В один из дней мятежная толпа забурлила на торговой площади Ярославля. Волхвы призывали возмущенных людей уходить из города, ибо здесь, кроме углей и золы, скоро ничего не останется, звали всех в Белоозеро, где, по слухам, не было ни тяжкой жары, ни голода.
      Богатей и церковники спрятались за укреплениями детинца в надежде переждать смуту. А восставшие ушли из города. 300 человек во главе с двумя волхвами двинулись по Волге из Ярославля в Белоозеро. По дороге захватывали деревни, отбирали у богатых хлеб, раздавали его бедствующим.
      Восстание быстро поднимало все новые и новые деревни и городки. Скоро им была охвачена большая область от Ярославля до Белоозера. На подавление восстания спешно двинулся отряд дружинников князя Святослава во главе с воеводой Янем Вышатичем. Они собирали дань в этих местах и не подозревали о бурных ярославских событиях. Но однажды поздно вечером прискакал гонец и сообщил, что смутьяны уже пришли в Белоозеро. Янь принял решение спешить туда, чтобы поймать волхвов и расправиться с другими бунтарями. Путь был недолог, и скоро впереди показалась серебристая гладь озера Белого, а затем укрепления и дома самого города.
      По приказу Яня его дружинники согнали белозерцев на центральную площадь города, и он потребовал от жителей выдать волхвов и других восставших, так как они подвластны князю Святославу и являются его смердами. Однако угрозы не помогли, и тогда воевода схитрил, решив пойти на переговоры с волхвами. Янь вместе с 12 дружинниками и священником двинулся к лесу, где укрылись восставшие. Их дозоры издалека заметили воеводу и его охрану, предупредили своих и сказали Яню, чтобы он не шел дальше. Однако воевода продолжал двигаться. Тогда один из дозорных бросился с топором на Яня, но княжеский дружинник был профессиональным воином, - он вырвал оружие из рук нападавшего и ударил его. Тот упал, сраженный насмерть. В завязавшейся короткой схватке был убит священник Яня. Встретив такое сопротивление, княжеские дружинники вынуждены были отступить и вернуться в Белоозеро.
      Вновь Янь собирает белозерцев, уговаривает, угрожает, сулит всякие послабления от даней, если они помогут захватить мятежников.
      Но в ответ - только молчание. Лишь богатые жители города поддержали Яня. Напоследок Янь приберег самую сильную угрозу: "Если не приведете ко мне волхвов, то не уйду от вас из Белоозера целый год и буду здесь кормиться!" Представился белозерцам год, который станет черным: ведь Янь и его дружинники ограбят край подчистую и будут творить все, что ни пожелают. Долго думали они, судили, рядили, и одержало верх предательское желание спасти себя, победила "старая чадь" - богатей из родовой верхушки. Обманом схватили волхвов и других восставших и выдали их Яню. Дружинники связали пленных, посадили в ладьи и повезли по Шексне.
      Янь боялся устроить казнь прямо в Белоозере и поэтому приказал увезти обреченных из города. За Белоозером многих утопили, а волхвов ожидала особенная казнь. Янь решил казнить их руками белозерских богачей, сопровождавших его. Те с готовностью убили волхвов и повесили их на крепких ветвистых дубах.
      А воевода с дружиной, собрав богатую дань, отправился восвояси.
      Так было подавлено одно из народных возмущений русского средневековья, но не стерлось в памяти народной, несмотря на попытки церкви назвать его "бесовским научением", предать проклятью и забвению.
      КИЕВСКИЕ ВИХРИ
      В 1054 году умер Ярослав Мудрый. Но не только печалью о князе, правившем на Руси едва ли не 40 лет, стал памятен этот год. Два события, быть может внешне и не связанных меж собой, сделали его переломным, положили начало большим переменам в жизни Древнерусского государства. Во-первых, пробились на поверхность и стали фактом политической жизни уже давно подспудно копившиеся тенденции феодальной раздробленности: умирая, Ярослав был вынужден разделить Русскую землю между сыновьями. Старший, Изяслав, получил стольный Киев, средний, Святослав, - Чернигов, младший, Всеволод, - Переяславль. Стали править на Руси Ярославичи. Раздробленность - закономерное явление в жизни феодального общества. Подобно тому как ком рыхлой руды, разрушаясь в плавильной печи, превращается в слиток железа, слабые феодальные государственные объединения, пройдя через период феодальной раздробленности, становились затем мощными централизованными государствами. Так было не только на Руси, но и во многих других странах средневековья.
      Во-вторых, вступление Руси в этот тяжелый период по воле исторической судьбы совпало с началом половецких набегов. В 1054 году на Русь вторгся передовой отряд половцев во главе с Болушем.
      Половецкие племена появились в причерноморских степях в середине XI века. Они, как и другие кочевые объединения, состояли из большого числа отдельных родов, именовавшихся вежами, а во главе племен стояли влиятельные князья-ханы. Особенности кочевой жизни, крепкие родоплеменные связи сделали такие объединения сильными в военном отношении. "У кочевых пастушеских племен, писал Карл Маркс, - община всегда собрана вместе; это общество спутников, караван, орда, и формы субординации развиваются у них на основе этого образа жизни".
      В середине XI века сильные своей родовой сплоченностью половецкие орды приблизились к русским границам на всем их протяжении и целиком заняли южные степи.
      Зимой они отходили к югу - на побережье Черного моря. А с началом теплого времени кочевья начинали медленно двигаться на север, в бескрайние ковыльные степи - прекрасные пастбища для скота... Обычно к началу осени орды вплотную подходили к русским границам. К этому времени уже готовы были к грабительским рейдам откормленные и выезженные кони, и половцы собирались на русские хлеба, дозревавшие на политых крестьянским потом полях.
      Осенью и начинались внезапные набеги. "В один миг половец близко - и вот уж нет его! - писал византиец Евстафий Солунский. - Сделал наезд и стремглав, с полными руками хватается за поводья, понукает коня ногами и бичом и вихрем несется далее, как бы желая перегнать быструю птицу. Его еще не успели увидеть, а он уже скрылся из глаз!"
      Никто, конечно, не подозревал тогда, что эти события - раздел Руси и первое вторжение половцев - знаменуют начало нового трудного времени, что внутренние распри, в которых с готовностью будут участвовать степняки, ослабят страну и поэтому борьба с постоянными набегами будет крайне тяжелой. То переплетаясь, то расходясь, эти две военно-политические линии на полтора века определили судьбу многих русских земель.
      Споры из-за земель начались уже вскоре после смерти Ярослава. А в 1067 году вспыхнула открытая война: взбунтовался племянник Ярослава Всеслав Полоцкий и самовольно занял Новгород. На его усмирение, несмотря на жестокие морозы и обильные снега - дело было в феврале, - выступили все три Ярославича. 3 марта сошлись противники на реке Немиге в Западной Руси. Ярославичи одолели, и Всеслав бежал с поля боя.
      Летом послали Ярославичи за Всеславом, призывая его прийти в Киев и миром решить все дела. При этом принесли братья крестное целование в том, что не сотворят Всеславу, если он придет, никакого зла.
      Крестное целование - клятва из клятв! Явился Всеслав в Киев. Но был он там не с почетом принят, а немедленно схвачен и "всажен" в крепкий "поруб"-темницу. Обычным делом на Руси становилось вероломство и клятвопреступление среди феодалов.
      Внутренние столкновения побудили к действиям внешних врагов. Едва справившись с Всеславом, Ярославичи были вынуждены защищать Киевскую землю от половцев, которые вторглись на Русь весной 1068 года. В ночной битве на реке Альте русские дружины под командой Ярославичей и киевского воеводы Коснячка потерпели тяжелое поражение. Остатки войска, рассеявшись по степи, небольшими группами пробирались в родной город. Сюда же прибежали и двое Ярославичей Изяслав и Всеволод, а третий, Святослав, ускакал от греха подальше в свой Чернигов, опасаясь дальнейшего продвижения половецких отрядов.
      С этим жестоким поражением связано появление былины о походе на Русь половецкого хана Шарукана:
      А закрыло луну до солнышка красного, А не видно ведь злата-светла месяца. От того же ведь от духу половецкого, От того же от пару лошадиного... Ко святой Руси Шурк-всликан Широку дорожку прокладывает, Жгучим огнем уравнивает, Людом христианским речки-озера запруживает...
      Известие о поражении взорвало и без того беспокойный из-за притеснений "сильных" людей Киев. Толпы черного люда явились на великокняжеский двор и послали сказать князю: "Вот половцы рассеялись по всей земле! Дай нам, княже, оружие и коней и еще будем биться с ними!"
      Простой народ Киева понимал опасность нашествия и выступил за сбор народного ополчения для борьбы с врагом.
      А в княжеском дворце царила растерянность, близкая к отчаянию. Не давать оружия простому люду? Тогда кто защитит землю от половцев? Но как дать оружие народу, если совсем недавно случились в Киеве волнения и участники их, схваченные дружиной, еще сидели в холодных погребах - ждали княжеского суда?! Не обернутся ли розданные смердам топоры и копья, после того как будет разгромлен враг, против бояр-притеснителей, душивших ремесленный и торговый люд вирами да продажами и обиравших крестьян до последнего снопа?
      "Нет, - решил Изяслав, посоветовавшись с боярством, - не получит "чернь" оружия! Лучше уж половцам предаться, чем вооружить народ!"
      Ни с чем ушли возмущенные люди с княжеского двора. В гневе бросились они к терему бездарного воеводы Коснячка - и вмиг разнесли его двор. После этого часть восставших пошла вызволять томившихся в холодных погребах участников предыдущих киевских волнений, а вторая половина вернулась на княжеский двор.
      Изяслав с ближней дружиной сидел на сенях - в легкой поднятой на столбы летней постройке, предназначенной для пиров и совещаний. Вел бесконечный совет, решал, что делать. К внешним напастям добавились внутренние - все сплелось в единый клубок! Не мог князь ума приложить, как его распутать. А тут еще вспомнилось, что сидит в дальней тюрьме-"порубе" обманутый Всеслав Полоцкий. А ну как вырвется на свободу! Славен он среди простонародья - вещая душа в отважном теле!
      Люд киевский, став у сеней, начал кричать и пререкаться с князем, требовать оружия и наказания виновных в поражении. Князь стоял у окошка, слушал крики и совсем уже не знал, что делать, - так разгулялся буйный смерч восстания.
      "Видишь, князь, людье взвыло, - сказал один из бояр. - Пошли слуг, пусть крепче стерегут Всеслава".
      Другой возразил: "Пусть лучше, призвав лестью к оконцу, пронзят его мечом!"
      Значит, не только преступить крестное целование, но и кровь пролить? На такое не решился Изяслав, не отдал приказа.
      А народ, кинув новый клич, пошел к темнице, где уже много месяцев томился Всеслав. Разогнав сторожей и сломав запоры, черный люд освободил полоцкого князя.
      Восстание достигло высшего накала, и Изяслав, не выдержав, второй раз за последние дни бежал с поля боя - на этот раз от своей взбунтовавшейся столицы. Освобожденный Всеслав был приведен на княжеский двор и здесь в день 15 сентября 1068 года провозглашен князем Киевским.
      Но правил он недолго. Через 7 месяцев, приведя с собой войска польского короля Болеслава Смелого, Изяслав сверг полоцкого князя и снова занял киевский стол. Своих сентябрьских страхов он не забыл: 70 активных участников вызволения Всеслава были казнены, многих - и виноватых, и безвинных- ослепили.
      С этого времени стал Киев яблоком раздора, из-за которого то и дело вспыхивали феодальные споры. Обладание Киевом соединялось с понятием "старейшинства" среди всех князей. Кто в Киеве правит, тот и глава всем князьям русским! Изнурительная борьба за киевский стол то и дело выливалась в кровавые столкновения, оплетенные сетью заговоров и обильно сдобренные вероломством. Все это стало тяжким бременем для простых жителей многих русских княжеств - крестьян и ремесленников. Ведь это их жилища горели в огне яростных штурмов, их поля вытаптывались конницей, их дворы грабились "удалыми" воями то одного, то другого правителя.
      Иногда, если вконец истощались силы соперников или занимал киевский престол сильный и авторитетный князь, как было, например, при Владимире Мономахе, эта борьба затихала. Но проходило несколько лет - и распря вспыхивала с новой неостановимой силой. Коль не хватало своих войск, князья призывали на помощь то степняков, то варягов, то поляков, то литовцев, и тогда страдания народа от внутренних усобиц умножались на насилие внешних врагов.
      А противники Руси не теряли времени, видя разброд и несогласие среди русских княжеств. Одна местность за другой подвергались опустошительным набегам, а то и вовсе отторгались от Русской земли и включались в состав других госу-дарств. К концу XIV века, например, граница Великого княжества Литовского проходила всего в сотне верст от Москвы!
      ПОРОЗНЬ ИХ ХОРУГВИ РАЗВЕВАЮТСЯ...
      В 1093 году в связи со смертью Всеволода Киевского половцы направили в Киев посольство, чтобы установить отношения с только что пришедшим сюда князем Святополком, потребовать от него покорности.
      Святополк поступил с послами крайне неразумно. Не посоветовавшись с отцовской "старшею" дружиной, послов приказал схватить и запереть в темную избу.
      Мгновенно вспыхнула война. Степняки вторглись на Русь и осадили город Торческ, прикрывавший подходы к Киеву. Тут одумался Святополк, отпустил послов, да поздно. Отказались половцы от мира. Кинулся новый князь формировать войско, набрал в обедневшей Киевской земле всего несколько сот воинов, но все равно намерился выступить в поход. Киевские мужи, хорошо знавшие Степь, отговаривали князя: "Нс пытайся идти против них, потому что мало у тебя воинов!" - "У меня своих семьсот отроков. - хвалился Святополк, - которые могут им противостать!" - "Если бы ты выставил их и восемь тысяч, - возражали ему, -и то не слишком много. Наша земля оскудела от войны и от продаж. Обратись к брату своему Владимиру Мономаху, чтоб он тебе помог".
      Владимир сразу откликнулся на призыв Святополка Киевского и явился с войском к столице. Князья встретились в монастыре под Киевом, но, вместо того чтобы думать об организации отпора, затеяли шумную ссору, обвиняя друг друга в различных грехах.
      Насилу уговорили их заняться главным - отражением половецкого натиска. Выступили князья в поход. Тут как раз и третий брат, Ростислав Переяславский, подоспел. Согласованного плана действий не было. Святополк рвался в бой, а Владимир, учитывая силу половцев и явный недостаток войск у русских, предлагал кончить дело миром.
      Пришли к полноводной Стугне-реке, к городу Треполю. "Пока стоим здесь под прикрытием реки перед лицом этой грозы, заключим мир с ними", - предложил Владимир Мономах.
      Святополк не соглашался: "Хочу биться! Перейдем на ту сторону реки!" И настоял на своем.
      С трудом переправившись, русские выстроились в боевой порядок и двинулись навстречу подходившей орде.
      Противники сначала затеяли лучной бой-перестрелку, а потом сошлись в рукопашной схватке. Главный удар степняки направили против Святополковой дружины. Срятополк, хоть сам-то и держался стойко, выдержать натиска не смог побежали киевляне, сломав ряды русского войска. Это и решило все: недолго сопротивлялись Владимир и Ростислав, тоже кинулись назад - к Стугне. Половцы столкнули русские дружины в реку, которую те лишь несколько часов назад перешли. В беспорядочной давке погибла на берегу или потонула в полноводной реке большая часть войска.
      Владимир и Ростислав вместе бросились в реку, поплыли рядом. Быстрое течение сильно мешало им, и вскоре тяжело вооруженный Ростислав стал тонуть прямо на глазах Владимира. Тот .пытался помочь брату, подхватил его, да сам стал захлебываться. Отпустил Ростислава!
      И утонул Ростислав сын Всеволодов!
      Потеряв половину войска и любимого брата, которого не кто другой, а сам он уговорил идти в поход, Владимир Мономах бросил опостылевшего ему своей политической и военной неразумностью Святополка и с остатком дружины, не задерживаясь, ушел к себе в Чернигов.
      Святополк же Киевский, перебравшись кое-как через Стугну, сутки просидел за стенами маленького Треполя - сушился, а потом поспешил в Киев.
      Сокрушительно разгромив русских, главные силы половцев вернулись к осажденному Торческу. Теперь фактически брошенный киевским князем на произвол судьбы город мог рассчитывать только на собственные силы, а их было немного.
      И может быть, впервые за 30 лет борьбы Русь ощутила, какой грозный враг скопил силу в степях. Попытка Святополка помочь голодному городу продовольствием была легко пресечена половцами. После этого 23 июля 1093 года они совершили разбойный рейд прямо под стены Киева. Святополк вновь вывел против них свои поредевшие полки. Битву проиграл, причем потери были больше, чем на Стугне.
      24 июля в Торческе узнали о новом поражении киевского князя. И спустя 9 недель после начала осады город сдался врагу. Горькая участь постигла горожан. "Половцы же, взяв город, подожгли его огнем, - горестно повествует летопись. А людей поделили. И увели в вежи свои к семьям своим и сродникам своим много крещенного народа. Страдающие, печальные, измученные, стужей скованные, в голоде, жажде и несчастиях, с осунувшимися лицами, почерневшие телом, в чуждой стране, с языком воспаленным, голые и босые, с ногами израненными тернием, со слезами отвечали они друг другу, говоря: "Я жил в этом городе", а другой: "Я из того села". Так вопрошали они друг друга со слезами, называя свое происхождение, вздыхая и взоры обращая на небо..."
      Наиболее дальновидным русским князьям - и первым среди них следует назвать Владимира Мономаха - ясно было, что бороться с воинственными степняками можно только объединенными силами. Ни одно русское княжество в одиночку не могло им противостоять.
      А опасность росла год от года. В 1096 году половцы разграбили и сожгли окрестности стольного Киева, в том числе три богатейших и хорошо укрепленных монастыря. Этот разгром явственно показал всю политическую и военную ущербность непрестанных княжеских распрей, ослаблявших каждое княжество в отдельности и Русскую землю в целом.
      В следующем, 1097 году после долгих переговоров и переписки съехались многие князья на "устроенье мира" в город Любеч, расположенный в Черниговской земле. Каждый из них в отдельности как будто бы понимал губительность постоянной вражды.
      "Зачем губим Русскую землю, поднимая сами на себя враждуй! - словно изумляясь собственной политике, говорили они друг другу. - А половцы землю нашу несут розно и рады, что между нами идут усобицы! Станем с этих пор жить в одно сердце и блюсти Русскую землю!"
      И чтобы хоть как-то прекратить распри из-за земель, решили: "Каждый да держит отчину свою!"
      За Святополком оставался Киев, за Владимиром Мономахом - Переяславль, за Олегом Святославичем - Чернигов, силой захваченный им в 1078 году. И те, кому в прежнее время были розданы города, также сохранили их: Давыд оставался по уговору князем города Владимира-Волынского, Василько, приходившийся племянником старшим князьям - Святополку, Владимиру Мономаху, Давыду и прочим, - сохранил за собой небольшой город Теребовль, располагавшийся на одной из малых рек в бассейне Днестра. Никто теперь не должен был вступать во владение соседа.
      Переговоры, по христианскому обычаю, закончились торжественным принесением клятвы - крестным целованием. "Если отныне кто на кого пойдет, - уставили князья, - против того и мы будем, и крест честной!"
      Но слова, произнесенные на манер пожизненной клятвы, не стали делом. Едва отпировав и разъехавшись, князья стали подозревать один другого в заговорах и подвохах. Трагической жертвой этого нового клубка княжеско-боярских распрей стал молодой князь Василько Теребовльский.
      История эта, получившая широкую огласку и поставившая Русь на грань всеобщей междоусобной войны, в отличие от других событий известна нам в подробностях. Вполне вероятно, что она попала на страницы летописи со слов самого Василька, который был современником создания общерусского летописного свода.
      Итак. уставив мир, князья пошли восвояси - каждый в свое владение. Святополк Киевский вместе с двоюродным братом Давыдом со съезда направились в свою вотчину - могущественный Киев. Встретили их торжественно, и, как водилось, устроен был пир в честь возвращения князя и успешного завершения трудного дела. И здесь в ходе долгих обсуждений нового княжеского договора раздались сначала тихие и вкрадчивые. но быстро ставшие настойчивыми голоса тех, кто в постоянных столкновениях, истощавших силы Руси, искал свою грабительскую выгоду.
      Особенно усердствовало окружение Давыда Игоревича. "Владимир Мономах, наговаривали ему, - соединился с Васильком против Святополка и тебя!"
      Доводы подозрительному Давыду приводились разные, повторялись-нашептывались сведения, полученные от "верных" людей. Скоро все это сделало свое дело: Давыд стал всячески чернить Василька Теребовльского перед Святополком. Тот сомневался: можно ли, едва закончив переговоры, замышлять недоброе? Но Давыд действовал напористо - дня не проходило без новых наветов.
      "Если не схватим Василька, - угрожающе предостерегал он, - ни тебе не княжить в Киеве, ни мне во Владимире-Волынском!"
      В конце концов убедил Святополка! Тому и впрямь казаться стало, что нет иного выбора, кроме как нарушить только что принесенную клятву. Послушался Святополк!
      А тут и случай для осуществления задуманного Давыдом подвернулся, словно нарочно. Видимо, знал Давыд о ближайших планах Василька, поэтому и старался действовать столь цепко и быстро.
      Василько как раз явился в Михайло-Выдубицкий монастырь, расположенный совсем рядом с Киевом, - поклониться святым. Шел он, как и подобает князю, пусть и не из самых именитых, с дружиной и обозом. Рядом с монастырем был раскинут походный лагерь, и Василько сначала отправился отужинать с монастырской братией, а затем уже, поздно вечером, вернулся к своим.
      На другое утро ни свет ни заря прискакали гонцы от Святополка Киевского. Святополк приглашал племянника на именины. Почетное было предложение - старший из русских князей просил пожаловать! Да вот беда: дел неотложных у Василька было много - неспокойно было в родном княжестве, а до именин нужно было ждать еще несколько дней.
      "Не могу медлить, - отвечает Василько. - Как бы дома войны не случилось". С тем и отбыли гонцы.
      "Видишь! - возмутился перед Святополком Давыд Игоревич. Для него отказ явился веским свидетельством недобрых намерений Василька. - Василько не помнит о тебе, находясь в твоем городе! А когда к себе уйдет, займет все твои города - Туров, Пинск и другие! Тогда вспомнишь меня!.. Лучше призови его теперь, схвати и отдай мне".
      Поддался Святополк на Давыдов обман, снова послал к Васильку и велел передать: "Если не хочешь остаться до именин моих, приди сейчас, поприветствуешь меня, посидим вместе с Давыдом".
      Не откликнуться на такое приглашение уже даже не одного, а двух родственников было нельзя. Тут же сел Василько на коня и двинулся в сторону Киева. Кто-то из отроков пытался его удержать, предупредил: "Не езди, княже, хотят тебя схватить!"
      Не прислушался Василько к предостережению. Как же могут его схватить? Только что крест целовали да говорили: если кто на кого пойдет, то на того будет и крест, и вся Русская земля! С такими мыслями и отправился он на княжий двор.
      Сам князь киевский Святополк вышел встречать его и проводил в хоромы. Потом явился Давыд, сели вместе. Святополк снова принялся уговаривать Василька: "Останься на праздник!" - "Не могу остаться, брат: уже и обозу приказал идти вперед", - отказывался Василько. "Ну, хоть позавтракай",- не отступался Святополк.
      Василько согласился. Давыд же, как отмечает летописец, все время сидел как немой, слова не сказал. Получив согласие, Святополк заспешил: "Посидите вы тут, а я пойду распоряжусь".
      Когда он вышел, Василько пробовал заговорить с Давыдом, но тот оглох и онемел - и язык не ворочался, и уши не слышали Васильковых речей. Готовился к задуманному, волновался особенно. Наконец немного совладал с собой Давыд и спросил одного из слуг: "Где брат?" - "Стоит на сенях", - отвечали ему. На сенях устраивались в теплое время княжескис пиры. Но сейчас уже стояла глубокая осень, и неясно было, почему Святополк именно там хотел устраивать завтрак. Скорее всего забрался туда киевский князь, чтобы не участвовать в готовящейся расправе.
      И Давыд тоже испугался приближающегося мига, который сам и уготовил Васильку. "Я пойду за Святополком, - сказал он. - А ты посиди". И быстро вышел вон.
      Едва двери за ним затворились, как Давыдовы слуги бросились на Василька. Сначала просто связали, после сковали двойными оковами, заперли в крепкой дворовой постройке, а на ночь приставили сторожей.
      Закованный Васильке сидел в темной избе, а вокруг его дальнейшей судьбы кипели споры. Вроде бы одумавшийся и отошедший от утреннего умопомрачения Святополк хотел отпустить племянника. Но Давыд настойчиво возражал, понимая, что зашли они с братом уже слишком далеко, чтобы можно было просто вернуться к исходному положению. Основательно теперь боялся Давыд за себя.
      Но против убийства Святополк, видимо, возражал со всей решительностью и ни за что на него не соглашался. Тогда Давыд стал подбивать его на ослепление Василька. Лишенный зрения человек не воин и постоять за себя, встать во главе дружины, отомстить жестоко не способен.
      "Если не сделаешь этого, а отпустишь его, - наступал Давыд на Святополка, - ни тебе не княжить, ни мне!"
      Долго думал-мучился Святополк и согласился. Откладывать дело не стали. Тут же, ночью, повезли Василька в Белгород, городок в 10 верстах от Киева. Святополк, представив, какие чувства вызовет содеянное у Владимира Мономаха, других князей, решительно не захотел, чтобы свершилось задуманное на его княжеском дворе или в его княжеском городе.
      Повели Василька в избу малую, втолкнули. Вскоре пришел туда овчарь Святополка, угрюмый и жестокий Берендий.
      Потом вошли княжеские конюхи Сновид и Дмитр, молча расстелили ковер на полу. Взялись за Василька и хотели повалить. Он сопротивлялся изо всех сил, на шум подоспели Другие. Бросили князя на пол и ослепили.
      Взявшись за углы ковра, конюхи вынесли лежавшего бездыханно князя на улицу, бросили в приготовленную повозку и под стражей, как пленника, повезли в отчину Давыда - Владимир-Волынский.
      Новая волна многолетних воинственных судорог прокатилась по Руси. Мир, установленный было русскими князьями, рассыпался как карточный домик. Старательно возводили его правители земель, но каждый при этом норовил свою карту так поставить, чтоб, когда упадет строение, она б сверху легла!
      Рассуждая о мире, думали князья, как назавтра больнее досадить соседу, обезвредить его, пока он сам зла какого не удумал. Слушали наветы - и внимали им скорее, чем собственному разуму. Врагу-степняку верили больше, нежели брату родному...
      А враг не терял времени. Пользуясь ослаблением Руси, половцы только за первые 10 лет XII века совершили в ее пределы шесть крупных нашествий!
      Русские ответили на них лишь тремя походами в глубь половецкой степи. Самым успешным из них был предпринятый, как и большинство других, по инициативе Владимира Мономаха поход 1103 года.
      ЛИЦОМ К УРАГАНУ
      Весной 1103 года Святополк Киевский и Владимир Мономах, уговорившись наконец, привели свои дружины в маленький город Долобск. Но хотя и были между князьями предварительные переговоры, здесь, в Долобске, долго не могли решить, идти в степь или нет.
      "Негодно ныне, по весне идти - погубим и смердов и пашню их", - опасались воеводы Святополка. Их опасения строились на том, что для похода пришлось бы отобрать лошадей у многих крестьян, а это сорвет полевые весенние работы и загубит будущий урожай. Забота Святополковых воевод о крестьянах была настолько лицемерной, что Мономах, зная, как они обходились с простым людом в другие времена, рассердился: "Дивно мне, дружино! Лошадей жалеете, на которых смерды пашут! А почему не помыслите о том, что начнет пахать смерд, а приехав, половчин ударит его стрелою - и лошадь его поимет, и жену, и детей, и все именье... Лошадь жаль, а самого не жаль ли?!"
      Возразить против гневных Мономаховых речей было нечего, и Святополк, отбросив колебания, в конце концов ответил коротко: "Я готов!"
      Договорившись окончательно, стали срочно посылать за другими князьями, призывая их присоединиться к походу.
      Олег Святославич уклонился - сказался больным. Но пять правителей откликнулись на призыв старейших князей и скоро пришли в Долобск. Соединенные дружины двинулись вниз по Днепру, кто берегом - на конях, кто водой - в ладьях. Скоро достигло русское войско острова Хортица. Островок этот днепровский был издавна известен мореходам, купцам, воинам. Здесь останавливались на отдых варяжские дружины, отправлявшиеся на службу к императорам Византии, укрывались от непогоды торговые суда.
      Отдохнув на знакомом месте, дружины повернули от Днепра в глубь степи.
      4 дня углублялось войско в степь. Вести о его продвижении достигли степняков, и половецкие ханы быстро съехались на совет - решать, что делать перед лицом невиданного русского наступления. Опытный Урусоба, половецкий хан, не раз сражавшийся с русскими и, видимо, правильно оценивший масштабы и мощь ответного вторжения, предлагал срочно просить мира. Однако большинство ханов летописец, подчеркивая их неопытность, именует их "молодыми" - отвергли это предложение.
      Решено было сражаться с русскими дружинами. Навстречу им выслали крепкий сторожевой отряд во главе со знатным, одержавшим немало побед Алтунопой. Однако, почти сразу попав в засаду, отряд был полностью разбит.
      4 апреля 1103 года в полевом сражении сошлись главные силы половцев и русских.
      "Пошли полки половецкие, как густой лес, и нельзя было охватить их взглядом. И русь вышла против них... Половцы же, увидев русское устремленье на себя, побежали, не соступившись с русскими полками..."
      Паническое бегство половецкого войска быстро привело к полному разгрому. В битве пало двадцать половецких ханов, а еще один, двадцать первый, по имени Белдюзь был взят в плен. Его привезли к Святополку, и хан стал сразу предлагать за себя богатый выкуп - золото и серебро. Святополк передал пленника Мономаху, а тот, отказавшись от всяких разговоров о выкупе, приказал казнить хана за постоянные вероломные нарушения мира.