Демон, который ошибался

      - Итак, сэр... - я снова подумал, - вы говорите, что в городе достаточно богатства?
      - Да.
      - Вы наняли отряд варваров из Швена - тех высоких блондинистых парней, не так ли?
      - Проклятые ублюдки бросили нас! - проворчал Ларолдо.
      - Нельзя особенно их винить, - сказал Джиммон. - Когда они увидели, что битва проиграна, какой им был смысл рваться вперед и складывать свои головы ради того, чтобы вернуться в город? Продолжай, Здим.
      - Откуда же пришли эти люди? Я знаю только, что Швен лежит за горами, на севере, но где именно вы набираете этих парней?
      - Они были набраны в Хрунтинге, - сказал один из синдиков.
      - А где это?
      - Хрунтинг расположен через Эллорну от Солимбрии. Их вождь Теорик, сын Гондомерика.
      - Если бы вы могли послать посыльного к этому Теорику с обещанием большого количества золота, мог бы он сюда прийти с армией, достаточно большой, чтобы уничтожить паалуанцев?
      - Можно попробовать, - сказал один из синдиков.
      - Безнадежно, - сказал другой, - нам лучше собраться и бежать в Метуро, оставив паалуанцам возможность грабить пустой город.
      Опять началась длительная перепалка. Некоторые стояли за отправку посыльного варварскому правителю. Другие возражали, уверяя, что это обошлось бы в слишком большую сумму, на что первые отвечали, что все деньги мира не принесут никакой пользы, если все горожане окажутся переваренными в желудках паалуанцев. Иных вдохновила идея отступления, они хотели надеяться на то, что если уж им не удалось победить паалуан, то они, по крайней мере, могут убежать от них.
      В самый разгар споров вбежал ополченец с криком:
      - Ваши превосходительства! Судьба уже перед глазами!
      - Как именно она выглядит? - спросил Ларолдо.
      - Разведчики врага, сидящие на животных, похожих на больших длиннохвостых кроликов, приближаются к стене башни Ардимана.
      - По крайней мере вопрос о бегстве исчерпан, - сказал Джиммон. - Теперь мы должны встать на борьбу - выстоять или умереть. Идемте все, посмотрим на этих цивилизованных каннибалов.
      У входа в этот город-пещеру мы нашли Сеговиана, который, не дожидаясь официального распоряжения, готовил город к защите. Главные ворота и маленький портал над ними были заперты и забаррикадированы.
      Мы поднялись по лестнице к крыше. Тучные синдики шли медленно, пыхтя и то и дело останавливаясь, чтобы отдышаться. Наверху мы обнаружили отряды ополченцев явившихся сюда по приказу Сеговиана. Люди расположились вдоль парапета с луками, арбалетами или пращами.
      - Слушать всем! - загремел Сеговиан. - Приготовьте оружие и разряжайте его сквозь находящиеся перед вами отверстия. Не подавайтесь к амбразуре, иначе получите ответный заряд, но прячьтесь за зубцами. Никаких геройских фокусов: война - дело серьезное. Тщательно выбирайте цель, не тратьте заряды понапрасну.
      Стрела со звоном перелетела через стену и попала в один из флагштоков, Сеговиан увидел синдиков и взорвался гневом.
      - Что вы здесь делаете, стоя, вот так, беззащитными? - кричал он, не обращая внимания ни на статус посетителей, ни на их возраст. - Любой поднявшийся сюда обязан иметь на себе шлем и кирасу, пусть хоть кожаную!
      Джиммон прочистил горло:
      - Мы пришли, чтобы проинформировать вас, мастер Сеговиан, о том, что избрали вас главнокомандующим.
      - Очень мило с вашей стороны, очень мило! - отрезал Сеговиан. - А теперь все уходите...
      - Но, пожалуйста, генерал,- сказал один из синдиков,- позвольте нам по крайней мере хоть взглянуть на тех, против кого мы сражаемся.
      - Ну ладно, это, я думаю, я могу вам позволить, - проворчал новоиспеченный генерал. Он погонял их, как сердитый сторожевой пес, сердито рявкая, если они слишком долго высовывались в амбразуры.
      Далеко внизу отряд орущих паалуанцев покрикивал на своих скакунов, как мы именовали их животных. (Оригинальное их название - что-то вроде "кенгуру".) Они посылали в нас стрелы из коротких луков, но башня Ардимана была такой высокой, что, когда стрелы долетали до ее верха, их убойная сила была уже слишком мала. Наше оружие, бьющее с высоты, могло бы быть более эффективным, но неопытные воины все время промахивались. Наконец стрела одного арбалетчика попала в паалуанца, и тот вылетел из седла. Остальные теперь предпочли держаться на безопасном расстоянии.
      Огромное облако пыли вдали возвестило о приближении основной части паалуанской армии. Наблюдатели, стоящие на самой вершине башни Ардимана, в ужасе закричали, когда в поле зрения появились драконы-ящерицы. За ними бежали пешие воины, главным образом вооруженные пиками и луками. У них, казалось, не было арбалетов, и это обстоятельство давало нам некоторое преимущество.
      Так началась атака на Ир. Поскольку больше не могло быть и речи о массовом бегстве, нам предстояло или победить паалуанцев, или погибнуть в борьбе. В это время я думал об ирианах и о себе как о "нас", ибо моя судьба была крепко-накрепко спаяна с их участью.
      Сеговиан проявил себя как на редкость умелый генерал, если принять во внимание то, с какими никчемными солдатами ему пришлось иметь дело. В течение нескольких дней башня Ардимана защищалась пятью тысячами ополченцев, хотя большая часть их была вооружена сымпровизированным по ходу дела оружием, как-то: ножи и молотки. Но враг наступал и не давал нам передышки, а наши припасы истощались. Уже пошли в переплавку такие вещи, как оконные решетки. Согласно политике синдиков, которые включили в состав ополченцев всех рабов и крепостных, обещая им свободу после победы, я был назначен артиллеристом. Будучи намного сильнее, чем обычный житель Первого Плана, я мог заводить брашпиль катапульты в два раза быстрее, чем любые двое из них, что увеличивало скорость стрельбы.
      Паалуанцы поставили свой лагерь как раз на расстоянии выстрела из арбалета. Когда они закончили его установку, Сеговиан приказал нам бить по нему из катапульты дальнего действия. Дротики и каменные шары со свистом устремились в лагерь, кося и давя воинов. Им был нанесен такой ущерб, что через несколько дней они вынуждены были переместить свой лагерь за гряду.
      Тем временем они протянули линию земляных укреплений вокруг башни Ардимана, по Ирнанской возвышенности за башней и снова вниз. Холмы давали им преимущество в стрельбе из арбалетов - искусство, которое они быстро развили. Они поливали нас ливнем стрел, выпущенных с высоты, равной нашей, до тех пор пока Сеговиан не воздвиг с этой стороны парапета своего рода массивный тент, чтобы защитить эту часть, перехватывая посылаемые в нас стрелы. Паалуанские колдуны создавали галлюцинации, являющие собой изображения гигантских летучих мышей и птиц, кружащихся над нашими боевыми точками, но наши люди научились их не замечать.
      Синдики отправили посыльного за помощью к Метуро. Человек был спущен с башни на веревке в безлунную ночь и попытался проскользнуть сквозь вражеские укрепления. На следующий день взошедшее солнце осветило тело посланного, прикрепленное к шесту перед лагерем. Паалуанцы провели весь день, предавая его медленной смерти изощренными способами.
      Второй посыльный, пытавшийся пробраться в Солимбрию, пал жертвой такой же судьбы. После этого стало трудно найти добровольцев для подобной миссии.
      Паалуанцы стали сами строить катапульту, валя в окрестностях деревья. Их сооружение было увенчано могучей, хорошо уравновешенной стрелой. Сеговиан наблюдал за их успехами в бинокль. Во всем Ире был всего лишь один подобный прибор, ибо это было новое изобретение, лишь недавно созданное в городе, лежащем далеко южнее Ира. Сеговиан бормотал:
      - Я вижу между ними парня со светлой кожей, руководящего их действиями. Это объясняет, как сей народ, никогда не видевший ранее катапульты, может сделать ее теперь. Один из наших новарских инженеров перебежал к ним. Если бы только мне удалось добраться до этого предателя...
      Я не расслышал ясно, что бы сделал Сеговиан с инженером-перебежчиком, но, возможно, это было бы как раз то, что надо.
      Он продолжал:
      - Они направляют эту штуковину на наше главное зеркало. Они, без сомнения, намерены разбить его, и тогда наш город окажется в темноте, если не считать света ламп и свечей. А этих припасов у нас осталось уже не так много.
      К счастью для нас, паалуанцы или их новарский инженер оказались не такими уж искусными строителями катапульт. При первой же попытке выпустить в нас стрелу одна из опор рухнула с громовым треском. Сами же заряды упали гораздо ближе, чем было нужно, и убили нескольких паалуанцев.
      Они принялись за постройку новой, более крепкой машины. Сеговиан вызвал несколько сотен своих воинов, ища добровольцев, которые согласились бы сделать вылазку и уничтожить это сооружение. Я хотел поднять руку, но боролся с застенчивостью, когда Сеговиан обратился ко мне:
      - О Здим, нам нужны твои сила и бесстрашие. Согласен ли ты быть добровольцем?
      - Но... - начал я, но Сеговиан продолжал:
      - Прекрасно. Ты умеешь обращаться с ручным оружием этого Плана?
      - Нет, сэр, но от меня этого не требовалось...
      - Тогда учись. Сержант Шавраль, возьмите артиллериста Здима и научите его обращаться с различным оружием, отметив при этом, к какому виду вооружения он проявляет больше способностей.
      Я прошел с Шавралем во двор башни Ардимана. Двор был оборудован под тренировочный пункт, ибо другого места для подобной деятельности в Ире не было. Здесь толпилось много народа. Одна группа обучалась стрельбе из арбалета, другая - поведению на местности.
      Шавраль подвел меня к тому месту, где были установлены несколько толстых деревянных щитов. Упражнявшиеся в искусстве владения шпагой и топором пробовали на них свои силы. На примыкавшей площадке сражалась пара воинов, вооруженных коротким тупым оружием. Сержант отдавал приказы им и делал замечания.
      Шавраль протянул мне палаш с широким лезвием.
      - А ну-ка попробуй, кольни хорошенько сюда, - сказал он, указывая мне на один из щитов.
      - Вот так, сэр? - сказал я и сделал выпад. Лезвие глубоко ушло в дерево, а шпага сломалась в моей руке у основания, так что мне осталось лишь с недоумением стоять и смотреть на нее.
      Шавраль нахмурился:
      - Должно быть, лезвие некачественное. Большая часть этих штуковин изготовлялась любителями. Ну-ка попробуй вот эту.
      Я взял другую шпагу и снова сделал выпад. Шпага снова сломалась.
      - Клянусь Астис, ты сам не знаешь своей силы! - воскликнул Шавраль. Нужно вооружить тебя чем-то более крепким. - После обследования груды оружия он протянул мне булаву. То было внушительное оружие с железной рукоятью и большим шаром, усеянным колючками. - А ну-ка ударь, попробуй этой штуковиной! - велел он.
      Я так и сделал. На этот раз не выдержал щит. Он с треском развалился, и обломки его разлетелись по двору.
      - Теперь тебе нужно получить практику в нанесении и парировании ударов, - сказал Шавраль. - Надень-ка вот это, а я тоже облачусь в подходящий костюм.
      Шавраль показал мне, как нужно защищаться, как нападать, парировать, делать крюк, отступать, подпрыгивать, совершать длинные и короткие выпады и так далее.
      - Ну давай бороться, - предложил он. - Два из трех ударов, нацеленных в голову или тело, означают победу в круге.
      Мы вооружились учебными предметами, выбрав их с таким расчетом, чтобы они по весу не слишком отличались от моей булавы. Шавраль отклонился, а потом нанес мне солидный удар по шлему. Он усмехался за прутьями своего шлема.
      - Ну что же, бей меня! - крикнул он.- Уснул, что ли? Или испугался?
      Я сделал такой же выпад, как и он, и нацелил ему удар прямо в лоб. Он успел поднять щит, так что удар пришелся по нему, но деревянный каркас щита прогнулся под ударом. Шавраль, внезапно побледнев, отступил и опустил щит.
      - Клянусь булавой Нерикса, я думаю, ты сломал мне руку! - простонал он. - Эй, там! Позовите хирурга! Кто-нибудь, вина!
      Он испустил вопль, когда хирург вправлял ему кость.
      Мне он сказал:
      - Ну и идиот же ты! Теперь мне придется целый месяц сражаться с перевязанной рукой!
      Я сказал:
      - Мне очень жаль, сэр, но я всего лишь пытался следовать вашим указаниям. Как говорим мы, демоны, всем мыслящим существам свойственно ошибаться.
      Шавраль вздохнул:
      - Думаю, мне не следует на тебя сердиться. Но в дальнейшем, Здим, тебе придется тренироваться самому, иначе ты из усердия положишь всех наших воинов.
      Следующая ночь была темной, и под ее прикрытием передовой отряд пробирался вниз по спиральной лестнице. Мы надели мягкую обувь, чтобы двигаться бесшумно, и кожаные доспехи, ибо железные слишком гремели. Оружие мы несли в руках - без ножен - тоже ради предосторожности.
      Оказавшись на территории паалуанцев, мы бросили в ров матрацы, конфискованные у граждан Ира, и густая темень ночи скрыла нас. Потом мы прислонили к ограждению несколько коротких лестниц и бросились вверх по ним, прежде чем враг успел забить тревогу.
      Перебравшись через ограждение, мы обрушились на новую катапульту, разнося ее на части и поджигая. В мгновение ока сооружение превратилось в весело пылающий костер.
      Тем временем паалуанцы кинулись на нас. Из темноты появилось несколько отрядов, каждый под предводительством офицера. Следуя советам Шавраля, я противоборствовал одному каннибалу за другим. Я отражал первый удар каждого подбегавшего ко мне, а потом наносил ответный удар своей булавой. Иногда, но нечасто оказывался нужным второй удар.
      Принимая во внимание тот факт, что обитатели Первого Плана ночью полуслепы, да еще гораздо слабее меня, мне приходилось самому заботиться о том, чтобы никто не напал на меня сбоку и сзади, когда я наношу удар нападающему спереди. Я работал яростно, разбивая головы и ломая ребра, когда услышал звук трубы, призывающей отступить. Один из моих товарищей-ириан потянул меня за руку.
      - Идем, Здим! - крикнул он. - Ты не можешь один положить всю армию.
      Я побежал за остальными. У ограждения несколько паалуанцев пытались перекрыть нам путь. Я налетел на их шеренгу и сокрушил их одного за другим. Потом мы бросились назад к башне и вверх по спиральной лестнице.
      Когда Сеговиан выстроил нас и стал делать перекличку, оказалось, что шестерых-семерых не хватает. Он сказал мне, что это не слишком большие потери, учитывая размеры противостоящей нам силы, однако каждый человек должен быть теперь у нас на учете.
      Паалуанцы пытались открыть огонь, но их усилия не увенчались успехом. После того как пожар утих, они принялись за строительство третьей катапульты. На этот раз тем не менее они окружили место строительства рвом, оградой и рядами охраны. Охранники сидели верхом на своих животных.
      Если никто не мог выйти из Ира, то никто не мог туда и войти. Но однажды на рассвете дозорный поднял тревогу.
      Он указывал вдаль на что-то там находящееся. Глядя поверх зубчатой стены, люди увидели плотную, покрытую волосами обнаженную фигуру, очевидно не паалуанца. Ему позволили войти и отвели к синдикам. Я был у Роски, готовясь приступить к своим дневным обязанностям у катапульты, когда за мной пришел посыльный.
      Когда я вошел в Гилдхолл, хриплый голос крикнул:
      - Здим! - И я очутился в объятиях моего старого друга человека-обезьяны Унгаха из балагана Багардо.
      - Ради всех богов Нинга, как ты сюда попал? - спросил я.
      - Как раз рассказываю этим людям. Во время аукциона меня купил старик по имени Олива. Работал на него, когда пришло известие о вторжении. Мастер Олива погрузил свою семью в повозку, уселся сам и отправился в Метуро. Мне он велел спасаться самому: в повозке было слишком мало места.
      Я отправился по тому же пути, но меня догнал отряд паалуанских разведчиков на скакунах. Я бежал, но недостаточно быстро, и меня поймали, бросив лассо. Меня потащили по камням и по грязи в их лагерь. Сначала хотели засолить, но их мудрецы никогда не видели существа, подобного мне. Решили оставить в живых, чтобы узнать через меня все что можно.
      - Как тебе удалось освободиться?
      Унгах оскалил свои длинные желтые зубы:
      - Сжевал свои путы. Вы, безволосые - не ты, Здим, но остальные, имеете слабые челюсти и зубы. Охранника, который стоял у палатки, я задушил и бросился прочь. Совсем не трудно было. Кормился охотой. Потом сделал еще одну ошибку. Закружился и оказался внутри кольца осаждающих. Лагерь пришел в волнение, так что я не осмелился пробираться назад. Как раз говорил вашим боссам, почему здешних шпионов все время ловят.
      - Почему?
      - Из-за запаха. Паалуанские драконы-ящерицы обучены различать запахи. Самые маленькие из них вместе с охраной ходят по лагерю, высунув длинные языки, которыми они нюхают. - Странное выражение появилось на лице Унгаха, и его маленькие, глубоко посаженные глаза открылись шире. - Клянусь золотыми кудрями Зеватаса, я кое-что придумал. Помнишь, Здим, как тебя полюбил дракон-ящерица из балагана? Я думаю, это потому, что твой запах напоминает запах рептилий.
      - Ну-ну! - запротестовал я. - Не вижу я этому причины. Я держу свое тело в скрупулезной чистоте...
      - И тем не менее могу распознать тебя по запаху на расстоянии дюжины шагов. Новарцы так его не ощущают или достаточно вежливы для того, чтобы не сказать тебе, что ты воняешь. Но это так.
      - Как и все обитатели Первого Плана, - сказал я. - Но я же не жалуюсь.
      - Не обижайся, - сказал Унгах. - Это указывает лишь на то, что запах наших существ снабжен вонью другого рода. Твой же подобен запаху ящерицы.
      Синдики проспорили над этим предложением несколько часов. Эти обитатели Первого Плана - самые великие болтуны на несколько вселенных. Некоторых предложение Унгаха вдохновило, но один запротестовал:
      - Нет, нет, демон ничем нам не обязан. Он скроется, как только окажется за пределами кольца блокады. Именно так поступил бы я.
      - О! - сказал другой. - Он может даже перейти на сторону врага.
      - Говорите за себя, - прервал их Джиммон. - Что касается его лояльности, неужели вы так скоро забыли ночь набега на катапульту, когда Здим сокрушил больше каннибалов, чем остальные участники рейда, вместе взятые, а?
      - Не принимая во внимание черты личности мастера Здима, - сказал еще один, - думается, что мастер Унгах был бы более ценным посланцем, - он молод и прекрасно бегает. Кроме того, он уже проходил однажды через лагерь и знает его лучше, чем любой другой обитатель Ира.
      - Мы могли бы его использовать здесь с большей пользой, чем как посланника,- сказал еще один.
      - Как бы там ни было, - заметил следующий, - нечего болтать попусту. Запасы воды и еды не так велики, как мы на то надеялись, из-за наплыва беженцев...
      В конце концов путем голосования было решено просить мадам Роску о том, чтобы она приказала мне отправиться с поручением в Солимбрию, а Унгаха просить об отправке с подобным поручением в Метуро. Ему обещали не только свободу, но и щедрейшее вознаграждение, если он останется в живых.
      - Я всегда стараюсь сделать все, что в моих силах, джентльмены, сказал я. - Когда мы должны отправиться? Сегодня? "Раньше сядешь - раньше выйдешь" - так говорят в подобных случаях демоны.
      - Еще нет, - сказал Джиммон. - Мы должны решить, о какой именно помощи следует просить новарийцев и варваров. Сколько примерно врагов нам угрожает?
      - Около семи тысяч, судя по всему, - ответил Ларолдо.
      - Тогда следует просить о подкреплении по крайней мере таких же размеров... - предложил другой синдик.
      Начался спор, продолжавшийся несколько часов. О чем только не говорили: тут и число требуемых отрядов, размер дневной платы наемникам, и возможная продолжительность кампании. Некоторые, самые прижимистые, синдики изо всех сил старались преуменьшить размеры общей суммы, напирая на то, что они должны думать о процветании Ира после того, как вторгшимся будет нанесено поражение; другие, в противовес, твердили, что деньги ничем не смогут им помочь, если не подоспеет помощь.
      Наконец был достигнут компромисс. Мне велено было предложить одну ирианскую марку на человека в день плюс шесть пенсов в день за каждого мамонта, что составляло в сумме четверть миллиона марок.
      6
      АЙЗОР ИЗ ЛЕСОВ
      Ночь была темной, как подошва валуна, - так говорится у нас на Нинге, когда мы с Унгахом спускались по канатам с башни Ардимана под моросящим дождем. Сеговиан не пожелал открыть даже самую маленькую верхнюю дверцу: он боялся, что звук и движение привлекут внимание врагов. Чтобы быть менее заметным, я изменил обычную светло-серую окраску на черную.
      У основания башни Унгах крепко пожал мне руку и растаял во тьме. Он направлялся к югу. Я обошел башню и направился по тропе, идущей в северном направлении. Свободно перебраться через ров - такое упражнение не представляет никакой трудности для обитателя Двенадцатого Плана.
      Я стоял, прижавшись ухом к ограде, до тех пор пока не услышал звуки смены караула паалуан. Подождав, пока все стихло, вонзил когти в дерево и перебрался через ограду, двигаясь медленно, как сонное насекомое.
      Внутри все было спокойно. Часовой исчез. Я принялся пробираться через пространство между внешней и внутренней защитными полосами, тщательно огибая встречающиеся предметы. Внутренняя полоса защиты представляла собой всего лишь насыпь, высотой не выше моего плеча, с канавой перед ней, той, из которой брали землю для насыпи.
      Я едва не наткнулся на еще одного паалуанского часового, сидевшего на груде земли и дремавшего. Обладая и ночью превосходным зрением, я бы легко заметил его, если бы он не очутился передо мной так внезапно, когда я как раз вышел из-за угла.
      Я бы убил его своей булавой, если бы не маленький дракон-ящерица, привязанный к пеньку, - он должен был по запаху определять присутствие чужеземцев. Когда я остановился, рептилия поднялась на четыре лапы и высунула длинный раздвоенный язык.
      Я застыл и стоял неподвижно как статуя, и кожа моя была такой черной, какой я только мог ее сделать. Ящерица скользнула по направлению ко мне и коснулась кончиком языка чешуи на моей ноге. Она повторила это несколько раз, как будто я ей понравился или, по крайней мере, понравился мой запах.
      Я не мог стоять здесь всю ночь, давая возможность очарованному дракону облизывать меня. Поскольку это существо могло перемещаться лишь на ограниченное расстояние, я стал потихоньку отступать. Дракон тем не менее потащился за мной. Его путы, скрепленные с запястьем спящего часового, натянулись и разбудили последнего. Уставившись на меня, он с диким воплем вскочил на ноги.
      Я заколебался, решая, что лучше сделать - убить его или просто бежать. На моем собственном Плане меня учили рассматривать любую обстановку с точки зрения разума и логики, но ни разум, ни логика не дадут особой поддержки, когда решение должно быть мгновенным.
      Ответный крик сам все решил за меня. Если тревога уже поднята, то нет никакого смысла задерживаться ради того, чтобы убить одного часового. Так что бегство оказалось для меня необходимым.
      Итак, я перескочил через вал, миновал ров и устремился к северу. Проснувшийся лагерь был наполнен сердитым гудением, похожим на звучание потревоженных насекомых Первого Плана. Начали появляться паалуанцы на скакунах, держа в поднятых руках горящие факелы. Тревожимое бегом животных пламя факелов колебалось в темноте, и совокупность этих факелов напоминала переброшенный через темную реку мост.
      Однако как сами обитатели Первого Плана, так и их скакуны, ночью полуслепы. Я, прекрасно видящий в темноте, без всякого труда избегал столкновения с паалуанцами. Как говорим мы, демоны, хорошее начало победа венчала.
      Сельская местность, лежавшая к северу от города Ира, была почти пустынной. Большая часть тех ее обитателей, что не укрылись в городе Ире, бежали в Метоуро или Солимбрию. Те же немногие, кто не успели вовремя смыться, были схвачены и засолены для будущих веселых застолий. Я двигался всю ночь и почти весь следующий день. В моем бумажнике находилась маленькая карта, на которой были обозначены главные дороги, соединяющие Ир и Горную Эллорну. Впрочем, я, как правило, не пользовался дорогами, а старался пробираться к северу по прямой, насколько это мне удавалось.
      Я рассудил, что паалуанские разведчики скорее всего устроят засады на дорогах, а не в стороне от них.
      Так что мне приходилось карабкаться на неровные склоны, прокладывать путь через болота, пробираться сквозь заросли. Все эти препятствия, возможно, отняли у меня то время, которое я сэкономил, путешествуя по прямой. С другой стороны, это дало мне возможность не встретиться с паалуанцами.
      Препятствия требовали гораздо меньше моих сил, чем взяли бы у одного из этих слабеньких обитателей Первого Плана. Едва ли кому-нибудь из них удалось за несколько секунд взлететь по крутому каменистому склону, ни разу не остановившись, чтобы перевести дух. И все же хотя демоны сильнее, чем обитатели Первого Плана, но и мы не можем постоянно находиться в движении. Мы должны останавливаться временами, вкушать подходящую еду и погружаться в пищеварительный ступор.
      В конце второго дня я заметил овцу, каким-то чудом избежавшую веревки паалуанских обжор. Я настиг это существо и большую часть последующей ночи провел пережевывая его. Когда я закончил этот процесс, от существа не осталось ничего, кроме кожи и костей. Я боялся, как бы мои действия не явились нарушением инструкции Хвора относительно повиновения правилам Первого Плана, но, как говорится, необходимость не знает законов.
      Потом впал в состояние переваривания. Я спал весь день и следующую ночь. Когда я проснулся, то был удивлен, увидев, что солнце находится по отношению к восточному горизонту ниже, чем когда я засыпал, - только потом я понял, что миновали день и ночь.
      Не желая больше идти на подобные проволочки и все еще чувствуя тяжесть после поглощения овцы, я задумался над необходимостью применения подходящего транспорта. Если бы, к примеру, я мог поскакать верхом на лошади, достиг бы Солимбрии за один длинный перегон, прерываемый лишь короткими, необходимыми для лошади остановками. Согласно показаниям моей карты вскоре должна была показаться граница Солимбрии.
      Я принялся рыскать по окрестностям в поисках лошади. Довольно скоро мне удалось увидеть одну, которая, так же, как и овца, отбилась от стада. Она поедала траву в ложбине. На ней была уздечка, но седла не наблюдалось.
      Я следил за наездницами Первого Плана, так что теоретически имел представление о том, как это делается, но практического опыта не имел никакого. На Двенадцатом Плане животных используют для перевозки грузов, и они очень похожи на тех, кого на Первом Плане называют черепахами. Они тащатся и тащатся себе вперед, и не нужно особого умения на то, чтобы заставить их тронуться в путь, идти и останавливаться. Лошади на Первом Плане представляют собой нечто иное. Но, как гласит пословица, не зная броду, не суйся в воду.
      Я принялся красться к этой лошади, двигаясь медленно и тихо, чтобы не встревожить пугливое существо. Изменил свой цвет, приспособив его к цвету травы. Лошадь тем не менее заметила. Оглядев меня понимающим, но скептическим взглядом, она рысцой двинулась прочь.
      Я ускорил шаг, но и лошадь ускорила. Я побежал, лошадь перешла в галоп. Я остановился, лошадь тоже остановилась, всхрапнула и принялась щипать траву.
      Я преследовал животное несколько часов, но так и не смог приблизиться к нему. Утешал себя лишь тем, что по крайней мере все это время двигался к северу, к конечному пункту моего назначения, так что время не было потеряно понапрасну.
      Когда солнце склонилось к закату, лошадь наконец начала выказывать признаки усталости. При моем приближении она стала двигаться уже медленнее. Приближаясь к ней с подветренной стороны, чтобы она не могла почувствовать мой незнакомый запах, я подошел достаточно близко для внезапного прыжка и, пока ее голова была еще склонена к траве, метнулся вперед и взгромоздился ей на спину. И прижал ноги к ее бокам, как это, я видел, делали обитатели Первого Плана, изо всех сил вцепившись ей в гриву.
      Едва лишь я оказался у нее на спине, как это существо буквально взбесилось. Коняга низко наклонила голову и начала взбрыкивать задними ногами, прыгая то вправо, то влево и беспорядочно крутясь. При третьем прыжке моя хватка ослабла. Я сделал кульбит в воздухе и с такой силой врезался в кустарник, что любой обитатель Первого Плана, окажись он на моем месте, испустил бы дух.
      Освободившись от своей ноши, подлая лошадь немедленно перешла в галоп. Я выбрался из кустарника и бросился за ней. К тому времени как солнце спустилось к горизонту совсем низко, я еще раз настиг животное, стоявшее понуро с тяжело вздымающимися боками.
      Но для того чтобы еще раз подойти к коняге вплотную, мне понадобилось несколько попыток. И все же я это сделал. На сей раз не только буквально опоясал ногами туловище животного, но и изо всех сил прильнул к ее шее. Лошадь снова пустилась в пляс, но на сей раз я продержался подольше. Строго говоря, я не ослабил своей хватки аж до пятого прыжка. Дело было в моих ногах - они потеряли точку опоры, хотя руки все еще продолжали держать шею лошади. В результате я совершил кульбит в воздухе, сильно стиснув при этом шею животного. Бедняга лошадь потеряла равновесие и упала, причем ее круп очутился на мне.
      Я все еще не выпускал шею коняги. По тому, с каким трудом она глотала воздух, я понял, что пережал ей дыхательные пути. Вскоре она успокоилась, и я смог схватиться за ее уздечку.
      Поскольку ребра лошади продолжали двигаться под кожей, я понял, что не нанес ей смертельных повреждений. И действительно, вскоре она вскочила и попыталась убежать, таща меня за собой по песку и траве. Она несколько раз сильно лягнула меня и укусила за руку. Но я все равно не выпускал уздечку.
      Борьба продолжалась до темноты, и силы наши были почти на исходе. В конце концов лошадь успокоилась и последовала за мной, когда я повел ее под уздцы. После чего я крепко привязал ее за эту узду к толстой, низко растущей ветви ближайшего дерева и прилег отдохнуть. Лошадь тоже ведь нуждается в отдыхе. Кроме того, не хотелось скакать на ней ночью, из опасения, как бы она не наткнулась на что-нибудь в темноте и не поранилась.