Неожиданно нашего героя страшно потянуло в сон. Но лишь когда его здоровое, сильное сердце откачало из тела последнюю каплю крови, только тогда он перешел из этого, лучшего из всех миров, в другой мир.
      ЧЕМПИОН МИРА
      Целый день, в перерывах между обслуживанием клиентов, мы ползали в конторе заправочной станции по столу и готовили изюм. Ягоды от пребывания в воде размякли и набухли, и, когда мы надрезали их бритвой, кожица лопалась, и содержимое легко выдавливалось наружу.
      Между тем, всего изюмин у нас было сто девяносто шесть, и, когда мы закончили, был уже почти вечер.
      - Ну чем не хороши! - воскликнул Клод, яростно потирая руки. - Который час, Гордон?
      - Шестой.
      В окно мы увидели, как к колонке подъехал фургон с женщиной за рулем и, наверное, восемью ребятишками, которые сидели сзади и ели мороженое.
      - Надо двигаться, - сказал Клод. - Сам понимаешь, не явимся туда до заката, все пойдет насмарку.
      Он уже начинал дергаться. Его лицо было таким же красным, а глаза так же вылезли из орбит, как и тогда - перед собачьими бегами или перед вечерним свиданием с Кларис.
      Мы оба вышли из конторы, и Клод отпустил женщине столько галлонов бензина, сколько она просила. Когда она отъехала, он остался стоять посреди дороги и, щурясь, с беспокойством глядел на солнце, - оно висело в дальнем конце долины чуть выше ширины ладони над линией деревьев, на гребне холма.
      - Ладно, - сказал он. - Закрывай лавочку.
      Гордон быстро обошел все колонки, закрыв их на замок.
      - Ты бы лучше снял этот свой желтый свитер, - сказал Клод.
      - Это еще зачем?
      - При лунном свете ты будешь сверкать в нем, как маяк.
      - Все будет в порядке.
      - Нет, - сказал Клод. - Сними его, Гордон, прошу тебя. Вернусь через три минуты.
      Он исчез в своем автоприцепе за заправочной станцией, а я вернулся в контору и поменял желтый свитер на синий.
      Когда мы снова встретились, на Клоде были черные брюки и темно-зеленый свитер с высоким завернутым воротником. На голове коричневая кепка, низко надвинутая на глаза. Он был похож на артиста, играющего в ночном клубе бандита.
      - А это что у тебя там? - спросил я, увидев, что на поясе у него что-то топорщится.
      Клод задрал свитер и показал мне два тонких белых хлопчатобумажных мешка, аккуратно и прочно привязанных к животу.
      - Чтобы потом в них складывать, - загадочно ответил он.
      - Понятно.
      - Пошли, - сказал он.
      - Не лучше ли нам взять машину?
      - Слишком рискованно. Ее могут увидеть, когда мы ее оставим.
      - Но ведь до леса больше трех миль.
      - Да, - сказал Клод. - И думаю, ты сам понимаешь, что мы можем получить шесть месяцев тюрьмы, если нас схватят.
      - Этого ты мне раньше не говорил.
      - Разве?
      - Я не пойду, - сказал я. - Не стоит того.
      - Тебе полезно прогуляться, Гордон. Идем.
      Был тихий солнечный вечер, яркие белые облачка неподвижно висели в небе, и в долине было прохладно и очень тихо. Мы пошли по траве вдоль дороги, которая тянулась между холмами в сторону Оксфорда.
      - Изюм у тебя? - спросил Клод.
      - В кармане.
      - Хорошо, - сказал он. - Отлично.
      Через десять минут мы свернули с главной дороги на узкую тропинку с высокой изгородью по обеим сторонам. Дальше нам предстояло взбираться вверх.
      - Сколько там сторожей? - спросил я.
      - Трое.
      Клод выбросил выкуренную наполовину сигарету. Спустя минуту он закурил другую.
      - Обычно я не одобряю новые методы, - сказал он. - Особенно в такого рода делах.
      - Понимаю.
      - Но, честное слово, Гордон, думаю, на сей раз нас ждет грандиозный успех.
      - Точно?
      - Не сомневаюсь.
      - Надеюсь, ты прав.
      - Это будет вехой в истории браконьерства, - сказал он. - И смотри, ни единой живой душе потом не проговорись, как мы это сделали, понял? Потому что если это просочится, каждый болван в округе будет делать то же самое, и тогда ни одного фазана не останется.
      - Ни слова никому не скажу.
      - Ты должен гордиться собой, - продолжал он. - Умные люди уже сотни лет бьются над этой проблемой, но никто ничего похожего не придумал. Почему ты мне об этом раньше не рассказывал?
      - А ты никогда и не интересовался моим мнением, - ответил я.
      И это было правдой. Буквально до позавчерашнего дня Клоду и в голову не приходило обсуждать со мной святую тему браконьерства. Летними вечерами, после работы, я частенько видел, как он незаметно выскальзывает в своей кепке из автоприцепа и исчезает на дороге в лес. Иногда, глядя на него в окно, я ловил себя на том, что задумываюсь - что же он все-таки собирается предпринять один-одинешенек среди ночи, какие хитрости замышляет? Он редко возвращался рано и никогда, абсолютно никогда сам добычу не приносил. Однако на следующий день (я и представить себе не мог, как он этого достигал) в сарае за заправочной станцией висел фазан, или заяц, или пара куропаток, которых мы потом съедали.
      Летом он был особенно активен, а в последние два месяца задал такой темп, что уходил в лес четыре, а то и пять раз в неделю. Но и это еще не все. Мне казалось, что его отношение к браконьерству изменилось самым загадочным и неуловимым образом. Теперь он действовал более решительно, более хладнокровно и целеустремленно, чем прежде, и у меня было такое впечатление, что теперь это была уже не столько охота, сколько рискованное предприятие, что-то вроде тайной войны, которую Клод вел в одиночку против невидимого и ненавидимого врага.
      Но кто же был этим врагом?
      Точно не могу сказать, у меня возникло подозрение, что им был не кто иной, как сам знаменитый мистер Виктор Хейзел, владелец земли и фазанов. Мистер Хейзел был местным пивоваром и держался невероятно надменно. Он был так богат, что невозможно выразить словами, и его собственность простиралась на мили по всей долине. Он выбился из низов, был напрочь лишен обаяния и обладал весьма скудным числом добродетелей. Он презирал всех людей, занимавших низкое общественное положение, поскольку сам был когда-то одним из них, и отчаянно стремился общаться только с теми, с кем, по его мнению, и нужно общаться. Он охотился верхом с собаками, любил пригласить гостей, носил модные жилетки и каждый день проезжал на огромном черном "роллс-ройсе" мимо заправочной станции к своей пивоварне. Когда он проносился мимо, мы иногда успевали разглядеть за рулем сияющее лицо пивовара, розовое, как ветчина, дряблое и воспаленное от чрезмерного употребления пива.
      Ну да ладно. Вчера днем Клод ни с того ни с сего вдруг сказал мне:
      - Сегодня вечером я опять пойду в лес Хейзела. Хочешь пойти со мной?
      - Кто - я?
      - На фазанов. В этом году, может, последний шанс, - сказал он. - В субботу открывается охотничий сезон, и потом все птицы разлетятся. Если будет кому разлетаться.
      - А почему ты вдруг меня приглашаешь? - с подозрением спросил я.
      - Особой причины у меня нет, Гордон. Просто так.
      - А это рискованно?
      Он не ответил.
      - У тебя, наверное, и ружье припасено?
      - Ружье! - с отвращением воскликнул Клод. - В фазанов не стреляют, ты что, не знаешь? В лесах Хейзела достаточно пистону хлопнуть, чтобы тебя сторожа тут же схватили.
      - Тогда как же ты охотишься?
      - Ага, - произнес он и загадочно прикрыл веком один глаз.
      Наступила долгая пауза. Потом Клод сказал:
      - Как тебе кажется, ты сможешь держать рот на замке, если я тебе кое-что расскажу?
      - Вполне.
      - Я этого еще никому в жизни не рассказывал, Гордон.
      - Весьма польщен, - сказал я. - Мне ты можешь полностью довериться.
      Он повернул голову, устремив на меня свои бледные глаза. Глаза у него были большие и влажные, как у быка, и они были так близко от меня, что я увидел, как отражаюсь в них вверх ногами.
      - Сейчас я раскрою тебе три лучших на свете способа охоты на фазана, сказал Клод. - А поскольку ты в нашем походе будешь моим гостем, я дам тебе возможность выбрать тот способ, который мы используем сегодня ночью. Как тебе все это?
      - По-моему, тут какой-то подвох.
      - Да нет тут никакого подвоха, Гордон, клянусь тебе.
      - Ладно, тогда продолжай.
      - Значит, так, - сказал он. - Вот первый большой секрет.
      Он умолк и сделал длинную затяжку.
      - Фазаны, - мягко прошептал он, - без ума от изюма.
      - От изюма?
      - От самого обыкновенного изюма. У них это самая большая слабость. Мой папа открыл это сорок лет назад, так же как открыл и все три эти способа, о которых я тебе собираюсь сейчас рассказать.
      - Ты, кажется, говорил, что твой папа был пьяницей.
      - Может, и был. Но еще он был замечательным браконьером, Гордон. Может, самым замечательным за всю историю Англии. Мой папа изучал браконьерство, как ученый.
      - Ты правду говоришь?
      - Я не шучу. Правда, не шучу.
      - Я тебе верю.
      - Чтоб ты знал, - сказал он, - мой папа держал на заднем дворе целый выводок первоклассных петушков исключительно с научными целями.
      - Петушков?
      - Ну да. И когда он придумывал какой-нибудь новый хитроумный способ ловли фазана, он сначала испытывал его на петушке. Так он узнал насчет изюма. И он изобрел также способ с конским волосом.
      Клод умолк и оглянулся, чтобы убедиться, что его никто не подслушивает.
      - Вот как это делается, - сказал он. - Для начала нужно взять несколько изюминок, замочить их на ночь в воде, чтобы они стали красивые, круглые и сочные. Затем берешь прочный конский волос и разрезаешь на части длиной по полдюйма. Потом просовываешь каждую из этих частей через каждую изюминку, чтобы примерно восьмая часть дюйма высовывалась с каждого конца. Пока все понятно?
      - Да.
      - Дальше. Подходит старина фазан и съедает одну из этих изюминок. Так? А ты следишь за ним из-за дерева. И что происходит потом?
      - Думаю, она застрянет у него в горле.
      - Точно, Гордон. Но вот что удивительно. Вот что открыл мой папа. Птица после этого не может пошевелить лапами. Она просто-напросто пригвождена к земле и двигает своей глупой шеей вверх-вниз, будто поршнем, а тебе лишь остается спокойно выйти из-за дерева и взять ее в руки.
      - В это я не верю.
      - Клянусь, - сказал Клод. - Как только фазан схватит конский волос, ты можешь стрелять у него над ухом из ружья, он даже не вздрогнет. Это необъяснимо. Но нужно быть гением, чтобы открыть такое.
      Он умолк и минуту-другую вспоминал своего отца, великого изобретателя. В глазах Клода светилась гордость.
      - Итак, это способ номер один, - сказал он. - Способ номер два еще проще. Нужно взять удочку. На крючок насаживаешь изюминку и ловишь фазана, как если бы ты ловил рыбу. Забрасываешь удочку ярдов на пятьдесят, лежишь себе на животе в кустах и ждешь, когда клюнет. Потом вытаскиваешь его.
      - Не думаю, что это твой отец изобрел.
      - Этот способ очень популярен у рыболовов, - сказал Клод, предпочтя не расслышать меня. - У страстных рыболовов, которым не так часто, как хотелось бы, удается выбраться к морю. Беда только в том, что этот способ довольно шумный. Когда фазана вытаскивают, он кричит как ненормальный, и сбегаются все сторожа, какие только есть в лесу.
      - А в чем заключается способ номер три? - спросил я.
      - Ага, - произнес он, - номер три просто красавчик. Последнее изобретение моего папы перед кончиной.
      - Его последнее великое дело?
      - Именно, Гордон. И я даже помню тот самый день. Было воскресное утро, и вдруг мой папа входит на кухню с крупным белым петушком в руках и говорит: "Кажется, у меня получилось!" На лице улыбочка, а в глазах светится гордость. Он преспокойно кладет птицу прямо посреди стола и говорит: "Честное слово, думаю, на этот раз мне попался хороший петушок!" - "Кто хороший? - спрашивает моя мама, отрываясь от раковины. - Гораций, убери эту грязную птицу со стола". На петушке смешная бумажная шапочка, как перевернутый стаканчик из-под мороженого, и мой папа с гордостью на петушка показывает. "Погладь-ка его, - говорит он. - Он и с места не сдвинется". Петушок начинает скрести лапой по бумажной шапочке, но та, похоже, приклеена и не сползает. "Никакая птица не убежит, если закрыть ей глаза", - говорит мой папа и тычет в петушка пальцем, и толкает его по столу, но петушок не обращает на это никакого внимания. "Можешь его взять, - говорит он маме. Можешь убить его и приготовить на обед, чтобы отпраздновать то, что я только что изобрел". И тут он берет меня за руку, быстро выводит за дверь, и мы идем в поле, а потом в тот лес по другую сторону Хедденхэма, который когда-то принадлежал герцогу Букингемскому, и часа за два мы отлавливаем пять отличных жирных фазанов с меньшими усилиями, чем если бы купили их в лавке.
      Клод остановился, чтобы перевести дыхание. Вспоминая замечательные дни своей молодости, он преобразился - его глаза еще больше увеличились, повлажнели и стали мечтательными.
      - Я не совсем понимаю, - сказал я. - Как ему удавалось надеть бумажные колпачки на головы фазанам в лесу?
      - Ни за что не догадаешься.
      - Конечно нет.
      - Тогда слушай. Прежде всего в земле выкапываешь маленькую лунку. Потом скручиваешь кусок бумаги, чтобы получился конус, который помещался бы в эту лунку широким концом кверху. Потом всю внутренность этой бумажной чашки смазываешь птичьим клеем и бросаешь туда несколько изюминок. Одновременно нужно набросать изюминок вокруг лунки. Дальше. Идет старина фазан и клюет и, когда подходит к лунке, засовывает туда свою голову, чтобы съесть изюминки, и - на голове у него оказывается колпак, и он ничего не видит. Ну разве не замечательно, до чего некоторые додумываются, а, Гордон? Ты не согласен?
      - Твой папа был гением, - сказал я.
      - Тогда делай свой выбор. Какой из трех способов тебе нравится, тот мы и используем сегодня ночью.
      - Тебе не кажется, что все они немного жестокие?
      - Жестокие! - с возмущением вскричал Клод. - О господи! А кто это последние полгода почти каждый день ел жареного фазана и не заплатил за это ни гроша?
      Он повернулся и направился к двери мастерской. Видно было, что мое замечание глубоко его огорчило.
      - Погоди минуту, - сказал я. - Не уходи.
      - Так ты хочешь пойти со мной или нет?
      - Да, но сперва разреши мне кое-что у тебя спросить. У меня тут возникла одна мысль.
      - Держи ее при себе, - сказал Клод. - Ты говоришь о предмете, в котором ничего не смыслишь.
      - Помнишь тот пузырек со снотворными таблетками, которые врач выписал мне в прошлом месяце, когда у меня болела спина?
      - Ну и что?
      - А на фазанов они не могут подействовать?
      Клод прикрыл глаза и сочувственно покачал головой.
      - Погоди, - сказал я.
      - Тут и обсуждать нечего, - сказал он. - Да ни один фазан на свете не станет глотать эти паршивые красные капсулы. Ничего лучше не мог придумать?
      - Ты забываешь об изюме, - сказал я. - Послушай, что я тебе скажу. Берем изюм. Вымачиваем его, пока он не разбухнет. Потом делаем лезвием надрез. Потом немного его опустошаем. Потом открываем одну из моих красных капсул и высыпаем весь порошок в изюминку. Потом берем иглу и очень тщательно зашиваем надрез. Дальше...
      Краешком глаза я увидел, как рот Клода медленно приоткрывается.
      - Дальше, - продолжил я, - у нас получается красивая, чистая на вид изюминка с двумя с половиной гранами снотворного внутри, и позволь сказать тебе еще кое-что. Этого хватит, чтобы свалить с ног среднего мужчину, не то что птицу!
      Я выждал десяток секунд, чтобы сказанное мной попало по адресу.
      - Кроме того, используя такой способ, мы могли бы действовать масштабно. Захотим - и приготовим двадцать изюминок, а потом, на закате, нам останется только разбросать их на поляне, где их подкармливают, и уйти. Через полчаса таблетки начнут действовать. Когда мы возвращаемся, фазаны уже расселись по деревьям и покачиваются, ощущая некоторую слабость, притом стараются сохранить равновесие. Но скоро каждый фазан, который съел хотя бы одну изюминку, обязательно свалится без сознания на землю. Дорогой ты мой, да они будут падать с деревьев, как яблоки, и мы будем ходить и собирать их!
      Клод в восхищении смотрел на меня.
      - О господи, - неслышно произнес он.
      - И нас ни за что не поймают. Мы просто пройдем по лесу, разбрасывая по дороге изюминки, и даже если бы за нами наблюдали, все равно ничего бы не заметили.
      - Гордон, - сказал он, кладя руку мне на колено и глядя на меня большими и сверкающими, точно звезды, глазами. - Если эта штука сработает, она произведет настоящую революцию в браконьерстве.
      - Рад слышать.
      - Сколько у тебя осталось таблеток? - спросил он.
      - Сорок девять. В пузырьке было пятьдесят, я съел только одну.
      - Сорока девяти мало. Нам нужно не меньше двухсот.
      - Ты с ума сошел! - вскричал я.
      Он медленно отошел и встал у двери спиной ко мне, уставившись в небо.
      - Двести - крайний минимум, - тихо произнес он. - Особого смысла нет все это затевать, пока у нас не будет двухсот штук.
      "Что же он, черт побери, замыслил?" - подумал я.
      - До открытия сезона для нас это последняя возможность, - сказал Клод.
      - Больше никак не могу достать.
      - Ты ведь не хочешь, чтобы мы вернулись с пустыми руками?
      - Но зачем так много?
      Клод повернул голову и посмотрел на меня невинными глазами.
      - А почему бы и нет? - мягко произнес он. - У тебя что, есть какие-то возражения?
      О боже, неожиданно подумал я, да этот сумасшедший вздумал испортить мистеру Виктору Хейзелу церемонию открытия охотничьего сезона.
      - Достаешь две сотни таблеток, - сказал он, - и тогда мы этим займемся.
      - Не могу.
      - Но попробовать-то ты можешь?
      По случаю открытия охотничьего сезона мистер Хейзел принимал гостей каждый год первого октября, что было великим событием. Немощные джентльмены в твидовых костюмах - некоторые с титулами, а некоторые просто богатые съезжались отовсюду на автомобилях со своими носильщиками ружей, собаками и женами, и целый день в долине звучали раскаты ружейных залпов. Фазанов там всегда было предостаточно, поскольку каждое лето леса методично заселялись сотнями дюжин молодых птиц, что влетало в копеечку. Я слышал, будто разведение и содержание каждого фазана, до того как его застрелят, обходится дороже пяти фунтов (приблизительно цена двухсот буханок хлеба). Но мистер Хейзел с затратами не считался. Пусть и на несколько часов, но он становился большим человеком в маленьком мире, и даже глава судебной власти графства, прощаясь с ним, похлопывал его по спине и пытался вспомнить, как его зовут.
      - А что, если мы уменьшим дозу? - спросил Клод. - Почему бы нам не разделить содержимое одной капсулы на четыре изюминки?
      - Думаю, можно, если ты этого хочешь.
      - Но достаточно ли птице четверти капсулы?
      Можно только восхищаться его хладнокровием. Даже на одного фазана опасно охотиться в этом лесу в такое время года, а он собрался наловить целую кучу.
      - Четверти вполне достаточно, - сказал я.
      - Ты уверен?
      - Сам подумай. Рассчитывать нужно по отношению к массе тела. Это все равно в двадцать раз больше, чем необходимо.
      - Тогда уменьшим дозу на четверть, - сказал он, потирая руки, и помолчал, подсчитывая в уме. - Нам нужно сто девяносто шесть изюмин!
      - Ты понимаешь, о чем говоришь? - сказал я. - Да у нас на одну подготовку уйдет несколько часов.
      - Ну и что! - вскричал Клод. - Тогда пойдем завтра. Изюминки оставим на ночь, чтобы они вымокали, и у нас будет все утро и весь день, чтобы приготовить их.
      Именно так мы и поступили.
      И вот, сутки спустя, мы были в пути. Мы шли не останавливаясь минут сорок и уже приближались к тому месту, где тропинка сворачивает вправо и тянется по гребню холма к лесу, где живут фазаны. Оставалось пройти что-то около мили.
      - Надеюсь, у сторожей случайно нет ружей? - спросил я.
      - Ружья есть у всех сторожей, - сказал Клод.
      Этого-то я и боялся.
      - В основном против хищников.
      - Ну вот!
      - Конечно, нет никакой гарантии, что они не пальнут и в браконьера.
      - Ты шутишь.
      - Совсем нет. Но они стреляют только в спину. Тому, кто убегает. Они любят стрелять мелкой дробью по ногам ярдов с пятидесяти.
      - Они не имеют права! - вскричал я. - Это уголовное преступление!
      - Как и браконьерство, - сказал Клод.
      Какое-то время мы шли молча. Солнце висело справа от нас ниже высокой изгороди, и тропинка была в тени.
      - Можешь считать, тебе повезло, - продолжал он. - Тридцать лет назад стреляли без предупреждения.
      - Ты в это веришь?
      - Я знаю, - сказал он. - Сколько было таких ночей, когда я мальцом заходил, бывало, на кухню и видел моего папу. Лежит он лицом вниз на столе, а мама стоит над ним и выковыривает ножом для чистки картофеля картечь из его ягодиц.
      - Хватит, - сказал я. - Мне от этого не по себе.
      - Так ты мне веришь?
      - Да, верю.
      - К старости он был весь покрыт мелкими белыми шрамами, будто весь усыпан снегом.
      - Да-да, - сказал я. - Не надо напоминать.
      - Тогда говорили: "задница браконьера", - сказал Клод. - Во всей деревне не было ни одного мужчины без таких примет. Но мой папа был чемпионом.
      - Ему повезло, - сказал я.
      - Как бы я хотел, чтобы он был сейчас здесь, черт возьми, - мечтательно проговорил Клод. - Он бы все на свете отдал, чтобы пойти с нами сегодня...
      - Он мог бы пойти вместо меня, - сказал я. - Я бы с радостью уступил ему свое место.
      Мы добрались до гребня холма и увидели перед собой лес, густой и мрачный, и солнце садилось за деревьями, а между ними сверкали золотые искорки.
      - Дай-ка лучше мне эти изюминки, - сказал Клод.
      Я отдал ему пакет, и он аккуратно опустил его в карман брюк.
      - Как только войдем в лес, никаких разговоров, - сказал он. - Иди за мной и старайся не задевать ветки.
      Через пять минут мы вошли в лес. Тропинка, приведя к лесу, продолжалась вдоль его кромки ярдов триста. От леса ее отделяла только легкая изгородь. Клод пролез под изгородью на четвереньках, и я последовал за ним.
      В лесу было прохладно и темно. Ни один солнечный луч не проникал сюда.
      - Страшно, - сказал я.
      - Тс-с!
      Клод был очень напряжен. Он шел впереди, высоко поднимая ноги и осторожно опуская их на влажную землю. Он все время вертел головой и высматривал, нет ли где опасности. Я попытался повторять то же самое, но скоро мне стали чудиться сторожа за каждым деревом, и я прекратил это занятие.
      Потом впереди показался открытый прогал неба над деревьями, и я догадался, что это, должно быть, и есть поляна. Клод говорил мне, что поляна - такое место в лесу, куда в начале июля привозят молодых птиц. Сторожа их там кормят и стерегут, и птицы привыкают и остаются здесь до охотничьего сезона.
      "На полянах всегда много фазанов", - говорил он. "И сторожей, наверное, тоже" - подсказывал я. "Да, но вокруг плотные кусты, и это помогает", - не сдавался он.
      Мы двинулись дальше короткими перебежками. Пригнувшись, мы перебегали от дерева к дереву, останавливались, выжидали, прислушивались и снова бежали и наконец опустились на колени за тесной группой деревьев на краю поляны, почувствовав себя в безопасности. Тут Клод принялся усмехаться и тыкать мне в бок локтем, указывая сквозь кусты на фазанов.
      Все вокруг было буквально забито птицами. Не меньше двухсот фазанов с важным видом расхаживали между пнями.
      - Ну как? - прошептал Клод.
      Зрелище было удивительное - воплощенная мечта браконьера. И как они были близко! Некоторые не дальше десяти шагов от того места, где мы стояли на коленях. Тетерки были упитанные, сливочно-коричневого цвета и такие жирные, что при ходьбе едва не задевали землю перьями на груди. Петушки были стройные и красивые, с длинными хвостами и ярко-красными пятнами вокруг глаз, будто на них надели очки. Я взглянул на Клода. Его бычье лицо было охвачено восторгом. Рот слегка приоткрылся, а глаза, глядящие на фазанов, точно остекленели.
      Наверное, все браконьеры при виде дичи реагируют примерно таким же образом. Они походят на женщин, которые рассматривают изумруды в витрине ювелирного магазина, с той только разницей, что женщины, приобретая добычу, используют менее достойные методы. "Задница браконьера" - ничто по сравнению с тем, на что готова пойти женщина.
      - Смотри, - тихо произнес Клод. - Сторожа видишь?
      - Где?
      - На той стороне, вон у того ветвистого дерева. Смотри внимательнее.
      - О господи!
      - Все в порядке. Нас он не видит.
      Мы припали ближе к земле, не спуская со сторожа глаз. Это был человечек невысокого роста с кепкой на голове и с ружьем под мышкой. Он не двигался. Стоял, точно столб.
      - Пошли, - прошептал я.
      Лицо сторожа было спрятано тенью от козырька, но мне казалось, что он смотрит прямо на нас.
      - Я здесь не останусь, - сказал я.
      - Тише, - сказал Клод.
      Не сводя глаз со сторожа, он медленно залез в свой карман и вытащил одну изюминку. Положив ее на ладонь, он быстрым движением кисти подбросил изюминку высоко в воздух. Я смотрел, как она взлетела над кустами и упала на землю примерно в ярде от двух тетерок, расположившихся возле старого пня. Едва изюминка упала, как обе птицы резко повернули головы. Затем одна из них подскочила и мгновенным клевком проглотила то, что упало на землю.
      Я взглянул на сторожа. Он не шевелился.
      Клод бросил на поляну вторую изюминку, потом третью, четвертую, пятую...
      Когда сторож отвернулся, чтобы посмотреть, что происходит у него за спиной, Клод молниеносно выхватил из кармана пакет и высыпал кучу изюминок на ладонь.
      - Не надо, - сказал я.
      Однако Клод, размахнувшись, швырнул всю горсть через кусты на поляну.
      Изюминки упали с мягкий стуком, точно капли дождя по сухим листьям, и все фазаны наверняка либо видели, как они летят, либо слышали, как они падают. Захлопали крылья, и фазаны бросились на поиск добычи.
      Голова сторожа резко повернулась, точно в шее у него была пружина. Птицы торопливо склевывали изюминки. Сторож сделал два быстрых шага вперед, и я уже было подумал, не собирается ли он начать расследование. Но он остановился, поднял голову и принялся медленно водить глазами по периметру поляны.
      - Иди за мной, - прошептал Клод. - Пригнись.
      Он резво пополз на четвереньках, точно обезьяна.
      Я последовал за ним. Нос он держал близко к земле, а его громадные, обтянутые штанами ягодицы смотрели в небо, и теперь я понял, почему вышло так, что у его земляков-браконьеров задница подвержена профессиональному заболеванию.
      Мы продвигались так ярдов сто.
      - Теперь беги, - сказал Клод.
      Мы поднялись на ноги и побежали. Через несколько минут мы пролезли через изгородь на нашу чудесную тропинку, где почувствовали себя в полной безопасности.
      - Дело сделано, - тяжело дыша, проговорил Клод. - Что скажешь?
      Его широкое лицо покраснело и светилось торжеством.
      - Мы все испортили, - сказал я.
      - Что! - вскричал он.
      - Ну конечно. Мы ведь не сможем вернуться. Сторож знает, что там кто-то есть.
      - Да ничего он не знает, - сказал Клод. - Через пять минут в лесу будет темно, хоть глаз выколи, и он смоется домой ужинать.
      - Я, пожалуй, присоединюсь к нему.
      - Ты великий браконьер, - сказал Клод.
      Он сел на заросшую травой насыпь под изгородью и закурил.
      Солнце село, и небо, слегка окрашенное желтым цветом, было бледно-голубым. В лесу, за нашей спиной тени и пространства между деревьями превращались из серых в черные.
      - Сколько нужно времени, чтобы таблетка подействовала? - спросил Клод.
      - Смотри-ка, - сказал я. - Кто-то идет.
      Из темноты незаметно появился какой-то человек, и, когда я увидел его, он был от нас всего лишь в тридцати ярдах.
      - Еще один чертов сторож, - сказал Клод.
      Мы оба смотрели на сторожа, который приближался к нам по тропинке. Под мышкой у него было дробовое ружье, а по пятам за ним бежал черный ньюфаундленд. Сторож остановился в нескольких шагах от нас, его собака остановилась вместе с ним и стала смотреть на нас.
      - Добрый вечер, - дружелюбно приветствовал сторожа Клод.
      Это был высокий костлявый человек лет сорока, с цепким взглядом, суровыми скулами и крепкими, предвещавшими недоброе руками.
      - А я вас знаю, - тихо сказал он, подходя поближе. - Я знаю вас обоих.
      Клод на это ничего не ответил.
      - Вы ведь с заправочной станции. Верно?
      Губы у него были тонкие и сухие, с какой-то коричневатой коркой над ними.
      - Вы Каббидж и Хоз. Вы с заправочной станции на главной дороге. Верно?
      - А у нас тут что? - спросил Клод. - Отгадайка?
      Сторож смачно сплюнул, и я увидел, как его плевок полетел по воздуху и шлепнулся в сухую пыль в шести дюймах от ног Клода. Плевок был похож на маленькую устрицу.
      - Проваливайте, - сказал сторож. - Ну же, топайте.
      Клод сидел на насыпи, курил свою сигарету и посматривал на плевок.
      - Повторяю, - рассердился сторож, - убирайтесь отсюда.
      Когда он открывал рот, его верхняя губа приподнималась над десной, и я видел ряд мелких зубов, один из них был черный, другие - айвовые и коричневато-желтые.
      - Это, между прочим, общественный проход, - сказал Клод. - Пожалуйста, не приставайте к нам.
      Сторож переложил ружье из левой руки в правую.
      - Вы тут слоняетесь, - сказал он, - с намерением совершить уголовное преступление. Уже одного этого хватит, чтобы забрать вас.
      - Вы не посмеете, - возразил Клод.
      Я разнервничался.