– О-о-о-о! – внезапно завопила Марго так громко, что мы все подпрыгнули и Ларри пролил вино.

– Нельзя ли попросить тебя воздержаться от попыток подражать здешним чайкам, – раздраженно заметил он.

– Но я только что вспомнила, – объяснила Марго, – что завтра мамин день рождения.

– У муттер завтра день рождения? – осведомился Макс. – Почему ты не сказала нам об этом раньше?

– Так ведь мы для того и отправились сюда, – сказала Марго, – чтобы отметить мамин день рождения, устроить ей праздник.

– Но если у муттер день рождения, у нас нет для нее подарка, – заметил Макс.

– Ничего, не берите в голову, – успокоила его мама. – Какие там дни рождения в моем возрасте.

– Чертовски дурная манера приходить на день рождения без подарка, – сказал Дональд. – Чертовски дурная манера.

– Прошу вас, перестаньте, – умоляла мама. – Я чувствую себя совсем неловко.

– Я буду весь день играть для вас, дорогая миссис Даррелл, – заверил Свен. – Музыка будет моим подарком.

Хотя в репертуаре Свена были и такие вещи, как «Есть в городе таверна», больше всего он любил Баха, и от моего взгляда не ускользнуло, как мама вздрогнула, представив себе, как Свен целый день станет играть для нее Баха.

– Нет-нет, – поспешно возразила она, – не стоит так беспокоиться.

– Во всяком случае, завтра мы устроим роскошный праздник, – заверил Макс. – Найдем подходящее местечко и отметим день рождения муттер так, как это делают у нас на континенте.

Пришло время развернуть привезенные нами матрацы, и постепенно мы погрузились в сон, меж тем как из-за гор выплыла луна – сперва красная, как грудь малиновки, потом лимонно-желтая и наконец серебристая.

Рано утром нас напугал – и разозлил – Свен, который разбудил всю компанию звуками «С днем рожденья тебя». Стоя на коленях подле мамы, он жадно всматривался в ее лицо, проверяя, какой эффект произвела его импровизация. Мама не привыкла к тому, чтобы в десяти сантиметрах от ее уха наяривали на аккордеоне, и проснулась с тревожным криком.

– В чем дело? Что случилось? Мы тонем? – воскликнула она.

– Свен, Бог с тобой, – сказал Ларри, – еще только пять часов.

– О, – сонно протянул Макс, – но ведь сегодня день рождения муттер. Ну-ка, начинаем праздновать! Поем – все вместе!

Он вскочил на ноги, ударился головой о мачту и взмахнул своими длинными руками.

– Давай, Свен, сначала. Все вместе!

Неохотно мы сонно затянули «С днем рожденья»; мама, сидя, отчаянно боролась со сном.

– Мне приготовиться чаю, миссисы Дарреллы? – спросил Спиро.

– По-моему, это очень хорошая идея, – отозвалась мама.

Мы достали свои подарки и вручили ей, и мама громко восхищалась ими, в том числе пистолетом с перламутровой рукояткой, хотя сказала Лесли, что лучше пусть пистолет хранится в его комнате, так оно будет надежнее. Дескать, если, как он предложил, держать его у себя под подушкой, пистолет может вдруг выстрелить среди ночи и ранить ее.

Попив чаю и искупавшись, мы все ожили. Взошло солнце, и над водой поплыли замешкавшиеся редкие пряди ночного тумана. После завтрака, который состоял преимущественно из фруктов и крутых яиц, заработал мотор, и катер заскользил дальше вдоль побережья.

– Мы обязаны найти отличное местечко для праздничного ленча, – объявил Макс. – Настоящий райский сад.

– Клянусь Богом, ты прав, – подхватил Дональд. – Это должно быть что-то особенное.

– И там я буду играть для вас, дорогая миссис Даррелл, – добавил Свен.

Вскоре на нашем пути возник мыс, будто сложенный из огромных красных, золотистых и белых кирпичей и увенчанный огромной зонтичной пихтой, нависшей над морем и готовой, казалось, вот-вот сорваться вниз. Обогнув мыс, мы увидели маленькую бухту с крохотным селением на берегу; на склоне горы над селением помещались остатки старой венецианской крепости.

– Интересное место, – заметил Ларри. – Давайте зайдем сюда и посмотрим поближе.

– Я не стал бы зайти сюда, мастеры Ларрис, – возразил Спиро.

– Это почему же? – спросил Ларри. – Такая очаровательная деревушка, и крепость любопытная.

– Тут же практически турки живут, – сказал Спиро.

– Что значит «практически»? – удивился Ларри. – Турок он и есть турок.

– Ну, они вести себя как турки, – объяснил Спиро. – Не так, как греки, а потому фактически они есть турки.

Все были несколько озадачены такой логикой.

– Но даже если они в самом делетурки, – сказал Ларри, – что из этого?

– В некоторых из этих, гм… гм… глухих селений, – вступил всеведущий Теодор, – сохранилось очень сильное турецкое влияние со времен вторжения в Грецию турок. Они восприняли многие турецкие обычаи, так что в некоторых таких уединенных деревушках, как справедливо заметил Спиро, жителей можно назвать скорее турками, чем греками.

– Но какое это имеет значение, черт возьми? – раздраженно осведомился Ларри.

– Они не всегда жалуют иностранцев, – сказал Теодор.

– Ну и что, – настаивал Ларри, – не станут же они возражать, если мы остановимся здесь, чтобы осмотреть крепость. И вообще, деревушка такая маленькая, что численное преимущество на нашей стороне. И если они уж такие воинственные, пусть впереди идет мама с ее перламутровым пистолетом. Небось сразу присмиреют.

– Вы в самом деле хотеть высаживайся? – спросил Спиро.

– Хотим, – ответил Ларри. – Ты что – боишься какой-то горстки турок?

Лицо Спиро налилось кровью; я даже испугался – как бы его не хватил удар.

– Вам не следовай говорил такой вещь, мастеры Ларри, – вымолвил он. – Я не бояться какой-то проклятой турки.

С этими словами он повернулся, протопал на корму и велел Таки править к пристани.

– Ларри, милый, ну зачем же говорить такие вещи, – сказала мама. – Ты обидел его, знаешь ведь, как он относится к туркам.

– Но они никакие не турки, черт бы их побрал, – возразил Ларри. – Они греки.

– Строго говоря, вы, пожалуй, вправе называть их греками, – заметил Теодор. – Но в этих глухих уголках они настолько похожи на турок, что сразу и не отличишь. Речь идет, так сказать, о своеобразном сплаве.

Когда мы приблизились к причалу, сидевший там юный рыболов схватил свою удочку и помчался в селение.

– Вам не кажется, что он сейчас поднимет там тревогу? – нервно осведомилась Леонора. – И они выйдут нам навстречу с ружьями?

– Не будь ты такой дурой, – выпалил Ларри.

– Давайте я пойду первым, – предложил Мактэвиш. – Я привык к таким переделкам. Приходилось в Канаде встречаться с индейцами в дальних деревнях, когда преследовал злоумышленников. У меня есть навык в обращении с примитивными племенами.

Ларри застонал и уже приготовился изречь что-то ехидное, но строгий взгляд мамы остановил его.

– Итак, – продолжал Мактэвиш, беря на себя руководство операцией, – лучше всего нам высадиться на пристань и продолжать движение, осматриваясь с восхищением по сторонам, как будто, э… как будто… э…

– Как будто мы туристы? – невинно произнес Ларри.

– Вот-вот, я как раз это хотел сказать, – подхватил Мактэвиш. – Словно мы не замышляем ничего дурного.

– Господи, – вымолвил Ларри. – Можно подумать, мы находимся в дебрях Черной Африки.

– Ларри, милый, успокойся, – сказала мама. – Я уверена, что мистер Мактэвиш знает, как нам следует поступать. Как-никак сегодня мойдень рождения.

Высадившись на пристань, мы постояли там несколько минут, показывая руками туда и сюда и обмениваясь дурацкими замечаниями.

– А теперь, – скомандовал Мактэвиш, – вперед, в селение.

И мы послушно зашагали следом за ним, оставив Спиро и Таки сторожить катер.

Вся деревня состояла из трех-четырех десятков сверкающих свежей побелкой маленьких домиков; стены одних были обвиты зеленым плющом, других – одеты ветвями бугенвиллеи с пурпурными листьями.

Мактэвиш выступал впереди решительным военным шагом, ни дать ни взять бесстрашный боец французского Иностранного легиона, готовый усмирить мятежное арабское селение. Мы торопливо семенили следом.

От главной улицы, если тут годилось это слово, расходились узкие проулки между домами. Подойдя к одному из таких проулков, мы основательно напугали какую-то женщину в чадре, которая выскочила из дома и чуть не бегом устремилась вдаль, спасаясь от чужеземцев. Я впервые в жизни увидел чадру и был здорово удивлен этим зрелищем.

– Что это у нее было на лице? – спросил я. – Перевязка какая-то? Зачем?

– Нет-нет, – объяснил Теодор. – Это чадра. Если в этом селении и впрямь сильно турецкое влияние, большинство здешних женщин носит чадру.

– Всегда считал это чертовски дурацкой идеей, – заметил Ларри. – Если у женщины красивое лицо, нечего скрывать его. Единственное, что я мог бы одобрить, – кляп для болтливых особ.

Главная улица, как и следовало ожидать, привела нас к центральной части всякого селения – маленькой площади с великолепной огромной зонтичной пихтой, под сенью которой стояли столики и стулья. Здесь помещалось кафе, где, как в любой английской деревенской пивной, можно было не только получить съестное и напитки, но и наслушаться всяких сплетен и пересудов. Меня удивило, что на всем пути нашего отряда к площади мы не увидели ни одной живой души, если не считать той испуганной особы. На Корфу, даже в самой глухой деревушке, нас тотчас окружила бы восхищенная шумная толпа. Однако, дойдя до площади, мы поняли – во всяком случае, решили, что поняли, – причину: большинство столиков под пихтой было занято мужчинами, в основном пожилыми, с длинной седой бородой, одетых в шаровары, латаные рубашки, на ногах чарыки – красные кожаные мокасины, с увенчанным яркими помпонами, задранным вверх острым носом. Мужчины приветствовали наше появление на площади гробовым молчанием. Просто сидели и таращились на нас.

– Эгей! – весело и громко воскликнул Мактэвиш. – Калимера, калимера, калимера!

Будь это греческое селение, тотчас его пожелание «доброго утра» вызвало бы ответную реакцию. Кто-то подхватил бы его «калимера», кто-то сказал бы «рады вас видеть», другие воскликнули бы «херете!», что означает «будь счастлив». Здесь не последовало ничего подобного, только один или два старца степенно склонили головы, приветствуя нас.

– Ладно, – сказал Мактэвиш, – составим вместе несколько столиков, выпьем по рюмочке, и когда они привыкнут к нам, вот увидите – сразу сгрудятся вокруг нас.

– Не нравится мне все это, – нервно произнесла мама. – Может быть, нам с Марго и Леонорой лучше вернуться на катер? Смотрите, тут ни одной женщины, только мужчины.

– Вздор, мама, не волнуйся, – отозвался Ларри.

– Мне кажется, – сказал Теодор, любуясь огромной зонтичной пихтой над нами, – мне кажется, потому тот мальчуган и побежал с пристани в селение. Понимаете, в таких вот глухих деревушках женщинам полагается сидеть дома. Вот он и поспешил предупредить их. К тому же зрелище, гм… гм… э… э… женщин в нашем отряде, должно быть, понимаете, э… несколько необычным для них.

Что ж, ничего удивительного, если учесть, что лица мамы, Марго и Леоноры не скрывала чадра и одеты они были в довольно эффектные ситцевые платья, позволяющие видеть многие детали их телосложения.

Мы сдвинули вместе несколько столиков, собрали стулья и уселись в ожидании. Мужчины, число которых, вопреки предсказаниям Ларри, намного превосходило численность нашей группы, продолжали молча созерцать нас глазами бесстрастными, как у ящериц. После долгого ожидания, заполненного довольно бессвязной беседой, мы увидели, как из кафе вышел пожилой абориген и с явной неохотой направился к нам. Основательно расстроенные, мы поспешили с нервным энтузиазмом приветствовать его нестройным «калимера». К великому нашему облегчению, мы услышали ответное «калимера».

– Ну так, – заговорил Мактэвиш, гордясь своим знанием греческого языка, – принесите нам чего выпить и мезе.

Он мог и не называть мезе, потому что речь идет о закуске, состоящей из оливок, орехов, крутых яиц, огурцов и сыра, и закажите вы чего выпить в любом греческом кафе, вам автоматически принесут мезе на маленьких тарелочках. Однако такая уж сложилась обстановка, что даже бывший офицер Королевской конной полиции малость смешался.

– Слушаюсь, – серьезно произнес владелец кафе. – Какой напиток закажете?

Мактэвиш выслушал наши пожелания – от имбирного пива до анисовой водки, бренди и сухого вина – и перевел трактирщику.

– У меня есть только красное вино, – сообщил тот. Лицо Мактэвиша помрачнело.

– Ладно, – сказал он, – несите красное вино и мезе. Трактирщик кивнул и побрел обратно в свое маленькое

сумрачное заведение.

– Хотел бы я знать, – осведомился Мактэвиш, – зачем он спрашивал, какие напитки мы закажем, отлично зная, что у него есть только красное вино?

Мактэвиш горячо любил греков и научился вполне сносно говорить по-гречески, но с логикой жителей этой страны был не в ладах.

– Все ясно, – раздраженно ответил ему Ларри. – Он пожелал узнать, что ты станешь пить, и если бы ты заказал красное вино, он принес бы тебе твой заказ.

– Понятно, но почему сразу не сказать, что у него есть только красное вино?

– Это было бы слишком логично для Греции, – терпеливо объяснил Ларри.

Мы продолжали сидеть под перекрестным огнем недружественных взглядов, чувствуя себя наподобие актеров, одновременно забывших текст. Наконец пожилой трактирщик явился снова, неся видавший виды маленький поднос, украшенный невесть по какой причине портретом королевы Виктории, и расставил на наших столиках несколько тарелочек с черными оливками и кусками белого козьего сыра, две бутыли вина и стаканчики – вроде бы чистые, но такие старые и щербатые, что сулили нам богатый набор экзотических немочей.

– Какой-то невеселый народ в этом селении, – заметил Макс.

– Чего ты хочешь? – отозвался Дональд. – Явились тут какие-то проклятые иностранцы. То ли дело, если бы мы очутились в Англии.

– Вот именно, – саркастически заметил Ларри. – Через пять минут исполняли бы вместе с аборигенами народные танцы в костюмах эпохи Робина Гуда.

Нельзя сказать, чтобы направленные на нас взгляды суровых мужчин так уж изменились, однако в атмосфере нервозности нам начало чудиться, что глаза их горят злобой.

– Музыка, – сказал Свен, – музыка укрощает самых свирепых зверей. Давайте-ка я что-нибудь сыграю.

– Да-да, ради Бога, сыграй что-нибудь веселенькое, – подхватил Ларри. – Боюсь, если ты начнешь играть Баха, они дружно отправятся за своими мушкетами.

Свен вооружился своим аккордеоном и заиграл очаровательную польку, которая смягчила бы самое суровое греческое сердце. Однако наша аудитория оставалась невозмутимой, хотя окружавшее нас напряжение вроде бы самую малость ослабло.

– Право, мне кажется, – сказала мама, – что лучше нам с Марго и Леонорой вернуться на катер.

– Нет-нет, дорогая миссис Даррелл, – возразил Мактэвиш. – Уверяю вас, все это не ново для меня. Этим примитивным людям требуется время, чтобы привыкнуть к нашему присутствию. И теперь, поскольку музыка Свена не подействовала, думаю, пришло время для магии.

– Магии? – Теодор наклонился вперед, с глубоким интересом глядя на Мактэвиша. – Магия? Что вы хотите этим сказать?

– Фокусы, – объяснил Мактэвиш. – Помимо всего прочего, я немного занимаюсь фокусами.

– Господи, – простонал Ларри. – Почему бы не подарить им всем бусы?

– Помолчи же, Ларри, – прошипела Марго. – Мактэвиш знает, что делает.

– Рад, что тытак считаешь, – сказал Ларри.

Тем временем Мактэвиш решительно проследовал в кафе и вышел оттуда с тарелкой, на которой лежали четыре яйца. Осторожно поставив тарелку на стол, он отступил на несколько шагов, чтобы было видно молчаливым селянам.

– Итак, – произнес он, сопровождая свою речь жестами профессионального фокусника, – мой первый номер – фокус с яйцами. Кто-нибудь из вас может одолжить мне какое-нибудь вместилище?

– Носовой платок? – предложил Дональд.

– Нет, – ответил Мактэвиш, бросив взгляд на нашу аудиторию, – лучше что-нибудь более эффектное. Миссис Даррел, будьте добры, одолжите мне вашу шляпу.

Летом мама обычно носила огромную соломенную шляпу, которая при малом росте обладательницы придавала ей сходство с ожившим грибом.

– Я не хотела бы, чтобы в ней разбивали яйца, – возразила мама.

– Нет-нет, – заверил ее Мактэвиш, – вашей шляпе ничто не грозит.

Мама неохотно сняла свой головной убор и вручила его Мактэвишу. Широким жестом он положил шляпу на стол перед собой, поднял глаза, убеждаясь, что селяне следят за его действиями, взял одно яйцо и осторожно опустил в шляпу. После чего сложил вместе ее поля и с маху шлепнул шляпой о столешницу.

– Если мы соберем содержимое, – заявил Ларри, – сможем приготовить омлет.

Однако Мактэвиш развернул шляпу и показал ее нам и селянам, чтобы все могли убедиться, что она совершенно пуста. После чего взял второе яйцо, повторил свой маневр, и опять шляпа оказалась пустой. Когда он проделал тот же трюк с третьим яйцом, я заметил некоторое оживление в глазах наших зрителей, а после четвертого двое-трое из них даже обменялись приглушенными репликами. Мактэвиш лихо взмахнул шляпой, чтобы все могли убедиться, что она по-прежнему пуста. Затем положил шляпу на стол, еще раз сложил вместе ее поля, потом раскрыл шляпу, извлек из нее одно за другим четыре абсолютно целых яйца и разместил их на тарелке.

Даже Ларри был поражен. Разумеется, мы наблюдали элементарный пример ловкости рук. А именно: вы делаете вид, будто кладете куда-то тот или иной предмет, на самом деле он остается у вас в руке и вы прячете его в каком-нибудь кармашке. Мне доводилось видеть, как делают этот фокус с часами или другими предметами, но впервые на моих глазах его так ловко исполнили с четырьмя яйцами, которые, что ни говори, не так-то просто спрятать и слишком легко разбить, испортив тем самым впечатление от трюка.

Мактэвиш поклонился в ответ на наши дружные аплодисменты, и мы с великим удивлением услышали несколько отрывочных хлопков со стороны. Несколько старцев, явно с ослабленным зрением, поменялись столиками с мужчинами помоложе, чтобы сидеть поближе к нам.

– Теперь поняли? – гордо произнес Мактэвиш. – Немного магии способно творить чудеса.

С этими словами он достал из кармана колоду карт и исполнил несколько традиционных трюков, подбрасывая карты в воздух и ловя их так, что они аккуратно расстилались вдоль его руки. Селяне заметно оживились; если раньше они сидели на другом конце площади, то теперь переместились поближе к нам. Старцы с ослабленным зрением были до того заинтригованы, что придвинулись почти вплотную к нашим столикам.

Было видно, что Мактэвиш упивается своим успехом. Засунув в рот яйцо, он с хрустом разгрыз его, широко открыл рот, показывая, что яйца там нет, после чего извлек его из кармана своей рубашки. На этот раз селяне не стали скупиться на рукоплескания.

– Какой он ловкий фокусник! – воскликнула Марго.

– Я же говорил тебе, он парень что надо, – заметил Лесли. – А еще он чертовски меткий стрелок из пистолета.

– Я должен расспросить его, как он выполняет эти, гм… иллюзии, – произнес Теодор.

– Интересно, он умеет распиливать женщин пополам? – задумчиво сказал Ларри. – Чтобы можно было заполучить половину, которая действует, но не разговаривает.

– Ларри, милый, – вмешалась мама, – прошу тебя, воздержись от таких замечаний при Джерри.

Наступил звездный час Мактэвиша. Первый ряд зрителей состоял всецело из седобородых старцев: мужчины помоложе стояли, наклонясь над ними, чтобы лучше видеть. Мактэвиш подошел к самому почтенному старцу, очевидно здешнему мэру, поскольку ему было предоставлено самое удобное место для созерцания фокусов. Постояв перед ним с поднятыми вверх руками и растопыренными пальцами, он объявил по-гречески:

– А теперь я покажу вам еще один фокус.

Вслед за чем быстро опустил одну руку, извлек из бороды старца серебряную драхму и бросил монету на землю. Аудитория дружно ахнула. Снова подняв руки с растопыренными пальцами, он с другой стороны той же бороды извлек пятидрахмовую монету и тоже широким жестом метнул ее на землю.

– Итак, – продолжал Мактэвиш, стоя с поднятыми руками, – вы видели, как моя магия позволяет мне доставать деньги из бороды вашего мэра…

– Вы можете достать еще? – дрожащим голосом осведомился мэр.

– Да-да, – подхватили селяне, – можете еще?

– Я погляжу, на что способна моя магия, – ответил Мактэвиш, охваченный энтузиазмом.

Одну за другой он извлек из бороды мэра несколько десятидрахмовых монет и пополнил ими кучку денег на земле. В те времена Греция бедствовала настолько, что струившееся из бороды мэра серебро представляло собой целое состояние.

И вот тут Мактэвиш явно зарвался. Он достал из бороды пятидесятидрахмовую бумажку. Восхищенный возглас зрителей едва не оглушил нас. Ободренный этим, Мактэвиш извлек еще четыре таких бумажки. Мэр сидел точно зачарованный, время от времени шепотом произнося слова благодарности святому или святым, коих почитал ответственными за это чудо.

– Знаете что, – осторожно произнес Теодор, – мне кажется, не следует продолжать этот трюк.

Но Мактэвиш слишком разошелся, чтобы сознавать рискованность своих действий. Из бороды мэра была извлечена стодрахмовая бумажка, и последовал гром аплодисментов.

– А теперь, – объявил он, – мой заключительный фокус.

Снова поднял вверх руки, показывая, что в них ничего нет, затем наклонился и извлек из пышной седой бороды бумажку достоинством в пятьсот драхм.

Сумма денег, лежащих теперь у ног мэра, составляла в глазах любого греческого селянина немыслимое богатство; в переводе на английскую валюту там было около двадцати – тридцати фунтов стерлингов.

– Вот так, – повернулся к нам Мактэвиш с гордой улыбкой. – Безошибочное средство.

– Вы в самом деле привели их в отличное расположение духа, – сказала мама, забыв про все свои тревоги.

– Я ведь сказал вам, миссис Даррелл, чтобы вы не волновались, – ответил Мактэвиш.

Вслед за тем наш иллюзионист совершил фатальную ошибку. Он наклонился, собрал все деньги с земли и засунул себе в карман.

Что тут началось!

– Я… э… предчувствовал, что может этим кончиться, – заметил Теодор.

Престарелый мэр поднялся, шатаясь, на ноги и поднес кулак к самому носу Мактэвиша. Со всех сторон неслись негодующие крики, как на потревоженном птичьем базаре.

– В чем дело? – вопросил Мактэвиш.

– Вы украли мои деньги, – заявил мэр.

– Знаешь, мама, – сказал Ларри, – по-моему, теперь самое время вам с Леонорой и Марго возвращаться на катер.

Три дамы живо встали из-за стола и удалились вниз по главной улице размеренной трусцой.

– Вашиденьги? – озабоченно обратился Мактэвиш к мэру. – Как вас понимать? Это были моиденьги.

– Какие же ваши, если вы нашли их в моей бороде? – спросил мэр.

Мактэвиш снова был сражен своеобразной логикой греков.

– Но как вы не понимаете, – произнес Мактэвиш с тоской в голосе, – это был всего-навсего фокус. Деньги в самом деле мои.

– Нет! – дружно воскликнули селяне. – Если вы нашли их в его бороде, значит, это егоденьги.

– Неужели вам непонятно, – с отчаянием продолжал объяснять Мактэвиш, – что я делал фокусы? Это все были трюки.

– Ага, и весь трюк заключался в том, чтобы украсть мои деньги! – настаивал мэр.

– Вот именно! – рокотом поддержала его толпа.

– Знаешь, – уныло обратился Мактэвиш к Ларри, – по-моему, этот тип страдает старческим маразмом. Он не соображает, в чем дело.

– А ты, скажу тебе, полнейший идиот, – ответил Ларри. – Ясное дело, он уверен, что деньги его, раз ты извлек их из его бороды.

– Но ведь это не так, – настаивал Мактэвиш. – Деньги мои.Это был фокус.

– Мы-то знаем это, балда, да только они не знают. Мы очутились в окружении буйной, негодующей толпы

селян, решительно настроенных на то, чтобы отстоять права своего мэра.

– Верните ему его деньги, – кричали нам, – не то мы не выпустим ваш катер!

– Мы пошлем в Афины за полицией! – добавил кто-то.

Учитывая, что на связь с Афинами ушла бы не одна неделя и столько же пришлось бы ждать полицейского, которому будет поручено разобраться с этим делом, – если такового вообще посчитают нужным направить, – мы, несомненно, оказались в затруднительном положении.

– Мне кажется, э… – заметил Теодор, – что вам следует отдать ему эти деньги.

– Что я всегда говорю об иностранцах, – вступил Дональд, – несдержанные, к тому же еще и алчные. Взять хотя бы нашего Макса – только и знает, что занимать у меня деньги, и никогда их не возвращает.

– Не хватает еще и нам начать ссориться, – парировал Макс. – Мало вам того, что уже тут происходит.

– В самом деле, – сказал Ларри. – Теодор прав. Отдай ты ему эти деньги, Мактэвиш.

– Но это целых двадцать фунтов! – воскликнул Мактэвиш. – И ведь я только показывал фокус.

– Что ж, если ты не отдашь деньги, – продолжал Ларри, – боюсь, нам не избежать хорошей взбучки.

Мактэвиш приосанился:

– Я готов принять бой.

– Не дури, – устало произнес Ларри. – Если все эти молодые крепыши разом набросятся на тебя, они разорвут тебя в клочья.

– Ладно, попробуем пойти на компромисс, – уступил Мактэвиш.

Достав из кармана все монеты, он протянул их мэру.

– Вот, – сказал он по-гречески, – я показывал фокус, и деньги были не ваши, тем не менее возьмите половину того, что я достал из вашей бороды, и купите себе вина.

– Нет– в один голос взревели селяне. – Отдайте ему все!

Отведя на катер Леонору и Марго, мама теперь вернулась за мной и пришла в ужас, видя нас окруженными грозной толпой.

– Ларри, Ларри! – закричала она. – Спаси Джерри!

– Не дури! – крикнул Ларри в ответ. – Уж его-то никто пальцем не тронет.

И он был совершенно прав, потому что в такой ситуации ни один грек не позволил бы себе ударить ребенка.

– Полагаю, нам следует собрать свои силы в кулак и приготовиться дать отпор, – заявил Дональд. – Неужели спасуем перед кучкой иностранцев? Я неплохо овладел искусством бокса, когда учился в Итоне.

– Э-э… а вы, гм… э-э… обратили внимание, что большинство из них вооружено ножами? – осведомился Теодор таким тоном, словно речь шла о музейных экспонатах.

– Ничего, я неплохо владею этим оружием, – сообщил Макс.

– Но у тебя нет ножа, – заметил Дональд.

– Верно, – задумчиво ответил Макс. – Но если ты уложишь метким ударом кого-нибудь из них, я заберу его нож, и мы схватимся с ними.

– Не думаю, чтобы это было очень разумно, – сказал Теодор.

Тем временем селяне продолжали бушевать, и Мактэвиш все еще пытался убедить мэра поделить пополам выручку, извлеченную из его бороды.

– Вы спасете Джерри? – донесся мамин голос из-за спин наших противников.

– Да замолчи ты, мама! – заорал Ларри. – Ты только все усугубляешь. Джерри в полном порядке.

– Знаете, по-моему, учитывая, что и как говорят некоторые из них, – снова вступил Теодор, – хорошо бы нам убедить Мактэвиша отдать деньги мэру. Иначе мы рискуем очутиться в крайне затруднительном положении.

– Вы защитите Джерри? – опять закричала мама.

– О Господи! – простонал Ларри.

Шагнув вперед, он схватил за локоть Мактэвиша, залез рукой в его карман, достал ассигнации и протянул их мэру.

– Эй! Постой! Это мои деньги! – возмутился Мактэвиш.

– Твои, твои, и тебе плевать на мою жизнь, – ответил Ларри.

Обратясь к мэру, он продолжал по-гречески:

– Вот деньги, которые этот господин, владеющий магией, обнаружил в вашей бороде.

Затем он снова повернулся к Мактэвишу, взял его за плечи и пристально уставился ему в глаза.

– Отвечай кивком на все, что стану тебе говорить, понял?

– Понял, понял, – ответил Мактэвиш, озадаченный таким внезапным проявлением воинственности со стороны Ларри.

– Итак. – Ларри осторожно положил ладонь на грудь Мактэвиша там, где, очевидно, помещалось сердце, и произнес:

Мактэвиш, пораженный не только тем, как искусно Ларри овладел ситуацией, но и странными словами (ему не доводилось читать «Алису в Зазеркалье»), энергично кивал в конце каждой строфы.

А Ларри снова обратился к мэру.

– У этого господина, – он опять положил ладонь на грудь Мактэвиша, – большое сердце, поэтому он согласен отдать вам все деньги, но при одном условии. Всем вам известно, что есть люди, которые умеют находить скрытые в земле источники.

Толпа дружным «ага» подтвердила, что ей это известно.

– Этим людям платят за их работу, – продолжал Ларри. Послышались сопровождаемые кивками возгласы «да, да».

– Но когда вода найдена, – сказал Ларри, – она принадлежит всем.

Он говорил на понятном для всех языке, потому что вода и хлеб составляли основу жизни всякой здешней общины.

– Иногда люди, которые ищут воду, находят источник, иногда не находят, – говорил Ларри. – Этот господин иногда находит деньги в бородах людей, иногда не находит. Ему повезло, у вас хороший мэр, и он нашел деньги. Нашел около девятисот драхм. Так вот, потому что он хороший человек, добрый человек, он согласен отказаться от обычного вознаграждения.

Снова дружное «ага», выражающее удовлетворение, смешанное с недоумением по поводу такой щедрости.

– Однако взамен он просит вашего согласия на одну вещь, – сказал Ларри, – чтобы мэр истратил эти деньги на благо всей деревни.

Тут лицо мэра сразу помрачнело, зато его односельчане встретили слова Ларри аплодисментами.