Траур не помешал позвать девок. И в самом деле — раз цукино-сегун умерла, так нам что, уже и не трахаться? Об удаче Шастара здесь никто не знал — а он не спешил рассказывать, ведь пришлось бы объяснять, почему он сделал такую дурацкую ставку. А как тут объяснишь, когда он сам не знал? Он ведь не верил в то, что этот этти-морлок продержится до конца. Черт его знает, почему он решил выбросить пятьдесят дрейков. Может быть, совесть заела из-за того, что он ничем так и не решился рискнуть? Но у совести большой удельный вес, она легко тонет в спирту. Он пожертвовал ничтожной суммой — а прихотливые боги и этого не приняли. Как перстень того мужика, как его… забыл. Все пропил, проспал, протрахал и забыл!

Шастар, еще не продрав глаза, обнаружил, что ему трудно дышать, и, пошарив руками, нашел на себе девицу. Он сдвинул девицу на край кровати, натянул штаны, полез в карман и проверил карточку. Денег там было по-прежнему полно. Тем и хороша была эта гостиница, что утром после пьяной ночи с девкой ты находил на карте ровно столько денег, сколько у тебя было до пьяной ночи.

Такая честность была достойна вознаграждения, и Шастар, перед тем как покинуть гостиницу, не только заплатил все, что положено плюс сверху, но и купил девке золотое ожерелье с «колдовским камушком». Делать после этого стало решительно нечего — если не считать вчерашнего намерения, которое по пьяни забылось. Шастар долго бродил по улицам, повторяя в обратном порядке свой вчерашний маршрут и пытаясь вспомнить, и когда уперся носом в ворота Храма, таки вспомнил: он собирался зайти сюда, заплатить Посреднику и вызвать дух Нейгала.

Как и всякий настоящий пилот, Шастар был мистиком. Как и всякий настоящий мистик, он был скептиком. Посредники — жулье, считал он, и могут наговорить целое болото всякой чуши, выдавая эту болтовню за слова духов. Поэтому Шастар поначалу думал спросить у духа парочку вещей, которые знали только они с Нейгалом, а потом уж переходить к главному, если ответ будет верным.

Посредником оказался мужчина, и Шастара это расположило — он не доверял в таком деле женщинам. Они прошли в одну из маленьких, наглухо закрывающихся кабин, и сели друг напротив друга за столик. Ян попробовал поставить на него локти и обнаружил, что вместо столешницы — плоская чаша с чистым, ровным, слегка утрамбованным песком.

— Кого вы ищете за гранью? — спросил посредник. Веки его были слегка опущены, словно он прятал глаза — и вот это уже Шастару не понравилось.

— Эктора Нейгала, — сказал он, продолжая ловить взгляд посредника.

— О чем вы хотите говорить с ним?

— Послушайте, сеу священник, — нетерпеливо сказал пилот. — Я плачу сотню дрейков не затем, чтобы спросить, как его здоровье на том свете.

— Послушайте, сеу проситель, — ровным голосом ответил посредник. — Ваша сотня будет возвращена вам немедленно, если я не узнаю, стоит ли ваше дело того, чтобы тревожить мертвых. Я пропускаю их через себя, и никакие деньги не могут возместить того, что я при этом испытываю. Если вопрос ваш может разрешить любой гадальщик — я не стану рисковать рассудком и жизнью ни за какие деньги.

Он поднял веки, и Шастар увидел вместо глаз два протеза, словно две лужицы ртути. Ян видел себя в двух маленьких кривых зеркалах с точкой объектива посередине.

Частью сознания Ян отметил, что это показуха — Посредник мог на храмовые деньги купить жтвой глаз. Но эффект, как ни крути, оказывался сногсшибательным — Шастар выпалил ответ, как прилежный школьник выпаливает урок.

— Я хочу знать, желает он, чтобы я пролил кровь его убийцы, или нет.

Посредник кивнул — видимо, ответ его удовлетворил — и, вновь опустив ресницы, щелкнул пальцами. Появился служитель, поставил возле стола ведерко с курительными палочками и еще какими-то принадлежностями, заровнял лопаточкой песок.

Посредник взял из ведерка что-то вроде тонкой спицы и медленными, но уверенными движениями начал чертить на песке знак. В середину этого знака, изображающего пятиконечную звезду, он поставил треножник, а по углам воткнул палочки.

— С этого момента и до той минуты, когда заговорит дух, — сказал он. — Ни звука.

Шастар кивнул и продолжал наблюдать. Посредник зажег огонь на треножнике и запалил курительные палочки, после чего задул лампаду. В наступившем сумраке Шастар увидел, как объективчики его глаз сомкнулись — словно утонули в озерах ртути. Дым курения задернул всю комнатушку, время плавилось и густело, как сахар на огне. Шастар томился, но не решался дернуть посредника. Откуда-то доносились тихие, почти неуловимые голоса, шепоты и стоны — как будто его слух улавливал все, что происходило на мили вокруг в Пещерах Диса. Очертания предметов становились то резкими до боли, то расплывчатыми. Граница между мирами действительно размылась здесь — и Шастару сделалось страшно. Пилоты знают подлинный ужас — то мгновение, когда душа замирает под неподвижным взглядом черного солнца. Здесь было что-то близкое, похожее… У Яна из головы вылетел вопрос, который он собирался задать Нейгалу для проверки — и Ян слегка запаниковал, пытаясь поймать его за хвост, вернуть, вспомнить… Вот, поймал! Как звали девицу, с которой мы развлекались на станции Сунасаки? Вопрос с подвохом…

— Одну звали Сандра, а вторую — Саида. Это были сестры-близнецы, и их мадам нажаривала клиентов, которые хотели переспать с Сандрой, — хрипловато произнес посредник. Шастар вздрогнул.

— Зачем ты вызвал меня? — продолжал посредник. — Выпить не с кем? Так я завязал. Навеки.

Проверять больше не было смысла — так мог говорить только Нейгал, а у Шастара и мысли-то все разбежались. Но он все-таки попробовал брыкнуться.

— Я думал… ты… знаешь…

— Я знаю, что ты упустил время. Моро затрахался с мальчиком и вконец потерял голову. Теперь мальчик мертв, и Моро опаснее, чем раненый волк. Не суйся к нему сейчас. У тебя был шанс, ты его пропил.

— А когда? Когда?

— Я дам тебе знак. Ни с чем не спутаешь. Прощай, — посредник завалился набок, прикрыв глаза.

Шастар попробовал растолкать его — напрасно: тот оставался неподвижен, из полуоткрытого рта катилась слюна. Пилот выбрался из комнатушки, пошатываясь — от курений у него кружилась голова, а ноги затекли немилосердно — казалось, блохи кусают их изнутри. Двое слуг, видимо, знали уже, что нужно делать — подкатили к каморе носилки и уложили на них посредника. К Шастару подошел один из старших священников.

— Как вы себя чувствуете?

— Паршиво, — признался Шастар.

— Походы за грань никому не даются так просто, — кивнул Служитель Мертвых. — Но вы довольны результатом?

— Да как сказать… — поморщился Шастар.

Теперь, когда все закончилось, он чувствовал, что есть какая-то накладка. Да, Нейгал был таким, каким он помнил Нейгала, но сказал он ровно то, что Шастар и сам говорил себе.

— Вы ожидали чего-то другого?

— Не знаю, — Шастар посмотрел на часы своего сантора и выругался. Он пробыл в этой каморке больше четырех часов — так вот отчего затекли ноги!

— Да, время идет странно, когда проводишь его с ушедшими. Но мертвые только подсказывают нам путь, — пожал плечами священник. — Они не принимают решений за нас. Вы пойдете или посидите и отдохнете здесь, сеу Шастар?

— Пойду, — проворчал пилот.

Он был разочарован. Теперь он снова подозревал мошенничество и даже догадывался, как оно могло быть проведено: к этим дурацким курениям подмешали какой-то сильный галлюциноген, который заставил его спать и видеть сны — а тем временем посредник просто подбрасывал его подсознанию наводящие слова. В этих железных глазах наверняка был встроенный сантор-интерфейс, и когда Шастар расплатился, посредник узнал его имя. Просмотреть несколько видеофайлов с Нейгалом и воспроизвести его голос и манеру — было делом техники и актерского мастерства, а остальное Шастар нагрезил себе сам…

Но, как и всякий порядочный мистик, Шастар понимал, что у судьбы и мошенничество может пойти в расчет. Пусть Нобунага смухлевал с монетой — но сражение он, черт подери, выиграл. Может быть, его и обкурили галлюциногеном — это не значит, что к нему не мог явиться Нейгал.

«Этак я никогда ни на что не решусь», — разозлился Ян и свернул в кабак пообедать. Сейчас, когда не было морлока и его псины, можно было посетить хорошее заведение — да еще и с такой кучей денег на кармане. Но что-то Шастара не радовало. Он понял вдруг, что скучает по сумасбродной твари. По крайней мере, по собаке-кошке скучает. Среди людей, такой преданности уже не сыщешь — всем с морлоков да с модифицированных псов брать пример. И вот сейчас он пожрет и выпьет, как будто ничего не случилось, и отправится восвояси, потому что еще двое суток — и отпуску его придет конец, он должен будет поступить в распоряжение клана.

Черт, подумал он, а ведь там, наверное, рвут и мечут…

Шастар подозвал официанта и потребовал портал к инфосети прямо за стол.

О, да, они рвали и метали. Особенно леди Эгис, собственница груза. Если бы с Шастаром случилась большая неприятность — кто бы доставил ее драгоценные (буквально) руды к Элении? Особенно когда выдается такой случай — большой вооруженный конвой. Тем более что Назир, второй пилот дома Дусс, совсем еще щенок, до Элении инициирован не был.

Шастар набросал короткий ответ насчет того, что прибудет в космопорт Лагаш послезавтра, отослал его, а потом ненадолго задумался.

В принципе, он мог бы послать сообщение о том, что прекращает вендетту против Моро.

В принципе — мог бы…

Ничего не изменится, если он пошлет такое сообщение. Да, с гибелью Нейгала и этого дурного морлока в мире стало еще меньше людей, которые были ему симпатичны. А то он не знал, что с годами их будет неизбежно становится меньше.

Это было чудо, что Моро потерял голову на целый месяц и не отследил своего потенциального убийцу. Это чудо не повторится. В пространстве личные счеты сводить запрещено — но на планете он отыщет Моро и на сей раз Моро будет бдителен. Ничего не изменится в мире — только погибнет один пилот. Так почему же он должен погибать, если так просто послать сообщение об отказе от вендетты?

Да потому что мертвые отрезали ему путь к отступлению. Стыдно ветерану пасовать там, где не спасовали старик, ребенок и морлок.

Но если даже случится чудо и погибнет не пилот, а синоби — все равно ничего не изменится. Рива останутся изгоями, торговля — чахлой и дохлой, рейдеры — наглыми, жажда реванша — жгучей и неутолимой. Камешек скатится с горы — и никто не заметит.

Шастар рассчитался за инфосеть и за обед и вышел с тяжелым сердцем.

Мир был пуст для Морихэя Лесана. Он знал, что переживет и это — пережил ведь смерть Бона — но знание почти не помогало. Мир был пуст и Лесан его за это ненавидел.

Лекарство было известно с тех же времен — рисковать и действовать, действовать и рисковать. Другого способа нет. И чем больше риск — тем меньше боль.

Система водосбросов пронизывала все пещеры Диса. Промытые водой в скале полости тянулись вдоль горного хребта на сотни миль в глубину и тысячи — в стороны. Освоенной людьми оставалась ничтожная часть, причем уже под самым городом начинались места, где жили только генмодифицированные твари вроде капп. И еще кое-кто.

Моро, собираясь, надел полудоспех и, кроме флорда, привесил к бедрам два плазменника. Это был уже третий его выход в подземелья, и он обещал быть таким же бесплодным, как первые два — единтвенным результатом, этих ночных вылазок была безмерная усталость по утрам. Вернувшись в манор, он просто падал трупом.

Впрочем, такой результат его вполне устраивал.

Они нашли уже шесть морлочьих тел — и ни одно из них не принадлежало Порше. Над последним каппы потрудились так, что Моро не опознал бы Порше, если бы то был он — но то был другой: тот, которому в бою отсекли ступню. Эйдетическая память разрешала множество проблем: Моро достаточно было прикрыть глаза и припомнить нужный момент боя, чтобы по характеру ранений сказать, чей труп они нашли в данный момент возле решетки, перегораживающей устье сточного тоннеля. И это опять был не тот. Но…

Кто-то раздел его. Конечно, котту могла смыть вода — допустим, ткань порвалась, когда течение било тело о каменные стены тоннеля. Но вот как могли порваться набедренные ножны для флорда, сверхпрочный материал, который должен выдерживать почти все?

Самым простым, лежащим на поверхности, был ответ «мародеры». Та самая причина, по которой Моро шел сюда в доспехе и вооруженный до зубов, в сопровождении доспешных и оружных Цуруги и Бэнкэя. Нежилые пещеры были прибежищем всех, кто по тем или иным причинам не мог существовать в городе: людей вне закона, беглых гемов с расстройствами поведения, мутантов. Ходили слухи о целом подземном царстве, о народе со смешанной кровью, что-то вроде настоящих морлоков, созданных воображением древнего писателя, у которого взяли название для расы боевых рабов.

Моро знал, что никакого царства нет — для этого «дети подземелий» слишком несоциальны, многие из них просто слабоумны. Но разрозненные банды численностью в дюжину-другую особей вполне существовали. Регулярные облавы не помогали: десятка два банд удавалось истребить, остальные уходили туда, куда военные боялись соваться. Кроме того, «пополнение» сверху продолжало прибывать: безработица и нищета исправно делали свое дело. После Игр банды должы были неизбежно активизироваться: почти два десятка флордов, прибитых течением — не шутка. Кроме того, тела морлоков представляли для многих мародеров и гастрономический интерес. Не все же крысами питаться.

Он больше всего боялся, что Дика первыми нашли эти.

Кстати, наличие у мертвеца всех конечностей кроме той, которую отрубили на арене, наводило на мысль о том, что все-таки не мародеры похозяйничали на трупе. Лемуры? Они отнесли бы тело на бустерные поля. Вольные охотники, еще не скатившиеся до мародерского уровня? Тогда это должны быть очень смелые люди…

— Идем вверх, — скомандовал Моро своим бойцам. — И обследуем боковые ходы. Здесь может быть гнездо отребья. Мы его вычистим, если найдем.

Против течения идти было тяжело: вода набирала большую скорость, пока достигала этого места. Даже морлокам она доставала выше колен. Поэтому Бэнкэй взял хозяина на закорки и двинулся первым.

Моро не нуждался в освещении — его глаза были приспособены под ночное видение, как и глаза морлоков. Свет толко привлек бы тех, кого не нужно привлекать. Моро смотрел прямо перед собой, но видел только воду.

Это было довольно долго: тоннель тянулся вперед и вверх, и конца не видать. Он расширился, поток обмелел и Моро опять спустился на землю и возглавилдл маленький отряд. Впереди возникла развилка. Моро сверился с картой — левый путь вел сейчас в верхние катакомбы и рабочие коридоры. Там ловить было нечего — разве что расспросить лемуров. Правого пути на карте не было — значит, это был спуск в ничьи пещеры.

Моро достал плазменник и выстрелил в стену. Появилась метка — надежная, несмываемая.

— Туда, — он показал на ход, начинающийся под самым потолком тоннеля. — Цуруги, подкинь меня.

Прыжок, подброс — Моро приземлился на корточки в узком и низком лазе и, держа плазменник наготове, продвинулся вперед, чтобы дать место морлокам. Царапнув когтями по стене, наверх запрыгнул Бэнкэй, потом влез более молодой и гибкий Цуруги.

Дальше они продвигались еще медленнее, и Моро смотрел уже не столько перед собой, сколько на сканер. Ход был узким, морлоки продвигались чуть ли не ползком. Место расширения хода идеально подходило для засады, а они шлялись по этим переходам уже третью ночь, и если тут кто-то был — их наверняка засекли. Несколько раз то Моро, то Цуруги с Бэнкэем улавливали сканерами перемещение живых объектов — но те каждый раз удирали. Не обязательно это были мародеры: с куда большей вероятностью — лемуры-мусорщики. Но поберечься стоило. Особенно здесь.

В первом «мешке» не было никого — была только вонь. Запах отходов метаболизма, немытых тел и… да, разложения. Моро спрыгнул на пол — и оказался по колено в воде: во время сброса сюда немного натекло. Что-то толкнуло его в ногу. Присмотревшись, он увидел маленькое тело, покачивающееся на потревоженной глади.

Моро сломал люминофор. Здесь нельзя было ограничиваться ночным зрением — нужно было рассмотреть все подробно и в цвете.

Мародеры были кочевниками — из соображений безопасности от властей и по причине ужасающей нечистоплотности. Загадив одну пещеру, они просто перебирались в другую. Если прежняя пещера очищалась водой — возвращались. А здесь жили совсем недавно и ушли, наверное, как раз потому, что пещеру залило. Труп, наполовину погруженный в воду, был обрезан как кочан — отрублены руки и ноги. Но по тому что осталось, Моро опознал гема, молодого тэка. Наверное, бедняга ремонтник заблудился в переходах.

Останками был завален весь пол. Самые старые и самые свежие плавали на поверхности. Целого тела среди них не было. Фрагментов тела со светлой кожей — тоже.

Моро достал плазменник и поставил метку у входа. Потом пересек пещеру и, пригнувшись, шагнул в лаз-выход: широкую и низкую щель, похожую на улыбающийся беззубый рот. Он больше не намеревался скрываться. Ему хотелось, чтобы его атаковали…

И когда он увидел на сканере собирающиеся у выхода из лаза точки — он улыбнулся и подал морлокам сигнал готовности к бою.

Щель какое-то время шла прямо, а потом загибалась вверх как полоз. Атаковать из такой позиции было неудобно. Среди мародеров — или кто там ждал его? — была как миимум одна неглупая особь. И как минимум одна единица энергетического оружия.

Но вот чего не предусмотрела умная особь — это того, что у нападающих могут быть шоковые гранаты и ловушки-пуккху. Причем шоковые гранаты особенно хорошо действуют на тех, кто затаился в темноте, обострив зрение и слух.

А если бы и предусмотрела — чем бы это ей помогло? У мародеров из рук вон плохо было с техническим оснащением.

Когда визг шоковой гранаты сменился визгом оглушенных и ослепленных тварей и легкими «пыхх!» взрывающихся ловушек — Моро и его бойцы бросили в свалку люминофор и открыли огонь из щели. Ответный огонь заглох после первых же двух выстрелов. Несколько теней метнулось в очередную дыру.

— Бэнкэй! — крикнул Моро. Тот понял сразу и бросился в погоню. Цуруги нырнул в другой проход — уже без команды. Моро разделался с оставшимися.

Их было девятеро, включая двух женщин. Полулюди, полугемы.

С той стороны, куда убежал Цуруги, раздались три выстрела. Один — из чужого плазменника.

— Хозяин, здесь чисто! — крикнул морлок.

Моро направился туда, куда убежал Бэнкэй. Там была тупиковая пещера, «карман». Беглецы ни на что не рассчитывали — просто удирали в панике. Это была женщина и двое детей. Бэнкэй даже не тратил на них плазменных зарядов.

— Здесь большое гнездо, — сказал он. — Посмотрите, сколько костей набросали.

В углу действительно лежали кости. Грудой. В том числе и совсем свежие. Обглоданные так, что опознать их не было никкой возможности. Но вываренный череп, еще с кусками плоти на костях, принадлежал молодому мужчине с евроазиатскими чертами — и Моро вынул из поясной сумы пластиковый мешок, растянул горловину. В маноре Эш сможет провести генетическое сканирование.

Вдвоем с Бэнкэем они принялись за работу.

…Синоби отправил свою пленницу в глайдер-порт закрытым наглухо портшезом в сопровождении Монтега. Констанс не разговаривала с ним ни по дороге в манор, ни в самом маноре. Ей было совсем не до этого — когда маленький Джек услышал, что Дика убили, с ним случилась истерика.

— Зачем ты сказала ему? — с укоризной спросил лорд Гус после того, как ребенка все же удалось напоить мягким успокоительным и уложить в постель.

— Он спрашивал бы каждый день, — вздохнула Констанс. — Я не смогла бы каждый день ему врать.

Гус обнял ее и погладил по волосам.

— Я, наверное, ужасный человек, Стаси, — сказал он. — Но я не ощущаю никакой боли и скорби. Только огромный стыд от того, что я, взрослый мужчина, ничего не смог сделать и ничем этому не помешал. Там, на корабле, я мог бы, наверное что-то изменить — но я и сейчас не вижу, что. Стаси, мы должны попытаться бежать отсюда.

— Как? — слабо улыбнулась она.

— Пока не знаю, но я решил думать только над этим. Я хорошо изучил дом. Понимаешь, меня здесь совершенно не принимают всерьез. Я брожу где вздумается, как будто бы я погружен в себя… Ну, часто я и на самом деле погружен в себя, но я смотрю и вокруг. Завтра или послезавтра вода отступит и я начну так же исследовать окрестности.

Констанс опять улыбнулась и кивнула брату. На его наивные экспедиции она не возлагала никаких надежд. Даже если им удастся сбежать и добраться до космопорта Лагаш, даже если удастся раздобыть денег на перелет — кто возьмет на борт имперских беглецов? Моро, отыскавший их в доме Нейгала, сумеет отыскать их и во второй раз.

Прошла неделя. Моро ночами где-то пропадал, днем спал — и это Констанс полностью устраивало. Она не могла за себя поручиться. Но с ним пропадали и морлоки. Они возвращались под утро и шли спать. Собственно, пленников незачем было стеречь — те никуда не могли деться с острова.

Монтег, напротив, целыми днями пропадал в лаборатории. Постепенно этот человек начал интересовать леди Констанс. От Плутона она узнала, что Монтег был с Моро еще тогда, когда поместье принадлежало Бону. Он был корабельным врачом на прежнем корабле Лесана. Он вытащил Моро из-под огня, когда тот страшно обгорел, и остался, когда он расформировал свой наемнический отряд.

Как-то под утро в доме возник переполох. Констанс прислушивалась, не выходя из своей конаты. Она не знала, где пропадал Моро, но знала, что Эш неуклонно запирает свой и его кабинет. Слуги не говорили о том, что там происходит.

Стоя у дверей, она услышала, как Монтег кому-то скомандовал: «Сюда!» — и мимо ее комнаты пронесли и со стуком опустили на стол в гостиной что-то тяжелое. Дверь тут же заперли. Констанс вышла из комнаты — и увидела свет, падающий из приоткрытой двери в служебные помещения.

Потом она увидела тень. Высокая, худая фигура, проскользнувшая в приоткрытую дверь, могла быть только ее братом.

— Гус! — тихо позвала она. Знак рукой, который он сделал в ответ, был совершенно недвусмыслен: уходи, скройся!

Констанс подчинилась. Она не привыкла подчиняться приказам Гуса, но в его жесте на этот раз было что-то такое…

Минут через пятнадцать он появился — возбужденный и вспотевший.

— Монтег так спешил, что не запер свою лабораторию, — тихо сказал он. — Стаси, дай мне попить. Это просто ужас.

— Что там?

— Человеческие кости. Груды. Можешь думать, что я свихнулся, но… тут творится что-то жуткое. Какие-то дьявольские эксперименты или…

Констанс сразу поняла, в чем дело. Ночные отлучки, отсыпающиеся по утрам морлоки — все встало на свои места.

— Нет. Не эксперименты, Гус. Он собирает в Пещерах Диса отбросы. Ищет Дика. Его тело. Уже несколько дней.

— Но… почему все эти кости в таком виде?

— А в каком виде они должны быть? Что здесь принято делать с телами казненных?

— Понятия не имею. Но почему ты думаешь…

— Что-то случилось, Гус. Они сегодня вернулись слишком рано и Монтег так волновался, что не запер свое хозяйство. Может быть, Моро ранен. Может быть, даже убит…

— Жаль, что это ничем хорошим для нас не кончится, — Августин сел рядом с сестрой и взял ее за руку.

Наутро в разговоре с Монтегом все разъяснилось.

Море обступило дом. Усадьба Моро находилась немного в стороне от пути Великой Волны, но и здесь прилив был сильным. От воды тянуло холодом — весенние ветры пригнали талый лед Арктики. Констанс куталась в плащ. Монтег по лестнице поднялся на стену и молча встал рядом. Его острый профиль и широкий плащ делали его похожим на птицу, очень по-свойски оглядывающую территорию охоты.

Чуть поодаль виднелись купольные строения, похожие на термитники — генератор энергии, отопительный и водоочистительный узел, маленький перерабатывающий заводик для «гаса» — модифицированных водорослей. Как она поняла из объяснений Плутона, эти водоросли размножались в чеках, которые заполняла вода прилива, потом чеки высыхали естественным порядком, и высушенные водоросли после какой-то обработки продавались на фабрики тканей — они были водным аналогом льна. Там же, в этом строении, жили еще рабы Моро — около двадцати тэка, с которыми Констанс не могла вступить ни в какой контакт, потому что ни астролатом, ни гэльским, ни аллеманским они не владели.

— Сударыня, — сказал Монтег, первым нарушив долгое молчание. — Мне кажется, вы должны это знать… Морихэй сегодня ночью был ранен, и довольно тяжело.

— Не могу сказать, что мне его жаль.

— Я не прошу вашей жалости. Я просто предупреждаю, что в ближайшее время нам будет очень трудно. Морихэй любил мальчика… Я видел его в таком состоянии только однажды — после смерти Бона.

— Постарайтесь понять, — тяжело вздохнула Констанс, — что мне безразличны душевные терзания вашего… друга. Если это раскаяние, то оно слишком запоздало и проявляется не в той форме, в какой Господь мог бы его принять. Так что цель вашей апологии мне совершенно непонятна…

— Ваша безопасность, — верный визирь Моро встал совсем рядом, плечо к плечу. — Лесан сейчас совершенно неадекватен. Он не нашел тела этого юноши, а ваш не в меру любопытный брат пролез в мою лабораторию. Вам лучше знать правду…

— Я ее знаю. Я догадалась, что вы не едите людей, а подбираете остатки чужих пиршеств. Кстати, чьих?

— Под городом живут деклассированные элементы. Морихэй вычистил два гнезда. На третьем нарвался. Не очень серьезно — но я постараюсь продержать его в постели хотя бы неделю. Несколько швов, большая потеря крови — настоящая опасность исходит с другой стороны. Леди Альберта желает ему смерти, и теперь у нее появился хороший повод выпросить у сына его голову. Командир жив по трем причинам, и эти причины — Рихард Шнайдер, Солнце Керет и вдовствующая императрица-мать государыня Иннана. Каждый понимает, что виновник смерти Лесана навлечет на себя вражду этих троих. Но если Лесана убьет кто-нибудь, не связанный ни с чьей группировкой…

— Боже мой, — Констанс смотрела на горы в зеркале вод. По-нихонски «горы и воды» означает «пейзаж»… — А сколько было красивых слов! Верность стае… взаимное благо… клятва… Да у скорпионов в банке больше заботы о взаимном благе, чем у вас.

— Вот это главное, о чем вам стоило бы знать, — кивнул Монтег. — На этот счет ошибаются все, даже Шнайдер, даже сам Моро — но он ни в коем случае не человек стаи Рива. Он был человеком Бона, это правда, а когда Бон погиб — он стал человеком Лорел и Рихарда. Я же — его человек, а на стаю Рива нам, в общем, наплевать.

— Блестяще, — вздохнула Констанс.

— Всего лишь откровенно. Никто из нас не лжет, говоря о том, что верность стае — благо. Но мы не могли и никогда не сможем заставить себя поверить, будто эта стая — наша. Максимум на что мы способны — это верность тем людям, от которых мы видели много добра. Человек, лишенный ноги, со временем научится пользоваться нейропротезом как живой конечностью. Но ощущать его живой конечностью он никогда не будет. Сверхценник, разубежденный в сверхценностях, никогда не станет вавилонянином. Его будут томить дурацкие мечты о чем-то большем и желание судить всех по единому счету…

— Избавьте меня от этих рассуждений, мастер Монтег, — сказала Констанс. — Апология духовной кастрации нравится мне не больше, чем апология кастрации телесной. Я все яснее понимаю, почему Дик предпочел смерть.

— Вы лучше поймите другое, — сказал Эш. — Все мы делим не очень большое пространство с человеком, близким к сумасшествию. Мы постараемся защитить вас, но мы не сможем успевать всегда и везде. Поэтому не злите его.

— Благодарю, — Констанс вложила в слово максимум иронии. В самом деле, чего еще стоила эта трогательная забота друга маньяка о его жертвах.

— Поймите, — продолжал он. — На этой планете он остался единственным, которому вы хоть как-то нужны. Сумеете ли вы воспользоваться ситуацией… и захотите ли… уже не мое дело.

Моро пошел на поправку очень быстро, и это его обрадовало — худшей пытки чем валяться в постели и предаваться воспоминаниям, он не мог бы и сам придумать. Эйдетическая память имеет свои очень неприятные стороны — например, постоянный соблазн возвращаться к тому, что прошло невозвратимо… Не нужно было заказывать эту модификацию. Дурак…

Они прошли все двадцать девять туннелей и вычистили по дороге два гнезда. На третьем вышла неприятность — это была маленькая, но достаточно хорошо организованная банда, в которую входили два морлока класса «Аякс». Во главе банды стоял какой-то бывший космоход, объявленный вне закона, а морлоки, по всей видимости, были его. Банду удалось подавить — но все трое при этом были ранены, и Моро — тяжелее всех: сначала ему досталось очень крепкой дубиной по шлему, потом той же дубиной ему сломали плечо, а пока он валялся, в паховое сочленение доспеха сунули заточку. Рана была поверхностной, но в очень неудобном для перевязки и очень кровоточивом месте — как раз над лобковой костью. По дороге в манор он потерял много крови, а Эш, сволочь, не торопился поднимать его на ноги, ссылаясь на сильное сотрясение мозга.

Останков Дика они не нашли. Кости в логовах принадлежали в основном молодым гемам, частью — полугемам. Друг друга мародеры тоже ели, так как постоянно дрались из-за территорий, дрались насмерть — ну, не пропадать же добру…

Пока ты не нашел труп, — учили синоби, — не говори, что человек мертв. Да, само по себе то, что они не нашли костей — ничего не значило… Но если только надежда не дает сойти с ума — то почему от нее нужно отказываться?

В таком состоянии его и нашел приказ тайсёгуна Рива. Тайсёгун приказывал Моро явиться в его резиденцию в космопорте Лагаш.

В Высоких Доках космопорта от него шарахались как от прокаженного. Немилость леди Альберты — тоже своего рода заразная болезнь (а в эти две недели состоялась ее инаугурация в качестве цукино-сёгуна). Дежурный адъютант деревянным голосом сказал: