— Вам с молоком? — спросил он.

— Да, пожалуйста, — сказал я.

— Сахарку?

— Спасибо, не надо, — ответил я.

Мы отпили по нескольку глотков чая, потом он подал мне кренделек, другой взял себе и со вздохом удовлетворения запустил в него зубы.

— Ведь вы мне хотели рассказать, ну, насчет того, что вы ничего не зарабатываете? — спросил я.

— Да, — сказал он, тщательно вытирая носовым платком губы, руки и усы,

— да, это довольно длинная и запутанная история. Вся наша улочка — кстати, она называется Поттсова аллея — принадлежала когда-то одному чудаку миллионеру по имени Поттс. В наше время его, пожалуй, окрестили бы социалистом. Построив эти лавочки, он выдумал особые правила и ограничения специально для данного случая. Каждый желающий мог получить тут в аренду лавку на неограниченный срок, но раз в четыре года арендная плата должна пересматриваться. Если дела идут хорошо, плата соответственно повышается, а если прибыли нет, то и плата снижается. Так вот, я занял эту лавку в 1921 году. И с тех пор плачу за нее ровно пять шиллингов в неделю.

Я уставился на мистера Беллоу, не веря собственным ушам.

— Пять шиллингов в неделю? Да это прямо неприличная цена за такую лавку

— в Кенсингтоне, в двух шагах от Хай-стрит!

— Вот именно, — сказал мистер Беллоу. — В том-то и дело. А я плачу пять шиллингов в неделю, то есть один фунт в месяц.

— Почему же тут такая мизерная плата? — спросил я.

— А вот почему, — сказал он. — Никакой прибыли я не получаю. Как только я узнал, что здесь сдаются лавки, я мигом сообразил, что тут для меня есть лазейка. У меня были небольшие сбережения — не слишком много, но все-таки на жизнь хватало. Мне было нужно только одно — подходящее местечко, где можно было бы жить и держать моих птичек. Так вот, здесь передо мной открылись блестящие возможности. Я обошел всех жителей Поттсовой аллеи и объяснил им это дело; оказалось, что все они в таком же положении, как и я: у всех было немножко денег на жизнь, и единственное, чего им не хватало, было дешевое жилье. Тогда мы организовали «Ассоциацию Поттсовой аллеи», сговорились между собой и раздобыли отличного счетовода. Не подумайте, что я имею в виду кого-нибудь из этих дипломированных краснобаев, когда говорю «отличный». Они только и знают, что защищать закон; от них никакой пользы ни человеку, ни другой твари. Нет, этот молодой человек — умница, отлично соображает, что к чему. Мы с ним встречаемся раза два в год, он просматривает наши счета и советует нам, как лучше прогореть. И мы исправно прогораем, так что при каждой ревизии нашу плату не повышают, а порой даже чуть-чуть снижают.

— А нынешние владельцы не могут изменить условия? — спросил я.

— Нет, — сказал мистер Беллоу. — В том-то и вся прелесть. Я разузнал, что в завещании мистера Поттса запрещено менять эти условия.

— Но ведь они, должно быть, просто лопались от злости, когда узнали, что получают с вас всего фунт в месяц!

— Еще бы! — сказал мистер Беллоу. — Они из кожи вон лезли, чтобы выселить меня отсюда, только ничего у них не вышло. Я нанял отличного адвоката — опять-таки не из этих болтунов, которые о законе пекутся больше, чем о своих клиентах. Он сразу поставил их на место. Да и все остальные лавки встали против них единым фронтом, так что они ровным счетом ничего не могут поделать.

Я промолчал: мне не хотелось обижать мистера Беллоу, но в глубине души я был совершенно уверен, что вся эта история — чистейшая выдумка. Был у меня когда-то репетитор, который жил шизофренически-раздвоенной жизнью: он постоянно рассказывал мне длинные и путаные истории о своих приключениях, хотя на самом деле с ним ничего подобного не случалось, просто он об этом всегда мечтал. Я давно уже привык к подобным искажениям действительности.

— Да, — сказал я. — История потрясающая. До чего же здорово вы все сообразили!

— Никогда не пропускайте то, что написано мелким шрифтом, — сказал мистер Беллоу, назидательно помахивая пальцем. — Извините, мне нужно сходить за Мейбл.

Он ушел в лавку и появился снова, неся на рукаве какаду. Усевшись, он взял птицу в руки и опрокинул ее на спинку. Она лежала неподвижно, словно вырезанная из слоновой кости, не открывая глаз и повторяя: «Привет, привет, привет». Он ласково пригладил ее перышки и, положив птицу к себе на колени, стал почесывать ей брюшко. Птица замерла в полном блаженстве.

— Она начинает скучать, если подолгу оставлять ее одну в лавке, — пояснил он. — Возьмите еще кренделек, мой дорогой!

Так мы сидели, ели крендельки и болтали. Мистер Беллоу оказался интереснейшим собеседником. В молодости он успел объездить полсвета и отлично знал те места, куда мне самому ужасно хотелось попасть. С тех пор я заходил к нему попить чайку почти каждую субботу, и это были чудесные вечера.

Но его рассказам о Поттсовой аллее я по-прежнему не верил и поэтому решил провести эксперимент. Я посвятил этому делу несколько дней и обошел все лавочки подряд. Я зашел, например, к Клемистре, мне, видите ли, нужна была шляпка — подарок маме ко дню рождения. Ах, какое огорчение, сказали две премилые старушки, которые там торговали, какое ужасное несчастье: я попал к ним в самое плохое время. У них только что кончились шляпы. Ну, не беда, я согласен купить что-нибудь другое — горжетку или что-нибудь еще. Ах, нет, дело в том, что весь товар в магазине уже обещан другим. Они как раз ждут новые товары. А когда день рождения моей матушки? В следующую пятницу, сказал я. «О, к тому времени у нас все будет, да, мы совершенно в этом уверены. Заходите к нам обязательно».

Мистер Уоллет, табачник, сказал мне, что не держит тех сигарет, которые я спрашиваю. Не держал он и сигар, и трубок тоже. С большой неохотой он продал мне коробок спичек.

Потом я отправился к водопроводчикам. Я сказал, что меня прислала мама, потому что у нас испортился бачок, так нельзя ли прислать мастера?

— Так-так, — сказал мистер Драмлин. — А это очень срочно?

— Очень срочно, — ответил я. — У нас и в уборной воды нет, и вообще нигде.

— Видите ли, у нас здесь всего один мастер, только один мастер, и он как раз ушел по вызову. Очень, очень сложная работа. Не знаю, сколько она протянется — то ли день, то ли два.

— А не может ли он зайти и поработать сверхурочно? — спросил я.

— О, не думаю, чтобы он согласился, — сказал мистер Драмлин. — Между прочим, на Хай-стрит есть прекрасные водопроводчики. Почему бы вам не зайти туда? Может быть, у них есть свободный мастер. А я, боюсь, не смогу вам ничего гарантировать. Не раньше, чем через два-три дня, никак не раньше, никак не раньше.

Я поблагодарил его и ушел. Затем я пошел к Уильяму Дроверу, агенту по продаже недвижимости. Это был тщедушный человечек с волосами, похожими на пух отцветшего репейника. Я сказал, что моя тетя собирается переезжать в этот район и просила меня — я тут недалеко живу — зайти к агенту и узнать, как обстоит дело с квартирами.

— Квартиры? Квартиры? — спросил мистер Дровер, поджимая губы. Он снял очки, тщательно протер их, водрузил на место и стал высматривать что-то в лавке, словно надеясь обнаружить завалявшуюся квартиру. — Неудачный сезон для квартир. Весьма неудачный сезон. Масса народа переезжает в этот район. Так и расхватывают квартиры прямо из-под рук.

— Значит, у вас ничего нет на примете? Я бы хотел хоть что-нибудь показать тете, — сказал я.

— Нет, — ответил он. — Ничего. Совсем ничего, к сожалению. Совсем ничего нет.

— Может быть, тогда найдется небольшой домик? — спросил я.

— О, и здесь то же самое. Так же плохо, — сказал он. — Боюсь, что в моем списке не найдется ни одного дома, который бы вас устроил. Вот разве что дом с десятью спальнями в Хэмстеде, если хотите.

— Да нет, этот, пожалуй, немного великоват. Тем более что она хочет жить в нашем районе.

— Все хотят. Все до единого. Нас скоро отсюда вытеснят. Мы будем скоро задевать соседей локтями, — сказал он.

— Зато ваши дела, должно быть, идут в гору? — спросил я.

— Это еще как сказать, — возразил он. — Перенаселение снижает общий уровень, знаете ли.

— Ну что ж, большое спасибо за помощь, — сказал я.

— Не стоит благодарности. Очень сожалею, что больше ничего не смог для вас сделать.

Вслед за тем я посетил «Гномик». Меню у них было очень разнообразное, но мне они смогли предложить только чашку чая. К несчастью, — они так и рассыпались в извинениях — грузовик со всеми припасами сломался где-то на другом конце Лондона, и у них нет никаких продуктов, ни крошки.

После этого я поверил, что мистер Беллоу говорил правду про Поттсову аллею.

Примерно в это же время в моей жизни появилась еще одна любопытная личность. Я уже довольно долго работал у мистера Ромили, и он стал доверять мне как самому себе. Время от времени он посылал меня в Ист-Энд за новой партией рептилий, амфибий и тропических рыбок. Мы покупали их у оптовиков, а всякую пресноводную живность, как я уже говорил, нам присылали с фермы, которой, собственно, и принадлежал наш магазин. Я любил эти походы: в сумрачных, как пещеры, складах где-нибудь на глухих улочках я находил огромные клетки с ящерицами, корзинки, полные черепах, и позеленевшие, заросшие водорослями аквариумы, набитые тритонами, лягушками и саламандрами. Во время одного из таких походов в Ист-Энд я и повстречал полковника Анструтера.

Меня послали к Ван ден Готу, крупному оптовику, который импортировал североамериканских пресмыкающихся и земноводных, и мистер Ромили поручил мне привезти оттуда 150 детенышей американской расписной черепашки — террапина — очаровательных крошечных пресноводных черепашек в зеленых панцирях с желтыми и красными разводами на коже. Размером они были не больше монеты в полкроны. Мы довольно бойко торговали ими, потому что этих неприхотливых и милых животных очень удобно дарить детям и содержать в городской квартире. Я поехал к Ван ден Готу и нашел самого мистера Ван ден Гота. Это был громадный здоровяк, похожий на орангутанга. Он положил моих черепашек в картонную коробку с мокрым мхом, и тогда я попросил разрешения немного походить по складу.

— Сколько угодно, — сказал он. — Будьте, как дома.

Он развалился в своем кресле, взял голландскую газету, сунул себе под нос сигару и перестал меня замечать. Некоторое время я бродил по складу, внимательно разглядывая красавиц змей, а перед клеткой с игуанами я замер от восхищения: ярко-зеленые, они были украшены гребнями и чешуйчатыми воротниками — настоящие драконы из волшебных сказок. Наконец я взглянул на часы и встревожился, обнаружив, что опаздываю почти на полчаса. Тогда я схватил коробку с черепашками, наспех попрощался с мистером Ван ден Готом и понесся на автобусную остановку.

Я так и не заметил — и это была непростительная небрежность, — что и черепашки, и мох, который мистер Ван ден Гот положил в коробку, были основательно пропитаны водой. Пока я разгуливал по складу, дно коробки успело размокнуть, что и привело к вполне естественному результату: как только я взобрался по лесенке на верх автобуса и пошел по проходу, дно коробки отвалилось, и целый каскад маленьких черепашек хлынул на пол.

Мне еще повезло, что наверху кроме меня был только один пассажир — статный подтянутый джентльмен с военной выправкой, седыми усами и моноклем в глазу, в отлично сшитом шерстяном костюме и щегольской шляпе. У него была гвоздика в петлице и трость с серебряным набалдашником.

Я отчаянно шарил по полу, стараясь изловить черепашек, но черепашьи детеныши могут при желании развивать сверхъестественные скорости, не говоря уже о том, что они подавляли меня превосходящей численностью. Внезапно один беглец пронесся по проходу и затаился у самой ноги военного джентльмена. Тот почувствовал, как что-то царапает его начищенный до блеска ботинок, и взглянул вниз. Пронеси господи, подумал я, вот я и влип! Он поправил монокль в глазу и внимательно посмотрел на маленькую черепашку, которая как раз пыталась вскарабкаться на самый носок его ботинка.

— Тысяча чертей! — сказал он. — Расписной террапин! Сто лет их не видал!

Он оглянулся, чтобы понять, откуда на него свалилось это маленькое пресмыкающееся, и увидел меня: весь красный, я ползал на четвереньках по полу, а кругом, как бешеные, сновали крохотные черепашки.

— Ага! — сказал он. — Так это ваш малыш?

— Да, сэр, — ответил я. — Простите, пожалуйста, но у меня дно из коробки выпало.

— Черт возьми! Попали же вы в переделку! — крякнул он.

— М-м-м… да, похоже на то, — ответил я.

Он поднял черепашку, которая уже успела взобраться на его ботинок, и подошел ко мне по проходу.

— Держите, — сказал он. — Я вам сейчас помогу. Я буду загонять этих бездельников.

— О, вы очень любезны, — сказал я.

Он опустился на четвереньки рядом со мной, и мы стали ползать по всему автобусу, собирая черепашек.

— Ату его! — восклицал он время от времени. — Вон он там, полез в укрытие!

А когда маленький террапин побежал прямо на него, он взял свою трость на прицел и крикнул:

— Бах! Бах! Назад, сэр, или я вас атакую!

Наконец, потратив примерно четверть часа на эту операцию, мы ухитрились водворить всех черепашек обратно в коробку, и я кое-как перевязал ее своим платком.

— Я вам очень благодарен, сэр, — сказал я. — Боюсь, что вы испачкали свои брюки.

— И не жалею, — сказал он. — Не жалею. Давно не случалось так славно поразмяться.

Он поправил монокль и воззрился на меня:

— Признайтесь, зачем вам понадобилась полная коробка террапинов?

— Я… Я работаю в зоомагазине, и меня за ними послали.

— А, понятно, — сказал он. — Не возражаете, если я сяду рядом — посидим потолкуем?

— Конечно, сэр, — сказал я. — Пожалуйста.

Он подошел, прочно утвердился на сиденье напротив, поставил трость между колен и, опершись на нее подбородком, задумчиво разглядывал меня.

— Значит, зоомагазин, да? — спросил он. — Гм-м. Любите животных?

— Очень люблю. Может, даже больше всего на свете.

— Гм-м, — сказал он. — А еще что есть у вас в магазине?

Мне показалось, что он слушает с неподдельным интересом, и я рассказал ему про всех наших питомцев и про мистера Ромили и начал было колебаться, а не рассказать ли ему про мистера Беллоу, но вспомнил, что дал слово хранить тайну, и промолчал. Когда мы подъехали к моей остановке, я встал.

— Извините, сэр, — сказал я. — Мне пора выходить.

— А, — пробормотал он. — Угу. Да и мне тоже. Мне тоже.

Было совершенно ясно, что это не его остановка, ему просто хотелось поговорить со мной. Мы вышли на тротуар.

— А где же ваш магазин? — спросил он, вертя трость двумя пальцами.

— Немного дальше, сэр, — сказал я.

— В таком случае я вас провожу.

Он шагал по тротуару, внимательно разглядывая витрины, мимо которых мы шли.

— Скажите, а чем вы занимаетесь в свободное время? — спросил он.

— О, я хожу в зоопарк, и в кино, и в музеи — в разные места.

— В Музее науки бывали? — спросил он. — Видели там разные модели и всякую всячину?

— Мне там очень понравилось, — сказал я. — Я люблю модели.

— Правда? Правда? — сказал он, уставившись на меня через монокль. — Вы любите играть, да?

— Ну да, в общем-то люблю, — ответил я.

— Ага, — обрадовался он.

Мы остановились перед дверью «Аквариума».

— Простите меня, сэр, но я… я и так уже здорово опоздал…

— Просто полюбопытствовал, — сказал он. — Просто полюбопытствовал.

Он вытащил бумажник и извлек оттуда визитную карточку.

— Вот мое имя и адрес. Если захотите зайти как-нибудь вечерком, мы сыграем с вами в одну игру.

— Вы… вы очень добры, сэр, — сказал я.

— Ну что вы. Так я буду ждать. И не звоните заранее. Просто приходите. Я всегда дома. В любое время после шести.

Он зашагал прочь, и мне еще раз бросилась в глаза его военная выправка. Я сунул карточку в карман и вошел в магазин.

— Где это вы пропадали, негодник этакий? — спросил мистер Ромили.

— Простите, пожалуйста, — сказал я. — Но… Но у меня… Со мной тут случилась одна неприятность в автобусе. Дно из коробки выпало, и все черепашки выскочили, мне их помог собрать один вояка, но пришлось немного задержаться. Пожалуйста, простите меня, мистер Ромили.

— Ну, ничего, ничего… Сегодня было очень мало народу… Очень мало, очень мало. Кстати, я уже приготовил аквариум, можете их туда посадить, если хотите.

Я пустил черепашек в аквариум, немного посмотрел, как они там плавают, а потом вынул карточку и стал ее разглядывать.

Там было написано: «Полковник Анструтер, Белл-Мьюз, 47, Южный Кенсингтон». И номер телефона там тоже был. Я немного поразмыслил.

— Мистер Ромили, — сказал я. — Вы случайно не знаете полковника Анструтера?

— Анструтер? Анструтер? — мистер Ромили сдвинул брови. — Как будто бы нет, как будто бы нет… А, погодите-ка, погодите-ка… где он живет?

— Белл-Мьюз.

— Тогда это он! Он самый! — сказал мистер Ромили, расплываясь в улыбке.

— Да, да-да. Он самый. Отличный солдат. И прекрасный человек. Так это он помог вам собрать черепашек?

— Да.

— Вот это на него похоже. Никогда не бросит друга в беде, — сказал мистер Ромили. — Теперь таких людей не сыщешь. Повывелись такие люди, вот что.

— Значит, он… м-ммм… человек известный, да? И… ну, уважаемый? — спросил я.

— О да, конечно. В высшей степени. Его здесь каждый знает. Старого полковника тут все любят.

Некоторое время я перерабатывал эту информацию и наконец решил, что стоит, пожалуй, принять его приглашение. Хотя он и говорил мне, чтобы я не звонил, я все-таки подумал, что вежливость не повредит, и позвонил ему через несколько дней.

— Полковник Анструтер? — спросил я.

— Да-да, — послышалось в трубке. — Кто это? Кто это?

— Это… м-мм… меня зовут Даррелл, — сказал я. — Мы с вами встретились в автобусе. Вы были так любезны, что помогли мне переловить черепашек.

— Ах да, — сказал он. — Да. Как поживают малыши?

— Прекрасно, — ответил я. — Они живут прекрасно. Я думал… может быть, я могу воспользоваться вашим любезным приглашением и зайти в гости?

— Ну конечно, мой друг! Конечно! — сказал он. — Буду очень рад! Очень рад! Когда вы придете?

— А когда вам удобно? — спросил я.

— Приходите около половины седьмого, — сказал он. — Приходите к обеду.

— Большое спасибо. Я приду.

Белл-Мьюз оказался коротеньким мощеным тупичком, где на каждой стороне было всего по четыре небольших домика. Поначалу я немного запутался, потому что не сразу сообразил, что полковник занимает все четыре дома по одной стороне: он сделал из них одну квартиру и со всем блеском стратегического таланта поместил на каждой из четырех дверей номер 47. После недолгих колебаний я постучал в ближайшую дверь и стал терпеливо ждать. Ожидая, я размышлял о том, как нелепо обозначать одним номером четыре единственных дома по улочке сто футов длиной, а если уж так, то куда девались остальные номера? Должно быть, разбросаны по всем улицам и закоулкам этого района. Да, лондонским почтальонам не позавидуешь.

В эту минуту дверь под номером 47, в которую я стучал, отворилась, и передо мной предстал полковник. Его вид поверг меня в некоторое смятение, потому что одет он был в бархатную светло-зеленую домашнюю куртку с атласными отворотами и при этом небрежно помахивал кухонным ножом невероятных размеров. У меня зашевелилась мысль: а не напрасно ли я сюда пришел?

— Даррелл? — спросил он, поправляя монокль. — Черт побери, вот это точность!

— Я тут немного запутался, — начал я.

— А! — сказал он. — Попались на этот номер? Все попадаются. А мне так спокойнее, знаете ли. Входите же! Входите!

Я проскользнул в переднюю, и он запер дверь.

— Очень рад вас видеть, — сказал он. — Проходите.

Бодрой рысцой он двинулся впереди меня через переднюю, держа кухонный нож наперевес, как саблю, словно вел в атаку своих кавалеристов. Передо мной мелькнула вешалка красного дерева и какие-то гравюры на стенах, и мы оказались в большой, просторной гостиной, обставленной просто, но с комфортом. Повсюду громоздились кучи книг, а на стенах висели изображения разных военных мундиров. Он провел меня дальше, в большую кухню.

— Простите, что я так тороплюсь, — отдуваясь сказал он. — У меня пирог в духовке, боюсь, как бы не подгорел.

Он подбежал к плите, открыл дверцу и заглянул внутрь.

— Нет, пока все в порядке, — сказал он. — Прекрасно. Прекрасно. — Он выпрямился и взглянул на меня.

— Любите пирог с мясом и почками? — спросил он.

— О да, — ответил я. — Очень люблю.

— Прекрасно, — сказал он. — Он вот-вот будет готов. Ну, давайте присядем и выпьем чего-нибудь. Он провел меня обратно в гостиную.

— Усаживайтесь, усаживайтесь, — сказал он. — Что будете пить? Шерри? Виски? Джин?

— А у вас… М-м-м… А нет ли у вас вина?

— Вина? — переспросил он. — Ну, разумеется, разумеется.

Он достал бутылку, открыл ее и налил мне целый стакан рубиново-красного вина. Оно было терпкое и сухое. Мы сидели и болтали — главным образом о расписных черепашках. Минут через десять полковник взглянул на часы.

— Пожалуй, поспел, — сказал он. — Должен поспеть. Вы не возражаете, если мы пообедаем в кухне? Меньше возни.

— Конечно, конечно, — согласился я.

Мы отправились на кухню. Полковник накрыл стол, потом размял несколько картофелин, водрузил сверху гигантский кусок пирога с мясом и почками и поставил тарелку передо мной.

Мясо с почками было отлично приготовлено.

Я спросил полковника, неужели он сам его готовил?

— Да, — ответил он. — Пришлось научиться стряпать, когда жена умерла. Проще простого, уверяю вас, если немного пошевелить мозгами. Иногда щепотка травки или чего-нибудь такого прямо чудеса творит. А вы умеете готовить?

— Да кое-как. Меня мама учила-учила, да я не очень серьезно этим занимался. Хотя вообще-то мне нравится.

— И мне тоже, — сказал он. — Мне тоже. Голова отдыхает.

Когда мы покончили с мясом, он достал из холодильника мороженое, мы его тоже съели.

— Уф, — сказал полковник, откинувшись в кресле и поглаживая живот. — Полный порядок. Полный порядок. Я ем только один раз в день, зато уж основательно.

Полковник закурил душистую тонкую сигару. Когда сигара была выкурена, он поправил монокль и посмотрел на меня.

— А теперь пойдем наверх, поиграем, хотите? — спросил он.

— Во что… поиграем? — осторожно осведомился я.

— Померяемся силами, — сказал полковник. — Битва умов. На моделях. Вы говорили, что вам это нравится.

— M-м… да, — согласился я.

— Тогда пошли, — сказал полковник. — Пошли наверх.

Он снова привел меня в переднюю, а оттуда — вверх по лестнице, через маленькую комнату — там у него была мастерская: возле стенки стоял верстак, а над ним полки с банками краски, паяльниками и еще какими-то загадочными орудиями. «Полковник, как видно, в свободное время увлекается разными поделками», — подумал я. Но тут он открыл еще одну дверь, и моим глазам предстало потрясающее зрелище. Комната, на пороге которой я стоял, занимала весь верх и тянулась не меньше чем на 70 — 80 футов. Собственно говоря, это были соединенные в одну комнату верхние этажи всех четырех домов, принадлежавших полковнику. Пол был покрыт блестящим паркетом. Но меня поразили не столько размеры комнаты, сколько ее обстановка. На двух противоположных ее концах были построены две крепости из папье-маше. Высотой они были фута в три-четыре, шириной — четыре-пять футов. А вокруг них выстроились сотни, целые сотни оловянных солдатиков, переливаясь и сверкая яркими мундирами, а среди них были расположены танки, броневики, зенитные батареи и прочая техника. Передо мной в полном блеске развернулись армии, готовые к бою.

— Ага, — сказал полковник, весело потирая руки. — Что, не ожидали?

— Вот так штука! — восхитился я. — В жизни не видал столько игрушечных солдатиков!

— Я собирал их годами, — сказал он. — Годами. Знаете, я ведь получаю их прямо с фабрики. Беру некрашеных и потом раскрашиваю сам. Гораздо лучше выходит — чище, ровнее и более правдоподобно.

Я наклонился и взял в руки крохотного солдатика. Да, полковник говорил правду. Обычно оловянные солдатики размалеваны наспех, кое-как, а эти раскрашены настолько тщательно, что у них даже как будто бы разное выражение лица.

— Ну вот, — сказал полковник. — Ну вот. Мы сейчас проведем небольшую игру — просто для тренировки. А когда вы освоитесь, начнем играть всерьез. Я вам сейчас объясню правила.

Правила игры, которые мне изложил полковник, отличались точностью и определенностью. У каждого своя армия. Бросают кости, и тот, у кого больше очков, считается агрессором и делает первый ход. Он опять бросает кости и в зависимости от выпавших очков может перемещать любой батальон своих солдат в любом направлении, а также вести обстрел из зениток и дальнобойных орудий. Орудия имели пружинный механизм и заряжались спичками. Пружины были поразительно сильные, и спички летели через всю комнату с невероятной скоростью. Когда спичка падала, все вокруг нее в радиусе десяти сантиметров считалось уничтоженным, так что при прямом попадании можно было нанести тяжкий урон войскам противника. Каждому игроку полагалось иметь при себе небольшую рулетку для измерения расстояния вокруг спички.

Вся эта выдумка привела меня в восторг, тем более что это живо напомнило мне игру, которую мы изобрели еще в Греции. Мой брат Лесли — он был просто помешан на пушках и кораблях — собрал целый флот игрушечных крейсеров, линкоров и подводных лодок. Мы обычно расставляли их на полу и играли почти в такую же игру, только для поражения противника у нас были стеклянные шарики. Нужны были верный глаз и точная рука, чтобы, пустив шарик по неровному полу, попасть в миноносец длиной всего в полтора дюйма. Мы с полковником бросили кости, и мне выпало быть агрессором.

— А! — сказал полковник. — Грязный гунн!

Я понял, что он разжигает в себе воинственный пыл.

— А что я должен делать? — спросил я. — Попытаться разрушить вашу крепость?

— Что ж, попробуйте, — сказал он. — Пожалуйста, разрушайте, если сумеете.

Я очень скоро смекнул, что в этой игре главное было отвлечь внимание противника на другой фланг и незаметно для него совершить несколько молниеносных маневров. Так что я принялся непрерывно обстреливать его войска, и, пока спички со свистом носились по комнате, я ухитрился подвести два батальона к самой линии ею обороны.

— Свинья! — бушевал полковник, когда очередная спичка попадала в его расположение и ему приходилось мерить радиус поражения. — Грязная свинья! Гунн проклятый!

Лицо у него стало ярко-розовым, а на глазах выступили слезы, ему то и дело приходилось вынимать монокль и подолгу протирать его.

— Какого черта вы так метко стреляете! — орал полковник.

— Вы сами виноваты, — кричал я в ответ. — У вас все войска сбиты в кучу, в них ничего не стоит попасть!

— Это у меня такая стратегия. Не обсуждать мою стратегию! Я старше вас и выше чином.

— Как это «выше чином», когда я командую армией?

— Не возражать, молокосос! — гремел полковник.

Игра продолжалась часа два, и за это время я успешно рассеял почти все силы противника и закрепился на подступах к его крепости.

— Сдаетесь? — крикнул я.

— Ни за что! — заорал полковник. — Ни за что! Сдаться проклятому гунну? Никогда!

— Ах так! Тогда я двигаю вперед саперов, — пригрозил я.

— Зачем это вам понадобились саперы?

— Чтобы взорвать вашу крепость, — ответил я.

— Не положено, — сказал он. — Это против правил войны.

— Ерунда! — сказал я. — Вот немцы не очень-то считались с правилами войны.

— Какое гнусное коварство! — возопил он, когда я успешно подорвал его укрепления.

— Сдаетесь или нет?

— Нет! Буду сражаться за каждую пядь земли, проклятый варвар! — кричал он, резво ползая на четвереньках по полу и лихорадочно передвигая свои войска. Но эти отчаянные усилия не спасли его: я загнал его в угол и добил из пушек.

— Тысяча чертей! — вскричал полковник, когда все было кончено, вытирая мокрый от пота лоб. — Никогда не видел, чтобы человек так играл. Как же вы научились так чертовски метко стрелять, если раньше не играли?

— А я играл в другую игру, вроде этой, но мы стреляли шариками, — сказал я. — Стоит только набить руку — и это уж… навсегда.

— Черт побери! — воскликнул полковник, созерцая свою разгромленную армию. — Но все же это была славная игра и славная битва. Еще сыграем?

И мы играли, играли без конца, и полковник все больше горячился, а когда я наконец взглянул на свои часы, то с ужасом увидел, что уже час ночи. Игру закончить мы не успели, поэтому пришлось оставить все, как было, а на следующий вечер я пришел снова, и мы ее доиграли. Я стал проводить у полковника два-три вечера в неделю; мы разыгрывали сражения в большой комнате, и ему это доставляло огромное удовольствие — почти такое же, как и мне.

Но вскоре моя мама объявила, что дом наконец найден и нам пора уезжать из Лондона. Я был глубоко огорчен. Значит, мне придется бросить работу, расстаться с моим другом мистером Беллоу и с полковником Анструтером. Мистер Ромили был безутешен:

— Мне никто не сможет заменить вас. Никто.

— Ну, кто-нибудь обязательно найдется, — сказал я.

— Да, но он же не сумеет так украшать аквариумы и вообще… Прямо не знаю, что я буду без вас делать…

В тот день, когда я окончательно уходил от него, он со слезами на глазах преподнес мне кожаный бумажник. На внутренней стороне было золотом вытеснено: «Джералду Дарреллу от товарищей по работе». Я немного удивился, потому что, кроме меня и мистера Ромили, у нас никто не работал, но он, очевидно, считал, что так будет солиднее. Я горячо поблагодарил его и в последний раз отправился на Поттсову аллею, в лавку мистера Беллоу.

— Жаль, что приходится расставаться, мой мальчик, — сказал он. — Очень, очень жаль. Держите… Это вам небольшой подарок на прощанье.

Он сунул мне в руки маленькую клеточку. В ней сидела самая лучшая из его птиц, о которой я больше всего мечтал, — красный кардинал. Я совсем растерялся.

— Вы вправду хотите мне его отдать? — сказал я.