Командование 5-го полка было хорошо информировано о положении дел на фронте и поддерживало тесный контакт с гражданским населением, тыловыми организациями и военными заводами.
      Меня искренне обрадовали усилия испанских коммунистов, предпринимавших все возможное для укрепления обороны Мадрида. С глубоким удовлетворением принял я предложение Э. Листера выехать с ним в 1-ю бригаду, командиром которой он был назначен, и принять непосредственное участие в готовившемся первом крупном контрнаступлении республиканских войск.
      1-я бригада находилась на марше в направлении из Алькала-де-Энарес в Вальдеморо. Мы догнали ее 27 октября вечером близ Серро-де-лос-Анхелес, где она получала вооружение и пополнялась людьми. Бригаде по штату положено было иметь 4000 человек, 51 пулемет и 12 орудий, налицо же было 3000 человек, 30 пулеметов и 4 орудия.
      Всю ночь на 28 октября и до полудня мы с командиром бригады и некоторыми офицерами штаба обучали бойцов пользоваться советскими станковыми и английскими ручными пулеметами.
      Главная группировка мятежников после захвата Торрехона и Гриньона, важных пунктов на железнодорожных магистралях под Мадридом, опьяненная успехом, продолжала рваться на север.
      Чтобы поднять боевой дух республиканских войск и морально поддержать население столицы, необходимо было нанести противнику частичное поражение, которое хотя бы временно задержало его наступление.
      Республиканское командование решило контратаковать слабо обеспеченный правый фланг армии "Тахо". Главный удар возлагался на бригаду Листера, колонны Уррибари и Бурильо, в которых насчитывалось 8000 человек. Пехоту должна была поддерживать рота танков и пять артиллерийских батарей. Группе предстояло овладеть Сесеньей, Эскивиасом и создать угрозу флангу и тылу врага.
      На вспомогательном направлении с севера готовились к наступлению три колонны под командованием Модесто, Мена и Буэно также в составе 8000 человек, усиленных двумя бронепоездами и незначительным числом артиллерийских орудий.
      Чрезмерно большие надежды возлагались командованием на танки и немногочисленную авиацию, которые предполагалось здесь применить. Артиллерии отводилась скромная роль. Многое в этой операции зависело от того, насколько внезапным будет удар. Но, к большому сожалению, надежды на внезапность не оправдались.
      Командование не успело также достичь четкого руководства войсками на главном направлении.
      28 октября 1-я бригада выступила на фронт. Ей предстояло пройти 26 километров пешком и с ходу вступить в бой.
      От Вальдеморо один батальон бригады направился в обход Сесеньи с севера, а основные силы с танковой ротой капитана Поля Армана предназначались для действий с востока. Колонна Уррибари ожидалась с юга. Группа Бурильо должна была выйти в глубокий тыл противника в районе Борокса.
      Начало атаки республиканских войск намечалось на утро 29 октября. Организация взаимодействия между колоннами и элементами боевого порядка представляла огромные трудности, так как не было технических средств связи. Штаб бригады как орган управления еще не сложился. Координацию действий между колоннами осуществлял представитель Генерального штаба, но он тоже не имел средств управления. Глубокую разведку противника провести не удалось из-за нехватки времени, поэтому расположение сил мятежников предстояло выяснить в ходе боя.
      Все эти недочеты неминуемо сказались в бою. Пехота, слабо обученная и не прикрытая с воздуха, чувствовала себя неуверенно и робко продвигалась вперед. Бойцы не смогли своевременно воспользоваться действиями танкистов, которые, перейдя в атаку, оторвались от пехоты и оказались без артиллерийского и пулеметного прикрытия. Но это не помешало танковой роте продвинуться в глубокий тыл противника. Успешный танковый рейд ошеломил фашистов. Однако его результаты не были закреплены.
      Пехота попала под огонь уцелевших пулеметов противника. Налетевшая вражеская авиация усилила дезорганизацию в боевых порядках, и республиканцы, так и не начав преследования, отошли на исходные позиции. Лишь поздно вечером удалось частично восстановить управление войсками.
      В это время на вспомогательном направлении умелое применение артиллерии дало республиканской пехоте возможность продвинуться на четыре-пять километров и овладеть Гриньоном и Торрехоном. Наши советники Н. Н. Воронов и В. Я. Колпакчи затратили много сил, чтобы убедить испанское командование в необходимости организовать централизованное управление огнем артиллерийских орудий, что до этого в испанской армии не практиковалось.
      Постигшая республиканцев тактическая неудача не имела тяжелых последствий, поскольку этот первый достаточно крупный контрудар по врагу в целом достиг цели. Готовившееся на 29 октября наступление мятежников было сорвано, их общее продвижение на Мадрид было задержано.
      31 октября Франко вновь возобновил наступление. На ближних подступах к Мадриду развернулись жестокие бои. 1-я бригада, в которой осталось полторы тысячи человек, с отчаянным упорством удерживала район Вальдеморо, важный узел шоссейной и железной дорог, имевший фланговое положение по отношению к армии "Тахо".
      В критический момент боя в расположение бригады прибыли руководители ЦК Компартии Испании. Тогда я впервые встретился с ее Генеральным секретарем Хосе Диасом, с Долорес Ибаррури, Педро Чека, Антонио Михе и другими товарищами. Обстановка, прямо скажу, была чрезвычайно опасной. Вражеская авиация беспрестанно бомбила и обстреливала позиции бригады. Пехота и танки противника, используя свое превосходство, упорно наседали с правого фланга, угрожая нам окружением. В штабе бригады царила растерянность. Но руководители партии, проявляя хладнокровие и мужество, находились на передовых позициях и личным примером, пламенным словом поднимали боевой дух бойцов, укрепляли уверенность в победе Республики.
      Изо всех сил старались мы с Листером наладить управление войсками. Превосходящие силы мятежников теснили наши подразделения. Необходимо было срочно эвакуировать раненых и часть важного имущества. Итальянские легкие танки "ансальдо", имевшиеся у франкистов в большом количестве, появились и на нашем участке. Они беспрепятственно продвигались к месту эвакуации. Увидев, что расчет одного ближайшего орудия лишился командира и наводчика, а остальные номера не знают, что делать, я бросился к артиллеристам и помог открыть огонь по танкам. Огонь нашей пушки вскоре был поддержан другим орудием. Несколько танков загорелись, остальные повернули обратно. Атака врага захлебнулась.
      Надо заметить, что разносторонняя подготовка общевойсковых командиров Красной Армии позволяла им выполнять самые разнообразные военные обязанности, возлагавшиеся на наших военных советников в Испании.
      Вечером 1 ноября 1-я бригада внезапной атакой всех своих сил нанесла фашистам крупный урон и организованно заняла новый рубеж обороны. На другой день газета "Мундо обреро" подробно описала этот героический боевой эпизод и выразила уверенность, что если у Республики будут такие защитники, то враг будет остановлен и разбит у стен Мадрида.
      Но враг готовился к новому прыжку, на этот раз в направлении на Хетафе. Необходимо было всемерно ослабить силу удара мятежников, сорвать их наступление.
      Командование Центральным фронтом снова попыталось начать первым наступление. Для этой цели была создана маневренная группа, в состав которой вошли почти все те же войска, которые действовали несколько дней назад на этом направлении: бригада Листера и колонна Буэно для удара на Пинто и две колонны - Бурильо и Уррибари - с двумя танковыми ротами для овладения Торрехоном в глубоком тылу противника. На этот раз удалось привлечь значительно меньше сил (за исключением танков): 6500 человек, 24 орудия, 32 танка, 10 бронемашин и один бронепоезд. Общее руководство операцией было поручено подполковнику Висенте Рохо.
      Мое знакомство с этим офицером состоялось только за сутки до начала боевых действий. Он производил впечатление волевого и вдумчивого человека, хорошо разбиравшегося в обстановке на фронте.
      Наступление началось утром 3 ноября. Имея абсолютное преимущество в авиации, фашисты совершили налет на бригаду Листера, когда она еще не успела выступить. Вместе с колонной Буэно 1-я бригада вышла к Пинто только вечером. Огнем и атаками эта группа задержала наступление мятежников, заставила их перейти к обороне.
      Крупный успех был достигнут колонной Бурильо, которая вместе с танковой ротой ворвалась к исходу дня в Торрехон и удерживала его в течение ночи.
      На отвоеванных рубежах весь следующий день продолжались бои, наступление противника на правом фланге было сорвано, он перешел и здесь к обороне.
      Фронт наступления армии "Тахо" значительно сузился. Ее основные усилия сосредоточились на левом фланге. Республиканские войска на этом участке, истощенные в предыдущих боях, не имея средств противотанковой и противовоздушной обороны, вынуждены были оставить вторую оборонительную полосу, а затем и третью. Враг овладел Хетафе, Карабанчель-Альто, Вильяверде.
      6 ноября завязались бои за окраины Мадрида. В этот день я был отозван из 1-й бригады и получил новое назначение: мне предстояло убыть в 12-ю интернациональную бригаду, формирование которой проходило в Альбасете.
      Мое перемещение имело прямое отношение к тем драматическим событиям, которые по праву называют критическими днями обороны Мадрида. Правительство Испанской республики переезжало в Валенсию. Эвакуация правительства из прифронтовой полосы в тыл в сложившихся обстоятельствах была безусловно необходима, поскольку из глубины страны можно с большей уверенностью управлять государством и руководить дальнейшей борьбой. Но к этому предстояло тщательно подготовиться и провести эвакуацию поэтапно. Однако премьер-министр Ларго Кабальеро, выехав в Валенсию, оставил столицу фактически на произвол судьбы. Вслед за ним поспешно оставили город военное министерство и штаб фронта.
      Формально оборона Мадрида возлагалась на хунту (комитет) во главе с генералом Миахой. Оставшимся войскам фактически было отказано в помощи и предлагалось покинуть Мадрид, заняв линию обороны на некотором расстоянии от него. Дело осложнялось еще и тем, что в ночь на 6 ноября на сторону мятежников перебежали пять офицеров штаба фронта во главе с начальником оперативного отдела.
      Севильское радио, захлебываясь от радости, сообщило на весь мир: "Франко вступает в Мадрид! Он предписал жителям столицы в течение 48 часов, до восстановления порядка, никуда не выходить и оставаться дома". Из Южной Америки в адрес министерства иностранных дел в Мадриде пришла поздравительная телеграмма на имя "цезаря, императора Франко"...
      В тысячах домов люди не ложились спать той ночью. И события развернулись не так, как предсказывали враги, паникеры и предатели.
      Испанские коммунисты поставили на ноги все боеспособное трудящееся население столицы и прилегающей зоны. Комитет обороны Мадрида взял на себя всю полноту власти и ответственность за оборону города. Из 23 тысяч коммунистов столицы 21 тысяча заняла передовые окопы мадридского сектора фронта. Компартия бросила клич: "Мадрид в опасности!" Заголовки вечерних газет призывали: "Наступил решительный час для Мадрида!", "Мадрид должен стать красным Верденом!" На улицах повсюду висели плакаты: "Но пасаран!", "Лучше смерть стоя, чем жизнь на коленях!", "Мадрид, как и Петроград, никогда не достанется врагу!", "Мадрид будет могилой фашизму!" Пламенные слова отдавались в душе каждого мадридца.
      Материальной основой обороны Мадрида все больше становились оружие и боевая техника, прибывавшие из Советского Союза. Первые партии советских танков, вступившие в сражение на подступах к столице в конце октября, сразу зарекомендовали себя как незаменимая ударная сила.
      Надо было видеть, как разительно изменилось настроение испанцев на фронте и в тылу, когда в начале ноября в мадридском небе появились республиканские самолеты-истребители И-15 и И-16, пилотируемые советскими добровольцами, которые нанесли мятежникам первые воздушные удары. Наступил конец безнаказанности фашистских воздушных пиратов.
      Франко стремился вынудить защитников Испанской республики стать на колени в день, имевший всемирно-историческое значение, - 7 ноября 1936 года, в годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. Мировая реакция, воплощавшая в себе самые мрачные силы фашизма, рассчитывала этим актом не только добиться победы, разгрома республиканской Испании, но и выжечь из сознания масс даже воспоминание о всемирно-исторической дате.
      Праздник Октября я встретил в небольшом городке Альбасете, который выглядел не столько населенным пунктом, сколько крупным военным лагерем. Альбасете стал своего рода Меккой для интернационалистов, или, как они сами себя называли, волонтеров свободы, - людей разных профессий, политических взглядов, религиозных верований и национальных особенностей. Их объединяло одно общечеловеческое и гуманное чувство - жгучая ненависть к фашизму, махровой империалистической реакции. Это воистину лучшие люди земли - так совершенно справедливо считали испанцы. Я счастлив, что мне оказали высокое доверие быть их наставником.
      Когда я прибыл к месту формирования резервов, очередная интернациональная бригада под номером 12 только начала укомплектовываться и проходила обучение под руководством нашего военного советника В. Я. Колпакчи. Буквально на второй день прибыл и вступил в командование бригадой известный венгерский писатель, коммунист, герой гражданской войны в СССР Мате Залка. В Испании он был известен как генерал Пауль Лукач. 12-я интернациональная бригада состояла из трех батальонов и одной батареи 77-миллиметровых пушек.
      В составе командования бригады находились Карло Луканов, начальник штаба, Фердинанд Козовский, заместитель командира бригады, - оба болгары. Политическим комиссаром был назначен видный итальянский коммунист Луиджи Лонго.
      10 ноября 12-я интербригада, еще полностью не обученная, не экипированная, была поднята по тревоге и в эшелонах направлена в район севернее Ла-Мараньоса, в излучину рек Мансанарес и Харама, южнее Мадрида. Ей предстояло принять боевое крещение в составе ударной группы на левом фланге Центрального фронта. В центре боевого построения была поставлена 12-я бригада. На флангах действовали испанские соединения.
      Все свободные часы, включая и время следования в район сосредоточения, были заполнены напряженной боевой подготовкой. Но этого оказалось далеко не достаточно. Когда бригада за несколько часов до боя получила последнюю партию оружия и был отдан приказ: "Зарядить винтовки и поставить на предохранитель", оказалось, что многие бойцы не знали, как это сделать...
      Несмотря на существенные недоработки в подготовке бойцов, к моменту наступления в подразделениях республиканских войск царили необычайный подъем и воодушевление.
      13 ноября бригада, поддержанная танками, перешла в наступление и вышла к исходу дня к высоте Лос-Анхелес, на которой возвышался монастырь, ворвалась в первую линию окопов противника. Подразделения батальона "Тельман" даже достигли вершины горы, но не смогли преодолеть стены монастыря и вынуждены были отойти.
      Ожесточенные атаки мятежников в центре ослабли и были отбиты. Но все же контрнаступление республиканцев из-за отсутствия резервов не получило развития. Однако в целом оно сыграло положительную роль, вынудив Франко перебросить часть сил с ударного направления на фланги.
      Закончился начальный и важнейший этап обороны Мадрида. Все планы франкистов и интервентов захватить столицу Испании прямой лобовой атакой провалились.
      П. И. Батов "Первый бой с фашизмом"
      * * *
      Ранней весной 1937 года республиканская армия готовилась к проведению так называемой Харамской операции. Краткая предыстория ее такова.
      В январе мятежники получили от германо-итальянских интервентов большое количество техники и снаряжения. К этому времени в основном была завершена переброска в Испанию итальянского экспедиционного корпуса - в первых числах февраля он уже участвовал в боях за город Малагу. Силы мятежников росли, а республиканская армия ощущала острую нехватку оружия и людей. Испанские порты были блокированы разбойничьими действиями германских и итальянских военно-морских сил, а также вследствие контроля пресловутого лондонского комитета по невмешательству. Не одно судно, направлявшееся в порты республиканской Испании, нашло себе могилу на дне Средиземного моря. Жертвами фашистских подводных лодок стали советские торговые суда "Комсомол", "Тимирязев" и "Благоев". В конце 1936 года Муссолини с цинизмом профессионального убийцы похвалялся, что с начала фашистского мятежа итальянские подводные лодки потопили суда водоизмещением свыше двухсот тысяч тонн.
      Несколько позже, как об этом свидетельствуют материалы захваченных при разгроме германского фашизма секретных архивов министерства иностранных дел Германии, Муссолини и Франко заключили соглашение, то которому фашистская Италия обязалась обеспечить кровавому каудильо "свою поддержку и свою помощь для восстановления социального и политического порядка внутри страны", то есть для удушения Республики. Эти же документы свидетельствуют о том, что вкупе с итальянскими интервентами в тело республиканской Испании вцепился и главный вдохновитель войны на Пиренейском полуострове германский фашизм. А возможностей для этого было больше чем достаточно.
      День и ночь у лиссабонской гостиницы "Авис", где обосновался штаб испанских мятежников, толпился всякий сброд - тут шла открытая вербовка "добровольцев" в армию Франко. Германские и итальянские пароходы, приходившие все в тот же Лиссабон, снабжали мятежников всем необходимым. Для удобства они были освобождены даже от таможенного досмотра и пошлин.
      Силы были явно не равны. Но Республика сражалась. После удара, нанесенного мятежникам в ходе Махадаондской операции, испанские патриоты готовились к новому подвигу. Одновременным ударом с севера - из района Торрелодонес через Брунете - и с юго-востока - из района Ла-Мараньоса - на Мостолес они решили разгромить армию мятежников, засевшую под Мадридом, и отбросить врага от столицы.
      Для проведения этой операции в республиканской армии было сформировано десять новых резервных бригад, которые намечалось усилить артиллерией (120 орудий), танковой бригадой и авиацией в количестве 100 самолетов. Эти бригады и должны были составить группировку, силами которой предстояло нанести главный удар.
      Все было бы хорошо, если бы республиканскому командованию удалось сохранить свой замысел в секрете. Но задолго до Харамскон операции о ней уже шли оживленные разговоры. По меткому выражению Михаила Кольцова, для шпионов в Испании была не работа, а отдых.
      Планы республиканцев, разумеется, тотчас же стали достоянием генерала Франко, который в то время как раз готовился к новому наступлению на Мадрид, причем с двух направлений: с юга - по восточному берегу реки Харамы и с северо-востока - от Сигуэнса через Гвадалахару. Мятежники решили упредить удар республиканских войск (это привело к тому, что франкистам не удалось увязать задуманные операции в одно целое, и они протекали изолированно: Харамская - в феврале, а Гвадалахарская - в марте 1937 года, причем обе окончились их полной неудачей). Республиканское командование еще не успело сосредоточить свои войска, как мятежники перешли в наступление через реку Харама севернее Аранхуэса. С первых же часов сражения их идея стала нам ясна: перерезать единственную хорошую шоссейную дорогу, соединяющую Мадрид с провинциями Новая Кастилия, Валенсия, а также с портами средиземноморского побережья.
      Начались ожесточенные, кровопролитные бои.
      Я мог бы по памяти нарисовать карту местности, на которой развивались харамские события, - так отчетливо запечатлелись они с тех давних пор... Река Харама, текущая почти строго с севера на юг. Именно к ней было приковано пристальное внимание той и другой стороны. Вот синие стрелы, обозначавшие направления вражеских ударов, пересекли извилистую линию водной преграды. К 12 февраля мятежники завершили форсирование реки и начали пробиваться на Мората-де-Тахунья и Арганду. Сколько пришлось тогда поколесить по раскисшим глинистым дорогам - собирать и поторапливать резервы, укреплять стыки и фланги республиканских войск, помогать командирам бригад организовывать контратаки! Главную роль в этом памятном сражении, пожалуй, играли наши танкисты.
      На одном участке десятикилометрового фронта противник бросил на позицию республиканцев несколько десятков итальянских танков. Дрогнули бойцы, помрачнело лицо командира пехотной бригады. А танки надвигались, поливая республиканские цепи свинцом своих пулеметов. Пришлось вызвать к месту боя быстрые и более мощные Т-26.
      - Но пасаран! Но пасаран! - в возбуждении кричал тогда командир бригады.
      Да, там, где появлялись республиканские танки, фашисты не проходили.
      Грозно урча и содрогаясь от выстрелов своих пушек, двинулись вперед наши бронированные машины. Что могли сделать с ними итальянские танкетки, вооруженные пулеметами? Вот вспыхнула одна вражеская машина, задымила вторая, третья...
      Бойцы выскочили из окопов, подбрасывая вверх свои пилотки и береты испанцы не могут скрывать эмоций! Да и нам, людям, давно привыкшим к боям, трудно было удержать свою радость при виде поспешного бегства итальянских интервентов с поля боя. Грудь распирала гордость за советскую боевую технику, за наших людей, для которых высшее благо - выручить товарища из беды.
      Кстати сказать, в ходе Харамской операции республиканские танки, оснащенные пушками, добились полного господства. Итальянские машины, вооруженные лишь пулеметами, оказались против них совершенно бессильны.
      Фашисты могли противопоставить Т-26 только немецкие противотанковые пушки, которых у мятежников было немало. Приходилось сначала подавлять их силами артиллерии, а затем уже пускать в прорыв свои машины. И все же наши танки понесли тяжелые потери.
      Навсегда, наверное, запомнятся мне картины, когда наши машины врезались в атакующие цепи мятежников. Надо заметить, что на самых тяжелых участках фашисты пускали вперед марокканцев. Те шли в своих красных фесках, белых шарфах, в земляного цвета бурнусах, под дикие воинственные выкрики. Хотелось крикнуть им: "За что проливаете вы кровь, темные, обманутые люди?"
      Эта кровь, как и все другие преступления, - на черной совести фашизма. В наиболее напряженные дни потери мятежников на фронте исчислялись тремя четырьмя тысячами солдат...
      В ходе операции я понял, что мое место здесь, в войсках, где непосредственно куется победа. Поделился своими мыслями со старшим советником Центрального фронта Г. И. Куликом (Купером). Он согласился со мной. И вот я уже на командном пункте народного героя Испании Энрике Листера, назначенного командиром одной из первых дивизий Народной армии.
      Как сейчас, вижу эту встречу с ним. Мятежники пристрелялись к его командному пункту, расположенному в пастушеском домике. В домик угодило несколько снарядов - засуетились санитары, забелели бинты. Потом начался пулеметный обстрел... А он стоит во дворике, подтянутый, в лихо заломленной фуражке, при галстуке, и изучающе посматривает на меня: как, мол, тебе нравится такая музыка? Не начнешь ли кланяться пулям?
      Советником к Листеру шел я, надо заметить, с известным опасением. Укрепилась за ним репутация командира храброго, тактически грамотного, но не терпящего постороннего вмешательства и тем более какой бы то ни было опеки. Владея немного русским языком (Листер побывал в Советском Союзе, был бригадиром забойщиков на строительстве Московского метрополитена), он посылал к чертовой матери всех, кто под горячую руку совался к нему с неразумными советами.
      - Не сработаешься, Малино, - предупреждали меня.
      А я решил: "Сработаюсь". И теперь видел: Листер устраивает мне своеобразный экзамен.
      Над головами, над чахлыми безлистыми кустиками посвистывают пули. Мы прохаживаемся с Листером от домика до дворовой изгороди, от изгороди до домика. У него вид человека, совершающего послеобеденный моцион, я тоже показываю, что пули беспокоят меня не более, чем мухи. Перебрасываемся короткими деловыми фразами... От домика до изгороди, от изгороди до домика... Начинает смеркаться. Будто невзначай рассматриваю на своем рукаве рваный след пули.
      Я никогда не был сторонником показной храбрости и тогда, на командном пункте, понимал, что наша рисовка друг перед другом ни к чему. Но, что поделаешь, разумная осторожность могла уронить меня в глазах этого храброго человека.
      К удивлению многих, с Листером мы сработались очень хорошо. Я всегда старался щадить его самолюбие, давал те или иные советы так, чтобы этого никто не слышал, и никогда не превышал своих полномочий. Все решения он принимал единолично, а когда ставил перед подчиненными боевые задачи, меня никогда не было рядом с ним.
      Дивизия Листера вела ожесточенные бои несколько дней. Высота Пингарон, за которую дралась та и другая сторона, несколько раз переходила из рук в руки. Помню, с каким волнением наблюдал Листер со своего командного пункта у Каса-Сола за контратакой вводимой в бой 66-й бригады - последнего его резерва. Эта бригада была только что сформирована на гвадалахарском участке.
      Теперь она здесь, на Хараме, принимает боевое крещение. Атакует бригада замечательно! Фашисты открыли по наступающим бешеный огонь из всей артиллерии, даже зенитной, бойцы несут потери, но упорно идут вперед. На командном пункте Листера появляется молоденький советский капитан инструктор при командире бригады. Он ранен, но лицо его сияет, когда докладывает о том, как хорошо атакует бригада... Жаль, не запомнилась фамилия этого славного парня.
      Справедливости ради надо сказать, что в боях за Пингарон хорошо дралась и 70-я бригада анархистов. Правда, советником пришлось назначить в нее заместителя командира танковой бригады товарища Петрова. Он-то и водил бригаду в атаку, причем все время находился в цепях наступающих, с винтовкой в руках. Бойцы были в восхищении от храбрости "камарада совьетико" и шли за ним вперед.
      Помнится, не меньше симпатии вызывал у испанцев и советский доброволец Павлито, под именем которого в 1-й бригаде Листера дрался с врагом в будущем прославленный генерал, дважды Герой Советского Союза Александр Ильич Родимцев. Прекрасный знаток пулеметного дела, он воспитал тогда в бригаде целую плеяду мастеров меткого огня и сам всегда находился на наиболее опасных участках сражений. Кстати, первая Звезда Героя засветилась на груди Александра Ильича там, под знойным небом Испании.
      Нельзя умолчать и о наших героических женщинах, которые работали в те дни переводчицами у наших советников, - Марии Фортус, Елизавете Тихоновой, Лене Лебедевой, Ляле Константиновской и многих других.
      Харамскую операцию можно считать выигранной республиканской армией. Противник так и не смог овладеть важной, в оперативном отношении, дорогой. Правда, контрнаступление республиканцев не дало желаемых результатов, с точки зрения территориальной, зато оно сильно обескровило врага и разгромило все его резервы. В этом, пожалуй, главное. Мятежники уже не смогли оказать помощи итальянскому экспедиционному корпусу под Гвадалахарой. В марте он был разгромлен республиканскими войсками.
      Гвадалахара... По праву стала она символом доблести и мужества республиканских войск.
      Итальянцы, подогретые легкой победой в Абиссинии и под Малагой, представляли себе эту операцию в виде прогулки по Сарагосскому шоссе. Планы командования итальянского корпуса сводились к ни на чем не основанному календарю блистательных побед. Темп наступления - 25 километров в сутки. 9 марта - Ториха. 11 марта - Гвадалахара, 12 марта - Алькала-де-Энарес, 15 марта - Мадрид. Расчет на отсутствие сколько-нибудь серьезных республиканских сил на северо-восточном направлении и резервов, расчет на внезапность. Порядок построения корпуса исходит из безостановочного движения вперед по узкой долине, ограниченной горным хребтом Сомосьерра и берегом реки Тахунья. Три дивизии в затылок одна за другой, четвертая "Литторио" - в резерве...
      Недооценка противоборствующих сил и переоценка собственных - самое опасное, что может быть на войне. Боевой порядок, основанный на голых предположениях, - гибель. Итальянское командование, уповая на мощь своего корпуса, сбросило со счетов такие "мелочи", как громадный патриотический энтузиазм республиканских бойцов, решивших предпочесть смерть сдаче Мадрида интервентам. Оно сбросило со счетов очевидный факт, что боевой порядок корпуса и условия окружающей местности позволяли республиканцам создать сильную оборону слабыми средствами и быстро подтянуть резервы.
      Что и говорить, перевес в силах снова был на стороне интервентов: 8 марта в районе Мирабуэна они двинули 15 вооруженных до зубов батальонов против трех слабо оснащенных батальонов 12-й республиканской дивизии. Но уже на следующий день сюда была переброшена 11-я интернациональная бригада с ротой танков Т-26. Маневрируя и действуя из засад, эти танки встретили интервентов жесточайшим огнем. Еще через день в сражение вступили 2-я бригада Листера и 12-я интернациональная. За три дня наступления фашисты смогли продвинуться на 30 километров вместо запланированных 25 ежесуточно.
      Тем временем к месту сражения спешили резервы. 12 марта в составе республиканских войск уже действовали три республиканские дивизии и два батальона танков Т-26 под командованием генерала Д. Г. Павлова. Одновременно на врага обрушились республиканские летчики на советских самолетах. Непрерывными бомбовыми ударами и пулеметным огнем они разгромили ближайшие резервы интервентов.
      Это был триумф республиканской авиации. Летчики вылетали на задание большими группами, и вели их лучшие, испытанные бойцы, крупные авиационные командиры, включая самого Игнасио Идальго де Сиснероса - начальника авиации республики. Об этом человеке, выходце из богатой и высокопоставленной семьи, можно было бы написать много, но лучше всего о нем рассказала его жена Констансия де ля Мора в своей книге "Вместо роскоши". Да, всем фамильным привилегиям семья Сиснероса предпочла тяжелую борьбу за свободу родной Испании. Начальник республиканской авиации обладал качествами настоящего бойца и лично водил своих питомцев в наиболее ответственные полеты. И еще поручал это дело своему советнику, замечательному советскому летчику Якову Владимировичу Смушкевичу. Так было и в описываемые нами дни.