Глава 15

Встреча – точнее, противостояние зиторам – во многом напоминала предыдущую с хошанами. Скотти, вынужденный гасить атаку не одного, а четырех кораблей, посылавших волнами на «Энтерпрайз» смертельные лучи, поначалу воспринимал происходящие болезненно, но постепенно, как и Зулу, все больше начинал гордиться своим детищем. Командир одного из сторожевиков, отвергнув логику Кирка и мольбу Атрагона, отказался остановить перегрузку на своем корабле, явно нацелившись на самоубийство. Взрыв двигателей уничтожил его звездолет и повредил соседний, на котором прежде летал Атрагон. Двум другим повезло: они оказались достаточно далеко и потому не пострадали. К счастью для поврежденного корабля, Спок, проанализировав сигнал, приводивший в действие устройства для уничтожения, смог заглушить его на некоторое время, а Макфи, снова оказавшийся на вахте в транспортационном отсеке, успел перевести оставшихся в живых зиторов на звездолет землян прежде, чем автоматика вызвала перегрузку генератора и гибель корабля.

В качестве меры предосторожности зиторов, перемещенных на борт «Энтерпрайза», оглушили фазерами, как только они материализовались. Правда, в таком состоянии их держали недолго. Пленников, или гостей, доставили в медицинский отсек, где осмотр подтвердил слова Атрагона об имплантированных устройствах. Вторичные спусковые механизмы, установленные на пальцах инопланетян, также были обезврежены. Сам Атрагон почти непрерывно разговаривал с двумя оставшимися кораблями зиторов через подпространственное радио, объясняя, что делается на «Энтерпрайзе» и почему. Такую возможность ему предоставили сразу же после взрыва звездолета, вызванного перегрузкой. Между прочим Атрагон поведал соотечественникам о хошане, убившем себя при помощи имплантированного устройства и ранившего при этом одного из членов экипажа «Энтерпрайза».

Зиторы говорили мало, в основном слушали, напряженно ожидая, когда придут в себя те пятеро, которые были перемещены с поврежденного звездолета. Подобно хошанам, они держали перегрузку под контролем, в запасе оставалось около восьми секунд. Кирк тоже больше помалкивал, предоставив Атрагону возможность объяснять ситуацию. Надо отдать должное, получалось у гостя неплохо.

Когда пятеро пленных пришли наконец в сознание, Атрагон уже стоял возле столов, на которых они лежали. Зиторов не стали пристегивать ремнями. Рядом с Атрагоном находились Кирк, Спок и Маккой, а также группа безопасности. Правда, на этот раз охранники не держали фазеры в руках, хотя и были готовы выхватить их по первому сигналу.

Каждый из очнувшихся зиторов прежде всего дотронулись до кольца на руке, однако ни один из них не попытался привести устройство в действие. В первые минуты гости держались настороженно. Они были готовы при малейшей опасности уничтожить себя. Уверения Атрагона, что механизмы временно выведены из строя, а также объяснения причин этого не убедили инопланетян.

Внешне спокойно, даже равнодушно слушали они своего коллегу, но когда тот высказал предположение, что хошаны, так называемые Губители Миров, возможно, и не несут ответственности за разрушения в галактике, а сами, может быть, всего лишь невинные жертвы паранойи, охватившей зиторов, последние возмутились.

– Кто эти существа, чьим фантазиям ты веришь? – спросил один из лежащих, оказавшийся командиром корабля, и, как показалось, злобно посмотрел на землян.

– Фантазиям? – переспросил Атрагон. – А то, что ваше оружие оказалось бессильным против этого корабля, – тоже фантазия? А устройства, дающие вам возможность говорить с ними, – фантазия? Или фантазия то, что вы живы и находитесь здесь, а не сгинули вместе с кораблем?

– Признаю, их технология превосходит нашу, – сказал зитор, – но это вовсе не означает, что они говорят правду! Кто они? Откуда? Зачем сюда пришли?

– Возможно, вам будет полезно увидеть то, – вмешался Кирк, – что уже видел Атрагон.

После того как пятерка новичков пришла в себя и могла воспринимать новую информацию, их отвели на мостик, где показали отчет о путешествии «Энтерпрайза», включая предыдущие столкновения звездолета землян с хошанами и зиторами. Атрагон, уже видевший все это, по мере возможностей объяснял соотечественникам то, что они видели впервые. Как и в случае с хошанами, наибольшее впечатление на зиторов произвела демонстрация оружия «Энтерпрайза», его силы и точности, когда фазеры звездолета в долю секунды преодолели защитные экраны и поразили находящийся за ними зонд. Именно после этого эпизода они стали задавать Атрагону бесчисленные вопросы, подробно расспрашивая его обо всем, что видели, и даже стали уговаривать командиров двух оставшихся звездолетов принять трансляторы. И вообще, гости разговорились и оживились.

В конце концов, хотя и с неохотой, корабли зиторов дали согласие на переговоры с хошанами, снизили перегрузку, прекратив таким образом шантаж самоубийством. Еще через полчаса все шестеро гостей «Энтерпрайза», захватив с собой трансляторы, были транспортированы на звездолеты своих соотечественников.

Доктору Джейсону Крэндаллу позволили слушать, но не принимать участия в переговорах между двумя враждующими сторонами. Сидя в своей каюте, он вдруг поймал себя на мысли, что все больше сожалеет об отсутствии на «Энтерпрайзе» такого же, как у инопланетян, механизма самоуничтожения. Подобное устройство, если бы оно существовало, было готовым решением всех его проблем. Возможно, единственным. Даже в нынешнем состоянии, будучи в полном отчаянии, он сомневался, что ему хватит сил совершить самоубийство, вот так, в одиночестве, когда никто не увидит его мужества, решительности, не подтолкнет хотя бы своим присутствием к такому шагу. Нет, и дело не только в страхе перед болью, мучениями. Пусть и отыщется быстрый и безболезненный способ – нет. Во-первых, самоубийство означало бы, что он признал свое поражение, сдался, а Кирк получил легкую и незаслуженную победу. Вот если бы существовал рычаг, а он, очевидно, есть на кораблях инопланетян, с помощью которого можно было бы уничтожить не только себя, но и «Энтерпрайз» со всем экипажем. Тогда потянуть такой рычаг отнюдь не означало бы капитулировать. Это была бы победа, единственная победа, возможная сейчас для Крэндалла.

В первые часы после неудачной попытки отстранить Кирка и его бесстрастного помощника от руля власти Крэндалл чувствовал облегчение, даже благодарность по отношению к капитану за его терпимость и снисходительность. Однако эти чувства вскоре уступили другим. Возможно, не все на борту «Энтерпрайза» знали детали происшедшего на мостике, но суть дела была известна всем. И причин для благодарности у Крэндалла быть не могло. Выражения на лицах тех, кого он встречал по пути в свою каюту в коридоре, в лифте, на палубе отдыха, не оставляли никаких сомнений. Они знали. Знали и теперь считали его не просто посторонним, которого не следовало и пускать в их привилегированный клуб, но и врагом, способным на все.

Хуже того, для них он стал дураком, идиотом, глупцом.

За их мимолетными, снисходительными улыбками скрывался презрительный смех. Видя его, они думали: «Этот жалкий, смешной до нелепости чужак вообразил себе, что стал одним из нас. Он оказался столь самонадеян, столь невежествен, что решил, будто понимает нас, будто может вбить клин между нами». Даже энсин Дэвис, которую он считал своим союзником, повернулась к нему спиной, отказавшись выслушать его объяснения. Один раз он столкнулся с ней, проходя по бесчисленным коридорам звездолета. На какой-то миг их взгляды встретились, и ему показалось, что уж она-то поймет, ради чего все затевалось. Но и тут он ошибся. Стоило Крэндаллу остановиться и открыть рот, как молодая женщина покраснела, сердито отвернулась и буквально вбежала в кабину ближайшего турболифта, как будто само его присутствие отравляло воздух.

В таких условиях, как вскоре осознал Крэндалл, жизнь становилась невыносимой. И каждый день он все больше убеждался, что лучше она никогда уже не станет. Некоторое время доктор еще надеялся, что, возможно, его высадят на родную планету хошан. Может, они и не совсем люди, но вряд ли будут столь враждебны к нему, как экипаж «Энтерпрайза».

Если бы они только выступили на стороне хошан против этих зиторов! Тогда все, включая его самого, стали бы героями, и кто знает, как повернулись бы события?

Но теперь, когда Кирк вошел в роль богоподобного творца мира, даже эта дверь к спасению оказалась закрытой. Вполне может случиться, что хошаны и зиторы впервые в своей истории приступят к переговорам, но вряд ли та или другая сторона проникнется к землянам полным доверием. И те, и другие ни в малейшей степени не зависят от него, а значит, потеряны навсегда. Возможность же отыскать в этой части космоса, превращенной в пустыню, еще какую-либо цивилизацию практически равна нулю. Это стало ясно уже тогда, когда «Энтерпрайз» совершал облет звездных систем.

Положение усугублялось еще и тем, что в результате собственной глупости и просчетов Земля и Федерация также навсегда утрачены. Сознание этого отравляло душу. Даже если завтра так называемые ворота откроются вновь и «Энтерпрайз» окажется на привычной орбите вокруг Звездной Базы-1, Крэндаллу от этого лучше не будет. Каким бы снисходительным ни притворялся Кирк здесь, на борту «Энтерпрайза», в его глазах доктор являлся изменником, преступником, и наблюдатель ничуть не сомневался, что стоит им оказаться в пределах Федерации, капитан незамедлительно выдвинет против него обвинения. Ничего другого ему не останется.

Тут же, вдали от Совета, Кирк чувствует себя всемогущим и может позволить себе поиграть с Крэндаллом в кошки-мышки. Дома, на территории Федерации, он опустится до заурядного капитана звездолета, и возможностей для игр и притворства не будет. Волей-неволей Кирку придется действовать по закону, то есть выдвинуть обвинения против бунтовщика. Да он и не захочет держать в секрете промахи Крэндалла. Несомненно, капитану доставит огромное удовольствие рассказать о том, как жалкий, впавший в самообман гражданский пытался возбудить мятеж на его корабле, а он, отважный капитан, не допустил этого. Да, таким образом можно поднять свою популярность.

Единственная причина, по которой Кирк может промолчать обо всем, – это если надеется воспользоваться связями Крэндалла, надавив на него или с его помощью на влиятельных друзей. Кто знает, возможно, капитан рассчитывает с помощью небольшого шантажа заполучить еще один золотой галун или тепленькое местечко в Звездном Командовании. Наблюдатель нисколько не сомневался, что Кирк желал бы такого развития событий, если, конечно, при этом сохранялись бы шансы, что все сойдет ему с рук. Но шантаж в условиях, когда весь – несколько сотен человек – экипаж знает о том, что произошло, просто невозможен. Пусть даже и крепка их дружба, но не настолько же!

Нет, даже если по какому-то чудесному стечению обстоятельств «Энтерпрайз» вдруг окажется скоро в пределах Федерации, будущего у него нет, то есть такого будущего, которое он сам бы счел приемлемым.

Лежа на кровати в своей каюте, откуда он теперь почти не выходил, доктор Джейсон Крэндалл думал о своем положении и о том, что могло бы исправить его.

– Капитан Кирк, на мостик, – прозвучал голос главного инженера в интеркоме на рекреационной палубе. По настоянию Маккоя, Кирк начал с гимнастики и сейчас, обливаясь потом, отбросил медицинский мяч, которым лейтенант Войда чуть не сбил его с ног, и шлепнул ладонью по кнопке.

– Кирк слушает, – задыхаясь, отозвался он. – Что случилось, Скотти?

– Подпространственный контакт, капитан. С обеими сторонами!

– Где они?

– За пределами нашей сенсорной зоны, капитан, и на большом удалении друг от друга. И те, и другие желают говорить с командиром «Энтерпрайза».

– Иду!

Задержавшись лишь для того, чтобы схватить форменную тунику, Кирк пробежал по коридору до лифта, на ходу одеваясь. Не прошло и минуты, как он, все еще тяжело дыша, появился на мостике.

– Что… – начал он, но слова замерли на языке, когда взгляд упал на обзорный экран, разделенный для удобства на две половины. Слева – хошан, невысокий и плотный, в таком же практичном комбинезоне со множеством карманов, которые носили и остальные, разве что чуть светлее ткань, да несколько больше карманов, но не столько для дела, сколько для вида. «А может, – мелькнула мысль, – у хошан они означают ранг». Никаких знаков отличия в униформе тех, кто был на борту «Энтерпрайза», он припомнить не мог.

В правой части экрана – зитор, высокий и исполненный достоинства, в голубовато-зеленой униформе с белыми и желтыми ромбами на груди. У остальных, насколько мог судить Кирк, в этом месте были простые нашивки в форму окружностей. В волосах – точно по середине – серебристая полоса.

У этих двух инопланетян можно было отметить две общие черты. Первая – и зитор, и хошан держали в руках универсальные трансляторы, вторая – позади обоих командиров была установлена невыразительная голая переборка, ничего не говорящая об интерьере корабля.

– Их звездолеты все время находились в пределах видимости, капитан, – сказал Спок, заметив вопросительный взгляд Кирка, – но оба не пользовались этой возможностью. Работала только подпространственная связь.

– Вы – командир Кирк, о котором нам рассказали? – спросил зитор.

Сдержав гримасу, капитан пригладил влажные от пота волосы и сделал шаг вперед.

– Я – капитан Джеймс Кирк, командир «Энтерпрайза», – сказал он и скользнул в свое кресло, с которого только что встал Скотт.

– Я – Эндракон, – продолжал зитор, – и командую всеми кораблями, патрулирующими Погубленные Миры.

– А я – Бельцхроказ, – представился хошан. – Все хошаны в зоне Разрушения подчиняются мне.

– Рад, что вы оба связались с нами, – сказал Кирк. – И мне приятно видеть, что наши подарки позволяют вам разговаривать друг с другом.

– Ваши устройства весьма полезны, – Эндракон приподнял свой транслятор. – Будь они у нас лет сто назад, можно было бы спасти тысячи жизней.

– Еще и сейчас не поздно не допустить новых жертв, – сказал Кирк, – если вы продолжите начатые переговоры.

– Да, – отозвался Эндракон, – мы надеемся. Вот почему и связались с вами, командир Кирк. Нам нужен ваш звездолет.

Капитан чуточку помедлил с ответом, посмотрев сначала на Спока, потом на Скотта. Офицеры промолчали.

– Как мы уже говорили вашим соотечественникам, когда они находились на борту «Энтерпрайза», мы окажем вам посильную помощь. Чего вы хотите?

– Вы, несомненно, понимаете, командир Кирк, – сказал Бельцхроказ, – что столетнюю тотальную войну не закончишь в один день, да и проникнуться за такой срок доверием тоже нельзя. И для одного, и для другого требуется время, а также более прямой контакт между зиторами и хошанами, чем тот, который установлен на подпространственном уровне. Мы должны встретиться лицом к лицу, если хотим, чтобы мир вообще наступил.

– Понятно, – сказал Кирк. – Значит, вы желаете встретиться на нейтральной территории? На борту «Энтерпрайза»?

– Да, на нейтральной территории, – согласился Эндракон. Он так быстро подхватил предложение своего недавнего противника, как будто они уже репетировали подобную сцену. – Ни разу за сто лет у нас не было возможности реализовать эту идею, но теперь мы оба согласны. Но есть и еще кое-что.

– Повторяю, – кивнул Кирк, – мы сделаем все, чтобы помочь вам.

– Остальное выполнить сложнее, командир Кирк, – продолжал зитор, – и опаснее. Нам требуется – нам обоим – чтобы ваш корабль гарантировал безопасность наших во время встречи.

– А не могли бы вы просто согласиться на разоружение ваших звездолетов? – задумчиво спросил Кирк.

– Невозможно! – в один голос воскликнули оба инопланетянина.

– Тогда вы могли развести свои корабли подальше, – предложил капитан, – а на «Энтерпрайзе» собрались бы представители обеих сторон и…

– Нет, – вмешался Бельцхроказ. – Мы должны не просто встретиться на борту «Энтерпрайза», здесь должны быть и наши флоты. Если мы хотим успеха, другого пути нет.

– Он прав, – согласился Эндракон. – Нам необходимо встретиться. Но и наши силы должны видеть друг друга. Нужно научиться доверять после веков войн, но на первых порах без вашей защиты не обойтись.

– Защиты от кого? – нахмурился Кирк. – Как мы можем защитить вас друг от друга?

– Мы полагаем, что одного вашего присутствия окажется достаточно, – сказал Бельцхроказ. – Все видели, на что способно ваше оружие, как легко оно проникает сквозь наши щиты, будто их и нет вовсе. Если один из нас нападет на другого, то вы должны уничтожить нарушителя, независимо от того, кто откроет огонь.

– Я и понятия не имел, – медленно произнес Кирк, – что вы настолько нам доверяете.

– Полностью мы не доверяем и вам, – продолжал хошан, – но друг другу в данный момент – еще намного меньше. И выбор у нас невелик. Если имеется хоть малейшая надежда покончить с войной, то альтернативы этому просто нет.

– В этом, – добавил зитор, – мы согласны. Несколько веков наши миры жили в страхе. Не воспользоваться таким шансом положить конец этому страху – преступно. Ваше Присутствие и ваши дары дали возможность, и мы воспользуемся ею. А если ваш звездолет обеспечит мирный характер первой встречи, то, возможно, мы добьемся успеха.

Кирк перевел взгляд с одного инопланетянина на другого, пытаясь по их бесстрастным лицам догадаться об истинных намерениях, подлинных чувствах и мыслях, но понял, что у него нет ни малейшего шанса разгадать эту загадку.

– Хорошо, – сказал он наконец, – будет так, как вы желаете.

– Благодарю вас, командир Кирк, – сказал Бельцхроказ, а Эндракон даже кивнул. – Если вы продолжите подпространственную передачу, мы подойдем к вам.

Через мгновение экран погас.

– Оба корабля продолжают передачи, капитан, – доложила Ухура, – но транслируются только позывные, без модуляции. Мне делать то же самое?

Кирк кивнул.

– Да, продолжайте. Только позывные.

– Не нравится мне это, капитан. – Главный инженер покачал головой. – Им ничего не стоит подорвать себя, чтобы уничтожить другого, да еще нас в этом обвинят.

– Эта мысль приходила мне в голову, Скотти. Но проследить за подобным фокусом нам не составит труда. И прежде чем допустить гостей на борт, мы скажем им об этом. Пусть знают, что нам нетрудно отличить самоубийство от нападения. – Капитан помолчал, угрюмо глядя на пустой экран. – Я только надеюсь, что ничего более хитрого они не придумали.

Глава 16

Такое случалось с ним в прошлом уже не раз: стоило доктору Крэндаллу совсем упасть духом, признать и принять ситуацию такой, какой она была, и начать строить планы, основываясь уже на новом понимании действительности, как настроение начинало улучшаться. Из отчаяния вырастали семена предвидения. Так случилось после катастрофы на Тахарьи, когда доктор в конце концов смирился с тем фактом, что именно ему придется брать на себя ответственность, хотя его вины в несчастье не было. И как только Крэндалл признал этот основополагающий факт, каким бы несправедливым он ему ни казался, и стал планировать свои действия соответственно, как тут же фортуна снова повела его вверх. Конечно, Тахарьи пришлось покинуть, а карьеру начать с чистого листа на совсем другой планете, но зато со временем он вернул многое из того, что потерял.

Так произошло и здесь, на «Энтерпрайзе», когда Крэндалл пришел к выводу, что при любых обстоятельствах, что бы он ни делал, возвращения в Федерацию не будет. Нужно начинать сначала, а потому набраться оптимизма и выдержки. Правда, так получилось, что предыдущие решения и поступки оказались гибельными для него именно потому, что излишний оптимизм подтолкнул его к неверной оценке ситуации, заставил увидеть возможности там, где их не было.

Полная ошибочность в оценке чувств Маккоя, упрямое игнорирование природы и силы тех связей, что сплачивали эту группу, наконец, глупейшая попытка мятежа – все это вместе взятое привело к тому, что его положение стало еще более безнадежным, чем ранее.

Но в том и была сила доктора Крэндалла, что даже это он смог в конце концов признать. После долгих, мучительных раздумий наблюдатель сказал себе: «Да, у меня нет никакой надежды на более-менее сносную жизнь здесь, на «Энтерпрайзе». А отсюда следовал другой логический вывод: единственный шанс одержать хоть какую-нибудь победу над Кирком и его четырьмя с лишним сотнями лизоблюдов, из которых и состояло это так называемое звездное братство, – это его, Крэндалла, смерть. Но смерть, устроенная особым образом…

Однако еще несколько дней доктор ничего не предпринимал, не составлял никаких планов. Ситуация на этот раз оказалась столь тупиковой, что преображение отчаяния в предвидение началось не сразу, а потому он целыми днями валялся на кровати, предаваясь бесплодным, но возбуждающим дух фантазиям, думая о том, что можно было сделать, если бы на «Энтерпрайзе» имелось устройство для самоуничтожения, как на кораблях инопланетян. Вместо того, чтобы быть в гуще событий, разговаривать с экипажем, расспрашивать и все примечать, не обращая внимания на едва сдерживаемые насмешки, отыскивать ахиллесову пяту, Крэндалл прятался в своей каюте фактически все двадцать четыре часа в сутки, мечтая о несбыточном и строя воздушные замки.

Но затем, когда Кирк объявил о возвращении хошан и зиторов, внезапно все изменилось. В одно мгновение мир грез растворился, а еще через минуту Крэндалл понял, что при определенных условиях «Энтерпрайз» может оказаться в положении, весьма сходном с тем, о котором тщетно мечтал доктор все эти дни.

К стыду, пришлось признать, что этой системой самоуничтожения он уже не сумел воспользоваться. Проглядел. Дважды.

Радость, даже восторг, охватившие Крэндалла, когда он осознал возможность новой ситуации, заставили его буквально вскочить на ноги и тут же поклясться, что уж на этот раз все будет предусмотрено. Он не упустит своего последнего шанса.

В конце концов победа будет за ним.

– Не слушай, что говорит эта проклятая машина, Джим. Ты ему веришь? – Маккой сидел за своим столом в медицинском отсеке, хмуро глядя на капитана, расхаживающего из угла в угол.

– Боунз, – сказал Кирк, – бывают случаи, когда ты так же уклоняешься от ответов на медицинские вопросы, как Спок избегает ответов на эмоциональные. Это я пришел сюда, чтобы спросить тебя, следует ли мне доверять ему. Мог ли он обмануть машину?

– Это не медицинский вопрос, Джим. С медицинской точки зрения доктор Крэндалл, похоже, преодолел депрессию, охватившую его после того, как он попытался вручить мне «Энтерпрайз» и обнаружил, что я этого не желаю. С точки зрения медицины он здоров как бык. А что касается того, обманул ли… мог ли обмануть доктор Крэндалл этот компьютеризированный детектор лжи, который ты называешь верифайером[4]… – Маккой замолчал, невинно посмотрел на капитана и насмешливо добавил:

– Только не говорите, капитан, что вы потеряли веру в науку.

Кирк покачал головой.

– Это вряд ли, Боунз. Но после всего, что я видел, слепой веры у меня нет. Тем более здесь, за миллионы парсеков от дома, в совершенно чужой галактике, где все, а особенно Крэндалл, переживают психологический кризис, нельзя говорить о чем-то стопроцентной уверенностью.

Маккой слабо улыбнулся.

– Ты знаешь, как я верю в непогрешимость машин, Джим, даже в самых благоприятных обстоятельствах. Но сейчас мне кажется, что ты уже все для себя решил и просто пытаешься найти подходящее оправдание.

– Может, ты и прав, но все же хотелось бы услышать мнение главного врача звездолета.

– Без полномасштабного психологического тестирования, проведенного в менее стрессовых условиях, чем те, в которых мы находимся, невозможно сказать что-то наверняка. Нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть.

– Ладно, тогда что говорит тебе твой инстинкт «старого сельского доктора»?

– Здесь он не применим, Джим. Как бы тебе понравилось, если бы я спросил, что говорил тебе твой «капитанский инстинкт», когда Крэндалл в первый раз предложил помочь в переговорах между хошанами и зиторами.

– С точки зрения логики я сказал бы, что в его словах есть определенный смысл. Он настоящий политик. Я справился у компьютера – да, дело на Тахарьи Крэндалл завалил, точнее, выпустил из рук нить событий, но до этого доктор участвовал в нескольких переговорах в качестве посредника. Не в столь масштабных, но довольно важных. Да и на Тахарьи ему удалось погасить с полдюжины конфликтов.

– Это логика Спока, а не твой так называемый инстинкт. А вот что он говорит?

Кирк грустно улыбнулся и покачал головой.

– Мой «капитанский инстинкт» советует мне быть настороже, хотя ни одной разумной причины, за исключением его неверного поведения недавно, я найти не могу. Совершенно ясно, что поднимать мятеж он больше не будет, ситуация ему ясна, и ничего хорошего такая попытка не сулит. Да и нельзя же рассчитывать на то, что один человек сможет, размахивая фазером, подчинить весь экипаж и справиться с управлением звездолетом. Никто, даже Спок, в одиночку с «Энтерпрайзом» не управится, и Крэндаллу это хорошо известно. Логика, да и компьютер, убеждают меня, что на этот раз наблюдатель здраво все обдумал и просто пытается стереть неприятное впечатление от своих прошлых просчетов, а поэтому стремится быть полезным.

– Ты снова сбиваешься на логику. Она и твои машины говорят одно, а инстинкт – другое?

– Именно так, а потому мне и нужна прежде всего твоя медицинская оценка, Боунз.

– Ты ее получил. Мое медицинское заключение – он здоров. Вероятно, более здоров, чем ты, поскольку ты не придерживаешься диеты и той программы упражнений, что я для тебя составил. А лично от себя скажу – я не доверяю ему, и на твоем месте не подпустил бы к мостику без надежной группы безопасности, предварительно проинструктированной, чтобы не получилось так, как в прошлый раз.

Кирк усмехнулся.

– Спасибо за прямоту; доктор. Я приму во внимание и ее, и свои собственные предубеждения. Ну ладно, как экипаж? – продолжал он, посерьезнев. – Как держится?

– Принимая во внимание наше положение, весьма достойно, впрочем, как ты и ожидал. Чуть больше случаев психопатических расстройств, но пока ничего особенного. Несколько кошмаров, кое у кого проблемы со сном. С полдесятка беспричинных ссор – явное следствие нервного перенапряжения. Но ничего такого, с чем мы не можем справиться. Или точнее, с чем не сможет справиться сам экипаж. Вот так.

– Но потом, когда… если станет ясно, что у нас нет шансов найти дорогу домой, в Федерацию, никогда? Как они поведут себя?