Глава 1
Дверь в спальню была открыта. Стейси остановилась в нерешительности, нервно приглаживая пальцами волосы, стянутые заколкой. Она отрешенно заглянула в пустую, по-спартански обставленную комнату и уловила слабый запах лекарств.
В доме царили тишина и покой раннего утра, лишь Мария чуть слышно хлопотала на кухне, готовя завтрак. Стейси окинула холл беспокойным взором карих глаз и продолжила поиск в гостиной. Наконец она увидела инвалидное кресло — оно стояло у дверей на веранду.
До боли родная темноволосая голова покоилась на спинке кресла. Мягкий свет восходящего солнца играл в беспорядке черных завитков.
Стейси судорожно вздохнула. Не успело наступить утро, а Корд уже сидит и смотрит в окно. День не предвещал ничего нового, совсем такой же, как вереница предыдущих, — о светлых временах лучше и не вспоминать.
«Слава Богу, — с облегчением подумала Стейси, — что Джош остался с Мэри и ее мальчишками». Плохое настроение Корда начинает выплескиваться и на сына, как ни старается она оградить его от этого. Надо признаться, она уже на пределе.
При виде некогда гордого и жизнерадостного мужчины, сидящего теперь в инвалидном кресле, глаза Стейси потемнели. Она испытывала те же душевные муки и те же страдания, что и он. Но ужаснее всего было сознание того, что помочь ему она не в силах.
Словно почувствовав ее присутствие, он взялся за колесо и развернул кресло. И прежде чем тяжелый взгляд Корда пронзил ее, как клинок рапиры, Стейси встретила его лучезарной улыбкой.
— Доброе утро, милый, — промурлыкала она. — Ты рано встал сегодня.
И услышала в ответ отрывистое «да».
Корд направил кресло-коляску ей навстречу. Каким неприятным выражением искажены правильные черты его лица… Едва Стейси наклонилась, чтобы поцеловать его. Корд резко отстранился, и шершавая щека, заросшая темной щетиной, уколола ей губы.
Постоянный отказ от любых проявлений нежности очень задевал Стейси, но она старалась не показывать виду.
— Ты забыл сегодня побриться, — смеясь, пожурила она его и обошла кресло, чтобы выкатить его в столовую.
— Не забыл. Просто не вижу необходимости, — последовал раздраженный ответ.
— Вот если бы тебе пришлось хоть раз поцеловать наждачную бумагу, ты бы так не думал. — Голос Стейси звучал неровно. Попытка пошутить была явно вымученной.
— Стейси, тебя никто не заставляет. — Корд произнес это так холодно и безучастно, что Стейси закрыла глаза и несколько раз мысленно повторила: «Он любит меня».
— Никто не заставляет, — согласилась она и, стараясь вести себя как можно более непринужденно, продолжила:
— Я следую споим желаниям, только и всего.
Она установила кресло во главе стола, накрытого к завтраку. Проходя на свое место справа от него, снова наткнулась глазами на его колючий взгляд.
— С каких это пор моя страстная женушка довольствуется поцелуем в щеку? — съехидничал Корд.
Стейси вздрогнула.
— Пока мне хватает. — Она потянулась к кувшину с соком. — Но ведь это не навсегда — твоя болезнь.
Его рот искривила циничная усмешка, а у Стейси заныло сердце. Лишь появление Марии удержало Корда от язвительной реплики.
— Завтрак будет готов через пару минут.
— сообщила экономка, разливая кофе.
— Хорошо, — улыбнулась Стейси и, воспользовавшись паузой, пока пышнотелая мексиканка выходила из комнаты, решила сменить тему. — Скоро Трейвис зайдет, — обратилась она к мужу. — Мы решили попросить тебя отсмотреть вместе с нами стригунков, чтобы ты порекомендовал, от кого лучше получить потомство.
— Избавьте меня от этого надуманного участия. — Его лицо сделалось каменным, губы сжались. — Вы с Трейвисом целый год прекрасно управляли ранчо и без моих советов.
Стейси чуть не потеряла самообладание от резкой боли в груди. Крепко сжав зубы, она попыталась сделать глубокий вдох. Еще одного такого убийственного замечания она не вынесет.
— Корд, пожалуйста, давай не будем… — выдавила она.
Тут он взорвался:
— Нечего опекать меня!
— Никто и не пытается, — запротестовала Стейси.
— Да неужели? — Темные глаза пылали как угли. — «Мы решили попросить тебя отсмотреть…» — передразнил он, не скрывая сарказма. — «Серкл-Эйч» — твое ранчо, и делай с ним все, что хочешь!
— Оно было твоим и стало нашим, а моим не было никогда! — в отчаянии крикнула Стейси. — Мы с Трейвисом просто старались поддерживать его, пока…
— Пока я не поправлюсь? — оборвал ее Корд и издевательски добавил:
— А я, похоже, вовсе и не собираюсь выздоравливать.
— Да нет же… — сдавленно прошептала она.
— Взгляни правде в глаза, Стейси. — Голос был жестким и требовательным. — Было бы гораздо лучше, если б Коултер не вытащил меня из-под обломков самолета.
— Да как у тебя язык повернулся! — У нее затряслись руки, и снова нахлынул тот страшный кошмар, когда она — это произошло почти год назад — не знала, выживет Корд или нет. — Я люблю тебя. Как можно думать, что смерть лучше жизни?
— Посмотри на меня. — Это звучало как приказ, а когда Стейси не повиновалась, он впился пальцами в ее хрупкие запястья и выкручивал до тех пор, пока их взгляды — взгляд испуганного кролика и ледяной взгляд удава — не встретились. — Посмотри на меня, Стейси, — повторил он властно и вызывающе, — смотри и отвечай, что ты чувствуешь: любовь или жалость?
Подчинившись, Стейси не сводила с него глаз. Выздоровление явно затянулось: он сильно исхудал, шоколадный загар побледнел. Но худоба даже шла ему, подчеркивая его природную красоту. Благородное лицо, широкие плечи, крепкие руки — ни о какой жалости не могло быть и речи. Но когда взгляд скользнул по длинным мускулистым ногам, которые однажды отказались служить ему, Стейси все же вынуждена была признать, что перед ней калека.
Ее сердце разрывалось от такой несправедливости: приковать Корда к инвалидной коляске — все равно что насильно заточить в клетку дикого и гордого красавца хищника. И эта душевная рана не могла затянуться, потому что Стейси обожала мужа.
— Я люблю тебя. Корд, — твердо сказала она.
Тяжело вздохнув, он отпустил ее и, не скрывая тихой ярости, схватил стакан с соком, словно собирался расколотить его вдребезги. Стейси положила руку ему на плечо и ощутила, как оно напряглось.
— Корд, ты должен поверить в то, что снова будешь ходить. У нас есть надежда: ведь последняя операция принесла определенные результаты. Просто выздоровление идет медленно, и пока рано показываться врачам. Нужно время, чтобы процесс пошел дальше.
Наклонившись к нему, она уловила во взгляде уже ставшее привычным безразличие.
— «Результат незначительный. Простите, но, возможно, придется приготовиться к самому худшему», — напомнил Корд слова врача и высвободил плечо из-под ее ладони. Он нажал на тормоз и отъехал от стола. — Скажи Марии, что я не голоден.
— Корд, ты должен поесть, — пыталась настоять Стейси, глядя, как он перебирается в гостиную.
— Я никому ничего не должен, — не оборачиваясь, ответил он.
Стейси бросилась было следом, но затем, понуро опустив голову, вернулась. В их ожесточенном споре вылились раздражение и боль, накопившиеся за год, с тех самых пор, когда, покидая ранчо своего друга, Корд сел в самолет, у которого при взлете отказал мотор.
Отец Стейси погиб в авиакатастрофе на частном самолете, а она тогда уцелела. Воспоминания о той аварии терзали ее, когда она летела в Сан-Антонио, не зная, застанет ли Корда в живых. Она провела в больнице несколько дней, пока врачи боролись за его жизнь. Их первой заботой было остановить внутреннее кровотечение и зашить страшные раны, чтобы вырвать его из лап смерти.
Предстояла серьезная и сложная операция, затрагивающая центральную нервную систему, но Корд был настолько слаб, что ее решили отложить, пока он не окрепнет. В то время Стейси была слишком благодарна врачам, чтобы не согласиться с их мнением, — обретя мужа, она избегала риска вновь потерять его, теперь уже на операционном столе.
Доведись ей опять выбирать, Стейси поступила бы точно так же. Операция недавно все же прошла. Учитывая, что в ногах появилась чувствительность, ее можно было считать успешной, хотя способность передвигаться не восстановилась.
Доктора считали, что дальнейшее выздоровление зависит от общего состояния организма и лучшими лекарями станут время и надежда. Однако последнее обстоятельство Корд явно недооценивал. Он не был убежден, что все наладится.
Прошел почти целый год, и вера иссякла совсем. Он ожидал от операции немедленного результата. Возврат чувствительности ног» при полной их неподвижности не прибавил ему бодрости. После очень активного образа жизни Корд вынужден был все время проводить в инвалидной коляске, и чем туманнее была перспектива полного исцеления, тем горше становилось у него на душе. Он выплескивал эту горечь на близких, и Стейси доставалось больше всех.
Каждый раз, отражая его нападки, цель которых состояла в том, чтобы лишить надежды и ее, Стейси спрашивала себя, а хватит ли сил, чтобы держаться и дальше. Усталость последних месяцев давала себя знать.
Вздохнув, она принялась за кофе.
— Стейси! — внезапно окликнул ее мужской голос.
Подняв глаза, она улыбнулась гостю. То было лишь бледное подобие обычного радушного приветствия.
— Здравствуй, Трейвис. Я не слышала, как ты вошел. — Извинившись, Стейси жестом пригласила его сесть напротив. — Давай выпьем кофе, — Я видел на веранде Корда. Он присоединится к нам?
— Трейвис Маккри пригладил серебристую прядь, единственную в копне темных волос, и опустился на стул.
Пока Мария расставляла тарелки, у Стейси была возможность избежать расспросов о том, как идут дела. Мария неодобрительно поглядела на опустевший край стола и обратилась к хозяйке:
— А где же мистер Корд?
— Он на веранде. Сказал, что не будет завтракать. И все же отнеси ему поднос, вдруг передумает, — предложила Стейси, заранее зная, что Корд все равно откажется или скормит свою порцию Каюну — их немецкой овчарке.
Мария поддержала идею и, прицокивая языком, заспешила на кухню.
— Если он не будет есть, силы ни за что не вернутся.
Внимательные карие глаза Трейвиса заметили все: вздохи хозяйки, ее ссутулившиеся плечи, темные круги под глазами, подрагиванье губ.
— Что, уже выпустил пар с утра? — поинтересовался он.
— Да, — кивнула Стейси.
Не было смысла лгать или притворяться, что она не поняла вопроса, ведь Трейвис знает Корда целую вечность. Он даже был на месте аварии, и на его глазах Корда вытаскивали из-под обломков самолета.
Одно время Трейвис работал вместе с Коултером Лэнгстоном, лучшим другом Корда, и был шафером на их свадьбе. Именно Трейвис встретил Стейси тогда в аэропорту Сан-Антонио и доставил ее в больницу, где находился Корд.
Через несколько дней он навестил Корда и рассказал Стейси, что бросил работу у Коултера, не объясняя причины.
Стейси никогда не расспрашивала Трейвиса, почему он ушел после стольких лет, — на этот счет у нее имелись свои подозрения.
Осознавая, что выздоровление Корда не будет скорым и только небу известно, насколько оно затянется, Стейси предложила Трейвису временно занять должность управляющего фермой, пока Корд не будет в состоянии вернуться к делам. Прошел год — Трейвис все еще продолжал работать, все еще временно.
— Похоже, я уже привыкла к этим вспышкам. — Стейси потерла пальцами лоб.
— К ним невозможно привыкнуть.
— И тем не менее, — вздохнула Стейси.
Мария пересекла столовую, держа поднос с завтраком для Корда. Без всякого аппетита Стейси принялась за воздушный омлет, зная, что на сегодня намечено множество дел, а на голодный желудок с ними не справиться.
На веранде звякнули раздвижные стеклянные двери, и Стейси невольно прислушалась к топоту башмаков по мощеному каменному полу веранды. До столовой долетал мягкий голос экономки, окрашенный легким акцентом, но слов нельзя было разобрать.
Зато не составило труда расслышать выкрики Корда:
— К черту! Я же сказал ей, что сыт!
За гневными воплями последовал грохот, не оставляющий сомнений в печальной участи, постигнувшей поднос.
— Мария, я… — Его голос виновато пополз вниз, но извинение так и не было произнесено.
У Стейси на глаза навернулись слезы, и она едва не разрыдалась. Лицо Трейвиса помрачнело.
— Корд сегодня в отличной форме, — сухо прокомментировал он, отпивая кофе. — Надеюсь, что с жеребятами он будет обращаться несколько иначе. Они ведь тоже горячие.
— Не беспокойся, он остается дома, — сказала Стейси, глядя в тарелку с омлетом.
— Вот как? — Темная бровь недоуменно взлетела вверх.
— Именно так.
— Он объяснил почему?
— Конечно, — огорченно кивнула Стейси. — Сказал, что формальное участие его не интересует. Он считает, что мы нянчимся с ним и притворяемся, будто нуждаемся в его советах.
— Но ведь он сам разработал программу по разведению рысаков! Ты напомнила об этом? — Трейвис улыбался, но ему было явно не до смеха. — Как мы, по-твоему, разберемся без него?
— Думаю, что Корду все равно. — У Стейси комок подкатил к горлу. — Он сказал, что мы замечательно управляли фермой и можем продолжать в том же духе. Он убежден, что уже не поправится.
Трейвис сидел напротив Стейси и без труда прочел в ее глазах затаенное горе.
— Такие, как Корд, не сдаются, что бы он ни говорил. Он борется, но не показывает виду.
— Думаешь? — У Стейси задрожал подбородок. — Сегодня он заявил, что лучше бы Коултер не вытаскивал его тогда из самолета. Я понимаю, что он должен при этом чувствовать, но… — Она зажала ладонью рот, стараясь сдержать слезы. — Мне кажется, его уже ничто не волнует, даже ранчо.
«Даже я», — могла бы добавить она, но вовремя остановилась.
— Как раз волнует, и даже слишком, иначе бы он так не упирался.
— Хочется верить. — Бог свидетель, она действительно пыталась. — Я сама виновата в том, что он так реагирует на разговоры о ранчо. Когда бывало трудно, помнишь, я запрещала что-либо рассказывать ему, пока мы с тобой все не преодолевали. Мне стоило больших усилий не делиться с ним тревогами — его покой был важнее. Я позволила ему думать, что дела идут гладко. Прислушайся я к тебе раньше, и сегодня? Корд не упрекнул бы меня в излишней опеке.
— Стейси, не надо изводить себя тем, что было бы, если бы… Что сделано, то сделано, и с этой минуты пошел новый счет. Нам нужно отсмотреть целый табун молодняка, так что давай жуй скорее. — Голос Трейвиса звучал насмешливо, но лицо светилось добротой и пониманием.
Стейси улыбнулась в ответ.
— Я знаю, ты хочешь, чтобы я взяла себя в руки. Не представляю, что бы я делала весь этот год без твоей помощи. Ты так терпеливо выслушивал меня каждый раз.
— Надеюсь, из меня получился неплохой громоотвод. Нельзя же все время подавлять эмоции, иногда их надо и выплескивать.
Он допил, кофе и поставил чашку на стол.
— А как ты, Трейвис? — заботливо поинтересовалась она, поймав себя на том, что свалила на него свои проблемы, совсем не считаясь с его душевным состоянием. — Тебе не нужен громоотвод?
Он переменился в лице. Навязчивое видение молодой женщины, чьи волосы цвета темного меда, а глаза с золотыми крапинками, на краткий миг посетило его. Жена бывшего шефа, Коултера Лэнгстона, — Натали.
— Мне поможет время. — Он сделал глубокий вдох, отгоняя дразнящий пленительный образ. — Только время лечит. Время и работа.
Стейси решила оставить эту тему и налегла на омлет.
— Хочу поговорить с Кордом, прежде чем мы примемся за дело.
— Если не возражаешь, я пойду с тобой. — Трейвис поднялся со стула и прихватил запыленную ковбойскую шляпу. — Может быть, мне удастся уговорить его.
Стейси кивком выразила согласие и вышла из-за стола. Вряд ли их ждет успех, но попытка не пытка.
Каменный пол веранды был еще слегка влажным от пролитого кофе, но осколки посуды — последствия вспыльчивости Корда — уже убраны. Когда Стейси и Трейвис появились в дверях, Корд сидел, задумчиво устремив взгляд вдаль. В такой полудреме он обычно ни на что не реагировал, но сейчас — Стейси была уверена — он знал об их приближении.
— Мы идем на конюшню, — тихо сказала она.
— Ну-ну.
Глухой голос Корда был полон сарказма и презрения. И уже невозможно было спросить, все ли с ним в порядке и не нужно ли чего. Корд достаточно ясно демонстрировал нежелание принимать какие бы то ни было знаки внимания. Стейси робко взглянула на Трейвиса, желая только одного — чтобы ей не пришлось заходить на веранду.
Трейвис — отзывчивый и бескорыстный, как всегда, — нарушил напряженное молчание:
— Послушай, Корд, я скотовод. Спроси меня о коровах: херенфордширских, абердин-ангусских или санта-гертруде, — и я с кем угодно могу обсудить достоинства этих пород. Спроси меня про хороший коровник — и здесь я буду на высоте. Но в разведении и селекции лошадей я не понимаю ничего.
Карие глаза высокомерно оглядели Трейвиса с головы до пят.
— Ну что ж, придется подучиться. От такого ответа веяло холодом полного равнодушия.
— Корд! — выдохнула Стейси, не в силах вынести его отрешенности.
Он отвернулся, показывая, что обсуждение закончено.
— И заберите с собой собаку, когда будете уходить.
— Каюну лучше остаться здесь. — Терпение Стейси иссякло. В дрожащем голосе слышалось плохо скрываемое раздражение. — Когда ты всех нас отсюда выгонишь, то еще скажешь лучшему другу человека «спасибо» за компанию.
Бесстрастный профиль склонился к черной с рыжими подпалинами овчарке, лежавшей справа от кресла-качалки.
— Но заметь, Стейси, — парировал Корд, полосуя жену взглядом и не меняя при этом отчужденного тона, — собака никогда не будет рядом из чистого сострадания.
Ее губы раскрылись, чтобы снова сказать ему о любви, но женское достоинство было слишком уязвлено столь явным недоверием.
— Не слишком ли однобоко ты смотришь на вещи? — Упрек сорвался с языка помимо ее воли. — Тебя невозможно жалеть. Ты так переполнен жалостью к самому себе, что моему сочувствию просто нет места.
Резко развернувшись, она вышла. Ноги были как деревянные. Через несколько минут Трейвис нагнал ее, и они направились на конюшню.
Стейси искоса посмотрела на Трейвиса и сокрушенно вздохнула:
— Наверно, я не должна была этого говорить. Ему все время удается вывести меня из равновесия.
— Должна или нет, не знаю. — Глубокие складки залегли у Трейвиса по обе стороны рта. — Но если Корд намерен исправить ситуацию, ему нужно сначала разобраться в ней.
Хорошо сказано, и очень точно. Ведь и впрямь в ответ на обиды она все время подставляет другую щеку, но, отвечая добром на зло, почему-то не становится счастливее. Вдобавок ко всему довольно унизительно вечно чувствовать себя виноватой. И все же Корд нуждается в понимании, нельзя забывать об этом и давать ему повод сердиться. Она знала, что не успокоится до тех пор, пока не извинится перед ним. Подойдя к конюшне, они увидели Хэнка. Пять лет прошло, как Стейси познакомилась с ним, а дубленое лицо, огрубевшее под техасским солнцем, нисколько не изменилось. Хэнк поднял руку, приветствуя их. Ясные глаза, устремленные на нее, излучали беспредельное уважение.
В загоне, вытянув шею над изгородью и потряхивая соломенной гривой, заржал гнедой жеребец. Заметив, что Стейси не обращает на него никакого внимания, Диабло бросился прочь от забора, демонстрируя свой норов.
Глава 2
Раздвинув стеклянные двери, Стейси ступила на веранду. Заходящее солнце окрасило золотом стены дома. На фоне беленого кирпича ярко выделялось рдяное великолепие цветов бугенвиллеи. Зеленая листва растений переливалась через края пестро раскрашенных мексиканских горшков, подвешенных в плетеных кашпо.
Овчарка ударила хвостом по каменному полу. Лениво поднявшись, пес покинул свой пост у инвалидного кресла, направился к хозяйке и ткнулся ей в ладонь холодным носом.
Корд бросил взгляд через плечо, окидывая Стейси от пят до макушки. Но во взоре его не было ни восхищения, ни одобрения, ни даже обыкновенного интереса. С таким же успехом вместо иссиня-черного с золотом свободного платья, подчеркивавшего мягкий загар и естественный блеск волос, на ней могло быть надето рубище из мешковины.
— Я думал, ты работаешь в кабинете. Только и всего. И еще это замечание, похоже, означало, что если Стейси пройдет на веранду, то он здесь не останется.
— Нет, сегодня не буду.
Неровной походкой она подошла к одной из колонн, подпиравших крышу. Стейси казалось, что муж следит за ней, но, обернувшись, она обнаружила, что он лишь наблюдает за игрой солнечных бликов на водной ряби бассейна.
— Деловые бумаги имеют свойство накапливаться, если их не разбирать вовремя, — заявил Корд, пожимая плечами. — Впрочем, дело твое.
Он взялся за колеса и почти без усилий привел кресло в движение. Стейси не сразу поняла, что он намеревается вернуться в дом, оставив ее на веранде в полном одиночестве.
— Корд, побудь со мной. — Стейси неуверенно шагнула к нему.
Остановившись на полпути, он развернул коляску так, чтобы видеть ее. Золотые лучи заката падали на его бледное лицо.
— Зачем? — густая бровь надменно поднялась.
— Хочу извиниться перед тобой, — произнесла она изменившимся голосом, выдававшим отчаяние: вот уже два дня он упорно избегал ее.
— За что же? — равнодушно спросил он, не спуская с нее немигающего взгляда.
— За то, что я тебе наговорила тут на днях… — от волнения Стейси потерла висок, — про чувство жалости к самому себе. Я не должна была.
Ей безумно захотелось броситься к нему, сесть в ногах, положить голову ему на колени и ощутить, как его пальцы нежно гладят ее волосы. Если бы Корд улыбнулся, ну хоть чуть-чуть, она бы это сделала. Но его лицо оставалось бесстрастным, и гордость удержала ее.
— Так ты что же, признаешь ошибку и больше не считаешь, что я себя жалею? — Его губы искривила горькая усмешка. — Или твои слова не дают тебе спать спокойно?
— Честно говоря, я уже не знаю, что ты чувствуешь и о чем ты думаешь. Как только я пытаюсь быть ближе к тебе, между нами словно возникает невидимый барьер и мы оказываемся по разные стороны. Ума не приложу, как до тебя достучаться.
— Я не отгораживаюсь, — ответил он ровным тоном.
— Тогда что же происходит?
— Ты просто еще не привыкла к тому, что твой муж — калека. Наша жизнь не может быть такой, как до аварии.
— Но почему? — воспротивилась она.
— Прошлого не воротишь.
Корд покатил коляску с веранды, а Стейси больше не пыталась остановить его. Ее душа беззвучно оплакивала мужчину, который однажды, смеясь и поддразнивая, поймал ее в свои объятия. И хотя он был жив, их разделяла стена горечи, и Стейси обязана была найти ключ и отпереть засовы или же смести преграду со своего пути. Но где же взять уверенности в собственных силах?
Заснуть как следует не удалось. Стейси ворочалась и металась в одинокой постели, предаваясь воспоминаниям о ночах, проведенных с Кордом, и молясь, чтобы они вернулись.
Ее не отпускал страх: а вдруг опасения Корда оправдаются и он никогда не встанет на ноги? Не исключено, конечно, но нельзя падать духом. Она погрузилась в забытье с твердым намерением любыми способами поддерживать надежду у мужа.
Вечером следующего дня, сидя в кабинете и разбирая дела, отложенные накануне, Стейси услышала шум подъезжающей машины.
Она улыбнулась, заслышав юные голоса, доносившиеся со двора. Бухгалтерская книга была немедленно убрана. Стейси выскочила из-за стола и поспешила в прихожую. Она распахнула дверь, и в ту же минуту в дом влетел черноволосый мальчуган с любопытными темными глазенками.
— Ма! — возбужденно крикнул он. Руки Стейси сами потянулись к нему и обняли.
— Джош, я так соскучилась! — воскликнула она, легонько прижимая его и целуя в загорелую щеку.
Он неловко увильнул. Месяц назад он объявил, что уже совершенно взрослый и больше не играет в эти щенячьи игры. Но материнские привычки очень живучи. Однако Джефф и Дугал Баченаны стояли всего в двух шагах, и она позволила сыну выскользнуть, чтобы не смутить его при друзьях окончательно.
— Ты хорошо провел время?
— Еще бы! — энергично кивнул он, и тут же посыпались подробности: от катания на велосипеде Джеффа до массы замечательных находок, в том числе камешков. И когда он ненадолго умолк, чтобы перевести дух, Стейси поняла, что это далеко не все.
— Погоди! — она жестом остановила готовый вот-вот прорваться снова поток слов. — По-моему, ты сможешь рассказывать весь вечер. Но сначала помоги Мэри перенести свои вещи в дом.
Глазенки Джоша невинно округлились.
— Ей помогает Билл, ведь он больше меня.
— Вот оно что! Но там есть и кое-какие мелочи, как раз для тебя, — улыбнулась она.
Стейси ни секунды не сомневалась, что огромные глаза сына готовы очаровать кого угодно — лишь бы ему не заниматься тем, чем не хочется. Она взяла его за плечи и развернула лицом к микроавтобусу.
— А ну-ка давай, — она легонько подтолкнула его к машине, и он поплелся с явной неохотой.
Заметив мужчину, выгружавшего трехколесный велосипед Джоша, Стейси нахмурилась. В это время Билл Баченан обычно разъезжал по вызовам, и раз он здесь, значит, визит не просто дружеский. Быстрый подсчет в уме подтвердил, что Корду скоро пора проходить осмотр, и у Стейси мурашки пошли по коже.
Она переключила внимание на рыжеволосую женщину с чемоданчиком Джоша в руках.
— Привет, Мэри. Ты жива? Я вижу, моему малышу не удалось извести тебя за эту неделю.
— Когда в семье уже есть два индейца, третий не страшен, — добродушно рассмеялась жена Билла.
— Он правда хорошо себя вел?
— Отлично! — уверила Мэри. Джош несся на них, гордо прижимая к груди огромный бумажный пакет.
— Где папа? Я хочу показать ему свои камушки.
— Точно не знаю, где-то дома, — ответила Стейси и отошла на шаг в сторону, поскольку Джош летел, не сбавляя скорости. Двое мальчиков постарше проследовали за ним размеренной походкой.
— Как дела, Стейси? — вступил в беседу Билл.
— Замечательно, просто замечательно. — Ответ был чересчур торопливым.
Но проницательный взгляд профессионала не обманешь.
— Слушай, у тебя круги под глазами стали еще больше. А ведь мы договаривались забрать Джоша на недельку, чтобы ты передохнула. Ты совсем не щадишь себя.
— Я честно собиралась расслабиться. — Смех Стейси прозвучал не очень убедительно. — А потом решила расправиться с делами.
Но выходит так: чем больше работаешь, тем больше остается.
— Так всегда получается, — согласилась Мэри.
Стейси старалась отвлечься от мысли, что взгляд Билла, острый как скальпель, видит все насквозь. Ясно, что переутомление совершенно ни при чем, но она из гордости не может довериться друзьям. Отношения с Кордом осложнились настолько, что трудно было делать вид, будто ничего не происходит, но пока об этом знал один только Трейвис — волей-неволей он часто видел их вместе;
— Заходите, выпьем чего-нибудь, а то я совсем забыла о гостеприимстве, — решительно сменила она тему. — У Марии в холодильнике наверняка есть чай1 и лимонад. Или, может быть, хотите кофе?
— Чего-нибудь холодненького, — ответила Мэри и направилась в дом. — А ты, Билл, что будешь?
— Я бы тоже освежился. А Корд где? — Он обвел глазами гостиную. — Вот что, пока вы тут суетитесь, я хочу с ним повидаться. Чем он сейчас занят?
— Как обычно. — Стейси говорила без всякого воодушевления. — Если мальчики с ним, то, судя по голосам, он на веранде.
— Наверно, по уши зарылись в камешки, — ласково улыбнулась Мэри. — Тот, кто придумал, что все мальчишки сделаны из линеек и батареек, явно забыл про камешки.
— А также про лягушек, ящериц и червяков, — поддержала ее Стейси. — Идите-ка туда вдвоем, а я загляну на кухню и скажу Марии, что вы здесь.
Когда Стейси принесла на веранду поднос с лимонадом и печеньем, ни Корда, ни Билла там не оказалось. Мальчики уже успели перекусить и скрылись. Стейси опустилась в шезлонг рядом с рыжеволосой подругой.
— Я вижу, что просто обязана взять Джоша еще на недельку, — заметила Мэри и мягко добавила:
— Знаешь, Билл очень переживает за тебя.
— Если ты снова заберешь Джоша, я с ума сойду. — Стейси постаралась не придавать значения последней реплике Мэри.
— Я серьезно, — покачала головой Мэри. — Как ты думаешь, сколько ты еще продержишься? На тебе ранчо, дом, заботы о Джоше, ты фактически стала сиделкой для Корда, я уже не говорю о тысяче других проблем.
— У меня куча помощников, — твердо сказала Стейси. — Если бы не Мария и Трейвис, я давно бы свалилась. Все не так уж и плохо, но немного суматошно.
— Вот что, давай-ка сделай паузу и вырвись отсюда хоть ненадолго, — заключила подруга.
— Я нужна Корду. — Нежная улыбка с привкусом горечи тронула уголки губ Стейси. — А если бы это случилось с Биллом, ты бы оставила его? Пусть даже на пару дней?
— Нет, — согласилась Мэри, и ее лицо приняло покаянное выражение. — Им бы пришлось выпихивать меня силой.
— Кому это и откуда?
Билл втолкнул на веранду инвалидную коляску. Выразительный взгляд Стейси упредил ответ, едва не сорвавшийся с уст Мэри.
— Раз ты не слышал начало нашей беседы, я ничего не скажу. — И рыжая головка повернулась к бесстрастно восседавшему Корду. — Мой муж, кажется, совсем тебя истерзал и замучил. Хочешь холодненького?
— Да, спасибо. — Корд как будто обрадовался, но Стейси заметила мрачную тень в его глазах.
— Я подам, — быстро предложила она и приподнялась, поймав на себе буравящий взгляд мужа.
— Давай я, — настояла Мэри. — Не утруждай себя, сиди и расслабляйся. Когда еще у тебя будет такая возможность.
— Ладно, — поддалась на уговоры Стейси и откинулась в шезлонге, но тут же пожалела об этом.