Незадолго до этого брат генералиссимуса также пытался объединить политические силы национальной направленности - республиканцев и монархистов - в единое движение или партию, соответствующую современным идеалам. Его неоднократные попытки действовать в этом направлении закончились неудачей.
      В момент, когда происходили выборы "главы правительства", Фаль Конде находился за границей. По возвращении лидер карлистов выступил с критикой решения, принятого военными в одностороннем порядке. В конце концов он, не заручившись предварительно согласием генералиссимуса, начал строить планы организации монархической офицерской академии. Терпению Франко пришел конец. Он дал своенравному политику срок 48 часов, чтобы тот покинул страну, что и произошло.
      В результате "Традиционалистская партия" (ТП) лишилась личности, игравшей в организации роль лидера. Но и "Испанская фаланга" больше не имела твердого руководства, ибо Хосе Антонио Примо де Ривера, хоть и не принимал участия в Alzamiento и даже скептически относился к этому движению ввиду возможности возникновения в его среде реакционных идей, все же был приговорен "народным судом" республиканцев к смертной казни и 20 ноября 1936 года расстрелян в Аликанте.
      Поскольку обе партии поставляли наибольшее число добровольцев, их объединение представлялось уместным. После неудачи, которую потерпел Николас Франко, Рамон Серрано Суньер, чудом уцелевший в ходе кровавой расправы над национально настроенными мадридцами, счел себя призванным к выполнению этой задачи. Во время совместных прогулок в саду епископского дворца в Саламанке он подробно обсуждал проблему со своим зятем.
      Внутри Фаланги существовало три различных направления. Лидером наиболее сильной группы был Мануэль Хедилья, бывший рабочий, который выступал за социальные реформы, однако никоим образом не смог бы обеспечить интегрирующую силу. Справа и слева от его приверженцев находились так называемые старорубашечники и новорубашечники: ортодоксы (camisas viejas) и оппортунисты (camisas novas). И те и другие преследовали собственные цели и принимали режим Франко отнюдь не безоговорочно.
      Когда возникла опасность кровавого столкновения, грозящего расколом Фаланги, и лидер удержался на своем посту лишь незначительным большинством голосов, Франко приступил к действиям. Было подготовлено постановление об объединении; Мола и Кеипо одобрили его, согласен был и Хедилья. 18 апреля 1937 года каудильо огласил декрет по радио.
      Согласно постановлению, составленному Серрано Суньером, ТП и ИФ реорганизовывались в единую партию во главе с Франко под новым названием: "Falange Espanola Tradicionalista у de las JONS" (FET) - "Испанская традиционалистская фаланга и ОНСН" (ИТФ) - и объединяли свои отряды добровольцев, привлекая и небольшие группы милиции партий "Народное действие" и "Испанское обновление" (правда, внимание на этом не акцентировалось). Теперь все они носили синие рубахи старой Фаланги и красные береты (boina) карлистов-добровольцев.
      Противники Alzamiento считали ИТФ фашистской партией, сплоченной и монолитной. Однако новая организация ни в коем случае не могла быть или стать таковой. Декрет об объединении не содержал никакого указания на идеологию или будущее политическое устройство страны. Это удовлетворяло и военных и монархистов. Но старые фалангисты (camisas viejas) считали, что их лишили программы. Они относились к правительству сдержанно, даже с некоторой долей неприятия.
      Из рядов ИТФ уже поднималась волна пропаганды против Франко. К этому добавились сведения о нелегальных сходках "camisas viejas". Да и старый лидер партии, надежда на повторное избрание которого была шаткой, стал неуместен. В ночь на 25 апреля Франко нанес удар. Двадцать деятелей Фаланги, среди них и Хедилья, предстали перед военным трибуналом, четверо из них были приговорены к смертной казни (впоследствии, однако, их помиловали).
      В результате акции с Хедильей Франко поднялся еще на две ступени своей и без того выдающейся карьеры. Теперь он был лидером партии, но выступал не в такой роли, как Гитлер и Муссолини, а в качестве воюющей стороны, и решающего успеха Франко достиг благодаря строгой дисциплине в собственных рядах, предусматривающей подавление всяческих раздоров. Кроме того, отныне каждому было ясно, что этот человек разграничивает применительно к себе функции руководителя государства и верховного судьи.
      Левым республиканцам нелегко было укрепить свое положение. С момента потери Малаги дни кабинета Ларго Кабальеро были сочтены. Развал каталонского единого фронта, в который входили ВСТ, НФТ/ИФА, МОРП и левые, неизбежный после вероломных убийств и кровавых уличных столкновений, не оставлял "испанскому Ленину" никаких шансов. Москва требовала энергичного руководства.
      Новым главой правительства стал Хуан Негрин{77}, министром обороны Индалесио Прието. Оба были социалистами и раздали остальные посты своим друзьям. Однако они предоставили широкую свободу действий и коммунистам, позволили уничтожить МОРП, ликвидировали автономию Каталонии и создали систему полицейского террора. Целью было создание "сильного государства".
      В ответ на решительные наступательные действия, которые теперь предпринимались республиканцами, Франко вел себя осмотрительно, сколь резкой критике ни подвергали бы его за это немцы и итальянцы{78}. "Тактика в испанской войне, - заявил он в беседе с одним из дипломатов, - является функцией политики. Я не имею права истребить противника, разрушить города и деревни, промышленность и производство, и именно по этой причине я не слишком тороплюсь. Если бы я все же так поступал, то не был бы патриотом".
      Следующей целью Франко был захват северного побережья, важной сырьевой и промышленной базы. Бискайское наступление испанских национальных сил, начавшееся 31 марта 1937 года, республиканцы стремились остановить путем диверсии в окрестностях Ла Граньи северо-восточнее Мадрида. Они потерпели неудачу: вместо Молы, погибшего в результате авиакатастрофы 3 июня неподалеку от Кастиле де Пеонес, в Бильбао после длительных боев вошел генерал Фидель Давила.
      Теперь республиканцы стремились, по крайней мере, нарушить ход операций на кантабрийском побережье. Они завязали бой в Брунете под Мадридом, бросив в него крупные силы, и, едва Варела одержал победу, начали новое наступление в Арагоне. Однако ничто не могло поколебать уверенность Франко. Он знал, что необходимое решение вызревает медленно, но верно. В конце августа пал Сантандер, 12 октября 1937 года - Хихон.
      Вскоре анклава, оттягивавшего на себя силы, уже не существовало. Около 18 600 квадратных километров с населением 1,61 миллиона человек, было присоединено к территории, занятой национальными силами Испании, а также 65 процентов судостроительной промышленности, почти все крупнейшие заводы, производящие оружие и боеприпасы, более половины угольных шахт страны и, кроме того, богатые месторождения железа, мышьяка, свинца, цинка и меди этого было достаточно, чтобы британское правительство обменялось с Франко если не послами, то, по крайней мере, "полномочными представителями".
      На фоне этих успехов казалось несущественным, что республиканцы все еще предпринимали атаки под Теруэлем, а в зимний период втянули своего противника в бои, продолжавшиеся девять недель. Франко не только восстановил первоначальное положение, но и к концу зимы благодаря Оргасу и другим соратникам выставил 582 000 солдат против 492 000 солдат противника.
      Прежде чем приступить к подробной разработке оперативной цели на 1938 год (расчленение территории, занятой противником, путем наступления широким фронтом до побережья Средиземного моря), каудильо создал правительство, способное нормально функционировать. Только теперь большинство осознало, что Франко давно уже является главой государства.
      Поначалу его решение можно было лишь констатировать, но не оценить по достоинству. Проведенный позднее анализ выявил удивительные результаты. Кадровый военный, совершенно не искушенный в такого рода хитростях, не просто сформировал кабинет, но и представил образец высокого политического искусства, достоинств которого не умаляет даже то, что в нем явно просматриваются советы и рекомендации Рамона.
      Франко умело согласовывал мероприятия в различных сферах коалиционной, военной, экономической и социальной политики, которые заранее обдумывал в течение длительного времени. Особенно удался ему недвусмысленный намек на форму дальнейшего государственного устройства. Пышная церемония приведения нового кабинета к присяге состоялась в старинном монастыре Их Католических величеств{79} и показала, что Испания станет монархией без короля (обстоятельство, едва ли понятное в тот момент альфонсистам и карлистам, однако уже определившее дальнейший ход событий).
      В кабинете - коалиционном правительстве, если допустимо выразиться таким образом, - были представлены все политические группировки национальных сил Испании: в первую очередь, разумеется, военные, далее старые и новые фалангисты, а также альфонсисты и карлисты. Министры в большей или меньшей степени представляли интересы существующих институтов и сословий (армия и церковь, финансовая элита и крупные землевладельцы, мелкое крестьянство и рабочие), однако в первую очередь все же волю каудильо. Николас Франко, который имел административные способности, но не обладал политическим талантом, не вошел в кабинет, а был послан братом в Лиссабон в качестве посла. Должность вице-президента и министра иностранных дел каудильо поручил графу Гомесу Хордане. Поистине ключевую позицию занял Рамон Серрано Суньер{80}, ставший министром внутренних дел.
      На фигуре Хорданы сконцентрировались надежды приверженцев короля, которым осторожно льстил сам Франко: он вернул Альфонсу XIII гражданство и собственность семьи Бурбонов. От Серрано Суньера сельскохозяйственный и промышленный пролетариат ожидал улучшения своего положения. И в сфере социальной политики Франко также сделал многообещающее заявление о своих намерениях: Хартия труда от 9 марта 1938 года{81}.
      Разумеется, ее провозглашение должно было также стать средством пропаганды войны, привлекательным для "красных испанцев" из другого лагеря, в котором после провала в Теруэле вновь происходили перемены. Агенты Коминтерна Пальмиро Тольятти, Эрнё Гере и Витторио Кодовила требовали отставки министра обороны Прието. Правительство Негрина должно было быть реорганизовано, тем более что силы национальной армии во главе с генералом Фиделем Давилой полностью заняли Арагон.
      По-видимому, в Кремле помощь красной Испании считали менее целесообразной, чем когда-либо; ведь великая чистка все еще продолжалась. Однако Советский Союз отказывался от взятых на себя обязательств так же неохотно, как и Италия. Разница состояла лишь в том, что Сталин, который, в конце концов, все же бросил испанских республиканцев в беде, по крайней мере, завладел их золотым запасом, в то время как Муссолини остался ни с чем.
      Превосходную сделку совершил Гитлер. В ответ на свою продуманную и регулярную помощь национальным силам Испании он стремился не требовать скорого решения, а, по возможности, отложить его. Чем дольше продолжалась война, тем больше экспортно-импортная фирма HISMA-ROWAK, основанная исключительно с этой целью, могла пользоваться монополией на добычу руды в Рифе с пользой для вооружения Германии, тем больше находилось возможностей для подписания секретных протоколов и обеспечения тем самым Германии привилегированного положения на Иберийском полуострове.
      Гитлер, кроме того, получил возможность ввести в действие "Антикоминтерновский пакт"{82}, урегулировать отнюдь небеспроблемные взаимоотношения между Германией и Италией путем создания оси Берлин - Рим, а в ситуации в Средиземном море, ставшей затруднительной для Франции, как явствует из так называемого протокола Хосбаха{83}, целенаправленно проводить экспансионистскую политику.
      После того как начатое не столь давно арагонское наступление распространилось на юго-восток, наступавшие раскололи республиканскую область надвое и на широком фронте между дельтой Эбро и Сагунто вышли к средиземноморскому побережью, каудильо доставил германскому диктатору немалое огорчение. Внезапно застопорились переговоры об аннулировании указа, направленного против Германии и ограничивающего долю иностранного капитала в испанских предприятиях двадцатью пятью процентами. Кроме того, в Берлине были неприятно удивлены сообщением о том, что Франко в беседе с одним из немецких офицеров намекнул на необходимость возвращения легиона "Кондор" на родину. По-видимому, участие этого соединения, которое за весь период войны потеряло убитыми лишь 174 человека, в боевых действиях теперь уже не окупалось.
      Всего пять дней спустя, после того как национальная армия вышла к Средиземному морю в окрестностях Сагунто, крупные силы республиканцев внезапно продвинулись в районе нижнего течения Эбро в направлении Гандесы. Наступление вылилось в затяжные бои. Этот кризис обеспокоил генералиссимуса меньше, чем любого из офицеров его штаба. Франко угнетало опасное обострение противоречий в Европе.
      Попытка Гитлера разгромить Чехословакию была чревата большой войной. Угроза возможного столкновения весьма беспокоила Франко, в то время как Негрин, чьи мирные предложения успеха не имели, почти желал его. Ибо неизбежное при этом соперничество великих держав должно было привести к коренному изменению соотношения сил в Испании.
      Дипломаты давали понять, что в случае развития конфликта британско-французские войска перейдут через Пиренеи и одновременно займут территорию Рифа. К такой угрозе Франко не мог отнестись легкомысленно. Каудильо немедленно объявил свой режим нейтральным и вынужден был смириться с тем, что Гитлер прекратил помощь Испании, а Муссолини частично отозвал CTV.
      В течение нескольких недель напряжение достигло апогея, а затем Великобритания и Франция еще раз пришли к соглашению с Гитлером, подписав 29 сентября 1938 года Мюнхенский договор{84}. Последствия их уступок носили глобальный характер. Приближался и час гибели республиканской Испании. Сталин понимал, что ему больше не удается проводить "политику коллективной безопасности" совместно с западными державами. В результате вспомнили и о советском военном потенциале.
      Первым шагом стал роспуск интернациональных бригад, находившихся на обеспечении Кремля. Эти формирования, которые вместе с "пятым полком" коммунистов, разросшимся до численности корпуса, служили ударными группами республиканской армии, были выведены из победоносно начавшегося сражения за Эбро. Ни прощальный парад, который принимал Негрин, ни попытки объяснить происходящее женевскими резолюциями Лиги наций и лондонского "комитета по невмешательству" не смогли скрыть того факта, что решение Сталина было основано на политических реалиях.
      Ему генерал Франко был обязан своей последней решающей победой. Вскоре после отхода бойцов интербригад, начиная со 2 ноября 1938 года, контратаки национальных сил стали весьма успешными. Из 100 000 республиканцев, которые в июле перешли Эбро, 15 ноября на северный берег возвратились всего 15 000.
      Месяц спустя испанские национальные силы приступили к захвату Каталонии. Лишь в отдельных местах они сталкивались с серьезным сопротивлением. Барселона пала без борьбы. Единственное препятствие дальнейшему продвижению создавала холодная, влажная погода. К 9 ноября 1939 года наступавшие вышли к пиренейской границе на всем ее протяжении. Мануэль Асанья и республиканское правительство заблаговременно спаслись бегством.
      Дипломатическое признание режима Франко Лондоном и Парижем дало Асанье повод к отставке. Негрин еще раз попытался захватить власть в республиканской Центральной Испании. Однако флот Народного фронта взбунтовался и взял курс на французские территории Северной Африки. В Мадриде офицерская хунта подняла восстание, направленное против коммунистов. Кровавое столкновение между ними завершилось тем, что войска национальных сил Испании взяли столицу без боя.
      В течение восьми дней три армии под командованием Оргаса, Саликета и Кеипо заняли оставшуюся часть республиканской территории. Когда Франко, больному гриппом, сообщили о выполнении задачи, он сказал только: "Очень хорошо, большое спасибо". Заключительное коммюнике верховного командования от 1 апреля 1939 года гласило: "Сегодня национальные войска после разоружения и пленения Красной Армии достигли своей последней военной цели. Война окончена".
      Вторая Мировая война
      По словам одного из английских авторов, в 1939 году над Испанией опустился "саван молчания". Это определение несправедливо: дело не только в громких стенаниях, раздававшихся на могилах (во время гражданской войны погибло около 300 000 человек), но сцены братания, торжественные богослужения и пышный парад победы - все это было в тогдашней Испании. Массы беженцев с повозками и вьючными животными где-то на пути в Левант встретились с войсками национальной армии, уполномоченные "Auxilio social" кое-как снабдили нуждавшихся самым необходимым, и теперь они возвращались в родные места, полные новых надежд.
      Официальная пропаганда была не в состоянии отразить размах триумфальных настроений и передать всю глубину облегчения, царившего в обществе. Правда, тут же началась планомерная расправа победителя над поверженным политическим противником. Уже 9 февраля 1939 года Франко подписал закон, имеющий обратную силу, согласно которому подлежала наказанию "подрывная деятельность" в период с 1 октября 1934 года по 18 июля 1936 года, а также оказание сопротивления Alzamiento nacional. Это жестокое право ex postfacto{85} бросало тень на сотни тысяч, если не миллионы испанцев.
      Во многих городах заседали военные трибуналы. Особая судебная палата, учрежденная 14 марта 1939 года, рассматривала наиболее тяжкие случаи. Лица, ответственные за крупные кровавые расправы, персонал "чека" и "народных судов", политические комиссары и члены "марксистских" комитетов, палачи и убийцы лишь в редких случаях могли надеяться на снисхождение. Их приговаривали к смерти и расстреливали. Поджигатели и осквернители церквей, сочувствующие и милиционеры скорее могли рассчитывать на милосердие. Вместе с офицерами и низшими чинами "народной армии" их временно отправляли в тюрьму.
      Режим Франко и его суды особого назначения действовали, в принципе, так же, как и державы-победительницы во второй мировой войне. Ничто не дает повода утверждать, что народный фронт, в случае своего триумфа, отказался бы от новой расправы над противниками. Остается лишь констатировать, что вновь учрежденные органы возмездия не допускали кровавых погромов и таким образом, по крайней мере, предупреждали дикие бесчинства, которыми так богата история Испании.
      Франко видел перед собой и еще одну нелегкую задачу: восстановление разрушенной экономики. Кредиты лондонских консорциумов и ассигнования Германского рейха после окончания вновь возобновленных переговоров относительно распределения капиталовложений в испанские предприятия так же мало служили этой цели, как и договоры о торговле с Великобританией и Францией, Италией и Португалией. Разгорающаяся вторая мировая война устанавливала подобным сделкам жесткие границы. Поэтому Франко провел национальный заем, который принес свыше 5 миллиардов песет. Кроме того, с целью подъема экономики и преодоления балансового дефицита во внешней торговле осенью 1939 года он разработал десятилетний план развития.
      Широко распространено мнение, что с приходом Франко победу одержала традиционалистская Испания, Испания епископов, владельцев латифундий, финансовых магнатов и промышленных олигархов. Такая точка зрения не выдерживает критики по отдельным позициям. Непосредственно после окончания гражданской войны мощные силы внутри национального лагеря, и в первую очередь "camisas viejas", были настроены революционно. Они требовали проведения земельной реформы за счет землевладельцев, обобществления едва ли не всех отраслей промышленности и оптовой торговли, введения строгого контроля кредитной системы и банков, создания объединенных профсоюзов и принятия прогрессивных социальных законов.
      В 1939 году Франко не мог и не хотел пойти столь далеко, несмотря на то, что в беседе с итальянским послом решительно высказался против возврата к прежнему положению дел. Положение внутри страны и вторая мировая война требовали от мадридского режима чрезвычайной осторожности при осуществлении любых шагов. Поскольку каудильо назначил Национальный совет из представителей Фаланги, он имел возможность сдерживать их нетерпение. В этой связи в его политике уже не в первый раз наметилась своеобразная перемена.
      По указанию Франко Фаланга сформировала профсоюзную организацию, которая объединила рабочих и предпринимателей и принесла некоторое облегчение в социальной сфере; он также способствовал созданию организации "Section femenina" ("Женская секция"), которая применительно к испанским условиям считалась прогрессивной. Однако с другой стороны, к глубокому огорчению старофалангистов и настроенного радикально-реформистски Кеипо де Льяно, глава государства вернул латифундистам большую часть конфискованных земель и лишь остаток этих угодий предназначил для заселения мелким крестьянством.
      Такая политика, которая учитывала притязания различных сторон, именно ввиду своей компромисности не могла полностью удовлетворить ни одну из групп и постоянно таила в себе риск испортить отношения со всеми. В середине августа 1939 года такая опасность достигла крайне опасной точки. В то время Фаланга, несмотря на свою приверженность католицизму, которому были чужды примитивно-материалистические учения фашизма и национал-социализма, была в восторге от Муссолини и Гитлера.
      ИТФ считала себя обязанной обоим диктаторам, причем имелся в виду не только антикоминтерновский пакт. Вначале режим Франко присоединился к пакту тайно, а теперь обязательства Испании по нему были признаны официально; для Фаланги важен был "образец" внешне удавшегося блестящего "обновления" итальянского и немецкого народа.
      Пребывание в эйфории не способствовало работе правительственного кабинета. Министр иностранных дел, англофил граф Хордана, возражал против договора о дружбе с Германией (тем не менее заключенного), а Серрано Суньер, в тот период настроенный профашистски, выступал за тесную связь Испании с осью Берлин - Рим. Однако испытывать взаимное терпение не пришлось, и не только потому, что Хордана уступил свой пост полковнику Хуану Бейгбедеру.
      Гитлер поверг Испанию в сильнейший шок, достигнув 23 августа 1939 года соглашения со Сталиным. Германский диктатор не счел нужным выполнять свои неоднократно принимаемые обязательства, согласно которым подобному шагу должны были предшествовать консультации. Мадрид был разгневан так же, как Рим и Токио, а возможно, еще в большей степени. Ибо испанские национальные силы, только что завершившие свой cruzada{86}, весьма серьезно относились к внезапно отвергнутой идее солидарности в борьбе с большевиками.
      После заключения пакта со Сталиным Гитлера ничто больше не удерживало от развязывания войны. В Мадриде с тревогой ожидали этого момента. Но если уж катастрофе суждено разразиться, то испанский народ вновь затянет потуже поясок, так как даже в обозримом будущем не приходится ожидать нормализации политического, социального и экономического положения в стране.
      Франко снова провозгласил "жесткий нейтралитет" страны. На этот раз он показался западным державам правдоподобным, поскольку Германия и Италия больше не имели войск на испанской земле. В марте Хордана также подписал с Португалией - старейшим союзником Англии - договор о дружбе и ненападении, который исключал всякую агрессию сторонних сил на территории государств-сигнатариев{87}.
      Но заверения в нейтралитете не помогли. В Лондоне и Париже не хотели верить, что между Испанией и странами, входящими в ось, не существует договоров, которые обязывали бы режим Франко к решительным действиям. Прогерманская пропаганда Испании, которая велась по указанию Серрано, казалось, оправдывала недоверие запада. В действительности каудильо предоставил своему зятю полную свободу действий, поскольку после первых блиц-побед Гитлера было необходимо поддерживать с Берлином дружественные отношения.
      Когда вскоре в ходе западной кампании Германия также одержала решающую победу, а Италия вступила в военные действия и отказалась от прежнего статуса невоюющей державы, для Франко настал подходящий момент со своей стороны позаимствовать эту формулу. Вслед за этим, 14 июня 1940 года, он отдал распоряжение именем султана ввести испанские войска в международную зону Танжера{88}.
      Так Франко сумел продемонстрировать претензии Испании на свою долю при территориальном переделе Африки после надвигающейся катастрофы для Франции. А поскольку победа Германии означала тяжелое поражение Англии, каудильо воинственным заявлением ("Два миллиона солдат стоят наготове... чтобы выковать империю".), возвестил, кроме того, и о притязаниях на Гибралтар{89}.
      Тем временем маршал Петэн обратился к главе государства с просьбой о содействии в установлении перемирия. Несколько дней спустя военные действия на континенте были прекращены. Моторизованные подразделения германского вермахта вышли к пиренейской границе под Ируном. Политика Мадрида впервые, казалось, оправдывала себя. Серрано Суньер пользовался авторитетом как удачливый государственный деятель, а англофилу Бейгбедеру, как в свое время Хордане, прочили скорый конец карьеры.
      Однако Франко, который не верил в удачу и никогда не двигался по единственному имеющемуся пути, каким бы многообещающим он ни был, а всегда предпочитал иметь в запасе и второй путь, крепко держался за Серрано и Бейгбедера. Пусть один из них поглядит, что можно извлечь для Испании из победы Германии, а задача второго - не стесняясь ухудшения отношений с Англией, заполучить канадские корабли с пшеницей, которая поможет справиться с ожидающимся неурожаем.
      Уинстон Черчилль{90} давно понял, что Иберийский полуостров занимает ключевое положение и в Средиземном море, и в Атлантике. Поэтому, несмотря на нехватку в Англии судов, он распорядился незамедлительно отправить в Испанию 34 зерновоза и сообщить Франко, что нашедшее поддержку в Великобритании правительство во главе с Хуаном Негрином в изгнании больше не будет пользоваться сколь-нибудь существенной свободой действий.
      Перед Гитлером встал вопрос о том, как завершить свою якобы уже "выигранную" войну. Воздушная война в небе Англии не принесла победы, даже не позволила осуществить замысел о высадке на Британских островах. Однако верховное командование вермахтом имело в виду и другие цели, например операции в Гибралтаре.
      Франко узнал об этом в конце июля 1940 года, во время визита адмирала Вильгельма Канариса{91}.
      Начался первый этап борьбы за Испанию. За взаимными контактами высших военных чинов последовал меморандум каудильо правительству рейха. В середине и конце сентября Серрано Суньер побывал в Берлине. Кульминацией примерно в середине этой фазы - стала встреча Франко и Гитлера на вокзале в Анде.
      Страны - члены оси склоняли Испанию к участию в войне, однако последняя предпочла не ограничивать себя каким-либо сроком, а, со своей стороны, выдвинула требования, которые со временем расширила. Поначалу Мадрид желал получить Марокко и Гибралтар, затем еще и земли в окрестностях Орана и к тому же объединить территории колонии Гвинея за счет прибрежной полосы между устьем Нигера и мысом Лопеса, и в конце концов откорректировать границы в Пиренеях и в Сахаре, причем последнюю в пользу испанских владений Рио Оро и Ифни. И это еще не все, Германия должна была поставлять тяжелое вооружение и самолеты, горючее и зерно (до 700 000 тонн ежегодно).
      Трудно сказать, насколько всерьез Франко принимал эту программу. Некоторые из его требований носили гипотетическое значение, в том числе притязания на Гибралтар. Другие явно были призваны спровоцировать отказ со стороны стран - членов оси. К поставкам же продовольствия каудильо, по-видимому, проявил живой интерес. Ведь Англия при поддержке Соединенных Штатов вновь участвовала в большой игре за отмеченную печатью голода Испанию, поочередно пропуская или задерживая жизненно важные грузы. Кроме того, Франко понимал, что стоит только заявить о притязаниях на Гибралтар, в союзе с немцами или самостоятельно, и это немедленно повлечет за собой высадку британцев на Канарских островах, а возможно, и на побережье Португалии, что случалось уже, к примеру, в 1808 году.
      Перед лицом подобной угрозы каудильо вначале было необходимо выяснить, сможет ли Германия обеспечить Испании, находящейся в бедственном положении, современное вооружение и снабжение всем необходимым. Однако Серра-Суньеру во время его пребывания в Берлине не только дали отрицательный ответ, но и сообщили, что требования Гитлера включают в себя две базы в Марокко, передачу одного из Канарских островов и свободный проход германских войск к Гибралтару.
      Германский диктатор понял, что Великобритания не признает себя побежденной, пока за ее спиной стоят Соединенные Штаты. Поэтому он и стремился получить базы для подводных лодок в Марокко и Западной Африке. Поэтому 27 сентября 1940 года и был заключен тройственный пакт, посредством которого Германия, Италия и Япония надеялись предотвратить американскую интервенцию. Следующей целью было создание континентального блока с привлечением СССР и других государств.
      Однако именно это не позволяло правительству рейха учесть интересы Мадрида, чьи экспансионистские устремления должны были осуществляться за счет Франции и частично пересекались с итальянскими притязаниями в Северо-Западной Африке. Урегулирование существующей противоположности интересов было, по выражению Гитлера, "возможно только с помощью грандиозного обмана".
      Незадолго до встречи с этим сложным партнером Франко реорганизовал свое правительство, все же убрав Бейгбедера и назначив министром иностранных дел Серрано Суньера, который был лучше знаком с предметом переговоров, а также с Гитлером и его окружением. Рейхсканцлер был в менее выигрышном положении. Его намерение провести германо-французские переговоры незадолго до встречи или вскоре после нее могло быть расценено испанцами как попытка давления исподтишка.
      Однако Франко остался непоколебим. Германо-французский союз был для него немыслим, поскольку было совершенно очевидно, что последует за этим в Африке. Он также ни на мгновение не поверил утверждению Гитлера о том, что война с Англией уже выиграна. Именно потому, что это явно не соответствовало действительности, каудильо отказался от запланированной атаки на Гибралтар, так же как и от преждевременного присоединения Испании к тройственному пакту.