Шота Руставели

Д. Дандуров
Шота Руставели

 

       Шота Руставели

ГРУЗИНСКИЙ ФЕОДАЛИЗМ ЭПОХИ РУСТАВЕЛИ

      Эпоха Руставели является венцом и завершением большого периода грузинской историй, о котором, к сожалению, сохранилось очень мало исторических данных. Правда, лучшим памятником этой эпохи является бессмертная поэма Шота Руставели «Витязь в барсовой шкуре», или, как мы дальше будем ее называть, «Вепхис ткаосани», которая изобилует массой характерных черт грузинского феодального быта; однако одних этих данных недостаточно для характеристики феодальных отношений Грузии XII века. Но поэма, как и жизнь великого творца ее, приобретает совершенно исключительное значение живого, яркого, художественного свидетельства, когда, на основании сохранившихся исторических памятников, удается восстановить хоть в некоторых отношениях картину феодального строя этой эпохи.
      Грузинский феодализм имеет свои исторические особенности, которые необходимо иметь в виду при изучении эпохи Руставели и тех иноземных влияний, под знаком которых развивалась грузинская государственность и культура. Тот факт, что жизнь Грузии протекала на стыке Европы и Азии, имеет не только географическое значение, но и большой социально-исторический смысл. В Азии кипела борьба между кочевниками и народами оседлыми, переходившими к земледелию. Эта борьба затихала, когда земледельческим народам удавалось упрочить государственную власть и подчинить себе кочевников. Но новые волны их, выходившие из глубины Азии, вступали в борьбу с земледельческими народами. Сельское хозяйство разрушалось, культурные земли обращались в пастбища, а затем вновь повторялся процесс оседания на землю и перехода к земледелию.
      Смена народов и систем хозяйства в Передней Азии находила свой постоянный отзвук в Грузии. Каждое появление на исторической арене нового кочевого народа неизменно кончалось тем, что его завоевательные стремления обрушивались на Грузию. Так было с иранцами, арабами, турками, монголами, которых привлекали привольные степи Закавказья.
      Положение для Грузии не менялось даже в том случае, если кочевой народ переходил к земледелию. Осевший на землю народ был заинтересован в том, чтобы отвести кочевников подальше от центров сельскохозяйственной культуры, и государственная власть направляла их в пограничные с Грузией степи, стремясь одновременно занять и обеспечить за собой важнейшие выходы из Грузии в степи и, в частности, Тбилиси – политический и экономический центр Грузии.
      В случае победы нападавшие вторгались в глубь страны, разрушали все до основания, уничтожали население и все то, что не могли унести или увести с собою, и, оставив Грузию в развалинах, уходили в уверенности, что страна не скоро оправится после опустошения и не сможет угрожать степи.
      Сама Грузия не представляла интереса для кочевников. Горы Грузии, изрезанные глубокими ущельями и покрытые лесами, были совершенно непригодны для кочевников и сюда они не могли направлять летом свои стада. Неизмеримо ценнее для них была Армения с ее плоскогорьями, покрытыми альпийскими пастбищами, и потому Армении было труднее возрождаться после поражений; ее земли прочно удерживались кочевниками за собою.
      Грузия в своих лесистых ущельях находила защиту для возрождения и накопления сил, чтобы в удобный момент вступить в борьбу с кочевниками и поддерживавшими их государствами. В этой борьбе она имела прочных, хотя и не всегда верных союзников в лице Византии, – а до нее в лице Римской империи, которые в последовательной борьбе с иранцами, арабами, а позднее турками видели в маленькой, но мужественной Грузии государство, которое нависало на фланге и даже угрожало тылу всякого государства Передней Азии, желающего продвинуться в глубь малоазиатских владений западных держав.
      История Грузии складывалась так, что ее возрождение после опустошений и последующий расцвет были тесно связаны с успешной борьбой против кочевников. Когда походы крестоносцев отвлекли военные силы сельджуков к югу и кочевники Закавказья были предоставлены самим себе и тем незначительным силам, которые могли оставить здесь турки, Грузия умело использовала создавшееся положение и начала постепенно продвигаться к степям.
      Особую тактику здесь выработал Давид Восстановитель. Он давал кочевникам спокойно спускаться на зиму с гор в Закавказские степи, а затем неожиданно нападал на них, забирал весь скот, лишая кочевников основы их существования и подрывая этим самую возможность их нового появления в граничивших с Грузией степях. Он проявлял большую осторожность в борьбе с кочевниками, что вполне понятно, если учесть, что турки владели Тбилиси до 1122 года и только в этом году Давиду удалось его взять.
      Свои успехи он стремился закрепить и дипломатически, вступая в родственные отношения с отдельными владетельными родами Закавказья. Свою младшую дочь он отдал за Шарвашу, правителя Ширвана, и этим обеспечил за собой его помощь. Когда в 1123 году в Грузию явился турецкий султан, мстивший за потерю Тбилиси, он отправил к Давиду посла с письмом: «Ты – царь лесов и не спускаешься в долину. Правителя твоего Шарвашу пленил и требую от него подчинения и дани». Эта тактика отсиживания в лесах и изнурения наступающего противника с тем, чтобы в решительный момент нанести ему поражение, давала свои положительные результаты. Уже в следующем 1124 году Давид появился под Дербентом, пройдя Закавказские степи, взял этот город и в качестве трофея привез в Грузию знаменитые дербентские ворота.
      Покрытые лесами горы и прорезывающие их ущелья служили не только местом обороны. Здесь протекала вся история Грузии и складывались те социальные отношения, на которых покоилась жизнь грузинского народа. В одном из древнейших памятников грузинской письменности – сигели царя Баграта IV от 1040 года, – дошедшей до нас, находим этому прямое подтверждение. К этой сигели, дающей, как ни один другой памятник, ясное свидетельство о существовавших в Грузии в начале XI века отношениях, мы еще вернемся; здесь же необходимо отметить, какая роль отводится в ней ущельям. Царь Баграт IV говорит о том, что он собрал большое государственное совещание для разбора тяжбы между двумя монастырями – Миджнадзорским и Опиразским – о владении смежными землями. Перечисляя участников совещания, Баграт говорит, что в числе других он созвал сведущих дворян «всех ущелий верхних и нижних». Грузия подразделялась на Верхнюю и Нижнюю, и, значит, когда потребовалось участие сведущих в судебных делах дворян, они были вызваны из «всех ущелий», как основных административно-территориальных единиц страны.
      Как же складывались социальные отношения в ущельях? На совещание были вызваны из ущелий дворяне – «азнаури», представители землевладельческого класса; но каково было положение крестьян и какова была зависимость их от дворян? От этой эпохи осталось слово «мхевали», давно вышедшее из употребления и однозначное со словом «мона» – раб, крепостной. «Мхевали» означает служанку, рабыню, а «мхевлоба» – рабство. Корень этого слова происходит от «хеви» – ущелье, и его социальный смысл надо искать в тех отношениях, которые существовали в Грузии в период господства ущелий.
      Грузинский писатель V века Яков Хуцеси в «Житии св. Шушаники» пишет, что поклониться ей пришли и дворяне и не дворяне («азнаурни дид-дидни, азнаурни да уознони соплиса картлисани»). Это древнейшее известие о том, что в деревнях, называющихся «сопели», жили «большие» дворяне и просто дворяне, а наряду с ними были незнатные, не дворяне, но и не рабы, – имеет большое значение для характеристики средневековой Грузии.
      Что такое «сопели»? Когда грузины пришли на свою нынешнюю территорию, они были об'единены в роды – «сахли», во главе которых стояли «мама-сахлисы». Такими родами грузины осели на землю.
      Первоначально у них господствовало родовое владение землею, при котором распоряжался землею род, а не отдельные его члены. Пашня называлась «даба», а земли, которые не обрабатывались – «удабно». «Даба» – термин чисто земельный и не обозначает организацию, которая владеет землею. Таковою оставался «сахли» – род.
      С течением времени родовая организация начинает распадаться, и распоряжение землею переходит к общине, земельному об'единению, которое наделяет землею всех своих членов на равных основаниях. Возникает «сопели» – община (от слова «упали» – господин), когда каждая семья уже не связана родом, а ведет самостоятельное хозяйство. «Соуплеба», «соупали», «сопели» – выражают переход от стеснительности рода к более свободному общинному владению землею.
      «Сопели» становится основной организацией грузинской жизни, в его недрах происходят процессы, которые приводят к образованию, с одной стороны, «азнауров», с другой – «мхевали», – помещиков и крепостных. Из той же сигели Баграта IV видно, что в начале XI века родовая организация, хотя и не в чистом виде, уцелела в Тао-Кларджетии, во главе которой стоял не «мепе» – царь и не «эристав» – правитель, как в остальной Грузии, не «мамасахлис» – глава народа или племени, а «мампал», название которого происходит от «мама-упали» – верховный отец; главами же отдельных родов или, вернее, больших патриархальных семей являются «танутеры».
      В этой сигели содержится характерное место. Баграт IV решил тяжбу тем, что для примирения сторон отдал опиразцам принадлежавшее ему село Баревани, обязанное мамасахлисской службой – «самамасахлисоиса самсахуребелиса». Это выражение, кажется, надо понимать в том смысле, что «мамасахлисы», как главы народа, исчезли уже давно, но при дворе, как исторический обломок, сохранялась почетная должность «мамасахлиса», содержание которой возлагалось на определенные села. Повидимому, этот придворный чин быстро исчез; по крайней мере, в источниках он нигде больше не встречается. После исчезновения родового строя и власти «мамасахлисов» это название, как пережиток древности, сохранилось за выборными должностными лицами, сельскими и городскими.
      При родовом строе руководители и главы родов образовывали особую знать – «сепе», остальное же население носило название картвелов или «сахлискаци» – члены рода. Эта родовая знать при новых отношениях уступила свое место «азнаурам»; возможно, что часть старой знати растворилась в среде новых землевладельцев. Во всяком случае «сепе» сохраняется как понятие знати долго, несмотря на возникновение новой аристократии, азнаурской.
      Из свидетельства Якова Хуцеси видно, что были азнауры «большие» и просто азнауры, – высшая знать и дворянство. Это и был землевладельческий слой, несший военную службу, которая в многострадальной истории Грузии имела большое значение. Постепенно военное сословие приобрело власть над всеми землями и их населением. Возникли отношения владельцев и крестьян, помещиков и крепостных. Процессы расслоения привели к тому, что в среде владельцев возник слой высшего дворянства («азнаурни дид-дидни») и подчиненного ему дворянства («азнауров»). Здесь, как и везде, имелись крупные феодалы и зависимые от них вассалы. С другой стороны, в среде крестьянства имелись, как мы видели, «уазнони» – незнатные; это означает, что и здесь происходили процессы расслоения, и община также распадалась, а из среды крепостного крестьянства – «мхевали» – выделялись группы свободных, носивших общее наименование «уазнони».
      Но распад общины связан с тем, что все ее члены делаются собственниками чересполосных и разбросанных в разных местах земельных наделов. Это, однако, не значит, что крестьяне делаются свободными. Они продолжают числиться крепостными своих помещиков, так как земля, фактическими обладателями которой сделались крестьяне, юридически принадлежит не им, а помещику. Они так же, как и при общине, несут свои обязанности перед помещиком в виде барщины или оброка; разница только в том, что теперь помещику приходится иметь дело с каждым крестьянским двором в отдельности, а раньше община несла перед помещиком ответственность за всех своих членов.
      В сигели Чиабера, о которой будет говориться ниже, встречается свидетельство, что Чиабер освобождает отдельный крестьянский двор из нескольких братьев от крепостной зависимости и со всем их имуществом уступает Шио-Мгвимскому монастырю, у которого они будут на положении монастырских купцов. Они должны были отдавать в монастырь четыре пуда воску в год, оставаясь на своем старом месте в Жинванах со всем своим имуществом. Эта семья крепостных крестьян была, повидимому, с достатком, но все же назвать ее членов принадлежащими к категории «уазно» – нельзя. «Уазно», видимо, были те крепостные, которые, обладая некоторой имущественной обеспеченностью, поступали на государственную службу, приобретая этим независимость от своего господина.
      В древних памятниках имеется указание на то, что крепостной мог пойти в священники или монахи только с согласия своего помещика. Возможно, что такое же согласие требовалось и при поступлении на государственную – военную и гражданскую службу. Но более вероятно, что при той борьбе, которую в эту эпоху государственная власть вела с феодалами, направлявшими всю свою ненависть против «уазно», последние автоматически освобождались от крепостной зависимости при поступлении на государственную службу, хотя бы даже без согласия помещика.
      «Уазно» мы видим в Грузии на протяжении нескольких столетий, начиная с конца VI и до XII века. Очевидно, в течение всего этого периода продолжалось существование крепостного права, и основная масса крестьянства оставалась на положении крепостных – «мхевали». Но наряду с этим слоем в Грузии существовал класс рабов («мона»), который образовался главным образом из военнопленных.
      «Мхевали» были крепостными, но положение их все же не было положением полных рабов. Крепостные, прежде всего, несли наряду с другими повинностями также и военные обязанности; участвуя в походах, они наравне со всеми могли обращать в рабство захваченных ими в плен врагов. Будучи сам крепостным, «мхевали» мог иметь раба. Аналогичное положение наблюдалось и в древней Руси, когда смерды, основная масса крестьянства, бывшая в положении крепостных, могли иметь холопов, называвшихся «смердиными холопами». Постепенно крепостные теряли это право и сами обращались в рабов. Они стали называться «мона», а «мхевали» исчезло, так же как исчезло в России понятие «смерда», и крестьяне стали называться холопами.
      Крестьянская масса была объединена в общины, называвшиеся «сопели». Как и русская община и общины других народов, грузинская община при натуральном хозяйстве делается самодовлеющим организмом, удовлетворяющим сама в себе нужды своих членов. Община делается замкнутым миром, и наименование ее – «сопели» – означает не только собственно общину, но и мир, страну, вселенную.
      У Руставели встречается постоянное употребление «сопели», «сопелман» в смысле страны, общества, света. Наряду с этим, в том же почти значении света, вселенной, в его поэме встречается «квекана». Вот наиболее яркий пример: Автандил перед от'ездом обращается с молитвой к богу, установившему любовь, и жалуется владыке «квекана»—вселенной, что его разлучил свет, общество – «сопелман» – с его возлюбленной.
      Существование двух слов с одним и тем же значением, в одну и ту же эпоху представляет собой интереснейшее явление грузинской жизни. Как было отмечено, общины, возникшие в ущельях, носили наименование «сопели». Но, кроме ущелий, в Грузии было много долин, куда в первое время население не решалось выселиться на постоянную оседлую жизнь, опасаясь нападений кочевников, конница которых непрочь была во время зимних стоянок в степях совершать набеги на Грузию. Поэтому грузины обрабатывали равнины случайно, наездами. Такие поля получили наименование «квекана», от слов «кве» – низовые и «кана» – нива, посев.
      С течением времени, когда в Грузии установилась сравнительная безопасность, население стало выселяться из ущелий в долины на постоянное жительство, и здесь стали организовываться общины, получившие наименование «квекана», по названию, которое установилось за пахотными землями равнин. «Квекана» стала существовать наряду с «сопели», и эти два названия сохранились за общиной, существо которой не менялось от того, была ли она расположена в ущелье или в долине. Оба эти наименования имели одно и то же значение – общины, мира, света, вселенной.
      С течением времени наименование «сопели» в значении мира, вселенной стало отмирать и осталось в качестве понятия просто деревни. От этой эпохи язык сохранил такое выражение, как «цути-сопели» – краткая жизнь. По мере отмирания «сопели», значение мира, вселенной сохранилось за «квекана», но во времена Руставели «сопели» еще продолжало сохранять свое первоначальное, но уже несколько суженное значение. Руставели обычно обозначает этим словом общество, свет, употребляя для выражения вселенной «квекана». Несколько позднее, при Георгии V, мы видим в его законе точное юридическое определение слова «сопели». Статья 2-я гласит: «Если правителя убьет „квекана“ или одна деревня – „сопели“, или хотя бы один человек»… и т. д. Юридическое соотношение между этими двумя институтами ясно: «квекана» – это волостная, крупная община, «сопели» – только деревня, часть волостной общины.
      В эпоху Руставели грузинский феодализм находился в процессе глубочайшей ломки, и это его состояние прекрасно отражено в гениальной поэме. Но прежде, чем выяснить, в чем заключалась эта ломка, необходимо остановиться на тех признаках, которые являются характерными для наличия феодализма вообще и грузинского в частности.
      Ничто не характеризует так существа феодализма, как французское выражение, сложившееся уже в X веке: «Нет земли без сеньора („Nulle terre sans seigneur“)». При феодализме вся страна разделена между сеньорами-землевладельцами в качестве феодов, т. е. земель, на которых лежали определенные повинности. Земель, свободных от таких повинностей (аллодов), было очень мало. Главной повинностью была военная служба. Сеньоры обязаны были служить королю; в свою очередь, синьорам обязаны были служить их вассалы, получившие от них земли под условием службы. Образовалась целая иерархия землевладения, во главе с князьями светскими и духовными, имевшими обширные земли с замками и крепостями, разделенные на особые округа, во главе которых стояли бароны, лорды, которые в свою очередь имели мелких вассалов-ленников и рыцарей. Феодальная иерархия держалась на крепостном крестьянстве, об'единенном в общины.
      Кроме военной повинности, на землевладельцах лежали обязанности отправления суда и некоторые административные функции. Население платило помещикам оброк или несло барщину, а во время войны выставляло ополчение. Все эти основные элементы феодализма можно найти также и в Грузии эпохи Руставели.
      Из грузинских источников видно, что различались владения, жалованные царями за службу, и родовые поместья. Было бы, однако, ошибочно думать, что только первые имения, аналогичные западно-европейским бенефициям, и есть феодальные поместья. Их давали под условием верности и службы, но если получивший имение после своей смерти оставлял наследников, которые продолжали так же, как отец, служить королю, они, конечно, не лишались владения. Пожалованное данному лицу феодальное поместье превращалось в наследственное имение данного рода, и по названию всего владения или его укрепленного центра его обладатель с потомками и носил фамилию. Всякое пожалованное имение превращалось в родовое, и между ними не было никакой разницы в смысле несения всех тех повинностей, и в первую очередь военных, которые лежали на владельцах феодальных имений.
      Как бы долго ни находилось такое имение во владении данного рода, в случае измены или непослушания, оно отбиралось у него и передавалось новым владельцам.
      Для терминологии грузинского феодализма характерны некоторые названия, встречающиеся в сигели Чиабера. Он пишет, например, что в своем Жинванском имении он сделал доклад царице Тамаре и получил разрешение на пожертвование. Видимо, Тамара посетила своего военного министра и главнокомандующего в Жинванском дворце. Чиабер свое имение называет «кунеба», но под это понятие подходят как недвижимое имущество, так и движимое, в то время как «мамули» означает землю, недвижимость. Применяя название «кунеба» к своему имению, земли жертвуемых им крепостных он называет «мамули». Это указывает на пожалованный характер его имения. Сегодня имение – его, а завтра могут отобрать, в то время как крестьянин прикреплен к земле, к его «мамули».
      Наряду со светскими феодалами огромную роль играли феодалы духовные. Монастыри были крупнейшими владельцами земель, и организация их управления ничем не отличалась от помещичьих земель. Они имели только ряд преимуществ перед светскими поместьями, пользуясь более льготным податным обложением. Баграт IV, жертвуя в середине XI века Шио-Мгвимскому монастырю деревни, освобождает их от ряда налогов: государственного, эриставского, азнаурского, цихис-тавского, хевис-упальского и др. Точно так же Давид Восстановитель в начале ХП века освободил тот же Шио-Мгвимский монастырь от ряда податей. Но в обоих документах ничего не говорится об освобождении от военных повинностей.
      Духовные феодалы, как и светские, обязаны были в случае войны выставить войска и даже предводительствовать ими. Одной из ответственных должностей при грузинских царях была должность «чкондидели» – начальника всего государственного письмоводства, обычно предоставлявшаяся епископу Мартвильскому в Мингрелии. На эту должность обычно назначались лица самые близкие к царю. Во время похода «чкондидели» шел впереди армии с крестом, а с началом боя отходил в тыл и брал под свое начальство арьергард.
      Духовенство сосредоточивало в своих руках всю письменность, занимаясь переводами и составлением духовной литературы. Естественно, что руководителя ведомства, управлявшего письменными делами государства, царь приглашал из среды духовенства. На это лицо, близкое к царю, возлагалось также предводительствование теми вооруженными силами, которые выставляли монастыри. Монастыри имели своих вассалов, азнауров, которым они отводили определенные земли под условием службы; при об'явлении войны монастыри организовывали из своих крестьян войска, во главе которых становились монастырские вассалы и сами епископы. Эти отряды, наряду с отрядами светских феодалов, поступали под общее командование царя или его амирспассалара.
      Азнаури существовали и в духовных имениях – это с бесспорностью видно из сигели царя Баграта IV, освобождавшего деревни, жертвуемые монастырю, от азнаурского налога. Отмена азнаурского и других налогов не означает того, что монастырские крестьяне не платили никаких налогов. С них снимались все общие налоги (кроме военной повинности), и монастырем устанавливался особый монастырский налог, за счет которого, видимо, содержались и азнаури.
      Самостоятельные светские и духовные феодалы на протяжении многовековой истории Грузии часто сталкивались с объединительными стремлениями царей из династии Багратидов. Шота Руставели жил как раз в ту эпоху, когда борьба между ними приняла особенно острый характер, дойдя до высокой степени социального напряжения. Именно эта социальная обстановка нашла свое художественное отображение в «Вепхис ткаосани».
      Структура государственной власти при феодализме отличается своеобразными особенностями. Центральная власть на местах опирается не на свой, государственный аппарат, а на тех же феодалов.
      В истории Грузии существовал своеобразный институт эриставов, не встречавшийся ни в одном феодальном государстве средневековой Европы. Первые упоминания об эриставах находим в грузинских летописях IV века до нашей эры, когда грузинский царь Фарнаваз разделил страну на восемь эриставств. С тех пор эриставы не сходят со страниц грузинских летописей. Конечно, в разные эпохи эриставы имели разное влияние. Первоначально они были введены, видимо, под влиянием иранского административного устройства; монархия Дария была разделена на сатрапии, и эриставства по об'ему своей власти и значению в государстве во многом, очевидно, походили на свои иранские прототипы.
      В период господства арабов, обложивших Грузию данью и управлявших ею через своего представителя, эриставства не потерпели изменений. Арабы сохранили существующее в стране устройство и ограничились только тем, что назначили эриставами преданных им лиц. Когда господство арабов кончилось, как и кратковременное господство сельджуков, начавшая возрождаться страна имела готовый институт эриставов. На них и стали опираться грузинские цари.
      Кто же были эриставы? Чиновники ли, назначавшиеся государством из центра, или те же феодальные землевладельцы, которых центральная государственная власть облекала известными функциями как своих представителей? Нет никакого сомнения, что эриставами назначались местные же владельцы, именно те из них, кто заявляли себя сторонниками центральной власти.
      Можно подумать, что такие местные феодалы были плохой опорой для центральной власти. Часто, конечно, это было так. Но на этот случай корректив вносился угрозой конфискации. Всякий непослушный феодал мог поплатиться всеми имениями и быть совсем изгнанным из страны. Правда, к этому способу воздействия цари прибегали не очень часто, – это указывает, что феодалы были достаточно сильны и, чтобы расправиться с кем-нибудь из них, надо было заручиться согласием других феодалов и получить от них военную силу. Борьба с феодалами шла успешно в тех случаях, когда цари имели наемную иноземную силу, как это было при Давиде Восстановителе, пригласившем до 50 тысяч кипчаков (половцев), в большинстве, повидимому, конных, к себе на службу.
      В период господства в Восточной Грузии арабов, а затем сельджуков, а также нахождения Западной Грузии под сильным влиянием Византии, эриставская власть, по всем данным, сильно дробилась и мельчала. Очевидно, иноземцы предпочитали иметь дело с большим количеством эриставов, чтобы не сосредоточивать власть в руках немногих и не создавать условий, при которых могло бы начаться национальное освобождение под руководством выросшего в своем авторитете эристава.
      В приводившейся выше сигели Баграта IV по поводу спора опиразцев с миджнадзорцами перечисляются лица, приглашенные для решения спора; в числе их сигель упоминает «эристав-эриставов» и «эриставов». Позднее только карталинский эристав считался «эристав-эриставом» и «амирспассаларом», и существование нескольких «эристав-эриставов» при Баграте IV указывает, что при многочисленности эриставов потребовалось учреждение об'единяющего их института из эристава над эриставами, которых, видимо, было несколько. Но уже в сигели епископа Василия от 1180 года говорится, что Абуласан является «эристав-эриставом»; следовательно, эта должность с течением времени сильно централизовалась, и носителем ее сделался глава правительства. Число эриставов сильно сократилось, и в эпоху Руставели их, видимо, было в Абхазии и Карталинии восемь, а в Кахетии с Эретией—семь.
      Когда после смерти Георгия III Тамара начала борьбу с Верховным собранием, она сместила ряд должностных лиц в центре и на местах, в том числе некоторых эриставов, и назначила взамен их новых, фамилии которых сохранили летописи. Эриставом Сванетии был назначен крупный аристократ Барам Варданисдзе, Рачи – Кахабери Кахаберидзе, Сухуми – Дотагос Шарвашидзе, Одишии (Мингрелии) – Бедиани, Лихо-Имеретии и Карталинии – Рати Сурамели, Еретии – Асат Григолисдзе, Самцхе – Боцо Джакели со званием спассалара.
      Все эти лица одновременно являлись крупными местными феодалами. В особенности обращает на себя внимание обширное эриставство, состоящее из Карталинии, Имеретии и области Лихских гор (Сурамский перевал), порученное крупнейшему феодалу Рати Сурамели, фамилия которого всегда занимала должность спаспета (маршала). Отсюда вывод, что район, подчиненный эриставу, и самый центр этого района не были неизменными. Вопрос о центральном управлении эриставства зависел от того, кто назначался эриставом и где имел он свое пребывание. При той острой политической борьбе, которая происходила в Грузии в конце XII века, очевидно, нашли целесообразным соединить в одном лице эриставства Имеретии и Карталинии и поручить их такому крупному феодалу как Сурамели, имевшему местопребывание в Сураме. При этом не посчитались с тем, что Карталинское эриставство всегда находилось в особом положении, и эта должность обычно предоставлялась эристав-эриставу и амирспассалару, – им в то время был Абуласан.
      Являлись ли эриставы той эпохи совершенно самостоятельными правителями или при них обычно состоял также и представитель правительства, – сказать трудно. Но позднее, в начале XIV века, в уложении Георгия V наряду с эриставом упоминается также и правитель – «гамгебели».
      Необходимо остановиться еще на часто встречающемся в «Вепхис ткаосани» упоминании городов – «калаки». Это имеет прямое отношение и к феодализму и к общине, на фоне которых развертывается действие поэмы Руставели.
      В более древние времена, когда Грузии приходилось подвергаться нападениям, главным образом – кочевников, организация обороны сводилась к тому, что население селилось по ущельям, входы в которые защищались крепостями – «цихе». Самые же поселения в ущельях в специальной защите не нуждались.
      Так возникла оборона главнейшего грузинского ущелья Арагвского – колыбели Грузии; при входе в него, у впадения Арагвы в Куру, стояла Мцхетская крепость, впоследствии превратившаяся в столицу Грузии.
      Такая система обороны была удовлетворительна, пока врагами Грузии являлись кочевники. Но достаточно было появиться врагу с организованной военной силой, как эти ущелья делались легко доступными. Ксенофонт сообщает, что греки за четыре века до нашей эры завоевывали страну, спускаясь с гор в долины. Как видно, они не нападали прямо на крепости, преграждавшие доступ в ущелье, а направляли свои войска в горы и спускались оттуда в ущелья, преодолевая сопротивление слабых и разбросанных отрядов, лишенных возможности оказать сопротивление организованной вооруженной силе.
      Когда грузины стали селиться в долинах, крепости строились в стратегически важных пунктах. Наряду с ними возникали экономические центры, которые также нуждались в защите. Такие пункты, обнесенные стенами («згуде»), назывались «калаки» – города.
      Если город возникал в месте нахождения крепости или, наоборот, возникала необходимость превратить разросшийся и приобревший важное значение город в крепость, то строился город-крепость («цихе-калаки»). В самой крепости существовала еще внутренняя крепость «шида-цихе» – цитадель.