- Палочки, - голос Пашки стал более наглым. Не существовало для Коли иного варианта, кроме запланированного Пашкой. Того, где Коля возвращает похищенное имущество его полновластным хозяевам. Кто сильнее, тот и прав. Владян тем временем вытряхнул всё содержимое Колиной сумки на пол и ногой ворошил развалившуюся веером стопку тетрадей и учебников. Ручка укатилась на другой ряд и кто-то довольный уже подобрал её и опробовал на титульной странице учебника по русскому языку. Вот-вот могли показаться слёзы, но Коля сдерживался из последних сил. Он чувствовал, что если разревётся, то что-то сломается в нём. Что-то такое, что продолжало удерживать палочки в сжатых, влажных от пота пальцах.
      - Нету, - Владян закончил обследование Колиных учебных причиндалов и пнул его по ноге. Коле вдруг представился тот сладостный миг, когда огромная афишная тумба, обкленная полуободранными плакатами, рухнула на опешившего Шурупа.
      - Палочки, - прошипел Пашка и дёрнул Колю за ухо. Будь это ухо плюшевого медведя, оно несомненно осталось бы в руках у Пашки, но человеческий организм устроен покрепче. Однако боль полоснула Кольку так, что он чуть не слетел со стула. В следующую секунду нога Владяна ловко вышибла стул из под Коли. Коля не выдержал, глаза наполнились бессильными слезами и, падая, он крутанул палочки.
      Разговоры смолкли, ручки, выводившие предложения тридцать седьмого упражнения замерли, головы оконных наблюдателей начали разворачиваться в центр класса. Но народ смотрел не на Колю. Колю надёжно скрывала крышка парты, под которую он опрокинулся. А с другой стороны его отгородила от класса русская печь, упирающаяся закопчённой трубой чуть ли не под потолок. Печка оказалась не новой, словно сошла со страниц сказки про Емелю. Но не было рядом ни самого Емели, ни волшебной щуки, зато в руках у Коли всё ещё находились волшебные палочки. Появление печи подарило Коле незапланированную передышку. Вредный Владян превратился в громоздкий и вообще-то бесполезный в современной школе предмет.
      Пашка не растерялся.
      - Э, Сева, Серёга, Олег, помогайте, - заорал он, - вытягивайте этого придурка.
      Сева Щукин, Серёга Нагайкин и Олег Бердин моментально сплотились вокруг Пашки. Коле стало ещё тоскливее. Но можно ли ждать иного? В конце концов Пашка в школе фигура, а кто такой он, Коля?
      Он заворочался и начал вылезать из под парты самостоятельно. Не отсидишься же под ней всю жизнь. Проход уже перегородила массивная фигура Серёги, прорываться через которого бесполезно. Да Коля и не привык прорываться. Он привык, что любой может остановить его тычком и не пропустить дальше. Он сдавался всякий раз. Он начал сдаваться и теперь. Мрачные картины становились реальностью. Ещё чуть-чуть и спасённые Веней палочки вновь окажутся у Пашки и Владяна. Что тогда он скажет Вене. А что он может сделать против Пашки и Владяна. Постойте, но ведь Владян... Коля чуть не заулыбался. Тормоз! Гидравлический тормоз! Тормоз перестройки и демократии, вот он кто такой. Да пусть теперь кто-то попробует его остановить. И в великолепном прыжке Коля водрузил себя на крышку парты.
      Класс продолжал заниматься своими делами. Все столпились вокруг печки, деловито осматривали её и опробовали на ощупь, оставляя грязные отпечатки пальцев на выбеленных стенках. Люди кругом были взрослые, в чудеса не верили, исчезновение Владяна никак не связывали с появлением в классе подобной штуковины. Да и честно говоря, мало кто вообще заметил исчезновение Владяна. Даже Колин прыжок народ отметил лишь мимолётным взглядом и вновь вернулся к печке.
      - Сила!
      - О, Сергевна-то удивится, когда вернётся.
      - А ктой-то её сюда приволок?
      - Дурак чё ли? Телепортация. Про порталы-то уже слыхал?
      - Порталы? Эт круто. Эт я уважаю.
      - Порталы - оно по физике что ли?
      - По какой физике, балда? Это по гидродинамике, во.
      - Чё-чё-чё?
      - По гидродинамике говорю.
      - Динамики? Какие динамики?
      - Не-не, это как в игрушке компьютерной.
      - Какой игрушке? Маленький совсем что ли?
      - Да я помню, чё ли, в какой. У меня братан сидюк притаскивал. У него комп моща, во. Пентюх второй, во. Триста тридцать третий.
      - Дак второй или триста тридцать третий?
      - Уйди, Сомова, в технике ни хрена не рубишь, а туда же.
      - Сам дурак.
      - Кого ты там дураком назвала, шалашовка?
      - Да вы все пацаны - такие козлы.
      - За козла в рыло. Стопудово.
      - Э, э, пацаны, фильтруйте базар. За базар отвечают.
      - А чё она сама.
      - Я? Сама? Артуру скажу, он тебе так вделает.
      - Да я чё? Я ничё. Чё сразу - Артур, Артур.
      - Вот и помалкивай. Не возникай, когда не просят.
      - Да я молчу, Сомова, молчу.
      Классу было не до Коли. Класс полностью позабыл занудное тридцать седьмое упражнение учебника русского языка, доставшего до предела всё население, столпившееся вокруг печки. В классе стало тесновато. Плотная масса шестиклассников полностью забила один из проходов. Другой заметно сузился от сдвинутых печкой парт. Кто-то смелый уже влез на печку и измазался в извёстке с ног до головы, в свою очередь оставив белой красавице на вечную память следы красно-бурых рифленых подошв с эмблемой фирмы "NIKE".
      У всех были свои собственные, невероятно важные дела. Все толпились перед печкой словно маленькие взрослые, чьи головы постоянно забиты спортивными новостями, сериалами о любви, техническими новинками и последними достижениями парфюмерной промышленности с обложек ярких журналов, высовывающихся из школьных сумок, рюкзачков и пакетов. Наверное, они не заметили бы гнома, а сам маленький житель другого мира затерялся бы среди бутылочек, на стенках которых плескались золотистые блики, и плавных очертаний навороченных магнитол с красными, зелёными и золотисто-оранжевыми индикаторами. Да что там искорка света, когда народ в упор не замечал даже Колю, взгромоздившегося на парту и ощетинившегося палочками.
      Только Сева, Серёга и Олег искоса посматривали в сторону нарушителя спокойствия, собираясь пресечь любое активное действие с его стороны. Раз уж надо. Раз уж сказали. Разговоры толпы сбивали Колю, не давали сосредоточиться. Тоска продолжалась. Дверь находилась далеко-далеко, словно у самого горизонта. Представить, как он тремя красивыми прыжками добирается до двери и вылетает в пустынный коридор, не составляло особого труда. Но Коля знал, что прыгнуть он не сможет, а если и прыгнет, то споткнётся и растянется между партами. И дело не в палочках. Ноги предательски дрожали. Проблеск победы, когда ненавистный Владян превратился в печку, угас. И страх снова властвовал в душе у несчастного шестиклассника.
      Пашка не знал, что Коля вновь утратил боевой дух и снова стал той привычной Наркотой, которую можно безнаказанно рвануть за волосы и сдёрнуть с него штаны на всеобщем построении во время физры. Четыре палочки - настоящее сокровище находились в руке у разбуянившегося Наркоты. Четыре палочки - притягательные и опасные. А Пашка вовсе не собирался превращаться ни в печку, ни в другие предметы домашнего обихода. Но он и не собирался отпускать четыре палочки от себя. Он вытащил свою четвёрку и завертел её, шепча злобные фразочки.
      Коля почувствовал, что ноги его холодеют. А потом все ощущения от чешущейся коленки, от неловко зацепившегося за носок ногтя на большом пальце, от неприятной ноющей боли в тесной правой кроссовке растворились и исчезли. Коля попробовал пошевелить нижними конечностями, но не смог. Он решительно шагнул прочь с парты. Корпус дёрнулся вперёд, а ноги остались на месте. Коля смешно завихлялся туловищем, хватая руками воздух. Кругом раздались смешки. Несильные. Вниманием народных масс беспредельно завладела Сомова. В толкотне кто-то дёрнул её за чёлку и она расписывала мрачные перспективы неудачнику Плетнёву. Тот шмыгал носом и неумело оправдывался, что находился в тот момент совершенно с другой стороны печи. Но Сомову не интересовало, виноват ли Плетнёв, её интересовало, чтобы кто-то был наказан, и Плетнёв для этой роли вполне подходил. Остальные сочувственно кивали Сомовой и продолжали лапать печку. Репкин и Васильков ползали по полу, пытаясь подлезть под печь. Они были совершенно уверены, что там, в прохладной глубине, непременно запрятано пиво. Две бутылки "Красного Востока" так и стояли перед глазами.
      Коля нагнулся и ощупал ноги. Почти до карманов брюк они были гладкими, холодными и невероятно твёрдыми, словно окаменевшими. Пашка заметил Колины трудности и его улыбочка из полурастерянной превратилась в уверенно-нахальную.
      - Э, Наркота, чё распрыгался. Слезай, - Сева потянул Колю с парты за рукав рубахи. Он ещё ничего не понимал. Никто ничего не понимал, но всех устраивал такой весёлый бардак, когда можно делать всё, что угодно, и никто ни за какие последствия не отвечал. Печка? Да она сама появилась! Упражнение? Да какое упражнение, когда в классе откуда ни возмись появляется печка. Мы кто? Дети! Нам что, много надо? А вам положено. Вот вы и разбирайтесь, почему в классе печка. Вам деньги за это платят. Мы в таких условиях русским языком заниматься не могём, во.
      Только Пашка и Коля понимали каждую тонкость происходящего. Настороженные взгляды буравили друг друга, а Сева всё пытался сдёрнуть Колю с парты. Но Колины ноги стояли несокрушимо, словно позаимствованные у памятника Ленину, уверенно глядящего в строящуюся напротив многоэтажку.
      Пашка усмехнулся и снова показал Коле своё счетверённое оружие, а потом медленно-медленно, растягивая удовольствие Колиным испугом, начал поворачивать палочки, ловко пропуская их через пальцы. Коля испугался ещё сильнее. Он понял, что Пашка целиком превратит его в каменную статую. Может быть даже с лопатой. Сейчас ведь с веслом статуи не делают. Одни лопаты. И тогда Коля суматошно крутанул липкие палочки, чуть не выскользнувшие у него из рук.
      Нет, Пашка вовсе не собирался превращать Колю в статую. Тогда ведь и палочки окаменеют. А зачем Пашке каменные палочки? Нет, конечно, их можно потом расколдовать, но будут ли они тогда работать? С такими вещичками всегда лучше поосторожничать. Пашка уже знал, что сломанные палочки работать не заставишь, хоть их эпоксидкой клей. Не зря же тогда Наркота так выпрягался и стонал. Нет, палочки следовало беречь, а Наркоту чморить. Тогда он поймёт реальное положение дел и вернёт палочки в целости и сохранности. Вокруг Колиных ног запылал костёрчик. Но окаменевшие конечности не чувствовали жара, от которого обугливалась столешница.
      Через три секунды Пашка понял свою ошибку. Но Коля тоже не терял времени даром. Вместо Севы по классу летал планер, собранный из деревянных реечек. Олег превратился в круглую вешалку на длинной ножке, копию той, что стояла в парикмахерской. А Серёга стал маленькой пластмассовой фигуркой крокодила Гены, который весело пытался растянуть застывшие меха своей гармошки. Серёге не повезло больше всего. На пластмассовую голову ему немедленно наступили, повалили и, ругнувшись, пинком отправили в угол. После громадной печки никто не удивлялся появлению вешалки. А планер, описав полтора круга, центром которого был один из плафонов, сверзился в руки Плетнёву. Тот сразу ухватил неожиданный подарок и начал его изучать, на время забыв о приближающейся перемене и обещанной взбучке.
      Противостояние Пашки и Коли продолжалось. Упорно и незаметно. Народ не мог оторваться от печки, кроме Катышевой, которая, пользуясь нежданной паузой, принялась повторять географию. Кому-то в голову пришла грандиозная идея открыть печную заслонку и засунуть туда вешалку. Тогда и произойдёт то, для чего эти вещи здесь оказались. Идея была немедленно подхвачена и осуществлена. Затем ещё раз. И ещё. Ничего удивительного не случилось, но два рожка вешалки погнуть успели. Василькову, так и не отыскавшему пиво, наступили на руву. Острый каблучок чуть не проткнул выемку между костяшками среднего и указательного пальцев. Васильков взвыл и щепкой мстительно порвал чьи-то дорогущие колготки из лайкры. За это ему досталось и по голове. Израненный Васильков по-партизански принялся отползать, по пути щипая за чужие щиколотки. Репкин, чьи поиски также не увенчались успехом, пыхтел и пытался прийти на помощь другу, но угодил между печкой и партой и надёжно застрял.
      Коля почувствовал, как начала каменеть голова, вернее, волосы на ней. Пашка смотрел уверенно и зло. Костёр, не принёсший пользы, потух, оставив на зелёной поверхности парты отвратительное чёрное пятно. Нет, не надо полностью превращать Наркоту в камень. Вполне достаточно и головы. Когда она закаменеет, то Пашка без труда заберёт палочки из безвольных пальцев, которым больше неоткуда дожидаться команды.
      Коля тоже понимал, что поражение близко, очень близко. Прищурив глаза, он неустанно вращал пластмассовые полоски, представляя себя самого, живого и здорового, быстро идущего и перепрыгивающего через громадные лужи, пинающего футбольный мяч и ловко запрыгивающего в не успевшую закрыться дверцу отходящего автобуса. Но параллельно в голове крутились и страшные неподвижные фигуры. Девушка с веслом и Аполлон. Легендарная статуя с лопатой и Медный Всадник на пьедестале. Но больше всего Колю напугала изуродованная Венера Милосская с оборванными руками. Говорят, в одной руке у неё было яблоко. А что во второй? Может палочки? Может Пашка сейчас закаменит Колю и оторвёт у него палочки вместе с руками? И поэтому пальцы, дрожа от страха и отчаянно потея, не выпускали ускользающее волшебство. И вращали, и вращали, и вращали, не поддаваясь силе окаменения.
      Пашка разозлился всерьёз. Он не мог справиться с Наркотой. Не помогали палочки. Всё так же дёргалась голова, пялясь по сторонам. Всё так же мигали глаза Наркоты, а изо рта высовывался противный розовый язык и облизывал пересохшие губы. Гнев начал переполнять Пашку. Ладно бы брыкался стоящий пацан, а то ведь Колька, Наркота, известный соплежуй, которому хватало врезать меж глаз всего разок, чтобы тот вырубился надолго. Но те, кто мог врезать, сейчас бездействовали. Планер исчез. Вешалку в очередной раз толкали в печку, а лежащий в замусоренном углу крокодил Гена не навевал радостных эмощий. Вот-вот Наркота мог проделать такую операцию и с самим Пашкой.
      И тут Пашка повеселел. Он вспомнил боевичок. Даже не весь, а одну-единственную картину. Она встречалась во многих фильмах, и Пашка всегда смотрел её с замиранием души. И когда она разворачивалась на экране, в душе у Пашки начинался праздник. Он нетерпеливо сцеплял и расцеплял пальцы, дожидаясь её повторения. И повторение приходило. И даже не один раз. Теперь то Пашка знал, что поможет ему разделаться с непокорным Наркотой. Знал твёрдо.
      Коле полегчало. Волосы перестали застывать. То ли палочки принялись работать в полную силу, то ли Пашка отказался от своих намерений, хотя в последнее уж очень не верилось. Вдруг потеплели ноги. Просто потеплели. Они ещё не могли шевелиться, но внутри появилось какое-то чувство оцепенения, словно Коля отсидел их в неудобном положении. Они ещё не слушались Колю, и тот торопился оживить их, отгоняя от себя мысленные образы шедевров скульптурного творчества и вращая палочки с максимально возможной скоростью. Коля чувствовал, как нагрелась пластмасса, как потные капельки размазываются по волшебным предметам липкой плёнкой, как опасно проскальзывают пальцы, чуть не потеряв одну из белых полосок пластмассы. Но остановиться он не мог, да и не хотел по причине немерянного страха.
      И тут содрогнулась вся школа. С оглушительным треском проломилась стена. У самого дальнего угла. Из зубчатого провала, ощетинившегося удержавшимися кирпичами, выплыла округлая болванка на цепи. И цепь, и устрашающую громадину покрывали бурые наросты то ли засохшей глины, то ли ржавчины. Всё это строительное хозяйство понеслось на Колю с ужасающей быстротой. А потом время почти остановилось. Коля видел, как ржавая махина медленно, чуть подрагивая, приближается. Коля стоял прямо по её курсу. Мальчик дёрнулся вправо всем телом, помогая руками, как рычагом. Ноги медленно, милиметр за миллиметром накренились, центр тяжести сместился, и Коля повалился набок. Тоже медленно. Ничуть не быстрее, чем наплывающая смерть.
      Прежде чем время вновь обрело свою скорость, Коля успел выкинуть вперёд левую ладонь. Пальцы правой продолжали вращать палочки. И палочки вели себя просто замечательно. Не застревали между пальцами, не выскальзывали, не ломались. Раскрытая ладонь звонко впечаталась в дощатый пол. На миг Коля замер в гимнастической стойке, за которую он несомненно отхватил бы пятёрку по физкультуре, а потом невероятным усилием метнул свои каменные ноги вперёд. И теперь уже их энергия уносила Колю от стыковки. Мальчик не видел в скольких сантиметрах болванка разминулась с его телом. Он вдруг почувствовал, как зашевелились пальцы, как утратили скованность ноги и согнулись в коленях, чтобы встретить затоптанный пол подошвами ботинок, а не позвонками спины.
      Болванка, прочертив по классу невидимую диагональ, не долетела до противоположной стены совсем чуть-чуть и со скрежетом унеслась в проделанное отверстие. Народ только сейчас начал соображать, что в классе происходит нечто неладное. Выпал из чьих-то разжавшихся рук Олег-вешалка. Кто-то ойкнул, позабыв про загубленные колготки. Кто-то раскрыл рот, выронив бесформенный комок жвачки. Пальцы Катышевой надорвали страницу учебника. И смотрел из угла на творящийся беспредел маленький пластмассовый крокодил Гена мудрым понимающим взором.
      Вторым ударом болванка вдребезги разнесла окно. Стеклянная шрапнель, перемешанная со щепой, пронеслась по классу. Поднявшегося Василькова царапнуло по щеке. Он прижал пальцы к ране и между ними просачивались капли темнеющей крови. За окном не наблюдалось ни подъёмного крана, ни чего-то подобного. Никто не видел, откуда шла бурая цепь с массивным снарядом на конце. Но никто и не хотел видеть. Класс заревел и завизжал, разбегаясь в стороны, словно брызги из лужи, куда два деловых малыша с умным видом зашвырнули нерушимый белый кирпидон. Самые умные бросились к двери, остальные сжались в углах и распластались по полу. Коля отпрыгнул назад, больно ударившись об подвернувшийся стул. Дальше отступать уже некуда. Колина спина упёрлась в стенку. Твёрдую, гладкую, холодную, выкрашенную в голубой цвет. Когда зажигаются люстры, то от света их лампочек по стенам разбегаются переливчатые блики. Переливчатые, потому что, если водить головой вверх-вниз или из стороны в сторону, светящиеся островки рябью перебегают с места на место.
      Неизвестно, почему Коля думал именно о сверкающих бликах электрического света, пляшущих по неровной, но гладкой голубой стене. Ржавая болванка почти дотронулась до Коли. Почти коснулась, но остановилась и начала прокладывать обратный путь. Трое пацанов сумели распахнуть дверь и пулей вылетели в коридор. Коля не успел, хотя дверь находилась не так уж и далеко.
      Следующий удар разворотил край стены у пробитого окна. Оцепенение прошло и Коля сумел каким-то чудом ускользнуть из под опасной траектории. Краем глаза он заметил Пашку. Тот стоял по центру без всякой боязни. Палочки медленно прокручивались пальцами. И летала по классу ржавая смерть, ещё не успевшая приступить к кровавой жатве. Крики и визги кончились. Полякова, прижавшись к доске, скользила к двери. На матовой исцарапанной поверхности, заляпанной меловыми разводами, оставалась чистая полоса, где острые лопатки Поляковой скребли зелёную гладь. Наступила зловещая тишина. Только шуршали машины за окном, да кто-то прерывисто подвывал в углу у шкафа.
      Дверь снова скрипнула. Коля даже удивился. Ведь Поляковой до финиша ещё далековато. Но на этот раз скрип знаменовал не отбытие, а прибытие. С какой-то испуганной радостью Коля узнал в ворвавшемся мальчишке взъерошенного Веню. Тишина ушла. Коридор за стеной наполнялся топотом и неразборчивыми голосами. Полякова, чуть не сбив Веню с ног, скрылась в проёме. Коля криво улыбался. Он не знал, что делать дальше.
      - Палочки, Колян! - проорал Веня. - Коснись его палочек своими.
      За окном снова показался грозный шар. И снова остановилось время. Почти остановилось.
      Коля шагнул вперёд, навстречу Пашке, между разбросанных парт. Рука с остановившимися палочками вытянулась вперёд, словно сжимая штык, как солдаты в первую мировую. Пашка не отступил. Он злобно ткнул палочками в Колю, но не попал. Пашка не испугался. Пашка знал, что он сильнее. А сильные не боятся. Или по крайней мере не отступают без приказа. А такой приказ Пашка себе пока не давал.
      Коля чуть развернулся и его пучок палочек коснулся Пашкиных. В воздухе запахло озоном, как после грозы. Заискрило. По белым палочкам пробежала оранжевая трещина, по оранжевым белая. Фиолетовое облако окутало класс, впустив в себя ржавый шар, на этот раз беспрепятственно ворвавшийся в оконный проём. Коля чувствовал, что Веня прижался к нему сзади. И Коля тоже не боялся. Или почти не боялся.
      Грозный шар растаял в сумрачном дыму. Фиолетовое облако рассыпалось лиловыми светлячками, которые единым роем унеслись в разбитое окно, сразу затянувшееся стеклом. Проломы в стенах исчезли, будто и не было жёстких стенодробительных ударов. Печка, планер, вешалка и пластмассовый крокодил обернулись теми, кому им положено быть. Остальные выбирались из укрытий, тёрли глаза и непонимающе смотрели друг на друга. Они ничего не помнили. Никто ничего не помнил. Только Пашка и Коля. Да Венька, вцепившийся в плечо друга.
      На пороге объявились беглецы, подталкиваемые рассерженной Ириной Сергеевной. Они никак не могли высказать причину, по которой им взбрело выбежать в коридор.
      - А ты почему здесь? - обрушился вопрос на Веню.
      Объяснять было бесполезно, и Веня присоединился к четвёрке у двери, бормоча вместе с ними: "Да я ничё, я так зашёл." Но учительнице уже не требовались объяснения. Её взор упёрся в прожжёное пятно на Колиной парте. Коля испуганно вжал голову в плечи. Но постойте, ведь палочки!.. Ведь есть палочки!!!
      Коля крутанул спасительное волшебство. Стоящий рядом Пашка тоже привёл в движение свою четвёрку, размышляя о чём-то своём. Пятно не исчезло. Даже не уменьшилось. Было совершенно непонятно, почему все последствия катастрофы бесследно растворились, кроме этого пятна. И было совершенно ясно, что с палочками случилась беда. Ещё недавно послушно выполняющие почти любое Колино желание палочки теперь наотрез отказывались работать. У Пашки творилась та же история. Где-то внутри у Коли похолодело. Выходило так, что на всей Земле не осталось больше ни единой исправной палочки.
      Глава 32,
      в которой судьба обращает на Колю свой благосклонный взор
      Во сне Коля отдыхал. Во сне он совершенно не вспоминал про палочки. Там с ним творились совершенно невероятные вещички. Сегодня, например, Колин треугольник разделился на целых восемь. Таких же ярких, таких же красивых, но маленьких-маленьких. Треугольники весело отплясывали на Колином столе, внутри их сверкали малахитовые переливы и проступали буковки непонятных слов. В углу, рядом с этажеркой, примостилось удивительное существо, похожее на заржавевший лом с вытянутой сморщенной головой размером с большую картофелину. Два малюсеньких глаза, как две переливчатые звезды, глядели куда-то мимо Коли, а рот кривился в странной - не доброй, но и не злой - улыбке. Коля не смотрел на картофелеголового. Коля напрягся, силясь прочитать надписи на треугольниках, но безуспешно. Буквам надоело ждать и они исчезли. Задорные треугольники промаршировали по столешнице, по этажерке, по гардине, перебрались на потолок и заскользили по нему, а Коля проснулся.
      Это ж надо - днём спать! Но Коля готов был спать круглые сутки. Он проснулся и на него вновь навалилась тоска. Всё? Кончилась сказка? Вот они, волшебные штучки! Лежат себе в ящике - вся четвёрка - такие красивые и такие бесполезные. Не выполняют больше ни единого желания. Ни Колиного, ни Вениного, ни Ленкиного. С одной стороны, конечно, радует, что Пашка обломался. Но ведь Коле тоже хочется немножечко сказки. Он столько ведь не успел. Можно было сгонять в Египет, посмотреть на настоящие пирамиды. Вообще-то Египет четыре палочки наверняка бы не потянули. А вот пятнадцать... А если бы ещё заработали и те две. Но две лишние палочки никак не желали превращаться в волшебные. Жаль, что с первого класса наборчик подрастерялся. Ведь храни его Коля достойно, лежало бы в его руках сейчас двадцать магических бойцов. Но что сейчас вздыхать, когда даже основная четвёрка отказывается выполнять возложенные на них обязанности.
      Рука свесилась с дивана и лениво выписывала по полу кренделя, пока не наткнулась на что-то плоское. Зацепив вещичку, Коля подтянул её к себе и узрел маленький треугольник. Совсем как во сне! Но сейчас-то Коля не спал. Если сон не всегда отличается от яви, то уж когда не спишь, так точно это знаешь. Треугольник был вылитой копией своего большого брата. В серебристой дымке проступало слово "Солнышко".
      Рывком Коля вскочил с дивана и бросился к школьному рюкзаку. Большого треугольника на месте не оказалось. Коля придирчиво осмотрел ящики стола, этажерку, даже скользнул взглядом по потолку. Исчез большой треугольник, да и всё тут. А Коля уже привык его слушаться.
      Минут через пять редкие прохожие могли заметить Колю во дворе. Он сидел и, прищурив глаза, пялился на солнце. Ничего не происходило. Становилось скучно и в голову опять лезли невесёлые мысли.
      А кто мог возложить на палочки обязанности выполнять желания их хозяев? Коля ещё ни разу не копался в данном вопросе. Когда палочки творили чудеса, Коле это было не интересно. Пока любая техника работает, мало кто стремится вникнуть в принципы её действия. Зато когда она работать перестает... Вот тут-то и начинаются мучительное почёсывание головы, щипание носа и оттягивание нижней губы. Может удастся починить технику самому? А если нет, то вскрывать её или не вскрывать? А вдруг при вскрытии она откажется работать окончательно? А может, если как следует закрутить все до единого винтики там, внутри, то техника снова продолжит работать как надо? Поломанная техника вызывает целую кучу вопросов, большинство которых кажется такой ерундой, пока катастрофа ещё не произошла.
      Солнце, выбравшись из-за облака, брызнуло в глаза нестерпимо яркими лучами. Коля торопливо отвёл взор и прочесал двор. Покосившаяся карусель. Песочница с остовом гриба, у которого когда-то была квадратная шляпка, искорёженные качели. Если на одно сиденье ещё уцелело, то вместо другого торчали два витиевато изогнутых прута. Коля ещё помнил время, когда качели были новыми. Помнил деревянные доски, нагретые солнцем. Помнил круглую спинку, превращавшуюся в руль. Помнил многоцветье красок, мелькающее при сильной раскачке, когда глаза зажмурены крепко-крепко. Помнил визги девчонок, учившихся спрыгивать на ходу. Помнил старших пацанов, раскачивающих качели так, что получалось... солнышко!
      Не медля ни секунды, Коля рванул к качелям и смело крутанул железный прут из уцелевшей пары. Куда там, сиденье не поднялось и на четверть. Но упорства сейчас Коле было не занимать. Ржавый механизм скрипел, скрежетал, трясся, но деревянные досочки возносились всё выше и выше. В момент, когда качели описали полный круг, стойка содрогнулась, а из верхней трубы, соединяющей стойку с её дальней соседкой, вылетел тонюсенький предмет. Зарывшись пальцами в пожухлую траву, Коля почти сразу отыскал его - ещё один треугольник. Ни слов, ни предложений в серебряной глубине не появилось, зато мелькнула галочка зелёного света, повращалась как стрелка компаса и указала в правый угол двора.
      Хорошо что старушки на лавочках не смотрели в Колину сторону. Вид мальчика, роющегося на свалке, у старушек большой радости не вызывает. У всех старушек, независимо есть ли у них Золотая Капля со Звездой Героя или нету. Давным-давно в том углу двора вырыли котлован. Вырыли и забыли. Но прежде успели замусорить его до предела. Коля и сам приложил к этому руки. Ну не всегда хотелось ему идти за тридевять земель к мусорным бакам. Ваньке вот хорошо, у него мусоропровод, а Коле чуть ли не каждый день тащиться в конец соседнего двора, чтобы освободить мусорное ведро. И вот когда занимали Колю дела важные и неотложные, как-то само получалось, что мусор высыпался в котлован, который как раз находился по пути. И, заглянув в котлован, любой понимал с первого же взгляда, что важные и неотложные дела имелись не только у Коли.
      Теперь Коля торопливо расшвыривал по сторонам мусор, надеясь, что никто его не заметит, пока он не найдёт... Не найдёт что? Коля и сам не знал, но рылся самозабвенно. Пройдут сотни лет и свалка будет называться не свалкой, а историческим слоем. И по мусору, в котором роется Коля, будут узнавать о том времени, когда Коля рылся в мусоре. И не только рылся. И не только Коля. И станут тогда рыться здесь учёные-археологи. И будет им за великие открытия слава и почёт. А Коле будет нагоняй, если застанут его за этим занятием. Только лишь потому, что сейчас это место зовётся не "исторический слой", а "свалка".
      Интересно, а что можно сказать о времени, роясь в самом обыкновенном мусоре. В сторону полетела доска с ржавым гвоздём, обломок магнитофонной кассеты, плёнка из которой протянулась по всему котловану. Когда-то она была запечатана в прозрачный футляр, обтянутый яркой целлофановой плёночкой. "Сонька" или "Панасоник", а может всего-лишь "Самсунг". Кто-то купил её, может даже купил в том самом магазине, где продавались волшебные палочки. И ничего больше о происхождении палочек Коля не знал. А если бы и знал? Разве это помогло бы вернуть палочкам их волшебную силу обратно?
      В руках у Коли очутилась тряпка, выпачканная в чём-то до ужаса отвратительном. От неё несло уборной. А может и не от неё. Может этот противный запах пропитал всё в округе и даже самого Колю. Коля отшвырнул тряпку куда подальше и торопливо вытер руки об джинсы. Разводов грязи не осталось. Но Коля стал осторожнее. Отыскав кузов детского самосвала, он продолжил раскопки вооружёнными руками.
      Гном наотрез отказался рассказывать что-либо о происхождении магической силы, залетевшей в палочки. Вернее, не так. Сначала гном был настроен поговорить, но поставил жёсткое условие - два килограмма мандаринов. А где их взять без палочек-то? Вернее, в магазинах мандарины продавались. Но именно, что продавались. Денег же было негусто. Коля с Веней сложились по сколько могли, но на два килограмма не хватало. Хватало на полтора. Если бы гном не был таким вредным... Если бы Коле попался другой гном... Но этот даже слушать не захотел про полтора килограмма. Два - и крышка! Недостающую сумму нехотя добавила Лена.