Л.Спрэг де Камп
      Да не опустится тьма
      ГЛАВА 1
      Танкреди вновь снял руки с руля и экспансивно взмахнул ими в воздухе.
      - ...завидую, доктор Пэдуэй! Вся наша работа в Риме так, ерунда. Ничего масштабного, ничего нового. В лучшем случае - реставрация. Тьфу!
      - Увы, профессор Танкреди, - терпеливо произнес Мартин Пэдуэй, - я пока не доктор, хотя, надеюсь, и получу степень, если напишу путную статью о ливанских раскопках.
      Будучи по натуре водителем крайне осторожным, он судорожно сжимал кулаки, а его правая нога уже давно затекла от постоянного напряжения и попыток проломить пол маленького "фиата".
      Танкреди схватился за руль как раз вовремя, чтобы на волосок разминуться с величественной "изоттой".
      - Какая разница? У нас здесь каждый "доктор", а доктор он или нет... Вы меня понимаете? С вашими способностями и умом... Так о чем я говорил?
      - Трудно сказать. - Мартин закрыл глаза, чтобы не стать свидетелем неминуемой гибели пешехода. - Вы говорили о письменах этрусков, затем о природе времени, затем о римской археоло...
      - Ах да, природа времени! Есть у меня одна маленькая идея, понимаете? Все те люди, которые исчезли, они просто-напросто сделали саквояж.
      - Что сделали?
      - Ну, вояж, совершили путешествие! Во времени. И с той точки в прошлом, где они возникли, история пошла другим путем.
      - Получается парадокс, - заметил Пэдуэй.
      - Не-е, ствол древа времени сохранился, просто появились новые ветви. Понимаете, доктор? Таким образом, существует, возможно, много вариантов хода истории. Они могут и не очень отличаться от нашего. К примеру, занесло пропавшего на дно океана. Ну, съели его рыбы - и все! Или тамошние жители сочли его сумасшедшим; или попросту убили, Ничего не изменится, правда? Но, допустим, он стал королем. Что тогда? Presto, новый ход истории!.. История - это сеть из четырех измерений, сеть прочная, но и у нее есть свои слабые места. Узловые моменты, я бы даже сказал, фокальные точки - в них-то и происходят провалы,
      - Какие фокальные точки? - спросил Пэдуэй, привычно не обращая внимания на оговорки итальянского коллеги.
      - О, например, Рим, где пересекаются мировые линии многих знаменитых событий. Или Стамбул. Или Вавилон. Помните того археолога, Скржетузски, исчезнувшего в Вавилоне в 1936 году?
      - Я думал, еж убили арабы-террористы.
      - Ха, тела-то не нашли! .. Рим, похоже, вскоре вновь станет средоточием великих событий. Следовательно, сеть здесь ослабнет.
      - Лишь бы Форум не бомбили, - произнес Пэдуэй.
      - Какие бомбы?! Серьезных войн больше не будет - все знают, что это чересчур опасно. Но оставим политику. Сеть времени, как я сказал, прочна. Если человек и проваливается в нее, то на это требуется масса энергии. Вот мухе, по-вашему, легко вырваться из паутины? - Танкреди, широко улыбаясь, повернулся к молодому археологу. В следующие несколько секунд он успел резко затормозить, высунуть голову в окно, осыпать потоком ругательств несчастного пешехода и вновь повернуться к Пэдуэю. - Вы не откажетесь завтра прийти ко мне на ужин?
      - Что?.. Да, с удовольствием. Я отплываю...
      - Si, si. Я покажу вам свои уравнения. Но прошу - ни слова моим коллегам, понимаете? - Профессор снял руки с руля и патетически воздел их к небу. - Безвредное чудачество, однако может пострадать моя профессиональная репутация.
      - Ох! - вырвалось у Пэдуэя. Танкреди ударил по тормозам, и "фиат", визжа покрышками, замер перед выползшим на перекресток грузовиком.
      - Так о чем я говорил?
      - 0 безвредных чудачествах, - ответил Пэдуэй. Ему хотелось добавить, что уж манеру вождения Танкреди к ним причислить нельзя. Но профессор был так добр к нему...
      - Ах да! Стоит, знаете ли, только пойти слухам... Вы женаты?
      - Что?.. - Пора бы уже привыкнуть, подумал Пэдуэй. - Э-э... женат.
      - Чудесно. Приходите с супругой. Отведаете настоящей итальянской кухни, а не эти набившие оскомину спагетти с мясными шариками.
      - Моя жена в Чикаго.
      Пэдуэй не стал объяснять,что вот уже больше года они живут порознь. И разве в этом виновата только Бетти? Конечно, женщине такого происхождения и таких вкусов он кажется просто невыносимым: плохо танцует, не желает играть в бридж... А что для него развлечение? Просидеть весь вечер в компании себе подобных за разговорами о будущем капитализма или об интимной жизни американских лягушек?!. Сперва Бетти увлеклась экзотическими экспедициями, однако, вкусив прелестей походного существования и насмотревшись на мужа, бормочущего над черепками, быстро остыла.
      Да и смотреть-то в сущности было не на что - невысокий, тихий, с оттопыренными ушами и большим носом... В колледже его прозвали Мышкой... Нет, сам виноват. Человеку, часто выезжающему в экспедиции, вообще противопоказано жениться. Не даром среди работающих в поле - антропологов, палеонтологов и прочих - такой уровень разводов...
      - Высадите меня, пожалуйста, у Пантеона, прогуляюсь немного. Да и до гостиницы рукой подать.
      - Хорошо, доктор, Но боюсь, как бы вы не промокли - будет дождь.
      - Ничего, у меня при себе плащ с водоотталкивающей пропиткой.
      Танкреди выразительно пожал плечами и утопил педаль газа; машина рванула вперед. У Пантеона Мартин вышел, а профессор, размахивая обеими руками, умчался с криком:
      - Так значит, завтра в восемь! Жду!
      Несколько минут Пэдуэй рассматривал знаменитое здание. Коринфский фасад на кирпичной ротонде - что тут красивого? Разумеется, если учесть, когда все это строилось, нужно отдать должное инженерному искусству, однако...
      Его сбил с мысли (хорошо, что не с ног!) невесть откуда выскочивший мотоциклист в военной форме, и Пэдуэй неспеша направился к кучке праздношатающихся итальянцев у портика. А все-таки хорошая страна! Главное, по сравнению с окружающими он здесь выглядит высоким...
      Вдали загромыхало, упали первые капли. Пэдуэй ускорил шаг. Плащ плащом, но было жаль новую шляпу. Двенадцать тысяч лир!
      Ослепительная молния расколола небо над площадью пополам. Следом обрушился чудовищный удар грома, и тут же из под ног ушел асфальт. Мартин, ослепленный вспышкой, будто завис в тумане. Потом что-то ударило в подошвы с такой силой, что он едва не упал.
      - О ч-черт!
      Перед глазами наконец прояснилось. Дождь хлестал вовсю, и Пэдуэй, выбравшись из какой-то ямы, побежал под портик Пантеона. Стояла такая темень, что не мешало бы уже включить освещение. Однако фонари не горели.
      Пэдуэй с удивлением отметил, что красный кирпич ротонды местами покрыт мраморными плитами. Не иначе как результат тех реставрационных работ, на которые сетовал Танкреди.
      Безразличным взглядом Пэдуэй скользнул по фигуре случайного прохожего. Потом глаза его округлились: на мужчине вместо плаща и брюк была грязно-белая шерстяная тога.
      Странно. Впрочем, если человеку хочется носить тогу, это его личное дело.
      Мартин повернулся...
      Под портик, укрываясь от дождя, забежало довольно много людей - все до единого в тогах, некоторые еще и в накидках. Кое-кто без особого любопытства поглядывал на Пэдуэя.
      Когда через несколько минут дождь утих и небо очистилось, Пэдуэй впервые испытал настоящий страх. Дело было не только в тогах. Сам по себе этот факт, каким бы странным он ни казался, вполне мог иметь разумное обьяснение, Но подобных фактов было такое множество, что все сразу они не укладывались в сознании.
      Вместо асфальтовой мостовой - грубо отесанные каменные плиты. Площадь по-прежнему окружали дома - однако совсем другие. А здания Сената и министерства связи - отнюдь не маленькие строения - попросту исчезли.
      Изменились и городские шумы. Вдруг смолкли громкоголосые клаксоны такси. Такси вообще не было. Зато медленно и со скрипом протащились по улице Минервы две повозки.
      Пэдуэй принюхался. Чесночно-бензиновый букет современного Рима уступил место богатейшей симфонии запахов деревни, где главная - и наиболее благородная - партия принадлежала, безусловно, лошади. В воздухе чувствовался и аромат благовоний, плывущий из Пантеона.
      Появилось солнце. Пэдуэй вышел под его лучи и задрал голову вверх. Портик по-прежнему венчала надпись, приписывающая величественное строение Агриппе. Украдкой оглянувшись по сторонам, Мартин шагнул к ближайшей колонне и ударил по ней кулаком.
      И скривился от боли, содрав в кровь кожу с суставов,
      "Я не сплю. Для сна все это слишком реально и осязаемо. А если я не сплю, значит я сошел с ума..." Но исходя из такого предположения, очень трудно выработать логичную систему действий.
      А эта теория, которую излагал Танкреди... Так что же, он на самом деле провалился во времени, или произошло нечто такое, что заставило его вообразить будто он провалился во времени? Идея провала во времени Пэдуэю активно не нравилась. От нее попахивало метафизикой, а Мартин относил себя к убежденным эмпирикам.
      Оставалась другая возможность - амнезия. Предположим, удар молнии на какое-то время отшиб ему память... затем что-то вновь ее пробудило. Мало ли что могло произойти, прежде чем он очутился в этой копии древнего Рима! Может, это съемки фильма? Или, к примеру, Бенито Муссолини,тайно мнивший себя воплощением Юлия Цезаря, велел своему народу жить в классическом древнеримском стиле...
      Пэдуэй прислушался к болтовне двух зевак. Сам он изъяснялся по-итальянски довольно сносно, но не мог понять даже смысла их разговора, хотя звучание языка казалось знакомым. Почему-то вспомнилась латынь - и тут речь зевак стала более понятной. Пэдуэй пришел к выводу, что они используют позднюю форму вульгарной латыни; скорее язык Данте , чем язык Цицерона. Отчаянно напрягая память, он даже мог попробовать сам: Omnia Gallia e devisa en parte trei, quato una encolont Belge, alia...* /* Пэдуэй на смеси латыни и итальянского припоминает начальную фразу из "Записок о галльской войне" Гая Юлия Цезаря: "Вся Галлия разделена на три части, из которых одна называется Бельгия..." (Здесь и далее примечания перев.) */
      Зеваки заметили, что их подслушивают, нахмурились и, замолчав, отошли в сторону.
      Да, гипотеза провала в памяти, пусть и непривлекательная, все же сулила меньше осложнений, чем теория провала во времени.
      А если все это - плод его воображения? Может, он стоит перед Пантеоном и воображает, что окружающие носят тоги и говорят на языке середины первого тысячелетия? Или лежит в больнице, пораженный ударом молнии, и воображает, будто стоит перед Пантеоном? В первом случае следует найти полицейского и попросить отвести себя к врачу. Во втором случае этого делать уже не надо...
      "Лучше перестраховаться, - решил Пэдуэй. - Один из прогуливающихся здесь людей в действительности наверняка полицейский... Что это я говорю спохватился он, - "в действительности"? Пусть себе ломает голову Бертран Рассел! Как бы найти..."
      Вот уже несколько минут вокруг вился нищий горбун, но Пэдуэй был глух, как столб, и несчастный уродец, отчаявшись, поплелся прочь. Теперь к Мартину обращался другой человек - мужчина, у которого на раскрытой ладони правой руки лежали четки с крестиком. Большим и указательным пальцами правой руки он сжимал застежку четок и то поднимал свою правую руку, так что четки свисали во всю длину, то опускал их снова на левую ладонь, при этом не переставая что-то говорить.
      Каким бы диким не казалось все происходящее, теперь Пэдуэй, по крайней мере, убедился, что он все еще в Италии.
      - Вы не подскажете, где найти полицейского? - по-итальянски произнес Мартин.
      Торговец умолк, видя, что товар не находит спроса, пожал плечами и ответил:
      - Nob compr'endo.
      Сосредоточенно нахмурившись, Пэдуэй попытался перевести вопрос на латынь.
      Мужчина подумал и сказал, что не знает.
      Пэдуэй начал было поворачиваться, когда продавец четок крикнул другому торговцу:
      - Марко! Господин желает найти агента полиции.
      - Господин - настоящий храбрец! Или просто сумасшедший, - отозвался Марко.
      Продавец четок рассмеялся; рассмеялись и еще несколько человек поблизости. Пэдуэй тоже позволил себе легкую улыбку: эти люди хоть и не могли ему помочь, но по крайней мере были похожи на людей. - Пожалуйста. Мне... очень... нужно... найти... полицейского, - произнес Мартин.
      Второй торговец, с большим подносом медных украшений, выразительно покачал головой и разразился длинной тирадой. Пэдуэй, не разобрав ни слова, обратился к продавцу четок:
      - Что он сказал?
      - Он сказал, что не знает, где найти агента полиции. Я тоже не знаю. Мартин сделал шаг в сторону, но продавец четок его окликнул:
      - Господин!
      - Да?
      - Может быть, ты говоришь об агенте городского префекта?
      - Да.
      - Марко, где господину найти агента городском префекта?
      - Не знаю, - сказал Марко. Продавец четок пожал плечами.
      - Я тоже не знаю.
      Если бы дело происходило в современном Риме, найти полицейского было бы проще простого. И даже сам великий Бенни не смог бы заставить горожан общаться на другом языке. Следовательно, сделал вывод Пэдуэй, он попал или: 1) на съемки фильма, или: 2) в древний Рим (теория Танкреди), или: 3) в мир, созданный собственным больным воображением.
      Мартин двинулся в путь - продолжение разговора требовало от него слишком больших усилий. Вскоре все его надежды относительно съемок фильма рассыпались в прах. Древнему городу, казалось, не было конца, и даже самой планировкой он разительно отличался от современного Рима.
      Вывески лавок были на классической латыни. Правописание, в отличие от произношения, сохранилось без изменений со времен Цезаря. Узкими переулками, редкими прохожими, всем своим сонным патриархальным видом город напоминал Филадельфию.
      На сравнительно оживленном перекрестке мужчина в кожаных штанах и яркой полосатой рубахе регулировал уличное движение. Восседая на лошади и что-то иногда выкрикивая, он порой поднимал руку и останавливал повозку, чтобы пропустить, к примеру, носилки знатного патриция, Пэдуэй прислонился к стене дома и стал вслушиваться. Всадник говорил слишком быстро; слова казались Мартину знакомыми, однако смысла уловить он не мог. Это было мучительно и сравнимо лишь с бессильной яростью рыбака, у которого поклевывает, но не берет. Огромным напряжением воли Пэдуэй заставил себя думать на латыни. Окончания путались, и все же, если придерживаться простых фраз, словарного запаса хватало. Мартин заметил, что с него не спускают глаз сбившиеся в стайку мальчишки. Когда он строго посмотрел на них, они захихикали и убежали.
      Итак, оставалось два варианта: сумасшествие и провал во времени. Причем версия сумасшествия теперь представлялась менее вероятной. Пэдуэй решил исходить из предположения, что факты именно таковы, какими они кажутся.
      Но что делать? Нельзя же торчать здесь вечно, глазеть на перекресток! Надо порасспрашивать, надо сориентироваться, надо разработать план действий! .. Беда в том, что Пэдуэй с детства робел перед незнакомцами. Дважды он открывал рот - и замирал, не в силах произнести ни звука. Наконец он сумел взять себя в руки.
      - Прошу прощения, какое сегодня число?
      Человек, к которому обратился Мартин - добродушного вида мужчина с буханкой хлеба под мышкой - застыл на полушаге. Его лицо отразило полнейшее недоумение.
      - Qui'e'? Что?
      - Меня интересует дата, - медленно произнес Пэдуэй.
      Прохожий нахмурился. "Быть беде!" - с опаской подумал Мартин. Однако мужчина лишь сказал:
      - Nom compr'endo.
      Пэдуэй нашарил в кармане карандаш, вытащил блокнот и записал свой вопрос на бумаге.
      Прохожий уставился на листок, напряженно шевеля губами. Наконец лицо его просветлело, и он воскликнул:
      - А, так ты хочешь узнать дату?
      - Sic, дату.
      Мужчина выдал длинную тираду. С таким же успехом он мог говорить на тарабарском наречии. Пэдуэй отчаянно замахал руками.
      - Lento!
      - Я сказал, что понял тебя, чужеземец. По-моему, сегодня девятое сентября, хотя точно не уверен - забыл, когда была годовщина свадьбы моей матери, три дня назад или четыре.
      - А какой год?
      - Какой год?
      - Sic, какой год?
      - Тысяча двести восемьдесят восьмой Anno Urbis Canditee /* От основания Города */
      Теперь уже Пэдуэй застыл в недоумении.
      - А какой это будет в христианском летоисчислении? - наконец произнес он.
      - Ты хочешь знать, сколько лет прошло после рождения Христа?
      - Hoc ille, верно.
      - Ну... Понятия не имею. Спроси лучше у священника, чужеземец.
      Мужчина пошел дальше по своим делам, а Пэдуэй остался на месте. Прохожий его не укусил и на вопросы отвечал довольно любезно, но у Мартина подгибались колени. Похоже, что он, человек глубоко миролюбивый и спокойный, попал не в самое спокойное время.
      Так что же делать? Что вообще следует делать любому разумному человеку в подобной ситуации? Обеспечить себя кровом и найти способ существования.
      Мартин завернул в глухой переулок и тщательно изучил содержимое своих карманов. От увесистой пачки итальянских банкнот проку было не больше, чем от сломанной мышеловки за пять центов, даже меньше - мышеловку все-таки можно починить и использовать. Чеки "Америкэн Экспресс", водительское удостоверение, выданное штатом Иллинойс, ключи в кожаном чехольчике... Вся эта дребедень и гроша ломаного не стоит. Зажигалка, ручка, карандаш - это имеет какой-то смысл, пока не пересох фитиль, не исписались чернила и грифель. Часы и перочинный ножик стоят здесь, безусловно, немало, но Пэдуэю хотелось сохранить их как можно дольше.
      Он пересчитал горстку мелочи. Всего монет было двадцать, включая четыре серебряные, на общую сумму сорок девять лир и восемь чентезимо, то есть около пяти долларов. Серебряные и бронзовые монеты наверняка обмениваются. Что же касается никелевых чентезимо... Будет видно.
      Пэдуэй вновь зашагал и остановился перед заведением под вывеской "С.Дентатус, ростовщик и золотых дел мастер". Постоял немного, глубоко вздохнул и вошел в дверь.
      - Я... Вот, хотел бы поменять на местные деньги, - проговорил он, вытащив мелочь. Как обычно, ему пришлось повторить фразу дважды.
      С.Дентатус, словно жаба, которую он сильно напоминал, не мигая уставился на монеты. Потом слегка царапнул каждую заостренным инструментом.
      - Откуда они - и ты - взялись? - спросил он скрипучим голосом.
      - Из Америки.
      - Никогда не слыхал.
      - Это очень далеко.
      - Гм-м... Из чего они сделаны? Из олова?
      - Из никеля.
      - Что это такое? Какой-то чудной металл из твоей страны?
      - Hoc ille.
      - Сколько он стоит?
      У Пэдуэя мелькнула мысль назначить за монеты фантастически высокую цену, но пока он набирался смелости, С.Дентатус грубо нарушил его мечты:
      - Неважно, мне они и даром не нужны. Кто их станет покупать? А вот эти... - Ростовщик достал безмен и взвесил по отдельности серебряные и бронзовые монеты. Затем пощелкал костяшками маленького медного абака и объявил: - Чуть меньше одного солида. Ладно, дам тебе ровно солид.
      Пэдуэй не спешил отвечать. Внутренне он был готов взять то, что дают, так как терпеть не мог торговаться, да и все равно не знал, что сколько стоит. Но для поддержания престижа требовалось тщательно взвесить предложение.
      С улицы донеслись голоса, и в дверь ввалился посетитель - шумный краснолицый здоровяк в кожаных штанах и полотняной рубахе. Его огненно-рыжие усы грозно торчали в стороны, длинные волосы были собраны сзади в хвостик. Он широко улыбнулся Пэдуэю и восторженно взревел:
      - Ho, friond, habais faurthei! Alai skaljans sind waidedjans.
      "О Боже, еще один язык!" - подумал Пэдуэй.
      - Простите... Не понимаю.
      Здоровяк немного сник и перешел на латынь:
      - Глядя на твою одежду, я решил, что ты из Херсонеса. Не могу молчать, когда на моих глазах надувают такого же простого гота, как я!
      Он разразился оглушительным смехом. Пэдуэй даже вздрогнул от неожиданности; и тут же помолил Бога, чтобы никто этого не заметил.
      - Благодарю. Сколько же стоят эти монеты?
      - А сколько он тебе предложил." Пэдуэй сказал.
      - Тебя гнусно обманули! - воскликнул гот. - Ну-ка, заплати ему по справедливости, Секстус, не то ты у меня проглотишь все свое серебро. Ха-ха-ха, вот было бы забавно! С.Дентатус тяжело вздохнул.
      - Хорошо, хорошо. Полтора солида. Так можно и ноги протянуть, если каждый будет лезть не в свое дело! Пока ростовщик отсчитывал на стойке девяносто сестерций, гот спросил:
      - Ты откуда, чужестранец? Из земель гуннов?
      - Еще дальше, - ответил Пэдуэй, - из Америки. Не слыхал?
      - Признаюсь, нет. Это любопытно. Я чертовски рад, что встретил тебя, по крайней мере будет что рассказать жене. А то она уверена, что стоит мне попасть в город, как я прямиком бегу в бордель, ха-ха-ха! - Гот порылся в маленькой сумочке и вытащил массивный золотой перстень и неограненный камень. - Секстус, смотри, опять выпал... Укрепи-ка его, а? И не вздумай подменить! Когда они вышли на улицу, гот понизил голос и доверительно сообщил:
      - Сейчас я в городе по делу - на мой дом наложили заклятье.
      - Заклятье?
      - Дома мне тяжело дышать. Я хожу вот так... - Он астматически запыхтел. - А стоит выйти - все нормально!..
      - Скажи-ка, - задумчиво произнес Пэдуэй, - ты животных в доме держишь?
      - Только собак. Скотину мы, конечно, в дом не пускаем. Хотя вчера заскочил поросенок и удрал с моим ботинком. Пришлось бегать за ним по всему двору. Вот зрелище было, ха-ха-ха!
      - Не держи собак в доме и каждый день хорошенько проветривай, посоветовал Пэдуэй. - Может быть, одышка пройдет.
      - Гм-м, любопытно. В самом деле?
      - Не знаю. Некоторым тяжело дышится из-за собачьей шерсти. Попробуй,
      - И все же, думаю, это заклятье, Я перепробовал уйму средств: от лечебных снадобий до зуба святого Игнатия. Без толку! - Он чуть замялся. Не сочти за обиду, дружище... Кем ты был у себя в стране?
      Пэдуэй стал лихорадочно соображать, ища выход из тупиковой ситуации, и вдруг вспомнил о принадлежащих ему нескольких акрах земли в Иллинойсе.
      - Земледельцем, - довольно уверенно заявил он.
      - Здорово! - взревел гот, так хлопнув Пэдуэя по плечу, что Мартин едва не упал. - Я - добрая душа, но не люблю, понимаешь, знаться с людьми много ниже или выше меня по положению, ха-хаха! .. Невитта. Невитта, сын Гуммунда. Будешь проходить по Фламиниевой дороге - заглядывай. Мои земли в восьми милях отсюда к северу.
      - Спасибо. Меня зовут Мартин Пэдуэй. Где здесь можно снять приличную комнату?
      - Если бы я не собирался сорить деньгами, то выбрал бы место ниже по реке. У Виминала полно постоялых дворов. А хочешь, помогу? Мне спешить некуда. - Гот пронзительно свистнул и заорал:
      - Hermann, hiri her!
      Германн, одетый в точности как его хозяин, поднялся с мостовой и затрусил навстречу, ведя на поводу двух лошадей. При каждом шаге широкие кожаные штанины бились друг о друга, издавая громкое "хлоп-хлоп".
      - Как, говоришь, твое имя? - спросил Невитта, когда они уже целеустремленно шли по улице.
      - Мартин Пэдуэй. Попросту - Мартинус.
      Пэдуэй не хотел злоупотреблять покладистым нравом Невитты, но ему отчаянно нужна была информация. Поэтому, для приличия немного выждав, он поинтересовался:
      - Ты не подскажешь, к кому в Риме можно обратиться в случае нужды ну, там, врач, законник...
      - Конечно, подскажу! Делами чужеземцев занимается Валерий Муммий, его контора подле базилики Эмилия. Что касается лекаря, то лучше моего приятеля Лео Ваккаса никого не сыскать. Он грек, однако парень неплохой, Хотя лично я считаю, что мощи арианского святого ничуть не хуже, чем самые мудреные травы и настои.
      - Вполне вероятно, - согласился Пэдуэй, записывая имена и адреса. - А банкира посоветуешь?
      - Ростовщика? Предпочитаю не иметь с ними дела - кому охота забираться в долги? Но если уж припекло, ступай к Томасусу-сирийцу, рядом с Эмилиевым мостом. Только гляди в оба!
      - Он нечестен?
      - Томасус? Конечно, честен! Просто с ним нельзя зевать, вот и все. Эй, похоже, подходящее место. Невитта забарабанил в дверь. На пороге появился грязный нечесаный человек.
      Комната здесь действительно сдавалась - плохо освещенная, смрадная... как везде в Риме. За нее просили семь сестерций.
      - Предложи половину, - театральным шепотом произнес Невитта.
      Пэдуэй так и сделал. После долгих и скучных торгов сошлись на пяти. Невитта крепко сжал руку Пэдуэя в своей огромной красной ручище.
      - Не забудь, Мартинус, как-нибудь приходи. Я всегда рад послушать человека, который говорит на латыни еще хуже меня, хаха-ха!
      Он и Германн сели на лошадей и исчезли в конце улицы.
      Пэдуэю было жаль с ними расставаться. Но у Невитты свои дела... Мартин проводил новых знакомых взглядом и вошел в мрачный пахучий дом.
      ГЛАВА 2
      Пэдуэй проснулся рано. Во рту был неприятный привкус, в животе постоянно бурчало, словно играл оркестр кузнечиков. Возможно, все из-за ужина - не то чтобы плохого, но, безусловно, непривычного, в основном состоявшего из тушеного мяса с луком. Хозяин копоны, должно быть, немало удивлялся, почему этот странный посетитель то и дело елозит руками по столу - Пэдуэй машинально искал отсутствующие нож и вилку.
      Ночь он провел плохо - непривычно спать на постели, состоящей лишь из набитого соломой матраца; да и тот обошелся ему в лишний сестерций. Ужасный зуд поутру заставил Мартина задрать майку. Ну разумеется, красная сыпь недвусмысленно показала, что ночь он провел в конечном счете не один.
      Пэдуэй встал и умылся с мылом, купленным накануне вечером, - тогда он приятно удивился, что мыло уже вошло в обиход. Оно сильно смахивало на сгнивший тыквенный пирог, а внутри было мягкое и липкое из-за неполного гашения соды. Руки и лицо Мартина горели, будто он натер их мелкой шкуркой.
      Затем Пэдуэй предпринял попытку побриться с помощью оливкового масла и лучшей бритвы, которую могло произвести шестое столетие. Процесс оказался таким болезненным, что Мартин задумался: а может, пусть природа берет свое?
      Вот так переплет! И денег от силы на неделю... Знай он, что провалится в прошлое, непременно подготовился бы: захватил с собой энциклопедию, книги по металлургии, математике, медицине и так далее. И обязательно оружие с комплектом боеприпасов.
      Но у Пэдуэя не было ни оружия, ни энциклопедии. У него вообще ничего не было - только то, что носит современный человек в карманах. Ну и голова на плечах. На нее вся надежда.
      Необходимо найти такой способ использовать свои знания, который обеспечил бы ему приличную жизнь и при этом не доставил неприятностей. Нельзя, к примеру, просто взяться за постройку автомобиля - потребуется двести лет, чтобы произвести необходимые детали, а потом еще столько же, чтобы собрать их в единое целое. Не говоря уж о горючем.
      Утро выдалось теплым, и Пэдуэй решил оставить жилетку и шляпу в комнате. Но потом бросил взгляд на дверь с примитивным замком, из которого торчал бронзовый ключ - достаточно большой, чтобы вручать его от имени городских властей заезжим знаменитостям. Мартин не сомневался, что при желании мог бы открыть этот замок лезвием ножа. Пришлось одежду брать с собой.
      Завтракать он отправился в уже знакомую копону, украшенную огромной вывеской: "ВЕСТИ РЕЛИГИОЗНЫЕ СПОРЫ ЗАПРЕЩАЕТСЯ", и, перекусив, спросил у хозяина, как найти Томасуса-сирийца.
      - Ступай по Длинной улице до арки Константина, потом по Новой улице до базилики Юлиана, потом поверни направо на Тосканскую...
      Пэдуэй заставил хозяина повторить дважды и все равно потратил на поиски почти целое утро. Проходя мимо Ульпиевой библиотеки, он с трудом подавил в себе желание послать все к черту. Мартин любил библиотеки, обожал читать старинные манускрипты и вовсе не жаждал встречи со странным банкиром, в странной обстановке, по странному поводу... Более того, предстоящее дело нагоняло на него ужас. Но таков уж был Мартин Пэдуэй: его решимость проявлялась именно в момент наибольшего испуга. И он мрачно, целеустремленно зашагал дальше.
      Томасус-сириец занимал убогий двухэтажный домик. Негр у двери очевидно, раб - провел Пэдуэя в некое подобие гостиной. Вскоре появился и сам хозяин - лысый толстячок с катарактой на левом глазу. Банкир подобрал полы своей изрядно потрепанной тоги, сел и молвил:
      - Ну-с, молодой человек?
      - Я... - Пэдуэй сглотнул и торопливо выпалил: - Меня интересует ссуда.
      - Большая?
      - Точно пока не знаю. Я хотел бы начать новое дело и должен сперва прощупать рынок: цены, спрос и все остальное.
      - Ты хочешь начать новое дело? В Риме? Гм-м-м... - Томасус потер ладони. - Что можешь дать в залог?
      - Ничего.
      - Ничего?
      - Я предлагаю тебе рискнуть,
      - Но... но любезный, неужели ты никого в городе не знаешь?
      - Знаю только одного фермера-гота - Невитту, сына Гуммунда. Он меня сюда и послал.
      - А, Невитта... Да, я с ним знаком. Он готов за тебя поручиться?
      Пэдуэй задумался. Невитта, несмотря на свою душевную щедрость, не производил впечатление человека, щедрого на деньги.
      - Нет, - признался Мартин. - Вряд ли.
      Томасус закатил глаза к потолку.
      - Ты слышишь, о Боже? Вваливается какой-то варвар, едва лепечущий по латыни, набирается смелости заявить, что у него нет ни ценностей в обеспечение, ни поручителя, и нагло просит у меня ссуду! Господи, да где это слыхано?
      - Я постараюсь тебя убедить, - вставил Пэдуэй.
      Томасус сокрушенно покачал головой и зацыкал зубом.
      - Чем у тебя в избытке, так это самомнения, молодой человек. Как, говоришь, твое имя? - Пэдуэй повторил то, что сказал Невитте.
      - Ладно, выкладывай свою идею.
      - Ты правильно изволил заметить, - начал Мартин, надеясь, что говорит, должным образом сочетая почтение и чувство собственного достоинства, - я чужеземец и только накануне прибыл из Америки. Это очень далекая страна, и люди, разумеется, живут там совсем иначе, чем в Риме. Если ты поможешь мне в производстве некоторых предметов нашего обихода, которые здесь неизвестны...
      - Боже! - вскричал Томасус, трагически воздев руки. - Ты слышишь, Боже(TM) Он не хочет, чтобы я поддержал его в каком-нибудь благоразумном, серьезном деле, о нет! Он самонадеянно хочет развернуть производство каких-то новомодных штучек, о которых никто и слыхом не слыхивал! .. Совершенно исключено, Мартинус, я и думать об этом не стану. А что ты имел в виду?
      - У нас есть напиток, который делают из вина, - бренди. Полагаю, он будет пользоваться здесь успехом.
      - Какое-то варварское пойло? Нет, мне и в голову не придет рассматривать такое предложение! Хотя я согласен, Риму отчаянно не хватает многих товаров. С тех пор, как столицей объявили Равенну, в городскую казну перестали поступать государственные налоги. Рим неудачно расположен, он никому, в сущности, не нужен. Но где искать помощи? Никого не допросишься, Король Теодохад все время только стихи пишет. Тоже мне, поэт! ..
      Пэдуэй потихоньку начал вспоминать что-то из римской истории шестого века.
      - Кстати о Теодохаде... Королева Амаласунта еще не убита?
      - Как же! - Томасус бросил на Мартина подозрительный взгляд. - Убита. Прошлым летом.
      Это означало, что Юстиниан, "римский" император Константинополя, вскоре предпримет успешную и роковую попытку вновь завоевать Италию для империи.
      - Но почему ты задаешь такой странный вопрос." - продолжил Томасус.
      - Можно... можно мне сесть ? - пролепетал Пэдуэй и рухнул на скамью. Колени его дрожали. До сих пор происходящее казалось ему каким-~о хитрым, нереальным маскарадом. Собственный вопрос об убийстве королевы Амаласунты, помог осознать наконец весь ужас, всю опасность существования в этом мире.
      - И все же, чужеземец, почему ты задал такой странный вопрос?
      - Странный? - невинно удивился Пэдуэй, сообразив, где допустил ошибку.
      - Ты спросил, не убита ли она гидре. Словно наперед знал ее судьбу. Ты прорицатель?
      Пэдуэй вспомнил совет Невитты глядять в оба. Да, Томасусу палец в рот не клади!
      - Не совсем... - Он пожал плечами. - Я еще прежде слышал, будто бы между двумя готскими правителями пробежала кошка, и Теодохад не прочь избавиться от соперницы. Ну... мне просто интересно, чем это кончилось, вот и все.
      - Удивительная были женщина, - произнес сириец. - И недурна собой, даже в сорок лет. Ее утопили в собственной ванне. Лично я думаю, что нашего слюнтяя подзуживала его жена, Гуделинда. У самого Теодохада духу бы не хватило.
      - Может, она ревновала, - словно оправдываясь, предположил Мартин. Так как насчет изготовления этого, как ты выразился, варварского пойла?..
      - Что? Вот упрямец! Совершенно исключено, В Риме надо вести дело очень деликатно - не то что в каком-нибудь новом городе. Вот в Константинополе... - Томасус вздохнул, - Где легко разбогатеть - так это на востоке. Но я не хотел бы там жить. Благодаря стараниям Юстиниана у еретиков, как он их называет, там слишком много хлопот. Между прочим, какой ты веры?
      - А ты? Хотя мне, разумеется, все равно.
      - Я несторианин.
      - Что ж, - осторожно произнес Пэдуэй, - а я принадлежу к конгрегационалистам, - Это было весьма далеко от истины, но Мартин полагал, что агностицизм вряд ли популярен в помешавшемся на религии древнем Риме. - Практически то же несторианство... Так вот, о производстве бренди...
      - Не может быть и речи, молодой человек! Просто немыслимо! Что тебе нужно для начала?
      - Большой медный котел и медная трубка, а также вино как исходный материал. Ну и помощников - быстрее дело пойдет.
      - Нет, риск слишком велик. Извини.
      - Послушай, Томасус, а если я покажу тебе, как вдвое сократить время на ведение банковских книг?
      - Ты что, математический гений?
      - Нет, но у меня есть система, и я могу обучить твоих людей.
      Томасус закрыл глаза, словно левантинский Будда.
      - Ну, если тебе нужно не больше пятидесяти солидов...
      - Бизнес - всегда риск, ты же знаешь.
      - В том-то и беда... Хорошо, согласен. Если твоя система действительно так хороша.
      - Под какой процент? - спросил Мартин.
      - Как обычно. Три процента.
      Пэдуэй был поражен. Потом он осведомился:
      - Три процента... за какой срок?
      - В месяц, разумеется.
      - Слишком много!
      - А чего же ты хочешь?
      - У меня на родине шесть процентов годовых - это уже немало.
      - Чтобы я ссудил деньги под такой процент?! Ты слышишь, Господи? Тебе бы жить среди диких саксов... Но ты мне нравишься. Для тебя - двадцать пять процентов в год.
      - Все равно много. Я мог бы подумать о семи с половиной.
      - Разбой!.. Меньше двадцати и речи быть не может.
      - Нет. В крайнем случае девять.
      - Увы, мы не договоримся. А жаль - с тобой интересно иметь дело. Пятнадцать.
      - Исключено, Томасу". Девять с половиной.
      - О Господи, ты слышал?! Он хочет меня разорить!.. Уходи, Мартинус, ты зря тратишь время, Больше никаких уступок с моей стороны. Двенадцать с половиной.
      - Десять.
      - Да понимаешь ли ты латынь?! Все, молодой человек, до свиданья, приятно было познакомиться. - Когда Пэдуэй встал, банкир шумно втянул сквозь зубы воздух, будто его смертельно ранили, и проскрежетал: Одиннадцать.
      - Десять с половиной.
      - Сделай одолжение, открой, пожалуйста, рот... Нет, ты все-таки человек. Я думал, может, у тебя акульи челюсти. Или клыки... Ну, ладно. Щедрость и доброта меня когда-нибудь погубят. А теперь давай посмотрим твою счетную систему.
      Часом позже три раздраженных писаря сидели напротив Пэдуэя и смотрели на него - один с удивлением, другой с настороженностью, а третий с неприкрытой ненавистью, Мартин только что закончил операцию деления с арабскими цифрами, в то время как служащие, используя римские, едва начали бесконечный процесс "проб и ошибок", которого требовала их система. Пэдуэй перевел свой ответ снова в римские цифры, записал их и показал Томасусу. Прошу. Пусть кто-нибудь проверит: перемножит делитель на частное. А их возню можно прекращать - всю ночь просидят.
      Служащий средних лет, тот, кто глядел на Мартина с явной враждебностью, списал цифры и мрачно стал проверять. В конце концов закончив, он отшвырнул перо.
      - Этот человек - колдун! Он проводит все вычисления в уме, а свои глупые пометки делает, чтобы нас запутать.
      - Вовсе нет, - возразил Пэдуэй любезно. - Я могу научить тому же и вас.
      - Чтобы я брал уроки у длинноштанного варвара?! Да я... - Но тут его оборвал Томзсус, приказав без пререканий делать, что велено. - Я свободный римский гражданин, - ощерился служащий, - и двадцать лет веду конторские книги. Если тебе нужен холуй для этой дьявольской системы, купи какого-нибудь трусливого раба-грека! С меня достаточно!
      - Посмотри, что ты натворил! - жалобно вскричал Томасус, когда служащий схватил свой плащ и с шумом выскочил за дверь. - Теперь мне придется нанимать другого, а при нынешнем дефиците работников...
      - Ничего, - успокоил Пэдуэй. - Двое оставшихся, освоив американскую арифметику, легко управятся за троих. И это еще не все. У нас есть так называемая двойная бухгалтерия, которая позволяет в любое время знать свое финансовое положение, гарантирует от ошибок...
      - Ты слышишь, Господи? Он хочет перевернуть все банковское дело! .. Пожалуйста, не торопись, Мартинус, иначе ты сведешь меня с ума! Дам я тебе ссуду, куплю оборудование, только не вываливай на меня все свои новейшие методы сразу! - Томасус передохнул и продолжил уже более сдержанно: - Что это за браслет, на который ты иногда поглядываешь?
      Пэдуэй показал свое запястье.
      - Своего рода солнечные часы, только переносные.
      - Часы? Гм-м... Попахивает магией. А ты в самом деле не колдун'? - Он нервно рассмеялся.
      - Нет-нет, - заверил Пэдуэй. - Это простое механическое устройство, вроде... вроде солнечных часов.
      - Ах, вот как, понимаю... Но зачем стрелочка, показывающая шестидесятые доли часа? Кому в здравом уме понадобится знать время с такой точностью?
      - На моей родине это считается полезным.
      - Что ж, другие края, другие нравы... А может, ты дашь сейчас моим ребятам урок этой самой американской арифметики? Покажешь нам, что она и впрямь так хороша, как ты утверждаешь?
      - Ладно. - Пэдуэй взял дощечку, нацарапал на воске цифры от 1 до 9 и растолковал их значение. - Теперь подходим к самому главному. - Он начертил кружок. - Этот знак обозначает "ничто". Младший писарь поскреб затылок.
      - Ты хочешь сказать, что этот символ не имеет значения? Какой же от него прок?
      - Я не говорил, что он не имеет значения. Он обозначает "ноль" остаток при вычитании, к примеру, двух от двух.
      Старший писарь скептично хмыкнул.
      - Не вижу смысла. Какая польза от символа, обозначающего то, чего не существует?
      - Но слово-то для этого есть! И оно ведь нужно!
      - Положим, - согласился старший писарь. - Но мы не используем "ничего" в наших вычислениях. Где это слыхано, чтобы ссуду давали под ноль процентов? Или брали в аренду дом на ноль недель?
      - Может быть, - ухмыльнулся младший, - уважаемый господин подскажет нам, как получить доход от нулевой торговли...
      - Чем меньше будете меня перебивать, тем раньше я закончу объяснение! - рявкнул Пэдуэй. - Скоро вы поймете смысл знака "ноль".
      На основные правила сложения ушел час. Потом Мартин объявил служащим, что на сегодня достаточно - пусть практикуются самостоятельно. На самом деле он просто выдохся. По натуре Пэдуэй говорил очень быстро, и необходимость продираться через латынь слог за слогом доводила его до безумия.
      - Весьма изобретательно, Мартинус, - льстиво сказал банкир.
      - А теперь всерьез о ссуде. Ты, конечно, не думаешь, что мы сойдемся на такой смехотворно низкой цифре, как десять с половиной процентов...
      - Еще как думаю! Мы же условились!
      - Ну, Мартинус! Я говорил, после того, как мои служащие освоят американскую систему, я рассмотрю возможность ссуды под такой процент. А до тех пор разбрасываться деньга...
      Пэдуэй вскочил как ужаленный.
      - Ты... ты тот, кто обманывает... О, как по латыни жулик? Если ты немедленно...
      - Не горячись, мой юный друг. В конце концов, мои мальчики уже все поняли, теперь они справятся сами. Так что можешь...
      - Ладно, пускай справляются сами. А я найду другого банкира и обучу его служащих полностью: вычитание, умножение, деле...
      - Опомнись! - возопил Томасус. - Нельзя же разносить секрет по всему Риму! Это несправедливо по отношению ко мне!
      - Нельзя?! Посмотрим! Да я на этом обучении еще и заработаю! Если ты думаешь...
      - Мартинус, Мартинус! Давай не будем принимать поспешных решений! Вспомни, что говорил Христос о долготерпении. Я сделаю тебе особую уступку, так как ты начинаешь новое дело...
      Пэдуэй получил ссуду под десять с половиной процентов. И, скрепя сердце, дал слово не раскрывать секрета до ее погашения.
      Медный котел Мартин купил в лавке старьевщика - по крайней мере, так он назвал про себя это заведение. Однако никто никогда не слышал о медных трубках; После того, как они с Томасусом обошли всех скобяных торговцев в городе, Пэдуэй занялся медниками. Те тоже слыхом не слыхивали о медных трубках. Правда, некоторые вызвались изготовить желанный предмет на заказ - по астрономическим ценам.
      - Мартинус! - взмолился банкир. - Мы прошагали миль пять, мои бедные ноги не выдерживают! Не сгодится ли тебе свинец? Его у нас сколько хочешь!
      - Сгодился бы, если бы не одно "но", - сказал Пэдуэй. - Мы отравим всех своих клиентов. А это может создать нам дурную репутацию.
      - Так или иначе, дело не двигается!
      Пэдуэй задумался под пристальными взглядами Томасуса и Аякса, раба-негра, который нес котел.
      - Найти бы сноровистого подручного... Как у вас нанимают работников?
      - Никак, - отрезал Томасус. - Совершенно случайно. Можно купить раба - но у тебя не хватит денег, а я не пойду на такое рискованное вложение. К тому же потребуется опытный надсмотрщик, чтобы заставить раба работать по-настоящему.
      - А может, повесим у тебя над дверью вывеску: есть, мол, вакансия для мастеровою.
      - Что?! - воскликнул банкир. - Ты слышишь, Господи? Сперва он выманивает у меня деньги, а теперь хочет обезобразить мой дом! Неужто нет предела...
      - Не надо так волноваться, Томасус. Вывеска будет небольшой и очень красивой. Я нарисую ее сам. Ты же заинтересован в успехе моего предприятия?
      - Ничего не выйдет. Опоганить жилище, унизить себя физическим трудом... И все равно большинство работников не умеют читать. Нет-нет-нет, даже не заговаривай об этом! А какого размера должна быть вывеска?
      Вечером Пэдуэй едва добрался до постели. Пути назад, в родное время, не было. Никогда больше ему не изведать прелестей "Американского журнала археологии", Микки Мауса, теплого ватерклозета, разговора на простом, богатом, выразительном английском языке...
      Пэдуэй нашел работника на третий день после знакомства с Томасусом смуглого хвастливого и нахального маленького сицилийца по имени Ганнибал Сципио.
      Тем временем он снял полуразвалившийся дом на Квиринале, перенес туда весь свой нехитрый скарб и купил тогу, чтобы носить поверх брюк и не так бросаться в глаза. Взрослые редко обращали на него внимание в этом разношерстном городе, зато детишки преследовали Мартина буквально по пятам, с громкими криками бегая за ним по улицам. Он потребовал, однако, вшить в тогу просторные карманы - несмотря на протесты оскорбленного портного, не желавшего портить добротную элегантную одежду дьявольскими нововведениями.
      Пэдуэй обстругал деревяшку и показал Ганнибалу Сципио, как обмотать ее полосками меди. Ганнибал немедленно заявил, что знает о пайке абсолютно все. Но, когда Пэдуэй попробовал согнуть трубку для дистиллятора, швы сразу полопались. После этого самоуверенности у Ганнибала чуть поубавилось - на некоторое время...
      Пэдуэй с тревогой ждал великого дня первого выхода дистиллята. Согласно теории Танкреди на древе времени должна образоваться новая ветвь. Но вдруг профессор ошибается? Вдруг какие-то действия Пэдуэя столь разительно изменят курс истории, что само его рождение в 1908 году станет невозможным, и Мартин попросту исчезнет?
      - Разве не нужно прочитать заклинание или что-нибудь в этом духе? спросил Томасус-сириец.
      - Нет, - отрезал Пэдуэй. - Я уже трижды говорил, что волшебство тут ни при чем.
      Впрочем, в душе он понимал ростовщика: ночной поход в старый полуразвалившийся дом, загадочная громоздкая аппаратура, неверный свет масляных ламп, опасливо замершие Ганнибал Сципио и Аякс... Негр, страшно оскалив зубы и выпучив глаза, смотрел на перегонную установку так, будто ожидал, что из нее вот-вот полезут демоны.
      - Не быстро дело идет, а? - промолвил Томасус, нервно потирая мясистые ладони. Его поблескивающий здоровый глаз не отрывался от трубки, из которой капала желтоватая жидкость.
      - Пожалуй, достаточно. - Пэдуэй велел Ганнибалу снять котелок и перелить содержимое приемной емкости в бутылку. Потом плеснул из бутылки в маленькую чашку, принюхался и сделал глоток. Да, отнюдь не высший класс, но определенно бренди.
      - Будешь? - предложил он ростовщику.
      - Сперва пусть выпьет Аякс,
      Аякс попятился, вытянув перед собой руки.
      - Хозяин, умоляю... Негр выглядел таким испуганным, что Томасус не настаивал.
      - Ганнибал, а ты? Капельку!
      - Нет, спасибо. Я бы с удовольствием, но у меня слабый желудок - от всякого пустяка расстройство. Если мы закончили, может, пойдем домой? Признаюсь, меня тянет ко сну. Ганнибал театрально зевнул. Пэдуэй отвернулся от него и сделал еще один глоток.
      - Ну, - рискнул.Томасус, - если ты уверен, что мне это не повредит, я, пожалуй, попробую. Он пригубил из чашки и закашлялся.
      - Боже всемогущий, Мартинус, из чего сделаны твои внутренности?! Это же сущий огонь! - Но когда кашель успокоился, на его лице появилось блаженное выражение. - Зато по телу тепло разливается! - с наивной радостью отметил банкир и одним глотком осушил чашку.
      - Эй, потише, - посоветовал Пэдуэй. - Это не вино.
      - За меня не беспокойся. Я никогда не пьянею. Пэдуэй налил ему еще и сел.
      - Объясните мне одну вещь, в которой я никак не могу разобраться. У меня на родине отсчет лет ведут с рождества Христова. А когда я приехал, мне сказали, что сейчас идет тысяча двести восемьдесят восьмой год со дня основания Города. За сколько же лет до рождения Христа был основан Рим? Я запамятовал. Томасус снова приложился к чашке и задумался.
      - За семьсот пятьдесят четыре... нет, за семьсот пятьдесят три. Значит, сейчас пятьсот тридцать пятый год со дня рождения нашего Господа. Это по церковной системе. Готы называют его вторым годом правления Теодохада, а византийцы первым годом консульства Флавия Велизария. Или каким-то годом юстинианской империи... Да, запутаться немудрено. - Сириец зажмурился и сделал еще один глоток. - Замечательный напиток! Тебя ждет успех, Мартинус.
      - Спасибо. Надеюсь.
      - Да, замечательный... Конечно, успех! Как же иначе? Большой успех. Ты слышишь меня, Господи? Проследи, чтобы моего друга Мартинуса ждал большой успех... Я вмиг распознаю человека, которого ждет успех. Годами их подбирал. Поэтому и мои дела идут успешно. Успех, успех. Выпьем за успех. Блестящий успех. Знаешь, Мартинус, а давай пойдем куда-нибудь! Грех пить за успех в такой развалюхе. Есть тут одно уютное местечко с музыкой... Сколько у нас еще бренди? Отлично, бери всю бутылку. "Уютное местечко" оказалось в театральном районе, на северном склоне Капитолийского холма. Музыку обеспечивала молодая женщина, жалобно дергавшая за струны арфы и тянувшая песни на калабрийском диалекте, который денежные клиенты находили очень забавным.
      - Давай выпьем за... - Томасус в тридцатый раз начал говорить "успех", но вдруг замолчал и посерьезнел. - Знаешь, Мартинус, придется купить этого паршивого вина, иначе нас отсюда вышвырнут. Твой божественный напиток можно смешивать с вином? - Заметив выражение лица Пэдуэя, банкир поспешно добавил: - Не волнуйся, дружище, - за мой счет! Могу я хоть раз отдохнуть?! Все не- досуг - семья, работа... - Томасус подмигнул и щелкнул пальцами, подзывая официанта. Выполнив необходимую процедуру, он извинился: - Одну секунду, Мартинус, я вижу человека, который должен мне крупную сумму денег. Сейчас приду. - И, пошатываясь, направился в другой конец помещения.
      К Пэдуэю неожиданно обратился мужчина за соседним столиком:
      - Что это ты пьешь со своим одноглазым стариком?
      - Так, чужеземное вино, бренди называется.
      - Ага, значит, ты издалека? Я сразу понял, по твоему акценту. Собеседник Мартина, с густыми и очень черными бровями, задумчиво наморщил лоб. - Знаю, ты из Персии.
      - Не совсем, - сказал Пэдуэй. - Моя родина еще дальше.
      - В самом деле? И как тебе Рим?
      - Я просто в восторге, - ответил Пэдуэй.
      - Ты еще ничего не видел, - снисходительно заметил бровастый. - То ли дело до прихода готов! - Он таинственно понизил голос: - Ничего, последнее слово будет за нами!
      - А тебе готы не нравятся?
      - Конечно, после таких-то гонений!
      - Гонений? - удивился Пэдуэй.
      - Религиозных, - пояснил собеседник. - Долго мы их не потерпим.
      - Я думал, готы позволяют всем свободно исповедовать свою веру.
      - То-то и оно! И мы, ортодоксы, вынуждены покорно сносить, как на наших глазах всякие ариане, несториане и монофизиты спокойно совершают свои грязные обряды, будто они хозяева в этой стране! Если это не гонения, то как же это, по-твоему, называется?!
      - То есть, по-вашему, вы подвергаетесь религиозным преследованиям, потому что еретики им не подвергаются?
      - Ну конечно, разве не ясно? Мы не потерпим... Между прочим, чужеземец, а ты-то какой веры придерживаешься?
      - Я конгрегационалист, - ответил Пэдуэй. - У меня на родине так зовутся ортодоксы.
      - Гм-м-м. Ничего, мы еще сделаем из тебя настоящего католика. Пока ты не из числа несториан...
      - Это кто тут смеет чернить несториан? - К столику незаметно вернулся Томасус. - Мы единственные, кто логически верно понимают природу Сына как человека, в коем Отец...
      - Чушь! - рявкнул бровастый. - Бредни доморощенных теологов! Лишь наши взгляды истинны, ибо двойственная природа Сына многократно подтверждена...
      - Все вы безумцы! - вмешался высокий мужчина с песочными волосами, голубыми печальными глазами и гортанным акцентом. - Мы, ариане, люди благоразумные и терпимые. Но если желаете знать истинную природу Сына...
      - Ты гот? - перебил бровастый.
      - Нет, вандал, ссыльный из Африки. Я вам растолкую. - Светловолосый растопырил пятерню. - Либо Сын был человеком, либо Он был Богом, либо кем-то посредине. Ну, совершенно ясно, что Он не был человеком. Однако Бог только один, значит Он не был и Богом. Следовательно...
      Затем события стали развиваться так быстро, что Пэдуэй не мог за ними уследить. Бровастый вскочил и как одержимый что-то нечленораздельно заорал, внятно произнося лишь термин "вонючие еретики". Светловолосый не остался в долгу, и вскоре кричали уже со всех концов помещения:
      - Кончай его, варвар!
      - Это страна ортодоксов! Кому не нравится, пусть убираются туда, откуда... - ...гнусные выдумки о двойственной природе! Мы, монофизиты...
      - Я якобит и запросто уложу любого, кто...
      - Вышвырнем отсюда всех еретиков!
      В воздухе засвистело, и Пэдуэй едва увернулся от кружки. Когда он осмелился вновь поднять голову, комната превратилась в сплетение рук и ног. Бровастый держал якобита за волосы и молотил ею лицом о стол. Светловолосый ревел боевую песнь вандалов и размахивал деревянной скамьей. Пэдуэй пихнул какого-то ревнителя ортодоксальности; на его месте появился другой и немедленно пихнул Пэдуэя. Потом их захлестнул поток тел.
      Пока Мартин, словно рвущийся к поверхности воды ныряльщик, пробивался сквозь толщу вопящей и брыкающейся человеческой плоти, кто-то ухватил его за ногу и попытался откусить полступни, Так как Пэдуэй был в надежных, практически неснашиваемых английских башмаках, нападающий ничего не добился. Тогда он переместил свою атаку на лодыжку Пэдуэя. Мартин взвизгнул от боли и саданул обидчику коленом в лицо.
      Еретики оказались в меньшинстве. Ряды их быстро таяли по мере того, как побитых выбрасывали за дверь. Пэдуэй заметил сверкнувшее лезвие и понял, что ему давно пора спать. Будучи человеком нерелигиозным, он меньше всего хотел положить жизнь за единую, двойственную или любую другую природу Бога-сына.
      Томасус-сириец укрывался под столом. Когда Пэдуэй попробовал его оттуда вытащить, банкир в ужасе вскричал и ухватился за ножки с такой тоской и отчаянием, словно стол был женщиной, а он сам - моряком, шесть месяцев не видевшим суши.
      Светловолосый вандал все еще яростно размахивал скамьей, и Пэдуэй окликнул его. Перекрыть стоявший шум было невозможно, но Мартин выразительно показал на дверь. Через несколько секунд путь был очищен. Все трое вывалились наружу, прорвались сквозь собравшуюся толпу и бросились наутек. Раздавшийся вслед истошный вопль заставил их бежать еще быстрее, пока они не поняли, что это кричит пустившийся вдогонку Аякс.
      Наконец они уселись на лавочке в парке на краю Марсова поля, недалеко от Пантеона, где Пэдуэй впервые увидел постимперский Рим. Едва отдышавшись, банкир запричитал:
      - Мартинус, почему ты позволил мне пить это адское зелье? О, моя голова! Если бы я не был пьян, разве ввязался бы я в религиозный спор?
      - Я советовал тебе не налегать, - напомнил Пэдуэй, - однако...
      - Знаю, знаю. Но ты обязан был остановить меня - в крайнем случае силой! Несчастная моя голова! Что скажет жена";.. Видеть больше не желаю твое варварское пойло! Кстати, а где бутылка?
      - Потерялась в суматохе. Но мы и так уже все выпили, - Пэдуэй повернулся к вандалу. - Я должен поблагодарить тебя за наше счастливое спасение.
      Светловолосый мрачно пожевал ус.
      - Пустяки. Религиозные склоки - недостойное занятие для порядочных людей. Позвольте представиться: Фритарик, сын Стайфана. - Он говорил медленно, иногда задумываясь в поисках нужного слова. - Некогда я был человеком достойным, из' знатного рода... Теперь же - всего лишь бедный скиталец. Жизнь уготовила мне одни только тяготы и страдания. - В лунном свете блеснула, сползая по щеке, крупная слеза.
      - Ты, кажется, вандал?
      Фритарик вздохнул, как пылесос. - До прихода греков мое поместье считалось лучшим в Карфагене! После бегства Гелимера и роспуска армии я попал в Испанию, а в прошлом году пришел сюда.
      - Чем же ты занимаешься?
      - Увы, сейчас ничем. Еще буквально на днях я был телохранителем у римского патриция. Подумать только, благородный вандал служит телохранителем! Но хозяин вознамерился сделать из меня ортодокса. Этого, с глубоким достоинством произнес Фритарик, - я допустить не мог. И вот результат. Когда закончатся деньги, не знаю, что со мной будет. Возможно, я покончу с собой. Никто и слезинки не прольет. - Он еще раз тяжело вздохнул и продолжил: - Не нужен случайно хороший, надежный телохранитель? - Пока нет, - ответил Пэдуэй, - хотя через несколько недель... Ты не мог бы до тех пор повременить с самоубийством?
      Фритарик пожал плечами.
      - Все зависит от обстоятельств, Я совершенно не умею экономить деньги. Человеку знатного рода они ни к чему. Не знаю, увидите ли вы меня живым... - Он грустно прикрыл глаза рукой.
      - О, ради Бога! - воскликнул Томасус. - В Риме занятие можно найти без труда.
      - Нет, - трагически молвил Фритарик. - Тебе не понять, друг.' Моя честь не идет на уступки. Да и жизнь уготовила мне одни лишь тяготы и страдания. Значит, говоришь, через несколько недель? .. - обратился он к Пэдуэю. Мартин кивнул. - Хорошо, дружище. Скорее всего, к тому времени я буду лежать в могиле, но если нет, то обязательно загляну.
      ГЛАВА 3
      Через пять дней Пэдуэй не только не исчез бесследно в пучинах альтернативной истории, но и радовался длинному ряду бутылок на полке, а также состоянию своих финансов. Считая пять солидов месячной ренты за дом, шесть солидов, ушедших на аппарат, плату Ганнибалу и собственные расходы, оставалось еще больше тридцати одолженных солидов.
      - Почем ты собираешься продавать свой товар? - спросил Томасус.
      - Бренди, безусловно, предмет роскоши. Если бы его взял какой-нибудь приличный ресторан, то, на мой взгляд, не грех просить по два солида за бутылку. По крайней мере до тех пор, пока мой секрет не откроют и не появятся конкуренты.
      Томасус, бодро потирая руки, расплылся в широкой улыбке.
      - Если так пойдут дела, ты уже через неделю сможешь вернуть мне долг вместе с процентами! .. Впрочем, я не тороплю. Похоже, за тобой не пропадет. Есть у меня на примете один ресторан - как раз то, что нужно.
      Пэдуэй вообразил себе предстоящий торг с ресторатором и похолодел,
      - Как с ним разговаривать? Понятия не имею о ваших римских приемах ведения бизнеса.
      - Ничего. Он не откажет - задолжал мне крупную сумму и опаздывает с выплатой процентов. Я вас познакомлю.
      Все вышло, как обещал банкир. Владелец ресторана, плешивый толстяк по имени Гай Аттий, сперва, правда, заартачился, но, продегустировав образчик товара, заметно подобрел. Томасусу лишь дважды пришлось спросить Господа, слышит ли Он, прежде чем Аттий согласился на запрошенную цену.
      Выходя из ресторана, Пэдуэй сиял от радости, чувствуя приятную тяжесть в карманах.
      - Знаешь, - предложил Томасус, - раз в доме завелись деньги, не лишним, пожалуй, будет нанять того вандала.
      Поэтому когда Ганнибал Сципио доложил: "Хозяин, у дверей ошивается какой-то смурной долговязый тип, спрашивает тебя", Мартин велел его впустить и, не раздумывая, взял к себе на службу.
      Вопрос Пэдуэя, посредством какого оружия он собирается осуществлять свои функции, Фритарика явно смутил. Вандал пожевал ус и наконец молвил:
      - У меня был славный меч, но, чтобы избежать голодной смерти, его пришлось заложить, Это все, что стояло между мной и холодной могилой. Впрочем, коли суждено...
      - Оставь, пожалуйста, свои могильные разговоры, - оборвал Пэдуэй, - и скажи, сколько тебе надо, чтобы его выкупить.
      - Сорок солидов.
      - Ого! Он у тебя из золота, что ли?
      - Нет, из доброй дамасской стали и рукоятка украшена каменьями. Это все, что сохранилось от моего замечательного поместья в Африке, Ты не представляешь, какое чудесное...
      - Ладно, ладно! - вскричал Мартин. - Ради всего святого, прекрати стенать! Вот пять солидов - купи себе оружие. Деньги вычту из твоей зарплаты. А если хочешь набрать на свой драгоценный ножик для сыра экономь и копи.
      Через два часа Фритарик вернулся с подержанным мечом.
      - Лучшее, что можно достать за деньги, - объявил он. - Торговец клялся, что это дамасская сталь, но клеймо на клинке - фальшивка, сразу видно. Местная сталь чересчур мягка, однако придется довольствоваться этим. В моем прекрасном поместье в Африке...
      Пэдуэй осмотрел оружие - типичный римский меч шестого века, обоюдоострый, напоминающий шотландский палаш, только без замысловатой чашки. Заметил Мартин и то, что Фритарик, сын Стайфана, не утратив скорбного вида, все же будто расправил плечи и обрел уверенную походку. Очевидно, без меча он чувствовал себя словно голым.
      - Готовить умеешь? - спросил Пэдуэй.
      - Ты нанял телохранителя, а не стряпуху, хозяин. Моя честь...
      - Пустяки, старина. Я готовлю себе сам, и моя честь от этого не страдает; просто жаль времени. Ну, отвечай!
      Фритарик пожевал ус.
      - В общем, да.
      - Например?
      - Например, бекон.
      - Что еще?
      - Больше ничего. Доброе мясо с кровью - вот пища воина. Терпеть не могу эту зелень, которую уплетают римляне.
      Пэдуэй вздохнул. На такой несбалансированной диете недолго и ноги протянуть...
      Томасус нашел ему служанку, которая готовила, стирала и убирала за смехотворно малую плату. Служанку звали Джулия. Родом из провинции, двадцати лет, темноволосая, коренастая и обещавшая со временем чудовищно раздаться вширь, она постоянно носила бесформенный балахон из цельного куска материи и задорно шлепала по дому босыми ногами, сверкая огромными, далеко не чистыми пятками. Порой Джулия выпаливала какую-нибудь шутку на апулийском диалекте, которую Пэдуэй не мог понять, и закатывалась от смеха. Работала она усердно, но Мартину приходилось всему учить ее с азов. Когда он впервые в целях дезинфекции окуривал дом, девушка чуть с ума не сошла от страха и, почуяв едкий запах двуокиси серы, выбежала на улицу, истерически вопя что-то о пришествии Сатаны.
      На пятое воскресенье своего пребывания в древнем Риме Пэдуэй позволил себе отдохнуть. Весь месяц он ни днем ни ночью не знал покоя: помогал Ганнибалу, носил корзины с бутылками и, между прочим, торговался с назойливыми рестораторами, чьи клиенты прослышали о замечательном напитке. Когда в экономике царит дефицит, отметил Пэдуэй, не надо заботиться о качестве - был бы товар! Он уже подумывал еще об одном займе у Томасуса на новый аппарат, только на этот раз сделанный не из отбитых молотками неровных полосок меди, а из пропущенных через прокатные валки листов.
      Однако сейчас, смертельно устав от самогонном бизнеса, Мартин страстно мечтал развлечься, то есть посидеть в Ульпиевой библиотеке, Глядя на себя в зеркало, Пэдуэй думал, что внутренне он совсем не изменился: все так же не любит торговаться и орать на прохожих. Но внешне... Никто из былых знакомых теперь бы ею не узнал. Пэдуэй отпустил короткую рыжеватую бородку - отчасти оттого, что никогда в жизни не брился опасной (и тупой!) бритвой; отчасти же оттого, что всегда втайне мечтал о бороде, полагая, что при этом не так выделялся бы его крупный, хотя, безусловно, благородный нос.
      Он подобрал себе далматику - византийского стиля длинную тунику с широкими рукавами. Брюки от твидовом костюма придавали ему вид несколько нелепый, но щеголять в модных коротких штанах в преддверии наступающей зимы Мартин не хотел. Наряд завершал плащ из грубой шерсти - попросту большое квадратное одеяло с дырой для головы. Нашлась и старушка, которая связала носки и нижнее белье.
      В общем и целом Пэдуэй был весьма доволен собой и благодарил судьбу, сведшую его с Томасусом. Сириец оказывал ему большую помощь.
      К библиотеке Мартин подходил с тем же сладостным трепетом в груди, с каким юноша ждет встречи с возлюбленной. И не остался разочарован. Он едва не заплакал от нахлынувших чувств, когда, бросив первый беглый взгляд на полки, увидел "Историю Вавилонии" Бероса, все работы Ливия, "Покорение Британии" Тацита и полный вариант "Истории готов" Кассиодора. Ради знакомства с этими рукописями не один историк двадцатого века с радостью совершил бы убийство. На несколько минут Мартин просто растерялся, застыв подобно пресловутому ослу меж двух стогов сена. Затем с душевными муками все же сделал выбор, посчитав Кассиодора более актуальным. Он вытащил толстенные фолианты и сел за столик.
      Это была тяжелая работа - даже для человска, свободно владеющего латынью. Но невероятное многословие и вычурность стиля не беспокоили Пэдуэя - он искал факты.
      - Прошу прощения, господин, - неожиданно раздался голос библиотекаря, - высокий варвар с песочными усами - не твой человек?
      - Вероятно, - сказал Мартин. - А что?
      - Он заснул в Восточном отделе и так громко храпит, что читатели жалуются.
      - Я разберусь, - пообещал Пэдуэй и пошел будить Фритарика. - Разве ты не умеешь читать?
      - Нет, - безыскусно ответил вандал. - Зачем? В моем замечательном поместье в Африке...
      - Да-да, знаю, старина. Но тебе придется либо учиться грамоте, либо храпеть на улице.
      Фритарик сделал выбор незамедлительно и, обиженно ворча на восточно-германском диалекте, удалился. У Пэдуэя сложилось впечатление, что его телохранитель весьма невысоко ценит образование.
      За столиком Мартина, листая Кассиодора, сидел представительный пожилой итальянец, одетый просто и в то же время очень элегантно.
      - Прошу прощения. Я хотел осведомиться, не прочитана ли эта книга.
      - О, пожалуйста, мне нужен только первый том.
      - Не беспокойся, дорогой друг, должен лишь предупредить тебя: обязательно клади книги на место. Ярость Сциллы, оставленной Язоном без добычи, не идет ни в какое сравнение с гневом высокочтимого библиотекаря... Позволь поинтересоваться, какого ты мнения о трудах нашего славного префекта преторий?
      - У него богатый материал, - взвешенно ответил Пэдуэй, - однако слишком пышная манера изложения.
      - Что ты имеешь в виду?
      - Я предпочитаю менее витиеватый стиль.
      - Как! .. Наконец-то среди современных авторов появился писатель, не уступающий великому Ливию, а ты говоришь... - Представительный господин спохватился и понизил голос: - Какая красочная выразительность, какая изысканная риторика!
      - В том-то и беда. Взять, к примеру, Полибия или даже Юлия Цезаря...
      - Юлий Цезарь! Вот уж кто совершенно не умел писать! Его "Галльскую войну" используют как простейший учебный текст для чужестранцев. Прекрасное пособие для носящего шкуры варвара, который в мрачных дебрях северных лесов преследует резвого кабана или травит взбешенного медведя. Но, мой юный друг, для таких просвещенных людей, как мы... - Он вдруг осекся и продолжил с явным смущением; - Надеюсь, ты понимаешь, что когда я говорил об иноземцах, я не имел в виду лично тебя. Ты человек культурный и образованный, хотя и прибыл из дальних краев - это сразу видно. Не посчастливилось ли тебе родиться в сказочной стране Хинд, известной своими слонами и украшенными жемчугом девушками?
      - Нет, моя родина еще дальше, - ответил Пэдуэй. Он понял, что случай свел его с настоящим римским патрицием старой школы, из тех, кто не попросит вас передать масло, не усластив обращения четырьмя любезностями, тремя мифологическими аллегориями и учеными рассуждениями о производстве масла на древнем Крите, - Я родом из Америки. Не уверен, однако, что когда-нибудь туда вернусь.
      - Ах, мой друг, ты совершенно прав! Где же еще жить благородному человеку, как не в Риме? Но, может, ты расскажешь мне о чудесах чужедального Китая с его мощенными золотом дорогами?
      - Немного могу, - осторожно сказал Пэдуэй. - Только дороги там не мощены золотом. Если откровенно, они вообще ничем не мощены.
      - Какое разочарование! .. Впрочем, смею допустить, что правдолюбивый странник, вернувшийся с небес, объявит райские чудеса сильно преувеличенными. Мы обязаны познакомиться, мой дорогой друг! Я - Корнелий Анций.
      Пожилой патриций произнес это с таким видом, словно имя Корнелия Анция должно быть известно каждому достойному упоминания римскому гражданину. Пэдуэй скромно представился.
      К ним подошла очень хорошенькая стройная темноволосая девушка и, обратившись к Анцию "отец", пожаловалась, что не может найти сабеллийское издание Персия Флакка. /*Персий Флакк - римский поэт, родился в 412 году*/
      - Кто-то читает, должно быть, - пожал плечами Анций. - Мартинус, это моя дочь Доротея, кою смею уподобить лучшей жемчужине из короны короля Хусрола, хотя я, как отец, возможно, необьективен.
      Девушка одарила Пэдуэя очаровательной улыбкой и, потупившись, ретировалась.
      - Кстати, дорогой друг, каково твое занятие?
      Не раздумывая, Пэдуэй выпалил правду.
      Патриций замер, переваривая информацию, а когда заговорил вновь, в его по-прежнему любезном тоне сквозила высокомерная прохладца.
      - Любопытно, любопытно. Ну, желаю всяческого финансового успеха... Он произнес последнюю фразу с некоторым затруднением, как активист Христианского союза молодежи, вынужденный говорить о нелицеприятных сторонах жизни. - Наша участь - безропотно нести Господне назначение. И все же жаль, что ты не испробовал себя на ниве общественной службы. Для способного молодого человека это единственный путь подняться над своей средой. Однако прошу меня извинить - книги ждут.
      Мартин с удовольствием продолжил бы знакомство с благовоспитанной красавицей и ее утонченным отцом, но теперь, когда Анций узнал, что имеет дело с вульгарным ремесленником, на приглашение можно было не надеяться. Пэдуэй посмотрел на часы - пора обедать, вышел на улицу и разбудил Фритарика.
      Вандал зевнул.
      - Прочитал, что хотел, Мартинус? Мне снилось мое прекрасное поместье в Аф...
      - Черт бы побрал... - взревел Пэдуэй и тут же осекся.
      - Как, нельзя уж и помечтать о времени, когда я был богатым и уважаемым человеком?! Клянусь, моя честь...
      - Успокойся, ты тут ни при чем.
      - Да? Я рад. Судьба оставила мне одни лишь воспоминания...
      Но почему ты злишься, Мартинус? У тебя такой вид, словно ты гвоздь готов перегрызть. - Ответа не последовало, и Фритарик задумчиво продолжил: - Должно быть, вычитал что-то в этих книгах... Хорошо, что я неграмотный. Так трепать себе нервы из-за событий, которые произошли давным-давно! Я лучше помечтаю о своем прек... О, молчу, молчу, хозяин!
      Пэдуэй, Томасус-сириец и еще несколько сот голых римлян парились в Диоклетиановых термах. Банкир огляделся и мечтательно произнес:
      - Я слышал, в прежние дни в бани пускали и женщин - прямо вместе с мужчинами... Конечно, языческие времена - не то что сейчас.
      - Влияние христианской морали, - сухо заметил Пэдуэй.
      - Ну! - хохотнул Томасус. - Мы, современные люди, такие высоконравственные! .. Знаешь, на что жаловалась императрица Теодора?
      - Да, - сказал Пэдуэй и поведал банкиру, на что жаловалась императрица Теодора.
      - Проклятье! - в сердцах воскликнул сириец. - Всякий раз, когда у меня есть сальная история, ты либо ее слышал, либо можешь рассказать лучшую.
      Пэдуэй предпочел не объяснять, что прочитал все эти истории в книге, которая еще не написана, - в "Анекдотах" Прокопия Кесарийского.
      - Пришло письмо от родственника в Неаполе - занимается морской торговлей... Так вот, Антиох получил вести из Константинополя. - Томасус выдержал многозначительную паузу. - Война.
      - Между нами и Империей?
      - Во всяком случае, между Империей и готами. У них давно уже нелады с тех пор, как убили Амаласунту. Теодохад пытался увильнуть от ответственности, но, по-моему, наш старый король-поэт доигрался.
      - Далмация и Сицилия - вот горячие точки, - опрометчиво сказал Пэдуэй. - Еще до конца этого года...
      - Прорицаешь помаленьку?
      - Нет, просто мне кажется...
      Сквозь пар сверкнул здоровый глаз сирийца - черный и внимательный.
      - Мартинус, кто ты такой?
      - Ты о чем?
      - Есть в тебе что-то... не знаю, как сказать... странное. Ты проявляешь будто невзначай самые необычные познания. А когда я пытаюсь распросить тебя о твоей родине, о том, как ты попал сюда - уходишь в сторону.
      - Ну... - промолвил Пэдуэй, лихорадочно соображая, как выпутаться. И вдруг придумал ответ - правдивый, но весьма двусмысленный. - Видишь ли, я покинул страну в большой спешке.
      - А! По соображениям здоровья, надо полагать? Тогда я понимаю твою похвальную скромность, - Томасус подмигнул.
      Когда они неторопливо шли по Длинной улице к дому Мартина, разговор коснулся бизнеса. Пэдуэй не скрывал своего удовлетворения.
      - Я доволен. Новый перегонный аппарат будет готов на следующей неделе, а медными листами заинтересовался один торговец, отплывающий в Испанию. Правда, сейчас я ожидаю убийства.
      - Убийства?
      - Да. Фритарик и Ганнибал Сципио никак между собой не поладят. Ганнибал, получив в подчинение двух людей, стал еще заносчивее, чем прежде. Он на Фритарике просто верхом ездит.
      - Верхом ездит?
      - Образное выражение, американское. Ганнибал постоянно гоняет Фритарика, подвергает его насмешкам и издевательствам... Между прочим, я готов вернуть тебе долг.
      - Великолепно, мой дорогой Мартинус! Но разве тебе больше не понадобится ссуда?
      - Не уверен, - сказал Пэдуэй, совершенно уверенный, что понадобится. - По правде, я не прочь расширить производство.
      - Замечательная идея! Разумеется, теперь, когда все у тебя идет хорошо, мы поставим отношения на более деловую основу.
      - То есть?