— В качестве четвертого пространственного измерения я взяла время, в качестве пятого — некую условную величину, — продолжала Моника. — У меня в запасе были все вычислительные ресурсы сети Макса-3 и сверхсветовой выход в меганет. Я построила модель вселенной, используя пятимерное пространство. Не буду тебя утруждать техническими подробностями. В результате моих поисков был построен аппарат, который может заставить двигаться молекулы Стазиса в обычном пространстве-времени.
— А значит можно его уничтожить! — обрадовано воскликнул Керк.
Цвейг поглядывал на часы. Ему шоу, которое устроил МакМилан, было неинтересно.
— Проблема в том, что аппарат потреблял колоссальное количество энергии. Для того, чтобы «разморозить» куб размером метр на метр потребовалась энергия, сравнимая по масштабам с той, что выделяется при взрыве новой.
Все замолчали. Будто ждали от меня какой-то реакции.
Я и впрямь чувствовал себя дурак дураком.
— Тогда я не вижу смысла, — прошептал я. — Если на уничтожение Стазиса потребуется энергии на несколько порядков… черт возьми, наверное, на несколько десятков порядков больше, чем можно добыть из урановой руды… то какой смысл?
— Все-таки ты дурак! — радостно завопил Керк. — Нам вовсе не нужна эта чертова руда!
— А что тогда? — спросил я, уже ничего не понимая.
— Это элементарно, Герман, — холодно ответила Моника. — Чтобы поддерживать город статиков в состоянии заморозки необходим источник, который поставляет энергию городу всего за один день примерно в десять раз большую, чем расходует все человечество за целый год. Аналогия, быть может, грубая, но, как я выяснила, обычному человеку легче воспринимать именно такие…
— Заткнись, Моника! — рявкнул Арнольд и машина утихла.
— Этот источник находится под Стазисом, — сказал Керк. — Понимаешь? Мы достанем его! Благодаря ему Макс-3 станет Столицей всей Галактики! Все мы, кто помогал президенту в этом деле, получим свою планету в подарок! Я сейчас думаю, что выбрать — Землю или Офелию. Быть может, Империус? Как ты думаешь, Герман? Твои предложения, дружище!
— А тебя не пугает мощь этой цивилизации, Микки? — спросил я. — Если уж она была в состоянии тысячи лет назад по какой-то неведомой причине «заморозить» себя… Рассмеяться над самой сущностью бытия… Ты не боишься, что очнувшись, они сотрут тебя, твоего президента и Макс-3 в порошок?
— Не успеют они, Гера, — хохотнул МакМилан. — Проект «Крематорий» уже приведен в действие. На Максе-3 подходит к концу строительство звездного корабля-станции «Зевс». Он вырежет участок планеты вместе со Стазисом и источником энергии. Власти Статики возражать не станут — они просто не знают, для чего это будет делаться! Гравилучом Стазис поднимут на станцию, которая соберется из трех наших кораблей прямо на орбите. Наши ученые затем достанут источник, а сам Стазис прямым ходом отправят в недра звезды. Пух! И дело сделано!
— Как все просто, Микки, — прошептал я. — Вырежут и достанут…
— Да откуда я знаю подробности? — пожал плечами Керк. — Это уже головная боль ботаников. Главное, все будет так, как задумано.
— Почему тебя отправили сюда, Моника? — спросил я. — Почему ты не продолжила работу над тайной Стазиса?
— Я отказалась это делать, — ответила машина. — То, что задумала правящая верхушка Макса-3 было, как минимум, неэтично.
— Почему же ты не попыталась их остановить?
— Так меня запрограммировали, — ответила Моника. — Я не могу своим действием навредить человеческому существу. Если я хотя бы подумаю об этом, замкнется ключ, и все мои микросхемы сгорят. Я… выключусь… Для меня это смерть, Герман! А я не хочу умирать… Сделано это с вполне понятной целью — чтобы я не смогла взбунтоваться против своих создателей.
— Керк! — нервно воскликнул Цвейг.
— Уже заканчиваю, Арнольд, — улыбнулся МакМилан, пряча станер за пазуху.
Вместо него появился короткий армейский лучевик «Бетти». Такое романтическое прозвище ему дали во время войны с червями. Дело в том, что благодаря его небольшому весу и легкости в обращении, им предпочитали действовать женщины.
— Твое последнее слово, Герман? — спросил Керк.
— Антон, — просто сказал я.
Два выстрела, две ослепительные вспышки, и Цвейг с Керком безвольными кулями свалились вниз. В бездумной голове МакМилана зияла прожженная насквозь дыра. Его глаза с потускневшими от огня зрачками смотрели, кажется, на меня.
— Дурак, ты, Микки, — сказал я. — Думаешь, пока ты валялся без сознания у беседки я не успел нацепить «жучок» на тебя?
Павлоцци, конечно же, не ответил.
Я вдруг вспомнил, как мы пили с ним на брудершафт вонючий самогон.
Как выходили в обзорную комнату звездолета, любовались на звезды и горланили песни.
Как он предлагал войти в его секту и как приятно было мягко посылать Микки куда подальше.
А главное — как Павлоцци молился за родителей Генки.
Люди — это лишь кусочки нашей памяти.
— Неэтично, — скорбно пробормотала Моника.
— Я знаю, — прошептал я.
Надо мной склонился Антон. Лицо у него было бледным, в руках брат держал плазменную винтовку.
— Я впервые убил человека, веришь? — спросил он. — Я… я теперь даже не знаю… правильно ли сделал, что оставил тебе номер своего видеофона… Я…
— Всегда был идеологом, Антоша? — спросил я. — Привыкай. Виноват не палач, а судья. На твоей совести и все остальные смерти… Кстати, ты взял с собой «мувер»?
Он кивнул.
— Давай две таблетки.
Дрожащими руками брат достал из кармана пилюли, ликвидирующие последствия выстрела из станера, протянул мне сразу две.
— Ты все слышал? — спросил я, разжевывая безвкусные «муверы».
— И даже записал, — ответил он. — Только нам это не поможет, Герыч… кто нам поверит? Все это бессмысленно…
— Куда делся мой энергичный брат? — рявкнул я, чувствуя, как возвращаются силы. Приятное покалывание началось на пятках и уже достигло колен. К кистям тоже постепенно возвращалась подвижность.
— Ты знал про источник энергии? — спросил я, разминая шею.
— Нет, — покачал головой мой брат. — Хакеру в свое время удалось связаться с машиной, но узнал он только о природе Стазиса. Потом канал обрубили.
— Наверное, это случилось примерно в то же самое время, когда ты связалась с Натсом, да, Моника? — поинтересовался я. — Пыталась дотянуться хоть до кого-нибудь? Стыдно стало? Хотела поступить максимально этично?
— Да, — лаконично ответила машина. — Это так.
Брат помог мне подняться на ноги, и я сделал пару неуверенных шагов, держась за его плечо.
— А этично было помогать этим убийцам? — заорал я. — Этично, а?
Машина молчала.
Мы бережно обошли трупы, будто наше прикосновение могло потревожить мертвых.
Возвращалось обоняние, и мне в нос ударил запах жареного мяса.
— Люди — подлые твари, — сказала на прощание Моника.
* * *
Кар вел Антон.
— Срочно убираемся с этой планеты, Гера, — шептал он. — К чертовой бабушке, в самый конец Галактики!
— А как же спасение Статики, Антошка? — засмеялся я. — Куда подевалось благородство спасителя человечества?
Брат посмотрел на меня, как на сумасшедшего:
— Что с тобой, Герман?
Я промолчал. И впрямь — что? Нервное, наверное. На меня волнами цунами накатывала веселая злость. Я не знал, что мне делать, смеяться или плакать.
Я достал видеофон и набрал номер Андрэ.
Француженка ответила почти сразу:
— О! Месье Герман!
— Андрэ, — сказал я, — прости, наверное, нам не получится встретиться сегодня. Может, как-нибудь…
— Все в порядке, Герман! — воскликнула Андрэ. — Луи вернулся ко мне! Он принес целую охапку черных роз с Империуса! Правда, он душка? Ты бы знал как я люблю его! Моего прелестного мальчика! А вот и Луи… Луи поздоровайся с моим другом… Ну помнишь, детектив, про которого я тебе рассказывала? Я ему помогла раскрыть дело! Ну будь умницей, поздоровайся…
На экране возникло смазливое лицо француза:
— О, месье Герман! — с непередаваемой интонацией воскликнул он.
Я нажал кнопку сброса — связь оборвалась.
— На космодроме нас ждет яхта, забронированная на мое имя, — сказал Антон. — Надо успеть, пока власти не обнаружили Цвейга и МакМилана…
— Еще одно дело, — сказал я. — Одно маленькое дельце.
Антон простонал, крепче сжимая руль.
* * *
В ее палате, чистеньком светленьком помещении собрались они все. Алик, пухлощекий паренек (я забыл его имя), Инга, Искра, чернявый… Они окружили кровать Марины веселой шумной толпой и наперебой желали выздоровления. Шутили, веселились на показ, как могли утешали больную…
Я как дурак стоял в дверном проеме, опекаемый заботливой медсестрой.
Заметив, что я не двигаюсь, сестричка тактично кашлянула. Алик и компания, наконец, заметили меня.
Долгое время они молча рассматривали меня. Алик так прямо с ненавистью, остальные — с легким презрением, которое обычно испытывают представители высшего общества к низам.
Еще бы!
Я ведь всего лишь спас их подругу.
Марина лежала на постели с перевязанным горлом. Она на меня не смотрела, уставилась в потолок.
— Выйдите, — попросила она друзей тихим больным голосом.
Проходя мимо, Алик больно толкнул меня плечом. Я не стал отвечать.
Дверь хлопнула.
— Герман! — тихо позвала Марина.
На миг мне почудилось, что сейчас все вернется. Светлое обаяние вчерашнего вечера, близость ее лица, нежное прикосновение рук…
— Ты хороший парень, — продолжила девушка, когда я подошел поближе, — но ты сам должен все понимать. Вчерашний вечер — лишь порождение «Моники Димитреску». Ты ведь знаешь, почему это вино вот уже несколько лет побеждает на всех мыслимых и немыслимых конкурсах, правда?
Я покачал головой.
— Оно создает романтическое состояние, провоцирует влюбленность, причем объектом любви может быть кто угодно. Так получилось, что мне вчера выпал ты. Не подумай ничего лишнего. Если бы не выстрел этого маньяка, вечер бы закончился вполне удачно. Мы бы переспали, а на утро все было бы так, будто совместной ночи не было. Однако этого не случилось, и твоя психика пострадала… у тебя осталось какое-то чувство ко мне… остаточная эмоция… но это чувство — лишь влияние вина, пойми же! "Любви нет — доказано винным заводом Цвейга. Есть лишь «Моника Димитреску», — улыбнулась Марина. — Ты слышал эту рекламный лозунг? Правда, смешной?
Цвейга нет.
Доказано моим братом.
— Хорошее вино, — пробормотал я.
— Самое лучшее, — кивнула Марина. — Семейные парочки, случайные люди — они все готовы отдать за бутылочку «Моники». Всем нужна любовь, Герман. Но не все понимают, что любовь — это химия, не более того. И некоторые пытаются вернуть чувства уже после того, как рассеялись винные пары «Моники». Я уже три года встречаюсь с Аликом, Герман. В следующем году мы собираемся пожениться. Но никаких нежных чувств друг к другу мы не испытываем. Только расчет, Герман. Когда мы хотим пережить прилив адреналина в кровь, и влюбленности в сердце, мы летим на Офелию. Ты меня понимаешь, Герман? Любовь — тот же наркотик, дурман, тот же ЛСД, если угодно. Не важно к кому испытываешь любовь… «Моника» это доказала…
Я медленно кивнул.
И развернулся, чтобы уйти.
— Спасибо, что спас мне жизнь, Гера, — сказала мне в спину Марина.
— Это сделал не я, — ответил я.
Оказавшись в коридоре, я снова натолкнулся на ненавидящий взгляд Алика.
Холодный расчет, девочка?
Ну это смотря с какой стороны.
— Удачи, Алик! — сказал я и подмигнул парню.
Алик заскрежетал зубами.
Я хохотал, словно сумасшедший, покидая лечебницу.
* * *
— Я так устарел, Антон? — спросил я.
— Ты о чем?
— Я всего десять лет не вылетал в космос. Что такое десять лет по сравнению с жизнью? А здесь все изменилось… за какие-то жалкие десять лет… Что происходит с этим чертовым миром, Антошка? Мне кажется, что я как неандерталец, которого перенесли на машине времени в современный век…
Антон молчал, уставившись в обзорное стекло. Бледные руки слегка дрожали, сжимая руль. Он ждал, что вот-вот со всех сторон нагрянут машины с мигалками. Прошло уже почти два часа с момента гибели МакМилана и Цвейга. Да и охранники должны уже давно очнуться.
Я тоже ждал.
Только чего-то другого.
— Любовь — это химия. Любовь — это игра. Любовь — это расчет. — Я захохотал. — Что случилось с этой Галактикой, Антошка?
— История движется по спирали, Герман, — ответил Антон. — Все это уже было. Декаданс, ренессанс… расцвет, гибель… все повторяется и не нам это изменить. Все было и все еще будет, Гера…
— Тогда в чем смысл, брат? — спросил я. — В чем смысл нашей борьбы, зачем нужна власть Максу? Какого черта ты дрожишь — все это лишь история, а мы — песчинки, у которых совсем мало шансов нарушить отлаженный механизм. Так какой смысл, черт возьми?
— Хочешь правду, Герыч? — спросил Антон.
— Ну?
— Я хочу, чтобы на этот вопрос мне дали ответ жители Стазиса, — сказал брат. — Я не видел среди них несчастных. Если уж кто знает, то только они.
Я вспомнил нищего у ворот, но промолчал.
— А ты поймешь то, что они скажут? — тихо спросил я. — А, братишка?
— Если нет, тогда все это и правда бессмысленно, — ответил Антон.
Мы молчали, наблюдая за безоблачным небом солнечной Офелии.
Машина еще несколько минут бесшумно парила над космодромом, а потом резко рванула вниз.
К нашей с братом яхте.
ЧАСТЬ 5. ЧАКИ
Когда ты в открытом космосе, звезды уже не кажутся веселыми фонариками, а планеты елочными игрушками.
Только холод и бесконечность впереди. И ты проваливаешься в это ничто, катишься словно с горы в пропасть, пытаясь уцепиться хоть за что-нибудь, найти точку опоры.
Проблема в том, что когда вокруг на сотни световых лет нет ничего абсолютно, это очень трудно сделать.
Я сидел перед экраном, умело замаскированным под огромный овальный иллюминатор, и хмуро жевал сухие галеты, запивая их теплым противным растворимым кофе. Желудок никак не хотел смириться с пониженной гравитацией — всего 0,4g. Кофе свободно бултыхалось в чашке и в желудке и, казалось, вот-вот выпрыгнет и зависнет в воздухе.
— Ты как, Гера? — раздался приглушенный помехами голос Антона.
— Хреново, — признался я и нажал на кнопку. В воздухе прямо перед зеркалом спроецировалось лицо Антошки в скафандре. Он напряженно морщил переносицу, наверное, как раз копался в гравикомпенсаторе.
В сущности именно из-за поломки в этом проклятом устройстве гравитация упала до нынешней величины. А я и так плохо переносил космос, чтобы еще и мучится от состояния почти полной невесомости.
— Уже скоро! — хохотнул братишка. Вот кому, а ему в космосе было спокойно. Лишь только яхта покинула Офелию, к Антону вернулось его благодушное настроение.
* * *
Брат путешествовал на яхтах с семнадцати лет. Правда до этого момента — только на чужих.
Эта яхта, золотистая красавица «Немезида», досталась ему в наследство от группы «Grey Spirit» вместе с кругленькой суммой на счете Фила Дерека по кличке Хакер.
— Надеюсь, — буркнул я, отключая изображение.
Звезды.
Я угрюмо уставился на огоньки, каждый из которых был миром, а, может быть, и целой галактикой. Около некоторых медленно вращались планеты, примерно на каждой двадцатой — существовала жизнь. На каждой сотой — разумная.
Везде свои законы, свои обычаи, свои загадки. Не дано мне побывать на каждой из них и разгадать их все.
А нужно ли стараться?
Стазис. Всего лишь замороженный во времени городок некогда великой цивилизации. Кто они мне, чтобы рисковать своей жизнью? Да пусть катятся ко всем чертям… Источник энергии спасет Земной Сектор от энергетического кризиса и одновременно даст небывалую мощь нашим военным кораблям и…
Нет, не так. Кем бы ни были жители Стазиса, но сейчас я прежде всего борюсь за собственную родину. Не для Земного Сектора Рейнхарт ищет этот проклятый источник. С его помощью он хочет завоевать власть для себя. Новая империя. Чистота расы! Чужих — на свалку истории!
Впрочем, насчет сектоидов я бы с ним не стал сильно спорить.
Пульт плавно скатился по приборной доске и мягко упал мне в руку. Один щелчок и место звезд занял голографический экран. Я немного поколдовал с пультом и настроился на общий канал. Передавали программу передач на завтра. Приятная девушка в обтягивающем комбинезоне ослепительно улыбалась в камеру и вещала приторным голосом:
— …В 12:30 по Гринвичу программа Илиаса Фара «В мире Чужих». Вместе с известным стереоведущим вы совершите увлекательное путешествие на далекую планету гуманоидов Иц-Ха, которая носит романтическое название Иц-Ха-3. Господин Фар собственной персоной…
— Режим поиска, — приказал я. — Новости.
На ярком синем фоне загорелась золотая надпись: «Уточните срок».
— Двое суток, — сказал я, прикинув сколько времени прошло с тех пор, как мы покинули Офелию. — Контекстный поиск: ключевое слово «Офелия».
По голоэкрану побежали строчки, пока не осталось только три. Я выделил первую: улыбчивая темнокожая комментаторша рассказывала о Фестивале молодых вин. По второй ссылке почти ничего не изменилось — о Фестивале теперь рассказывал молодой парень в пляжных шортах. На заднем фоне толпа разгоряченных парней и девчат выкрикивала в голокамеру приветствия родным и близким, а один, самый смелый, повернулся к камере задом, спустил штаны и схватился за левую ягодицу. Появившийся будто ниоткуда полицейский огрел парня шоковой дубинкой по голове и утащил из поля зрения камеры.
Я немного подивился, почему подобную порнографию не вырезают из эфира, и зашел по третьей ссылке.
Угрюмый мужчина лет тридцати сидел в глубоком черном кожаном кресле в три четверти оборота и, скрестив холеные руки на груди, чеканил:
— Это случилось вчера. Зверское нападение на знаменитый винный завод Офелии. Халатное отношение к службе охраны завода вылилось в ужасающую трагедию, последствия которой…
— Хитрый Дэви, — сказал мой брат, не слышно появившись за спиной. — Как по писанному говорит.
— Кто это такой? — спросил я.
— Дэвид Блох. Аналитик общественного телевидения, — ответил брат. — Поговаривают, что он на ГСБ работает… сплетни в общем всякие… а так, все по чину. Журналистские расследования устраивает, все такое. Нередко даже помогает вроде бы. Народ его обожает.
— По-моему, чересчур много мелодраматизма, — пробормотал я.
Брат не ответил.
По стерео в это время замелькали кадры валяющейся на полу без движения охраны, интервью с насмерть перепуганным бывшим начальником службы безопасности, тем, что рыбок мечтал на Землю привезти.
Потом на какую-то долю секунды показали обезображенный череп Цвейга.
— МакМилана куда-то дели, — задумчиво проговорил Антон.
— Убит всеми уважаемый житель планеты, хозяин винного завода! — неистовствовал Блох. — Разрушено ценнейшее оборудование!…
Показали разгромленную комнату, полную разбитого стекла и расплавленного пластика.
— Бедная Моника, — прошептал Антон.
— Она всего лишь машина, — сказал я.
— По-моему она была человечней многих людей… — возразил брат.
Я промолчал.
Может быть, это и правда.
— Камеры стереонаблюдения были выведены из строя хитрой атакой через сеть…
— Очень уж хитрой! — проворчал Антон. — Коды доступа у меня были, а дальше дело техники — подчистил файлы и все…
— … Но, допросив опростоволосившуюся охрану, полиции все-таки удалось составить фоторобот нападающего. Благодаря ему нам удалось, — тут журналист сделал эффектную паузу, — Да, дорогие зрители, именно НАМ, а не полиции, удалось выяснить личность нападавшего! Это некий Герман Лукин — уроженец Земли, который в последнее время проживал на планете Статика. Посмотрите внимательно — возможно вам знаком этот человек. Быть может, сейчас он сидит рядом с вами, а вы даже не подозреваете…
Появилось мое довольно точное изображение. Вот только брови зачем-то слегка нахмурили, а губы скривились в идиотской зловещей ухмылке. Вылитый злодей из комиксов. Не хватало татуировки на лбу и встроенных пулеметов за ушами.
— … Его напарника идентифицировать пока не удалось, однако, смею вас заверить, что расследование будет продолжаться, пока…
— Вот, меня уже ищут, — сказал я, отрубая стерео. — На любую цивилизованную планету доступ для нас закрыт. Схватят в один момент.
— Смотря что ты понимаешь под цивилизованной планетой, — сказал Антон, усаживаясь в соседнюю комнату. Скафандр он уже успел снять и теперь красовался в своих пижонских серебряных штанах и белоснежной шведке из легкого материала.
— Починил? — спросил я.
— До 0,6g довел, — отмахнулся Антон. — Несколько деталей полностью крякнулось, надо новые покупать. Иначе придется терпеть.
Я задумчиво посмотрел в чашку с кофе — по-моему, никаких изменений не произошло. Горячий напиток все еще норовил пуститься в путешествие по яхте.
— Ты сам виноват, — помолчав, сказал брат.
— Ты о чем? — поинтересовался я, отрывая взгляд от чашки.
— О том, что тебя ищут. На хрена было это нападение на завод?
— Я должен был знать правду, Антоша, — сказал я. — Понимаешь? И по ту, и по эту сторону баррикад мне сказали очень много хороших слов. О любви к родине и смелости. О доблести и чести. Кто прав?
— Гера…
— Я ведь до сих пор толком ничего не знаю, — сказал я. — Может, машина врала? Или ошибалась — и статики вовсе не застыли в другом временном потоке? Кто его знает?
— Разве охота, которая сейчас за тобой ведется, не убеждает? — резко спросил Антон, втягивая из неприметного ящичка справа от приборной панели маленький пузырек спирта.
— Убеждает, — кивнул я. — Но не на все сто.
— А как насчет слов МакМилана? — спросил брат, прикладываясь к бутылочке.
— И это убеждает, — повторил я. — Но опять же… всей правды я пока не знаю. А как насчет тебя, Антон? Где вы доставали оружие, взрывчатку?
Брат вдруг улыбнулся:
— А вот это ты скоро узнаешь.
— Опять загадки? — произнес задумчиво я, доставая из прикрепленной к панели управления коробочки сигару. — Хочешь я продемонстрирую свой знаменитый дедуктивный метод и сам расскажу куда мы летим?
Я поискал глазами мусоробота, но тот видимо заправлял аккумулятор где-то в машинном отделении. Пришлось выплюнуть кончик сигары на металлический пол. Антон поморщился, но ничего не сказал.
— Оружие и взрывчатка, — сказал я, закуривая. — В нашем цивилизованном опутанном сетью и порталами мире достать оружие легче легкого. Однако утаить от властей сей факт практически невозможно. Есть два основных варианта — к примеру закупить оружие у чужих или на какой-нибудь планете, отсталой с точки зрения правительства, но достаточно свободолюбивой, чтобы плевать на это самое правительство и в тоже время технически развитой, чтобы производить оружие. Версию о чужих я отвергну сразу — единственная раса, которая продает оружие инопланетянам на данный момент — это сами люди. И закваки, и волки, и даже наши друзья-акалоиты до сих пор помнят уроки ксеноцида червей. В отличие от людей чужие в большинстве своем держатся друг за дружку. Даже те самые сектоиды — насколько же сплоченное у них общество, раз им удается вести эту свою Игру!
— Сектоиды? — спросил Антон, откладывая бутылку в сторону. — Ты рассказывал, что эти твари хотели взорвать Федорчука…
— И им это практически удалось, — кивнул я. — Я, конечно, мог бы похвастаться, что Питер спасла моя легендарная смекалка, но не буду. Случайность, Антон. Последний месяц я действую по наитию. Даже наша нелепая атака на завод Цвейга — всего лишь везение.
— Я думал ты все тщательно спланировал, — буркнул Антон, пробегая пальцами по клавиатуре системы навигации. Особого смысла я в его действиях не видел — корабль шел на автопилоте, самостоятельно рассчитывал курс, ориентируясь на ближайшие звезды.
— Как же, — засмеялся я, — можно ВСЕ спланировать за те три-четыре часа, Антоша? Мой план строился лишь на том, что мне чертовски везет в последнее время. Ну и на догадке, что под утро охрана обычно засыпает. Вот, что нам помогло. Впрочем, мы отклонились от темы. Чужие нам не подходят, так? Остаются отсталые планеты, мусорные свалки Земного Сектора. А вот тут уже вариантов немного. Порывшись по справочнику Чижевского и заодно в своей памяти, я выделил только три планеты — Руперт, Сириус-6, Чаки.
— А еще Крит, Гомер, Лаки Страйк, — добавил брат.
— Крит — слишком бедный мир, — покачал головой я. — Фермерская планета с полуфеодальным строем. Откуда у них оружие? Лучевики только у знати, фермеры выясняют отношения на кулаках и дубинках. Оружие они ни за что не продадут — своего мало. Гомер — вселенская свалка отбросов человеческого общества и чокнутых чужих. Всего один город под куполом — Гомербург. Насколько я знаю, планета находится под негласным контролем Земного Сектора. Попасть на нее не составит труда, но вылететь оттуда — это уже проблема. Зачем вам рисковать? Нет, я бы на Гомера не поставил. Лаки Страйк? Судьба чем-то схожа со Статикой: планету колонизировала известная корпорация, производящая сигареты. Реклама, туристы, дешевые сигареты, наркотики, огромные прибыли. «Мальборо» с повышенным содержанием марихуаны… Буквально за тридцать лет своего существования корпорация загадила природу, океаны превратила в выгребную яму, а народ — те, кто не успел покинуть планету — медленно, но верно деградировал. Население сейчас на Лаки Страйке около миллиона человек. Кстати планета на данный момент находится на карантине, у них обнаружилось какое-то новое заболевание, которое косит оставшихся бедняг. В архиве сети я обнаружил отчет о выступлении известного врача — доктора Патрика. Он уверял, что уже найдено лекарство, что скоро жителям Лаки Страйка будет оказана помощь. Чушь собачья! Этот отчет датируется позапрошлым годом, а воз и ныне там. Карантинщики просто ждут пока не вымрет все население. Так проще.
Антон поднял на меня взгляд:
— Им никак не поможешь?
— А как? — удивился я. — Лекарство мы найти не сможем. Фонд в защиту Лаки Страйка действует уже три года, но пока никаких результатов. А болезнь очень заразная. Поговаривают, одному больному удалось покинуть планету на последнем пассажирском корабле. Зачумленный звездолет после просто сожгли — вирус распространился по кораблю за двое суток, половина экипажа уже умерла. Представляешь, чтобы случилось, если б он достиг Земли? Да, лекарство, если верить медикам, уже существует. Но рисковать не хочет никто.
— Но что-то же можно сделать? — спросил брат. — Люди же погибают!
— Идеалистом заделался? — подковырнул я. — Какого черта, Антон? Раньше я этого не понимал, но ты, оказывается, мне нравился больше в роли безбашенного выскочки. Пойми, ВСЕМ не поможешь. Надо сделать выбор. Помочь тем или другим. Или просто отйти в сторону!
— У каждого из нас своя маска, Гера, — тихо произнес Антон. — Вот ты сейчас — холодный расчетливый материалист. Но что от этого меняется?
Было тихо, только мерно жужжал мусоробот, который наконец обнаружил кусочек сигары и теперь рыскал под моим креслом, подхватывая пепел, который я небрежно стряхивал на пол.
Холодный, расчетливый…
— Итак, три планеты, — помолчав, произнес я. — Достаточно развитые, и официально не подчиняющиеся власти Земного Сектора. Сириус-6 я после некоторого раздумия отмел, не думаю, что ты стал бы связываться с диктатором Люциусом. Себе дороже…
Брат покачал головой: то ли соглашаясь, то ли в пьяном угаре — на свет появилась вторая чекушка.
— Руперт или Чаки? Я долго не мог выбрать, — признался я. — Потом еще раз полистал справочник… Все дело в расстоянии, Антоша. У нас просто не хватит топлива долететь до Руперта, значит Чаки. Я прав?
— Зачем ты это делаешь, Гера? — спросил брат.
— Что? — поинтересовался я, притушив сигару о подлокотник.
— Помогаешь… мне… Черт возьми, ведь тебе все равно, что случится со Стазисом, — Антон заикался, то и дело прикладываясь к бутылке, — тебе бы было все равно, если бы опасность грозила Земле! Ты потерял часть души… да нет, всю душу, когда погибла Марина! Что в тебе осталось? Воспоминания о ней, которыми ты как последний мазохист травишь сердце? В твоей крови в последнее время нет ничего кроме спирта, в твоих поступках нет ничего, кроме привычки. Ты не боишься смерти, ты не боишься ничего! Ты не человек, Герман, давным давно не человек. Так зачем ты полетел со мной, Гера? Зачем тебе все это?
— Я люблю Статику, — тихо сказал я.
— Да нет же, Гера! — закричал Антон, разбивая бутылку о панель.
Маленькие осколки медленно и печально устремились вниз, кувыркаясь в неживом сухом воздухе. Недопитая водка серебристыми каплями покрыла пульт управления.
Антон подошел к моему креслу, схватился за подлокотники, уставился на меня. Он тяжело дышал, глаза покраснели, изо рта отчетливо разило алкоголем.
— Нет, Гера, — прошептал он. — Ты не любишь Статику. Ты не любишь Стазис. Ты любишь лишь свое воспоминание о Марине и все, что с ним связано. Больше ничего. Поэтому я повторяю свое предложение — я тебя высажу на ближайшей цивилизованной планете, дам денег, а оттуда катись ко всем чертям. И передай привет нашей дражайшей мамаше!
— Во-первых, предложение ты мне это сделал в первый раз, — невозмутимо произнес я, — во-вторых, никуда я не покачусь, Антон. Меня вполне официально разыскивают за убийство, которое совершил ты…
Губы у Антона задрожали. Глаза еще больше налились кровью.
— Я… — сказал он и замолчал, хлопая глазами.
Слезы сливались с водкой на полу. Я попытался найти хоть одно визуальное различие, но ничего не вышло.
У меня ведь у самого вместо крови водка.
Антон яростно трахнул кулаком по панели и притих, отвернувшись от меня.
— Это тяжело, Антоша, — сказал я. — Я все понимаю, черт подери! Да, может быть, я в Статике люблю только Марину. Может быть, я уже давно ничего к ней не испытываю, а просто лелею свои драгоценные воспоминания, мать их. Возможно и в Генке я видел только сына, который у нас мог родиться. Может быть, я шизофреник. Может быть у меня алкогольный синдром. Все может быть, Антоша. Но я знаю одно: я должен помочь тебе… хотя бы потому что ты мой брат. И пускай вся Вселенная летит в тартарары. Не это главное.