Группа служителей Мефера несла скульптуру бога, который был представлен в виде укрощающего быка безбородого юноши, одетого в персидские брюки и плащ. Несмотря на яркий дневной свет, сопровождающие бога жрецы несли горящие факелы. Два жреца шли нагими, надев на головы львиные маски, и несли на плечах живых питонов.
А потом перед взорами собравшихся проплыла платформа Анафы — богини-воина. Богиня ехала верхом на льве, держа в правой руке щит и копье, а в левой боевой топор. Ее шею украшало ожерелье из отрубленных человеческих голов. Позади ее платформы вели старого полуслепого льва. В руках у жрецов были копья и щиты, которыми они звенели в такт шагам.
От сводящего с ума ритма «кланг — шаг — кланг — шаг» Зопириону захотелось закричать или ударить первого попавшегося под руку. Из-за линии солдат, вооруженных копьями, вырвался человек и с пронзительными криками и пеной на губах бросился к платформе с божеством. Бросившийся вдогонку командир размозжил ему голову боевым топором. Тело оттащили к первым рядам зрителей и оставили лежать в луже крови. Процессия же шла своим чередом.
Далее шел Ил, сидящий в колеснице, запряженной двумя красными буйволами. Жрецы несли на шестах эмблемы: на стяге были изображены рога быка, диск восходящего солнца и длинные голубые ленты, символизирующие реки.
За ним шла Астарта. Толпа изрыгала оглушительные радостные вопли. Богиню окружала самая большая группа экзотического вида жрецов. Некоторые из них, с накрашенными зеленым веками, бешено скакали в священном танце, их юбки то и дело задирались до пояса, открывая гениталии на обозрение толпе. Другие играли с прикрепленными спереди фаллосами из раскрашенной кожи длиной два — три локтя. Двигались в танце храмовые проститутки, одетые в вышитые одежды, которые то и дело распахивали, демонстрируя обнаженное тело и крошечные цветочки, вплетенные в волосы лобка. Покачивая бедрами, шли размалеванные мальчики.
Толпа взвыла от удовольствия, громко изрыгая сквернословия. Зопирион толкнул локтем Илазара, и, встретившись с ним глазами, указал на накрашенных мальчиков. Илазар что-то сказал в ответ, из чего юноша расслышал только конец фразы:
— …но ведь это религия!.
Неожиданно странные движения привлекли внимание Зопириона. Прямо за его спиной, прислонившись к стене, совокуплялись мужчина и женщина. Соседи поддерживали их одобрительными возгласами. Забыв обо всем, они задрожали от экстаза, вздохнули и обмякли, приоткрыв рты и опустив веки. Казалось, что весь мир для них отсутствовал.
В роли богини Астарты выступала обыкновенная женщина. В разноцветном платье, скроенном так, чтобы выставить напоказ ее тело, она небрежно стояла на платформе и посылала в толпу поцелуи. Жрецы несли серебряные шары с остриями пик — символ планеты Венеры — и сделанные из драгоценных металлов и украшенные драгоценными камнями сексуальные символы.
В воздухе висели облака пыли, и раздавался сильный аромат благовоний. Зопирион закашлялся и в который раз взглянул на Ахирама. Мальчик обхватил ногами шею отца, а руками крепко держался за его бороду. Зопирион не видел иного способа вызволить его, кроме открытого нападения.
Толпа затихла: приближались великие боги Карфагена. Торжественным шествием приближались жрецы Танит с золотыми и серебряными повязками вокруг головы. В колесницу богини луны были впряжены очень странные животные: очень похожие на мулов, они были покрыты узкими белыми и черными полосками. Они шарахались, подпрыгивали и нервно дергали узду, за которую их вела под уздцы пара здоровенных негров. Платье богини было украшено серыми голубиными перьями. В отвратительных страшных масках вокруг колесницы прыгали жрецы, отпугивая демонов. Другие жрецы несли шесты с символами богини — голубями, пальмовыми ветвями, серебряным лунным полумесяцем и золотыми гранатами и хором распевали священные гимны.
За ней появилась платформа с величайшим из богов, Ваалом Хаммоном. Он сидел на троне, положив руки на подлокотники, вырезанные в форме голов баранов. Длинная борода свисала до пояса, а на голове были витые бараньи рога. Головы одних жрецов были повязаны золотыми лентами, на других были украшенные перьями уборы, на третьих высокие остроконечные шляпы.
Толпа взревела. Каждый пытался пасть ниц, несмотря на то, что сделать это было практически невозможно из-за ужасной давки.
После Ваала Хаммона прошли несколько младших богов. Некоторых сопровождали евнухи; других — жрецы, которые шествовали нагими и награждали друг друга ударами хлыста или наносили себе ножевые раны. Среди них были немногочисленные группы, больше похожие на сборища колдунов — их участники несли на шестах человеческие черепа и головы животных. Негры выбивали на гулких барабанах сложные ритмы, а между ними скакал и пританцовывал вымазанный пеплом шаман.
Последним показался Адонис, бог урожая. В этот день почетное место предназначалось ему. Перед его носилками вели на цепях диких свиней, а сами носилки больше напоминали похоронные дроги. На них лежало на спине выкрашенное белой краской тело мертвой собаки. В верхней части скульптуры были вставлены в специальные отверстия сотни колосьев пшеницы. Перед носилками шел хор, одетые в грубые власяницы и посыпанные пеплом жрецы пели мертвой собаке погребальные песни. А вслед за носилками шел второй хор — жрецы пели радостные гимны в честь ее воскресения.
Следом за Адонисом прошли служители и рабочие храмов, и воины подняли копья, разрешая тысячам простых карфагенян присоединиться к процессии. Улица была переполнена, словно река в половодье.
— Нам следовало бы отправиться за остальными и совершить молебен в одном из храмов, но мальчик устал. Давайте вернемся домой, — произнес Илазар.
— У меня есть кое-какие дела. Присоединюсь к вам позже, — сказал Инв.
Вскоре после того, как Зопирион возвратился в дом Илазара, туда же пришел и кельт с бутылкой вина под мышкой, насвистывая дикую кельтскую мелодию.
— Клянусь рогами Кернунна! — сказал он. — Я совершенно без сил, таскаюсь целый день по холмам с этим кувшином, а ведь стоит такая жара! Одна надежда, что за обедом мне удастся распробовать вкус этого вина! Господин Илазар, довожу до твоего сведения, что наш друг Инв сегодня не будет обедать дома. Полагаю, что от вида девушек, покачивающих славными розовыми сосками, у него появились кое-какие идеи. Зопирион, мой мальчик, можно тебя на пару слов?
— Очень плохо, что ты не смог увести мальчика во время процессии. Но, вероятно, так будет даже лучше.
— Как так?
— В этом кувшине с вином достаточно сонного зелья, чтобы усыпить весь дом. Так что не советую тебе пить его за обедом. Делай вид, что пьешь. Мне пришлось принести его домой, ведь я умею править колесницей Илазара, а он — нет. С ним мы встретимся у начала городской стены. Там он будет ждать нас вместе с мулом.
— Значит, вы хотите украсть у Илазара..
— Просто возьмем взаймы, дорогой мой, взаймы. И слушай, что я тебе скажу…
В восточной части небосклона взошла почти полная луна. На освещенном лунным светом дворике царило безмолвие, не считая поскрипывания сверчка. Зопирион приоткрыл дверь в комнату мальчика и проскользнул внутрь. В комнате, где неярко мерцал лунный свет, раздавалось тихое дыхание: медленное и тяжелое, с храпом и присвистом, и легкое и быстрое.
В темноте Зопирион ничего не видел, если не считать двух темных теней, выделявшихся на фоне светлой штукатурки стен и цементного пола. Одна из них принадлежала няне-негритянке, спавшей на соломенном тюфяке. Другая — уснувшему в кроватке Ахираму. Зопирион направился туда, где предположительно находилась кроватка мальчика, но споткнулся о незаметную в темноте подставку для лампы. С ужасным грохотом она покачнулась, и лампа медленно начала падать. Совершив в полной темноте дикий прыжок, Зопирион успел поймать ее. Юноша осторожно поставил ее на место и замер весь в поту, проклиная собственную неловкость. Стояла прохладная африканская ночь. Зопирион ждал, пока успокоится яростно бьющееся сердце.
Неожиданно из одной из теней раздалось ворчание. Спящий заворочался и перевернулся на другой бок. Сердце Зопириона готово было выскочить наружу. Очевидно, это была няня. Именно к ней и направлялся юноша, прежде чем в темноте он наскочил на лампу. Несмотря на то, что Сеговак умудрился-таки угостить ее чашей вина с сонным зельем, Зопирион содрогнулся от одной мысли о том, что могло бы случиться, если бы он по ошибке попытался взять ее на руки и вынести из спальни.
Он подошел к другой тени. Здесь уже точно спал Ахирам, посасывая во сне большой палец. Глубоко вздохнув, Зопирион взял мальчика вместе с одеялом на руки. Малыш не проснулся. Юноша направился к выходу из комнаты, обошел лампу и тихо распахнул дверь.
Во дворе царила тишина, был слышен только легкий шорох — это Сеговак гладил сторожевого пса Илазара.
— Он только что сожрал всю колбасу, которую я принес, — прошептал кельт. — Если он залает, когда мы будем уходить, придется начинать все сначала. Пошли.
Беглецы открыли дверь на улицу. Задрав голову и повиливая хвостом, она спокойно стояла в сторонке и удивленно поглядывала на них. Сеговак прикрыл за ними дверь, взял вещи и быстрым шагом направился в конюшню.
Ахирам пошевелился.
— Что… Куда мы идем, господин Зопирион, — пробормотал он.
— К твоей маме. Будь молодцом, веди себя тихо.
Ахирам на снова погрузился в сон на руках у Зопириона. В это время Сеговак запрягал в колесницу Илазара пару черных жеребцов.
— Чума побери финикийскую манеру запрягать! Все ремешки переплетены с точностью до наоборот! Но даже с такой упряжью этим тварям не удастся пуститься в галоп без нас.
Наконец, несмотря на все сопротивление лошадей, которые и сейчас били копытами, бешено вращали глазами и пряли ушами, колесница была готова. В ней сидел Зопирион с мальчиком на руках, лежали вещи и моток веревки.
— А теперь, красавицы, постарайтесь не огорчить меня в дороге. Больше мне от вас ничего не надо, — напутствовал лошадей Сеговак.
Кельт дернул поводья, и лошади шагом двинулись в путь. Зопирион подавил желание попросить Сеговака пустить их галопом.
Когда похитители оставили за собой несколько плетров, Сеговак щелкнул языком, и лошади перешли на рысь.
— Мои дорогие, до чего же вы хороши, — хриплым шепотом похвалил он. — Если бы мне удалось взять вас с собой на наш крошечный корабль! Но этого никогда не случится, никогда.
— Уже нет необходимости говорить шепотом. Куда мы едем? — спросил Зопирион.
— Инв говорил, что участок стены, идущий вдоль озера Арианы не слишком охраняется: под ней обрываются в озеро недоступные отвесные скалы. Здесь можно подняться только на крыльях. Но, имея крылья, к чему искать ворота? Можно перелететь в любом месте! За этим участком стена поворачивает на юг и идет вдоль широкого перешейка. Здесь он и будет ждать нас.
— Ты знаешь туда дорогу?
— Нет, но умею ориентироваться по звездам. С божьей помощью, мы доберемся туда.
Но оказалось, что легче сказать, чем сделать. Дороги Мегары описывали вокруг холма широкие круги. Сеговак пытался придерживаться направления на юго-запад. Но чуть ли не все дороги, на первый взгляд ведущие в этом направлении, сворачивали на запад или вели прямо к дому Илазара, где беглецов ждала верная смерть. Сеговак по-кельтски изрыгал проклятия, разворачивался, возвращался назад, и все начиналось заново. Зопирион, вытянув шею, пристально вглядывался вдаль. Несмотря на то, что их приключение началось около полуночи, при таком положении дел вполне могло оказаться, что восход солнца настигнет их раньше, чем они доберутся до цели.
Проснулся Ахирам и засыпал их вопросами.
— Где моя мама?.. Отлично, так когда же мы ее увидим?.. Почему ты не знаешь?.. А мы возьмем с собой папу?.. Почему не возьмем?.. И почему мне нельзя говорить?
Наконец, впереди показались очертания городской стены: Длинная черная зубчатая тень вырисовывалась на фоне темно-синего звездного неба. Месяц висел низко над горизонтом. Сеговак потянул поводья, и лошади перешли на шаг. Кельт тихо и ласково похвалил их.
Колесница остановилась около стены высотой около тридцати локтей. Кельт привязал поводья лошадей к растущей у дороги пальме.
— Возьми свой багаж, но оставь кладь Инва и мою. Я возьму веревку. Теперь ты понял, почему я не взял белых лошадей? Здесь они были бы также заметны, как и тюльпан в корзине с углем.
Сеговак повел Зопириона с мальчиком вдоль стены. Им пришлось пройти несколько плетров, прежде чем впереди показалась лестница, ведущая на стену.
— Взгляну, что там. А вы подождите меня здесь, в тени. Если боги будут милостивы, то вскоре пройдет часовой. И тогда мы просчитаем до пятисот и перейдем через стену. В противном случае он сможет появиться в любой момент.
Сеговак разулся и начал подниматься по каменным ступеням. Высокий и крепкий мужчина, он двигался поразительно тихо.
Потекли минуты ожидания. Ахирам окончательно проснулся, и Зопириону стоило немалых трудов убеждать его хранить молчание. Зопирион даже и не пытался шлепнуть малыша или пригрозить ему наказанием, он боялся, что Ахирам расплачется или просто убежит.
Вернулся Сеговак. Кельт спустился со стены, легко, как облачко.
— Здесь вообще нет часовых. — прошептал он. — Иными словами, не стоит ждать до рассвета, чтобы встретиться с ними. Так что, дорогой Зопирион, пора двигаться в путь.
Они двинулись вверх по ступенькам, и, слегка запыхавшись вышли на стену. Насколько хватало глаз, на широкой дороге, идущей по вершине стены, не было видно ни одного часового.
Далеко вправо, месяц нарисовал широкую серебряную дорожку на спокойной глади озера Ариана. Где-то далеко завыл шакал.
Сеговак высунул голову в амбразуру бруствера стены и тихонько свистнул. Снизу раздался ответный свист. Сеговак сделал петлю на конце веревки.
— Сначала ты, друг мой, — сказал он, надевая петлю на пояс Зопириона.
— А как же ты? И кому мне придется заплатить за помощь? И что мне делать с мулом?
— Не стоит беспокоиться о такой ерунде, как деньги. За наше исчезновение платит Дионисий, хотя он, бедняга, и не подозревает об этом. Если хочешь, можешь отдать мула колдунье. А теперь надо спускаться. Уцепись за бруствер… Теперь перенеси свой вес на веревку, постепенно… Хорошо. Крепко упрись ногами в стену.
Сеговак закрепил веревку, обернув ее дважды вокруг зубца бруствера. Теперь он мог опускать веревку постепенно и без лишних усилий. Зопириону казалось, что прошло несколько часов с момента, как он начал спуск со стены. Хорошо еще, что внизу в темноте не было видно ничего, кроме неясных очертаний деревьев и кустов. Чем длиннее становилась веревка, тем сильнее она начинала дрожать и вибрировать, тем труднее было юноше упираться ногами в каменную кладку стены.
Наконец, он ступил ногами на твердую землю. Инв помог юноше высвободиться из веревочной петли и обвязал ее вокруг своего пояса.
— Встретимся в Сиракузах. Там стоит мул, его зовут Яф, — прошептал он и, оглянувшись, взглянул наверх. — Готов!
Дюйм за дюймом он начал подниматься. Он продвигался намного медленнее Зопириона, несмотря на то, что был легче. После нескольких рывков Сеговак был вынужден останавливаться, оборачивать веревку вокруг зубца и отдыхать.
Зопирион разглядел в темноте мула. Животное, привязанное к кусту, успело сжевать почти всю зелень, до которой только могло дотянуться. На его спине было седло с ременной петлей сзади, к которой Зопирион пристегнул свой дорожный мешок.
Инв был почти на самом верху стены. Последний отрезок подъема он преодолел, подтягиваясь на руках. На мгновение застыла тишина, потом раздался шорох веревки о стену.
— Господин Зопирион! Вы там? Мне страшно! Я бьюсь о стену! — раздался детский голос.
Ахирам спустился очень быстро, и стоящий внизу Зопирион поймал его. Мальчик сидел в искусно сплетенном из конца веревки сиденье.
Не успел юноша отвязать его, как сверху раздался свист. Затем послышался топот ног, спускающихся по лестнице с другой стороны стены. Потом заскрипели колеса и раздался цокот копыт, который вскоре затих вдали. И одновременно по дороге на стене сначала далеко, а потом все ближе затопали сапоги, звякнули металлические детали амуниции, и раздался крик часового.
— Стой! Кто идет?
Зопирион побелевшими от напряжения пальцами пытался развязать узел на веревке, но его друзья потрудились на славу. Не раздумывая, он выхватил короткий меч, висящий у него на поясе, и отрезал веревку. И вовремя: в тот же миг ее потащили наверх. По стене с противоположной стороны приближалась другая пара ног. До Зопириона донеслись несколько фраз, сказанных по-финикийски:
— Кто там?
— Кто-то перелез через стену!
— В город или из города?
— Похоже, уехала колесница.
— Последи за веревкой!
— Что-нибудь видно внизу?
Зопирион посадил Ахирама на спину мула, отвязал последнего, сам взгромоздился позади мальчика.
— Вперед! — сжав коленями бока мула и хлопнув животное вожжами по спине, скомандовал он.
Не переставая жевать, мул остался стоять, как стоял. Зопирион еще и еще ударял пятками по бокам и хлопал вожжами, но безрезультатно. Прикрикнуть на животное он не осмеливался. Мысль о том, не уколоть ли упрямое животное острием меча, ввергла его в сомнения: будучи пифагорейцем, он привык по-доброму относиться к животным.
— Внизу кто-то есть! — послышалось сверху.
— Кто же?
— Не могу разглядеть!
— Пальни-ка в них, а я подниму стражу!
Шаги удалились. Наступила тишина, которую нарушили лишь слабое жужжание ночного насекомого, свист ветра, да смачный шлепок прямо за спиной Зопириона. Камень, выпущенный из пращи, ударил Яфа прямо по крупу. Заревев от боли и ярости, мул пустился вскачь. Одной рукой Зопирион крепко прижимал к себе Ахирама, а другой ухватился за луку седла. Спустя некоторое время они выехали на прибрежную дорогу и резвым галопом помчались в Утику.
Утика
Мыс Утика резким обрывистым клином врезался в море. Косые лучи полуденного солнца играли на прибрежных скалах, окрашивая их в разные цвета: от темно-желтого до темно-коричневого. Над обрывом начиналась плоская равнина, покрытая скудными зарослями тернистого кустарника. Зеленая растительность не спешила радовать глаз.
На самом деле эта земля спала глубоким сном. Как леопард, в послеполуденную жару вздремнувший в тени эвкалипта. С первыми осенними дождями жизнь расцветет здесь с новой силой.
Ветер гнал с запада облака, и за ними то и дело скрывалось солнце. Легкие волны прибоя бились о блестящие черные скалы. Скоро и море пробудится от летней спячки. Небо полностью затянется облаками, один за другим начнут бушевать ливни и шторма, волны наденут белые шапки бурунов и закончится навигация.
В надежде, что правильно запомнил дорогу, Зопирион, погоняя мула, выехал на край мыса. Там он повернул мула и проехал еще немного — расстояние полета стрелы — вдоль восточного берега. Там он спрыгнул с Яфа и привязал животное к ветке крепкого сучковатого дуба.
— Не слезай с мула, я скоро вернусь, — обратился он к Ахираму.
— Мама ждет нас там, внизу? — спросил мальчик.
— Нет. Я же тебе говорил, что к ней мы поплывем на корабле.
— Я уже плавал на корабле. Я хочу пить. И когда мы будем кушать?
Зопирион пошел назад вдоль оконечности мыса: ему никак не удавалось отыскать тропу. Юношу не оставляло гнетущее ощущение: либо его разыграли, либо он где-то допустил серьезную ошибку. Что, о Гадес [49], ему делать, если в пещере не окажется Сафанбаал, или если он вообще не найдет пещеру?
Наконец он заметил крутую тропу, спускающуюся вдоль обрыва. Похожая на естественную, она, тем не менее, несла на себе отпечаток человеческих ног. Придерживаясь за склон рукой, юноша начал спускаться. На полпути к воде тропа выровнялась и широкими ступенями спускалась к пещерам.
— О, Сафанбаал! — закричал он.
— Кто зовет меня? — раздался из одной пещеры женский голос, ему вторило многократное эхо.
— Тарентиец Зопирион, я принес рекомендательный знак.
— Да? — у входа в среднюю пещеру появилась крупная, толстая и обрюзгшая женщина, одетая в простое коричневое платье из грубой материи. С жирного, круглого лица глядели крошечные свиные глазки. Всклокоченные волосы, когда-то каштановые, были почти седыми. На вид Зопирион дал ей лет пятьдесят.
— Знаю о тебе, мой мальчик, но все-таки покажи мне знак. Покажи.
Слегка повернувшись, Зопирион молча вытащил из-за ремня сломанную кость и передал колдунье. Подойдя к ней поближе, юноша по запаху определил, что Сафанбаал мылась в последний раз очень, даже слишком давно.
Взяв кость, она вернулась в пещеру. Но сразу же вернулась, держа в другой руке вторую половину кости. Колдунья соединила сломанные части.
— Видишь? Прекрасно совпали. Очень хорошо. Прежде, чем я тебя увидела, духи сказали мне, что ты честный и целомудренный человек. Но почему ты без мальчика?
— Я привел его, но сначала хотел найти дорогу сюда. Но откуда тебе все известно? Только сегодня ночью мы сбежали из Карфагена, с тех пор прошло не более двенадцати египетских часов.
Она самодовольно захихикала. Такие манеры больше подошли бы четырнадцатилетней девчонке!
— Послушай, дорогой Зопирион, что я была бы за ведьма, если бы не умела предсказывать даже такие мелочи? У меня есть множество способов, множество. Пошли-ка лучше за мальчиком. Наверняка он чуть живой от голода и жажды. Пойдем, приведем его.
Зопирион поднялся по тропе, расседлал мула и привязал его. Теперь животное могло пожевать хоть немного сухой травы. Юноша взял за руку Ахирама, другой рукой поднял вещи и возвратился к пещере.
Он застал Сафанбаал склонившейся над маленькой кучкой трута. В руке она держала стеклянный диск диаметром два пальца. [50] Лучи солнца, проходя сквозь стекло, концентрировались в светящейся радужной точке на труте. Другой рукой она делала пассы над трутом и напевала:
Духи огня, придите на помощь!
Гулголеф, Шерабарим! Белая Ламия!
Придите сюда из бездн вечной ночи,
И разожгите пламя, клянусь тенью Илиссы!
— Черт бы побрал этот ветер! — воскликнула она. — Все дует и дует!
Над трутом появился легкий дымок, а за ним показался крошечный язычок пламени. Колдунья положила на него несколько веточек и вскоре развела костер.
— Это волшебный огонь? — спросил Ахирам.
— Конечно, малыш, — ответила Сафанбаал. — Конечно волшебный. Хочешь стать колдуном, когда вырастешь? Мне как раз нужен ученик.
— Нет, я хочу стать строителем, как мой папа. Но магия, должно быть, удивительная штука! Покажи мне что-нибудь!
— Скоро ты увидишь больше, чем достаточно, господин Ахирам. Потому что сегодняшняя ночь — ночь большой встречи. С помощью вас двоих я смогу устроить своим искателям истины вечер, который им надолго запомнится. Очень надолго запомнится. Знаете, когда-то я была красавицей. Я и сейчас прекрасно выгляжу, не так ли?
— Мне кажется, это не подлежит обсуждению, — ответил Зопирион, слегка озадаченный таким поворотом дел. — Ты все время живешь здесь одна?
— Почти что. Раньше у меня была ученица, но она сбежала вместе с пастухом. Так что со времени войны в Атике я живу одна.
— Почему ты перебралась сюда?
— Ты прекрасно знаешь, как люди любят распускать сплетни и слухи об одинокой женщине, будь она трижды целомудренной! У меня был спутник, его звали Шадиль, с ним вместе мы творили заклинания, длившиеся всю ночь. При помощи таких заклинаний мы могли управлять самыми могущественными духами. Но, будучи коллегами, нам было трудно прийти к согласию. Конец всему положил мой любимый злой дух, старик Гулголеф. Он взревновал меня к Шадилю! Можете представить, демон приревновал к смертному! Он подкараулил, когда однажды Шадиль по нелепой случайности забыл свой самый сильный амулет, набросился на него и сожрал. Он на самом деле съел его! Если вы никогда не видели, как живого человека поглощает злой дух, то не представляете, насколько отвратительно было это зрелище.
— И конечно, злые языки сразу же развязались. Поговаривали даже о том, чтобы привлечь меня к суду за убийство. А что я могла сказать в свое оправдание? Суд не принимает факт существования демонов в качестве доказательства, даже если бы мне удалось вызвать его и заставить во всем признаться. В том числе и по этой причине я переехала в уединенное место, с тех пор и живу здесь. Все, что мне нужно, приносят из Атики мои посетители.
На самом деле, очень грустно сидеть здесь одной, не слыша ничего, кроме шума моря да рева диких зверей. Но, конечно, здесь всякое случается, — она перевела взгляд на Зопириона и захихикала. — Даже таким сильным мужчинам, как ты, не обойтись без моей помощи. Если бы я полным ничтожеством, то вряд ли ты пришел бы сюда.
Опустив глаза и хитро улыбнувшись, она заколыхалась, как огромный кусок желе.
Зопирион нервно закашлялся.
— Госпожа, истинный пифагореец никогда не злоупотребит гостеприимством такой целомудренной женщины. А что на обед?
Обед состоял из простых блюд: рыбы, хлеба, сыра и оливок. Тем не менее, после долгой и утомительной скачки, он показался Зопириону просто восхитительным. Юноша чувствовал, что если бы подали любимца ведьмы демона Гулголефа, то он с удовольствием отведал бы его, если только демонов можно есть. Подняв глаза, он взглянул на колдунью. Она съела больше, чем Зопирион с Ахирамом вместе взятые, и пристально уставилась на юношу.
— Что ты? — удивился он.
— Я рассматривала твою душу, хе-хе! — ответила Сафанбаал.
— По крайней мере, приятно узнать, что она у меня есть. И что ты увидела?
— Твою судьбу.
Зопирион вздрогнул.
— И какая у меня судьба?
— У тебя будет долгая жизнь, много радости и много горя, — голос ведьмы звучал глухо, будто она говорила из своей пещеры. — Ты достигнешь многого из того, к чему страстно стремишься. Но, оказавшись у цели, ты либо выпустишь ее из рук, либо увидишь, что она не стоила сил, потраченных на ее достижение. Тебе мешает чудовищный обман, а поддерживает великая добродетель.
— О чем ты?
— Обман заключается в том, что ты не как все. Ты и чувствуешь иначе. Тебе совершенно безразлично многое из того, что переполняет других радостью. По этой причине тебя считают холодным, замкнутым. Но, тем не менее, у тебя будет несколько настоящих друзей.
Твоя добродетель — твой крепкий, закаленный дух. Тебе не составит труда выдержать испытание одиночеством. Более того, оно придется тебе по нраву. И когда все вокруг складывается невозможно плохо, тебя поддерживает мысль о лучших людях, переносивших еще более тягостные муки. Или ты думаешь о том, что через десять лет эти трудности покажутся одним мгновением твоей жизни, или что в другой жизни тебя будет ждать лучший удел, ведь так учит твоя философия.
Она встрепенулась, будто выходя из транса.
— И зачем я совершенно бесплатно вещаю тебе бесценные пророчества? Наверное, это боги вложили их в мои уста. Как тебе нравятся последние дни летней засухи? Мои демоны сообщили мне, что скоро ей придет конец. Попрошу вас двоих последовать за мной: вы поможете мне подготовиться к приходу посетителей. И будьте внимательны. Постарайтесь не отдавить духу пальцы!
Колдунья повела их к самой большой пещере. В ее стенах были вырублены ступеньки, а на них, как на полках, лежали коробки, сумки, стояли кувшины, склянки, свитки папируса и пергамента, травы, черепа и кости, чучело небольшого крокодила, панцири черепахи, страусиные яйца и перья, камни и прочие столь же необходимые для магии вещи. Некоторые из них свисали с потолка: лампы, клетки с птицами, маски; в центре пещеры на двух ремнях, напоминающих по форме букву V, висел кувшин, а прямо над ним бросался в глаза диск из отполированного желтого металла диаметром один фут. Потолок пещеры, казалось, переливался мириадами крошечных искорок.
— Это вкрапления металла, его здесь называют горной медью, — проследив за взглядом Зопириона, прокомментировала Сафанбаал.
— О! — Зопириону и раньше доводилось слышать об орихалкее , но видеть не приходилось. Им овладело страстное желание подержать в руках кусочек руды, протестировать его на различных приборах, определить точку плавления и другие свойства.
— Ты не продашь его?
— И лишиться моей луны? Моей верной Танит? Да никогда!
— Луны, госпожа?
— Позволь мне объяснить тебе трудности моей профессии. Позволь объяснить. Я настоящая ведьма и колдунья. Я управляю свирепыми и могущественными духами, могу творить заклинания, которые обладают огромной силой и способны принести как радость, так и беду, могу находить спрятанные где-то далеко вещи и видеть в неясном будущем. Но, — она омерзительно расхохоталась, — даже у самого могущественного волшебника могут наступить времена, когда его заклинания перестают действовать или вследствие влияния звезд, или из-за того, что непокорный демон перестает исполнять свои обязанности, или когда ясновидение теряет свою четкость или покрывается пеленой. И тогда нам, ремесленникам от магии, приходится производить впечатление на посетителей, прибегая к различным материальным средствам. В противном случае они начнут сомневаться в нашем могуществе и честности.
— То, что ты видишь на потолке — диск из горной меди да рыбья чешуя, приклеенная к потолку — это луна и звезды. В начале сеанса я зажигаю в этом кувшине этрусскую свечу и накрываю его тряпочкой. К тряпочке привязана нитка, другой конец которой спрятан вон в той нише за портьерой. Ты, господин Ахирам, должен взяться за конец нити. И когда я закричу: «Раздвиньтесь, скалы! Да откроются небеса!» ты должен будешь сдернуть тряпочку с кувшина и утащить ее к себе в нишу. При виде освещенных пламенем свечи моих луны и звезд глупцы не могут не поверить, что они настоящие.
— А ты, господин Зопирион… — засунув руку за пазуху и смачно почесавшись, она объяснила юноше его роль в создании магических эффектов.