В ноябре 1825 года, когда Оскар перешел на новую должность и собирался защищать диссертацию на звание лиценциата, к Дерошу поступил новый, четвертый клерк, на вакантную должность, открывшуюся вследствие повышения Оскара.
      Этот четвертый клерк, Фредерик Маре, готовился к судейскому поприщу и был на третьем курсе Юридической школы. По сведениям, полученным конторой Дероша, двадцатитрехлетний красавец юноша был сыном некоей г-жи Маре, вдовы богатого лесоторговца, и после смерти дяди-холостяка располагал двенадцатью тысячами годового дохода. Будущий прокурор, движимый весьма похвальным желанием знать свою профессию до мельчайших деталей, поступил к Дерошу, чтобы изучить судопроизводство и через два года занять место первого клерка. Он надеялся пройти адвокатский стаж в Париже, чтобы подготовиться к предстоящей должности, в которой едва ли откажут богатому молодому человеку. Стать в тридцать лет прокурором в каком-либо суде -- было пределом его честолюбивых мечтаний. Фредерик был двоюродным братом Жоржа Маре, но так как мистификатор, некогда сидевший рядом с Оскаром в "кукушке", сообщил тогда свою фамилию только г-ну Моро, а молодой Юссон знал лишь его имя,--появление Фредерика в конторе не пробудило у Оскара решительно никаких воспоминаний.
      -- Господа, -- сказал за завтраком Годешаль, обращаясь ко всем клеркам, -- у нас в конторе будет новый ученик; и так как он несметно богат, то, надеюсь, мы заставим его по случаю поступления к нам раскошелиться на знатную пирушку...
      -- Отлично, давайте книгу записей, -- провозгласил Оскар, глядя на младшего клерка, -- и поговорим серьезно!
      Младший клерк, словно белка, вскарабкался по полкам с делами; когда он снял с верхней полки одну из регистрационных книг, его так и осыпало хлопьями пыли.
      -- Ну, и запылилась! -- сказал младший клерк, показывая книгу.
      Поясним сначала, в силу какого обычая в большинстве нотариальных контор велась такая книга. "Что может быть лучше завтрака клерков, обеда откупщиков и ужина вельмож" -- эта старинная поговорка, сложившаяся еще в восемнадцатом столетии, сохранила значение в судейском сословии и до сих пор; это хорошо известно всем, кто, изучая судопроизводство, прокорпел два-три года у стряпчего или в конторе нотариуса. Клерки, которым приходится так много работать, тем более любят повеселиться, что это им удается крайне редко; но особенное наслаждение доставляет клеркам всякая мистификация. Этим же можно до известной степени объяснить и поведение Жоржа Маре в карете Пьеротена. Даже самый угрюмый клерк всегда ощущает потребность позубоскалить или устроить какую-нибудь веселую проделку. И ловкость, с какою в среде клерков инстинктивно подхватывают и развивают любую мистификацию или шутку, просто удивительна; нечто подобное можно найти только у художников. В этом отношении мастерская и контора превосходят среду актеров. Покупая контору без клиентов, Дерош как бы основывал новую династию. И это внесло перерыв в выполнение того ритуала, которым обычно сопровождается прием нового клерка. Сняв помещение, где еще никто никогда не строчил на гербовой бумаге, Дерош поставил там новые столы и разложил новешенькие белые папки с синими корешками. В его конторе собрались служащие, взятые из других контор, ничем между собой не связанные и, так сказать, удивленные тем, что оказались вместе. Но Годешаль, получивший свое первое боевое крещение у мэтра Дервиля, был не из тех, кто позволил бы себе нарушить славную традицию. Этой традицией является завтрак, которым новичок обязан угостить старших товарищей И вот, при поступлении Оскара в контору, через полгода после того, как Дерош в ней обосновался, в один зимний вечер, когда работу закончили пораньше и служащие грелись у огня перед выходом на улицу, Годешаль предложил смастерить некую книгу записей, куда заносились бы пиршества судейской братии,-- книгу якобы древнейшего происхождения, случайно спасенную во время революции и якобы полученную Дерошем от Бордена, прокурора Шатле, одного из предшественников стряпчего Сованье, у которого Дерош купил контору. Начали с того, что разыскали в антикварной лавке какую-то книгу для записей, с водяными знаками восемнадцатого века, в красивом и внушительном пергаментном переплете, на котором был написан приговор Большого Совета. Купив эту книгу, клерки вываляли ее в пыли, клали в камин, в трубу, даже продержали некоторое время в месте, именуемом клерками "кабинетом задолженности", и в конце концов она столь заплесневела, что вызвала бы восторг любителей старины; пергамент ее так потрескался, что уже нельзя было усомниться в ее древности, а углы оказались настолько обгрызенными, что ею явно лакомились крысы. С таким же мастерством зажелтили и обрез, -- и теперь все было готово. Вот несколько отрывков, по которым даже самые недогадливые поймут, для каких целей предназначали служащие конторы Дероша эту книгу; начальные шестьдесят страниц были заполнены поддельными протоколами, а на первой странице можно было прочесть следующее:
      "Во имя отца и сына и святого духа. Аминь. Нынче, в день госпожи нашей святой Женевьевы, заступницы града Парижа, под покровительством коей находятся с 1525 года все клерки сей конторы, мы, нижеподписавшиеся, клерки и помощники клерков конторы мэтра Жерома-Себастьена Бордена, преемника почившего в мире Гэрбе, бывшего стряпчего Шатле, признали необходимым заменить книгу протоколов и записей о поступлении новых клерков в сию почтенную контору, являющуюся частью славного королевства стряпчих, -- ибо оная книга оказалась уже заполненной актами дражайших и возлюбленных предшественников наших, и просили Хранителя судебных архивов приобщить ее к прочим книгам записей, после чего почли за благо прослушать мессу в церкви Сен-Северенского прихода, дабы торжественно ознаменовать освящение нашей новой книги.
      В удостоверение чего руку приложили: Мален, старший клерк; Гревен, второй клерк; Атаназ Ферэ, клерк; Жак Юэ, клерк; Реньо де Сен-Жан-д'Анжели, клерк; Бедо, младший клерк-рассыльный. В лето господне 1787.
      После мессы мы отправились в Куртиль и вскладчину усладили себя щедрым завтраком, окончившимся лишь в семь часов утра".
      Протокол был написан мастерски. Любой знаток поклялся бы, что это почерк восемнадцатого века. За ним следовали двадцать семь протоколов приема, последний из которых был помечен роковым 1792 годом. После перерыва в четырнадцать лет записи возобновлялись с 1806 года, когда Борден был назначен стряпчим при трибунале первой инстанции в департаменте Сены. Вот комментарий, свидетельствующий о восстановлении "королевства стряпчих" и других объединений:
      "Невзирая на свирепые грозы, коими создатель покарал французскую землю, ставшую ныне великой империей, господь, по великой милости своей, сохранил драгоценные архивы достославной конторы мэтра Бордена; и мы, нижеподписавшиеся клерки досточтимого и праведного мэтра Бордена, дерзаем узреть в сем чудесном спасении, в то время как столь многочисленные записи, хартии и привилегии погибли,-- предстательство святой Женевьевы, заступницы сей конторы, а также воздаяние за верность старинным нравам и обычаям, коими мог похвалиться последний стряпчий старого закала. Пребывая в неведении относительно доли участия в этом чуде святой Женевьевы и мэтра Бордена, мы почли за благо отправиться в Сент-Этьен-дю-Мон, прослушать там мессу перед алтарем сей святой пастушки, посылающей нам столь много агнцев для стрижки, и угостить нашего патрона завтраком в надежде, что он за него заплатит.
      К сему руку приложили: Оньяр, старший клерк; Пуадевен, второй клерк; Пруст, клерк; Бриньоле, клерк; Дервиль, клерк; Огюстен Коре, младший клерк.
      Писано в конторе, 10 ноября 1806 года".
      "На другой день в три часа пополудни нижеподписавшиеся клерки решили засвидетельствовать здесь свою благодарность добрейшему патрону, угостившему их у г-на Роллана, ресторатора на улице Азар, роскошными винами трех провинций: Бордо, Шампани и Бургундии, а также отменными яствами за обедом, длившимся с четырех часов и до половины восьмого пополудни. Мы в изобилии вкушали кофе, мороженое, ликеры. Однако присутствие патрона помешало нам пропеть величальные песни стряпчих. Ни один клерк не преступил границ приятной веселости, ибо сей достойный, почтенный и щедрый начальник обещал повести затем своих клерков во Французский театр и показать им Тальмe в "Британнике". Многая лета мэтру Бордену!.. Да ниспошлет господь бог свои щедроты на его досточтимую главу! Да поможет ему продать подороже столь славную контору! Да пошлет ему изобилие богатых клиентов! Да воздаст ему за его угощение сторицей! Да уподобятся ему грядущие наши патроны! Да будет он вечно любим всеми клерками, даже когда отойдет в вечность",
      Затем следовали тридцать три протокола о приеме клерков; все эти записи отличались друг от друга почерками, цветом чернил, отдельными выражениями, подписями и наконец похвалами кушаньям и винам и были так составлены, что, казалось, протокол велся и подписывался во время самого пиршества.
      Наконец под датой "июнь 1822 года", когда приносил присягу Дерош, можно было прочесть следующий образец этой юридической прозы:
      "Я, нижеподписавшийся, Франсуа-Клод-Мари Годешаль, приглашенный мэтром Дерошем для выполнения многотрудных обязанностей старшего клерка в конторе, где клиентуру еще предстоит создать, узнав от мэтра Дервиля, из конторы которого я вышел, о существовании знаменитых, широкоизвестных всему судейскому миру архивных записей о пиршествах стряпчих, ходатайствовал перед любезным своим патроном о том, чтобы он испросил их у своего предшественника, ибо крайне важно было найти этот документ, датированный 1786 годом и имеющий связь с другими, хранящимися в суде архивами, существование коих подтверждено господами архивариусами Терассом и Дюкло и записи коих восходят к 1525 году, причем содержат ценнейшие исторические указания относительно судейских нравов и кушаний.
      Ходатайство мое было удовлетворено, и контора нынче располагает неоспоримыми доказательствами тех почестей, кои наши предшественники неизменно воздавали Божественной Бутылке и доброй трапезе.
      А посему, в назидание нашим преемникам и для восстановления связи между веками и бокалами, мной приглашены были господа Дубле, второй клерк, Вассаль, третий клерк, Эриссон и Грандмен, клерки, и Дюме, младший клерк, позавтракать в будущее воскресенье у "Рыжего коня", что на Сен-Бернарской набережной, где мы и отпразднуем приобретение этой книги записей, содержащей хартию наших пирушек.
      В воскресенье, июня 27 дня, было выпито 12 бутылок разных вин, оказавшихся превосходными. Присутствующими отмечены также две дыни, паштеты jus romanum [То есть паштет "римское право", или паштет под римским соусом (латинское слово "jus" означает и "право" и "подливка").], говяжье филе и гренки с шампинионибусами. Ввиду того что мадемуазель Мариетта, прославленная сестра первого клерка и примадонна королевской Академии музыки и танца, предоставила в распоряжение конторы места в партере на сегодняшний спектакль, ее великодушие также должно быть здесь отмечено. Кроме того, решено, что все клерки скопом отправятся к сей достойной девице, дабы возблагодарить ее и объявить ей, что при первом ее процессе, если черт ей пошлет таковой, она оплатит только судебные издержки, что и отмечаем.
      Годешаль был провозглашен красой судейского сословия, а главное, славным малым. Можно только пожелать, чтобы тот, кто так хорошо угощает, угостил самого себя как можно скорее собственной конторой".
      На страницах книги записей повсюду виднелись пятна от пролитого вина, кляксы и брызги, напоминавшие фейерверки. Чтобы понять тот налет подлинности, который составители сумели придать этим записям, достаточно привести хотя бы протокол пирушки, якобы устроенной Оскаром по случаю его приема в контору.
      "Нынче, в понедельник, 25 ноября 1822 года, после трапезы, состоявшейся вчера на улице Серизе, близ Арсенала, у госпожи Клапар, матери кандидата в сословие стряпчих Оскара Юссона, мы, нижеподписавшиеся, свидетельствуем, что трапеза эта превзошла все наши ожидания. Закуска состояла из черного и розового редиса, корнишонов, масла, анчоусов и маслин; затем воспоследовал превосходный суп с рисом, свидетельствовавший о материнской заботливости хозяйки, ибо мы ощутили в нем восхитительный вкус курятины, а новичок подтвердил, что действительно в миску с супом были положены потроха жирной курицы, предусмотрительно сваренной самой хозяйкой в бульоне, изготовленном со всем тщанием, которое возможно только при домашнем столе.
      Item [Кроме того (лат.).], курица, окруженная морем желе, созданного также трудами матушки вышеупомянутого новичка.
      Item, бычий язык в томате, к которому мы отнеслись отнюдь не как автоматы.
      Item, рагу из голубей такого восхитительного вкуса, как будто сами ангелы стряпали его.
      Item, запеченные макароны и к ним шоколадный крем.
      Item, десерт, состоявший из одиннадцати утонченных яств, среди коих мы, невзирая на опьянение, вызванное шестнадцатью бутылками отменнейших вин, не могли не воздать должное компоту из персиков, сказочной нежности и непревзойденному по вкусу.
      Вина из Руссильона и с берегов Роны окончательно вытеснили шампанские и бургунские. Бутылка мараскина и бутылка кирша повергли пирующих, несмотря на восхитительный кофей, в состояние хмельного экстаза, так что один из нас, господин Эриссон, очутившись в Булонском лесу, все еще считал, что находится на бульваре Тампль; а Жакино, младший клерк, четырнадцати лет от роду, начал приставать к пятидесятисемилетним мещанкам, приняв их за особ легкого поведения, -- что и отмечаем.
      В статутах нашего ордена есть одно строго соблюдаемое правило: жаждущий вступить в привилегированное сословие стряпчих обязан соразмерять роскошества пирушки в честь его вступления со своими денежными средствами, ибо всем известно, что никто из имеющих капиталы не отдается служению Фемиде и что каждого клерка его папенька и маменька держат в сугубой строгости. Поэтому мы воздаем высокую похвалу поведению г-жи Клапар, в первом браке бывшей за покойным господином Юссоном, отцом кандидата, и признаем, что он достоин трех приветственных кликов, которые последовали за десертом, в чем и подписуемся".
      Три клерка уже попались на эту удочку, и в эту высокоторжественную книгу были занесены три действительно состоявшихся пирушки.
      В день прибытия каждого новичка в контору младший клерк клал на его папку для бумаг книгу записей, и все клерки наслаждались физиономией растерявшегося новичка, когда он изучал эти шуточные протоколы inter роcula [Попоек (лат.).]; каждый кандидат прошел через эту шутку, и ему, как и надеялись его товарищи, хотелось проделать то же самое над будущими кандидатами.
      Поэтому легко себе представить, какие рожи состроили все четыре клерка, когда Оскар, став в свою очередь мистификатором, возгласил:
      -- Давайте сюда книгу!
      Через десять минут после этого восклицания в контору вошел красивый молодой человек, высокого роста, с приятным лицом; он спросил господина Дероша и, не колеблясь, представился Годешалю:
      -- Фредерик Маре. Я поступаю сюда третьим клерком,-- сказал он.
      -- Господин Юссон, -- обратился Годешаль к Оскару, -- покажите господину Маре его место и ознакомьте его с нашей работой.
      Придя на другой день в контору, новый клерк увидел, что поперек его папки лежит книга записей; но, пробежав первые страницы, он рассмеялся, никого никуда не пригласил и снова положил книгу перед собой.
      -- Господа, -- сказал он, собираясь часов в пять уходить, -- мой родственник служит первым клерком у нотариуса Леопольда Аннекена, я спрошу его, что мне надлежит выполнить по случаю моего поступления.
      -- Плохо дело, -- воскликнул Годешаль, -- не похож на новичка этот будущий стряпчий!
      -- Мы его допечем, -- сказал Оскар.
      На другой день к ним пришел первый клерк нотариуса Аннекена, и Оскар узнал в нем Жоржа Маре.
      -- А! вот и друг Али-паши, -- воскликнул Юссон развязным тоном.
      -- Кого я вижу? Вы здесь, господин посол? -- отозвался Жорж, также узнавший Оскара.
      -- Вы разве знакомы? -- спросил Жоржа Годешаль.
      -- Еще бы, мы вместе дурили, -- сказал Жорж, -- года два назад... Да, я ушел от Кроттe и поступил к Аннекену именно из-за этой истории.
      -- Какой истории? -- спросил Годешаль.
      -- О, пустяки, -- небрежно ответил Жорж по знаку Оскара. --Мы вздумали одурачить одного пэра Франции а вышло так, что он нас оставил в дураках... Но вы, кажется, хотите кое-что вытянуть у моего кузена...
      -- Мы ни у кого ничего не вытягиваем, -- с достоинством ответил Оскар, -- вот наша хартия.
      И он показал место в знаменитой книге, где был записан приговор, вынесенный в 1788 году одному непокорному клерку за его скупость; согласно этому приговору ему пришлось покинуть контору.
      -- А я думаю, что вытягиваете, вот и клещи, -- ответил Жорж, указывая на шуточные записи. -- Но мы с кузеном богатые люди и закатим вам такую пирушку, какой вы еще не видывали; она вдохновит ваше воображение на соответствующий протокол. Итак, до воскресенья, то есть до завтра, в "Канкальской Скале", в два часа дня. А затем мы проведем вечер у маркизы де Лас-Флорентинас-и-Кабиролос, где будет игра и где вы встретите самых изысканных светских женщин. Итак, господа из первой инстанции, -- продолжал он с напыщенностью канцеляриста, -- надеюсь, что вы окажетесь на высоте и будете даже во хмелю подобны вельможам эпохи Регенства.
      -- Урра! -- крикнула единодушно вся контора. --Bravo! Very well! Vivat! [Браво! (итал.). Отлично! (англ.). Да здравствует! (лат.).] Да здравствуют братья Маре!
      -- Держись! -- воскликнул младший клерк.
      -- Что тут происходит? -- спросил патрон, выходя из кабинета. -- А вот и ты, Жорж! -- обратился он к первому клерку. -- Понимаю, ты хочешь совратить моих клерков...
      И он вернулся к себе в кабинет, позвав туда Оскара.
      -- Вот возьми пятьсот франков,-- сказал он, открывая кассу,-- ступай в суд и получи из канцелярии копию решения по делу Ванденеса против Ванденеса; нужно предъявить ее к исполнению сегодня же вечером, если это возможно. Я обещал Симону за скорое изготовление копии двадцать франков. Если же она еще не готова, подожди, но не давай себя одурачить. А то Дервиль, в интересах своего клиента, пожалуй, вздумает совать нам палки в колеса. Граф Феликс де Ванденес могущественнее, чем его брат, посол, наш клиент. Поэтому гляди в оба и при малейшем затруднении возвращайся и сообщи мне.
      Оскар пустился в путь, твердо решив отличиться в этой маленькой стычке, в этих первых хлопотах, которые ему поручили со времени его поступления в контору.
      После ухода Жоржа и Оскара Годешаль, чуя готовящуюся каверзу, попробовал было выяснить у нового клерка, какая именно шутка кроется за этим приглашением к маркизе де Лас-Флорентинас-и-Кабиролос; однако Фредерик Маре с чисто прокурорским хладнокровием и серьезностью продолжал мистификацию, начатую его кузеном; своими ответами и невозмутимостью ему удалось внушить служащим конторы, что маркиза де Лас-Флорентинас действительно вдова испанского гранда, за которой его кузен ухаживает. Будучи уроженкой Мексики и дочерью креола, эта молодая и богатая вдова ведет такую же легкомысленную жизнь, как и большинство женщин, родившихся в жарких странах.
      -- Она любит посмеяться, она любит выпить, она любит спеть --совершенно как мы, -- процитировал он вполголоса известную песенку Беранже.-- Жорж очень богат,-- добавил Фредерик,-- он получил после отца, который был вдов, восемнадцать тысяч ливров дохода, а с двенадцатью тысячами франков, недавно оставленными каждому из нас нашим дядей, у него тридцать тысяч франков дохода в год. Поэтому он расплатился со всеми долгами и выходит из сословия. Он надеется стать маркизом де Лас-Флорентинас, так как молодая вдовушка -маркиза по рождению и имеет право передать титул своему мужу.
      Если клерки все же пребывали в недоумении относительно маркизы, то двойная перспектива позавтракать в ресторане "Канкальская Скала" и провести вечер в столь изысканном обществе вызвала в них живейшую радость В вопросе же об испанке они воздерживались от суждения, решив вынести окончательный приговор, когда предстанут перед ней самой.
      Эта маркиза де Лас-Флорентинас-и-Кабиролос была попросту мадемуазель Агата-Флорентина Кабироль и та самая первая танцовщица театра Гетэ, у которой дядюшка Кардо распевал "Мамашу Годишон". Через год после утраты вполне заменимой г-жи Кардо удачливый негоциант встретил Флорентину у подъезда балетной школы Кулона. Плененный красотой этого хореографического цветка,-- Флорентине было тогда тринадцать лет,-- бывший коммерсант последовал за ней до улицы Пастурель, где имел удовольствие узнать, что будущая краса балета обязана своим появлением на свет простой привратнице. Через две недели мать и дочь были водворены в новой квартирке на улице Крюссоль и вкусили там радости скромного благоденствия. Таким образом, театр, как принято говорить, был обязан этим молодым дарованием "покровителю искусств" Кардо. Великодушный меценат чуть не свел с ума от радости этих двух особ, подарив им мебель красного дерева, драпировки, ковры и все необходимое для кухни; он дал им возможность нанять прислугу и ежемесячно приносил двести пятьдесят франков В ту пору папаша Кардо, украшенный голубиными крылышками, казался им ангелом, и они обходились с ним как с благодетелем. Для пылкого старичка наступил золотой век.
      В течение трех лет певец "Мамаши Годишон" из соображений высшей политики держал мадемуазель Кабироль и ее мать в этой квартирке, откуда было рукой подать до театра; затем любовь к хореографии побудила его пригласить к своей подопечной Вестриса . Зато в 1820-м он имел удовольствие присутствовать на дебюте Флорентины в мелодраме "Развалины Вавилона". Флорентине было тогда шестнадцать весен. Через некоторое время после ее дебюта папаша Кардо уже превратился для Флорентины в "старого скупердяя", но у него хватило такта понять, что танцовщице из театра Гетэ необходимо занимать приличное положение, он довел денежную помощь до пятисот франков и если и не превратился снова в ангела, то сделался по крайней мере "другом до гробовой доски", вторым отцом. Наступил серебряный век.
      С 1820 по 1823 год Флорентина приобрела опытность, необходимую танцовщицам, имеющим лет двадцать от роду. Ее подружками были знаменитые Мариетта и Туллия, две примадонны из Оперы, Флорина и бедная Корали, столь рано похищенная смертью у искусства, у любви и у Камюзо. Так как доброму "дедушке Кардо" тоже прибавилось пять лет, он обрел ту почти отеческую снисходительность, какую проявляют старцы к молодым талантам, которые они вырастили и чьи успехи стали их успехами. Да и где стал бы шестидесятивосьмилетний старик искать новой привязанности, где нашел бы новую Флорентину, знающую малейшие его привычки, где стал бы со своими друзьями распевать "Мамашу Годишон"? Так Кардо очутился в полусупружеском ярме, имевшем над ним неодолимую власть. Наступил бронзовый век.
      За пять лет золотого и серебряного века папаша Кардо скопил девяносто тысяч франков. Этот многоопытный старец предвидел, что, когда ему стукнет семьдесят, Флорентина станет совершеннолетней; она, быть может, будет дебютировать в Опере и уж, конечно, захочет жить с роскошью примадонны. За несколько дней до вечера, о котором идет речь, папаша Кардо истратил сорок пять тысяч франков, чтобы окружить Флорентину известным блеском, и снял для нее те самые апартаменты, где покойная Корали дарила счастьем Камюзо. В Париже есть дома и квартиры, и даже улицы, имеющие свое предназначение. Обзаведясь великолепным серебром, примадонна театра Гетэ давала роскошные обеды, тратила триста франков в месяц на туалеты, выезжала только в экипаже, нанимавшемся помесячно, держала горничную, кухарку и грума. Наконец она мечтала о дебюте в Опере. Тогда владелец "Золотого кокона" почтительно поднес своему бывшему хозяину самые восхитительные шелка, дабы угодить мадемуазель Кабироль, именуемой Флорентиной, так же как три года назад он исполнял прихоти Корали; но все это делалось тайком от дочери папаши Кардо, ибо и отец и зять были совершенно согласны в том, что в недрах семьи нужно соблюдать приличия. Г-жа Камюзо не подозревала ни о развлечениях мужа, ни об образе жизни отца. Роскошь, воцарившаяся на Вандомской улице у мадемуазель Флорентины, удовлетворила бы самых требовательных фигуранток. Кардо был здесь в течение семи лет хозяином, теперь же он чувствовал, что его увлекает за собой волна безграничных прихотей. Но, увы -- несчастный старец был влюблен!.. Он думал, что Флорентина закроет ему глаза, и надеялся оставить ей сотню тысяч франков. Начался железный век.
      Жорж Маре, красивый малый с тридцатью тысячами ливров дохода, ухаживал за Флорентиной. Каждая танцовщица уверяет, что и она любит такой же любовью, какою ее любит покровитель, что у нее есть друг сердца, сопровождающий ее на прогулках и устраивающий в честь нее шальные пикники. Хотя корысть тут не играет роли, все же любовная прихоть примадонны всегда чего-нибудь да стоит счастливому избраннику: обеды у рестораторов, ложи в театре, экипажи для прогулок по окрестностям Парижа, отменные вина, поглощаемые в изобилии, --ибо танцовщицы ведут такой же образ жизни, какой некогда вели атлеты. Жорж веселился, как обычно веселятся молодые люди, когда выйдут из-под суровой власти родителей и станут независимыми, а после смерти дяди, в результате которой его состояние почти удвоилось, изменились и его планы на будущее. Пока у него было только восемнадцать тысяч ливров дохода, оставленные ему родителями, он хотел стать нотариусом, но, -- как сказал его кузен дерошским клеркам, -- нужно быть дураком, чтобы начинать какую-нибудь карьеру, уже располагая таким капиталом, какой обычно сколачивают к концу этой карьеры. Итак, старший клерк отмечал таким завтраком первый день своей свободы и вместе с тем прием его кузена в контору. Фредерик, более благоразумный, чем Жорж, все же решил вступить на поприще прокуратуры. Не было ничего удивительного в том, что столь красивый и ловкий юноша, каким был Жорж, предполагает жениться на богатой креолке, а также в том, что маркиз де Лас-Флорентинас-и-Кабиролос на старости лет, по словам Фредерика, предпочел жениться на красивой девушке, а не на знатной; поэтому клерки конторы Дероша, происходившие из семей бедняков и никогда не бывавшие в свете, разрядились в свое лучшее платье и горели нетерпением улицезреть мексиканскую маркизу.
      -- Какое счастье,--сказал, вставая утром, Оскар Годешалю, -- что я сшил себе новый фрак, панталоны и жилет и купил сапоги и что моя дорогая матушка приготовила мне целое приданое по случаю моего повышения в должности! Из двенадцати сорочек, что она мне подарила, шесть с жабо, и все шесть превосходного полотна!.. Теперь мы покажем себя! Вот если бы кому-нибудь из нас отбить маркизу у этого Жоржа Маре!
      -- Подходящее занятие для клерка из конторы мэтра Дероша! -- воскликнул Годешаль. -- Ты, видно, так и не укротишь своего тщеславия, голубчик?
      -- Ах, сударь, -- воскликнула г-жа Клапар, которая принесла сыну галстуки и услышала слова старшего клерка, -- дай бог, чтобы мой Оскар следовал вашим добрым советам! Я ему то и дело твержу: бери пример с господина Годешаля, слушайся его!
      -- Он молодец, -- отозвался старший клерк. -- Однако достаточно малейшего промаха, вроде вчерашнего, чтобы уронить себя во мнении патрона. Патрон не допускает неудач: на первый раз он поручил вашему сыну истребовать приговор суда по делу о наследстве, из-за которого двое знатных господ, два брата, судятся друг с другом; ну, Оскар и остался в дураках... Патрон был в бешенстве. Мне кое-как удалось исправить эту глупость: я сегодня уже в шесть часов утра был у секретаря и добился от него обещания, что получу решение суда завтра в половине восьмого.
      -- Годешаль, -- воскликнул Оскар, подходя к старшему клерку и пожимая ему руку, -- вы истинный друг!
      -- Ах, сударь, -- вмешалась г-жа Клапар, -- какое счастье для матери знать, что у ее сына такой друг; вы можете рассчитывать на мою благодарность до гроба. Остерегайся, Оскар, этого Жоржа Маре, он уже послужил причиной первого в твоей жизни несчастья.
      -- Каким образом? -- спросил Годешаль.
      Слишком доверчивая мать подробно рассказала клерку о злоключении ее бедного Оскара в "кукушке" Пьеротена.
      -- Я уверен, что этот враль приготовил нам на сегодняшний вечер какую-нибудь проделку в таком же роде...-- сказал Годешаль.-- Я лично не пойду к этой графине де Лас-Флорентинас, сестра хочет обсудить со мной условия нового ангажемента, поэтому я расстанусь с вами после десерта; но ты, Оскар, будь начеку. Вас, может быть, втянут в игру, тогда конторе Дероша нельзя малодушно отступать. Вот тебе сто франков -- играй за нас двоих,--сказал добрый малый, протягивая деньги Оскару, кошелек которого несомненно опустошили сапожник и портной.-- Но будь осторожен, не играй больше, чем на сто франков; не поддавайся опьянению ни от игры, ни от вина. Черт побери! Второй клерк--это уже особа с весом, он не должен ни играть на честное слово, ни переходить границы в чем бы то ни было. Став вторым клерком, надо уже думать о том, как бы стать стряпчим. Итак, пей в меру, играй в меру, держись с подобающим достоинством -- вот тебе наказ. Главное -- не забудь возвратиться домой к полуночи, так как в семь часов утра ты уже должен быть в суде, чтобы получить там решение. Веселиться никому не возбраняется, но дело -- прежде всего.
      -- Слышишь, Оскар? -- сказала г-жа Клапар.-- Ты видишь, насколько господин Годешаль снисходителен и как он умеет согласовать удовольствия молодости с обязанностями своей профессии!
      Тут явились портной и сапожник; г-жа Клапар воспользовалась этим, чтобы остаться наедине с первым клерком и вернуть ему те сто франков, которые он только что дал Оскару.
      -- Ах, сударь! -- сказала она ему. -- Благословения матери будут сопутствовать вам повсюду, во всех ваших начинаниях.
      Затем мать испытала высшее счастье -- она увидела своего сына хорошо одетым; в награду за его усердие она подарила ему золотые часы, купленные на ее сбережения.
      -- Через неделю ты будешь тянуть жребий, -- сказала она, -- и так как надо предвидеть заранее, что ты можешь вытянуть несчастливый номер, я отправилась к твоему дяде Кардо: он весьма доволен тобой. Узнав, что ты в двадцать лет уже стал вторым клерком и что ты с успехом выдержал экзамены в Юридической школе, он был очень обрадован и обещал дать деньги, чтобы нанять тебе рекрута-заместителя. Разве ты не испытываешь некоторого удовольствия, видя, как вознаграждается хорошее поведение? И если ты иногда терпишь нужду, то подумай о том, что лет через пять ты уже сможешь обзавестись собственной конторой. Наконец подумай, котик, как ты радуешь свою мать...