Глава 1

Крик геккона раздался совсем рядом, заставив Понга Пуннака вздрогнуть. Толстая ящерица взгромоздилась на стелу на самом солнцепеке в метре от Понга, притаившегося в зарослях кустарника, усеянного ярко-красными дикими орхидеями. В смутном волнении таец сосчитал, сколько раз крикнула ящерица: четное количество предвещало несчастье, нечетное — удачу.

После того как глухой замогильный голос прозвучал в восьмой раз, над кладбищем повисла тишина, прерываемая лишь мурчанием илистых вод реки Квай, чье быстрое течение с двух сторон огибало небольшой остров снизу. Добравшись до него, Понг Пуннак спрятал сампан[1] в высокой траве примерно в полумиле от кладбища.

Понг Пуннак поглядел на ящерицу, словно умоляя ее прокричать еще хотя бы разок, но та снова улеглась, и ее крупные шаровидные глаза подернулись сероватой пленкой.

Время было полуденное, и солнечные лучи падали отвесно на ряд одинаковых надгробий, тянувшихся на несколько сот метров. Дикие цветы придавали праздничный вид этому месту, которое иначе выглядело бы мрачновато.

Чтобы убить время, Понг Пуннак пытался разобрать надпись, выгравированную на доске, рядом с которой он прятался; несмотря на то, что прошло много лет, буквы оставались четкими: «Уинстон Стилвелл, сержант, вторая королевская йоркширская бригада, 9 января 1946 г.».

Храбрость не мешала Понгу Пуннаку быть человеком суеверным. В окружении всех этих мертвецов он испытывал тревогу, хотя мертвецы были не так опасны, как те живые, которых он выслеживал.

Мало кто в Таиланде знал о существовании этого огромного некрополя. Небольшой остров посреди реки Квай оказался на поверку кладбищем с прямоугольными аллеями, пересекавшимися на протяжении одного километра, и видневшимися кое-где корнями баньяна, которые не удалось выкорчевать даже бульдозерами.

Прямоугольные стелы, возвышавшиеся над землей сантиметров на двадцать, походили друг на друга, как две капли воды. И на каждой из них были начертаны лишь имя, звание и дата смерти.

Семь тысяч человек спали здесь вечным сном. Англичане, голландцы, американцы, умершие между сорок вторым и сорок шестым годами от дизентерии, лишений или японской пули. Прибыв пешком из Сингапура на прокладку железной дороги Сингапур — Рангун, они гибли тут тысячами. Один только мост через реку Квай стоил трех тысяч жизней. После войны союзники разыскали затерянные в джунглях могильные холмы и собрали останки воинов у моста. Зачастую мало что удавалось найти, и в могилы укладывали лишь кучки костей.

Вниз по течению было второе кладбище — уже на материке — с восемью тысячами могил. И между двумя кладбищами высилась заменившая сооружение японцев металлическая конструкция моста, которая дважды в день содрогалась от проезжавших мимо поездов.

Могилы, затерянные в джунглях, в ста тридцати километрах от Бангкока, посещали редко, разве что порой наведывались старые товарищи по оружию, пришедшие поглазеть на мост, или люди, для которых эти кресты мало что значили...

Как, например, для Понга Пуннака. Если отбросить суеверные страхи, ему было в высшей степени наплевать на тысячи мертвецов, покоившихся у него под ногами. Он не спускал маленьких живых глаз с человека в белой рубашке и черных очках, который присел около воды у северной границы кладбища.

Время от времени тот бросал взгляд на надгробные камни, и Понг тут же ложился пластом за кустарником, служившим ему укрытием. Понгом постепенно овладевал животный страх, ведь никто не знал, что он здесь. В отличие от большинства тайцев, худых, как щепка, и с мальчишескими бедрами, он был довольно полным, и дорогой костюм из легкой ткани. Сидел на нем плотно.

Внезапно у извилины, там, где река, достигала ширины метров в двести, появилась большая джонка с палубой, покрытой гофрированным железом; джонка плыла прямо к ожидавшему ее человеку. Она пристала к песчаному берегу, и из нее выпрыгнули два высоких худых северных тайца, в которых чувствовалась китайская кровь. Тут же еще один тип, хоронившийся за человеком в белой рубашке, вышел из своего укрытия и направился к вновь прибывшим. Сердце сжалось в груди Понга Пуннака. Не обращая внимания на пот, стекавший на глаза, он, словно зачарованный, следил за открывшейся ему сценой. Он видел, как из рук в руки переходили пачки денег. Понг был так поглощен своим занятием, что подскочил, когда совсем рядом с его ухом вновь раздался крик геккона.

Реакция последовала незамедлительно. Все четверо повернулись на крик и увидели лысый череп подскочившего Понга. В ту же секунду он услышал повторный крик геккона и гортанный возглас на своем языке:

— Убей его!

Человек в белой рубашке рванулся к Понгу Пуннаку. Остановившись в нескольких метрах от зарослей кустарника, он выбросил вперед правую руку, и в воздухе сверкнул блестящий предмет.

Понг Пуннак покатился, словно кролик. Когда нож вонзился в толстую ящерицу, по-прежнему сидевшую на могильном камне, Понг был уже в пяти метрах от кустарника. Геккон, получивший смертельный удар, издал протяжный вопль, до ужаса напоминавший человеческий: вопль ребенка под пытками.

Несмотря на тридцатипятиградусную жару, по спине Понга потек холодный пот, и таец припустился еще быстрее. У него было тридцать секунд, чтобы добраться до сампана на другом конце кладбища.

Человек в белой рубашке, на ходу вытащив нож из агонизирующей ящерицы, бросился за Понгом Пуннаком.

Понг Пуннак бежал, пригнувшись, петляя между могилами и каждую секунду ожидая, что нож воткнется ему в спину.

Ни он, ни его преследователь не заметили тощей фигуры человека, осторожно высунувшегося из зарослей, окаймлявших кладбище. Тщедушного старого тайца в рваной шапке и ветхой выгоревшей одежде. Крик ящерицы потревожил его послеобеденный сон.

Старик с любопытством следил за погоней. На кладбище, за которым он присматривал за смехотворно маленькое жалованье — его выплачивали раз в два года, — никогда ничего не происходило. И слава Богу. Единственное, что он делал, — это пропалывал себе уголок между двумя могилами и засевал маком, который продавал потом крестьянам из долины.

Он увидел трех человек около большой джонки и направился к ним узнать, в чем дело.

Преследователь оказался проворнее Понга Пуннака. Почти в самом конце кладбища таец обернулся и увидел белую рубашку в десяти метрах позади себя. Времени сесть в лодку у него не оставалось. Охваченный ужасом, он сунул руку за кольтом.

Пальцы ткнулись в пустую кожаную кобуру. Револьвер, по всей вероятности, выпал, когда Понгпрятался за могильным камнем. В панике Понг Пуннак единым махом пересек последний спуск к реке и по лодыжки увяз в песке. Упав на четвереньки, он почувствовал удар и жгучую боль: треугольное лезвие ножа воткнулось ему в правый бок. К счастью, падая, он оттолкнул неприятеля, который был легче его. Их молчаливое единоборство продолжалось несколько секунд, пока наконец Понг, которому страх придал силы, не одержал верх. Удар наотмашь пришелся противнику по горлу. Его очки отскочили в сторону, и сам он, захрипев, ослабил хватку.

Понга Пуннака вырвало прямо на белую рубашку, он встал и, пошатываясь, добрался до сампана. Лодка показалась Понгу Пуннаку тяжелой, как свинец, но ему все же удалось столкнуть ее в воду и рухнуть на дно. Когда его противник поднялся на ноги, лодка, подгоняемая течением, быстро удалялась от берега.

В полуобморочном состоянии таец закрыл глаза. В его воображении пронеслись разноцветные птицы. Через пальцы, сжимавшие рану, лилась кровь, и ее струйка текла вдоль бедра. Понг подумал, что у него не хватит сил достичь восточного берега. В этот час на реке Квай никого не было. Мимо все быстрее проносились ее берега. Через три километра он разобьется о пороги Бор-Плоя — подводные скалы, доходившие до поверхности реки. Нечеловеческим усилием воли Понг Пуннак сумел взять в руки весло и начал грести. Свой небольшой сизого цвета «датсун» он спрятал чуть повыше, у дороги. До заболоченного берега таец добрался примерно за пять минут. Боль была такой нестерпимой, что он больше не думал о возможных преследователях. Ему казалось, словно раскаленное железо раздирало его печень.

Шлепая по грязи на четвереньках, утопая в тине, он все же нашел тропинку через беспорядочное нагромождение обхвативших деревья лиан и высокую прибрежную траву. Пустой сампан подхватило течением. Согнувшись от боли и постанывая, Понг рывками продвигался вперед.

Но вот Понг Пуннак раздвинул лианы, вспугнув при этом обезьяну, и выбрался на безлюдную дорогу. В зарослях высокого тростника он слегка отдышался и хотел было спрятаться здесь до захода солнца. Но ему нужно быть в Бангкоке, нужно рассказать об увиденном. Понг Пуннак чувствовал, что не протянет до вечера. Целых пять мучительных минут он тащился до машины. Наконец со вздохом облегчения Понг рухнул на горячее сиденье.

Его руки так дрожали, что прошла минута, прежде чем он завел машину.

«Датсун» тронулся с места. Понг вел одной рукой, навалившись на руль и сжимая рану. Перед глазами у него мелькали огни. Кровь стекала на ноги. Он всхлипнул, когда подумал, что до Бангкока сто двадцать пять километров. Ему туда не добраться. Через четверть часа он проехал мимо деревушки. Останавливаться бессмысленно. Там нет ни врача, ни телефона. И преследователи легко его там разыщут.

Дорога змеилась вдоль русла реки между покрытых зарослями холмов. Нет никакой возможности определить, гонятся ли за ним. Таец умело рассчитывал один вираж за другим, надрывая мотор, не снижая скорости и не сводя глаз с вьющейся ленты шоссе. Боли Понг уже не чувствовал, но тело внизу словно онемело. Он не решался дотрагиваться до раны. Джунгли неожиданно сменились ровной, изрезанной рисовыми полями саванной. Дорога покидала уходившую к югу, к Малайзии, долину реки Квай. Теперь до Бангкока — добрую сотню километров — пейзаж не изменится.

В полубессознательном состоянии Понг еле увернулся от груженного бамбуком большого грузовика. Теперь дорога шла прямо. Понг бросил взгляд в зеркало и увидел далеко позади точку. Другую машину.

Кровь все сильнее ударяла в виски. «Датсун» вилял из стороны в сторону. Как сквозь туман Понг Пуннак все же различил надпись у дороги: Канчанабури — 1 километр.

Канчанабури — поселок большой, и там есть телефон. «Датсун» свернул на прокаленную солнцем главную улицу. Нигде не было видно ни единой души. В поисках телефона Понг Пуннак затормозил у китайского магазинчика-ресторана. Он с трудом остановился и подозвал голого мальчугана.

— Телефон, — пробурчал таец.

Малыш показал на стену за стойкой, заваленной тропическими фруктами, бананами и бутылками кока-колы, и пустился наутек.

Понг Пуннак уже не сомневался, что не доберется до Бангкока.

Он едва поднялся с сиденья: крови натекло так много, что его штаны приклеились, и на заду образовалось большое неприличное пятно. Казалось, он никогда не пройдет нескольких метров, отделявших его от телефона. Наконец левой рукой таец снял трубку, правой нащупывая в кармане двухбатовую монету. Но телефон работал так, что достаточно было снять трубку и вызвать междугородную.

Понг Пуннак набрал 110. К счастью, телефонистка отозвалась сразу. Отрывистым голосом он назвал нужный номер.

— Скорее, — проговорил Понг, — я ранен. Пропустите меня без очереди, ладно?

— Ладно, — согласилась телефонистка.

Прильнув ухом к трубке, Понг слышал треск на линии и голос девушки, старательно вызывавшей 32341 в Бангкоке.

Прошла целая вечность. По зову мальчика примчался китаец и испуганно уставился на человека в окровавленной одежде с упавшими на лицо волосами, который стоял, вцепившись в телефон.

— Соединила, — радостно сообщила Понгу Пуннаку телефонистка.

Он открыл было рот, но услышал короткие гудки: занято. Не желая в это поверить, он не выпускал из рук трубку и кричал «Алло! Алло!».

Телефонистка вежливо сказала:

— Как освободится, я вас снова соединю. Вы ведь номер шестнадцать в Канчанабури?

Однако Понг Пуннак слышал только монотонные гудки. Он не обратил внимания на то, что за его спиной хлопнула дверь. Китаец хотел закричать, но, вспомнив о своей семье, быстро выскочил наружу, увлекая за собой внука.

На центральной телефонной станции в Бангкоке мисс Петти Удорн услышала приглушенный крик, от которого у нее в жилах застыла кровь.

В ста километрах от нее Понг Пуннак умирал: треугольное лезвие ножа раздирало ему сердце.

Убийца в белой рубашке вынул нож и со сладострастной дрожью вонзил его пониже. Понг Пуннак дергался в агонии и уже не сопротивлялся. Однако убийца продолжал наносить удары, не давая телу опуститься на землю. Но вот он повернул свою жертву, сжал левой рукой горло и воткнул нож прямо над пупком. Вращая нож в ране, он не вынул его до тех пор, пока Понг не сполз вниз. Когда труп уже валялся за стойкой, человек в белой рубашке наклонился и несколькими ударами искромсал Понгу лицо, едва не вырвав глаз. Он сожалел, что враг умер так быстро. Убийце, хотелось наказать Понга еще сильнее за то, что тот его облевал.

Уходя, убийца пнул его ногой и со злости продырявил мешок с рисом. Потом повесил трубку и огляделся.

На улице и в магазинчике никого не было. Он вернулся к трупу, быстро обыскал его, потом отпихнул грузное тело в сторону и выпрямился. Взгляд убийцы за черными очками с треснутым стеклом был непроницаем. Не спеша он вложил свое оружие в кожаный футляр на правой ноге, вышел из лавки и сел в старую американскую машину, стоявшую за «датсуном» Понга Пуннака. Машина двинулась по направлению к Бангкоку.

Через несколько минут китаец опасливо вышел из своего убежища и сразу же бросился к продырявленному мешку с рисом. Он пронзительным голосом позвал жену, чтобы та помогла собрать рис. И лишь подобрав последнее зернышко, китаец бросил взгляд на труп. Он обыскал его и переложил себе в карман три банкнота по сто батов, которые не взял убийца.

И только потом послал внука в полицию на другой конец поселка.

Глава 2

Огромный лайнер скандинавской авиакомпании «Кнут Викинг» начал спускаться на усеянное огнями летное поле. Было десять минут второго. В самолете царила почти полная тишина. Двигатели работали на малых оборотах, и слышался лишь свист воздуха, обтекающего фюзеляж. Зажглись плафоны, в громкоговорителе зашуршало, и звонкий голос стюардессы произнес:

— Господа, через несколько минут мы сделаем промежуточную посадку в Ташкенте, столице советского Узбекистана, где пробудем около часа. Будьте так любезны пристегнуть ремни и не курить. Температура за бортом — шесть градусов по Цельсию.

Пассажир на переднем сиденье, выведенный из состояния приятной дремоты, резко выпрямился и с чувством некоторой тревоги нагнулся к иллюминатору: агенту Центрального разведывательного управления США всегда бывает не по себе, когда он приземляется на советской территории. Похитить его тут ничего не стоило.

Разумеется, в списке пассажиров рейса 971 Копенгаген — Бангкок скандинавской авиакомпании упоминался лишь Его Светлость князь Малко Линге, австриец знатного рода. Во всяком случае, добросовестный сборщик информации разузнал бы, что князь Малко был также кавалером ордена серуфинов, графом Священной Римской империи, почетным и действительным членом суверенного Мальтийского ордена.

Ничего общего с привычным образом агента разведки. Но внешний вид был обманчив. Его Светлость князь Малко был одним из выдающихся сотрудников отдела особо важных операций Центрального разведывательного управления, другими словами, рыцарем плаща и кинжала, причем кинжала немного больше, чем плаща.

Это не мешало ему на самом деле принадлежать к древнейшему австрийскому роду и владеть прославившимся в истории замком Лицен около Вены, откуда рукой подать до австро-венгерской границы. Два эти факта были тесно связаны между собой: Малко работал в ЦРУ, чтобы привести свой замок в надлежащий вид и, со временем удалившись на покой, доживать там свой век. Но замок походил на бочку Данаид...

Малко, потянувшись, оторвался от мягкого кресла и расправил свой темный костюм из альпаки. Карин, восхитительная стюардесса в салоне первого класса, проходя, наклонилась к нему:

— Пристегните, пожалуйста, ремни, мсье.

Она была тонкой и изящной, как саксонский фарфор. И прехорошенькой!

Малко потихоньку ухаживал за ней от самого Копенгагена. Но безуспешно. Стоило ему намекнуть на их предстоящее пребывание в Бангкоке, как Карин показала ему правую руку с обручальным кольцом. Это была единственная досадная нота в его путешествии, которое было бы чудесным, не ожидай Малко в конце дела, имеющие мало общего с туризмом.

На борту лайнера скандинавской авиакомпании Малко даже обнаружил свою любимую водку.

Самолет тряхнуло: с опущенными закрылками он летел низко над кварталами Ташкента. Малко поглядел на часы: они показывали двадцать минут третьего (по нью-йоркскому времени). Разница — одиннадцать часов. Из Нью-Йорка он вылетел накануне рейсом 912; пробыв в пути всю ночь, он приземлился в Копенгагене в девять часов утра. Хорошо еще, что удалось подремать в комнате отдыха, которую предоставили пассажирам скандинавского авиалайнера.

Половину земного шара за один перегон! Мало того, в Нью-Йорке бушевала снежная буря, как в Гренландии, а в Бангкоке стояла жара в тридцать пять градусов.

Это Дэвид Уайз, его шеф, разыскал новый рейс скандинавской авиакомпании Нью-Йорк — Бангкок прямиком через Ташкент и Копенгаген: перелет через всю Россию, трансазиатский экспресс, так сказать. По сравнению с прежним рейсом через юг, с бесконечным числом остановок — в Париже, Бейруте, Тегеране, Карачи, Калькутте, — это был настоящий рай. Не говоря уже о сэкономленном времени. А для Малко была дорога каждая минута.

Как ни баловала его Карин любимой водкой да одеялом для ног, забыть страшные документы, которые показали ему в Вашингтоне, Малко не мог.

Вдруг он ощутил еле заметный толчок: стопятидесятитонный лайнер коснулся посадочной полосы. У Малко слегка защемило сердце, когда он увидел бомбардировщики «Бизон» с красной звездой. Пассажирский лайнер остановился рядом с огромным русским четырехмоторным реактивным самолетом, новым ИЛ-112. Теперь прилететь в Россию ничего не стоит.

Все-таки на душе у Малко было неспокойно, когда он протягивал паспорт пограничнику в зеленой фуражке, который собирал у пассажиров удостоверения личности. Золотистые глаза Малко встретились с глазами русского, и князь вышел.

Высокая блондинка в синем из Аэрофлота повела пассажиров к небольшому строению, где на полотняном плакате красовалась надпись: «Добро пожаловать в Ташкент!» Мощные прожекторы освещали ряды русских самолетов.

Аэровокзал выглядел несовременным и уродливым. На втором этаже толстая тетка, словно сошедшая со страниц романов * Достоевского, продавала чай. Был тут даже беспошлинный магазин, где торговали за доллары. Создавалось впечатление, что ЦРУ и КГБ больше не нужны.

Успокоившись, Малко приобрел две бутылки водки и фунт икры и подремал в жестком, словно деревянном, кресле до тех пор, пока не объявили посадку на скандинавский авиалайнер. Несмотря на поздний час, зеваки через заграждение с любопытством глазели на иностранцев.

Выезжая на взлетную полосу, скандинавский авиалайнер миновал ряды синих ИЛов. Впереди пассажиров ожидали Гималаи и другой конец Азии. Как только самолет поднялся в воздух, большинство из них вновь уснули. Но не Малко. Несмотря на удобное кресло, он не находил себе места. Он наклонился к иллюминатору, но ничего не было видно, кроме звезд и большого черного пятна внизу. Теперь они пролетали над Афганистаном. Через шесть часов Малко прибудет в Бангкок, где пропал его старый друг Джим Стэнфорд. Дэвид Уайз буквально схватил Малко за шкирку и сунул в скандинавский самолет, он даже предоставил Малко служебную машину, которая довезла его до аэропорта Кеннеди. Неслыханная роскошь! ЦРУ с ходу тратило полмиллиона долларов на какое-нибудь заятное приспособление, но ехать в машине с шофером, если ты не принадлежишь к руководящему звену...

Внезапно Малко охватила странная тревога. В Бангкоке его ждало необычное дело. Страшное, сбивающее с толку, оно выходило за рамки обычных служебных дел. Малко припомнил, как Дэвид Уайз в своем скромном кабинете, освещенном одной-единственной встроенной в потолок лампой, направлявшей пучок света в глаза посетителя, объяснял ему сложившуюся ситуацию. Кабинет располагался на семнадцатом этаже, и от ледяного ветра, дувшего со скоростью сто двадцать километров в час, дрожали толстые стекла. Просто жуть!

Дэвид Уайз протянул Малко папку с несколькими газетными вырезками и прямо в лоб спросил:

— Вы ведь знали Джима Стэнфорда?

Малко прищурил золотистые глаза, и ему взгрустнулось. Пришло на память прошлое, его первые шаги на поприще агента спецслужб. Малко встретил Джима Стэнфорда после войны у общих друзей в Нью-Йорке. Они сразу прониклись симпатией друг к другу.

Джим был звездой героический эпохи ОСС, неугомонного предшественника ЦРУ. Три года Джим играл в прятки с японцами в непроходимых джунглях Бирмы, Таиланда и Малайзии. Переданные им сведения спасли тысячи жизней. Он говорил по-тайски, по-китайски, по-малайски и на полдюжине местных диалектов и знал Юго-Восточную Азию не хуже Вашингтон-сквер.

В то время у Малко и в мыслях не было посвящать себя работе в спецслужбах. Со своим пристрастием к красивым вещам и с капиталом, которым он располагал, Малко скорее предпочел бы профессию антиквара или дизайнера.

Но к концу вечера Джим Стэнфорд отвел его в сторону и неожиданно сказал:

— Есть одна организация, которая сейчас на подъеме. Она может предоставить нечто захватывающее людям вроде вас.

Речь шла о ЦРУ. Малко виделся с Джимом и потом. Тот познакомил его с уймой секретных военных и штатских чинов. И везде за него ручался. До такой степени, что Малко пребывал в легком изумлении. Американец объяснил ему тогда: «В те два года в джунглях я выжил лишь благодаря тому, что всегда знал, кому можно и кому нельзя доверять».

Удивительная память Малко, его обаяние и тот факт, что он убежал от коммунистов, довершили дело. Он мог бы сделать административную карьеру, но предпочел более увлекательный мир агентов, выполняющих черную работу.

Джим Стэнфорд направлял его первые шаги и рекомендовал на первые задания. Они время от времени переписывались и всегда радовались друг другу при встрече: их связывало взаимное расположение. Они принадлежали к одной породе людей. Независимых искателей приключений. Джим был не профессиональным шпионом, а одним из последних великих авантюристов. Впрочем, по окончании войны он не вернулся в США, а, женившись на очаровательной тайке, заделался продавцом шелка в Бангкоке и в этой области очень скоро заткнул за пояс местных торговцев. Частично благодаря связям, которые он сохранил с туземным населением. Его дом в Бангкоке стал своеобразным музеем тайского и кхмерского искусства, собранием диковинок, от посещения которого оставались в восторге антиквары всего мира.

Джим Стэнфорд.

Малко закрыл глаза, и перед его взором предстала высокая стройная фигура приятеля, его посеребренные виски и постоянно насмешливое выражение лица. Малко виделся с ним два года назад в Нью-Йорке, куда Джим приехал с намерением открыть магазин. От этой мысли он в конце концов отказался, напуганный ритмом нью-йоркской жизни, и отправился на самолете в свой обожаемый Таиланд. Перед отлетом он позавтракал с Малко на 42-й улице в небольшом бистро с террасой, что является в Нью-Йорке редкостью. Джим казался счастливым и спокойным.

— Коммерция — тоже вещь интересная, — сообщил он Малко. — С разведкой я завязал. Теперь я домосед...

Малко поднял глаза на Дэвида Уайза.

— Что случилось с Джимом Стэнфордом?

— Он исчез. Вышел, как обычно, утром на прогулку, и никто его больше не видел. Нашли только его машину. В прекрасном состоянии. В ста двадцати пяти километрах от Бангкока. И с тех пор ничего. Ни тебе требования выкупа, ни найденного тела. Местная полиция понятия не имеет, в чем дело.

Исчезновение агента — всегда плохой знак. Однако, как ни странно, особого беспокойства Малко поначалу не выказал. Разве могло что-нибудь случиться с Джимом Стэнфордом, непобедимым Джимом Стэнфордом? Джим, по-видимому, не до конца превратился в домоседа. Дело тут было нечисто: явно не обошлось без секретных служб. Раз попал в эту компанию, увязнешь, хочешь ты этого или нет. Даже если ты продаешь шелк.

— Вас не затруднит проехаться в Бангкок? — вежливо осведомился Дэвид Уайз.

Малко вздрогнул.

— Но в Таиланде полно наших людей, — запротестовал он. — Им сподручнее заняться этим делом. Вопрос сугубо локальный. Нужны сведения на месте, контакты. Бангкокскому отделению и карты в руки, разве не так?

— Не так.

Дэвид Уайз протянул Малко пачку фотографий.

— Взгляните.

Малко чуть не выронил снимки из рук. Потом в ужасе уставился на них, как зачарованный. На всех снимках было одно и то же. Женщина лет пятидесяти в луже крови на плиточном полу кухни. Раны были страшные. Голова наполовину отрезана от туловища, спина и ноги с глубокими порезами. Перед снимком, на котором было запечатлено то, что было раньше лицом, Малко закрыл глаза. Невыносимая картина. На последней фотографии виднелся топор, самый обыкновенный, с деревянной ручкой. На нем можно было различить пятна крови. Малко с отвращением отложил снимки.

— Кто это?

Лицо Дэвида Уайза оставалось непроницаемым.

— Сестра Джима Стэнфорда. Ее убили двое суток назад. Через три дня после исчезновения брата. Без какой-либо видимой причины. Ее дачный домик в пригороде Лос-Анджелеса даже не обыскали. Сестра Джима Стэнфорда жила там одна. Убийца или убийцы не оставили никаких следов. Как нам удалось установить, они явились в девять вечера и тут же уехали — на машине. Соседи видели черный «понтиак». Вот и все. ФБР бросило на это дело пятьдесят своих сотрудников, но я уверен, что они ничего не найдут. Разгадка этого убийства — в Бангкоке. Так что это не локальный вопрос, как вы только что сказали.

— А жена Джима?

Малко вспомнил фотографии, которые показывал ему Джим. Высокая тайка с правильными красивыми чертами лица.

Дэвид Уайз вздохнул.

— В этом-то и вся загвоздка. И волоса на ее голове не тронули. Я тут же навел справки.

— Почему тогда убили сестру?

Дэвид Уайз закурил.

— Кабы я знал! Просто ума не приложу. И со страхом думаю о последствиях. Несчастную отнюдь не случайно убили сразу после исчезновения брата. В нашем ремесле таких совпадений не бывает. И тут я подумал о вас. Ведь Джим Стэнфорд в опасности, и мне кажется, потребуются большие усилия, чтобы спасти ему жизнь. Хотя, может, уже поздно. Есть и еще одна причина: Джим уже несколько лет не работает на спецслужбы, но в свое время он оказал нам услуги, так что я не в состоянии бросить его на произвол судьбы. Однако я не в состоянии и просить полковника Уайта отложить все и заняться поисками Джима Стэнфорда. Мне нужен человек со стороны, который посвятил бы себя только этому.

— Кто такой полковник Уайт?

— Руководитель нашего отделения в Бангкоке. Он будет помогать вам в пределах возможного. Но у него своих дел по горло.

И Дэвид Уайз, как обычно, пожелал Малко успеха, что не помешает тому в один прекрасный день сломать себе шею. Перед тем, как распрощаться, у зеленой двери своего кабинета Дэвид Уайз добавил чуть менее официальным тоном:

— Ваша Светлость, постарайтесь найти Джима живым. Это потрясающий человек. Если бы вы знали, сколько он сделал во время войны!

«Потрясающий человек», — повторил про себя Малко, когда двери лифта бесшумно открылись.

На этот раз Малко не стал обсуждать сумму вознаграждения.

И вот теперь под убаюкивающий гул мотора он пытался привести в порядок свои мысли. Почему похитили Джима Стэнфорда, убили не жену, а сестру, которая проживала в тысячах километров от Таиланда? Какая связь между ними? По сведениям ЦРУ, сестра Джима не имела никакого отношения к секретным службам.

Если ему удастся установить, как соотносятся между собой убийство и похищение, он продвинется далеко вперед.

Но плясать ему было не от чего. Сначала надо будет узнать, жив ли Джим и есть ли способ его спасти. Если вспомнить, как зверски убили его сестру, было от чего содрогнуться. Так или иначе, от этой смеси тайны и беспричинной на вид жестокости так и разило Азией. Но Малко знал, что в Азии ничего не бывает беспричинным.

Под крыльями скандинавского авиалайнера уже простирался Пакистан, когда прекрасная Карин положила на колени Малко меню. «Последний европейский обед перед Сиамом», — подумал он.

Он с умилением прочитал, что скандинавов обслуживала «Шэн-де-Ротиссер» — самая старая кулинарная фирма в мире.

Пять минут спустя, полностью проснувшись, он уже ложечкой намазывал икру на хлеб. Чтобы запить икру, он взял полбутылки «Моэт-и-Шандона» 1961 года.

А ведь это был еще завтрак. Он наелся икрой и даже не тронул закуску из копченой сельди и лосося.

Скандинавы взялись за дело серьезно. Это походило на завтрак толстосума у «Максима» в старое доброе время. Да, профессия агента спецслужб имела и свои хорошие стороны. А Малко любил пожить на широкую ногу. Всегда могло случиться, что женщина, которую он сжимал в объятиях, окажется последней, как и обед, который он сейчас переваривает.

Пока самолет со скоростью девятьсот шестьдесят километров в час летел над Индией, Малко подремал. Погружаясь в сон, он чувствовал, как нежные руки Карин развертывают салфетку у него на коленях. Икра превозмогла все его тревоги.

Открыв глаза, Малко решил, что не до конца проснулся. Азиатка в облегающем длинном оранжевом сари, роскошном и строгом, с замысловатой прической и большими раскосыми глазами наклонилась к нему с подносом в руках.

— Мы скоро приземлимся в Бангкоке, — на безупречном английском проговорило видение. — Приготовьтесь, пожалуйста.

Скандинавская авиакомпания преподнесла сюрприз: на последнем участке пути на работу заступила тайская стюардесса. Чтобы пассажиры постепенно свыклись с Юго-Восточной Азией.

Малко поглядел в иллюминатор: внизу на необозримом пространстве раскинулись покрытые густыми джунглями холмы Бирмы, местами пересеченные серебристыми лентами рек. Огромный лайнер спускался плавно. В Бангкоке он приземлился точно по расписанию: в десять утра.