Пока они обгладывали кости каких-то птиц, размером напоминавших курицу, а вкусом куропатку, Лемминкяйнен растолковывал, что поход в Похъёлу он затеял по той причине, что при помощи волшебства вызнал про намечающееся там большое свадебное торжество, на которое его не пригласили.
      - Портить людям праздник из-за такой чепухи? - удивился Бродский. Чего-то я не просеку. Послал бы их подальше, и всех делов!
      - Сие уронило бы мою репутацию, - важно ответствовал Лемминкяйнен. - А кроме того, ожидается там великое число колдунов и чародеев, кои будут демонстрировать свое искусство. Много потеряю я, коли не буду при том присутствовать.
      Бельфеба сказала:
      - Условились мы сопровождать тебя, сэр Лемминкяйнен, и не мыслю я идти на попятный. Но ежели столь велико торжество намеченное и столь много гостей на нем ожидается, невдомек мне, как даже с нашей четверкою управишься ты с задачей своей быстрей и лучше, нежели в одиночку.
      Лемминкяйнен раскатисто расхохотался.
      - О девица, о Пельфепи, поразмысли-ка получше! Для любого волшебства потребна основа. Располагая тобою и луком твоим, могу поднять я сотни стрелков; с Харолайненом кипучим в ряд выстрою тысячи воинов - но только ежели будете вы у меня под рукою!
      - Он прав, детка, - подтвердил Ши. - Старая добрая симпатическая магия. Помню, как-то док Чалмерс меня на этот счет просветил. Что это у тебя там?
      Лемминкяйнен успел вытащить из объедков несколько длинных перьев и теперь бережно их разглаживал. На лице его застыло то самое преувеличенно хитрое выражение, которое они уже не раз наблюдали.
      - В Похъёле теперь точно знают, что величайший из героев и чародеев все ближе, - сказал он. - Чтоб готовому быть к любым неожиданностям, надобно заранее всем полезным запастись.
      Он затолкал перья в один из своих вместительных карманов, поглядел на костер, все ярче разгоравшийся на фоне сгущавшихся сумерек, и завалился спать.
      Байярд сказал:
      - Мне тут пришло в голову, Гарольд, что магия в этом континууме и с количественной, и с качественной точки зрения заметно превосходит любую другую, о которых ты рассказывал. И если Лемминкяйнен способен превратить тебя в тысячу воинов, что помешает и остальным поступить подобным образом? Я бы сказал, что все это довольно опасная затея.
      - Я уже и сам это успел сообразить, - отозвался Ши, тоже устраиваясь на ночлег.
      Следующий день оказался полным повторением первого - за тем лишь исключением, что Бродский с Байярдом под утро настолько закоченели, что насилу выбрались из-под меховых одеял, дабы получить очередной урок фехтования, на котором еще до завтрака настоял Лемминкяйнен. В санях ехали молча, но когда они вечером собрались у костра, Лемминкяйнен столь долго развлекал их баснями о своих подвигах, что Ши с Бельфебой предпочли удалиться за пределы слышимости.
      Дальше потянулось одно и то же. К пятому дню бойцы на палках достигли такого прогресса, что Лемминкяйнен лично принял участие в тренировке, ловко отправив Бродского в нокаут. Как ни странно, это только улучшило обстановку в компании: детектив зла не держал, а герой весь вечер пребывал в замечательном настроении.
      Но едва только наутро они успели тронуться в путь, как Лемминкяйнен вдруг принялся вертеть головой во все стороны, приглядываясь и принюхиваясь.
      - Что стряслось? - поинтересовался Ши.
      - Чую волшебство - сильное волшебство Похъёлы. Гляди острей, о Вольтерпайарт!
      Однако особо острого зрения не понадобилось. Вначале между деревьями проглянуло яркое зарево, а вскоре перед ними открылась и вовсе исключительная картина. Протянувшись откуда-то справа и теряясь за поворотом вдали, перед ними расстилалась глубокая ложбина, похожая на русло пересохшей реки. Но вместо воды ее заполняло некое рубиновое свечение, отчего песок и камни на дне мерцали, словно раскаленный докрасна металл. На противоположной стороне данного феномена высился острый обломок скалы, на котором восседал орел с пляжный домик размером.
      Едва только Ши прикрыл лицо от жара, как орел покрутил головой и с любопытством уставился на их компанию.
      Натягивать поводья нужды не было - Лось Хийси остановился сам. Лемминкяйнен повернулся к Байярду:
      - Что зришь ты, о глаза Охайолы?
      - Раскаленные докрасна булыжники, похожие на мостовую в аду, и орла в несколько раз больше натурального. Что-то в глазах рябит... Нет, и то, и другое на месте, все верно.
      Гигантская птица не спеша расправила одно крыло.
      - О-го-го, - проговорил Ши. - Ты прав, Уолтер. Это...
      Бельфеба выскочила из саней, подняла палец, чтобы оценить направление ветра, и принялась снаряжать лук тетивой; Бродский вертел головой, воинственно хорохорясь, но явно не в силах хоть как-то повлиять на ситуацию,
      Лемминкяйнен провозгласил:
      - Спрячь, Пельфепи, свои стрелы - я и сам, колдун могучий, птицу мерзкую отважу!
      Огромный орел тем временем взмыл в воздух.
      - Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Кауко, - бросил Ши и выхватил свою шпагу, сознавая, насколько она в такой ситуации не к месту. Длиной она была не больше, чем когти чудовища, и уж всяк тоньше.
      Орел кругами набрал высоту и спикировал на них с такой скоростью и мощью, что Байярд только ахнул. Но Лемминкяйнен, не притрагиваясь к своему оружию, довольствовался лишь тем, что швырнул в воздух пригоршню перьев большой куропатки и с пулеметной быстротой выпалил какой-то стишок, слов которого Ши не сумел разобрать.
      Перья немедля превратились в стаю куропаток, которая под мотоциклетный треск крыльев косо вильнула в сторону. Орел, уже нависший прямо над ними - Ши разглядел даже, как трепещут растопыренные перья на концах крыльев и хвосте, которыми он балансировал в воздухе, - испустил пронзительный хриплый крик, захлопал крыльями и устремился вслед за стаей. Вскоре он окончательно скрылся за верхушками деревьев.
      - Видали теперь, что и впрямь я величайший из волшебников? - самодовольно заметил Лемминкяйнен, выпячивая грудь. - Но колдовство - занятие утомительное, а река огненная по-прежнему пред нами пролегает. Ты ведь тоже чародей, о Харол. Не займешься ли этим делом, покуда буду я восстанавливать силы едой?
      Ши уставился на рубиновое свечение и призадумался. Мерцающие отблески производили гипнотический эффект, словно догорающие угли. В принципе, решить проблему мог бы хороший ливень, и он принялся вспоминать заклинание для вызова дождя, которое они с Чалмерсом разработали в надежде преодолеть огненное кольцо вокруг Каренского замка во время похождений в мире "Неистового Роланда".
      Он старательно пробормотал текст и сделал пассы. Ничего не произошло.
      - Ну? - буркнул Лемминкяйнен с набитым ртом, налегая на хлеб с сыром. Скоро ль волшебство твое начнется?
      - Я попробовал, - ответил Ши, совершенно сбитый с толку, - но...
      - Дурень охайольский! Должен учить я тебя твоему же ремеслу? С чего это ты взял, что заклинание подействует, коли не поёшь ты его?
      "Вот в чем дело", - догадался Ши. Он и думать забыл, что в магии Калевалы пение являлось совершенно необходимым элементом. Если к его способностям к стихосложению и пассам, в которых Лемминкяйнен ни черта не смыслит, добавить еще и пение, огурчик выйдет, а не заклинание. Он вновь воздел руки над головой, делая пассы, и изо всех сил запел.
      Заклинание и впрямь вышло как огурчик. Не успел он его закончить, как над головами у них почернело, а окружающее скрылось из виду за плотной пеленой хлопьев сажи, густых и липких, словно снежинки. Ши поспешно прервал свое занятие.
      - Воистину заметный он чародей! - завопил Лемминкяйнен, кашляя и пытаясь стряхнуть липкую дрянь с одежды. - Теперь, когда показал он нам, как сажу добыть из реки огненной, может, сумеет он и объяснить, как на Похъёлу напустить туману, коего там сроду не видели?
      - О нет, - воскликнула Бельфеба, - не будь столь строг к господину моему! Ответственно заявляю я, что и впрямь чародей он испытанный - но только не когда петь он обязан, ибо между нотами различными не видит особой разницы.
      Тут в разговор встрял Бродский:
      - Если мы нароем тут грамотного коновала, который прочистит мне шнобель, может, у нас с тобой и выйдет чего на пару.
      - А ныне опять должен я делать все сам! - сердито заключил Лемминкяйнен. Выплеснув из кружки загаженное сажей пиво, он налил из бочонка свежего, сделал порядочный глоток, откинулся, мгновение поразмыслил и затянул:
      - Льды Сариолы гор необъятных,
      Льды годовые из снега лежалого,
      Те, что по склонам спускаются в Турье,
      Что ледниками стекаются к морю,
      Валятся с громом в волны зеленые...
      Сперва было совершенно непонятно, к чему он клонит. Потом в воздухе над пламенеющей ложбиной нависло нечто мерцающее, что постепенно приобретало очертания и искрилось все сильнее. Ледяной мост!
      Но как только Лемминкяйнен добрался до кульминационной точки своего заклинания, призванного окончательно материализовать лед и спаять все в единую прочную конструкцию, как произошла осечка. Ледяной мост покрылся трещинами и рухнул, рассыпавшись на мелкие кусочки. Послышалось шипение, и все окрестности заволокло паром.
      Лемминкяйнен помрачнел и завел заклинание по новой. Все наблюдали, затаив дыхание. На сей раз мост растаял и исчез, даже не успев обрести окончательные очертания.
      С яростным воплем Лемминкяйнен шмякнул шапку оземь и принялся ее злобно топтать. Байярд хихикнул.
      - Ах ты еще и насмехаешься надо мной?! - взвизгнул чародей. - Негодяй иноземный!
      С этими словами он незамедлительно схватил кружку, из которой только что пил пиво, и злобно выплеснул остатки прямо Байярду в физиономию. Пива там оставалось меньше чем на дюйм, но даже этого неосмотрительному весельчаку вполне хватило.
      - Не смей! - выкрикнул Ши, выхватывая шпагу. Лук Бельфебы был уже наготове.
      Но вместо того, чтобы гневно вскочить или даже попросту утереться, Байярд неподвижным взглядом уставился на пламенеющую ложбину, моргая и хмуря брови. Наконец он выговорил:
      - И все-таки это иллюзия! Там ничего нет, кроме кучек торфа, которые разложены в ряд и горят лишь местами. Но я не понимаю, как я ухитрился сразу этого не заметить!
      - Должно быть, это алкоголь в пиве. Иллюзия была настолько сильна, что ты не смог сквозь нее видеть, пока у тебя в глазах не защипало. Такое раз со мной уже было - в континууме норвежских богов, - сказал Ши.
      - Чары Похъёлы тем сильней, чем ближе подступаем мы к их твердыне, сказал Лемминкяйнен, совершенно позабыв про свой гнев. - Но что нам судить да рядить теперь? Чересчур истощен я волшебством собственным, чтоб чары столь сильные разрушить!
      - Можно подождать до завтра, пока ты не восстановишь силы, - предложил Ши.
      Лемминкяйнен покачал головой:
      - Там, в Похъёле, наверняка вызнают, что тут приключилось, и ежели пройдем мы проверку одними чарами, выдвинут другие навстречу, посильней первых, и с каждым шагом все трудней и трудней будет нам продвигаться вперед. Но если все-таки прорвемся мы прямо сейчас, прочие их чары ослабнут.
      - Послушайте, - сказал Байярд, - по-моему, я знаю, как нам поступить. Если вы дадите мне немного пива, чтобы капать в глаза, я вас отсюда выведу. Места там полно, даже для саней.
      Лось Хийси недовольно фыркал и упирался, но Лемминкяйнен непреклонно увлекал его вслед за Байярдом, который шагал впереди, то и дело окуная носовой платок в пивную кружку и прикладывая его к глазам. Ши обнаружил, что, несмотря на действительно сильный жар, он вовсе не заработал ожогов, как ожидал; на санях тоже не оказалось ни единой подпалины.
      На противоположной стороне ложбины, одолев небольшой подъем, они сделали остановку. Байярд, направившийся было к саням, вдруг замер, указывая пальцем на старый трухлявый пень.
      - Это человек! - воскликнул он.
      Лемминкяйнен тяжко спрыгнул с саней, вытаскивая меч, а за ним и Ши с Бродским. Как только они подошли к пню, остатки ветвей на нем с шуршанием опали и перед ними предстал коренастый тип, комплекции примерно такой же, как у Лемминкяйнена. На физиономии у него застыла выражение угрюмой досады.
      - Так я и знал, что поблизости кто-нибудь околачивается, дабы иллюзию поддерживать! - радостно взревел Лемминкяйнен. - Склоняй башку немедля, колдун похъёлский!
      Тип быстро и отчаянно озирался по сторонам.
      - Я - Вуохинен-чемпион, и бросаю я вызов! - объявил он наконец.
      - Это он о чем? - поинтересовался Ши.
      - Чемпион истинный завсегда имеет право вызов бросить, даже в доме чужом, - пояснил Лемминкяйнен. - Победитель либо голову соперника забирает, либо его самого в рабы. И кого же из нас ты тут вызываешь?
      Вуохинен-чемпион долго переводил взгляд с одного на другого и в конце концов ткнул пальцем в Байярда.
      - Вот этого. В чем его ремесло?
      - Не пойдет, - провозгласил Лемминкяйнен, - поскольку ремесло его в том, чтоб взглядом своим проникать за пределы колдовства всякого. Ежели его ты вызываешь, так и так ты уже проиграл - ибо проник он за личину твою фальшивую. Вот Харол тебе, с мечом остроконечным, или же девица-хранительница Пельфепи с луком и стрелами, или же Пийт-борец, или же сам я, палашом привычным владеющий!
      Он ухмыльнулся.
      Вуохинен оглядел всех по очереди.
      - О мечах остроконечных я ведать не ведаю, - признал он, - и хоть не подлежит сомнению, что во всем мире не сыскать лучника хотя бы наполовину столь искусного, как я, на женщин предпочитаю охотиться я без помощи лука. Вызываю Пийта на борьбу честную!
      - А Каукомъели - то веселого ты даже и не помянул! - заметил Лемминкяйнен со смешком. - Мыслится тебе, что выбор твой наиболее безопасен. Но не спеши: скоро сам убедишься, каким мастерством невиданным владеют друзья Калевалы чужеземные! Ну что, станешь силушкой с ним мериться, Пийт?
      - Ладно, - согласился Бродский, стаскивая рубашку. Вуохинен свою уже снял.
      Оба закружились, растопырив руки, словно дрессированные обезьяны. Ши заметил, что ручищи Вуохинена толщиной своей напоминают шины тяжелого грузовика, и детектив по сравнению с ним казался полным задохликом. Вскоре Вуохинен прыгнул вперед и попытался схватить Бродского, но тот ловко вцепился ему в плечи, рывком откинулся назад, уперся ступней Вуохинену в живот и, уже падая на спину, резко выпрямил ногу, отчего противник перелетел через него и грузно плюхнулся оземь.
      Лемминкяйнен разразился громовым хохотом.
      - Сложу я про это песню! - прокричал он.
      Вуохинен медленно встал и насупился. На сей раз он наступал более осторожно. Подобравшись наконец к Бродскому на расстояние вытянутой руки, он вдруг молниеносно бросился вперед и попытался слева ткнуть в глаза детективу растопыренными пальцами. Ши услышал, как Бельфеба ахнула, но в этот самый момент Бродский резко отдернул голову назад, с неуловимой быстротой одной рукой перехватил оттопыренный большой палец, другой - мизинец, напрягся и мощно дернул их в разные стороны.
      Послышался хруст: Вуохинен колесом крутнулся в воздухе и повалился на бок, после чего сел и с искаженным от боли лицом принялся ощупывать безвольно повисшее запястье.
      - Один щипач в Чикаго раз тоже вздумал меня так подловить, - сказал Бродский с довольным видом. - Еще желаешь прикинуться или с тебя хватит?
      - Мошенничество! - выдавил Вуохинен. - На мечах...
      Лемминкяйнен торжествующе выступил вперед.
      - Желаешь ты его голову или чтоб служил тебе он вечно?
      - Тьфу! - сплюнул Бродский. - Вряд ли со сломанной клешней от него будет много проку, ну да ладно - пущай живет и отрабатывает за свое нахальство. Пастор мне башку оторвет, если я отправлю его к праотцам.
      Он обошел вокруг Вуохинена и как следует пнул его под зад.
      - Это тебе за пальцы в глаза, гадюка. Встать!
      С появлением Вуохинена в санях стало и вовсе не повернуться, а в качестве слуги, как верно подметил Бродский, ценности он особой не представлял единственно, заготовка дров для вечернего костра с его участием стала продвигаться несколько быстрее. А кроме того, победа Бродского заметно улучшила отношения компании с Лемминкяйненом. Тот по-прежнему настаивал, чтобы Байярд с детективом ежедневно упражнялись - они уже достигли таких успехов, что перешли на настоящие мечи, - но теперь и сам герой чуть ли не каждый день отрабатывал броски, захваты и падения джиу-джитсу под руководством Бродского. Он тоже оказался способным учеником.
      Становилось заметно холоднее: у ноздрей путешественников и оленя стали появляться облачка пара. Солнце, казалось, окончательно спряталось за низкие серые тучи. Беспорядочно разбросанные по невысоким травянистым холмикам деревья становились все более редкими и низкорослыми. Иногда Бельфеба, пробродив в поисках дичи целый вечер, возвращалась с пустыми руками. Чаще всего удавалось добыть только двух-трех зайцев, и вечно голодный Лемминкяйнен, поглотив свою порцию, лез в мешки с неприкосновенным запасом.
      Однако сани, подпрыгивая на кочках и скользя по жидкой грязи, неуклонно продвигались к северу. И вот в один из дней, когда они только что перевалили через невысокий холм, поросший отдельными деревцами, Лемминкяйнен вдруг воскликнул:
      - Великий Юмала! Вы только гляньте! Перед ними, протянувшись в обе стороны насколько хватало глаз, раскинулась совершенно невероятная изгородь. Представляла она собой ряд кольев, вбитых менее чем в футе друг от друга и достающих вершинами чуть ли не до нависающего над землей полога облаков; но вовсе не по этой причине на голове у Ши зашевелились волосы. Колья этой изгороди были переплетены не чем иным, как невероятным количеством змей! При этом было совершенно непонятно, расположились они там по собственной воле или же кто-то, желая украсить изгородь столь экстравагантным манером, привязал их там принудительно.
      Когда сани, влекомые подрагивающим и дрожащим лосем, подкатили ближе, змеи стали поворачивать к ним головы и дружно зашипели, словно тысяча закипающих чайников.
      - Это наверняка тоже иллюзия, - сказал Байярд, - хотя в настоящий момент я не вижу ничего, кроме массы змей. Дайте-ка пива.
      Лемминкяйнен нацедил ему пива из фляжки. На физиономии Вуохинена застыла торжествующая усмешка. Причина ее стала совершенно очевидной, когда Байярд, натерев пивом глаза, опять уставился на удивительную изгородь и покачал головой.
      - По-прежнему змеи, - сообщил он. - Я понимаю, что этого не может быть, но факт есть факт.
      Ши сказал:
      - Может, попросту примем за основу, что они ненастоящие, и не будем обращать на них внимания?
      Лемминкяйнен покачал головой: - Знай же, о Харол из Охайолы, что в области магической любой предмет, тебе мнящийся, всеми качествами и силою реального обладает - покуда истинное имя его ты не вызнаешь!
      - Ясно. И поскольку мы уже в Похъёле, их магия здесь наиболее сильна. А сам-то ты не можешь снять эти чары, какими бы они там ни были?
      - Только если знать буду истинное имя, что кроется за обликом мнимым, ответствовал герой.
      - Может, поступим проще? - предложил Ши и обернулся к Бельфебе. - Не попробуешь подстрелить какого-нибудь из этих гадов? Насколько я понимаю, тогда он сразу обретет первоначальный облик.
      - Нет, о Хароляйнен, - ответствовал Лемминкяйнен. - Останется он попросту мертвой змеею до тех самых пор, покуда мы первородство его не вызнаем.
      Они опять уставились на изгородь. Зрелище было довольно отвратное, но змеи, по крайней мере, не делали попыток покинуть свои места.
      Внезапно Пит Бродский вскочил.
      - Эй! У меня идея!
      - Какая? - спросил Ши.
      Бродский через плечо ткнул большим пальцем в Вуохинена.
      - Этот поганец принадлежит мне, так?
      - Согласно законам данной страны, полагаю, что так, - согласился Ши.
      - Он твой раб! - тут же подтвердил Лемминкяйнен.
      - И в этой дыре он служит по магической части, так?
      - Ой, ну конечно, - оживился Ши, - хорошо, что напомнил! Наверняка именно он и огненную реку сотворил, и орла!
      Бродский протянул руку и ухватил Вуохинена за воротник.
      - Ну вот что, сволочь: как зовут всех этих гадюк по-настоящему?
      - Эк! - придушенно поперхнулся Вуохинен. - Никогда не был я предателем...
      - Чихать я на это хотел! Давай выкладывай, иначе кой-чего отведаешь! Бродский многозначительно ткнул пальцем в меч, висящий у Лемминкяйнена на боку.
      - Эк! - опять булькнул Вуохинен, поскольку рука детектива сильней крутанула воротник. - Они... э-э... сделаны из брусники.
      - Ой, и действительно! - воскликнул Уолтер Байярд. Бросившись к шипящему перепутанному барьеру, он протянул руку, скрутил голову одной из змей и съел.
      Лемминкяйнен расхохотался.
      - Когда сниму я эти чары, будет у нас брусника на сладкое! Спасибо тебе, друг мой Пийт!
      7
      Усилиями Лемминкяйнена змеиная стена вскоре превратилась в перепутанный растительный ковер, и они сразу принялись разбивать лагерь. Герой был чрезвычайно весел: сыпал шуточками (которые никто, кроме Бродского, не находил занимательными) и громовым голосом докладывал о своих былых похождениях. Наконец Ши не выдержал:
      - Господи, Кауко, что это на тебя нашло на ночь глядя? Ты так себя ведешь, будто уже всех победил!
      - А разве нет, о Харол? Знаю я наверняка, что была это последняя преграда, кою Лоухи могла воздвигнуть перед нами, и назавтра вступим мы в усадьбу ее в Похъёле - не исключено, что и драки ради!
      - Всю жизнь об этом мечтал! - иронически буркнул Ши.
      Сам он радости героя далеко не разделял - даже когда на следующее утро им стали то и дело попадаться возделанные поля и пастбища. Наконец впереди показалась большая усадьба с многочисленными постройками, полускрытая от взгляда низенькими деревцами. Лемминкяйнен придержал Лося Хийси, и гигантский олень замер у медлительного ручейка, петляющего по невыразительной равнине. Герой покопался в мешке, притороченном позади саней, и вытащил оттуда расшитую чешуйчатой броней кожаную рубаху, которую тут же надел.
      - А для вас, друзья мои, - объявил он, - прихватил я доспехи, что лишь немного моим уступают по качеству!
      С этими словами он извлек из мешка четыре длинные безрукавки из двойной кожи, такой жесткой и негнущейся, что Ши насилу в свою взлез. Оказалась она столь же тяжелой, как и последовавшая за ней добротная стальная кираса. На вид она была довольна неуклюжа и смотрелась неброско, но, видать, по части дизайна металлургия в Калевале была вообще не особо сильна. Свою кирасу Бельфеба стащила с себя сразу после примерки.
      - Батюшки! - с чувством произнесла она, - сам носи панцирь сей, словно жук, сэр Лемминкяйнен. Мне же руки свободные потребны, коли действия боевые намечаются!
      Лемминкяйнен вручил каждому шлем все из той же толстой кожи, с железным ободком по краю и парой железных полуколец, куполом сходящихся на макушке. Эти подошли лучше, хотя Бродский предпочел оставить на голове свой котелок и смотрелся в нем и доспехах довольно по-дурацки.
      Все забрались обратно в сани. Лось Хийси, шлепая копытами по воде, перетащил их через ручей и зарысил в сторону далеких строений.
      - Ну и дикий же тут народ! Только глянь на эти черепушки! - указующе вытянул руку Бродский.
      Ши теперь и сам заметил, что бугорок неподалеку был утыкан забитыми в ряд кольями - примерно полусотней, насколько он мог судить, - каждый из которых увенчивала отрубленная человеческая голова. Головы были в самых разных стадиях разложения, и лишь один кол, самый последний, был лишен этого отвратительного украшения. Десятка два воронов с хриплым карканьем взлетели с голов при их приближении, а Байярд заметил:
      - Хорошо хоть, что тут только один кол свободен!
      - Скоро узнаешь ты, сколько колов свободных в Похъёле, - кисло заметил Вуохинен.
      Лемминкяйнен немедля обернулся назад, дал комментатору в ухо и объявил:
      - А теперь, друзья мои, убедитесь вы сами, что Каукомъели статный в магии столь же искусен, как и в рубке лихой!
      Он остановил оленя, спрыгнул на землю и, срывая с низкорослых деревьев ветки, принялся втыкать их в землю, выстраивая в ряды. При этом он тихонько напевал. Наконец количество веток его удовлетворило. Он отступил назад и, возвысив голос, принялся делать пассы. Ши заметил, что пассы были весьма профессиональные - примерно такие же, какие ему довелось видеть в другом пространственно-временном континууме, но герой слишком уж быстро шевелил руками, и точную структуру пассов он не разобрал. Затем последовало некоторое колебание воздуха, и там, где только что торчал из земли первый прут, Ши увидел точную копию себя самого - со шпагой, в кожаных доспехах и шлеме.
      Потом на свет возникла еще одна копия, потом еще и еще - целые шеренги Гарольдов Ши, которые вскоре образовали вокруг саней самую настоящую толпу.
      Бельфеба негромко ахнула.
      - Ужель я замужем за всеми? - вскричала она.
      Но сразу после этих слов квота на Гарольдов Ши была уже, как видно, исчерпана, поскольку из земли, где торчали неиспользованные прутья, стали на сей раз выскакивать Бельфебы. Не успели они смешаться с толпой дубликатов Ши, как голос чародея сменил тон, и к общему столпотворению стали присоединяться отражения Питов Бродских, которые тут же принялись обмениваться рукопожатиями и хлопать друг друга по спине. Песнь Лемминкяйнена подошла к концу; сани окружала по меньшей мере сотня копий всей троицы. В ней совершенно затерялись один Лемминкяйнен, один унылый Вуохинен и одинокий Байярд, который заметил:
      - Блестяще проделано, Лемминкяйнен, но эти репродукции действительно способны кого-либо зарубить или же это просто фантомы? На вид они вроде ничего, но на пиво в глазу я их еще не проверял!
      - Попробуй с кем-нибудь из Пийтов побороться, и сразу все поймешь, ответил Лемминкяйнен. - Сохраняют они все силы жизненные, покуда кто-нибудь не вызнает, кто из них настоящий, а кто лишь тень его, да заклинание, не прочтет противодействующее, имя применив истинное.
      - Минуточку, - сказал Байярд. - Разве среди нас нет того, кто способен провести опознание?
      Он указал на Вуохинена.
      - Клянусь мельницею волшебной! - воскликнул Лемминкяйнен. - Ясно, что мудрость моя отваге не уступает - никому иному и в голову бы не пришло взять с собою личность, узреть способную даже незримое! Пийт, Харол, Пельфепи! Следует смешаться вам с отраженьями своими, а кое-кого из них в сани посадить, иначе в Турье истинных вызнают!
      Ши некоторое время приглядывался, после чего сказал Бельфебе:
      - Он прав, детка. До встречи!
      Стиснув ее руку, он прыгнул в самую гущу толпы. Уолтер последовал за ним.
      - Лично я не хочу терять из виду настоящего! - объяснил он.
      За спиной у них сразу трое или четверо Бродских попытались одновременно влезть в сани. Тот, что оказался проворней, первым делом отвесил леща Вуохинену. - Сиди и помалкивай, шкура, - рявкнул он при этом. - Будешь рыпаться, заработаешь по первое число!
      Ши обратил внимание, что, в то время как все Бродские шагали за санями компактной группой, увлеченные болтовней, большинство копий его самого и Бельфебы разбились на пары. К нему тоже бочком приблизилась одна из незанятых Бельфеб и взяла за руку. Вряд ли это была настоящая, но ее прикосновение оказалось столь же успокаивающим, а походка столь же легкой, как у оригинала. Ему пришло в голову, что если кто-нибудь в самом скором времени не произнесет противодействующее заклинание, то континуум, содержащий около тридцати пяти Ши и столько же Бельфеб, может столкнуться с семейными проблемами вполне определенного свойства. Байярд сказал:
      - Есть один важный момент, Гарольд. Мне кажется, вполне реально в достаточно четких рамках предсказать, насколько наше присутствие здесь способно оказать влияние на развязку данного эпоса. У нас есть все необходимые предпосылки. Мы знаем оригинальный сюжет и ход описанных в нем событий, а также обладаем достаточно точными сведениями о нас самих. Мне кажется, что если составить соответствующее логическое уравнение...
      - Угу, только для этого нужна электронная вычислительная машина, - ответил Ши.
      - На нашу беду, ее у нас нет - а если б даже и была, все равно бы здесь не работала.
      - Была в Царстве Фей одна колдунья, - присоединилась к разговору Бельфеба, - что людей остерегала от опасности, заглянувши в омут волшебный и узревши там, куда путь их жизненный пролегает.
      - Вот и я про то же, - сказал Байярд. - Совершенно очевидно, что при помощи магии в данном континууме доступны такие вещи, которые никакой вычислительной машине и не снились. В общем, если перед тем, как осуществить тот или иной замысел - скажем, войти вон в ту усадьбу, - мы заранее выясним, что это для нас закончится плохо, то сможем переключиться на более приемлемый вариант будущего, предприняв какие-либо иные действия.
      - Клевая мысль, - сказал один из Бродских, присоединившийся к их компании,
      - Соображаешь! Все, что с каждым должно приключиться, предопределено Богом с тех самых пор, как на небесах часики затикали. В Библии про это расписана от и до.
      - Знаешь ли, друг мой предопределенный, - сказал Байярд, - я был бы только рад доказать противное, но...
      - Только не при помощи магии, - поспешил вмешаться Ши. - Ты у нас единственный, на кого она почти не действует, и если ты тут вздумаешь колдовать, то рискуешь потерять иммунитет. Эй, они нас засекли!
      К одному из строений, из которого доносились звуки гулянки, с громкими криками бежал какой-то человек. Едва только сани остановились, дверь распахнулась, и в дверном проеме возникло несколько широкоскулых чернобородых физиономий. Ши заметил, как один из Гарольдов Ши приобнял одну из Бельфеб за плечи, и неожиданно для себя почувствовал укол ревности при мысли, что она могла оказаться настоящей.
      Лемминкяйнен выпрыгнул из саней. Его примеру последовали ехавшие с ним копии Ши, Бельфебы и Бродского, причем последний предварительно скрутил Вуохинену руки за спиной. Из усадьбы стали выбегать люди, выстраиваясь напротив пришельцев, которые тоже образовали шеренгу, пусть и несколько неровную. Обликом своим местные жители напоминали прочих обитателей Калевалы, хотя были чуть пониже ростом и с более монгольскими чертами лица. Все они были вооружены и выглядели весьма неприветливо. Ощущая, как по затылку пробегают мурашки, Ши вытащил шпагу из ножен.