Струи воды, стекавшие по лицу, помогли Нии до определенной степени скрыть свое изумление при виде этого высоченного нарушителя ее спокойствия, стоявшего у порога дома, где она, Ния, мирно проживала в соседстве с доктором Максом до этого момента. Однако ей понадобилась целая минута, чтобы прийти в себя и заговорить.
      – Дэниэл! – воскликнула она, опомнившись. – Вы меня испугали.
      Тусклый свет уличного фонаря осветил его длинное пальто цвета хаки.
      – Извините. Я уже собрался было уходить, когда увидел, как вы во всю прыть несетесь по улице. Где же ваш зонтик, позвольте узнать?
      Ния мотнула головой в сторону двери.
      – Внутри. Хранится в холле в шкафу на случай, если потолок вдруг станет протекать.
      Его лицо находилось в тени нависавшего у него прямо над головой козырька крыши, но Нии удалось рассмотреть появившуюся у него на губах улыбку.
      – В этом есть смысл. Скажите, а ключ у вас имеется?
      Ния порылась в карманах и протянула ему целую связку, стянутую большим медным кольцом.
      – К этой двери подходит желтый.
      – Вы его даже в темноте различаете?
      – Да.
      Он тоже без помех обнаружил искомый ключ и открыл дверь, пропустив вперед Нию. Она ворвалась в дом и сразу же принялась отряхиваться от дождя, после чего включила в прихожей свет. Когда Ния двинулась по лестнице наверх, Дэниэл молча последовал за ней.
      – А теперь дайте мне зеленый ключ, – скомандовала она через плечо. Стоявший у нее за спиной Дэниэл, осмотрев связку, нашел требуемое, что позволило им наконец войти в квартиру. Швырнув сумку и покупки на стул и повесив мокрое пальто на его спинку, Ния взбила руками мокрые волосы, после чего повернулась к Дэниэлу. Действуя точно таким же образом, он перебросил свое пальто через спинку стула, чтобы дать ему просохнуть. Теперь он стоял в центре гостиной, в которой свободно располагались софа, два стула и стеклянный кофейный столик, находившийся между ними, словно буфер. В темно-сером двубортном пиджаке и черного цвета брюках Стрэйхен выглядел великолепно, хотя сам скорее всего не подозревал об этом. Треугольный вырез его черного свитера подчеркивал белизну рубашки оксфордского фасона, и вместе они подчеркивали удивительно ласковое выражение его лица.
      Некоторое время Ния не знала, что и сказать. То ли это был деловой визит… то ли дружеский – кто знает?
      – Я… я никак не ожидала застать вас здесь, – наконец выдавила она из себя, чтобы как-то нарушить прочно установившуюся в комнате звенящую тишину.
      – Я несколько раз пытался до вас дозвониться, но никто не брал трубку, вот я и решил заехать.
      Ния застенчиво улыбнулась и попыталась заправить прядку мокрых волос за ухо.
      – Хорошую же погоду вы с собой привезли.
      – Далеко ли вам пришлось идти?
      При упоминании о том, что она шла пешком под таким ливнем, Ния вздрогнула и обратила внимание на свои ноги, которые, конечно, промокли насквозь. Не думая ни о чем дурном, она сбросила туфли и нагнулась, чтобы их поднять. Лишь распрямившись снова, она поняла, в какое неудобное положение себя поставила. В ней было пять футов и восемь дюймов роста, и она считалась высокой женщиной, но теперь, без каблуков, стоя рядом с этим гигантом, она показалась себе крошечной.
      – Уф… Да нет, недалеко. От начала улицы.
      – Извините. – Дэниэл снова попросил прощения, но продолжал стоять перед ней, как стоял, и глаз не отвел. – Если бы я знал, я бы встретил вас там и привез сюда.
      – Пустяки. – Она сморщила носик, привычно отметая этой гримаской мелочи жизни, и тут же мысленно задала себе вопрос о том, как в дальнейшем может сложиться этот странный вечер. – Как… как вы узнали, где я живу?
      Он пожал плечами:
      – Я нашел ваш адрес в книге.
      – В телефонной книге? Там числится по крайней мере восемь А. Филлипс.
      Уголок его рта слегка пополз вверх.
      – Шесть. Трое в Кембридже, двое – в Бостоне и один – в Чарлзтауне.
      Он стоял перед ней, небрежно засунув одну руку в карман, и сдержанно жестикулировал другой. На вид он был спокоен и даже чуточку игрив, но внутри у него – Ния это чувствовала – постепенно копилась тревога. Неужели он тоже вспоминал их встречу и в особенности ее финал?
      – Вы, стало быть, проведали еще и двух других моих однофамильцев в Кембридже? – спросила она, поддерживая этот довольно бессмысленный разговор, поскольку не знала, как быть дальше. Когда дело касалось Дэниэла Стрэйхена, она чувствовала себя беспомощной.
      По мере того как он приближался к ней, улыбка на его лице становилась все более дружелюбной.
      – Нет, – пробормотал он, огибая диванчик и оказываясь в непосредственной близости к ней. – Я сверился со своей собственной адресной книгой.
      Его приближение заставило ее еще больше задрать голову вверх.
      – С вашей адресной книгой?
      – С той, что хранится у нас в комплексе на случай всяческих оказий. Туда мы заносим, помимо всего прочего, имена и адреса спортивных комментаторов и обозревателей. Конечно, ваш адрес мог измениться, но, как выяснилось, этого не произошло.
      – Понятно. – Вот, значит, кому она обязана его приходом. Дэвиду! Какое потрясающее совпадение! В нем есть даже что-то зловещее!
      – Сегодня вечером у вас нет игры? – холодно осведомилась она, в определенном смысле пытаясь таким образом защититься от его слишком близкого соседства, которое постоянно ощущала.
      Дэниэл в шутливом изумлении приподнял бровь.
      – Мы же не можем играть каждыйвечер. Расписание и без того чрезвычайно насыщенное.
      – Какой ужас, – промурлыкала она, но никакого сочувствия к бедным игрокам в тот момент не испытывала. Ее куда больше занимало другое – как увеличить дистанцию между Стрэйхеном и ею. Уж больно он был хорош. Она вновь, как тогда, чувствовала, с какой непреодолимой силой воздействовала на нее его мужская стать, и боялась этого воздействия. – Послушайте, вы меня извините, ладно? – Она с легкой гримасой отвращения взглянула на свои мокрые чулки. – Мне срочно требуется переодеться в сухое. – Если в этих словах заключался намек, что ему пора уходить, то он благополучно пропустил его мимо ушей.
      – Я хотел пригласить вас на обед.
      – Правда хотели? – Она смерила его взором, в котором вместе со скепсисом отлично уживалось приятное удивление. Пульс у Нии зачастил, поскольку она никак не могла уяснить себе – шутит он или говорит серьезно.
      К тому времени на лице у Дэниэла прочно утвердилось непроницаемое выражение, не дававшее ей ключа к разгадке.
      – Ну так как же?
      – Нет.
      – Нет? – Ее мгновенный отказ, должно быть, весьма озадачил Дэниэла. – Но почему же? – спросил он, впрочем, без малейшего недовольства в голосе.
      – Потому что у меня уже есть свои планы насчет обеда. – Она на секунду отвернулась и нашла глазами стул, куда перед этим побросала свои пожитки. Дэниэл посмотрел на часы.
      – А… У вас, наверное, свидание?
      – Нет. Я остаюсь дома. Никто и ничто не заставит меня высунуть нос на улицу в такую погоду. – Естественная реакция на проливной дождь заставила ее на минуту забыть об осторожности. – Я собираюсь пообедать здесь.
      – Ага, – произнес он, не совсем еще понимая, что она задумала. – Вы, значит, имеете привычку обедать в одиночестве?
      В его голосе совершенно неожиданно для женщины прозвучало сожаление, которое окончательно ее успокоило. Представив перед собой на тарелке дымящийся розовый кусок омара, она улыбнулась.
      – Сегодня у меня былотакое желание.
      Он молча кивнул и посмотрел туда, где на стуле лежало его мокрое пальто, словно давая ей понять, что у него тоже нет ни малейшего желания ехать куда бы то ни было в такую непогоду. В этот момент нечто в его поведении поразило Нию – во всей повадке Стрэйхена вдруг проступил облик очень одинокого человека. Что и говорить, она была тронута.
      – Если вы не против, можете ко мне присоединиться, – скороговоркой произнесла она, подчиняясь воздействию момента. В ее голосе появилась та самая женская интонация, по поводу которой за день до этого успел пройтись Билл. За ней угадывались искренность и сердечность – ей хотелось, чтобы он остался.
      Темноволосая голова гостя медленно повернулась в ее сторону.
      – А у вас на двоих хватит?
      Ния широко улыбнулась, поскольку еще до его вопроса начала прикидывать, что и как приготовить.
      – Не волнуйтесь, я что-нибудь придумаю. Но прежде… – она притворно нахмурилась, – мне все-таки надо переодеться. – Не сказав больше ни слова, она прошла в спальню, затворила за собой дверь и, сняв блузку и юбку, натянула на себя джинсы, свитер и мокасины. Сквозь раздиравшие ее душу самые противоречивые чувства на первое место вдруг выступило обыкновенное упрямство. Ежели Дэниэл Стрэйхен решил у нее отобедать, ему придется принять ее условия игры. Прежде всего ей до чертиков надоели официальные костюмы и высокие каблуки – она носила все это в течение рабочего дня, но вечером может себе позволить более легкомысленный наряд.
      Накинув на голову полотенце, она принялась старательно вытирать волосы, а затем не спеша прошлась по ним несколько раз щеткой, укладывая высушенные прядки в безупречную прическу роскошного, каштанового с рыжинкой, цвета. Добавив немного румян на щеки и бледно-розового блеска на губы, она отошла на шаг от зеркала, чтобы полюбоваться на результат.
      Зеркало послушно отразило вполне достойный облик современной деловой женщины. Ния была стройна, но имела округлые формы там, где нужно. Ее бюст говорил о уже вполне сложившейся зрелой красоте, но стройные ноги были по-девичьи длинными, и тесные джинсы лишь подчеркивали их безупречную форму и отсутствие малейших жировых отложений на бедрах. Ее волосы ниспадали до плеч, сглаживая легкой волной локонов почти скульптурные очертания лица. Главным же ее украшением были огромные глаза фиалкового цвета, которые на этот раз смотрели на мир довольно весело, что уже давно с ними не случалось.
      Ния, подметив лукавые искорки у себя в глазах, старательно нахмурилась. С чего это она так развеселилась, спрашивается? «Но, черт возьми, – ответила она себе, – мне ведь временами бывает так одиноко… Почему бы не пообедать с… с… другом?»
      Когда Ния, причесавшись и переодевшись, вернулась в гостиную, выяснилось, что Дэниэла там нет. Она потянулась за пакетом с вареным омаром, но, услышав шум на кухне, мгновенно настроилась на весьма воинственный лад. В памяти возникли весьма мрачные мысли. Раздраженная донельзя, она помчалась на кухню, где и застала гостя, занятого поисками штопора в кухонном шкафу. Стрэйхену потребовалось открыть бутылку вина, которую он обнаружил на полке.
      – Ох, – перевела дух Ния, мгновенно успокаиваясь и опуская руку, которую прижала было к груди, чтобы унять с силой заколотившееся сердце. – А я уж думала, вы уселись смотреть телевизор. – Глаза ее хищно сощурились. – Если у вас появилось намерение посмотреть баскетбольный матч в этом доме, то сразу же выкиньте это из головы. – Когда он затворил дверцу шкафчика и направился к ней, она торопливо заговорила, пытаясь обосновать свое требование: – Здесь нет места баскетболу – ни любительскому, ни профессиональному. Вы меня понимаете?
      Прежде чем Ния успела понять, что происходит, и привести в порядок свои растрепанные чувства, Дэниэл коснулся ее лица. Его пальцы сразу же запутались в ее волосах и легонько сжали голову. В его глазах полыхнул огонь, который мог бы сравниться по силе только с пламенем, полыхавшим в ее взгляде. Правда, источники этого огня – как секундой позже сообразила Ния – были разные.
      – Что вы делаете? – прошептала женщина, забыв про свой гнев, как только он нежно коснулся ее. Но уже слишком близко к ней оказалось его бесконечно длинное тело, его руки с длинными гибкими пальцами и кожа, источавшая аромат его лосьона после бритья. У нее перехватило дыхание, и она едва оказалась в состоянии закончить вопрос.
      – Я вас целую, – произнес он, но медлил, вбирая в себя взглядом каждую черточку ее взволнованного его близостью лица. Если он ожидал встретить с ее стороны сопротивление, то просчитался – она была слишком поражена случившимся, чтобы пошевелить хотя бы пальцем. И вот наконец он склонился к ней и, прежде чем коснуться ее рта, ощутил на губах ее теплое дыхание. Затем последовал и сам поцелуй – нежный и сильный. Этот поцелуй ничего от нее не требовал, но был восхитительным и пьянил, как вино.
      Ния, задыхавшаяся под целым водопадом чувств, едва ли имела достаточно силы, чтобы ответить на его ласку или сказать хоть слово в ответ. Она продолжала стоять перед ним, принимая все, чем он находил нужным ее одарить. Его рот был щедрым, а губы твердыми и умелыми. Поцелуи все длились и длились, лишая ее последних сил. Его длинные ласковые пальцы нежно сжимали ее голову, слегка массируя кожу.
      По мере того как его напор нарастал, в Нии просыпалось ответное желание. Она постепенно выходила из охватившего ее поначалу ступора. Это освобождение давало ей возможность полностью включиться в эту сладостную игру со всей страстью женщины, у которой после столь долгого периода безразличия пробудилась чувственность. Какими бы недостатками Стрэйхен ни обладал в сфере своих привязанностей и антипатий, он был единственным мужчиной за последние несколько лет, которому удалось взволновать ее женское начало. Он тоже ощутил – чисто интуитивно – ее возвращение к радостям плоти и удвоил свои усилия. Его губы сделались жадными, но она, подставляя ему свой рот для поцелуев, тоже собирала свою долю удовольствий. Постепенно она заманивала его язык в глубокие странствия, побуждая к ласкам более откровенным и пылким. Их поцелуи стали столь изысканны, что она замерла, охваченная острым, как сердечная боль, желанием – всепоглощающим и страстным.
      Когда Дэниэл оторвался от ее губ, Ния испытала горечь настоящей потери. Разочарование ее было тем сильнее, словно речь шла о вновь обретенном качестве – чувственности, благополучно забытой ею среди всех неурядиц неудавшегося брака. Ее лишили лакомства, к которому она вновь обретала вкус! Впрочем, глядя на Дэниэла и вслушиваясь в его тяжелое прерывистое дыхание, можно было сделать вывод, что он испытывал те же чувства. Чуточку отстранив ее от себя, он всмотрелся в ее лицо, пылавшее от жаркого румянца и оттого еще более прекрасное. Потом, будто до конца осознав, что именно она испытала в эти минуты, он крепко обнял ее, пожалуй, впервые с момента их знакомства. Это был в значительной степени символический жест, означавший, что он готов принять ее в тот мир, в котором существует сам. Он разрушил для нее стену, которую обычно возводят вокруг себя люди духовной жизни, чтобы иметь возможность отдохнуть от внешнего мира. Ния же ощущала близость с ним, не вдаваясь в рассуждения и покоренная его силой. Значимость момента еще больше подчеркивала дрожь, исходившая от его рук, крепко сжимавших ее. Но все когда-нибудь кончается: он освободил ее из нежного плена и отступил на шаг.
      Первой пришла в себя Ния, которой удалось выдавить из себя несколько слов шепотом.
      – Как это все случилось? – В ее фиалковых глазах, затуманившихся от только что пережитого, искрой вспыхнул вопрос.
      – Наверное… от голода… – высказал он предположение самым невинным голосом.
      Помотав головой, чтобы прийти в себя, Ния засмеялась:
      – Мы опять, стало быть, возвращаемся к этой излюбленной теме?
      – Не скажите, – произнес он уже более серьезно. – У меня такое чувство, что вы его стимулируете. Как, к примеру, излишек сахара в крови. Я о вас без конца думаю со вчерашнего дня.
      – Именно что со вчерашнего дня, – быстро отреагировала Ния, – вечером вы обо мне даже, наверное, и не вспоминали – у вас же была игра.
      – Вы смотрели?
      У нее на лице появилось виноватое выражение, которое несколько поубавило его пыл.
      – Я… почти что…
      – Как прикажете вас понимать?
      – Очень просто, – вздохнула женщина. – Я так долго уговаривала себя включить телевизор, что опоздала. – Однако это было только начало истории. Куда проще было бы сказать, что ее не было дома! Но нечто в характере Дэниэла заставляло ее говорить ему правду. Словно в ответ на его безмолвную команду: «Дальше!» – она принялась разоблачать себя еще больше. – Ну вот… я продержалась весь первый куплет…
      – Первый куплет? – с изумлением переспросил он.
      – Ну да – тот самый: «Ты скажи, разве ты не видишь, как…»
      – Ах, – он закинул голову вверх и засмеялся над своей непонятливостью, – тотпервый куплет… – Потом нахмурился: – Вы, кажется, сказали, что не могли заставить себя посмотреть игру?
      Она пожала плечами, признавая собственную вину, и отвела глаза. В следующую минуту, правда, она уже снова была полна энергии и потребовала, чтобы он открыл холодильник.
      – Вы на меня сердитесь? – спросила она, отодвигая в сторону несколько пакетов с овощами, чтобы добраться до заветного бифштекса, который она столь прозорливо вчера помиловала.
      – Нет.
      – А ведь могли бы… – предположила она в чисто экспериментальных целях.
      – Нет, Антония. – Он взял ее за руку и привлек к себе, одновременно закрывая дверцу холодильника. – Я не мог. Вы мне ничего не должны и уж тем более не обязаны обожать эту игру. Более того, – его темные глаза взывали к полному вниманию с ее стороны, – зная о вас то немногое, что мне посчастливилось узнать, я начинаю понимать, что вы чувствуете. Верно вы поступаете или нет, но вы связываете баскетбол со всеми своими прошлыми горестями. Хотя мне, разумеется, не слишком приятно это осознавать, я уважаю ваши чувства. И еще, – тут он коротко улыбнулся, от чего ее лицо засветилось тоже, – я бы разозлился на вас при одном только условии – если бы вы сказали мне, что вчера вечером вас не было дома…
      Теперь у Нии на губах тоже появилась широкая улыбка. «Слава создателю, – подумала она, – что я не соврала ему, как хотела было сделать». Потом ей пришло на ум, что в его словах скрывалось еще что-то. Она не была в этом уверена, но такой возможности не отвергала.
      – Я быладома. И я знаю, что ваша команда победила. Так что примите мои поздравления.
      Пожав плечами, он отошел в сторону.
      – Куда это подевался штопор?
      Но если Ния решила, что тема баскетбола была оставлена до лучших времен, она ошиблась. Поскольку стоило только Дэниэлу откупорить бутылку и разлить вино по бокалам, как он немедленно уселся на высокий кухонный табурет, вытянул перед собой бесконечные свои ноги и задумался, созерцая известные одному только ему дали. Ния положила кусочек масла на сковородку и принялась резать лук.
      – А вы хоть когда-нибудь были болельщицей? – неожиданно задал он ей вопрос тихим и совершенно невоинственным голосом.
      – Нет. – Нож, занесенный над луком, дрогнул в ее руке.
      – Вам с самого начала не полюбилась эта игра?
      – Хм. Признаться, я даже сейчас не знаю всех ее правил. – Тяжелый нож аккуратно отрезал от луковицы одно колечко за другим.
      – Дэвид с вами о баскетболе не разговаривал, не так ли?
      – Я слышала, как он беседовал о нем со своими приятелями, но со мной – крайне редко. – Третье, четвертое и пятое колечко аккуратно легли на деревянную доску. Поморщившись от едкого запаха, Ния протянула руку и взяла новую луковицу.
      – Но как такое могло происходить? Вы были женаты пять лет. Если баскетбол играл в его жизни такую важную роль – а я предполагаю, что это было так, – о чем же он с вами разговаривал?
      Кожица луковицы с шуршанием отделилась.
      – В жизни существует не один только…
      – Я знаю. – Он извинился, вспомнив, что ей было неприятно обсуждать эту тему. – Это как-то само собой получилось. Я просто хотел узнать, как вам удавалось не касаться в своих разговорах этого предмета, когда он являлся для вашего мужа жизненно важным?
      Когда четвертованию подверглась и вторая луковица, запах сделался еще более резким.
      – Мы с Дэвидом говорили на другие темы. Наши взаимоотношения представляли поначалу огромный неисследованный мир. Теперь я понимаю, что нас большей частью он привлекал только благодаря новизне. Меня притягивала зрелость Дэвида, а его – моя юность. В первое время. А потом… а потом… – У Нии на глаза навернулись слезы, и она чихнула.
      Пальцы Дэниэла сошлись в кольцо на ее запястье – он молил о снисхождении.
      – Извините, Ния. Я не хотел причинить вам боль. Если воспоминания вызывают у вас слезы, я больше на эту тему говорить не стану.
      – Да это же от лука! – запротестовала она и подняла к лицу свободную руку, чтобы смахнуть слезинки. – Может быть, я еще испытываю неприятные чувства, когда вспоминаю свой неудавшийся брак, но уж слезы лить по этому поводу прекратила давно. – Когда он отпустил ее руку, она потянулась за последней луковицей. – Скажите, зачем вы меня все время расспрашиваете?
      – Из любопытства.
      – Вас что, Дэвид интересует? – Она отвернулась и снова занялась луком, так что заметить выражение ее лица не представлялось возможным.
      – Нет, Антония. Меня интересуете вы. Я пытаюсь вас понять.
      – О боже, это ужасно! – воскликнула она и чихнула снова. – Из-за этих проклятых слез я совсем не вижу, что делаю.
      – Послушайте, позвольте, я завершу этот процесс.
      «Интересно, справится ли он с заданием?» – спросила себя Ния и сразу же отбежала в дальний конец кухни – подальше от резкого запаха, предварительно вручив нож Стрэйхену. Она едва успела промокнуть от слез глаза, когда шипение сковородки довело до ее сведения, что Дэниэл работу закончил.
      – Благодарю. – Она вернулась к стойке и взяла стакан с вином, который ей предложил Стрэйхен. – Знаете что? Вы отлично справились с луком. А еще говорили, что не умеете готовить.
      Блеснувшая в его шоколадного цвета глазах искорка не прошла для нее незамеченной и вызвала внутри если не пожар, то заметное потепление.
      – Я сказал, что не слишком хороший повар, но такую черновую работу, как шинковка лука, делать умею.
      Ободренная установившейся на кухне доверительной атмосферой, Ния решила взять быка за рога. Пора уже было кое-что узнать и о самом Дэниэле. Лучше было начать с его излюбленной темы, а потом плавно перейти на то, что интересовало ее.
      – Насколько я понимаю, вы держите в кулаке всю команду. А ведь это дело непростое!
      Дэниэл уставился на яркую жидкость, рубиново отсвечивавшую в его бокале.
      – Ненавижу, когда ребята работают на износ. А вчера они из кожи вон лезли…
      – Тем не менее разве вас не вдохновляет удача?
      – Она может отвернуться в любой момент.
      – Вы всегда такой пессимист?
      – Я бы сказал, что я всегда реалист.
      – Но Крис говорил мне, что вы великолепно провели сезон. Неужели вас нисколько не волнует возможность выйти в финал?
      – А Крис – это кто?
      Если это было проявлением ревности со стороны Стрэйхена, то оно лишь потешило женское самолюбие Нии.
      – Он – старший редактор в «Истерн Эдж». И без ума от ваших брейкеров. Он считает, что вы… «гений» – вот то самое слово, которое он употребил.
      – Очень приятно. – Поднеся бокал к губам, он принялся медленно потягивать его содержимое.
      – Неужели признание не доставляет вам радости?
      – Хм…
      – Дэниэл. – Она выпрямилась на стуле, почувствовав себя не в своей тарелке. – Что-то я вас не понимаю. Ваша команда успешно проводит одну серию игр за другой. Ваши болельщики от вас без ума, а вы даже не изволите изобразить по этому поводу улыбку.
      В следующий момент он изобразил-таки улыбку – для нее, – но в этой улыбке с избытком хватало печали.
      – Это ведь всего-навсего игра, Ния. Выигрыши, известность, слава – все преходяще. Сегодня толпа вас превозносит, а завтра, стоит вам только им не потрафить – изберут себе другого кумира. Так что мой путь не усыпан розами, как, должно быть, считают многие. В успехе всегда присутствует и негативная сторона.
      Ния бросила взгляд на начинавший подрумяниваться лук и, взяв деревянную ложку на длинной ручке, помешала его.
      – Расскажите мне об этом, я хочу сказать – о негативной стороне успеха.
      Прежде чем он заговорил, прошло довольно много времени. По-видимому, он пытался привести в порядок свои мысли, чтобы ответить основательно и с толком.
      – Трудно непрестанно переезжать с места на место. Я, помнится, и раньше об этом говорил. Все эти перемещения – большей частью на самолетах – нарушают режим, заставляют игроков питаться чем попало, жить в неудобных гостиничных номерах. Ну и главное зло – это статус самого игрока. Если игрок ценный, то одной-единственной травмы довольно, чтобы изменить лицо всей команды.
      – А травмы случаются часто?
      – Чрезвычайно. Возьмите хоть брейкеров. Мы провели последние шесть матчей без центра и форварда. Уолкер получил удар локтем в лицо, и теперь ему требуется помощь хирурга. Барнс упал не так, как следовало, и повредил колено. А ведь это наши ведущие игроки – и мы лишились их в самый разгар сезона. Мы удачно провели пять матчей в Филадельфии, но, чтобы не вылететь, надо играть еще лучше.
      Ния обратила внимание на глубокую морщину, прорезавшую лоб Стрэйхена. Раньше она ее не замечала. Говорят, что если высказать то, что тебя мучает, другому человеку, то станет легче. Что ж, она готова обсудить с ним его проблемы.
      – Ну и как же вы обойдетесь без Уолкера и Барнса?
      – А что я могу сделать? Немногое. Их-то не будет как минимум еще месяц. Ну, я попытался реорганизовать оборону. Это сработало – и неплохо. – Его взгляд просветлел. – В центр я поставил Раковского. Он парень здоровый – сумеет и за себя постоять, и мяч передать, когда требуется. На месте Барнса теперь Флагг. Он еще молод, но с каждым разом играет все лучше и лучше. – Стрэйхен замолчал и, покрутив головой, чему-то улыбнулся.
      Ния тоже улыбнулась.
      – Вас что-то развеселило?
      – Ребята зовут его «мешок с песком» – Флагга то есть. Он очень спокойный и может спать где угодно. В прямом смысле слова – спит где придется.