Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Убить некроманта

ModernLib.Net / Фэнтези / Далин Макс / Убить некроманта - Чтение (стр. 16)
Автор: Далин Макс
Жанр: Фэнтези

 

 


Тоже не мог уместить в душе. Чудно все-таки устроены люди, чудно.

– Интересно, – говорю, – Питер, если тебе кто-нибудь сказал бы год назад, что будешь когда-нибудь жалеть вампира, ты бы поверил?

Смеется.

– Не знаю. Нет. Да, поверил бы. Чего только не бывает… А Клод точно что в ад угодил? Может, все-таки нет? Жаль, за упокой души помолиться нельзя.

Питер, Питер…

B полдень мы проехали замок Роджера. Поздним вечером были рядом со Скальным Приютом – острые башни в красном закатном свете казались заточенными, как копья. Царапали небо, облака кровоточили.

Бред.

Любовное гнездышко. Вот о чем я думал. Самый красивый замок из принадлежащих моему роду. И Роджер его, небось, уже присвоил. Я невольно представлял себе, как этот скот, устав от разврата, ходит по замку королевы, разглядывает портреты, щупает гобелены, вертит кубки в руках и прикидывает, сколько может стоить такой домик-пряник, – и Дар во мне разгорался закатным огнем. А когда я увидел рядом с королевскими штандартами над воротами штандарт Роджера – огонь потек по моим жилам вместо крови. Моя шлюха даже не скрывает: у нее почетный гость. Верный рыцарь.

На стене горели огни – в замке ждали монаха. Не дождутся. Но я постараюсь их не разочаровывать.

Сегодня будет веселая ночка.

Мы ждали Агнессу на поляне, заросшей кипреем. С этой поляны все было славно видно: и поле, затянутое туманом, и скалы, и замок, и заря. Ждали недолго. Солнце едва успело уйти за горизонт – заря еще догорала, когда полосы холодного тумана собрались в две высокие фигуры. В две!

С Агнессой пришел Оскар. Я поразился.

– Князь, – говорю, – разве вы не отправились домой? Вы решили тут охотиться?

Оскар подошел по колено в тумане. Питер присвистнул, когда его рассмотрел, – никакая чара, никакой лунный морок не украшали моего наставника в ту ночь. Даже мне стало слегка не по себе от его облика: мертвая снежная маска, холодный огонь в надменных нечеловеческих очах, плащ как свернутые нетопырьи крылья – и туман тек с него бледными струями. Оскар, похоже, хотел, чтобы смертные видели Господина Сумерек, Проводника умирающих таким, какой он есть, – а если мой сердечный друг вампир чего-то хотел, то ему это удавалось.

Агнесса выглядела за его плечом бледным призраком.

Оскар отвесил поклон, от которого мне стало чуть неловко. Я раньше не видел его таким, чудно показалось с непривычки. Но я подал ему руку для поцелуя – и меня чуть не захлестнул поток его Силы, совсем неожиданной на вкус. Я успокоился – Князь резвится. Князь хвастается могуществом. Князь собирается сводить счеты.

– Мой драгоценнейший государь, – сказал Оскар с неподходящей к облику веселостью, – я никогда прежде не участвовал в военных действиях, что, как будто, не совсем прилично для дворянина. Я покорнейше прошу вас принять мою скромную помощь в вашей войне, ваше доблестнейшее величество, – ради памяти бедного неумершего юноши, который был вашим преданным слугой и солдатом.

– Конечно, – говорю. – Только скажите, как вы это себе представляете, Оскар. Я буду подстраиваться под вас, раз так вышло.

Оскар улыбнулся – клыки сверкнули сталью.

– Ваше чудесное величество, – говорит, – мой дорогой государь, я вас позабавлю сегодня. Покажу интересное представление – поверьте мне, восхитительнейший государь, еще никто из людей такого не видел, – и добавил, подумав, – ваш слуга может присутствовать. Не так уж часто в мире подлунном встречаются друзья неумерших с горячей кровью. Полагаю, тот, кто видел Того Самого, не испугается детей Сумерек – тем более что они в родстве с его ушедшим товарищем.

Питер кивнул. Я видел, как у него расширились зрачки, как у ребенка от страшной сказки, – он очарован жутью. Я положил ему руку на плечо и тоже кивнул Оскару – нечто вроде предложения начинать действовать.

Оскар откинул плащ, освобождая руку. Перстень на его указательном пальце вспыхнул темным рубиновым огнем, словно звезда Войны над горизонтом.

– Дети, – позвал он негромко. Я ощутил лицом ледяной ветер его дыхания. – Дети Сумерек, я хочу видеть перед собой всех, способных прийти сейчас же. Клан Луизы, клан Герберта, клан Кристофера, клан Мартина, клан Маргариты…

Несколько мгновений ничего не происходило, только внезапно похолодало. Питер вопросительно взглянул на меня – Агнесса хихикнула, – и тут мы услышали этот шелест. Шелест наполнил лес, наполнил небеса, туман взвихрился от множества крыльев. Картина вышла действительно удивительная – нетопыри, совы и вороны летели со всех сторон и кидались к ногам Оскара, оборачиваясь в полете.

Я не мог представить себе, что Оскар – старший для стольких вампиров. Он никогда не распространялся о своем истинном месте в иерархии Сумерек – а теперь, глядя на мерцающие фигуры, преклонившие колена в тумане, я думал: уж не старейший ли он Князь во всем Междугорье.

У меня дух захватило от этой мысли.

А тем временем главы вампирских кланов, сущности, жутковато прекрасные, как порождения болезненного сна, подходили к Оскару, чтобы облобызать его руки, – и мой наставник принимал их со сдержанной ласковостью. На прибытие всех призванных ушло не меньше четверти часа – и когда шелест крыльев стих, их оказалось не меньше сотни. Бледное свечение их тел призрачно озарило поляну. Никогда раньше мне не приходилось видеть столько вампиров сразу. Я узнал только Эллиса – больше никто не представлялся мне, мои столичные знакомцы не явились. Вероятно, Оскар призвал только находящихся поблизости.

И невозможно было не заметить, что их очи, отчетливо мерцающие темным пурпуром, устремлены не только на Оскара, но и на меня. Сила неумерших инеем легла на траву, затянула небо облаками и сделала туман густым, как молоко, – а вампиры нежились в тумане, почти не касаясь ступнями травы. Опушка леса превратилась в бредовую грезу. Августовская ночь пахнула ладаном и морозом – вкрадчивой смертью. Питер инстинктивно придвинулся ко мне, прижав к своему плечу мою руку.

Я обнял его, и он взглянул с благодарностью. Живому рядом с мертвым холодно вне зависимости от отваги и самоотверженности – просто холодно и все. Так мир устроен.

– Я вижу, все здесь, – молвил Оскар.

Несколько вампиров, самых, по-видимому, старших и имеющих собственных обращенных, расселись рядом с ним на поголубевшей от инея траве, касаясь своего Князя кончиками пальцев, перебирая ткань его плаща, обнимая его ноги, – и ледяной воздух дрожал от потока смешанной Силы. Остальные расположились поодаль – и Сила поднималась от их тел, как туман. Мой Дар согрел их Силу и перемешался с ней – я чувствовал себя, как человек, стоящий нагишом под теплым ливнем. Это было восхитительно. Несмотря на давнюю привычку к Силе, мне хотелось кричать от счастья, как той ночью, когда я впервые увидел Оскара.

На некоторое время я забыл обо всех своих неприятностях и несчастьях.

– Я рад, – между тем продолжал Оскар. – Я позвал вас не для того, чтобы отдать приказ, дети. Я желаю сделать вам предложение, от которого любой из вас вправе отказаться.

Вампиры превратились в слух, а значит, в неподвижные изваяния, забывшие дышать, моргать и шевелиться. Оскар улыбнулся.

– Я знаю, – сказал он, – все мои младшие блюдут Сумеречный Кодекс. Верю, что вы – чистые души. И предлагаю вам его нарушить. Этот грех будет на моей душе – и я принимаю его ради дел живых. Его слова выбили меня из полубездумного блаженства. У меня мороз пополз по коже.

– Сумерки кончаются с рассветом, – говорю. – Неужели вы делаете человеческую политику, Князь?

– Ради Междугорья, которое по-прежнему является нашей родиной, ради чести короны, ради моего друга-некроманта, – сказал Оскар, обводя своих младших взором. – Наш король – темный государь, признавший Дар. Разве этого мало? Разве дружбы некроманта детям Сумерек может быть мало?

Вампиры обернулись ко мне. Мне стало жарко от их Силы. Прошла минута гробовой тишины.

– Я с вами, мой Князь, и с темным государем, – нарушила молчание лунная дева, сидящая у ног Оскара, и он легко погладил ее по голове. – Я с вами, мой клан с вами.

– Я с вами, Князь, и с темным государем, – почти тут же повторил темноволосый вампир и, приподняв полу плаща Оскара, коснулся ее устами. – Я – ваша кровь и ваша Сила. Мой клан с вами.

Потом другие вампиры говорили примерно эти же фразы, а я наблюдал за этим ритуалом, который наверняка никогда прежде не происходил в присутствии живых, – смотрел, замирая от какого-то странного чувства, почти болезненного. Может – от восторга перед Оскаром: я видел, что его младшие пошли бы ради него на все.

Я тогда еще не осознал сути ритуала до конца. А суть была в том, что косвенно присягали и мне – и это было вправду беспрецедентно.

– Я благодарен вам за доверие, дети, – сказал Оскар, когда высказался последний вампир, имеющий в Сумерках право голоса. – Теперь послушайте. Я предлагаю вам охотиться в этом замке. – Он указал рукой. – Его название Скальный Приют. Вы возьмете жизни, принадлежащие нам, жизни, принадлежащие Предопределенности, и жизни, которые могли бы продолжаться, – вне Кодекса. Возьмете всю стражу, всех солдат, свиту герцога Роджера, мужчин из свиты королевы и тех, кто попытается схватиться за оружие. Если вам захочется взять еще чью-нибудь жизнь – я дарю ее вам. Запрещены только сам Роджер, королева и наследный принц. Надлежит оставить их в мире живых. Это важно. Если понадобится запереть их – сделайте это.

Вампиры обозначили поклоны, похожие на церемонные поклоны живых придворных, получивших приказ. Многие из них улыбались, а некоторые откровенно улыбались мне.

– Хорошо, – закончил Оскар. – После этого зажгите свечи, зажгите факелы и отоприте ворота. Идите и помните – я беру грех на свою душу.

Они взлетели почти одновременно. Ночь снова наполнил шелест их крыльев. Вампиры унесли холод с собой – снова запахло августом, и Питера перестало знобить. Он выпустил мою руку.

Оскар подошел ко мне. Он изменился и теперь выглядел привычно – просто сердечный друг Оскар в целом облаке блонд и с безупречными локонами едва ли не по пояс. Я невольно улыбнулся.

– Те, кому удастся выжить в этом замке этой ночью, мой дорогой государь, – сказал Оскар, – никогда не забудут своих удивительных переживаний. Грядет ночь смертного страха. Если вы позволите мне высказать свое мнение насчет человеческих дел, то, по-моему, те, кто предал своего короля, честно это заслужили.

– А вы, – говорю, – жестокосердны, Оскар.

Он усмехнулся еле заметно.

– Что вы, мой драгоценный государь, я необыкновенно добр. Я всего лишь думаю о некромантах-предателях из Святого Ордена и о том, что на вашем престоле мог бы оказаться Роджер. И о том и о другом я, поверьте, думаю с ужасом.


Питер сходил за лошадьми и привел в поводу наши чучела. Скелеты приехали следом.

Кадавры отвратительно выглядели после вампиров – этакая неуклюжая имитация жизни. Но так всегда бывает, ничего не поделаешь. Я только старался особенно не разглядывать своих гвардейцев, которые торчали в седлах окоченелыми трупами: издержки некромантии, что еще скажешь. Мы собирались к замку.

Я думал, что Оскар полетит за лошадьми нетопырем или расстелится туманом, но, видимо, обычная чара унизила бы его княжеское достоинство, а может, он просто был в настроении показывать мне свои возможности. Он поднял себе коня.

Потрясающее зрелище.

Бледный свет ущербной луны, ленты тумана, ночной ветер – все это смешалось в какую-то мерцающую тень, в облако зеленовато-серебряного сияния. А потом облако начало медленно спадать, принимать четкие очертания и обретать призрачную Сумеречную плоть, превращаясь в белую или седую лошадь с горящими рысьими очами и клочьями тумана вместо гривы и хвоста.

Ну что скажешь. Я загляделся. Оглянулся на Питера, когда Оскар уже вскочил в седло.

Питер разговаривал с юным вампиром – хотя человеческое слово «разговаривал» не слишком точно описывает их поведение. Питер стоял, привалившись спиной к стволу сосны, опустив руки и выпустив поводья коня, застывшего рядом пыльным истуканом. Физиономия моего бродяги выражала то болезненное наслаждение, в какое всегда впадают живые под вампирской властью, – но глаза у него блестели, из чего я заключил, что мыслить он способен и транс не окончателен. Хорошо, подумал я. А то следовало бы выдрать вампира за уши.

А может, и так следует: не годится тискать слугу темного государя как потенциальную добычу – а вампир держал голову Питера в ладонях. Опасные, прах побери, игрушки!

Оскар усмехнулся. А я прислушался.

– …нравишься мне, – говорил вампир, и Сила исходила от него волнами. – Сегодня Князь позволил нам охотиться вне Кодекса – и у меня есть желание искупить будущий грех добрым делом. Твоя душа принадлежит Предопределенности, дружок. Тебе суждено покинуть сей мир в боли и муках – я могу тебе помочь…

– Отвали! – пробормотал Питер еле слышно, но вполне выразительно. И даже слегка дернулся, пытаясь освободиться.

– Дурачок, – мурлыкал вампир. – Я же даю тебе шанс уйти блаженно – это будет как сон после сплошной любви, давай, решайся…

– Да отвали, ты… – Питер чуть-чуть мотнул головой. – Без сопливых скользко…

Оскар откровенно рассмеялся. Ничего себе!

– Эй, дети Сумерек! – рявкаю. – Может, хватит уже забавляться моим слугой?! Ты, неумерший, отпусти его, быстро!

Вампир тут же отдернул руки. Питер, придя в себя почти в тот же миг, оттолкнул его в сторону и хмуро заявил Оскару:

– Господин Князь, скажите этому, чтоб не вязался ко мне! Ему сказали в замок лететь, а он тут застрял, спасатель, подумаешь… – и покосился на меня, узнать, на чьей я стороне. Я с удовольствием отметил, что он вовсе не испуган.

– Поехали, Питер, – говорю. Мне, прости Господи, тоже сделалось смешно. – Если ты уверен, что не хочешь блаженной смерти, конечно. Смотри, такой случай может больше и не представиться.

– Да ладно, государь, – говорит, садясь верхом. – Обойдусь как-нибудь так… А этот хлыщ – не Клод, и нечего цепляться. Помру когда помру, не его дело.

– Наверное, напрасно, – заметил Оскар.

– Не слушай их, Питер, – говорю. – Мы еще живы.

Он радостно кивнул. И мы направились к замку во главе отряда мертвой гвардии. Молодой вампир, перекинувшись совой, нас обогнал.

А факелы на стенах горели, и ворота были открыты настежь.


Забавно…

Та ночь начиналась так захватывающе интересно, так прекрасно и так удивительно, что я ухитрился напрочь позабыть, ради чего все это делается. А когда въехали в ворота замка – вспомнил, да так, что виски заломило.

Младшие Оскара хорошо тут порезвились. У подъемных ворот, рядом с бочкой, в которой горела смола, я увидел первых солдат королевы. Они выглядели как задремавшие на посту – сидели и полулежали в удобных позах, с умиротворенными лицами. Маленький конюший Розамунды, в плаще с ее гербом, сидел на ступеньках башни, прислонившись к стене, с беретом на коленях, запрокинув голову, и улыбался нежной детской улыбкой. Отметки клыков на его открытой шее выглядели как пара багровых родинок. Громилы Роджера валялись у кордегардии, как упившиеся – с блаженными рожами, обнимая камни мощеного двора. Камеристка в ночном чепце, укутанная в шаль, свернулась клубочком у входа в донжон. Сонное царство. Только лица у всех спящих без кровинки и тела уж слишком расслаблены.

И почему-то эта мирная картина выглядела куда злее, чем поле боя. Питер даже шепнул: «Кошмар какой», – я его понял. А Оскар безмятежно улыбнулся и говорит:

– Молодцы. Взгляните, ваше прекрасное величество, какая чистая работа. Они никого не заставили страдать. Все эти люди умерли счастливыми – кто из живых солдат может похвастаться такой гуманностью по отношению к врагам?

А Питер мотнул головой и возразил:

– Ну не все, я скажу…

Я проследил его взгляд. Лужа крови. Нда-с… Из растерзанного горла какого-то вояки – эффектно.

– Фи, – сказал Оскар. – Он, вероятно, попытался поднять тревогу, или сопротивлялся, или был пьян… Дети Сумерек не любят крови, разбавленной вином.

– Я тоже, – говорю. – А где же виновники торжества?

Вампиры постепенно собирались во дворе – жутковато было смотреть, как их тела туманом просачиваются сквозь каменную кладку. Ночную тишину нарушал вой сторожевых собак, и в конюшнях беспокоились лошади. Люди, населявшие замок, большей частью умерли – но животные уцелели, они не интересуют неумерших.

Статная дева бледной призрачной красоты, с льняными кудрями и в платье из льняного полотна, тканного золотом, подошла к Оскару и присела в глубоком светском поклоне. Оскар ответил ей дружеским кивком, а мне сказал:

– Это Луиза, мой дорогой государь, милейшая хранительница здешнего кладбища. Мы с вами обязаны событиями сегодняшней ночи именно ей. Как чувствует себя ее прекрасное величество, дитя мое?

– Мои младшие охраняют двери в опочивальню государыни, Князь, – ответила Луиза, бросив на меня быстрый виноватый взгляд. – Государыня здорова… И герцог тоже там…

Я спрыгнул с коня и пошел к дверям в жилые покои – наверное, быстро, потому что Питер почти бежал, чтобы поспеть за мной. Вампиры расступались и раскланивались, как живые придворные.

Я заметил, что многим из них очень весело. Мой Дар, рвавшийся из меня, как пламя из светильника, опьянил их, будто хорошее вино, – я еще успел заметить девочку-вампира, коснувшуюся моего рукава и облизавшую пальчики.

Но это, в сущности, не имело значения.


Внутренние покои освещало такое множество свечей, что от их пламени стало жарко. И яркий свет заливал сцены, далеко не такие спокойные, как во дворе.

Здесь кое-кто, похоже, успел вынуть из ножен клинок. Стражник в гостиной, я полагаю, ранил вампира – его меч, валявшийся рядом, был перемазан черной кровью, а горло разорвано так, что в ране виднелась белая кость. Я еще подумал, что вампир, вероятно, здорово разозлился, – и открыл дверь в маленький кабинет.

И понял, что означает странное выражение «зрелище оглушило». Потому что от того, что я там увидел, звуки и вправду странно отодвинулись, будто к ушам прижали подушки.

Потому что пожилая дама с лицом, искаженным неописуемым ужасом, одетая в залитую кровью рубашку, нижнюю юбку, чепец и шаль, лежащая в кресле возле камина, была – королева-вдова. Моя мать.

Я смотрел на нее и думал, что уж ее-то тут быть не могло. И пол под моими ногами качался.

Питер, наверное, испугался моего лица, потому что начал меня тормошить. Я его отстранил и обернулся к Оскару. Оскар смотрел на труп и качал головой.

– Штандарта королевы-вдовы на воротах не было, – говорю. – И нигде не было. Она приехала инкогнито.

– Это ничего не меняет, – молвил Оскар тоном, не предвещающим никому ничего хорошего. Нагнулся к телу моей матери, тронул рану и поднес к глазам пальцы в ее крови. И позвал: – Рейнольд!

Названный вышел из стены, зажимая платком плечо, – и, встретившись взглядом со своим Князем, упал на колени, так, впрочем, и продолжая держаться за плечо. Совсем юный вампирчик, рыжеволосый, с несколько неправильным для неумершего, вдобавок осунувшимся лицом, что искупалось прекрасными очами – настоящие горные изумруды в золотой оправе. От его глаз по белой коже тянулись темные полосы.

– Это труп королевы-вдовы, Рейнольд, – сообщил Оскар сплошным льдом. – О чем вы думали?

Эти темные полосы были следами слез. Вернее – черной крови, которая текла из глаз Рейнольда, как человеческие слезы. Век живи – век учись: я впервые видел, как плачет вампир. Я еще подумал, что это любопытно с точки зрения моей науки – отстраненно. Питер смотрел на вампира с тенью сочувствия.

– О Князь, и вы, темный государь! – взмолился Рейнольд. – Простите меня! Я не знал старшую государыню в лицо…

– Для чего вам понадобилась жизнь этой женщины? – холодно спросил Оскар.

– Я не хотел, я только прошел через эту комнату. – Рейнольд совсем по-человечески всхлипнул и размазал кровь по лицу. – Государыня швырнула в меня молитвенником, я ранен, Князь. Мне было так больно, что я потерял голову.

– Уберите платок, – приказал Оскар. – Я взгляну.

Питер поднял с пола молитвенник и подал мне. Хорошая книга – в белой каббале Святого Ордена. Знак защиты от Приходящих В Ночи украшал обложку, как стилизованная роза. Духовник матушке посоветовал, не иначе. Защитнички… Прах их побери. Уж сколько раз твердили миру – не защитишься этим, только взбесишь, но нет! Все равно пользуются этой дрянью. Я бросил молитвенник на столик.

Рейнольд с заметным трудом разжал руку с платком. В камзоле и рубахе зияли прожженные дыры, а Сумеречная видимость плоти обуглилась почти до кости. Я прикинул, сколько времени ему понадобится, чтобы восстановить свое тело, мучаясь от дикой боли. Брезгливая гримаса на лице Оскара сменилась невольным состраданием.

Юный вампир повернулся ко мне – воплощенное раскаяние и ужас:

– Темный государь, я не знал, клянусь! Я в вашей власти. Вы упокоите меня?

Я стащил перчатку, вынул свой старый нож и надрезал запястье.

– Рейнольд, – говорю, – выпей. Ей уже ничем не поможешь, а тебе еще можно помочь. Не повезло нам с тобой сегодня.

Он отрицательно мотал головой, но – уже прижимая мою руку к губам. Не того был возраста и не тех силенок, чтобы устоять против проклятой крови. Пока он пил, я ощущал, насколько он мне теперь принадлежит. А думал о том, что, прости, Господи, ужасный разговор с матушкой на этом свете не состоится. И мне в ближайшее время не придется ей рассказать, как я отношусь к ее выбору…

– Вы, как обычно, проявляете великодушие к тем, кто совершил безрассудный поступок, мой добрейший государь? – сказал Оскар, улыбаясь.

– Просто не имею привычки карать младших подданных за недосмотр сильных мира сего, – говорю. – Вы же ясно сказали им: Розамунда, Роджер и Людвиг. Всех прочих можно. Мальчишка просто подставился, вот и все.

Оскар лишь руками развел.

А я не без удовольствия пронаблюдал, как рана вампира начала закрываться, – и жестом приказал Рейнольду меня сопровождать. В покои Розамунды. Вместе с Оскаром, Питером и скелетами.

Пора, в конце концов, заняться настоящим делом. Но, Господь мне свидетель, как же мне не хотелось туда идти!


Я, некромант, видел в жизни очень много мерзкого. Но ничего отвратительнее, чем та сцена в спальне Розамунды, мне не случалось видеть никогда.

Они рыдали друг у друга в объятиях. Какой пассаж! Рыдали – и резко заткнулись и обернулись ко мне, когда я распахнул дверь. И я не знал, что омерзительнее – растрепанная, полуодетая Розамунда с кусачим выражением мокрого лица, как у осы, или красная зареванная усатая морда Роджера.

Наверное, все-таки второе. Но я не уверен.

А скорбно поднятые брови Роджера тут же опустились к переносице. И какая же потрясающая сила эмоций отразилась на его роже – какая сметающая ярость и какая безнадежная!

Мое счастье, что он не был некромантом. Я сейчас ненавидел Роджера куда меньше, чем он меня, – сложный бы вышел поединок. Он прожигал меня глазами, а я смотрел на него и его девку и не чувствовал ничего, кроме гадливости.

И не знал, что сказать. Так почему-то случалось постоянно. Каждый раз, собираясь в бой, ожидаешь, что твой враг – человек. Боец. Ненавидишь его страстно, как равного себе. А потом видишь Ричарда Золотого Сокола или этого Роджера – тварь жестокую, подлую и мелкую. Не только для ненависти мелкую – даже для слов. И я молчал. Поэтому понес Роджер. Вскочил – в рубахе, распахнутой на волосатой груди, и в наскоро напяленных панталонах, – меня затошнило. Уставился на меня в упор, сжал кулаки, прошипел:

– Демон, хитрый демон! Весь ад сюда притащил, тварь?

– Нет, – говорю. – Много вам чести – поднимать целый ад.

Он улыбнулся, вернее – осклабился:

– Ничего, некромант, ничего… Недолго тебе бесчинствовать, Святой Орден тебе покажет, как строптивых взнуздывают. И шлюхи тьмы тебе не помогут.

Ишь ты, думаю. Один наш общий знакомый, вроде бы, при жизни называл вампиров шлюхами тьмы, да?

– Роджер, – говорю, – монах умер. Мой Питер ему воткнул нож между глаз. Так что монах тебе не поможет и не отомстит за тебя, напрасно надеешься. Между прочим, ты ему исповедовался? Он знал, что ты с чужой женой валяешься?

Роджер в лице переменился.

– Демон! – шипит. – Хитрющий, подлый демон! Развратник, убийца! Тебя послали из ада на землю, чтобы причинять вред, ты сеешь только смерть, ты всем приносишь горе, ты всем ненавистен! Ты…

Мне надоело.

– Роджер, – говорю, – ближе к делу.

Вскинулся:

– К делу?!

– Ну да, – говорю. – Дело в том, что ты обрюхатил мою жену и зарился на мою корону. Факты, правда?

Он не знал о ребенке. И не знал, сколько я знаю о его планах. Он выдохнул и замолчал. Зато Розамунда, которая все это время сидела, скрутившись в узел, забившись в угол, бледная, и молча сверкала на меня глазами, подала голос.

– Ты! – выкрикнула, даже щеки загорелись. – Великий государь! Не тебе об этом заикаться, не тебе! Ты же не мужчина, Дольф, ты дрянь! Я-то давно тебя знаю, хорошо! Тебе непонятны чистые чувства, ты на них не способен, тебя привлекает только грязь, грязь и кровь – ненавижу, я ненавижу тебя!

Похорошела в этот момент. Я улыбнулся.

– Сколько лет, – говорю, – я ждал этого признания, дорогая.

Розамунда взяла себя в руки. Снова окаменела лицом.

– О да! – миндаль в сахаре, какой тон знакомый. – Ты умеешь издеваться, Дольф. Это ты умеешь хорошо – издеваться, унижать, топтать все самое святое. Да, я люблю Роджера, будет тебе известно. И твоя мать знает об этом. Она проклянет тебя, если ты…

– Уже не проклянет, – говорю. – Ее убил молоденький вампирчик. Неопытный. По ошибке.

Розамунда зарыдала. У Роджера округлились глаза:

– Ты убил собственную мать?! Ты мог?!

– Я не хотел, – говорю. – Я здесь, чтобы убить тебя. Я, герцог, имел претензии только к тебе. И что ж ты не вышел ко мне навстречу с мечом? Вот, дескать, демон, убийца, развратник, я весь перед тобой, тебя презираю, вызываю на бой – жену твою поимел. То есть – люблю. Так ведь у вас говорится. Было бы очень по-рыцарски. И вдрызг благородно. Что ж ты прикрылся от меня целой толпой, как щитом? Монахом, королевой-вдовой, солдатами, баронами, свитой? Самой Розамундой, наконец?

Он молчал. У него была очень интересная мина. С одной стороны, я его, кажется, почти пристыдил. А с другой – не надо уметь слышать мысли, чтобы догадаться о чем он думает: «Ага, дурака нашел». Но он не нашелся, что ответить.

Зато Розамунда нашлась. Улыбнулась. Спросила:

– А ты отчего не пришел ко мне один, пешком, без своих адских прихвостней? Струсил?

Я подвинул ногой стул и сел. Устал я что-то.

– Я – некромант, – говорю. – Я же некромант, Розамунда. Я не умею вести себя благородно. Что с меня взять. Ну ладно. Хватит.

И оба посмотрели на меня напряженно. Уже не злобно – испуганно. Оба. Они как-то разом сообразили, что пора кончать бранить меня. Что теперь пришло время приговора.

Лицо у Розамунды вдруг сделалось очень человеческим. Просто насмерть перепуганным женским лицом. И она взглянула на меня заискивающе. А ее жеребец побледнел и сделал непреклонный вид. Написал у себя на лбу: «Умру как герой». Но геройского не получилось. Он так потел, что запах псины перебил ванильный вампирский холод.

Я вдруг вспомнил горькую усмешечку Доброго Робина – и мне неожиданно стало Робина остро жаль. Задним числом. Сам не понимаю почему.

– Значит, так, – говорю. – Публичный скандал я из вашей интрижки делать не буду. Про ваши фигли-мигли толпа челяди, конечно, в курсе – но пусть это будет сплетня, а не признанный факт. А то мне, некроманту, противно устраивать суету вокруг семейной чести.

Пока я это говорил, мне показалось, что у них от сердца отлегло. Розамунда даже мне улыбнулась и говорит:

– Неужели в тебе проснулась жалость? Ты же не убьешь мать своего ребенка, Дольф?

– Своего? – говорю. – Да?

Она вспыхнула и замахала руками. Может, хотела врезать мне по щеке, но передумала.

– У нас с тобой плоховато получались дети, – поясняю. – А может, и тогда кто помог? Ну да это неважно. Вы, золотые мои, меня не так поняли. Я сказал, что публичный скандал делать не буду. А что прощаю вас – не говорил.

У Роджера вырвалось:

– Ты – палач!

Я плечами пожал.

– По древнему закону Междугорья, – говорю, – совершивший прелюбодеяние с королевой приговаривается к публичному оскоплению, четвертованию и повешенью на площади перед дворцом. Я верно излагаю, Роджер?

Никогда не видал, чтобы так потели. Пот по нему тек струями; рядом с ним стоял канделябр, было жарко от свечей и, видимо, худо от ужаса – я же страшнее вампиров, право. И еще одно маленькое открытие – живые иногда воняют хуже мертвых. Правда, нечасто.

Питер хихикнул у меня за плечом; вампиры стояли у дверей, как пара мраморных статуй.

– Ты же не станешь… – пролепетала Розамунда.

– Да, дорогая, – говорю. – По закону ты должна присутствовать при казни. А потом тебе полагается выпить вина с мышьяком. Так?

Она зашептала «нет, нет» – и вид у нее был такой беспомощный и она была так красива, что я чуть было не отменил все, что задумал. Но встретился взглядом с Оскаром – и вспомнил.

Она – мой враг. Смертельный враг. Теперь, из-за Роджера, больше враг, чем когда-либо. И не успокоится, пока я не издохну. И ничего не изменится. Никто никого не прощает. Иногда делает вид, что прощает, но не прощает.

– Итак, – говорю, – решение. Я тебя, Роджер, в прелюбодеянии не обвиняю. Я же развратник – смешно было бы. Поэтому четвертовать, кастрировать и все такое – не стану. Противно.

У Роджера опять мелькнула надежда на морде. Ну не дурак?

– Я, – говорю, – обвиняю тебя в государственной измене. В организации заговора против короля. Справедливо? И приговариваю к повешению как предателя. Ты ведь поглядишь, Розамунда?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18