Молодой человек почувствовал, что его слегка щелкнули поносу. Нужно было срочно отыгрываться. Однако снова задевать горбуна он побоялся. Поэтому счел за благо обратиться к матери и дочери, весь вечер молча просидевших в сторонке.
      -- А вы что скажите, милые дамы? Уж вы то точно должны об этом ведать и не понаслышке!
      -- Да отсохнет твой язык, враль поганый! - возмутилась мамаша, замахиваясь на обидчика палкой.
      "Может статься, парень прав,"- вспыхнула у Вилены догадка. Престарелая тетенька в гневе обрела обличье былинной Бабы-Яги: нос крючком, брови торчком, глазки-буркалы. "Наверное, потому и злиться, что не в бровь, а в глаз".
      -- Ну, прости, тетушка, прости глупого, - заюлил-залебезил красавчик. Он почувствовал, что запахло жаренным, и трубил отбой. - Я ведь не со зла сказал, а шутейно.
      -- Что ж, если шутейно, тогда ладно, - приняла его извинения старая карга. Она успокоилась так же быстро, как и рассердилась. И, уже усаживаясь снова на свое место, проворчала:
      -- Коли хотите услышать правдивую историю про колдовство, то могу и рассказать.
      Все с радостью ухватились за ее предложение, и старуха начала свой рассказ.
      -- Был у нас в деревне шутник один. Справный хозяин, да и собой ничего- видный. Работа у него в руках прям горела, и дом был- полная чаша. И вот приехала из города бабенка одна. Родня у нее померла, и в наследство ей домик оставила. Уж чем она там у себя в Ойкоте занималась, не ведаю, врать не буду, - фыркнула она в сторону молодого человека. Тот сразу же опустил глаза долу, прикинувшись паинькой.
      -- Так вот, - продолжала свой рассказ карга. - Поселилась бабенка в том доме, стала жить. И случись ей того мужика увидеть. Глянулся он ей, и порешила она его окрутить. А у него жена была, и сын - восьмилеток. Городская та шалава худющая была, как жердь длинная, ни кожи, ни рожи. А жена-то ничего себе молодка, и не старая еще. Ну, стала приезжая бабенка с тем мужиком заигрывать. То так к нему подъедет, то эдак - не идет дело. Пошла она тогда к старушке, что на краю деревни у нас жила. Та многое по колдовской части умела и, случалось, людям в таких делах помогала. Городская краля ей гостинчик принесла, покланялась: так, мол, и так, его хочу приворожить, а жену извести. И стал мужик с этого дня к бабенке ласков, а супружница его чахнуть начала. И чем дальше, тем хуже. Надоумили ее люди к бабке сходить, другой колдовке, стало быть. Так та ей сразу и сказывает: порчу на тебя навели, а мужа- приворожили. Ну, сделала там чегой-то, и говорит: "Беги домой скорее и ничего не пужайся!" Только успела жена воротиться, а из нее отовсюду черная жижа полилась. Целый день потом в хате мыла, а полегчало все же. Шутка ли, портретик ее в гроб к покойнику положили, с ним отчитывали, с ним же и схоронили. Не пособи ей бабка, - и старая галка обвела взглядом всех присутствующих, ожидая их реакции. Паломники сидели притихшие и молча слушали.
      -- Поправилась женка; глядь, а мужик-то ее совсем от дома отбился- все у полюбовницы топчется. Отправилась опять к бабке- верни мужа. Та дала ей хлеб заговоренный. Пущай съест, говорит. Ну, мужик съел, и дома ночевать остался. Городская утром бежит к своей бабке. Так и начали они его из стороны в сторону тягать. Совсем он смурной стал, угрюмый. Работу всю забросил: жалуется- голова болит, мочи нет терпеть. Поглядела жена, как он мучается, да и отступилась. Пускай, сказала, уж лучше другой достается, а то помрет, так и вовсе ничей будет. Вот так-то.
 
       -4-
 
      На следующем привале снова начались разговоры о чародействе. Понемногу вечерние страшилки превратились в традицию. Девушки узнали много нового об оборотнях, оживших мертвецах и даже ядовитых младенцах. А как-то Милана и сама отважилась рассказать историю о колдунье, насылающей порчу исключительно на свадьбах. Паломники с большим интересом ее выслушали, подивившись странному року этой ведьмы. Венчальные мероприятия как магнитом притягивали ее, а уж попав туда, не сглазить кого-нибудь, женщина просто не могла. Самое интересное же случилось, когда ее родной сын собрался жениться. С самого утра ведьма ходила хмурая, с преогромным трудом сдерживаясь, не поднимая своего злотворного взгляда. А как стали столы накрывать, да настилать доски для сиденья, колдовка вскинула глаза да закричала страшно. Так всю мебель в комнате и поломала под чистую. Пришлось уж гостям на полу столоваться. Они и не против были: хоть и не удобно, зато безопасно. Скинула хозяйка свою злобную колдовскую силу.
      Странное у них было паломничество. Даже староста, поначалу осуждавший рассказы о сверхъестественном, включился в их разговорный марафон. Его повествования про ведовство у иноземных народов, к которым он наведывался со своими товарами, отличались жестокой мрачностью. Наслушавшись их, впечатлительная Милана, долго не могла уснуть. Впрочем, мирно спать ей мешало и еще одно обстоятельство. Смазливый юноша, долго мучившийся, кому же из двух девушек оказать предпочтение, выбрал ее объектом своей нежной страсти. Пылкому влюбленному быстро довелось убедиться, что его галантные ухаживания не имеют никакого успеха. Тогда он предпринял прямую атаку. Дождавшись, когда все уснут, он в темноте подполз к Милане. Может быть, сама по себе робкая дева и оказалась бы легкой добычей, но рядом с ней была Вилена. Наутро физиономия незадачливого любовника щеголяла крутыми синяками, к немалому удовлетворению всей честной компании.
      -- Я с радостью зазвездил бы тебе еще, - отведя красавчика в сторонку, шепнул ему горбун, - да говорят, что паломники должны воздерживаться от греха гнева. Только знай, сунешься еще к девке, не пощажу.
      Побитый поклонник волей-неволей унял любовный пыл и ограничил свое чувство пылкими взглядами и жалостными вздохами.
      Во всем остальном путешествие проходило на редкость спокойно. Девушкам даже начало нравиться их бездумное размеренное продвижение по земле Ферсимани. Растительность становилась все богаче. Появились смолянисто пахнувшие эвкалипты, чьи мягкие лапы не раз служили путникам в качестве изголовья. Вдоль дороги, словно гигантские свечи, росли пирамидальные тополя. Было много деревьев, названия которых девушки просто не знали. Особенно нравилось им одно, с низко склоненными ветвями, усыпанными пушистыми шариками розовых цветов. При ближайшем рассмотрении они поразительно походили на изумленные глазки.
      Гробница Фраскита Скрипника- конечная цель их путешествия- тоже буквально тонула в цветах. За низенькой загородочкой полыхали багряные мальвы, жадно протягивая к посетителям свои распахнутые чашечки. Ради приличия девушки решили все же преклонить колена в усыпальнице. Заходить внутрь и просить о чем-то Скрипника им не хотелось. Тем более, что это заняло бы много времени. За день служители пускали туда не больше десятка посетителей. Ожидающих, к которым присоединились и спутники близняшек, размещались в гостинице неподалеку.
      Снаружи упокоище святого выглядело небольшим одноэтажным домиком. Конечно, он был сделан из желтоватого мрамора, а в высокие окна были вставлены цветные стекла, но общее впечатление оставалось более чем скромное. Однако внутри все менялось. Не то, чтобы все было обставлено с вызывающей роскошью. Нет, этого не было и в помине. Но, пройдя под низкой дверью, Вилена сразу же внутренне напряглась. Солнечный свет, пройдя через красные витражи, покоился на полу, словно кровавые лужи. Подползающие к ним синие и желтые пятна будили неосознанную тревогу. "Если бы ябыла собакой, шерсть у меня на загривке давно бы стояла дыбом", - думала Уму-сай, осторожно перешагивая через разноцветные ловушки. Милана поступала также. Оглянувшись на свою сестричку, Вилена поняла, что ей тоже сильно не по себе. Как только положенное "приличное" время истекло, девушки пулей вылетели из гробницы. Осталось только попрощаться с попутчиками и отправляться искать Тардьен.
      О том, что она где-то рядом, уверенно говорил увеличившийся огонек на Камне Времен. Используя его, девушки даже определили примерное направление своих поисков. Сестры торопились. Оставшись одни, они ни за что не хотели ночевать под открытым небом. Страшные вечерние сказки, прочно запечатлелись в их памяти и подгоняли их куда действеннее бича. К счастью, рядом было расположено несколько деревушек. Виноградники встречались чуть ли не на каждом шагу, а рядом с ними обязательно торчало несколько домиков. В одном из таких местечек и застали сестер надвигающиеся сумерки.
      -- Где бы нам тут переночевать? - спросила Вилена у повстречавшегося поселянина, выразительно потряхивая кожаным кошелем.
      Крестьянин с вожделением внимал звону монет, и грустно пожимал плечами.
      -- Рад бы услужить, барышни, да места у нас нет. Детишек у нас шестеро, на полу спим. Вы бы лучше шли во-он к тому домику, - он мазанул рукой по воздуху, указывая на белое двухэтажное строение чуть поодаль. И на вопрос девушек о хозяине, пояснил:
      -- Бобувалло Худыш. Раньше богатый мужик был, сами видите, какую домину отгрохал. А потом разорился. Слуг всех отпустил, живет бобылем. - Заметив их нерешительное переглядывание, поселянин усмехнулся. - Не сомневайтесь. Худыш у нас смирный, мухи не обидит. Н по женской части никогда хватом не был. Пропорции не позволяют.
      Девушки поблагодарили многодетного папашу мелкой монеткой и двинулись в указанном направлении.
      Бобувалло Худыш сидел перед домом на лавочке. Увидев его, сестры не могли сдержать смех и дружно прикрылись ладошками. Они ожидали увидеть тощего изможденного человека, а перед ними возвышалась гора жира и мяса. Чрево-дирижабль ниспадало многочисленными складками, закрывая колени. Жирные, молочно-белые щеки тонули в необъятной груди. На голове у Бобувалло покоилась старая шляпа неопределенного цвета. Из-под нее недоверчиво выглядывали глазки-пуговки серо-стального цвета. Единственной деталью, украшавшей Худыша, были длинные рыжие усы. Но и они как-то терялись среди обилия плоти.
      -- Добрый вечер, хозяин, - поздоровалась Вилена. Она первая справилась с приступом хохота и решила начать переговоры.
      -- И вам того же, - равнодушно протянул Бобувалло скучным бесцветным голосом.
      -- Не пустите ли вы нас на ночлег? Мы хорошо заплатим.
      -- А живите, коли хотите, - так же бесстрастно ответствовал Худыш.
      -- Тогда покажите нам комнату, где можно поселиться, - скорее потребовала, чем попросила Уму-сай. Непонятная безучастность толстяка начинала ее раздражать.
      Испустив тяжелый вздох, Бобувалло поднялся. Размеренно и величественно направился он к дому, даже не оборачиваясь посмотреть, следуют ли за ним постояльцы. Девушки, переглянувшись, двинулись за ним следом. Что еще им оставалось делать?
 
       -5-
      -- Интересно, это животное собирается нас кормить? - сердилась Милана. Толстяк-хозяин не понравился ей с первого взгляда. Вилену же, напротив, он заинтересовал почти болезненно. Еще перед домом, договариваясь о ночлеге, она поймала себя на том, что просто не в силах отвести взгляд от этой величественной туши. Уму-сай прекрасно понимала, что пялиться так на человека, тем более столь патологически толстого, неприлично, но ничего не могла с собой поделать. Поэтому, когда Бобувалло все-таки позвал их ужинать, она постаралась его разговорить. Уж лучше вежливо глядеть на собеседника, чем молча разглядывать его же как уродца на выставке.
      -- У вас прекрасный дом, - не кривя душой, похвалила Вилена. - Очень необычный. Наверное, вы сами руководили его строительством?
      -- Я мечтал об этом доме пятнадцать лет, - отозвался Худыш. Теперь его голос уже не был безразличным. В нем звучала глухая тоска раненного зверя.
      -- Вы так долго копили деньги?- понимающе спросила девушка.
      Хозяин кивнул.
      -- В юности я был беден как церковная крыса. И так же хорош собой, - толстяк гулко похлопал себя по безмерному чреву. - Сколько себя помню, всегда был таким. Когда я попросил дочку соседа выйти за меня замуж, она сказала "нет". Она не хотела меня обидеть, и не стала объяснять, что ей противно целовать такого жирягу. Она сказала, что мы оба бедны, и нам негде будет жить. Тогда я стал работать как проклятый.
      За разговором Бобувалло успел собрать на стол. Еда, несмотря на опасения Миланы, оказалась вполне приличная. Розовые куски окорока, деревенский сыр и хлеб, дразняще- пряные приправы в мисочке, ярко-алый перец. Сестры с удовольствием кушали, а хозяин рассказывал, меланхолично отщипывая по кусочку.
      -- Девушка, конечно, не стала ждать. Не прошло и года, как она выскочила замуж за другого. Он не был богаче меня, да только не был таким толстым. Но я верил, что когда-нибудь разбогатею, построю дом и приведу ее туда.
      -- Так она же была замужем? - прервала Худыша Милана.
      -- Деньги решают все проблемы, - отмахнулся хозяин. - Нужно только, чтобы их было много.
      -- И что было дальше? - спросила Вилена. Она видела, что ее близняшка в опасном настроении и постаралась пригасить возможный спор в самом зародыше.
      -- Дальше - ничего хорошего, - вздохнул толстяк так, что сплетенный в косы лук на стенах закачался. - Все мои средства были размещены у одного купца. Он казался таким надежным, платил хороший процент, а потом взял да и сбежал. Пришлось заложить виноградники. Я думал обернуться, но не вышло. Кредиторы забрали все за долги.
      -- Но вы могли бы заложить дом, а не землю, - вставила рассудительная Уму-сай. - Плантации приносили бы прибыль, и вы снова бы разжились.
      Бобувалло печально улыбнулся:
      -- Она как раз овдовела тогда. Я думал, раз у меня есть дом, может она пойдет за меня. Но она не захотела. Без денег я был ей не нужен.
      -- Мне очень жаль, - Вилена осторожно дотронулась до жирной белой лапы на столе.
      Худыш поднял полные слез глаза. Так смотрит жестоко побитая собака.
      -- Мне тоже. Если бы вы только знали, как жаль!
      Девушка хотела сказать что-то еще, как-то утешить несчастного толстяка, но Милана принялась энергично пинать ее под столом. Пришлось быстро попрощаться и отправиться наверх, в отведенную им комнату.
      -- Отчего ты так озлобилась на Худыша? - воскликнула Вилена, едва только дверь за хозяином закрылась.
      -- Да потому что он противный! - чуть не закричала Милана. - Неужели ты сама этого не чувствуешь? Он словно вымазан в навозной жиже. Я рядом с ним просто задыхаюсь.
      -- Послушай, - попыталась урезронить ее Уму-сай. - Его судьба и так обидела. И толстый он, и разорился подчистую.
      -- Правильно обидела, - не сдавалась ее близняшка. - Ты сама слышала, что он говорил: за деньги, мол, все можно. Хряк вонючий! - Милана в гневе топнула ногой.
      Вилена удивленно молчала. Она никак не ожидала такой вспышки гнева от своей кроткой сестрички. Что это с ней? Скорей бы уж им разыскать Тардьен.
      Спалось Уму-сай плохо. Всю ночь ее мучили кошмары: она то ли бежала кому-то на помощь, то ли спасалась от чего-то безмерно страшного. Очнувшись она не помнила, что же ей снилось. Осталось только ощущение мокрой листвы, хлещущей ее по лицу и рукам.
      Вилена протерла глаза и увидела, что Милана сидит в кровати, обхватив руками колени и уставившись в одну точку. Так же она сидела и вчера вечером, когда ее прагматичная сестра уснула, завернувшись с головой в одеяло.
      -- Что с тобой? - встревожилась Уму-сай. - Ты что же, всю ночь не спала?
      -- Я не смогла, - прошептала ее близняшка. - Мне было так страшно!
      Она была такая жалкая и замученная, что сердце Вилены сжалось. Она порывисто обняла Милану, и та зарылась лицом в ее плечо.
      -- Господи, девочка! Разбудила бы меня. Я пошла бы и посмотрела , что тебя беспокоит.
      -- Там за окном скрипело, и в ставни царапались, - рыдая, шептала Милана. - А еще дверь хлопала. Я пошевелиться боялась.
      -- Ты просто нагоняешь на себя всякие страхи, - мягко пожурила ее Вилена. Она гладила свою сестренку по пушистым волосам, и та понемногу успокаивалась. Наконец, Милана нашла в себе силы оторваться от спасительной опоры и через силу улыбнулась:
      -- Да, наверное. Мне самой стыдно. И на Худыша я вчера зря взъелась, уж не знаю почему.
      -- Не бери в голову, - отозвалась Уму-сай. - Сейчас позавтракаем, и больше ты его никогда не увидишь. Так что и расстраиваться нечего.
      Девушки быстро привели себя в порядок у запасенной с вечера бадейки воды. Потом по очереди обозревали плоды своих трудов у старого, покрытого черной патиной времени зеркала. Странно, но в нем они выглядели совершенно по-разному.
      -- Странное какое-то стекло, - удивилась Милана. - Мне кажется, что я ему не нравлюсь.
      -- Глупости! - рассмеялась ее сестра. - Просто у тебя от бессонной ночи и голода лицо перекосило. Вот позавтракаем поплотнее, и все будет в порядке.
      Хозяин уже ждал их внизу с накрытым столом. "Все-таки приятно иметь дело с человеком, который уделяет такое внимание еде", - подумала Вилена, глядя на заботливо расставленные тарелки. Янтарный виноград, мед в глиняном горшочке, мягкое желтое масло, румяный хлеб. Куски жаренной курицы дымились острым ароматом приправ. "Он просто душка!" - решила Уму-сай после быстрых приветствий, вгрызаясь в белое душистое мясо. Поджаристая корочка хрустела на зубах, и скоро девушка наелась до состояния полного блаженства. Внезапно ей стали совершенно безразличны все их поиски. Она с удивлением обнаружила, что с радостью бы осталась здесь с гостеприимным Бобувалло, среди высушенных овощей и пряностей. Сквозь сытую истому до нее легким отзвуком донесся голос Худыша:
      -- Куда ж вы теперь собираетесь отправиться? Я вчера заговорил вас, даже не спросил, кто вы да откуда.
      Говорить Вилене не хотелось. Она с облегчением услышала, что Милана взяла труд вести беседу на себя:
      -- Мы ходили поклониться святому Фраскиту Скрипнику, а теперь отправляемся дальше по Ферсимани.
      Всего лишь мгновение назад оплывшее лицо Бобувалло выражало только сытость и радушие. С чего же все так переменилось? Теперь его черты заострились, в глазах зажегся неприятный огонек. "Тут что-то не так!" - решила Уму-сай, усилием воли стряхивая с себя обжорное оцепенение.
      -- Что же вы просили у этого...святого? - голос толстяка выдавал острую заинтересованность. Если бы не его жиры, его можно было бы сравнить с охотничьей собакой, внезапно почуявшей дичь.
      -- Да мы просто преклонили колени у его мощей и дальше пошли, - как можно осторожнее ответила Вилена. Странное любопытство хозяина тревожило ее все больше и больше.
      -- Не обманывайте меня, - настаивал он. - К Фраскиту обращаются только по большой нужде, это все знают.
      -- Нам просто по дороге было. А с паломниками путешествовать безопаснее, - чистосердечно пыталась объяснить ему девушка.
      Но Худыш не верил и обижался.
      -- Не хотите говорить- не надо, - бубнил он себе в третий подбородок. Что-либо говорить ему было бесполезно. Так и распрощались сестры с толстяком, не сумев убедить его в своей искренности. Пройдя немного по дороге, Вилена оглянулась. Бобувалло все стоял на пороге, покачивая головою как неправдоподобно большой болванчик.
 
       -6-
 
      Тардьен легко и осторожно пробиралась между рядами виноградных лоз. Полусапожки из телячьей кожи мягко пружинили при каждом шаге. Все-таки правильно она поступила, заплатив за них козлу-сапожнику с улицы Вада-святителя пять золотых. Цена, конечно, непомерная, но при ее собачьей работе без бесшумной обуви не обойтись. Вот и сейчас, малейший звук выдал бы ее с головой. Разбойница нутром чуяла, что колдовская тварь где-то поблизости. Конечно, разлапистые листья Сладкой Симы надежно скрывали Тардьен, но точно так же они скрывали и зверя, на которого она охотилась. А тут еще начал моросить дождь. Сырости девушка никогда не боялась, но мерный перестук капель заглушал все остальные звуки. Она старалась прогнать внезапно появившееся чувство неуверенности, но ничего не выходило. Охотница ощутила себя жертвой, и никуда от этого было не уйти.
      "Святая Анунциата, чтой-то я разнюнилась!" - выругалась она про себя. - "Самое время сейчас сопли распускать".
      И в это самое время словно огромное пушечное ядро прорвало плетение виноградных лоз. То ли святая, к которой обращалась Тардьен обращалась мгновение назад, все же услышала ее, то ли помогла выучка рыцарей с большой дороги, но клыки кабана лишь скользнули по задубелому боку ее кожаной кирасы. Девушка как мячик отлетела на несколько метров и в то же мгновение вскочила в боевой полуприсед. В ее руках блестел меч. Весь страх исчез,его сменила горячка битвы. "Только ради таких мгновений и стоит жить!" - радостно кричало что-то в душе Тардьен. - "Когда кровь вскипает в жилах, и каждое мгновение может оказаться последним". В темноте она слабо могла видеть своего противника, но то, что удалось различить, впечатляло весьма и весьма. Она готова была поставить тельца против яйца, что другого такого громадного хряка и на свете нет. Каждый его клык был никак не меньше ее меча. К тому же от зверя перло, как от самой грандиозной помойки в Ойкоте. Кабан замер в ожидании, грозно нацелив на Тардьен пятачок размером с пивную кружку.
      Ну, ты, пакость вонючая! Что уставился? - крикнула девушка, кидая зверю в морду комок жирной земли. Она прибавила еще парочку непечатных ругательств, но хряк стоял, не поддаваясь на провокации.
      Тогда разбойница, не спуская глаз с кабана, попыталась зайти ему в тыл. Ее первый учитель, Кетиль Однорукий, часто повторял ей: "Если тебе удалось навязать противнику свою тактику, считай, полдела сделано". К тому же Тардьен хорошо знала, как тверда и не пробиваема шкура взрослого хряка. Убить его можно, только попав в глаз или мягкое местечко за ухом. С реакцией у зверя дело обстояло едва ли не лучше, чем у нее самой. Глупо и пытаться засандалить ему меч в глаз. А вот с ухом, да еще если эта скотина позволит хоть чуть-чуть обойти его, дело могло выгореть. Но скотина не позволила. Неожиданным скачком хряк покрыл разделявшее их расстояние и пропорол Тардьен правую руку. Теплая кровь потекла на лезвие меча, совсем не та, которой собиралась окрасить свое оружие разбойница. Кувырком она ушла от снова надвигающегося на него кабана и перекинула меч в левую руку. Дождь усиливался и земля размокла, чавкая при каждом прикосновении. Начиналась гроза. Вот уже ночную темноту прорезала первая молния. На мгновение Тардьен увидела своего врага во всей красе: ржаво-рыжая щетина, заляпанная грязью и яростная, безумная жажда убийства в крошечных глазках маньяка. Он был уверен в своей победе. "Может, ты и прав, голубчик!" - рассмеялась девушка. - "Но ты долго будешь помнить Тардьен."
      -- Эй, окорок, иди сюда! - завопила она и бросилась вперед. Время маневров прошло. Либо ей удастся одолеть чудовище в ближнем бою, либо... не удастся. Они сцепились, и кабан подмял ее под себя. Словно слепая тыкала девушка мечом, но увы, испытанное оружие не причиняло зверю никакого вреда. Страшная боль пронзила тело Тардьен. Острый клык зверя прошел через кирасу и вспорол живот. "Ну, вот и все, конец", - подумала она. Кабан уже опускал голову для еще одного удара. Последнего.
      -- Тардьен! Тардьен!- раздалось рядом за виноградными лозами.
      "Наверное, я умираю, и моя покойная матушка зовет меня," - подумала девушка. Но на поле битвы выскочили две легкие фигурки. Тардьен сразу же их узнала. "Опять эти полоумные!" - с ожесточением сплюнула она. -"И здесь достали!"
      Отвлекшись на неожиданных гостей, кабан медлил и не наносил удара. Голова его, нависшая над разбойницей, повернулась чуть набок, в почти человеческом жесте узнавания. Мохнатое ухо пригнулось чуть ли не к земле. Тардьен просто не могла этим не воспользоваться. Дрожа от напряжения, она направила свой меч в глубокую дыру слухового прохода. Лезвие вошло по рукоятку и застряло. Зверь дернулся, подпрыгнул. Из развороченного черепа хлынула желтая жижа пополам с кровью. Тело изогнулось, скрючилось, задергалось. Но это была не агония. Лесной хряк превращался в человека. Освещаемый вспышками молний, лежал на раскисшей земле Бобувалло Худыш, и из его правого глаза торчал меч. Жизнь быстро уходила из него. Его единственное затуманенное око отыскало Вилену.
      -Такова плата, -прохрипел или прохрюкал он. - Просил Скрипника ... отомстить ...
      Оборотень умер, не досказав, кого же он ненавидел до такой степени, что во имя этой ненависти решился загубить свою бессмертную душу и искорежить тело. Вероломную красотку-соседку? Обокравшего его купца? Неуступчивого заимодавца? Теперь это не имело никакого значения. Горечь и боль были разлиты во влажном воздухе.
      Милана склонилась над Тардьен. Всем было понятно, что несчастная доживает свои последние минуты. Рана на животе раскрывалась словно чудовищный рот при каждом судорожном вздохе девушки.
      -- Я... сделала его...- еле слышный шепот слетел с губ черноволосой воительницы.
      -- Да, да, только успокойся, тебе сейчас нельзя разговаривать, - уговаривала ее Милана, вытирая испарину с ее бледного лица.
      -- К черту, все равно сдохну, - Тардьен с трудом выталкивала из себя слова.
      -- Милана! Надо спешить, - Вилена тронула близняшку за рукав. Та испуганно вскинула на нее глаза.
      -- Ты что? Она же умирает!
      -- Именно поэтому. Это наш последний шанс. Наши полшанса, - Вилена говорила взволнованно и быстро. - Мы то с тобой живы. Если мы объединимся, она вольется в нас и не погибнет.
      -- А если не?
      -- Другого выхода нет. Поднимай ее. Мы должны держаться за руки.
      Уму-сай лихорадочно рылась в дорожной сумке. Наконец, праймайстер был извлечен наружу. Теперь он весь светился чистым и бестрепетным алым светом. Девушка бережно опустила его на землю. Грозовая тьма отступила. Казалось, истерзанные виноградники согреваются от чистого сияния Камня Времени, разглаживается изрытая кровавыми бороздами земля.
      Общими усилиями девушки подняли Тардьен. Стоять она не могла и все время клонилась то к одной своей сестре, то к другой.
      -- Да стой же, твою мать! - рявкнула во всю глотку на нее Вилена. - Встаем треугольником вокруг камня.
      Она видела возмущенное лицо Миланы и хотела сказать, объяснить ей, но мир закрутился, Камень пылал все ярче, разбрасывая красные искры.
      На крыльях вихря скорей домой!
      Лети, Виланта, к себе самой!
      Пели незнакомые голоса. Потом красное сияние поглотило сестер: Вилена, Милана и Тардьен перестали существовать.
      А мгновение спустя в совсем другом мире появилась девушка с глазами цвета лесного ореха и пышными каштановыми волосами. Юное солнце заглянуло ей в глаза да и осталось там, играя словно шаловливый щенок. Виланта Без Роду и Племени оглядела свою землю и рассмеялась.

Старые долги.