- Баше лицо должно находиться прямо над глазом, - сказал Лэнди. - Тогда он вас увидит, и вы сможете улыбнуться ему и послать воздушный поцелуй. Будь я на вашем месте, я бы сказал ему что-нибудь приятное. Он, правда, вас не услышит, но я уверен, что основную мысль схватит.
      - Он терпеть не может, когда ему посылают воздушные поцелуи, - заметила миссис Перл. - Если не возражаете, я поступлю так, как сочту нужным.
      Она подошла к краю стола, потянулась вперед, пока ее лицо не оказалось прямо над сосудом, и заглянула прямо в глаз Уильяма.
      - Привет, дорогой, - прошептала она. - Это я, Мэри.
      Глаз, блестевший, как и прежде, глядел на нее неподвижно и несколько напряженно.
      - Как ты, дорогой? - спросила она.
      Пластмассовая капсула была совершенно прозрачная, так что видно было все глазное яблоко. Зрительный нерв, соединявший его заднюю сторону с мозгом, был похож на короткую серую макаронину.
      - Ты себя хорошо чувствуешь, Уильям?
      То, что она заглядывает мужу в глаз и не видит при этом его лица, вызвало у нее странное ощущение. Видеть она могла только глаз; на него она неотрывно и смотрела, и глаз мало-помалу все увеличивался в размерах, пока не стал чем-то вроде лица. Белая поверхность глазного яблока была испещрена сетью крошечных красных сосудов, а в ледянисто-голубой радужной оболочке от зрачка в центре расходились три или четыре довольно красивые темноватые жилки. Зрачок был черный, с одной стороны искрился отблеск света.
      - Я получила твое письмо, дорогой, и сразу же пришла к тебе, чтобы узнать, как ты себя чувствуешь. Доктор Лэнди говорит, что у тебя все просто замечательно. Наверное, если я буду говорить медленно, ты сможешь по движению моих губ понять кое-что...
      Не было никакого сомнения в том, что глаз следил за ней.
      - Они вовсю стараются, чтобы тебе было лучше, дорогой. Чудесный аппарат все время качает кровь, и я уверена, что он гораздо лучше изношенных дурацких сердец, которые есть у нас, у людей. Наши сердца в любую минуту могут отказать, твое же будет работать вечно.
      Она внимательно рассматривала глаз, пытаясь понять, что же в нем было необычного.
      - Выглядишь ты отлично, дорогой, просто отлично. Я и правда так думаю.
      Никогда его глаза не казались ей такими красивыми, как этот, отметила она про себя. От него исходила какая-то нежность, какая-то отзывчивость и доброта - качества, которых она не замечала прежде. Может, все дело в точке в самом центре - в зрачке? Зрачки у Уильяма всегда были похожи на крошечные черные булавочные головки. Они сверкали, пронизывали тебя насквозь и тотчас же распознавали, как ты намерен поступить и даже о чем думаешь. Между тем глаз, на который она сейчас смотрела, был нежный и добрый, как у коровы.
      - Вы вполне уверены, что он в сознании? - спросила она, не поднимая головы.
      - О да, абсолютно, - ответил Лэнди.
      - И он меня видит?
      - Разумеется.
      - Разве это не замечательно? Думаю, он удивляется - что же с ним произошло?
      - Вовсе нет. Он прекрасно знает, где он и почему. Этого он никак не мог забыть.
      - Вы хотите сказать, что он знает, что находится в сосуде?
      - Конечно. И будь у него дар речи, он бы, наверное, вот прямо сейчас запросто с вами побеседовал. Насколько я понимаю, в умственном отношении Уильям, находящийся здесь, и тот, которого вы знали дома, совершенно не отличаются друг от друга.
      - О боже, - произнесла миссис Перл и умолкла, чтобы осмыслить этот удивительный факт.
      Вот что, подумала она про себя, осмотрев со всех сторон глаз и этот огромный серый мясистый грецкий орех, который так безмятежно лежал под водой. Не вполне уверена, что он мне нравится таким, какой он есть, но я, пожалуй, смогла бы хорошо ужиться с таким вот Уильямом. С этим я смогу управиться.
      - Спокойный какой, а? - сказала она.
      - Естественно, спокойный.
      Не будет ссор и упреков, подумала она, постоянных замечаний, не будет правил, которым нужно следовать, никакого запрета на курение, не будет холодных глаз, неодобрительно глядящих на нее поверх книги по вечерам, не будет рубашек, которые нужно стирать и гладить, и не нужно будет готовить ничего этого не будет, а будет лишь пульсация искусственного сердца, у которого вполне успокаивающий звук и уж, во всяком случае, не настолько громкий, чтобы он мешал смотреть телевизор.
      - Доктор, - сказала она, - мне действительно кажется, что я начинаю испытывать к нему огромную симпатию. Вам это странно?
      - Думаю, это вполне понятно.
      - Он кажется таким беспомощным, оттого что лежит себе молча в этом своем маленьком сосуде.
      - Да, я понимаю.
      - Он точно ребенок, вот он кто. Самый настоящий ребенок.
      Лэнди неподвижно стоял у нее за спиной, наблюдая за ней.
      - Ну вот, - мягко проговорила миссис Перл, заглядывая в сосуд. - Теперь Мэри будет сама ухаживать за тобой, и тебе не о чем беспокоиться. Когда я могу забрать его домой, доктор?
      - Простите?
      - Я спросила, когда могу забрать его... забрать домой?
      - Вы шутите, - сказал Лэнди.
      Она медленно повернула голову и посмотрела ему прямо в глаза.
      - С чего это мне шутить? - спросила она.
      Лицо ее светилось, глаза округлились и засверкали, точно два алмаза.
      - Его никак нельзя перемещать.
      - Не понимаю почему.
      - Это эксперимент, миссис Перл.
      - Это мой муж, доктор Лэнди.
      Нервная улыбочка тронула губы Лэнди.
      - Видите ли... - начал было он.
      - Ведь вы же знаете - это мой муж.
      В голосе ее не слышалось гнева. Она говорила спокойно, словно напоминала ему об очевидном факте.
      - Вопрос весьма щекотливый, - сказал Лэнди, облизывая губы. - Ведь вы вдова, миссис Перл. Думаю, вам следует примириться с этим обстоятельством.
      Неожиданно она отвернулась от стола и подошла к окну.
      - Я знаю, что говорю, - сказала она, доставая из сумочки сигареты. - Я хочу, чтобы он был дома.
      Лэнди видел, как она взяла сигарету и закурила. Какая все-таки странная женщина, подумалось ему, хотя, возможно, он и заблуждался. Кажется, она довольна тем, что ее муж находится в этом сосуде.
      Он попытался представить себе, что бы он сам чувствовал, если бы там находилась его жена и из этой капсулы на него глядел ее глаз.
      Ему бы такое не понравилось.
      - Может, вернемся в мой кабинет? - спросил он.
      Она стояла у окна с видом вполне безмятежным и умиротворенным, попыхивая сигаретой.
      - Да-да, хорошо.
      Проходя мимо стола, она остановилась и еще раз заглянула в сосуд.
      - Мэри уходит, моя лапочка, - сказала она. - И пусть тебя ничто не тревожит, ладно? Как только сможем, заберем тебя домой, где можно будет как следует ухаживать за тобой. И послушай, дорогой... - Тут она умолкла и поднесла сигарету ко рту, намереваясь затянуться.
      В тот же миг глаз сверкнул. В самом его центре она увидела крошечную сверкающую искорку, и зрачок сжался - явно от негодования, - превратившись в маленькую булавочную головку.
      Она не пошевелилась. Поднеся сигарету ко рту, она стояла, склонившись над сосудом, и следила за глазом.
      Потом глубоко затянулась, задержала дым в легких секунды три-четыре, дым с шумом вырвался у нее из ноздрей двумя тоненькими струйками и, коснувшись поверхности воды в сосуде, плотным голубым облачком окутал глаз.
      Лэнди стоял у двери, спиной к ней, и ждал.
      - Идемте же, миссис Перл, - позвал он.
      - Не сердись так, Уильям, - мягко произнесла она. - Нехорошо сердиться.
      Лэнди повернул голову, чтобы посмотреть, что она делает.
      - А теперь особенно, - шептала она. - Потому что отныне, мое сокровище, ты будешь делать только то, что Мэри будет угодно. Тебе понятно?
      - Миссис Перл... - заговорил Лэнди, направляясь в ее сторону.
      - Поэтому не будь больше занудой, обещаешь, радость моя? - говорила она, снова затягиваясь сигаретой. - Зануд нынче очень сурово наказывают, это ты должен знать.
      Подойдя к ней, Лэнди взял ее за руку и уверенно, но осторожно стал оттаскивать от стола.
      - До свиданья, дорогой, - крикнула она. - Я скоро вернусь.
      - Хватит, миссис Перл.
      - Ну разве он не мил? - воскликнула она, глядя на Лэнди своими блестящими глазами. - Разве он не чудо? Скорей бы он вернулся домой!
      ДОРОГА В РАЙ
      Всю свою жизнь миссис Фостер почти патологически боялась опоздать на поезд, самолет, пароход и даже в театр. В прочих отношениях она не была особенно нервной женщиной, но при одной только мысли о том, что куда-то может опоздать, приходила в такое возбужденное состояние, что у нее начинался тик, - в уголке левого глаза принималась дергаться кожа, словно она кому-то тайком подмигивала, - и больше всего ее раздражало, что тик исчезал лишь спустя примерно час после того, как она благополучно садилась в поезд или самолет.
      Удивительно, как у некоторых людей обыкновенная вещь, вроде боязни опоздать на поезд, перерастает в навязчивую идею. Не меньше чем за полчаса до того, как покинуть дом и отправиться на вокзал, миссис Фостер уже была готова. Не в силах усидеть на месте, она спускалась на лифте - в шляпе, пальто и перчатках - или же беспокойно металась из комнаты в комнату, покуда муж, который, должно быть, понимал ее состояние, не появлялся наконец из своего кабинета и не говорил холодным и сухим голосом, что пора бы, пожалуй, и трогаться, не так ли?
      Быть может, мистер Фостер и имел право быть недовольным столь глупым поведением своей жены, но с его стороны было все же непростительно увеличивать ее страдания, заставляя пребывать в мучительном ожидании. Впрочем, никак нельзя утверждать, что он поступал так намеренно. И все же всякий раз он всего-то и медлил минуту-другую, но рассчитывал время так точно и держался столь любезно, что было трудно поверить, будто он неумышленно изводит гаденькой пыткой свою несчастную супругу. Правда, одно он знал наверняка, а именно: она никогда не посмеет раскричаться и сказать ему, чтобы он поторапливался. Он ее слишком хорошо воспитал. И еще он, должно быть, знал, что если пропустить все сроки, ее можно довести почти до истерики. В последние годы их супружеской жизни бывали случаи, когда казалось, что он только того и добивался, чтобы они опоздали на поезд, тем самым увеличивая страдания бедной женщины.
      Возможно, муж и виноват (хотя уверенности здесь нет), однако его действия выглядели вдвойне безрассудными еще и потому, что, если исключить эту неукротимую слабость, миссис Фостер всегда была доброй и любящей женой. Более тридцати лет она служила мужу преданно и верно. Вне всяких сомнений. Она и сама, будучи весьма скромной женщиной, долгие годы отказывалась допустить, что мистер Фостер когда-нибудь станет сознательно мучить ее, но в последнее время ловила себя на том, что задумывается об этом.
      Мистер Юджин Фостер, которому было почти семьдесят лет, жил со своей женой в большом шестиэтажном доме в Нью-Йорк-сити, на Шестьдесят второй улице, и у них было четыре человека прислуги. Место мрачное, их мало кто навещал. А в то январское утро дом ожил, в нем поднялась суматоха. Одна служанка доставала кипы простыней, другая разносила их по комнатам и укрывала мебель от пыли. Дворецкий спускал вниз чемоданы и составлял в холле. Повар то и дело выглядывал из кухни, чтобы перекинуться словечком с дворецким, а сама миссис Фостер в старомодной шубе и в черной шляпе на макушке летала из комнаты в комнату, делая вид, будто руководит общими действиями. На самом деле она только о том и думала, что опоздает на самолет, если ее муж скоро не соберется и не выйдет из своего кабинета.
      - Который час, Уокер? - спросила она у дворецкого, проходя мимо него.
      - Десять минут десятого, мэм.
      - А машина уже пришла?
      - Да, мэм, она ждет. Я как раз собрался сложить в нее багаж.
      - До Айдлуайлда целый час добираться, - сказала миссис Фостер. Самолет вылетает в одиннадцать. Мне нужно там быть за полчаса, чтобы пройти все формальности. Я наверняка опоздаю. Просто уверена, что опоздаю.
      - По-моему, у вас много времени, мэм, - любезно проговорил дворецкий. Я предупредил мистера Фостера, что вы должны выехать в девять пятнадцать. У вас еще пять минут.
      - Да, Уокер, я знаю. Однако поторопись с багажом, прошу тебя.
      Она слонялась взад-вперед по холлу и всякий раз, когда мимо нее проходил дворецкий, спрашивала у него, который час. На этот рейс, без конца повторяла она про себя, никак нельзя опоздать. У нее не один месяц ушел на то, чтобы уговорить мужа разрешить ей уехать. Если она опоздает, он запросто может решить, что ей все это не нужно. А беда еще и в том, что он сам настоял, чтобы проводить ее до аэропорта.
      - О боже, - громко произнесла миссис Фостер, - я опоздаю. Я знаю, знаю, знаю, что опоздаю.
      Кожа в уголке левого глаза безумно задергалась. Казалось, из глаз вот-вот брызнут слезы.
      - Который час, Уокер?
      - Восемнадцать минут десятого, мэм.
      - Теперь я точно опоздаю! - воскликнула она. - Скорей бы он выходил!
      Для миссис Фостер это было важное путешествие. Она совсем одна отправлялась в Париж, чтобы навестить свою единственную дочь, которая была замужем за французом. Француз не очень-то интересовал миссис Фостер, а вот дочь она обожала и, кроме того, истосковалась по трем своим внукам. Она их знала только по фотографиям, которые расставила по всему дому. Они были красивые, эти ее внуки. Она в них души не чаяла и каждый раз, когда получала новую фотографию, уносила ее в свою комнату и долго сидела, выискивая в детских лицах приметы того кровного сходства, которое так много значит. А в последнее время она все больше и больше осознавала, что желает проводить остаток своих дней рядом с детьми, - ей нужно видеть их, брать на прогулку, покупать им подарки и смотреть, как они растут. Она, конечно же, понимала, что думать так, покуда муж жив, нехорошо и в некотором смысле нечестно. Муж уже не был так активен в своих предприятиях, но ни за что не согласился бы оставить Нью-Йорк и поселиться в Париже. Удивительно, что он вообще отпускал ее туда одну на шесть недель. А ей так хотелось поселиться там и быть рядом с внуками!
      - Уокер, который час?
      - Двадцать две минуты десятого, мэм.
      Едва он ответил, как дверь открылась и в холл вышел мистер Фостер. Он постоял с минуту, внимательно глядя на жену, а она, в свою очередь, смотрела на него - на этого тщедушного и все еще подвижного старика с бородатым лицом, столь удивительно похожего на Эндрю Карнеги {Эндрю Карнеги (1835 1919) - американский промышленник и филантроп} на старых фотографиях.
      - Так-так, - произнес он, - нам, пожалуй, лучше поторопиться, если ты хочешь успеть на самолет.
      - Да, дорогой, да! Все готово. Машина ждет.
      - Вот и хорошо, - сказал мистер Фостер.
      Склонив голову набок, он пристально глядел на жену. Он имел обыкновение вытягивать шею, а потом быстро и едва заметно дергать головой. По этой причине, а также по тому, как он стискивал пальцы, подняв руки до уровня груди, он походил на белку - на проворную умную белку, которую можно увидеть в парке.
      - Вот и Уокер с твоим пальто, дорогой. Одевайся.
      - Через минуту вернусь, - сказал он. - Только руки вымою.
      Она принялась ждать. Высокий дворецкий стоял рядом с ней, держа пальто и шляпу.
      - Уокер, я опоздаю?
      - Нет, мэм, - ответил дворецкий. - Думаю, успеете в самый раз.
      Затем мистер Фостер появился снова, и дворецкий помог ему надеть пальто. Миссис Фостер торопливо вышла из дома и уселась в нанятый ими "кадиллак". Муж вышел вслед за ней, но по ступенькам спускался медленно. Посреди лестницы он остановился, чтобы взглянуть на небо и вдохнуть холодный утренний воздух.
      - Похоже, небольшой туман, - произнес он, усаживаясь рядом с ней в машине. - А в аэропорту в таких случаях обычно бывает еще хуже. Не удивлюсь, если рейс уже отменили.
      - Не говори этого, дорогой, прошу тебя.
      Больше они не произнесли ни слова, пока машина не оказалась в Лонг-Айленде.
      - С прислугой я все обговорил, - сказал мистер Фостер. - С сегодняшнего дня все свободны. Я выплатил им половину жалованья за шесть недель и предупредил Уокера, что пришлю ему телеграмму, когда они нам снова понадобятся.
      - Да-да, - сказала она. - Он говорил мне.
      - Сегодня же вечером переберусь в клуб. Приятно иногда переменить обстановку.
      - Да, дорогой. Я напишу тебе.
      - Время от времени я буду заходить домой, чтобы проверить, все ли в порядке, и забирать почту.
      - А тебе не кажется, что Уокеру лучше остаться в доме и присматривать за ним? - робко спросила она.
      - Ерунда. Это совершенно не нужно. И потом, мне придется платить ему полное жалованье.
      - Ах да, - сказала она. - Ну, конечно.
      - Скажу больше, никогда не знаешь, чем они занимаются, когда оставляешь их в доме одних, - заявил мистер Фостер и с этими словами достал сигару. Отрезав кончик серебряными ножницами, он прикурил ее от золотой зажигалки.
      Миссис Фостер сидела неподвижно, крепко стиснув под пледом руки.
      - Ты будешь мне писать? - спросила она.
      - Посмотрим, - ответил муж. - Но вряд ли. Ты же знаешь, я не очень-то люблю писать, когда мне нечего сказать.
      - Да, дорогой, знаю. Поэтому выброси это из головы.
      Они ехали вдоль Королевского бульвара, и, когда приближались к болотистой местности, на которой возведен Айдлуайлд, туман начал сгущаться, и ехать пришлось медленнее.
      - О боже! - воскликнула миссис Фостер. - Теперь я наверняка опоздаю! Который час?
      - Прекрати суетиться, - сказал старик. - Теперь это ни к чему. Рейс наверняка отменили. В такую погоду не летают. Не понимаю, зачем вообще нужно было выходить из дому.
      Ей показалось, что в голосе его неожиданно прозвучали новые нотки, и она обернулась. Трудно было различить какую-либо перемену в выражении бородатого лица. Главное - рот. Ей захотелось - как бывало и раньше увидеть его рот. Глаза его никогда ничего не выражали, кроме тех случаев, когда он приходил в ярость.
      - Разумеется, - продолжал мистер Фостер, - если он вдруг все-таки полетит, тогда я согласен с тобой - ты наверняка опоздала. Почему бы тебе с этим не примириться?
      Она отвернулась и стала смотреть в окно, за которым висел туман. Чем дальше они ехали, тем больше туман сгущался, и теперь она видела только край дороги и полоску травы, тянувшейся вдоль нее. Она чувствовала, что муж по-прежнему наблюдает за ней. Глянув на него, она заметила, что он внимательно смотрит в уголок ее левого глаза, где, как она чувствовала, у нее дергается кожа. Ей сделалось страшно.
      - Так как? - спросил он.
      - Что как?
      - Как насчет того, чтобы примириться с тем, что ты наверняка опоздаешь на самолет? Есть ли смысл нестись в такой мгле?
      После этой фразы мистер Фостер умолк. Машина двигалась все дальше. Желтые фары освещали дорогу, и шофер вглядывался в нее. Впереди из тумана выплывали огни, то белые, то желтые, а за ними все время следовал свет, казавшийся особенно ярким.
      Неожиданно шофер остановил машину.
      - Ну вот! - вскричал мистер Фостер. - Мы застряли. Я так и знал.
      - Нет, сэр, - сказал шофер, обернувшись. - Мы приехали. Это аэропорт.
      Не говоря ни слова, миссис Фостер выскочила из машины и торопливо направилась через главный вход к зданию аэропорта. Внутри было множество народу. Несчастные пассажиры столпились вокруг стоек, где проверяют билеты. Миссис Фостер протолкалась между ними и обратилась к работнику аэропорта.
      - Да, - сказал он. - Ваш рейс временно отложен. Но, пожалуйста, не уходите. Мы ожидаем, что погода в любую минуту улучшится.
      Она вернулась к мужу, который по-прежнему сидел в машине, и сообщила новости.
      - Не жди-ка ты, дорогой, - сказала она. - В этом нет никакого смысла.
      - И не буду, - ответил он. - Если только шофер отвезет меня назад. Отвезете меня назад, водитель?
      - Думаю, что да, - ответил тот.
      - Багаж вы достали?
      - Да, сэр.
      - До свиданья, дорогой, - сказала миссис Фостер и, просунув голову в машину, коснулась губами его седой бороды.
      - До свиданья, - проговорил он в ответ. - Приятной тебе поездки.
      Машина тронулась, и миссис Фостер осталась одна.
      Остаток дня явился для нее кошмаром. Час проходил за часом, а она все сидела на скамейке, расположившись поближе к стойке регистрации, и примерно каждые полчаса поднималась и спрашивала у служащего, не изменилась ли ситуация. Ответ она неизменно получала один и тот же - нужно подождать, потому что туман может рассеяться в любую минуту. Только после шести вечера наконец-то объявили, что вылет задерживается до одиннадцати часов утра.
      Услышав эту новость, миссис Фостер не знала, что и делать. Она еще, наверное, с полчаса сидела на скамье, устало размышляя о том, где бы провести ночь. Ей ужасно не хотелось покидать аэропорт. И мужа видеть не хотелось. Она боялась, что тем или иным способом он помешает ей отправиться во Францию. Она бы предпочла всю ночь просидеть на скамье. Это лучше всего. Но она вконец измучилась и, решив, что негоже так вести себя пожилой женщине, позвонила домой.
      Муж как раз собирался в клуб. Трубку он снял сам. Она сообщила ему новости и спросила, есть ли дома еще кто-нибудь.
      - Все ушли, - сказал он.
      - В таком случае, дорогой, я где-нибудь устроюсь на ночь. И не волнуйся за меня.
      - Это просто глупо, - сказал он. - В твоем распоряжении огромный дом.
      - Но, дорогой, он же пустой.
      - Тогда я с тобой останусь.
      - В доме нет еды. Ничего нет.
      - Тогда поешь где-нибудь, прежде чем возвращаться. Не будь же такой глупой, дорогая моя. Ты, кажется, только к тому и стремишься, чтобы по любому поводу изводить себя.
      - Да, - согласилась она. - Прости меня. Я съем здесь сандвич, а потом приеду.
      Туман немного рассеялся, и все же поездка в такси показалась ей долгой. В дом на Шестьдесят второй улице она вернулась уже довольно поздно.
      Муж, услышав, что она вернулась, вышел из своего кабинета.
      - Ну, - спросил он, остановившись в дверях, - как там Париж?
      - Вылет в одиннадцать утра, - ответила она. - Это уже точно.
      - Ты хочешь сказать, если спадет туман.
      - Он уже спадает. Поднимается ветер.
      - У тебя усталый вид, - сказал мистер Фостер. - Ты, должно быть, переволновалась сегодня.
      - Да, день был беспокойный. Пожалуй, пойду лягу спать.
      - Я заказал машину на утро, - сказал он. - На девять часов.
      - О, спасибо тебе, дорогой. И я очень надеюсь, ты не будешь опять провожать меня до самого аэропорта.
      - Нет, - медленно произнес он. - Скорее всего, нет. Однако по дороге ты могла бы забросить меня в клуб.
      Она взглянула на него, и ей показалось, будто он где-то далеко, будто что-то их разделяет. Он вдруг настолько отдалился от нее, что миссис Фостер не смогла бы сказать наверняка, тот ли это человек, которого она так хорошо знала, или кто-то другой.
      - Клуб в центре города, - сказала она. - Это не по пути в аэропорт.
      - Но у тебя ведь будет много времени, моя дорогая. Ты что, не хочешь довезти меня до клуба?
      - Нет-нет, довезу, разумеется.
      - Вот и хорошо. Тогда увидимся утром в девять.
      Она поднялась в свою спальню на втором этаже. Усталость, накопленная за день, сморила ее, и она уснула, как только легла.
      На следующее утро миссис Фостер поднялась рано и к половине девятого уже была внизу, готовая отправиться в путь. Вскоре после девяти появился муж.
      - Ты приготовила кофе? - спросил он.
      - Нет, дорогой. Я думала, ты позавтракаешь в клубе. Машина пришла. Она уже ждет. Я готова.
      Они стояли в холле - в последнее время они, похоже, только в холле и встречались. Она была в шляпе и пальто, с сумочкой в руках, он - в нелепо скроенном пиджаке по старинной моде с высокими лацканами.
      - Где твой багаж?
      - В аэропорту.
      - Ах да, - сказал он. - Ну конечно. Если ты хочешь сначала завезти меня в клуб, то, думаю, хорошо бы нам поскорее выехать, а?
      - Да! - вскричала она. - Да, да, прошу тебя!
      - Я только возьму с собой сигары. Сейчас вернусь. Садись в машину.
      Она повернулась и вышла к ожидавшему ее шоферу. Тот открыл дверцу автомобиля.
      - Который час? - спросила она.
      - Почти четверть десятого.
      Мистер Фостер вышел спустя пять минут, и, глядя, как он медленно спускается по ступенькам, она обратила внимание на то, что ноги его в узких, дудочками, брюках похожи на козлиные. Как и накануне, он остановился посреди лестницы, чтобы втянуть в себя воздух и посмотреть на небо. Еще не совсем прояснилось, но сквозь легкий туман уже пробивались солнечные лучи.
      - Может, на этот раз тебе и повезет, - сказал он, усаживаясь рядом с ней в машину.
      - Поторопитесь, пожалуйста, - сказала она шоферу. - Оставьте в покое плед. Я сама с ним разберусь. Пожалуйста, трогайтесь. Я опаздываю.
      Шофер уселся за руль и завел мотор.
      - Одну минутку! - неожиданно воскликнул мистер Фостер. - Водитель, подождите-ка.
      - В чем дело, дорогой?
      Она увидела, как он ищет что-то в карманах пальто.
      - Мне бы хотелось, чтобы ты передала Эллен небольшой подарок, - сказал он. - Да куда же он запропастился? Только что держал в руках, когда спускался.
      - Я не видела, чтобы у тебя было что-нибудь в руках. Что еще за подарок?
      - Небольшая коробочка, завернутая в белую бумагу. Вчера забыл тебе ее отдать.
      - Что еще за коробочка! - нервно заговорила миссис Фостер. - Не видела я никакой коробочки!
      Она принялась лихорадочно рыскать на заднем сиденье. Муж продолжал ощупывать карманы пальто. Затем он расстегнул пальто и стал осматривать карманы пиджака.
      - Черт побери, - произнес он, - должно быть, я оставил ее в спальне. Я мигом вернусь.
      - О, прошу тебя! - вскричала миссис Фостер. - У нас нет времени! Пожалуйста, забудь о ней! Вышлешь почтой. Наверное, просто какая-нибудь гребенка. Ты всегда дарил ей гребенки.
      - А что плохого в гребенках, позволь узнать? - спросил мистер Фостер, выходя из себя, ибо на этот раз она, кажется, забылась.
      - Ничего, дорогой, уверяю тебя. Только...
      - Сиди здесь! - велел он. - Сейчас я ее принесу.
      - Побыстрее, дорогой! Прошу тебя, быстрее!
      Она сидела не шевелясь и ждала, ждала...
      - Водитель, который час?
      Шофер взглянул на наручные часы.
      - На моих почти полдесятого.
      - За час мы в аэропорт доберемся?
      - В самый раз.
      В этот момент миссис Фостер увидела кусочек чего-то белого, застрявшего между спинкой и сиденьем с той стороны, где сидел муж. Она потянулась и достала завернутую в бумагу коробочку, обратив внимание на то, что та была засунута так глубоко, будто ее специально туда затолкали.
      - Вот она! - воскликнула миссис Фостер. - Я нашла ее! О господи, да он теперь будет целую вечность там ее искать! Водитель, сбегайте быстрее и позовите его.
      Шофер, ирландец невысокого роста, недовольно скривив рот, нехотя вылез из машины и поднялся по ступенькам к парадной двери дома. Затем он повернулся и возвратился назад.
      - Дверь заперта, - объявил он. - У вас есть ключ?
      - Да, сейчас найду.
      Миссис Фостер принялась торопливо рыскать в сумке. На лице ее была написана тревога, губы вытянулись трубочкой.
      - Вот он! Нет-нет, я сама схожу. Так будет быстрее. Я знаю, где он.
      Она поспешно выбралась из машины и поднялась по ступенькам к парадной двери, держа в руке ключ. Вставив ключ в скважину, она уже собралась было повернуть его, но замерла на месте. Подняв голову, миссис Фостер застыла в полной неподвижности. Она выждала пять, шесть, семь, восемь, девять, десять секунд... Потом вскинула голову и вся напряглась, прислушиваясь, не повторится ли тот донесшийся откуда-то из дома звук, который она только что слышала.
      Да-да, она явно к чему-то прислушивалась. Казалось, она и ухом тянется все ближе и ближе к двери. Вот она вплотную приставила ухо к двери и несколько секунд простояла в этой позе - голова вскинута, ухо приставлено к двери, рука сжимает ключ... Вот-вот она войдет в дом, вслушиваясь в какие-то звуки, слабо доносившиеся откуда-то из его глубины...
      Затем миссис Фостер встрепенулась и, вынув ключ из замка, сбежала по ступенькам.
      - Уже слишком поздно! - крикнула она шоферу. - Не могу ждать его, просто не могу. Я опоздаю на самолет. Быстрее, водитель, быстрее! В аэропорт!
      Шофер, посмотри он на нее пристальнее, мог бы заметить, что лицо ее сделалось совершенно белым. Оно уже не казалось таким глупым. Печать суровости легла на него. Миссис Фостер поджала свой ротик, уголки которого обыкновенно были опущены, глаза ее засверкали, а в голосе, когда она заговорила, появились властные нотки.
      - Живее, водитель, живее!
      - А ваш муж разве с вами не едет? - удивленно спросил шофер.
      - Разумеется нет! Я только собиралась высадить его у клуба. Теперь это уже не имеет значения. Он меня поймет. Возьмет такси. Да не разговаривайте же вы! Смотрите на дорогу! Мне нужно успеть на самолет, вылетающий в Париж!
      Подгоняемый миссис Фостер, расположившейся на заднем сиденье, шофер быстро добрался до аэропорта, и она успела на свой самолет, когда до вылета оставалось лишь несколько минут. Скоро, удобно откинувшись в кресле, она была высоко над Атлантикой. Наконец-то она направляется в Париж, думала она под гул моторов. Незнакомое душевное состояние владело ею. Она чувствовала себя необычайно уверенно и просто замечательно, что было подозрительно. Такое состояние ее чуточку настораживало, но чем дальше самолет улетал от Нью-Йорка и Шестьдесят второй улицы, тем больше она успокаивалась. Добравшись до Парижа, миссис Фостер чувствовала себя настолько уверенной, хладнокровной и спокойной, насколько это было в ее силах.
      Она увидела своих внуков, и в реальности они оказались еще более красивыми, чем на фотографиях. Да это просто ангелы, говорила она про себя, такие они красивые. И каждый день она выводила их гулять, кормила пирожными, покупала им подарки и рассказывала чудесные истории.