Полюбовавшись на народное творчество, Шуруп сдвинулся ещё правее. Большой плакат оранжевого цвета торжественно обещал, что вот-вот в городе окажется сам Юрий Лоза с группой "Джем". Кто это такой, Шуруп не знал. Далее на скромном белом листе красными буквами было напечатано "Александр Новиков с новой программой и старыми хитами "Вези меня, извозчик!", "Шансоньетка" и др." Кто такая шансоньетка, Шуруп тоже не знал, но догадывался, и в голове сразу закрутились похабные мыслишки. Про Новикова Шуруп что-то там слышал. Вроде мужик был свой, пел про братву и всё такое. И даже сидел. Таких Шуруп уважал. Сильных. Смелых. Деловых.
      И вспомнив про дела, Шуруп чуть не сел от ужаса. Он же проворонил этого проклятущего пацанишку. Проклятая тумба! Шуруп воровато оглянулся. Если бы рядом вышагивала знакомая компаха, то он и не подумал беспокоиться. Сейчас же Шуруп стоял на улице без друзей и без знакомых, и всегда мог подвернуться какой-нибудь въедливый мужик из тех, что любят читать нотации до второго пришествия. Но слава тебе, господи, въедливых мужиков с каждым днём становилось всё меньше. Поэтому за последствия вроде можно и не волноваться. С размаху Шуруп злобно саданул резиновым сапогом по тумбе. Тумба ойкнула и всей своей массой мстительно свалилась на Шурупа, подминая под себя хилую мальчишескую фигурку. Шуруп испуганно пискнул, выбрался из под поверженной конструкции и отряхнул с себя грязь, так как сверзился вместе с тумбой в размытую колдобину. Вернее попытался отряхнуть, потому что липкая глина вовсе не желала покидать промокшую ткань, а размазывалась ещё более ужасными полосами. Опечаленный Шуруп поплёлся домой переодеваться. В просторных резиновых сапогах тоскливо хлюпало.
      Когда переулок опустел, тумба обернулась Колей. Тоже выпачканным в глине и тоже опечаленным. Дорога в школу грозила затянуться до бесконечности. Коля мгновенно перемахнул низенькую оградку детского сада и засел в кустах. Первым делом он почистил костюм и с помощью палочек привёл его в почти что нулёвое состояние. Вторым делом он зажмурил глаза и завертел все четыре палочки, торопливо представляя то крыльцо со скачущими по нему первоклашками, то школьный вестибюль, где народ спешно натягивал вторую обувь, пряча забрызганные грязью ботинки и туфельки в специальные мешки.
      Когда глаза открылись, то Коля не увидел ни крыльца, ни вестибюля, ни даже школьного сквера. Перед ним как и раньше топорщились почти что голые кусты. Палочки не желали съедать метры и перетаскивать Колю к школе. То ли мысли, взволнованно прыгающие в голове, мешали Коле сосредоточится, то ли у четырёх палочек не хватало мощности. Странное дело, вторую телевышку, такую громадину, им было сделать раз плюнуть, а вот закинуть Колю в школу - невмоготу. Но делать нечего. Тяжело вздохнув, Коля побрёл навстречу учителям, урокам и прочим неприятностям, скрываясь за кустами, да за оградой заброшенного детского сада.
      Напоследок он взглянул в серебристую дымку треугольника. "Не пропусти поворот," - вещал таинственный предмет.
      Глава 30,
      в которой Коля посещает парикмахерскую потаённых коридоров
      Наверное, вы удивились Колиным партизанским вылазкам. "Эка невидаль, - скажет кто-то из вас, - нашёл мальчик проблемы. Чего ж проще то. Взял, да не пошёл в школу. Послонялся по улицам, пришёл домой и всё вроде бы в полном порядке." Но дело в том, что Коля даже не представлял, как это можно не пойти в школу. У него в голове не укладывалось, что против фамилии Коноплёв появится буковка "Н". Нет, конечно, Коля знал, что старшие парни без лишних слов прогуливают хоть два урока, хоть три сразу или вовсе не являются на занятия. Он частенько видел из окна, как из школы спокойно, никого не опасаясь, выходил какой-нибудь старшеклассник в самой середине урока. Ну ведь на то он и старшеклассник. Вот Коля вырастет и тоже сможет прогуливать уроки. Не все, разумеется. Зачем же все. Какие-нибудь трудные. Физику там или астрономию. Нет, лучше геометрию. Вместо зубрёжки теорем Коля отсидится в парке. Тогда уже некого будет бояться. Тогда Коля сам станет большим, и разная мелкота будет опасливо огибать лавочку, на которую он изволил приземлиться. Так он и сделает, когда перейдёт в одиннадцатый класс. Или даже в десятый. В десятом уже можно наверное пропустить парочку уроков, а в одиннадцатом Коля станет ходить только на нужные предметы.
      Например, на химию. Там интересно. Опыты всякие, пробирки. Давным-давно Коля и его уехавший приятель Андрюха славно экспериментировали с набором "Юный Химик". Они получали разноцветное пламя, матовые бугристые осадки в колбочках и даже водород. С той поры Коля запомнил, что водород пахнет резиной, как пробка, которой была заткнута пробирка с выделившимся газом.
      Да, на химию Коля, пожалуй, ходить будет. Когда вырастет. А сейчас ему приходилось ходить на все занятия, хочет он того или нет. И поэтому ноги Колины шагали не в ближайший скверик, а к школьному крыльцу, преодолевая встречавшиеся на пути преграды. Только Коля вспомнил о преградах, как по курсу обнаружилась следующая из них.
      То ли бог, действительно, любит троицу, то ли для Коли наступил день "Ш", но и третий посланец Пашкиной компахи носил кликуху на эту широкую букву. Его звали Шило и он почему-то этим невероятно гордился. Шило был постарше Коли, высокий и узкий в плечах, с острым и длинным носом. Его ремень поблёскивал бляхой "Харлей-Дэвидсон", а за широченной полосой кожи приютился очередной роман Виктора Доценко в истрескавшейся глянцевой обложке.
      Новый гонец был поопаснее Шурупа. Такой церемониться не станет, сгребёт за шкварник и потащит, куда надо. Куда надо, разумеется, самому Шилу, а не Коле. Оставалось каких-то несколько секунд, пока Шило не опознал свою цель. А броситься-то и некуда. Справа росла чахлая череда кустов. Слева мрачно высился корпус гостиницы. Вход, обозначенный раскрытой дверью, темнел у Коли над головой. Крыльцо раскинулось двумя крыльями ступенек, одно из которых начиналось почти что у Колиных ног.
      Гостиница "Спутник" ничем не напоминала гостиницу. Она располагалась в обычной пятиэтажке. Разве что на боковых стенах было не по два парных окошка на каждом этаже, а по одному в самом центре. Но точно такие же окна имелись и у рядом стоящих ПТУшных общаг. Правда, общаги не украшало такое высоченное крыльцо. Раньше здесь неизменно останавливались цирковые артисты по причине близкого расположения к зданию цирка. Но теперь гонорары заметно увеличились и приезжие знаменитости предпочитали размещаться в комфортной гостинице "Урал". Кто теперь останавливался в "Спутнике", Коля не знал. Да и не интересовало это его сейчас. Но Шило вот-вот мог заметить Колю. И мальчик, опустив голову, затопал вверх по ступенькам. Если Шило представлял опасность реальную и зримую, то опасности, ждущие Колю за раскрытой дверью, ещё не показывали своё истинное лицо. Лицо могло оказаться любым. Например, лицом крикливой администраторши с табличкой "Посторонним вход воспрещён!" Или лицом старого мордатого швейцара, который без лишних разговоров ухватит Колю за плечо и выведет со служебной территории прямо в руки Шила. Коля не знал, что ему грозит, но уже готовился к неприятностям. В гостиницах школьникам делать нечего. Гостиницы существуют для взрослых людей из других городов, чтобы им было где отдохнуть после того, как они устроят свои дневные важные и неотложные дела.
      Всё внешнее сходство с общагой пропало, когда Коля переступил порог. Уютный вестибюль был покрыт слежавшейся, но вычищенной дорожкой. Помещение освещалось люстрой из трёх шаров, висящих на разной высоте. В конце вестибюля располагалась стойка администратора. Вестибюль казался Коле таким длинным, что он никак не мог рассмотреть - сидит кто-нибудь за стойкой или нет. Стены в вестибюле оказались необычными, сложенными из узорных стеклянных кубиков. Такие кубики ещё изредка встречаются на древних остановках общественного транспорта. Там они замызганные, потрескавшиеся с выбитыми насквозь стенками. Они словно укоряют весь белый свет своими обломками и ждут, когда их сменят лёгкие павильоны с картинками на боках, где нарисована "Пепси-Кола", хлещущая из пластмассовых бутылок, или пачка "Золотой Явы", завершающая залихватский вираж над небоскрёбами большого западного города. Здесь же кубики сияли чистотой и светились непонятным внутренним сиянием. То ли им удавалось ухватить лучики дневного света, то ли за ними располагались электрические светильники.
      Вдоль стен тянулись ряды старых кожаных кресел. Вернее рядами назвать их было трудновато. Так, три кресла, сцепленные друг с другом. Справа, на ближайшем от Коли кресле, примостился хозяин Тёмных Стёкол. Он читал газету, названия которой Коля не смог разобрать от волнения - буквы прыгали перед глазами. Хозяин настолько увлёкся новостями, что совершенно не замечал Колю. Или делал вид, что не замечал. Слева, над центральным креслом, парила в воздухе Золотая Капля. Такую большую Коля увидел впервые. Она неподвижно замерла в метре от потёртой поверхности и искрилась отблесками дальнего неведомого света, потому что свет люстры казался по сравнению с ней невероятно тусклым и скучным. Коле захотелось подойти и взять Каплю в руки, но нельзя. Почему-то Коля знал, что хозяин заметит его, непременно заметит, как только Капля окажется у в Колиных руках. В вестибюле царило шаткое равновесие. Хозяин сидел смирно и не трогал Колю. Взамен Коля должен оставить Каплю в покое и не прикасаться к ней.
      Спиной Коля ощущал холодок от раскрытого проёма. А что если Шило заметил его и сейчас поднимается по ступенькам? Срочно требовалось спрятаться. Но куда спрячешься во взрослом учреждении? Однако, не стоять же на месте. Коля поплёлся по центру дорожки прямо на стойку администратора.
      Вестибюль оказался не таким уж и длинным. Очень скоро Коля добрался до стойки из полированного тёмно-коричневого дерева. Слева и справа кабинку администратора отделяли всё те же стеклянные кубики. По центру светлело окошко. Там висела длинная лампа дневного света. Она непрерывно зудела и дребезжала и что-то зудело и дребезжало у Коли внутри. Швейцара в гостинице не оказалось. Колю не попытался перехватить даже хозяин. Но что скажет администраторша? И Коля опасливо заглянул за стойку.
      Администраторша, разумеется, сидела там. Высокая, полная, суровая. Папа объяснял, что администраторшам положено быть именно такими, чтобы без колебаний на все вопросы отвечать "Мест нет!" и чтобы народ им верил беспрекословно.
      Коля догадывался, что по своему социальному положению он ещё не имеет права требовать гостиничного номера. Значит, сейчас посыпятся трудные вопросы о том, кто он такой, что ему здесь надо и не будет ли он любезен покинуть гостиницу в самые кратчайшие сроки, дабы не отрывать взрослых и серьёзных людей от нужных и полезных дел.
      Дама со служебным положением неприветливо оглядела Колину курточку, подняла взгляд повыше и вдруг в её глубоких зеленоватых глазах с коричневыми крапинками зажёгся огонёк интереса. Коля оробел. Ну не должен зажигаться такой огонёк при взгляде на Колю. При взгляде на Колю должны появляться вопросы.
      Вопросы не замедлили появиться.
      - В парикмахерскую? - спросила администраторша.
      - Угу, - ухватился Коля за спасительную соломинку.
      - Комната сто-к-семь, - сказала местная распорядительница гораздо более приветливым тоном. Коля превратился в клиента, в нужного и полезного человека. Пришлось развернуться и пойти размеренным шагом уверенного в себе человека в направлении качка головой, которым администраторша благословила Колю на прощание.
      "Комната сто семь," - повторял про себе Коля, считая двери и разбирая цифирки на них, смутно белеющие на чёрных ромбиках в сумерках гостиничного коридора. Его уже давно интересовала мысль: куда в гостиницах и прочих взрослых учреждениях деваются недостающие комнаты. Вот даже сейчас Коля шагал по первому этажу, а номера на дверях уже превышали сотню. А где предыдущие? Неужели в подвале? Коле представилась лестница, уводящая на подземные этажи. Именно этажи. Не поместятся же сто комнат в одном коридоре. Хотя как знать, видимо, по замыслу архитектора, проектировавшего гостиницу, такое было вполне возможным. Коля уже знал, что номера на следующем этаже начинаются с двухсот и там их далеко не сто. Как, впрочем, и на первом этаже. Так куда же исчезли все остальные комнаты? Может небольшой коридорчик уводил в невидимые пространства? Интересно было бы пожить в ТЕХ комнатах. А что можно увидеть за их окнами?
      Коля не успел в красках представить комнаты невидимых пространств. На очередной двери значилось "107". Дверь стоило открыть. Вдруг администраторша высунулась из своей комнатки и сейчас наблюдает за Колей. Тогда за долгое стояние она вполне можеть посчитать Колю тормозом. Пальцы легли на ручку двери и толкнули её от себя. Что за чёрт! Дверь казалась запертой. Пальцы сжали ручку посильнее и потянули на себя. Не тут то было. Упрямая дверь не желала сдвигаться с места. Коля отступил от порога и тупо уставился на деревянный прямоугольник в два Колиных роста. В голову не лез ни один дополнительный способ открытия дверей.
      Может в парикмахерской обед?
      Но тогда на вывеске об этом обязательно сообщили бы и Коле, и всем остальным клиентам гостиничной парикмахерской. А где вывеска? Смешно, но её никто не догадался повесить, и если бы не слова администраторши, то Коля прошёл бы мимо, посчитав эту дверь самым обыкновенным гостиничным номером.
      А может за дверью и есть самый обыкновенный гостиничный номер?
      Но почему тогда администраторша отправила его именно сюда?
      Коля вновь приблизился к двери и подёргал за ручку. И к себе подёргал, и от себя. Комната "107" оставалась неприступной. Но если Коля вернётся и пройдёт мимо администраторши нестриженым? Не заподозрит ли она Колю в немерянной тупости? А вдруг она заподозрит Колю в чём-нибудь ещё? Вдруг именно в этот момент кто-то выкрадывает из гостиницы нечто ценное? Тогда, если Коля пройдёт к выходу с нетронутой шевелюрой, любому дураку станет ясно, что эту вещичку спёр Коля вместо того, чтобы как все нормальные люди подстригаться в парикмахерской.
      Вот Коля, а вот комната "107", но где же парикмахерская?
      Что-то неправильное творилось в гостиничном коридоре.
      Но ведь администраторша сказала идти именно сюда. Коля мысленно прокрутил слова администраторши и ему показалось, что между числами затерялась ещё одна, дополнительная буковка, которая теперь проявилась и начала обрастать подружками и друзьями. И чем дольше стоял Коля в сумрачном коридоре, тем больше охватывала его уверенность, что слова администраторши звучали не иначе как: "Комната сто сорок семь."
      И Коля побрёл на сорок номеров дальше. Однако далеко идти не пришлось. Коридор закончился стеной с двухстворчатым окном, за которым раскинулись знакомые и недоступные теперь просторы двора, где жил Ванька, который рассказывал Коле про траншеи в Москве и про рестораны на телевышках. Торопливый взгляд по сторонам отметил, что последней обозначенной дверью получился номер "134".
      А где же ещё тринадцать?
      Правда, к углам жалась парочка дверей размером поменьше, на которых никаких обозначений не нанесли. Таблички содрали чьи-то руки и теперь эти двери смущённо являли Коле непрокрашенные квадраты.
      Может там начинались завороты в следующие коридоры?
      Коля толкнул дверь, что слева. Из проёма кабинки на Колю укоризненно уставился унитаз с ржавыми разводами по бокам. Коля поспешно закрыл дверь и отвернулся.
      Он призадумался, стоило ли открывать вторую дверь? По всей видимости там тоже должен располагаться туалет. Только женский. Или, наоборот, мужской. Тогда выходило, что Коля только что совершил недопустимый поступок.
      Время уходило. Исчезновение ценной вещицы уже обнаружили. На выходе Колю с нестриженой головой поджидал отряд ОМОНовцев. И Коля решил рискнуть.
      Он толкнул дверь с правой стороны коридора и осторожно заглянул в закоулок. Ничего особенного. Только подметальная щётка, швабра для мытья полов и ещё одна дверь.
      Издалека раздались пока ещё тихие, но весьма уверенные шаги. Видимо, ОМОНовцам надоело ждать и они решили самостоятельно отыскать Колю. Пальцы сжались в кулак и решительно впечатались в дверь. Коля не угадал, дверь надо было тянуть на себя, что он и сделал другой рукой, дуя на костяшки пальцев, ноющие после удара.
      За дверью оказался коридор. Далеко-далеко в туманной вышине сияло странное круглое окно с крестообразной перекладиной. На ближайшей двери значилось "135". Серую дверь пересекали наклонные чёрные полосы. Зубчатые, как на адидасовских кроссовках. Только не три, а целых семь. С другой стороны мерцало неяркой голубизной "136". По прямоугольнику двери ползали тускло-зелёные светляки. Коле даже захотелось поймать парочку, но он не решился.
      Если бы Коля разбирался в архитектуре, он несомненно бы озадачился, как в типовом здании могли построить столь длинный коридор, перпендикулярный основной осевой линии сооружения. Даже если бы на месте Коли оказался не архитектор, а умный Песков из Ленкиного класса, он весьма удивился бы и поостерёгся делать следующий шаг. Если бы здесь очутился не Песков из Ленкиного класса, а сама Лена, то она тут же задумалась бы, а что кроется за непонятным поворотом. Но на месте Коли стоял сам Коля, и он не был ни архитектором, ни умным Песковым из Ленкиного класса. А шаги приближались и приближались. И Коля, не раздумывая, юркнул в новый коридор и торопливо зашагал вперёд, оставив в стороне двери с номерами "137" и "138".
      На двери комнаты "140" был выжжен крест. Из-за неё доносились неприятные звуки, словно кто-то затачивал ножи: медленно проводил лезвием по бруску, переворачивал, заботясь о другой стороне, на секунду делал паузу и начинал снова.
      Следующую дверь освещал красивый фиолетовый фонарик. Почему-то Коля решил, что такие называют китайскими. За мутным стеклом огонёк то разгорался, затопляя весь объём, то угасал, превращаясь в искорку. Завитушка, на которой крепился фонарь, поражала множеством изгибов, заканчивающихся то листочками, то цветами, то блестящими шариками. Было жаль, что Коле не сюда.
      Над сто сорок третьей выставлялся брусок, к которому за костяной хвост привязали кошачий скелет. Пустые глазницы опрокинутой головы уставились в пол. Неведомый мучитель намазал кости фосфором, и те источали неприятное зеленоватое сияние. За скелетом виднелась надпись, но у Коли не возникло ни малейшего желания останавливаться и разбирать три длинных слова, выписанные корявыми чёрными буковками.
      Номер "144" Коля не разглядел, зато на сто сорок шестом была прибита потрескавшаяся вывеска. Не требовалось острого зрения, чтобы прочитать "МАГАЗИН". Из-за двери не доносилось ни звука. Да и сама вывеска казалась до безобразия старой, словно её тут повесили лет сто назад. Она была заляпана засохшей глиной и обрывками паутины. Слава богу ни одного паука Коля не заметил.
      Половицы поскрипывали. Момент, когда бетонный пол сменился дощатым, Коля не заметил.
      Возле комнаты "147" он остановился. Размером дверь не отличалась от своих соседок. Под ромбиком с цифрами кто-то привинтил табличку с укреплённым в жестяных скобочках обрезком белого ватмана.
      "Тут должно быть написано - ПАРИКМАХЕРСКАЯ," - подумал Коля.
      И на белой бумаге немедленно возникла чёрная надпись "ПАРИКМАХЕРСКАЯ".
      Администраторша не наврала.
      Коля распахнул дверь и ослеп от ярчайшего сияния.
      - Что освещает вестибюль? - раздался зычный женский голос из этого нестерпимого света.
      - Золотая Капля, - ответил Коля, не подумав.
      - Проходи, - разрешил голос.
      Коля прошёл и, сделав три шага, начал различать предметы. Потолок состоял из бесконечных рядов ламп. Длинные светящиеся цилиндры гнездились в треугольных коробах из сверкающего металла. Каждый из них отражался в стенках короба, да ещё по нескольку раз. Широкий поток света также шёл через раскрытое окно. Неудивительно, что глаза отказались служить Коле, но теперь они уже привыкали к обстановке.
      Коля забрался в мягкое кресло и белая простыня обвилась вокруг его шеи. Горло судорожно сглотнуло, ведь Коля ещё не решил: стоит стричься или нет. Но отступать было поздно. В руках у парикмахерши возникли ножницы. Фигура её напоминала администраторшу, только не такая высокая.
      - Канадку, - прохрипел Коля. В конце концов мама ведь дала ему деньги на стрижку. Для уверенности рука покатала горстку рубликов в кармане. Почему бы ему не постричься здесь? Ведь на скучной очереди в доме быта свет не сошёлся. А здесь никакой очереди! Значит, если всё закончится по быстрому, то он успевает в школу! Ведь вышел-то он из дома с запасом. Как чувствовал, что понадобится время! Но откуда парикмахерша могла знать про Каплю?
      - Заметил значит её, Каплю-то? - тут же спросила парикмахерша
      - Заметил, - несмотря на всю подозрительность разговора, отпираться было бессмысленно. Ножницы весело щёлкали и тёмные клочья Колиных волос начали осыпаться с удивительной быстротой.
      - Молодец, - похвалила парикмахерша.
      Коля наблюдал одним глазом за её отражением в зеркале. Теперь она уже не казалась полной и пожилой. Совершенно молоденькая тётенька с фигуркой, как у тех, кто выступает по сцене во всяких там моднючих платьях. Только голос не изменился. В рыжих волосах что-то блеснуло. Приглядевшись, Коля понял, что у неё была своя собственная Капля. Вернее, капелька. Настолько крохотная, что Коля никак не мог понять, на чём же это она держится. Пряди волос колыхались. Золотое сокровище то выныривало на поверхность рыжего моря, то погружалось обратно.
      - Капля тебя выведет, - тётенька склонилась над Колей и перешла на шёпот, будто у дверей появилась фигура хозяина. Испугавшись, Коля вытянул шею и заглянул за парикмахершу, пытаясь высмотреть, что творится у входа, дабы проверить свою догадку, но мягкие руки тут же развернули Колину голову обратно к зеркалу. А там не происходило ничего сверхъестественного. Обычный лопоухий пацан, становящийся с каждой отстриженной прядкой ещё лопоухее.
      - Не упускай никого, на ком её заметишь, - шёпот заползал в уши и оставался в глубинах памяти. - И запомни, никогда не заходи за мёртвое дерево. Для тебя шаг туда слишком опасен. Ты ещё не готов.
      - Угу, - согласился Коля, ничего не соображая ни про Каплю, ни про какие-то там мёртвые деревья, стоящие неведомо где.
      - Готово! - простыня слетела с шеи, обсыпая клочья, не желающие покидать высоту. И Коля принялся выбираться из мягкой глубины.
      - Двадцать рублей, - объявил зычный голос и Коля полез за деньгами. Его место уже занял субъект лет тридцати с кудрявыми длинными волосами, никак не желающими укладываться в стройную причёску.
      - Сколько у вас "Модельная" стоит?
      - Тридцать пять, - отрапортовала парикмахерша.
      Субъект призадумался. То ли ему не хотелось вылезать из уютного кресла, то ли в остальных местах стрижка имела более высокую стоимость, но он решительно кивнул головой. Парикмахерша вытащила машинку и воткнула белый штепсель в замызганную розетку.
      Коля не понимал, почему ещё несколько минут назад она показалась ему молодой. Самая обыкновенная пожилая женщина. Полная. Невысокая. Усталая. У которой впереди почти что полная смена. Золотая капелька, если она и была взаправду, теперь затерялась среди тускло-рыжих волос. Всё её внимание теперь безраздельно занимал новый клиент.
      В вестибюле не оказалось ни большой Капли, ни хозяина, ни ОМОНовцев, которые должны были придирчиво осмотреть Колину остриженную макушку и горестно отправиться на поиски другого кандидата в преступники. Администраторша тоже не подавала признаков жизни. Коля спустился по ступенькам на пыльный асфальт и побрёл в школу. Волшебное время закончилось, начиналось самое что ни на есть реальное. Впрочем, всё обстояло не так уж и плохо. Рядом не крутился ни Шило, ни кто-то другой на букву "Ш". Обычные незнакомые школьники обгоняли Колю то слева, то справа. И Коля прибавил шаг. Всё указывало на то, что звонок вот-вот раздастся, разделяя успевших и опоздавших.
      В ряды первых Коля не попал. Трель звонка тихо и зловредно проверещала, когда до крыльца ещё оставалось метров пять. Кто-то впереди искусно на ходу переодевал обувь. Коля так не умел. Поэтому он пристроился в маленьком коридорчике, где копошилось немало опоздавших, и принялся натягивать на правую ногу узкую кроссовку. Наконец, работа была завершена. Рука нащупала в мешке вторую кроссовку, а Коля решил на полминутки разогнуться, чтобы передохнуть. Но тяжёлая рука придавила его спину.
      - Палочки, Наркота, палочки, - зашипел властный Пашкин голос. Колю передёрнуло от испуга. Он не отвертелся. Сейчас палочки заберут и прости-прощай сказка. А уж что натворит Пашка с восемью палочками и подумать страшно. Но ничего не поделать. Теперь уже ничего.
      Со стороны раздевалки показалась завуч Анна Васильевна для переписи населения, не уложившегося в установленное время. Народ вокруг засуетился, ускорился и просачивался в другую раздевалку мимо дежурных, бдительно проверявших наличие второй обуви.
      Коля не спешил. Всё без толку. Никуда не отпустит его безжалостная Пашкина рука, пока не отдаст Коля свои палочки. А может и потом не отпустит. Боже, сколько же ещё лет придётся учиться со всеми этими Пашками и Владянами. Доживёт ли Коля? Выдержит ли? Может и прав хозяин. Ведь послушай его Коля, не пришлось бы сейчас стоять и тупо смотреть на матово-коричневые Пашкины ботинки, испещренные белыми царапинами.
      Пашка тоже не спешил. Никакой выговор не мог сравниться с четырьмя палочками, которые он сейчас заберёт. Это же так здорово - подойти и забрать то, что тебе нужно. И Наркота даже не пикнет. Пока. А вот если Пашка всё-таки схлопочет из-за него выговор, тогда и Наркоте не поздоровится. У, придурок. Стоит раком, подняться не смеет. Так бы и вмазал. Но нельзя. Сначала палочки. Да и завуч мешается.
      Коля тоже с надеждой посматривал на завуча. А толку? Вот сейчас их фамилии запишут и отпустят. Пашка прижмёт его в опустевшем коридоре и... Нет, не мог отдать Коля палочки. И он знал выход из этого пакостного положения. Правда, выход позорный. Но какой бы то ни был выход, а Коля должен его использовать. Должен! Ведь огромаднейшее количество народа так до конца жизни не прикоснутся к сказке. А в Колины руки сказка угодила уже повторно. Коля предал её, а она его простила. Простила предателя. Так неужели придётся предавать и сейчас?
      Пашкина рука поползла к воротнику, намереваясь ухватить и придать Коле бодрости, но тут она почувствовала под собой пустоту. Наркота покраснел от натуги и сверзился на пол, где закатил глаза и задёргался.
      Коля старался на славу. Припадков за ним никогда не замечалось, но в соседнем классе такое несчастье выпало одной девочке. И в жаркие дни на общих построениях она внезапно падала навзничь со страшно дёргающейся головой. Руки и ноги её выплясывали в пугающем танце, а изо рта лезли пузыри, как из бутылочки шампуня, когда её старательно болтаешь, а потом резко надавишь на бока. Пузыри у Коли получались не очень. Да и откуда, скажите вы мне, взялись бы у Коли настоящие пузыри. Зато руки и ноги ходили ходуном. Тень заслонила шарик люстры. Над Колей склонилась завуч. Пора было останавливаться. Если бы догадливый народ поспешил вызвать скорую, то приехавшие доктора без труда рассекретили бы Колин обман. Но на Колино счастье все убегали не к телефону, а в свои классы, на ходу придумывая правдивые причины своего опоздания.
      Коля медленно поднялся, изображая подламывающиеся ноги.
      - Коноплёв? - уточнила Анна Васильевна.
      Коля кивнул.
      Анна Васильевна потрогала Колин лоб и несколько успокоилась.
      - Давно это у тебя?
      - Не-а, - мотнул головой Коля. - Да это так, ерунда.
      - Может к врачу.
      - Да не надо, - заныл Коля. Встреча с врачом не входила в его планы.
      - Заниматься-то сможешь?
      Коля кивнул. Автоматически. Завуч задумалась. "Сейчас домой отпустит!" возликовал Коля и тихонько чихнул.
      - Ладно, иди в класс, - распорядилась Анна Васильевна и удалилась, не записав Колю как опоздавшего.
      Коля приуныл. За несколько пронёсшихся секунд он уже успел увериться, что волеизъявлением завуча его отправят из школы. Но, не судьба. Однако, Пашки нигде не наблюдалось. Ни в коридорчике, ни в раздевалке. Даже дежурные, переждав схлынувшие массы, убежали с постов на уроки. Коля скользнул по стеночке и осторожно заглянул за угол. Никого. Коля поднялся на третий этаж, подождал, прислушался. Ни единого звука. Коридор пустовал. Колины пальцы всё ещё сжимали четыре кусочка сказки. Он сумел отстоять своё волшебство. Вот только надолго ли?
      Глава 31,
      которая повествует об удивительных превращениях, случившихся в классе
      - Запишем новое правило, - сказала Ирина Сергеевна и в дверь осторожно постучали.
      Класс вопросительно повернулся к двери. Она с лёгким скрипом приоткрылась и в щель просунулась круглая голова, обрамлённая светлыми лохмами. Голова принадлежала Компрессу, тоже шестикласснику, но не из Колькиного класса и не из Венькиного. Компресс определил нужное направление и уставил на Ирину Сергеевну чёрные глаза-пуговки.
      - Вас к телефону, - пропищал он и исчез.
      - Хм, - удивилась Ирина Сергеевна и направилась к двери, - не шуметь, приказала она напоследок, - переписывать упражнение тридцать семь.
      Не прошло и секунды, как дверь плавно щёлкнула за учительской спиной, а Пашка уже оказался рядом с Колькой.
      - Палочки, - прошипел он.
      Коля не отвечал, он только натужно похрипывал, так как его шея оказалась в жёстком захвате Пашкиного локтя. Горло едва пропускало воздух, и Коля чувствовал, что надолго его не хватит. Да и какое там надолго. Внутри уже разливалась слабость. И тоска. Та самая тоска, когда ничего не можешь противопоставить свалившимся на голову неприятностям. Владян нанёс точный удар по почкам.
      Класс занимался своими делами. Кто базарил, кто переписывал тридцать седьмое упражнение, кто задумчиво смотрел в окно на беспечных малышей, играющих в песочнице детского сада, расположенного напротив школы. Колю били не впервой, поэтому ничего удивительного для народа не происходило.