— Отлично, давайте сделаем заказ, а потом я все объясню, — вступает Ларри.
Так мы и делаем. И Ларри начинает.
— Так вот. Я являюсь главой предприятия «Сладкое наслаждение Ларри» — или «Трипл фудз», как мы теперь называемся. Переименования, — говорит он, понизив голос, — это мое проклятие. «Сладкое наслаждение» исправно служило мне двадцать лет, но недавно ко мне явился юный консультант по менеджменту и сообщил, что лучше бы сменить название. Сперва мы не отнеслись к этому серьезно, но он провел социологическое исследование показалось, представь себе, что многие полагают, будто мы производим сексуальную продукцию или что-то в этом роде.
— А вы производите? — спрашиваю я, отпивая шампанского.
— Разумеется, нет. Только мороженое и прочие холодные десерты.
— Так. Вы случайно не извращенец? — продолжаю я свой допрос.
— Прошу прощения?
— Не наркоман?
— Помилуйте…
— Вы когда-нибудь носили женское белье?
— Ну хватит уже! — Ларри ставит бокал на стол, и даже Джимми в ошеломлении перестает жевать. — Я понимаю, что вы защищаете интересы своей матери, но это уже слишком.
— Нет. Я защищаю свои интересы. Давайте продолжим.
Некоторое время мы молча взираем друг на друга, но все же продолжаем. Джимми назаказывал себе кучу всякой еды и теперь в священном ужасе взирает на зеленый салат у меня на тарелке.
— Вы что, соблюдаете диету? Но зачем? Вы итак прекрасно выглядите. Я вот в жизни не считал эти калории. — Он любовно поглаживает живот.
Ларри жестом останавливает его и продолжает:
— Итак. Мы сменили название пять лет назад. За это время мы заключили несколько крупных контрактов, наладили продажи мороженого в Лондоне. Мы поставляем холодные десерты в сотни ресторанов. Верно я говорю, Джимми? (Джимми кивает. У него полный рот риса и щеки раздулись, как у хомяка.) Вдобавок мы по-прежнему продолжаем торговать мороженым вразнос.
— Прошу меня простить, — говорю я, отодвигая пустую тарелку. — Но я не знаю, что вам сказать. Впервые мы встретились… э… пять дней назад, верно? (Ларри кивает.) В этот момент вы были одеты так, словно сбежали из «Счастливых дней», ездили в фургончике с намалеванным знаком «Осторожно, дети!» и повсюду, где бы вы ни появлялись, вас сопровождали эти жуткие «Зеленые рукава». А теперь вы сидите здесь, одеты как щеголь из Сити и рассуждаете о контрактах, поставках и менеджерах. Может кто-нибудь объяснить мне, что происходит?
— Ну, если вы так все это воспринимаете, то я могу понять ваше удивление, — признает Ларри. (Я должна была это предвидеть. Моя мать связалась с ненормальным.) — Хорошо. Я — управляющий и генеральный директор «Трипл фудз», одной из крупнейших компаний по производству пищевой продукции в стране.
Что?
— Так что же, вы — миллионер?
— Да. Во всяком случае, на бумаге.
Поверить не могу. Моя мать, которая никогда в жизни не стремилась к богатству, стала невестой МИЛЛИОНЕРА. А я, раз пятьдесят просмотрев фильм «Как выйти замуж за миллионера», по-прежнему одинока. Где справедливость?
— Так почему же мама ничего не сказала мне в пятницу?
— Она ничего не знает, — отзывается он.
— Вы шутите?
Ларри качает головой.
— Я очень часто вспоминаю те давние дни, когда я был простым мороженщиком и у меня не было ничего, кроме моего фургончика, — объясняет он. — Мне нравится смотреть на эти улыбчивые детские рожицы. Эта ребятня, которая вечно окружает мою тележку и выгребает из карманов мелочь… (Так-так. Давайте уточним. Какое же зрелище более приятно — улыбчивые рожицы детей или их деньги?) Так что я нанял старый фургон, надел униформу и поехал в Бет-нал-Грин. Я только на минуточку остановился у Коламбия-роуд, и Лили подошла, чтобы купить мороженое. Так мы и встретились. Мы не могли в это поверить. Она была счастлива, что моя давнишняя мечта исполнилась — в детстве я хотел стать мороженщиком, — и я не стал говорить ей всего. А потом, когда мы уже стали встречаться, узнал, что она терпеть не может богачей и считает деньги злом. Она видела, — Ларри кидает на меня быстрый взгляд, — как сильно они изменили вас. И я просто не осмелился сказать ей. Да, Джимми? И она полагает, что я по-прежнему живу в своем маленьком домике — он здесь ниже по дороге. Дункан-Террас.
Что? Это ведь моя любимая улица во всем Ислингтоне, с плакучими ивами и маленькими садиками по обе стороны от мостовой…
— Итак, она до сих пор ничего не знает? — спрашиваю я, а официант ставит перед нами очередную перемену блюд.
— Нет. И не говорите ей. Во всяком случае, не сейчас. Я сам ей скажу, когда мы оба будем к этому готовы. Пока что она считает меня обыкновенным мороженщиком, ивы сами видели: она вполне счастлива.
— Но…
— Нет, Трикси. — Он вскидывает руку, прерывая меня. — Я сам все расскажу, когда придет время. А вы будете молчать — особенно если хотите, чтобы я помог вам сохранить работу.
— Что?
— Я все знаю. О сделке и о лимите времени. Ваш друг Кристофер сказал мне об этом, когда мы сидели в«Олд Паррз Хед»… Нет-нет… — Он снова останавливает меня жестом, пресекая любые протесты. — Не надо его обвинять. Я заставил его мне все рассказать. Когда мы встретились в банке, вы выглядели такой несчастной, несмотря на радостное известие. Я понял: что-то вас гнетет. Я заставил Криса расколоться… И вообще, — он кивает на мою тарелку, — ваша еда стынет.
Я ковыряюсь в тарелке. Подумать только! Я стану падчерицей мультимиллионера. Вот уж вправду есть Бог на небе!
— В любом случае, я буду рад вам помочь. В конце концов, именно по вашей милости наша компания заключила грандиозную сделку, — сообщает он и вооружается вилкой. — Видите ли, если гора не идет к Магомету…
— О чем это вы? — Я совершенно запуталась. А Джимми как ни в чем не бывало достает из портфеля бумаги и раскладывает их по столу.
— Все дело в той вечеринке, которую вы устроили несколько недель назад. Лили сказала мне, что вы остались недовольны мороженым, хотя вашим друзьям оно, кажется, понравилось… Ну всем, кроме той, что с венерическим заболеванием. (Я киваю и бормочу себе под нос: «Лиз».) Лили сказала, вы очень жалели, что мороженое не американское, и меня это задело за живое. Почему это американская продукция лучше, чем наша? Неужто мы совсем ни на что не способны? Так что мы отправили Джимми в Штаты вместе с нашими образцами и в итоге заключили сделку, да, Джимми? — Его коллега с энтузиазмом кивает, так что мебель в кабинете начинает трястись. — Им очень понравилось наше мороженое. Торт с лимонным суфле произвел настоящий фурор. Так что теперь нам нужно поднимать фонды, поскольку мы подписали договор с одной из крупнейших фирм по производству мороженого и выходим на мировой рынок…
Я кладу вилку на стол. Я больше не могу есть. Желудок свернулся в тугой комок. Может, теперь я смогу и вовсе бросить работу. Позабыть о дурацком ультиматуме Джима и просто жить на те денежки, которые мне будет отстегивать любящий отчим?
Голос Джимми вторгается в мои мечты.
— Мы получили право производства нашей продукции в Америке и еще в некоторых странах. Мы собираемся построить там фабрики. — Он передает мне бумаги. — Как видите, нам нужны займы в японских иенах, греческих драхмах и албанских леках… — Он глядит на меня. Да, серьезно. Албанских леках. Они сума сходят от нашего «Тутти-фрутти». Есть и еще несколько стран, но главное сейчас — это американские доллары. Нам их нужно около пятидесяти миллионов.
Я принимаюсь просматривать бумаги. Да, проекты впечатляют. У этой компании большое будущее.
Джимми продолжает:
— Два крупных агентства подтвердили наше право на получение кредитов. — Он протягивает мне два отчета. — Как видите, они были снами предельно честны.
Я читаю отчеты. Хорошо. Очень хорошо, в самом деле. Это сильно упростит мне задачу. Инвесторам нравится иметь дело с клиентами, чья платежеспособность подтверждена кредитными агентствами. Ибо это означает, что компании проверены и вынесен вердикт, что они прочно стоят на ногах и не обанкротятся. Кому охота отдавать деньги без возможности получить их назад? Инвесторам тоже не нравится.
Я жестом подзываю официанта.
— Бутылку вашего лучшего шампанского. И… — я извлекаю свою кредитную карту, — пришлите счет сюда, пожалуйста. (Он кивает.) Отлично, джентльмены. — Я улыбаюсь Ларри. — Похоже, мне пора идти. Время не ждет, а вам, я полагаю, хотелось бы поднять фонды как можно скорее. Со своей стороны, и я заинтересована в скорейшем заключении сделки. Так что я отправляюсь работать. Выпейте за мое здоровье, а я подниму бокал вместе с вами, когда дело будет закончено.
Я встаю, пожимаю руку Джимми и целую Ларри в щеку. Он заливается румянцем, а потом извлекает платок и принимается стирать следы помады.
— Не хочу, чтобы Лили подумала, что у нее появилась соперница, — смеется он. — Держите нас в курсе событий и, если вам понадобится встретиться с кем-то из нас, просто назовите время и место. Кстати, я знаком с вашим управляющим. Мы поставляли наши десерты на свадьбу его дочери. Надо будет предложить Лили…
— Передайте ей, — говорю я, — что на ее свадьбе я согласна нести все, что ей только заблагорассудится…
Среда, 1 ноября
(до «Дня X» 3 дня — у Лили отличный вкус в плане мужчин)
Я сижу в такси, молясь, чтобы оно ехало побыстрее. Я хочу как можно скорее вернуться в банк и начать работать над «сделкой сделок». Я так увлечена бумагами Джимми, что едва слышу болтовню водителя, который рассказывает, как на прошлой неделе возил какую-то важную шишку.
Я без стука врываюсь в кабинет Джима и нетерпеливо подпрыгиваю, ожидая, пока он закончит трепаться по телефону. Мэри врывается вслед за мной, бормоча, что была не в силах меня остановить. Отдыхай, Мэри.
— Ну, что еще, Трикси? — раздраженно спрашивает Джим, поспешно убирая в ящик стола какие-то бумаги, и добавляет: — Нет. Если ты пришла спросить, можешь ли ты уволиться из банка на два дня раньше, ответ — нет.
— Не говори глупостей. — Я размахиваю отчетами у него перед носом. — Я заключила сделку.
С«Трипл фудз». Думаю, ты знаешь. Крупная частная компания. Они хотят взять ссуду в пятьдесят тысяч долларов, но это только начало. Их мороженое раскупают как горячие пирожки. Прости, — прибавляю я, видя, как кривится Джим, — но это так. По всему миру. Глянь на страницу два.
Он берет у меня отчеты и внимательно их изучает.
— Обрати внимание на проекты продаж в Японии, — указываю я. — Ив Ирландии. Они собираются брать регулярные займы и хотят, чтобы я координировала их.
Джим поднимает глаза и печально качает головой.
— Что?! — восклицаю я. — Что еще тебе надо? Я заключила сделку. Вычеркни мое имя из списка кандидатов на увольнение. Из того самого списка, что ты спрятал в стол. — При этих моих словах Джим краснеет, однако продолжает качать головой.
— Ты получила одобрение отдела кредитов? — Он перелистывает несколько страниц.
— Нет. Но компания получила допуск от двух кредитных агентств. Это кое-что да значит.
— А ты организовала обменные операции для поддержки фондов?
— Нет, но это не займет много времени. Я сделаю это, как только получу добро от отдела кредитов, — настаиваю я, хотя начинаю чувствовать некоторую неуверенность.
Джим, кажется, совсем не рад.
— Ты нашла торговых агентов, которые будут продавать облигации от имени «Трипл фудз».
— Э… нет, но… — Я замолкаю. Где объятия и поздравления? Где восторженные слова, вроде «я всегда в тебя верил, даже когда ты не верила сама»? Может, я пришла в неудачное время? — Но посмотри на заключение кредитных агентств. Оно просто великолепное. Это как раз такая компания, какие нравятся инвесторам… Может, мы даже будем получать по нескольку коробок мороженого вместе с каждой выплатой… — Кажется, Джима и это не вдохновляет. — Ладно, может, и не будем, — продолжаю я. — Но признай, это грандиозная сделка.
— Почему, — устало спрашивает Джим, — ты не заключила эту грандиозную сделку раньше? (Глупенький. Потому что раньше я не знала, что моя матушка выходит замуж за генерального директора этой компании. Я работала со всей возможной скоростью — в сложившихся обстоятельствах.) Пойми ты, что эту сделку невозможно официально утвердить до пятницы. Это просто нереально.
Я не могу в это поверить. Джим говорит серьезно. Я наконец-то заключила сделку, но слишком поздно. Может быть, мне не хватило всего суток… Банк примет в качестве клиента, но я этого уже не увижу: меня здесь не будет. Работать с «Трипл фудз» будет кто-то другой. Я собираю со стола бумаги и выхожу из кабинета Джима, игнорируя ледяной взгляд Мэри.
Я прохожу мимо собственного места и останавливаюсь только возле стола Бладхаунда. Он с беспокойством смотрит на меня. А я кладу перед ним отчеты.
— На. Заключи эту сделку. Я тебе дарю. — А потом возвращаюсь к своему столу и усаживаюсь, бездумно глядя в компьютер.
Ларри звонит, чтобы узнать, как я добралась и когда ему следует прийти, чтобы подписать бумаги. Я отвечаю, что добралась нормально и сообщу о деталях в ближайшее время.
— Почему вы не позвонили мне в понедельник? — внезапно я срываюсь на крик. — Тогда у меня еще был бы шанс!
Но я уже знаю ответ. Контракт с американцами был подписан только в понедельник вечером. Его копия, отправленная по факсу, попала в «Трипл фудз» только в девять вечера в понедельник по лондонскому времени. И будь честной, Трикси: даже если бы Джимми Монро позвонил в понедельник, ты бы не смогла с ним встретиться. Ты была слишком занята извращенцами и женским бельем.
Бладхаунд просматривает бумаги и поворачивается ко мне.
— Я не понимаю. Это готовая сделка. Причем не одна. Все честно. Почему ты отдаешь ее мне?
— Потому что у меня не хватит времени ее заключить. Слишком поздно. Ее не успеют утвердить до пятницы, а Джим не склонен давать мне послабление. Бери, бери. Пусть она достанется тебе. А на премию обновишь свой гардероб. Ну, пожалуйста. — Я делаю ударение на этом последнем слове.
— Но, Трикси, — Бладхаунд не отстает. Он вообще настойчив, надо отдать ему должное. Видимо, он и Джулии так добился. Уговаривал, пока она не сдалась. — Разве такая сделка не стоит отсрочки?
— Слушай. — Я чертовски устала от всей этой трепотни. Возьми сделку, Бладхаунд, и заткнись наконец. — Отдел кредитов никак не успеет одобрить ее до пятницы. Я не нашла торговых агентов, не выработала структуру и не собрала документацию. На это требуется три дня. У меня просто нет выхода.
— Но, — продолжает настаивать он. Джулия, должно быть, от него без ума. Он как собака с мозговой костью: вгрызается, вгрызается, вгрызается, пока не высосет весь мозг до последней капли. — Какого рода структуру ты планировала использовать? У тебя наверняка были какие-то идеи?
— Конечно, — отвечаю я, — у меня были идеи. Я все продумала еще в такси. Я собиралась работать с фунтами и привлекать местных инвесторов, которые знают эту компанию и любят ее продукцию. А потом перевести фунты в доллары. Проще простого. Если взглянуть на ситуацию на рынках… — Нажимаю несколько кнопок, выводя на экран графики и диаграммы. — Я предполагала, что компании следует сделать заем следующим образом… — Я демонстрирую еще несколько графиков. — А теперь, Бладхаунд, прошу меня извинить. Мне нужно позвонить кое-каким своим знакомым и сказать им «до свидания».
Я отворачиваюсь и сижу, уставясь в стол. По щекам медленно текут слезы. Слезы разочарования. Или злости. Как я могла быть такой дурой? Зачем тешила себя призрачными надеждами? Мне давно уже следовало понять, что об этой работе можно забыть.
Пятница, 3 ноября
(«День X» настал — но… последнее желание приговоренного исполняется)
Вчера я целый день, как автомат, обзванивала агентов по найму и разных знакомых, которые могли что-то знать о вакансиях. О работе для человека, который утратил карьеру и теперь готов на все, чтобы вернуть ее назад. Все, как один, были со мной неизменно вежливы, но все, как один, уже знали омоем провале. В Сити слухи расходятся быстро — от улицы к улице, из банка в банк. Так, водном банке мне сообщили, что не могут меня принять, поскольку у них существует правило не употреблять спиртного во время ланча, а я известна как человек, это правило злостно нарушающий. В другом сообщили, что я, оказывается, спала с Джимом и сам управляющий застал нас в самом что ни на есть двусмысленном положении. Не знаю даже, что меня больше возмутило: такое пятно на моей репутации или такое предположение относительно моего вкуса. Я имею в виду Джима.
Я очень люблю всяческие китайские вещи, особенно эти короткие жакетики, которые были в моде несколько лет назад, но я ненавижу сплетни. То, как ловко искажаются любые факты, странное убеждение — как моих сослуживцев, так и коллег из других банков, — что они знают буквально все, в том числе и обо мне, и о причинах моего провала. Разумеется, каждый воспринимает события в меру своей испорченности, но передавать все эти слухи и сплетни — это просто-напросто мерзко.
Утром пришла Лили, чтобы достойно проводить меня. Мы убили кучу времени, исследуя мой гардероб и выбирая подходящий наряд — нечто такое, что показывало бы: может, и уволена, но не повержена. Но вот подойти к дверям помахать мне на прощание — на это ее уже не хватило.
Джулия прислала цветы и записку. С советом не вешать носа и с предложением вечером выпить шампанского. Я уходила на работу в начале седьмого, но она ухитрилась успеть. Я была твердо намерена явиться на работу пораньше и предстать перед Джимом на утреннем собрании.
От Ларри и Джимми вестей не было, но, вероятно, они знают, что произошло. Бладхаунд наверняка им сообщил, коль скоро он теперь с ними работает. Да и, зная Лили, могу предположить, что она вряд ли хоть на минуту закрыла рот за последние тридцать шесть часов. Я рассказала ей, что заключила сделку (не уточняя, с кем именно), но уже не успеваю получить официальное подтверждение. Бедный Ларри. Похоже, мне надо бы купить ему затычки для ушей в качестве свадебного подарка.
Я вхожу в банк в шесть тридцать, мило улыбаюсь охранникам. Они встревоженно глядят на меня. Само собой, они тоже в курсе. Надо думать, они уже наготове и только ждут сигнала, чтобы вторгнуться в офис и препроводить приговоренных на выход вместе со всеми вещичками.
Бладхаунд через силу улыбается мне, а я усаживаюсь за стол и принимаюсь выдвигать ящики, вынимая свое имущество. Обнаружив нашу с Сэмом фотографию — тех дней, когда мы еще были счастливы, — я машинально перевожу взгляд на его стол. Сэма нет на месте, но стол его украшен яркими лентами и мишурой. Неужели он соблазнил группу поддержки?
Впрочем, сегодня моя последняя акция демонстративного протеста, адресованная Джиму, совершенно бесполезна. Джим не пришел на утреннее собрание — очевидно, уехал на очередные переговоры с какими-нибудь новыми клиентами, — и председательствует Киаран, так что мое раннее появление может оказаться кстати. Он, не осмеливаясь взглянуть мне в глаза, пытается узнать мое мнение о положении на рынках на будущей неделе, и я отвечаю, что рынки проживут и без меня.
Мы с Бладхаундом выпиваем по последней чашечке кофе, и не успела я выпить последнюю каплю, как приходит Джимова секретарша Мэри и просит меня проследовать к Джиму. Я поднимаюсь на ноги, прошу Бладхаунда присмотреть за моими вещами — дабы охрана их не повыкидывала. Он клятвенно обещает, что мое имущество останется в целости и сохранности.
Я иду вслед за Мэри: в лифт и на четвертый этаж, где располагаются начальственные кабинеты. Несколько лет назад банк оборудовал эти кабинеты кнопками тревоги, на тот случай, если кто-нибудь из работников банка, узнав о своем увольнении, впадет в ярость. Но сегодня кнопка им не понадобится. Я абсолютна спокойна. Я смирилась. Я не собираюсь им возражать.
От лифта Мэри сворачивает направо, и мне приходится ее окликнуть, дабы сообщить, что идет она не туда. Мэри не обращает внимания. Она шагает по коридору — его стены украшены картинами с видами лондонского Сити в разные эпохи. И останавливается возле комнаты Фитцвиллиама, названной именем бывшего директора банка, который стяжал неувядаемую славу тем, что установил женские туалеты на том этаже, где располагался зал для заседаний правления. Положив тем самым конец сопротивлению старых скряг продвижению женщин вправление банка.
Мэри стучится в дверь, и голос Джима отвечает: «Войдите». Что я и делаю. Ах, быть бы мне раньше такой же послушной — в те времена, когда ничего еще не случилось. Джим сидит за широким дубовым столом, наливает кофе из серебристого кофейника в китайскую чашку и передает ее…
— Ларри? — восклицаю я.
Он поднимает глаза и улыбается. Джимми Монро тоже здесь. Он уплетает датское пирожное.
— Трикси. — Ларри поднимается и пожимает мне руку. Потом он отодвигает одно из кресел и жестом приглашает меня сесть.
— Ларри, — повторяю я как попугай, — что вы здесь делаете?
— Ладно тебе, Трикси, — перебивает Джим. — Ты отлично знаешь, что Ларри и Джимми приехали подписать документы, чтобы ты запустила уже эту сделку.
— Что?
Я припоминаю сегодняшнее утро — до того самого момента, как вошла в эту комнату. Нет. Я уверена, что в рот не брала спиртного. Тогда что это Джим такое болтает? Может, если немного помолчать и дать ему закончить, я что-нибудь пойму?
— Отличная работа, Трикси, — продолжает Джим. (Нет. Пока не понимаю.) — Должен признаться, я даже не думал, что у тебя получится.
Но Ларри рассказал мне, какое великолепное предложение ты сделала ему вереду и что вы оба быстро поняли, как можно достичь оптимального результата… — А затем он произносит что-то очень знакомое. — Эта твоя идея… (Потрясающе знакомое.) Это было вдохновляющее начинание.
Джим извлекает бумаги, те самые, что я передала Бладхаунду, после того как Джим сообщил мне, что у меня нет шансов сохранить работу…
— Итак. — Джим передает Ларри ручку и придвигает к нему бумаги. — Подпишите, пожалуйста, здесь. И вот здесь. И, Джимми, не могли бы вы также поставить подпись?.. Прекрасно, — говорит Джим и поворачивается ко мне: — Трикси, похоже, все готово к тому, чтобы заставить другие банки лопнуть от зависти. Я думаю, мы можем им сообщить… ого. — Он бросает взгляд на часы. — Уже половина девятого?
Я молча киваю, боясь раскрыть рот. Поскольку, если только я это сделаю, оттуда вырвется что-то вроде: «Что, черт побери, здесь происходит?»
Джим вновь обращается к новоприобретенным клиентам:
— Надеюсь, вы оба присоединитесь ко мне в полдень, чтобы выпить по бокалу шампанского. А ты, Трикси, — он переводит на меня взгляд смеющихся глаз, — думаю, предпочтешь бутылку? (Что ж, нынешним утром его предложение, пожалуй, имеет смысл.) Вперед, Трикси. Работай. Ларри и Джимми специально для этого приехали…
Лишь в тот момент, когда я вхожу в лифт и начинаю подниматься на свой этаж, до меня доходит, что в комнате имени Фитцвиллиама я так и не сказала ни слова. Я выскакиваю из лифта и мчусь к своему столу. Бладхаунд болтает по телефону. Впрочем, при моем приближении он поспешно вешает трубку. Не иначе разговаривал с Джулией. Может, она знает, что происходит? И будь я проклята, если я хоть что-нибудь понимаю!
— Ты можешь объяснить мне, что это значит? — накидываюсь я на Бладхаунда. — Я только что была в фитцвиллиамовской комнате, и там Джим, мой будущий отчим и Мистер Ешь-Сколько-Влезет сказали, что мне дано добро на сделку с «Трипл фудз». Честно тебе скажу, у меня бывали провалы в памяти, но чтобы вот так…
Бладхаунд глубоко вздыхает и достает из ящика блокнот.
— Погляди, — говорит он. Это похоже на конспект нашей беседы — в среду, когда я разъясняла ему, что к чему со сделкой «Трипл фудз». — Я записал все это и понял, что ты права. Все очень просто. Простая сделка. Почему же она должна была занять столько времени? Ты заключила ее. В чем проблема?
— Ну, например, в том, что я, оказывается, передала документацию в отдел продаж, в отдел кредитов, организовала обменные операции — и все это, не пошевелив ни единым пальцем. Более того: я этого вообще не помню, чтобы я это делала.
— Ты сделала самую трудную часть. Ты нашла клиента и разработала структуру. А несколько твоих друзей, — он медлит и понижает голос, — доделали оставшуюся часть. — Я молча смотрю на него, и Бладхаунд прибавляет: — Поскольку они решили, что будет несправедливо, если из-за такой малости ты потеряешь работу. Ты сделала то, чего требовал Джим, но он оказался мерзавцем и изменил правила игры.
— Так что случилось?
— Ну… — Он явно колеблется. — Я поговорил с Киараном и объяснил ему ситуацию. Он согласился переговорить с торговыми агентами и с инвесторами. И что ты думаешь?.. (Если Бладхаунд полагает, что я сейчас способна думать, то он большой оптимист: я словно живу в параллельной вселенной.) Им понравилась эта идея и эта компания. Так что ты сможешь даже увеличить размеры сделки. А потом он навел шухер в отделе кредитов.
— Как это?
Ну, у отдела кредитов было слишком много работы, и они сказали ему, что смогут рассмотреть твой запрос не раньше понедельника. Но он не отступился и выяснил, что они работают над шестью сделками Манфреда. Тогда надавил на нашего немца, и твою сделку пропустили вне очереди.
— Как ему это удалось?
— Он договорился с нашим рестораном, и они изъяли из меню квашеную капусту. А потом сказал Манфреду, что его команда не может пропустить ни одну из шести сделок, поскольку инвесторы не доверяют немецким компаниям.
— А это правда?
— Не знаю, но Киаран был весьма убедителен. Манфред согласился отсрочить свои сделки, и у департамента кредитов образовалось время, чтобы разобраться с «Трипл фудз». У них все оказалось более чем хорошо. Никаких проблем не возникло. Киаран даже переправил им некоторые отчеты, которые Ларри забыл тебе дать.
— Кажется, Киаран серьезно во всем этом поучаствовал.
— О, да. Мы ничего не смогли бы сделать без его помощи — также, как и без Джулии. Она пришла сегодня в два часа утра, когда мы отлаживали последние детали, и принесла нам пиццу. Мы усадили ее печатать и рассылать факсы другим банкам. Это заняло уйму времени; она до сих пор не может понять, как ей это удалось.
— И?
— Мы позвонили Ларри около полуночи, рассказали, что мы делаем, и примерно к двум приехали юристы. Так что… — он смотрит на меня и улыбается, — когда ты оказалась здесь, сделка для «Трипл фудз» была готова.
Я просто не могу в это поверить! Киаран, Бладхаунд и Джулия трудились, чтобы спасти мою карьеру. Вдалеке я вижу Киарана, он что-то объясняет своей команде. Выглядит, разумеется, великолепно: в черных брюках и кремовой рубашке, строен, как тополь. Он оборачивается, ловит мой взгляд и усмехается.
— А как же сокращение штатов? Джим ведь должен был кого-то выставить. Если не я… тогда кто же?
Бладхаунд неторопливо поднимает руку и указывает в направлении Сэмова стола. Ленты и мишура… Это не обозначение новой победы или очередной ночи страсти. Коллеги украсили таким образом стол в ознаменование его исчезновения.
— Сэм? — Я недоуменно смотрю на Бладхаунда. — Он действительно ушел? Но почему?
— Он зарвался, — объясняет Бладхаунд. — Банк начал серьезно опасаться предъявления иска по поводу сексуальных домогательств, и потом: когда разошлись слухи насчет триппера, руководство окончательно впало в панику.
— Но он приносил банку доход. Неужели это никого не волновало?
— На самом-то деле не приносил.
— Как это так?
— Он сделал несколько серьезных ошибок относительно валютных рынков. Оказывается, одна из его любовниц — астролог, и она предсказала, что он сможет сделать верный расчет и наилучшим образом использовать деньги банка в тот момент, когда солнце будет находиться под влиянием чего-то там — и все в таком духе. Знаешь эту шутку про Уран? Так вот, он на это повелся. Киаран случайно узнал правду. Он недавно был на вечеринке и поговорил с одной девушкой, которая оказалась бывшей любовницей Сэма…
Киаран говорил с какой-то девицей?! Слова Бладхаунда вонзились мне в сердце, словно кинжал. Впрочем, сам он этого не заметил и с увлечением продолжает рассказывать, как сегодня сутра пораньше Сэма препроводили из банка. Еще до того, как я пришла. Он был так зол и ошарашен, что схватил ключи от служебного «Порше» и прямо перед носом охранника швырнул их в канализационную решетку.
— Так или иначе, — говорит Бладхаунд, — это мы обсудим позже. Вечером я расскажу все в подробностях, когда прихватим Джулию и пойдем куда-нибудь. А сейчас лучше взяться за работу, если мы хотим управиться с этой сделкой в срок. Вперед. За работу!
Он ободряюще сжимает мою руку, а я наклоняюсь и целую его в щеку.
— Джулия очень счастливая женщина, — говорю я ему. А потом отхожу от Бладхаунда и направляюсь к столу Киарана.
Он заметил меня и идет мне навстречу, так что мы встречаемся вдалеке от любопытных ушей его команды.
— Кажется, я должна тебя поблагодарить.
Он смотрит на меня, но в глазах нет обычного озорного блеска. Он выглядит усталым. Вымотанным вконец.
— Не за что, — вежливо отвечает он. — Полагаю, теперь мы квиты — вот и все.
Квиты. Почему это звучит так ужасно? Как приговор. Что-то закончилось, не успев начаться.
— Возможно. Но все равно спасибо тебе.
Я отворачиваюсь и иду обратно, повторяя про себя слово «квиты», принуждая мысли снова вернуться к сделке, оставляя свою личную жизнь за спиной… Внезапно я слышу свое имя. Я оборачиваюсь. Киаран стоит там, где я его оставила, и что-то говорит, но я не могу расслышать. Я делаю шаг к нему.
— Прости? Что ты сказал?
— Я спросил, не дашь ли ты мне еще один шанс. Пожалуйста, Трикси. Я так виноват перед тобой…
А я вспоминаю, как часто мне случалось обижать друзей едкими словами. И как пренебрежительно я относилась к маме. О своих амбициях и резкостях. И я понимаю, что не вправе осуждать Киарана.
— Может быть. Но только если между нами больше не будет лжи.
— Я обещаю.
— Очень хорошо! Поскольку я собираюсь кое-что тебе сказать. Откровенно.
— Что?
— Я ненавижу латте!
Примечания
1
Первая продажа акций компании широкой публике. (Здесь и далее — прим. персе.)
2
Игра, напоминающая хоккей с мячом, только вместо клюшек у игроков — метлы.