— А магия? — спросила Джейни, когда Гонинан замолчал.
Все это время она мучительно пыталась связать то, что он говорил, с основной темой их беседы.
— Магия реальна, — ответил Гонинан. — Причем реальной ее делаем мы сами. Однако, подобно мифам и легендам, она умирает, когда о ней забывают, и тогда ее призрачные королевства отдаляются от нашего мира — ведь волшебные жители не могут обитать рядом с теми, кто отрицает их существование.
— А как насчет книги Данторна? — поинтересовалась Клэр.
— Перед чаем я рассказывал вам о талисманах, помните?
Обе девушки кивнули.
— Для вас это птицы, — добавила Клэр.
— Птицы — это мой тотем или, если угодно, мой личный талисман. Как и талисман, тотем обладает способностью настраивать разум человека на определенную волну, где ему открываются тайные знания, но, в отличие от него, служит не всем, а лишь избранному, потратившему на его поиски много труда и времени.
Билл многое принес в жертву, прежде чем перед ним отворились врата в Призрачный Мир. Написанная им книга стала его тотемом, но по неведению он вложил в нее силу, сделавшую ее вместе с тем и универсальным талисманом — то есть работающим на всех, кто к нему прикасается.
— Не понимаю, — пожала плечами Джейни.
— Разные люди по-разному воспринимают одно и то же произведение, — объяснил Гонинан. — Как именно — зависит от их сущности. А теперь представьте себе книгу, которая сама предлагает каждому читателю персональную историю.
Джейни нахмурилась:
— То есть „Маленькая страна“, которую читаю я, отличается от тех, что будут читать другие люди?
— Совершенно верно.
— Но это невозможно!
Гонинан улыбнулся:
— Конечно, нет. Если не верить в магию.
— Но Дедушка не…
Джейни осеклась на полуслове, осознав, что никогда не обсуждала с дедом сюжет романа — равно как и с Феликсом. А Клэр вообще не читала „Маленькую страну“…
— Итак, — продолжал Гонинан, — первейшая цель книги — отразить внутренний мир того, кто к ней прикасается.
— Выходит, она будет одинаковой всякий раз, когда мне вздумается заглянуть в нее? — спросила Джейни.
— Этого я не могу сказать наверняка. Скорее всего, да. Но если вы изменитесь, она изменится вместе с вами.
— Но это нарушит логическую последовательность событий, — заметила Джейни.
— Вовсе нет — она просто станет иной.
— А слова, которые мы читаем, принадлежат Данторну? — спросила Клэр.
— Вряд ли. Хотя какая-то часть — безусловно, все-таки книга является его творением.
Джейни растерянно молчала. Все услышанное казалось ей полнейшим бредом. Этого просто не могло быть!
„Конечно, нет, — раздался у нее в голове смеющийся голос Гонинана. — Если не верить в магию“.
Магия… Мифы и легенды…
Сердце Джейни стремилось принять их, но ум упорно отвергал как вымысел.
Все, о чем говорил Гонинан, не вписывалось в рамки реального мира, в котором жила Джейни, и в то же время вызывало в ее душе какой-то странный отклик, — казалось, она это когда-то знала, но со временем забыла, и вот теперь каждая фраза Гонинана будила в ней воспоминания.
— Так что же нам делать с книгой? — поинтересовалась Клэр.
— Прежде всего, вы должны быть очень, очень осторожны, — ответил Гонинан. Ведь когда кто-то обращается к магическому артефакту, мир вокруг становится другим. Попытка спрятать книгу не поможет вам избавиться от возложенной на вас ответственности. Единственный способ выйти из игры — это передать „Маленькую страну“ на хранение кому-нибудь еще.
— Мир… становится другим? — повторила Джейни.
— Чем чаще используются подобные вещи, тем большую силу они набирают. Действуя достаточно долго, книга сможет изменить весь мир.
— Как? — ахнула Джейни.
— Во что? — добавила Клэр.
— Во все, что угодно.
Джейни невольно вспомнила рассказы Дедушки о призраках, шорохах и загадочных событиях, которые начали происходить, когда он впервые открыл „Маленькую страну“. А еще свой недавний сон. И музыку, доносившуюся из книги. И то, как эта музыка потом изменилась…
Джейни в очередной раз попыталась напеть ее про себя, и опять у нее ничего не получилось — словно мелодии „Маленькой страны“ могли звучать лишь со страниц самого романа…
— А мир станет другим навсегда? — заволновалась Клэр.
— Это зависит от того, сколько времени книга будет находиться в действии и — главное — кто станет ее читать. Попав в хорошие руки, она не причинит вреда. Но если кто-то завладеет ею с низменными целями — такими, например, как те, что движут Мэдденом, — она сможет разрушить все и вся.
— А как выяснить, кто достоин хранить ее? — спросила Джейни. — Дедушка? Я?
— Это мне неизвестно, — ответил Гонинан. — Но и то, и другое маловероятно. Ведь ни один из вас не пойдет по Пути — у вас нет для этого ни предпосылок, ни соответствующих знаний.
— А у вас?
Гонинан рассмеялся.
— У меня есть, — согласился он. — Но мне слишком поздно менять направление. Мои птицы могут перенести меня куда угодно, только теперь я и сам стою на грани, разделяющей два мира. Еще шаг — и я совершу свой последний переход.
— О чем это вы? — удивилась Клэр.
Но Джейни все поняла. Или, вернее, почувствовала…
— Вы умираете, — прошептала она.
Гонинан кивнул.
— О, простите! Я… — Девушка покраснела.
— Все в порядке, — улыбнулся Гонинан. — Я прожил долгую интересную жизнь и уже побывал там, куда мне вскоре предстоит отправиться. Я сожалею лишь о том, что мне так и не удалось сделать этот мир лучше.
В течение нескольких минут все молчали. Наконец Джейни шевельнулась, оторвала взгляд от маленькой птички, перепрыгивающей с ветку на ветку, и снова повернулась к Гонинану.
— Хелен… она ваша сиделка?
— Внучатая племянница. Человек редкой души. И тонкого ума. Я многому успел научить ее, пока она ухаживала за мной.
— Вы не можете стать хранителем „Маленькой страны“ из-за болезни,…
— Точно.
Джейни задумалась.
— Я все-таки не понимаю. Мы ведь ничего не делали с книгой — ну, не произносили никаких слов, не зажигали вокруг свечи. Мы просто читали ее.
— Но этого достаточно для ее пробуждения.
— Тогда я спрячу роман, — заявила Джейни. — Пусть никто и никогда не найдет его.
— Если только вам удастся отыскать подходящее место…
— И я больше ни слова из него не прочту.
Гонинан решительно покачал головой:
— Нет, вы должны дочитать книгу до конца. В противном случае она будет оставаться как бы открытой — может, не в полной мере, но этого хватит для того, чтобы кто-нибудь вроде Мэддена смог выследить, ее.
— Почему Билли не предупредил обо всем этом Дедушку?
— Полагаю, он и сам не отдавал себе отчета в том, что натворил.
— А вы? Вам же с самого начала было известно о силе „Маленькой страны“.
— Я размышлял об этом недавно, — кивнул Гонинан. — После того, как вновь услышал ее зов… Я не заговаривал о ней раньше, потому что ждал этого момента.
— О… — Джейни потеребила джинсы на колене и вздохнула. — И как нам теперь быть?
— Дочитайте книгу, — повторил Гонинан. — Ваше подсознание уже понимает, как поступить. А сами вы должны обнаружить подсказку где-то в тексте.
— Ну почему вы не можете просто дать ее нам?
— Потому что я этого не знаю.
Гонинан медленно поднялся на ноги.
— Мне пора возвращаться. Хелен рассердится, если я вовремя не приму лекарства.
Джейни и Клэр тоже встали.
— Кстати, по какой причине вы не захотели беседовать с нами дома? — спросила Клэр Гонинана, когда они побрели обратно к его коттеджу.
— Подобно тому, как птицы являются моим тотемом, тотемы Мэддена прячутся в тенях — тенях, отбрасываемых любыми предметами, сделанными человеком. Он может видеть через них, слышать через них, говорить через них… Вероятно, даже перемещаться с их помощью. Они поддерживают его здоровье и подпитывают его магию.
— А разве ваши птицы не способны помочь вам? — удивилась Джейни.
— В чем именно?
— Ну, вылечиться…
— А зачем? Смерть — это всего лишь часть жизни. Если бы я препятствовал естественному ходу событий, устраивал его в соответствии со своими желаниями, то перестал бы быть собой.
— Звучит так безысходно… — вздохнула Джейни и тут же смутилась. — Простите, — потупилась она. — Я…
— Я понимаю, о чем вы, — мягко перебил ее Гонинан. — Вам кажется, что такое видение мира отрицает наличие человеческой воли.
— Да…
— Но вы забываете о том, что я сам выбрал свой путь.
Джейни не нашлась, что на это возразить. На пороге дома их встретила Хелен — хмурая и обеспокоенная.
— Спасибо, что уделили нам время, — поблагодарила Гонинана Клэр.
— И за все остальное спасибо, — добавила Джейни.
Гонинан улыбнулся:
— Я рад, что познакомился с вами обеими.
— Питер, — окликнула его Хелен. — Пора домой.
Он весело подмигнул гостьям:
— Она всегда такая строгая.
— Не смеем вас больше задерживать, — кивнула Джейни, однако Гонинан вдруг взял ее за руку.
— Есть еще кое-что. Мэдден здесь. Я чувствую, как он ступает по этой земле.
— Мы будем осторожны, — пообещала Джейни.
— Очень на это надеюсь. И не обсуждайте своих планов там, где вас могут подслушать тени. Удачи, и храни вас Бог.
Джейни с нежностью посмотрела на Гонинана и только теперь заметила признаки тяжелой болезни на его худом птичьем лице.
— И все-таки вам удалось изменить мир к лучшему, — сказала она и, прежде чем он успел что-либо ответить, развернулась и быстро зашагала прочь. Клэр поковыляла за ней.
6
— Тебе, наверное, не терпится узнать, как я тебя выследил, — ухмыльнулся Бетт, разглядывая Дэй-ви Роу.
Этот огромный человек застыл перед ним, словно камень, и молча смотрел на наведенное на него оружие.
„Боже, до чего же уродливый, — изумился Бетт. — Убить его — значит сделать одолжение окружающим“.
— Я… — начал было Дэйви.
Но Бетт не нуждался в его объяснениях — находясь на грани, он видел душу своей жертвы насквозь и чувствовал сотрясающий ее страх. Он знал, что в его лице не было и намека на жалость и что презрительная улыбка, скривившая его губы, казалась сейчас Дэйви оскалом самой смерти.
Бетт пожал плечами.
— Сожалею, но тебе придется размышлять над этим в могиле, — процедил он и нажал на курок.
Звук выстрела пронзил неподвижный воздух. Пуля впилась Дэйви в грудь. Он пошатнулся и рухнул в густые заросли. Бетт сделал шаг вперед, собираясь выстрелить во второй раз.
— Эй! — послышалось вдруг.
Бетт развернулся так резко, будто кто-то ударил его: со стороны прибрежной дороги к ним быстро приближался молодой светловолосый мужчина в джинсах и ветровке. За плечами у него болтался небольшой рюкзачок.
„Проклятие! — выругался про себя Бетт. — Только тебя тут не хватало, турист чертов“. Он отпрыгнул в кусты и пригнулся. — Эй, что случилось? — донесся до него голос незнакомца.
„Немец, — догадался Бетт по акценту. — Надо же, какой горластый“.
Мужчина остановился, поравнявшись с похожим на каменное кресло выступом в скале, и принялся всматриваться в заросли, где мгновение назад исчез Бетт. Однако последний, пользуясь тем, что густой кустарник надежно скрывал его от глаз туриста, уже успел отползти и теперь находился над прибрежной дорогой чуть позади жертвы. Майкл злорадно улыбался: незнакомец был настроен весьма решительно, и все же у него не было ни малейшего шанса — ведь он не умел ходить по краю…
Сунув пистолет в карман, Бетт выпрыгнул из своего укрытия и, приземлившись, со всей силы толкнул мужчину в спину. Бедняга оступился и, неловко выставив вперед руки, полетел вниз. Подождав немного, Бетт глянул туда и увидел скорченное тело туриста — яркое пятно на серых камнях, омываемых прибрежными волнами.
— Сегодня был неудачный день для прогулки, приятель, — усмехнулся Бетт.
И вправду — какое несчастье! Опасно бродить по краю утеса высотой в двести футов: один неверный шаг и…
Такое долгое падение…
Стряхнув пыль с одежды, Бетт снова вытащил пистолет и поспешил к телу Дэйви.
Но оно исчезло.
Нахмурившись, Бетт тщательно осмотрел место: никаких следов. Упасть с утеса труп не мог — тогда он лежал бы на камнях по соседству с телом туриста.
Бетт принялся прочесывать все вокруг.
Он был неважной ищейкой, когда игра выходила за пределы города. Охота на людей казалась ему сплошной забавой, но только если она разворачивалась в каменных джунглях: там главной задачей являлся выбор жертвы. А потом, если Бетт располагал достаточным количеством времени, он от души орудовал ножом, выясняя, как устроен очередной паршивец; если же времени не хватало, развлечение сводилось к одному-единственному удару, который успокаивал несчастного раз и навсегда.
Прошлой ночью Дэйви Роу отнял у Бетта его любимый нож, правда, у него осталась парочка запасных. Но сегодня Бетт не захотел брать клинок: плечо все еще сильно болело после вчерашнего, к тому же Роу был слишком крупным. Так что Майкл решил воспользоваться пистолетом, хотя прекрасно знал, что огнестрельное оружие не принесет ему обычного удовлетворения. Это было недостаточно личным: действуя быстро и на расстоянии, не проследишь, как постепенно угасает жизнь в глазах жертвы.
Однако цель была достигнута: Дэйви Роу мертв. А что касается средства… Когда обстоятельства вынуждают, приходится использовать то, что под рукой.
К тому же, когда Бетт склонялся над убитым, его уже не волновало, каким именно способом он отправил несчастного в мир иной: главным для него была возможность полюбоваться результатом своей работы и насладиться запахом смерти…
Вот и теперь он не испытывал ни малейшего желания изображать из себя детектива. Да, труп исчез — это правда. Но ведь он сам видел, как пуля вонзилась Дэйви в грудь. Да и трава вокруг была обильно залита кровью.
В итоге Бетт потратил на поиски еще несколько минут, после чего спрятал оружие в карман, развернулся и зашагал в сторону Маусхола.
Все ясно: тело Дэйви Роу упало-таки с утеса и труп уже успело отнести волнами — потому его и не оказалось внизу.
Почувствовав себя отмщенным за свою ночную неудачу, Бетт стал думать о других делах.
Прежде всего, нужно было найти какое-нибудь укромное место с четырьмя стенами неподалеку от селения. Мысленно проследив свой путь из Маусхола и вспомнив, где он настиг этого тщедушного прихвостня Лины, Вилли Кила, Бетт понял, что знает подходящее место.
Следует немедленно отправиться туда, чтобы все подготовить.
Он сделает дело в одиночку, поскольку тайна, которую хранили Литтлы, явно имела большую ценность — иначе Мэдден не приехал бы сюда лично. Так что же мешает ему, Майклу Бетту, завладеть ею самому? Ну а если Литтлы откажутся объяснить, как этой тайной пользоваться… что ж, он всегда испытывал интерес к головоломкам.
Он разбирал вещи исключительно ради того, чтобы узнать, как они устроены.
И разве не это получалось у него лучше всего?
7
Джейни поджидала Клэр у разрушенной каменной ограды. Девушка стояла, задумчиво глядя куда-то в сторону леса.
— Почему ты умчалась так быстро? — спросила Клэр, приблизившись, и тут же замолчала, заметив слезы на глазах подруги.
— Это так грустно, — всхлипнула Джейни. — Такой замечательный старик… и он умирает…
— О, дорогая, мне тоже очень жаль…
— И что добивает меня окончательно, — продолжала Джейни, — так это то, что всякий раз, когда я встречала его, я либо посмеивалась над его видом, либо просто убегала со страху. А ведь мы могли общаться все это время…
Она пошарила в кармане в поисках носового платка и, не найдя его, вытерла заплаканное лицо рукавом. Клэр поспешила предложить ей свой платочек. Кивком поблагодарив ее, Джейни высморкалась.
— Он… он говорил такие странные вещи.
— Более чем странные.
— Ты поверила в них?
— Сложно сказать, — вздохнула Клэр. — Умом я понимаю, что большую их часть нельзя воспринимать всерьез. Конечно, о Гурджиеве и использовании собственной воли я слышала и раньше, а вот что касается…
— Магии?
— Да, магии…
— По-моему, есть лишь один способ выяснить, как все обстоит на самом деле.
— Сравнить историю, которую читаешь ты, с теми, что книга предложила Феликсу и Дедушке?
— Да. Если они действительно окажутся разными, значит, и все остальное правда.
Девушки медленно побрели к машине. Когда они перебирались через ручей, бесхвостого кота поблизости не было и все вокруг, включая лес и поля, будто замерло в безмолвии.
— Клэр, знаешь, о чем не упомянул мистер Гонинан?
— О чем?
— О вечной музыке. А ведь она часть легенды. Эта музыка живет сама по себе, ее невозможно перенести на бумагу. Каждый, кто пытался ее записать, делал это по-своему и, следовательно, невольно добавлял что-то от себя.
— Джейни, между музыкой и вещами, о которых говорил мистер Гонинан, нет никакой связи, — возразила Клэр.
— Нет, есть. Музыка тоже передает знания, но не посредством слов, а с помощью образов. Это как с легендами — если кто-нибудь заводит речь о Робине Гуде, ты же вспоминаешь не книгу, а живого Робина Гуда — Зеленого Человека из леса.
— Пожалуй.
— Наши песни и танцы — это не что иное, как отголоски древних ритуалов. Мистер Гонинан прав: все мы неразрывно связаны с общим духом мира.
Клэр медленно кивнула:
— Только мы забыли об этом.
— Я все больше и больше верю тому, что сказал Гонинан. Согласись: танцуя, мы чувствуем, как самые простые движения пробуждают что-то в нашей душе. Мы не понимаем, почему так происходит, но, наверное, в этом и заключается настоящая магия: ничто в нашем мире не исчезает бесследно — оно просто прячется до поры. Должно быть, поэтому мы и любим старинные мелодии — они живут где-то в глубине нашего подсознания и из века в век передаются по наследству. Постепенно мы меняем манеру их исполнения, но главный мотив — самое сердце музыки — остается вечным…
Джейни обернулась и посмотрела назад — туда, откуда они с Клэр пришли. Печаль нахлынула на нее с новой силой — печаль, подобная ветру, который, не тронув ни единого волоска на голове, поднял целую бурю у нее в груди. Это чувство не имело ничего общего с болью, что терзала ее минувшей ночью. Нет, это была мягкая, искренняя грусть — нежная, словно музыка…
Пальцы Джейни потянулись к инструменту, но ничего не оказалось под рукой. Да сейчас и не время было играть. И не место. И все же девушка сожалела, что не может исполнить на прощание какую-нибудь прекрасную мелодию: возможно, она перенеслась бы через поля и, долетев до Питера Гонинана, рассказала ему о том, что его все-таки поняли — поняли не разумом, но всем существом. Джейни хотелось отблагодарить старика, а лучшей благодарностью для него стало бы подтверждение того, что его объяснения не прошли впустую.
А еще ей хотелось однажды вернуться сюда…
Джейни взглянула на подругу, желая поделиться с ней своими переживаниями, но потом передумала: Клэр всегда любила музыку, однако воспринимала ее совсем иначе — не так, как она сама.
Вот Феликс — совсем другое дело…
„Я познакомлю его с Питером Гонинаном, — решила Джейни. — Они обязательно поладят. Если только на это будет время…“
Вздохнув, она направилась к машине, где ее уже ждала Клэр.
— Феликсу понравился бы этот старик, — заметила Джейни, заводя свой „релиант“.
— Они чем-то похожи, — отозвалась подруга. „А может, я ошибаюсь? Может, Клэр все понимает и чувствует ничуть не хуже меня?“
— Что ты имеешь в виду? — спросила ее Джейни вслух.
— Они оба следуют по пути, который выбрали сами, не слишком заботясь о том, что скажут остальные.
— Хм… об этом я как-то не подумала.
Осторожно развернувшись на узкой дороге, Джейни поехала в сторону дома.
— Джейни, — окликнула ее Клэр. — Мне нужно поговорить с тобой о Феликсе.
— Надеюсь, у нас все будет в порядке. Я приложу к этому все усилия.
— Не сомневаюсь, но…
Клэр замолчала и стала смотреть в окно.
— Что такое, Клэр? — встревожилась Джейни.
— Вообще-то Феликс обещал, что разберется с этим сам, но я не верю, что он когда-нибудь решится на откровенный разговор с тобой. А ведь это так важно.
В груди у Джейни похолодело. Что еще ей предстоит узнать?
— Это насчет ваших совместных выступлений.
Джейни с облегчением выдохнула:
— Я больше не тащу его с собой на сцену, Клэр. Полагаю, я уже усвоила урок, так что Феликс может спать спокойно.
— Вот и славно, а то… Нет, я, конечно, понимаю, что не имею права вмешиваться…
Джейни рассмеялась:
— Ты моя подруга, Клэр. И потом, мы с Феликсом всегда были признательны тебе за посредничество.
— Очень рада, — улыбнулась Клэр.
На мгновение Джейни показалось, что она услышала в голосе подруги печаль, но, прежде чем она успела спросить ее, в чем дело, Клэр заговорила снова:
— По-моему, ты должна знать, почему он не хочет выступать перед аудиторией.
— Да я прекрасно знаю почему, — пожала плечами Джейни. — Ему это просто неинтересно.
Клэр покачала головой:
— Он до смерти боится сцены.
Джейни опять рассмеялась:
— Боится? Этот-то здоровяк? Я не уверена, что на свете есть хоть что-нибудь, способное напугать его. Кроме того, я сама неоднократно видела, как он играет в присутствии других людей: на вечеринках, на фестивалях, даже на улице…
— Но не на сцене.
— Не на сцене. А какая разница?
— Точно не могу сказать, но после того как Феликс признался мне в своих страхах, я прочла кое-что на эту тему. Там написано, что иногда ответа на такие вопросы попросту не существует и человек должен бороться со своей бедой вслепую — то есть не задумываясь над тем, что ее породило. Кстати, недуг Феликса называется топофобией — страхом перед сценой.
— Но…
— Только не говори, что он обязан посмотреть своему страху в глаза и выступать через силу.
— А разве не так решаются подобные проблемы?
— К сожалению, это не так просто, как кажется. У Феликса налицо все признаки панического синдрома. Если тебя когда-нибудь охватывала настоящая паника, то ты знаешь, что это удовольствие ниже среднего.
— Пожалуй…
— Я еще помню свою последнюю операцию на ноге, — продолжала Клэр. — Я так перепугалась, что потеряла сознание прежде, чем мне успели ввести наркоз.
— Ну, выходит, ты избавила докторов от лишней работы.
— Нет-нет, что ты! В таком состоянии давление больного скачет, а это очень опасно. Так что сначала врачи привели меня в чувство и лишь потом сделали укол.
— По-твоему, выйдя на сцену, Феликс тоже может потерять сознание?
— Его заболевание сопровождается довольно неприятными симптомами: недомоганием, учащенным сердцебиением, давлением в области грудной клетки, нехваткой кислорода, онемением рук и ног… Это как во время ночного кошмара, понимаешь?
Джейни кивнула.
— Потом подступает тошнота, начинается сильная головная боль и удушье. И это только физическая сторона дела. А ведь есть еще разум, и он тоже впадает в панику. Человек ощущает себя словно во сне. У него изменяется световосприятие, утрачивается чувство реальности.
— Звучит ужасно, — поежилась Джейни. — С тобой такое случалось?
— Нет, я просто теряла сознание.
— Тебе легче…
— И это еще не самое худшее, — вздохнула Клэр. — Иногда люди боятся самого своего страха впасть в панику, и в итоге он вызывает у них точно такие же симптомы. Я видела, как волновался Феликс во время нашего разговора.
В течение некоторого времени Джейни молчала.
— Жаль, что он не объяснил мне всего этого, когда мы ссорились из-за гастролей, — вымолвила она наконец.
— Он боялся.
— Кого? Меня?
— Нет, того, что ты будешь смеяться над ним. Кстати, ты именно так и поступила, когда я начала рассказывать тебе об этом.
— Но я же не со зла. Я…
— Тебе трудно представить, что Феликс может чего-то бояться. И, тем не менее, это так. Он действительно боится. Боится стать посмешищем в твоих глазах. Боится, что ты изменишь свое мнение о нем, когда узнаешь о его проблеме. Его мужское „я“ бунтует против возможного позора. А сознание того, что страх перед публикой несвойствен большинству людей, лишь усугубляет дело. В результате Феликс чисто инстинктивно пытается держаться как можно дальше от сцены.
— Наверное, ты права…
Джейни вспомнила о том, как зачастую она буквально вытаскивала людей на сцену, заставляя их играть перед незнакомой аудиторией, и почувствовала угрызения совести.
— Феликс уверен, что ты станешь сравнивать его с Тедом Прайдом, — добавила Клэр. — Ты еще не забыла этого парня?
Джейни хихикнула, вспомнив дрожащий голосок Прайда, но тут же нахмурилась.
— Кажется, мы были не слишком добры к нему.
— Да уж. Правда, я сказала Феликсу, что Прайд сам виноват в том, что люди относились к нему подобным образом.
— И все же…
— И все же твои шпильки в его адрес были довольно острыми. А Феликс слышал их.
— Но ведь он смеялся вместе с нами!
— Смеялся. Однако сам ни разу не пошутил по этому поводу.
— Клэр, мне бы и в голову не пришло сравнивать Феликса с Прайдом, какие бы страхи их ни объединяли!
— Очень хорошо. Просто я хотела предупредить тебя о чувствах Феликса, пока ты опять не подняла эту тему.
— Я не буду поднимать эту тему, — пообещала Джейни. — И никогда больше не предложу ему выйти на сцену.
— Вот и славно…
Тем временем „релиант“ уже катил по южной стороне Рэгиннис-Хилл.
— А как тебе удалось заставить Феликса рассказать об этом? — спросила вдруг Джейни.
— Ну, — развела руками Клэр, — мне, в отличие от тебя, терять нечего, так что я попросту вытянула из него это признание.
Джейни рассмеялась.
— Я всегда верила в тебя, — сказала она, останавливая машину перед домом Клэр. — Выйдешь здесь или заедешь ко мне?
— Заеду к тебе, — решительно кивнула девушка. — Я должна взглянуть на книгу, прежде чем вы снова спрячете ее.
— Мы прочитаем ее вместе, — улыбнулась Джейни и покатила вниз по холму.
Дело сделано
Власть теряет все свое очарование, если ею не злоупотреблять.
Поль Валери
1
Едва лишь поезд миновал реку Тамар в Плимуте, Джон Мэдден выпрямился на своем сиденье. Он вполне мог позволить себе более удобный и быстрый способ передвижения, однако для возвращения на родину выбрал именно поезд.
Мерный стук колес, который в начале пути помог ему расслабиться и задремать, теперь заставил пульс Мэддена учащенно биться в унисон ударам сердца самой корнуэльской земли. Музыка звучала у Мэддена в груди. Родная музыка. Он чувствовал себя необыкновенно бодрым и полным сил и знал, что обязан этим очарованию удивительной страны, по которой они ехали.
Это была земля Артура.
Тинтаджел, лежащий к северу, — древний и величественный. Руины, оставшиеся от того места, где родился когда-то король, и сокрытая под ними таинственная пещера Мерлина. Озеро Дозмари на Бодминской пустоши, где Дама с Озера забрала Эскалибур из рук Бедивера. Где-то здесь, согласно преданию, находился трон Артура, — говорят, он любил, сидя на нем, смотреть на море. И пещера Артура — там он уснул вместе со своими рыцарями… Король, обещавший однажды вернуться, был уроженцем западной части страны — Мэдден считал, что раскопки археологов за последние несколько десятилетий вполне подтвердили эту версию.
Но были здесь и другие тайны.
Лайонесс, затонувшая земля, располагавшаяся некогда между Лендс-Эндом и островами Силли. От нее остался только замок на острове Сент-Майклз да загадочный звон, доносящийся порой с морского дна.
И еще более древние истории, например Мерри Мэйденс у Сент-Бьюрианс. Одна из легенд гласит, будто несколько девушек и двое пришедших с ними музыкантов были превращены в камни в наказание за то, что осмелились танцевать в воскресенье. Согласно другой легенде, это были русалки, не успевшие вернуться в воду до восхода солнца. Кстати, раньше моряки так и называли русалок — „мерри мэйденз“
.
Стоит вспомнить низину Гвиннэп-Пит между Редратом и Сент-Дей. Методисты утверждают, что это всего лишь частично обвалившаяся шахта, которая в 1806 году в память о Джоне Уэсли
была перестроена в амфитеатр. Однако предание гласит иное: когда Мервину, менестрелю из Толвад-дона, проломили голову, он продолжал играть на арфе, пока не стер пальцы до костей, и тогда бог арфы Ларга смилостивился над ним и передал земле его раны. Так что те, кто предпочитает сказочную версию, называют эту низину „раной в голове арфиста“.
Мен-эн-Тол рядом с Морваком — самый высокий каменный памятник на Британских островах. Археологи предполагают, что на этом месте был вход в гробницу или курган, а в народе говорят, что тот, кто пролезет в дыру, излечится от всех своих недугов, а сам камень — это не что иное, как врата в Призрачный Мир.
Впрочем, Джону Мэддену не нужны были легенды, чтобы поверить в волшебную силу корнуэльской земли — ведь он никогда в ней и не сомневался.
Как не сомневались и многие другие — его предшественники и современники. Об этом знал Кроу-ли. Это чувствовал Дилан Томас
, который, правда, в большей степени являлся поэтом, нежели магом, но, в конце концов, разница между двумя этими понятиями не столь уж велика. На юго-западе жил и Деннис Уитли
. Колин Уилсон
, чью карьеру Мэдден прослеживал с того момента, как его замечательные теории были изложены в „Аутсайдере“, ныне обосновался в Горран-Хэйвене и занимался тем, что пробовал объяснить тайны бытия с научной точки зрения. И наконец, Питер Гонинан, теург-затворник, с которым Мэддену доводилось сталкиваться лично.