Первые шаги в жизни

Я гораздо больше виню себя в том, что принял Флорентину из Гетэ за маркизу, а ее приятельниц за светских женщин, чем в том, что проиграл полторы тысячи франков после кутежа, когда решительно все, даже Годешаль, были пьяны. По крайней мере на этот раз я причинил вред только себе. Все это меня исправило. Если вы, господин Моро, согласны мне помочь, то даю вам клятву, что те шесть лет, в течение которых мне придется пробыть клерком, прежде чем сделаться стряпчим, пройдут без...
      -- Постой, -- остановил его Моро, -- у меня трое детей, и я не могу брать на себя никаких обязательств...
      -- Хорошо, хорошо, -- обратилась к сыну г-жа Клапар, бросив на Моро укоризненный взгляд,-- твой дядя Кардо .
      -- У меня нет больше дяди Кардо, -- ответил Оскар и рассказал сцену, разыгравшуюся на Вандомской улице.
      У г-жи Клапар ноги подкосились, она едва дотащилась до столовой и рухнула на стул.
      -- Этого еще не хватало! -- произнесла она, теряя сознание.
      Моро взял бедную женщину на руки, отнес в спальню и положил на кровать. Оскар стоял неподвижно, ошеломленный.
      -- Тебе остается только поступить в солдаты, -- сказал посредник, возвращаясь из спальни. -- Этот дуралей Клапар не протянет, по-моему, и трех месяцев, твоя мать останется без гроша, и ту небольшую сумму, которой я вправе располагать, я должен сберечь для нее. Этого я не мог сказать тебе при ней. В армии у тебя будет хоть кусок хлеба и будет время подумать о том, какова жизнь для тех, у кого нет состояния.
      -- Но я ведь могу вытянуть и счастливый номер, -- заметил Оскар.
      -- А что потом? Твоя мать честно выполнила по отношению к тебе свой долг: она дала тебе образование, она направила тебя по хорошей дороге, но ты сейчас свернул с нее, что же ты можешь предпринять? Без денег ничего не сделаешь, теперь ты сам это знаешь; а ты не из тех, кто способен начать карьеру с того, что снимет фрак и наденет на себя блузу ремесленника или рабочего. Да и мать тебя любит -- неужели ты хочешь убить ее? Ведь она умрет, если ты так низко падешь.
      Оскар, потрясенный до глубины души, уже не сдерживал слез, и они лились ручьем. Теперь он понимал, о чем говорит Моро, хотя в дни его первого проступка этот язык был совершенно для него непонятен.
      -- Люди без состояния должны быть безупречны! -- сказал Моро, не подозревая всей глубины этого жестокого наставления
      -- Послезавтра я тяну жребий, ждать недолго, -- отозвался Оскар.--Тогда выяснится моя судьба.
      Моро, несмотря на внешнюю суровость, был глубоко огорчен; он оставил семейство на улице Серизе в полном отчаянье. Три дня спустя Оскар вытянул двадцать седьмой номер Заботясь о бедном малом, бывший прэльский управляющий имел мужество отправиться к графу де Серизи и просить его покровительства, с тем чтобы Оскар был принят в кавалерию. Дело в том, что сын графа еле-еле окончил Политехническую школу, а потом по протекции поступил младшим лейтенантом в кавалерийский полк, которым командовал герцог Мофриньез. Так, в своем горе Оскар имел хоть то небольшое утешение, что его по рекомендации графа де Серизи зачислили в один из лучших полков, и ему было обещано, что по истечении года его сделают вахмистром. Случай поставил бывшего клерка под начало сына г-на де Серизи.
      Госпожа Клапар, подавленная всеми этими переживаниями, несколько дней никак не могла оправиться, а затем ею овладели мучительные угрызения совести, какие обычно появляются у матерей, которые некогда вели себя легкомысленно, а на старости лет склонны каяться. Она решила, что над ней тяготеет проклятие. Она приписала все несчастья, которые ее постигли во втором браке, и все несчастья сына -- каре господа бога, заставляющего ее искупить грехи и удовольствия молодости. Вскоре это предположение перешло в уверенность. Бедная мать -- впервые за сорок лет--исповедовалась у викария церкви апостола Павла, аббата Годрона, который направил ее на стезю благочестия. Но женщина, столь обиженная жизнью и столь любящая, как г-жа Клапар, и без того неизбежно должна была стать набожной. Бывшая Аспазия времен Директории пожелала искупить свои грехи, чтобы привлечь милость божью на своего бедного Оскара, и вскоре целиком предалась покаянию, молитве и самой ревностной благотворительности. И г-же Клапар казалось, что она угодила богу, после того как ей все же удалось выходить г-на Клапара, который благодаря ее заботам остался в живых и продолжал мучить ее. Но она усматривала в тиранстве этого слабоумного десницу всевышнего, которая, наказуя, ласкает. Впрочем, Оскар вел себя безупречно и в 1830 году уже был квартирмейстером роты виконта де Серизи, что в линейных войсках дало бы ему чин младшего лейтенанта; полк же герцога де Мофриньеза принадлежал к королевской гвардии. Оскару Юссону было тогда двадцать пять лет. Королевская гвардия всегда несла гарнизонную службу в Париже или не дальше тридцати лье от столицы; поэтому молодой человек время от времени навещал мать и делился с ней своими горестями, так как был достаточно умен и понимал, что ему не быть офицером. В те времена чины в кавалерии почти целиком распределялись между младшими сыновьями дворянских семей, а люди, не имевшие частицы "де" перед фамилией, продвигались в чинах очень медленно. Все честолюбивые мечты Оскара, сводились теперь к тому, чтобы уйти из гвардии и получить чин младшего лейтенанта в одном из линейных кавалерийских полков. В феврале 1830 года г-жа Клапар с помощью аббата Годрона, ставшего кюре в церкви апостола Павла, добилась покровительства супруги дофина, и молодой Юссон получил чин младшего лейтенанта.
      Хотя честолюбивый Оскар казался чрезвычайно преданным Бурбонам, в глубине души он был либералом. Поэтому во время событий 1830 года он перешел на сторону народа. Этот поступок, повлиявший на исход борьбы в одном из важных пунктов, привлек к Оскару внимание общества. В августе праздновали победу. Оскар получил чин лейтенанта и орден Почетного легиона и добился того, что его прикомандировали адъютантом к Лафайету , который в 1832 году произвел его в капитаны. Когда этого поклонника лучшей из республик сместили с поста командующего национальной гвардией королевства, Оскара Юссона, который был фанатически предан новой династии, назначили командиром эскадрона одного из полков, посланных в Африку во время первого похода наследного принца. Помощником командира этого полка был виконт де Серизи. Во время сражения при Макта , когда французам пришлось отступить перед арабами, виконт де Серизи был тяжело ранен и остался на поле боя, придавленный своей убитой лошадью. Тогда Оскар заявил своему эскадрону: "Господа, пусть это стоит нам жизни, но мы не можем покинуть нашего полковника..." Он бросился в атаку, и, увлеченные его примером, солдаты последовали за ним. Арабы так растерялись от этого неожиданного и бешеного натиска, что Оскару удалось подобрать виконта; он посадил раненого на свою лошадь и ускакал во весь опор, хотя во время этой операции, среди яростной схватки, сам был дважды ранен ятаганом в левую руку. За свой благородный поступок Оскар получил офицерский крест Почетного легиона и чин подполковника. Он с нежностью ухаживал за виконтом де Серизи, за которым вскоре приехала мать. Но виконт, как известно, умер в Тулоне от последствий своих ранений. Графиня не разлучала своего сына с тем, кто вынес его из схватки и ухаживал за ним с такой преданностью. Оскар сам был настолько тяжело ранен в левую руку, что хирург, которого графиня привезла к сыну, признал необходимой ампутацию. А граф де Серизи простил Оскару его выходку во время путешествия в Прэль и, похоронив в часовне замка де Серизи своего последнего сына, стал считать себя даже в долгу перед Оскаром.
      С битвы при Макта прошло немало времени, когда в одно майское утро у ворот гостиницы "Серебряный Лев", на улице Фобур-Сен-Дени, вероятно в ожидании дилижанса, появилась старая дама, одетая в черное, под руку с мужчиной лет тридцати четырех, в котором прохожие могли тем легче узнать офицера в отставке, что он был без руки, а в петлице его виднелась ленточка ордена Почетного легиона. Конечно, Пьеротену, владельцу дилижансов, обслуживавших долину Уазы и ходивших через Сен-Ле-Таверни и Лиль-Адан до Бомона, трудно было признать в этом смуглом офицере юного Оскара Юссона, которого он когда-то вез в Прэль. Г-жу Клапар, наконец овдовевшую, было также трудно узнать, как и ее сына. Клапар, ставший одной из жертв покушения Фиески , больше сделал для жены своей смертью, чем всей своей жизнью. Лодырь и бездельник, Клапар, разумеется, уселся на бульваре Тампль, чтобы видеть, как пройдут войска. В результате благочестивая, бедная вдова получила пожизненную пенсию в полторы тысячи франков согласно закону об обеспечении семейств тех, кто пострадал от взрыва адской машины.
      В дилижансе, который теперь запрягали четверкой серых в яблоках лошадей, сделавших бы честь королевским почтовым каретам, имелись купе, общее отделение, ротонда и империал. Он в точности походил на дилижансы, называемые "гондолами", которые нынче конкурируют на версальской линии с железной дорогой. Прочная и вместе с тем легкая, опрятная и красиво покрашенная, карета была вбита внутри синим сукном, на окнах висели шторы с мавританским узором, на скамьях лежали красные кожаные подушки. "Ласточка Уазы" вмещала девятнадцать пассажиров. Хотя Пьеротену уже стукнуло пятьдесят шесть лет, он мало изменился. Одетый в свою неизменную блузу поверх черного сюртука, он покуривал трубку, наблюдая, как два фактора в ливреях укладывают на просторном империале многочисленные пожитки пассажиров.
      -- У вас места заказаны? -- спросил он Оскара и г-жу Клапар, рассматривая их и словно силясь что-то вспомнить.
      -- Да, два места в общем отделении на имя моего слуги Бельжамба, --отозвался Оскар. -- Он должен был заказать их, когда уезжал вчера вечером.
      -- А! Вы, сударь, вероятно, новый бомонский сборщик податей? -- сказал Пьеротен. -- Вы едете на место племянника господина Маргерона?
      -- Да, -- ответил Оскар, сжимая руку матери, которая намеревалась что-то возразить.
      Теперь офицеру в свою очередь хотелось остаться некоторое время неузнанным.
      Вдруг Оскар вздрогнул: он услышал с улицы голос Жоржа Маре, кричавшего:
      -- Пьеротен, у вас найдется еще одно место?
      -- Мне кажется, вы могли бы сказать "господин Пьеротен" и не драть глотку,-- живо ответил владелец дилижансов Уазской долины.
      Если бы не голос, Оскар ни за что не узнал бы мистификатора, уже дважды сыгравшего роковую роль в его жизни. Жорж почти совсем облысел, только над ушами сохранилось у него немного волос, которые были старательно взбиты, чтобы хоть слегка прикрыть голое темя. Излишняя полнота и толстый живот изменили до неузнаваемости облик этого некогда изящного молодого человека. Отталкивающий внешний вид и манера держаться говорили о низких страстях и постоянных кутежах: цвет лица у него был нездоровый, лицо огрубело и оплыло, как у пьяницы. Глаза утратили блеск и ту юношескую живость, которые могут сохраниться и в зрелом возрасте при благоразумном и трудолюбивом образе жизни. Жорж был одет небрежно, как человек, не заботящийся о своей внешности: на нем были панталоны со штрипками, сильно поношенные, но требовавшие по своему фасону лакированных сапог. А сапоги его, нечищенные, на толстых подошвах, видимо служили уже около года, что в Париже равняется трем. Полинявший жилет и фуляр, повязанный с претензией на изящество, хотя это и был просто старый шарф, говорили об отчаянном положении, до которого нередко доходят бывшие щеголи. К тому же, невзирая на утренний час, Жорж был во фраке, а не в рединготе, что уже свидетельствовало об истинной нищете! Этот фрак, вероятно перевидавший немало балов, стал теперь повседневной одеждой, так же как его хозяин от богатства перешел к повседневному труду Сукно на швах побелело, воротник засалился, обшлага обтрепались, и материя по краям висела бахромой И Жорж еще дерзал привлекать к себе внимание желтыми, но довольно грязными перчатками, причем на одном из пальцев чернел перстень с печаткой Вокруг фуляра, продетого сквозь замысловатое золотое кольцо, извивалась шелковая цепочка -- имитация волосяной, -- на которой, по-видимому, висели часы. Шляпа, хотя и довольно лихо заломленная, особенно подчеркивала нищету этого человека, который не мог заплатить шестнадцати франков шляпнику и, видимо, перебивался со дня на день. Бывший возлюбленный Флорентины помахивал тростью с чеканным, позолоченным, но совершенно помятым набалдашником. Синие панталоны, клетчатый жилет, галстук небесного цвета и коленкоровая сорочка в розовую полоску говорили, несмотря на все свое убожество, о таком желании казаться чем-то, что этот контраст не только поражал; он был поучителен.
      "И это Жорж! -- подумал Оскар.-- Человек, у которого было тридцать тысяч дохода, когда я с ним расстался!"
      -- У господина де Пьеротена есть еще свободное место в купе? --насмешливо спросил Жорж.
      -- Нет, мое купе занято пэром Франции, зятем господина Моро, бароном де Каналисом, его женой и тещей. У меня есть только одно место в общем отделении.
      -- Черт! Оказывается, пэры Франции при любых правительствах путешествуют в дилижансах Пьеротена! Я беру это место,-- сказал Жорж, не забывший истории с г-ном де Серизи.
      Он окинул внимательным взглядом Оскара и вдову, но не узнал ни сына, ни матери. Оскар на африканском солнце загорел; у него были пышные усы и густые бакенбарды; худое лицо и резкие черты гармонировали с военной выправкой. И ленточка офицерского ордена, и изувеченная рука, и строгость одежды -- все это сбило бы Жоржа с толку, даже если бы у него и сохранились хоть какие-нибудь воспоминания о его давнишней жертве. Что касается г-жи Клапар, которую Жорж некогда видел лишь мельком, то десять лет, посвященные самому суровому благочестию, совсем ее изменили. Никто не подумал бы, что эта женщина -- почти монахиня -- была одной из Аспазий 1797 года.
      Грузный старик в простом, но добротном платье -- Оскар сейчас же узнал в нем дядюшку Леже -- медленно приближался, волоча ноги; он дружески поздоровался с Пьеротеном, видимо относившимся к нему с тем почтением, которое всюду питают к богачам.
      -- Да это дядюшка Леже! И он становится все внушительнее, -- воскликнул Жорж.
      -- С кем имею честь?..-- сухо спросил дядюшка Леже.
      -- Как? Вы не узнаете полковника Жоржа, друга Али-паши? Мы с вами однажды путешествовали вместе с графом де Серизи, который ехал инкогнито.
      Одной из самых распространенных глупостей среди людей опустившихся является желание непременно кого-то узнавать и стараться быть узнанным.
      -- А вы изрядно изменились,-- ответил старик посредник, ставший миллионщиком.
      -- Все меняется, -- отозвался Жорж. -- Разве "Серебряный Лев", или дилижанс Пьеротена похожи на то, чем они были четырнадцать лет назад?
      -- Пьеротену теперь одному принадлежат все почтовые кареты долины Уазы, и они у него превосходные, -- ответил г-н Леже. -- Он теперь бомонский домовладелец, хозяин постоялого двора, где останавливаются приезжающие в дилижансах; у него есть жена и дочь, и не какая-нибудь деревенщина...
      Из дверей гостиницы вышел старик лет семидесяти и присоединился к путешественникам, ожидавшим минуты, когда можно будет сесть в дилижанс.
      -- Что ж, папаша Ребер, -- сказал Леже, -- недостает только вашей знаменитости.
      -- Вон она, -- сказал управляющий графа де Серизи, указывая на Жозефа Бридо.
      Ни Жорж, ни Оскар не могли узнать прославленного художника,-- его лицо, теперь всем столь известное, было крайне измождено, и держался он с той самоуверенностью, которую придает успех. В петлице его черного редингота виднелась ленточка ордена Почетного легиона. Одет он был чрезвычайно изысканно -- по-видимому, собирался за город на какое-нибудь торжество.
      В это время из конторы, занимавшей бывшую кухню "Серебряного Льва", вышел служащий с листом бумаги в руке и остановился перед дверцей пустого купе.
      -- Господин де Каналис с супругой -- три места! -- крикнул он. Затем вошел внутрь дилижанса и начал перечислять:-- Господин Бельжамб -- два места. Господин де Ребер -- три места. Господин... как ваше имя? --обратился он к Жоржу.
      -- Жорж Маре, -- ответил вполголоса бывший богач.
      Потом служащий подошел к ротонде, возле которой толпились кормилицы, сельские жители и владельцы молочных лавочек, шумно прощавшиеся друг с другом; усадив шесть пассажиров, служащий вызвал четырех молодых людей, которые взобрались на империал, и вместо всякого сигнала сказал:
      -- Трогай!
      Пьеротен поместился рядом с кучером, молодым человеком в блузе, который в свою очередь крикнул лошадям:
      -- Но...о, пошли!
      Четверка лошадей, купленная в Руа, не спеша побежала в гору, через предместье Сен-Дени; но, поднявшись над Сен-Лореном, дилижанс покатил, точно почтовая карета, и через сорок минут был уже в деревне Сен-Дени. Пьеротен не остановился у трактира, славившегося слоеными пирожками, а свернул влево от Сен-Дени, па дорогу, которая ведет в долину Монморанси
      На этом повороте Жорж, наконец, нарушил молчание, которое царило до сих пор среди пассажиров, разглядывавших друг друга
      -- Теперь дилижансы ходят все-таки побыстрее, чем пятнадцать лет назад, -- сказал он, вынимая серебряные часы,-- правда, папаша Леже?
      -- Люди великодушно зовут меня господин Леже,-- поправил его миллионщик.
      -- Да ведь это тот самый проказник, который ехал с нами при моей первой поездке в Прэль! -- воскликнул Жозеф Бридо. -- Ну что ж? Участвовали вы еще в походах -- в Азии, в Африке, в Америке? -- спросил знаменитый художник
      -- Черт побери, я участвовал в Июльской революции, и этого слишком достаточно, ибо она меня разорила...
      -- А, вы участвовали в Июльской революции? -- сказал художник.-- Это меня не удивляет; я никак не мог поверить тем, кто утверждает, будто она сделалась сама собой.
      -- Как тесен мир,-- заметил г-н Леже, глядя на г-на де Ребера. --Смотрите, папаша Ребер, вот клерк того нотариуса, которому вы, вероятно, обязаны своим местом управляющего именьями семьи де Серизи...
      -- Недостает только Мистигри, теперь прославившегося под именем Леона де Лора, да того глупого юнца, что стал распространяться насчет накожных болезней графа, от которых он в конце концов излечился, и насчет супруги графа, с которой он наконец расстался, чтобы мирно окончить свои дни, --сказал Жозеф Бридо.
      -- Не хватает и самого графа, -- заметил Ребер.
      -- О, я думаю,-- меланхолически заметил Жозеф Бридо, -- что последнее путешествие, которое он совершит, будет из Прэля в Лиль-Адан, чтобы присутствовать на моем бракосочетании.
      -- Он еще катается в экипаже по своему парку, -- сказал старик Ребер.
      -- А супруга часто его навещает? -- спросил Леже.
      -- Раз в месяц,-- ответил Ребер. -- Она по-прежнему предпочитает Париж; в прошлом сентябре она выдала замуж свою племянницу, мадемуазель де Рувр, --на которую перенесла всю свою любовь,-- за молодого, очень богатого поляка, графа Лагинского.
      -- А к кому перейдут земли господина де Серизи? -- спросила г-жа Клапар.
      -- К его жене, которая его и похоронит, -- ответил Жорж. -- Для пятидесятичетырехлетней женщины графиня очень хорошо сохранилась, она всегда прекрасно одета; и, на расстоянии, она еще вызывает некоторые иллюзии...
      -- У вас она еще долго будет вызывать иллюзии,-- сказал Леже, словно в отместку мистификатору.
      -- Я отношусь к ней с большим уважением, --ответил ему Жорж.-- А кстати, куда делся тот управляющий, которого тогда уволили?
      -- Моро? -- спросил Леже.-- Он же депутат от департамента Уазы.
      -- А-а! Так вот это кто -- знаменитый "депутат центра Моро Уазский"! --заметил Жорж.
      -- Да, господин Моро Уазский, -- ответил Леже. -- Он поработал для Июльской революции побольше вашего и в конце концов купил великолепное поместье Пуэнтель, между Прэлем и Бомоном.
      -- О! Рядом с тем, которым он управлял? Под боком у своего бывшего хозяина? У него вкус неважный, -- заявил Жорж.
      -- Не говорите так громко, -- заметил г-н де Ребер, -- в купе находится госпожа Моро с дочерью, баронессой де Каналис, а также ее зять, бывший министр.
      -- Какое же он дал за дочерью приданое, чтобы выдать ее за нашего знаменитого оратора?
      -- Да что-то около двух миллионов, -- сказал папаша Леже.
      -- У Моро был вкус к миллионам, --улыбаясь, сказал Жорж вполголоса,--он начал наживаться еще в Прэле...
      -- Ни слова больше о господине Моро! -- живо воскликнул Оскар. -- Мне кажется, вам уже пора бы научиться в дилижансах держать язык за зубами.
      Жозеф Бридо несколько секунд всматривался в безрукого офицера, потом воскликнул:
      -- Вы не стали посланником, но эта ленточка свидетельствует о том, что вы вышли в люди и достигли этого благородными поступками, -- мой брат и генерал Жирудо не раз упоминали о вас в своих рапортах...
      -- Оскар Юссон! -- воскликнул Жорж.-- Ну, знаете, если бы не голос, я бы вас не узнал.
      -- Ах, это вы так храбро вырвали виконта Жюля де Серизи из рук арабов? -- спросил де Ребер. -- И это вам граф предоставил место сборщика налогов в Бомоне, пока не освободится вакансия в Понтуазе?
      -- Да, сударь, --сказал Оскар.
      -- В таком случае, -- сказал знаменитый художник,-- окажите мне честь присутствовать на моей свадьбе, в Лиль-Адане.
      -- А на ком вы женитесь? -- спросил Оскар.
      -- На мадемуазель Леже, -- ответил художник,-- внучке господина де Ребера. Граф де Серизи был так добр, что устроил этот брак, а я и без того уж многим обязан ему как художник. Но, перед тем как умереть, он решил заняться моим состоянием, о котором я сам и не помышлял...
      -- Значит, папаша Леже женился... -- начал Жорж.
      -- На моей дочери, -- ответил г-н де Ребер, -- и без приданого.
      -- И у него были дети?
      -- Дочь. Этого вполне достаточно для человека, который овдовел и до того не имел детей, -- ответил папаша Леже.-- У меня, как и у Моро, моего компаньона, зятем будет знаменитость.
      -- И вы, -- продолжал Жорж, обращаясь к папаше Леже уже с некоторым почтением, -- вы живете по-прежнему в Лиль-Адане?
      -- Да, я купил Кассан.
      -- Ну что ж, я рад, что проезжаю именно сегодня через долину Уазы,--сказал Жорж. -- Вы можете быть мне полезны, господа.
      -- Чем? -- спросил господин Леже.
      -- Вот чем, -- сказал Жорж. -- Я служу в компании "Надежда"; эта компания только что возникла, ее устав будет утвержден королевским указом. Это учреждение предполагает через десять лет давать девушкам приданое, а старикам -- пожизненные пенсии; оно намерено платить за образование детей; словом, оно берет на себя заботу о всеобщем благосостоянии...
      -- Верю, -- сказал папаша Леже улыбаясь. -- Короче говоря, вы страховой агент.
      -- Нег, сударь, я главный инспектор, и мне поручено подыскать по всей Франции корреспондентов и агентов; а пока я действую один, ведь найти честных агентов -- дело трудное и щекотливое...
      -- Но как же вы лишились своих тридцати тысяч дохода? -- спросил Жоржа Оскар.
      -- Так же, как вы лишились руки, -- сухо ответил бывший кандидат в нотариусы бывшему кандидату в стряпчие.
      -- Вероятно, вы с помощью вашего состояния совершили какие-нибудь героические дела?--спросил Оскар с горькой насмешкой.
      -- Ну да, черт возьми! К несчастью, даже слишком много дел... Так что остался не у дел.
      Дилижанс прибыл в Сен-Ле-Таверни, и пассажиры высадились. Пока перепрягали лошадей, Оскар восхищался тем, с какой ловкостью Пьеротен отстегивает постромки, а кучер разнуздывает пристяжных,
      "Этот бедный Пьеротен, как и я, не слишком преуспел в жизни,-- думал Оскар.-- Жорж впал в нищету. Все остальные, с помощью спекуляций или таланта, добились успеха..."
      -- Мы завтракаем здесь, Пьеротен? -- спросил он вслух, хлопнув старика по плечу.
      -- Я не кучер, --сказал Пьеротен.
      -- А кто же вы? -- спросил полковник Юссон.
      -- Владелец,-- ответил Пьеротен.
      -- Ну, не сердитесь на старых знакомых, -- продолжал все тем же тоном превосходства Оскар и указал на свою мать. -- Разве вы не узнаете госпожу Клапар?
      Оскар познакомил свою мать с Пьеротеном, и это было тем похвальнее с его стороны, что в эту минуту г-жа Моро Уазская покинула свое место и, услышав фамилию Клапар, презрительно посмотрела на Оскара и его мать.
      -- Ну, сударыня, ни за что бы не узнал ни вас, ни вашего сына. Видно, в Африке солнце здорово печет?..
      В той своеобразной жалости, которую Оскар испытывал к Пьеротену, сказался последний остаток его тщеславия, и он был за него еще раз наказан, хотя и довольно мягко. Вот как это произошло
      Два месяца спустя после того как Оскар обосновался в Бомоне-на-Уазе, он начал ухаживать за мадемуазель Жоржеттой Пьеротен, за которой отец давал полтораста тысяч франков приданого, и в конце зимы 1838 года женился на дочери владельца почтово-пассажирской конторы в долине Уазы.
      История, происшедшая с Оскаром во время путешествия в Прэль, научила его сдержанности; вечер у Флорентины укрепил в нем честность, суровые испытания военной службы показали ему значение социальной иерархии и внушили покорность судьбе. Благоразумие и способности привели его к счастью. Перед своей смертью граф выхлопотал ему должность сборщика податей в Понтуазском округе. Покровительство г-на Моро Уазского, а также графини де Серизи и барона де Каналиса, который рано или поздно снова станет министром, сулят г-ну Юссону место главного сборщика податей, и семейство Камюзо теперь признает его за родственника.
      Оскар -- обыкновенный человек, мягкий, скромный и без притязаний; как и его правительство, он придерживается мудрой середины. Он не вызывает ни зависти, ни презрения. Словом -- это современный буржуа.
      Париж, февраль 1842 года
      КОММЕНТАРИИ
      Повесть "Первые шаги в жизни" (Un debut dans la vie), или "Молодежь", как ее сначала предполагал назвать Бальзак, написана в 1842 году; в посвящении автор указывает, что сюжет был ему предложен его сестрой Лорой де Сюрвиль.
      Впервые повесть, разбитая на главы, была напечатана под названием "Опасность мистификаций" в газете "Лежислятюр" в июле -- сентябре 1842 года. В 1844 году повесть вышла отдельным изданием, в двух томах (с приложением рассказа "Мнимая любовница"), и получила новое название "Первые шаги в жизни"
      В 1845 году Бальзак включил ее в первое издание "Человеческой комедии", где она заняла место в разделе "Сцены частной жизни"; здесь деление на главы было упразднено и впервые появилось посвящение
      Более тридцати персонажей, проходящих перед читателем в этой повести, встречаются и в других произведениях "Человеческой комедии"
      О том, как оценивал "Первые шаги в жизни" сам автор, можно судить по его письму к сестре:
      "Молодежь", -- писал он сестре в феврале 1842 года,-- заполнила целый том, и я считаю ее одним из перлов в моем венце, я горд ею за тебя".
      Любопытно, что Лора де Сюрвиль и сама разработала этот сюжет в рассказе "Поездка в "кукушке", вошедшим в ее книгу "Друг домашнего очага" (1854).
      МАССОВАЯ СЕРИЯ
      Оноре де Бальзак
      ПЕРВЫЕ ШАГИ В ЖИЗНИ
      Лора Бальзак, в замужестве де Ля-Гренре-Сюрвиль (1800--1871) -- сестра писателя.
      Провинциальный парламент. -- До революции 1789 года парламентами во Франции назывались суды, на которые возлагались и некоторые административные функции. В каждой провинции был свой парламент.
      Государственный министр. -- Так до революции 1789 года и при Реставрации назывались лица, облеченные личным доверием короля и являвшиеся членами кабинета министров "без портфеля". Звание это было пожизненным.
      Гент -- город в Бельгии, куда во время Ста дней бежали король Людовик XVIII и его приближенные.
      "Французский вестник" -- газета, основанная в 1819 году, орган "доктринеров" и умеренных либералов.
      ...письма оплачивает каждый раз... -- До введения во Франции почтовых марок (1849) плата за пересылку почтовых отправлений взималась с адресата.
      ...связью с одним из пяти калифов на час... -- то есть с одним из пяти членов Директории, правившей Францией в 1795--1799 годах.
      Аспазия (V в. до н. э.) -- возлюбленная Перикла, славившаяся своей красотой.
      Вантюр и Бакль. -- Руссо рассказывает о своем юношеском увлечении этими ничем не примечательными молодыми людьми ("Исповедь" Руссо, ч. I, кн. 3 и 5).
      "В том вина Вольтера, в том вина Руссо". -- В пастырском послании парижских викариев по случаю поста (1817) содержался выпад против сочинений Вольтера и Руссо. Откликом на это послание явилась песенка Беранже "Послание парижских викариев". Бальзак цитирует припев этой песенки.
      Этьен Гийом (1777--1845)--известный в свое время драматург и журналист.
      Шан-д'Азиль -- колония на берегу Мексиканского залива, основанная во время Реставрации французскими эмигрантами-бонапартистами.
      Али-паша Янинский или Тепеленский (1741--1822) -- албанский феодал, правивший Албанией, Эпиром и Мореей. Столицей его государства была Янина. Вел борьбу с Турцией, но потерпел поражение и был казнен.
      Ганау. -- В сражении при Ганау австро-баварская армия сделала неудачную попытку преградить путь Наполеону, отступавшему от Лейпцига.
      Монтеро. -- При Монтеро Наполеон одержал победу над войсками союзников (1814).
      Сельв Жан-Батист (1760--1823) -- французский юрист и политический деятель.
      Бессон (1782--1837) -- французский морской офицер, в 1815 году, после вторичного отречения Наполеона, предлагал императору бежать; в 1821 году уехал в Египет и впоследствии получил там чин адмирала.
      Мехмед-паша (Мухаммед-Али) (1769--1849) -- наместник турецкого султана в Египте, вел борьбу с Турцией, стремясь освободиться от вассальной зависимости.
      Верне Орас (1789--1863) -- известный французский художник-баталист.
      Кара-Георгий (1766--1817) -- вождь сербов в их борьбе за независимость от Турции, в 1808 году признан как сербский князь; в 1813 году турки вновь захватили освободившиеся из-под их гнета сербские земли, Кара-Георгий бежал в Австрию; в 1817 году возвратился в Сербию, но был предательски убит.
      Бунчужный паша. -- Так в Турции назывался сановник, получивший от султана знак власти (бунчук).