Планы Августа всячески поддерживал лифляндский дворянин Иоганн Рейнольд Паткуль, смелый и решительный патриот. Лифляндия была лучшей прибалтийской провинцией Швеции. Карл XI отнял у тамошних дворян их привилегии и часть родовых имений. Паткуль был представителем лифляндского дворянства для подачи шведскому королю жалоб от провинции. Однажды он держал перед Карлом XI почтительную, но сильную речь. По ее окончании король не выказал никаких признаков неудовольствия и слегка ударил Паткуля по плечу, сказав:

— Вы говорили в защиту своей родины как честный человек. Я уважаю вас за это.

Но через несколько дней Паткуль был обвинен в оскорблении величества и приговорен к смертной казни. Ему удалось бежать в Польшу, где он в 1698 году официально поступил на службу к Августу II, однако смертный приговор над ним сохранился и после кончины Карла XI. Лифляндец убеждал Августа, что Карл XII — неразумное дитя и стоит только саксонцам появиться под Ригой, как ее жители откроют им ворота. С целью организации коалиции против Швеции Паткуль ездил с поручениями от Августа II в Москву и Копенгаген.

Петр I со своей стороны, следуя новой политической конъюнктуре после неудачной попытки пробиться в Крым, разрабатывал планы как можно более широкой коалиции против Швеции, имея в виду добиться возвращения России восточного — Ингерманландского и Карельского — побережья Балтийского моря. Летом 1698 года на обратном пути из Голландии в Москву Петр, несмотря на спешку в связи с восстанием стрельцов, встретился с Августом II в Раве (около Львова). После трехдневной попойки, перемежаемой с политическими переговорами, новые друзья обменялись оружием и платьем в знак своего побратимства и расстались, договорившись о совместных действиях в Лифляндии. В сентябре 1699 года был подписан договор Дании, Польши и России, предусматривавший нападение на Швецию в январе — феврале 1700 года (Август II официально участвовал в войне как саксонский курфюрст, а не как польский король).

Союзники вели себя чрезвычайно вероломно: Петр I за три дня до подписания союза с Августом заключил дружественный договор с Карлом XII и даже успел получить от Швеции пушки; а за две недели до этого Август II отрядил посольство в Стокгольм для поздравления Карла XII с вступлением на престол. Датский король тоже шумно поздравил молодого шведского короля. Эти обстоятельства решающим образом повлияли на последующий образ действий Карла XII по отношению к его противникам.

Военные действия начала Дания. Прежде чем объявить войну Швеции, Фредерик IV решил обезопасить себя с тыла и напал на владения герцога Голштинского, который, как уже говорилось, был женат на старшей сестре Карла XII. Герцогство Голштейн-Готторпское издавна привлекало взоры Дании, и отношения этих двух государств были чрезвычайно запутаны. В 1499 году представитель старинного голштинского дома, слившегося с ольденбургским, был избран на датский престол. Вскоре после этого в Дании, как и в Швеции, королевская власть стала наследственной. Датский король Христиан III очень хотел оставить своему любимому младшему брату Адольфу какое-нибудь владение, но не решался выделить ему датские провинции. Тогда он разделил с ним по весьма странному договору Голштейн-Готторпское и Шлезвигское герцогства, установив, чтобы потомки Адольфа правили впредь в Голштинии и Шлезвиге совместно с датскими королями, а также чтобы все нововведения в этих двух герцогствах осуществлялись с обоюдного согласия двух государей — герцога и короля. Этот договор и служил уже 80 лет предметом раздоров между датской и голштинской ветвями королевского дома: короли старались притеснять герцогов, а те в свою очередь стремились получить полную независимость. Понадобилось даже вмешательство Англии, Голландии и Швеции, которые на Альтонской конференции в 1689 году гарантировали выполнение злосчастного трактата.

Теперь старый спор возобновился. Пока герцог Голштинский рубил в Стокгольме головы телятам, датские войска наводнили Голштинию. Герцог попросил защиты у Карла XII как у своего родственника. Карл ответил ему:

— Так как ваша светлость отдаетесь совершенно под мое покровительство, то я вам обещаю его и не оставлю вас, хотя бы мне это стоило престола.

Это не было пустым обещанием — за всю свою жизнь Карл ни разу не отступил от однажды данного слова.

Почти одновременно с захватом Данией Голштинии в Стокгольм пришла весть о вторжении войск Августа II в Лифляндию без объявления войны. Известие о союзе трех государств ужаснуло Государственный совет, один только Карл XII, прибывший на его заседание с медвежьей охоты, выглядел рассеянным и равнодушным. Развалясь в кресле, он безучастно слушал речи советников. Но когда многие из них стали предлагать предотвратить войну с помощью переговоров, король поднялся со своего места с видом человека, принявшего окончательное решение.

— Милостивые государи, — сказал он, — я решил никогда не вести несправедливой войны, а справедливую кончать лишь гибелью моих противников. Я нападу на первого, объявившего мне войну, и, когда одержу над ним победу, этим, надеюсь, наведу страх на остальных.

Изумленные и несколько пристыженные советники молча переглядывались, не осмеливаясь возражать, — неограниченное самовластие отца Карла XII отучило их спорить с королем. Молча выслушали они и военные распоряжения Карла.

Удивление придворных возросло еще больше, когда они увидели резкую перемену в поведении молодого короля. Карл сразу отказался от всех забав молодости и с этого дня стал вести тот образ жизни, которому не изменял никогда, решив подражать Цезарю и Александру Македонскому во всем, кроме их пороков. Отныне он не знал ни роскоши, ни игр, ни отдыха. Если раньше он любил пышные одеяния, то теперь стал одеваться как солдат — в синий сюртук с откидным воротником и большими гладкими латунными пуговицами и кожаный жилет; его шею обвивал черный галстук, голову покрывала грубая круглая войлочная шляпа, на ногах были тяжелые сапоги с громадными стальными шпорами. Какими-либо внешними знаками различия король пренебрегал. До этих пор подозревали, что он питал страсть к одной придворной даме; отныне Карл отвергал женщин не только чтобы не подпасть под их влияние, но и чтобы дать пример своим солдатам, которых он решил содержать в самой строгой дисциплине, а может быть, и из тщеславия, чтобы единственным из великих государей-полководцев превозмочь эту страсть. Он раз и навсегда отказался от вина. Одни говорили, что таким образом он намеревался победить свою натуру и приобрести еще одну добродетель; другие считали, что король этим решил себя наказать за невоздержанность и грубость, допущенные им однажды под воздействием винных паров по отношению к одной даме за столом королевы-матери. С этих пор в характере Карла нельзя было обнаружить ни одной слабости: ради войны он обрек себя на добровольное воздержание, оставшись до конца дней девственником и трезвенником, монахом в солдатской куртке.

Солдаты шведской армии.

Шведская армия была отлично вооружена, оснащена и обучена. Каждый солдат и офицер получал от государства надел земли, который обычно сдавался в аренду обывателям, обязавшимся содержать владельца. Правительство обеспечивало рекрутов мундиром, оружием и жалованьем во время военных действий. В Швеции король мог располагать значительными по тем временам силами — 34000 пехотинцев и кавалеристов регулярных войск и 38 линейными кораблями, команды которых насчитывали до 15000 матросов.

Боевой дух шведской армии был чрезвычайно высок, что объяснялось особым религиозным настроем, основанным на протестантском учении о Божественном Предопределении. Этот настрой поддерживался полковыми священниками, которые утешали раненых и умирающих, надзирали за образом жизни солдат и выполнением ими религиозных обрядов. Пасторы внушали своей пастве в мундирах фатальное восприятие войны. Например, при штурме артиллерийских батарей, всегда связанном с крупными потерями, солдаты не должны были пытаться укрыться от картечи и ядер — им предписывалось идти в атаку в полный рост, с высоко поднятой головой и думать, что без воли Божьей ни одна пуля не заденет никого из них. После сражения офицеры, говоря об убитых, вновь подчеркивали, что на все воля Божья.

Во время сражения священники часто выходили на поле боя и поддерживали паству словом, а иногда и делом. Многие священники погибали, когда под пулями врага пытались возвратить на поле боя бегущих шведов.

Самым сильным доказательством Божьего благоволения к шведам была победа — а шведы привыкли побеждать. Солдаты были убеждены, что шведская армия послана Богом покарать еретиков и грешников, бесчестных и нечестивых князей, которые начали эту войну без справедливых причин. Для поддержания этого убеждения священники прибегали к бессовестным софизмам и фальсификациям Священного Писания, впрочем, иногда довольно наивным. Так, один священник доказывал перед эскадроном, что шведы — это новые израильтяне, так как если прочесть наоборот древнее название главного противника народа Божьего Ассирии — Ассур, то получается Русса, то есть Россия.

Религия нужна была и для поддержания в солдатах жестокости: слова «кара» и «месть» в то время не сходили с языка протестантских проповедников, черпавших свое вдохновение в страшных сценах Ветхого Завета, где израильтяне истребляют поголовно не только язычников, но даже их скот.

При всем том проповеди армейских священников имели один весьма существенный изъян: из утверждения, что Бог посылает победу избранным, неизбежно следовало, что поражение означает благоволение Бога к противной стороне. Но на это до поры до времени закрывали глаза, поскольку шведская армия считалась непобедимой.

Карл XII начал военные действия, послав 8-тысячный корпус в Померанию — соседнюю с Голштинией провинцию — в помощь герцогу против датчан. Эта помощь пришлась весьма кстати, поскольку Дания одерживала победу за победой. Голштиния была разорена, готторпский замок взят, а город Тоннинг подвергся осаде датских войск, возглавляемых самим Фредериком IV. В то же время саксонцы Августа II, бранденбургские, гессен-кассельские и вольфенбютенские войска шли на помощь датчанам.

Швеция заручилась поддержкой Англии и Голландии, чьи эскадры появились в Балтийском море для поддержания гарантий Альтонского договора, нарушенного Данией. Кроме того, эти страны стремились обеспечить свои коммерческие интересы: датчане, став хозяевами Зундского пролива, ввели тяжелые таможенные пошлины для иностранных торговых кораблей.

13 апреля 1700 года[20] Карл простился с сестрами и бабкой и покинул Стокгольм; ему не суждено было сюда возвратиться. Толпа народа проводила Карла до порта Карлскруны, плача и выкрикивая восторженные напутствия. Перед отъездом король учредил совет обороны из нескольких сенаторов. Этот орган должен был заботиться о войсках, флоте и укреплениях. Сенату было поручено прочее управление внутри государства. Сам Карл желал заниматься только войной.

Короля принял на борт самый большой корабль шведского флота «Король Карл», оснащенный 120 пушками. Вступив на палубу, Карл сорвал с головы и бросил в море парик — последнюю деталь туалета, связывавшую его с прошлым.

В датской операции сразу обнаружилась отличительная черта тактики Карла XII — быстрота и решительность в нападении. Пока Фредерик IV был скован в Голштинии действиями шведского корпуса, флот Карла с юга вошел в Зунд и дал несколько залпов по Копенгагену. Одновременно на севере показались английская и голландская эскадры. Датский флот не посмел выйти в море.

Карл предложил командующему десантом генералу графу Карлу Густаву Рёншельду осадить Копенгаген с суши и с моря. Генерал был поражен смелостью плана. Операция была проведена молниеносно.

Шведский флот остановился около Гумлебека, в семи милях от Копенгагена. Датчане собрали в этом месте всю кавалерию; позади нее в окопах находились ополчение и артиллерия.

Шведский десант не превышал 6000 человек. Карл сел в первую попавшуюся шлюпку, возглавив ударный отряд из 300 гренадеров. За шведским флотом двигались два английских и два голландских фрегата, которые должны были прикрыть десант огнем.

Возле короля находился французский посол граф Гискар. Карл обратился к нему на латыни:

— Господин посланник, вам не о чем спорить с датчанами. Я вас прошу не ехать дальше.

— Ваше величество, — отвечал Гискар, — король, мой господин, приказал мне пребывать при вашем величестве. Льщу себя надеждой, что вы не прогоните меня сегодня от своего двора, который никогда не был столь блестящ.

Он подал руку королю, который прыгнул к нему в шлюпку. Десант поплыл к берегу под прикрытием корабельной артиллерии англичан и голландцев. В 300 шагах от берега Карл нетерпеливо прыгнул в воду со шпагой в руке, погрузившись по грудь; его спутники, офицеры и солдаты, последовали за ним.

Шведы приближались к берегу под градом мушкетных пуль. Оказалось, что король никогда не слышал выстрела из мушкета, так как в своих викингских забавах не употреблял огнестрельного оружия. Он спросил идущего рядом генерал-квартирмейстера Стюарта, что это за свист раздается над их головами.

— Это шум, производимый ружейными пулями, выпускаемыми в вас, — ответил генерал.

Карл блаженно улыбнулся:

— Хорошо, с этих пор он станет моей музыкой.

В то же мгновение Стюарт был ранен в плечо, а с другой стороны от короля пал мертвым лейтенант. Карл как ни в чем не бывало продолжал брести по отмели.

Датчане бежали после слабого сопротивления, дело обошлось почти без кровопролития. Карл на коленях поблагодарил Бога за первую дарованную победу. Он велел возвести редуты вокруг города и сам наметил место лагеря. Затем он отослал флот за подкреплениями в Сканию (шведская провинция на севере от Копенгагена); 9000 шведских солдат прибыли на следующий день.

Все это происходило на глазах у датского флота, не осмелившегося приблизиться. Поняв, что положение безнадежно, многочисленные депутации горожан стали стекаться в шведский лагерь, приветствуя сына своей доброй принцессы Ульрики Элеоноры и упрашивая его не бомбардировать город. Карл принял их верхом, во главе гвардии. Депутаты пали на колени. Король успокоил их:

— Я был принужден поступить так, как я поступил. Примите уверения, что с этого дня я буду искреннейшим другом вашего короля!

За свою дружбу Карл потребовал от копенгагенцев уплатить 400000 далеров контрибуции и привезти в лагерь провизию, за которую, правда, обещал хорошо заплатить. Горожане выполнили эти требования, а Карл — свое обещание: солдатам было запрещено покидать лагерь и мародерствовать. Датские крестьяне охотно привозили припасы шведам, платившим гораздо щедрее горожан. Множество людей хотели увидеть молодого победителя. В шведском лагере дважды в день — в семь часов утра и в четыре часа пополудни — проводилась общая молитва. Карл всегда присутствовал на ней, с чувством читая псалмы, и производил сильное впечатление на всех, кто не подозревал его в притворстве.

Услышав об угрозе своей столице, Фредерик IV снял осаду Тоннинга и объявил, что каждый крестьянин, поднявший оружие против шведов, получит свободу. Но Карл велел ему передать, что воюет с Данией исключительно ради справедливости и единственное, чего он требует, — это удовлетворения требований голштинского герцога.

5 августа в городе Травендале, на границе с Голштинией, был подписан мирный договор: датские войска очищали Голштинию и Шлезвиг и уплачивали герцогу военные издержки. Для Швеции Карл не потребовал ничего. «Неужели в основе характера того, кто заключает таким образом свой первый воинский подвиг, лежит лишь одна жажда войны, а не чувство мирного величия?» — спрашивает один шведский историк. Но, отвечая на этот вопрос, нельзя упускать из виду психологию Карла XII. Его взгляды на войну отличались от понятий XVIII века, война была для него подобием рыцарского турнира, где государи выступали в качестве бойцов, а народы служили пылкими конями. Этим взглядам соответствовали и цели политики Карла, и его способ ведения войны, и отношение к миру. Он не искал ни территориальных, ни политических выгод для своего народа; но мир был невозможен для него, пока противник не выбит из седла. Как только это происходило, Карл становился великодушным и довольствовался славой и правотой, доказанной на этом своеобразном «Божьем суде»[21].

На решение Карла заключить мир повлияли и уговоры союзников — Англии и Голландии, спешивших уладить этот конфликт ввиду начала борьбы за испанское наследство. Все же, поскольку датский король не был «выбит из седла», Карл пошел на заключение мира неохотно, приближенные едва уговорили его оставить Данию в покое. Говорили, что он тогда дал себе слово впредь как можно меньше связывать себя союзными договорами, чтобы иметь возможность вести войну по собственной воле.

Несмотря на дипломатические помехи, общий итог кампании был совсем неплох: семнадцатилетний юноша победоносно окончил войну против злейшего врага Швеции за шесть недель.

Ведущие европейские державы — Франция, Австрия, Англия, Голландия, а также крупные германские княжества — не вмешались в конфликт на севере Европы, потому что уже добрых два десятка лет внимательно следили за судьбой испанского наследства, стараясь обеспечить себе при его неизбежном дележе наиболее лакомые куски. В 1700 году давно ожидаемое событие свершилось.

В 1665 году на испанский престол вступил Карл II, последний представитель габсбургского дома в Испании[22]. Испанская ветвь Габсбургов вырождалась из-за постоянных кровнородственных браков, заключаемых ее представителями. Рахитичная фигура, выпяченная далеко вперед нижняя челюсть, мертвенный взгляд, характерные для королей этой династии, достигли у Карла II пределов безобразия. К тому же он был слабоумен от рождения. Карл II не знал своих собственных владений: когда французы захватили Монс (испанские Нидерланды), он думал, что Людовик XIV отнял этот город у английского короля. Всю жизнь Карл II считал себя одержимым и несколько раз заставлял изгонять из себя бесов.

Над любым частным лицом, обнаружившим хотя бы половину тех качеств, которыми обладал Карл II, суд давно бы назначил опеку. Но он по праву престолонаследия получил возможность вершить судьбы половины мира — королевства Неаполитанского, герцогства Миланского, Сардинии, Сицилии, Фландрии, огромного берега Африки, царства в Азии со всем побережьем Индийского океана, Мексики, Перу, Бразилии, Парагвая, Юкатана, бесчисленных островов во всех океанах.

Испания стремительно клонилась к смертельному упадку. Грозная пехота, гордость испанской армии, полегла под Рокруа[23], немногочисленные нищие ветераны дряхлели в гарнизонах; флот, некогда прозванный Непобедимой Армадой[24], догнивал в портах. Дипломаты разных стран все чаще и смелее поговаривали о «неизлечимо больном человеке», подразумевая под ним испанскую монархию.

В 1679 году Карл II женился на французской принцессе Марии Луизе. Это была крупная победа Людовика XIV над Австрией, до того неизменно поставлявшей невест для испанских королей. Карл II любил свою жену, но его любовь не принесла ей счастья. Окруженная мертвящим придворным церемониалом и интригами, Мария Луиза медленно умирала от одиночества и скуки. С первых лет этого брака стало ясно, что трон останется без наследника. Граф де Рабенак, французский посланник в Мадриде, в письмах Людовику XIV рисовал спальню Марии Луизы как место, посещаемое призраком, и заверял своего государя, что у испанского короля никогда не будет детей. Упустить такой случай не хотел никто, и вскоре целый рой иностранных претендентов начал вербовать сторонников при мадридском дворе.

Мысль завещать свое королевство иностранцам была для короля невыносима. Карл II впал в меланхолию еще более черную, чем до женитьбы. Наследственное отвращение к людям, соединенное со стыдом за позор бесплодия, заставляло его искать уединения.

Его излюбленным развлечением стала охота, которая давала возможность надолго покидать двор.

Несчастная Мария Луиза была отравлена австрийской партией в 1689 году. С ее смертью угасла та искра разума, которую еще сохранял Карл II. Все прежние развлечения — охота, бой быков, аутодафе — стали ему неприятны. Король запирался от всех в своем кабинете или бродил с утра до ночи по песчаной пустыне вокруг Эскориала. Остальное время он посвящал ребяческим играм или ребяческим подвигам веры. Он любовался редкими животными в зверинце, а еще больше — карликами во дворце. Если ни те, ни другие не разгоняли черных мыслей, клубившихся у него в голове, он читал Ave или Credo[25], ходил с монашескими процессиями, иногда морил себя голодом, иногда бичевал. Его физический упадок в последние годы жизни принял характер разложения; в тридцать восемь лет он казался восьмидесятилетним стариком. Портрет той эпохи рисует его почти трупом: провалившиеся щеки, безумные глаза, свисающие редкие волосы, судорожно сжатый рот. Его желудок перестал переваривать пищу, потому что из-за уродливого строения челюсти он не мог ее пережевывать и глотал куски целиком. Лихорадки терзали его еще сильнее, чем в детстве. Через каждые два дня на третий конвульсивная дрожь, упадок сил, приступы бреда, казалось, предвещали близкий конец. Однако жизнь теплилась в нем еще десять лет. Его даже вновь женили, но этот брак без всякой надежды на потомство был простой политической махинацией, австрийской интригой, проникшей в постель к умирающему. Его вторая жена Мария Анна Нейбургская, преданная Австрии, деятельно поддерживала права австрийского эрцгерцога Карла на испанское наследство.

Королева-мать вела к трону сына государя Баварии, между тем как Людовик XIV, опираясь на мощный внутренний заговор, направлял к Пиренеям свои армии, требуя испанский престол для своего внука. Договоры о разделе составлялись и обсуждались на глазах у Карла II, каждая партия по очереди заставляла его их подписывать и разрывать.

Ни одно средство воздействия на его слабый разум не было забыто заговорщиками, ни один ужас домашних раздоров не миновал его. Безумие короля пытались обратить против его же родных. Исповедник Карла II, подкупленный австрийской партией, вызвал дьявола в присутствии короля и заставил нечистого признаться в том, что болезнь Карла II происходит от чашки шоколада с порошком из человеческих костей, данной ему королевой-матерью четырнадцать лет назад. Чтобы излечиться от колдовства, король должен был каждое утро пить освященное масло; австрийский император Леопольд I рекомендовал ему воспользоваться услугами знаменитой венской чародейки. Королева-мать всполошилась и призвала на помощь инквизицию. Великий инквизитор взамен на обещание кардинальской шапки арестовал исповедника как подозреваемого в ереси за суеверие и виновного в принятии учения, осуждаемого Церковью, поскольку тот оказал доверие дьяволу, воспользовавшись его услугами. Богословы, однако, заявили о том, что поведение исповедника с церковной точки зрения беспорочно, и монах был отпущен. Дело замяли, но король никогда не смог оправиться от этого кошмара.

Карл II умер в 1700 году, завещав испанский трон герцогу Филиппу Анжуйскому, внуку Людовика XIV. Французский король, узнав об этом, воскликнул: «Пиренеи развалились, их больше не существует!» С таким географическим новшеством не согласились Англия, Голландия, Австрия, большинство немецких князей и герцог Савойский, которые объявили войну Франции. Таким образом, в 1700 году все европейские государства — от России на востоке до Испании на западе — одновременно оказались втянутыми в войны, одна из которых продлилась 11 лет, другая — 21 год.

Война за испанское наследство отвлекла внимание возможных союзников Швеции от Балтийского моря и оставила ее один на один с сильными противниками — Россией и Польшей.