Подходит к концу ваш ужин в ресторане. На столе перед вами шоколадный мусс насыщенного коричневого цвета с арманьяком (предположим, его заказала ваша спутница). Представим возможные варианты вашей реакции.
      «Люблю шоколадный мусс и с большим удовольствием сейчас его отведаю». Возможно, вы по-прежнему испытываете голод или, даже если уже наелись, вам все равно очень хочется полакомиться муссом.
      «Больше не могу съесть ни кусочка». Вы слишком плотно поели, и у вас «не осталось аппетита» для шоколадного мусса.
      «Очень хотел бы попробовать, но я на строгой диете и не должен поддаваться соблазну». Вам хочется полакомиться муссом, но вы даете себе команду, которая преобладает над соблазном.
      «Не отказался бы от мусса, но я заметил, что от шоколада у меня бывают мигрени, как и у некоторых других людей». Информированность изменила вашу реакцию на аппетитное блюдо.
      «Поскольку я когда-то перенес гепатит, один вид этого мусса вызывает у меня тошноту». Изменение химического баланса в организме повлияло на ваше отношение к муссу.
      Во всех описанных случаях мусс и обстановка остаются теми же, а реакции очень различаются. Здесь мы подходим к ключевому моменту. Если мозг действительно является паттерн-системой и наше сознание живет в мире паттернов, безусловно, мусс должен приводить к активизации одного и того же паттерна. Следовательно, реакция во всех случаях должна быть одинаковой. Подобное рассуждение всегда использовалось критиками паттерн-модели мозга.
      Основной фактор здесь — контекст. Различный контекст означает, что будут задействованы различные паттерны. Но что тогда контекст означает на языке нервных клеток мозга? Здесь мы обнаруживаем связь с понятиями «готовность» или «чувствительность», описанными в предыдущем разделе.
      Рассмотрим пример с гепатитом, одним из последствий которого может являться отсутствие аппетита. Биохимические изменения в организме влияют на механизм формирования голода, и тот более не приводит к возбуждению отвечающих за голод зон. В связи с этим мусс не вызывает аппетита. То же самое можно сказать о переедании. Если же мы голодны, тогда идет стимуляция соответствующих зон и паттерн «Какой аппетитный мусс!» оказывается вполне активизированным. Могут быть и иные варианты. Если мы не очень голодны (но дисфункция печени не влияет на наш аппетит и мы не переели), сам вид мусса способен привести в действие механизм голода, который, в свою очередь, делает мусс привлекательным для нас. Здесь мы видим, как восприятие способно изменить эмоцию (в широком биохимическом смысле слова), которая в свою очередь влияет на восприятие.
      Таким образом, изменение контекста может быть вызвано химическими изменениям и в мозге. Вот почему людям иногда хочется заниматься сексом, а иногда нет. Иными словами, восприятие способно повлиять на влечение к противоположному полу.
      На готовность следовать различными паттернами в мозге могут также оказывать влияние иные входящие сигналы, которые поступают в мозг вместе с другими аналогичными импульсами. Таковые включают команду, которую человек отдает самому себе, вспомнив о необходимости диеты или о том, что мусс способен стать причиной мигрени.
      Простым примером восприятия, изменяемого самовнушением, является эксперимент, который любой может провести над собой на каком-нибудь спортивном мероприятии. Сначала просто окиньте взглядом собравшихся на стадионе людей. Затем дайте себе команду выбрать из зрителей тех, у которых есть что-нибудь красноев одежде. Теперь взгляните на зрителей снова. Неожиданно для себя вы легко выделяете людей из толпы по заданному признаку. Теперь попробуйте проделать то же самое с желтым цветом. Самовнушение изменяет готовность мозга замечать красное или желтое. Я вернусь к этому наблюдению, когда перейду к рассмотрению процесса внимания.
      Здесь мы подходим к интересному и очень важному моменту, касающемуся свободы воли. На практике, вероятно, не имеет значения вопрос, есть ли у нас свобода воли или лишь иллюзия такой свободы. Я внушил одному человеку, находящемуся в постгипнотическом состоянии, следующее: услышав сигнальное слово, он должен поднять вверх зонтик (в середине ужина в ресторане). Человек действительно так поступил, после чего немедленно начал доказывать, что сделал это по собственной воле, объясняя свой поступок той или иной причиной. Недавние эксперименты показывают, что мозг на деле начинает выполнять действие даже до принятия осознанного решения выполнить это действие. Это заставляет задуматься над тем, не является ли свободная воля всего лишь описанием происходящего зачастую помимо человеческой воли.
      В определенном смысле это фундаментальный и весьма важный философский вопрос, поскольку большая часть нашей цивилизации базируется на концепции свободы воли. Религия, поощрение, наказание, право — все основываются на данной концепции.
      Представьте себе, что ситуация перед вами стимулирует паттерн I (который хорош для наших целей, как и любой другой). Данный паттерн, который включает в себя наш прошлый опыт и знания в отношении права, религии, правил поведения и тому подобного, приводит в действие эмоциональное настроение, которое, в свою очередь, изменяет то, как мы воспринимаем мир вокруг себя, и позволяет нам принимать противоречащие решения. Таким образом, фактор I на деле принимает решение за нас. Это мы и называем «свобода воли». Итак, паттерн-системы не исключают свободу воли. Однако обсуждать аспекты свободной воли без понимания поведения паттерн-системы бессмысленно. Не вникая в подробности, уточним, что рассматриваемый паттерн I является фактором контекста.
      Готовность любого паттерна к пуску, переходу в активное состояние или превращению в стабилизированный паттерн определяется целым рядом факторов, которые совместно формируют контекст.Вот эти факторы.
      Другие входящие сигналы, поступающие одновременно или, наоборот, выключаемые. Сюда следует отнести самовнушение и другие внешние факторы (например, записка, на которой значится: «Этот мусс отравлен»).
      Предыдущий опыт, в том числе тот, что имел место незадолго, оказывающий влияние на готовность паттернов вследствие утомления нейронных систем и последующего восстановления их работоспособности.
      Предыстория вопроса или информация о ситуации в целом, способная повлиять на контекст, даже если такое влияние не замечается на уровне сознания.
      Эмоции, которые, вероятно, действуют посредством химических связей, но также могут напрямую переноситься по нервной ткани.
      Химический фон, который может быть либо локализованным, являясь характеристикой мозга, либо являться частью общего химического фона организма.
      Связность между собой различных паттернов, которая основана на исторической ассоциации и будет определять готовность идти следующим (речь не столько о контексте, сколько о том, какое имеется количество потенциальных паттернов).
      Отдаленная история или отложенная в памяти информация, влияющие на связность между паттернами, упомянутую выше.
      Итак, мы убедились, что множество факторов являются определяющими для контекста. В связи с этим паттерн-система способна на более чем одну реакцию на конкретную ситуацию. Это больше напоминает авиалайнер, нежели поезд, привязанный к рельсам. Маршрут авиалайнера определяется с учетом контекста, факторами в котором являются наличие свободного воздушного пространства, погодные условия, наличие по маршруту подходящего по условиям аэропорта и так далее. В прошлом бытовали утверждения, что паттерн-система слишком ограничена и лишена гибкости, необходимой для того, чтобы описывать все богатство человеческого опыта. Это потому, что философы, не владея знаниями о поведении систем, основывали свое понимание паттерн-систем сугубо на слове «паттерн». Если философы будут продолжать настаивать на использовании слова «паттерн» в его узком смысле, нам придется придумать новое слово специально для самоорганизующихся паттерн-систем. Опять-таки, видно, как ограничивают нас язык и все та же настольная логика.
      Имеется история (как и большинство хороших историй, скорее всего, придуманная) о том, как в ранние дни компьютерной техники компьютер попросили перевести на русский язык предложение «The spirit is willing, but the flesh is weak» . Он, не задумываясь, выдал на печать: «Спирт добровольный, а мясо так себе» . Проблема компьютерного перевода с языка на язык всегда упиралась в контекст в самом буквальном смысле этого слова. Слова, окружающие смысл фразы и само ее название, являются частью контекста и повышают чувствительность определенных частей мозга, вследствие чего некоторые паттерны возбуждаются с большей готовностью, чем другие. Мозг легко и почти автоматически справляется с задачей определения контекста ввиду упомянутого явления повышения чувствительности областей мозга, что является нормальной частью поведения нейронных систем.
      Здесь я снова хотел бы подчеркнуть, что явления, представленные вашему вниманию в этой книге (такие, как контекст),не есть некие специальные вещи, которые мозг запрограммирован выполнять, но непосредственно вытекают простым и неизбежным образом из естественного поведения систем, которое я описал.
      Многие важные практические вещи могут быть получены, если должным образом понимать контекст. Некоторые художники и рассказчики успешно используют это обстоятельство. Я же хотел бы отметить чрезвычайно простой метод мышления, основанный непосредственно на явлении контекста.
      Система шести шляп мышления в настоящее время эффективно используется рядом крупных корпораций.
      Задаем шесть искусственных контекстов мыслительной деятельности и описываем их как шесть шляп, которые можно, в метафорическом смысле, надевать и снимать с головы. Белая шляпа знаменует собой внимание к голым фактам и объективным данным. Красная шляпа позволяет использовать интуицию и чувства, не апеллируя к здравому смыслу. Черная шляпа, представляющая собой логическое отрицание, предопределяет осторожный подход и стремление обосновать, почему нечто не может быть сделано. Желтая шляпа является логическим утверждением, и в центре ее внимания — выгоды и обоснованность. Для творческого мышления имеется зеленая шляпа, функция которой — предлагать новые идеи и различные сценарии развития событий. Синяя шляпа обеспечивает контроль над процессом, ее интересует не сам предмет обсуждения, а мыслительный процесс вокруг данного предмета (мета-познавание).
      Система шести шляп мышления по своей работе очень напоминает предложенный вам в начале данного раздела сеанс самовнушения на спортивном мероприятии (требовалось увидеть зрителей с чем-то красным в одежде, желтым и так далее). Шляпы — это ритуал, который задает требуемый контекст. На практике речь идет о способе задания эмоционального настроя.
      Существует предположение, что биохимический состав мозга в те моменты, когда мы мыслим позитивно, может слегка отличаться от того, который имеет место, когда мы мыслим негативно. Если это так, тогда нечто вроде системы шести шляп мышления нам просто необходимо, поскольку, если мы будем предпринимать все типы мышления одновременно, тогда мы никогда не сможем обеспечить оптимальный химический состав мозга для каждого типа мышления. Если в самом деле имеется разница в биохимическом составе, тогда шляпы могут служить посредниками, регулирующими химический состав в нужную сторону.
      Самое главное, что данная простая система оказывается высокоэффективной на практике и используется организациями, которые устали решать вопросы непродуктивным способом аргументированного спора.
      Из рассмотрения понятия контекставытекает очень важный момент. Традиционная настольная логика с ее абсолютами просто не предусматривает контекста (вещь — это вещь и еще раз вещь; преступник — это преступник и еще раз преступник). Является ли причиной кражи голодная семья, потребность в острых ощущениях или обычный способ заработать денег на жизнь, конечным результатом становится просто преступник.На практике имеет место некоторая гибкость в суждениях: обстоятельства преступления могут быть отягчающими или смягчающими, наказание может быть мягче или суровее, однако систему это не меняет. Неспособность принять во внимание обстоятельства является крупным недостатком традиционной настольной логики, и в качестве средства от этого я в скором времени предложу и опишу новый тип логики, называемый ходикой,который заменяет абсолютное «быть» на текучее «в направлении куда». В этой новой водной логике можно будет сказать: событие А перетекает в событие Б при условии В.

      Существует история о том, как в дни нефтяного бума в Хьюстоне офисы для менеджеров высшего ранга перенесли с верхних этажей на первый. Виной всему был директор по пожарной безопасности, который неоднократно проводил пожарные тревоги, в ходе которых менеджерам приходилось эвакуироваться из здания без помощи лифта.
      Моя знакомая, очень талантливая журналистка, готова подняться пешком на двадцатый этаж на вечеринку в Нью-Йорке, поскольку у нее фобия к лифтам. Она не боится, что лифт сломается и, оборвавшись, упадет, но боится в нем застрять. Когда бы ей на глаза ни попался лифт, она не видит ничего другого, кроме западни, в которую она может угодить. Шансы на то, что лифт застрянет, наверное, не больше, чем шансы подавиться бифштексом, но восприятие не поддается логике статистики. В фобиях имеет место цикличность, поскольку, если вы всегда будете избегать ситуации, в которую боитесь угодить, вам никогда не накопить достаточно опыта для того, чтобы убедиться, что ваши страхи беспочвенны. Если вы так и не побеседуете по душам с коллегой-ворчуном, вам, возможно, никогда не узнать, что в действительности он очень милый человек.
      Предположим, у вас есть гипотеза, что личность человека целиком определяется тем, насколько он любит свою мать. Если человек в зрелом возрасте демонстрирует любовь к своей матери, это подтверждает вашу теорию. Если же человек терпеть не может свою мать, вы объясняете это тем, что, мол, ненависть есть другая форма любви и знаменует в конечном счете то же самое. Если человек демонстрирует равнодушие, вы интерпретируете его как старательно скрываемую любовь. С такой гипотезой, системой убеждений, мировоззрением мы в конечном итоге обнаруживаем, что любой случай, какой бы мы ни взяли, подтверждает наше убеждение. Если это убеждение по всем признакам напоминает гипотезу Фрейда, это всего лишь результат явления «это то же самое, что и…», которое я уже неоднократно упоминал.
      Любая научная гипотеза служит опорой для восприятия, которое, в свою очередь, настраивает нас на поиск данных, подкрепляющих гипотезу. Во всех этих случаях мы наблюдаем цикличность в самом широком смысле слова. Базовый принцип состоит в том, что восприятия определяют наш взгляд на мир таким образом, что в результате мы подкрепляем для себя означенные восприятия. Восприятия являются формой готовности воспринимать и действуют посредством механизмов чувствительности и контекста, вследствие чего мы видим скорее одно, нежели другое, как в случае, когда мы настраиваем свой мозг замечать людей с красными элементами в одежде на спортивном мероприятии. Мы вернемся к этому вопросу, когда будем далее рассматривать феномен внимания.
      Женщина-менеджер, работающая в банке, все никак не получит повышения, которого, как ей кажется, она заслуживает. Она объясняет это дискриминацией по половому признаку. Поскольку она так это представляет, все таким образом для нее и будет. Истинная причина может состоять в том, что ей, возможно, не хватает квалификации по сравнению с человеком, которому отдали пост. Очевидно, что бывают времена, когда и то и другое объяснение сойдет за истинное. Однако в любом случае женщина с феминистскими взглядами скорее воспримет данную ситуацию как пример дискриминации в отношении женщин, в связи с чем ее убеждение получит дополнительное подкрепление.
      В Великобритании у одного уроженца Индии развилось редкое кожное заболевание, при котором кожа теряет способность вырабатывать пигмент (витилиго).В результате он стал «белым». Это позволило ему испытать ощущения пребывания как «белым», так и «темнокожим» в своей жизни. Он рассказывал, что очень часто (в районе, где он жил) люди были настолько готовы столкнуться с расовой дискриминацией, что любое невежливое слово, сказанное продавцом в магазине, всегда воспринималось как проявление таковой.
      Язык и восприятие представляют цикличность в ее очень базовой форме. Язык вытекает из опыта, являясь системой ссылок для описания опыта. Язык позволяет нам, в частности, вызывать в памяти переживания, которых мы не испытываем в данный момент времени. Но как только язык оказывается в нашем распоряжении, мы в состоянии видеть мир только в категориях, определенных в языковых терминах или упакованных в языковую оболочку. В этом состоит опасность, о которой я уже упоминал и к которой вернусь позднее.
      Цикличность — это одна из фундаментальных функций любой самоорганизующейся паттерн-системы. Простая иллюстрация стабилизации такой системы в повторяющемся паттерне предлагалась ранее. Возможно, то, что мы называем «мысль», на деле является цикличностью данного рода. Или же мысль является временным стабильным состоянием в процессе перехода от одной активной области к другой (то есть следующее состояние бывает не готово к переходу к активному состоянию — и активность задерживается в пределах текущей области). Также возможно, что концепции базируются на цикличных состояниях, которые могут включать в свой цикл слово — ту самую языковую единицу, которой мы называем рассматриваемую концепцию. В этом смысле концепции на деле являются мини-убеждениями.
      Увеличив масштаб, можно перейти к макроцикличес-ким состояниям, описанным в данном разделе. В их случае опыт включает восприятие, которое затем управляет тем, что мы видим перед собой. Мы столкнулись с этим явлением в одном из вариантов, когда решали, браться нам за шоколадный мусс или нет. Мы не особо голодны, однако вид мусса возбуждает аппетит, и в связи с этим мы воспринимаем мусс как нечто желаемое.
      Данный вид циклического состояния важен, поскольку может пониматься как основа фобий, паранойи и систем веры в целом. Паранойя являет собой любопытнейшую душевную болезнь, поскольку, по всей видимости, отличается от всех других. Большинство психических заболеваний сопровождаются нарушением рассудка и координации движений. С паранойей все как раз наоборот. У больного наблюдается прямо-таки избыток здравого смысла. Все происходящее замечательным логическим образом может быть умещено в единую картину, где сам больной пребывает в самом центре. Как только такой умственный настрой или система убеждений сформированы, любой опыт может быть интерпретирован в соответствующем свете и использован для подкрепления существующих убеждений. Звонит телефон, кто-то ошибся номером. Ясное дело, проверяют, есть ли кто дома. Машина простояла припаркованной на другой стороне улицы целый день. Из нее, бесспорно, следят. Номер машины также может быть истолкован таким образом, будто цифры и буквы на нем образуют тайнопись. Заголовок в газете воспринимается как содержащий угрозу жизни. Очевидно, что цикличные системы убеждений без труда формируются в мозге, в связи с чем убеждение/вера — в масштабе ментальных явлений — вещь бросовая, пустяковая. Люди готовы поверить практически во что угодно. Вера — это форма перцепционной истины, однако от реальности она может быть весьма далека. Я не хочу этим сказать, что не может существовать истинных систем веры. Все читатели, которые знают, что их система веры истинна, поймут, что мои замечания касаются не ее, а лишь ложных систем веры. Убеждения/верования представляют собой автономно реализующиеся системы. Наш прекрасно развитый язык позволяет нам образовывать сложные цикличные системы понятий путем включения в них абстрактных идей, не являющихся частью повседневного опыта.
      В течение веков один из излюбленных философских диспутов имел место между теми, кому казалось, что вещи существуют сами по себе, а нам лишь остается наблюдать реальный мир, и теми, кто считал, что вещи существуют лишь постольку, поскольку мы воспринимаем их. Кажется, одних называли номиналистами, а других — идеалистами, но я не уверен, кто из них был кто, однако подозреваю, что наблюдателями были номиналисты. Как и в большинстве других философских споров, обе стороны были правы. Опыт формирует восприятия, а последние (посредством названий и языка) позволяют нам видеть мир в том или ином свете. Когда вы смотрите на ночное небо, вам видны пятнышки света или звезды?
      Имеются всякого рода вспомогательные средства, которые использовались во все времена в целях усиления систем убеждений/верований. Например, если вы создаете класс плохих людей, врагов или неверных, тогда вы сами, понятное дело, относитесь к «хорошим». Ритуал служит хорошую службу в качестве усилителя веры, поскольку с каждым его исполнением имеет место такого рода усиление. Действительно, самые прочные системы веры обычно имеют весьма солидную ритуальную базу. Кроме того, ритуал дисциплинирует верующих, ведь для того, чтобы не выполнить ритуал, от человека требуется сознательное усилие, к тому же есть такая вещь, как чувство вины. Национальные флаги и символы также представляют собой часть системы веры и категоризации. Любая категория сама по себе является системой веры, и путем деления людей на «наших» и «не наших» мы укрепляем такую систему. Вместе с тем, уже имея категории, мы склонны искать способы все более тонкого деления вещей на категории и подкатегории «по острию ножа».
      Позднее я рассмотрю вопрос об очень важном вкладе, который системы веры вносят в существующую систему оценок и систему ценностей. В то же самое время системы веры в самой своей догматической форме явились причиной многих споров и раздоров. В этом разделе я хотел донести до читателя, что цикличность является очень естественным и обычным явлением в самоорганизующихся паттерн-системах. То, что мы называем «истина», часто зависит от этой самой цикличности.

      Когда я был в Москве, мне рассказывали, что красная звезда как символ Советской Армии на самом деле возникла вследствие интереса, который Троцкий питал к каббале , и происходит от пентаграммы — одного из важных каббалистических знаков. Штаб военного ведомства США находится в здании, имеющем форму пятиугольника и называемом Пентагоном . Казалось бы, должно быть какое-то значение в том, что две противостоящие военные машины используют один и тот же пента-символ. Есть какая-то связь или нет, но человеческий разум характеризуется замечательным свойством — неистребимым стремлением и способностью во всем находить смысл.
      Казалось бы, когда перед ним нечто,разум стремится изо всех сил понять, чтоже перед ним. На самом деле разум ничего такого сделать не пытается. Просто различные импульсы, поступающие в самоорганизующуюся систему, формируют состояние активности, которое затем постепенно переходит в стабильное состояние. Это стабильное состояние и есть смысл.
      Если в наблюдаемой нами сцене есть нечто знакомое, мы можем игнорировать все остальное и руководствоваться только возникшим паттерном. К этому аспекту нашего внимания я вернусь позднее. Если же нет ничего слишком очевидного или же мы хотим понять ситуацию в целом, тогда мы пытаемся соотнести вещи друг с другом и ищем в них смысл.
      В неврологии имеет место процесс ассоциации. Философы и психологи много говорили и говорят об ассоциации, и все не напрасно. На специальном языке, на микроуровне, речь идет о том, что, когда две области нервной сети активизируются совместно, в последующем связь данных областей друг с другом будет прочнее, чем с другими областями. Я предсказывал это в своей книге «Механизм разума» («The Mechanism of Mind»), и к настоящему времени это стало, похоже, бесспорным фактом в физиологии. Данная связь обеспечивается особым энзимом, который возникает на точках соприкосновения нейронов и в дальнейшем облегчает передачу сигнала по данному пути.
      С сигналами, поступающими в мозг, могут случиться три вещи. Эффект обширной водосборной площади может привести к возникновению определенного паттерна. Какой-то элемент ситуации может привлечь внимание (и привести к возникновению паттерна), а остальное просто игнорируется. Вся ситуация может быть рассмотрена с целью выявить в ней смысл. По мере того как мы становимся старше, сформированных паттернов становится все больше, поэтому факторы обучения и выявления смысла постепенно теряют актуальность.
      Возможно, простейшим примером операции со смыслом является причинно-следственная связь. Если за чем-либо всегда следует нечто другое, мы склонны считать, что первое является причиной второго. Данный тип ассоциации естествен, и философ Кант был, вероятно, прав, предположив, что разум имеет в своем распоряжении некоторое ограниченное число способов сводить вещи вместе в смысловую ассоциацию. Причина и следствие составляют временную последовательность, которая может быть воспринята и воспроизведена в виде временной последовательности потока паттернов в мозге. Со временем такое естественное восприятие причинно-следственной ассоциации прочно утверждается как концепция, вследствие чего мы всегда и во всем пытаемся найти причину.