Волчья тень

      – Ох, только не это!
      Я киваю:
      – Он пишет, что очень старался, но просто не способен вписаться в голливудскую жизнь. А Таня в ней просто купается. В конце месяца он возвращается в Ньюфорд.
      – Что ты будешь делать?
      Она хочет спросить, что я буду делать с Дэниелем. Но для меня здесь нет вопросов.
      – Ничего, – говорю я. – Поддержу Джорди. Как Друг.
      – Но ведь вы с Джорди… Я-то знаю, как у тебя с ним было. И что бы ты ни воображала, он тебя любит не просто как друг.
      Я качаю головой:
      – Он любит блестящих женщин. Ты посмотри на Таню. Кинозвезда! А Сэм помнишь?
      Она повторяет довод, который успел мне надоесть:
      – Это только потому, что ты для него недоступна. Я снова качаю головой:
      – Не думаю. И к тому же это уже не имеет значения. Так, как с Дэниелем, у меня никогда и ни с кем не было. Я не собираюсь жертвовать им, что бы ни чувствовала к Джорди.
      – Но…
      – И вообще, я люблю Дэниеля. Во всяком случае, мне так кажется.
      – А он тебя? – спрашивает Софи.
      – Думаю, что да.
      Хотя он никогда этого не говорил. Софи вскакивает и обнимает меня.
      – Очень рада за тебя, – говорит она, – за вас обоих!
      Я киваю, тщательно следя за своим лицом, потому что мне хочется расплакаться. Не знаю даже из-за чего. Все, что я говорила Софи, – правда. Мне в самом деле дорог Дэниель, а Джорди для меня может быть только другом. Если что-нибудь могло измениться, то изменилось бы давным-давно. И я счастлива с Дэниелем.
      И все-таки меня переполняет грусть: сжимает грудь и подступает к горлу.
      – Бедный Джорди, – говорит Софи, снова толкая коляску по тротуару.
      Я киваю. Он – наподобие меня – мальчик-луковка, и теперь к старым слоям разочарования и боли прибавится новый, так же мешающий ему жить, как мешает мне наросшая жесткая кожура.
      – Бедный Джорди, – соглашаюсь я.
      И пожалуй, бедная я. Потому что ничего нельзя знать наверняка. Пока у нас с Дэниелем все замечательно, но ведь я так и осталась Девочкой-Луковкой. Пусть он даже готов поверить в волшебство и страну снов. Пусть он даже любит то, что видит во мне. Но под верхним слоем скрываются другие, и как знать, что будет, когда он до них доберется? Обиженный ребенок. Наркоманка. Шлюха. Все, что сделали со мной и что я делала с другими, особенно со своей сестрой.
      Хотя я догадываюсь, что в каждом из нас скрываются такие слои. Не бывает идеальных людей. Штука в том, чтобы принимать друг друга со всеми слабостями и, по возможности, делиться своей силой.
      Не спотыкаться на мелочах, сказал бы Джо.
      Я улыбаюсь. Пока что я спотыкаюсь на каждом шагу.
      Но мне хочется одолеть большой путь. Шаг за шагом.
 

2

 
      Нельзя сказать, что вернулось лето, потому что осень официально еще не наступила, но такого чудесного вечера город не видел несколько недель. Венди, как и множество других клерков, высыпавших на улицы по окончании рабочего дня, просто не могла себя заставить пойти домой. Она смешалась с толпой на Ли-стрит, и ее занесло во дворик «Рыжего льва», где она нашла свободный столик, заказала стакан вина и получила возможность вволю понаблюдать за прохожими.
      Было время, когда ей неловко было бы сидеть одной за столиком, но годы, проведенные в компании закоренелых индивидуалистов вроде Джилли, излечили ее от заблуждения, будто женщина, выпивающая или обедающая в одиночестве, непременно вызывает жалость. Она охотно проводила время с друзьями, но и в том, чтобы гулять самой по себе, научилась находить удовольствие. Не надо поддерживать разговор и уделять внимание своим спутникам – можно просто смотреть, как мир шествует мимо тебя, и не опасаться, что ты этим нечаянно кого-нибудь заденешь.
      В такие минуты Венди радовалась, что живет в городе. Она, как и Софи, выросла в Ныофорде и хотя с удовольствием выезжала за город, но по-настоящему уютно ей было только среди городской суеты, среди высоких зданий и машин. Городской водоворот разгонял кровь в жилах, ускорял дыхание. Правда, пустынный каньон среди красных скал, в котором она провела несколько минут, тоже произвел на нее огромное впечатление.
      Впервые, сколько она себя помнила, ее тянуло из города в дикую местность, и Венди не могла понять, сам ли каньон или вся страна снов пробудила в ней эту тягу. Быть может, и то и другое.
      Она как раз задумалась об этом, когда заметила на улице потрясающую пару, направлявшуюся в ее сторону. Оба темнокожие, экзотичные даже в городе, где стала привычной причудливая смесь народов и рас, особенно в этом районе. Высокий красивый мужчина напоминал гондольера или мексиканского сеньора. На нем были черные ковбойские сапоги, джинсы и куртка, вместо галстука поверх белой рубахи был повязан кожаный шнурок, а черную широкополую шляпу украшала лента. Его спутница была почти такой же высокой и еще более яркой. Линялые синие джинсы заправлены в красные ковбойские сапожки; поверх белой рубашки – короткая безрукавка из оленьей кожи. Шляпы она не носила, не желая, как видно, прятать свои пышные иссиня-черные волосы с двумя белыми прядями на висках.
      Глядя на эту пару, Венди ощутила, как в ней всплывают стихи. Софи или Джилли наверняка потянулись бы сейчас за блокнотами для набросков или просто постарались бы запечатлеть в памяти их образ, чтобы потом перенести на холст в студии.
      Они подошли ближе, и тут мужчина повел себя странно. Он вскинул голову и втянул ноздрями воздух. Его темные глаза встретили взгляд Венди, и он потянул свою спутницу к кованой решетке, отгораживавшей ее столик от улицы. Улыбнулся ей, блеснув белыми зубами на темном лице, и встал, облокотившись на решетку.
      – Я тебя знаю, – заговорил он.
      – А… э…
      – Нет, – поправился он. В его голосе слышались гортанные рычащие нотки. – Тебя я не знаю, но знаю, где ты была.
      Вот странно, подумалось Венди. Не будь с ним женщины, она бы встала и вошла в ресторан или подозвала бы официанта. А может, и нет. Мужчина ее гипнотизировал, она едва ли смогла бы сейчас двинуться с места.
      – Где же… где я была? – кое-как выговорила она.
      Он кивнул:
      – Запах еще держится.
      Спутница тронула мужчину за локоть.
      – Перестань, Коди, – сказала она, – ты ее пугаешь.
      – Правда? – обратился он к Венди.
      – Нет, – чересчур поспешно возразила она. – Ну, может, немножко.
      – Как тебя зовут? – спросила женщина. Венди с благодарностью повернулась к ней. От взгляда мужчины ей становилось не по себе. Но и глаза женщины были такими же темными – такими же древними и мечтательными.
      – Я… Венди.
      – Приятно познакомиться, Венди, – кивнула женщина. – Я Маргарет, а это Коди.
      Венди быстро взглянула на мужчину.
      – Коди? – повторила она. – Не тот Коди, которому принадлежит красный каньон в стране снов?
      Коди рассмеялся:
      – Каньон никому не принадлежит, милочка. Но у меня там было местечко. Его запах я и учуял.
      Тем временем Маргарет с любопытством разглядывала Венди.
      – В тебе нет нашей крови, – подытожила она свои наблюдения. – Как ты туда попала?
      – С подругой, – объяснила Венди. – Нам надо было кое-что сообщить парням, которые устроили там лагерь: Бо и Джеку.
      Она наспех объяснила, как увязалась за Касси в страну снов и как Джо отправил их с Касси на вершину.
      – И теперь те места застряли в тебе, а? – спросил Коди. – Зацепили за сердце, и ты только о них и грезишь?
      – Вроде того, – кивнула Венди.
      – Ребята оттуда ушли, – сказал Коди, – освободили место. И мы с Маргарет нашли себе другой дом, где наши сердца бьются чуть чаще.
      – Мне лучшего места не вообразить, – отозвалась Венди.
      – Вижу, – подтвердил он. – Похоже, ты нашла дом своего сердца, хоть и не искала.
      Венди снова кивнула.
      Коди покосился на спутницу, и та ответила ему коротким кивком.
      – Вот что я тебе скажу, дорогуша, – заговорил он. – Может, ты приглядишь для меня за той вершиной? Считай, даю в долг и обратно не попрошу. Понятно, хозяина у таких мест не бывает, но всем нам случается называть землю своей, верно? И ты можешь взять у меня каньон и считать его своим. Я всегда готов поделиться. – Он подмигнул Маргарет. – Я вообще всегда готов, верно, дорогуша?
      Маргарет ткнула его локтем в бок – чувствительно, решила Венди, – но Коди и глазом не моргнул.
      – Что скажешь?
      – Я… – замялась Венди. – Но ведь я…
      Ей пришлось сделать глубокий вдох, чтобы прийти в себя. Неужели такое случилось с ней? Все же она заставила себя покачать головой.
      – Не могу, – сказала она. – То есть было бы замечательно, только я совершенно не представляю, как туда попасть.
      – Ключ я тебе отдам, – успокоил ее Коди, взглянув на свою спутницу.
      Та порылась в кармане джинсов и вытащила красный камешек, гладко обточенный водой и ветром, а может быть, тканью кармана, в котором его таскали много лет.
      – Держи, – сказала она Венди, вручив ей красную гальку.
      Венди робко приняла подарок. Она понятия не имела, чего ждет, но ждала. Вспышки света. Мгновенного перехода в страну снов. Однако камешек спокойно лежал у нее на ладони, поблескивая на солнце.
      – Подойдешь к любой двери, – разъяснил Коди, – возьмешь его в руку и вспомнишь тот каньон. Тогда за дверью он и окажется.
      – За любой дверью?
      Коди дернул плечом:
      – За любой, в какую ты можешь пройти, милочка. Простейшая магия – ни науки, ни искусства не требует.
      – Я… спасибо, – выдохнула Венди. – Правда, большое спасибо.
      – На здоровье, дорогуша. Рад поделиться, хотя, по правде сказать, тот каньон и так уже был твоим, никуда не денешься.
      «Вот именно, никуда не денешься», – подумалось Венди.
      – Так ты уж о нем позаботься, – попросил Коди.
      Венди кивнула:
      – Непременно.
      – Может, мы как-нибудь заглянем к тебе в гости, – улыбнулась Маргарет.
      И оба с улыбкой тронулись дальше по улице. Венди смотрела им в спины, пока они не затерялись в толпе, потом перевела взгляд на красный камешек у себя на ладони.
      Ей вдруг почудилось, что, пока они разговаривали, мир под ногами незаметно сместился. Она обвела взглядом дворик ресторана. Входная дверь?
      Нет, решила она, слишком заметно. Народ переполошится, увидев, как она исчезла, перешагнув порог.
      Венди встала и направилась к женскому туалету. Удостоверилась, что там никого нет, перевела дыхание и, крепко зажав в кулаке камешек из каньона, шагнула к двери кабинки. Распахнула дверь и остановилась на полушаге.
      – Ух ты-ы!..
      По сторонам и за спиной сиял кафельными стенками женский туалет «Рыжего льва». А впереди, за дверью, громоздились красные скалы, поднимались из соснового леска каменные шаманы, и над всем этим раскинулось невероятное, необозримое небо.
      Растерянно хихикнув, Венди шагнула назад, и видение исчезло. Но она знала, что могла бы шагнуть в него. Она чувствовала на лице горячий ветер, несущий запахи красной пыли и смолы.
      «Ох, вот расскажу Софи и Джилли!» – думала она, возвращаясь за столик. Красный камешек был надежно спрятан в самом глубоком кармане.
 

3

 
       Октябрь
 
      Джорди зашел ко мне сразу, как приехал. Закинул вещи к Кристи и, не задерживаясь, отправился в особняк профессора. Переехав с Таней в Лос-Анджелес, он остался без жилья, так что я ему сказала, что он может поселиться у меня в студии, пока она мне снова не понадобится. Ни он, ни я не высказали вслух мысли, что это может означать – навсегда.
      Джорди держался отлично. Братья Риделлы всегда с трудом переносили присутствие больных. Кристи, например, всего пару раз заглянул ко мне в реабилитацию, хотя его Саския заходила не реже раза в неделю.
      Наверняка и Джорди поначалу было неуютно при виде моего кресла-каталки. А может быть, я к нему несправедлива. Может, вид Сломанной Девочки тут ни при чем, а все дело в том, что я теперь с Дэниелем. Он очень старался показать, как рад за меня, но я взглянула на него глазами Софи и Венди и увидела то, что они так долго старались мне втолковать: ему плохо, и не из-за разрыва с Таней, а оттого, что он потерял меня.
      Как подумаю, сколько лет мы могли быть не просто друзьями, так плакать хочется. Но я постаралась и виду не показать, что знаю, каково ему, что мы упустили свой шанс. Потому что все равно это Джорди, мой лучший друг. И я не хочу его терять.
      – Ну, Джорди, дружище, – говорю я ему, – чем собираешься заняться?
      Он пожимает плечами:
      – Не знаю… Всем понемножку, как обычно. Пока погода держится, поиграю на улице, потом попробую найти зал, может, соберу новую группу.
      – Мы скучали без твоей музыки, – говорю я, – и без тебя.
      – И я скучал.
      – Но тебе надо было попытаться. А вдруг получилось бы?
      Он кивает:
      – Только странновато видеть, как газеты выставляют твои неудачи всем напоказ. Я еще уехать не успел, а уже появилась статейка про Таниного нового парня – представляешь, даже с фотографиями!
      – Ты же знаешь эти бульварные газетенки, – утешаю я. – Они любят из всего раздувать скандал.
      – Засняли, как они обнимаются в ресторанчике.
      – Гадость.
      – Это ты мне говоришь?
      Бывало, мы могли с ним часами сидеть молча. Случалось, болтали до хрипоты. А сегодня слов не найти, и молчание становится неловким. Беда.
      – Странное дело, – говорит вдруг Джорди и поднимает на меня глаза. – С того дня, как ты попала в больницу, мне все кажется, что я виноват. Что, если бы я не уехал, ничего бы и не случилось. Знаю, – продолжает он, не дав мне возразить, – можешь не говорить. Знаю, что это глупо. И все равно чувствую себя виноватым.
      Я долго смотрю на него. Дело в том, что я понимаю, к чему он ведет. Не говорю, будто это верно, будто это правда. Но мне это чувство хорошо знакомо.
      И тут мне приходит в голову ужасная мысль.
      – Вы с Таней не по этой ли причине…
      – Нет, нет, – перебивает меня Джорди, – с Таней мы просто живем в разных мирах. Сколько можно было этого не замечать? Если б Таня не заглянула в мой мир из любопытства, не думаю, что мы вообще сошлись бы.
      – Но вы ведь любили друг друга.
      – Наверно, и сейчас любим. Но мы друг другу не подходим – вот в чем дело. Поверь, мы проговорили много долгих ночей напролет. Все обсудили.
      – Очень жаль, – говорю я ему. И мне правда жаль. Я не притворяюсь.
      – Да, и мне тоже, – бормочет он, потом откидывается на спинку дивана и вздыхает: – Я там чувствовал себя… не на месте. Думал, стоит вернуться домой и все будет в порядке. А вышло не так. Все изменилось. Ты и я…
      – Но мы по-прежнему лучшие друзья.
      Он долго молчит. Потом садится прямо и смотрит на меня: на губах улыбка, а глаза грустные.
      – Друзья, да? – повторяет он.
      – Да, сколько бы глупостей ты ни делал, – говорю я. – И может, когда ты глупишь, особенно, потому что тогда рядом с тобой я чувствую себя такой умницей.
      – Не сиди ты сейчас в инвалидном кресле, я бы тебе врезал!
      – Видишь, во всем есть свои преимущества.
      Теперь улыбка подбирается и к глазам.
      – Я правда по тебе соскучился, – говорит он.
      Мне не сразу удается совладать со своим лицом, чтобы не показать, как мне грустно.
      – Я знаю, – отвечаю я.
 

4

 
      Теперь Венди помешалась на фотографиях. Каждый раз, возвращаясь с Софи из мира снов, она притаскивает полные карманы отснятых кассет. В основном снимки того каньона из лагеря Коди на вершине. Потрясающие виды уходящего в бесконечность обрыва или скал, соперничающих с исполинскими деревьями леса-собора. Трепещущая темная зелень елей и сосен на фоне красных камней. И причудливые скалы-шаманы: сотни лиц, скрывающихся в выветренных складках утесов, шпили замков и крепостные башни.
      Случается, она приносит и портреты. Псовые, пресловутая девица-пума, напыщенное семейство орлов. Духи можжевельника и горных сосен. Больше всего, конечно, псовых.
      Мне особенно понравился снимок, где Джек Вертопрах прикуривает сигарету, скосив один глаз на камеру. Венди удалось схватить неуловимую смесь мудрости, дурачества и сексапильности.
      – Что такое с этим парнем? – спрашивала она после первого знакомства с ним в горном лагере. – Либидо у него не меньше тех каньонов.
      Да и не ее одну захватили сказочные виды. Софи последнее время все чаще пишет пейзажи. Работает на пленэре с моим этюдником. Рисует на маленьких холстах, а потом по ним – на больших, уже в студии-теплице Старого Ворчуна.
      – Пожалуй, наберется на выставку, – сказала она как-то утром, оторвавшись на пару минут от работы.
      Мы сидели в студии, рассматривая полдюжины новых полотен, прислоненных к стене.
      – А если станут расспрашивать, где ты видела такие каньоны? – спрашиваю я.
      Она передернула плечами:
      – Скажу, в Южной Юте.
 
      Поначалу они обе не хотели меня оставлять. Пришлось долго уговаривать их не дожидаться моего выздоровления, а потом еще дольше убеждать, что я не в обиде.
      Между прочем, так и есть.
      Они просто не понимают, как много это значит для меня, когда есть к чему стремиться, помимо того, чтобы встать на ноги, – это, конечно, в первую очередь. Я ведь думала, мне уже никогда там не бывать. И действительно, сны не возвращаются. Но теперь я уверена, что надо только поправиться, а страна снов меня ждет.
      Не стану отрицать, бывает, я им завидую. Но в последнее время я завидую даже людям, которые свободно расхаживают по улицам и не понимают, какие они счастливцы.
 
      Сегодня вечером я осталась в доме профессора полной хозяйкой. У Дэниеля ночная смена, у профессора вечерняя лекция, Гун выходной, а Венди и Софи отправились в клуб, где играет Джорди. Мне удалось убедить их всех, что я прекрасно проживу несколько часов самостоятельно. Хотя, по правде сказать, теперь мне скучновато.
      Включила телевизор – нудятина. Листаю журналы – то же самое. Почитала немного «Совы не так уж мудры, летучие мыши не так уж слепы» – книжку из библиотеки профессора о распространенных предрассудках насчет животного мира. Вообще-то книжка мне нравится, только она в твердой обложке, а мне трудновато долго держать в руках такие тяжести. К тому же сегодня чтение меня не увлекает.
      Я вздрагиваю, услышав звонок в дверь. Для разносчиков слишком поздно, должно быть гости. Я качу в переднюю, прикидывая, кто бы это мог быть. Анжела, наверное. Или Мона. Не важно – главное, я счастлива, что с одиночеством покончено. Вот вам и вся моя самостоятельность.
      Открываю дверь, а за ней… вот уж кого никак не ожидала увидеть! Накатывает мгновенная тревога, но я быстро и решительно загоняю ее подальше.
      – Привет, Рэйлин, – говорю.
      Она кивает, разглядывая мою коляску.
      – И тебе привет. Вижу, ты все еще на колесах?
      – Уже встаю.
      – Рада слышать.
      – Ты как сюда попала? – спрашиваю я. – Не думай, я страшно рада тебя видеть, только в последний раз мы…
      Она машет рукой:
      – Да, знаю. Но все меняется. Я начинаю с чистого листа и все такое.
      – Правда?
      Пожимает плечами:
      – Попробую. Ну и решила тебя повидать перед дорогой.
      – Куда собираешься?
      Не могу поверить. Она бросила страну снов, пришла ко мне – и уже снова уходит?
      – Опять на запад, – говорит она. – У меня там есть работа, а я ее малость запустила. Не рассказывала тебе, что я занимаюсь программным обеспечением?
      – Говорила.
      – Ну, решила взяться за это всерьез – для разнообразия. Попробую удержаться на прямой дорожке, представляешь? Может, даже жалеть не буду.
      – Ты не зайдешь?
      Она оглядывается через плечо на розовый «кадиллак», оставленный у подъезда. Верх у него поднят.
      – Меня там ждут, – говорит.
      – Я им тоже буду рада.
      Она внимательно рассматривает меня.
      – Ты в самом деле нечто, да? – говорит она. – Тоже нахлебалась дерьма в жизни, а все веселишься, рада гостям и все такое.
      – Вам придется самим позаботиться о выпивке, – говорю я.
      – Справлюсь. Точно не помешаем?
      – Нисколечки!
      Она задумчиво кивает:
      – Схожу приведу свою Лиззи. Мы ненадолго.
      – Можете оставаться сколько хотите.
      – Черт тебя возьми, – говорит она, – и ведь не прикидываешься, верно?
      – Конечно, верно.
      Она делает движение ко мне и, на мгновение мне кажется, хочет меня обнять, но только кладет руку мне на плечо, а потом отворачивается и уходит за своей подружкой.
      Мы засиделись за разговором до ночи, так что им пришлось остаться ночевать, а поездку отложить до утра.

Интервью

      ВЫДЕРЖКИ ИЗ ИНТЕРВЬЮ С ДЖИЛЛИ КОППЕРКОРН,
      ВЗЯТОГО ТОРРЕЙН ДАНБАР-БЕРНС
      ДЛЯ «КРОУСИ АРТС РЕВЬЮ»
      В СТУДИИ МИСС КОППЕРКОРН НА ЙОР-СТРИТ в среду, 17 апреля 1991 года.
 
      –  Как вам кажется, чем вы отличаетесь от других художников? Почему вам всюду рады, почему о вас не злословят и не сплетничают?
      – Ну, сплетничают, конечно! (Смеется.)
      –  Но не злословят. Сколько раз слышала, о вас говорят как о проказливой младшей сестренке даже те художники, которые намного моложе вас.
      – Не знаю. Может быть, это потому, что я не стремлюсь ни руководить, ни служить кому-либо, а только идти своей дорогой.
      –  Но ведь к тому же стремятся все люди искусства. Оставить свой след.
      – Разве? Мне кажется, люди занимаются искусством по тысяче различных причин. Я не мечтаю оставить после себя что-то вещественное. Мне скорее хочется наладить связь между людьми – и не только посредством искусства. И еще стараюсь, чтобы мои картины показывали возможность другого мира – не такого, в каком мы живем.
      –  И для этого вы рисуете эльфов и сказочных персонажей?
      – В моих картинах волшебство – не главное. Главное – что мы не одиноки. Нас окружает духовная субстанция. Я правда верю, что если мы постараемся жить как можно лучше, обращаться со всеми по-доброму и с уважением, то и мир станет лучше. Сказочные существа представляют этот усовершенствованный мир. Сказки – это красота, которой мы не видим, не хотим замечать. Потому я и рисую эльфов, обитающих на свалке или порхающих над спящим пьянчужкой. Душа есть во всем и во всех. Приглядитесь хорошенько, и вы всюду найдете сказку. Каждый нужен и важен.
      –  «Смерть равняет высоких и низких…»
      – Кто это сказал?
      –  Кажется, Джон Хейвуд.
      – Жаль, что нам приходится дожидаться смерти, чтобы восстановить равновесие.
      –  Что верно, то верно. Но возвращаясь к эльфам и прочим волшебным созданиям с ваших картин…
      – Просто это мой способ рассказывать сказку.
      –  Значит, эльфов не бывает?
      – Я никогда этого не говорила. (Улыбается.)