Полковник засмеялся:
      -- Представляешь, картинка! Очнулся мужик -- голова от боли раскалывается... по бокам "служили два товарища", как черти злые -- то духовское казначейство бери, то японцев развлекай, то "языка" захватывай... Зико на него рычит, его с утра не кормил... и я эдак по-хозяйски в чемодане с баксами роюсь. Ему бы плакать и волосы на себе рвать, а он как распластался на полу, как завопил: "Родные вы мои! Русские! Ну, слава Богу". Подумал, значит, что его чичики вычислили и заловили, и теперь за воровство кожу заживо сдерут.
      Ремеслук пожонглировал пачками:
      -- Так что бери, Сергей, не сомневайся. Там и парням осталось, и мне. Все по-честному. Кто нам еще за спасение страны, панимаш, заплатит, если не мы сами? Какое там, слова доброго ни от кого не услышим!
      Я не стал упрямиться, забрал ремеслуковский презент, поднялся наверх и закинул его в сумку. Одну пачку предусмотрительно распатронил -- в ресторан так в ресторан! -- и вернулся к полковнику.
      ... Вскоре мы уже сидели в самом уютном уголке "Голубого дельфина", на посещении которого, вопреки брезгливой мине Юлия Леонидовича, настоял я. Настоял, ссылаясь на повышенную безопасность заведения, что было чистой правдой, учитывая личность его хозяина. На самом же деле, я сделал то, что и собирался. Поблагодарил Сашку Лукина за труды братца. Лукин, кинув взгляд на Ремеслука, понятливо кивнул и обслужил нас лично, отказавшись из уважения к посетителям от своих "голубых" приколов.
      Леонидыч на этот раз, как ни странно, был немногословен и сразу перешел к делу:
      -- Значит, Сергей, у тебя в Москве последнее дело осталось. Я, как и обещал тебе, помогу. Помнишь, я имел ввиду Мадину. Теперь слушай и оцени: все было четко заранее спланировано. После того, как мы взяли под контроль базы, я поставил шамилевский офис на прослушку. В общем, дальнейшие шаги их Папы было нетрудно предвидеть.
      Шамиль собирается сделать ноги за границу. Это понятно. Если бы мы взяли просто чеченские деньги, данные в кредит регионам, были бы возможны варианты. Но мы взяли деньги агентства "Новое будущее": а это -объединенные капиталы восьми стран и пяти международных преступных групп, которые и собирались заново "приватизировать" Россию. Перед своими Шамиль худо-бедно объяснился бы, но эти... не поймут. Базы у нас ему не отбить, это он просекает: не всю же Чечню на штурм "Ильича" и "Дубков" поднимать? Остается одно. Бежать в Европу. Благо, и недвижимость, и счета в банках есть. Желательно изменить внешность. Этим и должен был заняться захваченный нами Знарок, да не успел. Шамиль чувствует, что у него под ногами земля горит. Торопится. Рассчитывает поменять облик на месте, судя по всему. Но одному ему бежать скучно.
      Три часа назад он позвонил своей любовнице в Грозный. Заметь, любовнице. Двух жен и детей бросает. Позвонил и сказал: в аэропорту Шейха Мансура, который бывший Северный, уже стоит личный, заправленный самолет с проверенным экипажем. До вечера заканчивай сборы и вылетай: нас ждет Европа.
      Ремеслук скромно потупил глаза и поковырял вилкой бефстроганов:
      -- Проблема Шамиля в том, что его услышала и поняла не только любовница, но и я. И перезвонил Баратынскому, попросил его ребят перехватить подругу на аэродроме. Так что до Шамиля любовница вряд ли доедет: парни Викторовича уже там дежурят с ее портретами. Но самая большая проблема Шамиля даже не в этом. Ну-ка, посмотри на фотографии: кто есть кто?
      Полковник залез во внутренний карман своего пиджака и вытащил три фотоснимка: на двух -- женщины анфас, на одной мужчина в полный рост. Да как же не узнать! Раз Мадина, два Мадина. Только фотографировалась, наверно, в разное время: на одном снимке у нее волосы короткие, на другом -- уже успели отрасти.
      А вот мужчина... Так это же я. Хотя... стоп, стоп. Прямо как в анекдоте про чукчу: лицо, вроде бы, мое, но рубашка не моя. На "мне" камуфляж, "я" стою на фоне гор, согнув ногу в колене, уткнув правую руку в бок. Довольно типичная армейская фотография. Только вот... не снимался я никогда в таком камуфляже, расцветка у него не та. Да и горы, и небо над ними -- другого, не афганского, цвета. Это еще на черно-белой фотографии перепутать можно, а на цветной -- ни в жизнь. Так что... лицо и фигура мои, а горы, небо и форма -увольте. И что все это значит?
      Нет, Ремеслук сегодня положительно сам ни свой. Ни шутки, ни улыбки, ни мата.
      -- Это, Сергей, известная тебе Мадина, -- полковник показывает на женщину с короткой стрижкой, -- а это -- Сажи, любовница Шамиля и полная копия Мадины.
      Как видишь, мы не только водку трескали, но и Шамиля разрабатывали, искали к нему подходы. Целых два года искали, просмотрели личные дела более четырехсот тысяч беженцев из Чечни, и нашли-таки одного двойника, точнее, двойницу несравненной подруги чеченского Папы. В последней дюжине личных дел нашли, когда совсем уж отчаялись: по статистике у каждогоесть один двойник на сто восемьдесят семь тысяч, кажется, прочих граждан, а нам все не попадалась и не попадалась вторая "Сажи".
      И -- наконец-то! Дело было где-то месяца за три до твоего приезда в Москву, тогда "чехи" только еще планировали операцию по "изъятию долгов регионов", согласовали все с местным Поднебесьем. Мы подходы к Шамилю искали по другому поводу: после поражения России в чеченской авантюре начался гигантский передел сфер влияния в криминальной среде. Все нити держал в своих руках именно твой знакомец.
      И вот вышли на Мадину, стали просматривать с Платоновым ее досье: 1975 года рождения, вдова, погибший муж -- старший лейтенант бывшего МВД ЧИАР. Паша, ради интереса, разыскал и его личное дело. А как раскрыл его, так и ахнул: "Леонидыч, смотри-смотри!" Ну, я смотрю: парень как парень, ничем не примечательная внешность, таких миллионы... А Платонов мне: "Так он же полный двойник Сереги Неволина, моего коллеги по группе "Символ"!" Так твоя фамилия и всплыла. Я-то тебя тогда, сам понимаешь, не знал. Спрашиваю Пашку: "Кто такой?" Он мне и рассказал твою историю с подробностями. Я его выслушал и говорю: "Паш, а чего ж он не с нами?" И родилась мысль, тебя подключить. До поры до времени мысль забыли, но как только дело о "золоте регионов" зашло, сразу вспомнили: в таких операциях лишних надежных людей не бывает. Н-да...
      Ремеслук потыкал вилкой в успевший остыть бефстроганов и решительно отодвинул тарелку в сторону. Мне за его рассказами тоже есть не хотелось, хотя со вчерашнего вечера маковой росинки во рту не было.
      Полковник отхлебнул апельсинового сока и продолжил:
      -- На работу с Мадиной времени по нашим меркам ушло не много. Знакомство под пашиной "крышей", несколько собеседований, ввод в курс дела, подписка о неразглашении... Девочка оказалась очень подготовленной, недаром жена бывшего милиционера, дважды ей ничего повторять не приходилось. Да и устремления сошлись: у Мадины появилась возможность посчитаться с басмачами за замученного мужа. Мы перед ней ничего не скрывали, прямо сказали: "Если согласитесь работать с нами, вам уготована роль "отмычки". И ее это не смутило.
      А дальше... Паша и я познакомили Мадину с Баратынским, с несколькими ребятами, которые могли стать ее партнерами в планируемой акции -- ты ведь тогда только подразумевался. Платонов из архива "Символа" твою фотографию достал, показал Мадине...
      -- Эх, мужики, мужики... -- Ремеслук сжал губы и зажмурился, -- Мы все о делах своих, расчеты свои строим точные, как в математике, планируем... Ни Паша, ни я представить себе не могли, не захотели, скорее... какая у девчонки реакция будет, когда тебя увидит. Взяла она в руки фотографию, смотрит на нее, нас с Платоновым слушает, а сама где-то далеко-далеко... Потом спрашивает: "Кто это?" Паша, что считал нужным, рассказал. С тех пор у Мадины, вплоть до твоего приезда, будто крыша поехала. Мы сперва опасаться стали: потеряли человека... работника! Нет, девочка, несмотря на свои годы, многое повидала, воля у нее железной оказалась. Только приезда твоего все время ждала.
      Ну, мы с Пашей что-то чувствовали, насколько мы, мужики, вообще можем чувствовать... В общем, Мадина... как это сказать?.. захотела еще раз с мужем побыть, что ли. Ты этим мужем и стал, Неволин, в первый день своего приезда, помнишь?
      Я молча кивнул.
      -- А ты, признайся, подумал... Ремеслук и в самом деле бардак разводит, девочками гостя развлекает...
      -- Эх, мужики, мужики, все-то у нас проще! -- Юлий Леонидович, уйдя в воспоминания, незаметно для себя повысил голос. Не осознавая, что подобная фраза в этом заведении прозвучит, как минимум, двусмысленно. Несколько однополых парочек уставились на нас, привлеченные горестной сентенцией полковника. Тот заметил постороннее внимание и сразу перешел на пониженные тона:
      -- Ну ладно, я-то... Я ведь знал уже всю историю Мадины, знал, к о г оона ждет... хоть как-то понимал, что у нее в душе творится. А ты... "Девочку подать?" -- "Да-а-вайте!" А еще говоришь: "Я не Зико вам!"
      Ну вот. Приехали. Я еще и виноват оказался, что уединился с Мадиной, как и предлагал Ремеслук. Если бы она мне не понравилась... если бы я шестым чувством не уловил, что она почему-то очень хочет меня... если бы мне не показалось, что у всей бардачной атмосферы "Махаона" есть своя подоплека -я бы послал Ремеслука в тот день далеко и надолго.
      "Если бы!" Опять самообман. Опять вру самому себе. Все дело, конечно, в той девочке из Белого Дома. В Марии.
      ..."А ты похожа на нее как сестрица, но, конечно, не она. К сожалению"...
      Да уж случилось, как случилось. Душу перед Ремеслуком изливать, рассказывать ему про свои видения, про Марию, совершенно не хочется. Какой смысл? Чтобы выглядеть в глазах полковника хоть немного лучше, чем я есть?
      Что касается будущей роли Мадины, уготованной ей хитроумным полковником, я ее, кажется, уразумел. Пора возвращать Ремеслука к нашим баранам. К барану, точнее. К Шамилю, который далеко не баран.
      Я уже привык, что появление в разговоре Зики -- верный признак того, что полковник перегрелся и готовится остывать, упражняясь в остроумии.
      Точно! Не успел я рта раскрыть, как...
      -- А-а-а, все правильно! "Былого не вернуть, а будущего нету", как поет мой друг Миша Шуфутинский, -- в глазах у Ремеслука заметались чертики, -Это даже хорошо, что вы ночь провели. Это... как в балете... партнеры должны переспать, чтобы лучше чувствовать друг друга в танце...
      -- Юлий Леонидович, кстати, о танце. Подтвердите мои мысли: Мадина -"отмычка" и...
      -- И! Ребята Баратынского задерживают на денек прилетевшую Сажи, она погостит у меня. Ты работаешь с Мадиной. Она, под видом любовницы Шамиля, заявляется в офис "Темпа-А" и ликвидирует "авторитета". Курс Мадина у моих бойцов прошла неслабый. Твое дело -- обеспечить ей отход, прикрыть от преследователей. А своих людей я, извини, тебе не дам. Они и так уже славно потрудились, да еще операцию по изъятию закладных у "Нового будущего" им осуществлять. Твоей помощи в том не требую, но и помочь больше, чем Мадиной, не могу... Если согласен, обговорим детали.
      Несколько минут я осмысливал сказанное Ремеслуком, хотя решение принял, в общем-то, сразу. Паузу взял только для того, чтобы его перепроверить. По привычке: перепроверять даже окончательно принятое решение, чтобы потом не оказалось, что эмоции в определенный момент возобладали над разумом.
      Полковник ждал ответа. Я постарался ответить с соответствующей интонацией. Чтобы, с одной стороны, не обидеть Ремеслука, действующего из лучших побуждений, а с другой -- отбить у него охоту оспаривать то, что я для себя уже принял:
      -- Видите ли, Юлий Леонидович... Я, наверно, аморальный тип, что даже вы успели подтвердить... но и у меня есть некие представления. Конечно, ваше предложение -- за которое я благодарен -- вполне укладывается в рамки того, что нам читали в балашихинской "учебке": "При осуществлении акции все нормы морали должны быть отвергнуты... главное -- достижение поставленной цели" Но... я плохой ученик... и использовать женщину в качестве "отмычки" не стану. Тем более, что у меня, благодаря японцам, есть другой помощник...
      Ремеслук с удивлением посмотрел на меня
      -- Помощник, который и окажет содействие в ликвидации Шамиля. Шамиль -это уже чисто мое дело. Хотя... спасибо за поддержку еще раз...
      Я медленно пил сок и следил за реакцией полковника. Все-таки, не хотелось, чтобы мы расстались, недопоняв друг друга.
      Юлий Леонидович по-прежнему пристально смотрел на меня и молчал. По глазам его было невозможно прочесть, о чем он думает. Он ждал, пока я выскажусь, и даже не стал расспрашивать о японской поддержке, которая его, безусловно, заинтересовала. Что ж...
      -- Я надеюсь справиться сам. А Мария... То есть, Мадина... Знаете, если у вас появились резервные средства... позаботьтесь о ней. Устройте на работу к Пашке -- продюсерские дела у нее пойдут... с бытом помогите. Только сначала... насчет этой нашей ночи... воспоминаний о муже... Оплатите ей курс реабилитации у доктора Морозова. Он единственный, кто в России профессионально занимается посттравматическим стрессом. По себе знаю, как со стрессом даже здоровому мужику живется: накаты эти постоянные... неадекватные решения... поиски миражей... многое, что посторонним дикостью кажется. А девочке, как я понял, довелось хлебнуть. Позаботьтесь о ней... как о дочери... а со своими делами я постараюсь разобраться. Это мое решение.
      Я сказал то, что сказал, и приготовился выслушать от полковника упреки в неблагодарности, по меньшей мере. Еще бы: они с Платоновым провели работу, спланировали все до миллиметра, а тут появляется Неволин, весь такой заботливый, и рушит все их труды в одночасье.
      Мальчишество, крайний непрофессионализм: "устройте -- позаботьтесь -помогите со здоровьем"! Но вместо ожидаемого разноса, я получил совсем другое. Полковник протянул мне через стол руку:
      -- Спасибо тебе, Сергей! Я, признаться, ничего иного от тебя и не рассчитывал услышать. А о девочке я так и подумывал... то, что ты сказал. Позабочусь о ней, естественно.
      Я крепко пожал руку Ремеслуку. Он прикрыл глаза и на мгновенье показался мне просто старым и очень усталым человеком.
      ... Седина на висках, как у моего деда...
      -- Знаешь, Серега... А то забрал бы Мадину с собой. Она к тебе неравнодушна, я же вижу. Да и ты... мог бы, наверно, быть счастлив с ней.
      Миражи. Возвращение воспоминаний о жизнях, не нами прожитых. Дерзкая попытка вернуться в прошлое.
      -- У меня не получится. Это была бы красивая, но... всего лишь сказка. С неизвестным окончанием.
      -- Ну, смотри... -- полковник быстро поднялся и дружески двинул меня кулаком, -
      . .. Мне показалось, будто что-то укололо грудь...
      -- Закончишь с Шамилем, загляни напоследок. Сумку с деньгами не забудь. Спасибо тебе еще раз и... удачи!
      Я остался один. Да, все-таки непонятный мы народ. Намечаем себе какую-то цель, упорно преодолеваем препятствия на пути к ней и нет нам в этом равных. Видим хитрый "замок", подбираем к нему изящную "отмычку" и... прячем ее в драгоценную шкатулку, а запоры взламываем, как и встарь: с помощью молотка, кувалды и какой-то матери.
      Идем к одному... приходим к чему-то совершенно противоположному и... радуемся! Оказывается, мы подсознательно и изначально стремились к тому, к чему и пришли.
      Как обозначить такое поведение? Как отечественное разгильдяйство? Как мистическое состояние таинственной русской души? Пусть над этим размышляют философы и психологи...
      ГЛАВА 20
      -- Я расскажу тебе про своего друга по имени Каэи Дзюдзо. Возможно, его история окажется и поучительной, и полезной...
      Я сижу в "Дельфине". Ремеслук только что покинул меня. И тут как тут возник Хаттори. Как и обещали японские спасители, Хансо-сан из кожи вон лезет, чтобы помочь в осуществлении моего плана: последнего похода на шамилевский бастион. Я мысленно соглашаюсь: "рассказывай!".
      -- Дело было в провинции Токугава. Местные власти приказали опытному ниндзя по имени Тонбэ выследить и ликвидировать своего собрата по ремеслу -Каэи Дзюдзо, нанявшегося в услужение к князьям, собиравшимся эти самые власти свергнуть.
      Тонбэ, однако, узнал в предполагаемой жертве своего старого друга и не стал его убивать. Посовещавшись, они разработали план, который должен был удовлетворить обе враждующие стороны.
      Тонбэ отвел Дзюдзо в резиденцию сегуна и доложил, что противник взят живьем. Сегун повелел немедленно казнить негодяя, но Дзюдзо испросил разрешения покончить с собой самому.
      Сегун и его свита, заинтригованные предстоящим зрелищем, удобно расположились в зале и несчастному Дзюдзо был выдан короткий тупой нож. Поскольку ниндзя мог не соблюдать во всех тонкостях ритуал сэппуку, он не стал разоблачаться и ограничился тем, что по самую рукоять вонзил себе нож в живот. Одежда густо пропиталась кровью, умирающий, дернувшись несколько раз, растянулся на полу. Труп был выброшен в ров, а сегун и его свита устроили пиршество по случаю благополучного завершения операции.
      В ту же ночь замок был подожжен со всех сторон. Коварный Дзюдзо вместо своего живота вспорол брюхо задушенной крысе, предварительно заткнутой за пояс. Отсидевшись во рву до темноты, он воспользовался рассеянностью часовых, пробрался в замок, поджег его и безнаказанно скрылся...
      Хаттори умолкает, ожидая реакции на рассказ.
      Что ж, прием с проникновением в замок (в моем случае -- в офис Шамиля) под видом "пленного" хоть и авантюрен, но эффективен. Только вот не думаю, что, попадись я в лапы к кунакам авторитета, эти самые кунаки дадут мне самостоятельно "покончить" с собой. Уж больно легкой покажется им такая смерть. Нет, они не ограничатся ролью пассивных зрителей, они сами захотят поучаствовать в представлении.
      Хаттори принимает мои доводы:
      -- Тогда другая история. Может быть, из нее ты почерпнешь сам принцип... На одну из деревень напали воины самурая Такатоки. Часть населения ушла в лес перед набегом, часть осталась, чтобы не выследили ушедших и не перебили весь клан. Староста деревни -- глава местного сообщества ниндзя -- принял решение вступить в бой. Но силы были слишком не равными.
      Первый помощник старосты, молодой ниндзя Дзиро попытался защитить свою жену, но был тяжело ранен. При нем самураи обесчестили ее, а затем разрубили мечами. Напоследок они выбили Дзиро один глаз и оставили ему жизнь, сочтя, что опасаться его больше нечего. Но ниндзя поклялся отомстить Такатоки.
      Через несколько месяцев самурай получил письмо от неизвестного ему Дзиро с вызовом на синкэн-себу -- поединок на мечах, который должен обязательно закончится смертью одного из участников. Такатоки усмехнулся, считая себя непобедимым, и хотел было отказаться -- достойно ли аристократу биться с простолюдином? Однако Дзиро выдвинул интересные условия: если он проигрывает, то весь его клан переходит в подчинение к Такатоки. Если же Такатоки падет от меча ниндзя, то никто из людей самурая никогда не тронет жителей деревни. Такатоки решил, что условия выгодны, а победа несомненна.
      Через день они сошлись в поединке. Одноглазый Дзиро был явно слабее противника. Ниндзя терял силы с каждым ударом и, наконец, пал, пронзенный мечом самурая.
      Такатоки подобрал с земли легкий, короткий меч несчастного Дзиро -дешевое оружие, в рукоять которого, однако, был вделан крупный бриллиант. Аристократ, очарованный его красотой, протер камень от крови. В тот же миг отравленная игла, укрепленная на пружине в рукояти меча, вонзилась в руку победителя.
      Такатоки все понял -- он действительно пал от меча Дзиро, хотя и выиграл поединок. Перед тем, как в последний раз закрыть глаза, верный слову самурая, он приказал своим воинам оставить в покое клан Дзиро...
      Эх, Хаттори, Хаттори, к чему ты хочешь меня сподвигнуть? К тому, чтобы я вызвал своего кровника на честный поединок? Поставил, например, на кон "золото регионов"? Шамиль-то, конечно, придет... Но ты забываешь, дорогой Хансо-сан, что чеченский Папа -- не самурай, и доверия к его слову не может быть никакого.
      Хаттори снова миролюбиво соглашается:
      -- Есть древняя притча о лисе и кошке...
      ... О, сколь же ты велеречив и иносказателен сегодня!..
      -- Лиса и кошка отправились однажды на прогулку. Лиса хвастала, что знает сотню способов избежать опасности. Кошка скромно заметила, что ей знаком всего один. Их беседу неожиданно прервала набежавшая свора собак, и кошка мгновенно вскарабкалась на дерево, тогда как лиса стала соображать, какой из своих способов применить, но так и не решила, поскольку собаки не стали ждать и разорвали ее...
      Хаттори выдержал паузу, а потом счел нужным пояснить:
      -- Может быть, тебе мой опыт, действительно, ни к чему. Может быть, тебе стоит обратиться к своему, пусть и менее богатому.
      Лучше использовать один прием, но тот, которым ты владеешь в совершенстве... как кошка из притчи.
      Правда, в мои времена говорили, что у притчи есть и иное окончание. В виде вопроса: "... что бы стала делать кошка, если бы рядом не оказалось дерева?"
      Да, Хаттори ты прав. Надо вспомнить свой опыт. Тем более, что... собаки не станут ждать! Если мне не удастся осуществить задуманное сегодня вечером, уже завтра Шамиль будет в благополучной Европе. Пусть и без любовницы. И в истории моей -- золото стране вернули, но самый главный преступник сбежал -не будет жирной точки.
      Итак, о собственном опыте... Во-первых, что, собственно, требуется? "А" -- проникнуть в офис "Темп-А", причем, желательно в отсутствие охранников. Опыт общения с ними я уже поимел и не скажу, что он чрезмерно приятен. "Бэ" -- ликвидировать моего кровника Шамиля. "Вэ" -- беспрепятственно уйти с места акции. И "Гэ" -- отправиться домой. В печенках у меня уже сидят все эти войны! Такая вот "абэвэгэдейка"...
      Самое сложное, почти невыполнимое в этом плане -- получить доступ к телу Шамиля без охранников. Теперь, после известных событий, они наверняка ни на шаг не отходят от своего патрона.
      Должны быть очень веские обстоятельства, чтобы... они отлучились -- да не один, а, по возможности все сразу! -- и покинули стены своей неприступной крепости...
      ... Раздумывая так, я даже не заметил, что по старой привычке изрисовал чуть ли не всю салфетку маленькими чертиками. Иногда такая живопись помогает мне концентрироваться. Непроизвольно я взял в руки заказанную мной бутылку коньяка, на котором настоял Ремеслук, но к которому за всеми разговорами так и не притронулся. И... что-то похожее на решение пришло мне в голову.
      Интересно так бывает: думаешь, анализируешь вводные, решая какую-нибудь задачу -- а ответ не вытанцовывается. И вдруг... совершенно посторонний предмет... игра слов... ассоциации... наталкивают на разгадку.
      Бутылка с коньяком -- прекрасная вещь. Убойная. В особенности, если в нее налит... не коньяк. Забавная мысль.
      Далее... что же черти мне покоя не дают? Рука сама выводит и выводит их на салфетке... Какая-то ассоциация ускользает от меня, очень важная ассоциация... С чем она связана? С формой чертенят? С рогами, хвостом, копытцами? Нет, не то...
      Ох, да вот же оно! Разгадка -- в самом слове! Механически повторяя про себя -- "ЧЕ-рти... ЧЕ-рти" -- я и не понял сразу, что твержу абсолютно другое: "ЧЕ-слав... ЧЕ-слав..."
      Какой Чеслав? Да, конечно же, Чеслав Млынник, бывший командир рижского ОМОНа, мой случайный знакомый. Почему Чеслав пришел на ум? А, вот это уже совсем не сложно!
      Помню, в кампании, в которой мы познакомились, Чеслав рассказывал об одном приеме, который меня профессионально заинтересовал и который я отложил в дальний уголок памяти. И, надо же, теперь вспомнилось, пригодилось!
      А историю Млынник поведал такую.
      Ему и еще пяти омоновцам необходимо было захватить вильнюсский телецентр, который к тому времени, полностью контролировали бойцы "национальных сил Литвы". Бойцов -- больше сотни, все они неслабо вооружены, прямая атака на их позиции была попросту самоубийственной.
      В течение всей ночи Чеслав предлагал через мегафон националам сдаться, угрожал немедленной атакой.
      Первое обращение националы восприняли всерьез, подготовились, но атаки не последовало.
      Ко второму извещению о начале штурма они отнеслись уже с прохладцей... и атака вновь не состоялась.
      Над третьим бойцы уже смеялись... А когда Млынник повторил свои угрозы в четвертый и пятый раз, националы не без оснований сочли, что командир маленькой группки просто "поехал крышей".
      Командир ОМОНа, однако, достиг главного: очередное его заявление расхолодило противника, успевшего неоднократно убедиться, что за словами дела не последует.
      И когда -- в очередной раз -- Млынник известил о начале штурма, и штурм действительно последовал, многочисленные "националы" не оказали отчаянной группе ни малейшего сопротивления, будучи полностью деморализованными...
      Отлично! Это уже кое-что... Бутылки с коньяком, в которых не коньяк... млынниковская тактика. Но! Не хватает еще одного промежуточного звена. Дважды бутылки в ход не пустишь, а мне нужно отвлечь телохранителей Шамиля хотя бы пару раз, чтобы они и думать забыли о своих прямых обязанностей. Бутылки подействуют... убойно... это я сам себе могу гарантировать. Но нужно что-то еще, может быть, даже более убойное... хотя, казалось бы, уж куда убойнее!
      Так. Теперь из собственного опыта. В бытность мою офицером "Символа", Долматов читал нам курс по технике диверсий. В курсе этом был даже подраздел такой: " Экзотические методики при проведении акции".
      Составители курса отнюдь не были повернуты на всем загадочном и непонятном. Они, будучи материалистами до мозга костей, твердо знали: экзотика в нашей профессии бывает чрезвычайно полезной... противник, сталкиваясь с необъяснимыми или шокирующими явлениями, резко теряет боеспособность.
      Ага, вот любопытный момент из этого курса. Зарубежный опыт, так сказать. Американский. Акция разведчика Эдварда Лэндсдейла на Филиппинах. Суть его трюка заключалась в том, что в районе, где находились базы повстанцев, был пущен слух о появлении в этих местах мифического вампира, которого смертельно боялись все местные жители.
      Для подкрепления слуха диверсионная группа устроила засаду и, схватив одного из партизан, сделала у него на шее две ямки якобы от зубов вампира. Дав крови вытечь, труп положили обратно на тропу. Через несколько дней подверженные суевериям повстанцы покинули данный район.
      Суеверны ли мои чеченские друзья-бандиты? Верят ли они в вампиров? Уверен, что нет. Но американский опыт с вампирами, если его творчески препарировать, очень даже подходит к ситуации... "Чехи" плохо воспринимают мистику, зато обладают, как правило, взрывным темпераментом, люто фанатичны и подвержены неконтролируемым вспышкам гнева. Если же при этом оскорбить их любимую победоносную символику...
      Да, план действия почти полностью вырисовался! Синтез русско-японско-американско... ммм... советских методик -- это вещь, знаете ли!
      -- Сашок, -- окликнул я маявшегося у стойки бара Александра Повсикакьевича, -- будь другом, принеси "трубу" и, если есть, справочник телефонный...
      Лукин быстро принес "дельту", "Желтые страницы" и уселся за столик:
      -- Не помешаю?
      -- Нет, Саня, нет...
      Я прикусил губу и быстро пролистал книгу
      ... "Гостиницы"... "Городские власти"... "Городские коммунальные службы"...
      Вот, то, что надо! "Городская санитарная станция по отлову бродячих животных". Бойня, проще говоря. Если еще и дозвониться удастся...
      Я откинул крышку мобильника и набрал номер:
      -- Девушка, здравствуйте. Скажите, к вам овчарки кавказские поступали?
      -- Поступили... Четыре за последние сутки. Три кобеля, одна самка. А что вас интересует?
      -- Да я бы выкупил у вас экземплярчик. А скажите, среди ваших кобелей дохлого не найдется?
      В трубке раздались короткие гудки. Лукин недоуменно уставился на меня и покачал головой. Я ругнулся и заново настучал номер:
      -- Але, девушка, не кладите трубку, пожалуйста. Это не розыгрыш. Я доцент кафедры условной и безусловной рефлекторики животных...
      .. . эк, загнул! По-моему, глупость какую-то сказал. Остается надеяться на серьезный тон и отсутствие у девицы специфических познаний...
      -- ... московского государственного Университета. Нам для проведения лабораторных опытов требуется именно мертвый экземпляр кобеля кавказской овчарки. Я готов сейчас же подъехать, если такой имеется, и заплатить за бесхозное мертвое животное, как за живое. Триста долларов вас устроят?
      В трубке некоторое время молчали, потом совещались, зажав мембрану рукой, с каким-то Петровичем и наконец разрешили:
      -- Хорошо, подъезжайте. Начальник говорит, что интересующий экземпляр у нас, вроде, имеется...
      Я захлопнул трубку. Честно говоря, по тону девицы мне показалось, что я только что взял грех на душу. Нет у них мертвого кобеля и в помине, но за триста зеленых неведомый Петрович расстарается и подпишет смертный приговор какому-нибудь "кавказцу".
      -- Саня, у меня к тебе несколько просьб. Честное слово, последние, -- я развернулся к Лукину, и тот понимающе подмигнул. Дескать, излагай, что уж с тобой поделаешь?!
      -- Нужен надежный, чистый ствол ... штуки три бутылки из под коньяка, чем дороже и экзотичнее, тем лучше... какой-нибудь пакет большой, желательно двойной и непрозрачный, чтобы... собаку в нем перенести...
      -- Ничего себе наборчик! Где же я тебе такой пакет здоровый достану? Коробки, ящики -- это пожалуйста, а в пакетах наш ресторан ничего и не получает... Хотя, постой, разве что сахар украинский по пятьдесят килограммов в мешке. Такой подойдет?
      Характерная у Повсикакьевича реакция. Прикупить в московском кабаке "своему" у "своего" хоть пистолет, хоть ракету среднего радиуса действия -раз плюнуть. О бутылках из под коньяка -- и говорить не приходится. А вот с пакетами... с пакетами -- проблемка! Дефицит, понимаете ли!
      Спустя полчаса мы уже сидели в директорском закутке Лукина, на столе передо мной лежал весь праздничный набор. Бельгийский браунинг, 1911 года выпуска, в смазке... как он здесь только, такой новенький, ни разу не пользованный, оказался? Три пустые бутылки из под какого-то крутовороченного французского коньяка. И два вместительных мешка с надписью " Цукер. Мэйд ин Юкрейн" на боках.