- Ну вот и добыча, - произнес Клод.
      - Не могу сказать, чтобы мне это очень понравилось.
      - Я тебе уже говорил, Гордон. Большинство это делает. Собака таким образом разогревается перед забегом.
      - Все равно мне это не нравится.
      - Мне тоже. Но все это делают. Даже тренеры на больших стадионах. Я это называю настоящим варварством.
      Мы отошли в сторону. Толпа на склоне холма продолжала увеличиваться. Позади зрителей выстроился целый ряд стендов, на которых красным, золотым и голубым были написаны фамилии букмекеров. Все букмекеры стояли возле своих стендов на перевернутых ящиках с пачкой пронумерованных карт в одной руке, куском мела в другой, а за спиной у них расположились помощники с блокнотами и карандашами. Потом мы увидели мистера Физи, направлявшегося к школьной доске, прибитой гвоздем к врытому в землю столбу.
      - Сейчас мы узнаем состав участников первого забега, - сказал Клод. Пойдем быстрее!
      Мы быстро спустились по склону холма и присоединились к толпе. Мистер Физи выводил на доске клички участников, сверяясь со своим блокнотом. Толпа в молчаливом ожидании следила за ним.
      1. Сэлли.
      2. Три Фунта.
      3. Улитка.
      4. Черная Пантера.
      5. Виски.
      6. Ракета.
      - И Джеки там! - шепотом произнес Клод. - В первом забеге! Четвертая будка! Теперь слушай, Гордон. Дай-ка мне быстро пятерку. Я покажу ее мотальщику.
      Клод так нервничал, что даже говорил с трудом. Вокруг носа и глаз кожа у него снова стала белой, а когда я протянул ему банкноту в пять фунтов, он взял ее трясущейся рукой. Человек, который должен был крутить педали велосипеда, по-прежнему стоял в своем синем пиджаке на деревянной платформе и курил. Клод подошел к платформе и стал смотреть на него снизу вверх.
      - Видишь пятерку? - тихо произнес он, свернув ее трубочкой и стиснув в ладони.
      Мужчина посмотрел на нее, не поворачивая головы.
      - Ты только крути по-честному. Без всяких там остановок и задержек. Заяц должен бежать быстро. Идет?
      Мужчина не пошевелился, но чуть-чуть, почти незаметно поднял брови. Клод отвернулся от него.
      - Теперь слушай, Гордон. Деньги доставай не сразу, понемногу, как я тебе говорил. Иди и делай небольшие ставки, чтобы они не менялись, понял? А я поведу Джеки так медленно, как смогу, чтобы у тебя хватило времени. Все понял?
      - Понял.
      - И не забудь занять место на финише в конце забега и сразу хватай ее. Уводи подальше от других собак, когда они начнут драться за зайца. Крепко держи и не отпускай, пока я не подбегу с ошейником и поводком. Запомни, Виски под пятым номером - цыганская собака. Любому ногу откусит, кто на ее пути попадется.
      - Все понял, - сказал я. - Пошли.
      Я видел, как Клод повел Джеки к финишному столбу, взял желтую жилетку, на которой крупно была выведена цифра 4, а также намордник. Остальные пять собак тоже были там; их хозяева хлопотали около них и надевали им намордники. Мистер Физи в своих узких бриджах деловито суетился поблизости, напоминая суматошную бойкую птичку. Я видел, как он что-то сказал Клоду и рассмеялся. Клод не обращал на него внимания. Скоро всем предстояло повести собак вниз по холму к дальнему краю поля, к стартовым будкам. Идти нужно было минут десять. "Значит, у меня есть не меньше десяти минут", - сказал я про себя и стал проталкиваться сквозь толпу, которая стояла в шесть-семь рядов перед линией букмекеров.
      - Виски - пятьдесят на пятьдесят! Пять к двум на Сэлли! Виски пятьдесят на пятьдесят! Четыре к одному на Улитку! Делайте ваши ставки! Живее! Кто следующий?
      На всех досках Черная Пантера шла из соотношения двадцать пять к одному, о чем говорила надпись мелом на всех досках. Я протиснулся к ближайшему стенду.
      - Три фунта на Черную Пантеру, - сказал я, протягивая деньги.
      У человека, стоявшего на ящике, было пылающее лицо, а к губам прилипли остатки чего-то белого. Он выхватил у меня деньги и бросил их в свою сумку.
      - Семьдесят пять фунтов к трем на Черную Пантеру, - сказал он. - Номер сорок два.
      Он протянул мне билет, и его помощник записал ставку.
      Я отошел в сторону и быстро записал на обратной стороне билета "75 к 3", после чего положил его во внутренний карман пиджака, где лежали деньги.
      Я и дальше собрался распределять деньги небольшими частями. Следуя указаниям Клода, я и раньше ставил несколько фунтов на другую нашу собаку перед каждым забегом, чтобы не вызвать подозрения, когда наступит великий день. Поэтому я довольно уверенно обошел все стенды, ставя каждый раз три фунта. Я не спешил, но и времени не тратил попусту и, сделав ставку, каждый раз записывал сумму на обратной стороне билета, прежде чем опустить его в карман. Всего было семнадцать букмекеров. У меня было семнадцать билетов, всего я поставил пятьдесят один фунт, не сбив соотношение ставки. Оставалось поставить еще сорок девять фунтов. Я быстро посмотрел в сторону поля. Один человек уже привел свою собаку к стартовым будкам. Остальные были ярдах в тридцати - сорока. Кроме Клода. Клод и Джеки еще и половины пути не прошли. Я видел, как Клод медленно бредет в своем старом пальто цвета хаки, не спуская глаз с Джеки, которая натянула поводок. Один раз он остановился и наклонился, сделав вид, будто поднял что-то. Продолжив путь, он притворился, будто хромает, - все для того, чтобы идти медленнее. Я поспешил к первому букмекеру, чтобы начать все сначала.
      - Три фунта на Черную Пантеру.
      Букмекер, тот самый, с пылающим лицом и чем-то белым вокруг рта, внимательно посмотрел на меня, вспомнил, что уже имел со мной дело, и одним быстрым, пожалуй, даже изящным движением руки смочил пальцы слюной и аккуратно стер с доски число 25. Его мокрые пальцы оставили маленькое темное пятнышко против клички "Черная Пантера".
      - Хорошо, еще раз семьдесят пять к трем, - сказал он. - Но это в последний раз.
      И, возвысив голос, он прокричал:
      - Пятнадцать к одному на Черную Пантеру! Пятнадцать на Пантеру!
      На всех досках букмекеры тотчас бросились стирать число 25 и написали "15 к 1 на Пантеру". Я заторопился, и когда обошел всех букмекеров, они перестали делать ставку на Черную Пантеру. Каждому из них досталось лишь по шесть фунтов, потерять же они могли сто пятьдесят, а для них, мелких букмекеров на собачьих бегах в небольшой деревне, для одного забега это было слишком - "спасибо, но с нас хватит". Я был доволен, что управился с заданием. Теперь у меня куча билетов. Я достал их из кармана, пересчитал их и сложил вместе - получилась тонкая колода карт. Всего тридцать три билета. И сколько мы можем выиграть? Дайте-ка подумать... пожалуй, больше двух тысяч фунтов. Клод сказал, что Джеки выиграет тридцать корпусов. Где-то сейчас Клод?
      Я увидел пальто цвета хаки возле стартовых будок и большую черную собаку рядом. Все остальные собаки были уже в будках, и их хозяева отходили в сторону. Клод наклонился к Джеки, уговаривая ее забраться в будку 4, потом закрыл за ней дверцу, отвернулся и побежал к толпе. Полы его пальто развевались. На бегу он несколько раз обернулся.
      Возле будок стоял стартер. Подняв руку, он махал носовым платком. На другом конце дорожки, за столбом, обозначающим финиш, совсем близко от того места, где находился я, человек в синем пиджаке оседлал перевернутый вверх колесами велосипед, установленный на деревянной платформе. Увидев сигнал, он помахал в ответ и принялся крутить педали обеими руками. Крошечное белое пятнышко - таким на расстоянии виделся искусственный заяц, тогда как на самом деле это был футбольный мяч с пришитым к нему куском белой кроличьей шкуры. Мяч покатился в сторону от будок со все возраставшей скоростью. Будки открылись, и из них вылетели собаки. Они вылетели единой сворой, все разом, и показалось, будто то была одна широкая собака, а не шесть, и почти тотчас я увидел бегущую по полю Джеки. Я узнал Джеки по ее окрасу. Других темных собак в забеге не было. Джеки, точно она. Не двигайся, сказал я про себя. Ни мускулом не шевели, ни пальцем на руке или на ноге и не моргай. Стой спокойно, не шевелись и смотри, как она бежит. Ну, давай же, Джеки! Нет, кричать не надо. Криком делу не поможешь. И не двигайся. Через двадцать секунд все кончится. Сейчас будет крутой поворот, вверх по склону. Точно обойдет корпусов на пятнадцать - двадцать. Скорее на двадцать. Не считай корпуса, это не приносит удачу. И не двигайся. Не крути головой. Смотри за ней краешком глаза. Ты только полюбуйся на Джеки! Вот дает! Она выиграла! Нет, теперь уж не проиграет.
      Когда я подбежал к ней, она вцепилась лапой в кусок шкуры кролика, пытаясь схватить ее пастью, но ей мешал намордник. Другие собаки, с трудом дыша, подбежали к ней и неожиданно все набросились на "кролика", тогда я схватил ее за шею и оттащил в сторону, как говорил Клод, потом повалился вместе с ней на траву, обхватив обеими руками. Хозяева других собак также принялись не без труда разбирать своих питомцев.
      Тут, с трудом переводя дух, подоспел Клод. Он даже говорить не мог от волнения, лишь отдувался, стягивая с Джеки намордник и надевая ошейник и поводок. Мистер Физи тоже был здесь. Он стоял подбоченившись. Он поджал свой круглый ротик, и тот сделался похожим на шляпку гриба. Два глаза-камеры снова принялись пристально изучать Джеки с головы до пят.
      - Значит, разыграть меня решил, так? - сказал он.
      Клод наклонился над собакой и вел себя так, будто ничего не слышал.
      - Чтобы после этого я тебя здесь не видел, понял?
      Клод продолжал возиться с ошейником Джеки.
      Я услышал, как кто-то позади нас говорит:
      - Этот плосколицый мерзавец на этот раз обвел старика Физи вокруг пальца.
      Кто-то рассмеялся. Мистер Физи ушел. Клод выпрямился и направился вместе с Джеки к мотальщику в синем пиджаке, который сошел с платформы.
      - Сигарету, - сказал Клод, протягивая пачку.
      Тот взял сигарету, а вместе с ней и свернутую пятифунтовую банкноту, которую Клод держал между пальцами.
      - Спасибо, - сказал Клод. - Большое спасибо.
      - Не за что, - ответил мотальщик.
      Затем Клод повернулся в мою сторону:
      - Все деньги поставил, Гордон?
      Он подпрыгивал на одном месте, потирая руки и похлопывая Джеки, а губы его, когда он задал мне свой вопрос, дрожали.
      - Да. Половину на двадцать пять, половину на пятнадцать.
      - О господи, Гордон, это чудесно. Погоди здесь, пока я схожу за чемоданом.
      - Возьми с собой Джеки, - сказал я, - и сиди в машине. Увидимся позже.
      Около букмекеров на этот раз никого не было. Я был единственным человеком, который пришел получить какие-то деньги. Я шел танцующей походкой, меня всего прямо распирало от восторга. Сначала я подошел к первому букмекеру, человеку с пылающим лицом и остатками чего-то белого на губах. Остановившись перед ним, я принялся неторопливо искать в пачке два его билета. Его звали Сид Прэтчетт. На доске крупными золотыми буквами на розовом фоне было написано: "Сид Прэтчетт. Лучшие шансы в Мидлендс. {Центральные графства Англии} Быстрое разрешение спорных вопросов".
      Я протянул ему первый билет со словами:
      - С вас семьдесят пять фунтов.
      Это прозвучало настолько приятно, что я произнес то же самое еще раз, будто то была строка из песни.
      - С вас семьдесят пять фунтов.
      Я и не думал потешаться над мистером Прэтчеттом. Он мне начинал нравиться, и даже очень. Мне было жаль, что ему придется расстаться с такими большими деньгами. Но я надеялся, что его жена и дети от этого не пострадают.
      - Номер сорок два, - сказал мистер Прэтчетт, поворачиваясь к своему помощнику, который держал в руках толстый блокнот. - Сорок второй хочет семьдесят пять фунтов.
      Пока помощник водил пальцем по столбикам ставок, мы молчали. Он дважды провел пальцем по столбикам, потом посмотрел на своего босса и покачал головой.
      - Нет, - сказал он. - Выплаты не будет. Этот номер поставлен на Улитку.
      Не слезая с ящика, мистер Прэтчетт наклонился и заглянул в блокнот. Казалось, слова помощника насторожили его, и на огромном пылающем лице появилось выражение озабоченности.
      "Ну и дурак же этот помощник, - подумал я. - Да сейчас, наверное, и мистер Прэтчетт скажет то же самое".
      Но когда мистер Прэтчетт повернулся ко мне, в его сузившихся глазах появилась враждебность.
      - Послушай-ка, Гордон {в английском фольклоре прозвище лисы}, - тихо произнес он. - Давай не будем. Ты ведь отлично знаешь, что ставил на Улитку. Так в чем же дело?
      - Я ставил на Черную Пантеру, - сказал я. - Две разные ставки по три фунта каждая, двадцать пять к трем. Вот второй билет.
      На этот раз он даже не удосужился заглянуть в записи.
      - Ты ставил на Улитку, Гордон, - сказал он. - Я помню, как ты подходил.
      И с этими словами он отвернулся от меня и стал стирать мокрой тряпкой клички остальных собак, принимавших участие в забеге. Помощник закрыл блокнот и закурил. Я стоял, смотрел на них и чувствовал, как весь покрываюсь потом.
      - Дайте-ка мне посмотреть ваши записи.
      Мистер Прэтчетт высморкался в мокрую тряпку и бросил ее на землю.
      - Слушай, - сказал он, - может, ты прекратишь раздражать меня? Проваливай.
      Дело было вот в чем: на билете букмекера, в отличие от билета на тотализаторе, ваша ставка никак не расписана. Это общепринятая практика, распространенная на всех площадках для собачьих бегов в Англии, будь то Силвер-ринг в Ньюмаркете, Ройал-инклоужэ в Аскоте или в деревушке близ Оксфорда. Вам дают карточку, на которой написаны лишь фамилия букмекера и серийный номер. Сумма ставки вносится (или должна вноситься) помощником букмекера в специальную книгу вместе с номером билета, но кроме этого нет никаких следов того, на что вы поставили и сколько.
      - Давай пошевеливайся, - еще раз сказал мистер Прэтчетт. - Убирайся отсюда.
      Я отступил на шаг и бросил взгляд вдоль ряда стендов. Ни один из букмекеров не смотрел в мою сторону. Каждый из них неподвижно стоял на деревянном ящике под доской со своей фамилией и смотрел прямо в толпу. Я подошел к следующему букмекеру и предъявил билет.
      - Я поставил три фунта на Черную Пантеру при двадцати пяти к трем, твердо произнес я. - С вас семьдесят пять фунтов.
      Этот, с рыхлым воспаленным лицом, проделал в точности все то же самое, что и мистер Прэтчетт, - задал пару вопросов помощнику, заглянул в блокнот и ответил так же.
      - Что это с тобой? - тихо произнес он, обращаясь ко мне, словно я был восьмилетним мальчишкой. - Так глупо пытаешься меня провести.
      На этот раз я отступил подальше.
      - Вы, грязные воры! Мерзавцы! - закричал я. - Это к вам всем относится!
      Все букмекеры автоматически, как игрушечные, повернули головы в мою сторону и посмотрели на меня. Выражения их лиц не изменились. Повернулись только головы, все семнадцать, и семнадцать пар холодных стеклянных глаз посмотрели на меня сверху вниз. Ни малейшего интереса я ни у кого не увидел.
      "Кто-то что-то сказал, - казалось, говорили они. - Мы ничего не слышали. Отличный сегодня денек!"
      Предвкушая скандал, вокруг меня начала собираться толпа. Я побежал обратно к мистеру Прэтчетту и, приблизившись к нему, ткнул его пальцем в живот.
      - Ты вор! Паршивый мелкий воришка! - закричал я. Самое удивительное, что мистера Прэтчетта, похоже, это не возмутило.
      - Ну ты даешь, - сказал он. - Вы только посмотрите, кто это говорит.
      Неожиданно его лицо расплылось в широкой лягушачьей ухмылке. Он оглядел толпу и громко произнес:
      - Вы только посмотрите, кто это говорит!
      И тут все рассмеялись. Букмекеры ожили, стали со смехом поворачиваться друг к другу, показывать на меня и кричать:
      - Смотрите, кто это говорит! Вы только посмотрите, кто это говорит!
      В толпе слова подхватили. А я все стоял рядом с мистером Прэтчеттом с толстой пачкой билетов в руке, толщиной с колоду карт, слушал их и чувствовал себя не очень-то хорошо. Я видел, как за спиной столпившихся вокруг меня людей мистер Физи уже выводит на доске мелом состав участников следующего забега. А еще дальше, на краю поля, я увидел Клода, который ждал меня с чемоданом в руке.
      Пора было возвращаться домой.
      ТАЙНА МИРОЗДАНИЯ
      На рассвете моей корове понадобился бык. От этого мычания можно с ума сойти, особенно если коровник под окном. Поэтому я встал пораньше, позвонил Клоду на заправочную станцию и спросил, не поможет ли он мне свести ее вниз по склону крутого холма и перевести через дорогу на ферму Рамминса, чтобы там ее обслужил его знаменитый бык.
      Клод явился через пять минут. Мы затянули веревку на шее коровы и пошли по тропинке. Было прохладное сентябрьское утро. По обеим сторонам тропинки тянулись высокие живые изгороди, а орешники были усыпаны большими зрелыми плодами.
      - Ты когда-нибудь видел, как Рамминс спаривает? - спросил у меня Клод.
      Я ответил, что никогда не видел, чтобы кто-то по правилам спаривал быка и корову.
      - Рамминс делает это особенно, - сказал Клод. - Так, как Рамминс, не спаривает никто на свете.
      - И что он делает особенного?
      - Тебя ждет приятный сюрприз, - сказал Клод.
      - Корову тоже, - сказал я.
      - Если бы в мире знали, как Рамминс спаривает, - сказал Клод, - то он бы прославился на весь белый свет. В науке о молочном скотоводстве произошел бы переворот в масштабе всей вселенной.
      - Почему же он тогда никому об этом не расскажет?
      - Мне кажется, этого он хочет меньше всего, - ответил Клод. - Рамминс не тот человек, чтобы забивать себе голову подобными вещами. У него лучшее стадо коров на мили вокруг, и только это его и интересует. Он не желает, чтобы сюда налетели газетчики с вопросами - а именно это и случится, если о нем станет известно.
      - А почему ты мне об этом не расскажешь? - спросил я.
      Какое-то время мы шли молча следом за коровой.
      - Меня удивляет, что Рамминс согласился одолжить тебе своего быка, сказал Клод. - Раньше за ним такое не водилось.
      В конце тропинки мы перешли через дорогу на Эйлсбери, поднялись на холм на другом конце долины и направились к ферме. Корова поняла, что где-то там есть бык, и потянула за веревку сильнее. Нам пришлось прибавить шагу.
      У входа на ферму ворот не было - просто неогороженный кусок земли с замощенным булыжником двором. Через двор шел Рамминс с ведром молока. Увидев нас, он медленно поставил ведро и направился в нашу сторону.
      - Значит, готова? - спросил он.
      - Вся на крик изошла, - ответил я.
      Рамминс обошел вокруг коровы и внимательно ее осмотрел. Он был невысок, приземист и широк в плечах, как лягушка. У него был широкий, как у лягушки, рот, сломанные зубы и быстро бегающие глазки, но за годы знакомства я научился уважать его за мудрость и остроту ума.
      - Ладно, - сказал он. - Кого ты хочешь - телку или быка?
      - А что, у меня есть выбор?
      - Конечно, есть.
      - Тогда лучше телку, - сказал я, стараясь не рассмеяться. - Нам нужно молоко, а не говядина.
      - Эй, Берт! - крикнул Рамминс. - Ну-ка, помоги нам!
      Из коровника вышел Берт. Это был младший сын Рамминса - высокий вялый мальчишка с сопливым носом. С одним его глазом было что-то не то. Он был бледно-серый, весь затуманенный, точно глаз вареной рыбы, и вращался совершенно независимо от другого глаза.
      - Принеси-ка еще одну веревку, - сказал Рамминс.
      Берт принес веревку и обвязал ею шею коровы так, что теперь на ней были две веревки, моя и Берта.
      - Ему нужна телка, - сказал Рамминс. - Разворачивай ее мордой к солнцу.
      - К солнцу? - спросил я. - Но солнца-то нет.
      - Солнце всегда есть, - сказал Рамминс. - Ты на облака-то не обращай внимания. Начали. Давай, Берт, тяни. Разворачивай ее. Солнце вон там.
      Берт тянул за одну веревку, а мы с Клодом за другую, и таким образом мы поворачивали корову до тех пор, пока ее голова не оказалась прямо перед той частью неба, где солнце было спрятано за облаками.
      - Говорил тебе - тут свои приемы, - прошептал Клод. - Скоро ты увидишь нечто такое, чего в жизни не видывал.
      - Ну-ка, попридержи! - велел Рамминс. - Прыгать ей не давай!
      И с этими словами он поспешил в коровник, откуда привел быка. Это было огромное животное, черно-белый фризский бык с короткими ногами и туловищем, как у десятитонного грузовика. Рамминс вел его на цепи, которая была прикреплена к кольцу, продетому быку в ноздри.
      - Ты посмотри на его яйца, - сказал Клод. - Бьюсь об заклад, ты никогда таких яиц не видывал.
      - Нечто, - сказал я.
      Яйца были похожи на две дыни в мешке. Бык волочил их по земле.
      - Отойди-ка лучше в сторонку и отдай веревку мне, - сказал Клод. - Тут тебе не место.
      Я с радостью согласился.
      Бык медленно приблизился к моей корове, не спуская с нее побелевших, предвещавших недоброе глаз. Потом зафыркал и стал бить передней ногой о землю.
      - Держите крепче! - прокричал Рамминс Берту и Клоду.
      Они натянули свои веревки и отклонились назад под нужным углом.
      - Ну, давай, приятель, - мягко прошептал Рамминс, обращаясь к быку. Давай, дружок.
      Бык с удивительным проворством взвалил свою переднюю часть на спину коровы, и я мельком увидел длинный розовый пенис, тонкий, как рапира, и такой же прочный. В ту же секунду он оказался в корове. Та пошатнулась. Бык захрапел и заерзал, и через полминуты все кончилось. Он медленно сполз с коровы. Казалось, он был доволен собой.
      - Некоторые быки не знают, куда его вставлять, - сказал Рамминс. - А вот мой знает. Мой может в иголку попасть.
      - Замечательно, - сказал я. - Прямо в яблочко.
      - Именно так, - согласился Рамминс. - В самое яблочко. Пошли, дружок, сказал он, обращаясь к быку. - На сегодня тебе хватит.
      И он повел быка обратно в коровник, где и запер его, а когда вернулся, я поблагодарил его, а потом спросил, действительно ли он верит в то, что если развернуть корову во время спаривания в сторону солнца, то родится телка.
      - Да не будь же ты таким дураком, - сказал он. - Конечно, верю. От фактов не уйдешь.
      - От каких еще фактов?
      - Я знаю, что говорю, мистер. Точно знаю. Я прав, Берт?
      Затуманенный глаз Берта заворочался в глазнице.
      - Еще как прав, - сказал он.
      - А если повернуть ее в сторону от солнца, значит, родится бычок?
      - Обязательно, - ответил Рамминс.
      Я улыбнулся. От него это не ускользнуло.
      - Ты что, не веришь мне?
      - Не очень, - сказал я.
      - Иди за мной, - произнес он. - А когда увидишь, что я собираюсь тебе показать, то тут уж, черт побери, тебе придется мне поверить. Оставайтесь здесь оба и следите за коровой, - сказал он Клоду и Берту, а меня повел в дом.
      Мы вошли в темную небольшую и грязную комнату. Он достал пачку тетрадей из ящика шкафа. С такими тетрадями дети ходят в школу.
      - Это записи об отелах, - заявил он. - Сюда я заношу сведения обо всех спариваниях, которые имели место на этой ферме с того времени, как я начал, а было это тридцать два года назад.
      Он раскрыл наудачу одну из тетрадей и позволил мне заглянуть в нее. На каждой странице было четыре колонки: "Кличка коровы", "Дата спаривания", "Дата рождения", "Пол новорожденного". Я пробежал глазами последнюю колонку. Там были одни телки.
      - Бычки нам не нужны, - сказал Рамминс. - Бычки на ферме - сущий урон.
      Я перевернул страницу. Опять были одни телки.
      - Смотри-ка, - сказал я. - А вот и бычок.
      - Верно, - сказал Рамминс. - А ты посмотри, что я написал напротив него во время спаривания.
      Я заглянул во вторую колонку. Там было написано: "Корова развернулась".
      - Некоторые так раскапризничаются, что и не удержишь, - сказал Рамминс. - И кончается все тем, что они разворачиваются. Это единственный раз, когда у меня родился бычок.
      - Удивительно, - сказал я, листая тетрадь.
      - Еще как удивительно, - согласился Рамминс. - Одна из самых удивительных на свете вещей. Знаешь, сколько у меня получается в среднем на этой ферме? В среднем - девяносто восемь процентов телок в год! Можешь сам проверить. Я тебе мешать не буду.
      - Очень бы хотел проверить, - сказал я. - Можно, я присяду?
      - Давай, садись, - сказал Рамминс. - У меня другие дела.
      Я нашел карандаш и листок бумаги и самым внимательным образом стал просматривать все тридцать две тетради. Тетради были за каждый год, с 1915-го по 1946-й. На ферме рождалось приблизительно восемьдесят телят в год, и за тридцатидвухлетний период мои подсчеты вылились в следующие цифры:
      Телок - 2516
      Бычков - 56
      Всего телят, включая мертворожденных - 2572
      Я вышел из дома и стал искать Рамминса. Клод куда-то пропал. Наверное, повел домой мою корову. Рамминса я нашел в том месте фермы, где молоко наливают в сепаратор.
      - Ты когда-нибудь рассказывал об этом? - спросил я у него.
      - Никогда, - ответил он.
      - Почему?
      - Полагаю, ни к чему это.
      - Но, дорогой ты мой, это ведь может произвести переворот в молочной промышленности во всем мире.
      - Может, - согласился он. - Запросто может. И производству говядины не повредит, если каждый раз будут рождаться бычки.
      - А когда ты впервые узнал об этом?
      - Отец рассказал мне, - ответил Рамминс. - Когда мне было лет восемнадцать, отец мне сказал: "Открою тебе один секрет, - сказал он тогда, - который сделает тебя богатым". И все рассказал мне.
      - И ты стал богатым?
      - Да в общем-то я неплохо живу, разве не так? - сказал он.
      - А твой отец не объяснил тебе, почему так происходит?
      Кончиком большого пальца Рамминс обследовал внутреннюю кромку своей ноздри, придерживая ее большим и указательным пальцами.
      - Мой отец был очень умным человеком, - сказал он. - Очень. Конечно же, он рассказал мне, в чем дело.
      - Так в чем же?
      - Он объяснил, что когда речь идет о том, какого пола будет потомство, корова ни при чем, - сказал Рамминс. - Все дело в яйце. Какого пола будет теленок, решает бык. Вернее, сперма быка.
      - Продолжай, - сказал я.
      - Как говорил мой отец, у быка два разных вида спермы - женская и мужская. До сих пор все понятно?
      - Да, - сказал я. - Продолжай.
      - Поэтому когда бык выбрасывает свою сперму в корову, между мужской и женской спермой начинается что-то вроде состязания по плаванию, и главное, кто первым доберется до яйца. Если победит женская сперма, значит, родится телка.
      - А при чем тут солнце? - спросил я.
      - Я как раз к этому подхожу, - сказал он, - так что слушай внимательно. Когда животное стоит на всех четырех, как корова, и когда ее голова повернута в сторону солнца, сперме тоже нужно держать путь прямо к солнцу, чтобы добраться до яйца. Поверни корову в другую сторону, и сперма побежит от солнца.
      - По-твоему, выходит, - сказал я, - что солнце оказывает какое-то влияние на женскую сперму и заставляет ее плыть быстрее мужской?
      - Точно! - воскликнул Рамминс. - Именно так! Оказывает влияние! Да оно подталкивает ее! Поэтому она всегда и выигрывает! А разверни корову в другую сторону, то и сперма побежит назад, а выиграет вместо этого мужская.
      - Интересная теория, - сказал я. - Однако кажется маловероятным, чтобы солнце, которое находится на расстоянии миллионов миль, было способно оказывать влияние на стаю сперматозоидов в корове.
      - Что за чушь ты несешь! - вскричал Рамминс. - Совершенно несусветную чушь! А разве луна не оказывает влияния на приливы океана, черт их побери, да еще и на отливы? Еще как оказывает! Так почему же солнце не может оказывать влияния на женскую сперму?
      - Я тебя понимаю.
      Мне показалось, что Рамминсу вдруг все это надоело.
      - У тебя-то точно будет телка, - сказал он, отворачиваясь. - На этот счет можешь не беспокоиться.
      - Мистер Рамминс, - сказал я.
      - Что там еще?
      - А почему к людям это неприменимо? Есть на то причины?
      - Люди тоже могут это использовать, - ответил он. - Главное, помнить, что все должно быть направлено в нужную сторону. Между прочим, корова не лежит, а стоит на всех четырех.
      - Понимаю.
      - Да и ночью лучше этого не делать, - продолжал он, - потому что солнце находится за горизонтом и не может ни на что влиять.
      - Это так, - сказал я, - но есть ли у тебя какие-нибудь доказательства, что это применимо и к людям?
      Рамминс склонил голову набок и улыбнулся мне своей продолжительной плутоватой улыбкой, обнажив сломанные зубы.
      - У меня ведь четверо мальчиков, так? - спросил он.
      - Так.
      - Краснощекие девчонки мне тут ни к чему, - сказал он. - На ферме нужны парни, а у меня их четверо. Выходит, я прав?
      - Прав, - сказал я, - ты абсолютно прав.
      ПОЦЕЛУЙ
      ХОЗЯЙКА ПАНСИОНА
      Билли Уивер приехал из Лондона на обычном дневном поезде, сделав в дороге пересадку в Суиндоне, и к тому времени, когда добрался до Бата {Суиндон, Бат - города в Англии}, было часов девять вечера. Над домами, против дверей вокзала, в чистом звездном небе всходила луна. Но воздух был страшно холодный, и ледяной ветер обжигал щеки.
      - Простите, - спросил он у носильщика, - нет ли здесь неподалеку недорогой гостиницы?
      - Загляните в "Колокол и дракон", - ответил тот. - Может, и найдется местечко. Это с четверть мили отсюда по другой стороне улицы.
      Билли поблагодарил его, подхватил свой чемодан и отправился пешком к "Колоколу и дракону". Раньше он никогда не бывал в Бате. Знакомых у него здесь не было. Однако мистер Гринзлейд из управления в Лондоне говорил ему, что это прекрасный город. "Устроишься, - сказал он, - дай о себе знать заведующему филиалом".
      Билли исполнилось семнадцать лет. В новом темно-синем пальто, новой коричневой фетровой шляпе, новом коричневом костюме, он чувствовал себя отлично и быстро шагал по улице. В последнее время он все старался делать быстро, считая, что быстрота - единственное, что отличает удачливых деловых людей. Вот начальники из управления фантастически быстры. Удивительные люди.