор мы не собирались вместе.

Я не мог понять, почему спросил миссис Мэрфи:

– Вы знали кого-нибудь из их друзей по имени?

– Нет. Думаю, это в основном были люди с острова Плам. Довольно странные типы, если хотите знать мое мнение.

И так далее и тому подобное. Они любили поговорить. Миссис Мэрфи качалась в своем кресле, мистер Мэрфи поигрывал рычагом своего кресла, меняя углы наклона. Между делом он спросил:

– Что они натворили? Украли все микробы, чтобы стереть нас с лица земли?

– Нет, они украли вакцину, которая стоит уйму денег. Они хотели разбогатеть.

– Да? Они ведь всего лишь снимали дом? Вы это знаете?

– Да.

– Платили чертовски много за этот дом.

– Откуда вы знаете?

– Я знаю владельца дома. Молодого парня по имени Сендерс. Он строитель. Купил этот дом у Гофманов, наших друзей. Сендерс тоже отвалил за него большие деньги, подремонтировал его и сдал в аренду Гордонам. Они платили большую ренту.

Бет сказала:

– Позвольте мне говорить откровенно, мистер Мэрфи. Кое-кто думает, что Гордоны занимались контрабандой наркотиков. Как вы думаете?

Он ответил, не задумываясь:

– Вполне может быть. Они выходили в море в странное время. Я бы не удивился.

Я спросил:

– Кроме бородатого человека в спортивной машине и меня, вы видели каких-нибудь подозрительных типов во дворе или перед домом?

– Ну... по правде говоря, не могу утверждать, что видел...

– Миссис Мэрфи?

– Нет, кажется, нет. Большинство приходящих выглядели респектабельно. Они пили слишком много... Мусорная корзина была полна бутылок из-под вина... Иногда за выпивкой они разговаривали очень громко, но музыка играла тихо – они не любили эту сумасшедшую музыку, которая слышна везде.

– У вас был ключ от их дома?

Я заметил, как миссис Мэрфи бросила быстрый взгляд на мужа, который смотрел на потолок. Наступила тишина, затем мистер Мэрфи сказал:

– Да, у нас был ключ. Мы присматривали за домом, потому что всегда сидим на месте.

– Ну и?..

– Так вот... кажется, на прошлой неделе у дома стояла машина по ремонту замков; когда она уехала, ну, я пошел к их дому и попробовал отпереть дверь. Ключ больше не подходил. Я ждал, когда Том даст мне новый ключ, но так и не дождался. У него есть ключ от моего дома. Понимаете? Поэтому я позвонил Джилу Сендерсу и попросил ключ у него, потому что у владельца должен быть ключ, но он ничего об этом не знал. Это, конечно, не мое дело, но, если уж Гордоны хотели, чтобы я присматривал за их домом, думаю, у меня должен был быть ключ. Сейчас я спрашиваю, не прятали ли они там что-то.

– Мы произведем вас в наши почетные заместители, мистер Мэрфи. Только никому не говорите ничего из того, что вы сказали здесь, кроме начальника Максвелла. Если кто-нибудь зайдет сюда и будет утверждать, что он из ФБР, полиции графства Суффолк, полиции штата Нью-Йорк или еще откуда-нибудь, вполне возможно, что он лжет. Звоните начальнику Максвеллу или детективу Пенроуз. Договорились?

– Договорились.

Бет спросила мистера Мэрфи:

– У вас есть свой катер?

– Больше нет. Требовал слишком много забот и денег.

– Кто-либо приезжал к Гордонам на катере? – спросила Бет.

– Время от времени я видел какой-нибудь катер на их пристани.

– Вы знали, кому принадлежали эти катера?

– Нет. Но однажды на пристани стоял такой же катер, как у Гордонов. Быстроходный. Но это был не их катер. У него было другое название.

– Какое? – спросил я.

– Не могу вспомнить. Но это был не катер Гордонов.

– Вы заметили кого-нибудь на борту того катера? – спросила Бет.

– Нет. Я увидел его чисто случайно. Не заметил; чтобы кто-то сошел с него или поднимался на борт.

– Когда это было?

– Дайте подумать... кажется, в июне... в самом начале сезона.

– Гордоны были дома?

– Не знаю. Я наблюдал за домом, чтобы посмотреть, кто выйдет из него, но владелец катера каким-то образом вышел незаметно для меня. Я только услышал шум мотора и увидел удаляющееся судно.

– Как далеко вы видите?

– Не очень далеко, если только не смотреть в бинокль.

– А вы, миссис Мэрфи?

– То же самое.

Полагая, что Мэрфи присматривали за владениями Гордонов через бинокль чаще, чем они признавались, я спросил:

– Если бы я вам показал фотографии некоторых людей, вы могли бы сказать, кто из них бывал у Гордонов?

– Возможно.

Я кивнул. Любопытные соседи могут оказаться хорошими свидетелями, однако часто, подобно дешевой камере наблюдения, они фиксируют чересчур много лишнего.

Мы потратили еще полчаса на расспросы, но с каждой минутой узнать удавалось все меньше и меньше. В конце концов мистер Мэрфи совершил почти невозможное – он заснул. Его храп начинал действовать мне на нервы.

Я встал и потянулся.

Бет поднялась и вручила миссис Мэрфи свою визитную карточку.

– Благодарю вас за то, что нашли для нас время. Позвоните, если кто-нибудь из вас вспомнит еще что-то.

– Обязательно.

– Имейте в виду, – добавила Бет, – я детектив, которому поручено вести следствие по этому делу. Это мой напарник. Начальник Максвелл помогает нам. Вам не следует говорить об этом деле больше ни с кем.

Она кивнула, но я не был уверен, что Мэрфи смогут сопротивляться таким типам, как Тед Нэш.

– Ничего, если мы осмотрим ваши владения?

– Пожалуйста.

Мы попрощались с Мэрфи, и я заметил:

– Сожалею, что утомил мистера Мэрфи.

– Для него это время сна.

– Понимаю.

Она проводила нас до дверей и призналась:

– Я боюсь.

– Не надо бояться, – сказала Бет. – Полиция ведет наблюдение за этим местом.

– Нас могут убить во время сна.

Бет ответила:

– Я думаю, это был кто-то, кого Гордоны знали. Кто-то имел зуб против них. У вас нет повода для беспокойства.

– А что, если они вернутся?

Она начинала раздражать меня.

– Какой смысл убийце возвращаться сюда? – спросил я немного резковато.

– Они всегда возвращаются к месту убийства.

– Они никогда не возвращаются к месту убийства.

– Они возвращаются, когда хотят убить свидетелей.

– Разве вы или мистер Мэрфи давали свидетельские показания по этому убийству?

– Нет.

– Тогда пусть вас ничто не волнует, – заверил я.

– Убийца может подумать, что мы давали показания.

Бет попыталась ее успокоить:

– Я дам команду, чтобы патрульная машина вела наблюдение. Если вам станет тревожно или услышите что-нибудь, звоните по номеру 911.

Агнес Мэрфи кивнула.

Я открыл дверь и вышел на солнце. Я заметил:

– А ведь она права.

– Знаю. Я позабочусь о них, Джон.

Мы с Бет обошли боковую часть двора, нашли щель в изгороди. С этой стороны была видна задняя часть дома Гордонов и настил. Если пройти по нему и посмотреть направо, то открывался вид на воду. В заливе стоял бело-голубой катер. Бет узнала его:

– Это катер констебля залива. Четыре ныряльщика в специальных аквалангах ищут две пули в грязи и морских водорослях. Мало шансов.

После убийства не прошло и суток, и это место будет под наблюдением по крайней мере до следующего утра, поэтому мы не вошли на участок Гордонов. Появиться там означало бы засветиться, а мне хотелось оставаться незамеченным. Мы прошли к заливу мимо той части изгороди, которая примыкала ко двору Мэрфи. Поближе к соленой воде изгородь зачахла, и на расстоянии тридцати футов от берега я мог видеть поверх нее. Мы продолжали идти до того места, где вода билась о перемычку. Слева находилась старая плавучая катерная стоянка Мэрфи, справа – неподвижная стоянка Гордонов. "Спирохеты" там не оказалось.

Бет пояснила:

– Морской отдел отвез катер на свою пристань. Там проведут лабораторные анализы. Что ты думаешь о Мэрфи?

– Я думаю, что это сделали они.

– Что сделали?

– Убили Гордонов. Косвенно. Они перехватили Гордонов на настиле, завели с ними разговор о рыночных ценах, опубликованных в субботней газете, а те вытащили пистолеты и вышибли себе мозги.

– Возможный вариант, – согласилась Бет. – Но где пистолеты?

– Эдгар из них сделал держатели для туалетной бумаги.

Она рассмеялась.

– Ты ужасен. Ты когда-нибудь состаришься?

– Никогда.

Несколько секунд мы оба стояли молча и смотрели на залив. Вода, как и огонь, завораживает. Бет заговорила первой:

– У тебя был роман с Джуди Гордон?

– Если бы был, я бы сразу сказал тебе и Максу.

– Ты бы сказал Максу, но не мне.

– Успокойся, у меня с ней ничего не было.

– Но она тебя привлекала.

– Она всех привлекала. Она была красавицей. И очень умная, – сказал я, словно ее ум для меня что-либо значил. Иногда он имеет значение, но иногда я забываю причислить чьи-то мозги к достоинствам. – Когда имеешь дело с молодой и привлекательной парой, наверное, нельзя упускать из виду сексуальный аспект.

Она кивнула.

– Мы об этом подумаем.

С того места, где мы стояли, был виден флагшток во дворе дома Гордонов. "Веселый Роджер" и два сигнальных вымпела все еще развевались на ветру.

– Ты сможешь зарисовать эти вымпелы? – спросил я.

– Конечно. – Она взяла блокнот и ручку и сделала набросок обоих вымпелов. – Думаешь, это важно? Какой-нибудь сигнал?

– Почему бы нет? Это сигнальные вымпелы.

– Кажется, они служат просто украшением. Выясним.

– Правильно. Вернемся к месту преступления.

Мы пересекли черту, разделявшую два дома, и направились к стоянке катера Гордонов.

– Хорошо, – сказал я. – Я Том, ты – Джуди. Мы покинули остров Плам в полдень, а сейчас примерно пять тридцать. Мы дома. Я глушу двигатели. Ты сходишь с катера первой и привязываешь трос. Я тащу ящик к пристани. Правильно?

– Правильно.

– Я взбираюсь на пристань, мы поднимаем ящик за ручки и идем.

Мы сымитировали сказанное и шли рядом.

– Если бы кто-нибудь стоял на уровне одного из трех настилов, мы могли бы его видеть. Правильно?

– Правильно, – согласилась она. – Допустим, там кто-то есть, но мы его не знаем и продолжаем идти.

– Прекрасно. Можно допустить, что этот кто-то захочет спуститься, чтобы помочь нам. Обычная любезность. Во всяком случае, мы не останавливаемся.

Двигаясь рядом, мы прошли до второго настила. Бет заметила:

– В какой-то момент мы бы увидели, открыта ли раздвижная стеклянная дверь. Если она открыта, мы бы насторожились и могли повернуть назад. Дверь не должна быть открытой.

– Если только кто-то не собирался ждать их внутри дома.

– Правильно. Но у этого кого-то должен быть новый ключ.

Мы продолжали идти к дому и остановились в нескольких футах от очерченных мелом силуэтов: Бет – напротив силуэта Джуди, я – напротив силуэта Тома.

– Гордонам надо было пройти еще несколько футов, чтобы остаться живыми. Что же они увидели?

Бет смотрела на силуэты, затем перевела взгляд на стоявший перед нами дом, на стеклянные двери и пространство слева и справа от них.

– Они продолжают идти к дому, до которого осталось двадцать футов, – проговорила Бет. – Нет признаков, указывающих на то, что они пытались бежать. Они все еще находятся рядом, спрятаться негде, за исключением дома, и с этого расстояния никто не может уклониться от двух выстрелов в голову. Они должны были знать убийцу, или же они не боялись убийцы.

– Правильно. Я уже начинаю думать, что убийца мог лежать на шезлонге, притворившись спящим, и поэтому не спустился вниз к пристани, чтобы поприветствовать Гордонов. Гордоны знали его, и может быть, Том крикнул: "Эй, Джо, вставай, помоги нам перетащить этот ящик с вакциной от эболы". Или от ящура. Или ящик с деньгами. И вот этот парень поднимается, зевает и делает несколько шагов им навстречу с любого из этих шезлонгов, сближается с ними до расстояния плевка, вытаскивает пистолет и делает им дырки в голове. Верно?

– Не исключено, – согласилась Бет. Она обошла силуэты и остановилась на том месте, где предположительно находился убийца, на расстоянии пяти футов от ног силуэтов. Я подошел к тому месту, где стоял Том. Бет подняла правую руку и поддерживала ее левой. Она прицелилась указательным пальцем мне прямо в лицо и произнесла: – Пиф, паф.

– В момент выстрела у них в руках не было ящика. Он бы выпал из рук, когда выстрелили в Тома. Сначала Том и Джуди поставили ящик на землю.

– Думаю, у них в руках вообще не было никакого ящика. Это твоя версия, а не моя.

– В таком случае куда девался этот ящик, который всегда находился на катере?

– Кто знает? Он может быть где угодно. Посмотри на эти два силуэта, Джон. Они лежат так близко друг к другу. Не знаю, могли ли они нести ящик длиной в четыре фута.

Я оглянулся на силуэты. Она была права, но я все же возразил:

– Они могли поставить ящик, потом идти к убийце, который, вероятно, лежал на шезлонге, или стоял здесь, или как раз вышел через раздвижную дверь.

– Возможно. Во всяком случае, Гордоны знали убийцу или убийц.

– Согласен, – сказал я. – Пожалуй, встреча между убийцей и Гордонами на этом месте не была случайной. Убийце легче сделать свое дело внутри дома, нежели здесь. Тем не менее он выбрал это место и выстрелил именно здесь.

– Почему?

– По-моему, по той простой причине, что его пистолет зарегистрирован, и он не хотел, чтобы пули попали на баллистическую экспертизу, если его заподозрят.

Она кивнула и посмотрела на залив.

– В доме пули могли засесть в чем-нибудь, и, вероятно, он бы не смог их извлечь оттуда. Итак, он произвел два выстрела в упор из пистолета крупного калибра, когда продырявившим голову Гордонов пулям деваться некуда, кроме как только упасть глубоко в воду.

Она снова кивнула.

– Похоже на правду, не так ли? Это меняет облик убийцы. Речь уже не идет о наркомане или преступнике с незарегистрированной пушкой. Это человек, лишенный доступа к оружию неизвестного происхождения, словом, хороший гражданин с зарегистрированным пистолетом. Ты это хочешь сказать?

– Это вытекает из того, что я вижу здесь, – огрызнулся я.

– И поэтому тебе нужны имена местных жителей, которым разрешено ношение оружия.

– Так точно. Большого калибра, зарегистрированное, а не незаконное или краденое. Скорее всего, автоматический пистолет, а не револьвер, потому что револьвер невозможно заглушить. Начнем с этой версии.

– А как хорошему гражданину с зарегистрированным пистолетом достать незаконный глушитель? – поинтересовалась Бет.

– Неплохой вопрос. – Я задумался над ответом. – Всегда найдется одно несоответствие, разрушающее хорошую версию.

– Правильно. На острове Плам осталось двадцать автоматических пистолетов сорок пятого калибра.

– Да, действительно.

Мы некоторое время сопоставляли факты, пытаясь свести концы с концами и даже мысленно перенесли ситуацию на 530 вчерашнего дня.

Через стеклянную дверь я увидел полицейского в униформе, но он нас не заметил и исчез в глубине дома.

Мы еще минут пять строили разные версии, и я сказал:

– Когда я был маленьким, мы приезжали сюда с Манхэттена со всей нашей типично американской семьей – папа, мама, брат Джим и сестра Линн. Мы обычно снимали один и тот же коттедж рядом с большим викторианским домом дяди Гарри. Целых две недели мы отдавали свои тела на съедение комарам. Ядовитая трава царапала нам пальцы, рыболовные крючки цеплялись за руки, солнце обжигало тела. Всем это, должно быть, очень нравилось, потому что мы каждый год с нетерпением ждали это время.

Бет улыбалась.

– Однажды, когда мне было лет десять, я нашел пулю от мушкета, и она все перевернула в моей голове, – продолжал я. – Я подумал, что какой-то парень выпустил ее сто или, может быть, двести лет назад. Затем жена Гарри, моя тетя Джун, – Боже, упокой ее душу – отвела меня к одному месту близ маленького селения Катчог, которое, как она утверждала, когда-то было индейским, и показала, как искать наконечники стрел и ямки для очагов, иглы из кости и все такое. Невероятно.

Бет молчала и смотрела на меня, словно мой рассказ был очень увлекателен.

– Помню, как не мог уснуть по ночам, думая о мушкетных пулях и наконечниках стрел, поселенцах и индейцах, солдатах британской и континентальной армий. Две волшебных недели еще не кончились, но я уже знал, что стану археологом, когда вырасту. Археолога из меня не вышло, но, кажется, это была одна из причин, почему я стал детективом.

Я рассказал о подъезде к дому Гарри, и как мы однажды посыпали пыль и грязь золой и ракушками моллюсков.

– Через тысячу лет после нас археолог, переворачивая землю, найдет эту золу и ракушки и сделает заключение, что нашел очаг продолговатой формы. На самом же деле он найдет подъезд к дому, но назовет его очагом, потому что это соответствует его версии. Понимаешь?

– Конечно.

– Хорошо. У меня готово выступление для моих учеников. Хочешь послушать?

– Валяй.

– Так вот, все, что вы видите на месте преступления, застыло во времени и лишено признаков жизни. Вы можете выдвинуть целый ряд версий относительно сего натюрморта, но они так и останутся лишь версиями. Детектив, подобно археологу, может собрать вместе неопровержимые факты и бесспорные научные доказательства, однако, вопреки всему, прийти к ложным выводам. Прибавьте к этому немного лжи и уводящих в сторону следов, а также людей, готовых помочь, но совершающих ошибки. Примите в расчет тех, кто говорит вам то, что вы хотите услышать, выстраивая свою версию, и тех, кто скрывает свои мысли и убийцу, в свою очередь направившего всех по ложному следу. Под всем этим сплетением противоречий, несоответствий и лжи лежит истина. Как раз в этот момент, если я правильно рассчитал время, звонит звонок, и я завершаю свое выступление словами: "Леди и джентльмены, вам и предстоит найти истину".

– Браво, – похвалила Бет.

– Спасибо.

– Так кто же убил Гордонов? – спросила она.

– Откуда мне, черт возьми, знать.

Глава 15

Мы стояли на усеянной солнечными бликами дорожке рядом с черной полицейской машиной Бет. Близился шестой час.

– Может быть, выпьем коктейль? – спросил я.

– Ты сможешь найти дом Маргарет Уили?

– Может быть. Она что, подает коктейли?

– Узнаем. Залезай в машину.

Я сел в машину. Она включила зажигание, и мы отправились через Нассау-Пойнт к северу, проехали дамбу и оказались в Норт-Форке.

Мы подъехали к приятному кирпичному коттеджу, на почтовом ящике которого было выведено краской "Уили". Бет остановила машину у края газона.

– Кажется, мы приехали по адресу.

– Возможно. Кстати, в телефонной книге полно людей с такой фамилией. Наверное, все они – старожилы.

Мы вышли и поднялись по мощеной дорожке к входной двери. Звонка не было, и мы постучали. Никто не открывал. Под большим дубом рядом с домом стоял автомобиль, мы обошли дом и оказались позади него.

Худощавая женщина лет семидесяти, одетая в летнее платье с цветочным узором, копалась в огороде. Я позвал:

– Миссис Уили?

Она подняла голову и пошла нам навстречу. Мы встретились на клочке лужайки между домом и огородом. Я представился:

– Детектив Джон Кори. Я вам вчера звонил. Это мой напарник, детектив Бет Пенроуз.

Она уставилась на мои шорты, и я стал опасаться, не расстегнута ли ширинка или еще что-нибудь.

Бет показала миссис Уили свой значок, и та прониклась уважением к ней. Но я, пожалуй, не внушал ей доверия.

Я улыбнулся Маргарет Уили. У нее были светло-серые глаза, седые волосы и привлекательное лицо с полупрозрачной кожей, ее лицо напоминало мне старую картину, не картину конкретного художника, а просто старую картину.

Она посмотрела на меня и сказала:

– Вы звонили очень поздно.

– Мне не спалось. Это двойное убийство не давало мне покоя, миссис Уили. Прошу прощения.

– Не думаю, что нужно извиняться. Чем могу помочь?

– Понимаете, – начал я, – нас интересует земля, которую вы продали Гордонам.

– Кажется, я рассказала вам все, что знаю.

– Да, мадам. Наверное, это так. Мы хотим задать всего несколько вопросов. Вы одна управляетесь со всем хозяйством?

– В основном, да. У меня есть сын и две дочери. Они обзавелись своими семьями и живут в этом районе. Четыре внука. Мой муж умер шесть лет назад.

Бет выразила свое сочувствие.

Когда со вступительной частью было покончено, Бет спросила:

– Это ваши виноградники?

– Часть этой земли моя. Я сдаю ее на сезон. Люди, выращивающие виноград, говорят, что им нужна аренда на двадцать лет. Я мало смыслю в виноградниках. – Она взглянула на Бет. – Вас устраивает мой ответ?

– Да, мадам. Почему вы продали один акр Гордонам?

– Какое это имеет отношение к их убийству?

– Это мы скажем, когда узнаем больше о сделке.

– Это была обычная продажа земли.

Я сказал:

– Честно говоря, мадам, мне кажется странным, что Гордоны потратили столько денег на землю, которую нельзя застраивать.

– По-моему, я уже говорила вам, детектив, что им нужен был вид на залив.

– Да, мадам. Они не говорили о других причинах, по которым приобретают землю? Например, рыбная ловля, катание на катере, ночевки на открытом воздухе.

– Да, ночевки на открытом воздухе. Они говорили с палатке. И о рыбной ловле. Ночью они хотели заниматься серфингом прямо у собственного берега. Они вроде говорили, что собираются купить телескоп. Оба собирались изучать астрономию. Они побывали в Институте Кастера. Вы не ходили туда?

– Нет, мадам.

– Это маленькая обсерватория в Саутхолде. Гордоны заинтересовались астрономией.

Для меня это оказалось новостью. Можно подумать, что люди, весь день под микроскопом изучающие микробов, вряд ли захотят ночью смотреть через линзы. Никогда нельзя заранее знать.

– А катание на катере? – спросил я.

– С этого места можно спустить лишь каноэ. Земля находится на высоком утесе, и поднять туда ничего, кроме каноэ, не удастся.

– Но можно же вытащить катер на пляж?

– Наверное, можно во время прилива, однако на этой полосе берега много опасных скал. При отливе, вероятно, можно встать на якорь, затем вплавь или пешком отправиться к берегу.

– Они не говорили, что собираются заняться земледелием?

– Нет. Земля для этого не пригодна. Разве я вам не говорила?

– Не помню.

– Я помню, что говорила, – сказала она. – Растительность на утесе долго приспосабливалась к ветрам и соленой воде. Поближе к берегу можно попробовать выращивать овощи.

– Конечно. – Я попытался придать разговору иное направление. – Какое у вас сложилось впечатление о Гордонах?

Она взглянула на меня и задумалась.

– Замечательная пара. Очень любезные люди.

– Они были счастливы?

– Похоже, что да.

– Они радовались своей покупке?

– Пожалуй.

– Они сами обратились к вам по поводу продажи земли?

– Да. Сначала они наводили справки. Это стало известно, прежде чем они пришли ко мне. Когда они спросили меня о земле, я сказала, что не хочу продавать ее.

– Почему?

– Видите ли, я не люблю продавать землю.

– Почему?

– Землю нужно держать в собственных руках и передавать потомству. Я получила несколько участков земли в наследство по линии матери. Участок, который Гордоны хотели приобрести, достался мне по линии отца. Муж взял с меня обещание не продавать землю. Он хотел, чтобы она досталась детям. Но речь шла всего об одном акре. Вообще-то, мне деньги были не нужны, но Гордонам очень хотелось приобрести участок. Я спросила детей, и они ответили, что отец не стал бы возражать.

Меня всегда удивляло, что вдовы и дети, безуспешно ломавшие голову над тем, какой подарок купить отцу к Рождеству, точно знали его желания, после того как он отошел в мир иной.

Миссис Уили продолжала:

– Гордоны понимали, что землю нельзя застраивать.

– Вы это говорили, – прервал я ее. – Вы не думаете, что именно по этой причине двадцать пять тысяч долларов намного превышали ее рыночную цену?

Она устроилась поудобнее в своем деревянном кресле и сказала:

– Я также дала им право прохода через мою собственность. Посмотрим, по какой цене эта земля пойдет, когда агент выставит ее на продажу.

– Миссис Уили, я не придираюсь к вам из-за того, что вы продали землю по хорошей цене. Я никак не пойму, почему Гордонам она была так нужна.

– Я рассказала вам то, что они мне говорили. Это все, что я знаю.

– От вида на залив, наверное, захватывает дух, раз они отдали двадцать пять тысяч долларов.

– Совершенно верно.

– Вы сказали, что сдаете в аренду обрабатываемую часть земли?

– Да. Мои дети не любят возиться с землей или выращивать виноград для виноделов.

– Гордонам это не пришло в голову? Я имею в виду то обстоятельство, что вы сдаете землю в аренду.

– Думаю, пришло.

– И они не поинтересовались, можно ли арендовать часть утеса?

– Нет, – ответила она, немного подумав.

Я посмотрел на Бет. Очевидно, в этом не было никакой логики. Два государственных служащих, которых в любую минуту могут перевести на другое место работы, снимают дом на южной части залива, затем за большие деньги покупают акр земли на северной части, чтобы иметь еще один вид на море. Я спросил:

– Если бы они захотели взять в аренду акр утеса, вы бы согласились?

– Я бы предпочла именно это.

– Сколько бы вы тогда брали с них ежегодно?

– Ну... не знаю... земля бесплодна... Думаю, тысячу долларов было бы справедливо. Уж очень красивый вид открывается оттуда.

– Вы не могли бы показать нам эту землю? – спросил я.

– Я покажу вам дорогу. В конторе графства вы можете найти план этой земли.

– Были бы вам весьма благодарны, если бы вы проводили нас, – сказала Бет.

Миссис Уили посмотрела на часы, потом на Бет.

– Хорошо. – Она встала. – Я сейчас вернусь.

Она вышла через раздвижную дверь.

– Строптивая старая клуша, – сказал я Бет.

– Ты видишь в людях самое плохое.

– На этот раз я веду себя прилично.

– И это, по-твоему, прилично?

– Да, я веду себя хорошо.

– Жутко.

Я сменил тему:

– Гордонам пришлось стать владельцами этой земли.

Она утвердительно кивнула.

– Почему?

– Не знаю... Объясни мне это.

– Подумай сама.

– Хорошо...

Миссис Уили вышла из задней двери, оставив ее незапертой. В руках она держала бумажник и ключи от автомобиля. Она пошла в сторону своей машины, серому "доджу" пятилетней давности. Будь ее муж жив, он бы не стал ее упрекать.

Я сел в машину Бет, и мы поехали следом за Уили. Дорожный знак указывал направление "Пеконик". По обе стороны дороги росло много виноградников, всюду висели деревянные позолоченные или лакированные таблички с именами владельцев. Виноград удался на славу и обещал отличный урожай.

– Картофельная водка, – обратился я к Бет. – Вот что мне нужно. Достаточно всего двадцать акров и тишина. "Кори и Крумпински", превосходная картофельная водка, натуральная, ароматизированная. Я попрошу Марту заняться поваренными книгами и закусками – моллюски, жареный картофель в тесте, устрицы. Высшее качество. Что скажешь?

– Кто такой Крумпински?

– Не знаю. Парень. Польская водка. Стенли Крумпински. Продукт рынка. Сидит на крыльце и произносит загадочные слова о водке. Ему девяносто пять лет. Его брат-близнец Стивен пристрастился к вину и умер в тридцать пять лет. Как?

– Дай мне поразмыслить над этим. Между тем этот бешено дорогой акр земли стал загадкой, если предположить, что Гордоны могли взять его в аренду за тысячу долларов в год. Связано ли все это как-то с убийством или нет?

– Пожалуй. С другой стороны, Гордоны, возможно, либо просчитались, либо что-то задумали. Не исключено, что они придумали, как обойти запрет на застройку. Следовательно, за двадцать пять тысяч долларов они становились полными хозяевами земли на берегу моря, стоимость которой возросла бы до ста тысяч. Чистая прибыль.

Бет кивнула.

– Придется выяснить сравнительные цены на землю. Ты, очевидно, придумал еще какую-нибудь версию?

– Похоже.

После короткой паузы она сказала:

– Им нужна была своя земля. Правильно? Зачем? Чтобы строить? Получить право на проведение дороги? Создать государственный парк? Найти нефть, газ, уголь, алмазы, рубины?.. Что стоит за всем этим?

– На Лонг-Айленде нет ни ископаемых, ни ценных металлов, ни самоцветов. Только песок, глина да скалы. Даже я это знаю.

– Хорошо... но ты напал на след.

– Ничего конкретного. У меня такое чувство, словно я знаю, что относится к делу, а что нет, как во время теста на ассоциации. Понимаешь? Ты видишь четыре картинки, на которых изображены птичка, пчела, медведь и унитаз. Надо определить, что не вписывается в общую картину.

– Медведь.

– Медведь? Почему медведь?

– Он не летает.

– Унитаз тоже не летает, – сказал я.

– Тогда медведь и унитаз не на месте.

– Ты же не... Как бы то ни было, я знаю, что в цепи фактов на месте и что нет.

– Ты, наверное, снова слышишь свой резкий звук?

– Есть немного.

Уили свернула на маленькую изрезанную колеями проселочную дорогу, шедшую параллельно утесу. Сейчас мы находились в пятидесяти ярдах от него. Проехав еще несколько сот ярдов, она затормозила посреди дороги. Бет подъехала к ее машине.

Уили вышла, и мы последовали за ней. Пыль пропитала нас и наши машины – как с внешней, так и с внутренней стороны.

Мы подошли к Уили, стоявшей у основания утеса. Она заметила:

– Уже две недели нет дождя. Виноградари довольны. Они говорят, что в такую погоду ягоды становятся слаще и не такими водянистыми. Виноград можно убирать.

Я стряхивал пыль с тенниски и лица, мне все было безразлично.

– В это время года картофель тоже не нуждается во влаге, – продолжала миссис Уили. – А вот овощам и фруктовым деревьям хороший дождик не помешал бы.

Мне на это было наплевать, но я не умел выразить свои чувства так, чтобы это не звучало оскорбительно.

– Наверное, одни молят о дожде, другие – о солнце, – заметил я. – Такова жизнь.

Уили посмотрела на меня.

– Вы ведь не здешний?

– Нет, мадам. Зато у моего дяди здесь свой дом. Гарри Боннер. Он брат моей мамы. У него есть ферма в Маттитаке. Словом...

– Да, знаю. Его жена Джун умерла примерно в то же время, что и мой муж.

– Да, верно. – Меня не очень удивило, что Маргарет Уили знает дядю Гарри. Постоянных жителей здесь, как я уже упоминал, тысяч двадцать, что ровно на пять тысяч меньше, чем работает в Эмпайр стейт билдинг. Не думаю, чтобы все двадцать пять тысяч человек, работающие в Эмпайр стейт билдинг, знали друг друга. Как бы то ни было, Маргарет и, думаю, ее покойный муж знали Гарри и усопшую Джун. У меня возникла забавная мысль свести вместе Маргарет и сумасшедшего Гарри, тогда оба поженятся, она умрет, и мне достанутся тысячи акров недвижимости в Норт-Форке. Конечно, сперва придется убрать своих кузенов. Похоже на пьесу Шекспира. Меня преследовала мысль, что в своих рассуждениях я не могу избавиться от категорий семнадцатого века.

– Джон? Миссис Уили разговаривает с тобой.

– Извините. Меня тяжело ранили, и иногда у меня случаются провалы в памяти.

– Вы выглядите ужасно, – сказала миссис Уили.

– Спасибо.

– Я спросила, как поживает ваш дядя?

– Очень хорошо. Он в Нью-Йорке. Зарабатывает много денег на Уолл-стрит. Очень одинок после смерти тети Джун.

– Передайте ему привет от меня.

– Обязательно передам.

– Ваша тетя была прекрасная женщина. – Уили сказала это с интонацией, которая означала: "Откуда только у нее такой придурковатый племянник?"

– Да.

– Джун была хорошим археологом-любителем и историком, – продолжала Маргарет.

– Верно. И членом исторического общества Пеконика. Вы, наверное, тоже его член?

– Да. Как раз в этом обществе я и познакомилась с Джун. Вашего дядю археология не интересовала, однако он финансировал несколько раскопок. Мы выкопали фундамент фермы тысяча восемьсот шестьдесят первого года. Вы обязательно должны познакомиться с нашим музеем, если еще не успели.

– В самом деле я собирался сходить туда сегодня, но возникла необходимость приехать сюда.

– Музей открыт только по выходным. Но у меня есть ключ.

– Я позвоню вам. – Я взглянул на утес, выступающий на фоне плоской земли. – Это земля Гордонов?

– Да. Видите тот столб вон там? Это юго-западный угол. Вниз по дороге в ста ярдах отсюда находится юго-восточный угол. Земля начинается здесь, поднимается до самой верхушки утеса, затем спускается вниз на другой стороне и заканчивается на высшей точке прилива.

– Правда? Границы очерчены не совсем четко.

– Достаточно четко. Согласно обычаю и закону. Высшая точка прилива. Пляж принадлежит всем.

– Именно поэтому я люблю эту страну.

– Что вы говорите?

– Чистую правду.

– Я дочь американской революции, – сказала она, посмотрев на меня.

– Я так и подумал.

– Имена моих предков, Уили, значатся в этом городке с тысяча шестьсот пятьдесят третьего года.

– Боже мой!

– Они приехали в Массачусетс на корабле "Форчун" следом за "Мэйфлауэр". Потом поселились здесь, на Лонг-Айленде.

– Невероятно. Вы просто не успели сесть на "Мэйфлауэр".

– Зато я успела на "Форчун", – сказала Уили, оглядываясь. Я следил за ее взглядом. Справа к югу тянулось картофельное поле, а слева простирались виноградники. – Трудно представить, как здесь жили в семнадцатом веке. В тысячах милях от Англии, на месте этих полей стояли леса, деревья рубили топорами и вывозили волами, неизвестный климат, незнакомая почва, мало домашних животных, недостаток одежды, инструментов, пороха и патронов, кругом враждебные индейцы.

– Хуже чем августовской ночью в Центральном парке.

Миссис Уили пропустила мои слова мимо ушей.

– Таким людям, как я, трудно расстаться даже с акром земли.

– Верно. Но когда речь идет о двадцати пяти тысячах зеленых, то можно подумать. Однажды я нашел патрон от мушкета.

Миссис Уили посмотрела на меня как на слабоумного. Потом она сосредоточила свое внимание на Бет и тараторила еще некоторое время.

– Вы же не хотите, чтобы я вас провожала на самый верх? – Наконец сказала она. – Туда ведет тропинка. Подниматься нетрудно, но будьте осторожны, когда окажетесь на стороне моря. Там крутой спуск и почти нет точек опоры. Этот утес – последняя каменная гряда, оставшаяся от ледникового периода. Ледник остановился прямо здесь.

– Спасибо за уделенное нам время и терпение, миссис Уили, – сказал я.

Она пошла назад, потом взглянула на Бет и спросила:

– Как вы думаете, кто мог сделать это?

– Не знаю, мадам.

– Это не связано с их работой?

– В некоторой степени. Но не имеет никакого отношения к биологической войне или чему-то опасному.

Маргарет Уили ее слова не убедили. Она вернулась к своей машине, включила зажигание и уехала, оставив за собой облако пыли.

Мы нашли тропинку, и я пошел впереди. Тропинка вела через густые заросли, поросль дуба и несколько высоких, похожих на клен, деревьев, которые, по-моему, никак не могли быть банановыми деревьями. Бет в поплиновой юбке цвета хаки и обычных туфлях было нелегко. Я помогал ей подниматься в самых крутых местах. Она то подтягивала свою юбку, то подтягивалась сама, и моему взору открывалась пара хорошеньких ножек.

До верхней точки оставалось всего пятьдесят футов, не больше чем подняться на пятый этаж, с чем я раньше справлялся так легко, что еще хватало сил вышибить дверь, скрутить нарушителя, надеть на него наручники, вытащить на улицу и запихнуть в полицейскую машину. Но то время прошло. Подниматься же приходилось сейчас, и я чувствовал, что нетвердо стою на ногах. Перед глазами плясали черные круги, пришлось остановиться и опуститься на колени.

– Тебе плохо? – спросила Бет.

– Да... Сейчас пройдет... – Я несколько раз глубоко втянул воздух и пошел дальше.

Мы добрались до вершины утеса. Бет стояла рядом и смотрела на море. Мы оба вспотели, покрылись грязью и пылью, с трудом дышали и устали.

– Пора пить коктейль, – сказал я. – Поворачиваем назад.

– Подожди. Давай сыграем в Тома и Джуди. Скажи мне, что им здесь было нужно? Что они искали?

– Ладно... – Я встал на большой камень и огляделся вокруг. Солнце садилось, и на востоке небо становилось фиолетовым. На западе оно окрасилось в розовый цвет, а над нашими головами оставалось голубым. В воздухе плыли чайки, по глади залива пробегали белые барашки, на деревьях щебетали птицы, с северо-запада дул бриз, в воздухе стоял запах осени и соли.

– Мы провели день на острове Плам, – начал я. – Все время ходили по биологически опасной зоне, одетые в лабораторные халаты, в сопровождении вирусов. Принимаем душ, быстро добираемся до "Спирохеты" или парома, переправляемся через залив, садимся в машину и приезжаем сюда. Здешний простор и чистота укрепляют силы. Это жизнь... Мы захватили с собой бутылку вина и одеяло. Пьем вино, отдаемся друг другу, лежим на одеяле и смотрим, как на небе высыпают звезды. Может быть, мы отправляемся на пляж, плаваем или занимаемся серфингом под луной и звездами. От лаборатории нас отделяют миллионы миль. Возвращаемся домой, готовые провести еще один день в биологически опасной зоне.

Бет какое-то время стояла молча и, ничего не ответив, подошла к краю утеса, повернулась и направилась к единственному росшему на гребне большому дереву – скрюченному дубу десяти футов высотой. Она наклонилась, затем выпрямилась, держа конец веревки в руке.

– Смотри.

Я подошел и осмотрел ее находку. Веревка из зеленого нейлона с полдюйма толщиной и завязанная узлами через каждые три фута для того, чтобы было за что зацепиться руками. Один конец привязан к основанию дерева.

– Наверное, веревки хватит, чтобы спуститься на пляж.

– Да, так действительно легче спускаться или подниматься.

– Да.

Бет нагнулась и посмотрела вниз. Я сделал то же самое. Мы заметили, что трава примята там, где спускались и поднимались. Это был, как я уже упомянул, крутой склон, но по нему человеку в хорошей физической форме и без веревки легко проделать путь туда и обратно.

Я нагнулся больше и увидел, что там, где травы не было, почву пересекали красноватые полосы глины и железа. Я заметил и нечто другое. Примерно на десять футов ниже было что-то вроде полки или выступа. Бет тоже обратила внимание на это.

– Пойду взгляну, – сказала она.

Она потянула за веревку и, убедившись, что та прочно привязана к стволу дерева, а ствол дерева крепко врос в землю, двумя руками ухватилась за нее и, повернувшись спиной к морю, спустилась до выступа, а после приземления отпустила веревку.

– Спускайся, – крикнула она. – Здесь интересно.

– Хорошо. – Я спустился по склону, держась за веревку одной рукой. Я встал на выступ рядом с Бет.

– Взгляни на это, – сказала она.

Выступ был около десяти футов длиной и три фута шириной. Центр его занимало углубление. Сразу было видно, что возникло оно не без человеческого участия. Остались заметные следы лопаты. Мы с Бет присели и заглянули в углубление. Маленькое, около трех футов диаметром и только четыре фута глубиной. Внутри ничего не было. Трудно было определить предназначение углубления, и я стал строить догадки:

– Здесь можно было бы прятать провизию для обеда и холодильник для вина.

– Здесь можно даже спать, засунув туда ноги, – добавила Бет.

– Или заниматься любовью.

– Я знала, что ты это скажешь.

– Ну, это же правда. – Я встал. – Они, возможно, собирались углублять эту пещеру.

– Для чего?

– Не знаю. – Я повернулся к заливу и сел, опустив ноги за выступ. – Здесь хорошо. Садись рядом.

– Становится прохладно.

– Вот, возьми мою рубашку.

– Не надо, она пахнет.

– Ты сама грязнуля.

– Я устала, перепачкалась, колготки порвались. Надо срочно принять ванну.

– Как романтично.

– Могло бы быть. Но здесь нет никакой романтики. – Она встала, схватилась за веревку и поднялась наверх. Я подождал, когда она поднимется, и последовал за ней.

Бет свернула веревку и положила на прежнее место у основания дерева. Она обернулась, и мы оказались лицом к лицу на расстоянии одного фута. Наступил неловкий момент, мы так стояли секунды три, я протянул руку и провел ею по ее волосам и щеке. Прилив страсти подтолкнул мое тело вперед, я уже предвкушал, как наши уста сольются в поцелуе, однако Бет отступила назад и произнесла то магическое слово, которое вызывает в современных американских мужчинах условный рефлекс:

– Нет.

Я тут же отскочил на шесть футов и сложил руки за спиной. Мой возбужденный член рухнул, как подрубленное дерево.

– Я подумал, что твой дружелюбный треп прелюдия к слиянию обнаженных тел в экстазе. Извини меня.

На самом же деле все было не совсем так. Бет действительно сказала "нет", но я стоял в нерешительности с таким выражением разочарования на лице, что она добавила: "Не сейчас", что уже не так плохо, затем проговорила: "Может быть, потом", что уже гораздо лучше, и наконец закончила: "Ты мне нравишься", что приятнее всего.

– Не спеши, – сказал я. Я говорил серьезно, подразумевая, что она не станет тянуть дольше трех дней. Три дня – это своеобразный предел для меня, хотя, бывало, я ждал и больше.

Мы больше не возвращались к этой теме и спустились вниз по прибрежной стороне утеса, затем сели в машину.

Она включила зажигание, передачу, вдруг выключила ее, чмокнула меня в щеку, снова включила передачу, и мы рванулись с места, оставляя позади клубы пыли.

Когда мы подъезжали к Нассау-Пойнт, уже смеркалось.

– Мне что-то подсказывает, что в этом куске земли ничего нет, – заговорила Бет. – Романтическое уединенное место, собственный уголок. Они были со Среднего Запада, скорее всего, у них там была земля. Приехав сюда, они стали арендаторами в таком месте, где земля столь же много значит, как и там, откуда они приехали... Правильно?

– Правильно.

– И все же...

– Да. И все же... И все же они могли сэкономить около двадцати пяти тысяч баксов, если бы взяли эту землю в аренду на пять лет. Они непременно хотели получить эту землю в собственность. Подумай об этом.

Мы подъехали к дому, где жили Гордоны, и Бет остановила машину позади моего джипа.

– Это был долгий день, – произнесла она.

– Поехали ко мне.

– Нет. Сегодня мне надо быть дома.

– Зачем?

– Нет смысла еще один день работать двадцать четыре часа подряд, к тому же графство не собирается платить за мотель.

– Сначала поедем ко мне. Мне нужно вернуть тебе компьютерные распечатки.

– Подождут до завтра, – сказала она. – Надо будет заехать в контору. Почему бы нам не встретиться завтра в пять.

– У меня.

– Хорошо. У тебя в пять. У меня к тому времени будет кое-какая информация.

– У меня тоже.

– Я бы предпочла, чтобы ты ничего не предпринимал до встречи со мной.

– Ладно.

– Наладь нормальные отношения с начальником Максвеллом.

– Обязательно.

– И отдохни немного.

– Ты тоже.

– Вылезай из машины. – Она улыбнулась. – Пора домой.

– Иду. – Я вышел из ее машины. Она развернулась, помахала мне рукой и уехала.

Я забрался в свой джип, накинул ремень безопасности, захлопнул дверцу. Включил двигатель, автомобиль не издал ни звука.

По дороге домой я вспомнил, что забыл воспользоваться дистанционным зажиганием. Какое это имело значение? Новые бомбы, которые подкладывали в автомобили, взрывались минут через пять. К тому же никто не пытался убить меня. Точнее, кто-то пытался, но это не было связано с этим делом. Вполне возможно, в меня стреляли по чистой случайности. Даже если это не так, то нападавшие посчитали, что надолго вывели меня из строя, и я получил сполна за то, что путался у них под ногами. Таков почерк мафии – если вам посчастливилось уцелеть, вас обычно оставляли в покое. Однако джентльмены, стрелявшие в меня, явно были испанского происхождения. А эти ребята считали работу завершенной только после того, как подложат бомбу в вашу машину.

Но сейчас меня это мало беспокоило. Больше волновало происходящее вокруг. Здесь, в этом мирном уголке планеты, где я пытаюсь исцелить свое тело и душу. А вдали от наших глаз происходят неблаговидные дела. Я не мог забыть истекающую кровью свинью... Я осознал, что люди на этом маленьком острове открыли средство, способное уничтожить все живое на планете.

Биологическая война удобная штука – трудно проследить, что и откуда появляется, и все легко отрицать. Биологические исследования и разработка оружия пронизаны ложью, обманом и опровержениями. Самое забавное в этом деле – нет никакой необходимости прибегать к стереотипам. Убийство Тома и Джуди не связано с биологической войной или терроризмом.

Я остановился на подъезде к дому дяди Гарри. Под шинами джипа захрустели ракушки. В окнах дома не было света, и когда я выключил фары, весь мир погрузился во мрак. Как сельские жители живут в такой темноте?

Я заправил майку так, чтобы освободить рукоятку пистолета. Я даже не знал, приложил ли кто-то руку к моей пушке. Тот, кто залез в мои шорты, не поленится заняться моим пистолетом. Надо было раньше проверить.

На всякий случай я взял ключи в левую руку, а правую, как и следовало, держал на пистолете. Мужчины должны проявлять храбрость, даже когда они одни... Ты смел, Кори. Ты настоящий мужчина. Настоящему мужчине вдруг захотелось в туалет. Не включая свет, я проверил автоответчик и обнаружил десять сообщений. Многовато для парня, не получавшего ни одного в течение всей предыдущей недели.

Подумав, что ни одно из этих сообщений не может быть особенно приятным или полезным, я налил себе в хрустальный фужер бренди из хрустального графина дяди Гарри.

Я сел в дядино кресло с откидной спинкой, пил бренди и не знал, чем заняться – прослушать послания, отправиться спать или еще раз наполнить фужер. Я наполнял его несколько раз и оттягивал момент прослушивания, пока не услышал зуммер.

Я нажал на кнопку автоответчика.

"У вас десять посланий", – сказал голос, подтверждая правильность показаний счетчика.

Первое сообщение пришло в семь утра от дяди Гарри, который видел меня на экране телевизора предыдущим вечером, но не захотел мне звонить так поздно, хотя без труда позвонил в столь ранний час. К счастью, я тогда уже находился в пути к острову Плам.

Затем следовали еще четыре сообщения подобного содержания – одно от моих родителей из Флориды, которые не видели меня на телеэкране, но узнали об этом от другой дамы по имени Коби, с которой я иногда встречаюсь и которая, возможно, по какой-то причине хотела стать Коби Кори; затем два послания от родного брата и сестры Джима и Линн, умевших поддерживать связи. Сообщений о моем появлении на телеэкране могло бы быть гораздо больше, однако мало кто знал номер моего телефона, и не каждый узнал бы меня, поскольку я сильно потерял в весе и выглядел ужасно.

От бывшей жены сообщений не было. Несмотря на угасшие чувства, она испытывала ко мне симпатию как к человеку, что странно, ибо я не такой уж симпатичный. Приятный, но не симпатичный.

Затем шло сообщение от моего напарника Дома Фанелли, который звонил в девять утра и сказал: "Эй, дезертир, я видел твою рожу в утренних новостях. Чем, черт побери, ты там занимаешься. Два Педроса охотились за твоей задницей, а ты появляешься на экране ящика. Теперь все знают, где тебя искать. Почему бы тебе не приклеить объявление на колумбийской почте? О Боже, Джон, я стараюсь найти этих ребят до того, как они снова доберутся до тебя. Ладно, перейдем к хорошим новостям – босс не понимает, что ты делаешь на месте преступления. Что там у тебя происходит? Кто замочил этих двоих? А ведь она была сексапильная баба. Помощь нужна? Звони. Держи свой член на взводе. Чао".

Я улыбнулся. Славный старый Дом. Парень, на которого можно положиться. Я все еще помню, как он стоял надо мной, когда я, истекая кровью, валялся на улице. В одной руке у него был наполовину съеденный пончик, в другой – пушка. Он откусил еще кусок пончика и сказал: "Я достану их, Джон. Клянусь, я достану этих сволочей, которые убили тебя".

Помню, как я возразил, что еще не умер, и он ответил, что знает это, но я, вероятно, умру. В глазах у него стояли слезы, отчего мне было жутко. Он пытался разговаривать со мной, жуя пончик, но я не понимал его. Тогда в моих ушах раздался гул, и я отключился.

Следующий звонок был зафиксирован в девять тридцать утра из "Нью-Йорк таймс". Трудно понять, откуда они узнали, кто я и где нахожусь. Голос вещал: "Как новый подписчик, вы станете получать газету ежедневно, включая воскресенье на протяжении тринадцати недель, всего за три доллара шестьдесят центов в неделю. Пожалуйста, звоните нам по телефону: 1-800-631-2500, и мы немедленно начнем доставлять вам газету".

Я получаю ее на работе. Что дальше?

Послышался голос Макса: "Джон, вынужден известить, что ты больше не работаешь на полицейское управление Саутхолда. Спасибо за помощь. Должен один доллар, мне бы хотелось поставить тебе пиво. Звони".

Черт бы тебя побрал, Макс.

Следующий звонок был от самого Теда Нэша, супершпиона-невидимки ЦРУ. Он сообщил: "Я всего лишь хочу вам напомнить, что убийца или убийцы гуляют на свободе, и вы можете стать их мишенью. Мне было чрезвычайно приятно работать с вами, и я знаю, что мы снова встретимся. Берегите себя".

А пошел бы ты... Если собираешься мне угрожать, то, по крайней мере, имей смелость прийти и сказать прямо, даже если твои слова записываются на пленку.

Осталось еще одно сообщение, но я нажал стоп-кнопку, набрал номер мотеля "Саундвью" и спросил Теда Нэша. Клерк, молодой человек, ответил, что у них такого не значится. Я спросил:

– А Джордж Фостер?

– Нет, сэр.

– Бет Пенроуз?

– Она только что выписалась.

Я обрисовал клерку внешность Нэша и Фостера.

– Да, тут есть два джентльмена, внешность которых соответствует вашему описанию, – ответил клерк.

– Они все еще там?

– Да.

– Передай высокому парню, кудрявому такому, что мистер Кори получил послание и что предупреждение равным образом касается также его самого. Понятно?

– Да, сэр.

– Также передай, что я велел ему убираться к черту.

– Да, сэр.

Я повесил трубку и зевнул. Чувствовал себя дерьмово. Вероятно, за последние двое суток я спал не больше трех часов.

Я нажал кнопку, и раздался голос Бет: "Привет. Я звоню из машины... хочу поблагодарить тебя за сегодняшнюю помощь... Не знаю, говорила ли я... Мне было приятно познакомиться с тобой, и если по какой-либо причине мы завтра не встретимся... Вдруг мне не удастся найти время – подвернется много работы. Ладно, в любом случае я позвоню. Еще раз спасибо".

"Больше сообщений нет", – проинформировал автоответчик.

Я прокрутил последнее сообщение еще раз. Она звонила минут через десять после того, как мы расстались, в далеком голосе отчетливо звучали официальные нотки. Фактически она давала мне отставку. Я не мог избавиться от навязчивой мысли, что Нэш и Бет стали любовниками и в его комнате предаются бурным страстным любовным играм как раз в этот момент. Возьми себя в руки. Если боги хотят кого-то уничтожить, то сперва наставляют ему рога.

Не знаю, как такое могло стрястись. Целый день я провел в биологически опасной зоне и, вероятно, заразился бубонной чумой, наверное, меня ждут неприятности на работе, Педро и Хуан знают, где я, Макс, мой приятель, увольняет меня, затем ЦРУ без всякой причины угрожает расправиться со мной... Возможно, Нэш все это придумал. И наконец, моя любовь нюхает порошок, и я представляю, как она обхватывает ногами этого пижона. Остается еще добавить смерть Тома и Джуди. А сейчас всего девять часов вечера.

Вдруг я подумал, почему бы не уйти в монастырь. Еще лучше отправиться к Карибскому морю и гоняться за своим большим другом Питером Джонсоном от острова к острову.

Может быть скрепя сердцем остаться. Отомстить, реабилитироваться, победить и покрыть себя славой. Вот чего хотел Джон Кори. Более того, казалось, я почти полностью отдавал себе отчет в том, что происходит.

Я сидел в темноте и полной тишине, и впервые за весь день никто не мешал думать. В голове роилось множество мыслей, и я пытался выстроить из них логическую цепочку.

Пока я смотрел в темное окно, эти резкие звуки, возникавшие в моей голове, оставляли белые точки на черном фоне, и воображаемое начинало принимать конкретную форму. Я был далек от того, чтобы видеть всю картину, не говоря уже об отдельных деталях, но уже мог строить предположения относительно величины, формы и направления последних. Не хватало еще несколько точек света, полдюжины резких звуков, чтобы ответить на вопрос, почему убили Тома и Джуди.

Глава 16

Лучи солнца проникали в окна моей спальни на втором этаже, и я радовался, что жив. Я был счастлив, обнаружив, что окровавленная мертвая свинья рядом со мной на подушке лишь приснилась мне. Я пытался расслышать пение птиц, дабы убедиться, что живу в этом мире не один. Где-то над заливом пронзительно кричала чайка. Канадские гуси гоготали на газоне. Вдалеке лаяла собака. Пока все в порядке.

Я встал, принял душ, побрился и так далее, приготовил на кухне чашку кофе.

Я провел всю ночь в размышлениях, или, как говорят на работе, пускался в дедуктивные умозаключения. Я также звонил дяде Гарри, родителям, брату и сестре, Дому Фанелли, но проигнорировал "Нью-Йорк таймс" и Макса. Уверял всех, что тот, кого они видели по ящику, не я и что я не видел программу новостей или передачу, которую видели они. Я соврал, что провел тот вечер в старой городской таверне, смотря по телевизору футбольный матч, – именно так и следовало бы поступить – и что у меня есть свидетели. Все купились. Я надеялся, что мой начальник, лейтенант Вульф, тоже клюнет на это.

Я также сказал дяде Гарри, что он небезразличен Маргарет Уили, но, по-видимому, его это не заинтересовало. Он мне сообщил: "Дикки Джонсон и я родились в одно время, выросли вместе, увлекались одними и теми же женщинами, вместе состарились, однако он умер раньше меня".

Удручающе. Позвонил Дому Фанелли, но он вышел, и я оставил сообщение его жене Мэри, с которой хорошо ладил, до того как женился. Однако Мэри и Экс невзлюбили друг друга. Ни мой развод, ни то, что в меня стреляли, не сблизило нас с Мэри. Странно. Я имею в виду жен напарников. В лучшем случае между ними устанавливаются малопонятные взаимоотношения.

– Передай Дому, что это не меня показывали по ящику, – сказал я Мэри. – Многие ошибочно приняли кого-то за меня.

– Хорошо.

– Если я погибну, то от рук ЦРУ. Передай ему.

– Хорошо.

– На острове Плам могут оказаться люди, заинтересованные в моей смерти. Передай ему.

– Хорошо.

– Попроси его поговорить с Сильвестром Максвеллом, здешним начальником полиции, если меня убьют.

– Хорошо.

– Как дети?

– Хорошо.

– Мне пора бежать. Мое легкое не выдерживает. – Я повесил трубку.

Что ж, я засветился, и если мой телефон прослушивали федералы, им полезно услышать, как я всем уверенно говорю, что ЦРУ собирается меня убрать.

Понятно, в самом деле я так не думал. Лично Тед Нэш не прочь был убрать меня, но все же не думаю, чтобы ЦРУ одобрило убийство парня просто потому, что он позволяет себе колкости. Однако если здесь серьезно замешан остров Плам, тогда появление новых трупов нисколько меня не удивит.

Вчера вечером, обзванивая всех этих людей, я разглядывал свою пушку под увеличительным стеклом при свете фонаря. Вроде все было в порядке. Безобидная забава для параноиков, если только она не отнимает слишком много времени и не сбивает с верного пути. Я хочу сказать, что после обычного дня начинаешь верить, что кто-то пытается тебя убить или еще как-нибудь навредить, после чего пускаешься на разные трюки – включаешь дистанционное зажигание, воображаешь, что телефон прослушивается или кто-то добрался до твоей пушки. Одни сумасшедшие выдумывают друзей, которые якобы подталкивают их на убийство совершенно незнакомых людей. Другие чокнутые выдумывают врагов, якобы пытающихся убить их. Последние, думаю, менее опасны и более полезны.

Прошлой ночью я еще раз изучал финансовые отчеты Гордонов.

Я внимательно просмотрел май и июнь предыдущего года, чтобы проверить, в какую сумму Гордонам обошелся недельный отпуск в Англии, проведенный после деловой поездки. Обратил внимание, что расходы по кредитным карточкам в июне были чуть выше чем обычно. Счет за телефон в июне прошлого года на сто долларов превысил норму, подтверждая, что в мае, возможно, велись международные телефонные переговоры. Мне также пришлось предположить, что оба взяли с собой наличные или туристские чеки, ибо большие суммы со счета не снимались. Первый и единственный сигнал, что Гордонам были доступны неучтенные суммы денег. Люди, получающие незаконные доходы, часто покупают туристские чеки на тысячи долларов, уезжают из страны и прекрасно проводят время. А может быть, Гордонам было известно, как в Англии жить широко на десять долларов в день.

Во всяком случае, в этих распечатках все было чисто. Все концы хорошо спрятаны. Ни больших расходов, ни значительных вкладов. По крайней мере, в этом отчете. Я напоминал себе, что Гордоны отличались сообразительностью. Они были учеными, а это люди осторожные, терпеливые и дотошные.

Наступил четверг, восемь часов утра, я пил вторую чашку отвратительного кофе и шарил в холодильнике в поисках еды. Салат с горчицей? Нет. Масло с морковкой? Пойдет.

Я стоял у окна кухни с морковкой и банкой масла, жуя и думая. Я ждал, когда зазвонит телефон и Бет подтвердит, что приедет в пять часов, но на кухне все было тихо, если не считать тиканья часов.

Этим утром я оделся поэлегантней – коричневые брюки с полосатой рубашкой. Голубой блейзер висел на спинке кухонного стула. Пушка примостилась у меня на ноге, а значок полицейского – какой от него здесь толк – помещался во внутреннем кармане пиджака. И поскольку я оптимист, то в моем бумажнике хранился презерватив. Готов и к битве и к любви, ко всему, что принесет день грядущий.

Держа морковку в руке, я спустился по лужайке к заливу. Над водой висела легкая дымка. Я дошел до пристани моего дяди, которая давно нуждалась в основательном ремонте. Я вспомнил то время, когда Гордоны привязали свой катер к этой пристани – это было, похоже, в середине июня, как раз спустя неделю после нашего знакомства в баре ресторана Клаудио, что в Гринпорте.

В тот день, когда они причалили к дому дяди Гарри, я лежал на заднем крыльце в своей обычной позе выздоравливающего, пил полезное для здоровья пиво, рассматривал залив в бинокль и заметил их.

Еще в баре Клаудио они просили описать, как выглядит мой дом со стороны залива, и конечно же легко его нашли.

Помню, что спустился к пристани им навстречу и они уговорили меня прокатиться вместе. Мы проносились мимо ряда бухт вдоль Лонг-Айленда. Был миг, когда Том развил такую скорость, что мне показалось, катер вот-вот взлетит. Катер задрал нос и преодолевал звуковой барьер. Как раз в этот момент Гордоны указали на остров Плам и Том сказал: "Вот где мы работаем". Джуди добавила: "Когда-нибудь мы достанем для вас пропуск. Там действительно очень интересно".

Да, там было интересно.

В тот же день в заливе Плам нас настигли ветер и разные течения, у меня закружилась голова, и к горлу подступала тошнота.

Помню, мы провели целый день на воде и вернулись сюда усталые, обгоревшие, обезвоженные и голодные. Том отправился за пиццей, а мы с Джуди потягивали пиво на заднем крыльце и любовались закатом.

Не думаю, что я особенно приятный парень, но Гордоны из кожи вон лезли, чтобы мне угодить, чего я никак не мог понять. Сначала я не нуждался в их обществе. Но Том блистал умом и остроумием, а Джуди – красотой. И сообразительностью.

Иногда не видишь смысла в том, что происходит вокруг, однако через некоторое время или после какого-нибудь случая становятся понятными когда-то сказанные слова или поступки. Не так ли?

Скорее всего, Гордоны понимали, что обстановка накаляется и надвигается беда. Они уже успели познакомиться с начальником Максвеллом и хвастались этим перед другими. Затем они посвящают уйму времени вашему покорному слуге и снова, по-моему, Том и Джуди настойчиво демонстрировали, что часто встречаются с полицейскими. Не исключено, что Макс или я получили бы письмо, если бы с Гордонами что-нибудь случилось, но от этой мысли у меня не захватывало дух.

Кстати, о вещах, смысл которых проясняется спустя много времени. В тот июньский вечер до возвращения Тома Джуди опрокинула в свой пустой желудок три пива и заинтересовалась домом дяди:

– Сколько стоит такой дом?

– Тысяч четыреста, может быть, больше. Почему ты спрашиваешь?

– Просто интересно. Твой дядя не продает его?

– Он мне предложил его по цене ниже рыночной, но и тогда пришлось бы расплачиваться лет двести.

На этом разговор закончился, но когда спрашивают, сколько стоит дом или катер, а затем интересуются, продаются ли они, значит, здесь кроется либо чрезмерное любопытство, либо коммерческий интерес. Гордоны не были чересчур любопытны. Сейчас, конечно, я думаю, что Гордоны надеялись быстро разбогатеть. Но если источником их богатства являлась незаконная сделка, то оба вряд ли стали бы швырять деньгами налево и направо, скупая дорогие дома на берегу залива.

Следовательно, ожидаемое богатство должно было быть либо законным, либо казаться таковым. Вакцина? Возможно.

Затем что-то пошло не так, и эти светлые мозги расползлись по кедровому настилу так, словно кто-то рядом с грилем уронил пакет с говяжьим фаршем весом в пять фунтов.

Помню, как в тот поздний июньский вечер заметил Тому, что в заливе нас, вероятно, подстерегала опасность. Том переключился с пива на вино и был слегка навеселе. Он обладал присущим технарю философским складом ума. Он ответил:

– В гавани катеру ничто не угрожает. Но ведь катера предназначаются не для этого.

Действительно, если выражаться метафорами. Мне пришло в голову, что люди, забавляющиеся эболой и другими смертельно опасными субстанциями, по своей натуре должны любить риск. Они так долго выигрывали в битве с биологическими опасностями, что возомнили себя неуязвимыми. Гордоны решили заняться другой опасной игрой, такой, которая приносит прибыль. Однако они, подобно ныряльщику, вздумавшему заняться альпинизмом, оказались не в своей стихии. У ныряльщика храбрая душа и большой объем легких, но ни малейшего понятия, как приступать к делу.

Пора возвращаться к сегодняшнему дню. А сегодня четверг, девять часов утра. Том и Джуди, которые вместе со мной стояли прямо здесь на пристани дяди Гарри, сейчас мертвы, и очередь хода за мной, если прибегать к метафорам.

Я повернулся и пошел к дому, утренний воздух и морковка придали мне бодрости. После воспоминаний о встрече с Гордонами мой ум был ясен, вчерашние разочарования отошли на задний план. Я отдохнул и жаждал битвы. Дать бы кому-нибудь по заднице.

Осталась еще одна, по-видимому, выпавшая из общей картины точка на моем звуковом экране: мистер Фредрик Тобин, винодел.

Подумав, что кто-то наверняка мне звонил, пока я размышлял у залива, я сперва проверил автоответчик, но сообщений не было. "Сука". Спокойно, Джон, спокойно.

Скорее раздосадованный, чем обиженный я вышел из дома. На мне был блейзер от Ралфа Лорена, рубашка от Томми Хилфигера, брюки от Эдди Бауэра, боксерские трусы от Перри Эллиса, крем после бритья от Карла Лагерфельда и револьвер от господ Смита и Вессона.

Я завел машину при помощи дистанционного зажигания и сел за руль.

В Пеконике я въехал на большую покрытую гравием стоянку с деревянной вывеской "Виноградники Фредрика Тобина".

Я пошел в сторону зданий, стоявших неподалеку. В нос ударил запах давленного и бродящего винограда. Кругом летали тучи пчел, им очень понравился мой крем после бритья.

Однажды я слушал, как гид рассказывал о виноделии. Никогда в человеческой истории так много всякой ерунды не было сочинено о такой ерунде, как виноград. Ведь слива больше. Верно? Делают же сливовое вино. Верно? Чем же виноград лучше?

Комплекс зданий венчала взметнувшаяся на пятьдесят футов широкая центральная башня, чем-то похожая на главную башню средневекового замка. На самом верху развевался флаг. Нет, не государственный флаг США, а черный флаг с эмблемой Тобина. Кому-то нравится смотреть на него.

Я был здесь в июле на одной из дегустационных вечеринок Тобина. Она устраивалась по случаю нового выпуска, что, как я догадался, означало новые сорта вина, готовые к продаже. Я был вместе с Гордонами, тогда присутствовало человек двести, сливки общества Норт-Форка – банкиры, адвокаты, врачи, судьи, политики и несколько гостей с Манхэттена, имевших здесь летние домики, – успешные торговцы, риэлторы и тому подобная публика. С местными сливками перемешалась горсточка художников, скульпторов и писателей. Макс тоже был приглашен, но не смог прийти. Как утверждали Том и Джуди, они здесь были единственными с острова Плам. Том сказал: "Хозяева избегают людей с острова как чумы". Мы оба от души рассмеялись. Господи, как мне не хватало Тома. И Джуди тоже. Она была прекрасна.

Помню, как во время дегустации виноградного сока Том представил меня нашему хозяину Фредрику Тобину, холостяку, который, как могло показаться с первого взгляда, любил удобную обувь. Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду. На мистере Тобине был франтоватый фиолетовый костюм, белая шелковая рубашка и галстук, украшенный виноградной лозой и гроздьями винограда. Этот наряд вызвал у меня тошноту.

Том показал мне юную леди, очередную пассию Тобина. Она поражала воображение – лет двадцать пять, высокая блондинка с голубыми глазами. О Фреди, счастливый пес. Как же я так недооценил тебя?

Эта была моя единственная встреча с повелителем пчел. Мне стало понятно, почему Гордоны отыскали этого парня, – оба любили вино, и Тобин производил лучшие сорта. Но в этом винном бизнесе присутствовало еще нечто такое, что связывало все общество, – вечеринки, частные обеды, концерты на природе среди виноградников, дорогостоящие пикники на пляже и так далее. Казалось, Гордоны купили право участвовать во всем этом. Меня удивляло одно обстоятельство – как Гордоны ни угождали и ни льстили Фредрику Тобину, у них было мало общего.

Я зашел в магазин подарков, пытаясь найти какой-нибудь приятный пустяк для потерянной возлюбленной, что-то вроде штопора, на ручке которого написано: "Меня трахнули в Норт-Форке". Не найдя ничего подобного, я наткнулся на керамическую плитку, украшенную морским ястребом, сидящим на шесте. Птица смотрелась странно, но мне понравилась плитка, ибо рисунок не имел никакого отношения к виноделию.

Когда продавщица завернула ее, я спросил:

– Мистер Тобин у себя?

Молодая привлекательная девушка посмотрела на меня и сказала:

– Не знаю.

– Кажется, я видел его машину. Белая спортивная машина. Правильно?

– Он, наверное, где-то здесь. Вместе с налогом с вас десять долларов и девяносто семь центов.

Я заплатил десять долларов и девяносто семь центов вместе с налогом и забрал свой сверток.

– Вы знакомились с производством вина?

– Нет, но я однажды видел, как делают пиво. – Я вытащил коробочку со значком полицейского из кармана пиджака и показал ей. – Управление полиции, мисс. А теперь я бы хотел, чтобы вы связались с мистером Тобином и попросили его прийти сюда. Топ, топ. Хорошо?

Девушка кивнула и сделала, как я ей велел. Она сказала в трубку: "Мерилин, здесь полицейский хочет видеть мистера Тобина".

Открылась дверь лифта, и из него вышел мистер Тобин. Я заметил, что его лицо выражало озабоченность.

– Мистер Тобин?

– Да? – Он повернулся ко мне.

– Я детектив Кортни. – Я иногда неправильно произношу собственную фамилию.

– А... Да, чем могу вам помочь?

– Мне нужно поговорить с вами, сэр.

– О чем?

– Я детектив, расследую убийства.

– Вы... по поводу Гордонов.

– Да, сэр. – Он явно не помнил моего лица, которое осталось таким же, как тогда в июле, когда я встретился с ним. Правда, мое имя слегка изменилось, во всяком случае, я не собирался подсказывать ему. Если учесть мой статус, юрисдикцию и прочие технические детали, я просто должен был проигнорировать сообщение Макса на моем автоответчике. – Насколько я знаю, вы дружили с жертвами.

– Мы... были просто приятелями. Я так понимаю, что вы хотите допросить меня.

– Всего лишь несколько обычных вопросов.

Кстати, когда речь идет об убийстве, обычных вопросов не бывает.

– Мне очень жаль... Я абсолютно не знаю, что могло случиться с Гордонами.

– Их убили.

– Я знаю... Я хотел сказать...

– Я просто хочу уточнить некоторые факты.

– Может быть, мне следует пригласить адвоката?

– Это ваше право. – Я сдвинул брови. – Мы можем поговорить в городском полицейском участке в присутствии вашего адвоката. Или же здесь минут через десять.

Он, казалось, раздумывал, как поступить.

– Не знаю... Я не привык к подобному...

– Послушайте, мистер Тобин, – сказал я самым вкрадчивым голосом, – вас ни в чем не подозревают. Я просто беседую с друзьями Гордонов. Понимаете, мне нужны факты.

– Понимаю. Хорошо... если вам кажется, что я чем-то могу помочь, буду рад ответить на любые ваши вопросы.

Я хотел увести этого парня подальше от телефона и сказал:

– Никогда не ходил по винограднику. Может, пройдемся?

– Разумеется. Я как раз собирался это сделать, когда вы приехали.

Некоторое время мы молча шли через виноградники. Иногда, когда вы молчите, тот, кого вы допрашиваете, начинает нервничать и говорить, просто чтобы заполнить паузу. Спустя минуту мистер Тобин сказал:

– Они казались такими милыми людьми.

Я кивнул.

Он помолчал несколько секунд и добавил:

– Вряд ли у них были враги. Но на острове Плам происходят странные вещи. Все случившееся похоже на кражу со взломом. Так сообщали по радио. Начальник Максвелл утверждал, что это кража со взломом. Но некоторые средства информации пытаются связать убийство с островом. Мне следует позвонить начальнику Максвеллу. Мы друзья. Знакомые. Он знал Гордонов.

– Правда? Похоже, все здесь знают друг друга.

– Кажется, да. Причиной тому география. С трех сторон нас окружает вода. Как на маленьком острове. Неудивительно, что пути местных жителей пересекаются. Это-то и тревожит. Им мог быть кто-то из нас.

– Вы имеете в виду убийцу или жертв?

– И то и другое, – ответил Тобин. – Убийцей мог быть один из нас, жертвой тоже... Как вы думаете, преступник убьет еще кого-нибудь?

– Надеюсь, нет. У меня и так много работы.

Мы продолжали идти вдоль этого очень длинного ряда виноградных лоз, но мистер Тобин перестал говорить.

– Вы хорошо знали Гордонов?

– Мы были приятелями. Их очаровала романтика виноделия.

– Действительно?

– Вас интересует вино, детектив?

– Нет, я предпочитаю пиво. Иногда пью водку. А как вам нравится вот это? – Я обрисовал ему настоящую водку Крумпински, натуральную, ароматизированную. – Как вы считаете? Родственная отрасль, правда? Картофель растет здесь повсюду. Весь этот конец Лонг-Айленда мог бы плавать в алкоголе. Некоторые видят лишь виноградное желе и картофельное пюре. Мы видим вино и водку. Что скажете?

– Интересная идея. – Он потянул к себе гроздь белого винограда и раскусил одну ягоду во рту. – Хорош. Твердый, сладкий, но в меру. Год будет урожайным.

– Замечательно. Когда вы в последний раз видели Гордонов?

– Примерно неделю назад. Вот, попробуйте. – Он положил мне в руку несколько ягод. – Я не слышал последних известий сегодня утром, но одна из моих работниц говорила, будто бы слышала по радио, что Гордоны, возможно, украли новую чудесную вакцину и собирались продать ее. Вероятно, их обманули и убили. Это правда?

– Кажется, так оно и было.

– Разве нет опасности, что вспыхнет... чума или еще какая-нибудь эпидемия?..

– Такой опасности нет.

– Это хорошо. Многие в тот вечер были взволнованны.

– Им больше нечего волноваться. Где вы были в понедельник вечером?

– Я? На обеде с друзьями. По правде говоря, в своем ресторане, прямо здесь.

– В котором часу?

– Около восьми. Мы даже еще не слышали известия об убийстве.

– Где вы находились до того? Скажем, в пять или пять тридцать.

– Дома.

– Один?

– У меня есть экономка и девушка.

– Замечательно. Они, конечно, помнят, где вы были в пять тридцать?

– Разумеется. Дома. Был день первого сбора винограда. Я приехал сюда на рассвете. К четырем часам я совершенно измотался и пошел домой вздремнуть. Сюда я вернулся на ужин – небольшой праздник по случаю уборки урожая. Никогда не знаешь, когда пора убирать, поэтому все начинается спонтанно. Через неделю-две мы отмечаем урожай большим ужином.

– Хорошо живете. Кто был на ужине?

– Моя девушка, управляющий, несколько друзей... – Он посмотрел на меня. – Похоже, вы меня допрашиваете.

Я должен был допрашивать, и я допрашивал. Мне не хотелось спугнуть Тобина и побудить его пригласить адвоката или Макса.

– Всего лишь стандартные вопросы, мистер Тобин, – ответил я. – Пытаюсь составить картину того, где все были в понедельник вечером и в каких отношениях они состояли с убитыми. И все такое. Когда выявится подозреваемый, друзья или сотрудники Гордонов станут свидетелями. Понимаете? Только тогда мы сможем говорить определенно.

– Понимаю.

Я дал ему время успокоиться, и мы снова заговорили о винограде. Этот парень вел себя спокойно, но, как любой другой при встрече с полицией, начинал немного нервничать.

– Когда и где вы видели Гордонов на прошлой неделе?

– Дайте вспомнить... Во время обеда у себя дома. У меня было несколько человек.

– Что вас привлекало в Гордонах?

– Что вы имеете в виду?

– То, что я сказал.

– Детектив, я же говорил, что все было как раз наоборот.

– Тогда зачем вам приглашать их в свой дом?

– Ну... честно говоря, они рассказывали интересные вещи об острове Плам. Гостям это всегда нравилось. Гордоны заработали свой обед.

– Вот как? – Гордоны редко говорили мне о своей работе.

– К тому же они были чрезвычайно привлекательной парой. Джуди была настоящей красавицей.

– Да, действительно. Вы с ней имели дело?

– Извините?

– У вас была интимная связь с миссис Гордон?

– Боже упаси.

– И вы не пытались?

– Конечно, нет.

– По меньшей мере, вы же думали об этом?

Он задумался. Только неизвестно о чем.

– Иногда. Но я не охотник до чужих жен. У меня своих женщин хватает.

– Что вы говорите! – Пожалуй, шампанское неотразимо, когда у вас есть виноградники, вилла, чаны и бутылочный завод. Интересно, кто чаще вступает в интимные связи – пивовары или виноделы? Кто их разберет.

– Вы когда-нибудь бывали дома у Гордонов?

– Нет, я даже не знаю, где они жили.

– В таком случае куда вы посылали им приглашения?

– Ну... об этом заботился мой агент по общественным связям. Кстати, вспомнил... они живут в Нассау-Пойнт.

– Да, сэр. Это упоминалось во всех новостях. Жители Нассау найдены убитыми.

– Да. Помню, они говорили, что у них есть дом у залива.

– Совершенно верно. Гордоны часто ездили на остров. Они, весьма вероятно, говорили об этом не раз на обедах, когда рассказывали об острове.

– Да, такое бывало.

– Гордоны получили от вас приглашение на ужин в понедельник вечером?

– Нет, я бы не стал их приглашать на маленькое, неожиданно возникшее сборище... На ужине в понедельник были главным образом близкие друзья и люди, занимающиеся виноделием.

– Понятно.

– Тогда зачем вы спрашиваете?

– Ирония судьбы. Видите ли, если бы их пригласили, возможно, они пришли бы домой пораньше, переоделись бы... понимаете, оба вполне могли опоздать на встречу со смертью.

– Никто не может опоздать на встречу со смертью.

– Вы сдаете землю в аренду?

– Немного.

– Вы арендуете землю у Маргарет Уили?

Он ответил не сразу, и если бы я сидел за столом напротив Тобина, то мог бы увидеть выражение его лица в тот момент, когда произнес "Маргарет Уили". Но и эта пауза заинтриговала меня.

– Думаю, арендуем, – наконец ответил Тобин. – Да, арендуем. Примерно пятьдесят акров. Почему вы спрашиваете?

– Я знаю, что она сдает землю виноделам. Она давняя знакомая моего дяди и тети. Мир тесен. Тем более здесь. – Я сменил тему разговора. – Значит, вы здесь самый крупный виноградарь?

– У меня больше всего виноградников, если вы это имеете в виду.

– Как вы со всем этим управляетесь?

– Благодаря упорному труду, глубоким знаниям виноградарства, настойчивости и превосходному вину. Помогает везение. Мы страшимся ураганов. Они могут нагрянуть с конца августа до начала октября. Один раз виноград созрел очень поздно. Где-то в середине октября. С Карибского моря сюда устремилось не менее шести ураганов. Но все обошли нас стороной. Бахус оберегал нас. Это бог вина.

– И знаменитый композитор тоже.

– Композитора зовут Бах.

– Верно.

– Кстати, у нас здесь устраиваются концерты и ставятся оперы. Я могу внести вас в список приглашенных, если хотите.

Мы как-то незаметно пошли обратной дорогой.

– Было бы великолепно. Вино, опера, хорошая компания. Я пришлю вам свою визитную карточку. В данный момент они у меня закончились.

Когда мы подходили к винзаводу, я огляделся кругом и заметил:

– Я не вижу вашего дома.

– По правде говоря, я здесь не живу. У меня есть комната наверху этой башни, но мой дом находится к югу отсюда.

– У залива?

– Да.

– Вы катаетесь на лодке?

– Немного.

– На парусной или моторной?

– Моторной.

– Гордоны гостили у вас дома?

– Да. Несколько раз.

– Они приезжали на катере?

– Кажется, один-два раза.

– А вы когда-нибудь ездили к ним на своей лодке?

– Нет.

Я уже хотел спросить, не он ли хозяин белой "Формулы", однако иногда благоразумно воздержаться от вопросов, если ответ можно получить другим способом. Вопросы, как правило, подсказывают другим ход ваших мыслей, пугают их. Фредрик Тобин, как я уже говорил, не подозревался в убийстве, однако у меня сложилось впечатление, что он кое-что скрывает.

Мы вернулись в магазин подарков, к которому примыкал просторный дегустационный зал. Зал был с дубовым баром длиной в тридцать футов, полудюжиной кабинетов, витражами, кафельным полом.

Мистер Тобин посмотрел на часы, явно демонстрируя, что устал от моего общества. Я оглянулся и заметил незанятый кабинет в стороне от десятка пришедших сюда посетителей.

– Давайте присядем на минутку, – предложил я.

Мистер Тобин неохотно последовал за мной в кабинет и сел за стол напротив.

– Еще несколько обычных вопросов. Как давно вы знали Гордонов?

– Примерно полтора года.

– Они обсуждали с вами свою работу?

– Нет.

– Вы говорили, что они любили рассказывать об острове Плам.

– Ах да. В общих чертах. Не выдавая государственных секретов. – Он улыбнулся.

– Это хорошо. Вы знали, что они ведут любительские археологические раскопки?

– Я... да, знал.

– Вы знали, что они являются членами исторического общества Пеконика?

– Да. Мы как раз там и встретились.

– Похоже, все состоят в этом обществе.

– В нем около пятисот членов. Это далеко не все.

– Однако каждый, с кем мне доводится встречаться, входит в это общество. Оно не служит вывеской для чего-то другого?

– Нет, насколько мне известно.

Мы оба улыбнулись. Он, казалось, что-то обдумывал. Я чувствую, когда человек думает, и никогда не прерываю его. Наконец он сказал:

– Представьте себе, в субботу историческое общество устраивает вечеринку на природе. Я буду в роли хозяина. Последняя вечеринка под открытым небом, если позволит погода. Почему бы вам не прийти с кем-нибудь?

Я подумал, что после смерти Гордонов у него осталось два свободных места.

– Спасибо. Постараюсь. – По правде говоря, я бы ни за что не пропустил такого случая.

– Возможно, придет начальник Максвелл, – сказал Тобин. – Он знает все подробности.

– Замечательно. Мне принести что-нибудь с собой? Вино?

– Просто приходите сами. – Он вежливо улыбнулся.

– Вместе с кем-нибудь?

– Обязательно.

– До вас доходили какие-нибудь сплетни о Гордонах?

– Какие, например?

– Скажем, об их сексуальной жизни.

– Не слышал ни слова.

– О финансовых затруднениях?

– Нет.

Беседа в таком духе продолжалась еще десять минут. Иногда удается поймать собеседника на лжи, иногда нет. Всякая ложь, какой бы незначительной она ни была, имеет большое значение. Я не уличил Тобина во лжи, однако был почти уверен, что он знал Гордонов лучше, чем признавался. Сам по себе этот факт не имел большого значения.

– Вы можете назвать друзей Гордонов?

Он задумался.

– Как я уже упоминал, ваш коллега начальник Максвелл, например. – Он назвал еще несколько незнакомых имен. – В самом деле я не очень хорошо знаю их друзей или коллег по работе. Как я уже упоминал... откровенно говоря, они умело использовали свое положение и привлекательный облик.

Умели хорошо говорить, у них была интересная работа. Оба доктора наук Подобное знакомство полезно всем... Я люблю окружать себя интересными и симпатичными людьми. Да, это в некоторой степени легкомысленно, но вы удивились бы, узнав, как легкомысленны интересные и симпатичные люди. Сожалею о том, что с ними случилось, но больше ничем не могу помочь.

Мы вышли на улицу.

– Кстати, я, как и вы, был знаком с Гордонами.

Он остановился, и я тоже остановился. Он смотрел на меня.

– Я Джон Кори.

– Ах да. Я не расслышал вашего имени...

– Кори. Джон.

– Да... сейчас вспомнил. Вы тот полицейский, которого ранили.

– Верно. Сейчас я чувствую себя гораздо лучше.

– Вы разве не детектив из Нью-Йорка?

– Да, сэр. Начальник Максвелл нанял меня в качестве помощника.

– Понимаю.

– Значит, Гордоны говорили обо мне?

– Да.

– Они ведь не говорили обо мне ничего плохого?

– Уверен, что нет, но теперь уже не помню, что конкретно они говорили.

– Честно говоря, мы однажды уже встречались. В июле. У вас проходила большая дегустация.

– Да, да...

– На вас был фиолетовый костюм и галстук с изображением винограда и виноградных лоз.

Он посмотрел на меня.

– Кажется, мы действительно встречались.

– В этом нет сомнений. – Я смотрел на покрытый гравием кусок земли. – Сегодня все любят машины с четырьмя приводами. Вон там моя машина. А тот белый "порше" ваш?

– Да. Как вы узнали?

– Я просто подумал, что он ваш. Вы же любите такие машины. – Я протянул ему руку. – Возможно, я приду на вашу вечеринку.

– Надеюсь, вы найдете убийцу.

– Не сомневаюсь. До сих пор мне это удавалось. Чао. Бонжур.

– Бонжур означает "привет".

– Верно. О'ревуар.

Опыт подсказывал, что этот джентльмен абсолютно чист, и я больше на него не стану тратить ни минуты. Из всех версий убийства Гордонов, которые я изучил, он не вписывался ни в одну. Все же инстинкт велел мне не выпускать этого джентльмена из виду.

Глава 17

По дороге я проверил автоответчик. Он зафиксировал три сообщения. Одно непременно должно быть от Бет. Я начал слушать. Первое послание пришло от Макса. Он повторно сообщал, что я отстранен от расследования, и просил позвонить. У меня не было намерения этого делать. Второе сообщение поступило от Дома Фанелли: "Эй, получил твое послание. Если тебе нужна помощь, звони. За это время я напал на след тех, кто использовал тебя в качестве мишени для стрельбы, поэтому я думаю продолжать поиски, если только я тебе не нужен там. Почему так много людей пытаются убить моего хорошего приятеля? Эй, я лично говорил с Вульфом, его не проведешь, он знает, что на телеэкране появлялась твоя физиономия. У него есть информация, подтверждающая это. Он хочет задать тебе несколько вопросов. Советую контролировать свои телефонные разговоры. Пока все. Держи хвост трубой".

Спасибо.

Последнее сообщение было не от Бет. Звонил не кто иной, как мой начальник – детектив лейтенант Эндрю Вульф. Он был предельно краток: "Прошу позвонить мне по возможности скорее". В его словах таилась угроза.

Я не знал, знаком ли Нэш с Вульфом. Однако Нэш, несомненно, успел рассказать Вульфу, что на экране действительно появлялся Джон Кори, расследующий дело об убийстве в то время, когда должен находиться в отпуске по болезни. Все это чистая правда, и, полагаю, Эндрю Вульф ждал от меня объяснений. Естественно, я мог объяснить, как меня втянули в это дело, но нелегко было бы втолковать детективу Вульфу, почему он осел.

Что ж, лето официально закончилось, но осень обещала местным жителям много развлечений и мало туристов. Я всегда подозревал, что каждый ноябрь только для местных здесь устраивается большая вечеринка под лозунгом: "Жители Норт-Форка рады окончанию проклятого туристского сезона".

Наконец в стороне от зеленых насаждений показался большой белый дощатый дом, скорее особняк, с высокими белыми колоннами. На деревянном указателе было написано: "Историческое общество Пеконика". А чуть ниже: "Магазин сувениров". С двух коротких цепочек свисала табличка с указанием часов работы музея и магазина сувениров. На табличке значился номер телефона, и я позвонил. Мне ответил голос женщины, который звучал, точно был записан на магнитофонную ленту в 1640 году. Голос вещал о времени, событиях и тому подобном.

Это не могло сбить меня с толку. Я вышел из машины, поднялся по ступеням на большое крыльцо и постучал старым медным дверным молотком. Я не жалел сил, но, казалось, никого здесь не было. Небольшая стоянка автомобилей пустовала.

Я снова забрался в машину и позвонил своей новой подруге Маргарет Уили. В трубке раздался ее голос.

– Доброе утро, миссис Уили. Говорит детектив Кори.

– Да?

– Вы вчера сказали, что есть возможность посетить историческое общество Пеконика, и эта мысль у меня весь день не выходит из головы. Как вы думаете, сегодня удастся это сделать и, может быть, поговорить с кем-нибудь из его сотрудников – как зовут президента общества? Уитерспун?

– Уайтстоун. Эмма Уайтстоун.

– Верно. Так сегодня можно?

– Не знаю...

– Почему бы мне не позвонить Эмме Уайтстоун...

– Я сама ей позвоню. Возможно, она согласится встретить вас в музее.

– Великолепно. Я вам очень благодарен ...

– Как мне связаться с вами?

– Вот что. Я вам перезвоню через десять-пятнадцать минут. Я на машине. Мне надо где-то купить подарок для матери. У нее день рождения. Спорю, у вас есть магазин сувениров в музее.

– Да.

Я доехал до улицы, где жили Гордоны, и заметил белый джип Макса, стоявший прямо напротив места преступления.

Я направился к задней стороне дома Мэрфи и увидел их в комнате с телевизором, закрытой жалюзи пристройке к основному зданию. Телевизор работал, и я постучал в раздвижную дверь.

Эдгар Мэрфи встал, увидел меня и открыл дверь.

– Вы снова вернулись?

– Да, сэр. Отниму только одну минуту вашего времени.

Он жестом пригласил меня войти. Миссис Мэрфи встала и прохладно поздоровалась со мной. Телевизор продолжал работать. В какой-то момент мне почудилось, будто я вернулся в дом своих родителей на Флориде – та же комната, та же телевизионная программа, те же люди.

– Опишите мне белую спортивную машину, которую вы видели у соседнего дома в июне, – обратился я к обоим.

Оба старались как могли, но описание им давалось с трудом. Я вытащил ручку из кармана, взял газету и попросил их нарисовать силуэт той машины, но они ответили, что не смогут это сделать. Я набросал силуэт "порше". Так не положено подсказывать свидетелям, но что делать. Оба согласно закивали.

– Да, как раз та машина. Большая дорогая машина. Похожа на перевернутую лохань для стирки.

Я вытащил из кармана проспект о виноградниках и сложил его так, чтобы была видна только черно-белая фотография Фредрика Тобина. Я не дал им возможность рассмотреть весь проспект, ибо тогда они начали бы рассказывать всем, что полиция считает Тобина убийцей Гордонов.

Мэрфи разглядывали фотографию. Показывать лишь одну фотографию, не перемешав ее с другими, значило наводить свидетелей на ожидаемый ответ, но у меня не было ни времени, ни терпения, чтобы играть по правилам. Я все-таки воздержался от вопроса вроде: "Вы не видели этого человека в спортивной машине?"

– Тот самый человек, которого я видела в спортивной машине, – сказала миссис Мэрфи.

Мистер Мэрфи согласился с ней. Он спросил:

– Это подозреваемый?

– Нет, сэр. Ну что ж, извините меня за беспокойство. Кто-нибудь вас расспрашивал об убийстве?

– Нет.

– Помните, не говорите об этом ни с кем, за исключением начальника Максвелла, меня и детектива Пенроуз.

– А где она? – спросил мистер Мэрфи.

– Детектив Пенроуз? Дома. У нее головная боль и тошнота.

– Она беременна? – спросила Агнес.

– Уже около месяца, – ответил я. – Хорошо ...

– Я не видела обручального кольца, – не отставала Агнес.

– Вы же знаете современных девушек. – Я печально покачал головой. – Хорошо. Еще раз спасибо. – Я быстро вышел, сел в джип и поехал.

Скорее всего, Фредрик Тобин бывал у Гордонов по меньшей мере один раз. Однако казалось, он не припоминал этого. Возможно, это был не он. Вероятно, это был другой человек с каштановой бородой в точно такой же машине.

Может быть, мне следует выяснить, почему Тобин солгал.

Через дамбу по главной дороге я возвращался в селение Катчог. Я позвонил Маргарет Уили.

Она ответила:

– Я застала Эмму в цветочном магазине, она едет к зданию исторического общества Пеконика.

– Как любезно, что она нашла время.

– Я сказала, что речь идет об убийстве Гордонов.

– Не совсем так, миссис Уили. Мне просто хотелось узнать...

– Вы можете обсудить это с ней. Она вас ждет.

– Спасибо. – Кажется, она повесила трубку раньше меня.

Я поехал к дому исторического общества Пеконика и припарковался на маленькой стоянке рядом с фургоном с надписью: "Цветы Уайтстоун".

Я подошел к входной двери, рядом с дверным молотком был прикреплен клочок желтой бумаги: "Мистер Кори, пожалуйста, входите".

Я не совсем понимал, зачем сюда приехал. Что-то побудило меня это сделать. С другой стороны, у меня был перебор старых людей, и мысль, что придется разговаривать с еще одной семидесятилетней старухой, стала невыносимой. До встречи с миссис Уайтстоун мне следовало бы откупорить бутылку вина Тобина и выпить ее.

Я вошел. Меня встретила приятная женщина лет тридцати с небольшим.

– Мне нужна Эмма Уайтстоун.

– Вы, должно быть, Джон Кори.

– Должно быть. Не скажете, она здесь?

– Я Эмма Уайтстоун.

Какая неожиданность.

– А... – сказал я. – Я думал, вы старше.

– А я думала, вы моложе.

– О...

– Маргарет говорила, что вы молодой человек. Пожалуй, вы ближе к среднему возрасту.

– Ах...

Она подошла ко мне и протянула руку.

– Я президент исторического общества Пеконика. Чем могу быть полезна?

– Не знаю.

– Я тоже.

Вот это да – она была высока, лишь на дюйм ниже меня, худощава, но стройная, каштановые волосы до плеч, чуть накрашена, ногти без лака, никаких украшений, без сережек, без обручального кольца. На ней было не так уж много одежды. Бежевое до колен летнее платье держалось на крохотных бретельках. Под этой малостью белья было еще меньше. Разумеется, бюстгальтера не имелось, мне удалось разглядеть очертания трусиков бикини. К тому же она ходила босиком. Я представлял, как она собиралась сегодня утром – натянула трусики и платье, накрасила губы, причесала волосы и все. По-видимому, она могла бы сбросить все за четыре секунды. А с моей помощью еще быстрее.

– Мистер Кори? Вы думаете о том, как я могу помочь вам?

– Да. Минуточку. – Она не была сильной, но создана для скорости и выносливости. У нее были прелестные серо-зеленые глаза, лицо красивое, на первый взгляд оно казалось наивным. Она напоминала мне фотографии детей 60-х годов, продающих цветы. Возможно, я так подумал потому, что она сама была цветочницей. Присмотревшись к ней внимательнее, я обнаружил в ее чертах спокойную сексуальность. Да.

Должен также добавить, что ее тело покрывал хороший ровный загар, придававший коже матовый оттенок. Это была симпатичная и чувственная женщина. Эмма Уайтстоун.

– Ваш приход как-то связан с Гордонами?

– Да. Вы знали их?

– Да. У нас установились хорошие отношения, но мы не были друзьями. То, что случилось, – ужасно.

– Да.

– У вас есть какие-нибудь предположения?

– Нет.

– Я слышала по радио, что они, возможно, украли какую-то вакцину.

– Похоже на то.

Она подумала немного и сказала:

– Вы знали их.

– Верно. Откуда вам это известно?

– Ваше имя упоминалось несколько раз.

– Правда? Надеюсь, обо мне не говорили ничего плохого.

– Только хорошее. Джуди была немного влюблена в вас.

– Что вы говорите!

– Разве вы не знали?

– Может быть. – Я хотел переключиться на другую тему. – У вас есть что-то вроде списка членов исторического общества?

– Конечно. Кабинет наверху. Когда вы приехали, я занималась бумагами. Идите за мной.

Я пошел за ней. От нее исходил запах лаванды. Пока мы шли через дом, я заметил:

– Прекрасный дом.

Она оглянулась на меня:

– Позже я лично проведу вас по нему.

– Прекрасно. Жаль, что не прихватил фотоаппарат.

Мы поднялись по широкой лестнице, я шел чуть позади. Ее трусики действительно были очень маленькие. К тому же у нее были красивые ноги, если это вам интересно.

На втором этаже она привела меня в комнату, которую назвала гостиной. Она предложила мне сесть в кресло возле камина, что я и сделал.

– Можно вам предложить чашечку травяного чая? – спросила она.

– Я уже выпил несколько чашек, спасибо.

Она села в деревянное кресло-качалку напротив и скрестила длинные ноги.

– Что вы конкретно хотите узнать, мистер Кори?

– Джон. Пожалуйста, зовите меня Джоном.

– Джон, пожалуйста, зовите меня Эммой.

– Итак, Эмма, – начал я, – сперва мне хотелось бы задать несколько вопросов об историческом обществе Пеконика? Чем оно занимается?

– Историей. В Норт-Форке несколько местных исторических обществ, большинство из которых размещено в исторических зданиях. Наше общество самое большое, Пеконик – это индейское название, данное этому району. Общество насчитывает около пятисот членов. Некоторые из них знаменитости, другие – простые фермеры. Мы стремимся сохранить, записать и передать наше историческое наследие.

– И узнаете больше об этом наследии.

– Да.

– В этом вам помогает археология.

– Да. И исследования. Мы здесь располагаем интересными архивами.

– Можно на них взглянуть попозже?

– Вы можете осмотреть все, что хотите. – Она улыбнулась.

Ах, мое сердце. Она дразнила меня или говорила серьезно? Я улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ.

Но вернемся к делу.

– Гордоны принимали активное участие в работе общества?

– Да.

– Когда они вступили в общество?

– Примерно полтора года назад. Они переехали сюда из Вашингтона, округ Колумбия. Они родом со Среднего Запада, но работали в правительственном учреждении. Думаю, вы знаете это.

– Они обсуждали свою работу с вами?

– Нет.

– Вы бывали у них дома?

– Один раз.

– Вы общались с ними?

– Время от времени. Историческое общество Пеконика общественная организация. Это одна из причин, по которой они любили нас.

Я спросил с подковыркой:

– Том положил глаз на вас?

Она нисколько не обиделась, вопрос не шокировал ее.

– Возможно.

– Но у вас не было интимной связи с ним?

– Нет. Он на это не напрашивался.

Я откашлялся.

– Понятно.

– Послушайте, мистер Кори, Джон. Вы попусту тратите свое и мое время, задавая подобные вопросы. Я не знаю, почему и кто убил Гордонов, но это никак не связано со мной или сексуальным треугольником.

– Я же не утверждаю, что это как-то связано. Я просто исследую разные сексуальные повороты в качестве подхода к более обстоятельному расследованию.

– Что ж, я с ним не спала. Похоже, он был верным мужем. Она тоже хранила верность мужу, насколько я знаю. Здесь трудно завести роман так, чтобы никто не узнал об этом.

– Может быть, это вы так считаете.

Она смотрела на меня некоторое время и спросила:

– У вас был роман с Джуди?

– Нет, мисс Уайтстоун. Это не послеполуденная мыльная опера, а расследование убийства, и вопросы буду задавать я.

– Не будьте так обидчивы.

Я глубоко вздохнул.

– Извините.

– Я хочу, чтобы вы нашли убийц. Задавайте свои вопросы.

– Ладно... позвольте спросить... Что вы подумали, когда услышали, что оба убиты?

– Не знаю. Кажется, я подумала, что это связано с их работой.

– Хорошо. А что вы думаете сейчас.

– У меня нет никаких соображений.

– Мне трудно в это поверить.

– Давайте вернемся к этому вопросу.

– Хорошо. – Я все еще не знал, чего я хочу добиться, задавая вопросы, или что я конкретно ищу. В голове у меня сложилась картина, что-то вроде карты, на которой были нанесены остров Плам, Нассау-Пойнт, утесы над заливом Лонг-Айленд, виноградники Тобина и историческое общество Пеконика. Если соединить эти точки чертой, получилась бы бессмысленная пятисторонняя геометрическая фигура. Однако если эти точки соединить метафизически, возможно, эта фигура обретет смысл. Он заключался в ответе на вопрос: что общего у всех этих пяти точек? Может быть, ничего, однако казалось, что какая-то связь существует. Какая именно?

Я никак не мог понять, откуда в моей голове, когда я находился на острове Плам, возникал этот резкий звук. Является ли его причиной история или археология. Что же все-таки?

– Вы знаете кого-нибудь из тех, кто работает на острове Плам?

Она немного подумала.

– Не многих. Несколько моих покупателей работают там. Кроме Тома и Джуди, я других ученых не знаю. Никто из них не является членом исторического общества. Они ведут замкнутый образ жизни. Общаются только в своем кругу.

– Вы знаете что-нибудь о предполагаемых раскопках на острове?

– Только то, что Гордоны пообещали обществу поискать что-нибудь на острове.

– Вы не интересуетесь археологией?

– Не особенно. Я предпочитаю архивы. Я получила диплом архивиста в Колумбийском университете.

– Архивист, – сказал я, – замечательно.

– Может быть. Я некоторое время работала в Стони-Брук, затем получила работу здесь, в библиотеке Катчога. Она основана в тысяча восемьсот сорок первом году, и платят мне столько же. Я выросла здесь, однако здесь трудно прожить, если у вас нет какого-нибудь дела. У меня есть цветочный магазин.

– Да, я видел ваш фургон.

– Ах да. Вы же детектив. Чем же вы здесь занимаетесь?

– Выздоравливаю.

– Да, да. Я вспомнила. Вы прекрасно выглядите.

Она выглядела не хуже, однако расточать комплименты свидетелю не полагалось, поэтому я промолчал.

– Вы знаете Фредрика Тобина? – спросил я.

– Кто его не знает...

– Он – член исторического общества?

– Он наш самый большой благодетель. Снабжает нас вином и деньгами.

– Вы знаток вин?

– Нет. А вы?

– Я да. Я могу отличить "Мерло" от "Будвайзера". С завязанными глазами.

Она улыбнулась.

– Могу поспорить, многие жалеют, что в свое время не занялись виноградом. Я имею в виду как предприниматели.

– Не знаю. Это интересно, но не так уж прибыльно.

– Фредрику Тобину виноделие приносит прибыль, – подчеркнул я.

– Фредрик живет не по средствам.

– Почему вы так говорите? – Я привстал.

– Потому что это правда.

– Вы его хорошо знаете? Лично?

– А вы его знаете лично? – спросила она.

Я не очень люблю, когда мне задают вопросы, но я вступил на тонкий лед. Можно было поскользнуться.

– Однажды я был у него на дегустации вин. В июле. Вы были там?

– Да.

– Я пришел вместе с Гордонами.

– Точно. Я вас заметила.

– Я вас не видел. Я бы запомнил.

Она улыбнулась.

– Как хорошо вы его знаете? – спросил я.

– По правде говоря, мы были увлечены.

– Чем?

– Мы были любовниками, мистер Кори.

Мне было неприятно это слышать. Тем не менее я не отклонялся от курса и спросил:

– Когда это было?

– Это началось... года два назад и продолжалось... Это важно?

– Вы можете не отвечать на любой вопрос.

– Я знаю.

– Как развивались ваши отношения?

– Никак. Фредрик просто коллекционирует женщин. Наша связь продолжалась около девяти месяцев. Никто из нас не установил рекорда, но это не так уж плохо. Мы побывали в Бордо, на Луаре, в Париже. Проводили уик-энды на Манхэттене. Все шло хорошо. Он очень щедр.

Я обдумывал услышанное. Во мне просыпались нежные чувства к Эмме, и я был немного раздосадован тем, что Фредрик опередил меня.

– Я задам вам личный вопрос, можете на него не отвечать. Хорошо?

– Хорошо.

– Вы все еще ... Я хочу сказать ...

– Фредрик и я все еще друзья. У него новая пассия. Сондра Уэллс. Полное ничтожество, как и ее имя.

– Правильно. Вы сказали, что он живет не по средствам.

– Да, он порядочно задолжал банкам и частным инвесторам. Тратит не по карману. К сожалению, он удачлив и мог бы неплохо жить на свои доходы, если бы не "Фоксвуд".

– "Фоксвуд"?

– Да. Это принадлежащее индейцам казино в Коннектикуте.

– А, точно. Он играет в азартные игры?

– Всегда. Мы однажды были там вместе. За два выходных дня он проиграл пять тысяч долларов. В блэк-джек и рулетку.

– О Боже, надеюсь, у него был обратный билет на паром.

Она рассмеялась.

"Фоксвуд"? Надо было переправиться вместе с машиной на пароме Ориент-Пойнта в Нью-Лондон или к пристани скоростного парома, отплывающего в "Фоксвуд", проиграться и вернуться в Ориент воскресным вечером. Прекрасный отдых после рабочей недели в Норт-Форке, и если вы не заядлый игрок, то можете выиграть или проиграть несколько сотен зеленых, пообедать, посмотреть какое-нибудь шоу, выспаться в хорошей комнате. Словом, прекрасно провести уик-энды. Многим местным жителям, однако, не нравилось соседство с этим грешным заведением. Женам не нравилось, когда мужья по дороге в магазин заглядывали туда. Но, как и все другое, это дело вкуса.

Итак, Фредрик Тобин, спокойный и франтоватый виноградарь, человек, который, казалось, контролирует свои поступки, увлекался азартными играми. Если хорошо подумать, найдется ли более азартная игра, чем каждый год собирать виноград? Дело в том, что выращивание винограда в этих местах считалось лишь экспериментом. Пока все шло хорошо. Пока не случалось ни болезней, ни заморозков, ни жары. Но однажды ураган Аннабель или Зеке мог швырнуть миллионы виноградных ягод в залив Лонг-Айленда.

К тому же Том и Джуди тоже играли в азартные игры с болезнетворными микробами. Потом у них появились другие партнеры, и они проиграли. Фредрик ставил на урожай и выиграл, затем ставил на карты и рулетку и тоже проиграл.

– Вы не помните, Гордоны когда-либо ездили в "Фоксвуд" вместе с Тобином?

– Не думаю. Хотя не могу утверждать. Прошел уже год с тех пор, как мы с Фредриком расстались.

– Но вы же друзья. Вы все еще разговариваете.

– Думаю, мы еще друзья. Ему не по душе, когда бывшие любовницы сердятся на него. Он не хочет ссориться с ними. На вечеринках бывает интересно. Он любит собирать с дюжину женщин, с которыми был в близких отношениях.

Кто же не любит этого?

– Вам не кажется, что у мистера Тобина и миссис Гордон был роман? – спросил я.

– Точно не могу сказать. Мне кажется, что нет. Он не был охотником до чужих жен.

– Какой благородный.

– Нет, трусливый. Мужья и любовники пугали его. Видно, он в свое время натерпелся от них. – Она рассмеялась грудным смехом. – Он, скорее всего, предпочел бы Тома иметь своим другом, нежели Джуди своей любовницей.

– Почему?

– Не знаю. Я так и не поняла, почему Фредрик так привязан к Тому.

– А я думал, что все было как раз наоборот.

– Многие так считали. Это Фредрик нашел Тома.

– Зачем?

– Не знаю. Сначала я подумала, что он таким образом подбирается к Джуди, потом увидела, что он не пристает к чужим женам. Тогда мне показалось, что это как-то связано с привлекательностью Гордонов и их работой. Фредрик коллекционирует людей. Он воображает себя главным персонажем в Норт-Форке. Может быть, так оно и есть. Он не самый богатый, но винный завод придает ему определенный вес. Понимаете?

Я кивнул. Иногда копаешься днями и неделями и ничего не находишь. Иногда нападаешь на золотую жилу. Но иногда оказывается, что это вовсе не золото. Понимаете, все это очаровательно, но имеется ли тут связь с двойным убийством? Может быть, это преувеличение? Небольшая месть Уайтстоун. Она не первая любовница, направившая меня по ложному следу, чтобы досадить своему бывшему партнеру.

– Вы не думаете, что Фредрик Тобин мог убить Гордонов? – спросил я прямо.

Она взглянула на меня так, будто перед ней сидел умалишенный.

– Фредрик? Он вообще не способен на насилие.

– Откуда вы знаете?

Она улыбнулась.

– Бог знает сколько поводов я давала, чтобы он поколотил меня. Фредрик не из тех, кто пускает в ход кулаки. Он полностью владеет своим поведением и эмоциями. И зачем ему убивать Тома и Джуди?

– Понятия не имею. Я даже не знаю, почему их убили. Вы знаете?

Она ответила не сразу.

– Может быть, из-за наркотиков.

– Почему вы так думаете?

– Ну... Фредрик пристрастился к ним. Они употребляли кокаин.

– Он вам это сказал?

– Да.

Интересно. Особенно если учесть, что Фредрик даже не обмолвился на сей счет и что в этом не было ни грана правды. Я знаю, как выглядит и ведет себя человек, употребляющий кокаин. Гордоны не были похожи на таких людей. Зачем Тобину понадобилось говорить подобное о Гордонах?

– Когда он вам это сказал?

– Недавно. Несколько месяцев назад. Он говорил, что Гордоны пришли к нему и поинтересовались, не желает ли он приобрести хороший товар. Они заключили сделку для удовлетворения своего пристрастия.

– Вы так считаете?

– Вполне возможно, что это правда. – Она пожала плечами.

– Хорошо... вернемся к отношениям между Тобином и Гордонами. Вы полагаете, что именно он нашел их и стремился сохранить взаимоотношения с ними?

– Было похоже на то. За девять месяцев, которые я провела с Тобином, он часто разговаривал с ними по телефону, и почти не было вечеринки, на которую он не пригласил бы Гордонов.

Я задумался. Действительно, это не стыковалось с тем, что говорил мне Тобин.

– Чем же Гордоны притягивали к себе Тобина?

– Не знаю. Хотя точно помню, как он делал вид, что все обстоит как раз наоборот. Забавно, что Гордоны ему подыгрывали, словно общество Тобина для них большая честь. Однако, когда мы временами оставались вчетвером, Гордоны относились к нему как равному себе. Понимаете?

– Да. Но зачем им эта игра?

Она снова пожала плечами.

– Кто знает? – Она некоторое время пристально смотрела на меня. – Похоже, Гордоны шантажировали Фредрика. Похоже, оба что-то знали о нем. При людях он играл важную персону. Наедине Том и Джуди обходились с ним весьма фамильярно.

Шантаж. Я ждал целую минуту, пока эта мысль не дошла до меня.

– Я только рассуждаю, – сказала Эмма Уайтстоун. – Строю догадки. Я не мщу. Я хорошо провела время с Фредриком, мне он нравился, и я не в обиде за то, что он бросил меня.

– Ну что ж. – Я посмотрел прямо ей в глаза. – Вы разговаривали с Фредриком после убийства Гордонов?

– Да, вчера утром. Он позвонил.

– Что он сказал?

– Ничего особенного. Обычная болтовня.

– Сегодня он с вами разговаривал?

– Нет.

– Я навестил его этим утром.

– Да? Для чего?

– Не знаю.

– Вы, наверное, не знаете также, зачем пришли сюда?

– Верно. – Мне не хотелось объяснять, что после посещения острова Плам и Мэрфи нет потенциальных свидетелей, что я отстранен от работы и мне приходится разговаривать с людьми, допросить которых полиция графства не додумается. Я уже достаточно далеко зашел и балансировал на грани пропасти. – Вы знаете кого-нибудь из друзей Гордонов?

– Я ведь не вращалась в тех кругах, за исключением времени, когда была вместе с Фредриком. Но это были его друзья.

– Начальник Максвелл был в их числе?

– Думаю, что был. Мне эта дружба так же непонятна, как дружба Гордонов с Фредриком.

– Кажется, будет трудно найти друзей Гордонов.

– Насколько я понимаю, все их друзья с острова Плам. Тут нет ничего странного. Это люди одного круга. Вам бы лучше поискать на острове.

– Наверное, вы правы.

– Какое у вас сложилось мнение о Фредрике?

– Чудесный человек. Мне нравилось его общество. – Эмма была права. Но теперь, узнав, что он дал Уайтстоун отставку, я окончательно убедился – в мире нет сексуального равенства. – У него маленькие и блестящие глаза, – сказал я.

– И бегающие тоже.

– Верно. Могу я попросить вас об одном одолжении?

– Можете.

– Не говорите ему о нашем разговоре.

– Я не буду вдаваться в подробности. Но скажу ему, что мы встречались. Я не лгу. Однако я знаю, что можно говорить и о чем следует умолчать.

– О большем я не смею вас просить.

На Манхэттене нет столь тесного переплетения людских отношений, как здесь. Это следовало иметь в виду и учитывать при расследовании дела Гордонов. Я достаточно сообразителен, чтобы не пренебречь подобным фактором.

– Вы, наверное, знали начальника Максвелла?

– Его все знают.

– У вас с ним были свидания?

– Нет. Но он просил меня об этом.

– Вам не нравятся полицейские?

Она рассмеялась. Она пошевелила пальцами и снова скрестила ноги. О Боже! Нет, я люблю постоянство. Я все еще тосковал по Бет.

– Можно, я позвоню от вас?

– Конечно. Телефон здесь рядом.

Я вошел в соседнюю комнату. У меня появилось ощущение, что я попал из девятнадцатого века в двадцатый. Этот кабинет исторического общества был заставлен современной конторской мебелью. Я воспользовался телефоном, стоявшим на одном из письменных столов, и позвонил на свой автоответчик. Пришло одно сообщение. Мужской голос говорил: "Детектив Кори, это детектив Коллинс из полиции графства Суффолк. Детектив Пенроуз просила меня вам позвонить. Она застряла на каком-то длительном совещании. Она передает, что не может с вами сегодня встретиться и позвонит вам или вечером или завтра утром". Это было все. Я повесил трубку и осмотрел кабинет. Под одним из столов была пара кожаных сандалий. Скорее всего, они принадлежали Уайтстоун.

Я вернулся в библиотеку, но не стал садиться.

Эмма Уайтстоун посмотрела на меня:

– Что-нибудь не так?

– Нет. Так на чем мы остановились?

– Не помню.

Я взглянул на часы и предложил:

– Может быть, закончим наш разговор за ленчем?

– Конечно. Но сперва я покажу вам наш музей.

Большая часть второго этажа отводилась для кабинетов, хранилищ, экспонатов и архивов, там находились и два спальных гарнитура в старом стиле. Один из них, по словам Эммы, относился к середине семнадцатого века, другой был ровесником дома, построенного в середине восемнадцатого.

– Дом построил морской купец, разбогатевший в Южной Америке, – пояснила Эмма.

– На кокаине?

– Нет, это смешно. На самородках из Бразилии. Капитан Сэмюэль Фарнсуорт.

Я опустился на бугорчатую постель.

– Вы здесь спите?

Она улыбнулась.

– Иногда. Это матрац, набитый перьями.

– Перьями морского ястреба?

– Наверное. Раньше они пользовались успехом.

– Они снова становятся модными.

– Все становится модным. Проклятый олень съел мои рододендроны. – Мы вышли из спальни. – Вы хотели посмотреть на архивы?

– Да.

Она провела меня в большую комнату, которая, скорее всего, когда-то служила спальней, а сейчас была заполнена шкафами для папок, полками и длинным дубовым столом.

– У нас есть подлинные документы и книги, восходящие к середине шестнадцатого века. Документы, письма, завещания, судебные решения, проповеди, приказы по армии, судовые декларации и журналы. Некоторые из них просто очаровательны.

– Как вы занялись этой работой?

Она пожала плечами.

– Не знаю... Лишняя головная боль. Еще одна из глупых идей Фредрика, якобы ведущих вверх по социальной лестнице. Я работала здесь архивариусом, и меня это устраивало. Он предложил меня на пост президента, а все, что пожелает Фредрик, – закон. Помимо всего, я осталась архивариусом. Цветочница и архивариус исторического общества Пеконика.

– Вы проголодались?

– Конечно. Я только позвоню в магазин.

Она пошла звонить, а я слонялся по кабинету. Я слышал, как она сказала: "Возможно, я не вернусь сегодня".

Нет, мисс Уайтстоун, вы точно не вернетесь, если мне будет что сказать по этому поводу.

Она повесила трубку, и мы пошли вниз.

– Здесь бывают небольшие приемы и вечеринки. На Рождество здесь весело.

– Да, вспомнил... вы придете на вечеринку Тобина в субботу?

– Может быть. А вы?

– Пожалуй, схожу. По долгу службы.

– Почему бы вам не арестовать его при всех и не увести, надев наручники? – предложила она.

– Звучит забавно, только мне кажется, он не сделал ничего плохого.

– Я уверена, что он сделал нечто плохое.

Она подвела меня к парадной двери, и мы вышли. Мне становилось теплее. Она заперла дверь и сняла записку.

– Я поведу машину, – сказал я.

Уайтстоун показывала мне дорогу, а я размышлял. Наконец она спросила:

– Правда, что в этом замешана вакцина?

– Пожалуй, да.

– Это не связано с биологической войной?

– Нет.

– А с наркотиками?

– Насколько мне удалось выяснить, нет.

– А кража со взломом?

– Похоже на это, но я думаю, здесь виновата украденная вакцина. – Кто говорит, что я не командный игрок? Я способен излагать официальное дерьмо не хуже любого другого. – У вас есть другая версия? – спросил я.

– Нет. У меня такое чувство, что их убили по неизвестной нам причине.

Я думал то же самое. Светлая голова у этой женщины.

– Вы были замужем?

– Да. Я вышла замуж молодой, когда училась еще на втором курсе. Наш брак длился семь лет. И я уже семь лет как разведена. Посчитайте.

– Вам двадцать пять.

– Каким образом?

– Сорок два?

– Здесь поверните направо. Направо – это в мою сторону.

– Спасибо за подсказку. Гордоны интересовались астрономией? – спросил я.

– Ничего такого не слышала.

– Вы знаете, что они купили акр земли у миссис Уили?

– Да. Не очень выгодная сделка.

– Зачем им нужна была эта земля?

– Не знаю... Я этого никак не могла взять в толк.

– Фредрик знал, что Гордоны приобрели землю?

– Да. – Она перевела разговор на описание окрестностей. – Вот подлинный дом Уайтстоунов. Тысяча шестьсот восемьдесят пятый год.

– Он все еще принадлежит вашему семейству?

– Нет, но я его выкуплю. Фредрик должен был помочь мне в этом. Тогда-то я и узнала, что он не так богат, как казалось.

Я промолчал.

Мы приближались к большому дощатому зданию, разместившемуся на нескольких акрах засаженной деревьями земли. Помню, что в детстве видел это место однажды или дважды. В памяти всплывали, словно в проекторе, картинки детства, летние пейзажи.

– Кажется, мы здесь обедали всей семьей, когда я был маленьким.

– Вполне возможно. Этому зданию двести лет. А вам сколько?

Я ушел от ответа:

– Чем здесь кормят?

– Скоро увидим. Здесь хорошая обстановка и далеко от часто посещаемых мест. Никто нас не увидит, никто не будет сплетничать.

– Хорошая мысль.

Я въехал на покрытую гравием подъездную дорожку и остановил машину. Мы вышли и направились к гостинице. К моему удивлению, она взяла меня под руку.

– Когда у вас заканчивается служба? – спросила она.

– Прямо сейчас.

Глава 18

Ленч прошел достаточно приятно. Почти никого не было. Подавали чисто американскую пищу, ничего замысловатого, что, впрочем, устраивало мои плотоядные вкусы. Эмма Уайтстоун оказалась настоящей американкой, простой в обращении, что также соответствовало моим плотоядным вкусам.

Мы не обсуждали ни убийство, ни Тобина, ничего, что могло бы испортить аппетит. Она говорила только об истории, и я зачарованно слушал. Может быть, я преувеличиваю, но история из уст Эммы Уайтстоун легко доходила до меня.

Она рассказывала о его преподобии Янгсе, который привел свою паству сюда из Коннектикута в 1640 году, и я громко поинтересовался, переправлялись ли они на нью-лондонском пароме, чем заслужил холодный взгляд Эммы. Она упомянула капитана Кидда и менее известных пиратов, которые плавали в этих водах триста лет назад, затем рассказала мне о Гортонах, один из которых построил этот постоялый двор. Затем разговор перешел к генералу революционной войны Фрэнсису Мэриону, прозванному Лисой Болот, имя которого, утверждала она, сейчас носит место Ист-Мэрион. Я оспаривал это, утверждая, что в Новой Англии вряд ли найдется город под названием Мэрион. Но она знала свое дело. Она продолжала сыпать неизвестными мне именами.

Снова резкий звук в ушах. Если Пол Стивенс наводил смертельную скуку своим компьютерным голосом, то Эмма Уайтстоун заворожила меня придыханиями, с которыми она произносила некоторые слова, не говоря уже о серо-зеленых глазах. В любом случае результат получился тот же – я услышал нечто, замедлившее реакцию моего почти всегда бодрствующего мозга. Я прислушивался, ожидая, что она скажет это еще раз, все равно что, и пытался вспомнить, что же она такого сказала и почему мне это показалось важным. Напрасно. На этот раз я чувствовал это клетками своего мозга и был уверен, что скоро все прояснится.

Мы не заметили, что стрелка часов вплотную приблизилась к трем, и официант стал проявлять признаки нервозности. Терпеть не могу, когда в плавное течение событий вмешиваются женские юбки. Бесспорно, первые трое суток любого расследования являются решающими. Однако мужчине приходится реагировать на определенные биологические позывы, а мои становились все сильнее.

– Когда у вас найдется время, можем покататься на моем катере, – сказал я.

– У вас есть катер?

Честно говоря, у меня его не было, следовательно, я взял не совсем верный курс. Но у меня была собственность в районе порта и пристань, и потом можно сказать, что катер ушел на дно.

– Я остановился в доме своего дяди. Это в районе порта.

– В районе порта?

– Верно. Поехали.

Мы проезжали через район ферм и виноградников.

– Осень здесь скучная и тянется долго, – сказала Эмма. – В садах полно фруктов, и большинство овощей еще не убрано. В Новой Англии ко Дню благодарения случаются снегопады, а здесь в это время мы собираем урожай. Я болтаю без умолку?

– Нет. Ваши слова рисуют чудесную картину.

– Спасибо.

Мне почудилось, что уже пройдена первая лестничная площадка на пути к спальне.

В основном же мы вели себя непринужденно и весело, как люди, которые немного нервничают, зная, что все завершится постелью.

Мы приближались к длинному подъезду большого викторианского дома.

– "Большая накрашенная леди", – сказала Эмма.

– Где?

– Дом. Мы так называем старые викторианские дома.

– А! Верно. Между прочим, моя тетя когда-то была членом исторического общества Пеконика. Ее звали Джун Боннер.

– Знакомое имя.

– Она знала Маргарет Уили. Моя тетя родилась здесь, поэтому она и уговорила дядю Гарри приобрести этот дом.

– Как ее девичья фамилия?

– Не помню – может быть, Уайтспунгемптоншир.

– Вы смеетесь надо мной?

– Вовсе нет, мадам.

– Выясните девичью фамилию своей тети.

– Хорошо. – Я остановился перед "накрашенной леди".

– Если она из старинной семьи, я могу найти ее фамилию. У нас на всех достаточно много информации.

– Да? Много семейных тайн?

– Встречаются.

– Может быть, Джун из семьи, в которой занимались конокрадством и проституцией?

– Возможно. В моей родословной таких много.

Я рассмеялся.

– Может быть, ее и моя семья имеют родственные связи. Мы оба, возможно, тоже связаны.

– Не исключено. – Мысленно я стоял на верхней площадке в десяти футах от двери спальни. В самом деле я еще сидел в джипе.

– Вот мы и приехали, – сообщил я, выходя из машины.

Она тоже вышла и смотрела на дом.

– И это ее дом? – спросила Эмма.

– Был. Она умерла. Дядя Гарри хочет, чтобы я купил его.

– Он слишком большой для одного человека.

– Могу разделить его пополам.

Ладно, скорее в дом, надо обойти первый этаж, послушать автоответчик, там, конечно, ничего нет, затем на кухню выпить пива и на заднее крыльцо, где ждут два плетеных кресла.

– Я люблю смотреть на море, – сказала она.

– Это место как раз создано для этого. Я сижу здесь уже несколько месяцев.

– Когда вам надо возвращаться на работу?

– Точно не знаю. Во вторник мне идти к врачу.

– Как получилось, что вы занялись этим делом?

– Начальник Максвелл.

– Я не вижу вашего катера.

Я посмотрел в сторону запущенной пристани.

– А! Он, должно быть, потонул.

– Потонул?

– Ах да, вспомнил. Он в ремонте.

– А что у вас есть?

– Китобойное судно.

– Вы умеете управлять лодкой?

– Вы хотите сказать, парусной лодкой?

– Да. Парусной лодкой.

– Нет. Я интересуюсь моторными катерами. А вы управляете парусной лодкой?

– Немного.

И так далее и тому подобное.

Я снял пиджак, обувь и засучил рукава. Она сняла сандалии, и мы оба стояли босиком. Бежевые трусики сползли.

Я взял бинокль, и мы по очереди смотрели на залив, на лодки, заболоченные земли, которые в мои детские годы называли просто болотом, на небо. Я пил уже пятое пиво, и она держалась наравне со мной. Мне нравятся такие женщины. Она уже была слегка навеселе, но сохраняла ясную голову и твердый голос.

– Хотите осмотреть дом? – спросил я.

– Конечно.

Первая остановка произошла на втором этаже в моей спальне, это была и последняя остановка.

Эмма действительно сбросила свой скудный наряд за три секунды. Прекрасный загар, упругое тело, все было при ней в точности, как я и представлял.

К этому моменту я все еще расстегивал рубашку. Она наблюдала, как я раздеваюсь, и разглядывала прикрепленную к ноге кобуру с револьвером.

Многих женщин не интересуют вооруженные мужчины.

– Мне положено носить это по закону, – сказал я. Это было правдой в отношении Нью-Йорка, здесь же это было не обязательно.

– Фредрик тоже носит оружие, – сказала Эмма.

– Интересно.

К этому моменту на мне уже ничего не было, она подошла и дотронулась до моей груди.

– Это ожог?

– Нет, дырка от пули. – Я повернулся к ней спиной. – Видите, вот где она вышла.

– О Боже!

– Всего лишь поверхностная рана. А вот посмотрите на эту. – Я показал ей место, где пуля вошла в нижнюю часть живота, снова повернулся спиной и продемонстрировал выходное отверстие на ягодице. Рана на левой ноге оказалась менее интересной.

– Вас же могли убить! – воскликнула она.

Я пожал плечами.

– Пустяки, мадам.

Я был счастлив, что приходящая работница сменила постельное белье, что в тумбочке находились презервативы и мой детородный орган откликался на имя Эмма Уайтстоун. Я отключил телефон.

Я встал на колени рядом с кроватью, чтобы прочитать молитву. Эмма забралась в постель и обвила мою шею своими длинными ногами.

Словом, если не вдаваться в подробности, у нас все получилось неплохо. Сон застал нас в объятиях друг друга. Она чувствовала себя хорошо и не храпела.

Когда я проснулся, солнечный свет угасал в окне, Эмма спала на боку, свернувшись калачиком. У меня появилось ощущение, что следует подумать о более серьезных делах, нежели секс после полудня. Но о чем? Меня со всех сторон обложили мешками с песком, и если Макс и Бет не поделятся со мной результатами экспертизы и вскрытия, придется обходиться без технических преимуществ полицейской науки. Мне нужны были записи телефонных разговоров, результаты дактилоскопии, больше информации об острове Плам, доступ к месту преступления. Похоже, что ничего подобного мне не видать.

Итак, приходилось идти крадучись, звонить, встречаться с людьми, которые могут что-то знать. Я решил продолжать в том же ключе, несмотря на то что это кому-то не нравилось.

Я посмотрел на Эмму в свете угасающего дня. По-настоящему красивая женщина. И умная тоже.

Она открыла глаза и улыбнулась.

– Я видела, как ты смотрел на меня.

– На тебя приятно смотреть.

– У тебя здесь есть девушка?

– Нет. Но есть кое-кто на Манхэттене.

– Манхэттен меня не волнует.

– А ты?

– Я в поиске.

– Хорошо. А что, если нам пообедать?

– Может быть, попозже. Я могу что-нибудь приготовить.

– У меня есть салат, горчица, масло, пиво и печенье.

Она села, потянулась и зевнула.

– Надо искупаться. – Она выкатилась из постели и оделась. – Давай искупаемся.

– Хорошо.

Я встал и надел рубашку.

Мы спустились вниз и по лужайке пошли к морю.

Она оглянулась.

– Сюда никто не зайдет?

– Вряд ли.

Она сбросила одежду и оставила ее у причала. Я сделал то же самое со своей рубашкой. Она осторожно прошла по каменистому пляжу и прыгнула в воду. Я последовал за ней.

Вода сначала показалась прохладной, у меня даже дух перехватило. Мы заплыли за причал в темный залив. Она плавала хорошо и энергично. Я почувствовал, как напряглось мое левое плечо и мое легкое захрипело. Казалось, что я поправляюсь, но такая нагрузка была мне не по силам. Я повернул обратно к причалу и ухватился за старую деревянную лесенку. Эмма присоединилась ко мне.

Мы болтали, целовались и обнимались, полупогрузившись в воду. Мне нравится соленая вода. Она придает ощущение чистоты и бодрости.

Пока мы целовались и обнимались, я держался одной рукой за ее фантастическую попочку, другой – за грудь. Давно мне не было так приятно. Она ухватилась одной рукой за мой зад, другой – за мой перископ, который тут же поднялся.

– Можно заняться этим в воде? – спросил я.

– Вполне. Только надо быть в отличной форме. Ведь приходится плавать стоя и набирать в легкие достаточно воздуха, чтобы не утонуть, и тем не менее... знаешь... попробуем.

– Никаких проблем. Мое плавательное устройство достаточно велико, чтобы держать нас обоих на поверхности.

Она засмеялась. Мы все же совершили эту водную процедуру, распугав много рыбы. Моему легкому стало лучше.

После этого мы плавали на спинах.

– Посмотри, мой руль выглядывает из воды, – комментировал я.

Она подняла голову и сказала:

– А я подумала, что это главная мачта.

Ладно, достаточно морских шалостей. Я немного приподнял голову и видел, как отлив уносит ее в море. По правде говоря, ее груди были похожи на два совершенно одинаковых вулканических острова в лунном свете.

Какая ночь – светлая, над головой почти полная луна, с берега дул мягкий ветерок, запах моря и соли, звезды мерцали в далеком фиолетовом небе, волны то поднимали, то опускали наши тела. Можно ли желать большего? С учетом всех обстоятельств, это было гораздо лучше, чем мое недавнее неприятное приключение, чуть не закончившееся смертельным исходом.

Мои мысли снова вернулись к Тому и Джуди. Я посмотрел на небо и послал им свое пожелание, что-то вроде прощального привета, и пообещал сделать все, чтобы найти убийцу. Я умолял их подсказать, кто им мог быть.

Кажется, меня охватило чувство полного расслабления, сексуальной разрядки, возможно, его возникновению способствовало разглядывание созвездий на небосводе. Вся эта картина, резкие звуки в моих ушах, точки, линии, все в одно мгновение соединилось, и мои мозги работали с такой скоростью, что я не успевал за своими мыслями.

– Нашел! – закричал я и выдохнул так много воздуха, что очутился под водой.

Я вынырнул и стал чихать. Эмма оказалась рядом со мной и была озабочена.

– С тобой ничего не случилось?

– Со мной все отлично!

– Ты?..

– Деревья капитана Кидда!

– Что с ними?

Я схватил ее за руки, и мы плыли стоя.

– Что ты говорила мне про деревья капитана Кидда?

– Легенда гласит, что капитан Кидд спрятал часть своих сокровищ под одним из деревьев у бухты Маттитака. Их называют деревьями капитана Кидда.

– Мы ведь говорим о знаменитом пирате, правда?

– Да. О Вильяме Кидде.

– Где эти деревья?

– Прямо на север отсюда. На том месте, где бухта соединяется с заливом. Зачем тебе?..

– А что с капитаном Киддом? Какое он имеет отношение к этому месту?

– Разве ты не знаешь?

– Нет. Поэтому я и спрашиваю тебя.

– Я думала, все знают...

– Я не знаю. Расскажи мне.

– Считается, что эти сокровища запрятаны где-то здесь.

– Где?

– Где? Если бы я знала, то стала бы богатой. – Она улыбнулась. – И не сказала бы тебе...

О Боже! Это поражало воображение. Все сходилось... Может быть, я совершенно не прав. Нет же, черт побери, все совпадало. Абсолютно все. Все эти разрозненные факты были похожи на теорию хаоса в действии. Теперь каждый занял свое место, и все вместе они стали единым целым, объясняя все. Да...

– С тобой все в порядке? Ты бледен и посинел.

– Мне хорошо. Я хочу выпить.

– Я тоже. Ветер становится холодным.

Мы поплыли к берегу, схватили свою одежду и голые побежали домой через лужайку. Я достал два теплых халата, взял графин с бренди и два стакана. Мы сидели на крыльце, пили и смотрели на огни по ту сторону залива. Парусная лодка скользила по воде, белый парус в лунном свете был похож на призрак, затянутые дымкой облака проносились по звездному небу. Что за ночь. Я сказал Тому и Джуди: "Я их накажу. Я близок к разгадке".

Эмма взглянула на меня и протянула стакан. Я налил ей еще бренди и попросил:

– Расскажи мне о капитане Кидде.

– Что ты хочешь узнать?

– Все.

– Зачем?

– Ну?.. Я увлекаюсь пиратами.

Она смотрела на меня некоторое время и спросила:

– С каких пор?

– С детства.

– Это имеет отношение к убийству?

Я смотрел на Эмму. Вопреки нашей близости, я едва знал ее и не был уверен, что ей можно доверять. Я понял также, что капитан Кидд меня слишком сильно взволновал. Стараясь успокоиться, я спросил:

– Какое отношение может иметь капитан Кидд к убийству Гордонов?

Она пожала плечами.

– Не знаю. Я тебя спрашиваю.

– Я сейчас не на службе, – ответил я. – Уж очень меня интересуют пираты и все такое.

– Я тоже не на работе. Оставим историю в покое до утра.

– Ладно. Ты останешься на ночь?

– Возможно. Дай подумать.

– Конечно.

Я поставил кассету с танцевальной музыкой, и мы танцевали на заднем крыльце босиком в халатах, пили бренди, любовались заливом и звездами.

Это был один из тех очаровательных вечеров или, как говорят, один из тех волшебных вечеров, которые часто предвещают беду.

Глава 19

Эмма Уайтстоун решила провести ночь со мной.

Она встала рано, нашла зубной эликсир и полоскала рот так шумно, что разбудила меня. Она приняла душ, воспользовалась моим феном, руками пригладила волосы, вытащила из своей сумочки губную помаду и тушь для ресниц и, стоя обнаженной перед зеркалом, стала краситься.

Одевая трусики, она нацепила сандалии, затем через голову натянула платье. Всего за четыре секунды.

Она была из тех женщин, которым не требуется много для поддержания суточной жизнедеятельности.

Я не привык, чтобы женщины вставали раньше меня, поэтому пришлось принять душ на скорую руку. Я надел самые тесные джинсы, белую тенниску и кроссовки. Револьвер я запер в туалетном столике.

По совету Уайтстоун, мы поехали в столовую Катчога, настоящий памятник 30-х годов. Здесь было полным-полно фермеров, поставщиков, местных торговцев, водителей грузовиков, несколько туристов и одна-две парочки, познакомившиеся, скорее всего, после секса или за завтраком.

Мы сели в маленькой кабине, и я поинтересовался:

– Люди не будут сплетничать, увидев тебя в той же одежде, что и вчера?

– Они перестали сплетничать обо мне много лет назад.

– А как же моя репутация?

– Твоя репутация, Джон, в моем обществе лишь выиграет.

Мы были немного раздражены этим утром.

Она заказала огромный завтрак из сосисок, яиц, жареного мяса и тоста, заметив, что вчера не обедала.

– То, что ты только что заказала, вредно для тебя.

– Я пропущу ленч. А ужинать будем?

– Конечно. Я собирался тебя спросить.

– Хорошо. Подъезжай за мной в шесть к цветочному магазину.

– Договорились. – Я оглянулся и увидел двух полицейских из Саутхолда, Макса среди них не было.

Принесли наш заказ, и мы позавтракали. Я люблю, когда не надо готовить самому.

– Почему ты так заинтересовался капитаном Киддом? – спросила Эмма.

– Кем? А... пиратами. Это же очень интересно. Он побывал прямо здесь, в Норт-Форке. Я вспомнил это сейчас. Я слышал о нем в детстве.

– Ты вчера был так возбужден, – сказала Эмма, посмотрев на меня.

После вчерашней вспышки активности, о которой сожалел, я пытался вести себя спокойнее. Однако Уайтстоун все еще хотелось докопаться до причин моего любопытства.

– Если бы я нашел эти сокровища, то поделился бы с тобой.

– Очень мило с твоей стороны.

Я сказал как можно беспечнее:

– Мне бы хотелось вернуться в дом исторического общества. Сегодня днем это возможно?

– Для чего?

– Мне надо купить кое-что своей матери в магазине подарков.

– Если вступишь в общество, получишь скидку.

– Идет. Почему бы мне не заехать за тобой, скажем, в четыре.

– Ладно. – Она пожала плечами.

Я разглядывал ее. Солнце светило ей в лицо. Иногда на следующее утро – и я не люблю говорить про это – трудно понять, о чем ты, черт возьми, думал вчера вечером, или, что еще хуже, не знаешь, доволен ли своим членом. Однако в это утро я чувствовал себя прекрасно. Мне нравилась Эмма Уайтстоун. Я с удовольствием смотрел, как она уплетала два жареных яйца, четыре сосиски, кучу жареного мяса, тост с маслом, сок и чай со сливками.

Она посмотрела на часы, висевшие за прилавком, и я сообразил, что у нее нет часов. Эмма исповедовала полную свободу духа и в то же время выполняла функции президента и архивариуса исторического общества Пеконика. "Редкое сочетание", – подумал я.

Многие, улыбаясь, здоровались с ней, и я видел, что ее любят. Это всегда хорошая примета. Похоже, я влюблялся второй раз за эту неделю. Однако меня удивляли ее суждения о мужчинах, особенно о Фредрике Тобине, а также обо мне. Возможно, она плохо разбиралась в мужчинах или в людях вообще. Может быть, ей нравились все мужчины. Трудно найти таких антиподов, как я и Тобин. В Тобине, полагаю, ее привлекала выпуклость в боковом кармане, а во мне – выпуклость в области ширинки моих брюк.

Мы немного поболтали, и я решил не возвращаться к теме пиратов или капитана Кидда, по крайней мере до обеда. В конце концов любопытство взяло верх. В моей голове возникла безнадежная идея, я позаимствовал карандаш у официантки и написал 44106818 на салфетке. Я протянул ей салфетку и сказал:

– Если бы я выбрал эти номера лотереи, мог бы я выиграть?

Она, улыбаясь, ела тост.

– Самый крупный выигрыш в лотерее, – ответила она. – Откуда у тебя эти цифры?

– Увидел в одном месте. Что они означают?

Она оглянулась и понизила голос:

– Так вот, когда капитана Кидда держали в бостонской тюрьме за пиратство, он передал своей жене Саре записку, на ее нижней части были эти цифры.

– Ну и?..

– Все пытаются разгадать их вот уже триста лет.

– Как ты думаешь, что они означают?

– Напрашивается ответ, что эти цифры связаны со спрятанными сокровищами.

– Тебе не кажется, что это номер на квитанции химчистки?

– Ты снова дурачишься?

– Просто шучу. Понятно? Шучу.

Она закатила глаза. По правде говоря, для шуток было рановато.

– Я не хочу обсуждать это здесь. Последний раз Киддом здесь повально увлекались в сороковых годах, не хочу, чтобы меня обвинили в том, что я начинаю новую массовую охоту за сокровищами.

– Ладно.

– У тебя дети есть? – спросила она.

– Возможно.

– А если серьезно?

– Нет, у меня нет детей. Но хотелось бы иметь. А у тебя?

– Нет, но тоже хотелось бы.

И так далее. Через некоторое время я вернулся к цифрам и шепотом спросил:

– А эти цифры не координаты на карте?

Ей явно не хотелось это обсуждать.

– Это же очевидно. Восьмизначные координаты. Минуты и секунды. В районе этих координат находится Олений остров в штате Мэн. – Она наклонилась через стол. – Передвижения Кидда, когда он вернулся в воды Нью-Йорка в тысяча шестьсот девяносто девятом году, зафиксированы день за днем надежными свидетелями, так что любой заход на Олений остров с целью спрятать сокровища не прошел бы незамеченным. Однако существует еще одна легенда. Она гласит, что Джон Джейкоб Астор действительно нашел на Оленьем острове сокровища Кидда или других пиратов, что сделало его богатым человеком. – Она отпила глоток чая. – Существуют десятки книг, пьес, баллад, слухов и мифов о захороненных капитаном Вильямом Киддом сокровищах. Девяносто девять процентов из них мифы.

– Допустим. Но разве эти цифры, переданные Киддом своей жене, не говорят ни о чем?

– Да, они что-то означают. Даже если это координаты карты. Навигация в то время находилась на таком примитивном уровне, что нельзя было точно зафиксировать какое-нибудь место на земле. Особенно долготу. Восьмизначные координаты минут и секунд с учетом методов тысяча шестьсот девяносто девятого года могут расходиться с реальным положением места на сотни ярдов. Даже сегодня, когда развита спутниковая навигация, ошибка составляет десять-двадцать футов. Если искать сокровища при ошибке в двадцать футов, то копать придется долго. Кажется, от теории сетки координат отказались в пользу других теорий.

– Например?

Она раздраженно вздохнула, осмотрелась вокруг и сказала:

– Так вот, здесь... – Она взяла карандаш и салфетку и напротив каждой цифры написала соответствующую букву алфавита. Получилось DDAOFHAH. – Кажется, последние четыре буквы – это ключ.

– ХАХА?

– Правильно. Ха-ха, ха-ха. Понял?

– Ха-ха. – Я рассматривал буквы слева направо и справа налево, затем перевернул бумагу вверх ногами. – Капитан Кидд хорошо умел читать?

Она рассмеялась.

– Бесполезно, Джон. Люди умнее нас пытались расшифровать это в течение трехсот лет. Возможно, это просто бессмысленный набор цифр. Я шучу. Ха-ха-ха.

– Но почему?.. Кидд был в тюрьме приговорен к повешению...

– Что ж, это не бессмысленный набор цифр и не шутка. Но это понимали только Кидд и его жена. Она навещала его в тюрьме несколько раз. Они разговаривали. Они были преданы друг другу. Половину разгадки он мог передать ей устно, а другую половину в письме, которое утеряно.

Это было интересно. Похоже на род моих занятий, с той лишь разницей, что ключ к разгадке искали триста лет.

– Есть еще какие-нибудь версии?

– Преобладает мнение, что цифры обозначают количество шагов, словом, принятый среди пиратов способ обозначать место, где спрятаны сокровища.

– Шаги?

– Да.

– С какого места надо считать эти шаги?

– Вот это как раз знал мистер Вильям Кидд, а ты не знаешь.

– Да. – Я смотрел на цифры. – Много шагов.

– Необходимо знать личный код. Это могло бы означать, что... – Она бросила взгляд на салфетку. – Сорок четыре шага в направлении десяти градусов и шестьдесят восемь шагов в направлении восемнадцати градусов. Или наоборот. Возможно, эти цифры следует читать справа налево. Кто знает? Все бесполезно, если не знать, с чего начинать.

– Ты думаешь, сокровище спрятано под одним из этих дубов? Деревьев капитана Кидда?

– Не знаю. Либо сокровище нашли, и нашедший не сообщил об этом всему миру, либо не было ничего, либо оно все еще лежит под землей и останется там навечно.

– А ты как думаешь?

– Думаю, что пора открывать мой магазин. – Она смяла салфетку и засунула ее в карман моей рубашки. Я заплатил по счету, и мы ушли. Столовая находилась в пяти минутах езды от исторического общества Пеконика, возле которого Эмма оставила свой фургон. Я въехал на стоянку, и она быстро чмокнула меня в щеку, словно мы были не только любовниками.

– Увидимся в четыре, – сказала она. – Цветочный магазин Уайтстоун, главная дорога, Маттитак. – Она вышла из машины, запрыгнула в свой фургон, посигналила, махнула рукой и уехала.

Все хорошенько обдумав, я после встречи с Эммой Уайтстоун, однако, пришел к некоторым удивительным выводам. Если у меня возникали сомнения относительно причин, по которым убили Гордонов, то этот номер 44106818, нанесенный на одной из карт, должен был все их развеять.

С другой стороны, даже если Гордоны и вправду искали сокровища, а я, исходя из имевшихся фактов, в этом не сомневался, то из этого необязательно вытекало, что данное обстоятельство и послужило причиной их убийства. Как доказать связь между археологическими раскопками на острове Плам и пулями, прошедшими через их головы?

Я проверил автоответчик. Два сообщения – одно от Макса, спрашивавшего, куда послать мой чек на один доллар, второе от моего шефа детектива лейтенанта Вульфа, настоятельно просившего позвонить ему на работу и утверждавшего, что я вляпался в такое дерьмо, из которого мне не выбраться.

Я включил передачу и тронулся с места. Иногда хорошо просто прокатиться.

Диктор радио заявил: "Новое сообщение о двойном убийстве ученых с острова Плам в Нассау-Пойнте. Полиция Саутхолда и полиция графства Суффолк выступили с совместным заявлением". Диктор зачитал заявление дословно. О Боже, если бы можно было заставить важных лиц города читать наши пресс-бюллетени без комментариев, мы бы достигли гармонии в отношениях с общественностью. Совместное заявление представляло нечто вроде воздушного шара, в корзине которого никого не было, если не считать двух мертвых тел. В заявлении утверждалось, что мотивом убийства стала кража вакцины от эболы. ФБР в отдельном заявлении сообщало, что ему неизвестно, были ли преступники иностранцами или своими, но оно вышло на какой-то след. Всемирная организация здравоохранения выражала сожаление по поводу кражи этой "важной для спасения жизни вакцины", в которой отчаянно нуждались многие страны третьего мира. И далее в том же духе.

Больше всего меня бесило то, что официальная версия заклеймила Тома и Джуди как циничных, бездушных воров: сначала они злоупотребили временем и ресурсами своего работодателя, затем, втайне разработав вакцину, присвоили ее формулу и предположительно несколько образцов, намереваясь продать вакцину за огромные деньги. В то же время в Африке от страшной болезни тысячами умирали люди.

Я представлял, как Нэш, Фостер и четверо ребят, которые сходили с парома, разные типы из Белого дома и Пентагона обрывали провода между островом Плам и округом Колумбия. Как только стало известно, что Гордоны занимаются разработкой генетических вакцин, готовый репортаж сам предстал перед этими гениями. Короче говоря, им хотелось избежать паники, которую мог вызвать слух о чуме, однако я могу поспорить на свою пенсию по нетрудоспособности, что никто в Вашингтоне не задумывался о репутации Гордонов или их родных, когда готовили эту стряпню, заклеймившую обоих как воров.

Ирония, если таковая здесь имеется, заключалась в том, что Фостер, Нэш и правительство до сих пор без тени сомнения считали Гордонов ворами, укравшими одну или несколько вирусов болезней, пригодных для ведения биологической войны. Свои люди в Вашингтоне, начиная от президента и кончая командующими родами войск, все еще спали, надев поверх пижам биозащитные костюмы. Хорошо. Черт с ними.

Пока Фостер, Нэш и компания гонялись за иностранными агентами и террористами, я полагался на свои соображения и чувства к Тому и Джуди. Я был рад и особенно не удивлялся, когда обнаружил, что все, о чем думал, оказалось правдой – не было никакой биологической войны, наркотиков или чего-то незаконного. Точнее, не очень законного.

Тем не менее я все еще не знал, кто их убил. Однако я знал главное – они не преступники. Я был намерен восстановить их добрую репутацию.

Я выпил кофе, бросил прочитанные газеты на заднее сиденье и выехал на дорогу. Доехав до "Саундвью", мотелю в районе порта 1950 года постройки, я направился к администратору и справился о господах Фостере и Нэше. Молодой человек, сидевший за столом, объяснил, что джентльмены, которых я описал, уже выбыли.

Я поехал к причалу парома на остров Плам. Хотелось поинтересоваться машинами на стоянке, проверить, не происходит ли там что-либо необычное, и посмотреть, не встречу ли я там какого-нибудь интересного человека. Когда я въехал на территорию пристани и приближался к воротам, охранник преградил дорогу, подняв руку. Из-за моей бесхарактерности я не стал его давить. Он подошел к машине и поинтересовался:

– Чем могу помочь, сэр?

Я показал свой значок и заявил:

– Я из ФБР и занимаюсь делом Гордонов.

Он изучал мой значок, а я наблюдал за его лицом. Ясно, я числился в его черном списке саботажников, шпионов, извращенцев, и он был этому не очень рад. Он, пристально разглядывая меня, откашлялся и сказал:

– Сэр, если вы отъедете туда, я оформлю вам пропуск.

– Хорошо. – Я отъехал в сторону. Я не ожидал наличия охраны у ворот, хотя ей там следовало быть. Охранник вошел в кирпичное здание, а я поехал к стоянке. У меня всегда нелады с властями.

Первым делом мне бросились в глаза два армейских джипа, припаркованных у паромной пристани. В каждом джипе сидели по два военных в униформах. Когда я подошел ближе, то опознал в них морскую пехоту. Во вторник утром я не заметил на острове Плам ни одной военной машины, но с тех пор многое изменилось.

Я также увидел большой черный автомобиль, наверное, тот же самый, в котором во вторник сидели те четверо ребят. Я запомнил номер машины.

Затем, проезжая мимо сотни с лишним припаркованных машин, я увидел белый "форд" и был почти уверен, что это та же машина, на которой ехали Нэш и Фостер. Сегодня на острове Плам происходит нечто важное.

Ни одного из паромов не было видно ни на пристани, ни на горизонте. За исключением морских пехотинцев, ждавших, когда смогут погрузить на судно свои джипы, кругом не было ни души.

Когда я посмотрел в боковое зеркало, то увидел четырех охранников в униформах, размахивающих руками, бегущих за мной и что-то кричащих. Очевидно, я не совсем понял указания охранника, стоявшего у ворот. О Боже!

Я развернул свою машину им навстречу. Теперь я услышал, как они орали: "Стоп! Стоп!" К счастью, они не собирались пускать в ход оружие.

Мне хотелось, чтобы господа Фостер и Нэш получили веселенький доклад, поэтому кружил вокруг четверых охранников. Я сделал пару восьмерок, затем, прежде чем они успели закрыть стальные ворота или выхватить оружие, направился к выезду. Я резко свернул влево на главную дорогу и, нажав на газ, отправился в обратный путь. Никто не стрелял. Вот за что я люблю эту страну.

Через две минуты я был уже на узкой полосе земли, соединяющей Ориент с Ист-Мэрионом. Справа от меня был Саунд, слева – залив, а между ними туча птиц. Атлантический миграционный путь птиц. Каждый день узнаешь что-то новое.

Вооружившись картой и своим сверхинтеллектом, я ехал на север к утесам. Не без труда я наконец нашел нужную грязную дорогу, которая вела к нужному утесу.

На этот раз я шарил в кустарнике и траве. Я нашел скалу, на которой сидел в прошлый раз, и обратил внимание, что ее можно использовать в качестве ориентира, если собираешься что-то припрятать.

Я подошел к краю утеса. Было видно, что за триста лет ветер и вода сделали многое, чтобы вынести на поверхность все, что могло быть спрятано на северной стороне, на стороне залива, и смыть в море. Я пытался представить себе, как это могло произойти.

Я сошел с утеса и сел в джип. Воспользовавшись дорожной картой, поехал до западной стороны бухты Маттитак. И вот – нет, не деревья капитана Кидда, а знак, на котором значилось: "Владения капитана Кидда". Очевидно, кто-то мечтал выгодно продать эти земли. Я въехал во владения капитана Кидда. Маленький мальчик лет двенадцати катался на маленьком велосипеде. Я остановил его и спросил:

– Ты знаешь, где находятся деревья капитана Кидда?

– Рядом с бухтой должно быть место, где растут деревья капитана Кидда.

При этом мальчик осмотрел меня, мою машину. Кажется, я ему показался золотоискателем из Индианы, потому что он спросил:

– Будете искать сокровища?

– Нет... Просто сфотографирую деревья.

– Он спрятал один ящик с сокровищами под одним из этих деревьев.

Казалось, все увлекались этим, кроме меня.

– Где деревья? – спросил я.

– Мы с другом однажды выкопали большую яму, но полицейские нас прогнали. Деревья находятся в парке, поэтому там нельзя копать.

– Я просто хочу сделать несколько снимков.

– Если будете копать, я позову полицейских.

– Ладно. Показывай дорогу.

Мальчик ехал впереди на велосипеде, я за ним. Извилистая дорожка вела вниз к заливу и закончилась у края парка, где сидели несколько молодых мам со своими чадами. Справа была бухта Маттитак и чуть дальше пристань для кораблей. Я остановил машину и вышел. Больших дубов не было видно, одно лишь поле, поросшее кустарником и молодыми деревьями. На севере поле граничило с пляжем, на востоке – с бухтой. На западной стороне поля был виден спускающийся к воде утес. К югу, откуда я приехал, виднелась возвышающаяся земля. Это и были владения Капитана Кидда.

– Где ваша лопата? – спросил мальчик.

– Я буду фотографировать.

– Где ваш фотоаппарат?

– Как тебя зовут?

– Билли. А вас?

– Джонни. Это то самое место?

– Конечно.

– Где деревья капитана Кидда?

– Там. В парке.

Он показал в сторону большого поля. Видно было, что это кусок необработанной парковой земли скорее островок дикой природы, а не парк, как мне сначала представлялось. Все же я не видел высоких дубов.

– Я не вижу деревьев.

– Вон там. – Он указал на молодую поросль дубов, дикой вишни и других смешанных деревьев не выше двадцати футов.

– Видите то большое дерево? – спросил мальчик? – Мы с Джерри копали возле него. Мы вернемся туда ночью.

– Хорошая мысль. Давай посмотрим.

Билли оставил свой велосипед в траве, и мы вместе пошли по полю. Трава была высокая, но между кустами открывалось большое пространство, так что идти было легко. Очевидно, мальчик невнимательно слушал на уроках, иначе бы он знал, что возраст этих деревьев не может составлять триста лет. Да я и не ожидал увидеть деревья высотой в двести футов с вырезанными на них черепами.

– У вас в машине есть лопата? – спросил Билли.

– Нет. Я как раз прикидываю, что тут нужно делать. Завтра мы вернемся сюда с бульдозерами.

– Да? Если вы найдете сокровища, придется делиться.

Я сказал голосом, который, по-моему, должен был походить на пиратский:

– Если я найду сокровища, мой мальчик, то перережу глотку всякому, кто потребует свою долю.

Билли схватился за горло обеими руками и издавал булькающие звуки.

Я продолжал шагать, расшвыривая песчаную почву, пока наконец не нашел то, что искал, – огромный полуистлевший пень, покрытый почвой и растительностью.

– Ты не видел еще таких пней? – спросил я.

– Конечно, видел. Их здесь много.

Я осматривался, представляя себе первобытные дубы, стоявшие в колониальные времена на этом месте рядом с большой бухтой. Здесь находилась созданная природой гавань для кораблей, и я мог себе представить трехмачтовое судно, зашедшее сюда и бросившее якорь. Несколько человек на шлюпке углубляются в бухту и высаживаются на берег на том месте, где я оставил машину. Они привязывают шлюпку к дереву и бредут по берегу. Они что-то несут – ящик – такой же, какой Том и Джуди несли из катера. Моряк Вильям Кидд и другие входят в дубовую рощу, выбирают дерево, роют яму, прячут ящик, помечают дерево и уходят, надеясь когда-нибудь вернуться обратно. Само собой разумеется, они так и не возвращаются. Вот почему так много легенд о спрятанных сокровищах.

– Это то дерево, где мы копали, – сказал Билли. – Хотите посмотреть?

– Конечно.

Мы подошли к скрюченной высохшей дикой вишне высотой футов в пятнадцать. Билли протянул руку к основанию дерева, где неглубокая яма была наполовину засыпана песком.

– Вот здесь, – сказал он.

– А почему не на другой стороне дерева? Почему не на расстоянии нескольких футов от него?

– Не знаю... мы думали. А у вас есть карта? Карта с расположением сокровищ?

– Есть. Но если я покажу ее тебе, то заставлю тебя идти до конца доски. Аааа! – Он сносно разыграл, как идет по кончавшейся за бортом доске, отделявшей жизнь от вечности.

Я пошел к машине, Билли следовал за мной.

– Почему ты сегодня не в школе?

– Сегодня начало еврейского Нового года.

– Ты еврей?

– Нет, но мой друг Денни еврей.

– А где Денни?

– В школе.

Мальчик был наделен задатками юриста.

Мы добрались до моей машины, и я вытащил пять долларов из своего бумажника.

– Хорошо, Билли, спасибо за помощь.

Он взял деньги.

– Спасибо! Еще помощь нужна?

– Нет. Мне пора возвращаться, чтобы доложить Белому дому.

– Белому дому?

Я поднял велосипед и подал ему. Сел в джип и включил зажигание.

– Дерева, у которого вы копали, еще не было, когда жил капитан Кидд.

– Правда?

– Капитан Кидд жил триста лет назад.

– Вот это да!

– Ты ведь знаешь все эти сгнившие пни? Они были большими деревьями, когда капитан Кидд сошел на берег. Попробуй копнуть около одного из них.

– Спасибо!

– Когда найдешь сокровища, я вернусь за своей долей.

– Ладно. Но мой друг Джерри может перерезать вам горло. Я так не поступлю, потому что вы сказали, где лежат сокровища.

– Джерри может перерезать и твое горло.

– Аааа!

Я уехал.

Следующую остановку сделаю, чтобы купить подарок для Эммы. По пути я пытался разгадать свою загадку.

Действительно, возможно, что там спрятан не один ящик с драгоценностями. Однако тот, который искали Гордоны и, вероятно, нашли, лежал на острове Плам. Я был почти уверен в этом.

Остров Плам был государственной землей, и все, что находилось там, принадлежало государству, точнее, министерству внутренних дел.

Значит, избавить Цезаря от сокровищ, к тому же находящихся на его земле, можно перетащив их на свою собственную землю. Если взять ее в аренду, возникнут затруднения. Вот вам причина, по которой Гордоны купили у Маргарет Уили один акр земли в районе порта.

Однако не все еще прояснилось. Например, как Гордоны узнали, что на острове Плам спрятаны горы сокровищ? Ответ: об этом они узнали в историческом обществе Пеконика. Другая возможность: кто-то еще давно узнал, что на острове лежат сокровища, но не мог добраться до них и поэтому подружился с Гордонами, имевшими неограниченный доступ на остров. В конце концов этот другой человек доверил свои секреты Гордонам, стороны договорились и скрепили свой договор кровью при свете мерцающей свечи.

Том и Джуди были хорошими гражданами, но не святыми. Я вспомнил Бет: "...Золото, соблазняющее святого" и понял, как уместны эти слова.

Гордоны, очевидно, собирались перепрятать сокровища на своей земле, затем обнаружить их и заявить об этом во всеуслышание, честно заплатить налоги Дяде Сэму и штату Нью-Йорк. Вероятно, их партнер имел другие планы. Вот где зарыта собака. Партнер не хотел удовлетвориться половиной добычи, которая была бы обложена большими налогами.

Я старался представить ценность сокровищ. Наверное, достаточно высока, чтобы убить двух человек.

Версия, как я учил на занятиях, верна, когда все факты сходятся. Если это не так, приходится проверять факты. Если факты достоверны, а версия не работает, надо менять версию.

В этом деле большинство впервые добытых фактов разрушили версию. Отбросив ее, я наконец, как говорят физики, объединил все версии в одну. Она включала в себя археологические раскопки на острове Плам, шикарный мощный катер, дорогой дом у моря, членство в историческом обществе Пеконика, акр бесполезной земли и поездку в Англию. Добавьте к этому развевающегося "Веселого Роджера", пропавший ящик для льда, восьмизначную цифру на карте – и у вас в руках довольно стройная версия, связывающая воедино все эти, казалось бы, разрозненные факты.

Если это не так, то у меня произошел значительный отток крови от мозга, и я совершенно не прав и умственно непригоден для работы в качестве детектива и буду рад, если мне дадут участок на Статен-Айленд.

Это тоже нельзя было исключить. Посмотрите на Фостера и Нэша. Два разумных парня, располагающих всеми возможностями и, несмотря на это, идущих по неверному следу. У них были неплохие головы, их кругозор ограничивало узкое видение мира: международные интриги, биологическая война, международный терроризм и так далее. Возможно, они никогда не слышали о капитане Кидде. Хорошо.

Несмотря на единую теорию, были вещи, которые я не знал или не понимал. Я не знал, кто убил Тома и Джуди. Иногда удавалось поймать убийцу до того, как получены все факты, и до того, как вы в них разобрались. В таком случае убийца иногда любезно объяснит, каких фактов у вас не хватает, чего вы не поняли, какими мотивами он руководствовался и так далее. Когда получу признание, мне понадобится нечто большее, чем признание собственной вины, – разобраться в механизме мышления преступника. Это пригодится в следующий раз, а следующий раз не за горами.

В данном случае я располагал тем, что мне показалось мотивом, но не было преступника. Я знал только одно – убийца не дурак. Мне было трудно представить, что Гордоны способны вступить в сговор с идиотом.

Одна из точек на карте моего воображения представляла собой виноградники Тобина. Даже теперь, когда я узнал о сокровищах Кидда и пришел к единой версии, мне никак не удавалось понять, как взаимоотношения между Фредриком Тобином и Гордонами вписываются в общую картину.

Что ж, может быть, мне это удастся... И я поехал в направлении виноградников Тобина.

Глава 20

Белый "порше" хозяина был на стоянке. Я припарковался, вышел из машины и направился к винному заводу. Я вошел в приемную и осмотрелся вокруг. Мебель, похоже, была обтянута натуральной кожей, конечно, фиолетового цвета, на стенах висели либо копии де Кунинга и Поллока[5], либо мазня детей и внуков штатных работников. Камера визуального наблюдения была нацелена на меня. Я помахал в нее рукой.

Закрытая дверь отворилась, и появилась женщина делового вида лет тридцати.

– Чем могу вам помочь? – спросила она.

– Пожалуйста, передайте мистеру Тобину, что к нему пришел мистер Кори.

– Сэр, у вас назначена встреча?

– У меня многократное назначение.

– Мистер Тобин собирается на ленч. Он уже опаздывает.

– Тогда я отвезу его. Пожалуйста, скажите ему, что я здесь. – Не позволяю себе сердиться в конторе своего приятеля, если только я не пришел либо помочь ему, либо надеть наручники. Между этими двумя крайностями возможна ситуация, когда приятель выходит из себя, если вы своим поведением напугаете его работников и угрозами прорветесь к нему в кабинет. – Передайте ему, что это важно.

Она повернулась к закрытой двери, постучала, вошла, затворив ее за собой. Я ждал целую минуту, что для меня является пределом терпения, затем вошел. Тобин и молодая особа стояли у стола и разговаривали. Он поглаживал свою коротко остриженную бороду и чем-то напоминал Мефистофеля. На нем был темно-красный блейзер, широкие черные брюки и розовая рубашка. Тобин повернулся ко мне, но не ответил на мою широкую дружескую улыбку.

– Извините, что так врываюсь к вам, мистер Тобин, но у меня мало времени, и я знал, что вы не будете возражать.

Он отпустил молодую леди и продолжал стоять. Этот человек был настоящим джентльменом, он не проявлял никаких признаков раздражения.

– Это для меня неожиданное удовольствие, – сказал он.

Мне понравилось выражение.

– Для меня тоже, – ответил я. – Честно говоря, я думал, что увижу вас только на вечеринке, но вдруг всплывает ваше имя.

– И как же оно всплыло?

Оно всплыло, когда я переспал с вашей бывшей подругой. На самом же деле я приготовил более вежливый ответ:

– Я недавно кое с кем говорил об этом деле, о том, как Том и Джуди любили вино и радовались знакомству с вами. И этот человек случайно упомянул, что тоже знает вас и Гордонов. Вот так и всплыло ваше имя.

Он не попался на эту удочку.

– И поэтому вы пришли сюда?

– Не совсем. – Я не стал вдаваться в подробности. Я ждал, пока он проявит интерес. Он продолжал стоять спиной к окну. Я обошел его стол и посмотрел в окно. – Какой прекрасный вид!

– Самый прекрасный вид в Норт-Форке, если только вы не живете в маяке.

– Верно. – Из окна были видны акры виноградников, тянувшихся к северу. Несколько ферм и фруктовых садов посреди виноградников создавали вид красивого лоскутного одеяла. Вдалеке земля поднималась вверх по оставленным ледниками утесам, и отсюда открывался вид на залив. – У вас есть бинокль?

Он немножко поколебался, подошел к шкафу и принес мне бинокль.

– Спасибо. – Я навел бинокль на залив и сказал: – Вижу побережье Коннектикута.

– Да.

Я наклонил голову налево и стал рассматривать, как мне показалось, утес Тома и Джуди.

– Я только что узнал, что Гордоны купили акр земли на том утесе. Вам это известно?

– Нет.

Эмма говорила мне совсем другое, Фредрик.

– Они могли бы воспользоваться вашими знаниями дела. Они заплатили двадцать пять тысяч долларов за клочок земли, который невозможно застраивать.

– Если права на строительство переданы графству, им должны были сообщить об этом.

Я положил бинокль на стол.

– Я не говорил, что права на строительство проданы графству. Я сказал, что участок невозможно застраивать. Причины могли быть разные – разделение земли на зоны, отсутствие пресной воды, электричества и так далее. Почему вы думаете, что права на строительство проданы графству?

– Я мог где-то слышать об этом.

– Тогда вы, наверное, знали, что Гордоны купили кусок земли.

– Кажется, кто-то говорил мне об этом. Я не знал, где эта земля находится. Я знал лишь то, что она продана без права строительства.

– Верно. – Я повернулся к окну и снова направил бинокль Тобина на утес. К западу земля понижалась там, где видна была бухта Маттитак, и я увидел район, известный как деревья капитана Кидда и владения капитана Кидда. Далеко направо, на восточной стороне, я отчетливо видел Гринпорт и мог различить Ориент-Пойнт и остров Плам. – Отсюда видно лучше, чем с площадки обозрения на Эмпайр стейт билдинг. Здесь не так высоко, но...

– Чем могу вам помочь?

Я пропустил его вопрос мимо ушей.

– Знаете, вы находитесь на седьмом небе. Посмотрите на все это. Четыреста акров прекрасной земли, дом на берегу моря, ресторан, автомобиль "порше" и Бог знает что еще. А вы сидите в этой пятиэтажной башне – кстати, что находится на пятом этаже?

– Моя квартира.

– Прекрасно. Дамам это, наверное, нравится?

Он не ответил на вопрос.

– Я разговаривал со своим адвокатом после вчерашней встречи с вами.

– Неужели?

– Он посоветовал мне не отвечать на вопросы полиции в его отсутствие.

– Ваше право. Я говорил вам это.

– Согласно информации моего адвоката, вы больше не являетесь консультантом начальника Максвелла по этому делу и фактически не состояли на службе полиции города, когда разговаривали со мной.

– Ну, это спорный вопрос.

– Как бы то ни было, у вас здесь нет никаких прав.

– Верно. И поскольку я больше не полицейский, вы можете не говорить со мной. Все правильно.

Фредрик Тобин проигнорировал мои слова.

– Мой адвокат предложил свою помощь городской полиции, но выяснилось, что начальник Максвелл не нуждается ни в его, ни в моей помощи. Начальник Максвелл недоволен тем, что вы приходили и устроили мне допрос. Вы причинили неприятности и мне, и ему. Я щедро жертвую деньги на кампании ключевых политиков города, а также не жалею времени и денег на реконструкцию исторических зданий, памятников, госпиталей и других достойных учреждений, включая Ассоциацию полицейских. Я понятно говорю?

– Да, совершенно понятно. Вернее, говорили, десять предложений назад. Я просто приехал сюда, чтобы отвезти вас на ленч.

– Спасибо, у меня уже назначена встреча.

– Разумеется. Я пойду вниз вместе с вами.

Он глубоко вздохнул и согласно кивнул.

Когда мы были на стоянке, я сказал:

– Кстати, дама, которая заставила меня вспомнить вас – я говорил...

– Да.

– Она сказала, что является вашим другом. Многие люди претендуют на вашу дружбу, как, например, Гордоны, но они ведь просто знакомые, которые желают греться в лучах отраженного света.

Он не ответил. Трудно поймать на крючок человека, который чувствует себя владельцем поместья. Тобина трудно вывести из равновесия.

– Во всяком случае, она утверждала, что является вашим другом. Вы знаете Эмму Уайтстоун?

Возможно, он чуть замедлил шаг, продолжая идти, и остановился у своей машины.

– Да, мы встречались примерно год назад.

– Вы остались друзьями?

– Почему бы и нет?

– Все мои бывшие жены горят желанием убить меня.

– Такое трудно представить.

Я рассмеялся. Странно, мне этот парень еще нравился, несмотря на то что я подозревал его в убийстве своих друзей. Не поймите меня превратно – если он действительно убийца, я сделаю все возможное, чтобы засадить его в тюрьму. А дальше, как решит штат, отправляя на смерть первого осужденного убийцу. Пока он вел себя вежливо, я отвечал тем же.

Другая странность состояла в том, что с момента знакомства у нас появилось нечто общее. Мы ходили туда, куда мало кто ходит. Возможно, некоторые все-таки ходят. Мне почти хотелось хлопнуть его по спине и сказать: "Эй, Фреди, тебе было так же хорошо, как и мне?" или нечто в этом духе. Однако джентльмены не целуются и не выкладывают друг другу все, что знают.

– Мистер Кори, вы, наверное, думаете, что я знаю о Гордонах больше, чем рассказываю вам. Уверяю, это все, что мне известно. Однако если полиции потребуются мои показания, буду рад их дать. А пока с удовольствием приму вас у себя и как покупателя, и как приглашенного гостя. Но больше не буду приветствовать ваше появление на моем рабочем месте в качестве полицейского.

– Разумно.

– До свидания.

– Приятного ленча.

Я оглянулся на башню Тобина с развевающимся черным флагом. Если у Тобина есть что прятать, то это, скорее всего, хранится дома в районе порта или в его квартире на самом верху этой башни. Очевидно, что об ордере на обыск нечего и говорить, и ни один судья не выдаст такого ордера. Похоже, мне самому придется выдать себе ордер на ночной обыск.

Я сел в джип и поехал. Проверив автоответчик, обнаружил два сообщения. Первое было от не назвавшегося наглеца из отдела по проверке отсутствующих в полицейском управлении Нью-Йорка, сообщившего, что мой врач перенес прием на следующий вторник и просил подтвердить свое сообщение. Всякий раз, когда начальники не могут добраться до вас, они просят персонал или отдел по зарплате, или службу здоровья дозвониться до вас, и вам приходится отвечать. Терпеть не могу подлости.

Второе сообщение исходило от моего напарника Бет Пенроуз. Она говорила: "Привет, Джон. Извини, что не позвонила раньше, но здесь заварилась такая каша. Знаю, что ты официально в этом деле не задействован, но хочу кое-что обсудить с тобой. Может, мне приехать к тебе завтра днем? Позвони мне, или я позвоню тебе, и мы условимся о месте и времени. Береги себя".

Вот как. Тон был дружелюбным, но не настолько дружелюбным, как во время нашей последней встречи с глазу на глаз. Не говоря уже о поцелуе в щеку. Наверное, не очень легко изливать свои чувства автоответчику. А если вернуться ближе к делу, то какая бы каша там ни заварилась в течение последних двух напряженных дней, все уляжется, когда Бет вернется в свою привычную колею. Так бывает.

Пока она хотела лишь кое-что обсудить со мной, а это означало, что ей нужно выведать, узнал ли я что-то новое. Может быть, я циничен. Хотя, видно, придется выкинуть Бет Пенроуз из головы, чтобы там осталось место для Эммы Уайтстоун. Я не очень-то умел справляться с многосторонними отношениями. Это хуже, чем одновременно вести дюжину дел об убийствах, и гораздо опаснее.

Надо было найти подарок для Эммы, и я приметил антикварный магазин. Я подъехал к нему и вышел. Самое прекрасное в Америке то, что продается гораздо больше антикварных вещей, нежели произведено.

Я осматривал затхлый магазин, его хозяйка, приятная старушка, предложила мне свою помощь.

– Я ищу подарок для молодой дамы.

– Для жены? Дочери?

Для кого-то, с кем я переспал.

– Для друга.

– А! – Она показала мне несколько миниатюрных вещиц, но я в антиквариате мало что понимаю. Вдруг мне в голову пришла блестящая мысль:

– Вы член исторического общества Пеконика?

– Нет, но я член исторического общества Саутхолда.

О господи, этих обществ здесь было предостаточно.

– Вы, может быть, знаете Эмму Уайтстоун?

– Еще бы. Очень милая молодая женщина.

– Да, совершенно верно. Мне бы хотелось подобрать ей подарок.

– Как прекрасно. По какому случаю?

В знак обычной привязанности и благодарности после соития.

– Она помогла мне найти кое-что в архивах.

– О, в них она прекрасно разбирается. Что вы хотели бы найти?

– Ну... это глупо, но с самого детства я увлекаюсь пиратами.

Она тихо засмеялась. Скорее, захихикала.

– Знаменитый капитан Кидд посетил наши берега.

– Правда?

– До революции здесь побывало много пиратов. Они грабили французов и испанцев в Карибском море, затем появились на севере, чтобы промотать богатства, добытые нечестным трудом, или чинить свои корабли. Некоторые из них поселились в этих краях. – Она улыбнулась. – Со всем этим золотом и драгоценностями они быстро стали уважаемыми гражданами. Не одно богатое имение выросло здесь на награбленном.

Мне нравилось, как она рассказывала. Я вставил свой комментарий:

– За многими нынешними состояниями стоит корпоративное пиратство.

– Конечно, мне это не известно, но я точно знаю, что сегодняшние торговцы наркотиками очень похожи на старых пиратов. Когда я была девочкой, здесь занимались незаконным ввозом рома. Здесь живут законопослушные люди, но мы находимся на перекрестке морских путей.

– Не считая атлантический воздушный путь.

– Им пользуются птицы.

– Верно.

Поболтав минуту-другую, я представился как Джон, она представилась как миссис Симмонс.

– Историческое общество Саутхолда располагает информацией о пиратах? – спросил я.

– Да. Не скажу, что ее очень много. В архивах имеются подлинные документы и письма. В нашем музее есть даже объявление о вознаграждении за поимку преступника.

– У вас случайно не найдется подлинной карты пиратских кладов, которую я мог бы сфотографировать?

Она улыбнулась.

– Вы знаете Фредрика Тобина? – спросил я.

– Разве найдется такой человек, кто не знает его? Богат, как Крез.

– Кто? – спросил я. – Он член исторического общества Саутхолда? Я имею в виду мистера Тобина, а не Креза.

– Нет, однако мистер Тобин щедр на пожертвования.

– Он посещает ваши архивы?

– Насколько мне известно, да. Но последний раз он знакомился с архивами больше двух лет назад.

Я кивнул. Я должен был напоминать себе, что нахожусь не на Манхэттене, что здесь живет около двадцати тысяч человек. Вряд ли будет правильно утверждать, что все знают друг друга, но не было никакого сомнения – здесь каждый знал кого-то, кто знал кого-то другого. Для детектива это было все равно что брести по колено в золотых россыпях.

Все-таки я кое-что узнал.

– Вы не посоветуете, что мне приобрести для Уайтстоун?

– В пределах какой суммы?

– Для Уайтстоун никаких денег не жалко. Пятьдесят долларов.

– Как сказать... понимаете.

– Сто долларов.

Она улыбнулась и достала разрисованный пестрыми розами фарфоровый ночной горшок с большой, как у кувшина, ручкой.

– Эмма собирает их.

– Ночные горшки?

– Да. Она сажает в них цветы. У нее уже довольно большая коллекция.

– Вы не шутите?

– Ни в коем случае. Я оставила этот горшок для нее. Поздний викторианский период. Сделан в Англии.

– Отлично... я беру его.

– Правда, он стоит чуть больше ста долларов.

– И во сколько мне обойдется это "чуть"?

– В сто долларов. Итого двести.

– Вы мне завернете его?

– Вы получите его в сумке для сувениров.

– Вы можете перевязать ручку бантом?

– Как вам будет угодно.

Сделав покупку, я вышел из антикварного магазина. В руке у меня была красивая розовато-зеленая сумка с перевязанным бантом ночным горшком.

Замечательно. Я отправился в библиотеку Катчога, основанную в тысяча восемьсот сорок первом году и все еще выплачивающую своим сотрудникам то же самое жалованье. Библиотека находилась на краю зеленой лужайки – большое дощатое здание со шпилем, словно оно когда-то раньше было церковью.

Я остановил машину и вошел. У входа к стеллажам висел большой плакат с надписью: "Хочешь найти спрятанные сокровища – читай книги". Отличный совет.

Я стал просматривать законы о находках, принятые государством и разными штатами. В основном все законы сводились к одному: "Нашедший радуется, потерявший плачет".

Однако имелся документ, именуемый "Акт о сохранении американских древностей", из которого недвусмысленно следовало, что любая находка на федеральной земле подпадает под юрисдикцию либо министерства сельского хозяйства или обороны, либо министерства внутренних дел, в зависимости от того, кому подведомственна земля. Кроме того, требовалось разрешение на раскопки на федеральной земле, и все находки принадлежали Дяде Сэму. А он не дурак.

Когда же деньги, драгоценности или любые сокровища найдены на частной земле, все достается ее владельцу, если тот докажет, что их владелец умер и наследники неизвестны или находка не крадена. Даже если она крадена, нашедший может на нее претендовать, когда настоящий владелец умер, неизвестен или являлся врагом страны в то время, когда были обнаружены сокровища. Пока все шло хорошо.

Чтобы эта ситуация смотрелась еще привлекательнее, налоговая служба в каком-то невероятном порыве жадности требовала, чтобы налоги выплачивались с той части находки, которая продана или иным способом превращена в наличные, если вы не профессиональный кладоискатель. Таким образом, если вы биолог, например, и владеете куском земли, на котором случайно в ходе своих любительских раскопок наткнулись на припрятанные сокровища стоимостью, скажем, де-сять-двадцать миллионов долларов, то вам не придется выложить и цента, если только вы не начнете продавать найденное. Как прекрасно. В свободное время я уже был готов заняться охотой на сокровища. Если хорошо подумать, я как раз этим и занимался.

Упоминались также сокровища, имеющие историческое или культурное значение и в качестве примера, вы только послушайте, приводился не найденный клад капитана Кидда, ценность которого возрастала многократно.

Я читал еще некоторое время, знакомясь с законами о находках и конкретными фактами из истории. Мое внимание привлек один конкретный случай – в пятидесятых годах какой-то человек просматривал старые бумаги адмиралтейского раздела Государственного архива Лондона. Он обнаружил выцветшее письмо, написанное в тысяча семьсот пятидесятом году знаменитым пиратом Чарлзом Уильсоном своему брату. Письмо было обнаружено на пиратском корабле, захваченном британским флотом. В нем говорилось: "Брат мой, за островом Чинготег в Вирдгинии к северу в сотне шагов от второй маленькой бухты, на самой южной точке полуострова, текут три небольших речки. К северу от устья третьей речки возвышается утес с видом на Атлантический океан. На нем в полутора ярдах друг от друга растут три кедровых дерева. Посреди этих деревьев я спрятал десять кованных железом ящиков, наполненных слитками серебра, золота, алмазами и другими драгоценными камнями на сумму в двести тысяч фунтов. Отправляйся к лесистому холму и забери клад".

Очевидно, брат Уильсона так и не получил этого письма, поскольку корабль попал в лапы британского флота. Так кому же достался клад? Британскому флоту? Может быть, тому человеку, кто спустя двести лет нашел это письмо? На этот счет не было никаких сведений.

Оказывается, есть место, именуемое разделом адмиралтейства в Государственном архиве Лондона, и одному Богу известно, что там можно обнаружить, если обладаешь временем, терпением, лупой, знанием староанглийского языка, если тобой руководят жадность, вера в успех и желание пуститься в приключения. Теперь я точно знал, с какой целью Гордоны провели лишнюю неделю в Лондоне.

Мне оставалось лишь предположить, что Гордоны там прочитали то, с чем я познакомился здесь, и знали законы о находках. Помимо всего прочего, здравый смысл должен был подсказать им, что любая находка на острове Плам целиком принадлежит правительству, что клад, найденный на арендованной земле, принадлежит ее владельцу, а не арендатору. Для того чтобы разобраться во всем этом, не требовалось юридического образования.

Тому и Джуди, наверное, пришло в голову, что решить вопрос о собственнике проще всего, если ничего не говорить о находке на острове Плам. Вероятно, потом они пришли к выводу, что самый лучший и в длительной перспективе самый прибыльный способ действия – переместить находку, объявить о ней, греться в лучах славы, платить налоги только за проданную часть клада и войти в историю молодыми симпатичными учеными, нашедшими клад капитана Кидда и ставшими сказочно богатыми. Так поступил бы любой человек, наделенный сообразительностью и логическим мышлением.

Однако не все было так просто. Первая трудность состояла в том, как вывезти с острова Плам находку. Вторая – как захоронить клад таким образом, чтобы его открытие выглядело не только правдоподобным, но и выдержало бы научную проверку. Ответ надо было искать на утесе.

Мне все было понятно. Гордонам тоже все было ясно, в какой-то момент Том и Джуди либо сказали, либо сделали что-то, погубившее их.

Фредрик Тобин соврал мне относительно некоторых фактов и своих взаимосвязей с Гордонами, которые, казалось, поддавались различному толкованию. К тому же Тобин был либо банкротом, либо близок к этому. Для детектива, расследующего убийства, появилось что-то вроде красного света и сигнала тревоги.

Тобин не только заполучил Гордонов в качестве друзей, но и соблазнил или по крайней мере очаровал Эмму Уайтстоун, историка и архивариуса. Похоже, все сходилось. Весьма вероятно, что именно Тобин каким-то образом узнал, что на острове Плам, возможно, зарыт клад. И возможно, как раз Тобин заплатил за проведенную Гордонами неделю в Лондоне с целью исследовать этот вопрос и попытаться определить точное место клада.

Фредрик Тобин стал главным подозреваемым, но я не сбрасывал со счетов Пола Стивенса и тех, кто работает на острове Плам. Насколько я понимал, все сводилось к более серьезному заговору, чем казалось сначала, в который могли быть замешаны Стивенс, Золлнер и другие на острове Плам. К ним надо добавить Тобина и... не исключено, Эмму Уайтстоун.

Глава 21

Цветочный магазин Уайтстоун я нашел достаточно легко – проезжал его десяток раз за три последних месяца.

Поставил машину, посмотрел в зеркальце, в порядке ли прическа, и вошел в магазин.

Это оказалось очень приятное место и было много... цветов. Хороший аромат.

– Чем могу помочь? – спросил молодой парень за стойкой.

– У меня назначена встреча с Эммой Уайтстоун.

– Вы – Джон?

– Никто иной.

– Она где-то по делам, одну минуту. Джанет! Эмму разыскивает Джон.

Из задней комнаты появилась Джанет, женщина лет за сорок, а также женщина помоложе – лет двадцати пяти, которую Джанет представила как Энн.

– Эмма просила узнать, не могли бы вы встретиться с ней в доме исторического общества? – проговорила Джанет.

– Конечно.

– Эмма сказала, что она не смогла с вами связаться, – продолжила она.

– Нет проблем, я без труда найду это место.

– Она может задержаться – кое-какие поставки и дела, – заметила Энн.

– Не беспокойтесь. Я дождусь ее. Если надо – прожду всю ночь.

Погрузился в свой джип и отправился в Катчоги-Грин. Мне не нравилось, что я даже не хотел представить ее в объятиях Тобина или кого-нибудь еще. С другой стороны, когда что-то завязывается с женщиной, с которой только что познакомился, то всегда думаешь: кто же кого очаровал? Пока же я стремился к этой встрече, а не наоборот. От кого же я узнал ее имя? От Маргарет Уили? Нет, увидел ее имя в записной книжке Гордонов на острове. Кажется, все эти люди как-то связаны между собой. Может быть, и Маргарет. Может быть, все взрослое население этой округи – общие знакомые, а я здесь просто чужак?

Я подъехал к небольшой автостоянке здания исторического общества. Цветочного фургона не было, но стоял десятилетний "форд".

Оставил ночной горшок на заднем сиденье, подумав, что сейчас не лучшее время вручать его. Может быть, после ужина.

Итак, подошел к входной двери, на которой была прикреплена записка с одним словом: "Входите".

Что я и сделал. Позвал: "Эмма!" Без ответа. Прошел через несколько комнат большого дома и позвал снова. Опять не было ответа. Трудно представить, что она оставила дверь открытой со всем этим антиквариатом внутри дома.

Встал на ступеньку лестницы и позвал снова. Ответа не было. Подумал, может быть, она в туалете и мне не стоило звать ее. Если бы она потерпела, то могла воспользоваться моим подарком.

Продолжил подъем по скрипучей лестнице. Подумал, что было бы неплохо иметь при себе пистолет.

Поднялся на верх лестницы и прислушался. Никаких звуков, кроме скрипов старого дома. Решил войти в спальню, дверь в которую была посредине длинного коридора.

Старался идти бесшумно по этим чертовым скрипучим половицам, но каждый шаг сопровождался кряканьем и стонами.

Подошел к двери, ведущей в спальню. Она была закрыта. Распахнул. Заскрипели проклятые петли. Будь они...

Вошел в спальню. И тут из-за полуоткрытой двери раздался громкий клич. Я быстро повернулся на звук. Эмма сделала выпад саблей, приставила ее к моему животу.

– На, получи, ты, проклятый пират! – прокричала она.

Сердце мое дрогнуло, и я чуть не обмочился. Однако сумел произнести с улыбочкой:

– Как смешно.

– Испугался? Разве нет?

Она была в треуголке и с пластиковой абордажной саблей в руке.

– Ну и сюрприз для меня.

– Пожалуй, ты был не только удивлен.

Я немного успокоился и обратил внимание, что сегодня Эмма была в светлых брюках, голубой блузке и сандалиях.

Она сказала:

– Саблю и шляпу купила в магазине подарков. Там целая секция всякой детской ерунды.

Эмма подошла к креслу у камина и взяла с него черную пиратскую шляпу с белым черепом и скрещенными костями, пластиковую саблю, повязку на глаз и что-то еще, похожее на пергамент. Подала мне шляпу и повязку, засунула за мой пояс саблю. Затем показала на пожелтевший пергамент, на котором была изображена географическая карта, и сказала:

– Пиратская карта.

Это была обычная карта острова с пальмовым деревом, прерывистой линией морского маршрута, с флагом и морской змеей, с большим черным крестом – отметкой захоронения сундука с золотом.

Эмма объяснила:

– Прекрасно раскупается для детей любого возраста. Люди просто обожают пиратские сокровища.

– Действительно?

– Разве ты не обожаешь?

– А Фредрик интересовался сокровищами пиратов?

– Может быть.

– Не ты ли учила его читать старые английские манускрипты?

– Да. Но я не знаю, что его особо интересовало.

Мы взглянули друг на друга, и она спросила меня:

– Джон, что происходит?

Да и сам не знаю.

– Почему ты спрашиваешь о Фредрике?

– Ревную.

Она улыбнулась и взяла меня за руку:

– Пойдем, взгляни на себя в зеркало.

Она провела меня в коридор, затем в спальню в стиле восемнадцатого века. Взглянул на себя в пиратской шляпе, с повязкой на глазу, с саблей.

– Выгляжу идиотом.

– Это уж точно.

– Спасибо.

– Могу поспорить, ты никогда не делал этого на перине, – сказала она.

– Точно, никогда.

– Ты не должен снимать шляпы и повязки.

– Это мои фантазии или твои?

Она рассмеялась и до того, как я что-то сообразил, сбросила свою одежду на пол. Осталась в заломленной шляпе, придерживая ее одной рукой, и нырнула в старинную кровать, покрытую стеганым одеялом.

Я поддержал игру и, раздеваясь, оставил на себе шляпу и повязку.

Как я уже говорил, Эмма высокая и длинноногая, а кровати в те времена были коротковатые, поэтому ее голова упиралась в подголовник, а ноги – в заднюю спинку. Это выглядело забавно, и я рассмеялся.

– Чего смеешься?

– Над тобой. Ты длиннее кровати.

– Посмотрим, насколько велик ты.

Если вы никогда не занимались сексом на перине, то знайте: мало что потеряли. Мне было понятно, почему на старых портретах вдоль стен не было и тени улыбок.

Глава 22

Через некоторое время мы уселись в чем мать родила за дубовым столом архивного кабинета. Эмма потягивала чай на травах, который издавал запах мази для растирания.

Она подобрала ряд материалов: документы, обернутые в пластик, старинные книги, копии исторических писем и бумаг. Пила чай и перекладывала бумаги. А я, в типичном для мужчины состоянии после пребывания в постели с женщиной, готов был поспать или удалиться. Но ни того ни другого мне было не дано, я должен был работать.

– Что конкретно интересует тебя? – спросила Эмма.

– Пиратские сокровища. Есть ли шанс найти их в окрестных краях?

– Конечно. Стоит только покопать в любом месте и найдешь серебряные и золотые монеты, алмазы и жемчуг. Как говорят фермеры, сокровища мешают им пахать.

– Давай говорить серьезно.

Я не любил, когда надо мной подшучивают.

– Существует немало пиратских легенд и реальных исторических фактов, связанных с этими местами. Хочешь услышать наиболее знаменитое? Например, историю капитана Кидда?

– Да, но только не с самого начала, а о том, что связывает его с этими краями и спрятанными сокровищами.

– Хорошо. Прежде всего, капитан Кидд был шотландец, но жил на Манхэттене со своей женой Сарой и двумя детьми. Точнее, он жил на Уолл-стрит.

– Там и теперь полно пиратов.

– Кидд не был в полном смысле пиратом. В действительности он был капером, нанятым лордом Белльмонтом, который был в то время губернатором Массачусетса, Нью-Йорка и Нью-Гэмпшира. И по королевскому указу капитан Кидд в тысяча шестьсот девяносто шестом году отправился из гавани Нью-Йорка с целью поиска пиратов и завладения их сокровищами. Белльмонт вложил кучу собственных денег на покупку и снаряжение корабля Кидда – "Адвенче Галлей". Поддерживали поход и многие богатые и влиятельные люди в Англии, в том числе четыре английских лорда и сам король Уильям.

Интересно, знал ли Тобин эту историю, и если знал, то до встречи с Эммой Уайтстоун или после знакомства с ней? И почему кто-то всерьез считал, что сокровища трехсотлетней давности все еще где-то здесь хранятся и то ли найдены, то ли могут быть найдены? Как я понял из разговора с Билли в Маттитаке, сокровища Кидда были призраком, детской игрой. Действительно, они могли существовать. Но их окружало столько мифов и легенд, так много ложных карт и описаний, что, как ранее сказала Эмма, по прошествии трех веков говорить о сокровищах всерьез стало бессмыслицей. Но тут я вспомнил парня, который нашел письмо Чарлза Уильсона в государственном архиве... Так, может быть, Тобин и Гордоны тоже наткнулись на какие-то подлинные документы?

Эмма продолжала:

– После ряда неудач в Карибском море Кидд направился в Индийский океан, где завладел двумя судами Великого Могола Индии. Добычей стали богатства стоимостью, по тем временам, до двухсот тысяч фунтов стерлингов. По нынешним ценам это что-то около двадцати миллионов долларов.

– Неплохая дневная выручка.

– Однако, к сожалению, Кидд совершил ошибку. Могол был союзником короля и пожаловался британскому правительству. Кидд отстаивал свою правоту, ссылаясь на то, что корабли Могола плавали по лицензиям французского правительства, а Англия и Франция в то время находились в состоянии войны. Таким образом, хотя корабли Могола и не были пиратскими, формально они являлись вражескими судами. На беду Кидда, британское правительство имело тесные связи с Моголом по линии Ост-Индской компании. Таким образом, Кидд попал в ловушку, и его единственной надеждой на спасение стали захваченные богатства.

Как только речь зашла о деньгах, в моем мозгу снова промелькнула мысль о Фредрике Тобине. И хотя я не особенно ревновал Эмму к нему за прошлую связь, было бы неплохо сделать так, чтобы его зажарили на электрическом стуле. И поскорей.

Эмма продолжала:

– Итак, Вильям Кидд возвращался в Нью-Йорк. Он сделал остановку на Карибах, где и узнал, что находится в розыске по обвинению в пиратстве. Будучи человеком предусмотрительным, он оставил около трети захваченных сокровищ на Карибских островах – под присмотром верного друга. Многие из его команды не желали разделять проблем капитана, истребовали свою часть и остались на этих островах. Кидд купил корабль поменьше, под названием "Сан-Антонио", и направился в Нью-Йорк отвечать на обвинения в свой адрес. По пути и другие члены экипажа захотели получить свою долю и остаться в родных местах – в Делавэре и Нью-Джерси. Но и после этого у Кидда оставалось фантастическое богатство.

– Откуда ты знаешь, что он имел это богатство на борту? – спросил я Эмму.

– Да точно не знает никто. Эти предположения строятся, в частности, на претензиях Могола британскому правительству, и сумма могла быть преувеличена. Итак, – продолжала Эмма, – мы знаем по документам и архивным записям, что Кидд достиг Лонг-Айленда в его восточной части и высадился в Остер-Бее. Здесь он встретился с адвокатом Джеймсом Эммотом, который вел дела по защите пиратов. Через некоторое время Кидд связался со своей женой, которая присоединилась к нему на борту "Сан-Антонио". И мы знаем, что в это время сокровища все еще были на судне.

– Ты имеешь в виду, что адвокату они еще не были переданы.

– Эммот получил очень крупную сумму от Кидда за ведение дела по своей защите. По поручению Кидда, – продолжала Эмма, – мистер Эммот отправился в Бостон и встретился с лордом Белльмонтом. Эммот доставил письмо Кидда и вручил ему две французские лицензии с кораблей Могола, что доказывало двойную игру последнего с англичанами и французами и, тем самым, правоту действий Кидда.

– Но знал ли Кидд обо всем этом, атакуя корабли Могола?

– Хороший вопрос. Но он ни разу не возник в ходе суда над Киддом.

– И ты говоришь, что адвокат Кидда передал Белльмонту эти лицензии, такие важные свидетельства в пользу обвиняемого?

– Да. И Белльмонт по политическим мотивам хотел, чтобы Кидд оказался на виселице.

– Гнать такого адвоката. Отдавать надо фотокопии документов, а оригиналы хранить у себя.

– Конечно. Оригиналы документов так и не появились на суде в Лондоне, так же как и французские лицензии. Кидд был осужден и повешен. Лицензии были найдены в Британском музее в тысяча девятьсот девятом году.

– Поздновато для дела защиты.

– Совершенно верно. Вильяма Кидда подставили.

– Но что случилось с сокровищами на борту "Сан-Антонио"?

– Вот в том и вопрос. Я расскажу тебе, что случилось после того, как Эммот посетил лорда Белльмонта в Бостоне, а ты, как детектив, поведаешь мне, что же произошло с сокровищами.

– Хорошо. Я попался.

– Эммот, будучи, как кажется, неважным адвокатом, думал, что лорд Белльмонт обойдется с Киддом по справедливости, как только тот отдаст себя в руки властей в Бостоне. И действительно, Белльмонт передал Кидду через Эммота письмо, в котором, в частности, говорилось: "Я получил указание Его Величества о том, что вы можете без опасений прибыть сюда и получить другое оснащенное судно. Я нисколько не сомневаюсь, что мне удастся получить для вас королевское прощение".

– Что же было делать Кидду? – продолжала Эмма. – Он был человеком с положением на Манхэттене, на борту его судна находилась жена и дети. И он не числил за собой никакой вины. Что еще более важно, он имел деньги – треть того, что осталось на Карибских островах. Эти богатства он и хотел использовать в борьбе за свою жизнь. А пока он курсировал на своем судне туда и обратно от Остер-Бея до острова Гардинер, а то и до острова Блок. Вот в это время корабль и стал немного полегче.

– Он что, прятал свою добычу?

– Кажется, так оно и было. С этого и начинаются легенды о спрятанных сокровищах. А что ему было делать? Он знал, что его с золотом и драгоценностями могут в любое время захватить в море. Его корабль был невелик и имел всего четыре орудия. Легкая добыча для боевого судна. Что бы ты делал на его месте?

– Думаю, бежал.

– Но у него почти не осталось матросов, мало продовольствия, на борту жена и дети.

– Но у него были деньги. Бери деньги и беги.

– Правильно. Он так и сделал. Капитан был неглуп и решил упрятать свою добычу – в качестве страховки.

– Значит, он захоронил захваченное?

– Да. В тысяча шестьсот девяносто девятом году вокруг Манхэттена и Бостона население было немногочисленно и имелось немало мест для безопасного захоронения сокровищ.

– Например, у деревьев капитана Кидда?

– Да. И немного к востоку, там находятся скалы капитана Кидда, возможно, это часть отвесного берега, поскольку настоящих скал или утесов на Лонг-Айленде нет.

– Ты говоришь, это может быть часть отвесного берега, которую называют скалы капитана Кидда? В каком месте?

– Где-то между заливом Маттитак и мысом Ориент. Никто не знает точно. Это просто часть мифа.

– Но кое-что из этого реальность?

– Да. И это делает всю ситуацию интересной.

Я кивнул. Один из этих мифов – о скалах капитана Кидда – вот что подтолкнуло Гордонов купить у миссис Уили акр земли на отвесном берегу. Здорово продумано.

Эмма добавила:

– Без сомнения, Кидд закопал свои сокровища в нескольких местах, либо здесь на Норт-Форке, либо на острове Блок, либо на острове Фишерс. На это указывает большинство документов.

– Можешь предположить какие-либо другие места?

– Еще одно место, о котором мы знаем в точности, – остров Гардинер.

– Гардинер?

– Да. Это подтверждают документы. В июне тысяча шестьсот девяносто девятого года, мотаясь по морю и пытаясь договориться с лордом Белльмонтом, Кидд бросил якорь у острова Гардинер с целью запастись продовольствием. Тогда на картах это место значилось островом Уайт, но владела этим островом и владеет им сейчас семья Гардинеров.

– То есть ты утверждаешь, что люди, которые сейчас владеют островом, – Гардинеры и что это та же семья, которая владела островом в тысяча шестьсот девяносто девятом году?

– Так оно и есть. Остров принадлежит этой семье с тысяча шестьсот тридцать девятого года. Это частное владение, но его нынешний хозяин иногда принимает эскурсантов... Фредрик и я были в гостях у этого джентльмена.

Я не прокомментировал это сообщение, но спросил:

– Так там действительно спрятаны сокровища?

– Да. Уильям Кидд подошел к острову на "Сан-Антонио", и Джон Гардинер вышел на лодке в море посмотреть, кто его посетил. Есть подробные записи об их дружественной встрече и об обмене подарками. Состоялась как минимум еще одна их встреча, во время которой Кидд передал Гардинеру значительную часть своей добычи и попросил того сохранить драгоценности.

– Надеюсь, Кидд получил расписку.

– Лучше. Последними его словами к Гардинеру были: "Если я вернусь и сокровищ не окажется, то сниму голову с твоих сыновей". Конечно, Кидд не вернулся, – добавила Эмма.

– А что случилось с сокровищами на острове Гардинер?

– По разным рассказам, ими заинтересовался Белльмонт, который послал Гардинеру учтивое письмо со специальным посыльным. – Эмма положила перед собой копию документа и зачитала: – "Мистер Гардинер! Я посадил капитана Кидда и некоторых его людей в тюрьму. Он был допрошен мною и членами городского совета. Среди прочего он признался, что оставил вам кошель с золотом и несколько коробов, которые именем Его Королевского Величества должны быть немедленно доставлены мне для передачи Его Королевскому Величеству, и я компенсирую ваши заботы по прибытию сюда". Подпись – Белльмонт. – Джон Гардинер, – продолжала Эмма, – не собирался обманывать губернатора и короля. Он послушно доставил сокровища в Бостон.

– Могу поспорить, часть он оставил себе.

Эмма протянула мне лист бумаги и сказала:

– Это – фотокопия оригинала описи сокровищ, доставленных Гардинером лорду Белльмонту. Оригинал находится в государственном архиве Лондона.

– Ты можешь зачитать текст?

– Конечно. "Получено от мистера Гардинера семнадцатого июля: один кошель золотого песка, одна сумка серебряных колец и различных драгоценных камней, одна сумка необработанных камней, один короб хрусталя, два кольца из халцедона, два небольших агата, два аметиста – все это в одном сундуке, одна сумка серебряных пуговиц, одна сумка серебра в ломе, два короба золотых слитков и два короба серебряных слитков. Все перечисленное золото составляет по весу семьсот одиннадцать тройских унций. Серебра – две тысячи триста пятьдесят три унции, вес ювелирных украшений и драгоценных камней – семнадцать унций..." – Эмма оторвалась от описи и заметила: – Это немалое богатство, но если верить претензиям Могола к британскому правительству, то исчезнувшего золота и драгоценностей раз в двадцать больше, чем было вывезено с острова Гардинера, изъято с "Сан-Антонио" и из бостонского дома Кидда. А где же все остальное, детектив?

– Можем предположить, немного утаил Гардинер.

– Предположим.

– Часть прибрал адвокат Эммот, это уж точно.

Она согласно кивнула.

– И сколько же остается?

Эмма пожала плечами:

– Кто же знает? Подсчеты показывают, что остается что-то между пятью и десятью миллионами долларов в нынешних ценах. Но если сокровища найдены в прогнившем сундуке, их цена на аукционе Сотби возрастет вдвое. Только одна карта, на которой указано местоположение клада, если она существует и если она собственноручно нарисована Киддом, будет стоить на аукционе сотни тысяч долларов. Так что же произошло с сокровищами? – теперь уже Эмма допытывала меня.

– У меня недостаточно информации. Свидетельства устарели. И все же я полагаю, что часть сокровищ где-то и до сих пор упрятана.

– Думаешь ли ты, что Кидд рассказал жене о местонахождении спрятанного?

Я ответил:

– Думаю, Кидд знал, что жена тоже может быть арестована и ее могут заставить заговорить. Так что поначалу он ей ничего не сказал. Но когда он был за решеткой в Бостоне накануне отправки в Лондон, может быть, и дал ей несколько наводок. Например, эту восьмизначную цифру.

Я стал переваривать всю полученную информацию. И вновь подумал о подробном письме Чарлза Уильсона своему брату. Спросил Эмму:

– Думаешь, Кидд мог запомнить все места, где он прятал сокровища? Возможно ли это?

– Скорее всего, что нет. А к каким выводам ты сам пришел?

– Пока еще не пришел. Дай мне несколько минут.

– Думай сколько хочешь. А сейчас я хочу выпить. Пойдем.

– Подожди. Есть еще несколько вопросов.

– Хорошо. Валяй.

– Представим, я капитан Кидд. И я курсирую вокруг Лонг-Айленда... Как долго?

– Несколько недель.

– Так. Я был в Остер-Бее, где встретился с адвокатом, ко мне присоединились жена и дети. Я прибыл на остров Гардинер. Попросил Гардинера упрятать для меня часть сокровищ. Мог я знать, где он их закопает?

– Нет. Поэтому ему и не нужна была карта. Кидд просто наказал Гардинеру сохранить сокровища до своего возвращения, в противном случае он обещал оторвать голову сыновьям.

– Угроза надежней карты. Кидду не надо было бы даже делать раскопки.

– Это уж точно.

– Думаешь, Кидд поступал таким же образом и в других местах?

– Кто знает. Более обычный способ в таких делах – сойти на берег с несколькими сообщниками, закопать сокровища втайне и составить карту местности.

– Но тогда остаются свидетели, знающие о тайнике.

– Традиционный метод пиратов сохранить тайну – убить того, кто копал яму, и опустить в нее труп. Действительно, скелеты матросов обнаруживали у сундуков с драгоценностями.

– Как же много для восприятия нами истории подсказано плохо сделанными кинофильмами.

– Пожалуй, это верно, – согласилась Эмма. – Однако в одном кинофильмы бывают точны – любая охота за сокровищами начинается с находки давно потерянной карты. Мы продаем их здесь внизу по четыре доллара за штуку. Но на протяжении веков наивные простаки платили за такие карты десятки тысяч долларов.

В голову пришла мысль, что одна из таких карт, вполне достоверная, могла попасть в руки Гордонов и Фредрика Тобина, или только Тобину. И я спросил Эмму:

– Ты сказала, что остров Гардинер когда-то назывался остров Уайт?

– Да.

– А есть ли другие острова в округе, которые ранее имели другие названия?

– Конечно. Первоначально, естественно, все они носили индейские названия. Затем получили голландские или английские. С годами они также менялись. Всегда была большая проблема с названиями географических мест в Новом Свете. Некоторые английские капитаны имели только голландские карты, некоторые пользовались картами с неверными названиями островов и рек, правописание было ужасным, некоторые карты имели пропуски, а иные давали намеренно искаженную информацию.

Я кивнул и спросил:

– Давай возьмем, например, остров Робинс или, скажем, остров Плам. Как они назывались во времена Кидда?

– Я не знаю об острове Робинс, но Плам со времен голландцев имел на картах другие, сменяющие друг друга названия.

Немного помолчав, Эмма добавила:

– Архивисты тоже в некотором смысле детективы. Могу я высказать свое предположение?

– Конечно.

– О'кей... Гордоны получили какую-то информацию о сокровищах капитана Кидда или о каких-то других пиратских кладах... А кто-то пронюхал об этом, в результате их и убили. Я права?

– Похоже. Я обдумываю детали.

– Так нашли ли Гордоны сокровища?

– Не уверен.

Она не стала задавать новые вопросы. Спрашивал я:

– Как же Гордоны раскопали информацию? Я не вижу никаких папок с надписью "Карты пиратских сокровищ". Правильно?

– Правильно. Карты этих сокровищ имеются только в сувенирном магазине. Однако в нашем архиве, в других музеях и исторических обществах хранится множество документов, которые либо никем не прочитаны, либо прочитаны, но их значение не было по достоинству оценено. Понимаешь?

– Конечно.

Она продолжила:

– Знаешь, Джон, люди, которые копаются в архивах, таких как государственный архив в Лондоне или Британский музей, находят новые документы. Эти документы ранее были либо не замечены, либо не поняты. Так что и здесь и в других собраниях, а также в частных домах могут быть документы о пиратских сокровищах.

– В частных домах?

– Да. Как минимум раз в год нам дарят что-либо, найденное в частном владении. Например, завещания, другие документы. И я предполагаю, только предполагаю, что кто-то, например, Гордоны, не будучи архивистами-профессионалами, наткнулись на нечто такое, что было даже им совершенно понятно.

– Карта, например?

– Да. Например, карта, четко указывающая узнаваемые географические точки, дающая приметы, направления, отсчет шагов, направления компасных стрелок и так далее. И если такие люди найдут нечто подобное, они могут смело идти на определенное место и начинать раскопки... Гордоны делали немало археологических раскопок на Пламе. Может быть, они искали сокровища.

– Сомнений не остается.

– Как я слышала, они копали ямы по всему острову. Похоже, они не знали, что и где искать...

– Археологические раскопки были просто прикрытием. Это давало им возможность забираться с лопатами в самые заброшенные уголки острова. Не удивлюсь, если и большая работа с архивами также была прикрытием.

– Почему?

– Им не было бы дозволено присвоить что-либо, найденное на Пламе. Эта земля принадлежит государству. Поэтому они придумали легенду. Легенду о том, что Том и Джуди Гордоны нашли что-то в архивах – здесь или в Лондоне, – что-то со ссылками на деревья капитана Кидда или скалы капитана Кидда. И эта находка якобы привела их к мысли о поиске сокровищ. На самом деле они уже знали, что сокровища находятся на Пламе.

– Невероятно.

– Но давай рассмотрим все в обратном порядке. Начнем с достоверной карты или записки с точным местом захоронения сокровищ на острове Плам. Предположим, ты имеешь такую информацию. Что ты, Эмма Уайтстоун, будешь делать?

Она ответила не раздумывая:

– Передам эту информацию властям. Ведь это важный исторический документ, и сокровища, если они есть, – тоже важны для исторической науки. Если они находятся на Пламе, то и местом их находки должен быть определен этот остров. Поступить по-другому – значит совершить бесчестный поступок или вызвать скандал в науке.

– История полна лжи, обманов и скандалов. Начиная с того, как попали туда сокровища. Почему и не устроить очередной скандальчик?

– Нет, если сокровища на чьей-нибудь земле, пусть и государственной, они должны принадлежать владельцу земли. Если бы я обнаружила сокровища, то получила бы вознаграждение.

Я улыбнулся.

– А как бы поступил ты?

– Думаю, в духе капитана Кидда, задумал бы сделку. Я не раскрывал бы место, обозначенное на карте, владельцу земли. Было бы справедливо в обмен на секрет получить свою долю. Даже государство пошло бы на сделку.

– Полагаю, это как раз то, чего не сделали Гордоны.

– Не сделали. Они имели партнера или партнеров более вороватых, чем они сами. И вероятно, более опасных. Мы не знаем задумок Гордонов, поскольку они мертвы. Мы можем предположить, что они начали с точной информации о местонахождении сокровищ на Пламе, а после этого мы видим их расчетливые и тонкие хитрости – с историческим обществом Пеконика, с археологическими раскопками, с работой в архивах, даже неделю в государственном архиве в Лондоне. Все это в целях подготовки перевоза и перезахоронения сокровищ с земли Дяди Сэма на землю Гордонов.

Эмма согласно покачала головой:

– И поэтому Гордоны купили кусок земли у миссис Уили – место для перезахоронения сокровищ. Скалы капитана Кидда.

– Так оно и есть. Версия логична или я просто сошел с ума?

– Ты сумасшедший, но версия логична.

Я продолжил:

– Если речь идет о десяти или двадцати миллионах долларов, то все должно быть продумано. Действуешь не спеша, уничтожаешь следы еще до того, как их оставил, предвидишь проблемы с историками, археологами и правительством. Пытаешься не только разбогатеть, но и стать известным. Ты молод, привлекателен, умен и при деньгах. И не хочешь иметь никаких проблем.

– Но что-то не сложилось.

– Это уж точно – они мертвы.

Теперь я имел немало ответов, но вопросов оставалось еще больше. На некоторые вопросы ответов можно не дождаться, поскольку Том и Джуди Гордоны, подобно Вильяму Кидду, унесли некоторые секреты с собой в могилу.

– Кто же их убил? – спросила Эмма.

– Возможно, партнер или партнеры.

– Я понимаю, но кто?

– Пока не знаю. А ты кого-нибудь подозреваешь?

Она покачала головой, но я думаю, что кого-то она подозревала.

Я был готов доверить Эмме массу информации, хотя и едва знал ее. Но я хорошо чувствовал, кому можно доверять. Если же я ошибался и она была участницей заговора, то также не стоило беспокоиться – значит, она и так все знала. И если она расскажет Фредрику Тобину о моих догадках, то чем больше, тем лучше. Фредрик Тобин укрывается в очень высокой башне, и понадобится много дыма, чтобы выкурить его оттуда. И если кто-то еще, о ком я пока еще не знаю, вовлечен в преступление, то этот дым может достичь его или ее...

Я взвесил свой следующий вопрос и спросил:

– Насколько я понимаю, члены исторического общества Пеконика посещали Плам с целью подготовки возможных раскопок?

Она утвердительно кивнула.

– Был ли среди них Фредрик Тобин?

Она немного поколебалась, видно, из привычки сохранять лояльность, и ответила:

– Да. Он однажды побывал на острове.

– А Гордоны были его гидами?

– Да... Ты думаешь... ну... понимаешь.?..

– Я могу поделиться мотивами и методами, но я никогда не говорю вслух о подозреваемых. И очень важно, чтобы ты держала всю информацию в тайне.

Она кивнула.

Мои мысли вернулись к капитану Кидду:

– Итак, они повесили его?

– Повесили.

Я встал.

– Теперь пойдем выпьем.

Глава 23

Мне захотелось хорошей порции итальянских макарон, и поэтому я предложил пообедать в ресторанчике "У Клаудио". Она согласилась.

Я поставил машину, и мы пошли вдоль длинного причала.

Мы прогуливались и болтали. На ранней стадии взаимоотношений, скажем, в первые три дня, всегда испытываешь какую-то восторженность, а потом начинаешь осознавать, что вы не нужны друг другу. И тогда кто-то из двух может задать вопрос типа:

– А тебе нравятся кошки?

Но с Эммой мне пока все нравилось. Кажется, ей тоже было хорошо со мной, и она это подтвердила:

– Мне приятно быть с тобой.

Мы вернулись вдоль пристани к ресторану, держась за руки, чего со мной давненько не случалось.

В ресторане было много посетителей, и в ожидании свободного столика мы разместились в баре.

Эмма попросила белого вина, и бармен уточнил заказ:

– Мы разливаем шесть местных сортов белого. Какой сорт предпочитаете?

– "Пиндар", – ответила она.

Мне она положительно нравилась. Не хочет пить вино своего бывшего любовника в присутствии нового.

Я заказал "Будвайзер", и мы чокнулись.

– Еще раз спасибо за все, – сказал я.

– И какой из уроков истории тебе понравился больше всего?

– О постели с периной.

– Мне тоже.

Ресторан "У Клаудио" – то самое место, где в июне я впервые встретился с Гордонами. И это была одна из причин, почему мы теперь пришли именно сюда. Порой физически полезно вернуться на то самое место, когда хочешь вспомнить, что же здесь происходило.

Тогда, в июне, я пришел сюда в бар, поскольку это было одно из немногих мест, которые я знал. Чувствовал себя еще неважно, но ничто не помогает лучше, чем атмосфера бара и пиво.

Заказал свой любимый "Будвайзер" и тут же недалеко от себя заметил очень привлекательную женщину. Был канун туристского сезона, дождило, и в баре было полно посетителей. Наши глаза встретились, она улыбнулась.

– Привет, – произнес я.

– Привет, – ответила она.

– Меня зовут Джон Кори.

– Джуди Гордон.

– Вы здесь одна?

– Да, если не считать мужа, который отлучился в туалет.

Теперь я заметил ее обручальное кольцо.

– Я верну вам мужа.

Она улыбнулась:

– Но не исчезайте.

Я уже собирался вернуться к своему столику, когда появился Том. Джуди представила меня.

– Давайте выпьем еще пива, – предложил Том.

Я обратил внимание на их акцент, выдающий жителей не этих краев. Скорее всего – туристы.

Выпивать с ними не хотелось, поскольку чувствовал я себя неловко – хотел, мол, подцепить чужую жену. Однако по какой-то до сих пор непонятной причине решил с ними выпить.

Вообще-то, я могу быть неразговорчивым, но они оказались такими открытыми людьми, что уже через несколько минут я рассказал им о своих недавних злоключениях. Оба вспомнили, что видели меня по телевизору. Я им показался героем.

Они упомянули, что работают на Пламе, меня это заинтересовало. И что прибыли сюда на катере прямо с работы – тоже интересно. Том предложил посмотреть катер, но я отказался, не будучи большим любителем всяких судов.

В разговоре они выяснили, что я живу в доме у залива. Том попросил описать, как выглядит этот дом с воды, чтобы заскочить ко мне на катере. Я описал. К моему удивлению, через неделю он и Джуди действительно посетили меня.

В ресторане наше знакомство продолжилось как нельзя лучше. Мы пообедали. Все это произошло около трех месяцев назад, но казалось, я узнал их очень хорошо. На поверку оказалось, что это не так.

Эмма прервала мои воспоминания:

– Очнись, Джон...

– Извини. Я думал о моей первой встрече с Гордонами. Именно здесь, в этом баре.

– Тебя очень печалит случившееся?

– Понимаешь, я даже не думал, как ценил это знакомство.

Она кивнула. Мы говорили о том, о сем. Мне пришло в голову, что если бы она была заодно с убийцей или каким-то образом участвовала в заговоре, то попыталась бы у меня что-либо выудить. Но она вообще предпочитала не говорить на эту тему, что меня вполне устраивало.

Мы наслаждались хорошей едой, разговаривали и глядели на бухту. Она спросила, не хотел бы я провести с ней еще ночь. Я хотел. Она открыла сумочку и показала зубную щетку и пару трусиков:

– Я готова.

По дороге в свою берлогу в Маттитак меня охватило странное предчувствие. Ничто не кончится добром, ни это расследование, ни эта связь с Эммой, ни знакомство с Бет, что бы оно ни означало, ничего хорошего все это не сулит и моей карьере. Я чувствовал мрачную тишину при ясном небе, перед тем как разразится ураган.

Глава 24

На следующее утро, когда я уже одевался, раздался звонок во входную дверь. Эмма была на первом этаже, и я подумал, что она откроет.

Спустился в кухню через десять минут и увидел Эмму Уайтстоун, распивающую кофе с Бет Пенроуз.

Был тот момент, когда нужно выходить из ситуации, и я обратился к Бет:

– Доброе утро, детектив Пенроуз.

– Доброе утро.

– Это мой партнер, Бет Пенроуз. Полагаю, вы знакомы? – сказал я Эмме.

– Я тоже так думаю. Мы вместе пьем кофе.

– Думал, что увижу вас позже, – обратился я к Бет.

– У меня изменились планы. Я оставила вчера вечером послание на вашем автоответчике.

– Я его не проверял.

– Мне пора на работу, – проговорила Эмма и встала.

– Я подвезу, – предложил я.

Встала и Бет:

– Я тоже ухожу. Я заехала, чтобы забрать распечатки финансовых документов Гордонов. Если они у вас, то могу взять их сейчас.

Эмма обратилась к нам обоим:

– Оставайтесь. У вас работа. Уоррен подвезет меня, он живет недалеко отсюда.

Она вышла из кухни, даже не взглянув на меня.

– Эмма – президент исторического общества Пеконика, – пояснил я.

– Действительно? Немного молода для такой работы. Я налил себе кофе. Мы продолжали стоять. Я пил кофе, Бет мыла свою чашку и ложку, показывая, что собирается уходить. Рядом с ее стулом я заметил маленький чемоданчик.

– Садись, – сказал я.

– Мне надо идти.

– Давай вместе выпьем еще по чашке кофе.

– Хорошо.

Она налила себе кофе и села напротив.

Я не был уверен, что должен рассказывать ей о существенных открытиях в расследовании, сделанных в ее отсутствие. Мне казалось, что я нашел мотив двойного убийства и что Фредрик Тобин должен быть проверен. Но зачем мне подставляться? Я мог и ошибаться. Обдумав всю ситуацию, пришел к выводу, что у меня все меньше уверенности в убийстве Тома и Джуди Гордонов именно Фредриком Тобином. Он действительно мог знать гораздо больше, чем говорит, но кажется более вероятным, что на спусковой крючок нажал кто-то другой, например, Пол Стивенс.

Я решил выяснить, что нужного для меня может сказать она. И что нужного для нее она ожидает от меня. Итак, начиналась игра. Раунд первый.

– Макс разорвал мой контракт с властями Саутхолда.

– Я знаю.

– Итак, кто же убил Тома и Джуди Гордонов?

– Думала, ты мне расскажешь об этом, – выдавила она улыбку.

– За доллар в неделю многого не сделать. А может, это был доллар в месяц? – Я продолжал: – Хочешь, чтобы я проинформировал тебя о своих результатах?

– Предположим, ты что-то делал, – сказала она с долей сарказма. – Но похоже, ты был занят другим.

– Это связано с работой. Она – президент...

На кухню неожиданно заглянула Эмма:

– Я, кажется, услышала сигнал автомобиля. Приятно было встретиться, Бет. Поговорим с тобой попозже, Джон.

Она вышла, было слышно, как открылась и закрылась входная дверь.

– А она мила, – заметила Бет. – Путешествует налегке.

Я не стал комментировать.

– Так у тебя есть для меня эти финансовые распечатки?

– Да, в кабинете. Сейчас вернусь.

Я прошел в центральный коридор, но вместо кабинета вышел в наружную дверь.

Эмма сидела в плетеном кресле и поджидала своего попутчика. Во дворе стоял черный полицейский "форд" Бет.

– Извини, не могу забросить тебя на работу.

– Не беда. Уоррен живет совсем рядом. Он уже выехал за мной.

– Хорошо. Когда увидимся?

– Вечера по пятницам я провожу с подружками.

– И что же делают подружки?

– То же, что и дружки.

– И куда отправляются подружки?

– Как правило, в дом Хэмптонов. Подыскиваем мужей и любовников.

– В одно и то же время?

– Кто попадется первым. Мы умеем договариваться.

Подкатила машина, и Эмма сказала, вставая:

– Кажется, твоя партнерша удивилась, встретив меня здесь.

– Да, она ожидала, что дверь открою я.

– Она выглядела больше чем удивленной. Она была... немного не в себе. Подавленной. Расстроенной.

Я пожал плечами.

– Ты говорил, что ни с кем здесь не встречаешься.

– Это так. В первый раз я увидел ее в понедельник.

– А меня в среду.

– Правильно, но...

– Слушай, Джон, мне наплевать...

– Она просто...

– Уоррен подъехал. Мне пора.

Она спустилась по ступеням, затем вернулась, поцеловала меня в щеку и поспешила к машине.

Я вернулся в дом и прошел в кабинет. Нажал кнопку автоответчика. Первое послание пришло вчера в семь вечера от Бет:

"Завтра в десять утра у меня встреча с Максом. Хочу по пути заглянуть к тебе, что-нибудь около восьми тридцати. Если есть необходимость – позвони сегодня вечером. Или позвони мне утром в машину. Если сделаешь кофе, то я привезу пончики".

Голос вполне дружеский.

Следующее послание было от моего партнера в Нью-Йорке Дома Фанелли, получено в восемь вечера:

"Слушай, меня сегодня посетили два джентльмена из департамента по борьбе с терроризмом. Один из них – парень из ФБР по имени Виттакер Уайтбред, или что-то в этом духе. И его партнер – полицейский, мы как-то с ним встречались. Они хотели знать, слышал ли я что от тебя. Они хотят встретиться с тобой во вторник, когда ты приедешь за своими документами. Я должен тебя к ним доставить..."

Мне не хотелось так близко приближаться к пламени. Мне нужно было время. И у меня было время до вторника, пока я не попал к ним в руки. Интересно, связывались Виттакер Уайтбред и Джордж Фостер друг с другом? Или это разные имена одного и того же человека?

А пока я достал финансовые распечатки Гордонов. На этом же столе находилась сумка с виноградников Тобина, в которой была изразцовая плитка с изображением морского ястреба. Я поднял сумку и подумал: "нет", потом подумал: "да", затем снова: "нет" и потом: "может быть, позже". Поставил сумку на место и вернулся на кухню.

Глава 25

Бет Пенроуз сидела за столом, на котором были разбросаны бумаги из ее чемоданчика. Заметил я теперь и тарелку с пончиками. Я передал ей пачку распечаток, которые она отодвинула в сторону.

– Извини за долгое отсутствие. Я слушал автоответчик. Получил твое послание. – Я показал на бумаги на столе и спросил: – Что мы тут имеем?

– Кой-какие заметки. Донесения. Хочешь знать, что именно?

– Конечно. – Я налил обоим кофе и сел.

– Нашел что-нибудь в этих распечатках? – спросила Бет.

– Увеличение оплаты за телефон и снятий с кредитных карточек после их поездки в Англию.

– Думаешь, поездка в Англию – это нечто большее, чем деловая поездка или отдых? – спросила она.

– Может быть.

– Думаешь, они встречались с иностранным агентом?

– Полагаю, мы никогда не узнаем, что они делали в Англии.

Конечно, я был почти убежден, что они провели неделю, листая бумаги трехсотлетней давности. И делали все, чтобы их имена остались в книгах учета посетителей государственного архива и Британского музея. Тем самым они хотели показать себя истинными искателями сокровищ. Однако я не был еще готов поделиться этими мыслями.

Заговорила Бет:

– Дай мне рассказать с самого начала. Первое: мы не нашли двух пуль на дне залива. Это почти невыполнимая задача, и от решения ее отказались.

– Правильно.

– Следующее. Отпечатки пальцев. Почти все принадлежат Гордонам. Мы разыскали женщину, которая убирает в доме каждое утро. Нашли и ее отпечатки.

– А что относительно отпечатков на том морском атласе?

– Только Гордонов и твои. Я проверила каждую страницу с увеличительным стеклом и с помощью ультрафиолетовых лучей. Никаких пометок, никаких булавочных уколов, никакой тайнописи. Ничего.

– А я думал, атлас нам что-то даст.

Она заглянула в свои заметки и продолжила:

– Вскрытие показало то, что ты и предполагал. В обоих случаях смерть наступила в результате массивной мозговой травмы – от пуль, полученных спереди, и так далее... Пороховые ожоги или копоть говорят о том, что выстрелы сделаны с близкого расстояния. И мы, вероятно, можем исключить ружейные выстрелы с большой дистанции. Медицинский эксперт не хочет утверждать с точностью, но думает, что стреляли с расстояния от пяти до десяти футов. Калибр пуль большой – может быть, сорок четвертый или сорок пятый.

– Так мы и думали, – произнес я.

– Дальше, о результатах вскрытия. Употребления наркотиков не обнаружено – ни легальных, ни нелегальных. Желудки почти пусты, только остатки раннего и легкого завтрака. Никаких отметок на телах, никакой инфекции или явной болезни... Погибшая была на втором месяце беременности...

Бет перевернула несколько бумажек и продолжала:

– На их кроссовках найден краснозем, в основном глина, железистая почва и песок. Всего этого в округе полным-полно, так что не стоит привязывать краснозем к какому-то определенному месту.

Я спросил:

– Заметно ли по их рукам, что они занимались какой-нибудь физической работой?

– Заметно. У Тома ссадина на правой руке. Оба они возились с землей, она въелась в их руки, осталась под ногтями, несмотря на попытки смыть грязь соленой водой. На одежде также следы земли.

Я кивнул.

– Что они делали? Как ты думаешь? – спросила Бет.

– Копали.

– Зачем?

– Искали сокровища.

Бет, продолжила:

– Обыск дома – сверху донизу – также не дал ничего интересного. Они мало что оставили в компьютере – за исключением финансовых и налоговых записей.

– Не исключено, нужное или улики были выкрадены.

Она кивнула и продолжала:

– У Гордонов одежда была дорогая, даже та, которую можно считать повседневной, никакой порнографии, никаких этих штучек для сексуальных утех, семнадцать бутылок с вином, четыре фотоальбома – ты на нескольких снимках, никаких аудиокассет, записная книжка, содержание которой мы сравниваем с записями книжки в их офисе, ничего необычного в домашней аптечке, ничего в карманах летней и зимней одежды, никаких лишних ключей. Но одного не оказалось – ключа Мэрфи, если верить его словам, что он отдал Гордонам один ключ от собственного дома.

Мы нашли документ на покупку участка у госпожи Уили – бумага в полном порядке. Не нашли никакого домашнего сейфа. Никаких дополнительных счетов в банках. Нашли два полиса на страхование жизни каждого из них – на одинаковые суммы в двести пятьдесят тысяч долларов. В завещаниях они указали имена друг друга, последующие получатели страховок – их родители, братья, сестры. То же самое с государственными страховками. Есть еще и очень просто составленное завещание, в нем они также указали имена друг друга, а затем родителей и родственников.

– Тщательная работа, – заметил я.

Она достала еще одну запись и сказала:

– По поводу их катера "Спирохета" я связалась с агентством по борьбе с наркотиками, с береговой охраной и даже с таможенниками. Интересно, что представители всех этих организаций знали об этом катере – они обращают внимание на суда типа "Формула". Но ничего за Гордонами этими агентствами не обнаружено. "Спирохета" никогда не была замечена в открытом океане. Никто не подозревает, что катер использовался для перевозки контрабанды, наркотиков или в других противозаконных целях.

Я подумал о том, что это не совсем правда, но решил пока промолчать.

– Для твоей информации, – продолжила Бет. – "Формула-триста три SR-I" имеет осадку тридцать три дюйма, что позволяет заходить в довольно мелкие воды. Запас топлива – восемьдесят восемь галлонов, спаренный двигатель объемом семь и четыре литра имеет мощность четыреста пятьдесят четыре лошадиных силы. Это позволяет развить скорость до семидесяти пяти миль в час. Новый катер стоит около девяноста пяти тысяч долларов. Гордоны купили его уже подержанным за семьдесят пять тысяч. Это судно новейшей серии, которое Гордоны вряд ли могли себе позволить купить и содержать. А использовать его для поездок на работу и обратно, это все равно что купить "феррари" для перевозки домашнего скарба.

– Думаю, мы можем исключить версию о наркотиках и все такое прочее, – сказал я. – Что же касается покупки Гордонами столь высококлассного судна, то, полагаю, оно было нужно им не для ежедневного пользования, а для того, чтобы воспользоваться его преимуществами при каких-то особых обстоятельствах.

– При каких?

– В случае погони за ними.

– Кто бы мог их преследовать? И зачем?

– Не знаю.

Она перебрала свои бумаги и проговорила:

– Я получила разрешение от окружного прокурора проверить записи телефонных переговоров Гордонов за последние два года Как и можно было предполагать, множество звонков от родителей, друзей, родственников. Из Индианы звонили Тому, из Иллинойса – Джуди. Много звонков на Плам, во всякие коммунальные службы, в рестораны и так далее. Несколько звонков в историческое общество Пеконика, звонки Маргарет Уили, два звонка домой Максвеллу, один Полу Стивенсу домой в Коннектикут, десять звонков тебе за последние двенадцать недель. А также еще два-три звонка в месяц в винное заведение Тобина в Пеконике, ему же в Саутхолд и в Пеконик.

– Этот джентльмен имеет дом у воды в Саутхолде и квартиру на винзаводе, который находится в Пеконике.

– Откуда ты знаешь об этом?

– Потому что Эмма Уайтстоун, которая только что уехала, – президент исторического общества Пеконика и близкий друг мистера Тобина. Кстати, я приглашен в его дом у воды на завтрашний вечер. Думаю, ты тоже должна там быть.

– Зачем?

– Это хорошая возможность поговорить с местными людьми. Макс, наверное, будет там.

– Хорошо.

– Детали узнай у Макса. Сам я, формально, приглашать тебя не имею права.

– Хорошо.

– Вернемся к телефонным звонкам.

– В мае прошлого года было четыре телефонных звонка из Лондона, Англия, оплаченных по их телефонной кредитной карточке. По одному звонку – в Индиану и Иллинойс, один – на рабочий коммутатор. И – сорок две минуты разговора с Фредриком Тобином, с его домом в Саутхолде.

– Интересно.

– Интересно, что с Фредриком Тобином?

– Знаешь, не уверен.

– Тогда скажи мне, в чем ты уверен.

– Ты делала отчет, и я не хочу тебя перебивать.

– Нет, теперь твоя очередь, Джон.

– Я не играю в игры, Бет. Ты закончишь, и я расскажу тебе о том, что раскопал.

– Хорошо. На чем мы остановились?

– На телефонных звонках.

– Да. За двадцать пять месяцев их накопилось около тысячи, их надо обработать на компьютере.

Но я натолкнулась на интересный факт. Когда Гордоны появились в этих местах в августе, два года назад, они поначалу арендовали дом в Ориенте, недалеко от парома. Затем переехали в дом в Нассау-Пойнт, всего через четыре месяца.

Я спросил:

– А дом в Ориенте был на воде?

– Нет.

– Вот в этом и ответ. Всего через четыре месяца они пришли к выводу, что им нужен дом на воде, причал и катер. Почему?

– Это мы и стараемся выяснить.

– Правильно. Я уже просчитал. К тому времени Гордоны каким-то образом уже установили: что-то должно быть найдено и выкопано на острове Плам. И вот уже два года назад, осенью, они выполнили первую часть замысла – дом на воде, затем – катер. Продолжай теперь ты.

– Пол Стивенс. Это особый разговор.

– Согласен. Ты беседовала с ним?

– Пыталась... думаю, он избегает меня. Полагаю, Джон, он что-то знает. Вряд ли можно многое утаить от человека, который руководит службой охраны Плама.

– Пожалуй, это так.

– Думаешь, его следует подозревать?

– Он мне подозрителен, значит, он подозреваемый.

Она на минуту задумалась и сказала:

– Под этим нет разумного обоснования, но он выглядит как убийца.

– Где живет Стивенс?

– В Коннектикуте. Нью-Лондон. Паром связывает Нью-Лондон и Плам.

– Дай мне его адрес и телефон.

Она дала мне адрес и телефон Стивенса, которые я отложил в своих извилинах.

– Давай прогуляемся, – предложил я.

Глава 26

Мы вышли из дома и отправились вдоль берега.

– Как здесь хорошо, – сказала она.

Я оценил эту фразу. Поднял плоский камешек и запустил его по воде. Прежде чем уйти на дно, он сделал три отскока.

Бет нашла подходящий камешек, изогнулась и вложила все силы в бросок. Камешек сделал четыре отскока.

– Хорошая рука.

То, что когда-то привлекало меня в женщинах, привлекает и до сих пор. Нравилось, как выглядела Бет, это уж точно. Нравилось и ее деланное безразличие. Мне нравится, когда они пытаются казаться безразличными. Но я был совершенно уверен, что встреча в доме с Эммой привела Бет в замешательство и раздосадовала. Более того, она удивилась своим эмоциям и, наверное, почувствовала в Эмме соперницу.

– Скучал по тебе. Разлука зовет сердца друг к другу, – произнес я.

Она взглянула на меня между бросками и ответила:

– Тогда ты должен просто влюбиться в меня, поскольку, может быть, в последний раз встречаешься со мной.

– Не забывай о завтрашней вечеринке.

Бет проигнорировала мое замечание и сказала:

– Из всех людей, о которых мы с тобой говорили, единственный, кого могу подозревать, так это Пол.

– Почему?

– Я звонила ему вчера на Плам. Мне ответили, что его нет, что он находится дома – заболел. Позвонила домой, но никто не ответил.

Мне тоже не нравилось поведение Стивенса. Его можно было подозревать в убийстве. Я вполне могу ошибаться в подозрениях по отношению к Фредрику Тобину, или Тобин может быть заодно со Стивенсом. Обе версии могут быть верны. Если я знаю мотив, то я знаю и убийцу. И когда мотив, как выясняется, – деньги, то подозревать можно любого и каждого.

Мы еще прошлись вдоль берега. Она нарушила молчание:

– Относительно доктора Золлнера. Я имела с ним дружескую беседу по телефону.

– Почему ты не вызвала его в участок?

– Я бы так и сделала, но он в Вашингтоне. Приглашен для дачи показаний в ФБР, министерстве сельского хозяйства и где-то еще. Затем у него длительные поездки – в Южную Америку, Англию, во многие другие точки, где требуются его знания. Короче, они не дают мне с ним встретиться. – Затем Бет сказала: – Лаборатория провела полную проверку двух автомобилей Гордонов и катера. Все отпечатки пальцев принадлежат им, за исключением моих, твоих и Макса на катере. А на палубе катера они нашли нечто странное.

– И что это?

– Две вещи. Первая – частицы почвы, о чем мы знаем. А второе – мелкие, очень мелкие щепки – сгнившие, разложившиеся. Это не плавник. В дереве не найдено соли. Эти щепки были выкопаны, на них остатки почвы. Есть идеи?

– Дай подумать.

– Подумай. – Бет продолжала: – Я связалась с шерифом Саутхолда, чтобы узнать, кому были им выданы разрешения на ношение оружия. Я также проверила данные в отделе разрешений на приобретение пистолетов в графстве. В общей сложности компьютер выдал тысячу сто двадцать четыре разрешения для жителей Саутхолда.

– Мистер Тобин получал такое разрешение?

– Да.

– Кто еще?

– Макс. Он имеет неслужебный сорок пятого калибра.

– Это твой подозреваемый, – сказал я полушутливо. – И добавил: – А что носит Тобин?

– "Браунинг", девять миллиметров и "кольт", сорок пятого калибра, автоматический.

– О Боже! Он что, боится виноградных вредителей?

– Почему Фредрик Тобин интересует тебя?

– Я говорил тебе... оказывается, он был гораздо ближе знаком с Гордонами, чем я думал.

– Ну и что?

– Не знаю. Продолжай, пожалуйста.

Она снова взглянула на меня, отошла от воды и продолжила:

– Затем мы обследовали болотистую местность к северу от дома Гордонов. Мы нашли место, где в камыши можно затащить лодку.

– Действительно? Хорошо поработали.

– Спасибо. Вполне возможно, что кто-то забрался в это место на судне с малой осадкой. Наивысший прилив в понедельник был в семь ноль две вечера, так что и около пяти тридцати вода стояла довольно высоко. Глубина в болоте за домом могла быть около двух футов. И лодку с малой осадкой вполне можно затащить в камыши, там ее никто не заметит.

– Отлично. Почему же я об этом не подумал.

Она продолжала:

– Никто не может сказать с полной уверенностью, что лодка была в тех зарослях. Но похоже на то – мы обнаружили недавно сломанные камышинки. В трясине нет следов, но со времени убийства сюда приходило восемь приливов и они могли смыть любые следы.

Я согласно кивнул. Это тебе не расследование убийств на Манхэттене. Все эти камыши, болота, трясины, приливы, глубокие заливы с пулями на дне.

– Я разговаривала по телефону с Максом. Он очень раздражен тем, что ты в этом деле так рьяно взялся за Тобина.

– К черту Макса!

– Так ты выудил что-нибудь от Фредрика Тобина?

– Что-нибудь? О болезнях виноградных листьев. О вымачивании шкур в бочках с раствором. Что еще?

– Я должна его допросить?

Подумав с минуту, я ответил:

– Да. Должна.

– Не хочешь ли ты сказать, почему я должна его допрашивать?

– Я скажу. Только не сейчас. Однако ты должна забыть обо всех этих наркотиках, бактериях, вакцинах и обо всем, что связано с работой Гордонов.

Она надолго замолчала, мы продолжали гулять. Затем спросила:

– А ты в этом уверен?

– Я не шучу. Понимаешь?

– Тогда в чем же мотив преступления? Скажи мне.

– Думаю, я тебя немного нервирую.

– Роман? Секс? Ревность?

– Отнюдь нет.

– Участок земли, купленный у миссис Уили?

– Да. С этим есть связь.

Она глубоко задумалась.

Мы вернулись на участок моего дяди и остановились друг против друга около причала. Я размышлял о своих чувствах к этой женщине и о том, как это все связано с моими отношениями с Эммой. А Бет размышляла о загадке убийства Гордонов. Я подумал, что после расследования этого дела мы все разберемся в наших взаимных чувствах и отношениях.

– Так все же что ты сумел выяснить? – задала вопрос Бет.

– Ты очень хороший детектив. Я просто изложу ключевые моменты, а ты будешь делать выводы. Итак, слушай. Они арендовали дом у залива, приобрели скоростной катер, купили акр земли у миссис Уили, потом это историческое общество Пеконик, история Плама и окружающих его островов, исчезновение на неделю в Лондон... что еще... да, эти цифры сорок четыре-десять-шестьдесят восемь-восемнадцать... Что еще?

– Пол Стивенс?

– Возможно.

– Фредрик Тобин?

– Возможно.

– И кем его считать? Подозреваемым? Свидетелем?

– Мистер Тобин и его винзавод могут быть банкротами. По крайней мере, я слышал об этом. Поэтому он может быть в отчаянии. А отчаявшиеся люди способны на что угодно.

– Я проверю его финансовые дела, и спасибо за ценные ключи к разгадке, – сказала Бет.

– Они все у тебя, малышка. Ищи какой-то общий знаменатель, какую-то нить, которая свяжет все воедино.

Мои слова ей явно не понравились.

– Мне надо уходить. Скажу Максу, что ты раскрыл это дело и что он должен тебе позвонить.

Она направилась к дому. Я вслед за ней.

На кухне она стала собирать свои бумаги.

– Кстати, какие сигналы подавали те вымпелы во дворе Гордонов? – спросил я ее.

– Флаги читаются как буквы В и V. Это означает: Браво и Виктор.

– И какой же смысл имеет этот жаргон?

– Флаг Браво означает – опасный груз. Флаг Виктор – прошу помощи.

– Итак, оба флага вместе могут означать: на борту опасный груз, прошу помочь.

– Что наводит на мысль: Гордоны перевозили опасные микроорганизмы. Или даже наркотики. Флаги могли означать сигнал партнеру. Но ты ведь сказал, что микробы и наркотики не имеют к делу никакого отношения.

– Да. Я так сказал.

– Один парень из моего офиса, который был моряком, пояснил мне, что на суше многие используют морские вымпелы как декорации, не больше. Но на море такие шутки неуместны.

– Давай представим, что флаги были кому-то сигналом. Хороший ход: никаких записей телефонных переговоров, нет переговоров по сотовому телефону, а просто, как в давние времена, – сигнал флагами. Гордоны извещали: товар на борту, помогите разгрузить содержимое.

– Какое содержимое?

– О, в том-то и вопрос.

Она посмотрела на меня и произнесла:

– Если ты имеешь информацию или улики и скрываешь их, а я думаю, ты так и делаешь, то у тебя могут быть проблемы с правосудием, детектив.

– Погоди, погоди. Давай без угроз.

– Джон, я расследую двойное убийство. Они были твоими друзьями, дело нешуточное...

– Стоп. Не читай мне лекций.

Я сидел на веранде, раздумывал о своих делах, когда пришел Макс с протянутой рукой...

– Нет, остановись ты. У тебя не может быть претензий ко мне...

После пары минут такой перепалки я сказал:

– Давай мириться. А то мы ничего не достигнем.

– Извини, – ответила она.

– И ты меня извини.

– Я не выпытывала, что знаешь ты. Однако ты обещал изложить свою информацию, после того как я изложу свою.

– Я сделаю это, но не сегодня утром.

– Почему?

– Прежде всего поговори с Максом. Будет гораздо лучше, если он получит информацию, из твоего блокнота, а не мои теории.

– Хорошо, но когда же ты изложишь мне свои теории?

– Мне нужно еще немного времени. А пока подумай о моих догадках и посмотрим, приходишь ли ты к тому же, что и я, мнению.

Она промолчала.

Я добавил:

– Обещаю, если я соберу все воедино, то преподнесу тебе информацию на серебряном блюдечке.

– Ты очень щедр. А что хочешь взамен?

– Ничего. Тебе нужно продвижение по службе. А я уже достиг всех высот.

– Мне пора на встречу с Максвеллом.

Мы вышли из дома, и она села в машину.

– Увидимся завтра вечером на вечеринке у Тобина, если не раньше, – сказала она.

– Точно. Ты можешь представиться подругой Макса. Спасибо, что заглянула, – проговорил я с улыбкой.

Она сделала на своей машине круг по двору, но вместо того чтобы направиться к выезду, стала повторять круг за кругом и нажала на тормоза у входной двери. Почти на одном дыхании выкрикнула:

– Джон! Ты сказал, что Гордоны вели раскопки сокровищ. Это важная археологическая находка – находка на Плам, которая принадлежит государству. Они должны были украсть сокровища с Плама и спрятать на собственной территории – на земле, купленной у миссис Уили. Правильно?

Я улыбнулся, показал ей большой палец и вернулся в дом.

Зазвонил телефон. Это снова была Бет:

– И что же они искали?

– Это не телефонный разговор.

– Джон, когда мы увидимся? Где?

– Я с тобой свяжусь.

– Обещай!

– Обещаю.

Я повесил трубку, вышел через заднюю дверь кухни и направился к краю причала. Это место показалось мне удачным для размышлений.

Над водой расстилался утренний туман. Сквозь него просматривался небольшой ялик. На пересечение с ним шел катер... Человек на ялике взял что-то в руки, и я услышал громкий звук сирены. Вспомнил, что уже видел такие устройства со сжатым воздухом, подражающие звуку электрической сирены или медного колокола. Это был достаточно привычный звук на море, на него можно было не обратить особого внимания даже в ясный солнечный день. Я припомнил, как большие суда используют такой сигнал при швартовке с меньшими, когда встречаются с ними в открытом море. И если такой сигнал раздается вблизи, то вряд ли расслышишь звук двух почти одновременных выстрелов из пистолета. Вот тебе и глушитель. Здорово придумано.

Начала складываться полная картина, вплоть до мельчайших деталей. Я был доволен, что понял мотив убийства – сокровища капитана Кидда. Но я никак не мог связать с убийством Тобина, Стивенса или кого-то еще. В приступах паранойи мне казалось, что замешаны могут быть Макс и Эмма.

Это действительно мог быть широкомасштабный заговор. Но кто нажал на спусковой крючок? Во дворе Гордонов я старался представить в этой роли Макса, Эмму, Тобина, Стивенса и даже Золлнера... А может быть, кто-то еще, кого я даже не встречал или о ком не думал? Надо все очень тщательно взвесить и быть чертовски уверенным, чтобы кого-то начинать называть убийцей.

Глава 27

Около полудня я подъехал к магазину "Цветы Уайтстоун". Я не завтракал, поэтому пригласил Эмму на ленч. Она отказалась, сославшись на занятость. Для торговцев цветами пятница всегда горячий день: вечеринки, званые обеды и так далее. А сегодня еще было трое похорон – события непредсказуемые. Кроме того, Эмма имела по пятницам постоянный заказ для ресторана Тобина и гостиной его дома. И конечно, цветы были нужны для завтрашней большой вечеринки, которую устраивал Фредрик.

Я спросил Эмму:

– Он платит по счетам?

– Нет. Поэтому я получаю с него лично. Чеки не принимаю. И не взимаю за доставку на дом.

– Принести тебе сандвич? – спросил я.

– Нет, спасибо, мне надо работать.

– Увидимся завтра.

Я вышел и направился вдоль главной улицы. Наши отношения стали меняться. Эмма начала проявлять холодность.

Купив сандвич и пива в закусочной, я сел в джип и отправился на акр земли, купленный Томом и Джуди. Скалы капитана Кидда. Невероятно. Я нисколько не сомневался, что цифры сорок четыре-десять-шестьдесят восемь-восемнадцать, принадлежащие истории, могли прекрасно сработать на этом изъеденном эрозией клочке обрыва. Здесь должны были быть найдены сокровища: сорок четыре шага или сорок четыре градуса, десять шагов или десять градусов, или что-то в этом роде... Можно поиграть с цифрами и их значениями для того, чтобы задним числом вычислить точку собственной находки.

"Хорошо поработали эти двое", – подумал я про себя.

Встал на камень и через бинокль посмотрел на юг, обозревая фермы и виноградники. Взгляд остановился на самом высоком строении равнины, отглаженной ледником. Башня Тобина Грозного. Двойник пениса лорда Фредди.

– Ну ты и говнецо, – сказал я вслух.

Почувствовал, что захотелось обо всем забыть: о телефоне, о доме, о Бет, Максе, Эмме, ФБР, ЦРУ, о начальниках, даже о своих друзьях в Нью-Йорке. Посмотрел в сторону Коннектикута, и в голову пришла идея отправиться в казино "Фоксвуд".

Я спустился с обрыва, сел в джип и отправился к парому Ориент. Была тихая погода, ясный день, через час двадцать я уже был в Нью-Лондоне, штат Коннектикут.

Подъехал к "Фоксвуду" – обширному игорному комплексу с отелем в центре. Снял номер, купил туалетные принадлежности, распаковался и спустился в пещеро-подобный игровой зал навстречу своей судьбе.

Повезло с блэк-джеком, поровну сыграл на автоматах, немного проиграл в крэп, чуть-чуть заработал на рулетке. К восьми вечера в общей сложности проиграл всего лишь около двух тысяч долларов. Но это было удовольствие.

Попытался представить себя на месте Фредрика Тобина. Содержу красотку, проигрываю около десяти тысяч долларов за уик-энд, винзавод работает, но не так споро, как бы хотелось. Приближается полный крах. Однако я стараюсь держаться, продолжаю все более азартно играть и тратиться. Потому что собираюсь сорвать банк. Но не банк в "Фоксвуде", а тот, что упрятан три сотни лет тому назад. Я знаю, где этот банк, он дразнит меня своей близостью. Я, кажется, даже могу разглядеть его, когда огибаю на лодке остров Плам. Но я не могу овладеть этим сокровищем без помощи Тома и Джуди Гордонов, которых посвятил в тайну и нанял в качестве партнеров. И я, Фредрик Тобин, сделал правильный выбор. Из всех ученых, служащих и рабочих на Пламе, с которыми я знаком, Том и Джуди больше всего подходят для этой роли. Они молоды, умны, уравновешенны, способны, но самое главное – они проявляют интерес к безбедной жизни.

Я предполагал, что Тобин нанял Гордонов совсем вскоре после их прибытия в эти края. Свидетельство тому – всего через четыре месяца Гордоны переехали в новый дом, расположенный на берегу залива. Предложил им это Тобин, так же как и купить катер.

Несомненно, Фредрик Тобин активно устанавливал связи на Пламе и, возможно, отверг некоторых кандидатов. Я знал, что однажды он уже имел партнера на острове, но что-то у них не заладилось. Теперь он или они мертвы. Мне следует проверить, не умер ли кто-то на Пламе преждевременной смертью в течение последних двух-трех лет.

Я понимал, что испытываю к Тобину неприемлемое предубеждение, я действительно хочу, чтобы он оказался убийцей. Не Эмма, не Макс, не Золлнер, не даже Стивенс, а именно Фредрик, которого следует зажарить на электрическом стуле.

Как только я хотел представить кого-то в роли убийцы, в голове возникал образ Тобина. Бет, не говоря об этом вслух, подозревала Пола Стивенса. И при всех других равных обстоятельствах Стивенс был под большим подозрением, чем Тобин.

Но я решил действовать, исходя из того, что убийца – Тобин. И я постараюсь уличить его в преступлении.

Что же касается Пола Стивенса, он вполне может быть соучастником, но если Тобин нанял Стивенса, то зачем ему понадобились Гордоны? И если Стивенс не был включен в план, может быть, он имел свой собственный? Налететь как хищник и овладеть своей долей, после того как другие в результате долгой и трудной охоты добились результата? Или это был Стивенс, действовавший без Тобина и кого-либо еще? Конечно, я мог выдвинуть обвинения против Стивенса, который обладал знаниями о Пламе, возможностями, оружием, постоянно находился рядом с жертвами, и прежде всего личности, способной на заговоры и убийство партнеров. И если бы мне повезло, я мог бы загнать Стивенса и Тобина в пекло.

Но не исключено, что преступление совершили другие.

Я раздумывал надо всем, что происходило до того, как пули разворотили голову Тома и Джуди. Представил Тома, Джуди и Фредрика, живших далеко не по доходам. Они то безмерно верили в успех своего рискованного предприятия, то страшились провала.

Они очень тщательно готовились к так называемому обнаружению сокровищ. Интересно, что "обнаружить" клад они решили не в прибрежных владениях Тобина, а в скалах капитана Кидда – согласно здешней легенде. Они рассказали бы, как научные изыскания привели к определению именно этого места. Признались бы, что обхитрили бедную Маргарет Уили, которая била бы себя по голове, будучи уверена, что боги наказали ее. В качестве утешительного приза Гордоны подарили бы ей драгоценный камень.

Зачастую, расследуя убийства, я искал простейшее им объяснение. И простейшее объяснение действительно было простым: жадность. Фредди никогда не любил делиться. И даже если бы эта мысль пришла ему в голову, то сокровища не были столь значительны, чтобы покрыть его долги и сохранить винзавод от разорения. Его доля была бы не более пятидесяти процентов. Доля государства и налоги потянули бы примерно на столько же. Если бы даже стоимость клада составила десять миллионов долларов, то Фредди в лучшем случае получил бы два с половиной миллиона. Совсем ничтожная сумма для транжиры Лорда Тобина. А если бы существовал и другой партнер в добром здравии, например, Пол Стивенс, то Гордоны наверняка должны были исчезнуть.

Но я до сих пор не имел ответов на ряд вопросов. Предположим, Гордоны откопали клад на Пламе. Был ли клад при них, когда они встретили смерть у собственного дома? Был ли клад в ящике для льда? И где находился подлинный сундук, который предстояло перезахоронить и найти таким образом, чтобы ничего не заподозрили археологи и агенты налоговой полиции?

В субботу я проснулся в гостинице с тем странным чувством, когда не понимаешь, где находишься. Принял душ, оделся, позавтракал в казино.

На дворе было прекрасное позднее лето, почти осень. Я погрузился в джип и отправился на юг в сторону Нью-Лондона. На северной окраине городка остановился на заправке, спросил дорогу и через пятнадцать минут был на Риджфилд-роуд, улочке с уютными дощатыми домиками на довольно просторных участках. Дома были средних размеров, автомобили – средней стоимости, словом, обитатели были среднего достатка.

Я остановился у дома семнадцать – типичного деревянного строения, расположенного футах в ста от дороги. Соседние дома были на довольно большом отдалении. Вышел из джипа, прошел по дорожке и позвонил в дверной звонок.

Ожидая ответа, поглядел по сторонам. Автомобиля во дворе не было. Не видно детских игрушек, из чего я заключил, что мистер Стивенс либо холост, либо женат, но не имел детей, либо женат и имел взрослых детей, либо слопал свое потомство. Как мое мышление?

Заметил, что здесь было ну уж очень все прибрано. Казалось, тут обитал кто-то с изощренной любовью к порядку – типа психически больного человека или фашиста.

На звонок никто не ответил, поэтому я подошел к гаражу, примыкающему к дому, и заглянул в боковое окошко. Машины не было. Обошел дом и попал на задний дворик. Газон протянулся к лесу ярдов на пятьдесят. Патио, гриль, летняя мебель и все такое.

Подошел к задней двери, через окошко разглядел аккуратную и чистенькую сельскую кухню.

Заметил, что все окна снабжены сигнализацией. А справа от меня под карнизом крыши была установлена телекамера наблюдения, обозревавшая все и вся на сто восемьдесят градусов. Этот парень все доводил до совершенства.

Я вернулся в машину и набрал номер Стивенса. Автоответчик предложил мне несколько вариантов: как послать факс и электронную почту по домашнему адресу, номер бипера, номер абонентского ящика и почтовый адрес, номер телефона в офисе и номер факса, и наконец, было предложено оставить сообщение после двух сигналов. Я набрал номер бипера, переключился на свой номер в автомобиле и повесил трубку. Через минуту мой телефон зазвонил, и я ответил:

– Служба водоснабжения Нью-Лондона.

– Говорит Пол Стивенс.

– Да, сэр. Большая протечка у вашего дома на Риджфилд-роуд. Мы хотим установить насос в подвале вашего дома. Боимся затопления.

– О'кей... Я в машине... Могу быть через двадцать минут.

– Отлично. – Я повесил трубку.

Приблизительно через пять минут, а не через двадцать, серый "форд эскорт" подкатил ко въезду. Пол Стивенс был в черных брюках и светлой ветровке.

Я вышел из джипа, и мы встретились на лужайке перед домом.

– Какого черта вы делаете здесь? – приветствовал он меня.

– Вот катался и решил заглянуть.

– Убирайтесь к дьяволу с моей территории.

– Не люблю, когда со мной так разговаривают.

– Ты, дерьмо, ты крутил мне яйца почти целое утро...

– Слушай, парень...

– Катись отсюда, Кори. Убирайся с этого места.

Да, это был другой мистер Стивенс. На Пламе он был хотя и недружелюбен, но, по крайней мере, сдержан. Конечно, тогда он был вынужден быть сдержанным. Теперь он был тигром в своем логове, и сдерживать его было некому.

– Стоп, Пол, погоди...

– Ты что, оглох? Я сказал, убирайся отсюда к черту... Сейчас же.

– О'кей. Но я должен взять своего партнера. – Я показал на дом. – Бет Пенроуз. Она за домом.

– Садись в свою гребаную машину. Я схожу за ней.

Он стал удаляться, затем крикнул через плечо:

– Вас обоих должны арестовать за вторжение на чужую территорию. Вам повезло, что я не начал в вас стрелять из машины.

Я повернулся и направился к своему джипу. Через плечо заметил, как он завернул за угол гаража. Бросился через лужайку и поравнялся с ним, когда он обходил дальний угол дома. Он услышал меня, оглянулся и потянулся к своему пистолету. Но было слишком поздно. Мой кулак пришелся ему в челюсть. Издав один из тех известных звуков, он перевернулся через спину – руки и ноги в разные стороны. Это было немного комично.

Я наклонился к бедному Полу, ощупал и нашел во внутреннем кармане ветровки маленькую "беретту" шесть и пять миллиметра. Вытащил обойму, переложил патроны себе в карман. Очистил патронник, вставил пустую обойму и положил "беретту" туда, где она и была раньше.

Осмотрел бумажник: немного денег, кредитные карточки, водительское удостоверение, медицинская страховка, рабочее удостоверение с Плама, права на ношение оружия, выданные в Коннектикуте. В них значились "беретта", "кольт" сорок пятого калибра и "магнум-триста пятьдесят семь". Не было ни фотографий, ни номеров телефонов, ни визитных карточек, ни ключей, ни презервативов, ни лотерейных билетов – ничего, что могло представить интерес. За исключением факта, что он имел крупнокалиберное оружие. И это могло остаться неизвестным, если бы я не уложил его и не обшарил бумажник.

Я положил бумажник обратно, встал и стал терпеливо ждать, когда он придет в себя и извинится за бестактное поведение. Но он продолжал лежать, его глупая голова перекатывалась из стороны в сторону, изо рта исходили вялые звуки. На нем не было крови, но в том месте, куда я угодил, начала проявляться краснота. Позже это место станет синим, затем фиолетовым.

Я взял скрученный садовый шланг, открыл кран и брызнул на мистера Стивенса. Казалось, это помогло, и он, отплевываясь и шатаясь, с трудом встал на ноги.

– Нашел моего партнера? – спросил я его.

Он был явно не в себе.

– Эй, Пол, кто убил Тома и Джуди?

– Будь ты проклят.

Я снова окатил его водой. Он закрыл лицо руками.

Я бросил шланг, приблизился к нему поближе:

– Кто убил моих друзей?

Он стал вытирать лицо полой ветровки и, как бы вспомнив, правой рукой вытащил из ее кармана свою игрушку:

– Ты, скотина! Руки за голову.

Я положил руки за голову, что явно принесло ему некоторое облегчение.

Он потирал челюсть, и было заметно, что ему больно. Он осознавал, что его заманили в ловушку, оглушили и обдали из шланга. Было видно, что он начинает злиться. Он произнес:

– Сними пиджак.

Я снял, обнажив свой 38-й неслужебный в кобуре под мышкой.

– Брось пиджак, медленно отстегни кобуру и опусти на землю.

Я выполнил.

– Есть еще оружие? – спросил он.

– Нет, сэр.

– Подними штанины.

Я поднял, показывая, что у меня нет кобуры на голени.

– Повернись спиной и задери рубашку.

Я повернулся, поднял рубашку, показывая, что кобуры нет и сзади.

– Повернись ко мне.

Повернулся к нему лицом.

– Руки за голову.

Я исполнил.

– Отойди от своего револьвера.

Отошел.

– На колени.

Стал на колени.

– Ты говно, ты ублюдок. Кто ты такой, чтобы появиться здесь, нарушать право частной собственности и мои гражданские права?

Он был явно взбешен и прибегал к богохульству.

Наконец я сумел вставить слово:

– Хорошо, но у тебя хоть есть предположение, кто это сделал?

– Если бы и знал, не сказал тебе, сукин сын.

– Но хоть почему они были убиты?

– Эй, прекрати допрашивать меня, дерьмо. Заткни свою грязную пасть.

– Так это значит, что я не могу рассчитывать на сотрудничество?

– Заткнись! Я должен был застрелить тебя за вторжение, ты, глупый ублюдок.

Стоя на коленях, я почувствовал легкую судорогу и встал.

– На колени! – заорал Стивенс.

Я двинулся к нему. Он направил "беретту" прямо на мои колокольчики между ног и нажал на спуск. Я вздрогнул, хотя и знал, что оружие разряжено.

Он догадался, что сделал что-то не то, стараясь отстрелить мне яйца незаряженной "береттой". Уставился на нее.

Я использовал крюк левой, щадя его израненную челюсть справа. Надеялся, что он оценит мой поступок, когда придет в себя.

Стивенс рухнул на траву.

Я знал, что он будет в ужасном состоянии, когда придет в себя. Почувствует всю глупость своего положения, ощутит себя опозоренным. Мне стало жаль его. А может быть, и нет. В любом случае после второго нокаута добровольно он ничего мне не скажет. И я не думаю, что смогу взять его хитростью. Пытать его я также не собирался, хотя он и напрашивался.

Я подобрал свой револьвер, кобуру, пиджак и, не изменяя своим традициям, связал вместе шнурки обоих ботинок Стивенса.

Сел в джип и отправился в путь, стараясь отъехать подальше от этого места, пока Стивенс не очнется и не вызовет полицию.

Ведя машину, задумался о Стивенсе. Факт, что он полусумасшедший. Но убийца ли он? Не похоже, но что-то в нем такое есть... Он что-то знает, я был в этом убежден. И что бы он ни знал, он держит это при себе. А это означает, что либо он кого-то покрывает, либо шантажирует, либо соображает, как на всем этом подзаработать. В любом случае теперь он стал как минимум враждебным свидетелем.

К семи вечера я вернулся в свои края. Идти домой не хотелось, и я заглянул в таверну выпить пару пива. Я знал бармена по имени Айдан и спросил его:

– Ты когда-нибудь встречался с человеком по имени Фредрик Тобин?

– Однажды я обслуживал вечеринку в его доме. Но обмолвился лишь парой слов.

– А что о нем говорят?

– Не знаю... слышал о нем разное.

– Например?

– Ну, некоторые говорят, что он любитель женщин. Другие говорят, что он банкрот и всем должен. Некоторые утверждают, что он жаден, другие, что щедр. Понимаете, когда такой парень приезжает сюда и начинает большой бизнес с нуля, то о нем всегда можно услышать самое разное. Кое-кому он наступил на мозоли, кое-кому сделал добро, я так понимаю. Он близок с полицией. Знаете?

– Знаю. А где он живет?

– Он имеет дом в Саутхолде у Фаундерс-Лэндинг. Вы знаете это место?

– Нет.

Айдан указал мне направление.

– Спасибо. А ты знаешь, что неподалеку есть место, где пираты закопали свои сокровища?

Айдан рассмеялся:

– Да, отец говорил, что когда он был мальчишкой, то здесь везде копали. Если кто что-то и нашел, то держал язык за зубами.

...Я покинул таверну и отправился к месту под названием Фаундерс-Лэндинг.

Глава 28

Уже темнело, когда я подъехал к Фаундерс-Лэндинг. В конце дороги разглядел прибрежный парк.

На восток от парка высился большой дом, больше чем дом моего дяди Гарри, скорее колониального, чем викторианского стиля. Вокруг дома был добротный забор из узорчатого железа. Просматривались машины, припаркованные у дома и на боковой лужайке. Из глубины владения доносилась музыка.

Я поставил машину на улице и вошел в открытую калитку из такого же кованого железа. Прошел на просторный задний двор, спускающийся к заливу. Во дворе были установлены полосатые тенты, между деревьями протянулись гирлянды праздничных огней, пылали полинезийские факелы, на столах под зонтиками горели свечи, цветы из магазина Уайтстоун, оркестр из шести музыкантов, несколько баров, длинный шведский стол. Короче говоря, обычный прибрежный шик обитателей Восточного побережья США. И погода была отличной. И вправду, Бог был милостив к Ф.Тобину.

Между дубовыми деревьями натянут бело-голубой транспарант: "Историческое общество Пеконика. Ежегодная встреча".

Хорошенькая молодая женщина в костюме прошлого века приветствовала меня:

– Добрый вечер.

– Спасибо.

– Давайте выберем шляпу.

– Зачем?

– Наденете шляпу – получите право на выпивку.

– Тогда мне нужно шесть шляп.

Она хихикнула, взяла меня под руку и подвела к длинному столу, на котором лежало с дюжину идиотских шляп: треуголки разной расцветки, некоторые с перьями, другие с плюмажами, некоторые с золотой тесьмой, как у военных моряков давних лет. Были и черные шляпы с изображением белого черепа и скрещенных костей.

– Я выбираю пиратскую шляпу.

Женщина взяла одну из них и водрузила мне на голову. Из большого картонного ящика вытащила пластиковую абордажную саблю – такую же, какой меня атаковала Эмма, – и засунула мне ее за пояс.

Я огляделся по сторонам. Народу было пока немного – человек пятьдесят, все в шляпах. Подумал, что основная часть гостей подтянется после заката солнца, минут через тридцать. Не было видно ни Макса, ни Бет, ни Эммы – никого, кого бы я знал. Подошел к ближайшему бару и попросил пива.

– Извините, сэр, только вино и прохладительные напитки, – ответила барменша в костюме пирата.

– Как так? Это возмутительно. Мне нужно пиво. И я при шляпе.

– Да, сэр, но пива просто нет. Хотите игристого вина? Оно с пузырьками, и вы можете вообразить, что пьете пиво.

– Найдите мне пиво, когда я к вам вернусь.

Я стал разглядывать гостей мистера Тобина. Они стояли, прогуливались, сидели за большим белым столом, выпивали, болтали. В шляпах с перьями.

Разглядел длинный причал мистера Тобина. В его конце виднелся лодочный ангар внушительных размеров. Несколько лодок, вероятно, принадлежавших гостям, были пришвартованы к причалу. Случись эта вечеринка неделю назад, здесь могла быть и "Спирохета" Гордонов.

Будучи любопытным, я отправился вдоль причала к лодочному ангару. Прямо перед ангаром стоял большой катер с рубкой, около тридцати пяти футов в длину. На борту название – "Осеннее золото". Я решил, что это судно мистера Тобина. Названо либо в честь его нового сорта вина, либо в честь сокровищ, которые еще должны быть найдены. Так или иначе, мистер Т. любил забавы.

Вошел в ангар. Было темновато, но я рассмотрел две лодки, пришвартованные по обе стороны причала. Лодка справа была маленькой плоскодонкой типа "вельбот", предназначенной для плавания на мелководье и в зарослях. У левой стороны причала – скоростной катер типа "Формула-триста три" – точно такая же модель, как у Гордонов. Мелькнула шальная мысль: Гордоны ожили и решили испортить Фредди его вечеринку. Но это была не "Спирохета", катер носил имя "Сондра", скорее всего, в честь нынешней пассии Фредрика.

Меня не интересовал ни катер с рубкой, ни "Формула-триста три". Внимание привлекала плоскодонка типа "вельбот". Наклонившись к ней, я рассмотрел подвесной мотор и уключины для весел. На причале лежали весла. Но самое интересное – здесь же был и шест длиной футов в шесть. Таким пользуются в зарослях, когда невозможно использовать мотор или весла. Внутри лодки было грязно. На корме стоял пластиковый ящик со всякой мелочью, в том числе в нем находилась и пневматическая туманная сирена.

– Вы что-то ищете?

Я оглянулся и увидел на причале мистера Фредрика Тобина в вычурной пурпурной треуголке с развевающимся плюмажем. В руке бокал с вином. Он почесывал короткую бородку, вперив в меня взгляд. Ну, чисто Мефистофель.

– Восхищаюсь вашей лодкой, – ответил я.

– Этой лодкой? Люди обычно обращают внимание на скоростной катер или катер с рубкой.

Его тонкий голос звучал с едва заметным оттенком раздражения. Голос, который мне не нравился.

– Да, но этот малыш больше подходит мне по цене, – сказал я с обезоруживающей улыбкой. – Когда я увидел "Формулу-триста три", то подумал, что Гордоны ожили.

Мое замечание ему явно не понравилось.

– Но потом я увидел, что это не "Спирохета", а "Сондра", что вполне уместно. Такая прилизанная, быстрая, горячая...

– Все гости на лужайке, мистер Кори, – холодно заметил мистер Тобин.

– Неплохое у вас здесь местечко.

– Спасибо.

В дополнение к колоритной шляпе он был одет в белые парусиновые брюки, двубортный блейзер и широкий галстук вызывающе алого цвета.

– Разрешите представить вас моим гостям, – предложил он.

– Это будет прекрасно.

Двигаясь от ангара по причалу, я спросил его:

– А как далеко отсюда причал Гордонов?

– Не имею понятия.

– А приблизительно?

– Может, миль восемь. А что?

– А я думаю, скорее десять. Я сверялся с картой в моей машине. Около десяти.

– К чему вы клоните?

– Так, просто разговор у моря.

Мы вернулись на лужайку, и мистер Тобин напомнил:

– Вы не должны расспрашивать моих гостей об убийстве Гордонов. Я говорил об этом с Максвеллом, и он того же мнения, кроме того, он еще раз подтвердил, что у вас здесь нет никакого официального статуса.

– Даю слово, я не побеспокою ни одного из ваших гостей полицейскими расспросами об убийстве Гордонов.

– И ни о чем, что с ними вообще связано.

– Обещаю, но я хочу пива.

Мистер Тобин посмотрел по сторонам, заметил молодую официантку с вином на подносе и приказал:

– Принесите этому джентльмену пива из дому, налейте в винный бокал.

Я наблюдал, как Фредрик занимался гостями. Переходил от одного к другому, от пары к паре, смеялся, шутил, поправлял кому-то шляпы, тем женщинам, на которых были пояса, засовывал за них пластиковые сабли.

Этот человек мог сохранять спокойствие, надо отдать ему должное. Он был на грани разорения, если верить Эмме Уайтстоун. И он был виновником двойного убийства, если верить моей интуиции, да еще плюс к тому, что я только что увидел в лодочном ангаре. И вероятно, он догадывался, что я знаю оба его секрета. Но он не выглядел обеспокоенным. Его больше волновало, чтобы я не испортил ему вечеринку. А не то, что я могу испортить ему всю жизнь. Да, крепкий орешек.

Официантка вернулась с пивом в винном бокале. Я взял бокал и прокомментировал:

– Я не люблю вино.

– Я тоже. В холодильнике есть еще пиво. – Она подмигнула и удалилась.

Толпу составляла в основном молодежь и люди среднего возраста, не так много пожилых дам. Например, я не заметил Маргарет Уили.

Обратил внимание на женщину в белом, кажется, шелковом платье, как положено, в шляпке, из-под которой спадали длинные светлые волосы. Я узнал ее как маленькую зазнобу лорда Фредди. Гордоны показывали мне ее на дегустации вин. Она пересекала лужайку в одиночестве, и мне удалось ее перехватить.

– Добрый вечер, – поприветствовал я.

– Добрый вечер, – ответила она, улыбаясь.

– Меня зовут Джон Кори.

Мое имя явно ничего для нее не значило.

– А меня – Сондра Уэллс. Я приятельница Фредрика Тобина.

– Я знаю вас. Мы встречались на дегустации вин в июле. Я был с Гордонами.

Улыбка исчезла с ее лица:

– О, как это ужасно!

– Да, вы правы.

– Трагедия.

– Вы хорошо знали Гордонов?

– Знаете... Фредди знал их хорошо. Мне они нравились... Но я не знаю, нравилась ли им я.

– Конечно, нравились. Они всегда высоко о вас отзывались.

На самом деле, Гордоны вообще о ней никогда не говорили.

Она хорошо вела разговор и умела себя вести. Но лично мне было непонятно, как можно было променять Эмму Уайтстоун на Сондру Уэллс.

– Вам нравятся морские прогулки? – спросил я ее.

– Мне нет. Фредрик ими наслаждается.

– У меня домик на воде, к западу отсюда. Я люблю покататься на лодке.

– Как прелестно.

– Уверен, что я видел мистера Тобина... дайте припомнить, в прошлый понедельник, где-то во второй половине дня, думаю. В его маленьком вельботе, кажется, с ним были и вы.

Она на момент задумалась и ответила:

– О... в понедельник... я весь день была на Манхэттене. На его машине с водителем и горничной я провела весь день в городе, занималась покупками.

Я заметил, что ее ум заработал и губы слегка искривились.

– Вы видели Фредрика на вельботе с ... другой особой?

– Может, это был и не он, или он, но один, или с... мужчиной...

Она опять скривилась.

Я люблю заваривать кашу. Кроме того, я установил, что мисс Уэллс и горничная были во время убийства на Манхэттене. Как удобно.

– А вы разделяете интерес Фредрика к истории здешних мест и к археологии?

– Нет, не разделяю. Рада, что и он перестал этим интересоваться. У людей столько хобби, а к чему эти?

– Они могут иметь отношение к архивисту из исторического общества Пеконика.

Она очень холодно взглянула на меня и твердо намерилась отойти, но тут подошел Фредрик и обратился к ней:

– Можно тебя на минуту? Нас хотят поприветствовать Фишеры.

– Извините нас, – бросил он мне.

Около восьми тридцати я увидел Макса и Бет. Макс в пиратской шляпе, Бет в каком-то дурацком колпаке. На ней были белые брюки и бело-голубая матроска. На этот раз она выглядела как-то по-другому. Я подвел их к длинному буфетному столу.

– Хороший вечер. Спасибо за идею посетить это место, – сказала она.

Макс обратился ко мне:

– Бет рассказала мне о работе полиции Суффолка. За последние четыре дня Бет сделала немало.

Я взглянул на Бет, чтобы убедиться, что она рассказала о своем визите ко мне домой. Бет слегка кивнула.

– Спасибо тебе за помощь, – сказал мне Макс.

– Нет проблем. Звони, если надо.

– Ты никогда не перезваниваешь, когда я прошу.

– И никогда не буду.

– Думаю, у тебя нет причин на меня сердиться.

– Нет причин? Представь себя на моем месте. Мне надо было выкинуть тебя с моей веранды.

– Прости, если создал для тебя трудности.

– Ладно, прощаю.

Бет вмешалась, обращаясь к Максу:

– У Джона неприятности с его боссом, потому что Джон стал тебе помогать.

Макс повторил:

– Извини. Скажи, кому позвонить насчет тебя.

– Не обижайся, Макс, но мой босс ничего не хочет слышать от сельского полицейского.

На самом деле я не был так уж зол на Макса. Да и долго злиться на него было нельзя. В общем, он хороший парень, и его ошибка состояла в одном: он всегда стремился быть номером один. Иногда я притворялся, что очень зол на кого-то, заставляя собеседника выглядеть должником. Например, в смысле дележа информацией.

Я спросил Макса:

– Кстати, были ли случаи смертей среди служащих на острове Плам, смертей, которые привлекли твое внимание? Скажем, за последние два-три года?

– Да, кто-то утонул, летом, два года назад. Мужчина... доктор какой-то... ветеринар, кажется.

– И как это случилось?

– Дай вспомнить... Он был в своей лодке, кажется, на ночной рыбалке. А когда не вернулся домой, его жена вызвала нас. Мы связались с береговой охраной, и те нашли его лодку пустой около часу ночи. На следующий день его тело всплыло.

– Было что-нибудь подозрительное?

– Произвели вскрытие. На голове обнаружили шишку. Решили, что он поскользнулся в лодке, ударился о планширь и свалился в воду. Такое случается. А почему тебя это интересует?

– Я обещал Тобину и обещаю тебе, Макс, не обсуждать такие вопросы на этой вечеринке. Хочу пива. – И отошел.

Бет догнала меня:

– Ты был груб.

– Он это заслужил.

– Но помни, мне с ним работать.

– Тогда с ним и работай.

– Я хочу, чтобы ты рассказал мне об археологических раскопках, о Фредрике Тобине, обо всем, что ты обнаружил, о всех твоих выводах. Взамен я официально подключу тебя к расследованию дела, и ты получишь поддержку всех наших полицейских сил. Что скажешь на это?

– У меня достаточно проблем. И расскажу тебе все я завтра. Перед тем как исчезнуть отсюда.

– Хочешь, я обращусь с официальным запросом к твоему боссу? Как его имя?

– Старший Инспектор Задница. И не беспокойся об этом. Хочешь потанцевать?

– Нет, я хочу поговорить.

– Давай.

– Думаешь, утопленник с Плама как-то связан с нашим делом?

– Может быть. Мы об этом вряд ли узнаем. Но я вижу модель.

– Какую модель?

– Ты хорошо смотришься в этой шляпе.

– Джон, я хочу поговорить о деле.

– Не здесь и не сейчас.

– Где и когда?

– Завтра.

– Сегодня вечером. Ты сам говорил, что сегодня вечером. Мы можем вернуться к тебе домой.

– Знаешь... не уверен, могу ли я сделать это...

– Эй, Джон, я не зову тебя в постель. Мне просто надо поговорить с тобой. Давай отправимся в бар или куда-нибудь еще.

– Думаю, мы не должны удаляться отсюда вдвоем.

– Ах да, у тебя же роман.

– Нет... хорошо... может быть... В любом случае это может подождать до завтра. Если я на верном пути, то наш клиент находится прямо здесь, он дает вечеринку. На твоем месте я установил бы за ним незаметное наблюдение. Только не спугни. О'кей?

– О'кей, но...

– Встретимся завтра, и я изложу тебе все, что знаю. А потом я исчезаю. В понедельник отправляюсь на Манхэттен. У меня весь вторник посвящен встречам с врачами и коллегами. О'кей? Завтра. Обещаю.

– Хорошо.

Мы чокнулись и выпили. И еще немного поболтали. В отдалении я увидел Эмму. Она была в центре группы людей. Среди них Фредрик Тобин, прежний ее любовник, человек, подозреваемый в убийстве. Не знаю почему, но меня раздражало, что они беседуют.

Бет перехватила мой взгляд:

– А она очень хорошенькая.

Я промолчал.

– Я рассказала о ней Максу.

Я не ответил и на это.

– Она была... подружкой Фредрика Тобина. Думаю, ты в курсе. Я говорю об этом только потому, что ты мог не знать. Только потому, что ты должен быть осторожен в постели. Если мы подозреваем Тобина. Или поэтому ты и подружился с ней? Чтобы побольше узнать о Тобине? Джон! Ты слышишь меня?

– Знаешь, Бет, иногда я хочу, чтобы одна из тех пуль действительно нейтрализовала меня. Тогда никакая женщина не смогла бы взять меня под свой контроль.

– В следующий раз, когда будешь в постели, будешь думать иначе.

Она отвернулась и ушла.

Я огляделся, представляя, что Том и Джуди могли бы быть сегодня здесь. Интересно, должны были они обнаружить в скалах клад на этой неделе? Объявили бы они об этом прессе? Или объявили об этом на сегодняшней вечеринке?

Но сегодня Гордоны были в морге, клад где-то упрятан, а их возможный убийца в пятидесяти футах от меня беседовал с женщиной, которая мне стала так дорога. Я заметил, что теперь Тобин и Эмма говорили наедине.

С меня было достаточно, и я пошел вокруг дома, сбросил по пути шляпу и саблю. Где-то посреди лужайки услышал свое имя, но продолжал идти.

– Джон!

Оглянулся.

Эмма торопилась через лужайку:

– Куда ты уходишь?

– Куда-нибудь, где можно получить пиво.

– Я с тобой.

– Не надо. Обойдусь без компании.

– Нет, тебе очень нужна компания, мой друг. Ты слишком долго был один. Так куда же ты направился?

– В старую таверну.

– Мое любимое местечко. Ты пробовал их мексиканское ассорти?

Она взяла меня под руку, и мы удалились.

Я сел в ее старенькую машину, и через двадцать минут мы уютно устроились в уголке старой таверны. Пиво, мексиканское ассорти и куриные крылышки.

– Я звонила тебе вчера.

– Я думал, ты была с подружками.

– Звонила тебе, когда вернулась. Около полуночи.

– Я был в казино "Фоксвуд".

– Расскажи о поездке.

Мы немного поболтали, а затем я спросил ее:

– Полагаю, ты ничего не говорила Фредрику о наших разговорах?

Она, несколько поколебавшись, ответила:

– Не говорила... Но рассказала, что мы встречаемся.

– Не хочу, чтобы ты даже упоминала при нем обо мне.

– Я счастлива и хочу, чтобы все об этом знали. Он пожелал мне самого лучшего.

– Настоящий джентльмен.

– Ты ревнуешь?

– Ни в коей мере. Я просто хочу, чтобы его зажарили на электрическом стуле. Думаю, ты не должна была говорить о нас и уж точно не обсуждать вопросов о пиратском кладе.

– О'кей.

Хорошо пообедав, мы направились к ней – в небольшой коттедж.

Она отлучилась на минуту из комнаты и вернулась с пакетом, обернутым в подарочную бумагу.

– Я взяла это в магазине подарков исторического общества. Не украла, но сделала для себя скидку в сорок процентов.

– Ты не должна была...

– Нет, ты открой, пожалуйста.

Открыл. Книга называлась "Сокровища пиратов".

– Посмотри на заложенную страницу.

Я открыл и прочитал: "Джону, моему лучшему бомбардиру. С любовью, Эмма".

– Это то, о чем я всегда мечтал.

– Нет, не всегда. Но думаю, ты захочешь почитать.

– Почитаю.

Коттедж был очень уютным, чистеньким, без кошек, матрас был жестким. О чем можно еще мечтать? О взбитых сливках. Они тоже были.

На следующее утро мы отправились позавтракать в ресторанчик. Ничего не говоря, она подвезла меня к церкви, красивой методистской церкви.

– Я не религиозная фанатка, но молитва иногда помогает. Помогает она и бизнесу.

После церкви мы забрали мою машину, оставленную вчера у усадьбы Тобина, и отправились ко мне домой.

Пока Эмма готовила себе чай, я позвонил Бет в офис. Ее там не оказалось. Я передал сотруднику, который, по его словам, работал над делом Гордонов, послание для Бет: "Меня не будет весь день. Постараюсь позвонить вечером. Если нет, то ты должна подъехать ко мне завтра утром на кофе".

Позвонил Бет домой и оставил на автоответчике такое же послание.

Предложил Эмме совершить воскресную прогулку на машине.

На своем автомобиле она отправилась домой, я – следом. Оставили ее машину, и на моем джипе переправились на пароме в Коннектикут и Нью-Джерси. Провели там целый день, осматривали старинные постройки, пообедали в ресторане. И снова на паром, обратно.

Мы стояли на палубе парома, смотрели на воду и звезды. Паром двигался мимо Плама. Пролив был неспокоен, и Эмма заметила:

– Подбирается ураган. Вначале волнуется море, а потом уже все остальное. И давление падает.

Я бросил взгляд на остров. На горизонте мелькали огни, а за деревьями, которые скрывали главную лабораторию, полыхало зарево. Остальной остров был в темноте, как и три сотни лет назад. И если прищуриться, то можно представить "Сан-Антонио" капитана Кидда, рыскающую вокруг острова июльской ночью тысяча шестьсот девяносто девятого года. Я видел, как спускали шлюпку с Киддом и одним или несколькими матросами, видел, как гребцы направлялись к берегу...

– О чем ты задумался? – прервала меня Эмма.

– Наслаждаюсь ночью.

– Ты смотрел на Плам.

– Да... думал о... Гордонах.

– Нет, ты думал о капитане Кидде.

– Должно быть, ты ведьма.

– Я последовательница учения методистов, но и ведьма. Только бываю ею раз в месяц.

– И так хорошо предсказываешь погоду.

– Ты можешь что-то еще рассказать об этом убийстве?

– Нет. Не могу.

– Теперь я поняла. Если хочешь что-то узнать от меня – спрашивай, я готова помочь.

– Спасибо.

– Хочешь остаться у меня сегодня? – спросила она, когда паром приблизился к причалу.

– Знаешь... хочу, но я должен возвращаться домой.

– Я могу остаться у тебя.

– По правде говоря, я должен сегодня переговорить или встретиться с детективом Пенроуз. Постараюсь это сделать.

Я подбросил ее к дому.

– Увидимся завтра после работы, – попрощался я с ней.

– Хорошо. На берегу есть хороший ресторан, приглашаю.

Мы поцеловались на ступеньках, и я отправился домой.

На автоответчике значилось поступление семи посланий. Прослушивать их не захотелось, и я отправился спать.

Засыпая, подумал: что же делать с Фредриком Тобином. Бывают случаи, когда тебе кажется, что преступник попался, ан нет, не хватает доказательств. В такой ситуации нужно решать, что делать дальше продолжать подкрадываться, вступать в открытую конфронтацию, преследовать, а может, сделать вид, что потерял интерес.

Подумал и о том, что, когда животное или человека загоняют в угол, они становятся опасными.

Глава 29

Когда я встал в понедельник утром, шел дождь. Первый за последние недели. Фермеры были ему рады, виноделы – наоборот. А одному виноделу угрожала неприятность гораздо более серьезная, чем сильный дождь.

Одеваясь, я слушал радио и узнал, что ураган "Джаспер" бушует у берегов Виргинии и несет ненастную погоду вплоть до Лонг-Айленда. Хорошо, что я сегодня отправляюсь к себе на Манхэттен.

Я не был у себя на 72-й улице больше месяца. И не проверял записи на рабочем автоответчике. Во-первых, не хотелось, но главное, я забыл номер кода.

Около девяти спустился на первый этаж и сварил кофе. Стал ожидать звонка или приезда Бет.

С пятницы на кухне валялся местный еженедельник, и я не удивился, что на первой полосе был материал об убийстве, которое произошло в прошлый понедельник. Захватил газету и чашку кофе на веранду, стал читать версию местного репортера. Автор был неточен, нес много отсебятины и вообще плохо владел пером.

Я обратил внимание на заметку о винзаводе мистера Фредрика Тобина. Газета цитировала его высказывание: "Скоро мы начинаем сбор урожая. Виноград обещает быть отличным, возможно, как никогда за последние десять лет. Если, конечно, не помешают дожди".

Да, Фредди, а дождь-то пошел. Интересно, разрешают ли приговоренным к смерти попросить вина к своему последнему обеду?

Я отбросил местную газету и взял в руки подарок Эммы – "Сокровища пиратов". Пролистал, посмотрел иллюстрации, увидел карту Лонг-Айленда. Затем нашел главы о капитане Кидде. Наугад стал читать показания под присягой, которые давал эсквайр Роберт Ливингстон – один из тех, кто финансировал экспедиции Кидда.

В показаниях, в частности, говорилось: "...Упомянутый Кидд говорил, что он имеет сорок фунтов золота, которые он спрятал в секретном месте в проливе, не называя точного места, которое никто не найдет, кроме него самого".

Немного посчитав в уме, я заключил, что сорок фунтов золота могут стоить около трехсот тысяч долларов. Так сказать, сами по себе. А если учитывать историческую и нумизматическую ценность этого золота, то, согласно объяснениям Эммы, его стоимость может возрасти в четыре раза.

Я читал в течение часа и все больше убеждался в том, что почти все свидетели по этому делу были лжецами. От лорда Белльмонта до простого матроса. Ни один рассказ не подтверждал другого. А стоимость и количество золота, серебра и драгоценностей всегда сильно завышалась. Но все сходились в одном: сокровища были выгружены на сушу в районе Лонг-Айленда. Никто не упомянул Плама, но разве было лучшее место для тайника? Как я понял после визита на остров, в те времена там не было гавани. Так что вряд ли остров посещали для пополнения запасов продовольствия и воды. Он принадлежал белым поселенцам, значит, там не жили индейцы, а скорее всего, он был необитаемым. И если Кидд оставил часть драгоценностей Джону Гардинеру, человеку, которого он не знал, то почему бы ему не пройти пять-шесть миль по заливу к Пламу и упрятать там другую часть? Это, с моей точки зрения, имело бы смысл. Интересно, а как такую возможность вычислил Фредрик Тобин? Он с удовольствием рассказал бы об этом на пресс-конференции, посвященной находке клада.

Я читал, наблюдал за погодой, размышлял о ходе расследования и ждал Бет, которая, по моим расчетам, должна была бы уже подъехать.

Так что, когда около полудня прозвучал звонок в дверь, я не удивился, увидев Бет.

Она оставила зонтик на веранде и вошла в дом. Была она в хорошо сшитом костюме, на этот раз кирпичного цвета.

– Я сегодня один, – решил я ей сообщить.

– Знаю.

Мы внимательно глядели друг другу в глаза. Я понял, о чем она хотела мне сообщить, но мне так не хотелось этого слышать.

– Сегодня утром Эмма Уайтстоун была обнаружена мертвой. Скорее всего, это убийство.

Я промолчал. Что я мог сказать? Просто застыл. Бет взяла меня за руку и проводила к дивану.

Я сел.

Она все еще держала мою руку и сказала:

– Знаю, что ты был в нее влюблен.

– Вчера вечером мы расстались около десяти.

– Мы еще не установили времени смерти. Она была найдена в постели. Убита, скорее всего, ударами по голове каминной кочергой, кочерга лежала на полу. Дверь не была взломана, но черный ход не заперт.

Я кивал. Он не вернул ключ, а она не подумала о смене замка. Он знал, что там была кочерга.

Бет продолжала:

– Похоже на ограбление, вынуты деньги из бумажника, из ящичка исчезли драгоценности...

Я глубоко вздохнул и промолчал.

– Мертвы и супруги Мэрфи. Также, скорее всего, убиты.

– О Боже!

– Полицейский из Саутхолда проезжал мимо их дома каждый час, но ничего не заметил. Новая смена прибыла в восемь утра и обратила внимание на газету, лежащую на лужайке у дома. В девять газета там и оставалась. Полицейский знал, что супруги Мэрфи вставали рано и забирали газету... Он постучал в дверь, никто не ответил. Обратил внимание, что задняя дверь в летнюю комнату была не заперта. Вошел и обнаружил их мертвыми в постели. Убиты они были, скорее всего, каминными щипцами. Они были в крови и валялись на полу. В доме все перевернуто. Поскольку на улице дежурила полиция, то, по-видимому, в дом вторглись со стороны залива.

Я кивнул.

Она продолжала:

– Полиция Саутхолда в шоке, вскоре в шоке будет вся округа. Слишком много для места, где в год совершается не более одного убийства.

Я подумал о Максе, который так любит тишину и покой.

Бет продолжала:

– Полиция создает специальную группу. Думают, что объявился псих, который грабит дома и убивает их обитателей. – И добавила: – Тот, кто убил Гордонов, мог воспользоваться ключом от дома Мэрфи, который они давали Гордонам. Поэтому убийце не надо было ломать замок. Кажется, все было рассчитано.

Я был согласен. Тобин знал, что рано или поздно ему нужно будет отделаться от супругов Мэрфи, поэтому он заранее припас ключ от их дома. И нас должно было насторожить, что в доме Гордонов после их убийства не был обнаружен ключ от дома соседей. Еще одна недооценка преступника.

Бет прервала мои размышления:

– Что касается Эммы Уайтстоун, то она либо оставила дверь незапертой, либо кто-то тоже имел ключ. Кто-то из ее знакомых.

Я взглянул на Бет. Мы оба знали, о ком может идти речь.

– Я установила наблюдение за Фредриком Тобином с воскресного утра, как ты и предлагал. Целый день шел дождь. Позвонил кто-то из высших чинов – приказал снять наблюдение с полуночи до восьми утра. По соображениям экономии средств. Так что всю ночь за Тобином никто не наблюдал.

Я промолчал.

– Мне было трудно уговорить начальство установить хоть какое-то наблюдение за Тобином. И у меня не было достаточно оснований, чтобы добиться согласия на круглосуточную слежку.

Я следил за рассказом Бет. Но в голове мелькали образы Эммы: в моем доме, купающейся в заливе, на вечеринке исторического общества, в ее спальне, где она была убита... А если бы я остался у нее на ночь? Тобин убил бы и меня, лежащего в постели с Эммой.

Подумал о Тобине и вспомнил, как он разговаривал с Эммой на вечеринке в своем доме. Он уже знал, что собирается ее убить. Интересно, решил ли он убить ее, чтобы она перестала давать мне информацию, или просто хотел нам за все отомстить?

– Я чувствую себя несколько виновной в смерти супругов Мэрфи, – произнесла Бет.

Я заставил себя переключить мысли на эту пару. Они были достойные люди, добросовестные граждане. На свою беду, за последние два года они увидели в соседнем доме много такого, чего лучше было не видеть.

Я рассказал Бет:

– В среду я показывал супругам фотографию Фредрика Тобина. Они узнали в нем человека, который подъезжал к дому Гордонов в белой спортивной машине... У Тобина есть белый "порше".

– Понятно.

– Убийца – Фредрик Тобин, – сказал я твердо.

Бет промолчала.

– Он убил Тома и Джуди Гордонов, Эдгара и Агнес Мэрфи, может быть, и ветеринара с Плама. И Эмму Уайтстоун. Теперь для меня это личное дело.

Я вышел на веранду. Дождь усилился. Серый дождь с серого неба падал на серый залив. Ветер дул с юга.

Эмма, Эмма.

Я был все еще в шоке, в состоянии отрешенности. Но уже закипала злоба. Чем больше я представлял Тобина, разбивающего голову Эммы железной кочергой, тем больше мне хотелось этой кочергой расколотить его голову. Я решил использовать весь свой опыт и все свои силы, чтобы лично расправиться с ним. Но полицейский не имеет права мстить, а месть не подменяет закон. И все же случается, когда нужно забыть о законе и взяться за оружие...

Глава 30

Бет оставила меня одного, пока я приходил в себя. Потом она вышла на веранду с чашкой кофе, сдобренного чем-то, пахнущим как бренди.

Мы молча смотрели на залив.

– Так в чем же все-таки главное? – задала она вопрос.

– В золоте.

– В золоте?

– Да. В спрятанных сокровищах. Может быть, в пиратских сокровищах. Может быть, в сокровищах самого капитана Кидда.

– Капитана Кидда?

– Да.

– И они на Пламе?

– Насколько я понимаю, да. Тобин как-то пронюхал об этом. Он понимал, что ему одному не проникнуть на одно из самых хорошо охраняемых мест в стране, и стал подыскивать партнера, который имел неограниченный доступ на остров.

– Конечно... теперь все это приобретает смысл... Историческое общество, раскопки, дом на воде, скоростная лодка. А мы так зациклились на эпидемиях, затем на наркотиках...

– Правильно. Но когда ты полностью исключишь эти версии, что я сделал давно, поскольку знал Гордонов, тебе придется совсем по-новому поглядеть на все дело.

– Рассказывай мне все подробно. Давай.

Я понимал, что она пытается отвлечь меня от мыслей об убийстве Эммы и заставить делать что-то рациональное.

– Хорошо. Когда я побывал на Пламе, то понял, что археологические раскопки совсем не для характера Тома и Джуди. Они это осознавали, поэтому никогда и не упоминали их в разговорах со мной. Они просчитывали действия наперед. После того как они нашли бы клад якобы на своей земле, кое-кто мог бы вспомнить об их раскопках на Пламе. Так что чем меньше таких людей, тем лучше.

– Ценности сначала перемещаются, а затем неожиданно обнаруживаются в более приемлемом месте.

– В этом была вся соль плана. Переместить крестик на карте пиратов с государственной собственности на клочок земли, который находится в личном владении Тома и Джуди.

– Ты полагаешь, что Гордоны знали точное место клада на Пламе? Или они пытались обнаружить это место? Я не могу припомнить на острове свежих раскопок.

– Думаю, информация Тобина была надежной и правдоподобной, но не совсем точной. Я кое-что понял о пиратских картах благодаря Эмме и вот этой книге, – показал я на подарок. – Насколько я понял, клад захоранивали ненадолго. Поэтому отметки на карте и другие ориентиры могли оказаться давно спиленными деревьями, камнями, взятыми для строительства или скатившимися в море...

– А почему ты решил расспрашивать Эмму?

– Я просто хотел получить информацию об историческом обществе Пеконика. Мне было все равно, с кем говорить. Я натолкнулся на Эмму. И в ходе разговора выяснилось, что она была любовницей Тобина.

– И таким образом, ты решил побеседовать и с ним?

– Нет. С ним я беседовал до встречи с Эммой.

– Тогда почему ты вышел на него? Что, по-твоему, связывало его с убийцами?

– Поначалу ничего. Я делал первые шаги в расследовании и говорил с ним не как с подозреваемым, а как со знакомым Гордонов. Впервые я встретился с То-бином на его винограднике, когда был там с Гордонами. Он не оставлял впечатление человека, который заслуживает внимания, и я удивлялся, почему Гордоны так с ним близки. Когда я провел с ним несколько часов в среду, то решил, что он неплохой, в общем, парень. Однако он не давал прямых ответов на самые простые вопросы. Понимаешь?

Она кивнула.

– После моего знакомства с Эммой отношения приобрели характер треугольника.

Бет снова понимающе кивнула.

– А я в те же два дня занималась криминалистами, медэкспертами, Пламом и так далее. Ты же шел по совсем иному следу.

– По очень нечеткому следу. Но у меня не было большого выбора.

– Ты до сих пор злишься на то, что тебя принимали в штыки?

– Да. Но, может быть, меня это и подстегивало. Не имеет значения. Вот что для меня главное: я хочу, чтобы Фредрик Тобин был арестован, осужден и зажарен на электрическом стуле.

– Но этого может и не случиться. У нас должны быть весьма веские доказательства. Пока же, я думаю, окружной прокурор не захочет даже выдвигать обвинений. Ты имеешь какие-либо дополнительные улики?

– В лодочном ангаре Тобина я обнаружил плоскодонную лодку и шест. Ими пользуются для передвижения в зарослях. И еще я обнаружил туманную сирену.

– Садись и продолжай.

Весь следующий час я подробно информировал ее. Рассказал о том, что делал с того момента, как мы расстались во вторник. И вплоть до того, что подруга Тобина Сондра Уэллс и его горничная не были дома в час убийства Гордонов. Тобин же пытался уверить меня, что они были дома.

Бет слушала, поглядывая на дождь и море. Ветер крепчал и даже порой завывал.

– Значит, покупая участок у миссис Уили, Гордоны не собирались обманывать Тобина?

– Нет. Он посоветовал им это сделать, исходя из легенды о скалах капитана Кидда. Есть место, которое называется деревья капитана Кидда. Но сейчас там разбит городской парк. Будь то скалы или обрыв, это место не так четко обозначено в исторических книгах, как деревья. Поэтому обрыв был тем местом, что нужно. Однако Тобин не хотел появления слухов о покупке им никчемного участка земли. Поэтому убедил Гордонов приобрести землю за их собственные деньги, хотя они и были ограничены в средствах. Но Гордонам участок понравился, и Тобин, вероятно, знал об этом. По плану было решено немного выждать, потом перезахоронить сокровища, а еще попозже – "открыть" их.

– Невероятно!

– Да. Но поскольку почти невозможно скрыть возраст раскопок в земле, то было решено поместить сундук в расщелину обрыва, а потом рассказывать, что сундук обнажился вследствие эрозии. Затем они очищают сундук от песка и глины. Место, откуда он в действительности извлечен, зарывается. Таким образом, никто не может разыскать действительное место находки.

– Невероятно!

– Эта троица, Бет, была очень хитра. Они не хотели промахнуться. Они хотели утащить ценности на десять-двадцать миллионов долларов прямо из-под носа Дяди Сэма.

– Ну а как Тобин хотел заполучить свои деньги, после того как Гордоны объявили бы о находке клада?

– Прежде всего все трое должны были показать, что хорошо знают друг друга в течение почти двух лет. Гордоны демонстрировали свою увлеченность вином, что было, думаю, совсем не так. Но это давало возможность часто видеть их в компании Тобина.

– Но дружба – еще не причина, чтобы поделиться сокровищами.

– Конечно. Поэтому они изобрели целую историю, связанную с находкой клада. Прежде всего они выказывали общий интерес к истории здешних мест, интерес, который привел их к информации о сокровищах пиратов. А на пресс-конференции собирались сообщить, что между ними было достигнуто соглашение о равных долях во всех находках. Гордоны и Тобин говорили бы, что перевернули все в местных архивах, как оно и было на самом деле. То же делали и в Англии и так далее. Они убедились, что клад спрятан на земле Маргарет Уили. И хотя они сожалеют, что лишили миссис Уили такого подарка, все средства для кладоискателей хороши. А ей подарили бы в качестве утешительного приза какой-нибудь камешек. Они также говорили бы, что рисковали двадцатью пятью тысячами, поскольку не могли с полной определенностью вычислить место клада.

Я откинулся в кресле, прислушиваясь к ветру и дождю. Никогда в жизни не чувствовал себя так тоскливо. Я был поражен тем, как тяжело переживал потерю Эммы Уайтстоун. Она так быстро и так неожиданно вошла в мою жизнь. И также неожиданно ушла в другой, может быть, звездный мир.

Затем я продолжил излагать Бет свои соображения:

– Думаю, что Гордоны и Тобин изготовили какие-то поддельные документы, чтобы доказать обнаружение места клада в архивах. Трудно сказать, что это было – какой-нибудь поддельный пергамент, фотокопия какого-то оригинала, который был потом потерян. Или просто они могли сказать, что, мол, не ваше это дело, как найдены сокровища, мы продолжаем поиски новых. А государству нет никакого дела до того, как найдены сокровища, его интересует, где они найдены и какова их ценность. Согласна?

– Да, в твоих рассуждениях есть логика. Но все равно кто-то смог бы догадаться о связи сокровищ с островом Плам.

– Это вероятно. Но одно дело высказать подозрения, другое дело – доказать.

– И все же в их хитроумном плане есть слабое звено.

– Это точно. И я тебе даю другую теорию, которая соответствует тому, что действительно случилось. Тобин вообще не собирался делиться с Гордонами. Он заставил их поверить в то, о чем я тебе только что рассказал. Уговорил купить участок. Сочинили историю находки сокровищ и причину их дележа. Но на самом деле Тобин тоже опасался какой-либо связи с Пламом. Гордоны были находкой для его плана поиска и вывоза сокровищ с острова. Затем Гордоны становились грузом, слабым звеном всего плана, существенной подсказкой к тому, где сокровища были на самом деле.

– Трое могут хранить секрет, если двое из них мертвы.

– Совершенно верно.

Я продолжил:

– Гордоны были умны, но слегка наивны. Но они никогда не сталкивались с таким страшным предателем, как Фредрик Тобин. Они не чувствовали угрозы, поэтому пошли на весь этот сценарий, купили участок и так далее. А Тобин с самого начала знал, что убьет их. Скорее всего, он собирался перезахоронить сокровища на своей земле близ Фаундерс-Лэндинг, также историческом месте. А потом там их и "открыть". А может, он просто хотел хранить сокровища здесь или за границей, прихватив и долю Гордонов, и долю Дяди Сэма.

– Да. Вероятность такого сценария очень велика. Теперь мы знаем, на что способен этот хладнокровный убийца.

– В любом случае это тот человек, за которым мы должны вести охоту.

– А как ты познакомился с Гордонами?

– Ты недооцениваешь мой шарм. А может, это они захотели со мной познакомиться? А может быть, они почувствовали угрозу и захотели иметь защиту? Они познакомились и с Максом. И надо у него спросить, как им это удалось.

– Но все же как ты познакомился с ними? Не догадалась спросить тебя об этом еще в понедельник.

– Я встретился с ними в баре ресторана "У Клаудио". Знаешь это место?

– Все знают.

– Я пытался подцепить Джуди.

– Хорошее начало для дружеских отношений.

– Думаю, встреча не предвещала ничего плохого. С другой стороны, Гордоны уже были знакомы с Максом, а Макс знал меня. Он мог обмолвиться Гордонам, что подстреленный и показанный по телевизору полицейский – его друг, который долечивается в Маттитаке. Так что, возможно... а может, и нет... трудно сказать... А может быть, просто судьба.

– Как себя чувствуешь, Джон?

– Нормально.

– Нет, действительно?

– Немного не в себе. Да и погода не самая лучшая.

Она подошла к перилам веранды и посмотрела на залив, по которому начали ходить барашки.

– Надвигается ураган, – сказала она и, повернувшись ко мне, спросила: – Так где же сокровища?

Я тоже встал, глядя на водяные валы. Судов, конечно нигде не было видно. На лужайку стало выносить всякий мусор. А когда ветер затихал на секунду, слышно было, как волны бились о каменистый берег.

– И где твои твердые доказательства?

– Ответ на оба твоих вопроса нужно искать или в доме Тобина, или в его офисе, или в его квартире.

– Я изложу, что знаю, в прокуратуре и попрошу окружного прокурора запросить у судьи ордер на обыск.

– Судья может испугаться выдавать ордер на обыск в доме и офисе такого известного человека, к тому же не имевшего ранее проблем с законом. И ты об этом знаешь.

– Ну и что мы... я должна дальше делать?

– Что хочешь. Я выхожу из игры.

– Ты уверен, что это он?

– Уверен.

– А Пол Стивенс?

– Он все еще неизвестная карта в этой колоде. Он может быть и соучастником Тобина в убийстве. Он может шантажировать Тобина. Или он шакал, готовый наброситься на сокровища, как только они объявятся. А может быть, он просто парень, который всегда подозрительно выглядит.

– Мы должны с ним поговорить.

– Уже говорил.

– Когда? – подняла она брови.

Я рассказал о своем визите без предупреждения в дом Стивенса, опустив историю с нокаутами.

– Этот парень виновен как минимум в том, что лжет нам и находится в сговоре с Нэшем и Фостером.

– А может быть, он замешен более глубоко, – сказала она после некоторого раздумья и добавила: – Может быть, что-то подскажет расследование на месте двух новых убийств. Это может стать решающим во всем деле.

– А в это время Тобин разнюхает, что происходит вокруг него. За его спиной немало местных политиков. Возможно, у него друзья и в полиции Саутхолда.

– Мы ничего не скажем Максу.

– Поступай, как считаешь нужным. Только не спугни Тобина, а то он может сделать все, чтобы уничтожить улики.

– Сокровища, например?

– Или орудия убийства. Представь, я убил двух человек из зарегистрированного на меня пистолета. И в моем офисе должна появиться полиция. Конечно, я заброшу пистолет на середину Атлантики и стану утверждать, что потерял его. Или что у меня его украли. Ты должна объявить, что найдена одна пуля в заливе. Это напугает его, если пистолет все еще при нем. И держи его под присмотром, когда он попытается избавиться от оружия, если он еще не успел это сделать.

– Я хочу, чтобы ты работал вместе со мной.

Я снял телефонную трубку и подал ей:

– Позвони ему в офис, узнай, там ли он.

По справочной она узнала номер телефона и набрала номер.

– Мистера Тобина, пожалуйста. А что я должна спросить? – обратилась она ко мне.

– Поблагодарить за вчерашнюю вечеринку.

– Это детектив Пенроуз, полиция Суффолка. Могу поговорить с мистером Тобином?

– Его нет. В офисе его не ожидают. И как ему позвонить, там не знают, – пересказала мне Бет свой разговор.

– Хорошо. Звони домой.

– Можно мистера Тобина? – Она выслушала ответ и спросила: – А мисс Уэллс? Спасибо, я перезвоню. Нет, никаких посланий. Не путайтесь. Вы должны отправиться в предназначенное убежище. Или позвоните в полицию, и вас проводят. Хорошо? Делайте, как я сказала.

Бет повесила трубку и объяснила-.

– Это горничная. Она из Восточной Европы. Очень не любит ураганы.

– Я тоже их не слишком обожаю. А где Тобин?

– Он исчез без всяких объяснений. Мисс Уэллс отъехала на Манхэттен переждать ураган. Так где же он?

– Не знаю. Но мы знаем, где его нет.

– Кстати, ты должен покинуть дом. Жители всех прибрежных строений обязаны следовать этому указанию.

– Синоптики всегда сеют панику.

При этих словах в доме замигали лампочки.

– Иногда синоптики правы, – заметила Бет.

– В любом случае я должен отправляться на Манхэттен. Завтра утром у меня встречи с людьми, которые должны решать мою судьбу.

– Тогда лучше сразу и отправляйся. Погода будет только портиться.

Пока я размышлял, что делать, порыв ветра снес кресло с веранды. Снова замигали лампочки.

– Давай прокатимся, – предложил я Бет.

– Куда?

– Искать мистера Тобина, чтобы поблагодарить за прекрасный вечер.

Глава 31

Дождь усилился, а ветер издавал звуки товарняка на полном ходу.

В шкафу я нашел два желтых пончо. Переложил в наплечную кобуру свой 38-й калибр. Следующей задачей было вырулить на дорожку, заваленную сучьями и мусором. Завел джип и вырулил.

Проехал вдоль узкой прибрежной полосы, минуя завалы из ветвей и крышек мусорных бачков. Дальше дорогу перегораживало поваленное дерево.

– С детства не попадал в ураган, – заметил я.

– Это не ураган, Джон, – проинформировала меня Бет.

Чтобы миновать огромное поваленное дерево, пришлось заехать на чью-то лужайку.

– А мне кажется, что это ураган.

– Скорость ветра при урагане должна достигать шестидесяти пяти узлов. А пока это просто тропический шторм.

Она включила новостной канал радио. Естественно, главной новостью был "Джаспер". Диктор рассказывал: "...Движется на север-северо-восток, скорость ветра до шестидесяти узлов, то есть около семидесяти миль в час. Если направление движения сохранится, то около восьми вечера на южном побережье Лонг-Айленда могут произойти оползни. Малым судам не следует выходить в залив или в океан. Оставайтесь по домам и..."

– Паникер, – сказал я, выключая радио.

Мы продолжали двигаться молча. Наконец достигли главной дороги, завалов не было, но все было залито. Почти не видно машин, магазины и офисы закрыты, кое-где опущены жалюзи. Я обратил внимание на рухнувшее здание фермы и повалившийся на нее столб. Ремонтные рабочие возились с телефонными и электрическими проводами.

– Не думаю, что такая погода хороша для виноделов, – нарушил я молчание.

– Это беда для всех.

Через двадцать минут мы подкатили к покрытой гравием автомобильной стоянке "Виноградников Тобина". На стоянке было пусто. Надпись гласила: "Закрыто".

Взглянув на окна здания-башни, я не заметил ни одного огонька, даже на фоне почти черного неба.

По обеим сторонам стоянки раскинулись виноградники. Если шторм усилится, они будут, вероятно, смыты. Я вспомнил рассказы Тобина о смягчающем влиянии морского климата на разведение винограда. Может быть, но только не при урагане.

– Джаспер.

– Да, так его назвали. – Она оглядела стоянку и винзавод. – Не думаю, что он здесь, – продолжала Бет. – Машин нет, везде темно. Надо ехать к нему домой.

– Давай сначала осмотрим офис.

– Джон, здесь все закрыто.

– Закрыто – понятие относительное.

– Отнюдь.

Я подрулил к винзаводу, затем повернул направо, миновал стоянку и проехал по травяной полянке между винзаводом и виноградниками. Повернул к задней стене огромного здания, у которой среди пустых винных бочек стояло несколько грузовиков.

– Что ты делаешь, Джон?

Я подъехал к задней двери у подножия башни.

– Посмотрим, открыта ли эта дверь.

Она посмотрела на меня и попыталась возражать.

– Только проверь, не заперта ли дверь. Делай, что я говорю.

Она вышла из джипа и подошла к двери. Дернула за ручку. Посмотрела на меня и, отрицательно покачав головой, направилась обратно к машине. Я нажал на газ и врезался в дверь, распахнув ее настежь. Выключил мотор, вышел из машины. Взял Бет за руку и провел внутрь башни.

– Ты что, сошел с ума?

– Сверху открывается прекрасный вид.

Я обратил внимание, что лифт имеет кодовый замок, поэтому направился к лестнице.

– Стой! Это называется взломом, не говоря уже о нарушении прав человека...

– Это общественное здание.

– Но оно заперто!

– Я заметил взломанную дверь.

– Джон...

– Возвращайся к джипу. Я займусь сам.

Она бросила на меня взгляд, который говорил: "Знаю, ты обозлен, но не делай этого".

Оставив ее, я стал подниматься по лестнице. На площадках каждого этажа проверял двери в офисы – все было заперто.

На площадке третьего этажа услышал позади себя шаги и вытащил свой 38-й. Стал выжидать в глубине площадки. Из-за поворота показалась Бет.

– Это мое правонарушение, мне не нужны сообщники, – сказал я ей.

– Дверь была взломана. Мы просто ведем расследование.

– Что я и говорил.

Стали подниматься вместе.

На четвертом этаже, там, где располагаются офисы начальства, дверь также была заперта. Это не означало, что внутри никого не было. Двери на пожарных лестницах могут быть заперты снаружи, но их можно открыть изнутри. Я стал стучать в стальную дверь. Еще и еще.

– Джон, думаю здесь никого нет...

– Надеюсь.

Я поднялся на пятый этаж, она вслед за мной. Попробовал дверную ручку. Заперто.

– Это жилое помещение? – спросила Бет.

– Да.

На стене в ящике под стеклом находился обязательный пожарный топорик. Здесь же висел огнетушитель. Сняв огнетушитель и расколотив им стекло, я достал топорик. Звук разбитого стекла эхом отозвался сверху донизу здания.

– Что ты творишь!

Я отодвинул ее в сторону и заложил топорик между язычком замка и дверной рамой. Язычок больше не держал дверь, но мешал основной запор. Еще несколько движений, и я разрушил стальную оболочку замка. Последнее усилие распахнуло дверь вовнутрь.

– Джон, послушай меня...

– Тише. Прислушайся, нет ли шагов.

Я вытащил свой револьвер из-под пончо. Бет сделала то же самое. Мы замерли. Я вглядывался в проход за дверью, которую только что взломал. Рассмотреть квартиру Тобина мешала шелковая японская занавеска, которой он заботливо отгородил от своих глаз стальную дверь. В квартире было темно и тихо.

Топориком, который оставался в левой руке, я сбросил на пол шелковую занавеску. Открылась просторная гостиная и примыкающая к ней столовая.

– Мы не имеем права входить, – прошептала Бет.

– Мы обязаны войти. Кто-то взломал дверь. Где-то прячутся грабители.

– Джон, мы творим неладное. Успокойся. Я знаю, ты обозлен, я не могу тебя винить. Но нельзя этого делать. Пошли отсюда и...

– Тише, – сказал я и позвал: – Мистер Тобин! Вы дома, сэр? У вас гости.

Ответа не было. Я пошел вглубь гостиной, которая освещалась только хмурым небом через окна в форме арок да через стеклянную крышу на потолке высотой футов в двенадцать. Бет медленно следовала за мной.

Гостиная имела форму полукруга. Круглая сторона выходила на север. Южная сторона разделялась на открытую кухню, которую я мог увидеть со своего места, и на спальню, занимавшую юго-западную четверть круга. Дверь в спальню была открыта, и я заглянул туда. Кажется, здесь никого не было. А если бы Тобин и был здесь, то, напуганный до полусмерти, прятался под кроватью или в шкафу.

Я оглядел гостиную. В сумраке рассмотрел отделку комнаты в стиле модерн, выполненную в легких воздушных тонах. Стены расписаны водяной краской с изображением местных достопримечательностей. Некоторые из них я узнал, в том числе и маяк на Пламе.

– В такой комнатке парню неплохо принимать женщин.

Пенроуз промолчала.

Подойдя к одному из окон, выходящих на север, я посмотрел, как бушует ураган. Разглядел, что некоторые кусты винограда были прибиты к земле. Стало ясно, что тот виноград, который еще не был собран, достанется стихии.

Следуя моему сценарию, Бет предложила:

– Грабителей не обнаружено. Мы должны покинуть место и доложить, что есть следы вторжения со взломом.

– Хорошая идея. Я только хочу убедиться, что преступники сбежали. Возьми ключи и садись в джип. Я сейчас спущусь.

– Я переставлю джип на стоянку и буду ждать пятнадцать минут. Не дольше.

– Хорошо.

Я вошел в спальню. Здесь царили роскошь и уют. Место, где божьи избранники подносят женщинам шампанское. И действительно, у кровати стояла подставка для бутылок и ведерко для льда. Я солгал бы, отрицая, что не представил Эмму в постели с мистером "Вино". Но теперь это не имело значения. Эмма мертва, скоро умрет и он.

Слева, в большой ванной комнате, – душ с несколькими насадками, джакузи, биде, в общем, все, что надо. Жизнь была раем для Фредрика Тобина, пока он не стал тратить больше, чем зарабатывал. А без помощи золота этот шторм разорил бы его окончательно.

В спальне стоял письменный стол, который я перевернул сверху донизу. Ничего инкриминирующего или интересного.

Следующие десять минут я продолжал тщательно рыться. В гостиной обнаружил запертую кладовку, взломал дверь топориком. Но большая кладовая, в человеческий рост, не содержала ничего особенного: серебряный обеденный сервиз, простыни и хрусталь, холодильник для вина со стеклянными дверцами, коробка для хранения сигар и другие принадлежности для безбедной жизни, включая большой набор порнографических видеофильмов.

Перевернув в кладовке все, вплоть до холодильника для вина, я ничего не нашел. Обшарил гостиную, помогая себе топориком и немного сожалея, что приходится крушить столько мебели.

У стены стоял музыкальный центр – с телевизором, видео, стерео и прочим. Здесь же – несколько полок с книгами. Я стал их перетряхивать, разбрасывая по сторонам просмотренные.

Неожиданно взгляд упал на что-то интересное. Это был старый пергамент в золотой рамке, размером с книгу. Я стал рассматривать его в слабом свете, падающем из окна. Это была потертая карта, вычерченная тушью, с какими-то пометками на нижнем крае. Пройдя на кухню, я положил карту под один из тех светильников, которые используются в чрезвычайных случаях и могут работать на батареях в течение недели. Раскрыл рамку и вытащил пергамент с оборванными краями. Теперь смог рассмотреть изображение – часть береговой линии и небольшой залив. Слова подписи прочитать было трудно. Как бы здесь могла помочь Эмма!

Поначалу я подумал, что на карте изображена часть береговой линии Плама. Но на острове не было заливов, только бухта, которая выглядела совсем не так.

Затем решил, что это может быть залив Маттитак, где расположены деревья капитана Кидда. Тоже не похоже, если сравнить с тем, что я видел собственными глазами и на своей дорожной карте. Третья версия – район скал и обрывов – также отпадала. Там береговая линия была прямой, а здесь, на карте, – извилистой, да еще имелся залив.

Я решил, что этот пергамент в рамке Тобин хотел использовать как декорацию, не более того. Так ли это? Нет. Я смотрел на карту, стараясь разобрать едва различимые слова. И наконец разглядел два слова: Фаундерс-Лэндинг.

Теперь я сориентировался. Это была карта береговой линии длиной с четверть мили, с заливом, в районе Фаундерс-Лэндинг. Тот участок, который нынче принадлежит Фредрику Тобину.

Слова внизу были, несомненно, указателями. Я рассмотрел несколько цифр и одно слово – "дуб".

В гостиной раздался шум, и я потянулся за оружием.

– Джон? – раздался голос Бет.

– Я здесь.

– Прибыла полиция из Саутхолда. Их вызвал по телефону охранник Я сказала им, что ситуация под контролем.

– Спасибо.

– Ты здесь все порушил, – сказала она, оглядывая гостиную.

– Ураган "Джон".

– Что ты нашел?

– Карту сокровищ. Она была на виду, в золотой рамке.

– Остров Плам?

– Нет. Карта Плама или что другое, указавшее на клад, давно ими уничтожены. Это карта Фаундерс-Лэндинг, территории во владении Тобина.

– И что?

– Уверен, что это подделка. Знакомясь с архивной наукой, я выяснил, что кто угодно может купить чистый пергамент, изготовленный несколько веков назад. И есть люди, которые с помощью нагара и масла или чего-то подобного могут написать все, что ни попросишь.

– То есть Тобин изготовил эту карту, чтобы обозначить клад на своей территории?

– Да. Если ты хорошо вглядишься, то увидишь указания к поискам и даже... видишь этот крестик?

– Вижу... Он никогда не собирался позволить Гордонам перезахоронить клад на их территории.

– Он собирался забрать у них сокровище, убить обоих и закопать богатства на собственной земле.

– Итак, сейчас клад на территории Тобина?

– Давай поищем.

– Еще одно ограбление?

– Хуже. Если я найду его дома, этим топориком переломаю ему ноги. И скажу, что будет хуже, если он не заговорит. А тебя могу куда-нибудь подбросить.

– Я буду с тобой. Тебе нужна помощь.

Я засунул пергамент под рубашку и прихватил топорик. По дороге на лестницу швырнул настольную лампу в одно из высоких окон в форме арки. Порыв ветра смел журналы с кофейного столика.

– Что, уже шестьдесят пять узлов? – спросил я.

– Около того.

Глава 32

Путь от виноградников Тобина до Фаундерс-Лэндинг занимает двадцать минут, но из-за шторма мы добирались целый час.

Дорога оказалась заваленной сучьями и ветками, а дождь стал настолько силен, что пришлось включить фары, хотя было всего около пяти вечера. Порывы ветра чуть не сдували джип с дороги.

Бет заметила:

– Мой отец рассказывал, что в сентябре тридцать восьмого года ураган произвел большие разрушения на Лонг-Айленде.

– Мой отец тоже рассказывал об этом урагане. Но старики любят преувеличивать.

Она сменила тему и сказала:

– Если Тобин окажется дома, то я возьму дело в свои руки.

– Отлично.

– Я говорю серьезно, Джон. Мы не должны компрометировать расследование.

– Мы это уже сделали. И не пытайся поступать в чем-то по правилам.

Вокруг Фаундерс-Лэндинг росло множество старых деревьев, поэтому дорога и поля были буквально завалены их обломками. Понадобилось еще пятнадцать минут, чтобы подъехать к владениям Тобина.

Узорчатые железные ворота были закрыты.

– Пойду посмотреть, заперты ли они, – предложила Бет.

Я не хотел ждать и протаранил ворота джипом.

– Не можешь ли понизить уровень адреналина в своей крови?

– Пытаюсь.

Двигаясь по длинной дорожке, мы миновали лужайку, где совсем недавно проходила вечеринка у Тобина. Лужайка была завалена обломками, пустыми банками, летней мебелью, всяким мусором.

Залив бушевал. Огромные волны бились о каменный берег и заливали лужайку. Причал Тобина был в полном порядке, но на лодочном ангаре кое-где была сорвана кровельная дранка.

– Странно, – произнес я.

– Что ты имеешь в виду?

– Нет катера "Крис-Крафт".

– Наверное, он где-нибудь в сухом доке. Никто не выйдет в море в такую погоду.

– Это верно.

Нигде не было видно машин, в доме царила полная темнота. Я подъехал к гаражу на две машины, отдельному строению за домом. Нацелился на правую секцию гаража и проломил джипом дверь, которая рассыпалась на части. Посмотрел внутрь гаража через лобовое стекло и увидел белый "порше", по соседству стоял "форд бронко".

– Обе машины здесь. Может быть, этот ублюдок дома? – обратился я к Бет.

– Дай мне разобраться самой.

– Конечно.

Я развернул джип, через лужайку подъехал к задней части дома и остановился среди разбросанной летней мебели. Вышел из машины с топориком в руке. Бет позвонила в дверь. Никто не отвечал, и я взломал дверь топориком.

– Джон, ради Бога, прошу тебя успокоиться.

Мы вошли в кухню. Электричества не было, темнота и тишина.

Я прошел в центральный холл и прокричал наверх:

– Мистер Тобин! Вы дома, Фредрик? Эй, ты! Я хочу отрубить твою поганую башку!

Наверху я услышал скрип половицы. Бросил топорик, вытащил пистолет и бросился вверх по лестнице, перескакивая через несколько ступеней. Обогнул стояк винтовой лестницы и устремился туда, где слышал скрип.

– Руки вверх! Полиция! Полиция!

Я услышал шум в одной из спален и ворвался туда в самое время – увидел, как захлопывается дверь кладовой комнаты. Распахнул дверь. Вскрикнула женщина. Вскрикнула еще раз. Ей было около пятидесяти, скорее всего, горничная.

– Где мистер Тобин?

Она закрыла лицо руками.

– Где мистер Тобин?

В спальне появилась Бет, проскользнула мимо меня и взяла женщину за руку:

– Все в порядке. Мы из полиции.

Она вывела женщину из кладовой и усадила на кровать.

После минутного разговора мы выяснили, что имя женщины – Ева, она плохо говорит по-английски и что мистера Тобина нет дома.

Бет сказала:

– Но обе его машины здесь.

– Он дома, дома, потом пошел.

– Куда ушел? – допытывалась Бет.

– Он взял лодку.

– Лодку?

– Да.

– Когда? Как давно?

– Недавно.

– Вы уверены? – спросила Бет.

– Да. Я видела его. – Она указала на окно. – Лодка ушла туда...

– Он был один?

– Да.

– Станьте к окну, – попросил я Еву.

Она стала.

– Покажите, в какую сторону ушла лодка. Куда?

Она указала в левую сторону.

Я взглянул на залив. "Крис-Крафт" по имени "Осеннее золото" направился на восток. Но в море не видно ничего. Кроме волн.

– Зачем он отправился на судне? – спросила меня Бет.

– Может быть, захотел избавиться от оружия, которым совершил убийство, – ответил я.

Она повернулась к Еве и спросила:

– Когда он ушел? Десять минут назад? Двадцать?

– Десять. Может быть, больше.

– И куда он отправился?

Она пожала плечами и ответила:

– Он говорит, будет назад сегодня. Говорит мне оставаться здесь. Не беспокойся. Но я боюсь.

– Это просто тропический шторм, – проинформировал я ее.

Бет взяла Еву под руку, вывела из спальни и прошла с ней на кухню. Я спустился вслед.

– Вы должны оставаться на нижнем этаже. Не подходите к окнам. О'кей? – объясняла Еве Бет. Затем она обратилась ко мне: – Так куда же он отправился в такую погоду?

– Он должен бы быть на винзаводе, спасать то, что можно спасти. Но он никогда не отправлялся туда морем.

Я спросил Еву:

– Вы видели, что он взял лодку? Понимаете меня?

– Да. Я вижу его пошел к лодка.

– Он что-нибудь нес с собой? В руках?

– Да.

– Что?

Она решила промолчать.

– Так что же он нес? – вступила Бет.

– Оружие.

– Оружие?

– Да. Большое оружие. Длинное оружие.

– Ружье? – Бет изобразила руками.

– Да, ружье. – Ева подняла два пальца и добавила: – Два.

Мы с Бет переглянулись.

– И копать. – Она показала это движениями. – Копать.

– Лопата?

– Да, лопата. В гараже.

Я задумался. Потом спросил Еву:

– И ящик? Нес он ящик? Сумку? Какой-нибудь ящик?

Она пожала плечами.

– Ну, и что ты думаешь? – спросила меня Бет.

– Думаю, Фредрик Тобин отправился порыбачить и захватил два ружья и лопату.

– А где ключи? Ключи? – спросил я Еву.

Она подвела нас к настенному телефону, рядом с которым помещалась доска для ключей. Тобин был болезненно аккуратным, поэтому каждому ключу на доске соответствовала надпись. Ключей от "Крис-Крафта" не было, от "Формулы" находились на месте.

Пока я раздумывал над своим очередным безумным шагом, Ева произнесла:

– Внизу. Внизу в подвале. – Она показывала на дверь в дальнем конце кухни. – Он ходит вниз. Там, внизу...

Ясно, Тобин был не самым хорошим хозяином, и Ева была рада ему насолить. В ее глазах застыл страх. Я понял, что она опасается не только урагана. У меня не было сомнений, что Тобин убил бы и Еву, если бы не боялся присутствия тела в своем доме.

Я подошел к двери. Заперта. Топориком отодвинул язычок замка.

– Подожди, имеем ли мы на это право? – проговорила Бет.

Я провернул стальной топорик в защелке замка, а затем выбил его из деревянной двери. Открыл ее. Увидел узкую и темную лестницу, ведущую в подвал.

– Если хочешь, то уходи, – сказал я Бет.

Она взяла фонарик у Евы и протянула его мне:

– Ты – первый, герой. Я тебя прикрою.

Я стал спускаться первым. В одной руке фонарик, в другой топорик. Бет пошла следом, вытащив свой девятимиллиметровый.

Подвал был очень старый, с высотой потолка не менее семи футов. Стены и пол каменные. На первый взгляд подвал мало для чего годился. Слишком сыро для хранения продуктов. Слишком мрачно и страшновато, чтобы заниматься стиркой. Казалось, здесь располагалась только топка и нагревательный бак. Но не думаю, что именно к ним старалась привлечь наше внимание Ева.

Луч фонарика остановился на длинной кирпичной стене в глубине подвала. Мы двинулись к ней.

Стена из кирпича, скрепленного раствором извести, выглядела поновее, чем древние каменные своды. Она высилась от пола до потолка, вплоть до старых дубовых балок.

В самом центре стены была врезана дубовая дверь, украшенная очень хорошей резьбой. Фонарик высветил бронзовую табличку с надписью: "Его светлости собственный винный подвал".

– Будем входить? – прошептала Бет.

– Только если дверь не заперта. Правила обыска и изъятий.

Я отдал ей фонарик и попробовал массивную бронзовую ручку. Заперто. Обратил внимание на бронзовую замочную скважину над ручкой.

– Дверь не заперта. Просто ее заело.

Несколько движений топориком – и дверь распахнулась.

Как только она открылась, Бет погасила фонарик. Мы стояли по обе стороны двери, прижавшись спиной к кирпичной стене. Оружие наготове.

– Полиция! Выходить с поднятыми руками! – выкрикнул я.

Молчание.

Я бросил топорик в проем двери, и он приземлился с металлическим звоном. Но никто не ответил выстрелом.

– Иди первой. Меня уже подстреливали в этом году, – сказал я Бет.

– Спасибо.

Она припала к земле и быстро нырнула в дверь. Я следом. Пригнувшись, мы застыли с оружием наготове.

Ничего не было видно, но я почувствовал, что в этой комнате было прохладнее и, может быть, посуше, чем во всем подвале.

– Полиция! Руки вверх! – выкрикнул я.

Мы выждали с полминуты, и Бет зажгла фонарик. Луч выхватил ряды полок с вином. Бет стала шарить лучом по комнате. В центре стоял стол с двумя канделябрами и несколькими свечами. На столе лежали спичечные коробки. Я зажег с десяток свечей. Мигающий свет озарил погребок, заплясал на стекле бутылок.

Как и в любом винном погребе, здесь было множество деревянных полок. Кроме того, там и здесь виднелись деревянные и картонные ящики для вина. Некоторые были раскрыты, некоторые закрыты. В шести бочках бродило вино, каждая бочка с крышкой. На стене я рассмотрел трубки охлаждения, обернутые плексигласом.

Потолок был отделан, кажется, кедровым деревом, пол выложен гладкими плитами.

Мы огляделись по сторонам, заметили буфет, в котором были стаканы, штопоры, салфетки. Многочисленные термометры показывали одинаковую температуру – около 60 градусов по Фаренгейту.

Наконец я произнес:

– Так что же нам пыталась сказать Ева?

Бет пожала плечами:

– Может, стоит заглянуть в эти ящики и коробки?

– Наверное, стоит.

Мы стали просматривать деревянные ящики и картонные коробки. Открыли несколько – только вино.

– А что мы, собственно, ищем? – спросила Бет.

– Не знаю. Но только не вино.

В углу, где сходились две стены подвала, я увидел штабель винных коробок с винзавода Тобина с одинаковыми наклейками "Осеннее золото". Подошел к этим коробкам и стал вышвыривать в проход между рядами полок. Раздался звон разбитого стекла, запахло вином.

– Не уничтожай хорошее вино. Осторожнее. Передай мне коробки.

Я не обратил внимания на это замечание. Разобрал последнюю стопку коробок и увидел в углу то, что не имело отношения к вину. Это был алюминиевый ящик для льда. Я стал разглядывать его в свете свечей.

Бет подошла ко мне и направила на ящик луч фонарика.

– То, о чем ты говорил? Алюминиевый ящик из лодки Гордонов?

– Очень похоже. Но это довольно обычный ящик. И пока мы не обнаружим на нем отпечатков пальцев Гордонов, а я уверен, что их там нет, мы никогда не сможем говорить с уверенностью. – И добавил: – Думаю, это тот ящик, в котором, как многие убеждены, хранился сухой лед и сибирская язва.

– Может быть, содержимое до сих пор в нем. Я не до конца убеждена в версии о пиратских сокровищах.

– Будем надеяться, специалисты по дактилоскопии сумеют обнаружить какие-либо отпечатки на полированном алюминии.

С этими словами я направился к выходу.

– Подожди. Разве ты не собираешься... Я имею в виду...

– Открыть? Ты сошла с ума? Разве можно так поступать с вещественными доказательствами? Мы даже не имеем ордера...

– Прекрати!

– Что прекратить?

– Открой этот чертов ящик. Нет, я сама. Дай мне носовой платок или что-нибудь еще.

Я отдал ей свой платок. Обернув им руку, она отодвинула задвижку и подняла крышку на петлях.

Я посветил фонариком внутрь ящика. Думаю, мы оба ожидали увидеть золото и драгоценности, но еще до того, как крышка была открыта полностью, на нас уставился человеческий череп. Бет взвизгнула и отскочила назад, крышка захлопнулась. Она стояла в нескольких футах от ящика, пытаясь обрести дыхание. Показала на ящик и с трудом вымолвила:

– Видел?

– Да. Парень не живой.

Я наклонился над ящиком и попросил носовой платок. Она передала его мне, и я вновь открыл крышку. Луч фонарика обследовал внутренности объемистого ящика, и я увидел, что череп лежал среди других костей. Глазницы черепа были закрыты густо позеленевшими медяками.

Бет склонилась рядом со мной и положила руку на плечо, то ли для сохранения равновесия, то ли чтобы обрести уверенность.

– Это часть человеческого скелета, ребенок, – выдавила она.

– Нет, это взрослый небольшого роста. Тогда люди были менее крупными. Ты когда-нибудь видела кровати семнадцатого века? Однажды я в такой спал.

Я протянул руку внутрь ящика и достал что-то неприятное на ощупь. Сгнившая древесина. Теперь под костями я мог рассмотреть несколько кусочков сгнившей древесины. Пригляделся и заметил позеленевшие медные застежки, несколько проржавевших гвоздей и расползшиеся обрывки ткани.

Кости были не белыми, а скорее красно-коричневыми. На них прилипли кусочки земли и глины. Это говорило о том, что покойника хоронили не в гробу и что тело долгое время лежало в земле.

Я покопался в содержимом большого ящика для льда и обнаружил ржавый навесной замок и четыре золотые монеты, которые передал Бет. Встал и утер руки о носовой платок:

– Сокровища капитана Кидда.

– Вот это? – спросила она, поглядев на четыре монеты в своих руках.

– Только его часть. То, что здесь находится, это остатки деревянного сундука, щепки, образовавшиеся после взлома крышки, как я думаю. Сундук был завернут в прогнивший брезент или парусину. Для того чтобы сохранить его от влаги на год или ненамного дольше. Но не на три сотни лет.

– А это что? – показала она на череп.

– Думаю, это хранитель сокровищ. Порой осужденного на смерть, какого-нибудь аборигена или просто несчастного парня убивали и бросали поверх гроба. В те дни верили, что дух убитого будет витать вокруг этого места и отпугивать искателей сокровищ.

– Откуда ты все это знаешь?

– Читал в книгах. – И добавил: – А те люди, которые не верили в предрассудки или которые видели похороны или холмик свежей земли, раскапывая, первым делом находили труп. Убеждались в том, что это простая могила. Хорошо задумано?

– Думаю, что да. Я бы не стала вести дальше раскопки.

Мы продолжали оставаться в винном погребе, каждый думал о своем. Запах из алюминиевого ящика был не совсем приятным, поэтому мы закрыли крышку.

– Когда-нибудь его надо представить на выставке. Вместе с золотом и драгоценностями.

Она взглянула на четыре золотые монеты и переспросила:

– А где же само сокровище?

– Если кости могут говорить, то расскажут.

– А почему монеты на глазах?

– Это какой-то предрассудок.

Она взглянула на меня и сказала:

– Да, ты был прав. Прекрасная работа детектива.

– Спасибо. Пойдем на свежий воздух.

Глава 33

Мы поднялись наверх. Евы в кухне уже не было.

– У меня достаточно оснований для запроса ордера на обыск, – сказала Бет.

– Думаю, что недостаточно. Все, что мы здесь обнаружили, никак не связано ни с одним из убийств напрямую, улики лишь косвенные. А три потенциальных свидетеля мертвы.

– Но мы обнаружили человеческие останки. Это может служить началом.

– Да, это так. Стоит позвонить. Но только не упоминай, что костям более трех сотен лет.

Она подняла телефонную трубку.

– Отключен.

– Попробуй мой сотовый в машине. – Я отдал ей ключи от джипа.

Она вышла и села в машину. Начала с кем-то говорить.

Я стал оглядывать нижний этаж дома. Комнаты были украшены то ли настоящим антиквариатом, то ли качественными репродукциями. Стиль – сельская Англия, может быть, середины девятнадцатого века. Фредрик знал, на что тратить деньги. Он создал мир неги и хорошего вкуса.

В гостиной находилась небольшая ниша с рабочим столом, на котором было не так много предметов. Несколько фотографий в рамках. Одна – Сондры Уэллс, другая – его истинная любовь, он сам, запечатленный на мостике собственного катера с рубкой.

Я нашел записную книжку. В ней были имена Тома и Джуди Гордонов. Оба имени зачеркнуты. Было и имя Эммы Уайтстоун, также вычеркнуто. Принимая во внимание, что она была убита этим утром, можно судить о болезненной извращенности склада ума этого человека. Такой ум иногда приносит вред владельцу.

Над раструбом камина были прикреплены крючки для двух ружей. Ружья отсутствовали. Ева оказалась надежным свидетелем.

Я вернулся в кухню и выглянул в заднее окошко. Море было рассержено, как говорят старые моряки, но еще не совсем разбушевалось. И все же трудно было представить, что могло выгнать Фредрика Тобина в море в такую погоду. Я мог догадываться, но нужно время для размышлений.

Бет вернулась в дом. Пончо успело промокнуть даже за время короткой перебежки от джипа.

Она вернула мне ключи от машины и сказала:

– Следователи работают в доме Мэрфи и на месте другого убийства. Я больше не возглавляю команду по раскрытию убийства Гордонов.

– Не волнуйся, ты его уже раскрыла.

– Это ты раскрыл.

– Ты должна довести дело до полного окончания. Я тебе не завидую. Тобин может тебя доконать, если ты не будешь осторожна...

– Знаю.

Она поглядела на часы:

– Сейчас шесть сорок. Сюда выехали криминалисты и следователи, дорога в такую погоду займет некоторое время. Прежде чем войти, они получат ордер на обыск. Когда они прибудут, мы должны находиться за пределами дома.

– Но чем ты объяснишь, что мы уже побывали внутри?

– Нас впустила Ева. Она была испуганна, полагала, что ей грозит опасность. Не беспокойся об этом. Скажу, что спускалась в подвал проверить электричество.

– Ты научилась прикрывать свою задницу. Наверное, имела опыт работы с полицейскими с улицы.

– Я должна прикрывать тебя. Ты нарушил все правила, которые существуют.

– Бет, этот человек убил троих, которые мне были дороги. И безвинную престарелую чету. Последние трое остались бы в живых, если бы я лучше думал и быстрее действовал.

Она положила руку мне на плечо:

– Не кори себя. За безопасность Мэрфи должна была отвечать полиция. Что касается Эммы... Я не могла предположить, что ее жизнь подвергается опасности.

– Не хочу этого обсуждать.

– Понимаю. Послушай, ты не должен находиться здесь, когда прибудет полиция. Я разберусь с ними сама.

– Хорошая идея. Увидимся. – Я бросил ей ключи от машины.

– Куда же ты без ключей?

– Отправляюсь морем, – ответил я, снимая со стены ключи от "Формулы".

– Ты что, сошел с ума?

– Другие так не думают. Пока. – И я направился к задней двери.

– Нет, Джон. Ты погибнешь. Мы разделаемся с Тобином позже.

– Он мне нужен сейчас, когда его руки еще в крови.

– Джон, ты даже не знаешь, куда он направился.

– Есть только одно место, куда он мог направиться в лодке в такую ночь.

– Куда?

– Сама знаешь куда – на остров Плам.

– Но почему?

– Потому что, как я думаю, сокровища все еще там.

– Почему так считаешь?

– Это только догадка. Чао.

Я вышел, пока она не успела стать на пути, и направился через лужайку к катеру. Ветер разыгрался не на шутку, неподалеку рухнул огромный сук. Уже почти не было дневного света. И это хорошо, так как я не хотел видеть, что происходит на море.

Я двигался по причалу и, чтобы меня не сдуло, хватался за стойки. Добрался до лодочного ангара, который весь скрипел и стонал. В полутьме разглядел, что "Формула-303" была на месте. Но вельбот исчез. Смыло его водой? Или Тобин потащил его на буксире за "Крис-Крафтом" в качестве спасательной шлюпки? Или для высадки на пляж Плама?

"Формула" плясала на волнах и билась о резиновые амортизаторы причала. Я немного поколебался, стараясь мыслить рационально: стоит ли выходить в море в такую погоду? Тобину так или иначе приходит конец. А может быть, нет. Может быть, мне надо покончить с ним до того, как он сумеет найти алиби?

В сумраке я глядел на "Формулу". Мне почудилось, что вижу на борту Тома и Джуди, которые улыбались и жестами звали к себе. Затем промелькнул образ Эммы, которая плескалась в заливе и улыбалась мне. Затем мне почудилось лицо Тобина на вечеринке, когда он разговаривал с Эммой, уже зная, что убьет ее...

Прыгнув с причала на пляшущую палубу катера, я удержал равновесие и направился к правому креслу – капитанскому.

Первая проблема, с которой я столкнулся, была – найти зажигание. Наконец обнаружил его рядом с акселератором. Попытался вспомнить, как справлялись с управлением Гордоны. Когда-то они давали мне карточку-инструкцию "Как брать на себя управление в чрезвычайных обстоятельствах". Тогда я ознакомился с инструкцией. Хорошо было бы теперь иметь ее перед собой.

Вспомнил, что обе ручки переключателей скоростей надо поставить в нейтральную позицию. Вставить ключ зажигания, повернуть его... Повернул, ничего не произошло. Увидел две кнопки с надписями "старт" и нажал правую. Правый мотор провернулся и заработал. Нажал другую кнопку, и ожил левый мотор. Моторы работали с перебоями. Я передвинул акселераторы обоих двигателей слегка вперед, давая больше газа. Я знал, что двигатели надо немного прогреть, не хотелось, чтобы они заглохли в бушующем море. Прогревая двигатели, нашел нож в открытом бардачке у панели управления. Сначала обрезал им трос, а потом оба причальных конца. "Формула" мгновенно взмыла на волне и ударилась о стену ангара на высоте футов пять над причалом.

Я поставил переднюю передачу и взял в руки оба рычага подачи газа. Катер стоял носом к заливу. Так что мне оставалось только добавить газу и уйти в шторм.

Только собрался это сделать, как услышал сзади какой-то шум и оглянулся через плечо. Это была Бет, которая произносила мое имя, стараясь перекричать рев ветра, воды и моторов.

– Джон! Подожди! Я с тобой!

– Тогда давай! Прыгай!

Я включил заднюю скорость и, действуя штурвалом, сумел подвести катер поближе к причалу. Она прыгнула на раскачивающуюся палубу сзади меня и не удержалась на ногах.

– Ты в порядке? – выкрикнул я.

Она встала на ноги, затем волна бросила катер, и она вновь рухнула на палубу. Снова поднялась и достигла левого кресла:

– Все в порядке, трогаемся.

– Ты уверена?

– Поехали.

Я передвинул рычаги вперед, и мы покинули ангар, войдя в проливной дождь. Секундой позже увидел огромную волну справа, которая должна была обрушиться в борт. Резко повернул руль вправо, подставив волне нос судна. Катер взмыл вверх, буквально завис в воздухе, волна подбросила корму, снова подняв нас высоко над водой. Затем катер опустился носом вперед в бушующее море. В следующее мгновение нос задрался, корма шлепнулась в воду. Винты заработали в воде, мы двинулись, но не в нужном нам направлении. В промежутке между ударами волн удалось развернуть судно на 180 градусов, и мы двинулись на восток. Минуя лодочный ангар, я услышал громкий треск и увидел, как сооружение накренилось вправо, а затем рухнуло в кипящее море. О Боже!

– А ты знаешь, как управлять? – спросила Бет сквозь грохот шторма.

– Конечно. Когда-то я изучал инструкцию.

– По управлению судами?

– Думаю, что судами.

Насколько я понимал, в шторм "Формулу" следовало вести на средней скорости, что я и делал. На такой скорости половину времени мы держались над волнами. Потом пролетали над провалами, затем врезались в набегавшие валы, и винты начинали реветь. Мы то погружались в пучину, то нас выстреливало вверх, как доску для серфинга. Единственное, что я знал точно, это то, что нос должен быть против волн, не давать им ударить нас в борт. Катер, может быть, и не затонул бы от удара в борт, но мог перевернуться килем вверх. Я видел такие случаи в заливе даже при меньших штормах.

Морские прогулки никогда не были моим хобби номер один. Но мне приходилось плавать в море пассажиром множество раз, так что об искусстве управления судами узнал с малых лет. А в июне, июле и августе я с дюжину раз выходил в море с Гордонами. Том, неутомимый рассказчик, очень любил поделиться со мной своими знаниями в навигации. Так что, думаю, мои познания морехода были довольно солидные. Надеюсь.

Мы уже довольно далеко углубились в залив Пеконик. Катер тяжело ударялся о волны. Было такое впечатление, что едешь на автомобиле по железнодорожным шпалам. Через лобовое стекло не видно ни зги. Поэтому я приподнялся, уперся задом в спинку кресла и глядел поверх стекла. Правая рука была на руле, левой я держался за поручень на приборной доске. Нахлебался немало воды, и соль стала есть глаза. Взглянул на Бет, она также терла веки.

Справа я заметил большой парусник, лежащий на борту, едва различал киль, мачта и паруса притоплены. О Господи....

– Они нуждаются в помощи? – спросила Бет.

– Я никого не вижу.

Я подошел ближе к паруснику, но людей видно не было. Нажал кнопку сирены на пульте управления, просигналил несколько раз. Снова никаких признаков жизни на паруснике.

– Они могли уйти к берегу на спасательном плотике, – сказал я Бет.

Она промолчала.

Мы продолжали двигаться дальше. Мне не нравилась даже небольшая качка на паромах, а тут приходится на тридцатифутовом катере пробиваться почти что через ураган.

Я почувствовал толчки в ноги, будто кто-то лупил меня палкой по ступням. Удары отдавались в коленях и бедрах, вызывая тупую боль.

Меня стало мутить – от соли, качки, постоянных ударов волн. И от невозможности отделять горизонт от воды. Добавьте ко всему мое болезненное состояние после ранений... Вспомнил, как Макс уверял меня в том, что дело не принесет мне много хлопот. Будь он со мной сейчас, привязал бы его к носу катера.

Вглядываясь в дождь, в двух сотнях ярдов слева я рассмотрел береговую линию, а справа еле виднелись очертания острова Шелтер. Я понимал, что будет безопаснее войти в воды на подветренной стороне острова.

– Могу высадить тебя на острове Шелтер, – сказал я Бет.

– Рули эту чертову лодку и не беспокойся о хрупкой маленькой Бет.

– Есть, мадам.

– Я попадала в шторм, Джон, и знаю, когда действительно надо паниковать, – произнесла она уже более мягким тоном.

– И когда же?

– Скоро. А пока я спущусь вниз – поискать спасательные жилеты и какую-нибудь более пригодную одежду.

– Хорошая идея. И еще: промой глаза от соли и поищи карту.

Она спустилась по трапу, расположенному между нашими креслами. "Формула-303" имела довольно вместительную каюту и кубрик. В общем, это было комфортабельное судно, пригодное для дальних морских путешествий. И я всегда чувствовал себя на таком судне в безопасности, когда им управляли Том и Джуди. Правда, Том и Джуди, как и Джон Кори, не любили плохой погоды и возвращались на берег при виде первых барашков. И вот теперь мне приходится бороться с одной из главных для меня опасностей.

Одной рукой я держал штурвал, другой придерживался за лобовое стекло, чтобы устоять на ногах. Но трудно было разглядеть горизонт или берег, не говоря уже о другом судне.

По ступенькам поднялась Бет и передала мне спасательный жилет. Пока я его надевал, перехватила штурвал. На шее у нее был бинокль. Под желтым пончо – джинсы, резиновые сапоги, оранжевый спасательный жилет.

– Ты облачилась в одежду Фредрика?

– Надеюсь, нет. Думаю, это одежда Сондры Уэллс. Немножко жмет. – И она добавила: – Я положила карту на стол, можешь на нее взглянуть.

– Ты разбираешься в картах?

– Не очень. А ты?

– Нет проблем. Голубое – вода, коричневое – суша. Я посмотрю карту попозже.

– Я нашла внизу подзарядное устройство для мобильного телефона, но самого телефона нет.

– Да, на малых судах обычно используют мобильные телефоны. Я предпочитаю двустороннее радио. Но в нашей ситуации мы не имеем никакой связи.

– И даже не можем подать сигнал SOS.

– Я нашла сигнальную ракетницу, – сказала она, похлопывая по пончо.

– Это хорошо. Может пригодиться позже.

Я снова взял штурвал. Бет села на ступеньку трапа рядом со мной. Мы промокли, нас мутило, было жутковато. Но страх перед штормом прошел.

Минут через десять Бет подошла ко мне поближе и спросила:

– Ты действительно думаешь, что он направился на Плам?

– Да.

– Почему?

– Чтобы забрать сокровища.

– Да, в такой шторм не будет никаких патрульных судов Стивенса или вертолетов береговой охраны.

– Кроме того, дороги стали непроходимыми для автомобильных патрулей.

– А почему Тобин убил Гордонов до того, как забрал все сокровища?

– Не знаю. Может быть, Гордоны напугали его, когда он рылся в их доме. Я уверен, что было задумано перевезти все сокровища, но у них что-то не получилось.

– И таким образом, ему самому надо их забирать. Знает ли он точное место?

– Должен знать, иначе бы он туда не отправился. Эмма рассказала мне, что Тобин однажды побывал на острове с группой любителей из исторического общества Пеконика. Во время этого визита он должен был убедиться, что Том и Джуди указали ему точное местонахождение клада. Это место, конечно, должно совпадать с местом археологических раскопок Тома. – Затем я добавил: – Тобин не тот человек, которому можно доверять, и я уверен, что Гордоны не доверяли ему и не любили его. Они просто использовали друг друга.

– Между ворами всегда возникают распри.

Я хотел заметить, что Том и Джуди не были ворами. Но они ими все же оказались. И когда они переступили черту, которая отделяет честных граждан от заговорщиков, их судьба была практически решена. Я не моралист, но с подобным мне приходится сталкиваться по работе каждый день.

Тем временем море разбушевалось еще сильнее. Неожиданно над правым бортом нависла огромная волна. Бет заметила ее и закричала. Волна рухнула прямо на катер, и показалось, что мы попали под водопад.

Я очутился на палубе, а потом поток воды смыл меня по трапу на нижнюю палубу, прямо на Бет. Мы с трудом поднялись на ноги, и я стал карабкаться вверх по трапу. Без руля катер потерял управление. Я ухватился за штурвал в самое время, чтобы успеть поставить судно носом к очередной гигантской волне. Она подняла нас в воздух на высоту около десяти футов, так что я испытал очень странное чувство, увидев с такой высоты сразу две береговые линии.

Прежде чем сбросить в очередной провал, волна продержала нас в воздухе какую-то секунду. Я справился с рулем и направил судно на восток, к проливу, где штормило не так сильно.

Я оглянулся налево, но не увидел Бет на трапе.

– Бет!

– Я здесь. Иду.

Она карабкалась по трапу на четвереньках. Лоб был в крови.

– С тобой все в порядке? – спросил я.

– Да. Просто немного ударилась. Болит зад. Это какой-то ад.

Она попыталась рассмеяться, но смех был больше похож на стенание.

– Спускайся вниз. Приготовь себе мартини. Только помешивай, но не взбалтывай.

– Твой идиотский юмор вполне соответствует ситуации. В каюту начинает проникать вода, и я услышала, как заработали трюмные помпы. Как тебе нравится эта шутка?

– Ты услышала не трюмную помпу, а электрический подводный вибратор Сондры Уэллс. Как тебе это нравится?

– Впечатляет. А как долго помпы могут справляться с прибывающей водой?

– Дай подумать. Это зависит от того, как много волн обрушится на судно.

И тут я заметил, что штурвал стал менее послушен – результат тяжести воды, проникшей в трюм и каюту.

Следующие десять минут мы провели в молчании. В перерывах между порывами дождя с ветром я мог разглядеть, что происходит по курсу на расстоянии ярдов в пятьдесят. Ни катера Тобина, ничего на него похожего видно не было. Заметил только две небольшие перевернутые лодки, которые волны швыряли как щепки.

И тут я обратил внимание на другое явление, а скорее, на страшную угрозу. Гордоны называли это явление "преследующим морем", с которым мы когда-то столкнулись на их катере. Море настигало нас, стуча в корму, почти выводя судно из-под контроля, швыряло его из стороны в сторону. Радовало только то, что мы были еще на плаву и по-прежнему двигались на восток. Этому можно было только удивляться.

Я отбросил голову назад, чтобы дождь смыл соль с лица и глаз. Посмотрел на доску приборов и впервые обратил внимание на указатель топлива. Он показывал одну восьмую бака, то есть оставалось галлонов десять. При прожорливости большого судна и при небольшой скорости в борьбе со штормом, это означало, что нам оставалось идти недолго и не очень далеко. Интересно, сможем ли мы добраться до Плама? Остаться без горючего в машине, это еще не конец света. В самолете – точно конец. А вот в катере во время шторма – все возможно. Я решил следить за указателем топлива.

– На побережье острова Шелтер есть несколько бухт и заливов. Хочешь, пристанем? – спросил я Бет.

– А ты хочешь?

– Хочу, но не буду.

– Я с тобой.

Наконец мы достигли пролива между материком и островом Шелтер. В самом начале пролив имел ширину мили в полторы. Возвышенности острова были достаточными, чтобы как-то защитить от ветра. Стало меньше завываний и всплесков, так что мы могли более легко разговаривать. Да и море здесь было чуть-чуть поспокойнее.

Бет стояла, придерживаясь за поручень, вмонтированный в панель приборов.

– Что же произошло в тот день? В день убийства? – спросила она меня.

– Мы знаем, что Гордоны покинули гавань Плама после полудня. Они достаточно далеко ушли в море, так, чтобы их не смогли опознать с патрульного катера. Они выжидали и следили в бинокли, когда пройдет патрульный катер. Затем врубили скорость и устремились к берегу. У них было от сорока до шестидесяти минут до следующего появления патруля. Мы установили этот факт на Пламе. Правильно?

– Да, но я думала, что тогда мы говорили о террористах или других нелегалах. Хочешь ли ты сказать, что уже тогда ты думал о Гордонах?

– В каком-то смысле, да. Не знаю почему, но я хотел выяснить, могли ли они что-то увезти с острова. Что-то украсть, может быть.

– Продолжай.

– Они сделали бросок к острову на большой скорости. И если бы даже патрульный катер или вертолет обнаружили их на якоре у острова, то это не было бы большой бедой. Все знали, кто они такие, их необычный катер был легко узнаваем. И все же, по словам Стивенса, в тот день их катера никто не видел. Правильно?

– Пока все верно.

– Это был прекрасный, тихий, летний день. Гордоны захватили на берег свой резиновый плотик и спрятали его в кустах. В плотике находился алюминиевый ящик.

– И лопаты.

– Нет. Они уже откопали сокровища раньше и спрятали в удобном месте. Но до этого ими была проведена большая подготовка: архивные и археологические изыскания, покупка участка у миссис Уили и так далее.

– Думаешь, Гордоны что-то утаивали от Тобина?

– Нет, я так не думаю. Они были бы довольны, получив половину клада, и готовы были отдать государству половину от своей половины. Их запросы были гораздо скромнее запросов Тобина. Кроме того, Гордоны жаждали известности и лавров открывателей сокровищ капитана Кидда. Аппетит Тобина был больше, и он имел другую задумку. Он не видел ничего дурного в убийстве своих партнеров и овладении всем кладом. Большую толику он собирался припрятать. А меньшую "найти" на своей собственной земле. Затем выставить клад на аукционе Сотби. Под око прессы и налоговой полиции.

Погода оставалась ужасной. Она могла и ухудшиться, как только мы пройдем остров Шелтер и войдем в залив Гардинера.

Я знал, что мне положено зажечь ходовые огни. Но поблизости могло быть только одно судно, и я не хотел, чтобы меня с него заметили. Я был уверен, что он также не зажег огней на своем катере.

Бет сказала:

– Итак, у Гордонов не было времени вернуться за второй частью груза до того, как вновь появится патрульный катер.

– Да, ты права. На резиновом плотике много не увезешь, и они не хотели оставлять на "Формуле" кости без присмотра, если бы отправились еще раз на берег за остальным грузом.

Бет продолжила мою мысль:

– И они решили вывезти то, что было возможно. А за основной частью клада вернуться в следующий раз.

– Правильно. Не исключено, что они собирались вернуться той же ночью, на что может указывать лишь временная швартовка ими катера у дома. А на пути к дому они завернули в лодочный ангар Тобина в Фаундерс-Лэндинг. Может быть, они собирались оставить там кости, прогнивший морской сундук и четыре монеты – в качестве сувениров. Не обнаружив в ангаре вельбота, поняли, что Тобина нет дома, и отправились к себе.

– Где и удивили Тобина своим появлением.

– Точно. Он к этому времени уже перевернул в доме все сверху донизу. Имитировал ограбление со взломом, а также проверял, не утаили ли Гордоны чего из клада.

– И он также хотел проверить, нет ли в доме Гордонов каких-либо улик против него.

– Совершенно верно. Итак, Гордоны подходили к своему причалу. Тут-то они и подняли вымпелы "Опасный груз. Требуется помощь". А утром того же дня, я уверен, они поднимали "Веселого Роджера" – давали сигнал Тобину, что именно в этот день все и должно произойти. Спокойное море, нет дождя, полная уверенность и так далее.

– А когда Гордоны причалили к своему пирсу, вельбот Тобина был в соседних зарослях.

– Да. Но, наверное, никто не узнает, что точно произошло потом. Неизвестно, о чем говорилось. Что подумал Тобин о содержимом ящика? Что думали Гордоны о замыслах Тобина? Но в какой-то момент все трое осознали, что партнерству пришел конец. Тобин понял, что другого случая убить Гордонов ему не представится. Он поднял пистолет, затрубил в сирену и нажал на спусковой крючок. Первая пуля попала в лоб Тома с близкого расстояния. Джуди вскрикнула и повернулась в сторону мужа. Вторая пуля попала ей в боковую часть головы... Тобин перестал трубить. Он открыл алюминиевый ящик и не обнаружил там гор золота и драгоценностей. Подумал, что добыча осталась на борту "Спирохеты". Спустился и обшарил катер. Ничего не обнаружил. Понял, что зарезал курицу, которая может нести золотые яйца, но еще не все потеряно. Он знал или просто верил, что способен в одиночку завершить дело. Правильно?

Или Тобин имел на острове другого сообщника.

– Правильно. Тогда убийство Гордонов не представлялось для него большой потерей.

Я посмотрел на Бет и напомнил ей:

– Как только мы минуем остров Шелтер, снова попадем в бурные воды.

– Да и здесь штормит. Давай сделаем попытку. Всегда можно повернуть обратно.

– У нас мало горючего. Мы можем достичь этого легендарного залива Гардинера и оттуда уже никогда и никуда не вернуться.

Она взглянула на указатель топливного бака и сказала:

– Не беспокойся об этом. Мы можем перевернуться еще до того, как кончится топливо.

– Звучит как-то по-идиотски, сказал бы я.

Неожиданно она широко улыбнулась мне. Затем спустилась вниз и поднялась с эликсиром жизни, естественно, эликсиром для меня было пиво.

– Храни тебя Господь, Бет.

Катер болтало так неистово, что я боялся выбить зубы о горлышко бутылки. Поэтому поднял бутылку вверх, стараясь попасть в глотку на расстоянии. Половина содержимого вылилась мимо.

– Ты должен посмотреть, что происходит в трюме, – посоветовала Бет.

– Не стоит. Катер управляем. Мы имеем хороший балласт.

– Ты успел стать хорошим моряком.

– Быстро учусь.

– Отдохни, Джон. Я возьму штурвал.

Я передал штурвал и спустился вниз. В каюте было около трех дюймов воды. Это означало, что мы зачерпываем ее быстрее, чем откачивают трюмные насосы.

Я прошел в кубрик и вылил из себя в туалет около пинты соленой воды. Смыл соль с лица и рук, вернулся в каюту. Сел на лавку, стал изучать карту и потягивал пиво. Ныли руки и плечи, ныли ноги и бедра, но желудку стало полегче. Я немного ознакомился с картой, достал из холодильника еще бутылку пива и поднялся наверх. С картой и пивом.

Бет отлично справлялась с управлением. Правда, здесь, на подветренной стороне острова Шелтер штормило не так сильно. Волны были высокими, но их удары можно было предвидеть. Остров прикрывал нас от ветра.

Я разглядел на горизонте две черные точки на суше по обеим сторонам пролива. Они означали конец безопасного прохода.

– Я беру штурвал, Бет. А ты держи карту.

Мы стали меняться местами. Когда она обходила меня сзади, то издала громкий возглас – ее взгляд был устремлен на корму.

Я подумал, что нас догоняет очередная гигантская волна, и оглянулся через плечо.

И не поверил своим глазам: огромный катер, типа "Крис-Крафт", а говоря точнее – "Осеннее золото", в двадцати футах от нас. Он шел тем же курсом и быстро сближался с нами.

Глава 34

Казалось, Бет была загипнотизирована тенью огромного судна, нависшей над нами как призрак.

Поражен был и я. Из-за шума шторма и грохота моторов я не услышал, как к нам подобрался преследователь. Видимость была отвратительной, а "Крис-Крафт" шел без ходовых огней. В любом случае Тобин занял удобную позицию. Как в страшном сне мне виделось: нос "Осеннего золота" разрезает корму нашей "Сондры".

Тобин понял, что мы его заметили, и прокричал через судовой громкоговоритель:

– В гробу я вас видал!

Я прибавил газа, и расстояние между нами несколько увеличилось. Тобин понимал, что "Формулу-303" не догнать, даже при таком волнении. И он вновь прокричал:

– В гробу я вас видал! Вы – покойники! Вы – покойники!

Его голос был хриплым, а может, искажался громкоговорителем.

Бет вынула свой пистолет калибра 9 миллиметров. Она присела за своим креслом, пытаясь с помощью его спинки ровно держать руку с пистолетом. Я думал, она станет стрелять, но она только целилась.

Я оглянулся на "Крис-Крафт" и увидел, что на открытом мостике Тобина уже нет. Он находился в надпалубной каюте, где, как я знал, установлен второй пульт управления судном. Я также обратил внимание, что навесное лобовое стекло каюты было поднято. А шкипер Фредди наполовину высунулся из окна, в правой руке было ружье, левой удерживал равновесие. Правое плечо упиралось в раму окна, он целился прямо в нас.

Оба судна сильно раскачивались, было темно, огни не включены, бушевали ветер и дождь. Поэтому Тобин все никак не мог точно прицелиться и открыть огонь.

– Сделай пару выстрелов! – крикнул я Бет.

– Я не имею права стрелять первой.

– Стреляй!

Она выстрелила, выпустила все пятнадцать зарядов. Лобовое стекло каюты Тобина разлетелось на куски. Не было видно ни его, ни ружья.

– Отличная работа! – ободрил я Бет.

Она вставила в пистолет следующую обойму с пятнадцатью патронами, послала еще несколько пуль в каюту Тобина.

Я наблюдал за всем этим через плечо, стараясь управлять "Формулой", погода стала еще хуже. Неожиданно в окне каюты появился Тобин. Вспыхнул огонь выстрела.

– Ложись! – прокричал я Бет.

Тобин сделал еще три выстрела. Одна пуля ударила в пульт управления, другая расколотила мое лобовое стекло. Бет отвечала выстрелами, теперь медленнее и расчетливее.

Я понимал, что огонь из ружья более прицельный, поэтому дал полный газ, и мы, взмывая над волнами, оторвались от "Крис-Крафта". На расстоянии около шестидесяти футов мы перестали видеть друг друга. Я услышал, как он снова включил свой громкоговоритель, с трудом расслышал выкрики:

– Будьте вы прокляты! Вы утонете! Вам не спастись в такую погоду! Будьте прокляты!

Меня коробило оттого, что я слышал такое от человека, который только что убил мою любимую женщину. Я сказал Бет:

– Этот ублюдок умрет.

– Джон, будь с ним осторожен. Он обречен и знает об этом. Он в отчаянном положении.

– Мы не в лучшем.

Бет оставалась на своем огневом рубеже, лицом к корме, ствол пистолета на спинке кресла.

– Джон, постарайся сделать широкий круг и зайти к нему в корму.

– Бет, я не великий мореход и это не морское сражение.

– Но я не хочу, чтобы он был у нас за спиной.

– Не беспокойся об этом. Только внимательно следи за ним.

Я взглянул на указатель топлива. Стрелка стояла между одной восьмой и нулем.

– У нас мало горючего, чтобы делать маневры, – объяснил я Бет.

– Думаешь, он все еще движется к Пламу?

– Да, туда, где лежит золото.

– Но он знает, что мы его преследуем.

– Вот поэтому он и попытается уничтожить нас. Или убедиться в том, что мы перевернулись и утонули.

– Мы сможем его опередить?

– Думаю, мы движемся быстрее. И по закону физики...

– Какой у тебя план?

– Никакого. А у тебя?

– Может быть, стоит поискать безопасную гавань?

– Может быть. Но мы не можем возвращаться. Я не хочу вновь оказаться под прицелом Фредди.

Бет разложила на пульте управления карту в пластиковой обложке.

– Посмотри. Это, должно быть, маяк на Лонг-Биче.

Я взглянул вправо и увидел слабый мигающий огонек.

Бет продолжала:

– Если мы возьмем влево от маяка, может быть, увидим буйки фарватера, который выведет нас к Ист-Мэрион или к Ориенту. Там мы сможем причалить и вызвать береговую охрану или охрану с Плама, объяснить им ситуацию.

Я взглянул на карту, едва освещенную дрожащим светом от лампочки на пульте управления.

– Я не смогу провести наше судно в такую погоду по этим узким каналам. Мы сможем достичь Гринпорта или Деринга, но между нами и этими гаванями нас поджидает Фредди.

– Иными словами, мы больше не преследуем его. Это он загоняет нас в открытое море.

– Знаешь, можно сказать, что мы завлекаем его в ловушку.

– Какую ловушку?

– Я знал, что ты это спросишь. Поверь мне.

Я сбросил немного скорость, и "Формулу" стало не так сильно бросать.

Я сказал Бет:

– Вот как я все себе представляю. Мы теперь точно знаем, где он и куда направляется. Я хотел бы покончить с ним на берегу. Так что давай встретим его на Пламе.

– Правильно. Здесь у него преимущество и в оружии и в судне.

Я стал на курс немного правее маяка. Это должно вывести нас в залив Гардинера, а затем и к Пламу.

– Сколько у тебя осталось патронов? – спросил я Бет.

– Девять в обойме пистолета и еще пятнадцать в другой обойме, которая в кармане.

– Немало. Да и постреляла уже недурно.

– Не совсем.

– Ты не дала ему целиться в нас. А может, и попала в него.

Она не ответила.

– Я слышал, как последняя пуля просвистела у самого уха. Перед тем как пробить лобовое стекло. Как в старые времена в городе. А у тебя все в порядке?

– Знаешь...

– Что случилось? – Я бросил взгляд на нее.

– Я не знаю...

– Бет? Что с тобой?

Ее левая рука двинулась под дождевиком, она поморщилась. Вынула руку из-под дождевика. Рука была в крови.

– Черт... – сказала она.

Я остолбенел.

Она продолжала:

– Странно, не думала, что он попал, потом почувствовала что-то теплое, сейчас все в порядке... просто царапина.

– Ты... Ты уверена?

– Да. Я чувствую, где она прошла.

– Давай посмотрим. Подойди ко мне.

Она подошла поближе. Ослабила спасательный жилет. Затем задрала дождевик и рубашку. Грудная клетка между грудью и бедром была в крови. Я взглянул на рану и немного успокоился. Это действительно была царапина. Она была глубокой, вдоль нижнего ребра. Но не до кости.

Бет тихонько охнула, когда мои пальцы ощупывали рану. Я убрал руку и произнес:

– Все в порядке.

– Что я тебе и говорила.

– Спустись вниз и поищи санитарный пакет.

Она сошла вниз.

Я оглядел горизонт. Даже в темноте смог рассмотреть две точки на суше слева и справа, которые отмечали выход из относительно спокойного пролива.

Через несколько минут мы были уже в заливе Гардинера. Ветер завыл с гораздо большей силой, волны обрушились на наше судно, которое стало почти неуправляемым. Я раздумывал, что делать дальше.

Бет выкарабкалась из каюты наверх, ухватилась за поручень на пульте управления.

– Как себя чувствуешь? – постарался я перекричать ветер и волны.

– Джон! Мы должны повернуть назад.

Я понимал, что она была права. "Формула" создана не для такой погоды, как, впрочем, и я сам. Вспомнил слова Тома Гордона, сказанные мне на моей веранде когда-то, как мне кажется, уже очень давно: "Лодка в гавани – безопасная лодка. Но лодки не созданы для гавани".

Говоря по правде, мне было уже не страшно море, не боялся я и смерти. Я держался за счет адреналина и ненависти. Наши взгляды встретились. Она сказала:

– Джон, если мы погибнем, он уйдет. Мы должны причалить в какой-нибудь гавани или заливе.

– Я не могу этого сделать. Мы сядем на мель и утонем. Мы должны двигаться.

Она промолчала.

– Мы сможем высадиться на Пламе. Я могу зайти там в залив. Он хорошо обозначен и освещен. У них там свой электрогенератор.

Она вновь стала рассматривать карту, а я задумался, как выходить из создавшегося положения. Я уже приходил к выводу, что единственно возможными для высадки были гавани Гринпорта и Деринга, позади нас. А между нами и гаванями находился Тобин.

Она сказала:

– Теперь, когда мы вышли в открытое море, мы можем сделать более широкий круг и проскочить в Гринпорт мимо Тобина.

Я покачал головой:

– Бет, мы должны оставаться в этом канале, где имеются фарватерные буйки. Без этих буйков мы погибнем. Мы как на узком шоссе, а этот парень с ружьем у нас за плечами. Единственный выход – двигаться вперед.

Она взглянула на меня, и я понял, что она не совсем верила моим словам. Да это и понятно. Я ведь не говорил всей правды. А правда была в том, что я хотел убить Фредрика Тобина. Когда я думал о смерти Гордонов, мне хотелось, чтобы Тобина уничтожили власти штата Нью-Йорк. Теперь, после того как он убил Эмму, я жаждал уничтожить его своими собственными руками. Вызов береговой охраны или охраны Плама лишил бы меня шанса самому свести с ним счеты. Кстати, о сведении счетов. А где в эту ночь находится Пол Стивенс?

Бет прервала мои мысли:

– Убито пять невинных людей, Джон, пять человек – это очень много. Я не хочу, чтобы ты рисковал своей жизнью, не хочу рисковать и своей. Поворачивай назад. Сейчас же.

– Ты что, хочешь заставить меня сделать это под дулом своего пистолета?

– Да. Если ты меня вынудишь.

– Бет, я справлюсь с этой погодой. Я в этом уверен. Все будет в порядке. Поверь мне.

– Тобин убил Эмму Уайтстоун прямо под твоим носом. Это унизило твое мужское достоинство. Вот что движет тобой теперь. Я права?

– Частично.

– А что еще?

– Я влюбился в нее.

– Хорошо. Если ты собираешься загубить нас обоих, то прежде ты должен узнать всю правду.

– Какую правду?

– Кто бы ни убил Эмму... думаю, это был Тобин... он прежде изнасиловал ее.

Я промолчал. Хотя, честно говоря, и не был слишком шокирован.

Шум ветра, моря и моторов мешали разговаривать. И это в данный момент меня вполне устраивало.

Бет сидела в левом кресле. Я оставался стоять за штурвалом, упершись спиной в правое кресло. Ветер врывался сквозь разбитое лобовое стекло. Дождь полосовал со всех сторон. Горючего становилось все меньше, я промок, продрог и чувствовал большую усталость. С ужасом представлял, что творил Тобин с Эммой. Бет не произносила ни слова, казалось, она впала в оцепенение, уставившись на все новые и новые волны.

Наконец она, кажется, немного пришла в себя и оглянулась назад через плечо. Не говоря ни слова, встала с кресла и направилась к корме. Я оглянулся и увидел, как она опустилась на колени и вытащила свой пистолет. Посмотрел на море за кормой, но не увидел ничего, кроме стены волн, преследующих судно. Через мгновение, когда волна подняла "Формулу", рассмотрел мостик "Крис-Крафта". Преследователь был не более чем в шестидесяти футах сзади нас и быстро приближался. Я принял решение сбавить скорость до минимума, при котором судно все же оставалось бы управляемым. Бет услышала, что обороты двигателей упали. Она поняла мой маневр и одобрительно кивнула. Направила свое оружие на цель. Нам предстояла встреча со зверем.

Тобин не заметил неожиданной разницы в относительных скоростях двух судов. А когда он это понял, "Крис-Крафт" был уже менее чем в двадцати футах от "Формулы", к стрельбе он был не готов. Бет начала беглый огонь по темной фигуре, мелькнувшей в окне каюты. Я старался удерживать "Формулу" носом к волнам и с тревогой оглядывался на Бет.

Тобин был больше не виден в каюте, и я подумал, не попала ли в него одна из пуль, выпущенных Бет? Неожиданно вспыхнул прожектор, установленный на носу "Крис-Крафта". Лучи осветили "Формулу" и Бет, стоящую на корме на коленях. Она вставляла в пистолет обойму. Тобин появился у лобового стекла и, бросив штурвал, целился из ружья обеими руками.

Я вытащил свой пистолет, развернулся, прижал штурвал спиной, попытался прицелиться. Ружье Тобина смотрело прямо на Бет с расстояния менее пятнадцати футов.

Казалось, на какие-то полсекунды все замерло: оба судна, Бет, Тобин, я и само море. Я выстрелил. Ствол ружья Тобина, направленный прямо на Бет, резко повернулся на меня, и я увидел вспышку выстрела. В это же мгновение "Крис-Крафт", оставленный без управления, завалился на левый борт, и выстрел Тобина прошел мимо цели. "Крис-Крафт" очутился под углом к носу "Формулы", и я рассмотрел Тобина в боковое окно каюты. Наши взгляды встретились. Я сделал еще три выстрела по окну, стекла разлетелись. Фигура Тобина исчезла.

Я заметил, что на буксире у "Крис-Крафта" тащился маленький вельбот, та самая лодка, которую я видел в ангаре. Теперь не оставалось сомнений, что Тобин намеревался использовать ее для высадки на Пламе.

"Крис-Крафт" крутился на месте, штурвал был явно брошен. Пока я раздумывал, попал ли я в него, нос "Крис-Крафта" ловко повернулся к нам и прожектор вновь осветил нас. Бет стала стрелять по прожектору, и с третьего выстрела он взорвался, выбросив сноп искр и стекла.

Тобин не был сбит с толку и продолжал управлять "Крис-Крафтом". Его нос приближался к корме "Формулы". И он врезался бы в нас, если бы Бет не выстрелила из ракетницы прямо в лобовое стекло каюты на мостике. Белая вспышка фосфора была ослепительна, "Крис-Крафт" отвернул в сторону. Я представил, как быстро Тобин бросил штурвал, спасаясь бегством. Может быть, он обожжен, может, ослеп, может, был мертв.

– Давай уходи, уходи, – прокричала мне Бет.

Я прибавил газу, и "Формула" стала набирать скорость. На мостике "Крис-Крафта" гуляли языки пламени. Мы посмотрели с Бет друг на друга, удивляясь нашей удаче. Но пламя стало спадать. На расстоянии футов сорока мы вновь услышали звук включенного громкоговорителя. Мелкий ублюдок снова заговорил.

– Кори! Я догоню тебя! И тебя, мисс сука! Я прикончу вас обоих! Я убью вас.

– Уноси ноги, Джон! Он снова приближается, – дала совет Бет.

Я прибавил газу, но более высокая скорость сделала "Формулу" неустойчивой. Мы так врезались в набежавшую волну, что нос резко задрался вверх, казалось, нас перевернет назад. Я услышал крик Бет. Подумал, что ее выбросило за борт. Но когда судно опустилось, увидел ее катящейся по палубе. Она достигла трапа, скатилась до его середины и только там сумела остановиться.

– Ты в порядке? – спросил я.

Она поднялась на четвереньки и стала карабкаться вверх по трапу.

– Со мной все в порядке.

– Спускайся вниз и немного передохни, – велел я ей, слегка сбавляя скорость.

Она отказалась и разместилась между своим креслом и пультом управления.

– Ты следи за волнами и буйками фарватера. А я послежу за Тобином.

Я подумал, что Бет, может, и была права, советуя сделать широкий круг и зайти Тобину в корму, не давая ему наседать на нас сзади. Может быть, он сидел в своей уютной и сухой каюте и не заметил бы нас, когда мы взбирались бы на его борт? Но если бы он нас заметил, мы оказались вновь под дулом его ружья.

Нашим единственным преимуществом была скорость, но из-за погоды мы не могли полностью его использовать.

– У тебя еще остались заряды в ракетнице? – спросил я Бет.

– Еще пять.

– Хорошо.

– Не совсем. Я выронила ракетницу.

– Хочешь вернуться и поискать?

– Я устала от твоих шуток.

– Я тоже. Но это все, что нам осталось.

Мы продолжали двигаться. Погода стала еще хуже, если такое вообще возможно.

– Я уже думала, что мне пришел конец, – сказала Бет.

– Мы больше не должны давать ему приближаться на такое расстояние.

– Он не стал стрелять в меня, решив перенести огонь на тебя.

– Это моя судьба. Как только кто-то готов сделать единственный выстрел, эта пуля предназначается для меня.

Она попыталась улыбнуться и спустилась вниз. Поднялась через минуту и передала мне очередную бутылку пива.

– Как только ты что-нибудь сделаешь удачно, я подам тебе пиво.

– У меня в запасе не так уж много маневров. Сколько бутылок осталось?

– Две.

– Этого должно хватить.

Я стал раздумывать над вариантами действий и пришел к выводу, что большинство из них исчерпано. Оставались на выбор две гавани: причал парома у Ориент-Пойнт или залив на Пламе. Ориент-Пойнт должен был быть сейчас где-то слева от нас. До Плама на пару миль дальше. Я посмотрел на стрелку указателя горючего. Она была в красном секторе, но еще не касалась нулевой отметки.

Море так бушевало, что я подолгу не видел буйков, обозначающих фарватер. Понимал, что Тобин из своей каюты на мостике имел обзор лучше, он мог рассмотреть и буйки и нас. Пришла в голову и другая мысль: у него, должно быть, есть аварийный радиолокатор, с его помощью он и обнаружил нас. Наверное, у него был и эхолот, который помогал маневрировать, даже не видя буйков фарватера. Короче говоря, "Осеннее золото" намного превосходила "Формулу".

Каждый раз, как волны все с большей частотой обрушивались на нос или борта, я чувствовал, что "Формула" становится все тяжелее. Короче говоря, наша осадка увеличивалась. Лишний вес тормозил ход, увеличивался расход горючего. И на той скорости, с которой мы сейчас двигались, Тобин мог догнать нас. Мы проигрывали и морю, и в морском бою.

Мы с Бет посмотрели друг на друга, наши взгляды встретились.

– В случае если мы перевернемся или утонем, я хочу успеть тебе сказать, что ты нравишься мне, – произнесла она.

– Я знаю это, – ответил я с улыбкой.

– Веди судно и помолчи.

Я сосредоточился на штурвале. "Формула" теперь шла так медленно, что волны настигали нас и заливали корму. Вскоре нас или затопит или зальет машинное отделение. И в том и в другом случае Тобин возьмет верх.

Бет следила, не появится ли Тобин. Она не могла не видеть и того, как волны заливают корму, а "Формула" все погружается и теряет скорость.

– Джон, мы скоро потонем.

Я снова взглянул на указатель горючего. Единственное, что нам оставалось, – дать полный ход и посмотреть, что из этого выйдет. Дал полный вперед.

"Формула" вынырнула и немного набрала скорость. Стало меньше заливать корму, но удары с носа усилились. Казалось, что каждые пять секунд мы врезаемся в кирпичную стену. Но фибергласовый корпус все еще держался.

Бет пыталась усидеть в своем кресле, то подпрыгивая с ударом волны, то устремляясь вниз.

Полный ход спасал нас от затопления и позволял легче маневрировать, но расход топлива резко увеличивался. Однако большого выбора не было. Либо наверняка затонуть, либо наверняка остаться без горючего.

С тех самых пор, как у меня появилась первая машина, я знал, что указатели горючего всегда врут в ту или иную сторону. Но в какую врал этот? Вскоре мне предстояло это узнать.

– Как с горючим? – спросила Бет.

– Прекрасно.

– Ты хочешь остановиться на заправке и спросить, как проехать?

– Нет. Настоящие мужчины не нуждаются в советах. И у нас достаточно горючего, чтобы добраться до Плама.

Она улыбнулась.

– Спустись вниз и немного передохни.

– А если мы перевернемся?

– Катер слишком тяжел, чтобы перевернуться. Мы утонем. Но я предупрежу тебя заранее. Передохни.

Она спустилась вниз.

Я взял карту из открытого бардачка. Стал ее рассматривать, не спуская глаз и с горизонта. Слева вдали рассмотрел отблеск мерцающего огня и понял, что это маяк на Ориент-Пойнт. Взглянул на карту. Если бы я прямо сейчас повернул на север, то, скорее всего, вышел бы к паромному причалу на Ориент-Пойнт. Но между паромным причалом и маяком имелось столько скал и отмелей, что проскочить их можно было просто чудом. Другая возможность – пройти еще около двух миль и достичь бухты на Пламе. Но это означало, что придется двигаться по узкому проливу, который достаточно опасен и при обычных приливах и ветрах. А в такой шторм, ураган...

Пошатываясь из стороны в сторону, по трапу поднималась Бет. Я протянул ей руку и помог выбраться. Она дала мне развернутую шоколадку.

– Внизу воды уже по щиколотку. Трюмные насосы все еще работают.

– Отлично. Судно стало немного полегче.

– Приятно слышать. Передохни, я возьмусь за штурвал.

– Я в полном порядке. А как твоя царапина?

– Все хорошо.

Я ел шоколад и объяснял обстановку.

– Итак, мы либо можем разбиться о скалы у Ориент-Пойнт, либо утонуть в проливе, – прокомментировала Бет.

Я взглянул на указатель горючего и сказал:

– Мы уже далеко от того места, где можно было повернуть к Гринпорту.

– Мы упустили свой шанс.

– Думаю, что да. Итак, на Ориент или на Плам?

– Между нами и Ориентом очень много опасных мест, даже не видно фарватерных буйков, их могло сорвать и унести штормом.

Я обратил внимание, что она смотрит в сторону кормы. Вгляделся, но ничего не заметил.

– Я видела его. Думаю, я видела его.

Она вскочила со своего кресла, стараясь держать равновесие, но ее бросило на палубу. Она вскочила на ноги и выкрикнула:

– Он прямо сзади нас!

Теперь я точно знал, что этот сукин сын имеет локатор. Хорошо, что я не пытался заходить ему в корму.

– Это не просто наше невезение. Причина в том, что он имеет локатор. Он видел нас с самого начала.

– Некуда бежать, негде прятаться.

– Прятаться негде, но давай попытаемся убежать.

Я дал самый полный газ, и мы стали набирать скорость.

Мы примолкли, "Формула" тяжело шлепалась о волны. Я прикинул, что мы делаем около двадцати узлов. Приблизительно треть максимальной скорости нашего судна в тихую погоду и без воды в трюме и каюте. Думаю, "Крис-Крафт" в такую погоду шел тоже со скоростью не менее двадцати узлов, поэтому и смог нас нагнать.

– Джон, он догоняет нас.

Я оглянулся и увидел неясные очертания судна Тобина на гребне огромной волны, футах в сорока от нас. Минут через пять, а то и раньше он сможет открыть по нам прицельный огонь из ружья. Наше оружие будет практически бесполезно, можно рассчитывать лишь на случайный выстрел наудачу.

– Сколько у тебя осталось патронов? – спросила меня Бет.

– Давай посчитаем... барабан рассчитан на пять... я выстрелил четыре раза... сколько же осталось...

– Не время для твоих дурацких шуток!

Из уст мисс Пенроуз вырывались ругательства. Потом она спросила меня:

– Ты можешь прибавить скорость этой проклятой посудины?

– Постараюсь. А ты спускайся вниз, прихвати что-нибудь тяжелое и расколоти свое лобовое стекло.

Она нырнула вниз и поднялась с огнетушителем. Разбила им лобовое стекло. Затем выбросила огнетушитель за борт.

Бет спускалась еще несколько раз, возвращаясь с чем-либо, и выкидывала за борт, включая, к сожалению, и пиво. Она даже изловчилась поднять и швырнуть в море портативный телевизор. Выбросила одежду и обувь.

Мы немного прибавили скорость, но "Крис-Крафт" настигал нас. Скоро Тобин начнет стрелять из ружья.

– Сколько у тебя осталось патронов? – спросил я Бет.

– Девять.

– У тебя было всего три обоймы?

– Всего? И ты со своим пятизарядным пугачом еще спрашиваешь меня...

Неожиданно она примостилась позади кресла и вынула свой пистолет. Выкрикнула в мою сторону:

– Я заметила вспышку выстрела!

Я оглянулся и увидел проклятого Фредди на его огневой позиции. Последовала еще одна вспышка. Стрелять с судна по судну на пляшущих волнах – это одно дело, но вот точно поразить цель – совсем другое. Так что я был относительно спокоен. Но вот когда оба судна зависнут на гребнях волн, у Тобина будет преимущество и в более высокой позиции и в более длинном стволе оружия.

Бет не стреляла, предусмотрительно берегла патроны.

Я разглядел маяк Ориент-Пойнта прямо слева от нас, он был совсем близко. Понял, что нас снесло на север, хотя я и старался держать ближе к востоку. Оставалось только одно. То, что я и сделал: переложил штурвал резко влево, взяв курс на пролив.

– Что ты делаешь? – закричала Бет.

– Иду в пролив.

– Джон, мы там утонем!

– Или Тобин прикончит нас из своего ружья. Или раздавит нас и утопит. Посмеется, глядя, как мы идем ко дну. Если мы утонем в проливе, может быть, там с нами утонет и он.

Она промолчала.

Шторм шел с юга, поэтому, как только я повернул на север, судно прибавило скорость. Через минуту прямо справа я разглядел очертания Плама. Слева различался маяк Ориент-Пойнт. Я направил судно между огнем маяка и берегом Плама, прямо в пролив.

Поначалу Тобин последовал за нами. Но когда волны стали еще мощнее, а ветер между двумя массивами суши достиг сверхзвуковой скорости, мы потеряли Тобина из виду. Я предположил, что он отказался от погони. Теперь я точно знал, что он намерен предпринять и куда направляется. Я надеялся выжить и минут через пятнадцать удостовериться в своей правоте.

Теперь мы находились в самой середине пролива: Ориент-Пойнт на западе, Плам на востоке, залив Гардинера на юге и пролив Лонг-Айленд на севере. Я вспомнил рассказ Стивенса об урагане, который несколько сот лет назад сильно углубил здесь морское дно. Трудно было в это не поверить. Казалось, мы очутились в стиральной машине, в которой со дна поднялось все, что только возможно: песок, водоросли, щепки, мусор, всяческие обломки. О том, чтобы управлять судном, не было и речи. "Формула" сама стала обломком, уносимым потоком. Судно крутилось вокруг собственной оси. Нос поочередно смотрел во все стороны света. Но шторм тащил нас к проливу Лонг-Айленд, туда, где я и хотел бы оказаться.

Мысль попасть в бухту Плама показалось просто смешной, когда я увидел все нас окружающее.

Бет смогла подойти к моему креслу и прислониться ко мне. Она обвила меня руками и ногами. Я держался за штурвал, как будто это могло спасти наши жизни. Разговаривать было почти невозможно. Она приложила лицо к моей шее, и я услышал:

– Мне страшно.

Страшно? Я был просто в ужасе. Это был самый кошмарный момент в моей жизни, если не считать того, когда шел под венец.

"Формулу" так крутило, что я потерял всякую ориентацию. Временами мы буквально взмывали в воздух. Судно, такое устойчивое на воде, показывало способности буквально выпрыгивать в воздух. Думаю, только тяжесть воды в трюме удерживала нас днищем вниз во время прыжков в стратосферу.

У меня хватило ума выключить двигатели, как только понял, что винты чаще находятся в воздухе, чем в воде. Экономия горючего – долгосрочная стратегия, а у меня все решали минуты...

Бет прижималась все теснее. И если бы не боязнь вот-вот утонуть, то это мне показалось бы приятным. Но это и было приятно, я надеялся, что физический контакт как-то поможет ей. Мне он помогал.

– Если мы окажемся в воде, держи меня покрепче, – проговорила она мне в ухо.

Я кивнул. Подумал о Тобине, который уже убил пять хороших людей и мог стать причиной еще двух смертей. Трудно было представить, что такое маленькое дерьмо стало причиной всех этих смертей и страданий. Единственное объяснение, которое я мог дать: коротышки с глазами-бусинками и хорошим аппетитом всегда беспощадны и опасны...

Нас пронесло через пролив, как плевок через соломинку. Море и ветер стали поспокойнее. Я включил двигатели и взял курс на восток.

Бет все еще была позади меня, обнимала, но уже не так крепко.

Справа от нас вырисовывался темный контур старого маяка на Пламе. Я понимал, что если зайдем за окружающую маяк возвышенность, то будем немного защищены от ветра и волн. Подобно тому, как это делал остров Шелтер. Плам не был так высок, как Шелтер, и гораздо дальше выступал в океан, но все же и он сулил какую-то защиту.

– Мы еще живы? – спросила Бет.

– Конечно. Ты очень храбрая. И очень хладнокровная.

– Я просто была парализована страхом.

Мы зашли на подветренную сторону Плама, оставив маяк справа. Я взглянул на фонарь маяка и заметил зеленую точку, передвигающуюся вслед за нашим движением.

– Прибор ночного видения. За нами следят люди Стивенса, – заметил я Бет.

– Действительно. Это все, что может делать охрана в такую ночь.

Плам немного прикрыл нас от ветра, и море стало потише. Можно было расслышать удары волн о берег, ярдах в ста от нас.

Сквозь проливной дождь я смог рассмотреть отблески огней за деревьями. Понял, что это сторожевое освещение здания главной лаборатории. Значит, генераторы работали. Что, в свою очередь, означало полный порядок с воздушными фильтрами и другими средствами очистки. Действительно, было бы несправедливо пережить шторм, высадиться на Пламе и отдать концы от сибирской язвы.

– Как ты думаешь, что случилось с Тобином? – спросила меня Бет.

– Видимо, он пошел дальше к южной оконечности острова. Думаю, он уверен, что мы погибли.

– Согласна, ты, наверное, прав.

– Но он мог связаться по радио с кем-нибудь на Пламе и узнать, что мы выжили.

– Считаешь, что он имеет там сообщника?

– Не знаю. Но мы это скоро выясним.

– Итак, куда же сейчас направляется Тобин?

– Есть только одно место. И это место на этой стороне острова.

– Другими словами, он заходит с другой стороны, и мы его скоро встретим.

– Постараюсь этого избежать. Но он точно хочет зайти на подветренную сторону – в том случае, если намерен бросить якорь и добраться до берега на своем вельботе.

– Мы собираемся высаживаться на острове? – спросила Бет.

– Надеюсь.

– И каким образом?

– Попытаюсь выскочить на берег.

Она снова взглянула на карту и предупредила:

– У этого берега множество скал и отмелей.

– Выбери место без скал и отмелей.

– Попытаюсь.

Еще минут с десять мы шли на восток. Я посмотрел на указатель горючего, он показывал ноль. Понял, что на берег надо выскакивать немедленно, иначе мы окажемся во власти стихии. Нас либо унесет в море, либо выбросит на скалы. Но перед броском на берег хотелось хоть на мгновение увидеть судно Тобина.

– Джон, топливо на исходе. Действуй.

– Минутку.

– У нас нет ни минуты. До берега около сотни ярдов. Поворачивай немедленно.

– Взгляни, не видишь ли "Крис-Крафт"?

Бинокль все еще висел у нее на шее. Она посмотрела в него.

– Не вижу никакого судна. Поворачивай прямо на берег.

– Еще минуту.

– Нет. Сейчас же. Мы все делали, как ты хотел. Теперь слушай меня.

– Хорошо...

Но перед тем моментом, когда я хотел повернуть к берегу, ветер неожиданно стих, и я увидел перед нами огромную стену поднимающихся облаков. Что еще более поразительно, над головой открылось ночное небо, окруженное стенами вихрящихся облаков, казалось, мы смотрели на небо со дна колодца. Затем я увидел звезды, которые, думал, не увижу больше никогда.

– Над нами проходит самый центр циклона, – воскликнула Бет.

Ветер значительно спал, но волны не унимались. В эту своеобразную дыру проник звездный свет и озарил берег и море.

– Давай, Джон. Другого шанса у нас не будет.

Она была права. Я мог теперь видеть движение волн и правильно маневрировать. Можно было разглядеть торчащие из-под воды скалы, волны, разбивающиеся о дно, что указывало на отмели и песчаные валы.

– Давай, Джон!

– Еще минуту. Мне надо увидеть, где высадился этот ублюдок Я не хочу потерять его след на острове.

– Джон, у тебя не осталось горючего!

– Полно горючего. Высматривай "Крис-Крафт".

Кажется, Бет поддалась моему идиотизму и стала осматривать горизонт в бинокль. Казалось, минуло полчаса, хотя на самом деле прошла минута или две, и она выкрикнула:

– Там!

Она передала мне бинокль. Я взглянул в дождевую завесу. На фоне темного горизонта различался контур, который мог быть мостиком "Крис-Крафта", а мог быть и грудой скал.

Подойдя ближе, я убедился, что это "Крис-Крафт". Судно было почти неподвижно. Это говорило о том, что Тобин бросил как минимум два якоря – носовой и кормовой. Я отдал бинокль Бет.

– Все. Мы прыгаем и двигаемся к берегу. Держись. Следи за скалами и будь осторожна.

Она присела на свое кресло, наклонилась вперед, вцепилась в раму разбитого лобового стекла. По выражению ее лица заметил, что рана причиняет ей боль.

Я развернул "Формулу" вправо на 90 градусов, нацелив нос судна на берег. Волны стали заливать нос, и я прибавил газу. Мне нужно было горючего всего на одну минуту.

Берег становился все ближе и различимее. Огромные волны со страшным шумом разбивались о песчаные отмели.

– Прямо впереди нас песчаный вал! – закричала Бет.

Я понимал, что его не обойти, и дал полный газ. Мы проскочили.

Берег был менее чем в пятидесяти ярдах, и я подумал, что у нас появился шанс. Но "Формула" ударилась обо что-то гораздо более твердое, чем песок. Ни с чем нельзя было спутать звука крошащегося фибергласа. Судно взмыло над водой и грохнулось вниз.

Я взглянул на Бет, она смогла удержаться.

Судно стало почти неуправляемым. И я мог представить, как вода хлынула в разбитый корпус. Моторы продолжали работать на полную мощность. Волны подталкивали нас в сторону берега, но между их ударами отдача засасывала назад. Если мы и двигались вперед, то очень медленно. Судно наполнялось водой, она уже плескалась у нижней ступеньки трапа.

– Мы не двигаемся! Давай попробуем вплавь! – выкрикнула Бет.

– Нет! Оставайся на борту! Ждем удачной волны!

И мы ждали, глядя, как приближается берег. Он уже был на расстоянии около шести водяных валов. Я оглянулся и увидел, как сзади нас возникает огромная волна. Перевел рычаги скорости полузатопленной "Формулы" в нейтральное положение. Судно немного дернулось назад и было подхвачено потоком у самого гребня вала.

– Ложись и держись! – закричал я.

Бет бросилась вниз и обхватила основание кресла.

Волна подняла нас, как доску для серфинга, и понесла на своем гребне с такой силой, что "Формула" весом в восемь тысяч фунтов и тысячами фунтов зачерпнутой воды напомнила соломенное ведерко в реке, вышедшей из берегов. Я предполагал достичь берега как на амфибии, но это оказался прыжок с воздуха.

На обглоданный волнами берег мы приземлились носом вперед. "Формула" завалилась на бок. И до того как обрушилась очередная волна, мы успели выпрыгнуть. Я нашел выступавший на поверхность камень. Одной рукой зацепился за него, другой поймал руку Бет. Волны набегали и отступали. Мы вскочили и как бешеные помчались в сторону суши. Бет прижимала руку к раненому боку.

Добежали до размытого обрыва и стали карабкаться вверх. На нас сыпались большие куски мокрого песка, глины, земли.

– Добро пожаловать на Плам! – произнесла Бет.

– Спасибо.

Кое-как мы вскарабкались на обрыв и рухнули на землю, на целую минуту припав к траве. Затем я сел и оглянулся на берег. "Формула" валялась днищем вверх. Ее белый корпус был расколот. Отступающая волна перевернула катер и оттащила в море. На минуту судно заняло нормальное положение, затем оно опять перевернулось, и другая волна швырнула "Формулу" к берегу.

– Не хотел бы находиться на ней, – сказал я Бет.

– Я тоже. И не хотела бы быть на этом острове.

– Прямо с пожара на горячую сковородку.

– Не мог бы помолчать? Хотя бы пять минут.

По правде говоря, после стольких часов воя ветра, дождя и рева моторов мне была по душе относительная тишина. Я мог расслышать биение своего сердца, стук крови в ушах и хрипы в легких. А еще в голове стучала мысль: "Опасайся коротышек с длинными ружьями".

Глава 35

Мы сидели на траве, пытаясь отдышаться и собраться с мыслями. Я промок, устал, замерз, чувствовал себя каким-то пришибленным, да еще заныло простреленное легкое. Обнаружил, что остался без обуви, обратил внимание на ноги Бет – она тоже была босой. Но существовали и маленькие радости. Мы живы, и мой револьвер оставался в наплечной кобуре. Проверил оружие, убедился, что последний патрон был на месте. Бет ощупала карманы и сообщила:

– Пистолет при мне.

На нас оставались дождевики и спасательные жилеты. Бинокль Бет потеряла.

Все еще шел дождь, но он уже не был проливным. И если ты промок до костей, на такой дождь уже не обращаешь внимания. Но не стоило долго рассиживаться, можно было замерзнуть.

– Как твой порез на лбу? – спросил я Бет.

– Нормально. Немного промыла его соленой водой.

– А как пулевое ранение?

– Лучше быть не может, Джон.

– А все остальные порезы и царапины?

– Все они чувствуют себя как нельзя лучше. А как ты?

– Отлично.

Я подал ей руку и помог подняться на ноги.

– Думаю, нам нужно разыскать главную лабораторию, – сказала она.

Я промолчал.

– Мы выйдем на ее огни. Охрана Плама поможет нам. По телефону или по радио свяжусь со своим офисом.

– Надо было столько испытать, чтобы в конце концов обратиться за помощью к Полу Стивенсу.

– Джон, мы не в лучшей форме, и у нас всего пять патронов на двоих, мы разуты. Время звать на помощь полицию.

– Если хочешь, иди к главному зданию. А я хочу найти Тобина.

Я повернулся и пошагал вдоль обрыва на восток, туда, где в полумиле от нас видел судно Тобина, стоявшее на якоре.

Она не окликнула, но уже через минуту шла рядом. Двигались молча. Спасательные жилеты все еще были на нас. Во-первых, они как-то согревали, а во-вторых, кто знает, не очутишься ли снова в воде.

Справа к размытому обрыву подступали деревья и густой кустарник. Мы осторожно ступали босыми ногами, и ощущения были далеко не из приятных.

Ветер прекратился, и вокруг царила тишина. Было даже слышно чириканье птиц.

– У тебя есть план? – спросила Бет каким-то приглушенным голосом.

– Конечно.

– И что за план, Джон?

– Оставаться незамеченными.

– Дельно.

Сквозь серые облака пробивался лунный свет, и было видно вперед футов на десять. Но идти по краю размытого обрыва было небезопасно, поэтому мы забрали немного в сторону от него и вышли на гравийную дорогу. По ней охрана Пола Стивенса добиралась до восточной оконечности острова. Узкая дорога оказалась заваленной упавшими деревьями и сучьями, поэтому патрульная машина не могла застать нас врасплох.

Передохнули на поваленном стволе. Было видно, как идет парок от нашего дыхания. Я снял спасательный жилет и дождевик, затем кобуру и рубашку. Разорвал рубашку пополам и обмотал кусками ткани ступни Бет.

– Я сниму свои трусы. Не подглядывай, – сказал я ей.

– Подглядывать не буду. А полюбоваться можно?

Я снял свои тугие, промокшие джинсы, затем трусы, разорвал пополам.

– Боксерские? Я думала, ты предпочитаешь жокейские, – заметила Бет.

Чувствовалось, что мисс Пенроуз пребывала в игривом настроении. Эйфория после неожиданного спасения. Я обмотал кусками трусов ступни.

– Я бы предложила свои трусики, но они так намокли в море, что я решила их больше не надевать. Хочешь мою рубашку?

– Спасибо. Все нормально.

Я натянул джинсы, повесил кобуру на голое тело, набросил дождевик и надел спасательный жилет. Так промерз, что стал дрожать.

Мы осмотрели рану Бет. Она немного кровоточила, но не казалась опасной.

И вновь зашагали по грязной дороге. Центр циклона уходил на север, и я понимал, что скоро мы очутимся в хвостовой части шторма, который обрушится с такой же силой, как и его головная часть.

– Приближаемся к месту, где Тобин стал на якорь. Будь внимательна и соблюдай тишину, – прошептал я Бет.

Она кивнула. Мы сошли с дороги, повернув на север. Через лес стали пробираться к краю обрыва. Вышли точно – ярдах в пятидесяти от берега стоял "Крис-Крафт". Судно натягивало тросы якорей, спущенных Тобином с носа и кормы. В слабом свете на берегу удалось рассмотреть вельбот, значит, Тобин уже сошел на землю. От вельбота вверх по обрыву тянулся трос, который был закреплен за дерево совсем недалеко от места, где притаились мы.

Мы не двигались, прислушивались и вглядывались в темноту. Я был полностью уверен, что Тобин удалился вглубь острова, и прошептал Бет:

– Он отправился на поиски сокровища.

– Мы не можем разыскать его, так что давай подождем его возвращения здесь. И я его арестую.

– Ишь, какая шустрая!

– Что это, черт возьми, значит?

– А то значит, мисс Пенроуз, что не стоит арестовывать человека, который три раза пытался тебя убить.

– Ты хочешь хладнокровно убить его?

– Поспорим?

– Джон, я рисковала жизнью, чтобы помочь тебе в море. Теперь ты мой должник. Это дело поручено мне. Я полицейский и поступлю так, как считаю нужным.

Я не стал спорить, так как все для себя уже решил.

Бет предложила отвязать трос, удерживающий вельбот, дать волнам унести его и тем самым отрезать Тобину путь к отступлению. Я заметил, что Тобин, если он будет приближаться со стороны прибрежной полосы, может заметить исчезновение лодки, и это насторожит его.

– Стой здесь и прикрывай меня, – велел я Бет.

Я ухватился за трос и спустился футов на пятнадцать на каменистый пляж. Подошел к вельботу. В носовой части стоял пластиковый ящик, который я видел в лодочном ангаре Тобина. Там по-прежнему валялись всякие мелочи, но пневматической сирены не было. По-видимому, Тобин разгадал ход моих мыслей и пытался избавиться от части улик. Теперь это не имело значения, предстать перед судом присяжных ему уже не грозит.

Я нашел плоскогубцы и вынул ими шпильку, которая крепит винт к карданному валу. Взял из ящика и запасные шпильки, положил их в карман. Нашел в ящике небольшие весы для взвешивания улова и разделочный нож. Нож взял с собой. Поискал фонарик, но его не оказалось.

С помощью троса и упираясь ногами в склон, поднялся по песчаному обрыву. Бет наклонилась и помогла выбраться на гребень.

– Вытащил шпильку, крепящую винт, – доложил я Бет.

– Хорошо. А ты приберег ее на всякий случай?

– Да. Проглотил. И теперь выгляжу по-дурацки?

– По-дурацки ты не выглядишь. Ты все делаешь по-дурацки.

– Это часть моей стратегии.

Я отдал ей шпильки, нож оставил себе.

– Послушай, извини меня за колкости, я немного устала и взвинчена, – сказала она, к моему удивлению.

– Не беспокойся об этом.

– Я замерзла. Может, нам... прижаться?

– Обняться?

– Прижаться. Прижимаются, чтобы согреться.

– Хорошо. Я об этом где-то читал. Давай...

Немного неловко она то ли прижалась, то ли обняла меня. Я сидел у ствола поваленного дерева. Она уселась верхом мне на колени, обняв руками и уткнув лицо в мою грудь. Стало немного теплее, но других ощущений я не почувствовал, что было естественно при таких обстоятельствах. Это было просто соприкосновение двух существ, связанных общим делом и заботой о выживании. Мы уже давно были вместе и чувствовали, что скоро этому придет конец. И думаю, мы оба сознавали, что со времени смерти Эммы в наших отношениях что-то переменилось.

Мы сидели, прижавшись, слушали ветер и дождь, смотрели на пляшущий на волнах "Крис-Крафт". Я следил за пляжем внизу, оба прислушивались к шорохам в лесу.

Минут через десять встали. Я размял суставы и неожиданно почувствовал упругость между ног...

– Стало теплее, – сказал я Бет.

Она сидела у ствола поваленного дерева, обхватив руками коленки. Промолчала.

– Хочу представить себя на месте Тобина. Что он сейчас делает? – задал я вопрос.

– По крайней мере, он обут.

– Это уж точно. Он сейчас, наверное, идет вглубь острова, туда, где спрятаны сокровища.

– Почему вглубь острова? Почему не вдоль берега?

– Первоначально сокровища, вероятно, были найдены недалеко от берега, даже у этого обрыва. Может быть, это и есть скалы капитана Кидда. Но, скорее всего, Гордоны вынули добычу из ямы, поскольку она могла осыпаться и пришлось бы ее снова раскапывать.

– Может быть.

– Думаю, Гордоны спрятали сокровища где-то в Форт-Терри или около него. Или в лабиринтах артиллерийских укреплений, которые мы видели, когда были на острове в прошлый раз.

– Возможно.

– Предположим, Тобин знает об этом. Он достает их и лесом идет сюда. Понадобится две или три ходки, в зависимости от веса груза.

– Допустим.

– Итак, если бы я был на его месте, то перенес бы сюда все сокровища, затем спустил их к вельботу. Я бы не пытался в такую погоду возвращаться на вельботе к "Крис-Крафту" или перевозить на нем сокровища.

– Пожалуй, верно.

– Он подождет у вельбота окончания шторма, но не дольше, чем до рассвета, когда появятся вертолеты и патрульные катера.

– Видимо, да. И что дальше?

– Мы должны попытаться настичь его и схватить, когда он будет забирать свою добычу. Так?

– Так и не так Я не до конца понимаю твою логику.

– Может быть, это сложно, но логично.

– Ты городишь ерунду, Джон. Логика подсказывает, что надо поджидать его здесь. Тобин все равно вернется сюда, здесь мы или нет.

– Ты можешь ждать его. А я хочу догнать этого сукина сына.

– Нет. Он вооружен лучше тебя, а я не собираюсь отдавать тебе свое оружие.

– Я хочу найти его. Ты должна оставаться здесь и, если он появится, когда меня не будет...

– Тогда, возможно, ты уже будешь убит им. Оставайся здесь, Джон. У нас будет численное преимущество. Рассуждай трезво.

Я стал перед ней на колени и взял за руку:

– Иди вниз к вельботу. Ты сможешь увидеть его, если он будет приближаться по берегу или спускаться по тросу. Спрячься внизу за камнями. Когда он приблизится и ты сможешь его четко рассмотреть, сделай первые выстрелы по корпусу, а затем быстро приблизься и пусти пулю в голову. О'кей?

Она помолчала несколько секунд, кивнула и улыбнулась:

– А затем я скажу: "Фредди, полиция!"

– Правильно. Ты начинаешь учиться.

Она вытащила свой пистолет и протянула мне:

– Если он вернется, мне будет нужен всего один патрон. Возьми мой пистолет. Там четыре патрона. А свой револьвер отдай мне.

– Я предпочитаю оставаться со своим чисто американским шестизарядником.

– Пятизарядником.

– Надо запомнить.

– Могу я тебя отговорить?

– Нет.

Может быть, здесь к месту оказался бы быстрый поцелуй, но мы были к этому не расположены. Я сжал ее руку, она ответила на пожатие. Встал и пошел сквозь лес, от обрыва и от Бет.

Через пять минут вышел на гравийную дорогу. Представил себя Фредриком Тобином. Я мог бы иметь компас, но, с ним или без него, я достаточно сообразителен, чтобы оставить какую-либо отметку на деревьях, указывающую, куда я вышел от места своей высадки на берег.

Я осмотрелся и, точно, увидел белый шнур, привязанный между двумя деревьями, находящимися на расстоянии приблизительно десяти футов друг от друга. Принял шнур за компасное направление Тобина. И хотя у меня не было компаса или Эмпайр стейт билдинг как точки отсчета, предположил, что он отметил маршрут движения почти строго на юг. Пробираясь между деревьев, я старался выдерживать это направление.

Если мне не повезет, если я не найду следов Тобина, то могу вернуться и присоединиться к Бет. Однако у меня было предчувствие, перераставшее почти в уверенность и толкавшее меня вперед: я найду Фредрика Тобина и сокровища капитана Кидда. В мозгу возникала четкая картинка: я, Тобин и сокровища, а вокруг нас тени покойников – Тома и Джуди, супругов Мэрфи, Эммы и самого Кидда.

Дорога шла на подъем, и я приблизился к открытому безлесному пространству. На горизонте четко просматривались два небольших здания. Я понял, что это заброшенный Форт-Терри.

Оглядевшись, я увидел обрывок веревки, свисавшей с дерева. Таким способом Тобин отметил точку выхода из леса, ориентир, по которому он должен был и возвращаться. Пожалуй, моя навигационная система работала вполне успешно. Будь я птицей, то, точно следуя на юг, мог бы добраться до Флориды.

Меня не удивляло, что Тобин пробирался к Форт-Терри. Практически все дороги и тропы на Пламе пересекались в этой точке. Здесь сотни мест, где можно было спрятать все что угодно. Среди них – заброшенные здания и артиллерийские бункеры.

Я был уверен, что стоит мне здесь подождать, и я перехвачу Тобина, когда он будет возвращаться. Но я был настроен не на засаду, а на активную охоту.

Выждал несколько минут, стараясь определить, не ждет ли меня кто-либо с ружьем на другом конце открытого пространства. Из сотен военных фильмов я помнил, что открытое пространство следует обходить кругом. Но если следовать этому правилу, то я либо упущу Тобина, либо заблужусь. Нужно идти по его маршруту. Дождь и ветер усиливались. Чувствовал я себя отвратительно. Запрокинув голову, я подставил лицо дождю и немного промочил горло. Почувствовал себя лучше.

Я вышел на открытое пространство, продолжая двигаться на юг. Тряпки на ногах превратились в клочья, ноги ныли и кровоточили. Старался поддерживать себя мыслью, что я крепче сверкающего пятками Тобина и все, что мне нужно, это одна пуля и нож.

Достигнув конца поля, я увидел тонкую цепочку деревьев, отделяющую его от громады Форт-Терри. Теперь я не знал, куда Тобин мог продолжить путь, он больше не оставлял ориентиров, поскольку сами здания стали для него ориентиром. Оставалось действовать по наитию.

В поисках следов Тобина я стал рыскать от одного строения к другому. Минут через десять оказался у старого штаба форта и понял, что я потерял его следы. Он мог направиться и на юг – к тюленьему лежбищу, и на запад – к главному зданию, и на восток. Или где-то выжидать, пока я подойду поближе. В такую погоду я мог не заметить его и обогнать, тогда он за моей спиной. Совсем нехорошо.

Я решил проверить другие строения форта. Пригнувшись, стал перебегать по направлению к часовне. Услышал выстрел и бросился на землю. Замер и услышал еще выстрел. Оба выстрела прозвучали как-то приглушенно, и не было слышно свиста пуль. Я понял, что стреляли не в меня.

Бросившись к стене деревянной часовни, я посмотрел в направлении, откуда могли прозвучать выстрелы. На расстоянии ярдов пятидесяти увидел пожарное депо. Решил, что приглушенные выстрелы раздались внутри этого строения.

Я стал двигаться по направлению к депо, но снова припал к земле – увидел, как стала подниматься вверх одна из больших подъемных дверей. Она поднималась короткими рывками, как будто ее дергали ручной лебедкой. Я понял, что не было электричества. И действительно, в верхних окнах мерцали огни то ли свечи, то ли керосиновой лампы.

Прежде чем сообразить, что делать дальше, я увидел большую санитарную машину, выезжающую из депо. Без включенных огней машина направилась по дороге на восток, туда, где на узкой полоске равнины находились заброшенные артиллерийские батареи. Санитарная машина возвышалась над землей и легко преодолевала ужасную дорогу. Вскоре она исчезла в темноте.

Насколько позволяли босые ноги, я бегом бросился к депо с пистолетом на изготовку. Ворвался в открытую дверь и увидел в гараже три пожарных машины.

Я так долго был под дождем, что, попав под крышу, почувствовал себя как-то странно, но секунд через десять привык.

Глаза освоились с темнотой, и в глубине гаража я рассмотрел пожарную вышку. Из дежурной комнаты наверху через дыру проникал мерцающий свет. По скрипучим ступеням я стал подниматься по лестнице, револьвер на изготовку. Однако я знал, что мне никто не угрожает, и знал, что увижу наверху.

Дежурка освещалась керосиновыми лампами. В их свете рассмотрел двух человек в койках. Можно было и не подходить ближе, чтобы понять – трупы. Итак, число людей, которых точно убил Тобин, достигло семи. Чтобы призвать к ответу за такое, не следовало ждать суда присяжных.

Рядом с каждой койкой лежали сапоги и носки. Я сел на лавочку и натянул пару добротных носков, затем резиновые сапоги, которые мне вполне подошли по размеру. На крючках раздевалок висели плащи и свитера. Я воспользовался одеждой покойников. Я не был особо суеверен.

В глубине дежурки располагалась небольшая кухня. На столе стояла коробка с шоколадными пончиками. Я съел один.

Спустился по лестнице и вышел на дорогу, которая пролегала вдоль депо с востока на запад. Я направился на восток, по следам санитарной машины. Там, где она проехала, сучья и ветки были придавлены.

Прошел с полмили и даже в темноте узнал эту дорогу, которую нам показывал Стивенс. Дождь усиливался, ветер снова стал срывать ветки с деревьев. Время от времени треск сучьев напоминал ружейные выстрелы, заставляя мое сердце сжиматься.

Мощеную дорогу заливали потоки воды, падающие с более высоких обочин. Дренажные колодцы вдоль дороги были переполнены. Я шел вверх по дороге, борясь с потоками воды, грязью и обломками деревьев.

Однако я перестал обращать внимание на то, что творила природа. Прямо перед мной, футах в пятнадцати, стояла санитарная машина. Я замер, вытащил револьвер и стал на одно колено. Сквозь сильный дождь рассмотрел, что дорогу машине перегородило огромное упавшее дерево.

Санитарная машина заняла почти всю проезжую часть узкой дороги. По колено в воде из дренажного колодца я обошел машину слева и с водительской стороны заглянул в кабину. Никого.

Я решил привести машину в негодность, но двери были заперты, капот открывался только изнутри. Залез под машину и вытащил нож. Я не очень разбирался в автомеханике, но и Джек Потрошитель мало смыслил в анатомии. Перерезал пару шлангов, один оказался с водой, другой – с гидравлической жидкостью. Для верности перерезал несколько электрических проводов. Вылез из-под машины и продолжил путь по дороге.

Вскоре я очутился в центре артиллерийских укреплений – в руинах из бетона, камня, кирпича, покрытых зарослями винограда и кустарниками.

Я держался центральной дорожки, заглядывая вправо и влево в более узкие проходы, арки и спуски. Тобин вполне мог забраться в один из этих проходов артиллерийских укреплений. Может быть, я его уже и потерял. Я остановился и присел у бетонной стены, перегораживающей дорогу. Собирался повернуть назад, но тут издалека послышался какой-то звук. Стараясь затаить прерывистое дыхание, прислушался и вновь расслышал этот звук. Он напоминал резкое ржание, и я наконец понял, что это была сирена. Звук раздавался издалека, едва различимый из-за ветра и дождя. Он шел с запада, длинный, пронзительный, прерывался коротким гудком, затем вновь переходил в длинный. Несомненно, это была аварийная электрическая сирена и, возможно, сигнал исходил из главного здания лаборатории.

Когда я был ребенком, научился узнавать звук сирены воздушной тревоги. Но это был другой звук. Не было это ни пожарной тревогой, ни сигналом "скорой помощи" или полицейского патруля. Это не был и сигнал радиационной опасности, который я однажды слышал в полицейском учебном фильме. Итак, частично методом исключения, а частично благодаря собственной башке пришел к выводу, что это звук биологической тревоги, хотя я никогда его и не слышал. Боже!..

Электроэнергия перестала поступать с материка, запасной генератор вблизи главного здания мог выйти из строя из-за погоды, насосы перестали создавать отрицательное давление в лаборатории, полетели электронные воздушные фильтры...

Мощная сирена, работающая от батарей, сообщала очень плохую весть. Все, кто нес на острове штормовую вахту, должны были надеть биозащитные костюмы. У меня такого костюма не было, не говоря уже о том, что на мне не было даже трусов. Аминь!

Сильный ветер дул с юга на север. Так ли? Шторм уходил на север, но ветер закручивал против часовой стрелки. Так что все, поднятое в воздух у главной лаборатории к западу от меня, может быть принесено ветром сюда, на восточную оконечность острова. "Черт побери!"

Я понимал, что, если генераторы вышли из строя, все содержимое лаборатории вырвется наружу. "Я знал это! Я знал, что это случится!" Но почему сегодня? Почему это произошло уже во второй день моего пребывания на этом идиотском острове, на котором я никогда не бывал прежде?

Сирена продолжала выть. С пригорка, на котором я находился, неожиданно заметил вспышку света, скорее всего – луч. Луч промелькнул по горизонту справа от меня и исчез.

Я осмотрел обочину дороги и увидел узкую дорожку, вымощенную кирпичом и уходящую в заросли. Было заметно, что по ней кто-то недавно прошел. Я пробрался через заросли и сломанные ветки и наконец очутился перед осевшим в землю двориком, окруженным бетонными стенами. В стенах были железные двери, ведущие в подземные арсеналы. На окружающих холмах расположились бетонные артиллерийские позиции. Я понял, что во время предыдущего визита на остров стоял у этих позиций и видел внизу этот дворик.

Прячась в кустах, я оглядел открытое пространство, заваленное битым бетоном. Не заметил никаких движений. Не было и очередной вспышки света.

Вытащил револьвер и стал осторожно осматривать дворик. Двигался по периметру против часовой стрелки, спиной к бетонной стене, поросшей лишайником.

Я подошел к первой большой стальной двери в бетоне. Она была закрыта. По петлям понял, что дверь открывается наружу. По обломкам и мусору перед дверью догадался, что недавно ее не открывали.

Я продолжал двигаться по периметру дворика. Для любого, наблюдающего за мной с парапета, на этом открытом пространстве я был подсадной, мертвой и жареной уткой. Подойдя ко второй двери, я обнаружил то же самое: старые, ржавые стальные двери не открывались, похоже, десятилетия.

У третьей, южной стены дворика одна из двойных дверей оказалась чуть-чуть приоткрытой. Мусор на земле был слегка сдвинут – след того, что дверь недавно распахивали. Я заглянул в щель шириной дюйма в четыре, но ничего не увидел и не услышал.

Я приоткрыл дверь еще на несколько дюймов, громко заскрипели петли. Черт возьми! Я застыл и прислушался. Был слышен лишь вой ветра и шум дождя. Да еще звук сирены, извещающий каждого, что случилось невообразимое.

Я сделал глубокий вдох и проскользнул вовнутрь. Застыл на целую минуту, пытаясь оценить, куда же попал.

Было сыро и пахло сыростью. Похоже, сюда не проникал солнечный свет. Никогда.

Осторожно я сделал два широких шага влево и уперся в стену. Почувствовал, что она бетонная и сводчатая. Сделал четыре шага в обратном направлении и опять натолкнулся на такую же стену. Догадался, что это туннель, такой же, как мы видели во время первой поездки на остров.

Так не сюда ли отправился Тобин? И если да, то в поиске ли сокровищ? Или он заметил меня и заманивает в ловушку? Зачем бы он здесь ни был, главное, чтобы он был здесь.

Ни проблеска впереди, абсолютная темнота, такая бывает только в подземельях. Никакие глаза не привыкнут к такой темноте. И если Тобин был здесь, то навести на меня оружие он мог бы лишь с помощью фонарика. И если бы он включил фонарик, то моя пуля пошла бы точно по лучу. В таких ситуациях второй выстрел не нужен.

Мой дождевик и резиновые сапоги издавали скрип. Я снял дождевик, сапоги и заодно спасательный жилет. Теперь на мне была модная кожаная кобура, джинсы, не было трусов, но за поясом торчал разделочный нож, а на ногах были носки убитого человека. Я начал продвигаться в абсолютную темноту, высоко поднимая ноги – опасался осколков или еще чего неприятного. Думал о крысах, летучих мышах, насекомых и змеях. Постарался выбросить эти мысли: крысы и прочее – не мои проблемы. Мои проблемы – сибирская язва позади и психопат с оружием где-то впереди.

Правая нога наступила на что-то скользкое, и я с трудом устоял. Опустился на колени и стал ощупывать поверхность у ног. Прикоснулся к холодному металлическому предмету. Попытался сдвинуть его, не получается. Протянул руку подальше и понял, что внизу лежит рельс, замурованный в бетон. Вспомнил, что Стивенс рассказывал об узкоколейке, по которой боеприпасы доставлялись с кораблей на артиллерийские батареи. Это точно был туннель с рельсами, ведущий в арсенал.

Нащупывая ногой рельс, я продолжал двигаться вперед. Через несколько минут почувствовал, что рельс загибается вправо. Затем наткнулся на что-то массивное. Наклонился и ощупал. Это была разводная стрелка, и рельсы расходились вправо и влево. Стоя на коленях, уставился в темноту. Ничего не увидел и не услышал. Если бы Тобин был уверен, что он один, то включил бы свой фонарик, подумал я. Или, по крайней мере, издавал какой-то шум при передвижении. Я не видел и не слышал его, значит, он знал, что он здесь не один. Или просто был далеко впереди меня. Или его здесь просто не было...

Что-то послышалось справа. Будто кусочек бетона или камешек ударился об пол. Я прислушался: кажется, журчит вода. Может быть, этот туннель имеет пещеры, заливаемые в такой дождь?

Я встал и, следуя вдоль рельса, двинулся вправо. Шум падающей воды усилился, воздух стал свежее.

Через несколько минут почувствовал, что туннель закончился и я очутился в более просторном месте: склад боеприпасов. Поднял глаза вверх и увидел маленький клочок темного неба. На пол через дыру падали капли дождя. К дыре подымались какие-то подмостки. Я понял, что это подъемник для боеприпасов, подаваемых наверх к орудиям. Это был конец путей. И я знал, что Тобин здесь. И что он поджидает меня.

Глава 36

Кажется, Тобин не спешил обнаруживать свое присутствие. Выжидал и я, вслушиваясь в дождь. На какое-то мгновение мне показалось, что я один. Но все же почувствовал, что это не так. Рядом был дьявол, я не шучу.

Очень медленно вынул левой рукой разделочный нож.

Конечно, он знал, что я здесь. И я знал, что он здесь и что он завел меня в это место, намереваясь превратить его в мою могилу.

Он также знал, что если сделает хоть движение, издаст звук или зажжет фонарик, то я выстрелю. Он понимал, что его первый выстрел в темноту должен быть точным. Потому что этот выстрел будет и последним. Поэтому мы оба застыли, играя в кошки-мышки, раздумывая, кто же из нас кошка.

Маленький говнюк имел железные нервы, должен это признать. Если надо, я готов был стоять здесь неделю, но к этому был готов и он. Я прислушивался к дождю и ветру, но боялся глядеть в дыру в потолке: глаза не должны отвыкать от темноты.

Я стоял в сырой яме, холод пронизывал ноги, голые руки, грудь и спину. Приходилось подавлять кашель.

Прошло минут пять, может быть, меньше, но не больше. Теперь Тобин, наверное, размышлял, не отступил ли я потихоньку. Я находился где-то между ним и входом в туннель, так что он не мог бы миновать меня в случае, если ему откажут нервы и он решит двинуться на выход.

Наконец Тобин дрогнул, он что-то бросил в дальнюю стенку, похоже – осколок бетона. В огромном артиллерийском складе прогремело эхо. Я был напуган, но не настолько, чтобы немедленно выстрелить. "Глупая уловка, Фредди".

Мы продолжали стоять в темноте. Я всматривался, старался услышать его дыхание, уловить его страх. В отраженном свете из отверстия в крыше мне показалось, что я заметил блеск его глаз или блеск стали. Сверкнуло где-то слева от меня, но определить расстояние в темноте я не мог.

Я догадался, что мой нож тоже может блеснуть в отраженном свете, и постарался прижать его поближе к телу.

Слева от меня больше не было никаких отблесков. Я подумал, что если еще раз блеснет, то брошусь с ножом и постараюсь все решить с его помощью. Продолжал выжидать.

От напряжения стали подводить глаза. Поплыли фосфоресцирующие круги, из которых стало формироваться что-то, похожее на оскалившийся череп. Вот тебе и сила воображения.

Мое дыхание было тяжелым, и если бы не шум ветра и воды, Тобин наверняка услышал меня. Впрочем, как и я его. С трудом справился с очередным приступом кашля.

Мы выжидали. Полагаю, он знал, что я здесь один и что у меня как минимум один пистолет. Я был уверен, что у него револьвер, но не сорок пятого калибра, из которого он убил Тома и Джуди. Если бы у него было ружье, то он попытался бы убить меня с безопасной для него дистанции. В любом случае в данной ситуации пистолет был не хуже ружья. О чем я не мог подумать, так это о дробовике.

Выстрел дробовика в закрытом пространстве был оглушающим. Как только понял, что не ранен, и увидел, откуда грянул выстрел, я выпустил свою единственную пулю, стараясь поразить Тобина, пока он не сменил позицию.

Бросив револьвер и размахивая ножом, я ринулся вперед. Там была пустота. Через какие-то секунды мой нож зацарапал по стене, и я застыл.

– Думаю, у тебя остался один патрон, – раздался голос откуда-то из-за спины.

Я, конечно, промолчал.

– Отвечай! – снова раздался голос.

Я медленно повернулся на голос Фредрика Тобина.

– Я слышал, как упала на пол твоя пушка, – сказал он.

Каждый раз, произнося новую фразу, Тобин менял позицию. Сообразителен.

– Ты освещен из отверстия над твоей головой, – сказал он.

Действительно, бросок на вспышку выстрела из дробовика приблизил меня к тому месту, куда падал слабый свет.

– Ну что ж, если ты так устал от страха, то я убью тебя, – голос звучал уже из другого места.

Я не понимал, почему он не посылал очередную пулю. Вероятно, у него была какая-то задумка. Выигрывая время, я отошел от стены и крикнул:

– В гробу я тебя видал, Фредди!

Неожиданно позади меня вспыхнул свет. Он сумел зайти мне в спину и осветить лучом фонарика.

– Стой! Или я стреляю! Стой! – скомандовал Тобин.

Я стоял спиной к нему, меня освещал луч фонарика, а в зад глядело оружие неизвестного калибра. Нож я прижимал поближе к телу. Но тут он приказал:

– Руки за голову!

Я сумел быстро сунуть нож за пояс, положил руки за голову, все еще стоя спиной к нему.

– Хочу, чтобы ты ответил на некоторые вопросы, – сказал он.

– И тогда ты оставишь меня живым. Так?

– Нет, мистер Кори. Ты умрешь. Но все равно ответишь на мои вопросы, – ответил он со смехом.

– Будь ты проклят!

– Не любишь проигрывать? Не так ли?

– Не люблю. Особенно когда речь идет о моей жизни.

Он снова рассмеялся.

– Ты тоже не любишь проигрывать. Но все проиграл в казино. Ты глупый и азартный игрок, – продолжал я.

– Заткнись!

– Хочу повернуться, увидеть твои вставные зубы и паричок.

Держа руки за головой и поворачиваясь, я сделал вдох и движение животом: нож соскользнул в плотно обтягивающие джинсы. Не лучшее место для ножа, но так он был незаметен.

Теперь мы стояли лицом друг к другу на расстоянии футов десяти. Он направлял луч на грудь, а не в лицо, потому я сумел рассмотреть в его правой руке автоматический пистолет. Дробовика было не видно.

Галогеновый фонарик давал узкий луч, таким пользуются для подачи сигналов на большие расстояния. Луч не давал никакого рассеивания, поэтому помещение оставалось в темноте.

Тобин осветил меня с головы до ног и прокомментировал:

– Как вижу, ты потерял кое-что из одежды.

– Пошел к дьяволу!

Луч остановился на наплечной кобуре:

– Где твой револьвер?

– Не знаю. Давай поищем.

– Заткнись!

– Тогда не задавай вопросов.

– Не раздражай меня, Кори. А то следующая пуля попадет тебе прямо в яйца.

Я не хотел такой потери, но и не знал, что делать, чтобы не раздражать Тобина. Спросил:

– А где твой дробовик?

– Я взвел курок и швырнул дробовик о стену. Слава Богу, в меня ничего не попало. Но ты клюнул на наживку. Ты – глупец.

– И ты десять минут стоял в темноте и ковырялся в заднице, чтобы додуматься до этого? Так кто же из нас глупец?

– Мне надоел твой сарказм.

– Тогда стреляй. Смог же пристрелить спящих пожарных.

Он не ответил.

– Разве я не прав? А с какого расстояния ты стрелял в Тома и Джуди? Их даже опалило порохом. Или ты хочешь проломить мне голову, как чете Мэрфи и Эмме?

– Хотел бы. Но может, я тебя сначала подстрелю, а потом проломлю голову дробовиком.

– Давай. Попробуй ранить. Ты успеешь сделать всего один выстрел, а потом я наброшусь на тебя как коршун на цыплят. Попробуй.

Он не стал стрелять и не ответил. Но он явно хотел что-то выведать и спросил:

– Кто еще знает о том, что ты сказал?

– Все.

– Ты врешь. Где твоя подруга?

– Прямо за твоей спиной.

– Если собираешься шутить со мной, мистер Кори, то умрешь еще скорее, да еще и помучаешься.

– Тебя зажарят на электрическом стуле. Твоя плоть обгорит, ярким светом над головой вспыхнет паричок, задымится бородка, а контактные линзы расплавятся в глазницах. А уже мертвым ты отправишься в ад, где тебя опять будут жарить.

На это ответа у Тобина не нашлось.

Мы продолжали стоять. Мои руки за головой. В его левой руке – фонарик, в правой – пистолет. Несомненно, преимущество было на его стороне. Я не мог рассмотреть его лица, но оно, конечно, выглядело дьявольским и самодовольным.

Наконец Тобин спросил меня:

– Ты что-нибудь выведал о сокровище?

– Почему ты убил Эмму?

– Отвечай на мой вопрос.

– Прежде ответь на мой.

Он подумал несколько секунд и сказал:

– Она слишком много знала и слишком много говорила. Но главное – таким способом я хотел выразить свое крайнее неудовольствие твоим сарказмом и вмешательством в мои дела.

– Какое же ты бессердечное дерьмо!

– Большинство людей считают меня очаровательным. Так считала и Эмма. И Гордоны. Теперь отвечай на мой вопрос. Ты знаешь о сокровище?

– Да. О сокровище капитана Кидда. Спрятанном здесь, на Пламе. Оно должно быть перенесено в другое место и заново открыто. Я знаю о Маргарет Уили, об историческом обществе Пеконика и так далее. Ты не настолько умен, как думаешь.

– Ты тоже не блещешь умом. Ты просто везунчик. Но твоему везению пришел конец.

– Может быть. Но у меня нет лысины и искусственных зубов.

– Ты достаешь меня.

– И я выше тебя ростом. И Эмма говорила, что мой инструмент длиннее и толще твоего.

Мистер Тобин предпочел не отвечать на мои выпады. Но перед тем как пустить в меня пулю, он явно хотел побеседовать.

Я продолжал в прежнем духе:

– У тебя было несчастливое детство? Над тобой довлела мама, а папа не обращал внимания? Тебя в школе обзывали неженкой и смеялись над вязаными носками? Расскажи мне об этом. Я хочу разделить твои горести.

Как мне показалось, мистер Тобин замолчал на долгое время. Фонарик и пистолет дрожали в его руках. Когда ты под прицелом, то есть две теории, как себя вести. Первая теория: прикинуться кротким и расположить к себе нападающего. Вторая: вести себя вызывающе, обзывать нападающего, попытаться вывести его из терпения и тем самым заставить сделать ошибку. В настоящее время полиция все чаще действует по первой теории. Вторая признается опасной и даже безумной. Естественно, я предпочитал действовать по второму варианту.

– Что ты так дрожишь? – спросил я Тобина.

Он поднял фонарик и пистолет. Стало ясно: он прицеливается. Надо начинать действовать по первой теории.

Мы продолжали смотреть друг на друга, он явно прикидывал, нажимать ли на спусковой крючок.

Наконец он опустил фонарик и пистолет.

– Ты не разозлишь меня, – сказал Тобин.

– Тебе повезло.

– Где Пенроуз? – спросил он опять.

– Утонула.

– Нет, это не так. Где она?

– Может быть, она направилась за подкреплением к главной лаборатории. Тебе конец. Сдай оружие, дружок.

Он задумался.

Пока он раздумывал, я продолжал:

– Кстати, в твоем подвале под коробками с вином я обнаружил ящик с костями и прочим. Вызвал полицию.

Тобин не ответил. Его надежда на то, что моя смерть сохранит его тайну, исчезла. В любую секунду я ждал пули. Но Тобин, истинный делец, предложил:

– Хочешь половину?

– Половину? Гордоны хотели половину, и что ты с ними сделал?

– Они получили то, чего заслуживали.

– Как это понимать?

– В них заговорила совесть. Непростительно. Они захотели передать сокровища государству.

– Сокровища и принадлежат государству.

– Неважно, кому они принадлежат, важно, кто их нашел, важно, в чьих они руках.

– Значит, кто имеет золото, тот и правит? Это и есть золотое правило Фредрика Тобина?

Он захихикал. Порой я выводил его из себя, порой смешил. Мне приходилось исполнять две роли: хорошего полицейского и плохого. Так можно было доконать кого угодно.

Тобин заговорил:

– Гордоны спросили меня, не соглашусь ли я на сделку с государством. В таком случае как открыватели мы получаем хорошую долю. А остальное пойдет на великолепно оборудованную лабораторию. Останется и на оздоровительный комплекс на острове, и на ясли на материке для детей сотрудников, на защиту природы, реставрацию исторических памятников и на другие полезные проекты на Пламе. И все будет законно, а мы прослывем героями и филантропами. – Тобин помолчал и продолжал: – Я сказал им, что это отличная идея. Но с того момента их можно было считать мертвецами.

Бедные Том и Джуди! С кем же они пытались заключить союз.

– Итак, идея создания Городка имени Фредрика Тобина никак не привлекала тебя? – спросил я его.

– Нисколько.

– О Фредди, ты просто хочешь казаться таким суровым. Могу поспорить, у тебя душа младенца. А эту душу ты держишь в кувшине на полке своего камина.

Он опять хихикнул. Самое время изменить его настроение и заинтересовать в продолжении разговора.

– Шторм уничтожил твой виноградник и лодочный ангар. Я порушил твой винный погреб и квартиру. Хочу, чтобы ты знал об этом.

– Спасибо, что доложил. Ты не слишком дипломатичен.

– Дипломатия – это когда с собакой говорят ласково до тех пор, пока не найдут камень.

Он рассмеялся:

– У тебя нет камня, мистер Кори, и ты об этом знаешь.

– Чего ты хочешь, Тобин?

– Хочу знать, где сокровища.

Такой ответ удивил меня, и я сказал:

– Думал, они здесь.

– Так думал и я. Когда в августе Гордоны приглашали меня на остров вести археологические изыскания, сокровища были здесь. Именно в этом помещении они были спрятаны под старыми алюминиевыми ящиками. Но теперь сокровищ нет. Оставлена только записка.

– Записка? Какая еще к черту записка?

– От Гордонов. Они написали, что перепрятали сокровища. И что если они неожиданно погибнут, то никому не удастся найти новое место захоронения клада.

– Итак, ты сам себя...

– Не могу поверить, что они не раскрыли своего секрета кому-нибудь из верных им людей.

– Не исключено.

– Например, тебе. Поэтому ты и знал, что биологическое оружие здесь ни при чем? Поэтому ты и знал о сокровище капитана Кидда? Поэтому ты и знал, что здесь замешан я? Отвечай мне, Кори.

– Я сам все вычислил.

– Так тогда и скажи, где теперь находятся сокровища.

– Никаких догадок.

– Очень плохо.

Он снова поднял пистолет.

– Хорошо, у меня есть одна или две догадки, слабые.

– Они что, послали тебе письмо с того света?

Они сделали несколько намеков, которые мне ничего не говорят. Но может быть, эти намеки что-то значат для тебя.

– Например?

– И сколько это может стоить?

– Стоить для тебя? Или стоить всего?

– Всего. Если я помогу тебе найти сокровища, то десять процентов будут моими.

Он направил фонарик мне на грудь, немного пониже подбородка и спросил:

– Ты играешь со мной, мистер Кори?

– Я не играю.

Тобин примолк, разрываясь между жгучим желанием пришить меня и слабой надеждой получить сведения о сокровищах. Он знал, что цепляется за соломинку. Но не мог смириться с мыслью, что рушатся все планы. Он был не только разорен, но исчез и клад. Годы труда – коту под хвост. Велика вероятность пойти под суд за убийство, быть осужденным и быть зажаренным на электрическом стуле.

Наконец он заговорил:

– Это просто невероятно. Здесь были не только золотые монеты, но и драгоценные камни... камни Великого Могола Индии... рубины и сапфиры, жемчужный гарнитур в изысканнейшей золотой оправе... мешки, мешки других драгоценностей. ...Стоимость всего этого – десять, а то и двадцать миллионов долларов, может быть, больше... – Он сделал вздох и продолжал: – Думаю, ты знаешь обо всем. Вероятно, Гордоны тебе все рассказали или оставили письмо.

Хотелось бы. Но Гордоны не сделали ни того ни другого, хотя, может быть, и намеревались. Однако, как я и предполагал, Гордоны намекнули Тобину, что полицейский Джон Кори из Нью-Йорка кое-что знал. Это, по их мнению, должно было спасти им жизнь, но не спасло. Пока это спасало мою жизнь, хотя и ненадолго.

– Ты знал, кто я такой, когда я пришел к тебе на виноградник? – спросил я Тобина.

– Конечно. Думаешь, ты единственный в мире сообразительный парень?

– Пока я единственный сообразительный парень в этом помещении.

– Тогда почему же ты стоишь с руками за головой, а пистолет только у меня?

– Хорошее замечание.

– Ты отнимаешь у меня время. Так знаешь ли ты, где сокровища?

– И да и нет.

– Хватит! У тебя остается пять секунд. Раз!

– Какая тебе разница, где сокровища? Тебе их не заполучить. И не отвертеться от возмездия за убийства.

– Мой катер так оборудован, что я смогу добраться хоть до Южной Америки. Два...

– Взгляни на вещи трезво, Фредди. Забудь о туземках, кормящих тебя манго. Отдай свой пистолет, и я постараюсь спасти тебя от электрического стула. Клянусь Богом, тебя не поджарят.

"Я сам тебя убью", – подумал я.

– Если ты что-то знаешь, то должен мне сказать. Три...

– Полагаю, Стивенс кое-что разнюхал. Как думаешь?

– Возможно. Полагаешь, сокровища у него? Четыре...

– Фредди, забудь о гребаных сокровищах. Если поднимешься наверх, то услышишь сирену биологической тревоги. Произошла утечка. Мы все должны поспешить в госпиталь, а не то погибнем.

– Ты врешь.

– Нет, не вру. Ты слышал сирену?

– Так или иначе, все равно конец, – произнес он после долгого раздумья.

– Правильно. Хочешь сделку?

– Какую?

– Ты отдаешь мне пистолет. Пробираемся к твоему катеру и быстро отправляемся в госпиталь. Затем заявляем окружному прокурору о твоей добровольной сдаче, и тебя отпускают под залог. А через год в суде каждый будет врать как сможет. О'кей?

Тобин примолк.

Конечно, при обвинении в нескольких убийствах шанс выйти под залог был нулевым. Но я не произнес таких страшных слов, как арест или тюрьма. Я продолжал:

– Пойду тебе на выручку, если ты мне сдашься добровольно. Поверь, клянусь.

Он задумался над предложением. Момент был очень сложный: ему предстояло выбирать между сдачей и бесконечной борьбой. Мой расчет был на то, что Тобин плохой стратег в крупной игре. Проигрывая, он не пойдет ва-банк.

Он сказал:

– Мне пришло в голову, что ты действуешь не как полицейский. Для тебя это личное дело. Ты просто хочешь сделать со мной то, что я сделал с Томом, Джуди, супругами Мэрфи и Эммой...

Конечно, он был чертовски прав, и это приговаривало меня к смерти. Поэтому я вынырнул из луча фонарика влево, упал на пол и покатился через плечо. Тобин взмахнул фонариком и выстрелил. Но я был уже гораздо дальше от того места, куда он целил. Более того, пока эхо выстрела заглушало мои движения, я немного перекатился в обратном направлении. Вынул нож из штанин, пока он не лишил меня их содержания.

Узкий луч света метался по комнате. Он стрелял наугад, пули рикошетили о бетонные стены, грохотало эхо выстрелов.

Луч фонарика прошел прямо надо мной, но пока Тобин понял, что это я, и попытался меня осветить, я перекатился в другое место. Играть в прятки с лучом фонарика и пулями – удовольствие невеликое. Дело, правда, облегчалось тем, что я действовал на просторной территории и ничто не мешалось под ногами.

Я искал дробовик, но все никак не мог на него наткнуться. Несмотря на то что у меня не было огнестрельного оружия, преимущество перешло на мою сторону. До тех пор, пока этот идиот держал фонарик включенным и стрелял, я знал, где он находится. Тобин явно потерял хладнокровие.

И до того, как он осознал, что следует выключить фонарик, я кинулся на него, как защитник в американском футболе набрасывается на нападающего с мячом. Он услышал мое движение в последнюю секунду и попытался направить на меня фонарик и пистолет. Но я уже врезался в него.

Он издал звук лопнувшего шарика и рухнул, как кегль. Силы были явно неравные. Я вырвал у него пистолет, а затем и фонарик. Коленями придавил его грудь, одной рукой направил в лицо луч, другой приставил разделочный нож к горлу.

Ему было тяжело дышать, но он смог промолвить:

– Хорошо... Хорошо... Ты победил...

Рукояткой ножа я перебил ему переносицу. Услышал хруст кости, из ноздрей хлынула кровь, он закричал. Крик перешел в хныканье, глаза были широко открыты и он простонал:

– Не надо... пожалуйста... хватит...

– Нет, нет, не хватит! Не хватит!

Мой второй удар рукояткой раздробил вставные зубы.

Я повернул нож острием и надрезал кожу у корней волос, выдрал клочок кожи вмести с волосами. Он опять застонал, но, находясь почти в шоке, слабо реагировал на мои измывательства... Я кричал в темноте:

– Ты проломил ей голову! Ты изнасиловал ее! Ты – проклятый ублюдок!

Он продолжал стонать...

Я понимал, что надо остановиться. Но образы убитых звали к мести, во мне бушевали темные силы. После ужаса морской гонки, после преследования на Пламе, после угрозы страшного заболевания, после свиста пуль в темноте Джон Кори делал то, что можно делать только в темноте. Я дважды ударил рукояткой ножа в лоб, но черепа не проломил.

Тобин издал протяжный вой...

Хотелось вскочить и убежать, пока не совершил чего-то ужасного. Но темные силы, которые таятся во всех нас, проснулись и взяли верх.

Разделочный нож прошел через брюки Тобина в нижней части живота. Глубокий горизонтальный надрез рассек ткани и мышцы, внутренности вывалились наружу.

Тобин вскрикнул, потом как-то странно замолчал, оставался неподвижным, будто соображал, что же с ним случилось. Он, наверное, ощущал кровь, но ничего более. И может быть, благодарил Бога, что жив. Надо было кончать.

Я протянул правую руку и, взяв полную пригоршню теплых кишок, бросил внутренности ему в лицо. В свете фонарика наши глаза встретились, он смотрел на меня почти насмешливо. Он не понимал, что такое дымящееся лежит у него на лице.

– Твои кишки, – объяснил я.

Он начал издавать вопли и молотить руками по лицу.

Я встал, вытер руки о брюки и ушел. В очень холодной комнате эхом разносились вопли и крики Тобина.

Глава 37

Я не собирался возвращаться обратно через темный туннель. Вообще, не стоит идти назад тем же путем, по которому входил: тебя могут подстеречь.

Я посмотрел на отверстие в потолке. Теперь даже темное штормовое небо казалось ласковым. Подошел к стальной конструкции, поднимающейся от пола склада боеприпасов к отверстию в потолке. Когда-то эта конструкция служила для подъема мощных артиллерийских снарядов и пороха к пушкам, установленным на укреплениях вверху. Так что она должна быть прочная. Поднялся на первую поперечную балку, она выдержала, поднялся на следующие, они сильно проржавели, но были вполне надежными.

Сверху через отверстие падал дождь, снизу доносились вопли Фредрика Тобина. Как только пройдет первоначальный ужас, этот парень должен собраться с силами и попытаться засунуть кишки вовнутрь и... навсегда умолкнуть.

По мере того как я поднимался, воздух становился свежее. На высоте футов в пятнадцать почувствовал, как в отверстие врывается ветер. На высоте двадцати футов я был уже у самого отверстия. Заливал косой дождь, снова штормило.

На поверхности отверстие было огорожено колючей проволокой – явно для того, чтобы уберечь скот, когда эти артиллерийские укрепления использовались как ферма. Черт побери!

Я поднялся на самую верхнюю балку, половина туловища была уже снаружи. Ветер и дождь заглушили вопли Тобина.

Стал рассматривать ограждение из колючей проволоки, окружавшее меня. Высота – фута четыре. Мне предстояло либо преодолеть его, либо возвращаться назад через туннель. Представил Тобина, издающего последние вопли, и его внутренности, разбросанные по полу. А если он немного оправился и нашел свой пистолет или дробовик? Я решил перебираться через колючую проволоку.

Боль чувствуешь только тогда, когда ты в полном сознании. Поэтому я постарался отключить любые мысли, вскарабкался на ограждение и спрыгнул вниз.

Я лежал и пытался прийти в себя, потирая порезы на руках и ногах. Хорошо, что доктора сделали мне прививку на тот случай, если те три пули, которые попали в меня, были не совсем стерильными.

Превозмогая боль от порезов, встал и стал осматриваться. Меня окружали артиллерийские позиции в форме круга, футов тридцать в диаметре. Укрепления были врыты в склон холма и окружены бетонной стеной высотой по плечо. В бетонную площадку был замурован стальной механизм, позволяющий разворачивать орудие на 180 градусов.

В дальнем конце осевшей в землю орудийной позиции я рассмотрел бетонный трап, ведущий к сооружению, похожему на наблюдательную вышку. Насколько мог понять, я был на южном склоне холма, и стволы орудий были направлены на юг, в сторону моря. Действительно, совсем близко слышались удары волн.

Мысль о том, как ферма вернула заброшенные укрепления к жизни, напомнила об угрозе любой жизни в этих местах: воздух был наполнен заразой. Об этом, если прислушаться, напоминал вой сирены. В ушах стоял и другой вой – Фредрика Тобина. Думаю, этот звук еще долго будет преследовать меня.

Итак, с мыслями о Тобине, под вой сирены биологической тревоги, под дождем и ветром, замерзший, дрожащий, томимый жаждой, голодный, изрезанный колючей проволокой, полураздетый, я был на вершине блаженства. Издал радостный клич и исполнил что-то вроде джиги: "Жив! Жив!"

Но внутренний голос подсказывал: "Рано радоваться".

Я прервал свой победный танец.

– Рано радоваться.

Это был уже не мой внутренний голос. Голос звучал за моей спиной. Я обернулся.

Со стены высотой в пять футов надо мной нависла крупная фигура, облаченная в темный дождевик с капюшоном. Лицо рассмотреть было трудно. Ну, прямо старуха с косой.

– Кто ты, черт побери? – спросил я.

Судя по росту и голосу, это был мужчина. Ответа на мой вопрос не последовало.

Наверное, я выглядел дурацки, когда танцевал под дождем и издавал кличи. Но сейчас, я был уверен, это – не самая большая для меня проблема.

– Кто ты, черт побери? – повторил я.

Снова нет ответа. Теперь разглядел что-то у него в руках на уровне груди. Настоящая старуха с косой. Хорошо бы с косой, мог бы справиться. Но не тут-то было. В руках была не коса, а ружье. Проклятье.

Стал прикидывать свои шансы. Я был на дне круглого колодца глубиной в пять футов. И кто-то с ружьем стоял у верхнего края колодца. Положение безвыходное.

Он уставился на меня сверху с расстояния около тридцати футов. Хорошая позиция для стрельбы из ружья. И близко от спасительного выхода из колодца. Этот путь для меня отрезан. Оставалось отверстие в земле, из которого я только что выбрался. Но это означало пятнадцатифутовую перебежку по направлению к нему, бросок через колючую проволоку и прыжок в бездну. Все это займет около четырех секунд. За это время можно два раза прицелиться и два раза выстрелить. Но, может быть, этот парень и не собирался стрелять?

– Слушай, дружище, что тебя занесло сюда в такую ночь? – спросил я.

– Ты.

– Я?

– Да, ты. Ты и Фредрик Тобин.

Теперь я узнал его по голосу и сказал:

– Пол, я собирался покидать это место.

– Да, ты покидаешь не только это место, – ответил мистер Стивенс.

Мне не понравился его тон. Полагаю, он все еще был обозлен нокаутами, в которые я послал его в его собственном дворе. Не говоря уже о других обидах, которые нанес ему. И вот он надо мной, с ружьем.

– Скоро ты совсем исчезнешь, – повторил он угрозу.

– Я просто проходил мимо...

– Где Тобин?

– Прямо за тобой.

Стивенс оглянулся, и тут же перевел взгляд на меня.

– С маяка заметили два судна – "Крис-Крафт" и скоростной катер.

– На катере был я. Просто решил прогуляться. А почему ты думаешь, что это был "Крис-Крафт" Тобина?

– Я знаю его судно. И я поджидал Тобина.

– Зачем?

– Ты знаешь зачем. Мои детекторы и микрофоны засекли как минимум двух человек в Форт-Терри, да еще автомобиль. Вот почему я здесь. Кто-то убил двух пожарных. Не ты ли?

– Нет, не я. Слушай, Пол, у меня затекла шея смотреть на тебя снизу, и я замерз. Я поднимусь, и мы отправимся в лабораторию пить кофе...

Пол Стивенс поднял ружье и навел на меня.

– Если сдвинешься хоть на дюйм, убью тебя к чертовой матери.

– Понял.

– За тобой должок, – напомнил он мне.

– Перестань злиться, давай рассудим...

– Закрой пасть!

Инстинктивно я чувствовал, что Пол Стивенс опаснее Фредрика Тобина. Тобин был подлым убийцей и сбегал в случае опасности. Стивенс, я убежден, был готов встретиться лицом к лицу и драться врукопашную.

– Знаешь, почему Тобин и я оказались здесь? – задал я вопрос.

– Конечно, знаю. Сокровища капитана Кидда.

– Помочь тебе найти сокровища? – предложил я.

– Нет, не поможешь. Они у меня.

– Как?..

– Думаешь, я глупец? Гордоны считали меня глупцом. Но я точно знал, что за идиотские археологические раскопки они проводили. Следил за каждым их шагом. Но не знал, кто их партнер. Не знал до тех пор, пока в августе с ними не прибыл Тобин, как представитель исторического общества Пеконика.

– Хорошая детективная работа. Прослежу, чтобы тебя представили к правительственной награде...

– Заткни свою поганую пасть!

– Так точно, сэр. Кстати, почему бы тебе не надеть маску?

– Зачем?

– Зачем? Ты что, не слышишь сигнала биологической тревоги?

– Это учебная тревога. Я так приказал. Все, кто несет штормовую службу на острове, находятся в лаборатории в защитных масках и проводят учения по биологическому обеззараживанию.

– Другими словами, мы все не умрем.

– Нет. Умрешь только ты.

Я ожидал, что он скажет именно это, поэтому заявил официальным тоном:

– Что бы ты ни натворил, нет ничего более страшного, чем убийство.

– Я не совершил ни единого преступления, а убить тебя – одно удовольствие.

– Убийство полицейского...

– Ты просто нарушитель. И мне показалось, что ты саботажник, террорист и убийца. Я просто не признал тебя.

Я напрягся, готовясь к прыжку к яме, хотя и знал, что это бесполезно. Следовало все же попытаться.

Стивенс продолжал:

– Ты выбил мне два зуба и рассек губу. Кроме того, ты до черта много знаешь. Я богат, а ты – мертвец. Бай-бай, пижон!

– Пошел ты на...

Я ринулся к отверстию, но смотрел не на колючую проволоку, а на него. Он поднял и направил на меня ствол. Промах был исключен.

Грянул выстрел, но из ствола не сверкнуло пламя и я не почувствовал обжигающей боли. Как только достиг ограждения, изготовился перемахнуть его и ринуться в яму головой вперед. Стивенс скатывался вниз, чтобы прикончить меня. По крайней мере, мне так казалось. На самом деле он просто падал и рухнул лицом вниз на бетонную площадку. Я наткнулся на колючую проволоку и замер.

Застыл на момент, наблюдая за ним. Он дернулся несколько раз, казалось, у него поврежден позвоночник, в общем, ему приходил конец. Я услышал предсмертное бульканье, которое ни с чем не перепутаешь. Дерганья и бульканья прекратились. Я взглянул вверх на стену. Бет Пенроуз смотрела на Пола Стивенса, ее пистолет был нацелен на него.

– Как ты очутилась здесь?

– Дошла пешочком.

– Я говорю...

– Искала тебя, заметила его и пошла следом.

– Мне повезло.

– Не то что ему.

– Произнеси: "Стой! Полиция!"

– Пошел ты к черту.

– Я не осуждаю тебя. Он пытался меня убить.

– Знаю.

– Могла бы выстрелить и пораньше.

– Надеюсь, ты не критикуешь мою выучку.

– Нет, мадам. Хороший выстрел.

– С тобой все в порядке?

– Да. А с тобой?

– Все отлично. Где Тобин?

– Он... Он не здесь.

Она перевела взгляд на Стивенса и спросила:

– А что с ним?

– Он просто стервятник.

– Ты нашел сокровища?

– Нет. Их нашел Стивенс.

– И где же они?

– Я собирался спросить у него.

– Нет, Джон, он собирался пустить в тебя пулю.

– Спасибо, ты спасла мне жизнь.

– За это ты мне немного должен.

– Правильно. Дело завершено.

– Но еще остаются сокровища. И Тобин. Где он?

– Здесь где-то, неподалеку.

– Он вооружен? Опасен?

– Нет. У него выпущены кишки.

Мы укрылись от шторма в бетонном бункере. Пытаясь согреться, обнялись, но было так холодно, что сон не шел. Вели ночную беседу, спасаясь от переохлаждения, растирали друг другу руки и ноги.

Бет замучила вопросами о Тобине. Я поведал отредактированную версию о схватке в складе боеприпасов. Сказал, что ударил его ножом.

– Может быть, надо вызвать врача?

– Конечно. Первым делом, как только наступит утро.

Она помолчала несколько секунд и только произнесла:

– О Боже.

Перед рассветом мы направились к берегу.

Шторм прекратился. До того как появиться вертолетам и патрульным катерам, мы установили шпильку на винте вельбота и добрались до "Крис-Крафта". Я вынул пробку в днище вельбота, и он затонул. На судне Тобина мы добрались до Гринпорта и позвонили Максу. Он забрал нас на причале и отвез в полицейский участок. Там мы приняли душ, облачились в свитера и теплые носки. Местный врач посоветовал антибиотики и яичницу с ветчиной. Звучало заманчиво.

Завтракали в кабинете для совещаний и отчитывались перед шефом. Макс был поражен, потрясен, разгневан, обрадован, чувствовал облегчение, выражал озабоченность и все такое прочее. Не прекращал вопрошать:

– Сокровища капитана Кидда? Вы уверены?

Когда я стал повторять меню завтрака, Макс спросил:

– Итак, только Стивенс знал о местонахождении клада?

– Думаю, да.

Он посмотрел на меня, потом на Бет:

– Вы не отказываетесь от моей помощи?

Я ответил:

– Конечно, не отказываемся. Если бы мы знали, где золото и камни стоимостью двадцать тысяч долларов, то и не обращались бы к тебе, Макс. Но все это опять исчезло. Однако мы знаем, что клад существует и что недолгое время он был в руках у Стивенса. Таким образом, при удаче, с помощью полиции и федеральных служб можно его найти.

Бет добавила:

– Сокровища принесли столько смертей, что, я думаю, они прокляты.

Макс пожал плечами:

– Прокляты или нет, я хочу разыскать их. Хотя бы для пользы исторической науки.

– Ты абсолютно прав.

Макс еще не мог осознать всего случившегося и продолжал задавать вопросы, на которые мы уже отвечали.

– Если эта беседа переходит в допрос, то я либо должен позвать своего адвоката, либо послать тебя к черту, – сказал я Максу.

Макс выдавил улыбку:

– Извини... но все так поразительно...

– Поблагодари нас за хорошую работу, – произнесла Бет.

– Спасибо за хорошую работу. – И добавил, обращаясь ко мне: – Рад, что нанял тебя.

– Но ты меня уволил.

– Уволил? Забудь об этом. – Затем он спросил меня: – Я правильно понял, что Тобин мертв?

– Знаешь... он был жив, когда я видел его в последний раз... Думаю, мне надо было настоять, чтобы ты послал медиков.

Макс посмотрел на меня и спросил:

– А где точно находится эта подземная комната?

Я дал ему описание, настолько точно, насколько мог. Макс быстро выскочил, чтобы позвонить.

Через стол кабинета мы с Бет посмотрели друг на друга.

– Ты станешь отличным детективом, – сказал я.

– Я и есть отличный детектив.

– Да, ты права. Чем я могу отплатить за спасение жизни?

– Как насчет одной тысячи долларов?

– И это столько стоит моя жизнь?

– Хорошо. Пятьсот.

– А может быть, поужинаем вместе?

– Джон... ты мне очень симпатичен... но это все так сложно... эти смерти... Эмма...

– Ты права.

На столе зазвонил телефон, я поднял трубку.

– О'кей, я передам ей.

– Лимузин вашего графства подан, мадам.

Она направилась к двери, потом вернулась:

– Позвони мне через месяц. Хорошо? Позвонишь?

– Позвоню.

Но я знал, что не сделаю этого.

Наши взгляды встретились. Я подмигнул, она тоже. Обменялись короткими поцелуями. Бет Пенроуз повернулась и вышла.

Через несколько минут вернулся Макс.

– Звонил на Плам. Разговаривал с Кеннетом Гиббсом. Помнишь его? Помощник Стивенса. Они уже нашли тело босса. Мистер Гиббс, кажется, не очень опечален. И даже не очень удивлен. Я попросил его поискать Тобина в комнатах склада. Правильно?

– Правильно. Но я не помню, в какой точно. Было темно.

Он подумал и произнес:

– Ну и каша. Предстоит столько бумажной работы. А где Бет?

– За ней приехали коллеги из полиции графства.

– Ах да... Я только сейчас получил факс из департамента полиции Нью-Йорка, похож на официальный. Меня просят разыскать тебя и держать под присмотром до приезда их представители. Они прибудут где-то около полудня.

– Вот я, перед тобой.

– Дай мне расписку, что не исчезнешь.

– Не дам.

– Тогда дай обещание, а не то посажу за решетку.

– Даю обещание.

– О'кей.

– Дай команду подвезти меня домой, мне надо переодеться.

– Хорошо.

Он вышел из комнаты. Заглянул полицейский в форме, мой старый знакомый Боб Джонсон:

– Тебя подвезти?

– Да.

Он подбросил меня к дому дяди Гарри. Я устроился с пивом на веранде, наблюдая, как проясняется небо и утихает шторм.

Нарушая обещание Максу дождаться полицейских из Нью-Йорка, я вызвал такси и отправился на железнодорожную станцию, сел в поезд до Манхэттена.

В моей квартире на Восточной семьдесят второй улице меня ждали тридцать шесть посланий на автоответчике – максимум, что вмещает аппарат. Женщина, которая убирает квартиру, сваливала мою почту на кухне – набралось фунтов десять всякой всячины.

Среди счетов и ненужной рекламы я выудил документы из суда, окончательно подтверждавшие мой развод. Прикрепил бумаги магнитом к холодильнику.

Уже хотел прекратить разборку всего этого бумажного хлама, как обратил внимание на простой белый конверт. Адрес написан от руки, обратный адрес – Гордонов, но место отправки – Индиана.

Я открыл конверт и вынул три разлинованных листочка. Каждая сторона листочков была заполнена, почерк аккуратный, синие чернила. Стал читать:

«Дорогой Джон, если ты читаешь это письмо, то знай, что нас уже нет в живых. Так что это письмо из могилы».

Я достал из холодильника пиво и продолжил читать:

«Знал ли ты о сокровищах капитана Кидда, спрятанных неподалеку от наших мест? Сейчас, может быть, уже знаешь. Ты умный, и можно поспорить, ты кое-что вычислил. Если нет, то вот тебе эта история».

Я сделал глоток пива и прочитал следующие страницы. Это была детальная хроника событий, связанных с сокровищами, с Пламом и связях Гордонов с Фредриком Тобином. Сюрпризов не оказалось, я не знал только некоторых деталей. Что же касается находки клада на острове, то они писали:

«Вскоре после нашего прибытия на Лонг-Айленд мы получили приглашение Фредрика Тобина на дегустацию вин. Мы приняли приглашение и впервые встретились с ним. Последовали другие приглашения».

Так Фредрик Тобин начал совращать Гордонов. Из письма следовало, что однажды он показал им грубо нарисованную карту на пергаменте, но не сказал, как она к нему попала. Это была карта Плама, носившего тогда старое голландское название. На карте были указания компасных стрелок, отсчет шагов, приметы и большой крест. Продолжение легко предугадать. Том, Джуди и Фредрик заключили дьявольский союз.

Гордоны ясно давали понять, что они не доверяли Тобину. И что погибнуть они могли именно от его руки, хотя их смерть и могла выглядеть как следствие несчастного случая, действий иностранных агентов или чего-либо подобного. Том и Джуди смогли наконец раскусить Фредрика Тобина, но было слишком поздно. В письме не было никакого упоминания о Поле Стивенсе, о его участии во всем этом деле.

Вот как заканчивалось письмо:

«Мы оба любим тебя и очень доверяем тебе, Джон. Мы знаем, что ты сделаешь все для торжества справедливости. С любовью, Том и Джуди».

Я отложил письмо и долго сидел, уставившись в никуда.

Получи это письмо раньше, и вся моя жизнь за последнюю неделю была бы совершенно иной. Эмма наверняка осталась бы в живых, но мы с ней вряд ли бы встретились.

Вот так в течение получаса я размышлял о смысле жизни. Прозвучал звонок в дверь. Это были полицейские из отдела внутренних расследований, которые, кажется, были недовольны моим поведением. Мы отправились в главное полицейское управление Нью-Йорка – объясняться, почему я не отвечал на официальные телефонные звонки, не являлся на встречи, уж не говоря о том, почему я стал без разрешения работать на полицейского из Саутхолда. Здесь был мой начальник лейтенант Вульф, что утомляло. Но был и Дом Фанелли, так что воссоединение прошло неплохо, и мы даже немного посмеялись.

Мой начальник подробно интересовался всем, что со мной происходило. Так что я вызвал своего адвоката и представителя Фонда помощи детективам. И ближе к вечеру мы решили почти все проблемы.

Глава 38

На десятой авеню падал легкий снежок. Сквозь огни уличных фонарей и свет автомобильных фар с шестого этажа было видно, как кружатся снежинки.

Моя классная комната наполнялась студентами, но я не оборачивался. Это было первое занятие в новом семестре, в список студентов я не заглядывал, но знал, что их должно быть около тридцати. Название курса – "Криминальное законодательство", более конкретная тема – "Расследование убийств". Курс рассчитан на тридцать два часа, по средам, плюс семинары.

На двух последних занятиях будем рассматривать наиболее нашумевшие убийства. Мы не будем касаться случая нескольких убийств подряд в Норт-Форке на Лонг-Айленде. Об этом я сразу заявлю студентам.

Я написал на доске свое имя, под ним – название курса для будущих Шерлоков Холмсов и номер аудитории, чтобы они были уверены: попали куда надо.

Сделка с департаментом полиции Нью-Йорка включала несколько пунктов: пенсия по инвалидности в три четверти жалованья, снятие с меня всех обвинений, помощь департамента с получением звания адъюнкт-профессора и двухгодичный контракт с колледжем криминальной юстиции имени Джона Джея. Взамен с меня потребовали ухода на пенсию и положительных публичных откликов о деятельности департамента полиции Нью-Йорка и его руководства.

Прозвенел звонок, от окна я подошел к кафедре.

– Добрый вечер. Меня зовут Джон Кори, я бывший детектив по расследованию убийств, департамент полиции Нью-Йорка. На доске вы найдете краткое описание курса, название обязательных и рекомендуемых учебных пособий, темы, предлагаемые для рефератов и проектов. Проекты будете представлять на классных занятиях.

"Это значительно укоротит время на чтение лекций", – подумал про себя.

Я встретился глазами с несколькими студентами в первых рядах. Их возраст – от восемнадцати до восьмидесяти лет, половина – мужчины, половина – женщины, белые, черные, выходцы из Азии и Латинской Америки, один парень в тюрбане, две женщины в сари, католический священник.

Итак, на меня смотрели умные глаза, одобрительные кивки сопровождали вступительное слово. Мы все испытывали радость общения, что далеко не всегда происходит в классной комнате.

– Мы будем также изучать некоторые ненаучные подходы в деле расследования убийств, такие, как использование предчувствий и интуиции. Постараемся понять их значение...

– Извините, детектив!

Я посмотрел вверх и увидел поднятую руку, помахивающую, чтобы привлечь мое внимание. Рука, естественно, принадлежала чьему-то телу, но это женское, судя по руке, тело не было видно из-за фигуры огромного парня.

– Да, что вы хотите?

Бет Пенроуз встала в полный рост. А я чуть не свалился от неожиданности на пол.

– Детектив Кори, будете ли вы касаться вопросов законности обысков и изъятий имущества, прав подозреваемых в случае несанкционированных обысков, вопросов о том, как вести себя с партнерами по профессии, чтобы не вызывать его или ее раздражения?

В аудитории раздался смех. Но мне не было забавно.

Откашлявшись, я сказал:

– Я... Сделаем пятиминутный перерыв, я сейчас вернусь.

Вышел из класса и пошел по коридору. В других классах шли занятия, и в коридоре было пусто. Я остановился у фонтанчика с водой и сделал пару так необходимых глотков.

С расстояния нескольких футов за мной наблюдала Бет Пенроуз. Постарался ее рассмотреть: тугие голубые джинсы, горные ботинки, фланелевая рубашка в клетку, рукава завернуты, верхние пуговицы расстегнуты.

– Как твое пулевое ранение? – спросил я ее.

– Все в порядке. Просто царапина, но шрам остался.

– Расскажешь о нем внукам.

– Точно.

Мы рассматривали друг друга.

– Ты так мне и не позвонил.

– Да. Не позвонил.

– Дом Фанелли держал меня в курсе твоих дел.

– Вот как? Я разобью ему нос, когда увижу.

– Ты этого не сделаешь. Он мне нравится. Жалко, что он женат.

– Это он так говорит. Ты поступила в мой класс?

– Конечно. Пятнадцать занятий, по два часа каждое, по средам.

– И ты добираешься сюда из самого...

– Из Хантингтона. Меньше двух часов на автомобиле или поезде. Занятия кончаются в девять, так что к вечерним новостям в одиннадцать я уже дома. А как поживаешь ты?

– Уже дома к новостям в десять.

– Я имею в виду, чем, кроме преподавания, ты занимаешься?

– Этого вполне достаточно. Три дневных урока, один вечерний.

– Скучаешь по службе?

– Полагаю... да. Скучаю по работе, по парням. Ведь тогда я чувствовал, что делаю что-то полезное. Точно не скучаю по всей этой бюрократии и прочей ерунде. Время уходить наступило. А как ты? Все ловишь преступников?

– Конечно. Я герой. Меня уважают. Мною гордится полиция и женский пол. – Она изменила предмет разговора: – Слышала, тебя несколько раз вызывали в офис окружного прокурора в Суффолке.

– Да, они до сих пытаются разобраться во всем, что тогда произошло. Старался помочь чем мог. Правда, надо принимать во внимание мои травмы головы, что вызвало выборочную потерю памяти.

– Поэтому ты и позабыл позвонить мне?

– Нет. Я не забыл об обещании.

Она оставила эту тему и спросила:

– Ты был в Норт-Форке со времени...

– Нет. Не был и, скорее всего, не буду. А ты?

– Мне понравилось это место, и я купила там маленький летний коттедж с несколькими акрами земли. Вокруг фермы, напоминают ферму моего отца, когда я была ребенком.

Я молчал. Не знал, куда может завести этот разговор. Но мне стало ясно, что Бет Пенроуз совершает трех-четырехчасовые поездки каждую среду не только для того, чтобы выслушивать мудрые слова мастера своего дела.

– Местный торговец недвижимостью сказал, что дом твоего дяди продан.

– Да. По некоторым причинам меня это огорчает.

– Ты можешь в любой уик-энд посетить мой коттедж.

– Но предварительно позвонить?

– Я живу одна. А ты?

– А что тебе доложил мой бывший партнер?

– Он сказал, что ты один.

– Но не одинок.

– Он сказал, что у тебя нет никого определенного.

Я не ответил и взглянул на часы.

Она сменила тему и проинформировала:

– Мои источники в офисе окружного прокурора сообщили, что скоро будет суд. Никаких юридических сделок с обвиняемым. Они хотят доказать предумышленное убийство и добиться смертного приговора.

Я кивнул. Тут стоит сказать, что Тобин выжил, выпотрошенный и оскальпированный. Но это меня не сильно удивило: я знал, что не нанес ему смертельных ран. Я не резал артерий, не всаживал нож в сердце, не перерезал горло. Может быть, мне надо было это сделать. Но подсознательно, полагаю, чувствовал, что не могу совершить убийства. Правда, после моих попыток расправиться с ним, он мог умереть от шока или потери крови. Но получилось так, что он оказался в одиночной камере в ожидании либо пожизненного заключения, либо электрошока центральной нервной системы. А может быть, смертельного укола. Думаю, правосудие сделает свой выбор. Со своей стороны, я за старую добрую искровую дугу. Хотел бы, как официальный свидетель, увидеть дым из его ушей.

Мне не дозволено посещать это дерьмо, но я сделал так, чтобы он узнал номер моего телефона. Этот говнюк звонит мне раз в пару недель. И я напоминаю ему, что жизнь, полная вина, женщин, песен, "порше", скоростных катеров и поездок во Францию, закончилась. Что вскоре его на рассвете выведут из камеры и казнят. Он, в свою очередь, утверждает, что уйдет от наказания и тогда мне не поздоровится.

Бет сказала:

– Я была на могиле Эммы Уайтстоун, Джон.

Я промолчал.

– Ее похоронили на прекрасном старом кладбище рядом с другими Уайтстоунами. Некоторым могилам по триста лет.

Я снова промолчал.

– Я только раз видела ее, в твоей кухне. Она мне понравилась. Решила положить цветы на ее могилу. Ты должен сделать то же самое.

Я кивнул. Да, я был обязан зайти в цветочный магазин, обязан был быть на похоронах. Но я не мог...

– О тебе спрашивал Макс.

– Я был в этом уверен. Он думает, что я сижу на золоте и драгоценных камнях стоимостью двадцать миллионов долларов.

– Это так?

– Конечно. Вот поэтому я и подрабатываю здесь дополнение к пенсии по инвалидности.

– Как твое легкое?

– Отлично.

Я заметил, что несколько моих студентов стали проявлять нетерпение, кто отправился в туалет, кто курил.

– Должен возвращаться в класс, – сказал я Бет.

– Хорошо.

Мы медленно шли по коридору и она спросила:

– Думаешь, сокровища капитана Кидда найдутся?

– Нет. Полагаю, параноик Пол Стивенс так их запрятал, что они пролежат там еще три сотни лет.

– Ты, наверное, прав.

– А может быть, и не прав. Может быть, эти чертовы сокровища должны навсегда остаться там, где и лежат.

– Ты суеверен?

– Никогда не был. Но может быть, стал.

– В этом здании есть плавательный бассейн. Ты пользуешься им? – спросила она.

– Иногда.

– На следующей неделе я захвачу купальный костюм. О'кей?

– О'кей... Бет?

– Захватить?

– Знаешь... может быть, это поставит нас в неловкое положение?

– Нет. Но я все же рассчитываю на пятерку по твоему предмету.

Я улыбнулся.

– Пойду на все, чтобы получить пятерку.

– Я неподкупен.

– Хочешь пари?

Несколько студентов посматривали на нас, улыбались и перешептывались.

Я вошел в аудиторию, Бет – за мной следом.

Я обратился к студентам:

– Перед вами еще один детектив по расследованию убийств. Детектив Бет Пенроуз из полицейского департамента графства Суффолк. Имя детектива Пенроуз может быть вам знакомо по все еще продолжающемуся расследованию убийств в Норт-Форке на Лонг-Айленде. По этому делу я работал вместе с ней. И мы переняли друг у друга кое-какие особые методы и технику расследования. Кроме того, она спасла мне жизнь. Чтобы не остаться в долгу, я приглашаю ее после занятий на выпивку.

Аудитория ответила аплодисментами.

1

Название острова Plum переводится как "Слива". – Прим. ред.

2

Каперство – нападение вооруженных частных торговых судов воюющего государства с его разрешения на неприятельские торговые суда. – Прим. ред.

3

Вещества со специфическим запахом, привлекающие насекомых. – Прим. ред.

4

Имеется в виду пр-ние Г. Уэллса "Остров доктора Моро". – Прим. ред.

5

Де Кунинг Биллем и Поллок Джонсон – ведущие представители абстрактного экспрессионизма. – Прим. ред.