18

Мне нужно было оружие. В последнее время я добывал себе оружие и снова терял с поразительной скоростью. Еще одна пушечка – это как раз то, что мне было бы нужно, но я сомневался, что мог бы найти себе искомое прямо сейчас. Такие штуки вряд ли сочтешь распространенным товаром. Совершенно верно, карманным пистолетиком ванадиевой стали не прорежешь, но я знаю очень немного опасных вещей, которые сделаны из стали. Из пушечки размером в ладонь можно сделать всего несколько выстрелов, но зачастую это решает дело. Однако и тут была своя закавыка. Из той перестрелки у «Сынка» все уже наверняка знали, что мое любимое оружие – карманный пистолетик, знали, что я его прячу, если раньше и не знали. Ладно, неважно. Обзаведусь и пистолетом побольше.

Участок на палубе, отведенный под магазины, был весьма большой, разделенный на лавчонки, которые продавали все, что угодно, не делая упора на каком-то одном виде товаров. Я прошелся по тем, которые предлагали одежду, туалетные принадлежности, снаряжение для туристов и полки многочисленных безделушек. Они и оружие продавали. Симпатичная женщина средних лет провела меня к витрине-стенду. Выбор был не очень большим: примерно с полдюжины старых моделей, среди них «Смит и Вессон», вроде как у Хогана. Я подумал, не стоит ли действительно приобрести такую штуку, чтобы можно было прожигать стены. Может быть, достаточно будет десятикиловаттной горелки. Женщина специально для меня вытащила ее из витрины. Практически эта штучка была такой же моделью, как у Хогана его пистолет, но батарея аккумулятора была другой модели, более ранней, и поэтому гораздо крупнее, почти до неуклюжести. Мне она не понравилась, но выбора практически не было. Были два русских пистолета с тяжелыми пулями, колониального изготовления лучевой пистолет и одна подделка под старину, которую можно было бы назвать ручным пулеметом, если, конечно, вам не помешает, что она стреляет едва-едва на звуковых скоростях...

– Дайте-ка мне ее посмотреть, – попросил я.

Она хихикнула.

– Вы что, собираетесь на дуэль с шерифом?

– По-моему, вы ошиблись в определении периода, к которому принадлежит эта штука. Однако весьма симпатичная подделка. Какой у нее этот... как его... калибр?

– Ох, сэр, не знаю, – сказала она.

Я осмотрел штуковину.

– А вот, прямо тут и сказано. Сорок четыре, магнум. Хм-м-м-м... а заряды у вас к нему есть?

– У меня есть только одна коробка с патронами. Их там двадцать штук. Извините, но я дала кому-то уговорить себя взять эту дрянь на продажу. Думала, что за нее заплатит какой-нибудь коллекционер. Увы, желающих не находится.

– Это настоящая модель?

– О да. Немного подреставрированная, обновленная, но это подлинный товар.

Честно говоря, я в этом сомневался. Собственно, было похоже, что с этой штукой поработали так, чтобы современный пистолет мог выглядеть, как настоящий старинный. Бедную женщину здорово накололи, но теперь она пыталась спихнуть эту штуку на меня.

– Не шутите? – сказал я наивно.

– И она к тому же очень здорово стреляет, – сказала женщина. – Я в свое время стреляла из него по каркалам-воронам, но, правда, не попала.

– Угу... я его возьму. А сколько она стоит?

Она дала бы мне вырвать эту древность у нее из сердца за пятьдесят консолей. Я бессовестно утащил его за тридцать пять, но по ее глазам видел, что она рада была получить за этот пугач столько, сколько я дал. Она даже добавила мне кобуру. Я надел кобуру на себя, и она сунула туда пистолет.

– Как приятно было иметь с вами дело...

Она мило улыбнулась.

– Меня зовут Белла. Белла Шапиро. Э-э-э... вы же не собираетесь расхаживать с этой штуковиной по кораблю?

– А почему бы и нет?

Она пожала плечами.

– Против этого нет никаких правил. Большая часть людей предпочитает просто-напросто не афишировать такие предметы, держать их в укромном месте.

– Я прямой и нескрытный человек.

Ее улыбка стала еще шире.

– Мне тоже так показалось. Тогда мы с вами родственные души. Не хотите потом присоединиться ко мне и выпить немножко? Я почти готова закрыть магазин.

– Я бы с наслаждением присоединился к вам, Белла, но меня ждут за капитанским столиком, и что-то мне говорит, что у меня впереди непростой вечер.

– Жалко. Ну хорошо, как-нибудь в другой раз.

– Вы уверены, что меня никто не оштрафует за то, что я ношу оружие? – спросил я, вынимая пистолет из кобуры и заряжая его пятью патронами, оставив боек над пустой ячейкой барабана. Я видел, как старые пистолеты вроде этого стреляли и сами.

– Нет, хотя старик угрожал начать проверять все лучевые пистолеты на палубах. У нас в последнее время была просто эпидемия пожаров. Но это займет слишком много времени, а никто пока не придумал, как по-настоящему эффективно просматривать багаж пассажиров. Не можем раздобыть настоящее, стоящее оборудование.

Пока она рассказывала все это, меня осенила дикая мысль, неизвестно откуда взявшаяся.

– Белла, а на борту есть аптека?

– Да нет, настоящей аптеки нет. А что вам нужно?

– Не знаю точно. Что-нибудь, что помогло бы мне взбодриться и не заснуть.

– О, это... у меня полным-полно взбадривающих таблеток, – она пошла в заднюю комнату магазинчика и принесла две большие банки, полные таблетками всяких цветов и размеров. Она сняла крышку с одной из банок и стала рыться в ней.

– Ну-ка, посмотрим... По-моему, вот эти зелененькие такие хорошие... Вы говорите, что хотели бы взбодриться и не заснуть?

– Да, хотел бы стать совсем бодрым.

– Ну ладно, тогда, наверное, эти розовенькие-то, что надо. – Она прикусила губу. – Нет, это антинеоплазмики широкого действия. По-моему.

Она посмотрела на меня снова.

– Вы хотите взбодриться или, так сказать, совсем не спать.

– Чтобы во-от так! – сказал я, сделав глаза круглыми, огромными и безумными.

Она хихикнула.

– Даже так? Погодите, может, у меня что-то и есть.

Она открыла вторую банку и сунула туда руку, совсем как ребенок, который пытается найти тот самый вкусный оттенок мармелада-горошка.

– А вы знаете, что в этих капсулах?

– По большей части, – сказала она. – Я в свое время вела список того, что у меня есть, но потом я его потеряла. Вот они. – Она вытащила большую ленту залитых в пластик огромных, лошадиного размера капсул ярко-лилового оттенка. – Я не знаю, что в этих, но там какой-то мощный антидепрессант.

– Вы не знаете химическую сторону этих штуковин?

– Нет, но они лечат все мерехлюндии и хандру, это уж я вам говорю точно. Они очень распространенный товар.

– Я приму штучку. Вы не могли бы принести мне стакан воды?

– Да, конечно, лапочка.

Она принесла мне воду, и я смог с большим трудом заглотить пилюлю. Потом выбрался из магазинчика.

Я опаздывал на обед.

19

Стюард объявил мой приход.

– Мистер МакГроу, сэр.

Меня пригласили в личную столовую капитана.

В сравнении с ней остальная часть корабля выглядела просто как угольная баржа. Стены были просто закутаны в золотую ткань с красно-белой отделкой, на стенах висели красивые и со вкусом подобранные морские пейзажи. Ковер был красный и доходил бы карлику до колен. Над огромной равниной стола нависала изысканная и богатая хрустальная люстра, бросая переливчатый свет на серебряные приборы и золотые подсвечники. Тарелки сервиза были из великолепного фарфора бледного, почти мелового цвета. Шелк скатерти был белоснежен и чист. Я был потрясен и минуту неподвижно стоял у двери.

– Входите, мистер МакГроу, – капитан Прендергаст вытер рот аккуратным жестом золотистой салфеткой, – прошу вас, – сказал он тепло, показывая мне на стул.

Остальные гости взглянули на меня. Там были Дарла, Джон и компания, но я больше никого за столом не знал, кроме почтенного мистера Краузе. Дарла и Сьюзен были единственными женщинами за столом.

– Извините меня за опоздание, капитан, – я кивнул остальным гостям, но Краузе даже не поднял головы.

– Вовсе нет, мистер МакГроу, ничего страшного. Пожалуйста, садитесь.

Темно-синие глаза Прендергаста следили за мной, пока я не сел на несколько мест дальше от него. Я развернул салфетку и положил ее на колени, как настоящий джентльмен, потом я вспомнил, что не люблю сидеть за столом, когда ткань покрывает мои ноги, и снова положил салфетку на стол.

– Я хотел бы предложить вам попробовать блюдо из даров моря, мистер МакГроу. Я надеюсь, что вам нравится еда моря.

– Я бы хотел, чтобы вы называли меня Джейк, капитан. Еда из местных морей?

– Как вам будет угодно, Джейк. – Его интерсистемный язык был резкий, с тевтонским акцентом и слабым оттенком голландского акцента. – Да, это местный улов. Некоторые люди считают это деликатесом, хотя питательные свойства этой морской еды весьма ограничены.

Уголки его рта поднялись слегка кверху.

– Но ведь мы же не всегда едим, чтобы жить, правда?

– Мне всегда нравится есть, – ответил я. – И я всегда надеюсь, что доживу до следующей еды.

– Да, вселенная – опасное место, – сказал он. – Для уроженцев этой планеты вот эта рыба – настоящий яд. Странно, правда? Если не хотите ее пробовать, то вот вам целый выбор закусок.

– Я бы хотел попробовать рыбу, – сказал я стюарду, который терпеливо стоял сбоку от меня. Он тихо вышел из комнаты. Я повернулся к Прендергасту. – Вы упомянули уроженцев планеты, ее аборигенов. Вы можете с ними общаться?

– С некоторыми, правда, трудностями, но можем.

– Как вы их называете?

– Мы зовем их племя... мы называем их командой... – он словно бы тявкнул два раза, потом улыбнулся. – Как видите, языковой барьер весьма значительный. Большая часть англоговорящих народов называет их арфбарфсами.

– Арфбарфсами?

На другом конце стола Сьюзен хихикнула в бокал вина.

– Да, еще арфи. Собственно говоря, они акватерранские аборигены или просто акватерранцы.

– Они разумные?

Прендергаст пригладил свою темную шевелюру.

– Я оставлю судить об этом экзопологам, которые занимаются изучением инопланетных рас. Выпейте вина, Джейк.

Молодой офицер слева от меня налил вина в бокал на длинной ножке.

– Скажите мне, капитан, – сказал я, – как правильно назвать...

Тут мой интерсистемный язык подвел меня, и я стал подыскивать слова.

– Не лучше ли для вас будет, если мы станем говорить на вашем родном языке, Джейк? – Английский в устах Прендергаста звучал еще лучше, чем интерсистемный. Как обычно, способности других людей перескакивать с языка на язык заставили меня в очередной раз почувствовать себя немым кретином.

– Это будет просто замечательно, – сказал я. – Спасибо, и мне очень неудобно причинять вам такие хлопоты.

– Да тут ничего такого нет. Как я понимаю, на вашей родной планете на интерсистемном не говорят. А планета эта?..

– Вишну. Там говорят либо по-английски, либо на хиндестани.

– Понятно. – Он неодобрительно посмотрел на меня. – Но интерсистемный так легко учится.

На этом он оставил тему и снова начал есть.

Это, конечно, привело меня в замечательное настроение. Я отпил большой глоток вина, почти безвкусного и слегка кислого.

– Кстати, хотя и совсем некстати, – сказал лысый толстяк в розовом официальном костюме, который сидел напротив меня. – Вы знаете, что корень «системный» в слове интерсистемный никак не соотносится с понятием солнечной системы?

Все глаза устремились на него.

– Вот как, доктор Гутман? – сказал еще один молодой офицер.

– Да. Это обычное заблуждение. – Гутман с хирургической точностью разрезал грудку чего-то смутно птицеподобного у себя на тарелке. – В действительности корень относится к лингвистическим, языковым системам. – Он сунул кусочек мяса в рот и стал медленно жевать. – Просто у всех теперь мышление скорее связывает это слово с планетами, – сказал он, обращаясь больше к самому себе, чем к кому-то конкретному. Его взгляд медленно остановился на мне. – Разве не любопытно?

– Потрясающе, – сказал я и допил вино.

– Джейк, вы хотели узнать, как правильно называется что-то, и не закончили свою мысль, – сказал капитан, чтобы вернуть разговор к прежней теме.

– Да, название того, на чем едет ваш корабль. Это животное-остров.

Прендергаст застыл с вилкой над тарелкой, озабоченно поглядывая на то, что в тарелке было.

– Мы обычно думаем и о металле, и о плоти в этом корабле просто как о двух неразрывных частях одного целого. Стюард!

Стюард ворвался в каюту, словно пуля. Прендергаст протянул ему тарелку, словно на ней лежала какая-нибудь гниль.

– Скажите коку, что если бы я хотел, чтобы мою рыбу настолько прожарили, я бы отдал ее артиллеристам, чтобы они на ней попрактиковались. Принесите что-нибудь съедобное.

– Да, сэр!

– Капитан как раз рассказывал нам кое-что про корабль, когда ты вошел, Джейк, – сказал мне Джон. Прендергасту он сказал: – Мы все пытались понять, как корабль... м-м-м... управляется. Это правильное слово?

– Это так примитивно, что мне почти что неловко вам рассказывать, – ответил капитан. – Между капитанским мостиком и кормой натянут до отказа стальной кабель, а кормовой конец вживлен в череп мегалевиафана. Рулевые – арфи, которые посылают сигналы в мозг мегалевиафана, когда стучат по кабелю. Разумеется, я даю им команды. Но, как бы там ни было, в таких маневрах, как швартовка, мы целиком и полностью должны полагаться на команду.

– Примечательно и впечатляет, – сказал Джон. – Мегалевиафан? Это так вы называете это существо-остров?

– Как все на Акватерре, – сказал доктор Гутман, – или на Плеске, как ее все зовут, нет официального названия. Научного, так сказать. У нас нет ресурсов и денег, чтобы начать здесь развивать науку.

– Но в один прекрасный день мы именно так и сделаем, – сказал с энтузиазмом один из молодых офицеров. – Правильно, капитан?

– Будем надеяться, мистер Понсонби, – сказал капитан, намазывая рогалик. Он посмотрел на Краузе и замер. – Мистер Краузе! Что такое с вашей губой? Ударились о дверь?

Все посмотрели на раздувшуюся багровую губу Краузе. Краузе больше всего хотелось бы сейчас провалиться сквозь землю или вскочить и убежать, но он что-то пробормотал насчет случайного падения.

Мне показалось, что достойным поступком будет прийти ему на помощь и спасти от дальнейшего обсуждения.

– А кому первому пришла в голову мысль, – спросил я капитана, – использовать зверюгу в качестве парома?

– Мне, – ответил прямо Прендергаст. – На этой переправе раньше плавал обычный корабль, и он затонул. Доктор Гутман сказал, что невозможно сделать такой паром с животным без солидного научного подхода. Тут он был неправ. Если имеющиеся данные получены на практике, ими можно воспользоваться. Я возглавил первую экспедицию по изучению мегалевиафанов. Для меня было совершенно ясно, что мы сможем прийти к соглашению с арфи и использовать эту тварь, чтобы перевозить машины и людей через этот участок затопленной Космострады. – Он глотнул вина. – Это стало тем более очевидно, когда мы выяснили, что мегалевиафан питается только раз в году...

– И заглатывает чуть не пол-океана, когда кормится, – вставил один из молодых офицеров, за что Прендергаст наградил его мрачным взглядом. – Простите, сэр, – сказал он и смущенно кашлянул в руку.

– А все остальное время, – продолжал капитан свой рассказ, – пищеварительная система животного пребывает в покое – примерно на девяносто процентов. Пришлось нам, правда, потрудиться, чтобы найти правильные аналоги земному гистамину – ингибитору пищеварения, который мы используем, чтобы совершенно остановить пищеварение.

– А почему вы не построили еще один обыкновенный корабль?

Мудрые улыбки расцвели по всему столу.

– Моря тут очень опасные, – сказал доктор Гутман.

– Да, – сказал я. – Мы это обнаружили, когда отправились поплавать там, на острове.

Вокруг все подняли брови.

– Да, повезло вам, – сказал Гутман. – Еще вина, дорогая моя? – спросил он у Дарлы.

– Да, с удовольствием, спасибо.

– Наверное, цикл воспроизводства этого животного – нечто поразительное, – сказал Роланд, предвидя мой следующий вопрос.

– Так и есть, – ответил Прендергаст. – Из того, что мы об этом знаем. Но чтобы ответить на ваш подразумеваемый вопрос... нет, мегалевиафаны не спариваются в обычном смысле этого слова. Они гермафродиты, но тут и кончается любая параллель с земной биологией. Доктор Гутман, вы больше понимаете в этом вопросе.

Гутман пошел рассказывать довольно долго про половую жизнь мегалевиафанов. Несомненно, лекция была давным-давно накатана и отработана. На протяжении всей этой болтовни я чувствовал, что больше глаз приковано ко мне, чем к нему, и это чувство не покидало меня с тех пор, как я сел за этот стол.

– ...и через различные промежутки времени, – рассказывал Гутман, – совершенно без какого-либо предупреждения, мы видим, что мегалевиафан рождает относительно небольшую форму жизни, которая несколько похожа на земного дельфина. Это результат некоего партеногенетического процесса, который остается для нас абсолютной тайной. Животное рождается абсолютно сформированным и отплывает прочь. Рано или поздно оно приплывает обратно и вплывает в главное влагалищное отверстие мегалевиафана, но больше уже никогда не выплывает обратно. Примерно через год после того, как это происходит, мегалевиафан отрыгивает яйцо из того же влагалищного отверстия. Яйцо падает на дно и прячется в иле. Кстати, яйцо очень большое, примерно с дом. Через шесть лет после этого из яйца появляется новый мегалевиафан.

– Звучит так, словно весь процесс – закрытый виток, с генетической точки зрения, – прокомментировал Роланд. – Каким образом гены перемешиваются?

– Сомнительно, что дельфиноид возвращается, чтобы оплодотворить того самого мегалевиафана, который его породил, разве что по чистой случайности, – сказал Гутман. – Простое кольцевание помогло бы решить, так это или не так, но маленьких чертенят страшно трудно поймать. – Он улыбнулся. – Кроме того, это же чистой воды научное исследование, разве нет?

– Ну что же, если это так и есть, цикл открывается на дельфиноиде, – сказал Роланд. – И все же, это поразительно.

– Правда же?

– А мне, – вставила Дарла, – куда более интересны арфи. Я пыталась вспомнить, есть ли еще пример такого поразительного сотрудничества между видами животных. По-моему, нет таких известных примеров.

– Странно, что вы говорите «сотрудничество», – сказал Прендергаст. – Большая часть людей считает, что мегалевиафаны просто несущие существа и что их контакт с арфи – просто симбиоз.

– Вот как? – сказал Джон. – А что получает от этого мегалевиафан? Легко увидеть что арфи... то есть арфбарфсы...

Сьюзи фыркнула в новом приступе смеха.

– Простите, – сказала она, покраснев, – но название уж очень смешное.

– Тогда акватерранцы, – продолжал Джон. – Конечно, жизнь на таком животном очень выгодна для амфибий вроде них, но что получает от этого мегалевиафан?

– Я это суммирую одним словом, – сказал Прендергаст. – Морские уточки.

– Морские уточки?

– Ну да, местный их эквивалент. Морские моллюски, которые прилипают к килю и бокам зверя-корабля. Они страшно быстро размножаются в этих водах. Через очень маленькое время они своим весом могут затянуть мегалевиафана на дно, и если акватерранцы не счистят их и не съедят, то зверь в конце концов потонет и погибнет.

– Понятно, – сказал Джек и уселся, а стюард стал наливать кофе.

Наконец пришла и моя еда, как раз во время для десерта. Я попробовал серовато-зеленоватую массу на тарелке. Это было что-то ужасное, я бы лучше пропустил главное блюдо и перешел бы прямо к десерту.

– Это вишни в вине?

– Да. Они, разумеется, свежемороженые, но бренди – местное.

– Я в душе патриот.

За все время обеда Дарла время от времени бросала на меня взгляды, словно пыталась выяснить мое настроение. Наверное, ей было трудно, поскольку глаза у меня потихоньку вылезали из орбит, так как настроение и состояние стремительно скакали вверх. Пурпурная пиротехническая пилюля давала себя знать.

Обрывочная беседа шла между прочими гостями, пока Роланд не повернулся к капитану и не сказал:

– Вы объяснили, каким образом аборигены и мегалевиафаны общаются между собой и согласно несут свои повинности, но где тут находится место для корабля и его требований?

– Дайте мне теперь попробовать объяснить вам все одним словом, – сказал Гутман, сглотнув свой десерт в три глотка. – Пища.

Он передал свою пустую креманку стюарду, чтобы тот дал ему вторую порцию.

– Вы удивлены? Вам кажется, что, если море кипит жизнью, не должно быть проблем с едой. Но это не так. Команды аборигенов подразделяются в зависимости от разделения труда, есть подразделение, которое очищает от моллюсков мегалевиафана, есть штурманы, есть рыбаки – им нужна рыба для разнообразия питания, есть класс, который воспитывает маленьких – так сказать, смену, и прочие мелкие подразделения, включая класс офицеров. В результате относительно немного аборигенов собирают пищу для остальных, и перейти классовые границы невозможно. Табу. Когда команда становится социологически перегруженной на вершине, проблема собирания еды становится гигантской. Очень трудно обдирать моллюсков, как вам может сказать любой моряк, даже начинающий. А что касается рыбной ловли...

– Объяснение в одно слово? – саркастически переспросил Прендергаст. – Я бы сказал это куда проще, мистер Йи. Мы не станем вместо них обдирать киль, но мы помогаем им рыбачить, используя сети, которые аборигены пока делать не научились. Если вы умеете рано вставать, то можете застать нас завтра за вытягиванием трала.

– Спасибо, капитан, – сухо сказал Гутман.

Где-то на корабле взвыла сирена, заставив меня слегка подскочить. Сквозь крышу промчался лифт.

– Немного послеобеденных развлечений, леди и джентльмены, – сказал Прендергаст.

Он поднялся и прошел к нескольким двойным дверям в противоположной стене. Он открыл их и вышел на маленькую наблюдательную палубу. Мы все встали и прошли за ним следом.

Поисковые прожекторы метались по рыбе-острову, прорезая ночь, забрызганную соленой морской водой, но яркий лунный свет и так достаточно хорошо показывал нам, что происходило. На остров взобрались массы каких-то красных спагетти. Багровые щупальца пробирались к кучкам куполов-хаток, и сотни акватерранцев сражались с ними, нанося по щупальцам удары заостренными раковинами. Даже при том, что арфи были в большом количестве, им приходилось весьма туго, пока они отражали нападение чудищ. Еще несколько щупалец перевалились через край рыбы и стали передвигаться поближе к середине рыбы-острова. Еще несколько амфибий рванулись в бой с щупальцами, рубя и кромсая с большим энтузиазмом. Это была кошмарная сцена, оранжевые облака над ней светились от света огромной пухлой луны. В первый раз я услышал, как тявкают акватерранцы. Звук был похож на тройное сочетание собачьего лая, кваканья лягушки и доброй отрыжки. Имитация Прендергаста была замечательно точной, хотя ударение ставила на собачий элемент, а тут всех трех было поровну.

– Не смотрите слишком долго, леди и джентльмены, – предупредил Прендергаст. – Взгляд осьминога-Горгоны превратит вас в камень.

Повернувшись ко мне, он сказал:

– Теперь вы можете понять, почему обычный корабль практически не может плавать в этих водах, даже гидроскиф. А это весьма средненьких размеров Горгона.

Еще группа щупалец закипела в воде примерно на четверти периметра острова, скользнув по берегу и забравшись на него, чтобы присоединиться к бою.

– Похоже, эта тварь достаточно большая, чтобы заставить беспокоиться и мегалевиафана, – сказал я.

Он покачал головой.

– Они большие, но не такие, чтобы уволочь мегарыбу на дно. Она охотится на аборигенов.

Акватерранцы терпели потери. Мы видели, как отчаянно извивающиеся тела уволакивались щупальцами на дно. Я услышал сигнал зуммера, повернулся и увидел Прендергаста, который вынул маленький коммуникатор из кармана жилетки.

– Правые бортовые батареи готовы, сэр.

– Отлично. Придержите пока огонь, не стреляйте. – Он посмотрел на меня и сказал, заметив мое удивление: – Мы не любим вмешиваться, разве что это становится необходимо. Это естественный отбор в их населении.

Я уверен, что арфи все руками и ногами проголосуют за экологию, но все же...

Мы смотрели примерно минут пять. Арфи сражались с Горгоной, пока битва не стала приобретать затяжной характер, однако постепенно чудовище стало побеждать, пусть даже сотни отрезанных щупалец валялись повсюду, источая темную жидкость. Наконец страшная огромная голова поднялась из воды чуть дальше от края рыбы-острова, а потом страшные фасетчатые глаза показались над водой, отражая свет луны. Прендергаст поднял коммуникатор к губам.

– Выколоть ей глаз, – приказал он.

– Есть, сэр!

Зажигательный заряд просвистел с корабля, вылетев слева из-за наших спин. Глаз взорвался, зашипев, и жидкость из него потекла по бокам гигантской головы. Слизистые потеки затопили всю голову. Высокий булькающий визг потряс ночь. Чудище стало убираться прочь, таща свои щупальца прочь от множества яростно сражающихся арфи. Через минуту вся Горгона сползла и убралась обратно в воду.

Когда все кончилось, а мы снова были в салоне, расслабившись над бренди и сигарами, я заметил Прендергасту:

– Я бы сказал, что нет никаких сомнений насчет того, что акватерранцы разумны. Они же пользуются орудиями.

– Многие породы и виды животных пользуются орудиями, – сказал он, словно защищаясь. – У некоторых даже есть языковые способности. Например, земные обезьяны, если вы вспомните старые эксперименты, в которых их учили пользоваться языком глухонемых, – но никому не придет в голову объявить их действительно разумными. В конце концов...

– Я не делал никаких заявлений, которые отдавали бы политикой, – сказал я, чтобы загладить неловкость, которую, видимо, допустил. – Но также совершенно очевидно, что арфи занимают определенную нишу, которую человеческие существа никак не могут заполнить. Нет, я просто думаю, что весьма трудно понять, почему Космострада вообще пришла сюда. Казалось бы, что у арфи есть, по крайней мере, потенциал, чтобы развиться в технологически прогрессивную расу. Тот, кто строил Космостраду, казалось, старался избегать напрямую соединять технологически развитые планеты. Ни одна из рас, которые мы знаем, не имеет прямого доступа к Космостраде со своих родных миров. Порталы входа, как правило, находятся не менее, чем за пол солнечной системы в стороне.

– Я понял, – сказал Прендергаст, потягивая бренди из большого низенького бокала. – Но я не могу дать вам удовлетворительного ответа на этот вопрос.

– Что заставляет меня упомянуть еще один вопрос, – продолжал я. – Кому принадлежит этот лабиринт?

Еще одна любимая мозоль, если судить по напряженным физиономиям вокруг стола.

– Мы думаем, что это, должно быть, часть первоначального земного лабиринта, – сказал доктор Гутман, – потерянная часть. Я так понял, что вы заметили, что здесь мы можем дышать без помощи искусственных приборов.

– Так могут и некоторые инопланетяне. Что заставляет вас думать, что это потерянная секция земного лабиринта?

– А что заставляет вас сомневаться? – отпарировал Гутман. – Уж, наверное, не то, что планета удалена от первоначального лабиринта.

– Я не подвергал ничего сомнению, я просто спрашивал, – Гутман был совершенно прав, но почему этот вопрос был таким щекотливым?

Совершенно прав, если говорить о евклидовой геометрии, то части лабиринта совершенно хаотично раскиданы, некоторые планеты удалены от Родион солнечной системы на тысячи световых лет.

– Есть только один портал на Акватерре, – вмешался капитан, – однако есть и еще один отрезок Космострады, который ведет в тупик. Там попросту нет портала. Мы думаем, что это была предполагаемая строительная площадка двойного портала обратно на Семь Солнц. Вы же должны были заметить, что на Семи Солнцах есть входной портал, которым никто не пользуется.

– А может портал оказаться под водой? – спросил я.

– Нет. Его просто никогда не установили. Почему этого не сделали, можно гадать до бесконечности.

– Наверное, потратили все заложенные фонды, – пошутил Гутман, поблескивая глазами. – А заявление с просьбой выделить дополнительные средства просто не прошло.

– Кажется, сегодня вы полны вопросов, Джейк, – заметил капитан.

– У меня есть еще один, возможно, самый важный из всех. – Я обвел жестом комнату. – Откуда появляется все это? Вы сказали, что бренди – здешнее. Неужели это означает, что вы получаете что-то по импорту? Откуда вы можете импортировать что-либо, и кто вам это поставляет?

– Мои поздравления, – сказал Прендергаст. – Вы задали вопрос, который не приходит в голову большинству из тех, кто случайно проскочили через неизвестный портал. Они видят, что у нас тут есть кое-какая промышленность, и сразу решают, что все это должно быть местного производства. Возьмите, например, титаний, из которого сделан корабль. У нас тут есть своя сталь, но пока что не нашли тут никаких запасов руды. Вне сомнения, они просто под водой. У нас тут не хватает многих вещей. Но то, что мы не можем произвести, нам продают рикксиане.

– Рикксиане? – ахнул Джон. – Вы хотите сказать, что отсюда есть выход в рикксианский лабиринт?

– Не через Космостраду. Но через обычное пространство – да.

Джон посмотрел на него непонимающими глазами.

– Обычное пространство?

Я сказал:

– Вы хотите сказать, что рикксиане тащат сюда товары через Космостраду, а возвращаются космическими кораблями?

– Да. Прендергаст закурил тонкую сигару ярко-зеленого цвета. – Их отдаленный мирок-планетка лежит только в двенадцати световых годах отсюда, что делает путешествие на скорости ниже световой невероятно долгим, но им, кажется, все равно. – Он улыбнулся. – Никто на Космостраде вообще не принимает во внимание космические перелеты, поскольку вам даже не приходит ничего подобного в голову, когда вы можете просто переехать десять парсеков, не отрывая колес от земли. Но рикксиане никогда не оставляли развитие космической техники и перелетов. Это дает им возможность соревноваться с нами в этой области.