– И как теперь Элисон?
В моем вопросе заинтересованности не чувствовалось. Я никогда ее не любила. Она вечно кичилась своими игрушками и уроками на фортепиано, попрекала нас нашей бедностью. Должно быть, думала, что и мозгов у нас тоже нет. Опять же хвасталась тем, что у нее есть отец, замечательный, всеми уважаемый.
– Он – паршивый толстопуз! – прокричала я ей.
– Все лучше, чем пьяница, – парировала она.
– Моя мать говорит, что он ходит так, будто ему вставили в задницу шомпол.
– Какой еще шомпол?
Поскольку мы обе не знали, что это такое, обмен «любезностями» прекратился.
Но из всех знакомых мне отцов дядя Артур нравился мне меньше всего. Если у него и было чувство юмора, то очень уж злобное. Со мной его разговоры состояли, казалось, только из одной фразы: «Хорошо веди себя с матерью». Элисон он обожал, и у меня это вызывало скорее изумление, чем зависть. Это же надо, кто-то улыбается, едва ты входишь в комнату. Элисон этого словно и не замечала. Частенько грубила родителям. Но они все равно улыбались, едва она появлялась. Это просто завораживало. Мне также не нравилось, что я, не позволяющая в отношении матери ни одного грубого слова, должна выслушивать наставления дяди Артура, который не может научить хорошим манерам собственную дочь.
– Надеюсь, – сухо добавила я, – у нее все в порядке?
Легкая улыбка искривила губы моей тетушки, она расправила подол юбки.
– О да. У нее все очень хорошо. Она развелась с богатым молодым египтянином из королевского рода. Разумеется, он ее обожал, но слишком уж глубока оказалась культурная пропасть. У нее двое очаровательных детей, оба уже взрослые. – Она помолчала. – Девочка и мальчик. Оба выглядят как англичане, – торопливо добавила она.
– У них свои семьи? Вы уже прабабушка?
Я ждала хвалебных характеристик, но их не последовало. Лицо тетушки исказилось, улыбка исчезла, уступив место печали.
– Моя внучка, ей девятнадцать, ждет ребенка. Она не замужем. Говорит, что так и задумано.
Какое-то время мы помолчали, переваривая ее слова. Тетушка вздохнула.
– Нынче замужество для девушек ничего не значит, не так ли?
– Я думаю, в наши дни некоторые из них действительно не считают необходимым выходить замуж, – осторожно ответила я. Учитывая просьбу, с которой я собиралась к ней обратиться, не могла ратовать за главенство брачных отношений.
– Да. Развод Элисон тоже не подарок. Она связалась с каким-то никчемным типом и теперь живет с ним. Вроде бы нынче так принято. Мы с Артуром прожили больше пятидесяти лет. И не смотрели по сторонам. Я рада, что твоя бабушка этого не видит. Бабушка Смарт. Разумеется, моя мать особо возмущаться не стала бы. Она не хотела, чтобы я уходила из дома. Давно ты замужем за своим адвокатом, дорогая?
– Больше тридцати лет.
Она хлопнула себя по коленям.
– Правда? Твоя мать была бы довольна. Тебе досталось то, чего она не знала. Благословенная Нелли. Она всегда хорошо относилась ко мне. Но вот с мужчинами ей не везло, ужасно не везло.
Какое-то время она смотрела на стену, будто видела там мать.
– Но однажды она проявила характер. Знаешь, она была первой из всех десяти, кто самовольно открыл конверт с полученным жалованьем. Купила себе шелковые чулки. Твоя бабушка ей этого так и не простила. – Тетушка расхохоталась, на удивление вульгарно. – В этом мы с Нелл были схожи. Я тоже скрыла свою первую прибавку к жалованью. Я работала в очень дорогом книжном магазине и, как и Нелли, любила красивые вещи. О, в те дни она старалась модно одеваться. Я тоже. – Ее глаза вновь повлажнели, но она этого не замечала. – О, твоя дорогая мать. Я должна сказать, что на твоей свадьбе она выглядела, как в прежние времена. Мужчины были ее слабостью. Не разбиралась она в них. Слишком многое сказанное ими принимала за чистую монету. – Тетя Лайза потеребила шарф. – Она этого не заслуживала, знаешь ли. Когда ты появилась на свет, разразился ад.
Мне вдруг стало очень жалко мою мать, которая когда-то любила модно одеться и стремилась к лучшей жизни.
– Она радовалась нашим с Вирджинией успехам. И была без ума от внуков. Они во многом компенсировали ее прежние страдания. Ей также нравилось, что с деньгами у меня проблем нет.
– Их действительно нет, дорогая?
– Действительно. – Мне внезапно захотелось залечить раны детства. – Мой муж – очень известный и высокооплачиваемый адвокат. Мы богаты.
– Что ж, это хорошо, – кивнула она. – И несколько неожиданно.
Я маленькими глотками пила кофе, она маленькими глотками пила кофе, тикали часы, и я гадала, как выбраться из этой сдержанной вежливости и попросить ее солгать о моей интимной жизни.
– Вы часто выходите в свет? – спросила я.
– Ну, раньше выходила, с моим другом джентльменом, дважды в неделю. Но теперь нет. Выдохлась.
Я увидела возможность направить разговор в нужное мне русло.
– Как я понимаю, вы чувствуете обиду.
– В моем возрасте это глупо.
– Такое случается в любом возрасте.
Она бросила на меня короткий взгляд, словно поняла, что разговор приобретает некую серьезность, но давала знать, что поддерживать его не собирается.
– Когда становишься старше, дорогая, семья, конечно же, выходит на первый план. Не знаю, что бы я делала без дорогой Элли. – Она пожала плечами, колени хрустнули. – Чертовы колени. – Она вздохнула. – А ведь раньше у меня были такие красивые ноги… – Со столика, который стоял рядом с ней, она взяла фотографию в рамке и протянула мне. – Такой она была когда-то.
Я посмотрела на фотографию. Моя кузина, лет пяти от роду, рядом с отцом. Он в футбольной форме. А позади – команда, которую он тренировал на общественных началах, мальчишки одиннадцати или двенадцати лет. Даже в пять лет кузину отличали грубые черты лица: нос картошкой, близко посаженные глаза. Ничего в ней не было от черноволосого, со смуглой кожей, симпатичного отца и белокурой красавицы матери. Только светлые вьющиеся волосы. Я однажды слышала, как тетя назвала свою дочь маленькой уродиной и сказала моей матери:
– Не то что твои девочки, Нелл. Красивые, как персики.
На что мать ответила:
– И много мне от этого проку?
Но мне понравилось, что меня считали красивой, как персик.
Я вернула фотографию тетушке, и она протянула мне другую, запечатлевшую ее и дядю Артура. Они сидели на диване, дядя Артур обнимал ее за плечи, а позади виднелась рождественская елка.
– Я всегда немного побаивалась его, – призналась я.
– Ему нравился футбол, – гордо заявила она. – Вечно возился с мальчишками, практически до самого конца. Ну, пока рак не уложил его в постель. Состоял и в «Ротари-клаб».
Она со вздохом поставила фотографию на столик.
– А теперь расскажи мне о Коре. Разумеется, я поеду на ее похороны, хотя она никогда не любила меня, знаешь ли. Смотрела матери в рот. Они практически все смотрели, когда дело касалось меня. Им не нравилось, что я из другого социального слоя. – Она наклонилась, коснулась моего колена. – Как и твой отец, дорогая. Из офицерского слоя. Мы с ним отлично ладили. Понимали друг друга. О да… ты очень на него похожа. В тебе тоже чувствуется класс. Как я понимаю, твои дети ходили в частную школу? Я ходила, знаешь ли.
Она, похоже, напрочь забыла про Кору. Поэтому я рассказала ей про своих детей, про район, где жила.
– Мы поселились в Финчли. – Опять вздох. – Очень еврейский район.
– Я помню. На подземке дорога очень долгая.
– Он тренировал футболистов и занимался скаутами. Знаешь, мы ходили на похороны Ралфа Ридера. Он очень много времени отдавал им. Скаутам. – Она протянула руку и потерла материю моей юбки. – Где покупала, дорогая?
– Если не ошибаюсь, в «Ейгере»,
– ответила я.
– Кто бы мог подумать? – В голосе звучал сарказм, напомнивший мне тетушку Лайзу, которую я знала в далеком прошлом.
Я кивнула:
– Мне очень повезло. – Вновь зазвучали нотки Марии Антуанетты.
– Но ты несчастлива? – спросила она. Удивляться ее проницательности, учитывая выражение моего лица, не приходилось.
Наступил решающий момент.
– Тетя Лайза, я хочу, чтобы вы кое-что для меня сделали.
– Что именно, дорогая?
Как я могла обратиться к ней с такой просьбой? Респектабельной старушке, которая прожила со своим мужем более пятидесяти лет и, я уверена, несмотря на злословие и сплетни родни мужа, была примерной женой?
– Если вы пойдете на похороны Коры и встретитесь с моим мужем Френсисом, я хочу, чтобы вы солгали ему, если речь зайдет обо мне.
Ее глаза широко раскрылись, заинтригованные, сверкнули.
– Солгать? – переспросила она. – Твоему мужу? – Она словно пробовала слова на вкус. Я ждала, не зная, как продолжить, ожидая, что сейчас она укажет мне на дверь.
Тяжелый, теплый августовский воздух проникал в квартиру только через маленькое оконце в ванной, которое я и открыла. И теперь радовалась этому, потому что иначе задохнулась бы. Она-то думала, что я приехала, подчиняясь долгу перед семьей. А я использовала смерть тети Коры лишь для того, чтобы сделать ее своей сообщницей во лжи. Возможно, мне следует здесь остановиться. Я, конечно, пыталась оправдаться тем, что хочу избежать скандала на похоронах, но Френсису так или иначе придется все рассказать. Кровное родство все-таки скажется. Мои сыновья скорее всего меня простят. Пусть не сразу, но со временем. Да и не могла я вечно так жить. Очень уж любила Мэттью. Уже, несмотря ни на что, думала о том, как бы побыстрее оказаться с ним в отеле. Так что проще всего тетушку не впутывать, не так ли? Но и похороны не хотелось портить. Вот после них можно выкладывать карты на стол. А сие означало, что тетю Лайзу придется вводить в курс дела.
– Так что я должна ему сказать? – спросила она, желая услышать подробности.
Я решила дать задний ход.
– Я передумала. Не могу просить вас об этом.
– Как я понимаю, дело важное.
– Не настолько важное.
– Ты хорошо устроилась. Я тобой восхищаюсь. И не хочу, чтобы ты все потеряла, если с моей помощью ты можешь этого избежать. – Она продолжала вопросительно смотреть на меня.
«Если бы я могла как-то продержаться на похоронах, – мысленно простонала я. – Если бы у меня было время подумать».
– Это… как-то связано с твоей семейной жизнью, дорогая?
Я кивнула.
– Ну, ну. Ложь, – добавила она, качая головой.
– Вам совсем не обязательно…
Но на ее губах вдруг заиграла довольная улыбка. Я бы даже сказала, озорная. Она наклонилась вперед, похлопала меня по колену, потом поднялась, пересекла комнату. Открыла нижний ящик бюро из орехового дерева, я помнила его по дому в Финчли, порылась в глубине. Достала мятый пакет из плотной коричневой бумаги, схваченный резинкой. Резинка лопнула, когда тетя Лайза попыталась ее снять, от старости полностью потеряв эластичность.
– Вот. – Она протянула мне пакет. – Раз уж мы заговорили о лжи и семейной жизни.
Из пакета я достала не менее мятый журнал с черно-белыми иллюстрациями, расправила на колене, раскрыла первую страницу. Увидела фотоснимок двух молодых мужчин с коротко стриженными, по моде тридцатых годов, волосами. Один смотрел в объектив с глупой улыбкой на лице. Оба по-товарищески обнимали друг друга за талию. Под солнечным светом поблескивали их светлые волосы. Позади расстилалось пшеничное поле, они стояли, привалившись спиной к белым воротам, у ног лежали рюкзаки. А весь наряд состоял из туристических ботинок и шерстяных носков крупной вязки. Второй молодой человек, который не таращился в камеру, с такой же глупой улыбкой разглядывал гениталии своего спутника, которые он уже некоторое время поглаживал.
– Солгать, дорогая? – спросила она таким сладеньким голосом, словно показывала мне альбом со свадебными фотографиями. – А как насчет того, чтобы предварить ложь толикой правды? – Она подошла к буфету, достала из него бутылку хереса. – Принеси стаканы, они на кухне.
Я принесла.
Она прошлась пальцем по ободу каждого, разлила херес. Очень ловко, пусть и трясущимися руками, вставила пробку, пригубила херес, все это время изучающе глядя на меня.
– Солгать, дорогая? – повторила она. – О, твоя старая тетушка это умеет, как никто другой. – Она осторожно поставила стакан, откинулась на спинку кресла. – Но сначала маленькая история для тебя. Строго между нами.
Глава 14
КАК ВАЖНО БЫТЬ НЕЧЕСТНОЙ
Когда Элайзе Беттл было двенадцать, ее отец вложил свои сбережения в различные акции, рекомендованные его банком. Банк также субсидировал его мясной бизнес, а потом он взял у них ссуду на покупку еще одной скотобойни, в Пиннере. Пиннер тогда активно застраивался, и он занял денег на покупку нового дома. Юстон-роуд более не подходила им по статусу, но они сохранили за собой тамошнюю квартирку на первом этаже и сдавали ее… на всякий случай.
– Идем в гору, – говорил он миссис Беттл, поглаживая дочь по белокурой головке. – Придет день, когда ты выйдешь замуж за герцога, – шутил он. Но Элайза думала, что такое возможно, и училась хорошим манерам.
Экономность и осторожные вложения капитала плюс приличный доход в годы войны, мясная продукция требовалась как войскам, так и населению, привели к тому, что дела у мистера и миссис Беттл шли очень хорошо. Мистер Беттл теперь ходил на работу в костюме и котелке. На него работали пять человек, новая скотобойня приносила приличный доход, а их дочь готовилась пожинать плоды родительского успеха. Элайзу отправили в маленькую частную школу, где ее учили французскому, игре на фортепиано и умению вести себя в высшем обществе. В школу ей не приходилось ходить пешком, экономя каждое пенни. Вместе с Молли, дочерью владельца ткацкой фабрики, она ездила на автобусе.
Зимой носила шерстяные платья с кружевным воротником, поверх которых в классе надевала фартук. Летом – хлопчатобумажные с кружевной кокеткой. Она потребовала и получила зимнее пальто с меховым капюшоном, а по весне – курточку из серой шерсти, какие тогда были в моде. Ее родители умилялись, наблюдая, как их красотка дочь идет под ручку со своей подругой Молли. И мистер Беттл думал, что прошел долгий путь с тех времен, когда в Барнсбери, мальчишкой, он развозил куски свеженарубленного мяса по домам состоятельных купцов.
Отличницей в учебе Элайза не стала, но выказала удивительный талант в составлении букетов и любовь как к латинским, так и простонародным названиям цветов, которых знала великое множество. Короче, к тому времени, когда она начала носить ту же прическу, что и у Марлен Дитрих, ни у кого не оставалось сомнений в том, что она удачно выйдет замуж. И хотя по классическим стандартам красавицей она считаться не могла, розовая кожа, светло-синие глаза, стройные ноги привлекали не один мужской глаз. На пятнадцатый день рождения она надела платье из небесно-синего крепдешина длиной до середины голени и с декольте. Эффект ей более чем понравился.
А потом случилась беда. После обвала биржи в 1929 году банк потребовал возвращения ссуд, проценты по кредитам и закладной возросли, цены на все, включая и мясо мистера Беттла, упали, и через несколько недель после дня рождения Элайзы дом в Пиннере пришлось продать. С убытком. Естественно, закрыла перед Элайзой двери и частная школа, и внезапно замаячила перспектива поиска работы.
Мистер Беттл выгнал квартиросъемщика с Юстон-роуд, и семья вернулась в прежнее гнездо. Элайза особенно тяжело пережила переезд. Ее комната на Юстон-роуд более всего напоминала чулан. Свет практически не проникал в выходящее во двор окно. Но ее гримасы и жалобы остались без ответа. Когда одежда стала ей слишком узка, грудь заметно выросла, миссис Беттл предложила ей распустить шов или сделать вставку.
– Но ведь будет заметно, – заплакала Элайза.
– Тогда носи кардиган, – строго ответила мать из-за груды фазаньих перьев. В те суровые времена на моду пришлось закрыть глаза. Они едва сводили концы с концами, о чем мистер Беттл печально сказал старику Коллинзу за стаканом темного пива в местном пабе:
– С трудом держимся на плаву, дружище.
Мистер Беттл вновь встал за прилавок мясной лавки, миссис Беттл ощипывала фазанов и кур для столов, за которыми когда-то сидела. Но доходов их бизнеса не хватало на содержание Элайзы.
– Если ты хочешь остаться здесь, ты должна зарабатывать на жизнь, – сказала ей мать. – Молли вон работает у сборщика долгов. Тебе тоже нужно найти работу.
Элайза пришла в ужас. Мистер Беттл навел справки.
– У меня есть для нее место, – откликнулся старик Коллинз. – Глаза меня подводят, и мне нужна хорошая пара, чтобы покупать и продавать книги.
Книги, судя по всему, продолжали пользоваться спросом, и теперь можно было выбирать из широкого потока, хлынувшего из домов разорившихся людей.
Казалось невозможным, что ей придется что-либо делать своими руками, но невозможное случилось. И Элайза стала продавцом в книжном магазине на Клеркенуэлл-роуд. Годы учебы в частной школе пошли псу под хвост. Она стала такой же, как и другие юные девушки в соседних магазинах и конторах. Ее французский, умение играть на фортепиано и составлять букеты ровным счетом ничего не значили и никого не интересовали. Она продавала книги с загнутыми страницам студентам и в кожаных переплетах – очкастым старикам, дешевые, по три пенса, романтические истории – женщинам с написанной на лице обреченностью и приключенческие романы – посвистывающим молодым людям.
Старик Коллинз обслуживал только действительно важных покупателей. Самые дорогие книги, старинные и экзотику, он держал в своем кабинете. Там и беседовал с покупателями один на один, всегда за закрытой дверью. Мужчины, которые приходили за экзотикой, смотрели в пол, шагая мимо ее прилавка. Ей, конечно, захотелось узнать, что такое экзотика, но старик Коллинз сказал, чтобы она не забивала этим голову.
Один или двое молодых людей, покупавших приключенческие романы, с удовольствием задерживались, чтобы поболтать с ней, некоторые говорили, что она очень красивая, другие спрашивали, что она делает в субботу вечером. Она же задирала нос, обслуживала их вежливо, но не более того. По-прежнему пребывала в убеждении, что ей улыбнется судьба.
Одно приглашение она, впрочем, приняла. Молли прислала в магазин молодого человека из агентства по сбору долгов, Гарольда Биннса, который предложил ей присоединиться к нему, Молли и ее кавалеру. Они собирались на карнавал в Баттерси-парк. Элайза поехала. Но, когда он, провожая ее домой уже в темноте, попытался поцеловать и не только, глаза его поменяли цвет, а дыхание участилось, она дала ему отпор. Грязные ногти и несвежая рубашка указывали на принадлежность к низшему сословию. Встречаться с ним вновь она отказалась.
А вот мужчины, которые заходили в магазин, хорошо одетые, со звучными голосами, в перчатках, редко удостаивали ее оценивающего взгляда. Однако, когда мать заговаривала с ней о будущем и замужестве, именно такого мужчину она представляла рядом с ней у алтаря. Даже у продавщиц складывались определенные стандарты. Пусть и под влиянием кинофильмов.
В восемнадцать лет ей прибавили несколько шиллингов в неделю, но эти деньги она оставляла себе. Тратила на кружевные носовые платки, безделушки и цветы, которыми украшала свою мрачную комнату. Одна гардения или несколько фрезий насыщали воздух своим ароматом. Иногда зелень, эвкалипт, папоротник, лавр, она получала бесплатно от молодого человека, который открыл неподалеку цветочный магазин. Его звали, она прочитала на вывеске, Артур Смарт. Он начал заходить в книжный магазин, иной раз даже что-то покупал, обычно книги путешественников, о скаутах, сборники походных песен. Он и Элайза разговаривали редко, становясь очень застенчивыми в присутствии друг друга.
В большой семье, где всем заправляла мать, не признающая возражений, он был младшим из братьев. В семье знали, Артур склонен к скрытности, и действительно, он не сказал миссис Смарт, что знаком с Элайзой Беттл. Миссис Смарт тоже знала семью Беттл. Элайзу полагала глупой и пустышкой, миссис Беттл – глупой и задавакой, мистера Беттла – грубияном и дураком, который взялся за дело, оказавшееся ему не по плечу. И уж конечно, трудолюбивые Смарты, гордящиеся своей принадлежностью к рабочему классу, не могли иметь ничего общего с этой семьей.
Артуру Смарту удалось купить цветочный магазин в престижной части города благодаря случаю. Прошлым летом, работая по найму продавцом цветов, он на велосипеде отвозил очередной заказ в отель в Блумсбьюри, когда его сбил омнибус, который по какой-то загадочной причине ехал по встречной полосе. Так уж случилось, что одна из старших сестер Артура, Кора, встречалась с молодым полицейским, который все это видел, потому что патрулировал именно Блумсбьюри. Инцидент могли бы замять, автобусной компании на это вполне хватило бы средств, но старшая сестра Артура была лакомым кусочком и страшно негодовала по поводу случившегося. Так что молодой полицейский держался своих показаний. А показал он, что после инцидента водитель выпал из кабины и от него сильно разило спиртным. За шок, сломанную руку и сломанный палец (в цветочном бизнесе пальцы – очень важный инструмент) Артур получил щедрую компенсацию, позволившую ему открыть новый магазин – «Первоклассные цветы Артура Смарта».
Он нелегко заводил знакомства и сходился с людьми, особенно с молодыми женщинами, хотя большинству из них нравился. Сестры называли Артура не иначе как красавчиком. Братья сожалели, что такой потенциал пропадает зря. Помимо занятий со скаутами и пеших походов в хорошую погоду, свободное время Артур тратил на книги, болел за «Арсенал» и ходил на курсы, где учился резать по дереву.
– Там ты никогда не встретишь девушку, Арти, – говорил ему Дикки, один из старших братьев.
Но Артур не обращал внимания на его слова. В магазине дела у него шли неплохо, но мать заявляла, что они пойдут лучше, когда у него появится жена. Артур только краснел. Наконец попросил совета у своей любимой сестры, Нелл, которая работала в магазине детской одежды и знала проблемы покупателей.
– Тебе нужна не жена, а помощница, – ответила она. Потом рассмеялась. – А лучше бы и та и другая в одном флаконе!
И действительно, Артур был завидным женихом. Но больше года он так упорно работал, все делая в одиночку, поэтому у него просто не было времени реагировать на понукания матери и сестер, подталкивающих его к женитьбе. Каждое утро он вставал в четыре утра, в половине пятого уже приезжал в «Ковент-Гарден» на своем красном микроавтобусе. Покупал все, что нужно, после чего заходил позавтракать в переполненное рыночное кафе. Ел, уткнувшись носом в газету. Иногда с завистью смотрел на носильщиков, обычно сидящих шумной компанией, рассказывающих анекдоты и гогочущих над ними, но держался особняком. Когда они звали его к себе, отворачивался.
Он нанял парнишку, которого знал по отряду скаутов, чтобы выполнять тяжелую работу и развозить заказы, но тот оказался очень уж наглым и развязным. Артуру не нравилось, что он бросал работу, стоило ему с головой уйти в составление особо сложного букета и корзины цветов. Так что вскоре предложил парнишке уйти. Тот отдал честь и попросил выходное пособие в размере недельного жалованья. Артур не отказал, потому что питал слабость к скаутам. Второй парнишка, помоложе, четырнадцати лет, оказался ничуть не лучше первого. Тоже работал исключительно из-под палки. Артур нанял девушку, но та, как сказала его мать, очень уж напоминала сонную курицу. Зато вторая оказалась слишком умной, бойкой и так сильно душилась, что забивала запах цветов. Все, к чему она прикасалась, пожаловался Артур матери, превращалось в отбросы.
– Тебе нужна жена, – в который уж раз повторила она.
– Возможно, – ответил Артур и на этот раз не покраснел.
А несколько дней спустя, когда он выполнял срочный заказ, устанавливая в корзину пятьдесят гвоздик, в магазин влетел мужчина и заявил, что ему немедленно нужен букетик, какие прикалывают к корсажу, потому что он забыл, что у него годовщина свадьбы, а жена ждет его в Корнер-Хаус. При этом он так размахивал руками, что сшиб корзину с уже установленными в нее гвоздиками с прилавка. Артур не знал, то ли ему заплакать, то ли от души врезать мужчине. Но не сделал ни первого, ни второго. Потому что девушка из книжного магазина, расположенного неподалеку, которая терпеливо ждала, пока мужчина выговорится, опустилась на колени и очень аккуратно собирала рассыпавшиеся цветы.
– У меня перерыв на ленч, – сказала, как пропела, она. – Позвольте мне вам помочь.
Она стояла на коленях среди цветов в вылинявшем синем платье, и он подумал, какая же она красивая, чистая, невинная. Благодарность переполнила его сердце.
– Вы всегда были добры ко мне, – продолжила она. – Так я смогу вас отблагодарить.
И потом, в течение нескольких месяцев, она помогала ему в перерывах на ленч. Она многое знала в цветочном бизнесе и могла мгновенно просуммировать цены, назвав точную стоимость всего букета. Однажды, когда их руки случайно соприкоснулись, они оба отдернули их, густо покраснев. Скауты обвиняли его в том, что он влюбился, и в очередном походе только и делали, что подшучивали над ним, но Артур не обращал на это внимания и, как и прежде, с удовольствием пел у костра.
Его матери Элайза Беттл не нравилась.
– Она старается прокрасться в твое сердце, – заявила она, когда он наконец-то рассказал о девушке, которая помогает ему несколько месяцев, и которую он хотел бы пригласить домой на чай. Матери Артура нравилось держать все под контролем, а кроме того, она прочила ему в жены Моди Харпер. Отцу Моди, живой и веселой девчушки, принадлежала обувная мастерская, где шили на заказ высококачественную обувь, так что семья жила в достатке. И как она сказала Коре: «Сапожник – это тебе не мясник…» Именно этого Артуру и недоставало. Живой и веселой спутницы жизни. Так что на чай пришла Моди. Свахи из миссис Смарт не получилось. Артур или молчал и мял руками скатерть, или говорил исключительно о своем бизнесе.
– Я слышала, вы увлекаетесь резьбой по дереву, Артур? – спросила Моди и улыбнулась, чтобы продемонстрировать очаровательные ямочки на щечках.
– Нет, – ответил он, уставившись в стол. – С резьбой я завязал.
Моди начала проявлять нетерпение. Она хотела перспективного мужа, но Артур ей быстро наскучил. Когда они пошли на прогулку, она остановилась около низко наклонившейся ветви и повернулась к нему, всем своим видом показывая, что готова к поцелую, он поднырнул под ветвь и двинулся дальше, указывая на маки, с которыми, по его словам, ни один цветок не мог сравниться по интенсивности красного.
– Ну и хрен с ними, – прошептала Моди себе под нос и побежала догонять Артура. – Давай посидим в пшенице, – предложила она, положила его руку себе на плечо, рядышком с грудью, да только рука не двинулась дальше. Как бы ненароком она задрала юбку, обнажив колено, но и оно осталось необследованным. Моди решила, что Артур прежде всего джентльмен.
Как-то она зашла в цветочный магазин во время ленча и увидела, что он работает в паре с худенькой светловолосой девушкой в немодном платье.
– Оставь ее здесь, Артур, – капризно сказала она, – а мы с тобой пойдем перекусим.
– Вы пойдете? – спросил Артур блондинку, которая покраснела, что рассердило Моди.
– Я уже поела, – ответила девушка. – Лучше поработаю с цветами. А потом мне нужно будет возвращаться в магазин.
Моди передразнила ее как бы в шутку. Артур не рассмеялся. Блондинка смутилась.
– Я думаю, тебе надо извиниться, – предложил Артур Моди.
– А ты меня заставь, – игриво ответила Моди.
На что услышала от. Артура, что он не голоден, после чего ей пришлось уйти, шипя и плюясь.
Она прямиком направилась к миссис Смарт, которая пожала плечами:
– А что ты можешь сделать?
– Как мне представляется, эта блондинка зацепила его своими коготками! – раздраженно воскликнула Моди. – Нищенка!
– А ты, похоже, нет, – сухо ответила миссис Смарт. Вскоре Моди обручилась с кем-то еще.
Элайза помогала Артуру готовить цветы к свадьбе Моди, и он пошутил, что едва не оказался женихом. Элайза краснела и смеялась. Поскольку она много сделала для этой свадьбы, он пригласил ее на вечерние танцы. Они сидели рядом с миссис Смарт. Элайза сказала, что после биржевого краха их семья многого лишилась. Миссис Смарт спросила, не имеет ли она отношения к Беттлу-мяснику. Элайза ответила, что она его дочь, и замолчала. Миссис Смарт чувствовала, что выразила свое отношение к гостье.
– Она – дочь мясника, – повторила миссис Смарт и Артуру.
– Она разбирается в цветах, – ответил он. И упрямо стоял на своем.
Миссис Смарт сказала ему, что он должен следить за этой девушкой-мышкой из книжного магазина, потому что ничего хорошего она от нее не ждет. Он ответил, что это его дело. Нелл Элайзу жалела. В ней тоже горела искорка бунтарства, и она встречалась с молодым человеком, его звали Фред, который тоже не нравился матери. Она чувствовала, что с Артуром они в одной лодке.
– Пригласи Элайзу на свидание, – посоветовала она ему. – Как положено.
– Это как? – нервно спросил Артур.
– Пойдите куда-нибудь, где вы могли бы поговорить… получше познакомиться друг с другом… покажи ей, что она тебе нравится… – Нелл ткнула брата локтем. – Она тебе нравится, не так ли, Артур?
Артур подавил свои страхи и крепко задумался. Он хотел последовать совету Нелл, но нервничал из-за того, что ему придется остаться наедине с Элайзой. В конце концов решился:
– Поужинайте со мной сегодня. Я угощаю. У моего брата играет банджо-бэнд. И очень неплохо.
Она согласилась. И родители ее в этом только поддержали. Элайза понимала, что они видят в ней обузу и хотят побыстрее выпихнуть замуж.
Вечером он приехал в аккуратном костюме, чистой рубашке, при галстуке и шляпе, с букетами лилий для Элайзы и ее матери. Последняя поблагодарила Артура за цветы и подумала: «Такой нам и нужен». В тот вечер брат Артура, Дикки, превзошел себя, так обрадовался, увидев младшего брата с достойной девушкой, и Элайза весь вечер улыбалась, хлопала в ладоши и танцевала. Такая розовенькая, такая хорошенькая. Артур привез Элайзу домой и оставил у двери, лишь быстро чмокнув в щечку. Она так обрадовалась, что он этим ограничился, что решила записать его в возможные кандидаты в мужья. Сказала матери, что он – первый мужчина, компания которого ей приятна. Миссис Беттл повторила уже вслух:
